Часть вторая. СТАНОВЛЕНИЕ
Глава первая. Начало восхождения
«Океанский патруль»
«Как и большинство писателей, пришедших в литературу из сырых фронтовых траншей и со скользких корабельных палуб, я знал, что надо писать, но не всегда понимал, как надо писать…
Всегда считал себя в литературе человеком случайным, ибо ни учёбой, ни воспитанием не был подготовлен к общению с деликатным пером», — писал Валентин Пикуль в своей биографии.
Первый роман Пикуля «За морем — солнце» — «сбился с курса», он садится за второй — «Океанский патруль», надолго уйдя в «подполье».
Война всё ещё жила в нём и кровоточила как незаживающая рана. Пикуль всегда считал себя литератором, которого родила война, а флот сформировал его характер.
Медики говорят, что в организме и в характере человека есть железо, Пикулю в этот период было необходимо не только железо, но и сталь.
С чего начать роман и чему его посвятить? — раздумывал автор.
Конечно же, в первую очередь нужно изучить историю и описать события тех мест, где воевал в годы юности.
Пикуль сел за изучение истории Севера…
«Много веков назад на безлюдные берега Студёного моря пришли из Господина Великого Новгорода смелые и храбрые воины — русичи. Застучали топоры, запели свои песни пилы и — вырастали на берегу моря дома. Земля, освоенная русичами в те далёкие времена, эта земля стала в годы Великой Отечественной войны местом страшных сражений».
Сам автор об этом трудном времени вспоминал: «Я даже растерялся немного: так богата, красочна и увлекательна была история Русского Севера. Да и царедворцев влекла эта загадочная северная земля: Пётр Великий трижды побывал на Севере».
На пути изучения истории Севера Пикуль столкнулся с жизнью удивительного человека: учёного, географа, мецената — Михаила Константиновича Сидорова. Идея написать об этом целеустремлённом человеке, желавшем освоить весь Русский Север, захватывает его. На какой-то срок времени он оставляет работу над «Патрулём» и занимается изучением трудов учёного. Много конспектирует.
Великий путешественник П. П. Семёнов-Тян-Шанский заслуги Михаила Константиновича Сидорова оценил таким образом: «Членами Русского географического общества являются и султан турецкий, и герцог Эдинбургский, и великие князья с их княгинями. Но один господин Сидоров стоит всех коронованных особ. Он осыпал русскую географию своим червонным золотом, его жизнь, его романтика зовут русскую жизнь на Север…»
Пикуля звала на Север не романтика, а его история и его настоящее. Однако начатый роман о М. К. Сидорове не состоялся: архивы учёного ещё не были разобраны. Роман, к сожалению, был отложен в сторону. Но личность Сидорова, его деяния преследуют писателя долгие годы! И в дальнейшем мы ещё встретимся с М. К. Сидоровым — Валентин Пикуль напишет о нём миниатюру.
Работая над романом «Океанский патруль», Пикуль одновременно изучал финский язык, чтобы более основательно понять события на финском театре военных действий. Позднее знание финского языка поможет ему при переводе стихов знаменитого финско-шведского поэта Йохана Людвига Рунеберга.
«Роман шёл трудно, с надрывами, в муках и противоречиях, постоянных сомнениях — уж слишком он многопланов. В нём переплетаются сразу пять ведущих сюжетных линий: советская, финская, немецкая, норвежская и союзная».
Работа над романом шла к завершению, когда одно из занятий литературного объединения посетил Андрей Александрович Хршановский — главный редактор Ленинградского отделения издательства «Молодая гвардия». Перелистал одну, вторую, третью рукопись, неожиданно для всех, он остановил своё внимание на одной из них. Бегло прочитав несколько страниц, он произнёс: «Вот этот человек будет писать!» Это была рукопись Валентина Пикуля.
Наверное, это самая большая похвала, какую слышал Валентин за всю свою литературную жизнь. В следующую пятницу Андрей Александрович пригласил автора на собеседование. Молодой прозаик принёс разбухшую черновую рукопись романа. Ознакомившись с ней, Хршановский, сам фронтовик, дал рукописи зелёную улицу. Валентину Пикулю шёл 23-й год, когда Андрей Александрович заключил с ним договор на издание романа «Океанский патруль».
Андрей Александрович был не только умным руководителем, открывшим многим начинающим литераторам путь в литературный мир, но и человеком «смелых, рискованных решений. Добровольцем ушёл в лыжный батальон в Финскую кампанию. Был армейским спортсменом. С Финской кампании органически вошёл в войну Отечественную, прошёл всю, вырос из рядового в молодого подполковника».
Именно от Хршановского Пикуль перенял «честное отношение к работе, любовь к самостоятельному мышлению, умение оставаться самим собой», не обращая внимания на критику, пробивать дорогу и идти своим путём.
Когда Валентин познакомился с ним, Андрей Александрович был женат вторично и с гордостью носил значок мастера спорта по альпинизму. Сердечный приступ свёл его в могилу. Он умер от инфаркта на носилках в приёмном отделении больницы, пока на него заполняли карточку болезни.
Узнав о преждевременном уходе из жизни своего учителя, Валентин посвятил Андрею Александровичу одну из самых удачных, как считал писатель, книг — роман-хронику «Из тупика»: «Я писал эту книгу, часто и подолгу думая о моём друге — Андрее Александровиче Хршановском. Он был редактором моей первой книги и стал моим другом. Его памяти светлой для меня и для многих, я и посвящаю этот роман, который он уже никогда не прочтёт».
Вернёмся к роману «Океанский патруль». Одного одобрения рукописи главным редактором недостаточно, необходимо ещё было получить разрешение цензуры. Она в советские времена работала чётко. Горлит, Главлит рукопись не пропустили. Осталась последняя надежда на военного цензора, — капитана 1 ранга Николая Петровича Шерстнё-ва, сумевшего в молодом человеке увидеть и распознать талант. Этот смелый человек дал роману путёвку в жизнь, посоветовав убрать со страниц рукописи часть материала об Урхо Кекконене. Но это, как говорится, было уже делом техники.
Сергей Воронин впоследствии так опишет свою первую встречу с Валентином Пикулем: «Помню, собрались мы, молодые писатели, на очередное занятие нашего литературного объединения при Ленинградском отделении издательства “Молодая гвардия” и только начали обсуждать чью-то рукопись, как открылась дверь и вошёл главный редактор издательства Андрей Александрович Хршановский со светловолосым пареньком и попросил разрешения дать этому пареньку прочитать отрывок из своей рукописи…
Паренёк сел за стол, положил на него довольно объёмистую рукопись. Мы тяжело вздохнули — не верили тем, кто начинал свой путь в литературу вот с таких “кирпичей”. На рассказе, на малой форме надо учиться мастерству, — так думали мы… И уже с первых прочтённых страниц стало ясно: зря мы опасались. Перед нами зримо встали картины сурового Баренцева моря, с его седыми взлохмаченными волновскидами, и боевые корабли на нём, и ожесточённые бои наших советских матросов с немецкими захватчиками…
До сих пор в памяти сцена захоронения на эсминце. Сброшенный в воду в парусиновом мешке, погружается погибший матрос, идя ко дну, вначале быстро, затем всё медленнее, и вот уже на какой-то глубине погружение замедляется, останавливается. И так он будет стоять, не дойдя до дна, до земли….
Сколько времени продолжалось чтение? Час? Два? Мы были потрясены!
Паренька звали Валентин Пикуль. Читал он отрывок из романа “Океанский патруль”».
«Океанский патруль», объёмом 50 авторских листов, увидел свет только весной 1954 года. Молодому автору шёл тогда 26-й год. Это было его первое покушение на роль профессионального литератора. Он отлично помнил запах типографской краски книги и эту непередаваемую, радостную и волнующую тайну печатных листов.
«Я шёл по Невскому, прижимая к груди “Океанский патруль”, и думал: почему люди на меня не смотрят и не улыбаются мне? Неужели они не знают, что эту книгу написал я. Я — самый счастливый человек на свете!»
Своего первенца Пикуль посвятил «Памяти друзей-юнг, павших в боях с врагами, и светлой памяти воспитавшего их капитана первого ранга Николая Юрьевича Авраамова».
Критика в основном положительно оценила пробу пера, а читатели встретили роман восторженно. По читательской почте видно, что многих мальчишек увлекли в морские дали — романтика и героические будни «Океанского патруля». Роман искренен, он учит мужеству, стойкости и преданности родине.
С большой надеждой на успех писателя в будущем отметили появление нового молодого автора и старшие коллеги по литературному цеху.
Знаменитый писатель-маринист Георгий Скульский на страницах центральной военной газеты «Красная звезда» писал: «Роман Валентина Пикуля “Океанский патруль” увлекает читателя с первых страниц и до последних держит его внимание в неослабевающем напряжении. Автор любит море любовью мужественной и высокой. Чем трудней и опасней морские пути, тем желанней они для героев его книги. Сами герои — люди цельные, волевые, суровые… Характеры их раскрываются в обстоятельствах, типичных для военного времени, в ситуациях опасных, напряжённых…
Автор написал первую большую книгу. Он искренен, несомненно, талантлив, но мастерство его ещё требует совершенствования…»
Спустя месяц после выхода «Океанского патруля» из секретариата Ленинградского отделения Союза писателей Валентин Пикуль получил письмо:
«Уважаемый Валентин Саввович! (Так в тексте письма. — А. П.)
Объявлен очередной набор слушателей на Высшие литературные курсы при литературном институте им. А. М. Горького.
Ленинградское отделение Союза писателей СССР предлагает Вам поступить на эти курсы.
Просим 18 апреля в 3 часа зайти к референту Ленинградского отделения Союза писателей СССР Г. С. Семёнову по вопросу поступления на Высшие литературные курсы. Зав. секретариатом Лен. отд. Союза писателей СССР — М. Под-рядчикова».
Было ещё одно предложение — поступить в Литературный институт им. А. М. Горького. Ответственный секретарь приемной комиссии Бондарёва в письме от 2 июня 1954 года писала Пикулю: «Было бы хорошо, если бы Вы прислали нам свой “Океанский патруль” и другие произведения, если они есть в рукописи (на машинке), а также заявление о приёме в институт, автобиографию, 4 фотокарточки, любой возможный документ об образовании и справки о здоровье, местожительстве и отношении к воинской повинности».
Теперь некоторые авторы мемуаров пишут, что Пикуль сам просил принять его в Литературный институт и на Высшие литературные курсы. Так почему же он не пошёл? Ведь его приглашали и не предъявляли никаких особых требований, ни сдачи экзаменов (экзамен сдан — вышел роман), а просили прислать только документы и «Океанский патруль».
Пикуль не пошёл на встречу к референту Г. Семёнову, не ответил на письмо ответственного секретаря приемной комиссии Литинститута. В этих обращениях он увидел, что его хотят «приручить», «подстричь под одну гребёнку» и «заставить ходить по струнке».
— Я хочу изучать то, что мне интересно, а не то, чему учат в институте. Этого не будет. Я не хочу писать под диктовку… В прежние времена не учили писать, а какие мастера выходили… Вспомните врача Чехова, инженера Достоевского, офицера-артиллериста Л. Толстого… Самому надо иметь голову на плечах и учиться, тогда, может быть, и какой-то толк будет.
А сам автор впоследствии сурово оценил свой первый опыт: «Это не было моей удачей, много длиннот, рыхлость, избыток сюжетных линий, — всё это усложняет чтение. Это — пример того, как не надо писать».
Со временем Пикуль хотел переработать роман, но, прочитав его, отложил в сторону. «Мне легче написать ещё роман, чем ворошить старое, — резюмировал он».
Волна славы впервые коснулась Валентина. Из Ленинграда слава о рождении нового таланта пошла «по всей Руси великой…»
На какое-то время закружилась голова от похвал, а потом охватил ужас: о чём писать дальше?
Имя Валентина Пикуля стало знаменитым в литературных кругах и среди читателей. Его стали приглашать на литературные встречи и читательские конференции.
Во время одной из таких конференций в городской библиотеке Пикуль встретил свою очередную любовь. Он заметил её сразу, как только вошёл в зал. Не совсем удобно останавливать взгляд на человеке, но в одно мгновение заметил, — одета по моде, облегающее платье обтягивало её грудь, оттеняло белизну лица. Лёгкая шапочка-беретка едва надвинута на лоб. Она перелистывала его книгу, на столе лежала маленькая сумочка. После доклада о романе шло обсуждение. Пикуль записывал пожелания и замечания читателей. Неожиданно его симпатия попросила слово и стала подробно и образно характеризовать персонажей романа. Её речь была насыщена эпитетами, метафорами, прерывалась стихотворными строчками. Выступление девушки заставило Пикуля взглянуть на неё внимательнее. После конференции она подошла к Пикулю за автографом. Тогда-то он узнал, что зовут её Аней. Разговорились. Он проводил её до дома. Пикуль был застенчив с девушками, смущался, не любил и не умел рассказывать анекдоты. Он стеснялся своей наружности, а более всего — бедноты. Встречи продолжались, и была, по крайней мере так ему казалось, общая влюблённость. В Анне для Пикуля открылся новый мир красоты и совершенства. Видеть её, быть рядом, — стало для него сущей необходимостью. В один из дней Анна пригласила к себе домой. Пикуль вошёл в квартиру и сразу почувствовал, что здесь живут зажиточные хозяева. В прихожей, на подставках, стояло около двадцати пар туфель. «Разве я могу содержать в таком благополучии свою жену, если сам хожу в баретках, замазанных гуталином?» — мелькнула мысль в голове. Впрочем, войдя в комнату, Пикуль уже не думал об этом. Какое великолепие! На стенах квартиры висели подлинники картин К. Кустодиева, В. Серова, Л. Семирадского, В. Замирайло и графические портреты её родителей. Да и вся обстановка квартиры говорила о семейном благополучии.
Пикуль смотрел, нет, любовался, произведениями искусства, на какое-то мгновение забыв, что он находится не в музее.
Жизнь и материальное состояние Пикуля и после выхода своего первого романа всё ещё целиком зависело от случайных заработков и переизданий «Океанского патруля». В этот период Пикуль не мог предвидеть всех перемен и сложностей, что принесут ему последующие годы, но тем не менее спустя три месяца после их знакомства сделал Ане предложение.
Все переговоры с родителями Анна взяла на себя. Пикуль ждал. Прошло всего десять минут, ему они показались часом. В этот миг он услышал стук каблучков, напрягся, предугадывая результат приговора. Анна шла с поникшей головой.
«Всё кончено», — пронеслось в голове. Так оно и произошло. Ещё не увидев её лица и выражения глаз, он понял, что оборвалась тонкая ниточка и его последняя надежда на счастье. Родители оказались против брака с начинающим литератором. «Я тебе обо всём напишу», — сказала Анюта. И наступило молчание. Оставаться дальше вместе, выпрашивать любовь было не в характере Валентина…
Это событие в жизни писателя было отмечено вполне оригинально: он втиснул опыт своей личной жизни в рамки будущего романа, вставив письмо-объяснение Ани к нему в «Баязет»:
«Я не умею писать и говорить о том, что люблю тебя, и очень рада, что это так прекрасно… Ложусь спать, и ты рядом со мной, ты — это я, а я — это ты, и оба вместе мы могли бы быть счастливы… Как писать дальше — не знаю…
Прости меня, но мои родители против нашей свадьбы… Видимо, не судьба».
Пикуль завоевал сердце девушки, но не её родителей, а она не смела ослушаться.
Аня вскоре вышла замуж за инженера.
В любви он потерпел поражение. Осталось только одно — полностью посвятить себя литературе.
А между тем читатели всё чаще напоминали о себе. Газета «За металл» в сентябре 1956 года поместила большую статью 3. Френкеля «Читательская конференция в цехе»: «“Океанский патруль” прочитали десятки связистов. Книга родила много споров, пробудила воспоминания, заставила задуматься о тяжёлом пройденном пути. По прочтении книги возникает чувство гордости за отважных и смелых людей разных национальностей, сумевших победить чёрные силы фашизма…»
О своих впечатлениях от прочтенного романа участники поделились с автором, написав ему письмо.
Валентин Пикуль ответил:
«…Мне, как автору, было весьма приятно и лестно получить от Вас письмо, в котором Вы хвалите мой первый роман “Океанский патруль”, не свободный от серьёзных недостатков. Чтобы сохранить последовательность, аналогичную последовательности поставленных Вами вопросов, позвольте мне раздробить своё письмо на ряд пунктов.
1. Да, мне, как и Вам выпало великое счастье воевать за нашу Родину, в 1942 году, имея от роду 14 лет, я убежал из дому и плавал на эсминце в заполярных водах Баренцева моря.
2. Искать в каком-то из героев самого автора — труд бесполезный, хотя некоторые детали моих переживаний достались (вернее механически перешли) на долю С. Ряби-нина.
3. Гибель Никонова и Рябинина, показанная мною “под занавес”, не раскрыта умышленно, и, несмотря на многие нарекания по этому поводу, моменты эти пусть остаются на совести автора.
Чрезвычайно рад, что моя книга удостоилась чести быть обсуждаемой на читательской конференции Вашего коллектива…
Сейчас я работаю над историческим романом “Аракчеевщина”. Материал чрезвычайно интересен, но работа предстоит упрямая и длительная…» — заканчивает своё письмо Валентин Пикуль.
Подступы к «Аракчеевщине»
Состоять членом Союза писателей в советское время было почётно. К тому же были и привилегии: издание книг, поездки по Союзу, Дома творчества. Квартиры, дачи… — это для литературной элиты.
К чести Пикуля, никакими привилегиями он никогда не пользовался, кроме займов денег из Литературного фонда под очередной гонорар от издания книг.
После смерти И. В. Сталина в 1953 году в члены Союза писателей долго не принимали, и только в 1956-м «погнали табором всех, кто этого ждал».
На заседании секретариата, которое состоялось 11 октября 1956 года, Пикуль был принят в члены Союза писателей СССР. Писательский билет за № 1684 вручил ему секретарь Союза писателей Алексей Сурков.
С тех пор литература стала его профессиональным делом.
Приёмная комиссия спросила Пикуля: «Над чем вы работаете в настоящий период?»
И он со всей откровенностью ответил: «Над “Аракчеевщиной”».
Ответ насторожил литераторов, члены комиссии что-то переговорили между собой, но решение было единогласным: «Принять Валентина Пикуля в члены Союза советских писателей».
Поводом для работы над «Аракчеевщиной» послужил неординарный случай.
Друг по литературному объединению, Леонид Павлович Сёмин, рассказал ему о профессоре Ленинградского государственного университета Семёне Бенциановиче Окуне, который прекрасно читает лекции по истории России, словно декламирует стихи. Они отправились в университет. Прослушав лекцию профессора, «убивавшего» Павла, Пикуль загорелся желанием освоить время короткого царствования императора Павла, а затем пришедшего ему на смену сына Александра.
В какой-то мере с этим периодом истории он уже был знаком. Ещё в 1952 году Пикуль приобрёл увлекательную и интересную книгу историка Е. С. Шумигорского «Екатерина Ивановна Нелидова», в которой вскрыты тайные пружины событий русской истории конца XVIII — начала XIX века.
И Пикуль с головой погрузился в эпоху. Титульный лист сообщает нам, что роман начат в 1955 году, когда автор проживал по улице 4-я Красноармейская.
Рукопись насчитывает около сотни страниц.
Почему же столь давно начатый роман не состоялся?
Можно предположить, что в тот период молодому начинающему автору не хватило знаний и опыта для создания такого масштабного произведения, охватывающего длительный период русской истории.
Главный герой романа граф Алексей Андреевич Аракчеев, всесильный временщик при дворе Александра I, военный министр и организатор военных поселений в России. В своих руках во время царствования Александра он сосредоточил огромную власть. Докладывал обо всех происходящих событиях лично царю.
Брак с Натальей Фёдоровной Хомутовой был бездетным. От любовницы Н. Ф. Минкиной Аракчеев имел сына Михаила Андреевича Шумского, о жизни и деятельности которого Пикуль позднее написал миниатюру «Сын Аракчеева — враг Аракчеева».
Век XVIII и начало XIX столетия богаты событиями мирового масштаба.
Поэтому Пикуль был так неравнодушен к этой эпохе: впоследствии он напишет объёмный роман в двух книгах «Слово и дело», «Пером и шпагой», двухтомный «Фаворит». И когда в очередной раз Пикуль сел за неподцаю-щийся ему роман «Аракчеевщина», неожиданно ушёл из жизни профессор С. Б. Окунь, большой знаток истории, предметом исследования и любовью которого была сложная, таинственная и притягательная личность императора Павла.
Читатель В. Мицуров из Ленинграда писал Пикулю: «…очень ценил Вас покойный С. Б. Окунь, у которого я учился. Он был историком с большой буквы. Видели ли Вы недавно вышедшую его книгу — “История России. Конец XVIII — Начало XIX века», если Вы не имеете этого источника, я пришлю его Вам».
Ктшга профессора С. Б. Окуня стоит на полке библиотеки Пикуля с автографом автора.
Пикуль, знавший и общавшийся со многими историками современности, не единожды подчёркивал: «Историки по-разному относятся к моим романам, одни — принимают, другие — нет. Замечу только, что и я, как исторический романист, во многом с ними тоже не согласен. Столько вранья нагорожено иногда в трудах учёных мужей, что эти мужи потеряли моё уважение.
Когда я только входил в литературу, моим рецензентом и консультантом являлся профессор С. Б. Окунь. Он в чём-то был не согласен со мной, но издателям всегда говорил: “Исторический романист имеет право видеть событие не так, как видим мы, историки”. От себя добавлю, что историки, художники, да и геологи, наверное, имеют своё мнение об извержении Везувия, но всё-таки для нас это событие остается памятным по картине Карла Брюллова “Последний день Помпеи”».
Прошло пять лет после выхода его первенца — «Океанского патруля», а ничего нового не появилось. Нельзя сказать, что Пикуль не работал. Он пробовал себя в разных жанрах — писал стихи, пьесы, сценарии, но писал в стол. Ничего нового не появилось на страницах печати.
Все эти годы Пикуль жил на гонорары от «Океанского патруля».
В прежние времена члены союза писателей шефствовали над вооруженными силами. Кто брал пехоту, кто шефствовал над лётчиками, кто захотел чаще общаться с моряками и узнать их жизнь, кто решил ближе познакомиться с милицией.
Пикулю достался пожарный округ. Пожарный — это специалист по тушению пожаров. Пикуль дежурил при штабе Ленинградского пожарного округа через двое суток на третьи. Вместе с пожарными выезжал на тушение самых серьёзных пожаров, чаще всего связанных с преступлениями. Перед ним открылась новая область жизнедеятельности, о которой он совершенно ничего не знал. Его интерес к пожарам, как писателя, можно объяснить, как и то уважение, которое он испытывал к пожарным — людям героической профессии. С тех пор пожарное дело стало его увлечением — он начал собирать литературу, чтобы написать миниатюру об этих смелых и бесстрашных людях. Так была написана миниатюра «Куда делась наша тарелка?».
Пикулю материально жилось скромно, поэтому молодой автор подрабатывал в Союзе писателей выступлениями — в школах, пионерских лагерях, библиотеках, заводах, сельских клубах. Особенно любил встречаться с читателями в отдалённых районах страны: попутно он узнавал достопримечательности местности, посещал развалины старинных усадеб, кладбища. Почти из каждой такой поездки Пикуль привозил необходимые ему книги, которые иногда залёживались в сельских магазинах.
В декабре 1956 года проводился Всероссийский месячник по распространению книг советских писателей. В течение этого месяца в городах и сёлах устраивались книжные базары, оформлялись книжные выставки, устраивались встречи с читателями. Поэт П. Кустов и прозаик В. Пикуль были направлены в самый отдалённый, граничащий с Финляндией, Лесогорский район.
«Вечером фойе и просторный зал Дома культуры были переполнены. Книжная торговля с первых минут пошла бойко… Потом перешли в зрительный зал. Кустов читал стихи, Пикуль — отрывки из романа “Океанский патруль”. Контакт со зрительным залом установился быстро…»
На следующий день выступали перед старшеклассниками Лесогорской средней школы, а вечером — в Светогорске — городе бумажников и энергетиков…»
Путешествия по городам и весям и встречи с читателями продолжались на протяжении нескольких лет. А в это время его первенец «Океанский патруль» быстро и успешно завоёвывал сердца читателей.
В новогодние дни 1961 года газета «Рыбный Мурман» рассказывала о писателях, — авторах книг о рыбаках: М. Зла-тогорове «Море слабых не любит», И. Портнягине «Опасное плавание» и В. Пикуле и его «Океанском патруле» и просила их поделиться своими планами.
Ответ Валентина Пикуля, в частности, гласил:
«…Я благодарен редакции газеты “Рыбный Мурман” — газеты людей рискованного труда — благодарен за то, что она предложила мне накануне нового года сказать вам несколько слов. В письме ко мне редакция отметила, что мурманчане и промысловики знакомы с моим романом “Океанский патруль”. Это меня порадовало, хотя я знаю — читатель, живущий в Заполярье, отнёсся к моему роману гораздо строже, нежели столичная критика…
Так уж принято, вступая в Новый год, оглянуться на прошедший и наметить планы на будущее. Конечно, у каждого из Вас большие планы, связанные с планом корабля… или того предприятия, на котором Вы трудитесь. Мои же планы несравненно меньше. Они ограничиваются лишь тем производством, которое вмещается во мне самом. Сейчас я готовлю к выходу в свет издание нового романа “Баязет” (исторического романа о Востоке). Но не теряю надежды в скором времени вернуться к теме Заполярья, только уже мирного Заполярья. Что это будет — роман, повесть, киносценарий? — я пока не знаю. Но твёрдо знаю одно — в этой вещи будет говориться о рыбаках Мурмана…»
Обещание, данное читателям, Валентин выполнил: он написал два романа о событиях на Севере — «Из тупика» и «Реквием каравану PQ-17», об исторических событиях двух мировых войн и киносценарий «Солёная дорога» — о рыбаках.
Полоса метаний и поисков смысла жизни продолжалась у Пикуля долго: целых семь лет. Ничто не удовлетворяло молодого ищущего человека. Он старался написать что-то неординарное, захватывающее душу и сердце, но у него ничего не получалось, пока не окунулся в историю. Сам писатель признавался: «В молодости я жил без цели и плана, вёл легкую, даже легкомысленную жизнь — дружба, любовь, увлечение, — всё было, друзья и приятели, стремились ко мне с распростёртыми объятиями до тех пор, пока я не сел серьёзно за работу. Как только я углубился в историю, занялся самообразованием, — многие приятели стали врагами, называя графоманом и бездарностью».
Да и у критиков и литературных чиновников по ранжиру Пикуль не принадлежал к писателям первого ряда. Ведь «классиков» делают критики и литературоведы, а к нему они всегда находились в оппозиции. Зато у читателей Пикуль был и остаётся до сих пор — всегда на передовой.
Выход «Океанского патруля» стал для писателя сигналом боевой тревоги, которую он слышал всю жизнь…
Друзья-приятели юности
«В пору вхождения в литературу знакомых по литературному цеху было много.
В литературном объединении особенно близко сошлись с Виктором Конецким, Виктором Курочкиным, бывшим фронтовиком-танкистом. Мы любили поговорить о славе, о литературе, но не о женщинах, всё у нас было начистоту».
Как видим из признания самого писателя — не так уж много было настоящих друзей у Пикуля, если не считать друзей детства и школьных. Студентом он не был, литературных институтов не кончал, а самые надёжные друзья были среди юнгашей. Эти друзья оставили глубокий след в его душе: с ними в годы войны он прошёл и огонь, и воду, наматывая «горбатые» мили, где их постоянно поджидали подводные лодки противника, вражеские самолёты, — с ними делил кусок хлеба, от них видел помощь и взаимопонимание.
Время доказало, что юнги выдержали проверку дружбы на прочность.
Но жизнь не стояла на месте. Годы летели, и появились новые друзья по литературному цеху.
В Ленинградском отделении Союза писателей, располагавшемся в особняке, на улице Воинова, 18, в 1956 году состоялось совещание молодых писателей. Пикуль принимал участие в его работе.
Творческая дружба связала Пикуля с поэтом и морским офицером Михаилом Дмитриевичем Волковым и прозаиком Севером Феликсовичем Гонсовским. Знакомство переросло в дружбу и имело благожелательные последствия. Именно Север Гонсовский, в ту пору уже знаменитый писатель, познакомил Валентина со своей сестрой — Вероникой Феликсовной Чугуновой (Гонсовской), которая в марте 1958 году станет его женой.
Но самыми близкими в этот период друзьями и на долгие годы станут два Виктора — Конецкий и Курочкин.
Знавший Виктора Конецкого по училищу, автор «Океанского патруля» привёл в 1955 году демобилизованного с флота бывшего однокурсника, носившего тогда ещё отцовскую фамилию — Штемберг, в литературное объединение при издательстве «Молодая гвардия». Успехи молодого начинающего литератора быстро пошли в гору. В первое время Виктор специализировался не только на рассказах, но больше всего в написании сценариев и в этом деле достиг совершенства.
Занимаясь у Всеволода Рождественского, они представляли собой «тройственное согласие», для того чтобы в трудную минуту жизни поддержать друг друга.
Трудно сейчас сказать, кто дал им прозвище «Три мушкетёра», но это меткое выражение «приклеилось» к ним и определяло их поведение: «Но кто из нас кто, мы так и не знали». Эту знаменитую тройку «Мушкетёров» часто видели в ресторане Союза писателей, в кафе и в закусочных. Нередко они собирались у Валентина, в его «скворечнике» на 4-й Красноармейской, обсуждали планы, шутили, острили, разыгрывали друг друга. Выпивали, порой крепко. Поведение трёх молодых людей, сжигающих молодые талантливые силы, было вынесено на обсуждение секретариата Союза писателей. Руководивший в тот период организацией Александр Прокофьев поставил вопрос об отчислении «Мушкетёров» из Союза. Но многие члены писателей, сами грешившие пристрастием к спиртному, проголосовали против исключения. «Мушкетёров» пожурили, сделали предупреждение и оставили членами писательской организации.
После разборки в Союзе писателей Витя Курочкин сказал: «Это мероприятие надо отметить». Ни у кого в кармане не было и «колотого гроша». Витя Конецкий снял с руки часы и сказал: «Подождите, ребята, я сейчас вернусь». И помчался на Лиговку. Минут через 15 он вернулся повеселевший:
— Пошли, ребята, обмоем тёплые речи наших наставников.
Время «мушкетёрства» описано Виктором Курочкиным в рассказе «Кефирные сны».
Однажды Всеволод Александрович посоветовал Пикулю: «Вы и Ваши легковерные друзья губите в себе таланты. Я бы, как Ваш наставник и старший товарищ, посоветовал Вам отойти от них и идти своей дорогой».
В одном из многочисленных интервью Валентин скажет: «Я, по крайней мере, никогда не ощущал такого полного доверия и понимания ни у кого, кроме Конецкого и Курочкина». Но это было в часы их творческого становления.
Нелёгкая доля выпала на всех троих.
Все трое пережили страшную зиму ленинградской блокады. А Витя Курочкин вместе с отцом трудился на заводе.
После смерти отца в 1942 году и прорыва блокады он был эвакуирован в Ульяновск, где окончил танковое училище. Воевал лейтенант Курочкин на Курской дуге, форсировал Днепр и Вислу…
Вышедшая из-под его пера повесть о танкистах «На войне как на войне» ошеломила читателей талантливо выписанной правдой. Повесть удачно экранизирована и имеет большой успех у зрителей.
Виктор Конецкий поддерживал более тесные связи с Пикулем не только в Ленинграде, но и в Риге, забегая перед очередным рейсом на огонёк.
Продолжим разговор о друзьях-приятелях. Общую симпатию питали друг к другу Валентин и Леонид Павлович Сёмин. В прошлом Леонид испил горькую чашу узника Освенцима, Маутхаузена и Майданека. Совершил три побега из немецких лагерей.
Леонид Сёмин прошел не только немецкие, но и сталинские лагеря. Об этом он написал в книге воспоминаний.
Дороги друзей расходились всё дальше и дальше… В 1962 году в связи с переездом Пикуля в Ригу Леонид Сёмин, Виктор Курочкин и Валентин расстались, как показало время — навсегда. Редкие предновогодние поздравления направляли друг другу, но Пикуль предчувствовал, что с Леонидом что-то происходит. И это оказалось правдой.
Листая страницы журнала «Аврора», Валентин наткнулся на повесть «Горбатый стакан». Прочитал. Тогда-то Пикуль и понял, что Леонид попал в беду, имя которой пьянство. Как оказалось, вино и талант — несовместимы. Он верил в Леонида, но в данном случае «горбатый стакан» оказался сильней. И в 1982 году ушёл из жизни, сгинул этот незаурядный талант.
Валентин вспоминал: «Если была бы нормальная семейная обстановка, Лёнька выкарабкался бы из этой ямы — он сильный, но к этому зелью пристрастилась и жена… И погиб талантливый писатель — смелый, принципиальный и добрый человек»…
Целых семь лет потребовалось Пикулю, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее первый роман от второго. Для писателя — это большой срок. Сколько бы он мог создать произведений за этот период! А как много разочарований было в жизни, вплоть до вывода: взялся не за своё дело, только начав писать, — исписался.
На многих совещаниях говорилось о нём как о подающим большие надежды молодом писателе.
Анализируя эту ситуацию, писатель Владимир Дягилев пишет: «Почему же у нас всё ещё мало молодых писателей? Почему юный Шолохов был уже писателем? Почему “Брага” и “Орда” двадцатипятилетнего Тихонова волновали сердца читателей? Почему молодой Фадеев написал свой замечательный “Разгром”, сразу же был признан и зачислен в семью советских литераторов? И почему теперь писателями становятся те, кому за тридцать?..
Неужто оскудела талантами земля русская? И это не так…
Конечно, хорошо, когда первая книга становится заметным произведением. Бывает, что первая книга — лучшая книга автора. Но чаще всего автор растёт от книги к книге. Или вдруг совершает неожиданный творческий взлёт. Вот и надо подбодрить его вовремя, не дать разувериться в своих силах, не дать молодому автору постареть…
Ленинградец Валентин Пикуль много лет работал и ждал опубликования своего романа “Океанский патруль”. И лишь через два с половиной года после появления этой хорошей книги был принят в союз…»
Ни одна книга не проходит бесследно для писателя — каждая из них оставляет зарубку на сердце, каждая составляет свою веху в жизни.
Тему для нового романа Пикуль нашел совсем неожиданно: ему подсказала её недавняя история.
«Океанский патруль»
«Как и большинство писателей, пришедших в литературу из сырых фронтовых траншей и со скользких корабельных палуб, я знал, что надо писать, но не всегда понимал, как надо писать…
Всегда считал себя в литературе человеком случайным, ибо ни учёбой, ни воспитанием не был подготовлен к общению с деликатным пером», — писал Валентин Пикуль в своей биографии.
Первый роман Пикуля «За морем — солнце» — «сбился с курса», он садится за второй — «Океанский патруль», надолго уйдя в «подполье».
Война всё ещё жила в нём и кровоточила как незаживающая рана. Пикуль всегда считал себя литератором, которого родила война, а флот сформировал его характер.
Медики говорят, что в организме и в характере человека есть железо, Пикулю в этот период было необходимо не только железо, но и сталь.
С чего начать роман и чему его посвятить? — раздумывал автор.
Конечно же, в первую очередь нужно изучить историю и описать события тех мест, где воевал в годы юности.
Пикуль сел за изучение истории Севера…
«Много веков назад на безлюдные берега Студёного моря пришли из Господина Великого Новгорода смелые и храбрые воины — русичи. Застучали топоры, запели свои песни пилы и — вырастали на берегу моря дома. Земля, освоенная русичами в те далёкие времена, эта земля стала в годы Великой Отечественной войны местом страшных сражений».
Сам автор об этом трудном времени вспоминал: «Я даже растерялся немного: так богата, красочна и увлекательна была история Русского Севера. Да и царедворцев влекла эта загадочная северная земля: Пётр Великий трижды побывал на Севере».
На пути изучения истории Севера Пикуль столкнулся с жизнью удивительного человека: учёного, географа, мецената — Михаила Константиновича Сидорова. Идея написать об этом целеустремлённом человеке, желавшем освоить весь Русский Север, захватывает его. На какой-то срок времени он оставляет работу над «Патрулём» и занимается изучением трудов учёного. Много конспектирует.
Великий путешественник П. П. Семёнов-Тян-Шанский заслуги Михаила Константиновича Сидорова оценил таким образом: «Членами Русского географического общества являются и султан турецкий, и герцог Эдинбургский, и великие князья с их княгинями. Но один господин Сидоров стоит всех коронованных особ. Он осыпал русскую географию своим червонным золотом, его жизнь, его романтика зовут русскую жизнь на Север…»
Пикуля звала на Север не романтика, а его история и его настоящее. Однако начатый роман о М. К. Сидорове не состоялся: архивы учёного ещё не были разобраны. Роман, к сожалению, был отложен в сторону. Но личность Сидорова, его деяния преследуют писателя долгие годы! И в дальнейшем мы ещё встретимся с М. К. Сидоровым — Валентин Пикуль напишет о нём миниатюру.
Работая над романом «Океанский патруль», Пикуль одновременно изучал финский язык, чтобы более основательно понять события на финском театре военных действий. Позднее знание финского языка поможет ему при переводе стихов знаменитого финско-шведского поэта Йохана Людвига Рунеберга.
«Роман шёл трудно, с надрывами, в муках и противоречиях, постоянных сомнениях — уж слишком он многопланов. В нём переплетаются сразу пять ведущих сюжетных линий: советская, финская, немецкая, норвежская и союзная».
Работа над романом шла к завершению, когда одно из занятий литературного объединения посетил Андрей Александрович Хршановский — главный редактор Ленинградского отделения издательства «Молодая гвардия». Перелистал одну, вторую, третью рукопись, неожиданно для всех, он остановил своё внимание на одной из них. Бегло прочитав несколько страниц, он произнёс: «Вот этот человек будет писать!» Это была рукопись Валентина Пикуля.
Наверное, это самая большая похвала, какую слышал Валентин за всю свою литературную жизнь. В следующую пятницу Андрей Александрович пригласил автора на собеседование. Молодой прозаик принёс разбухшую черновую рукопись романа. Ознакомившись с ней, Хршановский, сам фронтовик, дал рукописи зелёную улицу. Валентину Пикулю шёл 23-й год, когда Андрей Александрович заключил с ним договор на издание романа «Океанский патруль».
Андрей Александрович был не только умным руководителем, открывшим многим начинающим литераторам путь в литературный мир, но и человеком «смелых, рискованных решений. Добровольцем ушёл в лыжный батальон в Финскую кампанию. Был армейским спортсменом. С Финской кампании органически вошёл в войну Отечественную, прошёл всю, вырос из рядового в молодого подполковника».
Именно от Хршановского Пикуль перенял «честное отношение к работе, любовь к самостоятельному мышлению, умение оставаться самим собой», не обращая внимания на критику, пробивать дорогу и идти своим путём.
Когда Валентин познакомился с ним, Андрей Александрович был женат вторично и с гордостью носил значок мастера спорта по альпинизму. Сердечный приступ свёл его в могилу. Он умер от инфаркта на носилках в приёмном отделении больницы, пока на него заполняли карточку болезни.
Узнав о преждевременном уходе из жизни своего учителя, Валентин посвятил Андрею Александровичу одну из самых удачных, как считал писатель, книг — роман-хронику «Из тупика»: «Я писал эту книгу, часто и подолгу думая о моём друге — Андрее Александровиче Хршановском. Он был редактором моей первой книги и стал моим другом. Его памяти светлой для меня и для многих, я и посвящаю этот роман, который он уже никогда не прочтёт».
Вернёмся к роману «Океанский патруль». Одного одобрения рукописи главным редактором недостаточно, необходимо ещё было получить разрешение цензуры. Она в советские времена работала чётко. Горлит, Главлит рукопись не пропустили. Осталась последняя надежда на военного цензора, — капитана 1 ранга Николая Петровича Шерстнё-ва, сумевшего в молодом человеке увидеть и распознать талант. Этот смелый человек дал роману путёвку в жизнь, посоветовав убрать со страниц рукописи часть материала об Урхо Кекконене. Но это, как говорится, было уже делом техники.
Сергей Воронин впоследствии так опишет свою первую встречу с Валентином Пикулем: «Помню, собрались мы, молодые писатели, на очередное занятие нашего литературного объединения при Ленинградском отделении издательства “Молодая гвардия” и только начали обсуждать чью-то рукопись, как открылась дверь и вошёл главный редактор издательства Андрей Александрович Хршановский со светловолосым пареньком и попросил разрешения дать этому пареньку прочитать отрывок из своей рукописи…
Паренёк сел за стол, положил на него довольно объёмистую рукопись. Мы тяжело вздохнули — не верили тем, кто начинал свой путь в литературу вот с таких “кирпичей”. На рассказе, на малой форме надо учиться мастерству, — так думали мы… И уже с первых прочтённых страниц стало ясно: зря мы опасались. Перед нами зримо встали картины сурового Баренцева моря, с его седыми взлохмаченными волновскидами, и боевые корабли на нём, и ожесточённые бои наших советских матросов с немецкими захватчиками…
До сих пор в памяти сцена захоронения на эсминце. Сброшенный в воду в парусиновом мешке, погружается погибший матрос, идя ко дну, вначале быстро, затем всё медленнее, и вот уже на какой-то глубине погружение замедляется, останавливается. И так он будет стоять, не дойдя до дна, до земли….
Сколько времени продолжалось чтение? Час? Два? Мы были потрясены!
Паренька звали Валентин Пикуль. Читал он отрывок из романа “Океанский патруль”».
«Океанский патруль», объёмом 50 авторских листов, увидел свет только весной 1954 года. Молодому автору шёл тогда 26-й год. Это было его первое покушение на роль профессионального литератора. Он отлично помнил запах типографской краски книги и эту непередаваемую, радостную и волнующую тайну печатных листов.
«Я шёл по Невскому, прижимая к груди “Океанский патруль”, и думал: почему люди на меня не смотрят и не улыбаются мне? Неужели они не знают, что эту книгу написал я. Я — самый счастливый человек на свете!»
Своего первенца Пикуль посвятил «Памяти друзей-юнг, павших в боях с врагами, и светлой памяти воспитавшего их капитана первого ранга Николая Юрьевича Авраамова».
Критика в основном положительно оценила пробу пера, а читатели встретили роман восторженно. По читательской почте видно, что многих мальчишек увлекли в морские дали — романтика и героические будни «Океанского патруля». Роман искренен, он учит мужеству, стойкости и преданности родине.
С большой надеждой на успех писателя в будущем отметили появление нового молодого автора и старшие коллеги по литературному цеху.
Знаменитый писатель-маринист Георгий Скульский на страницах центральной военной газеты «Красная звезда» писал: «Роман Валентина Пикуля “Океанский патруль” увлекает читателя с первых страниц и до последних держит его внимание в неослабевающем напряжении. Автор любит море любовью мужественной и высокой. Чем трудней и опасней морские пути, тем желанней они для героев его книги. Сами герои — люди цельные, волевые, суровые… Характеры их раскрываются в обстоятельствах, типичных для военного времени, в ситуациях опасных, напряжённых…
Автор написал первую большую книгу. Он искренен, несомненно, талантлив, но мастерство его ещё требует совершенствования…»
Спустя месяц после выхода «Океанского патруля» из секретариата Ленинградского отделения Союза писателей Валентин Пикуль получил письмо:
«Уважаемый Валентин Саввович! (Так в тексте письма. — А. П.)
Объявлен очередной набор слушателей на Высшие литературные курсы при литературном институте им. А. М. Горького.
Ленинградское отделение Союза писателей СССР предлагает Вам поступить на эти курсы.
Просим 18 апреля в 3 часа зайти к референту Ленинградского отделения Союза писателей СССР Г. С. Семёнову по вопросу поступления на Высшие литературные курсы. Зав. секретариатом Лен. отд. Союза писателей СССР — М. Под-рядчикова».
Было ещё одно предложение — поступить в Литературный институт им. А. М. Горького. Ответственный секретарь приемной комиссии Бондарёва в письме от 2 июня 1954 года писала Пикулю: «Было бы хорошо, если бы Вы прислали нам свой “Океанский патруль” и другие произведения, если они есть в рукописи (на машинке), а также заявление о приёме в институт, автобиографию, 4 фотокарточки, любой возможный документ об образовании и справки о здоровье, местожительстве и отношении к воинской повинности».
Теперь некоторые авторы мемуаров пишут, что Пикуль сам просил принять его в Литературный институт и на Высшие литературные курсы. Так почему же он не пошёл? Ведь его приглашали и не предъявляли никаких особых требований, ни сдачи экзаменов (экзамен сдан — вышел роман), а просили прислать только документы и «Океанский патруль».
Пикуль не пошёл на встречу к референту Г. Семёнову, не ответил на письмо ответственного секретаря приемной комиссии Литинститута. В этих обращениях он увидел, что его хотят «приручить», «подстричь под одну гребёнку» и «заставить ходить по струнке».
— Я хочу изучать то, что мне интересно, а не то, чему учат в институте. Этого не будет. Я не хочу писать под диктовку… В прежние времена не учили писать, а какие мастера выходили… Вспомните врача Чехова, инженера Достоевского, офицера-артиллериста Л. Толстого… Самому надо иметь голову на плечах и учиться, тогда, может быть, и какой-то толк будет.
А сам автор впоследствии сурово оценил свой первый опыт: «Это не было моей удачей, много длиннот, рыхлость, избыток сюжетных линий, — всё это усложняет чтение. Это — пример того, как не надо писать».
Со временем Пикуль хотел переработать роман, но, прочитав его, отложил в сторону. «Мне легче написать ещё роман, чем ворошить старое, — резюмировал он».
Волна славы впервые коснулась Валентина. Из Ленинграда слава о рождении нового таланта пошла «по всей Руси великой…»
На какое-то время закружилась голова от похвал, а потом охватил ужас: о чём писать дальше?
Имя Валентина Пикуля стало знаменитым в литературных кругах и среди читателей. Его стали приглашать на литературные встречи и читательские конференции.
Во время одной из таких конференций в городской библиотеке Пикуль встретил свою очередную любовь. Он заметил её сразу, как только вошёл в зал. Не совсем удобно останавливать взгляд на человеке, но в одно мгновение заметил, — одета по моде, облегающее платье обтягивало её грудь, оттеняло белизну лица. Лёгкая шапочка-беретка едва надвинута на лоб. Она перелистывала его книгу, на столе лежала маленькая сумочка. После доклада о романе шло обсуждение. Пикуль записывал пожелания и замечания читателей. Неожиданно его симпатия попросила слово и стала подробно и образно характеризовать персонажей романа. Её речь была насыщена эпитетами, метафорами, прерывалась стихотворными строчками. Выступление девушки заставило Пикуля взглянуть на неё внимательнее. После конференции она подошла к Пикулю за автографом. Тогда-то он узнал, что зовут её Аней. Разговорились. Он проводил её до дома. Пикуль был застенчив с девушками, смущался, не любил и не умел рассказывать анекдоты. Он стеснялся своей наружности, а более всего — бедноты. Встречи продолжались, и была, по крайней мере так ему казалось, общая влюблённость. В Анне для Пикуля открылся новый мир красоты и совершенства. Видеть её, быть рядом, — стало для него сущей необходимостью. В один из дней Анна пригласила к себе домой. Пикуль вошёл в квартиру и сразу почувствовал, что здесь живут зажиточные хозяева. В прихожей, на подставках, стояло около двадцати пар туфель. «Разве я могу содержать в таком благополучии свою жену, если сам хожу в баретках, замазанных гуталином?» — мелькнула мысль в голове. Впрочем, войдя в комнату, Пикуль уже не думал об этом. Какое великолепие! На стенах квартиры висели подлинники картин К. Кустодиева, В. Серова, Л. Семирадского, В. Замирайло и графические портреты её родителей. Да и вся обстановка квартиры говорила о семейном благополучии.
Пикуль смотрел, нет, любовался, произведениями искусства, на какое-то мгновение забыв, что он находится не в музее.
Жизнь и материальное состояние Пикуля и после выхода своего первого романа всё ещё целиком зависело от случайных заработков и переизданий «Океанского патруля». В этот период Пикуль не мог предвидеть всех перемен и сложностей, что принесут ему последующие годы, но тем не менее спустя три месяца после их знакомства сделал Ане предложение.
Все переговоры с родителями Анна взяла на себя. Пикуль ждал. Прошло всего десять минут, ему они показались часом. В этот миг он услышал стук каблучков, напрягся, предугадывая результат приговора. Анна шла с поникшей головой.
«Всё кончено», — пронеслось в голове. Так оно и произошло. Ещё не увидев её лица и выражения глаз, он понял, что оборвалась тонкая ниточка и его последняя надежда на счастье. Родители оказались против брака с начинающим литератором. «Я тебе обо всём напишу», — сказала Анюта. И наступило молчание. Оставаться дальше вместе, выпрашивать любовь было не в характере Валентина…
Это событие в жизни писателя было отмечено вполне оригинально: он втиснул опыт своей личной жизни в рамки будущего романа, вставив письмо-объяснение Ани к нему в «Баязет»:
«Я не умею писать и говорить о том, что люблю тебя, и очень рада, что это так прекрасно… Ложусь спать, и ты рядом со мной, ты — это я, а я — это ты, и оба вместе мы могли бы быть счастливы… Как писать дальше — не знаю…
Прости меня, но мои родители против нашей свадьбы… Видимо, не судьба».
Пикуль завоевал сердце девушки, но не её родителей, а она не смела ослушаться.
Аня вскоре вышла замуж за инженера.
В любви он потерпел поражение. Осталось только одно — полностью посвятить себя литературе.
А между тем читатели всё чаще напоминали о себе. Газета «За металл» в сентябре 1956 года поместила большую статью 3. Френкеля «Читательская конференция в цехе»: «“Океанский патруль” прочитали десятки связистов. Книга родила много споров, пробудила воспоминания, заставила задуматься о тяжёлом пройденном пути. По прочтении книги возникает чувство гордости за отважных и смелых людей разных национальностей, сумевших победить чёрные силы фашизма…»
О своих впечатлениях от прочтенного романа участники поделились с автором, написав ему письмо.
Валентин Пикуль ответил:
«…Мне, как автору, было весьма приятно и лестно получить от Вас письмо, в котором Вы хвалите мой первый роман “Океанский патруль”, не свободный от серьёзных недостатков. Чтобы сохранить последовательность, аналогичную последовательности поставленных Вами вопросов, позвольте мне раздробить своё письмо на ряд пунктов.
1. Да, мне, как и Вам выпало великое счастье воевать за нашу Родину, в 1942 году, имея от роду 14 лет, я убежал из дому и плавал на эсминце в заполярных водах Баренцева моря.
2. Искать в каком-то из героев самого автора — труд бесполезный, хотя некоторые детали моих переживаний достались (вернее механически перешли) на долю С. Ряби-нина.
3. Гибель Никонова и Рябинина, показанная мною “под занавес”, не раскрыта умышленно, и, несмотря на многие нарекания по этому поводу, моменты эти пусть остаются на совести автора.
Чрезвычайно рад, что моя книга удостоилась чести быть обсуждаемой на читательской конференции Вашего коллектива…
Сейчас я работаю над историческим романом “Аракчеевщина”. Материал чрезвычайно интересен, но работа предстоит упрямая и длительная…» — заканчивает своё письмо Валентин Пикуль.
Подступы к «Аракчеевщине»
Состоять членом Союза писателей в советское время было почётно. К тому же были и привилегии: издание книг, поездки по Союзу, Дома творчества. Квартиры, дачи… — это для литературной элиты.
К чести Пикуля, никакими привилегиями он никогда не пользовался, кроме займов денег из Литературного фонда под очередной гонорар от издания книг.
После смерти И. В. Сталина в 1953 году в члены Союза писателей долго не принимали, и только в 1956-м «погнали табором всех, кто этого ждал».
На заседании секретариата, которое состоялось 11 октября 1956 года, Пикуль был принят в члены Союза писателей СССР. Писательский билет за № 1684 вручил ему секретарь Союза писателей Алексей Сурков.
С тех пор литература стала его профессиональным делом.
Приёмная комиссия спросила Пикуля: «Над чем вы работаете в настоящий период?»
И он со всей откровенностью ответил: «Над “Аракчеевщиной”».
Ответ насторожил литераторов, члены комиссии что-то переговорили между собой, но решение было единогласным: «Принять Валентина Пикуля в члены Союза советских писателей».
Поводом для работы над «Аракчеевщиной» послужил неординарный случай.
Друг по литературному объединению, Леонид Павлович Сёмин, рассказал ему о профессоре Ленинградского государственного университета Семёне Бенциановиче Окуне, который прекрасно читает лекции по истории России, словно декламирует стихи. Они отправились в университет. Прослушав лекцию профессора, «убивавшего» Павла, Пикуль загорелся желанием освоить время короткого царствования императора Павла, а затем пришедшего ему на смену сына Александра.
В какой-то мере с этим периодом истории он уже был знаком. Ещё в 1952 году Пикуль приобрёл увлекательную и интересную книгу историка Е. С. Шумигорского «Екатерина Ивановна Нелидова», в которой вскрыты тайные пружины событий русской истории конца XVIII — начала XIX века.
И Пикуль с головой погрузился в эпоху. Титульный лист сообщает нам, что роман начат в 1955 году, когда автор проживал по улице 4-я Красноармейская.
Рукопись насчитывает около сотни страниц.
Почему же столь давно начатый роман не состоялся?
Можно предположить, что в тот период молодому начинающему автору не хватило знаний и опыта для создания такого масштабного произведения, охватывающего длительный период русской истории.
Главный герой романа граф Алексей Андреевич Аракчеев, всесильный временщик при дворе Александра I, военный министр и организатор военных поселений в России. В своих руках во время царствования Александра он сосредоточил огромную власть. Докладывал обо всех происходящих событиях лично царю.
Брак с Натальей Фёдоровной Хомутовой был бездетным. От любовницы Н. Ф. Минкиной Аракчеев имел сына Михаила Андреевича Шумского, о жизни и деятельности которого Пикуль позднее написал миниатюру «Сын Аракчеева — враг Аракчеева».
Век XVIII и начало XIX столетия богаты событиями мирового масштаба.
Поэтому Пикуль был так неравнодушен к этой эпохе: впоследствии он напишет объёмный роман в двух книгах «Слово и дело», «Пером и шпагой», двухтомный «Фаворит». И когда в очередной раз Пикуль сел за неподцаю-щийся ему роман «Аракчеевщина», неожиданно ушёл из жизни профессор С. Б. Окунь, большой знаток истории, предметом исследования и любовью которого была сложная, таинственная и притягательная личность императора Павла.
Читатель В. Мицуров из Ленинграда писал Пикулю: «…очень ценил Вас покойный С. Б. Окунь, у которого я учился. Он был историком с большой буквы. Видели ли Вы недавно вышедшую его книгу — “История России. Конец XVIII — Начало XIX века», если Вы не имеете этого источника, я пришлю его Вам».
Ктшга профессора С. Б. Окуня стоит на полке библиотеки Пикуля с автографом автора.
Пикуль, знавший и общавшийся со многими историками современности, не единожды подчёркивал: «Историки по-разному относятся к моим романам, одни — принимают, другие — нет. Замечу только, что и я, как исторический романист, во многом с ними тоже не согласен. Столько вранья нагорожено иногда в трудах учёных мужей, что эти мужи потеряли моё уважение.
Когда я только входил в литературу, моим рецензентом и консультантом являлся профессор С. Б. Окунь. Он в чём-то был не согласен со мной, но издателям всегда говорил: “Исторический романист имеет право видеть событие не так, как видим мы, историки”. От себя добавлю, что историки, художники, да и геологи, наверное, имеют своё мнение об извержении Везувия, но всё-таки для нас это событие остается памятным по картине Карла Брюллова “Последний день Помпеи”».
Прошло пять лет после выхода его первенца — «Океанского патруля», а ничего нового не появилось. Нельзя сказать, что Пикуль не работал. Он пробовал себя в разных жанрах — писал стихи, пьесы, сценарии, но писал в стол. Ничего нового не появилось на страницах печати.
Все эти годы Пикуль жил на гонорары от «Океанского патруля».
В прежние времена члены союза писателей шефствовали над вооруженными силами. Кто брал пехоту, кто шефствовал над лётчиками, кто захотел чаще общаться с моряками и узнать их жизнь, кто решил ближе познакомиться с милицией.
Пикулю достался пожарный округ. Пожарный — это специалист по тушению пожаров. Пикуль дежурил при штабе Ленинградского пожарного округа через двое суток на третьи. Вместе с пожарными выезжал на тушение самых серьёзных пожаров, чаще всего связанных с преступлениями. Перед ним открылась новая область жизнедеятельности, о которой он совершенно ничего не знал. Его интерес к пожарам, как писателя, можно объяснить, как и то уважение, которое он испытывал к пожарным — людям героической профессии. С тех пор пожарное дело стало его увлечением — он начал собирать литературу, чтобы написать миниатюру об этих смелых и бесстрашных людях. Так была написана миниатюра «Куда делась наша тарелка?».
Пикулю материально жилось скромно, поэтому молодой автор подрабатывал в Союзе писателей выступлениями — в школах, пионерских лагерях, библиотеках, заводах, сельских клубах. Особенно любил встречаться с читателями в отдалённых районах страны: попутно он узнавал достопримечательности местности, посещал развалины старинных усадеб, кладбища. Почти из каждой такой поездки Пикуль привозил необходимые ему книги, которые иногда залёживались в сельских магазинах.
В декабре 1956 года проводился Всероссийский месячник по распространению книг советских писателей. В течение этого месяца в городах и сёлах устраивались книжные базары, оформлялись книжные выставки, устраивались встречи с читателями. Поэт П. Кустов и прозаик В. Пикуль были направлены в самый отдалённый, граничащий с Финляндией, Лесогорский район.
«Вечером фойе и просторный зал Дома культуры были переполнены. Книжная торговля с первых минут пошла бойко… Потом перешли в зрительный зал. Кустов читал стихи, Пикуль — отрывки из романа “Океанский патруль”. Контакт со зрительным залом установился быстро…»
На следующий день выступали перед старшеклассниками Лесогорской средней школы, а вечером — в Светогорске — городе бумажников и энергетиков…»
Путешествия по городам и весям и встречи с читателями продолжались на протяжении нескольких лет. А в это время его первенец «Океанский патруль» быстро и успешно завоёвывал сердца читателей.
В новогодние дни 1961 года газета «Рыбный Мурман» рассказывала о писателях, — авторах книг о рыбаках: М. Зла-тогорове «Море слабых не любит», И. Портнягине «Опасное плавание» и В. Пикуле и его «Океанском патруле» и просила их поделиться своими планами.
Ответ Валентина Пикуля, в частности, гласил:
«…Я благодарен редакции газеты “Рыбный Мурман” — газеты людей рискованного труда — благодарен за то, что она предложила мне накануне нового года сказать вам несколько слов. В письме ко мне редакция отметила, что мурманчане и промысловики знакомы с моим романом “Океанский патруль”. Это меня порадовало, хотя я знаю — читатель, живущий в Заполярье, отнёсся к моему роману гораздо строже, нежели столичная критика…
Так уж принято, вступая в Новый год, оглянуться на прошедший и наметить планы на будущее. Конечно, у каждого из Вас большие планы, связанные с планом корабля… или того предприятия, на котором Вы трудитесь. Мои же планы несравненно меньше. Они ограничиваются лишь тем производством, которое вмещается во мне самом. Сейчас я готовлю к выходу в свет издание нового романа “Баязет” (исторического романа о Востоке). Но не теряю надежды в скором времени вернуться к теме Заполярья, только уже мирного Заполярья. Что это будет — роман, повесть, киносценарий? — я пока не знаю. Но твёрдо знаю одно — в этой вещи будет говориться о рыбаках Мурмана…»
Обещание, данное читателям, Валентин выполнил: он написал два романа о событиях на Севере — «Из тупика» и «Реквием каравану PQ-17», об исторических событиях двух мировых войн и киносценарий «Солёная дорога» — о рыбаках.
Полоса метаний и поисков смысла жизни продолжалась у Пикуля долго: целых семь лет. Ничто не удовлетворяло молодого ищущего человека. Он старался написать что-то неординарное, захватывающее душу и сердце, но у него ничего не получалось, пока не окунулся в историю. Сам писатель признавался: «В молодости я жил без цели и плана, вёл легкую, даже легкомысленную жизнь — дружба, любовь, увлечение, — всё было, друзья и приятели, стремились ко мне с распростёртыми объятиями до тех пор, пока я не сел серьёзно за работу. Как только я углубился в историю, занялся самообразованием, — многие приятели стали врагами, называя графоманом и бездарностью».
Да и у критиков и литературных чиновников по ранжиру Пикуль не принадлежал к писателям первого ряда. Ведь «классиков» делают критики и литературоведы, а к нему они всегда находились в оппозиции. Зато у читателей Пикуль был и остаётся до сих пор — всегда на передовой.
Выход «Океанского патруля» стал для писателя сигналом боевой тревоги, которую он слышал всю жизнь…
Друзья-приятели юности
«В пору вхождения в литературу знакомых по литературному цеху было много.
В литературном объединении особенно близко сошлись с Виктором Конецким, Виктором Курочкиным, бывшим фронтовиком-танкистом. Мы любили поговорить о славе, о литературе, но не о женщинах, всё у нас было начистоту».
Как видим из признания самого писателя — не так уж много было настоящих друзей у Пикуля, если не считать друзей детства и школьных. Студентом он не был, литературных институтов не кончал, а самые надёжные друзья были среди юнгашей. Эти друзья оставили глубокий след в его душе: с ними в годы войны он прошёл и огонь, и воду, наматывая «горбатые» мили, где их постоянно поджидали подводные лодки противника, вражеские самолёты, — с ними делил кусок хлеба, от них видел помощь и взаимопонимание.
