У Петера на хуторе

Навстречу гостям выбежала русоволосая женщина в длинной полосатой юбке и безрукавке, а на голове у нее был кружевной чепец.

– Это моя Надежда! – сказал Петер.

– Что так долго? Я уж волноваться начала.

– Работа задержала, – извинился Мерлин. – Это мы виноваты.

– Где ж виноваты! Они огромную баржу из Питера привели. Всевед прислал. Всей Сортавале припасов на полгода хватит. Да и нам провизии три телеги. Теперь все есть: и сахар, и пшени­ца, и масло растительное. Не одну рыбу есть будем.

– Мойтесь и сразу за стол! Пироги уж вас за­ждались.

– Я ж говорил! – гордо подмигнул Петер. – А муку где взяла?

– Последние остатки выскребла, – вздохнула Надежда.

– Ну, теперь зерно есть. Намелем муки, на год хватит.

Угощение было простое, но вкусное. В чугунке стояла картошка в мундире, жареная щука, сметана. А главным украшением стола был пирог с капустой.

После ужина беседа продолжалась. Петер и Надежда расспрашивали о жизни в России. Оказалась, эта тема Варваре не очень хорошо знакома. Она чуть не сбилась во времени. Начала рассказывать о перестройке и демократии. Но, увидев, что Петер и Надежда переглянулись, вовремя спохватилась.

– В школе надо учиться лучше, – тихо прошипел Мирослав. – Двойка тебе с минусом! На дворе начало тридцатых годов. А тебя куда понесло? Читать надо больше!

Мирослав сам повел разговор с хозяевами о жизни в России.

– Я тоже не слишком ориентируюсь в этом времени, – тихо признался Мерлин Варваре. – В Зеленце жизнь всегда была другая, чем в Питере. Хорошо хоть Мир у нас такой умный. Выручил! Варя, ты не обидишься, если я потом скажу им, что ты у нас чуточку больна и мы ради твоего здоровья пожаловали к ним в гости.

– Конечно, конечно! – согласилась Варвара.

Тем временем Петер и Надежда продолжили рассказ о своей жизни:

– Молодым жить тут стало невозможно. Это раньше мы стадо коров в тридцать голов держали. Работники у нас были. Масло, сыр, мясо в Питер возили. У меня постоянные покупатели были. Прямо в Елисеевском. Это на Невском который. А зимой по ладожскому льду со свистом, за два дня триста верст делали. Никогда мне в приеме товара не отказывали. Летом муж на ярмарке свою продукцию оптом сдавал. Теперь же все Приладожье оказалось в тупике.

Коров, кур как сейчас прокормить? Хлеб у нас свой не растет – лето короткое, да и почва каменистая. Раньше баржами зерно из России везли. А сейчас у нас в некоторых районах наступил голод. По Ладоге из России к нам никто сейчас не плывет. Рельсы на железной дороге, сами сегодня видели, проржавели. Значит, поезда в Россию тоже не едут. Цены на зерно взвились, скотину забивать стали – не прокормить. Остались без работы охотники и рыбаки. Рыбу также везти некуда. Как ее в Питер отправить через границу? Большинству пришлось на лесоповал идти. Дерево хоть не сразу портится. Работа трудная – раньше лес валили только заключенные, а теперь… Такая жизнь стала.

– Так как же вы справляетесь?

– Мы же «карелы – кору едим»! – пошутил Петер. – Сейчас полегче стало, а вот в войну зачастую в муку добавляли тертую кору. Такой вот хлеб ели.

– А можно попробовать такого хлеба? – спросил Мирослав.

– Так вы, говорят, такой же в Питере после революции ели? – удивилась Надежда. – Разве забыл уже?

Прокололся и Мир. Но он быстро вспомнил историю:

– Нет, у нас с опилками мешали.

– Так то самое и получается, – заверила Надежда. – И вспоминать не хочется об этом времени. Вместо стада коров оставили себе лишь две буренки. Хлеб от себя для них отрывали. А в следующем году, говорит Петер, что нам и одной хватит. Куда нам самим столько молока? Политики о нас не думают, когда решают свои дела. Да что я жалуюсь! Говорят, у вас большевики даже землю отняли?

Варвара хотела что-то сказать, но Мирослав поднял палец к губам.

– Нет, теперь снова дают. Сколько хочешь. Сейчас колхозы образуются.

– Это как?

– Крестьяне вместе ведут хозяйство, – пояснил Мирослав. – Одной артелью.

– Тогда хорошо, – сказал Петер.

Но Мирослав сразу увидел, что Петер задумался над сказанным. Было заметно, что практичный карельский хуторянин усомнился в правильности коллективного ведения хозяйства.

– А где нам можно поселиться? – спросил Мерлин.

– Да все три дома сыновей пустые стоят. Любой занимайте.

– Можно вон в том – ближнем к реке? – попросила Варвара.

– Конечно. В каждом доме все есть: и белье, и посуда.


Утром Мерлин рано разбудил ребят.

– Привыкайте жить по-новому. Рано ложиться, рано вставать! Ребята, я пойду помогать Петеру сети ставить. Он уже собрался выходить на Ладогу. Ты, Варя, помоги Надежде по хозяйству. Ну, а ты, Мир, твори. Попробуй придумать что-нибудь, чтобы жизнь хуторян облегчить. С Всеведом я ночью «по тарелочке» договорился – технику и инструменты этих времен он пришлет. Начни с мельницы, она почему-то не работает. Петер собирался ехать чуть ли не за десять километров, к своему соседу, чтобы у него зерно на муку молоть.

