Глава 31 Невесты камикадзе
Не знаю, что раньше в этом строении было, но проемы в стенах имелись большие. Самолет туда, конечно, залететь не сможет, но его обломки — вполне…
Нам опять повезло — рядом с домом, где сейчас мы прятались, ещё какие-то столбы были. Скорее всего, они от телеграфной линии остались. Даже удивительно, что их здесь куда-то к делу не пристроили или не сожгли — окрестность деревьями была не богата.
Японский самолет так снизился, что желая протаранить дом задел крылом один из столбов. После этого путь его завершился — он упал на землю и запылал.
Выпрыгнувшие из машин солдаты всё это время стреляли по самолетам. Некоторые, даже из ручных пулеметов. Толку от этого было не много, но оставшиеся пилоты нас оставили в покое.
— Нестойкие какие-то камикадзе, — выразил удивление князь.
— Ну, какие есть. — что, из-за этого теперь мы будем ещё и расстраиваться? Я, например, очень был доволен, что оставшиеся три самолета нам на головы не свалились.
Конечно, не очень хорошо радоваться, что японцы улетели в другое место смерть нести. Кому-то другому из наших от них достанется. Однако… своя рубашка ближе к телу. Ещё, и не я их туда посылал…
Обломки одного самолета полыхали, а то, что осталось от двух других мы осмотрели.
Интересно, что в кабинах этих двух японских самолетов вместе с пилотами находились ещё и девушки. Ну, или — женщины, кто теперь разберет? Трупы, само-собой, не в целости и сохранности были, но понять — кто есть кто, вполне у нас получилось.
— Что, мужики-то у них уже кончились? — один из солдат в фуражке с тульей василькового цвета указал на мертвую девушку своему сослуживцу.
— Наверное. — кивнул тот товарищу.
— Это невесты смертников или их жены, — внес ясность Александр Владимирович.
— Во как… — покачал головой солдат, что указал на мертвую в самолете. — Надо же. Невесты…
Тут князь окружающих удивил, но не меня в их числе. Стихи он начал читать, как мне показалось — на японском.
Без всякого перехода Александр Владимирович вдруг перешел на русский:
Знаешь, мама, завтра я стану ветром,
По священной воле разящим свыше.
Я прошу тебя о любви и вере,
И прошу — сажайте у дома вишни,
Я увижу, мама — я стану ветром…
— Красиво… и глупо, — вдруг вырвалось у меня.
— Что так? — повернул ко мне лицо князь.
— Геройства мало самому погибнуть, надо врага убить и самому в живых остаться…
— Верно, верно, Нинель Иванович… Разные мы, они и мы…
Проговорил Александр Владимирович и дальше что-то по-японски читать продолжил. Что — неизвестно. Переводом он больше нас не порадовал.
Ущерб от японской атаки оказался совсем незначительным. Три своих самолета и находящихся в них ниппонцы разменяли на сгоревшую машину медицинского пункта батальона, заклинившую башню и погнутый ствол нашего танка. Да, расшиб ещё голову механик-водитель, но медицинский персонал из санитарного транспорта не пострадал и его со всем старанием, а так же умением, перевязали.
— Чалма! — скалил зубы чумазик указывая на свою голову.
— Чепец, — поправил его на автомате я. Название этой повязки на голове мне ещё в школе ротных фельдшеров намертво в голову вбили.
— По машинам! — ударило по ушам.
Что, орать-то так? Спокойно сказать нельзя?
У меня после этого налета что-то голова разболелась. Опять контузии о себе напомнили.
— По машинам!
Князь тоже поморщился. Не любил он, когда так орут.
Минута-другая и наша колонна тронулась.
Через полчаса движения где-то вдали я услышал гул перестрелки. Не только из стрелкового оружия кто-то души на небо отправлял, ещё и артиллерия, а возможно и танки в этом деле участвовали.
Князь нахмурился. Водитель же автобуса происходящее даже прокомментировал.
— А, говорили, что тут уж чисто…
Сказал боец и голову в плечи втянул. То ли страшно ему стало, то ли ещё что.
Александр Владимирович свёл брови.
— Врут, сукины дети… Знал бы, не потащил вас всех сюда…
Сидящие в автобусе притихли. Гражданские специалисты до конца не понимали, что происходит, а военные — напряглись. Исход любого боя предугадать трудно. Всякое бывает…