Время доказало, что юнги выдержали проверку дружбы на прочность.
Но жизнь не стояла на месте. Годы летели, и появились новые друзья по литературному цеху.
В Ленинградском отделении Союза писателей, располагавшемся в особняке, на улице Воинова, 18, в 1956 году состоялось совещание молодых писателей. Пикуль принимал участие в его работе.
Творческая дружба связала Пикуля с поэтом и морским офицером Михаилом Дмитриевичем Волковым и прозаиком Севером Феликсовичем Гонсовским. Знакомство переросло в дружбу и имело благожелательные последствия. Именно Север Гонсовский, в ту пору уже знаменитый писатель, познакомил Валентина со своей сестрой — Вероникой Феликсовной Чугуновой (Гонсовской), которая в марте 1958 году станет его женой.
Но самыми близкими в этот период друзьями и на долгие годы станут два Виктора — Конецкий и Курочкин.
Знавший Виктора Конецкого по училищу, автор «Океанского патруля» привёл в 1955 году демобилизованного с флота бывшего однокурсника, носившего тогда ещё отцовскую фамилию — Штемберг, в литературное объединение при издательстве «Молодая гвардия». Успехи молодого начинающего литератора быстро пошли в гору. В первое время Виктор специализировался не только на рассказах, но больше всего в написании сценариев и в этом деле достиг совершенства.
Занимаясь у Всеволода Рождественского, они представляли собой «тройственное согласие», для того чтобы в трудную минуту жизни поддержать друг друга.
Трудно сейчас сказать, кто дал им прозвище «Три мушкетёра», но это меткое выражение «приклеилось» к ним и определяло их поведение: «Но кто из нас кто, мы так и не знали». Эту знаменитую тройку «Мушкетёров» часто видели в ресторане Союза писателей, в кафе и в закусочных. Нередко они собирались у Валентина, в его «скворечнике» на 4-й Красноармейской, обсуждали планы, шутили, острили, разыгрывали друг друга. Выпивали, порой крепко. Поведение трёх молодых людей, сжигающих молодые талантливые силы, было вынесено на обсуждение секретариата Союза писателей. Руководивший в тот период организацией Александр Прокофьев поставил вопрос об отчислении «Мушкетёров» из Союза. Но многие члены писателей, сами грешившие пристрастием к спиртному, проголосовали против исключения. «Мушкетёров» пожурили, сделали предупреждение и оставили членами писательской организации.
После разборки в Союзе писателей Витя Курочкин сказал: «Это мероприятие надо отметить». Ни у кого в кармане не было и «колотого гроша». Витя Конецкий снял с руки часы и сказал: «Подождите, ребята, я сейчас вернусь». И помчался на Лиговку. Минут через 15 он вернулся повеселевший:
— Пошли, ребята, обмоем тёплые речи наших наставников.
Время «мушкетёрства» описано Виктором Курочкиным в рассказе «Кефирные сны».
Однажды Всеволод Александрович посоветовал Пикулю: «Вы и Ваши легковерные друзья губите в себе таланты. Я бы, как Ваш наставник и старший товарищ, посоветовал Вам отойти от них и идти своей дорогой».
В одном из многочисленных интервью Валентин скажет: «Я, по крайней мере, никогда не ощущал такого полного доверия и понимания ни у кого, кроме Конецкого и Курочкина». Но это было в часы их творческого становления.
Нелёгкая доля выпала на всех троих.
Все трое пережили страшную зиму ленинградской блокады. А Витя Курочкин вместе с отцом трудился на заводе.
После смерти отца в 1942 году и прорыва блокады он был эвакуирован в Ульяновск, где окончил танковое училище. Воевал лейтенант Курочкин на Курской дуге, форсировал Днепр и Вислу…
Вышедшая из-под его пера повесть о танкистах «На войне как на войне» ошеломила читателей талантливо выписанной правдой. Повесть удачно экранизирована и имеет большой успех у зрителей.
Виктор Конецкий поддерживал более тесные связи с Пикулем не только в Ленинграде, но и в Риге, забегая перед очередным рейсом на огонёк.
Продолжим разговор о друзьях-приятелях. Общую симпатию питали друг к другу Валентин и Леонид Павлович Сёмин. В прошлом Леонид испил горькую чашу узника Освенцима, Маутхаузена и Майданека. Совершил три побега из немецких лагерей.
Леонид Сёмин прошел не только немецкие, но и сталинские лагеря. Об этом он написал в книге воспоминаний.
Дороги друзей расходились всё дальше и дальше… В 1962 году в связи с переездом Пикуля в Ригу Леонид Сёмин, Виктор Курочкин и Валентин расстались, как показало время — навсегда. Редкие предновогодние поздравления направляли друг другу, но Пикуль предчувствовал, что с Леонидом что-то происходит. И это оказалось правдой.
Листая страницы журнала «Аврора», Валентин наткнулся на повесть «Горбатый стакан». Прочитал. Тогда-то Пикуль и понял, что Леонид попал в беду, имя которой пьянство. Как оказалось, вино и талант — несовместимы. Он верил в Леонида, но в данном случае «горбатый стакан» оказался сильней. И в 1982 году ушёл из жизни, сгинул этот незаурядный талант.
Валентин вспоминал: «Если была бы нормальная семейная обстановка, Лёнька выкарабкался бы из этой ямы — он сильный, но к этому зелью пристрастилась и жена… И погиб талантливый писатель — смелый, принципиальный и добрый человек»…
Целых семь лет потребовалось Пикулю, чтобы преодолеть расстояние, отделяющее первый роман от второго. Для писателя — это большой срок. Сколько бы он мог создать произведений за этот период! А как много разочарований было в жизни, вплоть до вывода: взялся не за своё дело, только начав писать, — исписался.
На многих совещаниях говорилось о нём как о подающим большие надежды молодом писателе.
Анализируя эту ситуацию, писатель Владимир Дягилев пишет: «Почему же у нас всё ещё мало молодых писателей? Почему юный Шолохов был уже писателем? Почему “Брага” и “Орда” двадцатипятилетнего Тихонова волновали сердца читателей? Почему молодой Фадеев написал свой замечательный “Разгром”, сразу же был признан и зачислен в семью советских литераторов? И почему теперь писателями становятся те, кому за тридцать?..
Неужто оскудела талантами земля русская? И это не так…
Конечно, хорошо, когда первая книга становится заметным произведением. Бывает, что первая книга — лучшая книга автора. Но чаще всего автор растёт от книги к книге. Или вдруг совершает неожиданный творческий взлёт. Вот и надо подбодрить его вовремя, не дать разувериться в своих силах, не дать молодому автору постареть…
Ленинградец Валентин Пикуль много лет работал и ждал опубликования своего романа “Океанский патруль”. И лишь через два с половиной года после появления этой хорошей книги был принят в союз…»
Ни одна книга не проходит бесследно для писателя — каждая из них оставляет зарубку на сердце, каждая составляет свою веху в жизни.
Тему для нового романа Пикуль нашел совсем неожиданно: ему подсказала её недавняя история.
Глава вторая. Следопыт истории
Роман «Баязет»
«Роман “Баязет” я считаю первым историческим романом, именно с него начался отсчёт моей исторической романистики. После написания “Баязета” я опубликовал много разных книг, но “Баязет” на всю жизнь остался мне близким и дорогим, как первенец матери…» — вспоминал В. Пикуль.
В жизни каждого из нас бывают такие непредвиденные случаи, которые благотворно влияют на судьбу человека и его работу. Так случилось и с Пикулем. В пору его «метаний» и «качки», в пору горестных раздумий, писатель Сергей Сергеевич Смирнов вёл поиски и открывал неизвестных миру героев Брестской крепости. По радио об этом говорили день и ночь. Пикуль прислушался и вспомнил: подобный подвиг героев он уже встречал в русской истории — это подвиг защитников крепости Баязет.
По сути дела, герои Бреста 1941 года повторили подвиг дедов и прадедов, оборонявших Баязет во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов.
Открытие Смирнова совпало с внутренним настроем Пикуля: «Вот это и есть то самое, о чём я должен писать». Валентин «заболел “Баязетом”».
Титульный лист рукописи сообщает нам, что роман был начат 27 декабря 1957 года с подзаголовком — восточный роман.
Как известно русско-турецкая война шла по двум направлениям: Балканском и Кавказском. О событиях войны на Балканах написано немало, а тема Кавказского фронта отражена в нашей исторической литературе и науке явно недостаточно. К этой теме прикоснулся Валентин Пикуль и выступил здесь практически первопроходцем. Если на Балканы были брошены огромные силы России, то войну в Закавказье русское командование решило вести силами Кавказского военного округа. Из семи дивизий округа против турок было выставлено только четыре, остальные оставались в тылу для поддержания порядка и устрашения горцев.
«С большой робостью я садился за свой первый исторический роман “Баязет”. Тут я понял заманчивую сложность этого дела. Пишущий о современности не задумывается сажать своих героев за стол, поить их чаем и кормить бисквитами; он живёт среди героев, и потому их привычки — его привычки. Совсем иное в историческом романе. Сказать, что герои сели пить чай, — это значит, ничего не сказать о чаепитии. Ведь сразу возникает масса вопросов: был ли у них чайник? как заваривали чай? из чего пили? с сахаром или без сахара?.. Вот на таких исторических мелочах романист чаще всего и попадается».
Баязет — лежащий у границ России и Персии, недалеко от большой дороги из Эрзерума в Тавриз, — многоплемённый, многоязычный восточный город…
Местность, на которой расположился город, прорезана горами, отвесные скалы окружают его с двух сторон. На одном из уступов города расположена крепость. Жители — турки, курды, армяне, персы, эмигранты из Чечни и Дагестана, русские сектанты — молокане, — чья только речь не слышится на его кривых и узких улочках Баязета.
Вследствие своего выгодного географического положения турецкое командование считало Баязетскую цитадель важным стратегическим пунктом, взяв который, туркам открывался путь в православную Армению. Поэтому «русский солдат вместе с армянами должен выстоять, чтобы спасти немусульманское население Кавказа.
Когда турки овладели городом, русский гарнизон был заперт в цитадели, совсем не приспособленной для длительной обороны».
Захваченный врасплох гарнизон Баязета, насчитывавший 34 офицера и 1587 нижних чинов, мужественно оборонялся и храбро отстаивал крепость, бесстрашно отбивая все атаки противника, яростно бросавшихся приступами на взятие цитадели.
За время осады врагом было сделано восемь предложений о сдаче. В первых трёх предложениях сообщалось, что в случае отказа — гарнизон будет уничтожен, во всех последующих противник смягчал свои требования, но выставлял обязательным условием — сложить оружие.
«Командующему в Баязетской крепости: “вчера я Вам забыл известить о положении Закавказского войска Ге: Лo-рис-Меликов, имея желание свои войска соединить с Генералом Тергукасовым в Ерзеруме будучи побиты в сражении Сованлы даг вернулся назад и отступил от Карса — как Г. Тергукасов в будучи в несколько сражений побежден с потерею около семи тысяч и в среду перешел границу — остались только вы в этой крепости, по тому я обращаюсь к вам из чувством чисто человеческим, чтобы вас избавить от очевидной потери и потому это известие вам посылаю как с тем и моего родственника ротмистра Даудова словесаго переговара и вашего забеспечения — еще раз советую вам напрасно не продолжайте времени и присылайте свои условия или каво нибудь для переговора.
Генерал Лейтенант Его Величества Султана Свиты.
25 июня 1877 года. Шамиль”»[1].
Все требования о капитуляции защитниками крепости были отвергнуты.
Комендант Баязета отвечал Кази-Магоме Шамилю Дагестанскому:
«Если вы так сильно желаете взять крепость, берите нас силою. Русские живыми не сдаются. По первому же высланному переговорщику прикажу стрелять».
28 июня Эриванский отряд генерала Тер-Гукасова освободил гарнизон Баязета.
За участие в войне на Кавказе генерал Тер-Гукасов был награждён орденом Святого Георгия 3-й степени, генерал-адъютант Лорис-Меликов получил орден Святого Георгия 2-й степени.
Баязет выдержал, выжил и стал символом русской славы…
Роман состоялся. О Валентине Пикуле заговорили как об историческом романисте.
Рецензенты романа по достоинству оценили книгу: «“Баязет” — весьма интересная и полезная книга. Это книга острого сюжета, динамичного повествования, но главное — она делает читателя причастным к действительным историческим событиям, к судьбам разных людей, живших столетие назад и выполнявших свой нелёгкий долг сообразно тому, как они могли представить его в то время и в той реальной обстановке. Короче — роман “Баязет” правдив» (А. Д. Желтяков, доктор исторических наук, профессор кафедры истории стран Ближнего Востока ЛГУ).
Доктор исторических наук, профессор А. Ф. Смирнов, по прочтении рукописи писал: «Нет необходимости пересказывать содержание романа, в основе своей исторически правдивого. Автору удалось воссоздать правдивые образы героев “Баязетского сидения”… Опираясь на данные, собранные в ходе своих разысканий и бесед с потомками своих героев, автор прослеживает дальнейшую судьбу их. Пережитое ими во время войны только закалило их, укрепило в мысли о первейшей необходимости освобождения родины от прогнившего режима…
Таков путь офицера Ю. Некрасова. Его образ отчётливо вырисовывается на фоне бесшабашной удали и глупой смерти — героя “сидения” Карабанова, создание которого несомненная удача романиста. По-своему интересен жизненный путь и других героев Баязета, прослеженных автором. Все они остались честными, скромными служителями истины и добра, патриотами России».
Договор на первое издание «Баязета» был подписан автором 29 января 1959 года с директором Ленинградского отделения издательства «Советский писатель» Л. Л. До-сковским. Роман увидел свет в 1961 году.
Чтобы не прерывать повествование о «Баязете», заглянем в 1982 год. Через 20 лет роман, ставший к тому времени библиографической редкостью, вышел вторым изданием. Лениздат, где выходила книга, поставил перед автором условие: убрать или сократить курдскую проблему, которая в «Баязете» была представлена довольно объёмно. В это трудное для писателя время Пикуль пошёл на сокращение. Однако жизнь подсказывает, что автор был прав, ещё полвека назад поднимая курдскую проблему, — нельзя перечеркнуть историю целого народа…
В настоящее время курдская проблема переросла в злободневный национальный вопрос, который никак не решить приказами, ибо нельзя подогнать историю народа под политические проблемы.
В этом издании впервые помещено обращение автора к армянскому читателю.
Писатель получил много благодарственных писем из Армении, которые особенно радовали автора. Высокую оценку историческому роману дал историк Саркисян из Еревана: «Книга написана честно, правдиво, без прикрас».
Отрадно отметить, что с каждым годом возрастает интерес режиссёров к творчеству Пикуля. Так было и с романом «Баязет».
В октябре 2003 года на канале «Россия» стартовал 12-се-рийный фильм.
Прежде чем фильм вышел на экран, пришлось много поработать: я передала создателям фильма карты боевых действий, схемы, гравюры крепости, портреты исторических персонажей, иллюстративные материалы, имеющиеся в архиве писателя.
Отзывы зрителей о сериале самые доброжелательные. Правдиво и убедительно исполнили роли главные персонажи романа: Алексей Серебряков (Андрей Карабанов) и Ольга Будина (Аглая Хвощинская).
Журналист К. Маркарян в газете «Комсомольская правда» писал: «Пикуль мерил жизнь томами книг, а теперь к ним прибавились сериалы…»
Семейный корабль
После посещения Ленфильма, когда ему вернули сценарий, в душе Валентина что-то словно надорвалось, — садиться за следующую главу «Аракчеевщины» или какой-то рассказ не хотелось: всё равно не напечатают.
Об этом размышлял автор «Океанского патруля», выходя с Ленфильма в мрачном настроении, и совсем неожиданно столкнулся с Вероникой Гонсовской.
— Какими судьбами здесь, Валентин? — улыбаясь, спросила Вероника.
Пикуль поведал о своих «приключениях».
Чтобы успокоить его, Вероника предложила:
— У нас сейчас просмотр фильма. Пойдём?
Пикуль плохо запомнил фильм, его смущало присутствие Вероники. Она и раньше ему нравилась…
Поблагодарив за приглашение и просмотр фильма, Пикуль неуверенно пошутил:
— Мне садиться за новый сценарий, чтобы снова встретиться?
Вероника оставила свой номер телефона. И встречи их стали постоянными. Жизнь для Пикуля обрела смысл…
До этой встречи Пикуль решил ни в коем случае не жениться, а полностью посвятить себя творчеству. Завести подругу и жить спокойно, ведь подруге надо меньше уделять внимания, чем жене.
Но случилось непредвиденное. Встреча с Вероникой, с которой познакомил брат, оказалась роковой: какая-то магическая сила влекла его к ней. Хоть и приходили в голову мысли Шопенгауэра: «Жениться — это, значит, уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности», — он отбрасывал их и сознательно шёл навстречу судьбе. Часто разговор заходил о брате Севере — успешном талантливом писателе, который только что закончил книгу с красивым названием «Надежда».
Вероника размышляла: всё в жизни происходит неожиданно, даже тогда, когда уже от неё ничего не ждёшь, — но этот молодой человек приятной наружности, подающий большие надежды в литературе, заинтересовал её. Сердечная глубина переживаний сочеталась с мучительными сомнениями. Она дала ему повод надеяться на взаимность.
«Когда я сделал предложение Веронике, она так пристально посмотрела на меня своими выразительными глазами, что я немного оробел: вдруг высмеет. Она отнеслась к предложению серьёзно и предъявила одно условие: она оставит свою фамилию — Чугунова, поскольку её сын служил тогда в армии. По отношению ко мне эта властная женщина проявляла материнскую нежность…»
И в это же самое время Валентин вёл ожесточенную борьбу с матерью, которая никак не хотела видеть своей невесткой женщину бальзаковского возраста. Она уже и невесту для сына подыскала, и вдруг такой неожиданный поворот.
Сын сказал как отрезал:
— Вероника меня любит, и я её люблю, а это главное.
А соседи по коммуналке, где жила Вероника, тоже судачили:
— Подумать только, Феликсовна-то себе нового «хахаля» завела. Да ненадолго. Моряк. А его жизнь в море.
Однако ни прогнозы матери, ни прогнозы соседей не оправдались.
23 марта 1958 года Валентин и Вероника поженились…
В «Ночном полете» Валентин пишет: «Накануне свадьбы Вера Панова, знавшая мою невесту как партнёршу по преферансу, позвонила ей по телефону.
— Вероника, — встревоженно спросила она, — неужели это правда, что вы решили стать женой Валентина Пикуля?
Вероника созналась, что решилась на этот непростой шаг.
— Ну, тогда вы смелая женщина! — поздравила её Панова.
Союз двоих любящих сердец оказался тесен и долговечен. В эти первые дни становления исторического романиста, да и в последующие годы, Вероника оказалась тем человеком, с которым хотелось делиться своими планами, успехами и выводами. Без её самоотверженной постоянной и любовной поддержки, возможно, многого бы он не добился. Теперь её интересы зависели от успехов мужа, которого она боготворила. Пикуль был на редкость заботливым и любящим мужем.
У Вероники был сильный и строгий характер в сочетании с приятной внешностью, у Валентина — сильный и упрямый. Двум таким любящим — ужиться было нелегко, но из всякого семейного кризиса они достойно выходили, делая уступки друг другу. А размолвки в первые годы совместной жизни чаще всего были из-за встреч Пикуля с друзьями, которые заканчивались пьянками. Но как ни странно, каждая размолвка не ослабляла, а, наоборот, укрепляла семейные узы.
О себе Вероника рассказывала неохотно. Зато Пикуль каждый раз, когда разговор заходил о родословной жены, подчёркивал: «Она у меня аристократка».
Работа над «Баязетом» подходила к концу, когда Вероника, работавшая в тот период в администрации Лен-фильма, вместе с труппой была отправлена на Кавказ на съёмки фильма «Коста Хетагуров». Пикуль примкнул к труппе. Ему, как писателю, было интересно познакомиться с бытом, обычаями многочисленных народов, населяющих Кавказ, о которых он писал, почувствовать обстановку и атмосферу горцев — хоть раз взглянуть на них своими глазами. И с первого взгляда он влюбился в Кавказ, восхищаясь его величием и красотой.
На Кавказе Пикуль впервые пытался сниматься. Для массовок всегда не хватало людей, и он стал постоянным участником съёмок. В архиве писателя сохранилось много фотографий, которые запечатлели разные моменты того давнего времени.
Рукопись «Баязета» сдана в издательство — пора браться за новую страницу истории.
Но так уж устроен человек, что до сих пор он завидует свободному полёту птиц, пытаясь выявить его секреты. Так и Пикуль, с каждым днём пытался расширить круг своих интересов, отыскивая в истории тему для очередного романа.
Писательское чутьё — замечательное качество, оно напоминает скорей интуицию. И на этот раз чутьё не подвело, да и во многом помогла современность.
Приближался 150-летний юбилей Отечественной войны 1812 года. В газетах и по радио часто говорили о войне с Наполеоном, читали отрывки из романа Jl. Н. Толстого «Война и мир». Изучая Отечественную войну 1812 года, Пикуль обнаружил интересный момент: когда Наполеон находился в Москве, генерал-республиканец Клод Франсуа Мале, двоюродный брат Руже де Лиля, автора «Марсельезы», захватил в Париже власть у узурпатора и продержал её в течение трёх часов. Пикуль проникся симпатией к главному герою и за короткий срок написал небольшой по объему роман «Париж на три часа», который был опубликован в девятом номере журнала «Звезда» за 1962 год.
Действие романа развивается динамично, с большой любовью к главному герою.
Пикуль считал начало романа — его первую фразу — удачным. Именно первые фразы, как он говорил, ему редко удавались. Она несет много информации: «Один император, два короля и три маршала с трудом отыскали себе для ночлега избу потеплее».
Заговор окончился крахом, но образ мужественного генерала Франсуа Мале, ярко и с любовью выведенный автором, надолго останется в памяти читателя.
Эпитафия Мале де Лавиня гласит: «Судьба была против него, и он погиб жертвой тирана. Но великими были дерзания его».
В романе «Париж на три часа» Пикуль впервые обратился к истории русско-французских отношений, которые найдут своё продолжение в более поздних его произведениях.
Когда появился в печати «Париж на три часа» семья Пикулей готовилась к переезду на новое место жительства.
Вероника, как опытная женщина, на карту своей жизни поставила создать условия, которые способствовали бы работе мужа. В Ленинграде тихую семейную идиллию часто нарушали друзья, которые отвлекали Валентина от работы.
Тогда Веронике пришла смелая мысль — переехать в Ригу, где она жила до войны и работала в пищевой промышленности.
Получен гонорар за «Баязет» и короткий роман «Париж на три часа». Вероника всё чаще напоминает Пикулю о Риге.
Первое время он и слышать не хотел. «Как я могу оставить родной Ленинград», — возмущался Валентин на очередное предложение Вероники, но поехать на время, лет на пять, чтобы встать на ноги, согласился. А к этому времени, может быть, сменится руководство ленинградской писательской организации, с которым у него были сложные, натянутые отношения.
Вероника заранее списалась с подругами, чтобы они подыскали подходящий обмен. Полгода спустя — счастье улыбнулось. Был найден прекрасный обмен, который устраивал обе стороны.
Прощание Валентина с Ленинградом было долгим и трудным. Здесь он вылетел из гнезда, здесь началась его литературная деятельность, здесь получил признание. Атам, в неизведанном мире, — новые рубежи, новые люди. Блеснёт ли там луч надежды и счастья? Пикуль с душевной болью рвал тонкую нить, которая соединяла с родиной…
Роман «Баязет»
«Роман “Баязет” я считаю первым историческим романом, именно с него начался отсчёт моей исторической романистики. После написания “Баязета” я опубликовал много разных книг, но “Баязет” на всю жизнь остался мне близким и дорогим, как первенец матери…» — вспоминал В. Пикуль.
В жизни каждого из нас бывают такие непредвиденные случаи, которые благотворно влияют на судьбу человека и его работу. Так случилось и с Пикулем. В пору его «метаний» и «качки», в пору горестных раздумий, писатель Сергей Сергеевич Смирнов вёл поиски и открывал неизвестных миру героев Брестской крепости. По радио об этом говорили день и ночь. Пикуль прислушался и вспомнил: подобный подвиг героев он уже встречал в русской истории — это подвиг защитников крепости Баязет.
По сути дела, герои Бреста 1941 года повторили подвиг дедов и прадедов, оборонявших Баязет во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов.
Открытие Смирнова совпало с внутренним настроем Пикуля: «Вот это и есть то самое, о чём я должен писать». Валентин «заболел “Баязетом”».
Титульный лист рукописи сообщает нам, что роман был начат 27 декабря 1957 года с подзаголовком — восточный роман.
Как известно русско-турецкая война шла по двум направлениям: Балканском и Кавказском. О событиях войны на Балканах написано немало, а тема Кавказского фронта отражена в нашей исторической литературе и науке явно недостаточно. К этой теме прикоснулся Валентин Пикуль и выступил здесь практически первопроходцем. Если на Балканы были брошены огромные силы России, то войну в Закавказье русское командование решило вести силами Кавказского военного округа. Из семи дивизий округа против турок было выставлено только четыре, остальные оставались в тылу для поддержания порядка и устрашения горцев.
«С большой робостью я садился за свой первый исторический роман “Баязет”. Тут я понял заманчивую сложность этого дела. Пишущий о современности не задумывается сажать своих героев за стол, поить их чаем и кормить бисквитами; он живёт среди героев, и потому их привычки — его привычки. Совсем иное в историческом романе. Сказать, что герои сели пить чай, — это значит, ничего не сказать о чаепитии. Ведь сразу возникает масса вопросов: был ли у них чайник? как заваривали чай? из чего пили? с сахаром или без сахара?.. Вот на таких исторических мелочах романист чаще всего и попадается».
Баязет — лежащий у границ России и Персии, недалеко от большой дороги из Эрзерума в Тавриз, — многоплемённый, многоязычный восточный город…
Местность, на которой расположился город, прорезана горами, отвесные скалы окружают его с двух сторон. На одном из уступов города расположена крепость. Жители — турки, курды, армяне, персы, эмигранты из Чечни и Дагестана, русские сектанты — молокане, — чья только речь не слышится на его кривых и узких улочках Баязета.
Вследствие своего выгодного географического положения турецкое командование считало Баязетскую цитадель важным стратегическим пунктом, взяв который, туркам открывался путь в православную Армению. Поэтому «русский солдат вместе с армянами должен выстоять, чтобы спасти немусульманское население Кавказа.
Когда турки овладели городом, русский гарнизон был заперт в цитадели, совсем не приспособленной для длительной обороны».
Захваченный врасплох гарнизон Баязета, насчитывавший 34 офицера и 1587 нижних чинов, мужественно оборонялся и храбро отстаивал крепость, бесстрашно отбивая все атаки противника, яростно бросавшихся приступами на взятие цитадели.
За время осады врагом было сделано восемь предложений о сдаче. В первых трёх предложениях сообщалось, что в случае отказа — гарнизон будет уничтожен, во всех последующих противник смягчал свои требования, но выставлял обязательным условием — сложить оружие.
«Командующему в Баязетской крепости: “вчера я Вам забыл известить о положении Закавказского войска Ге: Лo-рис-Меликов, имея желание свои войска соединить с Генералом Тергукасовым в Ерзеруме будучи побиты в сражении Сованлы даг вернулся назад и отступил от Карса — как Г. Тергукасов в будучи в несколько сражений побежден с потерею около семи тысяч и в среду перешел границу — остались только вы в этой крепости, по тому я обращаюсь к вам из чувством чисто человеческим, чтобы вас избавить от очевидной потери и потому это известие вам посылаю как с тем и моего родственника ротмистра Даудова словесаго переговара и вашего забеспечения — еще раз советую вам напрасно не продолжайте времени и присылайте свои условия или каво нибудь для переговора.
Генерал Лейтенант Его Величества Султана Свиты.
25 июня 1877 года. Шамиль”»[1].
Все требования о капитуляции защитниками крепости были отвергнуты.
Комендант Баязета отвечал Кази-Магоме Шамилю Дагестанскому:
«Если вы так сильно желаете взять крепость, берите нас силою. Русские живыми не сдаются. По первому же высланному переговорщику прикажу стрелять».
28 июня Эриванский отряд генерала Тер-Гукасова освободил гарнизон Баязета.
За участие в войне на Кавказе генерал Тер-Гукасов был награждён орденом Святого Георгия 3-й степени, генерал-адъютант Лорис-Меликов получил орден Святого Георгия 2-й степени.
Баязет выдержал, выжил и стал символом русской славы…
Роман состоялся. О Валентине Пикуле заговорили как об историческом романисте.
Рецензенты романа по достоинству оценили книгу: «“Баязет” — весьма интересная и полезная книга. Это книга острого сюжета, динамичного повествования, но главное — она делает читателя причастным к действительным историческим событиям, к судьбам разных людей, живших столетие назад и выполнявших свой нелёгкий долг сообразно тому, как они могли представить его в то время и в той реальной обстановке. Короче — роман “Баязет” правдив» (А. Д. Желтяков, доктор исторических наук, профессор кафедры истории стран Ближнего Востока ЛГУ).
Доктор исторических наук, профессор А. Ф. Смирнов, по прочтении рукописи писал: «Нет необходимости пересказывать содержание романа, в основе своей исторически правдивого. Автору удалось воссоздать правдивые образы героев “Баязетского сидения”… Опираясь на данные, собранные в ходе своих разысканий и бесед с потомками своих героев, автор прослеживает дальнейшую судьбу их. Пережитое ими во время войны только закалило их, укрепило в мысли о первейшей необходимости освобождения родины от прогнившего режима…
Таков путь офицера Ю. Некрасова. Его образ отчётливо вырисовывается на фоне бесшабашной удали и глупой смерти — героя “сидения” Карабанова, создание которого несомненная удача романиста. По-своему интересен жизненный путь и других героев Баязета, прослеженных автором. Все они остались честными, скромными служителями истины и добра, патриотами России».
Договор на первое издание «Баязета» был подписан автором 29 января 1959 года с директором Ленинградского отделения издательства «Советский писатель» Л. Л. До-сковским. Роман увидел свет в 1961 году.
Чтобы не прерывать повествование о «Баязете», заглянем в 1982 год. Через 20 лет роман, ставший к тому времени библиографической редкостью, вышел вторым изданием. Лениздат, где выходила книга, поставил перед автором условие: убрать или сократить курдскую проблему, которая в «Баязете» была представлена довольно объёмно. В это трудное для писателя время Пикуль пошёл на сокращение. Однако жизнь подсказывает, что автор был прав, ещё полвека назад поднимая курдскую проблему, — нельзя перечеркнуть историю целого народа…
В настоящее время курдская проблема переросла в злободневный национальный вопрос, который никак не решить приказами, ибо нельзя подогнать историю народа под политические проблемы.
В этом издании впервые помещено обращение автора к армянскому читателю.
Писатель получил много благодарственных писем из Армении, которые особенно радовали автора. Высокую оценку историческому роману дал историк Саркисян из Еревана: «Книга написана честно, правдиво, без прикрас».
Отрадно отметить, что с каждым годом возрастает интерес режиссёров к творчеству Пикуля. Так было и с романом «Баязет».
В октябре 2003 года на канале «Россия» стартовал 12-се-рийный фильм.
Прежде чем фильм вышел на экран, пришлось много поработать: я передала создателям фильма карты боевых действий, схемы, гравюры крепости, портреты исторических персонажей, иллюстративные материалы, имеющиеся в архиве писателя.
Отзывы зрителей о сериале самые доброжелательные. Правдиво и убедительно исполнили роли главные персонажи романа: Алексей Серебряков (Андрей Карабанов) и Ольга Будина (Аглая Хвощинская).
Журналист К. Маркарян в газете «Комсомольская правда» писал: «Пикуль мерил жизнь томами книг, а теперь к ним прибавились сериалы…»
Семейный корабль
После посещения Ленфильма, когда ему вернули сценарий, в душе Валентина что-то словно надорвалось, — садиться за следующую главу «Аракчеевщины» или какой-то рассказ не хотелось: всё равно не напечатают.
Об этом размышлял автор «Океанского патруля», выходя с Ленфильма в мрачном настроении, и совсем неожиданно столкнулся с Вероникой Гонсовской.
— Какими судьбами здесь, Валентин? — улыбаясь, спросила Вероника.
Пикуль поведал о своих «приключениях».
Чтобы успокоить его, Вероника предложила:
— У нас сейчас просмотр фильма. Пойдём?
Пикуль плохо запомнил фильм, его смущало присутствие Вероники. Она и раньше ему нравилась…
Поблагодарив за приглашение и просмотр фильма, Пикуль неуверенно пошутил:
— Мне садиться за новый сценарий, чтобы снова встретиться?
Вероника оставила свой номер телефона. И встречи их стали постоянными. Жизнь для Пикуля обрела смысл…
До этой встречи Пикуль решил ни в коем случае не жениться, а полностью посвятить себя творчеству. Завести подругу и жить спокойно, ведь подруге надо меньше уделять внимания, чем жене.
Но случилось непредвиденное. Встреча с Вероникой, с которой познакомил брат, оказалась роковой: какая-то магическая сила влекла его к ней. Хоть и приходили в голову мысли Шопенгауэра: «Жениться — это, значит, уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности», — он отбрасывал их и сознательно шёл навстречу судьбе. Часто разговор заходил о брате Севере — успешном талантливом писателе, который только что закончил книгу с красивым названием «Надежда».
Вероника размышляла: всё в жизни происходит неожиданно, даже тогда, когда уже от неё ничего не ждёшь, — но этот молодой человек приятной наружности, подающий большие надежды в литературе, заинтересовал её. Сердечная глубина переживаний сочеталась с мучительными сомнениями. Она дала ему повод надеяться на взаимность.
«Когда я сделал предложение Веронике, она так пристально посмотрела на меня своими выразительными глазами, что я немного оробел: вдруг высмеет. Она отнеслась к предложению серьёзно и предъявила одно условие: она оставит свою фамилию — Чугунова, поскольку её сын служил тогда в армии. По отношению ко мне эта властная женщина проявляла материнскую нежность…»
И в это же самое время Валентин вёл ожесточенную борьбу с матерью, которая никак не хотела видеть своей невесткой женщину бальзаковского возраста. Она уже и невесту для сына подыскала, и вдруг такой неожиданный поворот.
Сын сказал как отрезал:
— Вероника меня любит, и я её люблю, а это главное.
А соседи по коммуналке, где жила Вероника, тоже судачили:
— Подумать только, Феликсовна-то себе нового «хахаля» завела. Да ненадолго. Моряк. А его жизнь в море.
Однако ни прогнозы матери, ни прогнозы соседей не оправдались.
23 марта 1958 года Валентин и Вероника поженились…
В «Ночном полете» Валентин пишет: «Накануне свадьбы Вера Панова, знавшая мою невесту как партнёршу по преферансу, позвонила ей по телефону.
— Вероника, — встревоженно спросила она, — неужели это правда, что вы решили стать женой Валентина Пикуля?
Вероника созналась, что решилась на этот непростой шаг.
— Ну, тогда вы смелая женщина! — поздравила её Панова.
Союз двоих любящих сердец оказался тесен и долговечен. В эти первые дни становления исторического романиста, да и в последующие годы, Вероника оказалась тем человеком, с которым хотелось делиться своими планами, успехами и выводами. Без её самоотверженной постоянной и любовной поддержки, возможно, многого бы он не добился. Теперь её интересы зависели от успехов мужа, которого она боготворила. Пикуль был на редкость заботливым и любящим мужем.
У Вероники был сильный и строгий характер в сочетании с приятной внешностью, у Валентина — сильный и упрямый. Двум таким любящим — ужиться было нелегко, но из всякого семейного кризиса они достойно выходили, делая уступки друг другу. А размолвки в первые годы совместной жизни чаще всего были из-за встреч Пикуля с друзьями, которые заканчивались пьянками. Но как ни странно, каждая размолвка не ослабляла, а, наоборот, укрепляла семейные узы.
О себе Вероника рассказывала неохотно. Зато Пикуль каждый раз, когда разговор заходил о родословной жены, подчёркивал: «Она у меня аристократка».
Работа над «Баязетом» подходила к концу, когда Вероника, работавшая в тот период в администрации Лен-фильма, вместе с труппой была отправлена на Кавказ на съёмки фильма «Коста Хетагуров». Пикуль примкнул к труппе. Ему, как писателю, было интересно познакомиться с бытом, обычаями многочисленных народов, населяющих Кавказ, о которых он писал, почувствовать обстановку и атмосферу горцев — хоть раз взглянуть на них своими глазами. И с первого взгляда он влюбился в Кавказ, восхищаясь его величием и красотой.
На Кавказе Пикуль впервые пытался сниматься. Для массовок всегда не хватало людей, и он стал постоянным участником съёмок. В архиве писателя сохранилось много фотографий, которые запечатлели разные моменты того давнего времени.
Рукопись «Баязета» сдана в издательство — пора браться за новую страницу истории.
Но так уж устроен человек, что до сих пор он завидует свободному полёту птиц, пытаясь выявить его секреты. Так и Пикуль, с каждым днём пытался расширить круг своих интересов, отыскивая в истории тему для очередного романа.
Писательское чутьё — замечательное качество, оно напоминает скорей интуицию. И на этот раз чутьё не подвело, да и во многом помогла современность.
Приближался 150-летний юбилей Отечественной войны 1812 года. В газетах и по радио часто говорили о войне с Наполеоном, читали отрывки из романа Jl. Н. Толстого «Война и мир». Изучая Отечественную войну 1812 года, Пикуль обнаружил интересный момент: когда Наполеон находился в Москве, генерал-республиканец Клод Франсуа Мале, двоюродный брат Руже де Лиля, автора «Марсельезы», захватил в Париже власть у узурпатора и продержал её в течение трёх часов. Пикуль проникся симпатией к главному герою и за короткий срок написал небольшой по объему роман «Париж на три часа», который был опубликован в девятом номере журнала «Звезда» за 1962 год.
Действие романа развивается динамично, с большой любовью к главному герою.
Пикуль считал начало романа — его первую фразу — удачным. Именно первые фразы, как он говорил, ему редко удавались. Она несет много информации: «Один император, два короля и три маршала с трудом отыскали себе для ночлега избу потеплее».
Заговор окончился крахом, но образ мужественного генерала Франсуа Мале, ярко и с любовью выведенный автором, надолго останется в памяти читателя.
Эпитафия Мале де Лавиня гласит: «Судьба была против него, и он погиб жертвой тирана. Но великими были дерзания его».
В романе «Париж на три часа» Пикуль впервые обратился к истории русско-французских отношений, которые найдут своё продолжение в более поздних его произведениях.
Когда появился в печати «Париж на три часа» семья Пикулей готовилась к переезду на новое место жительства.
Вероника, как опытная женщина, на карту своей жизни поставила создать условия, которые способствовали бы работе мужа. В Ленинграде тихую семейную идиллию часто нарушали друзья, которые отвлекали Валентина от работы.
Тогда Веронике пришла смелая мысль — переехать в Ригу, где она жила до войны и работала в пищевой промышленности.
Получен гонорар за «Баязет» и короткий роман «Париж на три часа». Вероника всё чаще напоминает Пикулю о Риге.
Первое время он и слышать не хотел. «Как я могу оставить родной Ленинград», — возмущался Валентин на очередное предложение Вероники, но поехать на время, лет на пять, чтобы встать на ноги, согласился. А к этому времени, может быть, сменится руководство ленинградской писательской организации, с которым у него были сложные, натянутые отношения.
Вероника заранее списалась с подругами, чтобы они подыскали подходящий обмен. Полгода спустя — счастье улыбнулось. Был найден прекрасный обмен, который устраивал обе стороны.
Прощание Валентина с Ленинградом было долгим и трудным. Здесь он вылетел из гнезда, здесь началась его литературная деятельность, здесь получил признание. Атам, в неизведанном мире, — новые рубежи, новые люди. Блеснёт ли там луч надежды и счастья? Пикуль с душевной болью рвал тонкую нить, которая соединяла с родиной…
Глава третья. Здравствуй, Рига!
Своё первое изучение Латвии Пикуль начал с газет: покупал много периодики, чтобы быть в курсе событий.
Когда впервые встречаешься с новым городом, хочется знать не только его настоящее, но и прошлое. Рига — город особенный. Его значение выходит далеко за пределы Латвии. Почти восьмисотлетняя жизнь города и его развитие занимает почётное место в мировой истории.
«Сколько ни говори о Риге, всё равно будет мало. Сколько о ней спето песен, написано стихов, создано картин, снято фильмов». Трудно найти такой портовый город со столь своеобразной историей и климатом: важнейший порт Балтики, влияние и значение которого во все времена оценивалось высоко. Находясь на перепутье между Европой и Азией, город играл и играет исключительную роль в торговле.
Название «Рига» родилось в самом начале XIII века. От этого названия веет былинной стариной. Основанная немецким епископом Альбертом в 1201 году, Рига быстро строилась и в 1225 году получила статус города, а в 1282 году вступила в Ганзейский союз.
К этому времени Рига уже «обладала многочисленным торговым флотом, войском и военными кораблями», вела оживлённую торговлю с немецкими городами, а также с Новгородским, Витебским, Смоленским княжествами.
Поэтому первым делом Валентин решил заглянуть в сохранившуюся старину Латвии: совершил поездки в усадьбы Яунпилс и Яунмоку, возведённые ещё во времена Ливонского ордена. Посетил города Цесис (Венден), Бауск, Кулдигу, Лиепаю (Либаву), Елгаву (Митаву), объехал многие погосты.
Рига мало соответствовала городу его воображения, но здесь ему предстояло жить и работать, значит, в первую очередь, он должен знать историю Латвии, её искусство, литературу, географию, архитектуру…
Пёстрый ковёр черепичных крыш… Старина. А за ней — корпуса новых заводов. Вековые липы развесили тяжелые ветви над брусчаткой тротуаров. На каждом шагу приходилось останавливаться, вглядываться в контрасты старины, в которой застыло время и совсем рядом соседствовала современность, о которой напоминали шаги современников, возвращая к действительности.
Пикуль любил прогулки по улице Кирова, ныне Элизабет, Стрелниеку, Алберта, где многие строения выполнены в югендстиле. Каждый дом неповторим. У Пикуля закралась даже такая мысль: ему захотелось написать историю красивого дома и судьбу его обитателей.
— Интересно, были ли счастливы люди, живущие в таких красивых домах? — нередко задавал он вопрос сам себе.
Названия многих улиц незнакомы. Но улица, где предстояло жить, была названа в честь одного из организаторов Коммунистической партии Латвии в 1918–1920 годах, бывшего председателем советского правительства Латвии, — Петра Ивановича Стучки.
Многовековую историю Риги Пикуль решил изучать, посещая музеи. Свой первый поход он совершил в Художественный музей, распахнувший двери ещё в 1869 году. В нём сосредоточены основные сокровища латышского изобразительного и прикладного национального искусства. Произведения Я. Розенталя, В. Пурвита, Ю. Феддер-са, К. Гуна, Л. Свемпа поразили воображение писателя.
К своему великому удивлению, Валентин обнаружил огромное количество картин старых русских мастеров: Роко-това, Антропова, Репина, Кустодиева, Брюллова, Левитана и огромную коллекцию картин Н. К. Рериха, предки которого жили в Латвии. Да и сам Николай Константинович неоднократно посещал Латвию. Им написаны виды старой Риги, церковь Святого Петра. Разглядывая картины Н. К. Рериха, восхищаясь экзотикой его полотен, необыкновенной игрой красок, Пикуль увидел что-то знакомое: Да — это Коровин. Настоящий Коровин — его творчество Валентин хорошо знал. Очарованный и восхищённый, он замер перед картиной. В Художественный музей Риги Пикуль обязательно приводил своих гостей, выступая в данном случае в качестве гида. С годами Валентин стал своим человеком в музее. Ему дозволили посмотреть даже запасники музея.
Поразил писателя своим богатством и разнообразием экспонатов Музей истории Риги и мореходства, созданный в далёком 1773 году. Его коллекция насчитывает более полумиллиона предметов старины. Но Валентин, как моряк, подолгу останавливался у каждого морского экспоната, рассматривая утлые судёнышки прошлого, на которых бесстрашные люди в далёкие времена выходили в мировой океан, боролись со стихией и побеждали! Он восхищался мужеством и подвигами предков.
Самая старинная церковь в Риге — храм Святого Петра, который упоминается в летописи в 1209 году. На протяжении веков он несколько раз горел, разрушался. Пострадал и в первые дни войны: была разрушена башня и несущие конструкции. В огне погибли украшения интерьера, средневековые гербовые щиты и витражи.
Валентин долго всматривался в высотного золотого петушка, который возвышался над землей на высоте 123 метров. «Что символизирует петушок? — спрашивал он сам себя. Конечно же, — это страж города, страж порядка».
Музей истории медицины Пикуль открыл случайно, прогуливаясь по улице Паэглес (ныне Антонияс), и стал его постоянным посетителем. Это один из самых молодых музеев Риги, открывший свои двери для посетителей в 1961 году. В основу музея положена богатая коллекция врача и учёного Павла Ивановича Страдыня, которую он собирал на протяжении нескольких десятилетий, а затем подарил городу. Экспозиции музея отражают развитие медицины от момента зарождения (разных времён и народов) и до наших дней. Валентина особенно поражал раздел музея средневекового периода, где почти в реалистической обстановке отражены нашествие чумы и холеры, которые уносили миллионы человеческих жизней.
Именно посещение Музея истории медицины натолкнуло Пикуля на написание миниатюры «Письмо студента Мамонтова».
В 1910 году Илья Мамонтов учился на 5-м курсе Военно-медицинской академии, когда в Харбине была обнаружена самая заразная лёгочная чума.
«Если чуму не задержать в Харбине, она как сумасшедшая, со скоростью курьерских поездов проскочит Сибирь и явится здесь, в Европе!»
Сделав себе противочумные прививки, он добровольно отправляется для борьбы с чумой.
Всемирно известный эпидемиолог-чумогон Д. К. Заболотный сказал Илье:
— Кончай, Илья, академию, и я беру тебя в ассистенты. Будем вместе гонять чуму по белу свету, пока не загоним её в тесный угол, где она и сдохнет под бурные овации всего мира!
И еще одна причина заставляла писателя чаще посещать Музей истории медицины. Дело в том, что в музее Пикуль постоянно покупал новые выпуски — сборники статей «Из истории медицины», которые начали издаваться с 1957 года и представляли огромный интерес для писателя. В них публиковались очень редкие ценные материалы, найти которые в обычной библиотеке практически невозможно. В библиотеке Пикуля представлено с десяток таких сборников.
Писатель собрал довольно обширный материал о П. Страдыне, мечтая с течением времени написать миниатюру об этом подвижнике. «А если говорить серьёзно, то этот человек достоин не миниатюры, а большого произведения маститого писателя, ибо и дела его велики, и сам он был велик!»
Благодарные предки не забыли дела и творения великого медика-учёного. Его имя носит одна из центральных клиник города Риги.
Неподалёку от дома Пикуля расположен интересный по своему содержанию, наверное единственный в бывшем Союзе, Пожарно-технический музей, в фондах которого около 20 тысяч экспонатов. Интерес представляет коллекция автомобилей, насосов, огнетушителей, других технических сооружений. Наглядная агитация (афиши, плакаты), награды, нумизматика, произведения искусства.
Посещая музей, Пикуль надолго задерживался у стендов, вспоминая свою молодость, когда он вместе с пожарными выезжал на вызовы.
«И с тех пор, вдохнув трагического дыма случайных пожаров или преступных поджогов, я остался навеки… влюблен в тех мужественных людей, что гасят адское пламя и которые ради людей жертвуют своей жизнью».
Эта страница жизни натолкнула Пикуля написать миниатюру «Куда делась наша тарелка?», повествующая о пожаре в Зимнем дворце в декабре 1837 года.
С переездом в Ригу наступила новая веха в творчестве писателя. С первых дней пребывания в Риге он убедился, что жить на новом месте трудней, чем на родине. Здесь никто не поможет, он полностью должен отвечать сам за себя. Одновременно с этим выводом он вырабатывал и новые качества характера, чтобы лучше знать и уважать обычаи, привычки, культуру коренного народа. Это для него была своего рода школа жизни.
«Нарисованный Вероникой образ Риги в розовых тонах скоро приобрёл серый оттенок, но не оттого, что я изменил свое отношение к Риге, наоборот, я полюбил её». Мрачность настроения Пикуля объяснялась материальными трудностями.
Заработка не было, а надо было кормить себя и жену. В те времена устроиться на работу было легко, но Вероника ни дня в Риге не работала, понимая, что она нужна дома. И она была рядом с Валентином в самые трудные годы его становления.
Ради справедливости стоит сказать — Вероника доставляла ему и много огорчений своим пристрастием — игрой в карты.
Жилищные условия были хорошие. Сразу после войны этот дом был построен для офицеров штаба и политуправления командующим Прибалтийского военного округа Иваном Христофоровичем Баграмяном.
— Странный был дом, — скажет Пикуль в одном интервью. — Если кто-то из генералов покупал чешскую мебель — она была модной в то время! — её жильцы пытались тоже обзавестись такой же. Когда появилась мебель с полками для книг — соседи стали «библиофилами».
«Дом — это где твоё сердце», — говорили древние философы, утверждая тем самым, что жилище человека — неотъемлемая и важнейшая часть его жизни.
На одной лестничной площадке жила семья подполковника Владимира Павловича Шадрина, с которым Валентин подружился. Начитанный и отзывчивый Владимир всячески хотел помочь писателю в нелёгкой жизненной обстановке.
Иногда Пикуля приглашали «на чай», где собирались сослуживцы Владимира Павловича. Пикуль оказывался в обществе трёх Володей: Шадрина, Мотрия и Краснящих. В обществе этого трио было всегда интересно: рассказывали о службе, новостях, концертах, которые они устраивали в Доме офицеров.
В этом же доме поселился и генерал-майор Геннадий Михайлович Громов, который покорил Пикуля тем, что пришёл знакомиться с ним не в генеральской форме, а в спортивном костюме. А потом изредка заходил к писателю на огонёк.
Что касается Вероники, то она быстро вошла в рижскую обстановку, не падала духом, не поддавалась усталости, вела себя так, как будто всё это ей привычно и не доставляет никаких неудобств. Здесь уклад жизни был более размеренный и мелодичный. В своей матушке-России, оставленной ими на время, этого не было.
Чтобы заполнить свободное время с пользой для семьи, она пошла на курсы кройки и шитья. Ни для кого не секрет, что купить что-то модное и интересное в советское время можно было по блату (как не люблю это слово!) или отстояв огромную очередь. Кое-что из вещей ей присылали подруги из Израиля. Но чтобы ни от кого не зависеть, отныне все необходимые для себя и Валентина вещи шила сама. Даже полушубок сшила Пикулю из своей старой шубы. Вкус у неё был отменный. А предпочтение в своём наряде ещё в те давние времена она отдавала брючным костюмам.
Вероника была коммуникабельной личностью. При общении с ней создавалось такое впечатление, что она всё умеет. Когда она болела или Пикуль был занят, она часто звонила и просила принести необходимые книги на дом.
Вероника была редчайшей хозяйкой. Она в полной мере обладала русским гостеприимством, была внимательной и заботливой до мелочей. Пикуль забавлял гостей, рассказывая разные истории, а она создавала уют за столом.
Некоторые современники называют её не в меру гордой. По моему убеждению, это определение к ней мало подходит: многим она отказывала от встреч с Пикулем, чтобы сберечь драгоценное рабочее время писателя, а в таких случаях нужно быть исключительно тактичной, чтобы не обидеть ни читателей, ни корреспондентов, ни критиков.
Вероника делала всё для того, чтобы её любимый муж мог спокойно и плодотворно работать в новой обстановке.
Весной 1963 года Пикули сняли дачу на острове Булли — в 15 километрах от города, где проживали по 7–8 месяцев в году. Этот двухэтажный дом на улице Дзинтару, в котором Пикули арендовали второй этаж, знали в первое время только приезжавшие редакторы и родственники. Потом круг расширился — появлялись прежние друзья из Ленинграда по литературному цеху, читатели, киношники…
Хозяева дачи Хильда и Роберт Мелнгайлисы сначала дивились новым поселенцам: живут не как все люди. Обычно на дачах отдыхают, загорают, купаются в море. А эти сидят дома: особенно Пикуль — ночами работает, днём спит или едет в город, возвращаясь с пачками книг, но впоследствии привыкли к дачникам.
Многие из писателей, посещавших его на острове, задавали вопрос: «Почему живой, любивший компании писатель стал на острове своего рода “затворником”?» Он обычно отшучивался, а если говорить серьёзно, отвечал: «Это внутренняя эмиграция, чтобы найти самого себя в жизни и своё место в литературе».
Красив остров. Это Пикуль оценил сразу. Как будто здесь потрудился талантливый ландшафтный архитектор.
Величественные сосны красиво и ненавязчиво окружали двухэтажный дом. Мало машин, мало людей — только местные жители, — здесь всё отдано природе.
Непривычная тишина успокаивала нервы, но когда бушевало море, солёные морские ветры стучались в окна дачи. Здесь он вёл размеренную аскетическую жизнь, так не похожую на жизнь в Ленинграде: практически работа для него стала по-настоящему смыслом жизни. Весь багаж накопленных знаний, огонь нерастраченной души, мысли, постепенно созревавшие в его голове, он вкладывал в свои книги. Писал быстро, боясь потерять главную мысль, ведь однажды пришедшая, она ускользает золотой рыбкой и уже не вернется. Если один роман не получался — он брался за другой.
Из города путь лежал через историческое место — Усть-Двинск, где в основном живут моряки, а далее Булли. В прежние времена Усть-Двинск назывался Динамюндом. Крепость в Динамюнде основал Пётр Великий. До сих пор хорошо сохранились стены крепости, которые хранят свою боевую историю на протяжении более трёх веков.
Наступила зима, первая зима пребывания в Латвии. На даче был создан и обустроен свой мир. На большой веранде для птичек была устроена кормушка: сюда слетались снегири, воробьи и даже дятлы. Особое восхищение вызывал дятел с красным хохолком на голове, который, ничуть не боясь человека, брал корм с протянутой руки.
И когда он появлялся, Вероника кричала:
— Валечка! Он прилетел!
Вместе с хозяевами на даче жили кошки и собаки. Рано утром, после ночной смены, Пикуль прогуливался с Канарисом до моря. До него совсем недалеко: 10 минут медленным ходом. Поражает красотой Рижское взморье. А как приятен песок — мелкий, чистый, белый. Но больше всего Валентин любил осматривать горизонт, любоваться верхушками сосен, которые раскачиваются под напором ветра. С силой и грохотом обрушиваются на пляж вспененные волны, разбегаясь по песку, и растворяясь в нём, обессиленные и потерявшие мощь, они откатываются назад. Если море бушует, шум его доносится до дачи.
На взморье всё располагало к творчеству. К тому же были надёжные тылы — морской госпиталь в Усть-Двинске и База отдыха для моряков, возвратившихся после длительного автономного плавания.
Писатель часто встречался с моряками, пришедшими из автономного плавания. Такие встречи приносили обоюдную заинтересованность. Моряки больше узнавали о творчестве писателя, а Пикуля поражали их рассказы о своей службе. При каждой встрече писатель дарил свои книги.
В добрых дружеских отношениях находился Валентин Пикуль со старшим морским начальником Риги — контр-адмиралом Евгением Георгиевичем Мальковым. Чтобы помочь Пикулям в любую трудную минуту, по распоряжению Малькова на дачу провели телефон. Хоть и трудно иногда было с выходом в город (через дежурного), но с морским начальством можно связаться в любое время суток. А это очень важно.
Пикуля морально поддерживало и высшее командование морской бригады: капитан 1 ранга Аркадий Саввич Веселков и капитан 1 ранга Вячеслав Юрьевич Камышан. Каждый год в День Военно-морского флота Валентин был гостем моряков, выкраивая время для встреч.
Моряки и в мирное время вели Пикуля по жизни. Позднее — и квартиру в новом доме на улице Весетас помогли получить моряки, обращаясь в разные инстанции. Новая трёхкомнатная квартира с холлом, площадью более 90 квадратных метров оказалась удобной для расстановки книг. Но когда книги были расставлены — не нашлось места для кровати. Так Пикулю снова пришлось спать на кушетке.
На остове Булли работалось хорошо и удобно. Хотя на даче Валентин не написал полностью ни одного произведения, но вся подготовительная и черновая работа проходила именно здесь. Неудобства состояли только в том, что не всегда можно было получить ответ на любой возникший вопрос, поскольку на дачу отвозилось самое необходимое количество книг, только нужное для работы. А картотеки и другие справочные материалы оставались в городской квартире. На квартиру, впрочем как и на почту, Пикуль наведывался раз в неделю. Вызывал такси, ехал в город, расправлялся с делами и на этом же такси возвращался обратно.
В творческом плане этот период жизни Пикуля не богат на урожай. Автор тщательно изучает замечания рецензентов и снимает вопросы по первому тому «На задворках великой империи», знакомясь с замечаниями историков-специалистов. Впереди — работа над вторым томом.
Первые литературные опыты в Риге
В Риге жизнь текла размеренно, по строго установленному порядку, который изредка нарушали какие-то внезапные вторжения. Он был ограждён от посторонних посетителей, мешавших работе и сбивавших настроение. Всё время принадлежало ему одному и его работе (он всё ещё сидел на чемоданах и расставлял книги).
Валентин почувствовал гнёт одиночества. Нельзя сказать, что русская диаспора не заинтересовалась приездом нового литератора.
Он скучал по родине, по друзьям и никогда их не забывал. Особенно часто вспоминал об удивительных сёстрах Бурцевых — Нине и Елене Владимировне из потомственных дворян, которые в пору вхождения в литературу поддерживали и опекали его. Дружба с ними завязалась во время работы над романом «Океанский патруль». Сёстры бесплатно перепечатывали начинающему писателю его рукописи. Денег заплатить не было. Да они не скоро и появятся.
После переезда в Ригу, когда Пикуль окреп материально, он всегда оказывал сёстрам Бурцевым материальную помощь. А если от них долгое время не поступало никакой весточки, Валентин просил набрать номер телефона и часами разговаривал с ними — впечатление от разговора было такое, как будто он побывал на родине.
Образовавшуюся на время пустоту в Риге Пикуль заполнял работой. На столе лежала вычитанная рукопись первого тома и начатая рукопись второго тома романа «На задворках великой империи». Писалось легко. Вместе с Мышецким, губернатором Уренска, Пикуль попадает в самое пекло революционных событий 1905 года.
Материальное положение трудное, наступило время, преисполненное заботой о куске хлеба насущного. За 1963–1965 годы Пикуль трижды брал ссуды в Литфонде, которые давали с большой задержкой, по 500 рублей в год, — под гонорар будущего романа. Дни проходили за днями, истощались и без того скудные запасы. Если в Ленинграде кроме выхода книг он подрабатывал выступлениями в Домах культуры, на предприятиях, в библиотеках Ленинградской области, то в Риге этого приработка не было. Вероника снесла все ценные вещи в комиссионку, пытаясь хоть как-то дотянуть до выхода книги.
Остался только костюм Валентина.
— Продай и его, — был ответ Пикуля.
А в это же самое время, — пишет в письме другу Николай Кондратьев, — состоялось заседание правления Ленинградской писательской организации с повесткой дня: «Исключение из состава писательской организации Валентина Пикуля».
«Я встал и спросил: а где его заявление о выходе из организации? Без его просьбы исключить Пикуля мы не можем, тем более, что на учёт в Риге он вставать не собирается. — Вопрос пока отложили. Решили спросить у тебя».
С Николаем Пикуль постоянно обменивался информацией о своих планах. «Он был необыкновенно проницательный человек, понимая, над какой темой я работаю и к чему стремлюсь».
Видя трудное материальное положение друга, Николай Дмитриевич просит Валентина:
— Напиши роман о Ленине. Я прозондировал почву в Лениздате, там напечатают. Поверь, тебе будет открыта зелёная улица. Ободришься. Встанешь на ноги.
И, несмотря на то что семья сильно нуждалась, писать о Ленине Пикуль отказался. Он считал Бухарина и Троцкого куда талантливей и выше Ленина.
В этот трудный период Пикуль впервые обратился в рижское издательство «Лиесма», предложив свой короткий роман «Париж на три часа». Предложение Пикуля было с ходу отвергнуто. «Мы печатаем только своих авторов. Если вы осветите какую-нибудь страницу истории Латвии, — тогда посмотрим».
Пикуль засел за сценарий «Дипкурьерская» — о дипломате Теодоре Нетте. Сюжет был острый: вместе с Иоганном Махмасталем везли дипломатическую почту по маршруту Москва — Рига — Копенгаген. На перегоне Икшкиле (Иксюоль) — Саласпилс на них напали бандиты — с целью завладения почтой. Теодор Нетте ценой своей жизни спас дипломатическую почту, а Махмасталь был тяжело ранен.
При работе над сценарием Пикуль много и подолгу общался с Николаем Кондратьевым, который написал повесть «Сквозь револьверный лай» — тоже о Теодоре Нетте.
Написанный Пикулем сценарий «Дипкурьерская» не был опубликован и не был поставлен на сцене театра. Он до сих пор пылится в архиве писателя.
Первая рижская публикация миниатюры «Калиостро — друг бедных» появилась в журнале «Даугава» только в 1977 году, а в 1978-м на латышский язык переведена и опубликована в газете «Циня» миниатюра «Ничего, синьор, ничего, синьорита!»; газета «Советская Латвия» напечатала отрывок из романа «Нечистая сила». Его сокращённая публикация появится только в 1979 году в журнале «Наш современник» под названием «У последней черты».
Несмотря на недружелюбие латышской прессы к русскому писателю, многие произведения его появились впервые на страницах газет и журналов именно в Риге.