Мирослав тут же направился на мельницу, стоящую на ручье. Выше мельницы находилась плотина, которая собирала воду. Когда надо было перемолоть зерно, затворка открывалась и вода вертела колесо. Но то ли колесо заклинило, то ли в механизм что-то попало, жернова не крутились.

– Да брось, Мир. Петер уже смотрел, ничего не получается. За год денег накопим, инженеров из города выпишем. Отремонтируют мельницу. Помоги лучше нам пельмени лепить, – звала Надежда. – На сегодня муки хватит, а завтра Петер к соседу на мельницу съездит, намелет.

– Сами налепим, а Мир пусть возится с техникой. Он для этого создан! – Варвара даже не сомневалась, что Петеру никуда ехать не придется.

Уже через час Мир отправился в амбар за мешком зерна пшеницы. И вскоре мешок зерна превратился в мешок муки. Правда, некоторые потери были. Муки в мешке по весу стало чуть поменьше, чем было зерна. Зато Мир с ног до головы покрылся слоем белоснежной пыли. Он чихал, мельчайший мучной порошок лез в нос, все волосы стали белого цвета. Надежда и Варвара долго смеялись, увидев «мельника» Мирослава. Он поставил мешок с мукой перед Надеждой.

– Все ли правильно? – спросил он. – А то я первый раз это делаю и не очень хорошо представляю, какой должна быть мука.

Надежда запустила руку в мешок и удивилась:

– Такого тонкого помола у нас никогда не было! – восхищенно сказала она. – Тогда будут пироги!

Надежда тут же поставила тесто, а Варвара немного над ним пошептала. Ей не терпелось отведать пирогов с грибами и знаменитых рыбников. А хозяйке хутора снова пришлось удивляться, когда уже через час тесто буквально полезло из кадки. А вскоре она доставала румяные пироги из печи.

– Раз нас теперь пятеро, тем более молодых прибыло, и питаться будем не как мы, старики. Поможешь, Варя.

– Что делать будем?

– Освоим с тобой всю карельскую кухню. Будешь учиться у меня печь высокий мягкий хлеб, лепешки и рыбники. Петер на рыбалку на всю неделю выходит. Я два раза в год пеку сухие лепешки с отверстием посередине. Они у меня по нескольку месяцев под потолком висят. Петер и сыновья, отправляясь на дальние ладожские острова, их брали с собой. А тебе, деточка, обязательно надо на молоко и домашний сыр налегать.


Мирослав за день успел побывать в мастер­ских, осмотрел ферму, поднялся на скалу и все время что-то записывал в своем блокноте. Когда мужчины вернулись с рыбалки, Мерлин спросил Миро­слава:

– Как я понимаю, список будет длинным? Только предупреждаю, делай только то, что было известно в начале века.

– То есть пластиковых труб не будет? – пошутил Мир.

– Медными обойдешься. Ну, рассказывай, что придумал.

Мирослав рассказывал, а Мерлин одобрительно кивал головой.

– Гляжу, ты даже геологией успел заняться!

– Насосов даже не надо – ключ из горы бьет. Он расположен на три метра выше, вода в дом сама потечет.

– То есть водопровод проведешь и «лампочка Ильича» гореть будет?

– Будет «листричество», но только по три часа в день – больше воды ручей не накопит. Запасов воды в запруде ручья хватит только на вечер. Но если дожди пойдут, то и подольше. Поэтому я хочу ветряки сделать. Прямо на мельнице. Если ветер задует, то и воду в плотине тратить не надо. Пускай накапливается. Тогда можно переключать с ветряков на плотину. Либо вода, либо ветер электричество дадут. Стариков, правда, обучать придется, как перераспределять подачу энергии.

– Делай ветряки.

– Тогда еще жестяные листы, подшипники и проводов побольше понадобится… Через час скажу сколько.

– Ладно, считай – утром в Сортавалу слетаю.


Через три дня колесо на мельнице завращалось. Когда Петер вернулся с работы, Надежда посадила его за стол.

– Дай напиться.

Надежда открыла кран и на глазах у ее изумленного мужа прямо из стены хлынула вода.

– Мирослав водопровод сделал!

Старый карел воду попробовал.

– Такую воду пить не буду. Вкус не тот. Металлом отдает. Налей ключевой.

– Вода еще не успела трубы промыть, – извинился Мирослав. – Надежда, пусть течет, скоро очистится.

– А я и не почувствовала, – улыбнулась На­дежда. – Посуду мыть и белье стирать можно?

– Белье стирай, – разрешил Петер.

– Зажги свечи, темно сегодня, небо все тучами заволокло, – попросил Петер.

И тут в комнате стало светло, как днем.

– Горим! – вскричал испуганный Петер.

– Я тоже сначала испугалась.

– Не хочу – убери его! – указал Петер на лампочку.

– Да в Питере уже давно так, – оправдывался Мирослав.

– Не хочу жить в городе – не нужно это новшество совсем. Ночи белые, все видно!

Надежда зажгла свечи.

– Ладно, давай зажги свет еще раз, – попросил старый хуторянин.

Мирослав включил лампочку. Хотя в ней было всего свечей двадцать, старикам показалось, что комната залилась ярким огнем. Петер долго приглядывался, затем сказал:

– Убери! Старики мои без света жили, чем мы лучше!

– Мирослав говорит, что зимой свет пригодится. Сам подумай. Зимы долгие, темные. Когда у нас свечи в прошлом году кончились, помнишь, как мучились. И в коровнике темно. Скотине сено на ощупь приходилось кидать и не убраться толком. Кстати, я посчитала, если лампочка прогорит больше месяца, то это получится гораздо дешевле свечей.

– Ладно, пусть горит, – согласился Петер.

И в доме появилось несколько лампочек.

Загрузка...