Степан Ильич еще не видел мальчиков после их возвращения. Он шумно обрадовался, когда Васек с товарищами вошел в хату.
— Дорогой ты хлопец! — притягивая к себе Васька, сказал Степан Ильич.
Ваську захотелось обнять его крепко-накрепко, как, бывало, он обнимал своего отца, но он поборол в себе это желание, осторожно высвободился из объятий Степана Ильича и сел на скамью, избегая его взгляда. Степан Ильич понял, глубоко вздохнул, отвернулся. Молча слушал то, что рассказывали мальчики, без улыбки кивал головой. Потом перестал слушать, ушел в себя и, ссутулившись, сидел, глядя в окно.
Баба Ивга понимала, что именно мешает Ваську быть приветливым со Степаном Ильичом. Она смотрела то на одного, то на другого с глубокой грустью. Потом подошла к Ваську, нагнулась, поцеловала его в волосы:
— Ну что ж, так тому и быть! Тяжкое время!.. У каждого сейчас свой крест. Один потяжеле несет, другой полегче.
Васек не понял ее слов, но горячо откликнулся на ласку, прижался головой к ее плечу.
Одинцов и Мазин с завистью глядели на него:
— Как маленький…
Баба Ивга подошла и к ним. Одинцов смутился, когда она погладила его по голове, а у Мазина отросшие светлые волосы взъерошились; он напряженно вытянул шею и держал ее так, пока баба Ивга не сняла руки с его головы. Тогда, довольный неожиданной лаской, Мазин размешал пятерней свои волосы и сказал:
— Спасибо.
Ночью кто-то тронул Васька за плечо. Васек встревожился, заморгал глазами, проснулся.
«Не случилось ли чего с Севой?» — почему-то подумал он.
Но над ним склонилось темное лицо Степана Ильича.
— Встань, хлопчик…
В окошко глядела полная луна.
Одинцов и Саша крепко спали. Васек с испугом смотрел в лицо Степану Ильичу и, протянув за спиной руку, дергал за рубаху Одинцова. Но Одинцов, утомленный дорогой, не просыпался.
— Встань, хлопчик, — еще раз сказал Степан Ильич и потянул Васька за собой в сени.
Васек шел за ним, не доверяя ему и не смея ослушаться.
Сердце у него билось.
«Что ему надо?» — с тревогой думал он.
В сенях Степан Ильич наклонился к нему и зашептал:
— Беги, сынок, до конюха… огородами беги… осторожненько… Мне нельзя… люди донесут… Скажи конюху, чтобы зараз в лес подавался. Чуешь, сынок?
Васек кивнул головой, поднял на Степана Ильича глаза и вдруг жарко, порывисто обнял его за шею, прижался головой к его груди.
Степан Ильич обхватил его обеими руками любовно и крепко:
— Боишься?
— Нет, нет!
Васек выскользнул во двор, пролез под плетнем на огород и, прячась в кукурузе, пополз к хате конюха. Село, облитое лунным светом, казалось пустым; безглазые, слепые окошки с запертыми ставнями не мигали теплыми огоньками; издалека была видна площадь с черной виселицей…
Конюх, его жена Катерина и Грицько спали. Васек тихонько стукнул в оконце. Подождал, оглянулся. На второй стук чуть-чуть приоткрылась дверь, показалась взлохмаченная голова конюха. Васек проскользнул в камору. Шепотом передал поручение Степана Ильича. Конюх заторопился; старая бабка засуетилась; жена в темноте стала собирать вещи.
— Это он, это Петро проклятый! Не миновать ему, дьяволу! — натягивая сапоги, шептал конюх. — Спасибо Степану… Скольких людей спас!..
Васек бросился к Грицько, крепко обнял его за шею.
— Дядя Степан не предатель! Это он меня послал к вам, Грицько! Он не предатель! — горячо зашептал Васек товарищу.
Грицько смотрел на Васька сонными, ничего не понимающими глазами.
— Одевайся, сынку, одевайся! — торопила его мать.
Степан Ильич дожидался Васька в сенях. Видимо, он и не уходил оттуда. Он сам уложил мальчика, укрыл его рядном, снова повторив свои слова:
— Дорогой ты хлопчик… цены тебе нет…
Васек долго держал его руку, прижимая ее к горячей щеке.
На рассвете эсэсовцы стучали прикладами в пустую камору конюха, разбивали двери. Старая бабка пряталась у соседей; конюх с женой и сыном ушли в лес.