Узкая тропинка к латышскому читателю протоптана. Позднее она расширится до столбовой дороги…
Друзья по литературному цеху
Жизнь писателя в новом мире текла без особых тайн, да никто и не интересовался этими тайнами. Он практически не бывал в «литературном свете», а встречи с писателями происходили на каких-то редких юбилеях или в матросском клубе Усть-Двинска, куда его приглашают моряки.
«Я снова очутился, как “на Соловках”, в изоляции», — шутил он, посмеиваясь, над своим положением в Риге.
Друзей и приятелей Пикуль пока не завёл, а общение с литературным миром было необходимо. Пикуль был извещён, что в Риге большая секция русских литераторов: Н. Задорнов, М. Зорин, В. Михайлов, Б. Куняев, Л. Черевичник, Е. Баренбойм, Л. Прозоровский, В. Золотов, Б. Попов.
Как-то Пикуль заглянул в Союз писателей Латвии, что находился ранее на улице Кришьяна Барона, 12. Здесь он встретился с историческим романистом, чьё имя было хорошо известно читателю и гремело на всю страну, — Николаем Павловичем Задорновым, в то время руководителем русской секцией Союза писателей Латвии.
Книги его «Амур-батюшка», «Далёкий край», «Золотая лихорадка» пользовались огромным успехом и переходили из рук в руки. Н. П. Задорнова можно с полной уверенностью назвать автором фирменной, одной темы. За свой более чем полувековой творческий путь он сохранил верность истории и написал несколько романов, посвящённых истории Сибири, Дальнего Востока, Японии.
Пикуль высоко ценил трилогию («Первое открытие», «Капитан Невельской» и «Война за океан») — о моряке-землепроходце Геннадии Ивановиче Невельском — исследователе Дальнего Востока, который, командуя военным кораблём «Байкал», в 1848–1849 годах совершил переход из Кронштадта в Петропавловск. Исследуя побережье, Невельской сделал открытие, что Сахалин — это остров, отделённый от материка проливом. Благодаря открытиям Невельского — передового человека своего времени и великого патриота, в 1858 году был заключен Айгунский трактат, устанавливающий границу с Китаем по Амуру.
Трилогия Н. П. Задорнова покорила Пикуля знанием писателем исторической темы материала и событий истории; смелостью и правдивостью изображаемого; размашистостью и подходом к подаче автором материала. Через всё повествование автор проводит мысль, что русские люди, придя сюда, основывали свои отношения с местным народом на взаимном уважении и дружбе.
«Успехи экспедиций Невельского ещё не полностью оценены, — считал Пикуль, — и спасибо Николаю Павловичу, что он поднимает на высоту это великое имя. Как много Невельской успел сделать: проложить путь России к Тихому океану, установить флаг в устье Амура и на Сахалине».
В Задорнове Пикуль почувствовал родственную душу, и между ними сразу установились искренние, дружеские отношения, хотя встречи проходили не так часто, но постоянная связь поддерживалась по телефону.
При каждом удобном случае Валентин просил рассказать Николая Павловича о его «богатых приключениях» во время путешествий по Сибири и Дальнему Востоку, поскольку до работы за писательским столом Задорнов в качестве журналиста намотал тысячи милей по этой огромной территории. Особенно интересными были его рассказы о поездках на Чукотку.
Незабываемо интересное было время. Держу в руках пригласительный билет Пикулю на празднование 75-летнего юбилея Н. Задорнова, который состоялся 5 декабря 1984 года в помещении Союза писателей.
Юбилей Николая Задорнова объединил всех. За столом собрались творческие личности разных национальностей и культур, провозглашая тосты и вспоминая интересные случаи из жизни писателя.
Читатели, наверное, заметили, что Пикуль с Николаем Павловичем работали в одном ключе, обращая взгляды на Дальний Восток, Японию, где Николай Павлович бывал неоднократно, но никакой конкуренции в работе не было, наоборот, они помогали друг другу советами, первоисточниками. Радовались появлению каждой новой книги друга и дарили авторские экземпляры.
В любой кампании был её душой общительный и компанейский поэт — Борис Ильич Куняев. Он расположил к себе Пикуля широтой своих взглядов и интересов. Он писал хорошие философские, лирические стихи и на военную тематику. А ещё Валентина в стихах поэта восхищало описание красок и стихии моря.
Куняев видел море и в шторм, и в штиль. Каждое лето он уезжал на отдых и работу в прекрасный уголок Волошина — Коктебель.
Увлечение экслибрисами — тоже хобби Бориса Ильича. Пикуль подарил ему свой экслибрис, присланный художником из города Сумы.
С Евсеем Львовичем Баренбоймом Валентин Саввич Пикуль — два моряка и два писателя — всегда находили темы для разговора: конечно же, о море, о войне, общих друзьях, о писательстве.
Известность и удачу принёс Евсею роман «Доктора флота», который Евсей подарил Валентину. Прочитав роман, Пикуль поинтересовался, насколько он автобиографичен.
— Большинство событий и случаев, описываемых в романе, приключились со мной или с моими друзьями, — ответил Евсей. — А если говорить об автобиографичности, то многими своими чертами я наделил моего героя Мишу Петрова.
Евсей признался, что прочитал все книги Валентина, но самой удачной считает документальную трагедию «Реквием каравану PQ-17», которую перечитывал несколько раз.
«Одно время я снова хотел вернуться к событиям на северном театре военных действий, — сказал Валентин, — и написать о борьбе советских моряков с немецким крейсером “Адмирал Шеер”, но почувствовал, что лучше “Реквиема…” не напишу, а повторяться не хочу, поэтому дарю тебе собранный материал, может быть, ты напишешь».
Он достал папки с подборкой материалов, выписками, «почасовиком» по операции «Вундерланд» и передал Евсею.
Биограф Е. Баренбойма Борис Попов писал: «Кстати, идею и сюжет повести подсказал Евсею Львовичу широко известный писатель В. С. Пикуль. В их разговоре всплыла страничка славной истории Северного флота — борьба с тяжёлым немецким крейсером “Адмирал Шеер”, вторгшимся в советские полярные воды. Валентин Саввич и сам с удовольствием взялся бы за повесть, материал был очень заманчив, но уже шла полным ходом работа над большим романом, в перспективе виделся ещё один. Так почему не поделиться с коллегой интересным замыслом?»
Приятельские взаимоотношения с Евсеем Баренбоймом продолжались до выхода романа «Нечистая сила».
Баренбойм поддержал оценку идеологов того времени — Суслова и Зимянина — об ошибочности публикации романа, который Пикуль считал своей главной удачей.
В последний раз они встретились летом 1980 года, после длинного разговора о романе-хронике «У последней черты» их пути разошлись.
Повесть Е. Баренбойма «Операция “Вундерланд”» появилась на свет в 1982 году в рижском издательстве «Лиес-ма». Пикуль просмотрел её, кое-что прочитал и сказал:
— Я рад, что появилась новая книга о грозных событиях войны, а ещё более рад, что собранные мною материалы не пропали, а пригодились Евсею.
Наш дом по улице Весетас в советское время был построен на средства Литературного фонда, поэтому в нём жили в основном творческие работники.
Владимир Карлович Кайяк, почти каждодневно встречавшийся на одной лестничной площадке с Пикулем, — талантливый писатель разностороннего дарования, но деревенская тема превалирует в его творчестве. Подаренные Владимиром книги Валентин обязательно читал, не всегда сразу, сгоряча, а если работал — оставлял на потом. Помню, после прочтения одного из деревенских детективов он сказал: «И как у него всё так ловко получается? Я бы так не смог написать».
Они постоянно обменивались своими только что изданными книгами и были в курсе работы каждого.
Хочется обратить внимание читателя и на главную сторону характера Владимира Кайяка и его внимательной и заботливой супруги, тоже литератора, Мары Свиры — отзывчивость. Не было им покоя, когда у Пикуля выходили книги. Приезжавшие со всего Союза читатели, не добившись свидания с Пикулем, обращались к соседям. И те выполняли свою миссию передаточного звена. Позднее, в письмах, читатели благодарили соседей за отзывчивость и теплоту.
На первом этаже жил главный редактор газеты «Советская Латвия» Николай Петрович Салеев с супругой Людмилой Алексеевной. Оба они были интересными творческими личностями и много знающими собеседниками. Николай Павлович симпатизировал Пикулю, читал в рукописях все его произведения и часто печатал отрывки из них на страницах «Советской Латвии».
Лев Владимирович Прозоровский жил не в нашем доме, но Пикуль часто встречался с ним. Талантливый прозаик писал не только интересные книги, но и оказывал большую помощь молодым, начинающим свой литературный путь писателям. Он руководил литературной секцией «Буревестник», где основной костяк входящих в литературу авторов занимали рыбаки.
С уходом Льва Владимировича в мир иной секцию «Буревестник» под своё покровительство взял талантливый поэт Юрий Рузанов.
Василий Антонович Золотов, с которым недавно познакомился Валентин, многие годы проработал на Камчатке.
Новый знакомый Пикулю понравился: он образно и интересно рассказывал о своих дальневосточных приключениях и в море, и на берегу. Они стали приятелями, а потом сошлись и более близко, ибо морякам всегда было о чём поговорить. Может быть, рассказы Василия Антоновича навеяли Пикулю мысль написать роман «Богатство». Может быть…
Золотовы долго мыкались по Риге по чужим квартирам, — своей не было, и в ближайшем будущем не предвиделось. Пришлось уехать в Рязань — к родным пенатам.
Переписка с Пикулем продолжалась до последних дней жизни. В одном из писем Валентин рекомендует другу окунуться в историю. Сначала появляются исторические очерки, а спустя несколько лет Золотов пишет повесть о Степане Петровиче Крашенинникове — исследователе Камчатки, который провёл на полуострове четыре года. Степан Петрович описал грозное извержение Ключевской сопки, когда вся гора казалась «раскалённым камнем». Так родилась знаменитая книга Крашенинникова «Описание земли Камчатки». Камчатский труд обессмертил имя автора.
Василий Золотов прислал рукопись о С. П. Крашенинникове Пикулю на рецензию. Ознакомившись с ней, тот написал положительное заключение.
Многие годы Василий Антонович возглавлял Рязанскую писательскую организацию, воспитывая молодые кадры.
Не только по долгу работы приходилось встречаться Пикулю с ответственным секретарём журнала «Даугава» Борисом Поповым, но и на разного рода мероприятиях, которых в советское время проводилось множество. Именно он во многом помог Валентину опубликовать в журнале русско-французский роман «Каждому своё».
Поскольку зашёл разговор о журнале «Даугава», уделю несколько слов понимающему душу и мысли писателя талантливому редактору романа «Каждому своё» Раисе Васильевне Золотовой — дочери друга Пикуля по литературному цеху Василия Антоновича Золотова, о котором говорилось выше.
Роман сложный во всех отношениях, с множеством героев, борющихся за власть и отстаивающих свои идеологические концепции, и редактировать его было нелегко. О Раисе Васильевне Валентин сказал: «Толковый редактор, её мне сам бог послал».
Рига богата интересными людьми, с которыми Валентину приходилось встречаться. Добрым помощником и консультантом писателя был Вадим Николаевич Некрасов — человек большого ума и разносторонней эрудиции. Отец Вадима Николаевича — Некрасов Николай Виссарионович являлся одним из лидеров левых кадетов и депутатом 3-й и 4-й Государственной думы, а в 1917 году — министром Временного правительства. При изучении источников писатель часто сталкивался с разным толкованием одних и тех же событий. В таких случаях Пикуль просил прояснить трудную ситуацию. Особенно много консультировался с ним Валентин при написании романа «Нечистая сила». Вадим Николаевич первым прочитал рукопись романа и одобрил её.
В семье Некрасовых было интересно общаться не только с Вадимом Николаевичем, но и с его сыном, который изучал историю России по энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
Их было много, друзей и приятелей и просто знакомых, и каждый оставил добрый след в биографии писателя…
Своё первое изучение Латвии Пикуль начал с газет: покупал много периодики, чтобы быть в курсе событий.
Когда впервые встречаешься с новым городом, хочется знать не только его настоящее, но и прошлое. Рига — город особенный. Его значение выходит далеко за пределы Латвии. Почти восьмисотлетняя жизнь города и его развитие занимает почётное место в мировой истории.
«Сколько ни говори о Риге, всё равно будет мало. Сколько о ней спето песен, написано стихов, создано картин, снято фильмов». Трудно найти такой портовый город со столь своеобразной историей и климатом: важнейший порт Балтики, влияние и значение которого во все времена оценивалось высоко. Находясь на перепутье между Европой и Азией, город играл и играет исключительную роль в торговле.
Название «Рига» родилось в самом начале XIII века. От этого названия веет былинной стариной. Основанная немецким епископом Альбертом в 1201 году, Рига быстро строилась и в 1225 году получила статус города, а в 1282 году вступила в Ганзейский союз.
К этому времени Рига уже «обладала многочисленным торговым флотом, войском и военными кораблями», вела оживлённую торговлю с немецкими городами, а также с Новгородским, Витебским, Смоленским княжествами.
Поэтому первым делом Валентин решил заглянуть в сохранившуюся старину Латвии: совершил поездки в усадьбы Яунпилс и Яунмоку, возведённые ещё во времена Ливонского ордена. Посетил города Цесис (Венден), Бауск, Кулдигу, Лиепаю (Либаву), Елгаву (Митаву), объехал многие погосты.
Рига мало соответствовала городу его воображения, но здесь ему предстояло жить и работать, значит, в первую очередь, он должен знать историю Латвии, её искусство, литературу, географию, архитектуру…
Пёстрый ковёр черепичных крыш… Старина. А за ней — корпуса новых заводов. Вековые липы развесили тяжелые ветви над брусчаткой тротуаров. На каждом шагу приходилось останавливаться, вглядываться в контрасты старины, в которой застыло время и совсем рядом соседствовала современность, о которой напоминали шаги современников, возвращая к действительности.
Пикуль любил прогулки по улице Кирова, ныне Элизабет, Стрелниеку, Алберта, где многие строения выполнены в югендстиле. Каждый дом неповторим. У Пикуля закралась даже такая мысль: ему захотелось написать историю красивого дома и судьбу его обитателей.
— Интересно, были ли счастливы люди, живущие в таких красивых домах? — нередко задавал он вопрос сам себе.
Названия многих улиц незнакомы. Но улица, где предстояло жить, была названа в честь одного из организаторов Коммунистической партии Латвии в 1918–1920 годах, бывшего председателем советского правительства Латвии, — Петра Ивановича Стучки.
Многовековую историю Риги Пикуль решил изучать, посещая музеи. Свой первый поход он совершил в Художественный музей, распахнувший двери ещё в 1869 году. В нём сосредоточены основные сокровища латышского изобразительного и прикладного национального искусства. Произведения Я. Розенталя, В. Пурвита, Ю. Феддер-са, К. Гуна, Л. Свемпа поразили воображение писателя.
К своему великому удивлению, Валентин обнаружил огромное количество картин старых русских мастеров: Роко-това, Антропова, Репина, Кустодиева, Брюллова, Левитана и огромную коллекцию картин Н. К. Рериха, предки которого жили в Латвии. Да и сам Николай Константинович неоднократно посещал Латвию. Им написаны виды старой Риги, церковь Святого Петра. Разглядывая картины Н. К. Рериха, восхищаясь экзотикой его полотен, необыкновенной игрой красок, Пикуль увидел что-то знакомое: Да — это Коровин. Настоящий Коровин — его творчество Валентин хорошо знал. Очарованный и восхищённый, он замер перед картиной. В Художественный музей Риги Пикуль обязательно приводил своих гостей, выступая в данном случае в качестве гида. С годами Валентин стал своим человеком в музее. Ему дозволили посмотреть даже запасники музея.
Поразил писателя своим богатством и разнообразием экспонатов Музей истории Риги и мореходства, созданный в далёком 1773 году. Его коллекция насчитывает более полумиллиона предметов старины. Но Валентин, как моряк, подолгу останавливался у каждого морского экспоната, рассматривая утлые судёнышки прошлого, на которых бесстрашные люди в далёкие времена выходили в мировой океан, боролись со стихией и побеждали! Он восхищался мужеством и подвигами предков.
Самая старинная церковь в Риге — храм Святого Петра, который упоминается в летописи в 1209 году. На протяжении веков он несколько раз горел, разрушался. Пострадал и в первые дни войны: была разрушена башня и несущие конструкции. В огне погибли украшения интерьера, средневековые гербовые щиты и витражи.
Валентин долго всматривался в высотного золотого петушка, который возвышался над землей на высоте 123 метров. «Что символизирует петушок? — спрашивал он сам себя. Конечно же, — это страж города, страж порядка».
Музей истории медицины Пикуль открыл случайно, прогуливаясь по улице Паэглес (ныне Антонияс), и стал его постоянным посетителем. Это один из самых молодых музеев Риги, открывший свои двери для посетителей в 1961 году. В основу музея положена богатая коллекция врача и учёного Павла Ивановича Страдыня, которую он собирал на протяжении нескольких десятилетий, а затем подарил городу. Экспозиции музея отражают развитие медицины от момента зарождения (разных времён и народов) и до наших дней. Валентина особенно поражал раздел музея средневекового периода, где почти в реалистической обстановке отражены нашествие чумы и холеры, которые уносили миллионы человеческих жизней.
Именно посещение Музея истории медицины натолкнуло Пикуля на написание миниатюры «Письмо студента Мамонтова».
В 1910 году Илья Мамонтов учился на 5-м курсе Военно-медицинской академии, когда в Харбине была обнаружена самая заразная лёгочная чума.
«Если чуму не задержать в Харбине, она как сумасшедшая, со скоростью курьерских поездов проскочит Сибирь и явится здесь, в Европе!»
Сделав себе противочумные прививки, он добровольно отправляется для борьбы с чумой.
Всемирно известный эпидемиолог-чумогон Д. К. Заболотный сказал Илье:
— Кончай, Илья, академию, и я беру тебя в ассистенты. Будем вместе гонять чуму по белу свету, пока не загоним её в тесный угол, где она и сдохнет под бурные овации всего мира!
И еще одна причина заставляла писателя чаще посещать Музей истории медицины. Дело в том, что в музее Пикуль постоянно покупал новые выпуски — сборники статей «Из истории медицины», которые начали издаваться с 1957 года и представляли огромный интерес для писателя. В них публиковались очень редкие ценные материалы, найти которые в обычной библиотеке практически невозможно. В библиотеке Пикуля представлено с десяток таких сборников.
Писатель собрал довольно обширный материал о П. Страдыне, мечтая с течением времени написать миниатюру об этом подвижнике. «А если говорить серьёзно, то этот человек достоин не миниатюры, а большого произведения маститого писателя, ибо и дела его велики, и сам он был велик!»
Благодарные предки не забыли дела и творения великого медика-учёного. Его имя носит одна из центральных клиник города Риги.
Неподалёку от дома Пикуля расположен интересный по своему содержанию, наверное единственный в бывшем Союзе, Пожарно-технический музей, в фондах которого около 20 тысяч экспонатов. Интерес представляет коллекция автомобилей, насосов, огнетушителей, других технических сооружений. Наглядная агитация (афиши, плакаты), награды, нумизматика, произведения искусства.
Посещая музей, Пикуль надолго задерживался у стендов, вспоминая свою молодость, когда он вместе с пожарными выезжал на вызовы.
«И с тех пор, вдохнув трагического дыма случайных пожаров или преступных поджогов, я остался навеки… влюблен в тех мужественных людей, что гасят адское пламя и которые ради людей жертвуют своей жизнью».
Эта страница жизни натолкнула Пикуля написать миниатюру «Куда делась наша тарелка?», повествующая о пожаре в Зимнем дворце в декабре 1837 года.
С переездом в Ригу наступила новая веха в творчестве писателя. С первых дней пребывания в Риге он убедился, что жить на новом месте трудней, чем на родине. Здесь никто не поможет, он полностью должен отвечать сам за себя. Одновременно с этим выводом он вырабатывал и новые качества характера, чтобы лучше знать и уважать обычаи, привычки, культуру коренного народа. Это для него была своего рода школа жизни.
«Нарисованный Вероникой образ Риги в розовых тонах скоро приобрёл серый оттенок, но не оттого, что я изменил свое отношение к Риге, наоборот, я полюбил её». Мрачность настроения Пикуля объяснялась материальными трудностями.
Заработка не было, а надо было кормить себя и жену. В те времена устроиться на работу было легко, но Вероника ни дня в Риге не работала, понимая, что она нужна дома. И она была рядом с Валентином в самые трудные годы его становления.
Ради справедливости стоит сказать — Вероника доставляла ему и много огорчений своим пристрастием — игрой в карты.
Жилищные условия были хорошие. Сразу после войны этот дом был построен для офицеров штаба и политуправления командующим Прибалтийского военного округа Иваном Христофоровичем Баграмяном.
— Странный был дом, — скажет Пикуль в одном интервью. — Если кто-то из генералов покупал чешскую мебель — она была модной в то время! — её жильцы пытались тоже обзавестись такой же. Когда появилась мебель с полками для книг — соседи стали «библиофилами».
«Дом — это где твоё сердце», — говорили древние философы, утверждая тем самым, что жилище человека — неотъемлемая и важнейшая часть его жизни.
На одной лестничной площадке жила семья подполковника Владимира Павловича Шадрина, с которым Валентин подружился. Начитанный и отзывчивый Владимир всячески хотел помочь писателю в нелёгкой жизненной обстановке.
Иногда Пикуля приглашали «на чай», где собирались сослуживцы Владимира Павловича. Пикуль оказывался в обществе трёх Володей: Шадрина, Мотрия и Краснящих. В обществе этого трио было всегда интересно: рассказывали о службе, новостях, концертах, которые они устраивали в Доме офицеров.
В этом же доме поселился и генерал-майор Геннадий Михайлович Громов, который покорил Пикуля тем, что пришёл знакомиться с ним не в генеральской форме, а в спортивном костюме. А потом изредка заходил к писателю на огонёк.
Что касается Вероники, то она быстро вошла в рижскую обстановку, не падала духом, не поддавалась усталости, вела себя так, как будто всё это ей привычно и не доставляет никаких неудобств. Здесь уклад жизни был более размеренный и мелодичный. В своей матушке-России, оставленной ими на время, этого не было.
Чтобы заполнить свободное время с пользой для семьи, она пошла на курсы кройки и шитья. Ни для кого не секрет, что купить что-то модное и интересное в советское время можно было по блату (как не люблю это слово!) или отстояв огромную очередь. Кое-что из вещей ей присылали подруги из Израиля. Но чтобы ни от кого не зависеть, отныне все необходимые для себя и Валентина вещи шила сама. Даже полушубок сшила Пикулю из своей старой шубы. Вкус у неё был отменный. А предпочтение в своём наряде ещё в те давние времена она отдавала брючным костюмам.
Вероника была коммуникабельной личностью. При общении с ней создавалось такое впечатление, что она всё умеет. Когда она болела или Пикуль был занят, она часто звонила и просила принести необходимые книги на дом.
Вероника была редчайшей хозяйкой. Она в полной мере обладала русским гостеприимством, была внимательной и заботливой до мелочей. Пикуль забавлял гостей, рассказывая разные истории, а она создавала уют за столом.
Некоторые современники называют её не в меру гордой. По моему убеждению, это определение к ней мало подходит: многим она отказывала от встреч с Пикулем, чтобы сберечь драгоценное рабочее время писателя, а в таких случаях нужно быть исключительно тактичной, чтобы не обидеть ни читателей, ни корреспондентов, ни критиков.
Вероника делала всё для того, чтобы её любимый муж мог спокойно и плодотворно работать в новой обстановке.
Весной 1963 года Пикули сняли дачу на острове Булли — в 15 километрах от города, где проживали по 7–8 месяцев в году. Этот двухэтажный дом на улице Дзинтару, в котором Пикули арендовали второй этаж, знали в первое время только приезжавшие редакторы и родственники. Потом круг расширился — появлялись прежние друзья из Ленинграда по литературному цеху, читатели, киношники…
Хозяева дачи Хильда и Роберт Мелнгайлисы сначала дивились новым поселенцам: живут не как все люди. Обычно на дачах отдыхают, загорают, купаются в море. А эти сидят дома: особенно Пикуль — ночами работает, днём спит или едет в город, возвращаясь с пачками книг, но впоследствии привыкли к дачникам.
Многие из писателей, посещавших его на острове, задавали вопрос: «Почему живой, любивший компании писатель стал на острове своего рода “затворником”?» Он обычно отшучивался, а если говорить серьёзно, отвечал: «Это внутренняя эмиграция, чтобы найти самого себя в жизни и своё место в литературе».
Красив остров. Это Пикуль оценил сразу. Как будто здесь потрудился талантливый ландшафтный архитектор.
Величественные сосны красиво и ненавязчиво окружали двухэтажный дом. Мало машин, мало людей — только местные жители, — здесь всё отдано природе.
Непривычная тишина успокаивала нервы, но когда бушевало море, солёные морские ветры стучались в окна дачи. Здесь он вёл размеренную аскетическую жизнь, так не похожую на жизнь в Ленинграде: практически работа для него стала по-настоящему смыслом жизни. Весь багаж накопленных знаний, огонь нерастраченной души, мысли, постепенно созревавшие в его голове, он вкладывал в свои книги. Писал быстро, боясь потерять главную мысль, ведь однажды пришедшая, она ускользает золотой рыбкой и уже не вернется. Если один роман не получался — он брался за другой.
Из города путь лежал через историческое место — Усть-Двинск, где в основном живут моряки, а далее Булли. В прежние времена Усть-Двинск назывался Динамюндом. Крепость в Динамюнде основал Пётр Великий. До сих пор хорошо сохранились стены крепости, которые хранят свою боевую историю на протяжении более трёх веков.
Наступила зима, первая зима пребывания в Латвии. На даче был создан и обустроен свой мир. На большой веранде для птичек была устроена кормушка: сюда слетались снегири, воробьи и даже дятлы. Особое восхищение вызывал дятел с красным хохолком на голове, который, ничуть не боясь человека, брал корм с протянутой руки.
И когда он появлялся, Вероника кричала:
— Валечка! Он прилетел!
Вместе с хозяевами на даче жили кошки и собаки. Рано утром, после ночной смены, Пикуль прогуливался с Канарисом до моря. До него совсем недалеко: 10 минут медленным ходом. Поражает красотой Рижское взморье. А как приятен песок — мелкий, чистый, белый. Но больше всего Валентин любил осматривать горизонт, любоваться верхушками сосен, которые раскачиваются под напором ветра. С силой и грохотом обрушиваются на пляж вспененные волны, разбегаясь по песку, и растворяясь в нём, обессиленные и потерявшие мощь, они откатываются назад. Если море бушует, шум его доносится до дачи.
На взморье всё располагало к творчеству. К тому же были надёжные тылы — морской госпиталь в Усть-Двинске и База отдыха для моряков, возвратившихся после длительного автономного плавания.
Писатель часто встречался с моряками, пришедшими из автономного плавания. Такие встречи приносили обоюдную заинтересованность. Моряки больше узнавали о творчестве писателя, а Пикуля поражали их рассказы о своей службе. При каждой встрече писатель дарил свои книги.
В добрых дружеских отношениях находился Валентин Пикуль со старшим морским начальником Риги — контр-адмиралом Евгением Георгиевичем Мальковым. Чтобы помочь Пикулям в любую трудную минуту, по распоряжению Малькова на дачу провели телефон. Хоть и трудно иногда было с выходом в город (через дежурного), но с морским начальством можно связаться в любое время суток. А это очень важно.
Пикуля морально поддерживало и высшее командование морской бригады: капитан 1 ранга Аркадий Саввич Веселков и капитан 1 ранга Вячеслав Юрьевич Камышан. Каждый год в День Военно-морского флота Валентин был гостем моряков, выкраивая время для встреч.
Моряки и в мирное время вели Пикуля по жизни. Позднее — и квартиру в новом доме на улице Весетас помогли получить моряки, обращаясь в разные инстанции. Новая трёхкомнатная квартира с холлом, площадью более 90 квадратных метров оказалась удобной для расстановки книг. Но когда книги были расставлены — не нашлось места для кровати. Так Пикулю снова пришлось спать на кушетке.
На остове Булли работалось хорошо и удобно. Хотя на даче Валентин не написал полностью ни одного произведения, но вся подготовительная и черновая работа проходила именно здесь. Неудобства состояли только в том, что не всегда можно было получить ответ на любой возникший вопрос, поскольку на дачу отвозилось самое необходимое количество книг, только нужное для работы. А картотеки и другие справочные материалы оставались в городской квартире. На квартиру, впрочем как и на почту, Пикуль наведывался раз в неделю. Вызывал такси, ехал в город, расправлялся с делами и на этом же такси возвращался обратно.
В творческом плане этот период жизни Пикуля не богат на урожай. Автор тщательно изучает замечания рецензентов и снимает вопросы по первому тому «На задворках великой империи», знакомясь с замечаниями историков-специалистов. Впереди — работа над вторым томом.
Первые литературные опыты в Риге
В Риге жизнь текла размеренно, по строго установленному порядку, который изредка нарушали какие-то внезапные вторжения. Он был ограждён от посторонних посетителей, мешавших работе и сбивавших настроение. Всё время принадлежало ему одному и его работе (он всё ещё сидел на чемоданах и расставлял книги).
Валентин почувствовал гнёт одиночества. Нельзя сказать, что русская диаспора не заинтересовалась приездом нового литератора.
Он скучал по родине, по друзьям и никогда их не забывал. Особенно часто вспоминал об удивительных сёстрах Бурцевых — Нине и Елене Владимировне из потомственных дворян, которые в пору вхождения в литературу поддерживали и опекали его. Дружба с ними завязалась во время работы над романом «Океанский патруль». Сёстры бесплатно перепечатывали начинающему писателю его рукописи. Денег заплатить не было. Да они не скоро и появятся.
После переезда в Ригу, когда Пикуль окреп материально, он всегда оказывал сёстрам Бурцевым материальную помощь. А если от них долгое время не поступало никакой весточки, Валентин просил набрать номер телефона и часами разговаривал с ними — впечатление от разговора было такое, как будто он побывал на родине.
Образовавшуюся на время пустоту в Риге Пикуль заполнял работой. На столе лежала вычитанная рукопись первого тома и начатая рукопись второго тома романа «На задворках великой империи». Писалось легко. Вместе с Мышецким, губернатором Уренска, Пикуль попадает в самое пекло революционных событий 1905 года.
Материальное положение трудное, наступило время, преисполненное заботой о куске хлеба насущного. За 1963–1965 годы Пикуль трижды брал ссуды в Литфонде, которые давали с большой задержкой, по 500 рублей в год, — под гонорар будущего романа. Дни проходили за днями, истощались и без того скудные запасы. Если в Ленинграде кроме выхода книг он подрабатывал выступлениями в Домах культуры, на предприятиях, в библиотеках Ленинградской области, то в Риге этого приработка не было. Вероника снесла все ценные вещи в комиссионку, пытаясь хоть как-то дотянуть до выхода книги.
Остался только костюм Валентина.
— Продай и его, — был ответ Пикуля.
А в это же самое время, — пишет в письме другу Николай Кондратьев, — состоялось заседание правления Ленинградской писательской организации с повесткой дня: «Исключение из состава писательской организации Валентина Пикуля».
«Я встал и спросил: а где его заявление о выходе из организации? Без его просьбы исключить Пикуля мы не можем, тем более, что на учёт в Риге он вставать не собирается. — Вопрос пока отложили. Решили спросить у тебя».
С Николаем Пикуль постоянно обменивался информацией о своих планах. «Он был необыкновенно проницательный человек, понимая, над какой темой я работаю и к чему стремлюсь».
Видя трудное материальное положение друга, Николай Дмитриевич просит Валентина:
— Напиши роман о Ленине. Я прозондировал почву в Лениздате, там напечатают. Поверь, тебе будет открыта зелёная улица. Ободришься. Встанешь на ноги.
И, несмотря на то что семья сильно нуждалась, писать о Ленине Пикуль отказался. Он считал Бухарина и Троцкого куда талантливей и выше Ленина.
В этот трудный период Пикуль впервые обратился в рижское издательство «Лиесма», предложив свой короткий роман «Париж на три часа». Предложение Пикуля было с ходу отвергнуто. «Мы печатаем только своих авторов. Если вы осветите какую-нибудь страницу истории Латвии, — тогда посмотрим».
Пикуль засел за сценарий «Дипкурьерская» — о дипломате Теодоре Нетте. Сюжет был острый: вместе с Иоганном Махмасталем везли дипломатическую почту по маршруту Москва — Рига — Копенгаген. На перегоне Икшкиле (Иксюоль) — Саласпилс на них напали бандиты — с целью завладения почтой. Теодор Нетте ценой своей жизни спас дипломатическую почту, а Махмасталь был тяжело ранен.
При работе над сценарием Пикуль много и подолгу общался с Николаем Кондратьевым, который написал повесть «Сквозь револьверный лай» — тоже о Теодоре Нетте.
Написанный Пикулем сценарий «Дипкурьерская» не был опубликован и не был поставлен на сцене театра. Он до сих пор пылится в архиве писателя.
Первая рижская публикация миниатюры «Калиостро — друг бедных» появилась в журнале «Даугава» только в 1977 году, а в 1978-м на латышский язык переведена и опубликована в газете «Циня» миниатюра «Ничего, синьор, ничего, синьорита!»; газета «Советская Латвия» напечатала отрывок из романа «Нечистая сила». Его сокращённая публикация появится только в 1979 году в журнале «Наш современник» под названием «У последней черты».
Несмотря на недружелюбие латышской прессы к русскому писателю, многие произведения его появились впервые на страницах газет и журналов именно в Риге.
Узкая тропинка к латышскому читателю протоптана. Позднее она расширится до столбовой дороги…
Друзья по литературному цеху
Жизнь писателя в новом мире текла без особых тайн, да никто и не интересовался этими тайнами. Он практически не бывал в «литературном свете», а встречи с писателями происходили на каких-то редких юбилеях или в матросском клубе Усть-Двинска, куда его приглашают моряки.
«Я снова очутился, как “на Соловках”, в изоляции», — шутил он, посмеиваясь, над своим положением в Риге.
Друзей и приятелей Пикуль пока не завёл, а общение с литературным миром было необходимо. Пикуль был извещён, что в Риге большая секция русских литераторов: Н. Задорнов, М. Зорин, В. Михайлов, Б. Куняев, Л. Черевичник, Е. Баренбойм, Л. Прозоровский, В. Золотов, Б. Попов.
Как-то Пикуль заглянул в Союз писателей Латвии, что находился ранее на улице Кришьяна Барона, 12. Здесь он встретился с историческим романистом, чьё имя было хорошо известно читателю и гремело на всю страну, — Николаем Павловичем Задорновым, в то время руководителем русской секцией Союза писателей Латвии.
Книги его «Амур-батюшка», «Далёкий край», «Золотая лихорадка» пользовались огромным успехом и переходили из рук в руки. Н. П. Задорнова можно с полной уверенностью назвать автором фирменной, одной темы. За свой более чем полувековой творческий путь он сохранил верность истории и написал несколько романов, посвящённых истории Сибири, Дальнего Востока, Японии.
Пикуль высоко ценил трилогию («Первое открытие», «Капитан Невельской» и «Война за океан») — о моряке-землепроходце Геннадии Ивановиче Невельском — исследователе Дальнего Востока, который, командуя военным кораблём «Байкал», в 1848–1849 годах совершил переход из Кронштадта в Петропавловск. Исследуя побережье, Невельской сделал открытие, что Сахалин — это остров, отделённый от материка проливом. Благодаря открытиям Невельского — передового человека своего времени и великого патриота, в 1858 году был заключен Айгунский трактат, устанавливающий границу с Китаем по Амуру.
Трилогия Н. П. Задорнова покорила Пикуля знанием писателем исторической темы материала и событий истории; смелостью и правдивостью изображаемого; размашистостью и подходом к подаче автором материала. Через всё повествование автор проводит мысль, что русские люди, придя сюда, основывали свои отношения с местным народом на взаимном уважении и дружбе.
«Успехи экспедиций Невельского ещё не полностью оценены, — считал Пикуль, — и спасибо Николаю Павловичу, что он поднимает на высоту это великое имя. Как много Невельской успел сделать: проложить путь России к Тихому океану, установить флаг в устье Амура и на Сахалине».
В Задорнове Пикуль почувствовал родственную душу, и между ними сразу установились искренние, дружеские отношения, хотя встречи проходили не так часто, но постоянная связь поддерживалась по телефону.
При каждом удобном случае Валентин просил рассказать Николая Павловича о его «богатых приключениях» во время путешествий по Сибири и Дальнему Востоку, поскольку до работы за писательским столом Задорнов в качестве журналиста намотал тысячи милей по этой огромной территории. Особенно интересными были его рассказы о поездках на Чукотку.
Незабываемо интересное было время. Держу в руках пригласительный билет Пикулю на празднование 75-летнего юбилея Н. Задорнова, который состоялся 5 декабря 1984 года в помещении Союза писателей.
Юбилей Николая Задорнова объединил всех. За столом собрались творческие личности разных национальностей и культур, провозглашая тосты и вспоминая интересные случаи из жизни писателя.
Читатели, наверное, заметили, что Пикуль с Николаем Павловичем работали в одном ключе, обращая взгляды на Дальний Восток, Японию, где Николай Павлович бывал неоднократно, но никакой конкуренции в работе не было, наоборот, они помогали друг другу советами, первоисточниками. Радовались появлению каждой новой книги друга и дарили авторские экземпляры.
В любой кампании был её душой общительный и компанейский поэт — Борис Ильич Куняев. Он расположил к себе Пикуля широтой своих взглядов и интересов. Он писал хорошие философские, лирические стихи и на военную тематику. А ещё Валентина в стихах поэта восхищало описание красок и стихии моря.
Куняев видел море и в шторм, и в штиль. Каждое лето он уезжал на отдых и работу в прекрасный уголок Волошина — Коктебель.
Увлечение экслибрисами — тоже хобби Бориса Ильича. Пикуль подарил ему свой экслибрис, присланный художником из города Сумы.
С Евсеем Львовичем Баренбоймом Валентин Саввич Пикуль — два моряка и два писателя — всегда находили темы для разговора: конечно же, о море, о войне, общих друзьях, о писательстве.
Известность и удачу принёс Евсею роман «Доктора флота», который Евсей подарил Валентину. Прочитав роман, Пикуль поинтересовался, насколько он автобиографичен.
— Большинство событий и случаев, описываемых в романе, приключились со мной или с моими друзьями, — ответил Евсей. — А если говорить об автобиографичности, то многими своими чертами я наделил моего героя Мишу Петрова.
Евсей признался, что прочитал все книги Валентина, но самой удачной считает документальную трагедию «Реквием каравану PQ-17», которую перечитывал несколько раз.
«Одно время я снова хотел вернуться к событиям на северном театре военных действий, — сказал Валентин, — и написать о борьбе советских моряков с немецким крейсером “Адмирал Шеер”, но почувствовал, что лучше “Реквиема…” не напишу, а повторяться не хочу, поэтому дарю тебе собранный материал, может быть, ты напишешь».
Он достал папки с подборкой материалов, выписками, «почасовиком» по операции «Вундерланд» и передал Евсею.
Биограф Е. Баренбойма Борис Попов писал: «Кстати, идею и сюжет повести подсказал Евсею Львовичу широко известный писатель В. С. Пикуль. В их разговоре всплыла страничка славной истории Северного флота — борьба с тяжёлым немецким крейсером “Адмирал Шеер”, вторгшимся в советские полярные воды. Валентин Саввич и сам с удовольствием взялся бы за повесть, материал был очень заманчив, но уже шла полным ходом работа над большим романом, в перспективе виделся ещё один. Так почему не поделиться с коллегой интересным замыслом?»
Приятельские взаимоотношения с Евсеем Баренбоймом продолжались до выхода романа «Нечистая сила».
Баренбойм поддержал оценку идеологов того времени — Суслова и Зимянина — об ошибочности публикации романа, который Пикуль считал своей главной удачей.
В последний раз они встретились летом 1980 года, после длинного разговора о романе-хронике «У последней черты» их пути разошлись.
Повесть Е. Баренбойма «Операция “Вундерланд”» появилась на свет в 1982 году в рижском издательстве «Лиес-ма». Пикуль просмотрел её, кое-что прочитал и сказал:
— Я рад, что появилась новая книга о грозных событиях войны, а ещё более рад, что собранные мною материалы не пропали, а пригодились Евсею.
Наш дом по улице Весетас в советское время был построен на средства Литературного фонда, поэтому в нём жили в основном творческие работники.
Владимир Карлович Кайяк, почти каждодневно встречавшийся на одной лестничной площадке с Пикулем, — талантливый писатель разностороннего дарования, но деревенская тема превалирует в его творчестве. Подаренные Владимиром книги Валентин обязательно читал, не всегда сразу, сгоряча, а если работал — оставлял на потом. Помню, после прочтения одного из деревенских детективов он сказал: «И как у него всё так ловко получается? Я бы так не смог написать».
Они постоянно обменивались своими только что изданными книгами и были в курсе работы каждого.
Хочется обратить внимание читателя и на главную сторону характера Владимира Кайяка и его внимательной и заботливой супруги, тоже литератора, Мары Свиры — отзывчивость. Не было им покоя, когда у Пикуля выходили книги. Приезжавшие со всего Союза читатели, не добившись свидания с Пикулем, обращались к соседям. И те выполняли свою миссию передаточного звена. Позднее, в письмах, читатели благодарили соседей за отзывчивость и теплоту.
На первом этаже жил главный редактор газеты «Советская Латвия» Николай Петрович Салеев с супругой Людмилой Алексеевной. Оба они были интересными творческими личностями и много знающими собеседниками. Николай Павлович симпатизировал Пикулю, читал в рукописях все его произведения и часто печатал отрывки из них на страницах «Советской Латвии».
Лев Владимирович Прозоровский жил не в нашем доме, но Пикуль часто встречался с ним. Талантливый прозаик писал не только интересные книги, но и оказывал большую помощь молодым, начинающим свой литературный путь писателям. Он руководил литературной секцией «Буревестник», где основной костяк входящих в литературу авторов занимали рыбаки.
С уходом Льва Владимировича в мир иной секцию «Буревестник» под своё покровительство взял талантливый поэт Юрий Рузанов.
Василий Антонович Золотов, с которым недавно познакомился Валентин, многие годы проработал на Камчатке.
Новый знакомый Пикулю понравился: он образно и интересно рассказывал о своих дальневосточных приключениях и в море, и на берегу. Они стали приятелями, а потом сошлись и более близко, ибо морякам всегда было о чём поговорить. Может быть, рассказы Василия Антоновича навеяли Пикулю мысль написать роман «Богатство». Может быть…
Золотовы долго мыкались по Риге по чужим квартирам, — своей не было, и в ближайшем будущем не предвиделось. Пришлось уехать в Рязань — к родным пенатам.
Переписка с Пикулем продолжалась до последних дней жизни. В одном из писем Валентин рекомендует другу окунуться в историю. Сначала появляются исторические очерки, а спустя несколько лет Золотов пишет повесть о Степане Петровиче Крашенинникове — исследователе Камчатки, который провёл на полуострове четыре года. Степан Петрович описал грозное извержение Ключевской сопки, когда вся гора казалась «раскалённым камнем». Так родилась знаменитая книга Крашенинникова «Описание земли Камчатки». Камчатский труд обессмертил имя автора.
Василий Золотов прислал рукопись о С. П. Крашенинникове Пикулю на рецензию. Ознакомившись с ней, тот написал положительное заключение.
Многие годы Василий Антонович возглавлял Рязанскую писательскую организацию, воспитывая молодые кадры.
Не только по долгу работы приходилось встречаться Пикулю с ответственным секретарём журнала «Даугава» Борисом Поповым, но и на разного рода мероприятиях, которых в советское время проводилось множество. Именно он во многом помог Валентину опубликовать в журнале русско-французский роман «Каждому своё».
Поскольку зашёл разговор о журнале «Даугава», уделю несколько слов понимающему душу и мысли писателя талантливому редактору романа «Каждому своё» Раисе Васильевне Золотовой — дочери друга Пикуля по литературному цеху Василия Антоновича Золотова, о котором говорилось выше.
Роман сложный во всех отношениях, с множеством героев, борющихся за власть и отстаивающих свои идеологические концепции, и редактировать его было нелегко. О Раисе Васильевне Валентин сказал: «Толковый редактор, её мне сам бог послал».
Рига богата интересными людьми, с которыми Валентину приходилось встречаться. Добрым помощником и консультантом писателя был Вадим Николаевич Некрасов — человек большого ума и разносторонней эрудиции. Отец Вадима Николаевича — Некрасов Николай Виссарионович являлся одним из лидеров левых кадетов и депутатом 3-й и 4-й Государственной думы, а в 1917 году — министром Временного правительства. При изучении источников писатель часто сталкивался с разным толкованием одних и тех же событий. В таких случаях Пикуль просил прояснить трудную ситуацию. Особенно много консультировался с ним Валентин при написании романа «Нечистая сила». Вадим Николаевич первым прочитал рукопись романа и одобрил её.
В семье Некрасовых было интересно общаться не только с Вадимом Николаевичем, но и с его сыном, который изучал историю России по энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
Их было много, друзей и приятелей и просто знакомых, и каждый оставил добрый след в биографии писателя…
Глава четвёртая. Замыслы и свершения
«На задворках великой империи»
Сейчас трудно сказать какими путями приходит писатель к созданию того или иного романа, но замысел появления романа «На задворках великой империи», — доподлинно известен.
Непосредственным толчком к работе писателя над романом послужили документы — анкеты членов Государственной думы, заполненные ими собственноручно.
Изучая остроумные ответы на вопросы анкеты, Валентин получил как бы «срез живой ткани истории» общества. Перед его глазами проходили люди разных сословий: дворяне, духовенство, купечество, крестьяне, чиновный люд. Среди них он встречал прославленные в истории русские фамилии и совсем неизвестные, в то время только вышедшие на арену общественной жизни. Вдумываясь в ответы депутатов, подробно изложенные, остроумные и своеобразные, с юмором, Пикуль почувствовал характеры этих людей, направление их мыслей и действий. Даже почерки анкетируемых авторов, отменно каллиграфические, имели выразительные особенности. В воображении писателя вставали живые лица, он наделил их вымышленными именами и биографиями, сохранив историческую канву, и заставил жить и действовать среди подлинных исторических лиц — Плеве, Сипягина, Мещерского, Столыпина, Трубецкого, Гапона, Николая II.
В 1950–1960 годы прошлого века в СССР в полную мощь шло освоение целинных и залежных земель. Пикуль решил откликнуться на эти события примерами из истории, обращаясь к началу XX века.
Оценивая своё детище, Пикуль говорил: «“На задворках великой империи” мой второй исторический роман… я ощутил какую-то лёгкость в изложении материала, который был мною хорошо изучен, и провёл параллель с современностью.
Из всех жанров художественной литературы исторический роман самый сложный и трудоёмкий. Если беллетрист, пишущий на современную тему, может черпать сведения из личного опыта и действительности, привлекая богатство своего воображения и создавая художественную картину действительности, то историческому романисту ко всему этому нужно прибавить прекрасное знание не только истории, но и других связанных с ней наук: политики, дипломатии, искусства, литературы, географии, генеалогии».
Имеющаяся в архиве переписка с редактором Лидией Андреевной Плотниковой свидетельствует о том, какие огромные препятствия и трудности встретила рукопись на своём пути, «путешествуя» по кабинетам, и, может быть, она там и затерялась бы совсем, но две положительные рецензии историков открыли роману зелёный свет.
Первая — профессора Семёна Бенциановича Окуня возглавлявшего в ту пору кафедру истории в Ленинградском государственном университете, который в молодом авторе заметил проблески таланта и благожелательно относился к нему и поддерживал его, особенно в первый период творческой деятельности.
Уже находясь в Риге, Валентин вёл переписку с профессором, советовался по многим сложным историческим вопросам и всегда находил поддержку.
«Мы с ним много спорили, во многом наши взгляды расходились, но С. Б. Окунь всегда защищал меня».
Вторая рецензия на двухтомник — доброжелательная — подтвердила выводы С. Б. Окуня и проложила путь рукописи в издательство.
Первый том увидел свет в 1964 году, второй том вышел в 1966 году. Публикация второго тома была задержана, возможно, из-за недоброжелателя Валентина Пикуля — Белянчикова Н. Н., направившего письма в ЦК КПСС и в Лениздат. Он писал:
«XX съезд КПСС обязал советские издательства выпускать только доброкачественную литературу. Прочитав недавно выпущенную Лениздатом книгу В. Пикуля “На задворках великой империи”, я пришёл к выводу, что издательство нарушило это постановление. Пикуль показывает Столыпина как прогрессивную личность, а на самом деле Столыпинская аграрная политика привела к дальнейшему разорению крестьян и обострению классовых противоречий в деревне». Заметим, к слову, как далеко смотрел молодой писатель ещё в те — шестидесятые годы, положительно оценивая роль П. А. Столыпина.
Главный герой романа князь Сергей Яковлевич Мышецкий — молодой, блестящий кандидат правоведения, прослуживший несколько лет на гражданской службе, учёный-статистик, сторонник парламентского правления, лицо тоже вымышленное, но вполне узнаваемое. Прототипом его явился князь Урусов, позже член Государственной думы первого созыва, остальные личности в романе имеют прототипы живших в то время людей.
Мышецкий отказывается от придворной карьеры и едет губернатором в Уренскую губернию. Он полон добрых намерений изменить жизнь в провинции к лучшему. Но даже то, что он успел осуществить для народа — устройство переселенцев, терпит крах. Все его действия и поступки оборачиваются против него самого, поскольку в обществе действуют крупные силы, направленные на сохранение старых порядков. В результате его отстраняют от должности…
В уста Мышецкого автор вкладывает свои мысли и убеждения:
«— Не сдавайте Руси врагу лютому! Плюнем на все посулы царства свободы и равенства… долой красные знамена! Да здравствует на Руси царь-Батюшка, наш царь христианский, самодержавный… Такому строю, где ничего нельзя сделать в кольце бюрократии, но зато всё можно сделать за деньги, — такому строю только и держаться на штыках. Но сколько можно ещё держаться? Мы ведь разлагаемся, это явно…»
В первом томе («Плевелы») средствами сатирической характеристики показаны портреты героев Уренской губернской верхушки, а во втором («Белая ворона»), более богатом историческими событиями и именами, даётся яркая картина разложения правящих классов России.
Сюжет в романе в основном развивается вокруг событий, происходящих на окраине царской России. С одной стороны — это Уренская губерния, где действовали главные действующие герои романа, с другой — это сама Российская империя и события, происходящие в Центре и других районах страны.
Уренская губерния, расположенная на задворках империи, на границе между Европой и Азией (между Семипалатинском и Оренбургом), — вымысел автора, но вымысел узнаваемый. Так, внук писателя Ф. М. Достоевского, прочитав роман, написал автору: «Вы правильно обрисовали те места в мнимом Уренске, где мой дед когда-то отбывал окаянную ссылку… Но ответьте честно, почему Вы для написания романа избрали забытый жанр сатиры?»
«Просто я люблю Салтыкова-Щедрина. Не знаю, почувствовал ли читатель в романе “запах” сатиры М. Е. Салтыкова-Щедрина, под влиянием которого я находился в те годы, а для меня это произведение явилось новым и по типу, и по форме, и по содержанию», — писал Пикуль.
Хотя роман даёт яркую картину кануна революции 1905–1907 годов, «в центре его не революция, не главные движущие силы революции. Это повествование о судьбах и крахе русского буржуазного империализма, той его части, которая наивно верила, что положение народных масс можно улучшить, не уничтожая царизма, а лишь уничтожив его крайности, ограничив его конституцией», — пишет в рецензии В. И. Погудин.
Как и во всех романах, на все события, изложенные в двухтомнике, Пикуль имел свою точку зрения и свой взгляд, не повторяя никого из авторов, писавших об этом времени. Но у Пикуля взгляд особенный: точка обзора им выбрана изнутри правящих классов Российской империи. А это было далеко не всем по душе. Нестандартное мышление и умение приблизить, сделать почти осязаемым далёкое прошлое — вот что вызывало раздражение и нападки.
В этот период у автора сложились добрые взаимоотношения с Лениздатом.
Редактор книги Лидия Андреевна в письме от 3 марта 1965 года призналась: «Знали бы Вы, как мы рады, что Вы — наш, а не издательства “Советский писатель”. Пусть уж “Советский писатель” переиздаёт то, что выйдет у нас, правда? У нас теперь новый главный — Хренков Дмитрий Терентьевич. Как будто бы человек хороший».
Роман был доброжелательно встречен читателями, которые поверили молодому автору и поддержали его. Писем было много и в момент выхода романа, и позднее.
«14 лет я искал эту книгу («На задворках великой империи». — А. П.), — пишет читатель из города Жданова Тихонов Дмитрий Лаврентьевич, — да так и не сумел приобрести, — друзья дали почитать. И вот обе книги прочитаны. Роман меня потряс! Какой же Вы умный и талантливый человек. Я много книг читал о предреволюционном и революционном периоде России, годах 1904–1917, но только после Вашей книги я почувствовал и понял дух того времени. Чтобы написать такую книгу, нужно иметь громадный талант!
На одном из литературных вечеров в клубе книголюбов города Жданова выступал писатель Анатолий Иванов. Я обратился к нему с просьбой рассказать о Вас и дать оценку Вашему творчеству. Анатолий Иванов “искренне” (он подчеркнул это слово) рассказал о Вас, что Вы — большой самобытный талант, ни на кого из современных писателей не похожий. И ещё он сказал, что с большим интересом следит за Вашим творчеством, читает все Ваши произведения и ждёт от Вас новых книг…»
«Многоуважаемый Валентин Саввич!
Пишет Вам Афанасьева Екатерина Владимировна. Летом у нас в семье был большой праздник: удалось прочитать 6 Ваших романов. Один из них — “На задворках великой империи” — муж принёс из библиотеки электротехнического института. В жизни я таких книг не видывала! Листочки тонкие-тонкие. Светятся. И почти каждый из них (а их больше шестисот) подклеен прозрачной пленкой, так, чтобы можно было всё прочитать. Будто эта книга только что выписалась из реанимации. Вот как Вас читают!
Вы вспомнили об Андрее Александровиче Хршанов-ском. Он многим начинающим писателям помог, а вспоминают о нём редко. Я не знаю советского писателя, книгами которого бы интересовались так, как Вашими. Люди самого разного уровня — от академика до рабочего — читают и перечитывают Ваши романы с одинаковым неослабевающим интересом. И что ещё характерно, что с каждым годом интерес к ним всё более увеличивается…» (Письмо датировано 1986 годом. — А. П.)
В одном интервью писатель признался:
«Мне хотелось бы, чтобы читатель полюбил этот роман. Возможно, при изменении ситуации я напишу третью книгу…»
Неосуществлённая мечта
Действительно, у Валентина была не только задумка и мечта, но и большая работа по сбору материала и его изучению для третьего тома «На задворках великой империи». Третью книгу автор хотел назвать «Выстрел справа», о чём свидетельствуют документы архива. Почему писатель не осуществил давнюю мечту? На это была своя причина, и она довольно веская: наряду с князем Мышецким, главной исторической личностью, автор хотел показать Петра Аркадьевича Столыпина, премьер-министра Российской империи, умнейшего и образованнейшего человека своего времени. Валентин Пикуль был влюблён в этого человека и его деяния. Но в годы, когда создавался роман, писать о Столыпине можно было только как о реакционере. Да и в последующие годы, когда П. А. Столыпин оказался в числе литературных героев Пикуля, заслуги его приходилось «урезать».
В беседе с журналистом Пикуль объяснил причину отказа от работы над третьим томом:
«Я внимательно просмотрел учебники, монографии об этом времени. В “Истории партии” есть подраздел “Столыпинская реакция”. И кто же пропустит мою книгу, где одним из главных героев будет П. А. Столыпин — положительный. Именно положительный. Я изучил много первоисточников и понимаю, что сделал и что хотел сделать Столыпин для России. Столыпин ставил вопрос о создании крепких фермерских хозяйств ещё в начале XX века, но этот вопрос не решён и по сей день…
Крепкое фермерское хозяйство и только! Здоровый богатый мужик, окружённый семьёй и забором, — вот мой идеал…
Как современно звучат слова Столыпина в наши дни!»
Думающие о судьбе России писатели, учёные, политические деятели во все времена высоко ценили деятельность и заслуги Столыпина, положившего «национальную идею в зерно политики».
В своих записках В. В. Розанов, в частности, писал:
«На Руси русскому теснее, чем инородцу или иностранцу… Робкая история Руси приучила “своего человека” сторониться, уступать; свободная история, исполненная борьбы, чужих стран, других народностей, приучила тоже “своих людей” не только к крепкому отстаиванию каждой буквы своего “законного права”, но и к переступанию и к захвату чужого права…И это из обычая перешло в кровь. Везде в России производитель — русский, но скупщик не русский, и скупщик оставляет русскому производителю 20 % стоимости сработанной им работы… Судятся русские, но в 80 % его судят и особенно защищают перед судом лица не с русскими именами… В России все места заняты, все работы исполняются людьми, которые умеют хорошо толкаться…
…Значение Столыпина как образца и примера, сохранятся на многие десятилетия: именно как образца этой простоты; вот этой прямоты. Это можно считать завещанием Столыпина… Если парламент у нас будет выражением народного духа и народного образа, то против него не найдётся сильного протеста и даже он станет многим дорог. Это первое условие — народность его. Второе — парламентаризм должен вести постоянно вперёд, он должен быть постоянным улучшением страны и всех дел в ней… (выделено мной. — А. П.). Вот если он полетит на этих двух крыльях, он может лететь долго и далеко, но если изменить хотя бы одно крыло, он упадет…»
Столыпин был убеждённым националистом и сторонником сильной государственной власти, горячий приверженец порядка и законности, просвещённый политик, экономист и юрист, крупный администратор. Он стал неугоден врагам России, вот его и убрали…
Несмотря на безразличие официальной прессы к двухтомнику «На задворках великой империи», можно подвести итог и сделать вывод: роман несёт отпечаток творческой зрелости автора, а это свидетельствует, что писатель нашёл свой своеобразный художественный почерк и сделал новый шаг вперёд по пути совершенствования мастерства.
Вернёмся к нашему главному герою романа и зададим вопрос: какова же дальнейшая судьба князя Мышецкого, так полюбившегося читателям?
В архиве писателя сохранились некоторые отрывки и черновые наброски о деятельности Мышецкого после революции, которые я собрала воедино и подготовила к печати, представив на суд читателей как дополнение ко второму тому романа.
Сколько кровавых тропинок и дорог пришлось истоптать ему после революции!
Два трудных года прослужил Мышецкий на задворках империи, по зёрнышку собирая продовольствие для Красной армии, отбивавшейся на четыре фронта. «Многое не нравилось Мышецкому в новой системе, но он остался верен себе, самой России и народу, который он сильно любил и в величии которого никогда не сомневался». Работал бухгалтером, сидел в тюрьмах, пилил дрова, поэтому, наверное, и не коснулся Мышецкого 37-й год — кому нужен был работяга с пилой?
Не по душе Мышецкому были рвущиеся к власти большевики, обещавшие будущий светлый рай социализма, не убедили его эсеры и анархисты. Он остался до конца патриотом России, честным русским человеком, размышляя:
— Не дай Бог, господа, вам власть. Вы же спать не дадите несчастной России, обещая свободу, равенство и благоденствие… Я не возражаю против власти, если её поддерживает народ. Но я не могу лишь согласиться с вашим лозунгом классовой борьбы. К чему вам это? Неужели вам нужны лишние враги внутри России? Нельзя вырезать сословие людей, давшее России великие таланты… Надо Россию строить. Строить надо, а не болтать…
…Какие справедливые слова!.. Как созвучны его слова и нашему времени!
Но давайте, уважаемый читатель, обратим внимание на то, как далеко смотрел Валентин Пикуль в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого века!..
Все выдюжил главный герой романа — и революцию, и Гражданскую войну, и продразвёрстку с продналогом, индустриализацию и коллективизацию, увидел жертвы лагерей, испытал на себе доносительство и издевательство…
Конец жизни Мышецкого из ненаписанного романа потрясает.
В блокадном Ленинграде, голодный, обессиленный и замерзающий, он пришёл в дом своей юности, где прошли его лучшие годы.
Вот заключительные (черновые) наброски рукописи:
«Средь снежных сугробов стояло Училище Правоведения, отсюда он вышел в мир, сюда и пришел нечаянно…
— Боже, какой длинный путь! — И круг жизни замкнулся.
Хлопая большими валенками, с автоматом под мышкой, шагал вдоль стен солдат в полушубке — совсем молоденький.
— Сынок, — сказал ему Мышецкий, — пусти старика…
— Посторонним нельзя, дедушка.
— Согреться бы мне… Я скоро уйду совсем…
Они стояли возле самых дверей, а из трубы шёл дым: там тепло, там люди, там и умереть бы… Просился он: “Пусти!”
— Что с тобой делать? — пожалел его солдат.
— Ну, так и быть, зайди. Только мне лейтенант шею “намылит”.
И помог открыть тяжёлую, промёрзлую дверь…
Жизнь его закончилась хорошо. Даже очень хорошо…
Сейчас он лежал на дворе, посреди сугробов, и руки его были вскинуты от локтей, а пальцы растопырены.
Ему никто не закрывал глаз, и он продолжал смотреть ими.
Высоко и далеко — в последний раз.
Вот так он будет смотреть ещё до утра, встретит рассвет над городом, а потом приедут и его заберут. И куда-нибудь отвезут…
Но это уже неважно — это не главное в жизни человека.
Важно то, что он остался здесь. И никуда не ушёл…
Зачем уходить? Совсем не надо… Лучше раствориться, быть маленьким и незаметным, но быть… среди своих!
Летели над впадиной дворца снаряды. Он уже не слышал их завываний. Они ему не грозят… Мимо! Как всегда — мимо.
Мороз ударил к ночи. Иней запал в зрачки, пусто глядящие.
И отсветы далёких пожаров плясали в них.
А над ним стоял неумирающий город.
Город его юности и старости, вечный, как сама Россия…»
Когда читатель переворачивает последнюю страницу, у него невольно возникает вопрос: «Как же так случилось, что человек, прошедший такой трудный и полный лишений путь, не огрубел в тяжестях и жестокостях испытаний, а остался Человеком с большой буквы?»
Ответ можно найти в словах самого героя:
«Я не потерял веры в народ русский, и люблю его по-прежнему — всей любовью, на какую способен человек».
Эти мысли были созвучны и самому автору.
«Из тупика»
«Роман-хронику “Из тупика” я писал горячо и страстно: ибо писал о любимом Севере. Именно при работе над этим романом я побил рекорд своей выносливости: просидел за машинкой кряду 32 часа без еды и сна, держась на крепком чае. Я так слился с ним, что долгое время, когда я его закончил, мне как будто бы чего-то не хватало. Этот роман мне и до сих пор дорог…»
Роман написан на каком-то необыкновенном накале и в то же время убедительно и литературно добротно. Автор посвятил его главному редактору «Океанского патруля» Андрею Александровичу Хршановскому.
Практически каждая книга Валентина Пикуля вынашивалась долго, рождалась быстро и всегда с тяжёлыми осложнениями. Так было и с романом «Из тупика». Замечу, что Пикуль никогда не писал по заказу — тему и героев всегда выбирал сам. По заказу Пикуль хотел написать только один раз, и мы сейчас проследим, что из этого получилось.
К 50-летию Октябрьской революции Лениздат предложил написать ему роман о революции, и Пикуль согласился. В задумке писателя был роман «Юнкера» — он хотел осветить события Октябрьского вооруженного восстания и штурм Зимнего не стандартно: показать революционный переворот не столько со стороны парадного фасада, сколько с противоположной стороны, где находились защитники Зимнего — юнкера, так и не понявшие (как поётся в популярной песне), в чём же их вина.
Автор со всей серьёзностью отнёсся к сложному замыслу. Он досконально изучил все доступные материалы.
Валентин Саввич кривить душой не мог. Исторические документы, которые он изучил, не вписывались в официально принятую схему.
Как же поступить? И что делать? Расторгнуть договор? Но аванс уже получен и израсходован. Тупик\ Надо искать выход из тупика…
Тема революции и Гражданской войны уже захватила его целиком, и писатель решил рассказать правду о революционной ситуации, как он её понимал, только не в Петрограде, а на Севере…
Замысел романа «Юнкера» был отложен, и написана заявка на новый роман «Последние» — таково было первоначальное название романа «Из тупика».
Договор на издание книги подписан в январе 1965 года с директором Лениздата Л. В. Поповым, а первое издание романа вышло в 1968 году объёмом в 55 авторских листов. Первоначально издательство планировало выпустить роман в двух томах, но по каким-то техническим причинам он вышел в одном томе, толстый и тяжёлый, как кирпич.
Давая оценку роману, во внутренней рецензии, капитан 1 ранга, доктор исторических наук профессор В. В. Тарасов, в частности, писал: «Автор правдиво описывает события, стремится их осмыслить и хорошо владеет материалом. Рукопись заслуживает положительную оценку и может быть рекомендована к изданию».
Заключительные слова рецензии доктора исторических наук, профессора С. Б. Окуня констатировали: «В. Пикуль создал очень яркое и сочное произведение, которое будет прочитано с большой пользой и интересом».
Оглядываясь на творческий путь писателя, можно дивиться тому, в каких разнообразных жанрах работал писатель: начинал со стихов, рассказов, сценариев, а позднее пришёл к историческому роману, роману-хронике и историческим миниатюрам.
В новом произведении писатель впервые обратился к жанру романа-хроники, который требует «строго следовать жёсткой логике исторического материала и описываемых событий». Пикуль полюбил роман-хронику, в котором сюжетная линия целиком укладывается в хронологию событий. Вымысел в романе-хронике тоже возможен, но он должен реализоваться на основе исторических фактов. Поэтому автор использует и широко цитирует документы, но они не мешают восприятию текста, поскольку драматически выразительны и художественно оправданы.
Возвращаясь к роману-хронике «Из тупика», следует подчеркнуть: именно Север с его богатой историей вновь стал испытательным полигоном писателя. Многие страницы романа отражают борьбу с интервентами на Мурмане, в Архангельске, в Карелии, а также рассказывают о создании Мурманской (ныне Кировской) железной дороги и формировании флотилии Северного Ледовитого океана, из которой позже родился героический Северный флот.
Многие страницы романа посвящены крейсеру «Аскольд» — прекрасному боевому кораблю, который начал боевую службу в Дарданелльской операции, избороздил три океана и 14 морей, не имея вестей с родины два года. Наконец, прославленному крейсеру было приказано следовать в Тулон — встать на ремонт. Провокационный взрыв на крейсере приводит к смене командира: Иванова-6 заменяют адмиралом Ветлинским, с ведома которого расстреливают четырёх матросов «Аскольда», а 113 членов команды отправляют в арестантские роты.
«Так встретил “Аскольд” весть о Февральской революции. Гонимый Тулоном и английскими портами, оставшись с половиной офицерского состава (другая скрылась на берегу, испугавшись революции), крейсер идёт в долгий рейс на родину, в Мурманск… Здесь, на отшибе, Россия обрывалась в океан. Здесь тогда был тупик. И вот о том, кто и как завоёвывал выход из тупика — не только по карте, но и из тупика жизни, — и написан роман Пикуля», — рецензируя роман, пишет Раиса Давыдовна Мессер.
Автору удались многие образы романа: симпатичен образ инженера-путейца Аркадия Небольсина, начальника дистанции на железной дороге, честного и порядочного человека, сражающегося против разного рода мерзавцев и негодяев. Его убеждение: «Надо оставаться честным патриотом России даже в самом поганом месте». Жизнь неминуемо втягивает его в политическую борьбу.
Запоминаются читателям и несгибаемые большевики Самокин и Павлухин с крейсера «Аскольд». Среди вымышленных лиц с наибольшей детализацией очерчена линия жизни самого молодого героя романа — аскольдовского мичмана Женьки Вальронда, которому автор явно симпатизирует. Этот герой как бы вбирает в себя мысли автора, его наблюдения, переживания, вместе с которым писатель проживает жизнь.
Пикуль считал роман «Из тупика» одной из своих писательских удач. Но официальная оценка романа не была столь однозначной и благожелательной. После выхода книги имя автора на продолжительное время исчезло со страниц печати.
По имеющимся в архивах документам, приходим к выводу, что дело по роману «Из тупика» приняло большую масштабность, имя писателя перекочевало в кулуары писательских организаций, на трибуны писательских конференций, в кабинеты обкомов и даже значительно выше — в ЦК КПСС, к секретарю по идеологии Демичеву П. Н. и в Институт марксизма-ленинизма.
А эпицентром «словесного фехтования» стал герой романа адмирал Кетлинский.
Против Пикуля выступала дочь адмирала — Вера Казимировна Кетлинская, стоявшая в то время у «руля» правления в Ленинградской писательской организации. Она опубликовала в журнале «Новый мир» свои воспоминания «Вечер. Окна. Люди», в которых «подкрасила» портрет отца в революционный — красный цвет. Кетлинская защищала родовую честь, а все шишки злой критики сыпались на голову писателя и справа, и слева.
В своих доброжелательных консультационных замечаниях профессор В. В. Тарасов, к тому времени около тридцати лет занимавшийся исследованием интервенции и Гражданской войны на Севере России, писал Пикулю:
«Вы, Валентин Саввич, допускаете в книге ряд противоречий в оценке Кетлинского: правильно показываете его в период службы царю и Временному правительству как сатрапа, а при советской власти он у Вас выглядит как лояльный новой власти человек. Но этот человек был душой заговора против советской власти, он создал контрреволюционный штаб Главнамура, в котором все — от писаря до генерала — были белогвардейцами. А он у вас или в тени, или даже лояльный человек».
Так кто же такой К. Ф. Кетлинский? Сатрап с «Аскольда» или дисциплинированный офицер, прогрессивная личность? Удивительно, но факт: роман Валентина Пикуля стал поводом к тому, чтобы по этому вопросу спустя полвека в схватку вступили потомки враждующих сторон.
Свою точку зрения отстаивали участники революционных событий на Севере, доказывая, что Кетлинский участвовал в заговоре против советской власти.
Эту точку зрения поддерживали и академик Кедров, автор книги «От Тулона до Мурмана», и ряд историков и литераторов. Но главное — те, кто знал Кетлинского по Мурману.
К. Козловский — участник тех событий — писал автору «Из тупика»:
«…в деятельности Кетлинского есть много скрытых, закулисных и тёмных сторон, о которых Вера Казимировна предпочитает умалчивать, а говорить о том, что ей выгодно».
Матрос-аскольдовец Седнёв спустя 40 лет после смерти Кетлинского скажет о нём: «Он был душой заговора против советской власти».
В другом письме участника Гражданской войны читаем: «Ещё живы те, которые знают, кто фактически виновен в расстреле четырёх матросов в Тулоне — фигура командира крейсера Кетлинского, сменившего Иванова 6-го, была достаточно известна как махрового монархиста».
Точка в этом затянувшемся споре была поставлена документальными источниками.
Архивные документы подтверждают, что новый командир корабля (К. Кетлинский), прибывший на корабль с целью разгрома революционного движения на крейсере, активно участвовал в подборе состава суда и, не раздумывая, утвердил приговор на расстрел четырёх матросов: «Представленный мне на конинформацию приговор суда особой комиссии по делу о взрыве на крейсере “Аскольд”…я в силу предоставленного мне права… утверждаю.
Приговор предлагаю привести в исполнение в законный срок — немедленно». (ЦГА ВМФ. Ф. 565. On. 1. Д. 27. Л. 156–161)
Роман «Из тупика» вызвал такую богатую читательскую почту, что автору впору писать новое исследование.
Среди множества просьб читателей — одна особенно запала в душу Пикуля: «Помогите отыскать следы моего брата». А брат корреспондентки являлся одним из главных героев романа «Из тупика». И Пикуль занялся генеалогией рода фон Дрейер.
Брата Валентин нашёл, вернее, следы брата Елены Александровны Чижовой, урождённой фон Дрейер.
Короткая информация была послана:
«Николай Александрович фон Дрейер, 1889 года рождения, окончил Военно-морское инженерное училище в Петрограде. В июне 1917 года на “Святогоре”, который он принимал после окончания строительства в Англии, прибыл в Архангельск, находясь в должности штурмана корабля. По прибытии был избран командиром корабля. После взятия Архангельска интервентами и белогвардейцами был арестован как активный участник революционных событий и расстрелян в мае 1919 года в Архангельске… В тюрьме Дрейера навещали жена Анна, дочь Вера и мать — Екатерина Николаевна Гамалей».
Впоследствии «Святогору» было присвоено название «Лейтенант Дрейер», в июне 1921 года он был вновь переименован и погиб в 1922 году в Чешской губе.
Елена Александровна поблагодарила Пикуля, что он почтил добрым словом Николая Александровича фон Дрейера, штурмана с ледокола «Святогор».
Завязалась переписка, в которой основное место отведено генеалогии рода Дрейер и первому портрету А. С. Пушкина, который Елена Александровна подарила актёру В. С. Якуту, вдохновенно сыгравшему роль поэта.
Сведения, полученные от Елены Александровны, Пикуль решил поместить в персональную историческую картотеку, или «покойницкую», как он чаще всего её называл. Открыл картотеку и обомлел… Елена Александровна была уже им давно учтена в картотеке как выпускница Смольного института 1916 года и числилась в картотеке как историческое лицо, хотя и являлась нашей современницей!
Вот так смыкаются прошлое и современность!
Результатом изучения генеалогии рода Дрейер и переписки позднее явилась миниатюра: «Не говори с тоской: их нет» — другое название миниатюры «Легенда об одном портрете».
В итоге бурных слов о романе Казимир Кетлинский рукой Александра Васильевича Грина влепил пощёчину Илье Авраменко, который критиковал именитого писателя за явно пролитую слезу по адмиралу-палачу — при разборе конфликта Кетлинской и пяти правдоборцев.
«Всё это очень скверно, и я принял меры, чтобы примирить двух моих друзей…
Александр Решетов, бичуя Кетлинского, сказал о тебе, как о выдающемся русском писателе… Так что столби! Столби литературный путь свой…»
Но не будем больше смаковать «негатив». Негативное надо уметь дозировать.
Сплошное охаивание убивает веру в жизнь, без которой она не имеет смысла.
Это твёрдо усвоил Валентин Саввич.
И жизнь расставила всё на свои места. В 1987 году Валентин Пикуль был удостоен литературной премии Министерства обороны за роман «Из тупика».
«На задворках великой империи»
Сейчас трудно сказать какими путями приходит писатель к созданию того или иного романа, но замысел появления романа «На задворках великой империи», — доподлинно известен.
Непосредственным толчком к работе писателя над романом послужили документы — анкеты членов Государственной думы, заполненные ими собственноручно.
Изучая остроумные ответы на вопросы анкеты, Валентин получил как бы «срез живой ткани истории» общества. Перед его глазами проходили люди разных сословий: дворяне, духовенство, купечество, крестьяне, чиновный люд. Среди них он встречал прославленные в истории русские фамилии и совсем неизвестные, в то время только вышедшие на арену общественной жизни. Вдумываясь в ответы депутатов, подробно изложенные, остроумные и своеобразные, с юмором, Пикуль почувствовал характеры этих людей, направление их мыслей и действий. Даже почерки анкетируемых авторов, отменно каллиграфические, имели выразительные особенности. В воображении писателя вставали живые лица, он наделил их вымышленными именами и биографиями, сохранив историческую канву, и заставил жить и действовать среди подлинных исторических лиц — Плеве, Сипягина, Мещерского, Столыпина, Трубецкого, Гапона, Николая II.
В 1950–1960 годы прошлого века в СССР в полную мощь шло освоение целинных и залежных земель. Пикуль решил откликнуться на эти события примерами из истории, обращаясь к началу XX века.
Оценивая своё детище, Пикуль говорил: «“На задворках великой империи” мой второй исторический роман… я ощутил какую-то лёгкость в изложении материала, который был мною хорошо изучен, и провёл параллель с современностью.
Из всех жанров художественной литературы исторический роман самый сложный и трудоёмкий. Если беллетрист, пишущий на современную тему, может черпать сведения из личного опыта и действительности, привлекая богатство своего воображения и создавая художественную картину действительности, то историческому романисту ко всему этому нужно прибавить прекрасное знание не только истории, но и других связанных с ней наук: политики, дипломатии, искусства, литературы, географии, генеалогии».
Имеющаяся в архиве переписка с редактором Лидией Андреевной Плотниковой свидетельствует о том, какие огромные препятствия и трудности встретила рукопись на своём пути, «путешествуя» по кабинетам, и, может быть, она там и затерялась бы совсем, но две положительные рецензии историков открыли роману зелёный свет.
Первая — профессора Семёна Бенциановича Окуня возглавлявшего в ту пору кафедру истории в Ленинградском государственном университете, который в молодом авторе заметил проблески таланта и благожелательно относился к нему и поддерживал его, особенно в первый период творческой деятельности.
Уже находясь в Риге, Валентин вёл переписку с профессором, советовался по многим сложным историческим вопросам и всегда находил поддержку.
«Мы с ним много спорили, во многом наши взгляды расходились, но С. Б. Окунь всегда защищал меня».
Вторая рецензия на двухтомник — доброжелательная — подтвердила выводы С. Б. Окуня и проложила путь рукописи в издательство.
Первый том увидел свет в 1964 году, второй том вышел в 1966 году. Публикация второго тома была задержана, возможно, из-за недоброжелателя Валентина Пикуля — Белянчикова Н. Н., направившего письма в ЦК КПСС и в Лениздат. Он писал:
«XX съезд КПСС обязал советские издательства выпускать только доброкачественную литературу. Прочитав недавно выпущенную Лениздатом книгу В. Пикуля “На задворках великой империи”, я пришёл к выводу, что издательство нарушило это постановление. Пикуль показывает Столыпина как прогрессивную личность, а на самом деле Столыпинская аграрная политика привела к дальнейшему разорению крестьян и обострению классовых противоречий в деревне». Заметим, к слову, как далеко смотрел молодой писатель ещё в те — шестидесятые годы, положительно оценивая роль П. А. Столыпина.
Главный герой романа князь Сергей Яковлевич Мышецкий — молодой, блестящий кандидат правоведения, прослуживший несколько лет на гражданской службе, учёный-статистик, сторонник парламентского правления, лицо тоже вымышленное, но вполне узнаваемое. Прототипом его явился князь Урусов, позже член Государственной думы первого созыва, остальные личности в романе имеют прототипы живших в то время людей.
Мышецкий отказывается от придворной карьеры и едет губернатором в Уренскую губернию. Он полон добрых намерений изменить жизнь в провинции к лучшему. Но даже то, что он успел осуществить для народа — устройство переселенцев, терпит крах. Все его действия и поступки оборачиваются против него самого, поскольку в обществе действуют крупные силы, направленные на сохранение старых порядков. В результате его отстраняют от должности…
В уста Мышецкого автор вкладывает свои мысли и убеждения:
«— Не сдавайте Руси врагу лютому! Плюнем на все посулы царства свободы и равенства… долой красные знамена! Да здравствует на Руси царь-Батюшка, наш царь христианский, самодержавный… Такому строю, где ничего нельзя сделать в кольце бюрократии, но зато всё можно сделать за деньги, — такому строю только и держаться на штыках. Но сколько можно ещё держаться? Мы ведь разлагаемся, это явно…»
В первом томе («Плевелы») средствами сатирической характеристики показаны портреты героев Уренской губернской верхушки, а во втором («Белая ворона»), более богатом историческими событиями и именами, даётся яркая картина разложения правящих классов России.
Сюжет в романе в основном развивается вокруг событий, происходящих на окраине царской России. С одной стороны — это Уренская губерния, где действовали главные действующие герои романа, с другой — это сама Российская империя и события, происходящие в Центре и других районах страны.
Уренская губерния, расположенная на задворках империи, на границе между Европой и Азией (между Семипалатинском и Оренбургом), — вымысел автора, но вымысел узнаваемый. Так, внук писателя Ф. М. Достоевского, прочитав роман, написал автору: «Вы правильно обрисовали те места в мнимом Уренске, где мой дед когда-то отбывал окаянную ссылку… Но ответьте честно, почему Вы для написания романа избрали забытый жанр сатиры?»
«Просто я люблю Салтыкова-Щедрина. Не знаю, почувствовал ли читатель в романе “запах” сатиры М. Е. Салтыкова-Щедрина, под влиянием которого я находился в те годы, а для меня это произведение явилось новым и по типу, и по форме, и по содержанию», — писал Пикуль.
Хотя роман даёт яркую картину кануна революции 1905–1907 годов, «в центре его не революция, не главные движущие силы революции. Это повествование о судьбах и крахе русского буржуазного империализма, той его части, которая наивно верила, что положение народных масс можно улучшить, не уничтожая царизма, а лишь уничтожив его крайности, ограничив его конституцией», — пишет в рецензии В. И. Погудин.
Как и во всех романах, на все события, изложенные в двухтомнике, Пикуль имел свою точку зрения и свой взгляд, не повторяя никого из авторов, писавших об этом времени. Но у Пикуля взгляд особенный: точка обзора им выбрана изнутри правящих классов Российской империи. А это было далеко не всем по душе. Нестандартное мышление и умение приблизить, сделать почти осязаемым далёкое прошлое — вот что вызывало раздражение и нападки.
В этот период у автора сложились добрые взаимоотношения с Лениздатом.
Редактор книги Лидия Андреевна в письме от 3 марта 1965 года призналась: «Знали бы Вы, как мы рады, что Вы — наш, а не издательства “Советский писатель”. Пусть уж “Советский писатель” переиздаёт то, что выйдет у нас, правда? У нас теперь новый главный — Хренков Дмитрий Терентьевич. Как будто бы человек хороший».
Роман был доброжелательно встречен читателями, которые поверили молодому автору и поддержали его. Писем было много и в момент выхода романа, и позднее.
«14 лет я искал эту книгу («На задворках великой империи». — А. П.), — пишет читатель из города Жданова Тихонов Дмитрий Лаврентьевич, — да так и не сумел приобрести, — друзья дали почитать. И вот обе книги прочитаны. Роман меня потряс! Какой же Вы умный и талантливый человек. Я много книг читал о предреволюционном и революционном периоде России, годах 1904–1917, но только после Вашей книги я почувствовал и понял дух того времени. Чтобы написать такую книгу, нужно иметь громадный талант!
На одном из литературных вечеров в клубе книголюбов города Жданова выступал писатель Анатолий Иванов. Я обратился к нему с просьбой рассказать о Вас и дать оценку Вашему творчеству. Анатолий Иванов “искренне” (он подчеркнул это слово) рассказал о Вас, что Вы — большой самобытный талант, ни на кого из современных писателей не похожий. И ещё он сказал, что с большим интересом следит за Вашим творчеством, читает все Ваши произведения и ждёт от Вас новых книг…»
«Многоуважаемый Валентин Саввич!
Пишет Вам Афанасьева Екатерина Владимировна. Летом у нас в семье был большой праздник: удалось прочитать 6 Ваших романов. Один из них — “На задворках великой империи” — муж принёс из библиотеки электротехнического института. В жизни я таких книг не видывала! Листочки тонкие-тонкие. Светятся. И почти каждый из них (а их больше шестисот) подклеен прозрачной пленкой, так, чтобы можно было всё прочитать. Будто эта книга только что выписалась из реанимации. Вот как Вас читают!
Вы вспомнили об Андрее Александровиче Хршанов-ском. Он многим начинающим писателям помог, а вспоминают о нём редко. Я не знаю советского писателя, книгами которого бы интересовались так, как Вашими. Люди самого разного уровня — от академика до рабочего — читают и перечитывают Ваши романы с одинаковым неослабевающим интересом. И что ещё характерно, что с каждым годом интерес к ним всё более увеличивается…» (Письмо датировано 1986 годом. — А. П.)
В одном интервью писатель признался:
«Мне хотелось бы, чтобы читатель полюбил этот роман. Возможно, при изменении ситуации я напишу третью книгу…»
Неосуществлённая мечта
Действительно, у Валентина была не только задумка и мечта, но и большая работа по сбору материала и его изучению для третьего тома «На задворках великой империи». Третью книгу автор хотел назвать «Выстрел справа», о чём свидетельствуют документы архива. Почему писатель не осуществил давнюю мечту? На это была своя причина, и она довольно веская: наряду с князем Мышецким, главной исторической личностью, автор хотел показать Петра Аркадьевича Столыпина, премьер-министра Российской империи, умнейшего и образованнейшего человека своего времени. Валентин Пикуль был влюблён в этого человека и его деяния. Но в годы, когда создавался роман, писать о Столыпине можно было только как о реакционере. Да и в последующие годы, когда П. А. Столыпин оказался в числе литературных героев Пикуля, заслуги его приходилось «урезать».
В беседе с журналистом Пикуль объяснил причину отказа от работы над третьим томом:
«Я внимательно просмотрел учебники, монографии об этом времени. В “Истории партии” есть подраздел “Столыпинская реакция”. И кто же пропустит мою книгу, где одним из главных героев будет П. А. Столыпин — положительный. Именно положительный. Я изучил много первоисточников и понимаю, что сделал и что хотел сделать Столыпин для России. Столыпин ставил вопрос о создании крепких фермерских хозяйств ещё в начале XX века, но этот вопрос не решён и по сей день…
Крепкое фермерское хозяйство и только! Здоровый богатый мужик, окружённый семьёй и забором, — вот мой идеал…
Как современно звучат слова Столыпина в наши дни!»
Думающие о судьбе России писатели, учёные, политические деятели во все времена высоко ценили деятельность и заслуги Столыпина, положившего «национальную идею в зерно политики».
В своих записках В. В. Розанов, в частности, писал:
«На Руси русскому теснее, чем инородцу или иностранцу… Робкая история Руси приучила “своего человека” сторониться, уступать; свободная история, исполненная борьбы, чужих стран, других народностей, приучила тоже “своих людей” не только к крепкому отстаиванию каждой буквы своего “законного права”, но и к переступанию и к захвату чужого права…И это из обычая перешло в кровь. Везде в России производитель — русский, но скупщик не русский, и скупщик оставляет русскому производителю 20 % стоимости сработанной им работы… Судятся русские, но в 80 % его судят и особенно защищают перед судом лица не с русскими именами… В России все места заняты, все работы исполняются людьми, которые умеют хорошо толкаться…
…Значение Столыпина как образца и примера, сохранятся на многие десятилетия: именно как образца этой простоты; вот этой прямоты. Это можно считать завещанием Столыпина… Если парламент у нас будет выражением народного духа и народного образа, то против него не найдётся сильного протеста и даже он станет многим дорог. Это первое условие — народность его. Второе — парламентаризм должен вести постоянно вперёд, он должен быть постоянным улучшением страны и всех дел в ней… (выделено мной. — А. П.). Вот если он полетит на этих двух крыльях, он может лететь долго и далеко, но если изменить хотя бы одно крыло, он упадет…»
Столыпин был убеждённым националистом и сторонником сильной государственной власти, горячий приверженец порядка и законности, просвещённый политик, экономист и юрист, крупный администратор. Он стал неугоден врагам России, вот его и убрали…
Несмотря на безразличие официальной прессы к двухтомнику «На задворках великой империи», можно подвести итог и сделать вывод: роман несёт отпечаток творческой зрелости автора, а это свидетельствует, что писатель нашёл свой своеобразный художественный почерк и сделал новый шаг вперёд по пути совершенствования мастерства.
Вернёмся к нашему главному герою романа и зададим вопрос: какова же дальнейшая судьба князя Мышецкого, так полюбившегося читателям?
В архиве писателя сохранились некоторые отрывки и черновые наброски о деятельности Мышецкого после революции, которые я собрала воедино и подготовила к печати, представив на суд читателей как дополнение ко второму тому романа.
Сколько кровавых тропинок и дорог пришлось истоптать ему после революции!
Два трудных года прослужил Мышецкий на задворках империи, по зёрнышку собирая продовольствие для Красной армии, отбивавшейся на четыре фронта. «Многое не нравилось Мышецкому в новой системе, но он остался верен себе, самой России и народу, который он сильно любил и в величии которого никогда не сомневался». Работал бухгалтером, сидел в тюрьмах, пилил дрова, поэтому, наверное, и не коснулся Мышецкого 37-й год — кому нужен был работяга с пилой?
Не по душе Мышецкому были рвущиеся к власти большевики, обещавшие будущий светлый рай социализма, не убедили его эсеры и анархисты. Он остался до конца патриотом России, честным русским человеком, размышляя:
— Не дай Бог, господа, вам власть. Вы же спать не дадите несчастной России, обещая свободу, равенство и благоденствие… Я не возражаю против власти, если её поддерживает народ. Но я не могу лишь согласиться с вашим лозунгом классовой борьбы. К чему вам это? Неужели вам нужны лишние враги внутри России? Нельзя вырезать сословие людей, давшее России великие таланты… Надо Россию строить. Строить надо, а не болтать…
…Какие справедливые слова!.. Как созвучны его слова и нашему времени!
Но давайте, уважаемый читатель, обратим внимание на то, как далеко смотрел Валентин Пикуль в конце 50-х — начале 60-х годов прошлого века!..
Все выдюжил главный герой романа — и революцию, и Гражданскую войну, и продразвёрстку с продналогом, индустриализацию и коллективизацию, увидел жертвы лагерей, испытал на себе доносительство и издевательство…
Конец жизни Мышецкого из ненаписанного романа потрясает.
В блокадном Ленинграде, голодный, обессиленный и замерзающий, он пришёл в дом своей юности, где прошли его лучшие годы.
Вот заключительные (черновые) наброски рукописи:
«Средь снежных сугробов стояло Училище Правоведения, отсюда он вышел в мир, сюда и пришел нечаянно…
— Боже, какой длинный путь! — И круг жизни замкнулся.
Хлопая большими валенками, с автоматом под мышкой, шагал вдоль стен солдат в полушубке — совсем молоденький.
— Сынок, — сказал ему Мышецкий, — пусти старика…
— Посторонним нельзя, дедушка.
— Согреться бы мне… Я скоро уйду совсем…
Они стояли возле самых дверей, а из трубы шёл дым: там тепло, там люди, там и умереть бы… Просился он: “Пусти!”
— Что с тобой делать? — пожалел его солдат.
— Ну, так и быть, зайди. Только мне лейтенант шею “намылит”.
И помог открыть тяжёлую, промёрзлую дверь…
Жизнь его закончилась хорошо. Даже очень хорошо…
Сейчас он лежал на дворе, посреди сугробов, и руки его были вскинуты от локтей, а пальцы растопырены.
Ему никто не закрывал глаз, и он продолжал смотреть ими.
Высоко и далеко — в последний раз.
Вот так он будет смотреть ещё до утра, встретит рассвет над городом, а потом приедут и его заберут. И куда-нибудь отвезут…
Но это уже неважно — это не главное в жизни человека.
Важно то, что он остался здесь. И никуда не ушёл…
Зачем уходить? Совсем не надо… Лучше раствориться, быть маленьким и незаметным, но быть… среди своих!
Летели над впадиной дворца снаряды. Он уже не слышал их завываний. Они ему не грозят… Мимо! Как всегда — мимо.
Мороз ударил к ночи. Иней запал в зрачки, пусто глядящие.
И отсветы далёких пожаров плясали в них.
А над ним стоял неумирающий город.
Город его юности и старости, вечный, как сама Россия…»
Когда читатель переворачивает последнюю страницу, у него невольно возникает вопрос: «Как же так случилось, что человек, прошедший такой трудный и полный лишений путь, не огрубел в тяжестях и жестокостях испытаний, а остался Человеком с большой буквы?»
Ответ можно найти в словах самого героя:
«Я не потерял веры в народ русский, и люблю его по-прежнему — всей любовью, на какую способен человек».
Эти мысли были созвучны и самому автору.
«Из тупика»
«Роман-хронику “Из тупика” я писал горячо и страстно: ибо писал о любимом Севере. Именно при работе над этим романом я побил рекорд своей выносливости: просидел за машинкой кряду 32 часа без еды и сна, держась на крепком чае. Я так слился с ним, что долгое время, когда я его закончил, мне как будто бы чего-то не хватало. Этот роман мне и до сих пор дорог…»
Роман написан на каком-то необыкновенном накале и в то же время убедительно и литературно добротно. Автор посвятил его главному редактору «Океанского патруля» Андрею Александровичу Хршановскому.
Практически каждая книга Валентина Пикуля вынашивалась долго, рождалась быстро и всегда с тяжёлыми осложнениями. Так было и с романом «Из тупика». Замечу, что Пикуль никогда не писал по заказу — тему и героев всегда выбирал сам. По заказу Пикуль хотел написать только один раз, и мы сейчас проследим, что из этого получилось.
К 50-летию Октябрьской революции Лениздат предложил написать ему роман о революции, и Пикуль согласился. В задумке писателя был роман «Юнкера» — он хотел осветить события Октябрьского вооруженного восстания и штурм Зимнего не стандартно: показать революционный переворот не столько со стороны парадного фасада, сколько с противоположной стороны, где находились защитники Зимнего — юнкера, так и не понявшие (как поётся в популярной песне), в чём же их вина.
Автор со всей серьёзностью отнёсся к сложному замыслу. Он досконально изучил все доступные материалы.
Валентин Саввич кривить душой не мог. Исторические документы, которые он изучил, не вписывались в официально принятую схему.
Как же поступить? И что делать? Расторгнуть договор? Но аванс уже получен и израсходован. Тупик\ Надо искать выход из тупика…
Тема революции и Гражданской войны уже захватила его целиком, и писатель решил рассказать правду о революционной ситуации, как он её понимал, только не в Петрограде, а на Севере…
Замысел романа «Юнкера» был отложен, и написана заявка на новый роман «Последние» — таково было первоначальное название романа «Из тупика».
Договор на издание книги подписан в январе 1965 года с директором Лениздата Л. В. Поповым, а первое издание романа вышло в 1968 году объёмом в 55 авторских листов. Первоначально издательство планировало выпустить роман в двух томах, но по каким-то техническим причинам он вышел в одном томе, толстый и тяжёлый, как кирпич.
Давая оценку роману, во внутренней рецензии, капитан 1 ранга, доктор исторических наук профессор В. В. Тарасов, в частности, писал: «Автор правдиво описывает события, стремится их осмыслить и хорошо владеет материалом. Рукопись заслуживает положительную оценку и может быть рекомендована к изданию».
Заключительные слова рецензии доктора исторических наук, профессора С. Б. Окуня констатировали: «В. Пикуль создал очень яркое и сочное произведение, которое будет прочитано с большой пользой и интересом».
Оглядываясь на творческий путь писателя, можно дивиться тому, в каких разнообразных жанрах работал писатель: начинал со стихов, рассказов, сценариев, а позднее пришёл к историческому роману, роману-хронике и историческим миниатюрам.
В новом произведении писатель впервые обратился к жанру романа-хроники, который требует «строго следовать жёсткой логике исторического материала и описываемых событий». Пикуль полюбил роман-хронику, в котором сюжетная линия целиком укладывается в хронологию событий. Вымысел в романе-хронике тоже возможен, но он должен реализоваться на основе исторических фактов. Поэтому автор использует и широко цитирует документы, но они не мешают восприятию текста, поскольку драматически выразительны и художественно оправданы.
Возвращаясь к роману-хронике «Из тупика», следует подчеркнуть: именно Север с его богатой историей вновь стал испытательным полигоном писателя. Многие страницы романа отражают борьбу с интервентами на Мурмане, в Архангельске, в Карелии, а также рассказывают о создании Мурманской (ныне Кировской) железной дороги и формировании флотилии Северного Ледовитого океана, из которой позже родился героический Северный флот.
Многие страницы романа посвящены крейсеру «Аскольд» — прекрасному боевому кораблю, который начал боевую службу в Дарданелльской операции, избороздил три океана и 14 морей, не имея вестей с родины два года. Наконец, прославленному крейсеру было приказано следовать в Тулон — встать на ремонт. Провокационный взрыв на крейсере приводит к смене командира: Иванова-6 заменяют адмиралом Ветлинским, с ведома которого расстреливают четырёх матросов «Аскольда», а 113 членов команды отправляют в арестантские роты.
«Так встретил “Аскольд” весть о Февральской революции. Гонимый Тулоном и английскими портами, оставшись с половиной офицерского состава (другая скрылась на берегу, испугавшись революции), крейсер идёт в долгий рейс на родину, в Мурманск… Здесь, на отшибе, Россия обрывалась в океан. Здесь тогда был тупик. И вот о том, кто и как завоёвывал выход из тупика — не только по карте, но и из тупика жизни, — и написан роман Пикуля», — рецензируя роман, пишет Раиса Давыдовна Мессер.
Автору удались многие образы романа: симпатичен образ инженера-путейца Аркадия Небольсина, начальника дистанции на железной дороге, честного и порядочного человека, сражающегося против разного рода мерзавцев и негодяев. Его убеждение: «Надо оставаться честным патриотом России даже в самом поганом месте». Жизнь неминуемо втягивает его в политическую борьбу.
Запоминаются читателям и несгибаемые большевики Самокин и Павлухин с крейсера «Аскольд». Среди вымышленных лиц с наибольшей детализацией очерчена линия жизни самого молодого героя романа — аскольдовского мичмана Женьки Вальронда, которому автор явно симпатизирует. Этот герой как бы вбирает в себя мысли автора, его наблюдения, переживания, вместе с которым писатель проживает жизнь.
Пикуль считал роман «Из тупика» одной из своих писательских удач. Но официальная оценка романа не была столь однозначной и благожелательной. После выхода книги имя автора на продолжительное время исчезло со страниц печати.
По имеющимся в архивах документам, приходим к выводу, что дело по роману «Из тупика» приняло большую масштабность, имя писателя перекочевало в кулуары писательских организаций, на трибуны писательских конференций, в кабинеты обкомов и даже значительно выше — в ЦК КПСС, к секретарю по идеологии Демичеву П. Н. и в Институт марксизма-ленинизма.
А эпицентром «словесного фехтования» стал герой романа адмирал Кетлинский.
Против Пикуля выступала дочь адмирала — Вера Казимировна Кетлинская, стоявшая в то время у «руля» правления в Ленинградской писательской организации. Она опубликовала в журнале «Новый мир» свои воспоминания «Вечер. Окна. Люди», в которых «подкрасила» портрет отца в революционный — красный цвет. Кетлинская защищала родовую честь, а все шишки злой критики сыпались на голову писателя и справа, и слева.
В своих доброжелательных консультационных замечаниях профессор В. В. Тарасов, к тому времени около тридцати лет занимавшийся исследованием интервенции и Гражданской войны на Севере России, писал Пикулю:
«Вы, Валентин Саввич, допускаете в книге ряд противоречий в оценке Кетлинского: правильно показываете его в период службы царю и Временному правительству как сатрапа, а при советской власти он у Вас выглядит как лояльный новой власти человек. Но этот человек был душой заговора против советской власти, он создал контрреволюционный штаб Главнамура, в котором все — от писаря до генерала — были белогвардейцами. А он у вас или в тени, или даже лояльный человек».
Так кто же такой К. Ф. Кетлинский? Сатрап с «Аскольда» или дисциплинированный офицер, прогрессивная личность? Удивительно, но факт: роман Валентина Пикуля стал поводом к тому, чтобы по этому вопросу спустя полвека в схватку вступили потомки враждующих сторон.
Свою точку зрения отстаивали участники революционных событий на Севере, доказывая, что Кетлинский участвовал в заговоре против советской власти.
Эту точку зрения поддерживали и академик Кедров, автор книги «От Тулона до Мурмана», и ряд историков и литераторов. Но главное — те, кто знал Кетлинского по Мурману.
К. Козловский — участник тех событий — писал автору «Из тупика»:
«…в деятельности Кетлинского есть много скрытых, закулисных и тёмных сторон, о которых Вера Казимировна предпочитает умалчивать, а говорить о том, что ей выгодно».
Матрос-аскольдовец Седнёв спустя 40 лет после смерти Кетлинского скажет о нём: «Он был душой заговора против советской власти».
В другом письме участника Гражданской войны читаем: «Ещё живы те, которые знают, кто фактически виновен в расстреле четырёх матросов в Тулоне — фигура командира крейсера Кетлинского, сменившего Иванова 6-го, была достаточно известна как махрового монархиста».
Точка в этом затянувшемся споре была поставлена документальными источниками.
Архивные документы подтверждают, что новый командир корабля (К. Кетлинский), прибывший на корабль с целью разгрома революционного движения на крейсере, активно участвовал в подборе состава суда и, не раздумывая, утвердил приговор на расстрел четырёх матросов: «Представленный мне на конинформацию приговор суда особой комиссии по делу о взрыве на крейсере “Аскольд”…я в силу предоставленного мне права… утверждаю.
Приговор предлагаю привести в исполнение в законный срок — немедленно». (ЦГА ВМФ. Ф. 565. On. 1. Д. 27. Л. 156–161)
Роман «Из тупика» вызвал такую богатую читательскую почту, что автору впору писать новое исследование.
Среди множества просьб читателей — одна особенно запала в душу Пикуля: «Помогите отыскать следы моего брата». А брат корреспондентки являлся одним из главных героев романа «Из тупика». И Пикуль занялся генеалогией рода фон Дрейер.
Брата Валентин нашёл, вернее, следы брата Елены Александровны Чижовой, урождённой фон Дрейер.
Короткая информация была послана:
«Николай Александрович фон Дрейер, 1889 года рождения, окончил Военно-морское инженерное училище в Петрограде. В июне 1917 года на “Святогоре”, который он принимал после окончания строительства в Англии, прибыл в Архангельск, находясь в должности штурмана корабля. По прибытии был избран командиром корабля. После взятия Архангельска интервентами и белогвардейцами был арестован как активный участник революционных событий и расстрелян в мае 1919 года в Архангельске… В тюрьме Дрейера навещали жена Анна, дочь Вера и мать — Екатерина Николаевна Гамалей».
Впоследствии «Святогору» было присвоено название «Лейтенант Дрейер», в июне 1921 года он был вновь переименован и погиб в 1922 году в Чешской губе.
Елена Александровна поблагодарила Пикуля, что он почтил добрым словом Николая Александровича фон Дрейера, штурмана с ледокола «Святогор».
Завязалась переписка, в которой основное место отведено генеалогии рода Дрейер и первому портрету А. С. Пушкина, который Елена Александровна подарила актёру В. С. Якуту, вдохновенно сыгравшему роль поэта.
Сведения, полученные от Елены Александровны, Пикуль решил поместить в персональную историческую картотеку, или «покойницкую», как он чаще всего её называл. Открыл картотеку и обомлел… Елена Александровна была уже им давно учтена в картотеке как выпускница Смольного института 1916 года и числилась в картотеке как историческое лицо, хотя и являлась нашей современницей!
Вот так смыкаются прошлое и современность!
Результатом изучения генеалогии рода Дрейер и переписки позднее явилась миниатюра: «Не говори с тоской: их нет» — другое название миниатюры «Легенда об одном портрете».
В итоге бурных слов о романе Казимир Кетлинский рукой Александра Васильевича Грина влепил пощёчину Илье Авраменко, который критиковал именитого писателя за явно пролитую слезу по адмиралу-палачу — при разборе конфликта Кетлинской и пяти правдоборцев.
«Всё это очень скверно, и я принял меры, чтобы примирить двух моих друзей…
Александр Решетов, бичуя Кетлинского, сказал о тебе, как о выдающемся русском писателе… Так что столби! Столби литературный путь свой…»
Но не будем больше смаковать «негатив». Негативное надо уметь дозировать.
Сплошное охаивание убивает веру в жизнь, без которой она не имеет смысла.
Это твёрдо усвоил Валентин Саввич.
И жизнь расставила всё на свои места. В 1987 году Валентин Пикуль был удостоен литературной премии Министерства обороны за роман «Из тупика».
Глава пятая. По городам и весям Латвии
В глубь веков и десятилетий
С переездом в Ригу наступает новый этап в творчестве писателя, который связан с историей Латвии. В эти годы Пикуль ищет свою тему, своих героев и события, которые проходили на территории Латвии. С этой целью он совершает постоянные поездки по городам и весям Латвии, взглядом историка осматривает, изучает, описывает сохранившиеся храмы, усадьбы, погосты близкого и далёкого прошлого.
В первую очередь Пикуля заинтересовала бывшая столица герцогства Курляндского — Митава (ныне Елгава). На это были свои причины. Ещё в 1963 году Пикуль задумал написать роман о царствовании на русском престоле Анны Иоанновны. Для этого было необходимо ознакомиться с местами, где проходили многие события, предшествовавшие вступлению герцогини на престол. Итак коротко:
Основана Митава в 1266 году гроссмейстером Ливонского ордена Конрадом Мондерном. Спустя почти три столетия (в 1561 году) Митава стала резиденцией курляндских герцогов. В начале Северной войны Митаву заняли войска Карла XII, а в 1705 году она была взята князем Репниным.
По третьему разделу Польши (1795), Митава была присоединена к России и в дальнейшем служила столицей Курляндской губернии.
В планах Пикуля уже вырисовывалось обширное полотно, о царствовании Анны Иоанновны (вторая дочь царя Иоанна Алексеевича и царицы Прасковьи Фёдоровны), которая находилась на престоле Российской империи всего 10 лет (1730–1740), а сколько недобрых дел было совершено в её правление!
Скоропостижная смерть Петра II в марте 1730 года молниеносно изменила судьбу курляндской герцогини.
На российский престол при активном содействии князей В. Л. Долгорукова и М. М. Голицына она была избрана в обход внука Петра Великого и его дочери — Анна Иоанновна.
Пикуль планировал рассмотреть и рассказать читателям, откуда вышла эта «благорассудная государыня», в результате деятельности которой на престоле на Россию обрушилось так много бед и несчастий.
В Елгаве Пикуль познакомился с двумя военными — страстными книголюбами и поклонниками его книг: Куда-шевым Викентием Фёдоровичем и Салнисом Александром Николаевичем, которые выступали в качестве экскурсоводов и доставали Пикулю нужные для работы книги.
Далее путь лежал в Рундальский замок, или дворец, как называют его посетители, возведённый великим Растрелли.
Пикуль как заворожённый смотрел на сохранившийся в исторических залах мир далёкого прошлого. Ему многое казалось знакомо и дорого здесь — по первоисточникам, которые он изучал, а теперь всё это видел своими глазами. Особенно порадовал Пикуля попавший в его руки комплект открыток и альбом о Рундальском замке и его обитателях.
Развалины старого замка вдохновили Пикуля на создание миниатюры об Остгофе — так был прозван Иоганн фон Менгден, основатель Бауска и строитель замка. Валентин Саввич долго собирал источники о нём, но для широкого полёта мысли, как это всегда наблюдается в произведениях Пикуля, материала оказалось недостаточно.
В одну из поездок в город Бауска Пикуль познакомился с бароном Эгбером Леоновичем Бухгольцем, сыном предводителя дворянства Баусского уезда, предок которого был сослан ещё Петром на Алтай — искать золото. Тётка Эгбера Леоновича была женой известного полярного исследователя барона Эдуарда Толя. Сам же Эгбер Леонович работал врачом-рентгенологом в городе Бауска, и когда он привёл Пикуля в местную лютеранскую церковь, то почти каждый шаг Пикуль делал по надгробным плитам его предков…
От него Пикуль впервые услышал такие имена, как Д’Арси, Детеринг, Гульбекян, Реза Пехлеви и, наконец, немецкий химик Бош…
— О Боше я вам расскажу как-нибудь при случае… Знаете ли вы, что нефть принесёт ещё немало страданий, а ездить можно и на простой воде. Это Бош доказал.
— Куда же делся этот гений?
— Убили, — отвечал Бухгольц. — Кому из миллионе-ров-нефтедобытчиков выгодно, чтобы люди заводили моторы на воде?..
Стены Баусского замка, куда любил наезжать Валентин Пикуль, показаны в фильме «Служу Советскому Союзу!», созданном Сергеем Ивановичем Журавлёвым и Юрием Ивановичем Стаднюком.
По крупицам собирал и изучал Валентин Пикуль историю Латвии не только в библиотеках.
Как исторический романист, Валентин Пикуль считал кладбища основным и самым верным первоисточником:
«Любое кладбище помимо моральной имеет ещё и колоссальную историческую ценность, ибо могила и надпись на ней — это главный источник жизни человека.
К нашему великому сожалению, цивилизация делает своё неблагодарное дело: многие памятники старины — кладбища безжалостно уничтожаются. А разрушить памятник и надпись на нём — это всё равно что «вырвать из книги титульный лист, лишив книгу автора и названия», — говорил Пикуль.
В центре Риги, недалеко от дома Валентина, располагалось Покровское кладбище. Сюда как на работу отправлялся писатель в поисках мест захоронений своих героев. Он успел описать захоронения и сделал это вовремя: по территории кладбища была проложена дорога. Сейчас о прошлом этого кладбища напоминают лишь малочисленные ограды и обелиски.
Долгое время Валентин искал могилу любимого им писателя и библиографа Сергея Рудольфовича Минцлова, упокоившегося в 1933 году в Риге. И нашел её на Покровском кладбище. Изучая творчество Сергея Рудольфовича, Пикуль знал, что им была собрана богатейшая библиотека. И библиотека эта находилась в Риге! Восемь книг этого писателя Валентин приобрёл у букинистов.
Судьбой библиотеки Сергея Рудольфовича интересовались многие историки и книголюбы Риги. На книжном «чёрном» рынке Валентин познакомился со Станиславом Рубинчиком, известным в Риге библиофилом и знатоком книжных редкостей. Знакомство было полезным и приятным: оба увлекались творчеством Минцлова, рассуждали и предполагали, где могла затеряться библиотека Сергея Рудольфовича. Судьба библиотеки исследователя так захватила Рубинчика, что он написал об этом хорошую книгу «Рукопись, найденная в саквояже» и подарил Пикулю. Эта книга, ныне ставшая библиографической редкостью, рассказывает о многих приключениях, которые встретил автор на пути поиска.
Но продолжим разговор о Покровском кладбище. Время сохранило могилы создателя первой русской газеты в Риге Е. В. Чешихина, историка О. Н. Милевского, описавшего забытые события на Луцавсале, где «героически сражались и погибали солдаты Петра Великого, отправленные им в помощь Саксонскому королю Августу, осаждавшему Ригу». На Луцавсале установлен памятник храбрецам, куда рижане 10 июля возлагают венки и цветы.
Пикуля интересовала и судьба бесстрашного генерала, писателя и журналиста Георгия Ивановича Гончаренко (более известного под именем Юрия Галича), прожившего в Риге около двадцати лет, проявившего чудеса храбрости и героизма во время Брусиловского прорыва и защищавшего родину от нашествия большевиков. Его судьба была трагичной. Покидая Владивосток, чтобы избежать встречи с большевиками, он столкнулся с ними в Риге. После того как ему предложили сотрудничество с НКВД, он покончил с собой.
Пикуль высоко ценил Георгия Ивановича как личность, а его рассказ «Авангардный генерал» он использовал при работе над миниатюрой «Жизнь генерала рыцаря» (о любимом им герое — Якове Петровиче Кульневе).
На столе писателя в этот период лежали многочисленные материалы к роману «Слово и дело» и «почасовик», который Пикуль начал составлять в 1963 году.
Курляндский роман «Слово и дело»
«Так уж получилось, что десять лет царствования Анны Кровавой взяли у меня десять лет жизни для её написания… А зародилась книга как исторический отклик на культ личности Сталина, а я же в этом недалёком времени “разглядел” век 18-й, вторую четверть; время дворцовых переворотов, время “бироновщины”. Время засилья иноземцев в России и управления ими страной. Анна Иоанновна и временщики-иноземцы проводили антинациональную политику, интересы которых были бесконечно далеки от интересов России…
Тема романа — как всегда свойственная всем моим книгам: патриотизм русского человека и энергия русской нации, рост России как ведущей европейско-азиатской державы…»
Роман-хроника «Слово и дело» — это начало «главной книги» творческой биографии писателя, которая должна была отразить столетие Российской империи начиная с 1725 года — со смерти Петра Великого — по 1825 год, до восстания декабристов. В серию книг столетия должны были войти «Слово и дело», «Пером и шпагой», «Фаворит» и «Аракчеевщина». Писатель хотел донести до читателя дух и букву того времени.
Долго шёл Валентин Пикуль к этому роману, который состоит из двух книг: «Царица престрашного зраку» и «Мои любезные конфиденты».
Договор с Лениздатом на выпуск книги датирован июлем 1964 года, затем пролонгирован 1965 годом. После долгих злоключений роман увидел свет. Первый том вышел в 1974 году, а второй — в 1975-м. В перерыве между работой над первым и вторым томом автор напишет морской роман «Моонзунд» и «Пером и шпагой». Отступление от работы над вторым томом было вызвано тем, что писатель уставал жить подолгу в одной эпохе, а время царствования Анны Иоанновны было тяжёлым и жестоким.
По словам историка: «Черно было на Руси при бироновщине».
Пикуль исколесил вдоль и поперёк всю Курляндию в поисках сохранившихся родовых имений и останков своих героев.
«Совсем мало следов былой истории мне пришлось увидеть: слава Богу, сохранились оба замка Растрелли», о нём писалось в предыдущей главе.
Долгое время Рундальский замок находился на реставрации. Валентин любил посещать Рундальский дворец и обязательно привозил сюда гостей. В Рундале, Бауске и на кораблях Балтийского флота московский режиссёр Александр Сергеевич Вожжов снял документальный фильм о Валентине Пикуле.
Экскурсоводы в Рундале знали писателя в лицо и, завидев его, просили продолжить экскурсию, но он всегда отказывался, объясняя это тем, что «каждый человек делает своё дело», и, чтобы не смущать экскурсоводов, уходил с места проведения экскурсии. Увидев живого Пикуля, многие читатели его книг устремлялись за ним с вопросами — он охотно отвечал на них, другие же — были удивлены и растеряны: они считали, что Пикуль жил в XVIII веке. Романы «Пером и шпагой» и «Слово и дело» посвящены этому времени.
В русской истории есть множество имён и событий, не освещённых писателями. Именно середина XVIII века, как считал автор, была обделена вниманием наших писателей-романистов. В какой-то мере до Пикуля эта эпоха была раскрыта Лажечниковым в его романе «Ледяной дом», Масальским «Регентство Бирона», в драме «Поручик Гладков» Писемского. Среди советских писателей разработкой этой темы занимались: Л. Раковский (роман «Изумлённый капитан»), В. Костылёв («Жрецы»). Каждый из названных авторов раскрыл лишь один из эпизодов той эпохи, а Пикуль взялся за художественное осмысление целого столетия, «создавая идейно-художественную концепцию эпохи, которая в таком объёме не попадала в поле зрения литературы, поэтому Пикуль в какой-то мере является здесь первооткрывателем».
«Слово и дело» коротко можно охарактеризовать как роман-эпоху или обширную панораму русской жизни середины XVHI века. По временным рамкам он близок к роману А. Толстого «Пётр I». И если Толстой в лице Петра I видит царя-преобразователя, то в образе Анны Иоанновны Пикуль показывает время разрушения многого из того, что было создано и воздвигнуто Петром.
В романе много места отведено образу «императрицы престрашного зраку», Анне Иоанновне, и её сподвижникам — иноземцам, которые правили Россией: Бирону, Остерману, Левенвольде, Лейбману…
Воспитанная в Курляндии Анна Иоанновна принесла с собой к русскому двору немецкий дух, немецкие обычаи, её интересы и окружение были бесконечно далеки от интересов России и русского народа.
«Факты, факты, факты. Изумляющие, подавляющие, устрашающие. Из них складывается картина постепенного угасания злобной, трусливой и тёмной коронованной особы, повелевавшей великой страной, о которой она не имела ни малейшего представления», — пишет о ней Пикуль.
А в это время при дворе царила всеобщая вражда, злоба, интриги партий.
Один из самых зловещих персонажей — фигура ненавистника России, вице-канцлера Остермана, для характеристики которого автор не жалеет сатирических сравнений и метафор: «…затаившись, как паук, плетёт Остерман тонкую паутину, незаметно высасывает он живые соки страны».
Болен Пётр II, около его постели появляется Остерман. Он «как часовой, занял свой пост: немец охранял русское самодержавие. Неприкосновенность трона. Чистоту монархической власти Романовых! В свою руку, не боясь заразы, он взял ладонь императора и не выпускал её все долгих два дня».
Автор считал, что время «бироновщины» можно в полной мере назвать временем «остермановщины».
А вот другая колоритная фигура того времени — начальник Тайной канцелярии Ушаков, у которого за доброй внешней улыбкой скрываются жестокость и садизм.
«И взметнулся над головами топор палача. Загуляли по спинам кнуты и плети, заскрипели дыбы в застенках Тайной канцелярии. И над великой Россией, страной храбрецов и сказочных витязей, какой уже год царствовал многобедственный страх».
Но в самые трудные времена русской истории вдруг распрямлялись гигантские силы русской нации: талантливые самородки решали научные проблемы, открывали новые земли, одерживали трудные победы в боях. Пикуль поведал читателю не только «жесточайшую быль земли русской», но и рассказал о её безграничных силах и потенциальных возможностях.
Один за другим встают перед читателем в полный рост герои того времени.
Центральная фигура романа-хроники — «птенец гнезда Петрова» Артемий Волынский. Противник «бироновщины» — личность многогранная, сильная и одновременно противоречивая. Разными штрихами характеризует его автор, но главная черта его характера — патриотизм.
Писатель оценивал исторические личности по их действиям и поступкам: что доброго оставили они после себя потомкам. А что касается характера человека, то людей без недостатков нет, все страдают этим в большей или меньшей степени, ведь «люди — не ангелы».
Артемий Волынский — великий патриот России — собирает вокруг себя талантливых и преданных соратников, готовых выступить против деспотизма за национальную честь и достоинство России. Это Еропкин — архитектор, создатель плана Санкт-Петербурга, Соймонов — флотоводец и картограф, Хрущов — горный офицер и администратор, Тредиаковский — поэт, лейтенант Овцын — полярный исследователь…
Конфиденты видят в Волынском авторитетного вождя и следуют за ним, чтобы дать «смертельный бой имперской надстройке», начав тем самым новую эру в истории великой России…
Заговор конфидентов закончился трагически.
Немецкая партия при дворе выиграла битву, «не оставив на месте преступления отпечатков своих пальцев». Приказ в исполнение привели действительно русские.
В день 30-летия Полтавской битвы, 27 июня, на Сытном рынке возвели эшафот. Стараниями Ушакова дело было вскоре закончено. Голова Волынского, у которого накануне был вырван язык, покатилась с эшафота. Вслед за ним были обезглавлены Хрущов и Еропкин…
В этот страшный день на эшафоте Российской империи побывали: «…министр, адмирал, архитектор, горный инженер, чиновник и переводчик. Пять маленьких капель из моря людского — моря житейского — пятеро честных людей, которые не желали мириться с ужасами застенков».
Двухтомный роман «Слово и дело» прошёл тернистый путь всякого рода согласований, рецензирований и консультаций.
Особенно постарались в выверке «идейного» курса и «исторической правдивости» романа критик В. Оскоцкий (филолог!) и историк Ю. Афанасьев.
«Литературная Россия», делая экскурс в прошлое, в публикации «Год за годом», и вспоминая год 1975-й, писала:
«Удивительный всё же человек, критик Оскоцкий. Огромная статья “Уроки ленинской партийности”. Вот тут есть всё — и Маркс, и Ленин, и Брежнев. А повод для написания — семидесятилетие статьи Ленина “Партийная организация и партийная литература”. Там ещё писатель уподобляется колесику партийной машины…» Да, не вписывался В. Пикуль в оскоцковский образ писателя. Не крутился он, беспартийный, ни колёсиком, ни винтиком в этой машинке. Значит, не писатель… И на «Слово и дело», как и на любой роман Пикуля, Оскоцкий (повторяю, филолог!), став в позу Станиславского, изрекал: «Не верю!» И вся аксиома.
Трепал «Слово и дело» и историк Афанасьев, проповедовавший «принцип партийности, предполагающий чёткость социально-классовых критериев в отношении к прошлому…». Не предвидя будущего, мысля только в рамках сиюминутных событий, они, нечаянно, сами того не подозревая, закрепили за Пикулем писательский приоритет в понимании реалий истории и действительности.
Редко раздавались одинокие голоса критиков-литера-туроведов в защиту автора или положительной оценки его творчества. Их просто не печатали.
В капитальном труде «Русский советский исторический роман» критик С. Петров посвятил В. Пикулю несколько предложений: «В романе “Слово и дело” читатели обнаружили великолепное знание документов истории, её героев, фактов, осмысление событий прошлого в связи с другими явлениями. Этому способствует и язык романа, который автор старался приблизить к языковому употреблению давнего столетия…»
«“Слово и дело” — роман жестокий, какой жестокой и была та эпоха. И тем мощнее звучит в нём основной мотив — борьба русского народа с иноземными поработителями. Писателю удалось показать: как ни велики были тяготы террора, как ни ужасающе жестоки притеснения, они не смогли сломить непоборимого стремления народа к свободе и национальной независимости» — такую оценку роману даёт кандидат филологических наук С. И. Журавлёв.
В заметке «Боль Тредиаковского — это моя боль» доктор филологических наук Ю. Андреев говорит о Пикуле как о «страстном публицисте», писателе «с горячей кровью, который не укрывается в историю от забот сегодняшних. Напротив, именно ради них и идёт с высоко поднятым факелом гражданственности в глубь десятилетий и веков, чтобы острым современным взглядом разглядеть былое и извлечь из него живые уроки для настоящего. Все исторические повествования, о чём бы он ни писал этот автор — воспринимаются как страстные публицистически направленные репортажи, из дальних времён, написанные нашим современником, и в этой резко выраженной манере — творческая индивидуальность романиста…».
«Жене Веронике — за всё, за всё…» — такое посвящение своей верной спутнице написал автор на рукописи романа.
Заканчивая разговор о романе «Слово и дело» — всмотримся ещё более внимательно к времени царствования императрицы Анны Иоанновны, проникнемся драматизмом борьбы русских людей против могущественного фаворита Бирона и засилья иноземцев и сквозь слёзы унижения почувствуем гордость за наших предков…
«Нет! Не только плетью и розгами писалась история России. Великая держава продолжала мыслить и копить силы. Именно в эти тяжкие годы была осуществлена Великая Северная экспедиция, творил писатель Тредиаковский, раздувались горны первых предприятий на Урале, гравёры создавали карты молодой России…»
Роман-хроника заканчивается главой чистой и светлой: за морями, за долами, за дремучими лесами, на окраине России — без палача и помещика появился мужик с рваными ноздрями, построил избушку и пошёл пахать… Проходят мимо странники и видят, где вековой лес шумел — уже деревенька стоит.
Вот так и начиналась она, наша родная Русь…
Вот так она и крепла, многострадальная…
Русского человека не сломить…
Об этом весь роман Пикуля.
В глубь веков и десятилетий
С переездом в Ригу наступает новый этап в творчестве писателя, который связан с историей Латвии. В эти годы Пикуль ищет свою тему, своих героев и события, которые проходили на территории Латвии. С этой целью он совершает постоянные поездки по городам и весям Латвии, взглядом историка осматривает, изучает, описывает сохранившиеся храмы, усадьбы, погосты близкого и далёкого прошлого.
В первую очередь Пикуля заинтересовала бывшая столица герцогства Курляндского — Митава (ныне Елгава). На это были свои причины. Ещё в 1963 году Пикуль задумал написать роман о царствовании на русском престоле Анны Иоанновны. Для этого было необходимо ознакомиться с местами, где проходили многие события, предшествовавшие вступлению герцогини на престол. Итак коротко:
Основана Митава в 1266 году гроссмейстером Ливонского ордена Конрадом Мондерном. Спустя почти три столетия (в 1561 году) Митава стала резиденцией курляндских герцогов. В начале Северной войны Митаву заняли войска Карла XII, а в 1705 году она была взята князем Репниным.
По третьему разделу Польши (1795), Митава была присоединена к России и в дальнейшем служила столицей Курляндской губернии.
В планах Пикуля уже вырисовывалось обширное полотно, о царствовании Анны Иоанновны (вторая дочь царя Иоанна Алексеевича и царицы Прасковьи Фёдоровны), которая находилась на престоле Российской империи всего 10 лет (1730–1740), а сколько недобрых дел было совершено в её правление!
Скоропостижная смерть Петра II в марте 1730 года молниеносно изменила судьбу курляндской герцогини.
На российский престол при активном содействии князей В. Л. Долгорукова и М. М. Голицына она была избрана в обход внука Петра Великого и его дочери — Анна Иоанновна.
Пикуль планировал рассмотреть и рассказать читателям, откуда вышла эта «благорассудная государыня», в результате деятельности которой на престоле на Россию обрушилось так много бед и несчастий.
В Елгаве Пикуль познакомился с двумя военными — страстными книголюбами и поклонниками его книг: Куда-шевым Викентием Фёдоровичем и Салнисом Александром Николаевичем, которые выступали в качестве экскурсоводов и доставали Пикулю нужные для работы книги.
Далее путь лежал в Рундальский замок, или дворец, как называют его посетители, возведённый великим Растрелли.
Пикуль как заворожённый смотрел на сохранившийся в исторических залах мир далёкого прошлого. Ему многое казалось знакомо и дорого здесь — по первоисточникам, которые он изучал, а теперь всё это видел своими глазами. Особенно порадовал Пикуля попавший в его руки комплект открыток и альбом о Рундальском замке и его обитателях.
Развалины старого замка вдохновили Пикуля на создание миниатюры об Остгофе — так был прозван Иоганн фон Менгден, основатель Бауска и строитель замка. Валентин Саввич долго собирал источники о нём, но для широкого полёта мысли, как это всегда наблюдается в произведениях Пикуля, материала оказалось недостаточно.
В одну из поездок в город Бауска Пикуль познакомился с бароном Эгбером Леоновичем Бухгольцем, сыном предводителя дворянства Баусского уезда, предок которого был сослан ещё Петром на Алтай — искать золото. Тётка Эгбера Леоновича была женой известного полярного исследователя барона Эдуарда Толя. Сам же Эгбер Леонович работал врачом-рентгенологом в городе Бауска, и когда он привёл Пикуля в местную лютеранскую церковь, то почти каждый шаг Пикуль делал по надгробным плитам его предков…
От него Пикуль впервые услышал такие имена, как Д’Арси, Детеринг, Гульбекян, Реза Пехлеви и, наконец, немецкий химик Бош…
— О Боше я вам расскажу как-нибудь при случае… Знаете ли вы, что нефть принесёт ещё немало страданий, а ездить можно и на простой воде. Это Бош доказал.
— Куда же делся этот гений?
— Убили, — отвечал Бухгольц. — Кому из миллионе-ров-нефтедобытчиков выгодно, чтобы люди заводили моторы на воде?..
Стены Баусского замка, куда любил наезжать Валентин Пикуль, показаны в фильме «Служу Советскому Союзу!», созданном Сергеем Ивановичем Журавлёвым и Юрием Ивановичем Стаднюком.
По крупицам собирал и изучал Валентин Пикуль историю Латвии не только в библиотеках.
Как исторический романист, Валентин Пикуль считал кладбища основным и самым верным первоисточником:
«Любое кладбище помимо моральной имеет ещё и колоссальную историческую ценность, ибо могила и надпись на ней — это главный источник жизни человека.
К нашему великому сожалению, цивилизация делает своё неблагодарное дело: многие памятники старины — кладбища безжалостно уничтожаются. А разрушить памятник и надпись на нём — это всё равно что «вырвать из книги титульный лист, лишив книгу автора и названия», — говорил Пикуль.
В центре Риги, недалеко от дома Валентина, располагалось Покровское кладбище. Сюда как на работу отправлялся писатель в поисках мест захоронений своих героев. Он успел описать захоронения и сделал это вовремя: по территории кладбища была проложена дорога. Сейчас о прошлом этого кладбища напоминают лишь малочисленные ограды и обелиски.
Долгое время Валентин искал могилу любимого им писателя и библиографа Сергея Рудольфовича Минцлова, упокоившегося в 1933 году в Риге. И нашел её на Покровском кладбище. Изучая творчество Сергея Рудольфовича, Пикуль знал, что им была собрана богатейшая библиотека. И библиотека эта находилась в Риге! Восемь книг этого писателя Валентин приобрёл у букинистов.
Судьбой библиотеки Сергея Рудольфовича интересовались многие историки и книголюбы Риги. На книжном «чёрном» рынке Валентин познакомился со Станиславом Рубинчиком, известным в Риге библиофилом и знатоком книжных редкостей. Знакомство было полезным и приятным: оба увлекались творчеством Минцлова, рассуждали и предполагали, где могла затеряться библиотека Сергея Рудольфовича. Судьба библиотеки исследователя так захватила Рубинчика, что он написал об этом хорошую книгу «Рукопись, найденная в саквояже» и подарил Пикулю. Эта книга, ныне ставшая библиографической редкостью, рассказывает о многих приключениях, которые встретил автор на пути поиска.
Но продолжим разговор о Покровском кладбище. Время сохранило могилы создателя первой русской газеты в Риге Е. В. Чешихина, историка О. Н. Милевского, описавшего забытые события на Луцавсале, где «героически сражались и погибали солдаты Петра Великого, отправленные им в помощь Саксонскому королю Августу, осаждавшему Ригу». На Луцавсале установлен памятник храбрецам, куда рижане 10 июля возлагают венки и цветы.
Пикуля интересовала и судьба бесстрашного генерала, писателя и журналиста Георгия Ивановича Гончаренко (более известного под именем Юрия Галича), прожившего в Риге около двадцати лет, проявившего чудеса храбрости и героизма во время Брусиловского прорыва и защищавшего родину от нашествия большевиков. Его судьба была трагичной. Покидая Владивосток, чтобы избежать встречи с большевиками, он столкнулся с ними в Риге. После того как ему предложили сотрудничество с НКВД, он покончил с собой.
Пикуль высоко ценил Георгия Ивановича как личность, а его рассказ «Авангардный генерал» он использовал при работе над миниатюрой «Жизнь генерала рыцаря» (о любимом им герое — Якове Петровиче Кульневе).
На столе писателя в этот период лежали многочисленные материалы к роману «Слово и дело» и «почасовик», который Пикуль начал составлять в 1963 году.
Курляндский роман «Слово и дело»
«Так уж получилось, что десять лет царствования Анны Кровавой взяли у меня десять лет жизни для её написания… А зародилась книга как исторический отклик на культ личности Сталина, а я же в этом недалёком времени “разглядел” век 18-й, вторую четверть; время дворцовых переворотов, время “бироновщины”. Время засилья иноземцев в России и управления ими страной. Анна Иоанновна и временщики-иноземцы проводили антинациональную политику, интересы которых были бесконечно далеки от интересов России…
Тема романа — как всегда свойственная всем моим книгам: патриотизм русского человека и энергия русской нации, рост России как ведущей европейско-азиатской державы…»
Роман-хроника «Слово и дело» — это начало «главной книги» творческой биографии писателя, которая должна была отразить столетие Российской империи начиная с 1725 года — со смерти Петра Великого — по 1825 год, до восстания декабристов. В серию книг столетия должны были войти «Слово и дело», «Пером и шпагой», «Фаворит» и «Аракчеевщина». Писатель хотел донести до читателя дух и букву того времени.
Долго шёл Валентин Пикуль к этому роману, который состоит из двух книг: «Царица престрашного зраку» и «Мои любезные конфиденты».
Договор с Лениздатом на выпуск книги датирован июлем 1964 года, затем пролонгирован 1965 годом. После долгих злоключений роман увидел свет. Первый том вышел в 1974 году, а второй — в 1975-м. В перерыве между работой над первым и вторым томом автор напишет морской роман «Моонзунд» и «Пером и шпагой». Отступление от работы над вторым томом было вызвано тем, что писатель уставал жить подолгу в одной эпохе, а время царствования Анны Иоанновны было тяжёлым и жестоким.
По словам историка: «Черно было на Руси при бироновщине».
Пикуль исколесил вдоль и поперёк всю Курляндию в поисках сохранившихся родовых имений и останков своих героев.
«Совсем мало следов былой истории мне пришлось увидеть: слава Богу, сохранились оба замка Растрелли», о нём писалось в предыдущей главе.
Долгое время Рундальский замок находился на реставрации. Валентин любил посещать Рундальский дворец и обязательно привозил сюда гостей. В Рундале, Бауске и на кораблях Балтийского флота московский режиссёр Александр Сергеевич Вожжов снял документальный фильм о Валентине Пикуле.
Экскурсоводы в Рундале знали писателя в лицо и, завидев его, просили продолжить экскурсию, но он всегда отказывался, объясняя это тем, что «каждый человек делает своё дело», и, чтобы не смущать экскурсоводов, уходил с места проведения экскурсии. Увидев живого Пикуля, многие читатели его книг устремлялись за ним с вопросами — он охотно отвечал на них, другие же — были удивлены и растеряны: они считали, что Пикуль жил в XVIII веке. Романы «Пером и шпагой» и «Слово и дело» посвящены этому времени.
В русской истории есть множество имён и событий, не освещённых писателями. Именно середина XVIII века, как считал автор, была обделена вниманием наших писателей-романистов. В какой-то мере до Пикуля эта эпоха была раскрыта Лажечниковым в его романе «Ледяной дом», Масальским «Регентство Бирона», в драме «Поручик Гладков» Писемского. Среди советских писателей разработкой этой темы занимались: Л. Раковский (роман «Изумлённый капитан»), В. Костылёв («Жрецы»). Каждый из названных авторов раскрыл лишь один из эпизодов той эпохи, а Пикуль взялся за художественное осмысление целого столетия, «создавая идейно-художественную концепцию эпохи, которая в таком объёме не попадала в поле зрения литературы, поэтому Пикуль в какой-то мере является здесь первооткрывателем».
«Слово и дело» коротко можно охарактеризовать как роман-эпоху или обширную панораму русской жизни середины XVHI века. По временным рамкам он близок к роману А. Толстого «Пётр I». И если Толстой в лице Петра I видит царя-преобразователя, то в образе Анны Иоанновны Пикуль показывает время разрушения многого из того, что было создано и воздвигнуто Петром.
В романе много места отведено образу «императрицы престрашного зраку», Анне Иоанновне, и её сподвижникам — иноземцам, которые правили Россией: Бирону, Остерману, Левенвольде, Лейбману…
Воспитанная в Курляндии Анна Иоанновна принесла с собой к русскому двору немецкий дух, немецкие обычаи, её интересы и окружение были бесконечно далеки от интересов России и русского народа.
«Факты, факты, факты. Изумляющие, подавляющие, устрашающие. Из них складывается картина постепенного угасания злобной, трусливой и тёмной коронованной особы, повелевавшей великой страной, о которой она не имела ни малейшего представления», — пишет о ней Пикуль.
А в это время при дворе царила всеобщая вражда, злоба, интриги партий.
Один из самых зловещих персонажей — фигура ненавистника России, вице-канцлера Остермана, для характеристики которого автор не жалеет сатирических сравнений и метафор: «…затаившись, как паук, плетёт Остерман тонкую паутину, незаметно высасывает он живые соки страны».
Болен Пётр II, около его постели появляется Остерман. Он «как часовой, занял свой пост: немец охранял русское самодержавие. Неприкосновенность трона. Чистоту монархической власти Романовых! В свою руку, не боясь заразы, он взял ладонь императора и не выпускал её все долгих два дня».
Автор считал, что время «бироновщины» можно в полной мере назвать временем «остермановщины».
А вот другая колоритная фигура того времени — начальник Тайной канцелярии Ушаков, у которого за доброй внешней улыбкой скрываются жестокость и садизм.
«И взметнулся над головами топор палача. Загуляли по спинам кнуты и плети, заскрипели дыбы в застенках Тайной канцелярии. И над великой Россией, страной храбрецов и сказочных витязей, какой уже год царствовал многобедственный страх».
Но в самые трудные времена русской истории вдруг распрямлялись гигантские силы русской нации: талантливые самородки решали научные проблемы, открывали новые земли, одерживали трудные победы в боях. Пикуль поведал читателю не только «жесточайшую быль земли русской», но и рассказал о её безграничных силах и потенциальных возможностях.
Один за другим встают перед читателем в полный рост герои того времени.
Центральная фигура романа-хроники — «птенец гнезда Петрова» Артемий Волынский. Противник «бироновщины» — личность многогранная, сильная и одновременно противоречивая. Разными штрихами характеризует его автор, но главная черта его характера — патриотизм.
Писатель оценивал исторические личности по их действиям и поступкам: что доброго оставили они после себя потомкам. А что касается характера человека, то людей без недостатков нет, все страдают этим в большей или меньшей степени, ведь «люди — не ангелы».
Артемий Волынский — великий патриот России — собирает вокруг себя талантливых и преданных соратников, готовых выступить против деспотизма за национальную честь и достоинство России. Это Еропкин — архитектор, создатель плана Санкт-Петербурга, Соймонов — флотоводец и картограф, Хрущов — горный офицер и администратор, Тредиаковский — поэт, лейтенант Овцын — полярный исследователь…
Конфиденты видят в Волынском авторитетного вождя и следуют за ним, чтобы дать «смертельный бой имперской надстройке», начав тем самым новую эру в истории великой России…
Заговор конфидентов закончился трагически.
Немецкая партия при дворе выиграла битву, «не оставив на месте преступления отпечатков своих пальцев». Приказ в исполнение привели действительно русские.
В день 30-летия Полтавской битвы, 27 июня, на Сытном рынке возвели эшафот. Стараниями Ушакова дело было вскоре закончено. Голова Волынского, у которого накануне был вырван язык, покатилась с эшафота. Вслед за ним были обезглавлены Хрущов и Еропкин…
В этот страшный день на эшафоте Российской империи побывали: «…министр, адмирал, архитектор, горный инженер, чиновник и переводчик. Пять маленьких капель из моря людского — моря житейского — пятеро честных людей, которые не желали мириться с ужасами застенков».
Двухтомный роман «Слово и дело» прошёл тернистый путь всякого рода согласований, рецензирований и консультаций.
Особенно постарались в выверке «идейного» курса и «исторической правдивости» романа критик В. Оскоцкий (филолог!) и историк Ю. Афанасьев.
«Литературная Россия», делая экскурс в прошлое, в публикации «Год за годом», и вспоминая год 1975-й, писала:
«Удивительный всё же человек, критик Оскоцкий. Огромная статья “Уроки ленинской партийности”. Вот тут есть всё — и Маркс, и Ленин, и Брежнев. А повод для написания — семидесятилетие статьи Ленина “Партийная организация и партийная литература”. Там ещё писатель уподобляется колесику партийной машины…» Да, не вписывался В. Пикуль в оскоцковский образ писателя. Не крутился он, беспартийный, ни колёсиком, ни винтиком в этой машинке. Значит, не писатель… И на «Слово и дело», как и на любой роман Пикуля, Оскоцкий (повторяю, филолог!), став в позу Станиславского, изрекал: «Не верю!» И вся аксиома.
Трепал «Слово и дело» и историк Афанасьев, проповедовавший «принцип партийности, предполагающий чёткость социально-классовых критериев в отношении к прошлому…». Не предвидя будущего, мысля только в рамках сиюминутных событий, они, нечаянно, сами того не подозревая, закрепили за Пикулем писательский приоритет в понимании реалий истории и действительности.
Редко раздавались одинокие голоса критиков-литера-туроведов в защиту автора или положительной оценки его творчества. Их просто не печатали.
В капитальном труде «Русский советский исторический роман» критик С. Петров посвятил В. Пикулю несколько предложений: «В романе “Слово и дело” читатели обнаружили великолепное знание документов истории, её героев, фактов, осмысление событий прошлого в связи с другими явлениями. Этому способствует и язык романа, который автор старался приблизить к языковому употреблению давнего столетия…»
«“Слово и дело” — роман жестокий, какой жестокой и была та эпоха. И тем мощнее звучит в нём основной мотив — борьба русского народа с иноземными поработителями. Писателю удалось показать: как ни велики были тяготы террора, как ни ужасающе жестоки притеснения, они не смогли сломить непоборимого стремления народа к свободе и национальной независимости» — такую оценку роману даёт кандидат филологических наук С. И. Журавлёв.
В заметке «Боль Тредиаковского — это моя боль» доктор филологических наук Ю. Андреев говорит о Пикуле как о «страстном публицисте», писателе «с горячей кровью, который не укрывается в историю от забот сегодняшних. Напротив, именно ради них и идёт с высоко поднятым факелом гражданственности в глубь десятилетий и веков, чтобы острым современным взглядом разглядеть былое и извлечь из него живые уроки для настоящего. Все исторические повествования, о чём бы он ни писал этот автор — воспринимаются как страстные публицистически направленные репортажи, из дальних времён, написанные нашим современником, и в этой резко выраженной манере — творческая индивидуальность романиста…».
«Жене Веронике — за всё, за всё…» — такое посвящение своей верной спутнице написал автор на рукописи романа.
Заканчивая разговор о романе «Слово и дело» — всмотримся ещё более внимательно к времени царствования императрицы Анны Иоанновны, проникнемся драматизмом борьбы русских людей против могущественного фаворита Бирона и засилья иноземцев и сквозь слёзы унижения почувствуем гордость за наших предков…
«Нет! Не только плетью и розгами писалась история России. Великая держава продолжала мыслить и копить силы. Именно в эти тяжкие годы была осуществлена Великая Северная экспедиция, творил писатель Тредиаковский, раздувались горны первых предприятий на Урале, гравёры создавали карты молодой России…»
Роман-хроника заканчивается главой чистой и светлой: за морями, за долами, за дремучими лесами, на окраине России — без палача и помещика появился мужик с рваными ноздрями, построил избушку и пошёл пахать… Проходят мимо странники и видят, где вековой лес шумел — уже деревенька стоит.
Вот так и начиналась она, наша родная Русь…
Вот так она и крепла, многострадальная…
Русского человека не сломить…
Об этом весь роман Пикуля.
Глава шестая. Либавский роман «Моонзунд»
Разговор о творчестве и жизни писателя будет неполным, если не остановим своё внимание на морских романах Валентина Пикуля. В самом начале книги мы говорили, что Валентин Пикуль — потомственный моряк. Откровенно, ничуть не рисуясь, Пикуль признавался: «Если бы я не прошёл в юности флотскую закалку, едва ли смог нести с таким напряжением вахту за письменным столом».
Всю жизнь Валентин шёл курсом моря. И неудивительно, что морская тематика занимает не только почётное, но заметное место в творчестве писателя. Любовь к истории у Пикуля слилась воедино с любовью к морю — теперь уже Балтийскому.
В голове писателя вызревал новый морской роман «Мо-онзунд». На берегу залива можно было часто видеть прогуливающегося мужчину с красивым чёрным псом — Канарисом, которого Пикуль любил и лелеял. Он пристально вглядывался в горизонт, раскрывающий места, где разворачивались кровавые жестокие бои с немцами в годы Первой мировой войны.
В конце шестидесятых годов побережье в Булли ещё не было освоено городскими отдыхающими, поэтому немноголюдные прохожие не отвлекали задумчивого писателя. Но менялись времена, Булли разрастались, привлекая отдыхающих своей красотой и близостью к морю. У Пикулей появились новые знакомые и друзья. Не забывали и старые друзья. Однажды совсем неожиданно напомнил о себе поэт Михаил Дмитриевич Волков, с которым они познакомились и подружились в Ленинграде в 1956 году. Капитан 2 ранга Волков служил замполитом на подводной лодке, базировавшейся в Лиепае. При каждом удобном случае Михаил Дмитриевич навещал Пикуля. В 1969–1970 годах эти встречи стали постоянными.
В этот период писателя вновь потянуло в Курляндию, на этот раз в портовый город Лиепаю (в прошлом Либа-ву) — город древний, расположенный в удобной бухте Балтийского моря. Именно в насыщенных историей местах находил Пикуль вдохновение.
Как портовый город он упоминается в источниках с 1263 года. Занимая выгодное географическое положение, Либава была постоянным «яблоком раздора» между немцами, литовцами, поляками, русскими.
Город интересен ещё и тем, что в нём несколько раз побывал Пётр I. Сохранился домик Петра, где он останавливался во время первого посещения Либавы в 1697 году по улице Кунгу, 24.
Перед работой над «Моонзундом» Пикуль несколько раз побывал в Лиепае.
Михаил Дмитриевич уговорил Пикуля встретиться с моряками-подводниками. У Пикуля редко выпадал свободный денёк, но весной, перед отъездом на дачу, писатель нашёл время для встречи. В ту пору имя Пикуля, автора пяти исторических романов, уже было широко известно.
В сопровождении командира и замполита Пикуль обошёл все отсеки и даже заглянул в перископ. После выступления посыпались вопросы. Спрашивали о том, над чем работает писатель в ближайшее время. Пикуль обычно держал в секрете свои планы, но тут подробно рассказал о начале работы над «Моонзундом». В заключение Пикуль добавил: «Эта сцена — встреча с вами — тоже войдет в роман». Что и было сделано.
В театре Балтийского флота писателя ждала неожиданная встреча. Когда открылся занавес, перед началом действа, ведущий объявил: «Сегодня у нас в гостях присутствует замечательный писатель-маринист Валентин Саввич Пикуль. Поприветствуем его!» Пикуль вспоминал впоследствии, что так сильно разволновался, что долго не мог начать говорить слова приветствия.
В 1976 году в Булли переехал и демобилизовавшийся с флота Михаил Дмитриевич Волков. Он и поселился через дорогу, напротив дачи Пикулей. Теперь прогулки часто совершались вместе с Волковым. Два моряка находили общие темы для разговора. Их сближала любовь к морю и к литературе. Пикуль — горячий, взрывной, рассудительный. Михаил Волков — тихий, спокойный, уравновешенный, с открытой для дружбы душой. Вероника привечала Михаила Дмитриевича, а когда находилась в отъезде или в больнице, оставляла его присматривать за Валентином и помогать ему.
Появление нового романа «Моонзунд» случилось неожиданно. Автор так пояснил корреспонденту газеты:
«При работе над романом “Слово и дело” я очень устал — материал тяжёлый, вот и решил, чтобы меня продуло на сквознячке, — удалился в Ирбены. На протяжении многих лет я живу в Прибалтике, объездив всю её и заглянув даже в самые укромные уголки, а вот на море давно не был, — вот оно меня и потянуло. Так я пришёл к “Моон-зунду”».
Если заглянуть в историю, то Моонзундское сражение в художественной литературе практически не отражено. Кроме романа Валентина Пикуля и фильма «Балтийская слава», вышедшего на экран в 1955 году, похвастаться нечем. В фильме в главной роли командира эсминца снялся Павел Кадочников, а в роли комендора Фёдора Лютова Иван Кутянский из театра Балтфлота.
Действие романа-хроники охватывает исторические события Первой мировой войны на Балтийском театре военных действий 1915–1917 годов и оборону Моонзунд-ских островов. Союзники России в войне против Германии — Англия и Франция к этому времени прекратили свои военные действия, давая полную свободу флоту Германии.
Расчёт германского командования был дерзок: захватить Петроград с суши, со стороны Риги и с моря. Но для этого необходимо было преодолеть оборону Моонзундских островов, прикрывающих входы в Рижский и Финский заливы.
Для решения этой задачи немецкое командование сосредоточило в этом районе свыше трёхсот кораблей и вспомогательных судов, около ста самолётов и десантный корпус из 25 тысяч человек. Русские силы, обороняющие этот район, состояли из 118 кораблей разного типа и малочисленного гарнизона моряков и пограничников.
Имея значительный перевес в живой силе и технике, германское командование приступило к осуществлению своего замысла.
Несмотря на большие потери, моряки Балтийского флота стояли насмерть, выполняли задачи обороны подступов к Финскому и Рижскому заливам.
В этой сложной исторической обстановке действуют главные персонажи книги: старший лейтенант Сергей Николаевич Артеньев (Бартенев), председатель Центробалта матрос Павел Ефимович Дыбенко, герой с эскадренного миноносца «Гром» минный машинист Трофим Семенчук (Ф. Е. Самончук), артиллерист лейтенант Григорий Карпенко и множество других литературных героев.
Прототипом главного героя романа, старшего лейтенанта Сергея Николаевича Артеньева явился Николай Сергеевич Бартенев, внук известного русского историка, пушкиниста, издателя журнала «Русский архив», который служил на Балтийском флоте. Он прожил долгую жизнь и умер в Москве в 1963 году.
Трое сыновей Николая Сергеевича — Пётр, Владимир и Сергей — героически погибли в боях за Родину в годы Великой Отечественной войны.
Отправляясь на службу, младший, семнадцатилетний Сергей, сказал пытавшейся удержать его матери: «Что ты, мама, мы же Бартеневы, мы рождены, чтобы защищать Россию».
Читатель, наверное, заметил, с какой любовью автор говорит о главном герое — лейтенанте Артеньеве. По взглядам и убеждениям он был близок самому автору. Это принципиальный, честный и строгий офицер, требующий от своих подчинённых соблюдения дисциплины и порядка. Он умён и смел не только в бою, но и в любых жизненных ситуациях.
Но даже умным, смелым и бескомпромиссным людям трудно было разобраться в сложившейся обстановке. Видя бездарность, инертность и бездеятельность морского штаба, как честный офицер, Артеньев не хочет и не может более служить на «Новике». Но он офицер — и просит послать его на самый опасный участок. Его назначают командиром батареи на мысе Церель. Эта батарея должна закрыть вход врагу в Ирбенский пролив. От судьбы Цереля зависела судьба Петрограда.
«Сцена сражения батареи — сцена трагическая… А далее следует трагическая сцена плена. Именно эта сцена становится кульминацией романа».
«Трость в руке майора взлетела над шеренгой:
— Всем большевикам — налево! Победоносная Германская армия всегда уважает своих врагов, но она сурова к бандитам…
Матросы Цереля дружно шагнули налево. Сергей Николаевич шагнул вслед за матросами.
Выбор сделан. Настоящий русский офицер никогда не бросит своих подчинённых.
Не только моряки, но и корабли покрыли себя неувядаемой славой в Моонзундской операции 1917 года».
«Корабли — как и люди. Рождением своим приносят радость и поселяют в сердце печаль своей гибелью. Редко доживают они свой век на почётном приколе гаваней, словно на заслуженной пенсии, — чаще их поглощает огонь или пучина.
Рождение кораблей всегда торжественно. Подобно плоду, созревающему в потёмках материнского лона, зреют корабли в жестких конструкциях заводских эллингов… От киля (от спинного хребта) начинается их тревожная жизнь…»
Получив серьёзные повреждения, линкор продолжал до последнего сражаться и был затоплен у входа в Моонзунд-ский пролив, преградив проход германскому флоту.
«“Слава” тоже ещё младенцем долго кормилась на груди России, лёжа на железных пелёнках стапелей. Потом линкор столкнули с берега — и Нева, как ласковая повитуха, обмыла её в своих прохладных водах. Сколько было высказано надежд и тостов, сколько разбито бутылок с шампанским!..
Рожденная в 1903 году, “Слава” умирала в 1917 году.
Краток век корабельный, а сколько прожито…»
Сильное впечатление оставляет описание сцены, когда часть личного состава эсминца «Охотник», подорвавшегося на мине, отказывается покинуть корабль. Командир эсминца старший лейтенант Фоков приказал с мостика:
«— Внимание! Осталось минут десять, не больше… Раненых — в шлюпки. Команду я благодарю за службу, и сейчас, прощаясь с нею, я скажу, что всегда гордился такой командой… Повторять не стану: все по шлюпкам, а я остаюсь на корабле… с кораблём!
Фоков отбросил мегафон и, пожимая наспех руки встречных, сбежал с мостика в кают-компанию. Он слышал, как шлюпки отошли, гремя уключинами и вёслами. С палубы спустились в кают-компанию старший артиллерист и минёр «Охотника», оба молодые.
— Господа, почему вы не покинули корабля?
— Мы с вами. Сейчас придут и другие. Переодеваются…
Дверь в кают-компанию распахнулась — матросы…
Офицеры встали. Они заплакали. Командир сказал:
— Ну что же вы там? Идите сюда, товарищи…
Теперь их было 52 человека. Все молчали, прощаясь друг с другом взглядами. Вода, глухо ворча, вышибала под ними крышки горловин. Вода выпучивала своим напором стальные переборки… Вода приближалась к ним, и кренометр показывал уже близкий предел.
Командир встал:
— Ну… готовьтесь. Так умирали и наши деды!..»
В материалах о «Моонзунде» есть записка:
«Завет русского флота был всегда один: “Погибаю, но не сдаюсь!” И последний сигнал гибнущего в бою корабля поднимается на мачте тот же: “Погибаю, но не сдаюсь!”
И эта передающаяся из века в век традиция, так же как и глубочайший патриотизм, беззаветная любовь к родине, стойкость, мужество, высокий профессионализм — всё то лучшее, что было в русском флоте, восприняты и флотом советским…»
Не надо быть моряком, чтобы, читая роман «Моон-зунд», проникнуться захватывающей романтикой флотской службы: он заставляет по-новому взглянуть на многие лица и события. Пикуль не побоялся дать описание некоторых мрачных сторон событий на флоте в 1917 году — убийство адмиралов Вирена, Непенина и ряда офицеров — и высоко оценить деятельность адмиралов Николая Оттовича Эссена и Александра Васильевича Колчака.
Автор намного опередил публикации отечественных историков и писателей, показав А. В. Колчака как незаурядную личность и как видного деятеля русского флота, военно-морского теоретика, боевого русского офицера, минного специалиста высокого класса, покрытого ореолом славы полярного исследователя и путешественника.
Напомню, что роман вышел в 1973 году. В те времена о Колчаке говорилось только негативно, как о бездарной личности. Пикулю же приходилось пробиваться к трактовке образа Колчака через неимоверные наносы лжи и необъективности.
Судьба романа «Моонзунд» была счастливой.
Продвижение рукописи шло успешно благодаря специальной положительной рецензии начальника научно-исследовательской исторической группы ВМФ доктора исторических наук, капитана 1 ранга Аммона Георгия Алексеевича.
Рецензент особо подчеркнул: «…Книга читается с большим интересом, содержит целый ряд интересных деталей, которые мало известны читателям. Автору удалось не только вполне достоверно описать сложные и противоречивые события революционного периода, но и осветить их трагические последствия для героев книги подлинной романтикой флота и революции.
Издание книги В. С. Пикуля “Моонзунд” явится хорошим подарком читателям, особенно молодёжи».
Во время одного из посещений кораблей Балтийского флота Алексей Николаевич Косыгин, в то время председатель Совета министров СССР, выступая перед личным составом, высоко оценил роман «Моонзунд» и рекомендовал его офицерам: «Книга Валентина Пикуля “Моонзунд” должна быть настольной книгой каждого офицера».
Доктор исторических наук, профессор Николай Николаевич Молчанов, сражавшийся в годы Великой Отечественной войны на морских рубежах, так писал о романах В. Пикуля:
«Романы, связанные с историей русского военно-морского флота, — это наиболее успешно разрабатываемая им тематика. Книги Пикуля-мариниста отличаются знанием моря, людей, психологии, истории флота, боевой техники. Он рисует правдивые картины флотских будней и своеобразие морского боя с реальными ощущениями его участников. Книги на морскую тематику лишены псевдоромантики и показывают жизнь в реалистическом восприятии мира…»
Писем — откликов на «Моонзунд» огромное количество. Среди них — в основном положительные. В некоторых есть доброжелательные замечания, к которым автор прислушался.
Особенно много писем от читателей, живших или побывавших когда-то в Либаве. Они спрашивали: действительно ли был такой случай в жизни или это вымысел автора?
«Либава удивительно хорошеет. Буйно начинают свой рост альпийские буки и каштаны, которые к осени устилают все парки хрусткими орехами. И всюду — липы, липы, липы… Даже на гербе Либавы — тоже липа, цветущая, полнокровная, брызжущая зелёной, прохладной тенью.
А на коре из таких лип была когда-то памятка:
КЛАРА И. + СЕРГЕЙ А.
Весна — 1915 — Либава
Сколько я бродил здесь, отыскивая эту надпись, и размышлял: “Неужели не было этой безысходной любви?..”
Но я знаю и верю — она была, нежданно вспыхнувшая на этом берегу…»
Клара Герштейн, уехавшая с родителями после революции из Либавы, писала Пикулю из Израиля: «Ваш “Моон-зунд” я залила слезами, вспомнив свою молодость в Либаве… Может быть, это обо мне написано на липе, только я встречалась с Алексеем, а не с Сергеем…»
Впервые в «Моонзунде» было помещено фото автора.
Читательница Е. С. Реховская из города Омска, увидев фотографию в книге, пишет: «Худое лицо, в расстёгнутом вороте — тельняшка, финская шапочка, взгляд как финка, сжатые губы. Бандит? Такой при удобном случае полезет в драку, не спустит обиды… Позже попалась Ваша автобиография. Боже мой! И голод, и холод, и непризнание. И без имени, без связей иметь такой успех!.. Вы — герой!(выделено автором письма. — В. П.)».
«Без лести, прямо скажем, что только за один “Моон-зунд” Вам следует поставить памятник. В нашем списке 15 названий Ваших романов. Этот список мы разослали нашим друзьям, родным, фронтовым товарищам в Мурманск, Ленинград, Таллинн, Ташкент, Наманган, Москву, Хабаровск, Калининград. Но пока имеем только один роман “Моонзунд” (Калининград, 1978) сообщают читатели и почитатели творчества из Казани в мае 1979 года — Ша-фика Нугманова, доцент Казанского авиа института, Рашид Суркин, участник боев 1939–1940 годов, бывший командир батареи 12 Гвардейской Кёнигсбергской орд. Красного Знамени, ордена Кутузова тяжело-пушечной артбригады, и Наиль Суркин, студент 5 курса самолётостроительного факультета».
Ленинградская газета «Смена» в интервью Ю. Ковеш-никова с Героем Советского Союза командиром Ленинградской краснознамённой военно-морской базы доктором военно-морских наук вице-адмиралом Аркадием Петровичем Михайловским спрашивала:
— А выкраиваете ли время для чтения? Какая из последних книг наших современников больше всего пришлась по душе?
— «Моонзунд» Валентина Пикуля. Прочитал запоем, поражаюсь его точности описаний баталий, жизни и быта русского флота.
Вдвойне радостно и приятно, когда высокую оценку морскому роману дают моряки, и писатель отвечает им любовью.
Ветеран Великой Отечественной войны и ветеран труда из Ленинграда Зоя Иосифовна Левит пишет в редакцию передачи «Встреча с песней» и просит «исполнить песню для писателя Валентина Пикуля, юнгой вступившего в войну.
С огромной силой пишет он о русских и советских моряках. Когда читаешь “Моонзунд” и “Реквием каравану PQ-17”, испытываешь гордость за наш родной флот…».
Вокруг генеалогии героев «Моонзунда»
Может быть, и не стоит столь подробно останавливаться на письмах-откликах читателей о героях книг Пикуля. А если это твой отец, брат, дед — разве можно оставаться равнодушным! Ни в коем случае!
Да и для писателя письма — это настоящий кладезь: узнать о своём герое что-то новое, неизвестное, скрытое от глаз писателя — большая находка для автора, более того, в письмах читатели сообщали не только какие-то сведения о персонажах его произведений, но и дополняли материалами о жизни родственников, упомянутых писателем в своих книгах.
Как возвращение в далёкое прошлое — в дни Моонзунда началась переписка писателя с внуками, правнуками, сыновьями и дочерьми его героев: А. А. Дзюбинской (А. Н. Сполатбог), Б. Г. Старка (Г. Б. Старком), Б. М. Черкасского (Орловского-Танаевского), Ф. Семенчука (Са-мончука Ф. Е.).
Наиболее тесные и длительные отношения установились у Пикуля с сыном командира минной дивизии Балтийского флота (1917) контр-адмирала Георгия Карловича Старка (1878–1950) — Борисом Георгиевичем, протоиреем православной церкви из города Ярославля. Борис Георгиевич поблагодарил Пикуля за добрые слова об отце в «Мо-онзунде». В ответ писатель поинтересовался, как много тот узнал о судьбе офицеров, которые эмигрировали за границу. Борис Георгиевич подробно рассказал о своей семье, жизни в Петрограде, во Франции, в Ярославле.
Пикуля интересовало всё: особенно служба отца и командование им в 1921–1922 годах Сибирской флотилией, общение с А. В. Колчаком. Борис Георгиевич сообщил, что отец оставил записки об этом периоде. Познавательно, радостно и приятно было Валентину читать подробности о жизни своего героя и его сына — одновременно своего корреспондента. Письма Бориса Георгиевича помещены в картотеку исторических лиц.
«Этим летом, — пишет Борис Георгиевич в 1978 году, — приезжал ко мне из Парижа двоюродный брат — сын адмирала А. В. Развозова, и мы так много говорили о старом, о Вас, о “Моонзунде” (добавлю, что Пикуль писал обо всех командующих Балтийского флота: Н. О. Эссене, В. А. Канине, А. И. Непенине, А. С. Максимове, но события Мо-онзунда выпали как раз на долю А. В. Развозова. — А. П.).
Хотя я и не юнга, но… начинал свою трудовую жизнь в 1920 году, десяти лет от роду балтфлотцем… Служил рассыльным в бывшей Николаевской Морской академии на 11 линии Васильевского острова, носил морскую форму, получал морское довольствие, включая “махру”, что для двадцатых годов было особенно важно, и кормил свою семью — мать и сестрёнку на свои заработанные “Балтфлот-ские” заработки. По утрам носил на подпись книги приказов начальнику академии Б. Б. Жерве, А. Н. Крылову, Ю. М. Шокальскому, знал, как моих старших сослуживцев, многих моряков, чьи имена записаны в анналы флота. Сейчас на старости вспоминаю эти годы с благодарностью и любовью…»
После выхода каждой книги Пикуль дарил ему авторские экземпляры. В ответ Борис Георгиевич прислал макет эскадренного миноносца «Страшный», которым командовал его отец в годы Первой мировой войны (1914–1916).
С Аллой Александровной Дзюбинской из Одессы Пикуль вёл длительную переписку. «Отец мой блестяще закончил морской кадетский корпус, участвовал в Японской войне… затем все годы до 1920-го провёл на Балтике.
У меня сохранились его портреты, а также ряд других ценных снимков: Адмирала Н. О. Эссена, И. К. Григоровича, моряков с “Баяна”.
Мне бы хотелось всё это показать Вам! Как мало я знаю! Дело в том, что в 1937 году моего отца уничтожили враги народа, а мне тогда было всего 10 лет. И из его рассказов, естественно, очень мало, что сохранилось в памяти.
Но пишу я Вам, чтобы узнать, неужели нигде и никогда Вы не встречали его фамилию — Сполатбог Александр Николаевич (“Адмирал Макаров”, “Баян”, “Цесаревич”).
Перед революцией он был капитаном первого ранга. В 1918 году — участником “Ледового похода” (Гельсингфорс — Кронштадт). Затем Севастополь и Одесса — начальник управления безопасности кораблевождения Чёрного и Азовского морей, начальник бюро регистра в Совторгфло-те в Одессе, ну а потом 1937 год — как гром с небес…»
Позволю себе сделать акцент только на одном словосочетании: «…в 1937 году моего отца уничтожили враги народа». Какая точность в выражении сути. Хотя в большинстве писем всё еще чаще фигурирует более привычное для слуха «осудили… расстреляли как врага народа».
Немало писем приходило и таких, когда люди в романах или миниатюрах Пикуля неожиданно и с удивлением сталкивались с именами и деяниями своих предков, о чем обязательно информировали писателя.
«Валентин Саввич! В романе “Моонзунд” Вы описываете один из эпизодов боя, в котором участвует мичман Лесгафт.
Речь идет о внуке П. Ф. Лесгафта — Вадиме Борисовиче. Его дочь, Татьяна Вадимовна, с восторгом говорит, что Вам удалось удивительно точно передать характер отца и даже его любимые выражения. Она просит передать Вам большую благодарность за то, что Вы упомянули её отца, и спрашивает, где Вам удалось найти материалы о нём. Сама она не решается обратиться к Вам и просила это сделать меня. С уважением Андрей Викторович Шабунин. Ленинград».
Как видим, для некоторых читателей книги Пикуля оживляли «дремавшие» страницы их личных биографий.
«Пишет Вам — ныне работающий пенсионер, Борис Михайлович Черкасский.
Я бы не посмел беспокоить Вас… если бы не счастливая возможность с жадным интересом “проглотить” Ваш “Моонзунд”. Там я встретился со своим отцом, по временам книги, флаг-капитаном оперативной части Штаба Балтийского флота — князем Михаилом Борисовичем Черкасским, о котором, на мой взгляд, у Вас упомянуто зело уважительно.
Не к чести моей будет сказано, в тридцатые — сороковые, да и в начале пятидесятых годов я как-то побаивался уточнять биографию моего батюшки, хотя ничего порочащего уже мою советскую родину — он не совершил…
(На картине Сурикова “Утро стрелецкой казни” невдалеке от Петра стоит обожаемый им, мой прямой пра-пра-пра… — дедушка боярин Михайло Черкасский.)
Меня особенно интересует участие отца в Ледовом походе. Но пока мне не удалось напасть на такие материалы… Московская область».
Капитан-лейтенант В. И. Бабичев из Севастополя пишет: «Я заболел Вами, как прочитал Вашу книгу роман “Моонзунд”. Эта книга — учебник для офицеров флота. Прочитал её после того, как начальник штаба соединения подводных лодок, капитан 1 ранга Сиваш Л. И. сказал, обращаясь к нам, молодым офицерам: “Балбесы! Ваша настольная книга — это “Моонзунд”, а вторая — “Корабельный устав ВМФ СССР”. После “Моонзунда” я прочитал “Окини-сан…”, “Реквием…”
Трудно найти Ваши книги, даже среди военных моряков почти невозможно. Они есть, эти книги, но обладатели их, эти счастливые и добрые люди, не дают перечитать их даже друзьям, говоря при этом, что отдадут всё, кроме кортика, “Моонзунда” и жены…»
И пусть не покажется странным читателю, но «Моонзунд» беспартийного Пикуля обсуждался на партийном собрании.
Читатель А. В. Куликов из Горького в 1977 году писал: «Ваш “Моонзунд” служит доброму делу и поныне, и не только морякам. Сейчас на повестке дня стоит вопрос борьбы с браком, повышение качества на каждом рабочем месте. На расширенном партийном собрании завода “Красное Сормово”, обсуждая вопросы качества работы, был приведён пример из Вашего романа, когда во время боя из-за бракованной шестерёнки, выточенной халтурщиком на заводе, замолчала носовая башня линкора “Слава”. Заклинило… Эта бракованная шестерёнка теперь перетирала на своих изломанных зубцах судьбу линкора “Слава” и трепетные жизни 1500 человек…» — так книги В. Пикуля боролись за качество производства.
В начале 1980-х годов во время «перестройки», когда унижали военные традиции, достоинство и честь офицера, в том числе и морского, приходили письма с просьбой:
«Помогите флоту, гибнут традиции, командуют флотом, по-видимому, полковники… Кому надобно было менять военный билет с якорем на какой-то невзрачный военный билет общего формата… Ругают Сталина, но при нём наши корабли сами не тонули, он по копеечке собирал, но флот строил, при нём наши морские офицеры ходили при золотых погонах, при нём нашим матросам платили деньги. Флот имеет свою историю, свои традиции, свою форму одежды — зачем опошлять или унифицировать до уровня пехоты. Ведь в боевых условиях наш матрос равен пехотинцу, а пехотинец в боевых условиях на корабле — ноль. Нужна взаимозаменяемость на боевых постах, но дальше разговоров дело не идёт…»
С болью в сердце вчитывался писатель в справедливые слова офицеров, спрашивая у самых высоких чиновников флота, почему так происходит. Просил оглянуться на историю и вернуть исконно русские обычаи и такие «архаичные» понятия, как совесть, честь и милосердие. Обещали дело поправить, но ничего не менялось. И совсем не случайно из-под пера Пикуля в этот период выйдет его роман «Честь имею»…
Морской роман «Моонзунд» привлёк внимание кинематографистов. Это первая книга писателя, которая была экранизирована. Кинодраматург Э. Володарский совместно с Г. Муратовой написали сценарий по мотивам романа Пикуля.
Нарушая хронологию повествования, отметим мимоходом радостное событие: 20 ноября 1987 года в Рижском окружном доме офицеров состоялась премьера двухсерийного кинофильма, снятого на Ленфильме режиссёром Александром Муратовым. В роли Сергея Артеньева снимался Олег Меньшиков. В других ролях В. Артмане, Л. Нильская, В. Гостюхин, Ю. Беляев, Н. Караченцов…
Просмотр кинофильма для Пикуля был чем-то неожиданным, необычным, тронувшим его до глубины души, об этом говорил писатель, встречая гостей в своём рабочем кабинете.
Разговор о творчестве и жизни писателя будет неполным, если не остановим своё внимание на морских романах Валентина Пикуля. В самом начале книги мы говорили, что Валентин Пикуль — потомственный моряк. Откровенно, ничуть не рисуясь, Пикуль признавался: «Если бы я не прошёл в юности флотскую закалку, едва ли смог нести с таким напряжением вахту за письменным столом».
Всю жизнь Валентин шёл курсом моря. И неудивительно, что морская тематика занимает не только почётное, но заметное место в творчестве писателя. Любовь к истории у Пикуля слилась воедино с любовью к морю — теперь уже Балтийскому.
В голове писателя вызревал новый морской роман «Мо-онзунд». На берегу залива можно было часто видеть прогуливающегося мужчину с красивым чёрным псом — Канарисом, которого Пикуль любил и лелеял. Он пристально вглядывался в горизонт, раскрывающий места, где разворачивались кровавые жестокие бои с немцами в годы Первой мировой войны.
В конце шестидесятых годов побережье в Булли ещё не было освоено городскими отдыхающими, поэтому немноголюдные прохожие не отвлекали задумчивого писателя. Но менялись времена, Булли разрастались, привлекая отдыхающих своей красотой и близостью к морю. У Пикулей появились новые знакомые и друзья. Не забывали и старые друзья. Однажды совсем неожиданно напомнил о себе поэт Михаил Дмитриевич Волков, с которым они познакомились и подружились в Ленинграде в 1956 году. Капитан 2 ранга Волков служил замполитом на подводной лодке, базировавшейся в Лиепае. При каждом удобном случае Михаил Дмитриевич навещал Пикуля. В 1969–1970 годах эти встречи стали постоянными.
В этот период писателя вновь потянуло в Курляндию, на этот раз в портовый город Лиепаю (в прошлом Либа-ву) — город древний, расположенный в удобной бухте Балтийского моря. Именно в насыщенных историей местах находил Пикуль вдохновение.
Как портовый город он упоминается в источниках с 1263 года. Занимая выгодное географическое положение, Либава была постоянным «яблоком раздора» между немцами, литовцами, поляками, русскими.
Город интересен ещё и тем, что в нём несколько раз побывал Пётр I. Сохранился домик Петра, где он останавливался во время первого посещения Либавы в 1697 году по улице Кунгу, 24.
Перед работой над «Моонзундом» Пикуль несколько раз побывал в Лиепае.
Михаил Дмитриевич уговорил Пикуля встретиться с моряками-подводниками. У Пикуля редко выпадал свободный денёк, но весной, перед отъездом на дачу, писатель нашёл время для встречи. В ту пору имя Пикуля, автора пяти исторических романов, уже было широко известно.
В сопровождении командира и замполита Пикуль обошёл все отсеки и даже заглянул в перископ. После выступления посыпались вопросы. Спрашивали о том, над чем работает писатель в ближайшее время. Пикуль обычно держал в секрете свои планы, но тут подробно рассказал о начале работы над «Моонзундом». В заключение Пикуль добавил: «Эта сцена — встреча с вами — тоже войдет в роман». Что и было сделано.
В театре Балтийского флота писателя ждала неожиданная встреча. Когда открылся занавес, перед началом действа, ведущий объявил: «Сегодня у нас в гостях присутствует замечательный писатель-маринист Валентин Саввич Пикуль. Поприветствуем его!» Пикуль вспоминал впоследствии, что так сильно разволновался, что долго не мог начать говорить слова приветствия.
В 1976 году в Булли переехал и демобилизовавшийся с флота Михаил Дмитриевич Волков. Он и поселился через дорогу, напротив дачи Пикулей. Теперь прогулки часто совершались вместе с Волковым. Два моряка находили общие темы для разговора. Их сближала любовь к морю и к литературе. Пикуль — горячий, взрывной, рассудительный. Михаил Волков — тихий, спокойный, уравновешенный, с открытой для дружбы душой. Вероника привечала Михаила Дмитриевича, а когда находилась в отъезде или в больнице, оставляла его присматривать за Валентином и помогать ему.
Появление нового романа «Моонзунд» случилось неожиданно. Автор так пояснил корреспонденту газеты:
«При работе над романом “Слово и дело” я очень устал — материал тяжёлый, вот и решил, чтобы меня продуло на сквознячке, — удалился в Ирбены. На протяжении многих лет я живу в Прибалтике, объездив всю её и заглянув даже в самые укромные уголки, а вот на море давно не был, — вот оно меня и потянуло. Так я пришёл к “Моон-зунду”».
Если заглянуть в историю, то Моонзундское сражение в художественной литературе практически не отражено. Кроме романа Валентина Пикуля и фильма «Балтийская слава», вышедшего на экран в 1955 году, похвастаться нечем. В фильме в главной роли командира эсминца снялся Павел Кадочников, а в роли комендора Фёдора Лютова Иван Кутянский из театра Балтфлота.
Действие романа-хроники охватывает исторические события Первой мировой войны на Балтийском театре военных действий 1915–1917 годов и оборону Моонзунд-ских островов. Союзники России в войне против Германии — Англия и Франция к этому времени прекратили свои военные действия, давая полную свободу флоту Германии.
Расчёт германского командования был дерзок: захватить Петроград с суши, со стороны Риги и с моря. Но для этого необходимо было преодолеть оборону Моонзундских островов, прикрывающих входы в Рижский и Финский заливы.
Для решения этой задачи немецкое командование сосредоточило в этом районе свыше трёхсот кораблей и вспомогательных судов, около ста самолётов и десантный корпус из 25 тысяч человек. Русские силы, обороняющие этот район, состояли из 118 кораблей разного типа и малочисленного гарнизона моряков и пограничников.
Имея значительный перевес в живой силе и технике, германское командование приступило к осуществлению своего замысла.
Несмотря на большие потери, моряки Балтийского флота стояли насмерть, выполняли задачи обороны подступов к Финскому и Рижскому заливам.
В этой сложной исторической обстановке действуют главные персонажи книги: старший лейтенант Сергей Николаевич Артеньев (Бартенев), председатель Центробалта матрос Павел Ефимович Дыбенко, герой с эскадренного миноносца «Гром» минный машинист Трофим Семенчук (Ф. Е. Самончук), артиллерист лейтенант Григорий Карпенко и множество других литературных героев.
Прототипом главного героя романа, старшего лейтенанта Сергея Николаевича Артеньева явился Николай Сергеевич Бартенев, внук известного русского историка, пушкиниста, издателя журнала «Русский архив», который служил на Балтийском флоте. Он прожил долгую жизнь и умер в Москве в 1963 году.
Трое сыновей Николая Сергеевича — Пётр, Владимир и Сергей — героически погибли в боях за Родину в годы Великой Отечественной войны.
Отправляясь на службу, младший, семнадцатилетний Сергей, сказал пытавшейся удержать его матери: «Что ты, мама, мы же Бартеневы, мы рождены, чтобы защищать Россию».
Читатель, наверное, заметил, с какой любовью автор говорит о главном герое — лейтенанте Артеньеве. По взглядам и убеждениям он был близок самому автору. Это принципиальный, честный и строгий офицер, требующий от своих подчинённых соблюдения дисциплины и порядка. Он умён и смел не только в бою, но и в любых жизненных ситуациях.
Но даже умным, смелым и бескомпромиссным людям трудно было разобраться в сложившейся обстановке. Видя бездарность, инертность и бездеятельность морского штаба, как честный офицер, Артеньев не хочет и не может более служить на «Новике». Но он офицер — и просит послать его на самый опасный участок. Его назначают командиром батареи на мысе Церель. Эта батарея должна закрыть вход врагу в Ирбенский пролив. От судьбы Цереля зависела судьба Петрограда.
«Сцена сражения батареи — сцена трагическая… А далее следует трагическая сцена плена. Именно эта сцена становится кульминацией романа».
«Трость в руке майора взлетела над шеренгой:
— Всем большевикам — налево! Победоносная Германская армия всегда уважает своих врагов, но она сурова к бандитам…
Матросы Цереля дружно шагнули налево. Сергей Николаевич шагнул вслед за матросами.
Выбор сделан. Настоящий русский офицер никогда не бросит своих подчинённых.
Не только моряки, но и корабли покрыли себя неувядаемой славой в Моонзундской операции 1917 года».
«Корабли — как и люди. Рождением своим приносят радость и поселяют в сердце печаль своей гибелью. Редко доживают они свой век на почётном приколе гаваней, словно на заслуженной пенсии, — чаще их поглощает огонь или пучина.
Рождение кораблей всегда торжественно. Подобно плоду, созревающему в потёмках материнского лона, зреют корабли в жестких конструкциях заводских эллингов… От киля (от спинного хребта) начинается их тревожная жизнь…»
Получив серьёзные повреждения, линкор продолжал до последнего сражаться и был затоплен у входа в Моонзунд-ский пролив, преградив проход германскому флоту.
«“Слава” тоже ещё младенцем долго кормилась на груди России, лёжа на железных пелёнках стапелей. Потом линкор столкнули с берега — и Нева, как ласковая повитуха, обмыла её в своих прохладных водах. Сколько было высказано надежд и тостов, сколько разбито бутылок с шампанским!..
Рожденная в 1903 году, “Слава” умирала в 1917 году.
Краток век корабельный, а сколько прожито…»
Сильное впечатление оставляет описание сцены, когда часть личного состава эсминца «Охотник», подорвавшегося на мине, отказывается покинуть корабль. Командир эсминца старший лейтенант Фоков приказал с мостика:
«— Внимание! Осталось минут десять, не больше… Раненых — в шлюпки. Команду я благодарю за службу, и сейчас, прощаясь с нею, я скажу, что всегда гордился такой командой… Повторять не стану: все по шлюпкам, а я остаюсь на корабле… с кораблём!
Фоков отбросил мегафон и, пожимая наспех руки встречных, сбежал с мостика в кают-компанию. Он слышал, как шлюпки отошли, гремя уключинами и вёслами. С палубы спустились в кают-компанию старший артиллерист и минёр «Охотника», оба молодые.
— Господа, почему вы не покинули корабля?
— Мы с вами. Сейчас придут и другие. Переодеваются…
Дверь в кают-компанию распахнулась — матросы…
Офицеры встали. Они заплакали. Командир сказал:
— Ну что же вы там? Идите сюда, товарищи…
Теперь их было 52 человека. Все молчали, прощаясь друг с другом взглядами. Вода, глухо ворча, вышибала под ними крышки горловин. Вода выпучивала своим напором стальные переборки… Вода приближалась к ним, и кренометр показывал уже близкий предел.
Командир встал:
— Ну… готовьтесь. Так умирали и наши деды!..»
В материалах о «Моонзунде» есть записка:
«Завет русского флота был всегда один: “Погибаю, но не сдаюсь!” И последний сигнал гибнущего в бою корабля поднимается на мачте тот же: “Погибаю, но не сдаюсь!”
И эта передающаяся из века в век традиция, так же как и глубочайший патриотизм, беззаветная любовь к родине, стойкость, мужество, высокий профессионализм — всё то лучшее, что было в русском флоте, восприняты и флотом советским…»
Не надо быть моряком, чтобы, читая роман «Моон-зунд», проникнуться захватывающей романтикой флотской службы: он заставляет по-новому взглянуть на многие лица и события. Пикуль не побоялся дать описание некоторых мрачных сторон событий на флоте в 1917 году — убийство адмиралов Вирена, Непенина и ряда офицеров — и высоко оценить деятельность адмиралов Николая Оттовича Эссена и Александра Васильевича Колчака.
Автор намного опередил публикации отечественных историков и писателей, показав А. В. Колчака как незаурядную личность и как видного деятеля русского флота, военно-морского теоретика, боевого русского офицера, минного специалиста высокого класса, покрытого ореолом славы полярного исследователя и путешественника.
Напомню, что роман вышел в 1973 году. В те времена о Колчаке говорилось только негативно, как о бездарной личности. Пикулю же приходилось пробиваться к трактовке образа Колчака через неимоверные наносы лжи и необъективности.
Судьба романа «Моонзунд» была счастливой.
Продвижение рукописи шло успешно благодаря специальной положительной рецензии начальника научно-исследовательской исторической группы ВМФ доктора исторических наук, капитана 1 ранга Аммона Георгия Алексеевича.
Рецензент особо подчеркнул: «…Книга читается с большим интересом, содержит целый ряд интересных деталей, которые мало известны читателям. Автору удалось не только вполне достоверно описать сложные и противоречивые события революционного периода, но и осветить их трагические последствия для героев книги подлинной романтикой флота и революции.
Издание книги В. С. Пикуля “Моонзунд” явится хорошим подарком читателям, особенно молодёжи».
Во время одного из посещений кораблей Балтийского флота Алексей Николаевич Косыгин, в то время председатель Совета министров СССР, выступая перед личным составом, высоко оценил роман «Моонзунд» и рекомендовал его офицерам: «Книга Валентина Пикуля “Моонзунд” должна быть настольной книгой каждого офицера».
Доктор исторических наук, профессор Николай Николаевич Молчанов, сражавшийся в годы Великой Отечественной войны на морских рубежах, так писал о романах В. Пикуля:
«Романы, связанные с историей русского военно-морского флота, — это наиболее успешно разрабатываемая им тематика. Книги Пикуля-мариниста отличаются знанием моря, людей, психологии, истории флота, боевой техники. Он рисует правдивые картины флотских будней и своеобразие морского боя с реальными ощущениями его участников. Книги на морскую тематику лишены псевдоромантики и показывают жизнь в реалистическом восприятии мира…»
Писем — откликов на «Моонзунд» огромное количество. Среди них — в основном положительные. В некоторых есть доброжелательные замечания, к которым автор прислушался.
Особенно много писем от читателей, живших или побывавших когда-то в Либаве. Они спрашивали: действительно ли был такой случай в жизни или это вымысел автора?
«Либава удивительно хорошеет. Буйно начинают свой рост альпийские буки и каштаны, которые к осени устилают все парки хрусткими орехами. И всюду — липы, липы, липы… Даже на гербе Либавы — тоже липа, цветущая, полнокровная, брызжущая зелёной, прохладной тенью.
А на коре из таких лип была когда-то памятка:
КЛАРА И. + СЕРГЕЙ А.
Весна — 1915 — Либава
Сколько я бродил здесь, отыскивая эту надпись, и размышлял: “Неужели не было этой безысходной любви?..”
Но я знаю и верю — она была, нежданно вспыхнувшая на этом берегу…»
Клара Герштейн, уехавшая с родителями после революции из Либавы, писала Пикулю из Израиля: «Ваш “Моон-зунд” я залила слезами, вспомнив свою молодость в Либаве… Может быть, это обо мне написано на липе, только я встречалась с Алексеем, а не с Сергеем…»
Впервые в «Моонзунде» было помещено фото автора.
Читательница Е. С. Реховская из города Омска, увидев фотографию в книге, пишет: «Худое лицо, в расстёгнутом вороте — тельняшка, финская шапочка, взгляд как финка, сжатые губы. Бандит? Такой при удобном случае полезет в драку, не спустит обиды… Позже попалась Ваша автобиография. Боже мой! И голод, и холод, и непризнание. И без имени, без связей иметь такой успех!.. Вы — герой!(выделено автором письма. — В. П.)».
«Без лести, прямо скажем, что только за один “Моон-зунд” Вам следует поставить памятник. В нашем списке 15 названий Ваших романов. Этот список мы разослали нашим друзьям, родным, фронтовым товарищам в Мурманск, Ленинград, Таллинн, Ташкент, Наманган, Москву, Хабаровск, Калининград. Но пока имеем только один роман “Моонзунд” (Калининград, 1978) сообщают читатели и почитатели творчества из Казани в мае 1979 года — Ша-фика Нугманова, доцент Казанского авиа института, Рашид Суркин, участник боев 1939–1940 годов, бывший командир батареи 12 Гвардейской Кёнигсбергской орд. Красного Знамени, ордена Кутузова тяжело-пушечной артбригады, и Наиль Суркин, студент 5 курса самолётостроительного факультета».
Ленинградская газета «Смена» в интервью Ю. Ковеш-никова с Героем Советского Союза командиром Ленинградской краснознамённой военно-морской базы доктором военно-морских наук вице-адмиралом Аркадием Петровичем Михайловским спрашивала:
— А выкраиваете ли время для чтения? Какая из последних книг наших современников больше всего пришлась по душе?
— «Моонзунд» Валентина Пикуля. Прочитал запоем, поражаюсь его точности описаний баталий, жизни и быта русского флота.
Вдвойне радостно и приятно, когда высокую оценку морскому роману дают моряки, и писатель отвечает им любовью.
Ветеран Великой Отечественной войны и ветеран труда из Ленинграда Зоя Иосифовна Левит пишет в редакцию передачи «Встреча с песней» и просит «исполнить песню для писателя Валентина Пикуля, юнгой вступившего в войну.
С огромной силой пишет он о русских и советских моряках. Когда читаешь “Моонзунд” и “Реквием каравану PQ-17”, испытываешь гордость за наш родной флот…».
Вокруг генеалогии героев «Моонзунда»
Может быть, и не стоит столь подробно останавливаться на письмах-откликах читателей о героях книг Пикуля. А если это твой отец, брат, дед — разве можно оставаться равнодушным! Ни в коем случае!
Да и для писателя письма — это настоящий кладезь: узнать о своём герое что-то новое, неизвестное, скрытое от глаз писателя — большая находка для автора, более того, в письмах читатели сообщали не только какие-то сведения о персонажах его произведений, но и дополняли материалами о жизни родственников, упомянутых писателем в своих книгах.
Как возвращение в далёкое прошлое — в дни Моонзунда началась переписка писателя с внуками, правнуками, сыновьями и дочерьми его героев: А. А. Дзюбинской (А. Н. Сполатбог), Б. Г. Старка (Г. Б. Старком), Б. М. Черкасского (Орловского-Танаевского), Ф. Семенчука (Са-мончука Ф. Е.).
Наиболее тесные и длительные отношения установились у Пикуля с сыном командира минной дивизии Балтийского флота (1917) контр-адмирала Георгия Карловича Старка (1878–1950) — Борисом Георгиевичем, протоиреем православной церкви из города Ярославля. Борис Георгиевич поблагодарил Пикуля за добрые слова об отце в «Мо-онзунде». В ответ писатель поинтересовался, как много тот узнал о судьбе офицеров, которые эмигрировали за границу. Борис Георгиевич подробно рассказал о своей семье, жизни в Петрограде, во Франции, в Ярославле.
Пикуля интересовало всё: особенно служба отца и командование им в 1921–1922 годах Сибирской флотилией, общение с А. В. Колчаком. Борис Георгиевич сообщил, что отец оставил записки об этом периоде. Познавательно, радостно и приятно было Валентину читать подробности о жизни своего героя и его сына — одновременно своего корреспондента. Письма Бориса Георгиевича помещены в картотеку исторических лиц.
«Этим летом, — пишет Борис Георгиевич в 1978 году, — приезжал ко мне из Парижа двоюродный брат — сын адмирала А. В. Развозова, и мы так много говорили о старом, о Вас, о “Моонзунде” (добавлю, что Пикуль писал обо всех командующих Балтийского флота: Н. О. Эссене, В. А. Канине, А. И. Непенине, А. С. Максимове, но события Мо-онзунда выпали как раз на долю А. В. Развозова. — А. П.).
Хотя я и не юнга, но… начинал свою трудовую жизнь в 1920 году, десяти лет от роду балтфлотцем… Служил рассыльным в бывшей Николаевской Морской академии на 11 линии Васильевского острова, носил морскую форму, получал морское довольствие, включая “махру”, что для двадцатых годов было особенно важно, и кормил свою семью — мать и сестрёнку на свои заработанные “Балтфлот-ские” заработки. По утрам носил на подпись книги приказов начальнику академии Б. Б. Жерве, А. Н. Крылову, Ю. М. Шокальскому, знал, как моих старших сослуживцев, многих моряков, чьи имена записаны в анналы флота. Сейчас на старости вспоминаю эти годы с благодарностью и любовью…»
После выхода каждой книги Пикуль дарил ему авторские экземпляры. В ответ Борис Георгиевич прислал макет эскадренного миноносца «Страшный», которым командовал его отец в годы Первой мировой войны (1914–1916).
С Аллой Александровной Дзюбинской из Одессы Пикуль вёл длительную переписку. «Отец мой блестяще закончил морской кадетский корпус, участвовал в Японской войне… затем все годы до 1920-го провёл на Балтике.
У меня сохранились его портреты, а также ряд других ценных снимков: Адмирала Н. О. Эссена, И. К. Григоровича, моряков с “Баяна”.
Мне бы хотелось всё это показать Вам! Как мало я знаю! Дело в том, что в 1937 году моего отца уничтожили враги народа, а мне тогда было всего 10 лет. И из его рассказов, естественно, очень мало, что сохранилось в памяти.
Но пишу я Вам, чтобы узнать, неужели нигде и никогда Вы не встречали его фамилию — Сполатбог Александр Николаевич (“Адмирал Макаров”, “Баян”, “Цесаревич”).
Перед революцией он был капитаном первого ранга. В 1918 году — участником “Ледового похода” (Гельсингфорс — Кронштадт). Затем Севастополь и Одесса — начальник управления безопасности кораблевождения Чёрного и Азовского морей, начальник бюро регистра в Совторгфло-те в Одессе, ну а потом 1937 год — как гром с небес…»
Позволю себе сделать акцент только на одном словосочетании: «…в 1937 году моего отца уничтожили враги народа». Какая точность в выражении сути. Хотя в большинстве писем всё еще чаще фигурирует более привычное для слуха «осудили… расстреляли как врага народа».
Немало писем приходило и таких, когда люди в романах или миниатюрах Пикуля неожиданно и с удивлением сталкивались с именами и деяниями своих предков, о чем обязательно информировали писателя.
«Валентин Саввич! В романе “Моонзунд” Вы описываете один из эпизодов боя, в котором участвует мичман Лесгафт.
Речь идет о внуке П. Ф. Лесгафта — Вадиме Борисовиче. Его дочь, Татьяна Вадимовна, с восторгом говорит, что Вам удалось удивительно точно передать характер отца и даже его любимые выражения. Она просит передать Вам большую благодарность за то, что Вы упомянули её отца, и спрашивает, где Вам удалось найти материалы о нём. Сама она не решается обратиться к Вам и просила это сделать меня. С уважением Андрей Викторович Шабунин. Ленинград».
Как видим, для некоторых читателей книги Пикуля оживляли «дремавшие» страницы их личных биографий.
«Пишет Вам — ныне работающий пенсионер, Борис Михайлович Черкасский.
Я бы не посмел беспокоить Вас… если бы не счастливая возможность с жадным интересом “проглотить” Ваш “Моонзунд”. Там я встретился со своим отцом, по временам книги, флаг-капитаном оперативной части Штаба Балтийского флота — князем Михаилом Борисовичем Черкасским, о котором, на мой взгляд, у Вас упомянуто зело уважительно.
Не к чести моей будет сказано, в тридцатые — сороковые, да и в начале пятидесятых годов я как-то побаивался уточнять биографию моего батюшки, хотя ничего порочащего уже мою советскую родину — он не совершил…
(На картине Сурикова “Утро стрелецкой казни” невдалеке от Петра стоит обожаемый им, мой прямой пра-пра-пра… — дедушка боярин Михайло Черкасский.)
Меня особенно интересует участие отца в Ледовом походе. Но пока мне не удалось напасть на такие материалы… Московская область».
Капитан-лейтенант В. И. Бабичев из Севастополя пишет: «Я заболел Вами, как прочитал Вашу книгу роман “Моонзунд”. Эта книга — учебник для офицеров флота. Прочитал её после того, как начальник штаба соединения подводных лодок, капитан 1 ранга Сиваш Л. И. сказал, обращаясь к нам, молодым офицерам: “Балбесы! Ваша настольная книга — это “Моонзунд”, а вторая — “Корабельный устав ВМФ СССР”. После “Моонзунда” я прочитал “Окини-сан…”, “Реквием…”
Трудно найти Ваши книги, даже среди военных моряков почти невозможно. Они есть, эти книги, но обладатели их, эти счастливые и добрые люди, не дают перечитать их даже друзьям, говоря при этом, что отдадут всё, кроме кортика, “Моонзунда” и жены…»
И пусть не покажется странным читателю, но «Моонзунд» беспартийного Пикуля обсуждался на партийном собрании.
Читатель А. В. Куликов из Горького в 1977 году писал: «Ваш “Моонзунд” служит доброму делу и поныне, и не только морякам. Сейчас на повестке дня стоит вопрос борьбы с браком, повышение качества на каждом рабочем месте. На расширенном партийном собрании завода “Красное Сормово”, обсуждая вопросы качества работы, был приведён пример из Вашего романа, когда во время боя из-за бракованной шестерёнки, выточенной халтурщиком на заводе, замолчала носовая башня линкора “Слава”. Заклинило… Эта бракованная шестерёнка теперь перетирала на своих изломанных зубцах судьбу линкора “Слава” и трепетные жизни 1500 человек…» — так книги В. Пикуля боролись за качество производства.
В начале 1980-х годов во время «перестройки», когда унижали военные традиции, достоинство и честь офицера, в том числе и морского, приходили письма с просьбой:
«Помогите флоту, гибнут традиции, командуют флотом, по-видимому, полковники… Кому надобно было менять военный билет с якорем на какой-то невзрачный военный билет общего формата… Ругают Сталина, но при нём наши корабли сами не тонули, он по копеечке собирал, но флот строил, при нём наши морские офицеры ходили при золотых погонах, при нём нашим матросам платили деньги. Флот имеет свою историю, свои традиции, свою форму одежды — зачем опошлять или унифицировать до уровня пехоты. Ведь в боевых условиях наш матрос равен пехотинцу, а пехотинец в боевых условиях на корабле — ноль. Нужна взаимозаменяемость на боевых постах, но дальше разговоров дело не идёт…»
С болью в сердце вчитывался писатель в справедливые слова офицеров, спрашивая у самых высоких чиновников флота, почему так происходит. Просил оглянуться на историю и вернуть исконно русские обычаи и такие «архаичные» понятия, как совесть, честь и милосердие. Обещали дело поправить, но ничего не менялось. И совсем не случайно из-под пера Пикуля в этот период выйдет его роман «Честь имею»…
Морской роман «Моонзунд» привлёк внимание кинематографистов. Это первая книга писателя, которая была экранизирована. Кинодраматург Э. Володарский совместно с Г. Муратовой написали сценарий по мотивам романа Пикуля.
Нарушая хронологию повествования, отметим мимоходом радостное событие: 20 ноября 1987 года в Рижском окружном доме офицеров состоялась премьера двухсерийного кинофильма, снятого на Ленфильме режиссёром Александром Муратовым. В роли Сергея Артеньева снимался Олег Меньшиков. В других ролях В. Артмане, Л. Нильская, В. Гостюхин, Ю. Беляев, Н. Караченцов…
Просмотр кинофильма для Пикуля был чем-то неожиданным, необычным, тронувшим его до глубины души, об этом говорил писатель, встречая гостей в своём рабочем кабинете.
Глава седьмая. Любимая тема — дипломатия
«Пером и шпагой»
«Дипломатия — старинное средство общения между народами, а дипломат — мастер политического диалога с противником. Его оружием является слово, а иногда даже… молчание, порою обретают такую силу, что способны остановить поступь армий. История человечества зачастую зависит от слов — ими начинаются войны, словами их и завершают».
«“Пером и шпагой” — роман-хроника из истории дипломатии в период той войны, которая получила название Семилетней; о подвигах и славе российских войск, дошедших в битвах до Берлина, столицы курфюршества Бранденбургского, а также достоверная повесть о днях и делах знатного шевалье де Бона, который 48 лет прожил мужчиной, а 34 года считался женщиной, и в мундире, и в кружевах сумел прославить себя, одинаково доблестно владея пером и шпагой».
Любимое время Валентина Пикуля в творчестве — век восемнадцатый. Этому периоду посвящено несколько его произведений. А любимым делом, как известно, всегда занимаются серьёзно, изучают его глубоко, и в нём, как правило, достигают наибольших успехов.
Приступая к работе над романом, Пикуль писал: «После нервной горячей качки “Моонзунда”, когда облитые мазутом и кровью палубы эсминца выскальзывали из-под ног матросов, сражавшихся за революцию, — я окунулся в тишину дипломатических кабинетов, где в вежливых словах и выверенных жестах свершалась тоже великая битва: битва за честь Отечества!»
Характеризуя события, происходящие в романе, автор подчёркивает: «Германии тогда ещё не было как единого государства, но Пруссия существовала, тревожа мир замыслами своих агрессий».
На огромном фактическом материале автор проводит читателя через этапы развития Пруссии, сумевшей за небольшой по временам истории срок создать сильное государство и боеспособную армию, перед которой трепетали все армии Европы. Разгромить этого сильного врага смогла только русская армия.
Фридрих II, получивший титул Великого, этот жестокий диктатор смотрел далеко вперёд: собрал из «беглых атеистов, изгоев веры, ошмётков Европы, бродяг и ремесленников то, что стало впоследствии объединённой Германией, на совести которой лежат две мировые бойни».
Как и в других романах, Пикуль создает яркие портреты героев, они многочисленны, но «все они лаконичны и выразительны», ни с кем не спутаешь.
Особенно удачны образы Фридриха и Елизаветы, которым Пикуль уделяет в романе много места.
Образ Фридриха в романе контрастирует с образом Елизаветы. Автор показывает их жизнь в сходных ситуациях. Даже названия подзаголовков служат этому подтверждением: «Фридрих не спит», «Елизавета просыпается».
Уделяя много внимания Семилетней войне и походам русской армии, Пикуль подробно излагает ход решающих битв, чётко характеризует воюющие армии, мужественных воинов и их руководителей. «Батальные сцены написаны в лучших традициях русской исторической романистики, где решительные битвы часто бывали объектом художественного воплощения», — писал рецензент, представляя книгу в издательство.
Совсем нелегко пришлось командующему русской армией Петру Семёновичу Салтыкову: враг был силён. И хотя при дворе считали Салтыкова недалёким и робким человеком, но назначили командующим — другого не нашли…
Образ Салтыкова большая удача автора — за невзрачной внешностью «тихого старика» скрывается любовь полководца к России, храброму русскому солдату.
«Салтыков в нашей стране не знаменит, но он был признан нашей страной. Правда, от широкой славы в потомстве он затаился в военных архивах, в солидных монографиях, в толстенных сводах рескриптов и документов. Он живёт среди бумаг так же тихо и незаметно, как и жил когда-то, пока не грянул Кунерсдорф.
В годы суровых испытаний Великой Отечественной войны мы о Салтыкове помнили. Ибо за этим старичком вырастал призрак Берлина» — такую характеристику командующему русскими войсками даёт автор.
Описание взятия Берлина — яркая страница в истории всей Семилетней войны, ибо взятие его вывело Россию в число ведущих держав мира.
А ключи от Берлина были торжественно переданы на вечное хранение в Казанский собор Петербурга.
Сам Фридрих восхищался мужеством русских: «…Я вижу только мёртвых русских, но я не вижу побеждённых русских! Русского мало убить — русского надо ещё и повалить!» Эту глубокую мысль противника подтверждает вся история русского государства.
Роман многопланов, мозаичен, густо населён персонажами: императрица Елизавета Петровна, Людовик XV, стремящийся любой ценой сохранить равновесие сил в Европе, Фридрих II, Мария-Терезия, будущая императрица великая княгиня Екатерина Алексеевна, дипломаты и шпионы, знатные вельможи и генералы.
«Война и дипломатия — дипломатия и война».
Не так-то много писателей того времени уделяли в своём творчестве теме дипломатических отношений России с Европой.
Профессор С. Б. Окунь, давая оценку роману, писал: «Дипломатические принципы России, Англии, Франции, Пруссии и Австрии выписаны в романе с таким знанием материала, а личности дипломатов с таким психологическим мастерством, которым может позавидовать самый опытный историк международных отношений… Многое из жизни де Еона и по сей день остаётся невыясненным и служит объектом бесконечных газетных сенсаций. И нельзя не воздать должное автору “Пера и шпаги” за ту огромную исследовательскую работу, которая была им проделана для установления научной биографии дипло-мата-авантюриста… Домысел В. Пикуля всегда базируется на огромном фактическом материале, подвергшемся тщательному анализу. Это тот домысел, который помогает раскрыть истину!»
Мне думается, что даже в наше время, в начале XXI века, царствование Елизаветы Петровны до сих пор по достоинству не оценено историками.
Помимо военных побед во время её пребывания на престоле был основан первый университет в Москве, открыта Академия художеств и Казанская гимназия. При ней в полную силу творили писатели и поэты: Ломоносов, Сумароков, Херасков, Княжнин.
И, наконец, при Елизавете казни перестали быть обыкновенным делом, как прежде, — остались ссылки, плети… И первыми ссыльными стали Остерман, Головкин, Левен-вольде, которые были прямыми врагами Елизаветы.
В основу событий романа, помимо боевых эпизодов, положена «подоплёка так называемой “секретной” дипломатии, особого явления в международных отношениях середины восемнадцатого века». Шпионаж и придворные интриги, где любовь тесно переплеталась с подкупом и даже с прямым предательством, привели к сколачиванию антирусского блока.
О своей работе над романом «Пером и шпагой» Валентин Саввич говорил:
«Я писал эту книгу, меньше всего заботясь о чистоте жанра. Отсюда, видимо, возникнут некоторые неудобства при чтении… Во всяком случае, это была трудная книга для меня. И хотелось бы пожелать — пусть она будет лёгкая для читателя… Но судить об этом мне права не дано… И на этом я замолкаю…»
Роман «Пером и шпагой» стал той книгой, после которой о Валентине Пикуле историки, критики, и литературоведы заговорили о том, что жанр хроники автор обогатил, соединив в нём воедино публицистичность и приключенческое направление (линия де Бона). В этом заключается новаторство романа о дипломатии.
Критик Людмила Герасимова писала: «В. Пикуль умело “работает” с фактом, часто выдвигая его в центр драматического события либо опираясь на него по формированию художественного образа…»
Первое издание романа-хроники увидело свет в 1972 году в Лениздате в сборнике под названием «Пером и шпагой», куда вошли ещё два коротких романа — «Звёзды над болотом» и «Париж на три часа» — и шесть исторических миниатюр.
Роман «Пером и шпагой» долго ждал своей встречи с читателями.
Вынужденный в первое время творчества обращаться за помощью к литературным чиновникам, Пикуль сталкивался с их желанием полностью взять под контроль его творчество. Валентин Саввич так и остался независим ни от чиновников, ни от рецензентов, ни от редакторов до конца дней своих. А сколько здоровья ему это стоило? Почитаешь его переписку с редактором, и становится понятно: если автор был в чём-то до конца уверен — он не шёл ни на какие уступки.
Роман появился на прилавках Ленинграда в июне 1972 года. Ещё с ночи у дверей магазина выстроилась огромная очередь… «500 экземпляров книг разлетелись мгновенно, остальные ушли из-под прилавка», — писал об этом факте ленинградский писатель Николай Кондратьев.
В дальнейшем, а именно в 1982 году, большой друг нашей страны — Макс Эйльбронн перевёл роман «Пером и шпагой» на французский язык, и в следующем году книга вышла во Франции под названием «Кавалер де Бон» с портретами де Бона и в мундире офицера, и в платье кокетливой красивой женщины.
Переводчик и издатель любезно переслали Валентину Саввичу из Парижа солидную пачку положительных рецензий и откликов на публикацию.
В одной из статей говорилось: «Валентин Пикуль — лучший рассказчик современности». Именно после романа «Пером и шпагой» некоторые критики и читатели стали называть Пикуля «русским Дюма», чему он был немало удивлён.
Минский читатель Куксик К. А., лётчик истребительной авиации, в частности, писал: «Самое главное, из-за чего пишу, — не могу не восторгаться языком романа “Пером и шпагой”. Без преувеличения можно сказать: язык сочный, насыщенный, живой. И если бы не было Ваших комментариев о днях нынешних, то можно было бы принять Вас за современника той исторической эпохи, о которой идёт речь. Язык, выражения, слова — словно остриё шпаги де Бона или, пожалуй, де Бомон, ибо она более яркий фехтовальщик… Выражения настолько точны и уместны, что изыми и вставь другие — не подойдут, как не подходит сердце с другого вида организма — будет отторгнуто, это словно современный кирпич в кладке исторической стены или деталь с другой машины, разной по мощности…»
Кирпичик за кирпичиком клал Валентин Пикуль в фундамент своей будущей славы. Огромное стремление связать судьбу отдельных персонажей с глубинным ходом исторического процесса отмечается во всех романах Валентина Пикуля. Везде и всюду, даже в небольших по объёму миниатюрах чувствуется связь времён и преемственность поколений. И особенно остро показана эта связь времён в романе «Пером и шпагой», о котором идёт речь:
«Воин русский на поле Куликовом — это воин при Ку-нерсдорфе.
Воин при Кунерсдорфе — это воин на поле Бородинском.
Воин на поле Бородинском — это воин на Шипке.
Воин на Шипке — это защитник Брестской крепости.
Изменились идеи, другими стали люди. Но родина у них по-прежнему одна — это-мать Россия; и во все времена кровь проливалась во имя одного — во имя русского Отечества…» — писал профессор В. В. Тарасов, прочитав книгу В. С. Пикуля «Пером и шпагой».
Среди героев Эстонии и Литвы
Эстонская земля богата выдающимися личностями. Выходцы из этих земель и имений оставили значительный след в истории России. Во-первых, это объясняется тем, что там находились имения их предков, во-вторых — Эстония расположена на самом ближайшем расстоянии от Петербурга. Валентина интересовал прежде всего вопрос: что же сохранил Таллинн и его окрестности из прошлых веков до наших дней?
В русских летописях Таллинн упоминается со своими старинными названиями: Колывань, Ревель. В 1710 году он перешёл к России и стал губернским городом. Путешествуя по старинному городу, Валентин был приятно удивлён тем, что в нём уцелели многие здания времен Ганзейского союза. Город сохранил вид и дух старинного немецкого города.
Одной из главных причин поездки в Эстонию явилось желание поклониться праху прославленного полководца, генерал-фельдмаршала Михаила Богдановича Барклая де Толли, действия и поступки которого на посту главнокомандующего в борьбе с врагами России Пикуль высоко ценил. Еще во времена Потёмкина-Таврического Барклай проявил мужество и героизм при штурме Очакова.
Фельдмаршал князь Н. В. Репнин сказал о Барклае: «Меня уже не будет на свете, но пусть вспомнят мои слова: “Этот генерал много обещает и далеко пойдёт”». Став в 1810 году военным министром, Барклай приступил к реорганизации русской армии. Он предвидел, что рано или поздно России придётся воевать с Наполеоном. При нём был принят новый пехотный устав, начато строительство Динабургской и Бобруйской крепостей, разработан план на случай военных действий и была создана войсковая разведка.
Современники писали о Михаиле Богдановиче: «Спокойствие духа никогда ему не изменяло, и в пылу битвы он распоряжался точно так, как бы это было в мирное время, в безопасном месте, не обращая никакого внимания на неприятельские выстрелы. Бесстрашие его не знало пределов. В обращении с равными он был всегда вежлив и обходителен, но ни с кем близко не дружился; с подчинёнными, от высших до низших чинов, был кроток и ласков; никогда, ни в каком случае, не употреблял оскорбительных и бранных выражений и всегда настоятельно требовал, чтобы до солдата доходило всё ему следуемое…»
Не только в Эстонии была увековечена память бесстрашного полководца.
В Риге, в год празднования столетия со дня победы над Наполеоном, был установлен памятник работы В. Ванд-шнайдера, но при загадочных обстоятельствах он исчез в годы Первой мировой войны, остался только постамент. В наши дни справедливость восторжествовала: на сохранившийся и долго пустовавший постамент вновь установлен прекрасный памятник Барклаю де Толли — талантливому и бесстрашному полководцу.
Многие точки на карте Литвы тоже привлекали внимание Валентина.
Прежде всего его интересовало имение последнего фаворита Екатерины — Платона Зубова, Ионишки, и при каждом посещении Литвы он обязательно заезжал туда.
Многие вопросы писатель хотел уточнить и выяснить в Вильнюсе. Известно, что генерал-губернатором Литвы с 1800 года с некоторыми перерывами, а затем и в 1809–1811 годах был М. И. Кутузов. Пикуля интересовало: какие документы того времени представлены в музеях Литвы? При внимательном изучении он выяснил, что большинство представленных документов он знал: они были опубликованы в периодике тех лет.
Особенно Пикулю запомнился указ М. И. Кутузова, который он издал на второй день после ухода Наполеона из Вильно: генерал-губернатор приказал графу Платову: «употребить все должные меры, дабы сей город при приходе наших войск не был подвержен ни малейшей обиде».
Во время путешествия по Латвии, Литве и Эстонии в сознании Пикуля вызревал новый роман о взаимоотношениях между европейскими государствами и Россией.
«Битва железных канцлеров»
Пикуль считал «Битву железных канцлеров» политическим и одним из самых сложных написанных им романов. В новом произведении автор выступает как писатель-исследователь.
В предисловии, обращаясь к читателю, автор говорит:
«Я предлагаю читателю сугубо политический роман. Без прикрас. Без вымысла. Без лирики. Роман из истории Отечественной дипломатии».
Однако, как заметит читатель, в романе освещается не только история русской дипломатии XIX века, но и политика и дипломатия Пруссии, Германии, Австрии и Франции.
В центре романа «Битва железных канцлеров» показана дипломатическая дуэль между министром иностранных дел Александром Михайловичем Горчаковым (1798–1883) и канцлером Германской империи Отто Эдуардом Леопольдом Бисмарком фон Шёнхаузен (1815–1898) в пору тяжелейших европейских исторических кризисов 50—70-х годов XIX века.
Сам прошедший суровую школу войны, Пикуль во все времена боролся за сохранение мира, выступая против бряцания оружием.
Зло и беспощадно писатель обличает политиканов, прошлых и нынешних, мечтающих поставить Россию на колени.
Таков Бисмарк — министр иностранных дел Пруссии с 1862 года и рейхсканцлер Германской империи в 1870–1890 годы, родоначальник германского милитаризма.
Обратим на эту историческую фигуру более пристальное внимание, поскольку без освещения деятельности Бисмарка нельзя уяснить ход и движущие силы исторического развития Германии и Европы во второй половине XIX века.
Личность Бисмарка, этого неординарного человека, привлекала внимание историков многих стран, литература о нём огромна. Крупнейший политический и государственный деятель XIX столетия, вершитель судьбы Европы и всего мира, он осуществил объединение Германии. Всё, что сделано Бисмарком, не может не вызывать восхищения. Он подобно Петру, Наполеону, Черчиллю стал легендой ещё при жизни.
Зная об общепризнанном таланте Бисмарка — дипломата, Пикуль не рискнул подвергнуть его критике в данном качестве — это противоречило бы исторической истине.
Уже находясь в отставке, обозревая свой прошедший путь, Бисмарк пришёл к выводу, что главная опасность для Германии — война с Россией, с её сильным и непобедимым русским народом: «Германия непобедима до той поры, пока не столкнулась с Россией, в груди которой бьётся два сердца — Москва и Петербург».
Попытки покорить Россию Карлом XII и Наполеоном, такими сильными противниками, окончились крахом.
«Даже при благоприятном исходе войны против России никто не может уничтожить необъятных возможностей огромной страны».
Министром иностранных дел в России длительный период (1856–1882 годы) был Александр Михайлович Горчаков.
Светлейший князь Горчаков, друг А. С. Пушкина по Лицею, «вниманием потомков не обижен». «Историки дипломатии до сих пор вникают в его дальновидные замыслы». Это был крупный политик своего времени, обладавший способностью быстро ориентироваться в сложной международной обстановке, определять задачи и добиваться своей цели.
К образу А. М. Горчакова писатель подходил долго, собирая, изучая и обрабатывая материал. Он лёг не только в основу романа, но и миниатюры с аналогичным названием. Его образ дан в постоянном развитии. Первое значительное выступление Горчакова произошло на Венской конференции в 1855 году, дипломат был тогда послом в Вене.
Как дипломат и патриот России Горчаков переживал поражение России в Крымской войне и унизительные условия Парижского мира, по которому Россия теряла часть территорий и не могла держать флот в Чёрном море. Эти и ряд других потерь делали условия мира для России тяжёлыми.
Неподкупность и неуступчивость Горчакова в дипломатическом разговоре явились условием назначения его руководителем внешней политики.
Приход Горчакова в Министерство иностранных дел вызвал острую борьбу в правящих кругах России. Ближайшее окружение Нессельроде никак не хотело мириться с его отставкой. «Немецкая страница дипломатии была перевёрнута. Открылась чистая — русская, патриотическая».
Первым делом Александр Михайлович основательно обновил дипломатический состав, «введя в него русских людей». Он заменил случайных для русской дипломатии личностей, проникших на высокие посты в Министерство иностранных дел: в Вену был назначен посол Балабин, в Лондон — граф Хрептович, в Париж — граф Киселёв, в Константинополь — Бутенев.
Александр Михайлович считал себя преемником традиций русской дипломатии.
«Страстный патриот России, великолепный стилист и оратор, утончённый вельможа-аристократ, умнейший человек своего века, Горчаков носил славу “бархатного” канцлера. Однако это не совсем так: он умел быть и “железным” властелином политики, если дело касалось чести русского народа».
Свою деятельность на новом посту министра иностранных дел Горчаков начал с ноты от 21 августа 1856 года, разосланной русским дипломатам: «Говорят, Россия сердится. Нет, Россия не сердится. Она собирается с силами… Россия сосредоточивается. Последнюю фразу можно было прочесть иначе; именно так её и прочли в кабинетах Европы: Россия усиливается!»
Эта фраза облетела всю Европу и вызвала бурные споры.
«Сейчас, когда я пишу этот роман (1975 год), — говорил автор, исполняется столетний юбилей со дня “битвы железных канцлеров”. Политические кризисы не редкость в нашем мире. Но кризис 1875 года вошёл в историю человечества, как кризис небывалый. О нём написаны целые библиотеки. К изучению его обстоятельств историки обращались множество раз, ибо в финале кризиса просматривалось будущее Европы».
В современном мире, когда остро встаёт вопрос о всеобщем разоружении, уместно напомнить, что именно России принадлежит пальма первенства в инициативе такого разоружения. Еще в 1874 году «канцлер Горчаков предложил европейским державам мирный проект, разработанный им лично. Это был знаменитый циркуляр о разоружении, призывавший созвать мирную конференцию государств, обладающих армиями и флотами».
Первая Гаагская конференция состоялась по инициативе России только в 1899 году, когда Горчакова уже не было в живых. В «Лесном домике под Гаагой состоялась мирная конференция 26 государств, которая приняла 3 конвенции: “о законах и обычаях войны, о правах и обязанностях нейтральных стран и порядке мирного разрешения международных споров”».
Оглядываясь на те далёкие события, читатель видит, сколько ума, такта, несгибаемой воли и твёрдости характера проявил Горчаков, чтобы избавить Европу от страшной бойни. В этом заслуга канцлера не только перед русским народом, но и всем человечеством.
Дипломатическая карьера А. М. Горчакова практически завершилась Берлинским конгрессом. С тех пор он сохранял почётный титул канцлера, но практических дел осуществлял мало. Номинально он перестал быть министром с марта 1882 года, когда на его место был назначен Николай Карлович Гире. Но это уже другая эпоха и другие герои…
Покоряет читателя в романе образ талантливого поэта Фёдора Ивановича Тютчева, стихи которого Пикуль обильно цитирует. В романе мы видим его в новом качестве — посланником и председателем цензурного комитета, который требует отменить цензуру…
По условиям договора с издательством автору пришлось сократить «Битву железных канцлеров» на пять авторских листов: «выпустить из неё кровь», чтобы она похудела до нужных размеров.
При сокращении целые сюжетные линии выпали из романа частично или полностью.
Впоследствии некоторые неопубликованные материалы Пикуль использовал при написании миниатюр.
Отражая взгляд героев на события в романе, автор в полной мере использует элементы публицистики: авторские отступления, разъяснения, обращение к читателю, — в которых высказывает свою точку зрения. Такие авторские приемы усиливают эмоциональное воздействие на читателя.
«С концепцией Пикуля можно соглашаться или не соглашаться, можно спорить, пытаться опровергнуть, можно вообще не признавать, но бесспорно одно: все свои выводы автор делает на основании глубокого изучения и знания исторических материалов. Его романы зиждутся на мощном документальном фундаменте, научно-исторических изысканиях учёных прошлых веков, переписке современников и документах эпохи».
Справедливости ради, хочу ещё раз подчеркнуть характерную черту Пикуля как исторического романиста. При изучении документов, в поисках исторической истины он пытался заново, по-своему, осмыслить русскую историю, не оглядываясь ни на какие авторитеты. У него не роман использует историю, а сама история становится романом. Во всех произведениях писателя, в том числе и в «Битве железных канцлеров», великое множество фактов встает перед читателем, ошеломляя и изумляя его.
Сильная сторона творчества Валентина Пикуля заключается и в том, что он умел сделать историческое повествование захватывающе интересным. Это касается и главных героев романа — Бисмарка и Горчакова.
Из мрака темноты выявляются и новые имена подвижников и героев истории:
Пикуль любит своих героев, ярких, незаурядных личностей, готовых пожертвовать своей жизнью ради интересов Родины. И через судьбы героев автор доносит до читателя вечные человеческие ценности — их идеи, любовь к родине, верность своему долгу.
Читатель с огромным интересом принял роман.
С. Б. Окунь, прочитав роман, высоко оценил новое детище Пикуля. «Мне импонирует то, что самые сложные вопросы взаимоотношений внешней политики государств Вы преподносите легко и доступно… Был в Военно-Морской академии, там зашёл разговор о Вас, преподаватели говорят: “Много слышали о романе, но не читали, нет возможности его приобрести”…»
Ещё не успели критики расклевать «Пером и шпагой», как совсем неожиданно для них и для читателей увидел свет новый роман из истории русской дипломатии «Битва железных канцлеров». И снова о романе говорил не только Ленинград, но и весь Союз. Официальная пресса и критики молчали. Газеты писали об ажиотаже вокруг романа о Горчакове.
В этом издании автор поместил небольшую — всего шесть страниц, но очень давно ожидаемую любознательными читателями автобиографическую заметку о себе — «Ночной полёт». Это была первая и последняя попытка Валентина Саввича письменно рассказать о себе. Но сколько добрых отзывов вызвала эта публикация!
Следует отметить, что книги Пикуля наряду с добрым эффектом дали толчок и развитию негативных явлений. На них росли культура и патриотизм, на них же набирал силу криминал: снимались, уличённые в нарушении правил торговли директора книжных магазинов, потирали руки спекулянты и книгомафиози, часто маскирующиеся под благородной вывеской книголюбов.
Ведь первые так называемые договорные цены устанавливались именно на книги.
Ученый-литературовед Мирсаид Сапаров писал Пикулю из Ленинграда: «“Битва железных канцлеров” пользуется бешеным спросом. По поступлении книги на базу у книжных магазинов образовались пикеты из спекулянтов, так называемых “холодников”, которые дежурили 2–3 дня, пока не дождались поступления книги. Перекупочная цена 20 руб. Вряд ли какая другая продукция Лениздата пользовалась таким спросом. Слышал, что на продаже романа “сгорели” два директора книжных магазинов, так как были уличены в нарушении торговли».
В газете «Советская Латвия» появилась статья «“Битву железных канцлеров” никто не бросил». А произошло следующее: «…когда в очередной раз на “чёрный книжный рынок” нагрянула милиция, что было большой неожиданностью для книголюбов, многие из них побросали свои книги и пустились наутёк. Но “Битву железных канцлеров” никто не бросил»…
Издавать книги Пикуля периферийным издательствам чаще всего запрещалось. Как вспоминал директор Центрального чернозёмного книжного издательства, что находится в Воронеже, А. Свиридов, «в годы застоя Пикуля печатали редко даже центральные издательства. А уж о периферийных и говорить не приходится. Нашему издательству, например, Госкомиздат РСФСР много лет запрещал издавать его произведения. Были исключены из тематических планов романы “Баязет” и “Битва железных канцлеров”».
В дальнейшем роман перешагнул и границы нашей страны — в чехословацком городе Братислава в 1981 году вышел в издательстве «Правда».
А когда красиво оформленный (по рассказам моряков-загранщиков) том романа появился на прилавках Великобритании, Валентин Саввич был сильно удивлён. И понятно, ведь это было первое знакомство с зарубежными пиратами.
Это сообщение вызвало у Пикуля протест и вдохновило на новые схватки с пороками и нечистыми силами общества…
Разговор о романе «Битва железных канцлеров подходит к концу.
Находясь в преклонном возрасте, Горчаков говорил: «Историкам будущего предстоит кропотливая работа, дабы разобраться в сложности мотивов моей политики. Но я верю, что в потомстве установится на меня взгляд уважительный. Я ведь всё делал исключительно во благо России и своего народа…»
«Мы, читатель, прощаемся с Горчаковым! Из прошлого столетия (теперь уже из позапрошлого. — А. П.) доносится до нас его усталый голос — голос русского любомудра и патриота отчизны:
— Европой я могу только любоваться, будучи её нечаянным гостем. Но жить и работать по-настоящему я способен только в России… Мне не уйти от этой земли! И пусть хоть кто-нибудь и когда-нибудь постоит над моей могилой, попирая прах мой и суету жизни моей, пусть он подумает: вот здесь лежит человек, послуживший Отечеству до последнего воздыхания души своей…»
«Пером и шпагой»
«Дипломатия — старинное средство общения между народами, а дипломат — мастер политического диалога с противником. Его оружием является слово, а иногда даже… молчание, порою обретают такую силу, что способны остановить поступь армий. История человечества зачастую зависит от слов — ими начинаются войны, словами их и завершают».
«“Пером и шпагой” — роман-хроника из истории дипломатии в период той войны, которая получила название Семилетней; о подвигах и славе российских войск, дошедших в битвах до Берлина, столицы курфюршества Бранденбургского, а также достоверная повесть о днях и делах знатного шевалье де Бона, который 48 лет прожил мужчиной, а 34 года считался женщиной, и в мундире, и в кружевах сумел прославить себя, одинаково доблестно владея пером и шпагой».
Любимое время Валентина Пикуля в творчестве — век восемнадцатый. Этому периоду посвящено несколько его произведений. А любимым делом, как известно, всегда занимаются серьёзно, изучают его глубоко, и в нём, как правило, достигают наибольших успехов.
Приступая к работе над романом, Пикуль писал: «После нервной горячей качки “Моонзунда”, когда облитые мазутом и кровью палубы эсминца выскальзывали из-под ног матросов, сражавшихся за революцию, — я окунулся в тишину дипломатических кабинетов, где в вежливых словах и выверенных жестах свершалась тоже великая битва: битва за честь Отечества!»
Характеризуя события, происходящие в романе, автор подчёркивает: «Германии тогда ещё не было как единого государства, но Пруссия существовала, тревожа мир замыслами своих агрессий».
На огромном фактическом материале автор проводит читателя через этапы развития Пруссии, сумевшей за небольшой по временам истории срок создать сильное государство и боеспособную армию, перед которой трепетали все армии Европы. Разгромить этого сильного врага смогла только русская армия.
Фридрих II, получивший титул Великого, этот жестокий диктатор смотрел далеко вперёд: собрал из «беглых атеистов, изгоев веры, ошмётков Европы, бродяг и ремесленников то, что стало впоследствии объединённой Германией, на совести которой лежат две мировые бойни».
Как и в других романах, Пикуль создает яркие портреты героев, они многочисленны, но «все они лаконичны и выразительны», ни с кем не спутаешь.
Особенно удачны образы Фридриха и Елизаветы, которым Пикуль уделяет в романе много места.
Образ Фридриха в романе контрастирует с образом Елизаветы. Автор показывает их жизнь в сходных ситуациях. Даже названия подзаголовков служат этому подтверждением: «Фридрих не спит», «Елизавета просыпается».
Уделяя много внимания Семилетней войне и походам русской армии, Пикуль подробно излагает ход решающих битв, чётко характеризует воюющие армии, мужественных воинов и их руководителей. «Батальные сцены написаны в лучших традициях русской исторической романистики, где решительные битвы часто бывали объектом художественного воплощения», — писал рецензент, представляя книгу в издательство.
Совсем нелегко пришлось командующему русской армией Петру Семёновичу Салтыкову: враг был силён. И хотя при дворе считали Салтыкова недалёким и робким человеком, но назначили командующим — другого не нашли…
Образ Салтыкова большая удача автора — за невзрачной внешностью «тихого старика» скрывается любовь полководца к России, храброму русскому солдату.
«Салтыков в нашей стране не знаменит, но он был признан нашей страной. Правда, от широкой славы в потомстве он затаился в военных архивах, в солидных монографиях, в толстенных сводах рескриптов и документов. Он живёт среди бумаг так же тихо и незаметно, как и жил когда-то, пока не грянул Кунерсдорф.
В годы суровых испытаний Великой Отечественной войны мы о Салтыкове помнили. Ибо за этим старичком вырастал призрак Берлина» — такую характеристику командующему русскими войсками даёт автор.
Описание взятия Берлина — яркая страница в истории всей Семилетней войны, ибо взятие его вывело Россию в число ведущих держав мира.
А ключи от Берлина были торжественно переданы на вечное хранение в Казанский собор Петербурга.
Сам Фридрих восхищался мужеством русских: «…Я вижу только мёртвых русских, но я не вижу побеждённых русских! Русского мало убить — русского надо ещё и повалить!» Эту глубокую мысль противника подтверждает вся история русского государства.
Роман многопланов, мозаичен, густо населён персонажами: императрица Елизавета Петровна, Людовик XV, стремящийся любой ценой сохранить равновесие сил в Европе, Фридрих II, Мария-Терезия, будущая императрица великая княгиня Екатерина Алексеевна, дипломаты и шпионы, знатные вельможи и генералы.
«Война и дипломатия — дипломатия и война».
Не так-то много писателей того времени уделяли в своём творчестве теме дипломатических отношений России с Европой.
Профессор С. Б. Окунь, давая оценку роману, писал: «Дипломатические принципы России, Англии, Франции, Пруссии и Австрии выписаны в романе с таким знанием материала, а личности дипломатов с таким психологическим мастерством, которым может позавидовать самый опытный историк международных отношений… Многое из жизни де Еона и по сей день остаётся невыясненным и служит объектом бесконечных газетных сенсаций. И нельзя не воздать должное автору “Пера и шпаги” за ту огромную исследовательскую работу, которая была им проделана для установления научной биографии дипло-мата-авантюриста… Домысел В. Пикуля всегда базируется на огромном фактическом материале, подвергшемся тщательному анализу. Это тот домысел, который помогает раскрыть истину!»
Мне думается, что даже в наше время, в начале XXI века, царствование Елизаветы Петровны до сих пор по достоинству не оценено историками.
Помимо военных побед во время её пребывания на престоле был основан первый университет в Москве, открыта Академия художеств и Казанская гимназия. При ней в полную силу творили писатели и поэты: Ломоносов, Сумароков, Херасков, Княжнин.
И, наконец, при Елизавете казни перестали быть обыкновенным делом, как прежде, — остались ссылки, плети… И первыми ссыльными стали Остерман, Головкин, Левен-вольде, которые были прямыми врагами Елизаветы.
В основу событий романа, помимо боевых эпизодов, положена «подоплёка так называемой “секретной” дипломатии, особого явления в международных отношениях середины восемнадцатого века». Шпионаж и придворные интриги, где любовь тесно переплеталась с подкупом и даже с прямым предательством, привели к сколачиванию антирусского блока.
О своей работе над романом «Пером и шпагой» Валентин Саввич говорил:
«Я писал эту книгу, меньше всего заботясь о чистоте жанра. Отсюда, видимо, возникнут некоторые неудобства при чтении… Во всяком случае, это была трудная книга для меня. И хотелось бы пожелать — пусть она будет лёгкая для читателя… Но судить об этом мне права не дано… И на этом я замолкаю…»
Роман «Пером и шпагой» стал той книгой, после которой о Валентине Пикуле историки, критики, и литературоведы заговорили о том, что жанр хроники автор обогатил, соединив в нём воедино публицистичность и приключенческое направление (линия де Бона). В этом заключается новаторство романа о дипломатии.
Критик Людмила Герасимова писала: «В. Пикуль умело “работает” с фактом, часто выдвигая его в центр драматического события либо опираясь на него по формированию художественного образа…»
Первое издание романа-хроники увидело свет в 1972 году в Лениздате в сборнике под названием «Пером и шпагой», куда вошли ещё два коротких романа — «Звёзды над болотом» и «Париж на три часа» — и шесть исторических миниатюр.
Роман «Пером и шпагой» долго ждал своей встречи с читателями.
Вынужденный в первое время творчества обращаться за помощью к литературным чиновникам, Пикуль сталкивался с их желанием полностью взять под контроль его творчество. Валентин Саввич так и остался независим ни от чиновников, ни от рецензентов, ни от редакторов до конца дней своих. А сколько здоровья ему это стоило? Почитаешь его переписку с редактором, и становится понятно: если автор был в чём-то до конца уверен — он не шёл ни на какие уступки.
Роман появился на прилавках Ленинграда в июне 1972 года. Ещё с ночи у дверей магазина выстроилась огромная очередь… «500 экземпляров книг разлетелись мгновенно, остальные ушли из-под прилавка», — писал об этом факте ленинградский писатель Николай Кондратьев.
В дальнейшем, а именно в 1982 году, большой друг нашей страны — Макс Эйльбронн перевёл роман «Пером и шпагой» на французский язык, и в следующем году книга вышла во Франции под названием «Кавалер де Бон» с портретами де Бона и в мундире офицера, и в платье кокетливой красивой женщины.
Переводчик и издатель любезно переслали Валентину Саввичу из Парижа солидную пачку положительных рецензий и откликов на публикацию.
В одной из статей говорилось: «Валентин Пикуль — лучший рассказчик современности». Именно после романа «Пером и шпагой» некоторые критики и читатели стали называть Пикуля «русским Дюма», чему он был немало удивлён.
Минский читатель Куксик К. А., лётчик истребительной авиации, в частности, писал: «Самое главное, из-за чего пишу, — не могу не восторгаться языком романа “Пером и шпагой”. Без преувеличения можно сказать: язык сочный, насыщенный, живой. И если бы не было Ваших комментариев о днях нынешних, то можно было бы принять Вас за современника той исторической эпохи, о которой идёт речь. Язык, выражения, слова — словно остриё шпаги де Бона или, пожалуй, де Бомон, ибо она более яркий фехтовальщик… Выражения настолько точны и уместны, что изыми и вставь другие — не подойдут, как не подходит сердце с другого вида организма — будет отторгнуто, это словно современный кирпич в кладке исторической стены или деталь с другой машины, разной по мощности…»
Кирпичик за кирпичиком клал Валентин Пикуль в фундамент своей будущей славы. Огромное стремление связать судьбу отдельных персонажей с глубинным ходом исторического процесса отмечается во всех романах Валентина Пикуля. Везде и всюду, даже в небольших по объёму миниатюрах чувствуется связь времён и преемственность поколений. И особенно остро показана эта связь времён в романе «Пером и шпагой», о котором идёт речь:
«Воин русский на поле Куликовом — это воин при Ку-нерсдорфе.
Воин при Кунерсдорфе — это воин на поле Бородинском.
Воин на поле Бородинском — это воин на Шипке.
Воин на Шипке — это защитник Брестской крепости.
Изменились идеи, другими стали люди. Но родина у них по-прежнему одна — это-мать Россия; и во все времена кровь проливалась во имя одного — во имя русского Отечества…» — писал профессор В. В. Тарасов, прочитав книгу В. С. Пикуля «Пером и шпагой».
Среди героев Эстонии и Литвы
Эстонская земля богата выдающимися личностями. Выходцы из этих земель и имений оставили значительный след в истории России. Во-первых, это объясняется тем, что там находились имения их предков, во-вторых — Эстония расположена на самом ближайшем расстоянии от Петербурга. Валентина интересовал прежде всего вопрос: что же сохранил Таллинн и его окрестности из прошлых веков до наших дней?
В русских летописях Таллинн упоминается со своими старинными названиями: Колывань, Ревель. В 1710 году он перешёл к России и стал губернским городом. Путешествуя по старинному городу, Валентин был приятно удивлён тем, что в нём уцелели многие здания времен Ганзейского союза. Город сохранил вид и дух старинного немецкого города.
Одной из главных причин поездки в Эстонию явилось желание поклониться праху прославленного полководца, генерал-фельдмаршала Михаила Богдановича Барклая де Толли, действия и поступки которого на посту главнокомандующего в борьбе с врагами России Пикуль высоко ценил. Еще во времена Потёмкина-Таврического Барклай проявил мужество и героизм при штурме Очакова.
Фельдмаршал князь Н. В. Репнин сказал о Барклае: «Меня уже не будет на свете, но пусть вспомнят мои слова: “Этот генерал много обещает и далеко пойдёт”». Став в 1810 году военным министром, Барклай приступил к реорганизации русской армии. Он предвидел, что рано или поздно России придётся воевать с Наполеоном. При нём был принят новый пехотный устав, начато строительство Динабургской и Бобруйской крепостей, разработан план на случай военных действий и была создана войсковая разведка.
Современники писали о Михаиле Богдановиче: «Спокойствие духа никогда ему не изменяло, и в пылу битвы он распоряжался точно так, как бы это было в мирное время, в безопасном месте, не обращая никакого внимания на неприятельские выстрелы. Бесстрашие его не знало пределов. В обращении с равными он был всегда вежлив и обходителен, но ни с кем близко не дружился; с подчинёнными, от высших до низших чинов, был кроток и ласков; никогда, ни в каком случае, не употреблял оскорбительных и бранных выражений и всегда настоятельно требовал, чтобы до солдата доходило всё ему следуемое…»
Не только в Эстонии была увековечена память бесстрашного полководца.
В Риге, в год празднования столетия со дня победы над Наполеоном, был установлен памятник работы В. Ванд-шнайдера, но при загадочных обстоятельствах он исчез в годы Первой мировой войны, остался только постамент. В наши дни справедливость восторжествовала: на сохранившийся и долго пустовавший постамент вновь установлен прекрасный памятник Барклаю де Толли — талантливому и бесстрашному полководцу.
Многие точки на карте Литвы тоже привлекали внимание Валентина.
Прежде всего его интересовало имение последнего фаворита Екатерины — Платона Зубова, Ионишки, и при каждом посещении Литвы он обязательно заезжал туда.
Многие вопросы писатель хотел уточнить и выяснить в Вильнюсе. Известно, что генерал-губернатором Литвы с 1800 года с некоторыми перерывами, а затем и в 1809–1811 годах был М. И. Кутузов. Пикуля интересовало: какие документы того времени представлены в музеях Литвы? При внимательном изучении он выяснил, что большинство представленных документов он знал: они были опубликованы в периодике тех лет.
Особенно Пикулю запомнился указ М. И. Кутузова, который он издал на второй день после ухода Наполеона из Вильно: генерал-губернатор приказал графу Платову: «употребить все должные меры, дабы сей город при приходе наших войск не был подвержен ни малейшей обиде».
Во время путешествия по Латвии, Литве и Эстонии в сознании Пикуля вызревал новый роман о взаимоотношениях между европейскими государствами и Россией.
«Битва железных канцлеров»
Пикуль считал «Битву железных канцлеров» политическим и одним из самых сложных написанных им романов. В новом произведении автор выступает как писатель-исследователь.
В предисловии, обращаясь к читателю, автор говорит:
«Я предлагаю читателю сугубо политический роман. Без прикрас. Без вымысла. Без лирики. Роман из истории Отечественной дипломатии».
Однако, как заметит читатель, в романе освещается не только история русской дипломатии XIX века, но и политика и дипломатия Пруссии, Германии, Австрии и Франции.
В центре романа «Битва железных канцлеров» показана дипломатическая дуэль между министром иностранных дел Александром Михайловичем Горчаковым (1798–1883) и канцлером Германской империи Отто Эдуардом Леопольдом Бисмарком фон Шёнхаузен (1815–1898) в пору тяжелейших европейских исторических кризисов 50—70-х годов XIX века.
Сам прошедший суровую школу войны, Пикуль во все времена боролся за сохранение мира, выступая против бряцания оружием.
Зло и беспощадно писатель обличает политиканов, прошлых и нынешних, мечтающих поставить Россию на колени.
Таков Бисмарк — министр иностранных дел Пруссии с 1862 года и рейхсканцлер Германской империи в 1870–1890 годы, родоначальник германского милитаризма.
Обратим на эту историческую фигуру более пристальное внимание, поскольку без освещения деятельности Бисмарка нельзя уяснить ход и движущие силы исторического развития Германии и Европы во второй половине XIX века.
Личность Бисмарка, этого неординарного человека, привлекала внимание историков многих стран, литература о нём огромна. Крупнейший политический и государственный деятель XIX столетия, вершитель судьбы Европы и всего мира, он осуществил объединение Германии. Всё, что сделано Бисмарком, не может не вызывать восхищения. Он подобно Петру, Наполеону, Черчиллю стал легендой ещё при жизни.
Зная об общепризнанном таланте Бисмарка — дипломата, Пикуль не рискнул подвергнуть его критике в данном качестве — это противоречило бы исторической истине.
Уже находясь в отставке, обозревая свой прошедший путь, Бисмарк пришёл к выводу, что главная опасность для Германии — война с Россией, с её сильным и непобедимым русским народом: «Германия непобедима до той поры, пока не столкнулась с Россией, в груди которой бьётся два сердца — Москва и Петербург».
Попытки покорить Россию Карлом XII и Наполеоном, такими сильными противниками, окончились крахом.
«Даже при благоприятном исходе войны против России никто не может уничтожить необъятных возможностей огромной страны».
Министром иностранных дел в России длительный период (1856–1882 годы) был Александр Михайлович Горчаков.
Светлейший князь Горчаков, друг А. С. Пушкина по Лицею, «вниманием потомков не обижен». «Историки дипломатии до сих пор вникают в его дальновидные замыслы». Это был крупный политик своего времени, обладавший способностью быстро ориентироваться в сложной международной обстановке, определять задачи и добиваться своей цели.
К образу А. М. Горчакова писатель подходил долго, собирая, изучая и обрабатывая материал. Он лёг не только в основу романа, но и миниатюры с аналогичным названием. Его образ дан в постоянном развитии. Первое значительное выступление Горчакова произошло на Венской конференции в 1855 году, дипломат был тогда послом в Вене.
Как дипломат и патриот России Горчаков переживал поражение России в Крымской войне и унизительные условия Парижского мира, по которому Россия теряла часть территорий и не могла держать флот в Чёрном море. Эти и ряд других потерь делали условия мира для России тяжёлыми.
Неподкупность и неуступчивость Горчакова в дипломатическом разговоре явились условием назначения его руководителем внешней политики.
Приход Горчакова в Министерство иностранных дел вызвал острую борьбу в правящих кругах России. Ближайшее окружение Нессельроде никак не хотело мириться с его отставкой. «Немецкая страница дипломатии была перевёрнута. Открылась чистая — русская, патриотическая».
Первым делом Александр Михайлович основательно обновил дипломатический состав, «введя в него русских людей». Он заменил случайных для русской дипломатии личностей, проникших на высокие посты в Министерство иностранных дел: в Вену был назначен посол Балабин, в Лондон — граф Хрептович, в Париж — граф Киселёв, в Константинополь — Бутенев.
Александр Михайлович считал себя преемником традиций русской дипломатии.
«Страстный патриот России, великолепный стилист и оратор, утончённый вельможа-аристократ, умнейший человек своего века, Горчаков носил славу “бархатного” канцлера. Однако это не совсем так: он умел быть и “железным” властелином политики, если дело касалось чести русского народа».
Свою деятельность на новом посту министра иностранных дел Горчаков начал с ноты от 21 августа 1856 года, разосланной русским дипломатам: «Говорят, Россия сердится. Нет, Россия не сердится. Она собирается с силами… Россия сосредоточивается. Последнюю фразу можно было прочесть иначе; именно так её и прочли в кабинетах Европы: Россия усиливается!»
Эта фраза облетела всю Европу и вызвала бурные споры.
«Сейчас, когда я пишу этот роман (1975 год), — говорил автор, исполняется столетний юбилей со дня “битвы железных канцлеров”. Политические кризисы не редкость в нашем мире. Но кризис 1875 года вошёл в историю человечества, как кризис небывалый. О нём написаны целые библиотеки. К изучению его обстоятельств историки обращались множество раз, ибо в финале кризиса просматривалось будущее Европы».
В современном мире, когда остро встаёт вопрос о всеобщем разоружении, уместно напомнить, что именно России принадлежит пальма первенства в инициативе такого разоружения. Еще в 1874 году «канцлер Горчаков предложил европейским державам мирный проект, разработанный им лично. Это был знаменитый циркуляр о разоружении, призывавший созвать мирную конференцию государств, обладающих армиями и флотами».
Первая Гаагская конференция состоялась по инициативе России только в 1899 году, когда Горчакова уже не было в живых. В «Лесном домике под Гаагой состоялась мирная конференция 26 государств, которая приняла 3 конвенции: “о законах и обычаях войны, о правах и обязанностях нейтральных стран и порядке мирного разрешения международных споров”».
Оглядываясь на те далёкие события, читатель видит, сколько ума, такта, несгибаемой воли и твёрдости характера проявил Горчаков, чтобы избавить Европу от страшной бойни. В этом заслуга канцлера не только перед русским народом, но и всем человечеством.
Дипломатическая карьера А. М. Горчакова практически завершилась Берлинским конгрессом. С тех пор он сохранял почётный титул канцлера, но практических дел осуществлял мало. Номинально он перестал быть министром с марта 1882 года, когда на его место был назначен Николай Карлович Гире. Но это уже другая эпоха и другие герои…
Покоряет читателя в романе образ талантливого поэта Фёдора Ивановича Тютчева, стихи которого Пикуль обильно цитирует. В романе мы видим его в новом качестве — посланником и председателем цензурного комитета, который требует отменить цензуру…
По условиям договора с издательством автору пришлось сократить «Битву железных канцлеров» на пять авторских листов: «выпустить из неё кровь», чтобы она похудела до нужных размеров.
При сокращении целые сюжетные линии выпали из романа частично или полностью.
Впоследствии некоторые неопубликованные материалы Пикуль использовал при написании миниатюр.
Отражая взгляд героев на события в романе, автор в полной мере использует элементы публицистики: авторские отступления, разъяснения, обращение к читателю, — в которых высказывает свою точку зрения. Такие авторские приемы усиливают эмоциональное воздействие на читателя.
«С концепцией Пикуля можно соглашаться или не соглашаться, можно спорить, пытаться опровергнуть, можно вообще не признавать, но бесспорно одно: все свои выводы автор делает на основании глубокого изучения и знания исторических материалов. Его романы зиждутся на мощном документальном фундаменте, научно-исторических изысканиях учёных прошлых веков, переписке современников и документах эпохи».
Справедливости ради, хочу ещё раз подчеркнуть характерную черту Пикуля как исторического романиста. При изучении документов, в поисках исторической истины он пытался заново, по-своему, осмыслить русскую историю, не оглядываясь ни на какие авторитеты. У него не роман использует историю, а сама история становится романом. Во всех произведениях писателя, в том числе и в «Битве железных канцлеров», великое множество фактов встает перед читателем, ошеломляя и изумляя его.
Сильная сторона творчества Валентина Пикуля заключается и в том, что он умел сделать историческое повествование захватывающе интересным. Это касается и главных героев романа — Бисмарка и Горчакова.
Из мрака темноты выявляются и новые имена подвижников и героев истории:
Пикуль любит своих героев, ярких, незаурядных личностей, готовых пожертвовать своей жизнью ради интересов Родины. И через судьбы героев автор доносит до читателя вечные человеческие ценности — их идеи, любовь к родине, верность своему долгу.
Читатель с огромным интересом принял роман.
С. Б. Окунь, прочитав роман, высоко оценил новое детище Пикуля. «Мне импонирует то, что самые сложные вопросы взаимоотношений внешней политики государств Вы преподносите легко и доступно… Был в Военно-Морской академии, там зашёл разговор о Вас, преподаватели говорят: “Много слышали о романе, но не читали, нет возможности его приобрести”…»
Ещё не успели критики расклевать «Пером и шпагой», как совсем неожиданно для них и для читателей увидел свет новый роман из истории русской дипломатии «Битва железных канцлеров». И снова о романе говорил не только Ленинград, но и весь Союз. Официальная пресса и критики молчали. Газеты писали об ажиотаже вокруг романа о Горчакове.
В этом издании автор поместил небольшую — всего шесть страниц, но очень давно ожидаемую любознательными читателями автобиографическую заметку о себе — «Ночной полёт». Это была первая и последняя попытка Валентина Саввича письменно рассказать о себе. Но сколько добрых отзывов вызвала эта публикация!
Следует отметить, что книги Пикуля наряду с добрым эффектом дали толчок и развитию негативных явлений. На них росли культура и патриотизм, на них же набирал силу криминал: снимались, уличённые в нарушении правил торговли директора книжных магазинов, потирали руки спекулянты и книгомафиози, часто маскирующиеся под благородной вывеской книголюбов.
Ведь первые так называемые договорные цены устанавливались именно на книги.
Ученый-литературовед Мирсаид Сапаров писал Пикулю из Ленинграда: «“Битва железных канцлеров” пользуется бешеным спросом. По поступлении книги на базу у книжных магазинов образовались пикеты из спекулянтов, так называемых “холодников”, которые дежурили 2–3 дня, пока не дождались поступления книги. Перекупочная цена 20 руб. Вряд ли какая другая продукция Лениздата пользовалась таким спросом. Слышал, что на продаже романа “сгорели” два директора книжных магазинов, так как были уличены в нарушении торговли».
В газете «Советская Латвия» появилась статья «“Битву железных канцлеров” никто не бросил». А произошло следующее: «…когда в очередной раз на “чёрный книжный рынок” нагрянула милиция, что было большой неожиданностью для книголюбов, многие из них побросали свои книги и пустились наутёк. Но “Битву железных канцлеров” никто не бросил»…
Издавать книги Пикуля периферийным издательствам чаще всего запрещалось. Как вспоминал директор Центрального чернозёмного книжного издательства, что находится в Воронеже, А. Свиридов, «в годы застоя Пикуля печатали редко даже центральные издательства. А уж о периферийных и говорить не приходится. Нашему издательству, например, Госкомиздат РСФСР много лет запрещал издавать его произведения. Были исключены из тематических планов романы “Баязет” и “Битва железных канцлеров”».
В дальнейшем роман перешагнул и границы нашей страны — в чехословацком городе Братислава в 1981 году вышел в издательстве «Правда».
А когда красиво оформленный (по рассказам моряков-загранщиков) том романа появился на прилавках Великобритании, Валентин Саввич был сильно удивлён. И понятно, ведь это было первое знакомство с зарубежными пиратами.
Это сообщение вызвало у Пикуля протест и вдохновило на новые схватки с пороками и нечистыми силами общества…
Разговор о романе «Битва железных канцлеров подходит к концу.
Находясь в преклонном возрасте, Горчаков говорил: «Историкам будущего предстоит кропотливая работа, дабы разобраться в сложности мотивов моей политики. Но я верю, что в потомстве установится на меня взгляд уважительный. Я ведь всё делал исключительно во благо России и своего народа…»
«Мы, читатель, прощаемся с Горчаковым! Из прошлого столетия (теперь уже из позапрошлого. — А. П.) доносится до нас его усталый голос — голос русского любомудра и патриота отчизны:
— Европой я могу только любоваться, будучи её нечаянным гостем. Но жить и работать по-настоящему я способен только в России… Мне не уйти от этой земли! И пусть хоть кто-нибудь и когда-нибудь постоит над моей могилой, попирая прах мой и суету жизни моей, пусть он подумает: вот здесь лежит человек, послуживший Отечеству до последнего воздыхания души своей…»
Глава восьмая. Друзья юности — верные друзья
Мальчики с бантиками
Всё дальше от нас отдаляются грозные годы военного лихолетья. Но в памяти писателя эти годы запечатлелись с подробностями на всю жизнь. Юношеская память цепкая, чистая: «Юность… она была тревожной, как порыв ветра, ударивший в открытое крыло паруса…»
На одном дыхании была написана повесть «Мальчики с бантиками» (1974), события которой воскрешают годы боевой флотской юности 1942–1945 годов, когда Валентин обучался в Школе юнг на Соловках и воевал на эсминце «Грозный», сначала рулевым, а потом штурманским электриком.
«Тогда было суровое время жертв, и мы были готовы жертвовать, многие из нас тогда же ступили на палубы боевых кораблей».
Автор выступает в повести в роли главного героя под именем Савки Огурцова.
«Юнга Северного флота…» Пикуль гордился этим званием и тем, что в самые трудные для нашей Родины дни он внёс свой маленький вклад в нашу общую победу.
Народный комиссар Военно-морского флота периода Великой Отечественной войны Николай Герасимович Кузнецов писал: «Школа юнг в своё время воспитала самую активную молодёжь, из которой потом вышло много отличных командиров, она принесла большую пользу для нашего Военно-Морского флота».
Из рулевых Валентин был переведён в аншютисты, и по 12 часов в сутки, наравне с взрослыми, он нёс службу в гиропосту, выдавая истинный курс кораблю.
В 16 лет своей жизни Валентин стал командиром боевого поста, докладывая мостику:
— БП II БЧ I к бою готов!
В повести с большой откровенностью Валентин поведал о многих событиях, которые произошли с ним.
Осенью 1944 года штурман «Грозного» направляет Пикуля на сторожевик, чтобы там он запустил гироскоп. Сторожевик готовился к выходу в море. Когда Валентин вошёл в гиропост — ахнул! Перед ним стоял не «Аншютц», а гирокомпас системы «Сперри», который он видел впервые. Пикуля объял страх. Но он взял себя в руки.
«Обошёл я вокруг гироскопа, словно кот учёный вокруг легендарного дуба. Волнуюсь. А время идёт. Если я не справлюсь с этим пауком, из-за меня (только из-за меня) может сорваться вся операция. Я сорву выход корабля в море. А мой предшественник, что уплыл в Исландию, мужик, видать, был хозяйственный. Вижу — целая полка литературы. Нашёл я нужный номер по “Сперри”. Каждую страницу я словно снимал в своём мозгу на фотоплёнку. Голова работала идеально…
Звонок:
— Мостик — гиропосту: когда запуск?
— Запускаю, — ответил я штурману.
Порядок! Можно запускать. Рубильник пошёл вперед, бросая на генератор мощный бортовой ток. Завыли моторы. Ротор гироскопа из сплава стали с никелем взял разбег. Получив питание, он почувствовал то, чего не ощущает человек, — силу земного притяжения. Ртуть, переливалась в сосудах, воздействовала на него. Передо мной скакали и прыгали стрелки приборов, отмечая начало той жизни, которую я дал умной машине…
Выдернул из боевого зажима трубку телефона и говорю:
— Гиропост — мостику: исправно вошёл в затухающие колебания. Времени у нас в обрез, так я разогнал “шарик” как можно ближе к меридиану — вдоль Кольского залива…»
Пикуль был счастлив и доволен собой, что в такую трудную минуту жизни он помог сторожевику выйти в море на ответственное задание.
Флотская дружба! Сколько о ней написано стихов, спето песен! Она помогает в жизни и в тяжёлое суровое время — во времена горячих схваток с врагом, и в мирные, далеко не простые времена.
Юнги — надёжные друзья
Никогда Валентин не забывал своих друзей юности, переписывался с ними, встречался, дарил книги. Как много он получил добрых слов и советов от бывших «однофлот-чан» по прочтении книг…
Работая над повестью «Мальчики с бантиками», Валентин изменил инициалы своих друзей, но события оставил в той последовательности, как они происходили.
Только одного героя Пикуль не скрыл под вымышленным именем — Джека (Евгения) Баранова — однокашника по классу рулевых. Кто-то из юнгашей написал Валентину, что Женя погиб при тралении мин на Волге, под Сталинградом.
К счастью, это оказалось неправдой. Женя воевал на Волжской флотилии, очищая Волжский фарватер от мин, его РТЩ-135 подорвал семь самых современных для того времени магнитно-акустических мин. Затем бронекатер Жени форсировал Днепр, прошёл вверх по Дунаю, брал Измаил, штурмовал Будапешт и Вену.
Когда я впервые услышала о Джеке Баранове — спросила:
— А кто он такой?
Ответ Пикуля был коротким и исчерпывающим:
— Просто красивый человек.
Я-то знала, какой высокий смысл вкладывал он в подобные короткие оценки…
Свою жизнь он закончил в Москве, работая машинистом на метрополитене.
Вспоминаю первую встречу с Джеком Барановым. С первой минуты шла оживлённая беседа, состоявшая сплошь из вопросов: «А ты помнишь? А ты знаешь?»
И, наверное, в эти минуты перед их глазами вставал остров, пропитанный историей, такой героической и такой трагической.
С художником Дмитрием Арсениным, как мне казалось, Пикуль был знаком всю жизнь. Особенно тесными его контакты стали после совместных съёмок в фильме о юнгах «За морем — солнце». Когда-то о юнгах Дмитрии Арсенине из Горького, Валентине Пикуле из Риги и Иване Зорине из Мурманска был снят документальный фильм. Руководил съёмками Виталий Гузанов — писатель, тоже юнга. Съёмки проходили в Риге, на берегу Рижского залива, на Даугаве.
В письмах и телефонных разговорах с Дмитрием они обменивались своими радостями и успехами, делились творческими планами.
Дмитрий приглашал Пикуля на свою персональную выставку в Горький, обещая, как он писал в письме, «по договорённости с капитаном теплохода» незабываемое путешествие по Волге.
Но эти планы и намерения Пикуля постепенно тонули в планах и намерениях, иногда более значительных, а чаще — многочисленных будничных… рабочих.
О подвиге Ивана Зорина писала газета «Краснофлотец: «Три торпедных катера вышли в море “на охоту”. На одном из них боцман Иван Зорин. У Варде-фиорда встретили небольшое вражеское судно. Приказ по радио из штаба флота: взять “морского языка”. Шквальным огнём из пулемётов и пушек смели находившихся на палубе фашистов. Катер подошел к судну впритирку… Первым вскочил на вражеское судно Иван Зорин, за ним — остальные… Захватив пленных, торпедный катер лёг на обратный курс».
— Я хочу встретиться с Валентином, я его не видел со школы юнг — с такими словами обратился ко мне на работе мужчина средних лет и представился:
— Алексей Штефан, бывший юнга, живу в Николаеве.
Я попросила прийти его вечером домой. В назначенное время бывший юнга стоял на пороге квартиры. Тёплые рукопожатия, объятия сменились долгими воспоминаниями и рассказами о дальнейших судьбах юнг в мирное время…
Встреча с А. Штефаном глубоко отложилась в памяти писателя. И после его ухода Пикуль говорил и говорил, вспоминая и рассуждая:
— Ведь что характерно, — говорил Пикуль, — не могу вспомнить ни одного эпизода из боевой юности, за который пришлось бы краснеть, кроме как пребывания на гауптвахте. И это относится почти ко всем юнгам, хотя были среди нас и разгильдяи, и шалопаи, и мечтатели, были шалости, которые заканчивались больницей, но все стали людьми, понимающими большую значимость того, какая огромная ответственность лежит на всех нас…
Подаренную Алексеем Штефаном медную статуэтку рулевого Валентин поставил на стол, где она находится и по сей день…
С интересом читал письма в первую очередь от юнг, он уже знал их по почерку. Среди огромного количества писем часто мелькали послания Михаила Хорошева, приезжавшего в 1975 году навестить Пикуля в Риге.
Михаил, будучи главным редактором газеты «Приок-ская правда», почти каждый год ко дню рождения Валентина помещал заметки о своём знаменитом друге.
Присылал Михаил нужные материалы, документальные вырезки из газет, которые всегда интересовали писателя.
Совсем неожиданно для Валентина прислал из Москвы свою книгу «Три миллиона лет назад до нашей эры» — о происхождении человека, бывший юнга-рулевой, а нынче археолог и писатель Геральд Матюшин с дарственной надписью: «Валентину Пикулю — рулевому СФ от рулевого СФ Геральда Матюшина в качестве новогоднего подарка…»
Пикуль просмотрел добротно изданную книгу с приложением обнаруженных находок останков человека, фрагментарно прочитал и остался доволен. Сделал тёплую надпись на книге «Пером и шпагой» и отослал своему коллеге.
— Я рад, в нашем полку прибыло, — удовлетворённо заметил он…
Письма от Геральда Матюшина приходили и позже, в одном из них он пишет:
«Я теперь (с прошлого года), доктор исторических наук, если нужны какие-то консультации или отзывы по археологии и истории — всегда рад оказать тебе помощь». Но Пикуль не воспользовался добрым расположением друга: он рассчитывал всегда только на себя.
Сослуживец Пикуля по роте, бывший юнга Фёдор Хромов из Тольятти писал Валентину об их общем командире: «Если бы Кравченко знал или предполагал, что командует будущими адмиралами или писателями, наверное, был бы снисходительней… Хотя вряд ли…»
Переписывался Валентин с Гавриловым Борисом Акимовичем (Ботя Волирваг) из Ульяновска, вместе с которым в школе учились читать слова наоборот. Пикуль наловчился читать справа налево и читал быстро, как и обычный текст.
— А смысл прочитанного понимаешь? — спросила его.
— Конечно, как при чтении слева направо.
Борис Гаврилов часто напоминал о себе стихами. Уже после смерти Валентина он прислал две книги со стихами, изготовленные собственноручно. Одна книга посвящена юнгам, вторая Валентину — для музея Пикуля.
Писали Пикулю многие бывшие юнги: Владимир Храпов из города Стаханова Ворошиловградской области; Валентин Никитин из Уфы; Миша Заболотный из Умани, Юра Жуков из Саратова, Игорь Лисин из Свердловска.
Совсем неожиданно напомнил о себе Анатолий Негара, приехав в юрмальский санаторий, но лечился мало — большинство времени проводил с Валентином.
Страшные события войны отразилось на жизни этого человека, на его здоровье. Анатолий ещё во время войны стал инвалидом.
«24 сентября 1944 года тральщик AM-120 в числе других кораблей сопровождал караван судов к мысу Челюскин. На обратном пути в Архангельск их атаковала вражеская подводная лодка. Командовал тральщиком молодой капитан-лейтенант Дмитрий Алексеевич Лысов. Началась схватка с подводной лодкой противника U-739. На руле стоял старшина 1-й статьи Анатолий Негара. AM-120 преследовал лодку. Но случилось непредвиденное. Вторая лодка противника, находящаяся под прикрытием первой, успела выпустить по тральщику торпеду. Сильный взрыв торпеды оторвал вместе с винтами корму тральщика.
По команде командира на воду с тральщика спустили понтон: 20 моряков заняли места на понтоне. Командир остался с частью команды на тральщике и погиб смертью храбрых.
Девять дней и ночей понтон носило по морским волнам Карского моря. Анатолий Негара всё это время не выпускал из рук кормового весла. На десятые сутки, почерневшие от холода и голодные полутрупы, пристали к необитаемому заснеженному острову Скотт-Гансена.
Сшили из одеял парус и столкнули понтон снова туда, откуда лишь недавно вырвались живые. Одним из пятерых добровольцев был и Анатолий Негара. На пятые сутки их понтон выбросило на пологий берег полуострова Таймыр. Тут и встретили они своих…»
Долго беседовали Валентин с Анатолием о годах своей юности и никогда не сожалели о том, что по зову своего сердца находились на передовой, когда их сверстники сидели за школьной партой. Они с благодарностью вспоминали своих воспитателей, которые в те жестокие годы заменили родителей и дали путёвку в жизнь.
Отбросив свою работу, Пикуль вместе с гостем путешествовал по Риге. Заходили и в магазины. У Пикуля при первом появлении гостя созрела мысль купить ему всё необходимое: одеть с ног до головы. Гость сопротивлялся, но потом уступил настойчивости друга. Какой радостью светились глаза — нет, не у Негары — у Валентина: он любил делать людям добро!
Переписка их полна внимания и заботы друг о друге, которая, к великому сожалению, закончилась быстро. Вскоре Анатолия Негары не стало.
Чаще, чем от других юнг, приходили письма и книги с автографами от Виталия Григорьевича Гузанова. Иногда Пикуль подсказывал ему темы для книг.
В 1974 году Виталий привёз Пикулю фильм «Юнга Северного флота», режиссёра-постановщика Владимира Рогового. Гузанов выступил в нём в роли консультанта. Добротный широкоформатный цветной фильм с исполнением роли юнгашей школьниками, впоследствии ставшими известными артистами. Пикуль смотрел фильм в базовом матросском клубе Усть-Двинска. Иногда просил остановить, чтобы повторить и снова прочувствовать всё увиденное. Ведь это был фильм о них. Это была встреча с боевой юностью. Да и места узнаваемые: фильм снимался на Соловках, на Белом море.
Много внимания уделено в фильме роли воспитателей. Особенно Пикулю понравился мичман Лукьянов: он чем-то напомнил ему мичмана Сайгина из Школы юнг. После просмотра Валентин высказал своё мнение:
— Этот фильм нужно адресовать юношеству, показывать подросткам — как в их возрасте юноши быстро взрослели и находили своё место в ряду защитников Родины.
А что касается содержания — фильм, в общем, правдивый, правильный, много увлекательного, что действительно было в жизни, но много и надуманного. Мне, пережившему многие драматические события того времени, они казались гораздо страшнее, драматичнее и острее, чем показано в фильме.
Виталий Гузанов написал много книг о моряках, в том числе и книгу «Командир принимает решение». Автограф автора гласит: «Дорогому другу Вале Пикулю, вдохновившему меня написать эту повесть, с глубоким чувством уважения и признательности».
Поручив мне полностью заниматься корреспонденцией, Валентин однажды меня предупредил:
— Если придёт письмо от Коли Ложкина, обязательно покажи. Не знаю, где он сейчас, но, думаю, обязательно должен написать — мы с ним вместе служили на «Грозном».
Любопытно, что спустя короткое время прогноз Валентина сбылся.
— Отложи, дам ответ, — протянул мне Пикуль прочитанную им поздравительную открытку от Николая.
Многие люди занимаются благородным делом увековечивания заслуг юных мужественных защитников Родины. Они вели и ведут большую героико-патриотическую работу среди молодёжи, рассказывая о славных традициях юнг ВМФ.
Эта тема находила отклик в письмах Пикулю от Евгения Стругова, секретаря Совета юнг крейсера «Слава» Краснознамённого Черноморского флота, от председателя Пермской секции юнг-ветеранов А. П. Леонтьева и, конечно же, от председателя Совета ветеранов Соловецкой школы юнг ВМФ, бывшего комиссара школы, капитана 1 ранга Сергея Сергеевича Шахова, с которым писатель поддерживал самые тёплые доверительные отношения…
По инициативе Уфимской организации бывших юнг начались розыски бывших выпускников Соловецкой школы.
Состоявшаяся в 1972 году первая встреча бывших юнг на Соловках положила начало последующим встречам. Каждый раз Валентин получал приглашение на встречу, но на торжества не ездил. Его приветственные телеграммы участникам таких слётов обычно заканчивались словами: «Душою всегда с Вами».
Как всегда творческие планы или болезнь мешали участию в таких мероприятиях. Он стеснялся высказать мысли, которыми делился со мной:
— У моего сердца уже нет запаса прочности на такую встречу. Я могу не выдержать, не справиться с эмоциями… А наши ряды всё больше редеют. Да и подходит ли сюда слово «ряды»?
В год 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне состоялась новая встреча ветеранов Соловецкой школы юнг. Сергей Сергеевич Шахов писал о встрече:
«И снова седой Соловецкий кремль с его многочисленными башнями встретил своих старожилов, но уже не мальчишек, а ветеранов войны. Жители острова оказали радушный приём бывшим юнгам.
Волнующим было посещение острова, где размещался штаб и землянки, которые более тридцати лет тому назад юнги построили сами. Это были замечательные кубрики на 50 человек каждый. Землянок не оказалось — их разрушило время, остались котлованы, да и они чуть заметны. На месте землянок выросли сосны и берёзы. Время стирает следы прошлого, но в душе они — навсегда!»
Прочитав письмо С. С. Шахова, Пикуль задал мне неожиданный вопрос, как бы я отнеслась к его предложению поехать жить на Диксон, Землю Франца Иосифа или вообще — на Север. При этом в его словах не было ни капли лукавства.
— А почему тебе хочется жить на Севере? — поинтересовалась я.
— Люблю холод, простор и свободу. Там глубже дышится и легче думается. — Видимо, чтобы лучше представить себе им самим рисуемую картину, Пикуль закрыл глаза. — Хочу видеть настоящую природу: если зиму, так с настоящими морозами, а лето, пусть и короткое, но знойное. Кто в юности хлебнул прелестей Севера, того до старости будет тянуть туда…
— А как ты там будешь жить без книг? — допытывалась я.
— Нет, не смогу. Если поедем, то только вместе с библиотекой, — подвёл итог гипотетическому разговору Валентин…
Кстати, группа читателей-киевлян с завода «Арсенал» как-то обратилась к Пикулю с письмом. В своём послании они не только предлагали, а просили, убеждали и вдохновляли писателя взяться за книгу о Соловках.
Валентин Саввич ответил им: «Уважаемые товарищи!
Благодарю Вас за тёплое проникновенное письмо, за все добрые слова, обращённые ко мне.
К сожалению, я сейчас поглощён другими темами и вряд ли смогу вернуть себя в годы юности — на Соловки. Соловецкий архипелаг, а не только монастырь, достоин большего внимания в нашей истории, нежели ему ныне оказывают. Требуется внимание историков, климатологов, зоологов, ботаников, археологов и… живописцев.
Когда-нибудь, я верю, Соловки дождутся солидной обобщающей монографии…»
Корректируя черновик письма, он поставил здесь многоточие, вычеркнув последующие слова: «но меня в числе её авторов не будет…»
Бывшие юнги давно стали дедами и прадедами, а многие преждевременно ушли из этого мира, до конца выполнив свой долг и в годы войны, и в мирное время: Вадим Коробов дослужился до вице-адмирала, Василий Копытов имеет звание контр-адмирала, Коля Махотин — доктор технических наук, лауреат Государственной премии, Виктор Бабасов — Герой Социалистического Труда, Борис Штоколов — известный певец, Виталий Гузанов — писатель. Это перечисление можно было бы множить и множить…
С тех пор прошло много лет. Но и «поныне я живу курсом, что мне дал гирокомпас, указавший дорогу в большую жизнь, в которой меня ожидали новые тревоги и новые напряжения души. Конечно, не я принес Родине победу. Не я приблизил её волшебный день. Но я сделал всё, что мог», — сказал Валентин в одном интервью.
Подвиг юнг воспет в стихах, увековечен в музейных экспозициях, отлит в бронзе.
В год 30-летия со дня основания школы на Соловках собравшиеся юнги решили соорудить памятник. Неподалеку от Сторожевой башни, рядом с кремлёвской стеной был установлен постамент, на котором прикреплена металлическая доска с надписью: «Воспитанникам Соловецкого учебного отряда и школы юнг ВМФ, погибшим в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов».
В 1993 году в центре Архангельска на набережной Двины, откуда начинали свой путь юные защитники, открыт памятник погибшим юнгам (скульптор Фрид Сагоян). У подножия скульптуры, изображающей готового идти в бой юноши в матросской форме, лежит бронзовая плита, на плите написано для потомков о выпускниках школы юнг. За три года существования «более четырёх тысяч квалифицированных специалистов Школа подготовила. Более тысячи мальчишек погибли в боях за Родину».
Путешествие по Камчатке
Валентин Пикуль писал о романе «Богатство»: «Я никогда не думал, что в своих научных и писательских интересах когда-нибудь “заберусь” на Дальний Восток. Но мне попались интересные материалы по обороне Камчатки во время Русско-японской войны, по созданию народного ополчения. Я увидел, как народ, отнюдь не “передовой”, а чувствующий патриотизм больше шкурой, поднялся против оккупантов. Так родился мой роман “Богатство”».
Необъятной была наша страна при жизни Валентина Пикуля: от заполярных северных льдов — до субтропиков, от Балтики — до Камчатки. От людей, имевших счастье соприкоснуться с этим уголком державы, я слышала такие отзывы: «Первое впечатление от встречи с Камчаткой наиболее точно можно выразить одним словом — потрясение»…
Писателя давно интересовала история этого края. Во многих источниках сказано, что этот огромный полуостров, лежащий на крайнем северо-востоке азиатского материка, открыли простые русские люди.
В XVII веке посетили эти далёкие берега казаки-землепроходцы во главе с Атласовым и Морозко. В XVIII столетии на Камчатке успешно проводили освоение новых земель экспедиции под руководством В. Беринга и С. Крашенинникова. В XIX веке освоение Камчатки продолжалось: были проведены экспедиции О. Е. Коцебу, И. Ф. Крузенштерна, Ф. П. Литке, К. Дитмара…
Об этом удивительном крае по имени Камчатка, его людях, их судьбах, но уже в начале XX столетия и грозных событиях Русско-японской войны рассказывает Валентин Пикуль в первом романе, открывающем тетралогию, посвящённую Дальнему Востоку. Писатель назвал роман коротко и многозначительно — «Богатство».
Русско-японская война 1904–1905 годов, её ход и последствия занимали важное место в творчестве писателя. Да это и понятно — это крупный рубеж в истории дореволюционной России. Малоизвестные страницы жизни Камчатки в период её обороны во время Русско-японской войны нашли своё отражение в романе. Дальнейшая разработка этой темы выльется в романах «Крейсера», «Три возраста Окини-сан» и «Каторга».
Круг источников, которые лежали на столе автора при написании романа, по сравнению с другими произведениями небольшой, всего 32. Литература довольно разнообразна. Труднее всего писателю показать быт и нравы коренных жителей Камчатки. Помимо исторических источников Пикуль широко использовал географические труды путешественников и книги о путешественниках — Атласове, Беринге, Крашенинникове, Лаперузе, Шелихове; а также — сказки и песни народов Севера: коряков, орочонов, тунгусов, чукчей, просматривал альбомы по искусству и выпуски книг «Живописная Россия».
В романе всегда важен герой, чьими глазами автор смотрит на мир.
Герои романа — простые русские люди, патриоты, сильные духом, защищавшие свою землю, свой край. В грозные дни войны они, охваченные могучим порывом, создавали народные ополчения и вставали на пути захватчиков.
Главный герой «Богатства» Андрей Петрович Соломин — начальник Камчатки, в прошлом журналист — редактор «Приамурских новостей», истинный русский патриот, пытавшийся поставить заслон на пути ограбления местного населения и расхищения богатств Камчатки, вследствие чего на него летят жалобы в Петербург, а местная медицинская комиссия признаёт его «невменяемым».
Удачный случай помогает Андрею Петровичу остаться губернатором Камчатки, и он, как истинный патриот, возглавляет её оборону от посягательств японских захватчиков к господству над русским полуостровом.
Трудно жить умному, честному интеллигентному человеку в царской России, либералу по своим взглядам, который в меру своего доброго характера в критические моменты жизни совершает ошибки. Это видно на примере мытарств и скитаний Соломина, к которому автор испытывает свою писательскую симпатию.
Как живые, встают перед читателем образы патриотов Камчатки: георгиевского кавалера Егоршина, который ещё в 1854 году отражал нападение англо-французской эскадры, отставного прапорщика Жабина, отца Сергея Блинова, который просил Соломина включить сына в десант, Мишки Сотенного… Вместе с русскими на защиту родины встали тунгусы, камчадалы, коряки, орочоны: охотники, рыбаки, каюры, зверобои.
В памяти читателей надолго остается траппер Испола-тов-Ипостасьев, в прошлом офицер лейб-гвардии, во время событий романа — каторжник, организатор десанта против японских захватчиков, а в конце романа — первопроходец-изыскатель. Похоже, что Исполатов появился в романе под влиянием героев любимого писателем Джека Лондона. Образ гордого, смелого, сильного и честного человека, его трагическая судьба заставляют читателя надолго задуматься. Автор явно симпатизирует своему герою, не осуждает его поступков, предоставляя читателю самому разобраться в них и сделать свой вывод. Таких смелых и сильных героев Пикуль любил.
Колоритные, цельные, волевые герои, выведенные в романе «Богатство», описание уникальной природы Камчатки — все это представляет собой интересный «киношный» материал. Было несколько попыток ещё при жизни писателя экранизировать книгу, но все попытки кончались неудачей.
В настоящее время роман «Богатство» удачно снят киностудией «Дом-фильм».
Первый роман о Дальнем Востоке «Богатство» выдержал много изданий и до сих пор не залёживается на полках книжных магазинов.
«По моему убеждению, талант нужен во всём и, прежде всего, талант жизни. Можно сочинить бездарную книгу — это ещё простительно, прожить бездарную жизнь — это уже преступление…» — так считал Валентин Пикуль накануне приближающегося юбилея. Успехи в творчестве радовали. В «Советском писателе» вышел сборник «Богатство» («Реквием каравану PQ-17» вместе с новым романом «Богатство»), а в Лениздате скоро выйдет сборник «Битва железных канцлеров», представляющий собой стереотипное издание 1977 года, куда включён помимо названного романа — «Пером и шпагой».
День рождения стремительно приближался — пятидесятилетний юбилей.
На имя писателя поступило много поздравлений от организаций, творческих работников, моряков, добрых поздравлений и писем читателей. Пришла правительственная телеграмма от Григория Васильевича Романова — Первого секретаря Ленинградского обкома КПСС, от Николая Семёновича Тихонова — председателя Комитета защиты мира, Героя Социалистического Труда, секретаря Союза писателей СССР.
ПРИКАЗ командира войсковой части 39040 № 513
13 июля 1978 года. Город Севастополь.
«О зачислении в списки части Почётным членом экипажа юнги эсминца «Грозный» товарища ПИКУЛЯ Валентина Саввича…
Зачислить в списки части ПОЧЁТНЫМ членом экипажа…
Копию приказа выслать товарищу ПИКУЛЮ Валентину Саввичу.
Приказ объявить всему личному составу корабля.
Командир войсковой части 39040 — капитан 2 ранга В. КИСЕЛЁВ»
Поступила телеграмма из Москвы:
«Горячо и сердечно поздравляем Вас с пятидесятилетием со дня рождения!
Ваши произведения, пользующиеся у читателей огромной популярностью, неизменно отличают патриотизм и достоверность, глубина проникновения в сущность отечественной истории.
Начиная с “Океанского патруля”, который дорог флоту, как роман о североморцах, о грозных схватках с врагом в Заполярье, Вы во многих своих произведениях говорите доброе и весомое слово о людях, одетых во флотскую форму…
Желаем Вам, Валентин Саввич, новых творческих удач. Советские военные моряки всегда рады Вашим успехам и ждут от Вас новых интересных книг.
Главнокомандующий Военно-Морским Флотом Адмирал Флота Советского Союза — С. Горшков Член Военного совета начальник Политического управления ВМФ — адмирал — В. Гришанов».
Московский совет бывших юнг ВМФ в поздравлении отметил:
«В тяжелые годы войны вместе со взрослыми на защиту Отчизны поднялись тысячи подростков. Одним из таких был ты.
Школа юнг на Соловецких островах, построенная твоими собственными руками, дала тебе путёвку в жизнь…
Сейчас, когда нам, бывшим юнгам — 50 лет, Совет ветеранов объединил наш боевой дух, вечный задор молодости, те добрые традиции, которые воспитали в нас на всю жизнь Н. Ю. Авраамов и С. С. Шахов, нашу любовь к Военно-Морскому Флоту, которому мы отдали свои юные годы.
Теперь мы должны помочь воспитать из нынешних мальчишек и девчонок пламенных патриотов Родины…»
Пришло красиво оформленное поздравление-адрес с военно-морским флагом и видом подводной лодки «К-21», подписанное командиром лодки «К-21» после Н. А. Лунина — Арвановым Зармаиром Мамиконовичем, членами команды Владимиром Леонардовичем Ужаровским, Сергеем Александровичем Лысовым, В. Тереховым, Владимиром Юльевичем Браманом, и ещё 37 подписей.
КоллективЛЕНИЗДАТА поздравил стихами.
Появился
Указ Президиума Верховного Совета СССР
«О награждении писателя Валентина Саввича Пикуля орденом Трудового Красного Знамени.
За заслуги в развитии советской литературы и в связи с пятидесятилетием со дня рождения наградить Пикуля Валентина Саввича орденом Трудового Красного Знамени.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
Л. Брежнев
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
М. Георгадзе».
Москва. Кремль. 18 июля 1978 года.
Валентин Пикуль встречал свой юбилей в полном расцвете сил, ожидая публикации романа «Нечистая сила» в «Нашем современнике», которая по каким-то неизвестным ему причинам задерживалась и была осуществлена только в следующем, 1979 году.
Мальчики с бантиками
Всё дальше от нас отдаляются грозные годы военного лихолетья. Но в памяти писателя эти годы запечатлелись с подробностями на всю жизнь. Юношеская память цепкая, чистая: «Юность… она была тревожной, как порыв ветра, ударивший в открытое крыло паруса…»
На одном дыхании была написана повесть «Мальчики с бантиками» (1974), события которой воскрешают годы боевой флотской юности 1942–1945 годов, когда Валентин обучался в Школе юнг на Соловках и воевал на эсминце «Грозный», сначала рулевым, а потом штурманским электриком.
«Тогда было суровое время жертв, и мы были готовы жертвовать, многие из нас тогда же ступили на палубы боевых кораблей».
Автор выступает в повести в роли главного героя под именем Савки Огурцова.
«Юнга Северного флота…» Пикуль гордился этим званием и тем, что в самые трудные для нашей Родины дни он внёс свой маленький вклад в нашу общую победу.
Народный комиссар Военно-морского флота периода Великой Отечественной войны Николай Герасимович Кузнецов писал: «Школа юнг в своё время воспитала самую активную молодёжь, из которой потом вышло много отличных командиров, она принесла большую пользу для нашего Военно-Морского флота».
Из рулевых Валентин был переведён в аншютисты, и по 12 часов в сутки, наравне с взрослыми, он нёс службу в гиропосту, выдавая истинный курс кораблю.
В 16 лет своей жизни Валентин стал командиром боевого поста, докладывая мостику:
— БП II БЧ I к бою готов!
В повести с большой откровенностью Валентин поведал о многих событиях, которые произошли с ним.
Осенью 1944 года штурман «Грозного» направляет Пикуля на сторожевик, чтобы там он запустил гироскоп. Сторожевик готовился к выходу в море. Когда Валентин вошёл в гиропост — ахнул! Перед ним стоял не «Аншютц», а гирокомпас системы «Сперри», который он видел впервые. Пикуля объял страх. Но он взял себя в руки.
«Обошёл я вокруг гироскопа, словно кот учёный вокруг легендарного дуба. Волнуюсь. А время идёт. Если я не справлюсь с этим пауком, из-за меня (только из-за меня) может сорваться вся операция. Я сорву выход корабля в море. А мой предшественник, что уплыл в Исландию, мужик, видать, был хозяйственный. Вижу — целая полка литературы. Нашёл я нужный номер по “Сперри”. Каждую страницу я словно снимал в своём мозгу на фотоплёнку. Голова работала идеально…
Звонок:
— Мостик — гиропосту: когда запуск?
— Запускаю, — ответил я штурману.
Порядок! Можно запускать. Рубильник пошёл вперед, бросая на генератор мощный бортовой ток. Завыли моторы. Ротор гироскопа из сплава стали с никелем взял разбег. Получив питание, он почувствовал то, чего не ощущает человек, — силу земного притяжения. Ртуть, переливалась в сосудах, воздействовала на него. Передо мной скакали и прыгали стрелки приборов, отмечая начало той жизни, которую я дал умной машине…
Выдернул из боевого зажима трубку телефона и говорю:
— Гиропост — мостику: исправно вошёл в затухающие колебания. Времени у нас в обрез, так я разогнал “шарик” как можно ближе к меридиану — вдоль Кольского залива…»
Пикуль был счастлив и доволен собой, что в такую трудную минуту жизни он помог сторожевику выйти в море на ответственное задание.
Флотская дружба! Сколько о ней написано стихов, спето песен! Она помогает в жизни и в тяжёлое суровое время — во времена горячих схваток с врагом, и в мирные, далеко не простые времена.
Юнги — надёжные друзья
Никогда Валентин не забывал своих друзей юности, переписывался с ними, встречался, дарил книги. Как много он получил добрых слов и советов от бывших «однофлот-чан» по прочтении книг…
Работая над повестью «Мальчики с бантиками», Валентин изменил инициалы своих друзей, но события оставил в той последовательности, как они происходили.
Только одного героя Пикуль не скрыл под вымышленным именем — Джека (Евгения) Баранова — однокашника по классу рулевых. Кто-то из юнгашей написал Валентину, что Женя погиб при тралении мин на Волге, под Сталинградом.
К счастью, это оказалось неправдой. Женя воевал на Волжской флотилии, очищая Волжский фарватер от мин, его РТЩ-135 подорвал семь самых современных для того времени магнитно-акустических мин. Затем бронекатер Жени форсировал Днепр, прошёл вверх по Дунаю, брал Измаил, штурмовал Будапешт и Вену.
Когда я впервые услышала о Джеке Баранове — спросила:
— А кто он такой?
Ответ Пикуля был коротким и исчерпывающим:
— Просто красивый человек.
Я-то знала, какой высокий смысл вкладывал он в подобные короткие оценки…
Свою жизнь он закончил в Москве, работая машинистом на метрополитене.
Вспоминаю первую встречу с Джеком Барановым. С первой минуты шла оживлённая беседа, состоявшая сплошь из вопросов: «А ты помнишь? А ты знаешь?»
И, наверное, в эти минуты перед их глазами вставал остров, пропитанный историей, такой героической и такой трагической.
С художником Дмитрием Арсениным, как мне казалось, Пикуль был знаком всю жизнь. Особенно тесными его контакты стали после совместных съёмок в фильме о юнгах «За морем — солнце». Когда-то о юнгах Дмитрии Арсенине из Горького, Валентине Пикуле из Риги и Иване Зорине из Мурманска был снят документальный фильм. Руководил съёмками Виталий Гузанов — писатель, тоже юнга. Съёмки проходили в Риге, на берегу Рижского залива, на Даугаве.
В письмах и телефонных разговорах с Дмитрием они обменивались своими радостями и успехами, делились творческими планами.
Дмитрий приглашал Пикуля на свою персональную выставку в Горький, обещая, как он писал в письме, «по договорённости с капитаном теплохода» незабываемое путешествие по Волге.
Но эти планы и намерения Пикуля постепенно тонули в планах и намерениях, иногда более значительных, а чаще — многочисленных будничных… рабочих.
О подвиге Ивана Зорина писала газета «Краснофлотец: «Три торпедных катера вышли в море “на охоту”. На одном из них боцман Иван Зорин. У Варде-фиорда встретили небольшое вражеское судно. Приказ по радио из штаба флота: взять “морского языка”. Шквальным огнём из пулемётов и пушек смели находившихся на палубе фашистов. Катер подошел к судну впритирку… Первым вскочил на вражеское судно Иван Зорин, за ним — остальные… Захватив пленных, торпедный катер лёг на обратный курс».
— Я хочу встретиться с Валентином, я его не видел со школы юнг — с такими словами обратился ко мне на работе мужчина средних лет и представился:
— Алексей Штефан, бывший юнга, живу в Николаеве.
Я попросила прийти его вечером домой. В назначенное время бывший юнга стоял на пороге квартиры. Тёплые рукопожатия, объятия сменились долгими воспоминаниями и рассказами о дальнейших судьбах юнг в мирное время…
Встреча с А. Штефаном глубоко отложилась в памяти писателя. И после его ухода Пикуль говорил и говорил, вспоминая и рассуждая:
— Ведь что характерно, — говорил Пикуль, — не могу вспомнить ни одного эпизода из боевой юности, за который пришлось бы краснеть, кроме как пребывания на гауптвахте. И это относится почти ко всем юнгам, хотя были среди нас и разгильдяи, и шалопаи, и мечтатели, были шалости, которые заканчивались больницей, но все стали людьми, понимающими большую значимость того, какая огромная ответственность лежит на всех нас…
Подаренную Алексеем Штефаном медную статуэтку рулевого Валентин поставил на стол, где она находится и по сей день…
С интересом читал письма в первую очередь от юнг, он уже знал их по почерку. Среди огромного количества писем часто мелькали послания Михаила Хорошева, приезжавшего в 1975 году навестить Пикуля в Риге.
Михаил, будучи главным редактором газеты «Приок-ская правда», почти каждый год ко дню рождения Валентина помещал заметки о своём знаменитом друге.
Присылал Михаил нужные материалы, документальные вырезки из газет, которые всегда интересовали писателя.
Совсем неожиданно для Валентина прислал из Москвы свою книгу «Три миллиона лет назад до нашей эры» — о происхождении человека, бывший юнга-рулевой, а нынче археолог и писатель Геральд Матюшин с дарственной надписью: «Валентину Пикулю — рулевому СФ от рулевого СФ Геральда Матюшина в качестве новогоднего подарка…»
Пикуль просмотрел добротно изданную книгу с приложением обнаруженных находок останков человека, фрагментарно прочитал и остался доволен. Сделал тёплую надпись на книге «Пером и шпагой» и отослал своему коллеге.
— Я рад, в нашем полку прибыло, — удовлетворённо заметил он…
Письма от Геральда Матюшина приходили и позже, в одном из них он пишет:
«Я теперь (с прошлого года), доктор исторических наук, если нужны какие-то консультации или отзывы по археологии и истории — всегда рад оказать тебе помощь». Но Пикуль не воспользовался добрым расположением друга: он рассчитывал всегда только на себя.
Сослуживец Пикуля по роте, бывший юнга Фёдор Хромов из Тольятти писал Валентину об их общем командире: «Если бы Кравченко знал или предполагал, что командует будущими адмиралами или писателями, наверное, был бы снисходительней… Хотя вряд ли…»
Переписывался Валентин с Гавриловым Борисом Акимовичем (Ботя Волирваг) из Ульяновска, вместе с которым в школе учились читать слова наоборот. Пикуль наловчился читать справа налево и читал быстро, как и обычный текст.
— А смысл прочитанного понимаешь? — спросила его.
— Конечно, как при чтении слева направо.
Борис Гаврилов часто напоминал о себе стихами. Уже после смерти Валентина он прислал две книги со стихами, изготовленные собственноручно. Одна книга посвящена юнгам, вторая Валентину — для музея Пикуля.
Писали Пикулю многие бывшие юнги: Владимир Храпов из города Стаханова Ворошиловградской области; Валентин Никитин из Уфы; Миша Заболотный из Умани, Юра Жуков из Саратова, Игорь Лисин из Свердловска.
Совсем неожиданно напомнил о себе Анатолий Негара, приехав в юрмальский санаторий, но лечился мало — большинство времени проводил с Валентином.
Страшные события войны отразилось на жизни этого человека, на его здоровье. Анатолий ещё во время войны стал инвалидом.
«24 сентября 1944 года тральщик AM-120 в числе других кораблей сопровождал караван судов к мысу Челюскин. На обратном пути в Архангельск их атаковала вражеская подводная лодка. Командовал тральщиком молодой капитан-лейтенант Дмитрий Алексеевич Лысов. Началась схватка с подводной лодкой противника U-739. На руле стоял старшина 1-й статьи Анатолий Негара. AM-120 преследовал лодку. Но случилось непредвиденное. Вторая лодка противника, находящаяся под прикрытием первой, успела выпустить по тральщику торпеду. Сильный взрыв торпеды оторвал вместе с винтами корму тральщика.
По команде командира на воду с тральщика спустили понтон: 20 моряков заняли места на понтоне. Командир остался с частью команды на тральщике и погиб смертью храбрых.
Девять дней и ночей понтон носило по морским волнам Карского моря. Анатолий Негара всё это время не выпускал из рук кормового весла. На десятые сутки, почерневшие от холода и голодные полутрупы, пристали к необитаемому заснеженному острову Скотт-Гансена.
Сшили из одеял парус и столкнули понтон снова туда, откуда лишь недавно вырвались живые. Одним из пятерых добровольцев был и Анатолий Негара. На пятые сутки их понтон выбросило на пологий берег полуострова Таймыр. Тут и встретили они своих…»
Долго беседовали Валентин с Анатолием о годах своей юности и никогда не сожалели о том, что по зову своего сердца находились на передовой, когда их сверстники сидели за школьной партой. Они с благодарностью вспоминали своих воспитателей, которые в те жестокие годы заменили родителей и дали путёвку в жизнь.
Отбросив свою работу, Пикуль вместе с гостем путешествовал по Риге. Заходили и в магазины. У Пикуля при первом появлении гостя созрела мысль купить ему всё необходимое: одеть с ног до головы. Гость сопротивлялся, но потом уступил настойчивости друга. Какой радостью светились глаза — нет, не у Негары — у Валентина: он любил делать людям добро!
Переписка их полна внимания и заботы друг о друге, которая, к великому сожалению, закончилась быстро. Вскоре Анатолия Негары не стало.
Чаще, чем от других юнг, приходили письма и книги с автографами от Виталия Григорьевича Гузанова. Иногда Пикуль подсказывал ему темы для книг.
В 1974 году Виталий привёз Пикулю фильм «Юнга Северного флота», режиссёра-постановщика Владимира Рогового. Гузанов выступил в нём в роли консультанта. Добротный широкоформатный цветной фильм с исполнением роли юнгашей школьниками, впоследствии ставшими известными артистами. Пикуль смотрел фильм в базовом матросском клубе Усть-Двинска. Иногда просил остановить, чтобы повторить и снова прочувствовать всё увиденное. Ведь это был фильм о них. Это была встреча с боевой юностью. Да и места узнаваемые: фильм снимался на Соловках, на Белом море.
Много внимания уделено в фильме роли воспитателей. Особенно Пикулю понравился мичман Лукьянов: он чем-то напомнил ему мичмана Сайгина из Школы юнг. После просмотра Валентин высказал своё мнение:
— Этот фильм нужно адресовать юношеству, показывать подросткам — как в их возрасте юноши быстро взрослели и находили своё место в ряду защитников Родины.
А что касается содержания — фильм, в общем, правдивый, правильный, много увлекательного, что действительно было в жизни, но много и надуманного. Мне, пережившему многие драматические события того времени, они казались гораздо страшнее, драматичнее и острее, чем показано в фильме.
Виталий Гузанов написал много книг о моряках, в том числе и книгу «Командир принимает решение». Автограф автора гласит: «Дорогому другу Вале Пикулю, вдохновившему меня написать эту повесть, с глубоким чувством уважения и признательности».
Поручив мне полностью заниматься корреспонденцией, Валентин однажды меня предупредил:
— Если придёт письмо от Коли Ложкина, обязательно покажи. Не знаю, где он сейчас, но, думаю, обязательно должен написать — мы с ним вместе служили на «Грозном».
Любопытно, что спустя короткое время прогноз Валентина сбылся.
— Отложи, дам ответ, — протянул мне Пикуль прочитанную им поздравительную открытку от Николая.
Многие люди занимаются благородным делом увековечивания заслуг юных мужественных защитников Родины. Они вели и ведут большую героико-патриотическую работу среди молодёжи, рассказывая о славных традициях юнг ВМФ.
Эта тема находила отклик в письмах Пикулю от Евгения Стругова, секретаря Совета юнг крейсера «Слава» Краснознамённого Черноморского флота, от председателя Пермской секции юнг-ветеранов А. П. Леонтьева и, конечно же, от председателя Совета ветеранов Соловецкой школы юнг ВМФ, бывшего комиссара школы, капитана 1 ранга Сергея Сергеевича Шахова, с которым писатель поддерживал самые тёплые доверительные отношения…
По инициативе Уфимской организации бывших юнг начались розыски бывших выпускников Соловецкой школы.
Состоявшаяся в 1972 году первая встреча бывших юнг на Соловках положила начало последующим встречам. Каждый раз Валентин получал приглашение на встречу, но на торжества не ездил. Его приветственные телеграммы участникам таких слётов обычно заканчивались словами: «Душою всегда с Вами».
Как всегда творческие планы или болезнь мешали участию в таких мероприятиях. Он стеснялся высказать мысли, которыми делился со мной:
— У моего сердца уже нет запаса прочности на такую встречу. Я могу не выдержать, не справиться с эмоциями… А наши ряды всё больше редеют. Да и подходит ли сюда слово «ряды»?
В год 40-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне состоялась новая встреча ветеранов Соловецкой школы юнг. Сергей Сергеевич Шахов писал о встрече:
«И снова седой Соловецкий кремль с его многочисленными башнями встретил своих старожилов, но уже не мальчишек, а ветеранов войны. Жители острова оказали радушный приём бывшим юнгам.
Волнующим было посещение острова, где размещался штаб и землянки, которые более тридцати лет тому назад юнги построили сами. Это были замечательные кубрики на 50 человек каждый. Землянок не оказалось — их разрушило время, остались котлованы, да и они чуть заметны. На месте землянок выросли сосны и берёзы. Время стирает следы прошлого, но в душе они — навсегда!»
Прочитав письмо С. С. Шахова, Пикуль задал мне неожиданный вопрос, как бы я отнеслась к его предложению поехать жить на Диксон, Землю Франца Иосифа или вообще — на Север. При этом в его словах не было ни капли лукавства.
— А почему тебе хочется жить на Севере? — поинтересовалась я.
— Люблю холод, простор и свободу. Там глубже дышится и легче думается. — Видимо, чтобы лучше представить себе им самим рисуемую картину, Пикуль закрыл глаза. — Хочу видеть настоящую природу: если зиму, так с настоящими морозами, а лето, пусть и короткое, но знойное. Кто в юности хлебнул прелестей Севера, того до старости будет тянуть туда…
— А как ты там будешь жить без книг? — допытывалась я.
— Нет, не смогу. Если поедем, то только вместе с библиотекой, — подвёл итог гипотетическому разговору Валентин…
Кстати, группа читателей-киевлян с завода «Арсенал» как-то обратилась к Пикулю с письмом. В своём послании они не только предлагали, а просили, убеждали и вдохновляли писателя взяться за книгу о Соловках.
Валентин Саввич ответил им: «Уважаемые товарищи!
Благодарю Вас за тёплое проникновенное письмо, за все добрые слова, обращённые ко мне.
К сожалению, я сейчас поглощён другими темами и вряд ли смогу вернуть себя в годы юности — на Соловки. Соловецкий архипелаг, а не только монастырь, достоин большего внимания в нашей истории, нежели ему ныне оказывают. Требуется внимание историков, климатологов, зоологов, ботаников, археологов и… живописцев.
Когда-нибудь, я верю, Соловки дождутся солидной обобщающей монографии…»
Корректируя черновик письма, он поставил здесь многоточие, вычеркнув последующие слова: «но меня в числе её авторов не будет…»
Бывшие юнги давно стали дедами и прадедами, а многие преждевременно ушли из этого мира, до конца выполнив свой долг и в годы войны, и в мирное время: Вадим Коробов дослужился до вице-адмирала, Василий Копытов имеет звание контр-адмирала, Коля Махотин — доктор технических наук, лауреат Государственной премии, Виктор Бабасов — Герой Социалистического Труда, Борис Штоколов — известный певец, Виталий Гузанов — писатель. Это перечисление можно было бы множить и множить…
С тех пор прошло много лет. Но и «поныне я живу курсом, что мне дал гирокомпас, указавший дорогу в большую жизнь, в которой меня ожидали новые тревоги и новые напряжения души. Конечно, не я принес Родине победу. Не я приблизил её волшебный день. Но я сделал всё, что мог», — сказал Валентин в одном интервью.
Подвиг юнг воспет в стихах, увековечен в музейных экспозициях, отлит в бронзе.
В год 30-летия со дня основания школы на Соловках собравшиеся юнги решили соорудить памятник. Неподалеку от Сторожевой башни, рядом с кремлёвской стеной был установлен постамент, на котором прикреплена металлическая доска с надписью: «Воспитанникам Соловецкого учебного отряда и школы юнг ВМФ, погибшим в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 годов».
В 1993 году в центре Архангельска на набережной Двины, откуда начинали свой путь юные защитники, открыт памятник погибшим юнгам (скульптор Фрид Сагоян). У подножия скульптуры, изображающей готового идти в бой юноши в матросской форме, лежит бронзовая плита, на плите написано для потомков о выпускниках школы юнг. За три года существования «более четырёх тысяч квалифицированных специалистов Школа подготовила. Более тысячи мальчишек погибли в боях за Родину».
Путешествие по Камчатке
Валентин Пикуль писал о романе «Богатство»: «Я никогда не думал, что в своих научных и писательских интересах когда-нибудь “заберусь” на Дальний Восток. Но мне попались интересные материалы по обороне Камчатки во время Русско-японской войны, по созданию народного ополчения. Я увидел, как народ, отнюдь не “передовой”, а чувствующий патриотизм больше шкурой, поднялся против оккупантов. Так родился мой роман “Богатство”».
Необъятной была наша страна при жизни Валентина Пикуля: от заполярных северных льдов — до субтропиков, от Балтики — до Камчатки. От людей, имевших счастье соприкоснуться с этим уголком державы, я слышала такие отзывы: «Первое впечатление от встречи с Камчаткой наиболее точно можно выразить одним словом — потрясение»…
Писателя давно интересовала история этого края. Во многих источниках сказано, что этот огромный полуостров, лежащий на крайнем северо-востоке азиатского материка, открыли простые русские люди.
В XVII веке посетили эти далёкие берега казаки-землепроходцы во главе с Атласовым и Морозко. В XVIII столетии на Камчатке успешно проводили освоение новых земель экспедиции под руководством В. Беринга и С. Крашенинникова. В XIX веке освоение Камчатки продолжалось: были проведены экспедиции О. Е. Коцебу, И. Ф. Крузенштерна, Ф. П. Литке, К. Дитмара…
Об этом удивительном крае по имени Камчатка, его людях, их судьбах, но уже в начале XX столетия и грозных событиях Русско-японской войны рассказывает Валентин Пикуль в первом романе, открывающем тетралогию, посвящённую Дальнему Востоку. Писатель назвал роман коротко и многозначительно — «Богатство».
Русско-японская война 1904–1905 годов, её ход и последствия занимали важное место в творчестве писателя. Да это и понятно — это крупный рубеж в истории дореволюционной России. Малоизвестные страницы жизни Камчатки в период её обороны во время Русско-японской войны нашли своё отражение в романе. Дальнейшая разработка этой темы выльется в романах «Крейсера», «Три возраста Окини-сан» и «Каторга».
Круг источников, которые лежали на столе автора при написании романа, по сравнению с другими произведениями небольшой, всего 32. Литература довольно разнообразна. Труднее всего писателю показать быт и нравы коренных жителей Камчатки. Помимо исторических источников Пикуль широко использовал географические труды путешественников и книги о путешественниках — Атласове, Беринге, Крашенинникове, Лаперузе, Шелихове; а также — сказки и песни народов Севера: коряков, орочонов, тунгусов, чукчей, просматривал альбомы по искусству и выпуски книг «Живописная Россия».
В романе всегда важен герой, чьими глазами автор смотрит на мир.
Герои романа — простые русские люди, патриоты, сильные духом, защищавшие свою землю, свой край. В грозные дни войны они, охваченные могучим порывом, создавали народные ополчения и вставали на пути захватчиков.
Главный герой «Богатства» Андрей Петрович Соломин — начальник Камчатки, в прошлом журналист — редактор «Приамурских новостей», истинный русский патриот, пытавшийся поставить заслон на пути ограбления местного населения и расхищения богатств Камчатки, вследствие чего на него летят жалобы в Петербург, а местная медицинская комиссия признаёт его «невменяемым».
Удачный случай помогает Андрею Петровичу остаться губернатором Камчатки, и он, как истинный патриот, возглавляет её оборону от посягательств японских захватчиков к господству над русским полуостровом.
Трудно жить умному, честному интеллигентному человеку в царской России, либералу по своим взглядам, который в меру своего доброго характера в критические моменты жизни совершает ошибки. Это видно на примере мытарств и скитаний Соломина, к которому автор испытывает свою писательскую симпатию.
Как живые, встают перед читателем образы патриотов Камчатки: георгиевского кавалера Егоршина, который ещё в 1854 году отражал нападение англо-французской эскадры, отставного прапорщика Жабина, отца Сергея Блинова, который просил Соломина включить сына в десант, Мишки Сотенного… Вместе с русскими на защиту родины встали тунгусы, камчадалы, коряки, орочоны: охотники, рыбаки, каюры, зверобои.
В памяти читателей надолго остается траппер Испола-тов-Ипостасьев, в прошлом офицер лейб-гвардии, во время событий романа — каторжник, организатор десанта против японских захватчиков, а в конце романа — первопроходец-изыскатель. Похоже, что Исполатов появился в романе под влиянием героев любимого писателем Джека Лондона. Образ гордого, смелого, сильного и честного человека, его трагическая судьба заставляют читателя надолго задуматься. Автор явно симпатизирует своему герою, не осуждает его поступков, предоставляя читателю самому разобраться в них и сделать свой вывод. Таких смелых и сильных героев Пикуль любил.
Колоритные, цельные, волевые герои, выведенные в романе «Богатство», описание уникальной природы Камчатки — все это представляет собой интересный «киношный» материал. Было несколько попыток ещё при жизни писателя экранизировать книгу, но все попытки кончались неудачей.
В настоящее время роман «Богатство» удачно снят киностудией «Дом-фильм».
Первый роман о Дальнем Востоке «Богатство» выдержал много изданий и до сих пор не залёживается на полках книжных магазинов.
«По моему убеждению, талант нужен во всём и, прежде всего, талант жизни. Можно сочинить бездарную книгу — это ещё простительно, прожить бездарную жизнь — это уже преступление…» — так считал Валентин Пикуль накануне приближающегося юбилея. Успехи в творчестве радовали. В «Советском писателе» вышел сборник «Богатство» («Реквием каравану PQ-17» вместе с новым романом «Богатство»), а в Лениздате скоро выйдет сборник «Битва железных канцлеров», представляющий собой стереотипное издание 1977 года, куда включён помимо названного романа — «Пером и шпагой».
День рождения стремительно приближался — пятидесятилетний юбилей.
На имя писателя поступило много поздравлений от организаций, творческих работников, моряков, добрых поздравлений и писем читателей. Пришла правительственная телеграмма от Григория Васильевича Романова — Первого секретаря Ленинградского обкома КПСС, от Николая Семёновича Тихонова — председателя Комитета защиты мира, Героя Социалистического Труда, секретаря Союза писателей СССР.
ПРИКАЗ командира войсковой части 39040 № 513
13 июля 1978 года. Город Севастополь.
«О зачислении в списки части Почётным членом экипажа юнги эсминца «Грозный» товарища ПИКУЛЯ Валентина Саввича…
Зачислить в списки части ПОЧЁТНЫМ членом экипажа…
Копию приказа выслать товарищу ПИКУЛЮ Валентину Саввичу.
Приказ объявить всему личному составу корабля.
Командир войсковой части 39040 — капитан 2 ранга В. КИСЕЛЁВ»
Поступила телеграмма из Москвы:
«Горячо и сердечно поздравляем Вас с пятидесятилетием со дня рождения!
Ваши произведения, пользующиеся у читателей огромной популярностью, неизменно отличают патриотизм и достоверность, глубина проникновения в сущность отечественной истории.
Начиная с “Океанского патруля”, который дорог флоту, как роман о североморцах, о грозных схватках с врагом в Заполярье, Вы во многих своих произведениях говорите доброе и весомое слово о людях, одетых во флотскую форму…
Желаем Вам, Валентин Саввич, новых творческих удач. Советские военные моряки всегда рады Вашим успехам и ждут от Вас новых интересных книг.
Главнокомандующий Военно-Морским Флотом Адмирал Флота Советского Союза — С. Горшков Член Военного совета начальник Политического управления ВМФ — адмирал — В. Гришанов».
Московский совет бывших юнг ВМФ в поздравлении отметил:
«В тяжелые годы войны вместе со взрослыми на защиту Отчизны поднялись тысячи подростков. Одним из таких был ты.
Школа юнг на Соловецких островах, построенная твоими собственными руками, дала тебе путёвку в жизнь…
Сейчас, когда нам, бывшим юнгам — 50 лет, Совет ветеранов объединил наш боевой дух, вечный задор молодости, те добрые традиции, которые воспитали в нас на всю жизнь Н. Ю. Авраамов и С. С. Шахов, нашу любовь к Военно-Морскому Флоту, которому мы отдали свои юные годы.
Теперь мы должны помочь воспитать из нынешних мальчишек и девчонок пламенных патриотов Родины…»
Пришло красиво оформленное поздравление-адрес с военно-морским флагом и видом подводной лодки «К-21», подписанное командиром лодки «К-21» после Н. А. Лунина — Арвановым Зармаиром Мамиконовичем, членами команды Владимиром Леонардовичем Ужаровским, Сергеем Александровичем Лысовым, В. Тереховым, Владимиром Юльевичем Браманом, и ещё 37 подписей.
КоллективЛЕНИЗДАТА поздравил стихами.
Появился
Указ Президиума Верховного Совета СССР
«О награждении писателя Валентина Саввича Пикуля орденом Трудового Красного Знамени.
За заслуги в развитии советской литературы и в связи с пятидесятилетием со дня рождения наградить Пикуля Валентина Саввича орденом Трудового Красного Знамени.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
Л. Брежнев
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
М. Георгадзе».
Москва. Кремль. 18 июля 1978 года.
Валентин Пикуль встречал свой юбилей в полном расцвете сил, ожидая публикации романа «Нечистая сила» в «Нашем современнике», которая по каким-то неизвестным ему причинам задерживалась и была осуществлена только в следующем, 1979 году.
Глава девятая. Скандальная слава
«Нечистая сила»
«Роман “Нечистая сила” я считаю главной удачей в своей литературной биографии, но у этого романа очень странная и чересчур сложная судьба…
Помню, я ещё не приступал к написанию этой книги, как уже тогда начал получать грязные анонимки, предупреждавшие меня, что за Распутина со мною расправятся. Угрожатели писали, что, ты, мол, пиши о чём угодно, но только не трогай Григория Распутина и его лучших друзей».
Работа над романом «Нечистая сила» стала важным этапом, принёсшим писателю глубокое удовлетворение. Но в личной жизни — это было катастрофически сложное время, оставившее глубокие в жизни следы.
Роман является многоплановой картиной русской жизни предреволюционной России. Он вынашивался несколько лет. В качестве проверки, пойдет ли Распутин для печати, Пикуль ввёл его в роман «Моонзунд». Никаких замечаний со стороны рецензентов не последовало.
Писать об одном Распутине, показывая патологию этого явления, — бессмысленно. Пикуль решил на фоне обширного материала предреволюционной России показать «разложение самодержавия, рассказать о позорном политическом явлении, вошедшем в нашу историю под названием «распутинщины». И, наконец, в романе присутствует ещё одна тема — окружение Распутина».
Эту третьестепенную тему и «поставили в основу угла для обсуждения романа», напечатанного в отрывках. Возмущались этой третьей темой только сионисты. Ибо только их не устраивает то обстоятельство, подтверждённое документами, что «главными советниками Распутина во всех грязных делах были сионисты, — именно их влиянием во многом и определяется всё то позорное, что пережила наша страна и наш великий русский народ в период, предшествующий революции».
Об этом и повествует роман-хроника Пикуля.
«Не секрет, что некоторые люди хотели видеть в Распутине нечто вроде мессии, который явился как главный и мощный ускоритель гибели самодержавия.
Придерживаясь такой точки зрения, знаменитый юрист Ю. Таганцев сказал:
— Если бы Распутина не было, его пришлось бы выдумать!
Проницательный юрист А. Ф. Кони тогда же отметил: «Не Распутин создал эпоху, а сама эпоха создала его…»
«Нечистая сила» отличается от других произведений писателя тем, что в ней нет ни одного вымышленного героя, как нет и изображения разных сцен, которые не подтверждены документально в нашей печати.
Помимо царской семьи в романе представлена целая галерея исторических личностей: министров, жандармов, придворных, банкиров, врачей, духовенства, газетчиков, шпионов, попрошаек, фабрикантов, жуликов и череды всяческих авантюристов — вроде Бадмаева, Мануса, Си-мановича, Манасевича-Мануйлова, Андроникова и прочих представителей русского общества.
В романе раскрыта и темная сторона высшего духовенства империи, которое поначалу ради собственных выгод выдвинуло Распутина, а когда он поднялся на высокую ступень, отцы церкви и владыки Синода стали затаптывать его.
Для создания такой обширной панорамы предреволюционного времени потребовалось немало источников. Сколько было «перелопачено» материала!
В основном использовалась та литература, которая была опубликована в СССР, и некоторые белоэмигрантские издания. Не считая мелких журнальных заметок, которых он просмотрел многие сотни, «список литературы, лежавшей на столе автора», присовокупленный к рукописи, включал 128 наименований. Доставать многие источники приходилось с большим трудом. Не единожды Пикуль рассказывал корреспондентам, как он «раздобыл» дневник Симанови-ча. Поначалу он обратился в публичную библиотеку им. В. Лациса, в Риге. Книгу ему выдали для чтения в кабинете директора, под присмотром, не разрешили сделать никаких выписок. Дали просто почитать! Обозлённый на весь мир, Пикуль сказал себе: «Я раздобуду эту книгу, и будет она стоять на полке моей библиотеки». Опросил всех знакомых книголюбов — хотел купить книгу за любые деньги. Никто из них с ней не сталкивался. «По всей вероятности, — думал Пикуль, — её на корню уничтожили». Но мир полнится слухами: и эти слухи дошли до поклонника творчества Пикуля. Через некоторое время мемуары Симановича лежали на столе писателя.
Но главным источником, как указывает автор, при написании книги послужили семь томов документов «Падения царского режима», изданные у нас в 1926–1927 годах.
Давайте заглянем, уважаемый читатель, в список источников, которыми пользовался писатель. Повторяю: их насчитывается 128! Процитирую выборочно некоторые из них, поскольку это не просто библиография — в них мнение автора о прочитанном, с его пометками и суждениями:
4. Алмазов Б. Распутин и Россия. Прага, Издательство «Грюнхут», 1922.
Книга перенасыщена ошибками, а посему почти не использовал её в работе.
20. Бьюкенен Д. Моя миссия в России. Пер. с англ. Д. Я. Блока. Берлин, «Обелиск», 1924. (Наконец, паршивейший советский перевод мемуаров с приложением статьи А. Керен-ского КОНЕЦ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ) М., ГИЗ.
25. Вырубова А. А. Фрейлина ея величества. Интимный дневник и воспоминания. 1923–1928. Рига, без года. Это немыслимое враньё не использовал в работе.
73. Обнинский В. П. Последний самодержец. Берлин, (около 1912 года). Как известно, тираж около 500 экз. был почти уничтожен царской охранкой. 1 экз. книги — в Москве, другой — у меня.
101. СимановичА. С. Распутин и евреи. Записки личного секретаря Распутина. Рига, без года.
На основании договора, подписанного в мае 1973 года с Лениздатом, Валентин отослал рукопись по привычному для него адресу. Так уж сложилось, что на протяжении многих лет книги Пикуля, который не был членом партии, выпускало партийное издательство, находящегося под эгидой Ленинградского обкома КПСС.
Итак, «Нечистая сила» попала в обкомовскую структуру, где первыми читателями рукописи были цензоры, редакторы и рецензенты, специализировавшиеся в основном на продукции партийного аппарата.
На «Нечистую силу» были даны две рецензии, разные по форме и по содержанию, но сходные своим категорическим неприятием книги.
Так, старший научный сотрудник АН СССР, кандидат исторических наук Пушкарёва И. М. писала по прочтении рукописи:
«Остается неясным, зачем понадобилось автору поднимать давно забытые и погребённые на свалке истории события и факты…»
«Плохое знание истории приводит автора в стан наших идейных противников за рубежом».
«В романе В. Пикуля в противоречии с устоявшимися взглядами в Советской исторической науке, революционная эпоха начала XX века, освещённая гением В. И. Ленина, названа ни много ни мало как “эпоха распутинщины”».
«Пренебрежительно относится автор к марксистско-ленинским взглядам на войну и революцию… даёт своё понимание заслуг исторических деятелей».
«Пренебрегает марксизмом-ленинизмом», «противоречит устоявшимся взглядам», «высказывает своё понимание» и т. д. — в то время это было совсем не похвалой. Это сейчас оценку поведения автора в те времена можно воспринимать как орден за личное мужество, за вклад в демократию и гласность.
И далее:
«..литература, которая “лежала” на столе автора романа (судя по списку, который он приложил к рукописи), невелика…»
«роман… не что иное, как простой пересказ… писания белоэмигрантов: антисоветчика Б. Алмазова, монархиста Пуришкевича, авантюриста А. Симановича и пр.».
Насчёт Алмазова мнение Пикуля, надеюсь, помните? А вот «авантюриста», по словам И. Пушкарёвой, Пикуль действительно использовал. Да и какой уважающий себя писатель проигнорирует почти совсем не известные широкому кругу читателей записки «советника и царём назначенного секретаря Распутина», лишь только потому, что он не «советских кровей». Тем более, что, по отзывам очевидцев, умный, с хорошей памятью, крепкий, доживший до ста лет (умер в 1978 году), секретарь «ручался за полное соответствие действительности изложенных им фактов».
«Рукопись В. Пикуля не может быть издана. Она не может считаться советским историческим романом, истоки которого берут своё начало в творчестве А. М. Горького» (Пушкарёва).
Редакционное заключение, подписанное заведующим редакцией художественной литературы Лениздата Е. Н. Га-бисом и старшим редактором Л. А. Плотниковой, противоречило рецензии И. Пушкарёвой лишь в части утверждения, что «автор, безусловно, располагает обширнейшим (! — А. П.) историческим материалом», но было единодушно по существу окончательных выводов:
«Рукопись романа В. Пикуля “Нечистая сила” не может быть принята к изданию, поскольку… является развёрнутым аргументом к пресловутому тезису: народ имеет таких правителей, каких заслуживает. А это оскорбительно для великого народа, для великой страны, что и показал с наглядностью Октябрь 1917 года» — (из редакционного заключения).
В итоге Лениздат расторг договор. Но Валентин не отчаивался — он отдал рукопись в журнал «Наш современник».
Поскольку рукопись была объёмной, около 44 авторских листов, редакция предложила автору сократить роман. Валентин Саввич дал согласие на сокращение, но сам не принимал в этом деле участия, ибо в это время тяжело болела его супруга — Вероника Феликсовна.
Сокращённый вариант романа был опубликован с 4-го по 7-й номера 1979 года журнала «Наш современник» под названием «У последней черты».
Не успели читатели ознакомиться с концовкой романа, как в газете «Литературная Россия» от 27 июля появилась статья известной уже И. Пушкарёвой «Когда утрачено чувство меры». Это были перепевы негативизмов рецензии, возведённые в квадрат осознанием тщетности первых попыток начисто закрыть нежелательную тему… «Внеклассовым подходом отличается и назойливое акцентирование автором национальной принадлежности того или иного персонажа, связанного с Распутиным и царской кликой…»
Но это была мелочь, так сказать — «цветочки». «Ягодки» последовали из самых высоких инстанций эшелонов власти.
Первым напомнил о себе М. Зимянин, требовавший Пикуля на ковёр. Пикуль ответил: «Я никогда не был членом партии, вышел давно и из комсомольского возраста, поэтому никуда не поеду. А что касается романа “У последней черты”, я изучил 128 исторических источников, на основании которых высказал свою точку зрения, вы можете высказать свою, а читатели разберутся, что им читать».
Разгром закончил бывший главный идеолог страны Михаил Андреевич Суслов на Всесоюзном совещании идеологических работников. Присутствовавшие на совещании делегаты говорили Пикулю, что его фамилия была произнесена, но в отчётном докладе было напечатано следующее:
«Встречаются в иных произведениях и внеисториче-ские, искажённые представления о прошлом, странные пристрастия к фигурам исторических авантюристов, поверхностные суждения о современности. Эти явления не должны оставаться вне поля зрения творческих организаций и их печатных органов».
Всем было ясно, что было это сказано в адрес Пикуля.
«У последней черты» взорвала общество. Те, кто не знал писателя, — узнал и стал интересоваться его книгами.
После публикации журнального варианта взволновалось окружение J1. И. Брежнева… В картинах расхищения и продажности при дворе государя оно увидело самих себя и все грехи своей камарильи. Недаром же в середине публикации «мой роман пожелали “редактировать” жёны — того же Брежнева и Суслова» — так писал Пикуль в предисловии к первому изданию книги, до которого ещё было очень, очень далеко.
Состоялось заседание секретариата правления Союза писателей РСФСР, где разбирался вопрос Пикуля. По существу, секретариат того времени осуществил акцию дискредитации не только «Нечистой силы», но и всего творчества Пикуля. Особенно возмущались С. Михалков, А. Чаковский, Г. Марков. Сергей Владимирович Михалков жестикулировал, топал ногами — об этом рассказывал главный редактор «Нашего современника» Сергей Васильевич Викулов, который был вызван в секретариат для отчёта и стоически перенёс наветы хулителей. Публикация журналом «Наш современник» романа «У последней черты» правлением секретариата была «признана ошибочной», а главному редактору был объявлен выговор.
Всегда неравнодушный к творчеству Валентина Пикуля, знамя похода против него подхватил критик В. Оскоцкий:
«В романе отчётливо сказалась неисторичность авторского взгляда, подменившего социально-классовый подход к событиям предреволюционной поры идеей разложения царизма».
На страницах газет и журналов и даже книг только в 1979 и 1980 годах появились его статьи: в «Правде», 1979, 8 октября; в «Вопросах литературы», 1980, № 6; в книге «Роман и история», 1980, стр. 296–302.
Часть этих нападок носила явно личный характер, не имевший ничего общего с критикой. Вместо того чтобы разбирать книгу по существу, главное своё внимание «критики» обратили внимание на самого писателя. Некоторые критики договорились до того, что Пикуль — никакой не писатель!
И, правда, он не кончал литературного института, но тем не менее у него вышли из печати и пользуются огромным успехом все 11 книг. Было бы хорошо, если б из 10 тысяч членов писателей, которые числятся в справочнике Союза писателей (в том числе и критики!), сделали хотя бы часть того, что сделал Валентин Пикуль!
Даже в самые тяжёлые времена Пикуль был независим от всякого рода властей. Никогда и ничего ни у кого не просил, не отвечал на критику, только в письмах друзьям проскальзывали нотки разочарования современным состоянием нашего руководства в стране да и в литературе.
А ведь если поразмышлять, то ни одному критику не по уму работа, какую проводит в литературном мире время. Сколько их пламенных речей было развеяно временем, не оставив от их статей и следа, да и от их самих — знаменитостях при жизни!
Понятно и другое, что ни один удар не проходит бесследно и для писателя. В тот период он жил словно «под стеклянным колпаком», трудности были — и немалые. Снимаешь трубку — щелчок! Хорошо, что рядом были моряки, они взяли писателя под свою защиту. Особист, капитан 1 ранга Рябинин был частым гостем писателя. Пикуль рассказывал ему о своих злоключениях, избиениях на улице, ругани по телефону, отдавал ругательские письма. В ответ — особист просил не выходить одному гулять с собакой, особенно рано по утрам и поздно вечером. Может быть, ошибаюсь, но Пикуль не боялся никаких физических расправ. Он был фаталист по натуре. Единственное, чего он опасался, — что его не будут издавать…
«У последней черты» — что это — неудача? Думаю, что нет. С этим соглашались и читатели. А критика не разделила достоинств книги в угоду высшему эшелону власти, отвергнув её без доказательств.
О начале XX века написано много, но Пикуль сделал глубокий и смелый шаг в русскую историю, раскрывая тему и в глубину, и в ширину, которой редко кто из писателей-историков касался…
Возня вокруг критики не отнимала у него много времени, конечно, она действовала угнетающе, но он старался её не замечать.
Кто-то из великих сказал: «Ругать не только легче, чем хвалить, но и выгоднее».
Да и В. Г. Белинский в свое время говорил по поводу критики: «Что в том, что вы будете хвалить Шекспира? Его все хвалят. Но попробуйте ругать Шекспира, и вы сразу станете центром общего внимания: “Шекспира не признает… Должно быть, голова”…»
Что, собственно, не понравилось большей части критиков в романе? Суть не на поверхности. Она лежит глубоко. И самое главное — кто были друзья Распутина и чего хотели они добиться от царя через Распутина? И почему этот вопрос запретный, как считает Пушкарёва?
Роман «Нечистая сила» отражает и современную действительность. «По сути дела, здесь показана работа мафии, я считаю, — объяснял Пикуль, — мафия бывает партийная, административно-бюрократическая и просто уголовнокриминальная. На примере с Распутиным я хотел показать страшную опасность их сращения».
Роман-хроника «Нечистая сила», написанный на исторических фактах действительности, принёс огромный поток писем неравнодушных и думающих читателей — с благодарностью за поднятую тему.
Читательская поддержка
В этот трудный для писателя момент его поддержали читатели со всего Советского Союза. Давайте прислушаемся к голосу народа о романе, их мнение в письмах лишено всякой аранжировки.
Читатели заступались за писателя, отсылая возмущённые письма против критиков в газеты и журналы, наивно полагая, что их мнение услышат.
«К чтению “У последней черты” меня подтолкнула скандальная известность как личности Распутина, так и Вашей книги. Я живу в тех местах, где до сих пор в зарослях Александровского парка сохранилось место, на коем стояла часовня Вырубовой. До чтения книги прослушал массу пересказов скабрёзных эпизодов романа с перетряхиванием грязного белья какой-то аристократии. Всё это в тот период соответствовало моему представлению о Распутине. Осталось только убедиться в собственной “проницательности”. С большим трудом отыскал журналы и… ничего того, в чём Вас обвиняют, — не нашёл. Поразила динамика повествования, отточенная афористичность фраз, лёгкость и богатство языка, не подстроенную ни под “деревню”, ни под салонную великосветскую вязь, а нашего родного и понятного до каждого вздоха русского языка (выделено автором письма. — А. П.). Создаётся впечатление, что судят о Вашей книге не по её содержанию, а по каким-то выхваченным из текста недобросовестно подобранным выдержкам. И пусть одни находят в Вашей книге дворцовое “интриганство”, другие — “истекают истомою”, дополняя недостаток жизненных впечатлений. Пусть!
Вы открыли нам, читателям, в своём романе окна и двери действительности, и каждый стремится теперь устроиться в нём “кому как удобнее”, соизмеряясь со своим вкусом и воспитанием.
Благодарный читатель В. Ю. Филимонов, Ленинград».
Журналист Виктор Алексеевич Дегтярёв из Севастополя направил статью «Справедлива ли справедливая критика?» в редакции газеты «Правда» и «Литературная Россия», где были ранее опубликованы негативные критические статьи на роман Валентина Пикуля, но ни одна из этих газет статью не напечатала.
Итак, Виктор Алексеевич Дегтярёв анализирует сложившуюся ситуацию вокруг писателя:
«Обратимся к роману В. Пикуля “У последней черты”, посмотрим, за что же его “справедливо критикуют”: первой появилась статья кандидата исторических наук Ирины Пушкарёвой (“Когда утрачено чувство меры”, “Лит. Россия”, 27.07.79). Эта же статья привлекла внимание и такого “авторитета” в области советской литературы, как лондонская “Файнэншл тайме” — орган финансовых кругов Англии.
“Автор явно отступил от единственного верного принципа — классового подхода к оценке прошлого”, — утверждает Пушкарёва, не затрудняя себя приведением примеров. “В романе… неверно характеризуется ряд исторических лиц”.
Пушкарёва упрекает Пикуля в том, что он “не отразил в романе революционное движение в России начала XX века”. Но как бы в предвидении подобных упрёков, Пикуль ещё раньше написал и опубликовал на эту тему другой роман — “На задворках великой империи” и сделал на него ссылку в романе “У последней черты”. Однако Пушкарёва этой ссылки не приняла. Ей хотелось, чтобы Пикуль “розу белую с чёрною жабой” сумел “повенчать” в одном произведении. Хотя ей, как историку, должно быть известно, что “распутинщина” как явление стояла в стороне от жизни и борьбы трудящихся масс…
Валентин Оскоцкий в литературном обозрении “Воспитание историей” (“Правда”, 8.10.79) за что же критикует Пикуля? “Нет, не за внеклассовость, не за внеисторичность осуждают роман критики… Дело, пожалуй, не в недостатках романа Пикуля (каковые, несомненно, есть), а в самой выбранной теме.
Вот В. Оскоцкий с явным неудовольствием цитирует слова Пикуля о том, что в основу романа “положены подлинные материалы… Все имена сохранены в исторической достоверности. Вымышленных героев и событий в романе нет”.
И резюмирует: “Лучше бы они были”. Почему же? Да потому, что, как пишет Пушкарёва, “внеклассовым подходом отличается… назойливое акцентирование автором национальной принадлежности, того или иного персонажа, связанного с Распутиным и царской кликой”. Остаётся напомнить (и это не открытие Пикуля!), что вокруг Распутина и царской клики вертелись и тесно с ними были связаны многие, очень многие российские и иностранные граждане еврейской национальности — банкиры, промышленники, адвокаты, журналисты, политические и просто авантюристы, политические и просто проходимцы…
Наша литература никогда не замалчивала такие позорные явления в истории России времён царского самодержавия, как антисемитские законы, “черта оседлости”, еврейские погромы… И это не считалось и не считается “назойливым акцентированием”. Это действительно классовый подход рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции, осуждавших и осуждающих антисемитизм. Но вот писатель назвал поимённо некоторых процветавших в то же царское время, паразитировавших на труде народном, шпионивших против России других евреев — не угнетённых, а угнетателей и их приспешников. И уже готовы ярлыки “внеклассового подхода” и “назойливого акцентирования”. Так прямо и заявляют: “Уж лучше бы он выдумал, чем писать правду!”
В книге Цезаря Самойловича Солодаря “Тёмная завеса” (“Молодая гвардия”, 1979) прочёл такие слова: “В монархической России интересы евреев-рабочих никогда не могли совпасть с интересами защищаемых царизмом евре-ев-капиталистов…” И возникает вопрос. А чьи интересы совпали с интересами тех, защищаемых царизмом евреев сегодня, через шестьдесят с лишним лет после победы Великого Октября? Кто и зачем пытается их, этих евреев, в дни революции как один оказавшихся по ту сторону баррикад, защитить, убрать из числа отрицательных типов советской литературы? Это тоже напоминает классовый подход — того класса, к которому принадлежали все эти Рубинштейны, Манусы, Манасевичи-Мануйловы, Сима-новичи и иже с ними…»
В. А. Дегтярёв удивлялся, почему же имя Пикуля, так много сделавшего в деле пропаганды истории, или замалчивается, или критикуется?..
«Нет в “Энциклопедическом словаре” имени В. Пикуля — автора 10 романов, а имя В. Амлинского, произведения которого вмещаются в два тома, присутствует?»
В ответе М. Кузнецова — заместителя председателя научно-редакционного совета издательства «Советская энциклопедия» В. А. Дегтярёву от 18 июня говорится: «В настоящее время готовится второе издание СЭС. Не сомневаюсь, что самым внимательным образом будет рассмотрено и Ваше предложение…»
Странно, но «советская власть в походе против Пикуля оказалась солидарной с Би-би-си», радиостанцией «Свобода» и лондонской «Файнэншл тайме» — органом финансовых кругов Англии. Их реакция на роман Валентина Пикуля оказалась однозначной: негативной. Что может обозначать это ненормальное явление? Оно может обозначать лишь одно: если существуют две системы — капитализма и социализма, то выходит, что Валентин Пикуль выступил от лица некоего третьего мира, который не устраивает ни мир социализма, ни мир капитализма. Забавное положение… Об этом стоит задуматься», — писал из Ленинграда читатель И. Коровин.
Рижанин А. Померанцев в письме автору рассказывает, как в 1928 году он проходил студенческую практику летом в селе Покровском Тюменского уезда, на родине Распутина, на прорубке лесных просек. Бригадиром у него работал младший сын Г. Е. Распутина — Иван Распутин.
«В ходе полевых работ мы, проходя по Сибирскому тракту от Покровского до Тюмени, обратили внимание на необычную его ширину протяжённостью 86 вёрст. Старики рассказали — Распутин со своими “высокими” гостями вздумал ездить от Тюмени не на тройке лошадей, а на пятёрке, так, чтоб можно было разъехаться на дороге двум пятёркам….
Двухэтажный деревянный дом Распутина с зелёной (тогда) железной крышей резко отличался от других своим городским видом. Однажды в доме, где мы квартировали, собралось десятка полтора пожилых женщин (по просьбе нашего таксатора). Мы спросили женщин: кто такой был Григорий?
— Примерно половина женщин стали плеваться — нехристь, антихрист — вытаращит свои глазища и смотрит не мигая. Страх берёт…
— Другая половина начала креститься, выговаривая: святой, святой старец, не покинь ты нас и там…
Три месяца мы трое уговаривали Ивана рассказать об отце. Ивану на вид было лет 30, невысокого роста, щупло-ватый, глаза голубые, круглые — совиные. У него было несколько мельниц, его раскулачили, оставили одну мельницу… Иван у односельчан пользовался авторитетом…
Об отце рассказал мало: “Мы, братья, не одобряли похождений отца. Просили его бросить барышничать, бегать на молитвы хлыстов, где отец был за старшего, мотаться по монастырям, церквям, а заниматься хозяйством. Но всё напрасно”».
«В последние месяцы два человека взбудоражили общественное мнение. Знаю, что тебе сейчас нелегко. Критика, причём заушательская обрушилась на тебя. Этим критикам надо бы повертеться в читательской среде. Послушать, что говорят читатели о писателе Валентине Пикуле. За журналами с “У последней черты” — такая очередь, что приходится стоять не один месяц… Все книги Пикуля сейчас встречаются с таким интересом, что их невозможно купить, если нет блата. Сам я нахожу роман талантливым — в нём дана уничтожающая критика царского самодержавия. Неужели критики этого не видят! Мне кажется, всеми критиками движет зависть к писателю, к той популярности, какую имеет Валентин Пикуль. В твоей творческой жизни были и раньше неприятности, и ты их мужественно перенёс. Переживёшь и это… Мужайся, друг! Сейчас в “Литературку” и в “Правду” идут письма читателей в защиту Валентина Пикуля. Послал письмо в “Правду” и я…
Хорошев Михаил, юнга. Павлово-на-Оке, 15.10.1979».
«Дорогой Валентин Саввич!
Кажется, наступило затишье. Чем кончилось обсуждение в Секретариате Союза писателей, Вы, наверное, знаете. Мне потрепали нервы, но с должности не уволили. Очень хотелось бы встретиться с Вами, познакомиться лично. Не теряю надежды, что, в конце концов, нам это удастся.
Не ругайте меня за то, что роман вышел с купюрами. Не всё зависело от меня…
Посылаю Вам одно из многих писем читателей (предлагает “Распутин и женщины” на польском языке). Автор его готова на время предоставить книгу в Ваше распоряжение.
С искренним уважением — Викулов Сергей Васильевич, главный редактор журнала “Наш современник”, 2.11.1979».
В это трудное для писателя время исключение из правил сделала единственная в Канаде газета русской общественности «Вестник», выходящая один раз в неделю, опубликовавшая в конце года отрывок из романа «У последней черты», поддержав писателя и подсказав тем самым, что он находится на правильном пути.
Подводя итог всему сказанному, хочется ещё раз напомнить читателю, что роман-хроника «Нечистая сила» (вышедший в журнале в сокращённом виде под названием «У последней черты»), который считал Пикуль своей главной удачей в творчестве, открыл сложнейшую эпоху в жизни России начала XX века. Как будто яркий светильник осветил потёмки того времени и его героев.
«Прошло много лет, вокруг моего романа и моего имени сложился вакуум зловещей тишины — меня попросту замалчивали и не печатали. Между тем, историки говорили мне: “Не понимаем, за что тебя били?” Ведь ты не открыл ничего нового, всё, что описано тобою в романе, было опубликовано в советской печати ещё в двадцатые годы…
Но не будем забывать, что писано это в том бесплодном и поганом времени, которое ныне принято называть “эпохой застоя”, а потому нашим верховным заправилам совсем не хотелось, чтобы читатель отыскивал прискорбные аналогии — между событиями моего романа и теми вопиющими безобразиями, которые творились в кругу брежневской элиты…»
Самой заветной мечтой автора было увидеть опубликованным полный текст романа, который является краеугольным камнем в понимании и в познании характера, творчества, да и всей недолгой жизни Валентина Пикуля.
Так считал он сам.
Лёд тронулся только в 1989 году.
Пикуль в беде
«Я, видевший столько смертей, понял, что есть только одна смерть — это смерть моей подруги…»
Зимой 1979 года Вероника заболела всерьёз и надолго. Беспокоило сердце. Иногда по 3–4 раза в сутки приходилось вызывать скорую помощь. После очередного серьезного приступа её положили в больницу, хотя она отчаянно сопротивлялась.
Проснувшись, Пикуль сначала шёл на Матвеевский базар, покупал продукты, затем готовил еду Веронике и шёл в больницу. Не работалось, да и жить в квартире практически было неуютно — из-за постоянных угроз по телефону, подмётных писем, звонков по селектору. Да и не только…
Никак не обойтись здесь без этого примитивного «однажды»: Пикуль пришёл ко мне на работу растерянный и расстроенный. В руке — авоська с продуктами.
— Вероника серьёзно болеет. Находится в больнице. Работу забросил. Сегодня она попросила докторской колбасы. Обошёл множество магазинов, базары — напрасно. Я сейчас за этот кусок колбасы готов заплатить золотом! — нервно с отчаянием говорил он.
Сразу после ухода Пикуля в библиотеку зашёл генерал, фамилию которого называть не буду, поскольку нет никаких обид на него и быть не может. Зная, что в его компетенции разрешить проблему Пикуля, я решила попросить каким-нибудь пайком помочь знаменитому писателю в эти трудные дни. Выслушав мои пояснения, генерал спросил:
— А что, разве в магазинах нет докторской колбасы?
Бытие определяет сознание… И мне до сих пор стыдно за эту тщетную попытку вымолить благотворительность за деньги. Невольно подумалось: вот наглядная связь экономики и литературы. Ведь сколько бы замечательных вещей написал Пикуль за то время, которое он потратил на хождения за лекарствами и колбасой.
А лекарства Веронике нужны были постоянно. Он обратился в аптеку Союза писателей Латвии. Там ему дали «от ворот — поворот»: «Вы не наш».
Валентин попросил Людмилу Алексеевну Салееву (супругу главного редактора газеты «Советская Латвия») помочь ему в это трудное время. Она познакомила его с заведующей спецаптекой, что находилась на углу Кирова и Стрелниеку, Полиной Карповной. Теперь часто можно было видеть Пикуля шагающим с букетом цветов на «свидание» с Полиной Карповной.
Видя такую безысходность в жизни писателя, старший морской начальник Риги контр-адмирал Мальков Евгений Георгиевич предложил Валентину Саввичу определить Веронику в военно-морской госпиталь, где военные врачи всегда придут на помощь.
Пикули зимой переехали жить в Булли, поскольку военно-морской госпиталь находился поблизости от дачи. Веронике в госпитале стало лучше, и начальник госпиталя, милейший человек, Геннадий Петрович Сухарев, разрешил ей на выходные отлучаться домой. Пикуль был благодарен медикам и доволен, что Веронике выделили отдельную палату.
Хоть и привык Пикуль к чистоте и порядку ещё на флоте, но в пятницу, к приезду Вероники из госпиталя, готовил вкусный обед, брился, наводил глянец в комнатах.
Наступило 14 февраля — страшный, трагический день для Пикулей.
Судьба вступила в смертельную схватку за жизнь…
И в этот её приезд было всё как обычно: она обошла комнаты, покормила птиц на веранде (там была кормушка) и хотела подогреть обед Пикулю.
Впрочем, предоставим слово Пикулю:
«Я никогда не забуду этот день, сверкающий и солнечный.
Вероника находилась в соседней комнате… и вдруг я услышал ее странный позывной крик: Вале-е-е-е…
Я быстро влетел в комнату. Возле стола стояла Вероника…
Но она была уже мертва… Едва мои пальцы коснулись её халата, Вероника упала мне на руки, и я понял, что это конец… Дрожащей рукой набрал нужный номер госпиталя:
— Это я, Пикуль! Приезжайте, Вероника без сознания. — Я не хотел произносить слова смерть!»
Похоронили Веронику на Болдерайском кладбище, недалеко от дачи.
Слова прощания произнёс адмирал Е. Г. Мальков.
Гражданских на похоронах было мало — кладбище заполонили офицеры флота и их жёны. А по периметру кладбище было оцеплено матросами — во избежание провокаций.
После похорон жены Пикуль впал в ступор. Наступила череда безрадостных дней, похожих один на другой — без неё. В доме тишина. Только пёс Гришка напоминал время от времени о себе. Он — настоящий друг — как будто всё понимал: не скулил, ничего не просил, только ласкался, упираясь мордочкой в ноги.
Пикуль не работал. Иногда мы перезванивались. Из разговоров по телефону я понимала, что при нём постоянно находились флотские офицеры: капитан 1 ранга Камы-шан, капитан 2 ранга Самсонов, капитан 3 ранга Уланов. Я их всех знала раньше. Может быть, они сами приходили, чтобы поддержать Пикуля в этот трагический период жизни, а может, Валентин Саввич искал друзей, чтобы приглушить постигшее его горе.
Нередко мысли фокусировались на одном: «Как он там, чем могу помочь?» Услышанное по телефону не давало ясной картины. Чужое горе становится твоим, когда увидишь его воочию. И такой случай неожиданно представился…
Но сначала я вернусь назад и поведаю о себе и своём знакомстве с Пикулями…
«Нечистая сила»
«Роман “Нечистая сила” я считаю главной удачей в своей литературной биографии, но у этого романа очень странная и чересчур сложная судьба…
Помню, я ещё не приступал к написанию этой книги, как уже тогда начал получать грязные анонимки, предупреждавшие меня, что за Распутина со мною расправятся. Угрожатели писали, что, ты, мол, пиши о чём угодно, но только не трогай Григория Распутина и его лучших друзей».
Работа над романом «Нечистая сила» стала важным этапом, принёсшим писателю глубокое удовлетворение. Но в личной жизни — это было катастрофически сложное время, оставившее глубокие в жизни следы.
Роман является многоплановой картиной русской жизни предреволюционной России. Он вынашивался несколько лет. В качестве проверки, пойдет ли Распутин для печати, Пикуль ввёл его в роман «Моонзунд». Никаких замечаний со стороны рецензентов не последовало.
Писать об одном Распутине, показывая патологию этого явления, — бессмысленно. Пикуль решил на фоне обширного материала предреволюционной России показать «разложение самодержавия, рассказать о позорном политическом явлении, вошедшем в нашу историю под названием «распутинщины». И, наконец, в романе присутствует ещё одна тема — окружение Распутина».
Эту третьестепенную тему и «поставили в основу угла для обсуждения романа», напечатанного в отрывках. Возмущались этой третьей темой только сионисты. Ибо только их не устраивает то обстоятельство, подтверждённое документами, что «главными советниками Распутина во всех грязных делах были сионисты, — именно их влиянием во многом и определяется всё то позорное, что пережила наша страна и наш великий русский народ в период, предшествующий революции».
Об этом и повествует роман-хроника Пикуля.
«Не секрет, что некоторые люди хотели видеть в Распутине нечто вроде мессии, который явился как главный и мощный ускоритель гибели самодержавия.
Придерживаясь такой точки зрения, знаменитый юрист Ю. Таганцев сказал:
— Если бы Распутина не было, его пришлось бы выдумать!
Проницательный юрист А. Ф. Кони тогда же отметил: «Не Распутин создал эпоху, а сама эпоха создала его…»
«Нечистая сила» отличается от других произведений писателя тем, что в ней нет ни одного вымышленного героя, как нет и изображения разных сцен, которые не подтверждены документально в нашей печати.
Помимо царской семьи в романе представлена целая галерея исторических личностей: министров, жандармов, придворных, банкиров, врачей, духовенства, газетчиков, шпионов, попрошаек, фабрикантов, жуликов и череды всяческих авантюристов — вроде Бадмаева, Мануса, Си-мановича, Манасевича-Мануйлова, Андроникова и прочих представителей русского общества.
В романе раскрыта и темная сторона высшего духовенства империи, которое поначалу ради собственных выгод выдвинуло Распутина, а когда он поднялся на высокую ступень, отцы церкви и владыки Синода стали затаптывать его.
Для создания такой обширной панорамы предреволюционного времени потребовалось немало источников. Сколько было «перелопачено» материала!
В основном использовалась та литература, которая была опубликована в СССР, и некоторые белоэмигрантские издания. Не считая мелких журнальных заметок, которых он просмотрел многие сотни, «список литературы, лежавшей на столе автора», присовокупленный к рукописи, включал 128 наименований. Доставать многие источники приходилось с большим трудом. Не единожды Пикуль рассказывал корреспондентам, как он «раздобыл» дневник Симанови-ча. Поначалу он обратился в публичную библиотеку им. В. Лациса, в Риге. Книгу ему выдали для чтения в кабинете директора, под присмотром, не разрешили сделать никаких выписок. Дали просто почитать! Обозлённый на весь мир, Пикуль сказал себе: «Я раздобуду эту книгу, и будет она стоять на полке моей библиотеки». Опросил всех знакомых книголюбов — хотел купить книгу за любые деньги. Никто из них с ней не сталкивался. «По всей вероятности, — думал Пикуль, — её на корню уничтожили». Но мир полнится слухами: и эти слухи дошли до поклонника творчества Пикуля. Через некоторое время мемуары Симановича лежали на столе писателя.
Но главным источником, как указывает автор, при написании книги послужили семь томов документов «Падения царского режима», изданные у нас в 1926–1927 годах.
Давайте заглянем, уважаемый читатель, в список источников, которыми пользовался писатель. Повторяю: их насчитывается 128! Процитирую выборочно некоторые из них, поскольку это не просто библиография — в них мнение автора о прочитанном, с его пометками и суждениями:
4. Алмазов Б. Распутин и Россия. Прага, Издательство «Грюнхут», 1922.
Книга перенасыщена ошибками, а посему почти не использовал её в работе.
20. Бьюкенен Д. Моя миссия в России. Пер. с англ. Д. Я. Блока. Берлин, «Обелиск», 1924. (Наконец, паршивейший советский перевод мемуаров с приложением статьи А. Керен-ского КОНЕЦ ЦАРСКОЙ СЕМЬИ) М., ГИЗ.
25. Вырубова А. А. Фрейлина ея величества. Интимный дневник и воспоминания. 1923–1928. Рига, без года. Это немыслимое враньё не использовал в работе.
73. Обнинский В. П. Последний самодержец. Берлин, (около 1912 года). Как известно, тираж около 500 экз. был почти уничтожен царской охранкой. 1 экз. книги — в Москве, другой — у меня.
101. СимановичА. С. Распутин и евреи. Записки личного секретаря Распутина. Рига, без года.
На основании договора, подписанного в мае 1973 года с Лениздатом, Валентин отослал рукопись по привычному для него адресу. Так уж сложилось, что на протяжении многих лет книги Пикуля, который не был членом партии, выпускало партийное издательство, находящегося под эгидой Ленинградского обкома КПСС.
Итак, «Нечистая сила» попала в обкомовскую структуру, где первыми читателями рукописи были цензоры, редакторы и рецензенты, специализировавшиеся в основном на продукции партийного аппарата.
На «Нечистую силу» были даны две рецензии, разные по форме и по содержанию, но сходные своим категорическим неприятием книги.
Так, старший научный сотрудник АН СССР, кандидат исторических наук Пушкарёва И. М. писала по прочтении рукописи:
«Остается неясным, зачем понадобилось автору поднимать давно забытые и погребённые на свалке истории события и факты…»
«Плохое знание истории приводит автора в стан наших идейных противников за рубежом».
«В романе В. Пикуля в противоречии с устоявшимися взглядами в Советской исторической науке, революционная эпоха начала XX века, освещённая гением В. И. Ленина, названа ни много ни мало как “эпоха распутинщины”».
«Пренебрежительно относится автор к марксистско-ленинским взглядам на войну и революцию… даёт своё понимание заслуг исторических деятелей».
«Пренебрегает марксизмом-ленинизмом», «противоречит устоявшимся взглядам», «высказывает своё понимание» и т. д. — в то время это было совсем не похвалой. Это сейчас оценку поведения автора в те времена можно воспринимать как орден за личное мужество, за вклад в демократию и гласность.
И далее:
«..литература, которая “лежала” на столе автора романа (судя по списку, который он приложил к рукописи), невелика…»
«роман… не что иное, как простой пересказ… писания белоэмигрантов: антисоветчика Б. Алмазова, монархиста Пуришкевича, авантюриста А. Симановича и пр.».
Насчёт Алмазова мнение Пикуля, надеюсь, помните? А вот «авантюриста», по словам И. Пушкарёвой, Пикуль действительно использовал. Да и какой уважающий себя писатель проигнорирует почти совсем не известные широкому кругу читателей записки «советника и царём назначенного секретаря Распутина», лишь только потому, что он не «советских кровей». Тем более, что, по отзывам очевидцев, умный, с хорошей памятью, крепкий, доживший до ста лет (умер в 1978 году), секретарь «ручался за полное соответствие действительности изложенных им фактов».
«Рукопись В. Пикуля не может быть издана. Она не может считаться советским историческим романом, истоки которого берут своё начало в творчестве А. М. Горького» (Пушкарёва).
Редакционное заключение, подписанное заведующим редакцией художественной литературы Лениздата Е. Н. Га-бисом и старшим редактором Л. А. Плотниковой, противоречило рецензии И. Пушкарёвой лишь в части утверждения, что «автор, безусловно, располагает обширнейшим (! — А. П.) историческим материалом», но было единодушно по существу окончательных выводов:
«Рукопись романа В. Пикуля “Нечистая сила” не может быть принята к изданию, поскольку… является развёрнутым аргументом к пресловутому тезису: народ имеет таких правителей, каких заслуживает. А это оскорбительно для великого народа, для великой страны, что и показал с наглядностью Октябрь 1917 года» — (из редакционного заключения).
В итоге Лениздат расторг договор. Но Валентин не отчаивался — он отдал рукопись в журнал «Наш современник».
Поскольку рукопись была объёмной, около 44 авторских листов, редакция предложила автору сократить роман. Валентин Саввич дал согласие на сокращение, но сам не принимал в этом деле участия, ибо в это время тяжело болела его супруга — Вероника Феликсовна.
Сокращённый вариант романа был опубликован с 4-го по 7-й номера 1979 года журнала «Наш современник» под названием «У последней черты».
Не успели читатели ознакомиться с концовкой романа, как в газете «Литературная Россия» от 27 июля появилась статья известной уже И. Пушкарёвой «Когда утрачено чувство меры». Это были перепевы негативизмов рецензии, возведённые в квадрат осознанием тщетности первых попыток начисто закрыть нежелательную тему… «Внеклассовым подходом отличается и назойливое акцентирование автором национальной принадлежности того или иного персонажа, связанного с Распутиным и царской кликой…»
Но это была мелочь, так сказать — «цветочки». «Ягодки» последовали из самых высоких инстанций эшелонов власти.
Первым напомнил о себе М. Зимянин, требовавший Пикуля на ковёр. Пикуль ответил: «Я никогда не был членом партии, вышел давно и из комсомольского возраста, поэтому никуда не поеду. А что касается романа “У последней черты”, я изучил 128 исторических источников, на основании которых высказал свою точку зрения, вы можете высказать свою, а читатели разберутся, что им читать».
Разгром закончил бывший главный идеолог страны Михаил Андреевич Суслов на Всесоюзном совещании идеологических работников. Присутствовавшие на совещании делегаты говорили Пикулю, что его фамилия была произнесена, но в отчётном докладе было напечатано следующее:
«Встречаются в иных произведениях и внеисториче-ские, искажённые представления о прошлом, странные пристрастия к фигурам исторических авантюристов, поверхностные суждения о современности. Эти явления не должны оставаться вне поля зрения творческих организаций и их печатных органов».
Всем было ясно, что было это сказано в адрес Пикуля.
«У последней черты» взорвала общество. Те, кто не знал писателя, — узнал и стал интересоваться его книгами.
После публикации журнального варианта взволновалось окружение J1. И. Брежнева… В картинах расхищения и продажности при дворе государя оно увидело самих себя и все грехи своей камарильи. Недаром же в середине публикации «мой роман пожелали “редактировать” жёны — того же Брежнева и Суслова» — так писал Пикуль в предисловии к первому изданию книги, до которого ещё было очень, очень далеко.
Состоялось заседание секретариата правления Союза писателей РСФСР, где разбирался вопрос Пикуля. По существу, секретариат того времени осуществил акцию дискредитации не только «Нечистой силы», но и всего творчества Пикуля. Особенно возмущались С. Михалков, А. Чаковский, Г. Марков. Сергей Владимирович Михалков жестикулировал, топал ногами — об этом рассказывал главный редактор «Нашего современника» Сергей Васильевич Викулов, который был вызван в секретариат для отчёта и стоически перенёс наветы хулителей. Публикация журналом «Наш современник» романа «У последней черты» правлением секретариата была «признана ошибочной», а главному редактору был объявлен выговор.
Всегда неравнодушный к творчеству Валентина Пикуля, знамя похода против него подхватил критик В. Оскоцкий:
«В романе отчётливо сказалась неисторичность авторского взгляда, подменившего социально-классовый подход к событиям предреволюционной поры идеей разложения царизма».
На страницах газет и журналов и даже книг только в 1979 и 1980 годах появились его статьи: в «Правде», 1979, 8 октября; в «Вопросах литературы», 1980, № 6; в книге «Роман и история», 1980, стр. 296–302.
Часть этих нападок носила явно личный характер, не имевший ничего общего с критикой. Вместо того чтобы разбирать книгу по существу, главное своё внимание «критики» обратили внимание на самого писателя. Некоторые критики договорились до того, что Пикуль — никакой не писатель!
И, правда, он не кончал литературного института, но тем не менее у него вышли из печати и пользуются огромным успехом все 11 книг. Было бы хорошо, если б из 10 тысяч членов писателей, которые числятся в справочнике Союза писателей (в том числе и критики!), сделали хотя бы часть того, что сделал Валентин Пикуль!
Даже в самые тяжёлые времена Пикуль был независим от всякого рода властей. Никогда и ничего ни у кого не просил, не отвечал на критику, только в письмах друзьям проскальзывали нотки разочарования современным состоянием нашего руководства в стране да и в литературе.
А ведь если поразмышлять, то ни одному критику не по уму работа, какую проводит в литературном мире время. Сколько их пламенных речей было развеяно временем, не оставив от их статей и следа, да и от их самих — знаменитостях при жизни!
Понятно и другое, что ни один удар не проходит бесследно и для писателя. В тот период он жил словно «под стеклянным колпаком», трудности были — и немалые. Снимаешь трубку — щелчок! Хорошо, что рядом были моряки, они взяли писателя под свою защиту. Особист, капитан 1 ранга Рябинин был частым гостем писателя. Пикуль рассказывал ему о своих злоключениях, избиениях на улице, ругани по телефону, отдавал ругательские письма. В ответ — особист просил не выходить одному гулять с собакой, особенно рано по утрам и поздно вечером. Может быть, ошибаюсь, но Пикуль не боялся никаких физических расправ. Он был фаталист по натуре. Единственное, чего он опасался, — что его не будут издавать…
«У последней черты» — что это — неудача? Думаю, что нет. С этим соглашались и читатели. А критика не разделила достоинств книги в угоду высшему эшелону власти, отвергнув её без доказательств.
О начале XX века написано много, но Пикуль сделал глубокий и смелый шаг в русскую историю, раскрывая тему и в глубину, и в ширину, которой редко кто из писателей-историков касался…
Возня вокруг критики не отнимала у него много времени, конечно, она действовала угнетающе, но он старался её не замечать.
Кто-то из великих сказал: «Ругать не только легче, чем хвалить, но и выгоднее».
Да и В. Г. Белинский в свое время говорил по поводу критики: «Что в том, что вы будете хвалить Шекспира? Его все хвалят. Но попробуйте ругать Шекспира, и вы сразу станете центром общего внимания: “Шекспира не признает… Должно быть, голова”…»
Что, собственно, не понравилось большей части критиков в романе? Суть не на поверхности. Она лежит глубоко. И самое главное — кто были друзья Распутина и чего хотели они добиться от царя через Распутина? И почему этот вопрос запретный, как считает Пушкарёва?
Роман «Нечистая сила» отражает и современную действительность. «По сути дела, здесь показана работа мафии, я считаю, — объяснял Пикуль, — мафия бывает партийная, административно-бюрократическая и просто уголовнокриминальная. На примере с Распутиным я хотел показать страшную опасность их сращения».
Роман-хроника «Нечистая сила», написанный на исторических фактах действительности, принёс огромный поток писем неравнодушных и думающих читателей — с благодарностью за поднятую тему.
Читательская поддержка
В этот трудный для писателя момент его поддержали читатели со всего Советского Союза. Давайте прислушаемся к голосу народа о романе, их мнение в письмах лишено всякой аранжировки.
Читатели заступались за писателя, отсылая возмущённые письма против критиков в газеты и журналы, наивно полагая, что их мнение услышат.
«К чтению “У последней черты” меня подтолкнула скандальная известность как личности Распутина, так и Вашей книги. Я живу в тех местах, где до сих пор в зарослях Александровского парка сохранилось место, на коем стояла часовня Вырубовой. До чтения книги прослушал массу пересказов скабрёзных эпизодов романа с перетряхиванием грязного белья какой-то аристократии. Всё это в тот период соответствовало моему представлению о Распутине. Осталось только убедиться в собственной “проницательности”. С большим трудом отыскал журналы и… ничего того, в чём Вас обвиняют, — не нашёл. Поразила динамика повествования, отточенная афористичность фраз, лёгкость и богатство языка, не подстроенную ни под “деревню”, ни под салонную великосветскую вязь, а нашего родного и понятного до каждого вздоха русского языка (выделено автором письма. — А. П.). Создаётся впечатление, что судят о Вашей книге не по её содержанию, а по каким-то выхваченным из текста недобросовестно подобранным выдержкам. И пусть одни находят в Вашей книге дворцовое “интриганство”, другие — “истекают истомою”, дополняя недостаток жизненных впечатлений. Пусть!
Вы открыли нам, читателям, в своём романе окна и двери действительности, и каждый стремится теперь устроиться в нём “кому как удобнее”, соизмеряясь со своим вкусом и воспитанием.
Благодарный читатель В. Ю. Филимонов, Ленинград».
Журналист Виктор Алексеевич Дегтярёв из Севастополя направил статью «Справедлива ли справедливая критика?» в редакции газеты «Правда» и «Литературная Россия», где были ранее опубликованы негативные критические статьи на роман Валентина Пикуля, но ни одна из этих газет статью не напечатала.
Итак, Виктор Алексеевич Дегтярёв анализирует сложившуюся ситуацию вокруг писателя:
«Обратимся к роману В. Пикуля “У последней черты”, посмотрим, за что же его “справедливо критикуют”: первой появилась статья кандидата исторических наук Ирины Пушкарёвой (“Когда утрачено чувство меры”, “Лит. Россия”, 27.07.79). Эта же статья привлекла внимание и такого “авторитета” в области советской литературы, как лондонская “Файнэншл тайме” — орган финансовых кругов Англии.
“Автор явно отступил от единственного верного принципа — классового подхода к оценке прошлого”, — утверждает Пушкарёва, не затрудняя себя приведением примеров. “В романе… неверно характеризуется ряд исторических лиц”.
Пушкарёва упрекает Пикуля в том, что он “не отразил в романе революционное движение в России начала XX века”. Но как бы в предвидении подобных упрёков, Пикуль ещё раньше написал и опубликовал на эту тему другой роман — “На задворках великой империи” и сделал на него ссылку в романе “У последней черты”. Однако Пушкарёва этой ссылки не приняла. Ей хотелось, чтобы Пикуль “розу белую с чёрною жабой” сумел “повенчать” в одном произведении. Хотя ей, как историку, должно быть известно, что “распутинщина” как явление стояла в стороне от жизни и борьбы трудящихся масс…
Валентин Оскоцкий в литературном обозрении “Воспитание историей” (“Правда”, 8.10.79) за что же критикует Пикуля? “Нет, не за внеклассовость, не за внеисторичность осуждают роман критики… Дело, пожалуй, не в недостатках романа Пикуля (каковые, несомненно, есть), а в самой выбранной теме.
Вот В. Оскоцкий с явным неудовольствием цитирует слова Пикуля о том, что в основу романа “положены подлинные материалы… Все имена сохранены в исторической достоверности. Вымышленных героев и событий в романе нет”.
И резюмирует: “Лучше бы они были”. Почему же? Да потому, что, как пишет Пушкарёва, “внеклассовым подходом отличается… назойливое акцентирование автором национальной принадлежности, того или иного персонажа, связанного с Распутиным и царской кликой”. Остаётся напомнить (и это не открытие Пикуля!), что вокруг Распутина и царской клики вертелись и тесно с ними были связаны многие, очень многие российские и иностранные граждане еврейской национальности — банкиры, промышленники, адвокаты, журналисты, политические и просто авантюристы, политические и просто проходимцы…
Наша литература никогда не замалчивала такие позорные явления в истории России времён царского самодержавия, как антисемитские законы, “черта оседлости”, еврейские погромы… И это не считалось и не считается “назойливым акцентированием”. Это действительно классовый подход рабочих, крестьян, трудовой интеллигенции, осуждавших и осуждающих антисемитизм. Но вот писатель назвал поимённо некоторых процветавших в то же царское время, паразитировавших на труде народном, шпионивших против России других евреев — не угнетённых, а угнетателей и их приспешников. И уже готовы ярлыки “внеклассового подхода” и “назойливого акцентирования”. Так прямо и заявляют: “Уж лучше бы он выдумал, чем писать правду!”
В книге Цезаря Самойловича Солодаря “Тёмная завеса” (“Молодая гвардия”, 1979) прочёл такие слова: “В монархической России интересы евреев-рабочих никогда не могли совпасть с интересами защищаемых царизмом евре-ев-капиталистов…” И возникает вопрос. А чьи интересы совпали с интересами тех, защищаемых царизмом евреев сегодня, через шестьдесят с лишним лет после победы Великого Октября? Кто и зачем пытается их, этих евреев, в дни революции как один оказавшихся по ту сторону баррикад, защитить, убрать из числа отрицательных типов советской литературы? Это тоже напоминает классовый подход — того класса, к которому принадлежали все эти Рубинштейны, Манусы, Манасевичи-Мануйловы, Сима-новичи и иже с ними…»
В. А. Дегтярёв удивлялся, почему же имя Пикуля, так много сделавшего в деле пропаганды истории, или замалчивается, или критикуется?..
«Нет в “Энциклопедическом словаре” имени В. Пикуля — автора 10 романов, а имя В. Амлинского, произведения которого вмещаются в два тома, присутствует?»
В ответе М. Кузнецова — заместителя председателя научно-редакционного совета издательства «Советская энциклопедия» В. А. Дегтярёву от 18 июня говорится: «В настоящее время готовится второе издание СЭС. Не сомневаюсь, что самым внимательным образом будет рассмотрено и Ваше предложение…»
Странно, но «советская власть в походе против Пикуля оказалась солидарной с Би-би-си», радиостанцией «Свобода» и лондонской «Файнэншл тайме» — органом финансовых кругов Англии. Их реакция на роман Валентина Пикуля оказалась однозначной: негативной. Что может обозначать это ненормальное явление? Оно может обозначать лишь одно: если существуют две системы — капитализма и социализма, то выходит, что Валентин Пикуль выступил от лица некоего третьего мира, который не устраивает ни мир социализма, ни мир капитализма. Забавное положение… Об этом стоит задуматься», — писал из Ленинграда читатель И. Коровин.
Рижанин А. Померанцев в письме автору рассказывает, как в 1928 году он проходил студенческую практику летом в селе Покровском Тюменского уезда, на родине Распутина, на прорубке лесных просек. Бригадиром у него работал младший сын Г. Е. Распутина — Иван Распутин.
«В ходе полевых работ мы, проходя по Сибирскому тракту от Покровского до Тюмени, обратили внимание на необычную его ширину протяжённостью 86 вёрст. Старики рассказали — Распутин со своими “высокими” гостями вздумал ездить от Тюмени не на тройке лошадей, а на пятёрке, так, чтоб можно было разъехаться на дороге двум пятёркам….
Двухэтажный деревянный дом Распутина с зелёной (тогда) железной крышей резко отличался от других своим городским видом. Однажды в доме, где мы квартировали, собралось десятка полтора пожилых женщин (по просьбе нашего таксатора). Мы спросили женщин: кто такой был Григорий?
— Примерно половина женщин стали плеваться — нехристь, антихрист — вытаращит свои глазища и смотрит не мигая. Страх берёт…
— Другая половина начала креститься, выговаривая: святой, святой старец, не покинь ты нас и там…
Три месяца мы трое уговаривали Ивана рассказать об отце. Ивану на вид было лет 30, невысокого роста, щупло-ватый, глаза голубые, круглые — совиные. У него было несколько мельниц, его раскулачили, оставили одну мельницу… Иван у односельчан пользовался авторитетом…
Об отце рассказал мало: “Мы, братья, не одобряли похождений отца. Просили его бросить барышничать, бегать на молитвы хлыстов, где отец был за старшего, мотаться по монастырям, церквям, а заниматься хозяйством. Но всё напрасно”».
«В последние месяцы два человека взбудоражили общественное мнение. Знаю, что тебе сейчас нелегко. Критика, причём заушательская обрушилась на тебя. Этим критикам надо бы повертеться в читательской среде. Послушать, что говорят читатели о писателе Валентине Пикуле. За журналами с “У последней черты” — такая очередь, что приходится стоять не один месяц… Все книги Пикуля сейчас встречаются с таким интересом, что их невозможно купить, если нет блата. Сам я нахожу роман талантливым — в нём дана уничтожающая критика царского самодержавия. Неужели критики этого не видят! Мне кажется, всеми критиками движет зависть к писателю, к той популярности, какую имеет Валентин Пикуль. В твоей творческой жизни были и раньше неприятности, и ты их мужественно перенёс. Переживёшь и это… Мужайся, друг! Сейчас в “Литературку” и в “Правду” идут письма читателей в защиту Валентина Пикуля. Послал письмо в “Правду” и я…
Хорошев Михаил, юнга. Павлово-на-Оке, 15.10.1979».
«Дорогой Валентин Саввич!
Кажется, наступило затишье. Чем кончилось обсуждение в Секретариате Союза писателей, Вы, наверное, знаете. Мне потрепали нервы, но с должности не уволили. Очень хотелось бы встретиться с Вами, познакомиться лично. Не теряю надежды, что, в конце концов, нам это удастся.
Не ругайте меня за то, что роман вышел с купюрами. Не всё зависело от меня…
Посылаю Вам одно из многих писем читателей (предлагает “Распутин и женщины” на польском языке). Автор его готова на время предоставить книгу в Ваше распоряжение.
С искренним уважением — Викулов Сергей Васильевич, главный редактор журнала “Наш современник”, 2.11.1979».
В это трудное для писателя время исключение из правил сделала единственная в Канаде газета русской общественности «Вестник», выходящая один раз в неделю, опубликовавшая в конце года отрывок из романа «У последней черты», поддержав писателя и подсказав тем самым, что он находится на правильном пути.
Подводя итог всему сказанному, хочется ещё раз напомнить читателю, что роман-хроника «Нечистая сила» (вышедший в журнале в сокращённом виде под названием «У последней черты»), который считал Пикуль своей главной удачей в творчестве, открыл сложнейшую эпоху в жизни России начала XX века. Как будто яркий светильник осветил потёмки того времени и его героев.
«Прошло много лет, вокруг моего романа и моего имени сложился вакуум зловещей тишины — меня попросту замалчивали и не печатали. Между тем, историки говорили мне: “Не понимаем, за что тебя били?” Ведь ты не открыл ничего нового, всё, что описано тобою в романе, было опубликовано в советской печати ещё в двадцатые годы…
Но не будем забывать, что писано это в том бесплодном и поганом времени, которое ныне принято называть “эпохой застоя”, а потому нашим верховным заправилам совсем не хотелось, чтобы читатель отыскивал прискорбные аналогии — между событиями моего романа и теми вопиющими безобразиями, которые творились в кругу брежневской элиты…»
Самой заветной мечтой автора было увидеть опубликованным полный текст романа, который является краеугольным камнем в понимании и в познании характера, творчества, да и всей недолгой жизни Валентина Пикуля.
Так считал он сам.
Лёд тронулся только в 1989 году.
Пикуль в беде
«Я, видевший столько смертей, понял, что есть только одна смерть — это смерть моей подруги…»
Зимой 1979 года Вероника заболела всерьёз и надолго. Беспокоило сердце. Иногда по 3–4 раза в сутки приходилось вызывать скорую помощь. После очередного серьезного приступа её положили в больницу, хотя она отчаянно сопротивлялась.
Проснувшись, Пикуль сначала шёл на Матвеевский базар, покупал продукты, затем готовил еду Веронике и шёл в больницу. Не работалось, да и жить в квартире практически было неуютно — из-за постоянных угроз по телефону, подмётных писем, звонков по селектору. Да и не только…
Никак не обойтись здесь без этого примитивного «однажды»: Пикуль пришёл ко мне на работу растерянный и расстроенный. В руке — авоська с продуктами.
— Вероника серьёзно болеет. Находится в больнице. Работу забросил. Сегодня она попросила докторской колбасы. Обошёл множество магазинов, базары — напрасно. Я сейчас за этот кусок колбасы готов заплатить золотом! — нервно с отчаянием говорил он.
Сразу после ухода Пикуля в библиотеку зашёл генерал, фамилию которого называть не буду, поскольку нет никаких обид на него и быть не может. Зная, что в его компетенции разрешить проблему Пикуля, я решила попросить каким-нибудь пайком помочь знаменитому писателю в эти трудные дни. Выслушав мои пояснения, генерал спросил:
— А что, разве в магазинах нет докторской колбасы?
Бытие определяет сознание… И мне до сих пор стыдно за эту тщетную попытку вымолить благотворительность за деньги. Невольно подумалось: вот наглядная связь экономики и литературы. Ведь сколько бы замечательных вещей написал Пикуль за то время, которое он потратил на хождения за лекарствами и колбасой.
А лекарства Веронике нужны были постоянно. Он обратился в аптеку Союза писателей Латвии. Там ему дали «от ворот — поворот»: «Вы не наш».
Валентин попросил Людмилу Алексеевну Салееву (супругу главного редактора газеты «Советская Латвия») помочь ему в это трудное время. Она познакомила его с заведующей спецаптекой, что находилась на углу Кирова и Стрелниеку, Полиной Карповной. Теперь часто можно было видеть Пикуля шагающим с букетом цветов на «свидание» с Полиной Карповной.
Видя такую безысходность в жизни писателя, старший морской начальник Риги контр-адмирал Мальков Евгений Георгиевич предложил Валентину Саввичу определить Веронику в военно-морской госпиталь, где военные врачи всегда придут на помощь.
Пикули зимой переехали жить в Булли, поскольку военно-морской госпиталь находился поблизости от дачи. Веронике в госпитале стало лучше, и начальник госпиталя, милейший человек, Геннадий Петрович Сухарев, разрешил ей на выходные отлучаться домой. Пикуль был благодарен медикам и доволен, что Веронике выделили отдельную палату.
Хоть и привык Пикуль к чистоте и порядку ещё на флоте, но в пятницу, к приезду Вероники из госпиталя, готовил вкусный обед, брился, наводил глянец в комнатах.
Наступило 14 февраля — страшный, трагический день для Пикулей.
Судьба вступила в смертельную схватку за жизнь…
И в этот её приезд было всё как обычно: она обошла комнаты, покормила птиц на веранде (там была кормушка) и хотела подогреть обед Пикулю.
Впрочем, предоставим слово Пикулю:
«Я никогда не забуду этот день, сверкающий и солнечный.
Вероника находилась в соседней комнате… и вдруг я услышал ее странный позывной крик: Вале-е-е-е…
Я быстро влетел в комнату. Возле стола стояла Вероника…
Но она была уже мертва… Едва мои пальцы коснулись её халата, Вероника упала мне на руки, и я понял, что это конец… Дрожащей рукой набрал нужный номер госпиталя:
— Это я, Пикуль! Приезжайте, Вероника без сознания. — Я не хотел произносить слова смерть!»
Похоронили Веронику на Болдерайском кладбище, недалеко от дачи.
Слова прощания произнёс адмирал Е. Г. Мальков.
Гражданских на похоронах было мало — кладбище заполонили офицеры флота и их жёны. А по периметру кладбище было оцеплено матросами — во избежание провокаций.
После похорон жены Пикуль впал в ступор. Наступила череда безрадостных дней, похожих один на другой — без неё. В доме тишина. Только пёс Гришка напоминал время от времени о себе. Он — настоящий друг — как будто всё понимал: не скулил, ничего не просил, только ласкался, упираясь мордочкой в ноги.
Пикуль не работал. Иногда мы перезванивались. Из разговоров по телефону я понимала, что при нём постоянно находились флотские офицеры: капитан 1 ранга Камы-шан, капитан 2 ранга Самсонов, капитан 3 ранга Уланов. Я их всех знала раньше. Может быть, они сами приходили, чтобы поддержать Пикуля в этот трагический период жизни, а может, Валентин Саввич искал друзей, чтобы приглушить постигшее его горе.
Нередко мысли фокусировались на одном: «Как он там, чем могу помочь?» Услышанное по телефону не давало ясной картины. Чужое горе становится твоим, когда увидишь его воочию. И такой случай неожиданно представился…
Но сначала я вернусь назад и поведаю о себе и своём знакомстве с Пикулями…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги