– Эй, новенький! – Кто-то резко дёрнул засов на двери камеры Ладвига. – Обеденное время! Выметайся из камеры! Пошевеливайся!
Сержант вышел из помещения и нос к носу столкнулся с упитанным субъектом, поигрывавшим металлическим кольцом с надетыми на него тремя ключами разного размера. Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться, какую должность он здесь занимал. Ладвиг повидал не так уж много мест лишения свободы, но хорошо усвоил, какие типы обычно нанимаются в тюремщики.
– Сейчас пойдёшь налево по коридору в сторону обеденного зала, – заученной скороговоркой произнёс надзиратель. – Там встретят, накормят и напоят. Лекарь тебя уже осматривал?
– Я только что из лазарета.
– Тем лучше. Не забудь руки вымыть, прежде чем за стол сядешь.
– С чего такая забота?
– А с того, что медицинский осмотр один раз в декаду. Если вдруг у тебя живот прихватит, придётся терпеть. По таким пустякам я доктора беспокоить не стану.
В коридоре никого не было, хотя остальные двери оказались распахнуты настежь. Внутри камер взгляду сержанта открылась точно такая же обстановка. Скромно и без излишеств.
– Поторапливайся! – Крикнул вдогонку Ладвигу надзиратель. – Нечего в открытые двери заглядывать! У нас здесь этого не любят!
Коридор заканчивался металлической решётчатой дверью из толстых прутьев. Около неё стояли два человека в мундирах егерской службы.
– Обеденный зал здесь? – Спросил сержант, разглядывая висевший в ярде над полом большой жестяной кувшин.
– А-а, новый постоялец! – Откликнулся один из егерей. – Подставляй руки.
Он отошёл в сторону, и Ладвиг увидел в полу дыру, из которой тянуло сыростью. Егерь потянул за верёвку, заставив кувшин наклониться. Поймав ладонями струйку горячей воды, сержант ополоснул руки, и уже хотел просто стряхнуть с ладоней капли, когда второй егерь достал из корзины сухую чистую тряпицу и протянул ему.
– С каких это пор заключённых принято называть постояльцами? – Задал вопрос Ладвиг. – Или у вас здесь особенная тюрьма?
– Ты не умничай, – посоветовал ему заведовавший кувшином егерь, – как начальство решит, так и будете называться. Захочет назвать енотами, будете енотами. А пока что все вы тут считаетесь постояльцами.
– И не зря. – Добавил раздававший полотенца егерь. – Житуха не хуже, чем в офицерском госпитале. Можешь мне поверить. Два длинных сезона я там службу нёс.
Вытирая ладони, сержант рылся в памяти, пытаясь понять, почему лицо второго егеря кажется ему знакомым. Передавая назад тряпицу, Ладвиг всё-таки его вспомнил и спросил:
– Вы меня не узнаёте?
Пожилой служака окинул его взглядом, озадаченно нахмурился, затем пожал плечами:
– Всех вас не упомнишь. Когда прибыл? Один, или группой конвоировали?
– Короткий сезон тому назад, или около того, вы меня встречали на въезде в замок.
– Я на том посту через три дня на четвёртый дежурю. – Махнул рукой егерь. – Один день на другой похож, как яйца из-под несушки, все беленькие и одинаковые на вид. Так сразу и не вспомнить, что было в прошлом коротком сезоне. Ежели не расскажешь, чего примечательного в тот день могло случиться, то и не вспомню.
– Меня в тот день ножом в спину пырнули. Неужто не припоминаете? Стоило зазеваться, как двое буйных тут же полезли в драку.
– Так бы сразу и сказал! – Обрадовался егерь. – Такое не забывается! Тех буйных ребятишек не сразу угомонить удалось. Пришлось дополнительный наряд стражников вызвать. А нашим парням только дай повод кулаками помахать! Уделали супостатов, повязали, и в карцер на декаду упрятали.
– Как там мой конь, не знаете? – Дрогнувшим голосом спросил Ладвиг. – Хотел бы я его проведать.
– Какой ещё конь?
– Гнедой жеребец по кличке Фитц. Вы сами сказали, что в конюшню замка его определите. Что грех, мол, такого коня на мясо пускать.
– Что-то ты путаешь, парень, – покачал головой егерь, – не было с тобой никакого жеребца.
– Не может быть! Я же на нём сюда и приехал! – Возмутился Ладвиг. – Со мной двое сопровождающих было. Офицеры Тайной Стражи без знаков различия.
– Тебя к нам городская стража доставила. – Не обращая внимания на горячность собеседника, сказал егерь. – Ты в тот день не в себе был. Меч какой-то особенный искал. Даже у меня про него спрашивал. Когда тебя ребятишки буйные порезали, я сразу за лекарем послал. Как только он в твои глаза заглянул, да на язык посмотрел, то присвистнул и говорит: «Лихорадка у сержанта. Несите в лазарет».
– Неприятная болезнь. – Вмешался другой егерь. – По себе знаю. Жар по всему телу такой, что мозги в голове закипают. Совсем ничего не соображаешь. Вокруг тебя что-то происходит, но то ли во сне, то ли наяву – ничего не понять. Ты тот день, когда в лазарет попал, помнишь?
– Нет, – подумав, ответил Ладвиг. – Плохо мне было. Очнулся где-то через декаду.
– Вот. Представляю, что ты там в бреду нёс. Сам, поди, и поверил в это.
– Так, наверное, и было… – растерянно произнёс Ладвиг. – Извините…
– Бывает. – Миролюбиво улыбнулся пожилой егерь. – Поторопись, с обедом. Скоро у другой смены наступит время приёма пищи.
Пройдя несколько шагов, сержант оглянулся:
– Не подскажете, где найти тех двоих… как вы их назвали? Буйных ребятишек?
– На том свете, парень. Через несколько дней после того, как их из карцера выпустили, оба умом тронулись вместе с ещё одним постояльцем. Затеяли они серьёзную потасовку с охраной периметра, а те шуток не понимают, вот и перебили всех троих.
Обеденный зал оказался светлым просторным помещением с высоким потолком, но без привычного вида окон, располагавшихся под самой крышей, из-за чего, проникавший внутрь солнечный свет рассеивался и на уровне человеческого роста глаза уже не слепил. Ладвиг успел привыкнуть к тёмной камере и слабоосвещённым коридорам, и в первый момент поразился, насколько светло в обеденном зале. Первым, что он увидел, были длинные столы, за которыми с двух сторон сидели люди.
– Чего встал? – Раздался недовольный голос с противоположного конца обеденного запомещения. – Тащи сюда свою задницу!
– Первый раз человек пришёл. Не видно, что ли? – Гнусаво произнёс сидевший ближе всех к выходу мужчина и, взглянув на Ладвига, добавил: – Эй, новенький, здесь не ресторан, еду никто не принесёт!
Сержант кивнул и направился к некоему подобию барной стойки, где хозяйничал человек в белом поварском фартуке.
– Какая камера? – Спросил он тем же недовольным голосом.
– Тёмная и неуютная. – Ответил Ладвиг. – Мне там не понравилось.
Обедавшие постояльцы дружно захохотали, а лоснившееся от пота лицо повара начало покрываться багровыми пятнами.
– Шутник, или придуриваешься? – Процедил он сквозь зубы. – Отвечай, какой номер у камеры, в которую тебя поселили?
– Тридцать восемь, – не очень уверенно произнёс сержант, – кажется.
– А то ты не знаешь, Тунор, что с нашей половины, только тридцать восьмая до сегодняшнего дня и пустовала! – Послышалось со стороны выхода из обеденного зала. – Корми новенького, а то время заканчивается!
– Заткнись, Роалд! – Брызгая слюной, взвизгнул повар. – Как ты мне надоел! Обойдусь без твоих дурацких советов!
Тунор сердито посмотрел на Ладвига, с грохотом поставил на стойку глубокую миску и стал наполнять её наваристой мясной похлёбкой.
– Лопай, шутник. Хлеб вон там возьмёшь.
– Сколько кусков брать? – Спросил сержант, глядя на крупно нарезанные ломти. – Я пока не знаком с местными правилами.
– Сколько в тебя поместится, столько и бери. – Повар выставил на стойку наполненную пивом кружку средних размеров. – Сразу предупреждаю: больше одной кружки не положено. Понял? Чтоб не ходил и не клянчил. Всё равно не налью!
– Монастырское? – Поинтересовался Ладвиг, кивком указав на пиво.
– Да ты, действительно, шутник. Суп сначала отнеси. – Посоветовал Тунор, видя, что сержант увидел свободное место за одним из столов и уже собрался идти туда вместе с кружкой. – Пиво без присмотра я тебе не советую оставлять.
«Знатная стряпня, – восхитился сержант, уплетая густую похлёбку, – теперь я начинаю верить, что это не тюрьма. Заключённых никто не стал бы так кормить».
Сидевший напротив Ладвига постоялец отставил в сторону пустую миску и сыто рыгнул.
– Слышь, новичок, – сказал он, ковыряя в зубах длинным ногтем на мизинце левой руки, – говорят, у начальства есть комната, куда они нескольких шлюх поселили. Ходят к ним по очереди развлекаться. Ничего про это дело не слышал?
– Нет.
– Люди рассказывали, что по ночам откуда-то сверху женский смех доносится, – с мечтательными интонациями в голосе произнёс постоялец. – Давно я не слышал этой сладкой музыки…
– Почему сверху? – Из вежливости поинтересовался Ладвиг, принимаясь за пиво.
– Все помещения для начальства находятся под самой крышей. Вход туда только через комнату отдыха охранников. У тебя какой номер камеры?
– Тридцать восемь.
– Далековато. – Разочарованно вздохнул собеседник. – По моим прикидкам, из восемнадцатой камеры лучше всего должно быть слышно. Жаль, что там Айдж живёт. Глуховат он… У тебя со слухом как? Нормально?
– Наверное, – усмехнулся сержант. – Когда нёс службу в Энгельбруке, бывало, за полсотни шагов слышал, как часовые на посту тихонько посапывают.
– Тогда навостри уши, новичок. Если что услышишь – скажи мне. Я в долгу не останусь, найду, чем отблагодарить хорошего товарища.
– И какая тебе в этом польза, Исмо? – Спросил его сосед слева. – Даже если шлюхи действительно там, то, как ты решил до них добраться?
– Когда я твёрдо буду уверен в том, что они есть, – серьёзным тоном ответил Исмо, – то найду способ, не сомневайся.
– Закончить приём пищи! – Скомандовал повар. – Посуду на столах не оставлять! Пошевеливайся, Роалд! Надо было молча челюстями работать, а не трепаться попусту.
Вместе со всеми Ладвиг встал из-за стола и направился к выходу. Решётчатая дверь в коридоре была открыта, и возле неё уже собрались постояльцы из второй смены. Первые из них закончили мыть руки и норовили пройти в обеденный зал, но на их пути стояли надзиратели, ожидавшие, пока опустеет помещение.
– Арне? – Удивлённо воскликнул сержант, увидевший среди толпившихся людей знакомое лицо.
– О! Вот уж кого не ожидал здесь увидеть! – Засмеялся бывший обитатель подземных коммуникаций Энгельбрука. – И давно вы, господин сержант, гостите в Озёрном замке?
– Формально, первый день. – Ответил Ладвиг, решив не рассказывать про историю с ранением.
– Проходи до своей камеры. – Сказал стоявший позади надзиратель. – Не создавай помеху остальным.
– Не ругайся, мы с приятелем давно не виделись. – Арне покинул очередь в обеденный зал и отошёл вместе с Ладвигом в сторону. – Я как из подземелий выбрался, сразу же пустился в загул. Оторвался по полной! Приятно вспомнить. Выпивка, девки, выпивка с девками и без девок. В кости играл столько, что на ладони отпечаток от кружки в мозоль превратился. Не помню, сколько дней проторчал в квартале красных фонарей, не выходя на улицу. И тут, на мою беду, случилась облава. Кого там стражники искали – не знаю, но нашли меня, и с опознанием больших проблем у них не возникло. Один день продержали в Энгельбруке, а потом сюда доставили. Я уже больше декады в Озёрном замке. Недавно сюда привезли ещё четверых, из тех, с кем мы вместе шалили в городе. Остальные пока на свободе. Тебя-то за что взяли? Не оправдал надежд Магистрата?
– С заданием не справился. – Неохотно признался сержант. – Сопровождал в Остгренц одного человека. Погиб он по собственной глупости, а меня признали виновным в том, что плохо его охранял.
– Всего-то? – Снова засмеялся Арне. – Я в своё время немало насолил городской страже. Когда поймали, думал, что сошлют на рудники до конца скончания дней. Оказался здесь и понял, что эта тюрьма не страшнее богадельни для старушек при женском монастыре. А тебе не обидно за какой-то пустяк свободой расплачиваться? Как сам считаешь?
– Человек тот важной птицей оказался. Мне сказали, что его смерть могла обострить отношения с Восточным герцогством.
– Тогда понятно. В подобных ситуациях обязательно найдут, на кого свалить всю вину. Это мне хорошо известно. Вахмистра Виланда тоже арестовали?
– Скорее всего, нет. Наши дороги разошлись. Во время последней встречи он даже пытался втолковать мне, что это задание до добра не доведёт. Я не послушал опытного человека…
– И в результате оказался в камере, – закончил фразу Арне. – Больше никого из знакомых здесь не встречал?
– Нет ещё.
– Ты удивишься, когда узнаешь, кто в Озёрном замке заведует складом с различным тряпьём.
– Каким тряпьём? – Не понял Ладвиг.
– Простыни всякие, наволочки на подушки, – стал перечислять Арне, – ещё чего-то. Помнишь хромоногого Тилло? Этот хорёк каким-то образом пролез в кладовщики и теперь живёт здесь на всём готовом, напоминая ушедшего на покой цехового мастера. Высокие у него, должно быть покровители.
– Он не из постояльцев?
– Нет! Весь из себя такой важный, будто секретарь суда. Меня как увидел, сразу такое лицо скорчил, как будто мимо него золотарь с полным ведром дерьма прошёл. Хотел бы я понаблюдать за выражением крысиной мордочки Тилло в тот момент, когда он встретит тебя! Бьюсь об заклад, что хромоногий очень обрадуется!
Загалдели ринувшиеся в обеденный зал постояльцы. Арне на прощанье подмигнул Ладвигу и сказал:
– Не унывай, сержант! Ещё увидимся!
В камере Ладвиг обнаружил аккуратный свёрток с постельным бельём, подушку и одеяло. Все вещи были чистыми и, словно в хорошей гостинице, источали лёгкий цветочный аромат.
– Пахнут, будто постель девичья, – раздался рядом голос неслышно подошедшего надзирателя. Он стоял в дверях и, ухмыляясь, наблюдал за сержантом. – Дверь я пока открытой оставляю для проветривания, но чтобы никаких хождений по коридору. Нужду справлять можешь прямо в камере. В углу пробита дыра до канализационного стока. Неширокая, но если прицелиться, то легко попадёшь с первого раза.
Довольный собственной шуткой надзиратель захохотал и, звеня ключами, двинулся дальше по коридору. Всё это время Ладвиг снова и снова прокручивал в памяти разговор с пожилым егерем. Он хорошо помнил день, когда прибыл в Озёрный замок в сопровождении агентов Тайной Стражи герцога Кэссиана. И это было первое расхождение с рассказом егеря, утверждавшего, что нового постояльца привезла городская стража Энгельбрука. Второе расхождение касалось рапиры сержанта, которой он до того дня ни разу толком не сумел воспользоваться.
Эпизод с попыткой захвата Виланда нельзя было отнести к разряду успешных действий. Агенты не стали отбирать рапиру у Ладвига, оружие было при нём в момент прибытия, и никаких других версий здесь не предполагалось. И совсем уж нелепым казалось заявление пожилого егеря, что в тот день он не заметил никакого гнедого жеребца. Всё это выглядело в высшей степени странно, и у сержанта возникло единственное объяснение происходящему: кто-то воспользовался его беспомощным положением после полученных ран и присвоил себе коня заодно с рапирой. Ладвиг вспомнил, что следуя вместе с конвоиром в замок, проходил мимо конюшни, где содержались лошади. Видимо, жеребца там не оказалось, иначе он обязательно почуял бы хозяина и дал о себе знать.
«Мне бы только узнать, что с ним всё в порядке… Надеюсь, Фитц попал в хорошие руки, и нынешний хозяин способен оценить его по достоинству».
От невесёлых мыслей Ладвига оторвало лёгкое постукивание, доносившееся со стороны коридора. Звук постепенно приближался, и в тот момент, когда сержант догадался о его происхождении, перед открытой дверью камеры мелькнул хромавший на левую ногу человек с костылём в руке. Могло показаться, что человек просто шёл по своим делам, но Ладвиг заметил пару брошенных им взглядов. Один внутрь камеры, другой на выбитый над дверями номер. Помня о том, что с Тилло они расстались отнюдь не друзьями, сержант не стал его окликать.
Общение с этим неприятным субъектом в ближайшие планы не входило. Планов, как таковых, было немного, а если быть точным, то в списке фигурировал только один пункт: узнать о судьбе Фитца. Кроме этого существовало несколько недостаточно чётко оформившихся вопросов, самый первый из которых гласил: чем предстоит здесь заниматься? Туманные разговоры о новом роде войск Ладвиг пока не воспринимал всерьёз. Всё это могло оказаться отвлекающим манёвром, призванным успокоить попавших в Озёрный замок людей.
По коридору прошёлся надзиратель, с грохотом закрывавший тяжёлые двери камер. Оставшись почти в полной темноте, Ладвиг разделся и лёг в постель. Глядя в потолок камеры он увидел там едва уловимый металлический отблеск, которого не замечал раньше. Свет горевшего в коридоре факела проходил через небольшое оконце и отражался в каком-то металлическом предмете на потолке. Сержант поднялся, вышел на середину камеры и вытянул руку вверх. Пальцы нащупали переплетение толстых металлических полос, составлявших восьмиугольную решётку, размеры которой не превышали полутора ярдов по диагонали.
Поднявшись на носочки, Ладвиг просунул пальцы дальше и наткнулся на пустоту. Сводчатый каменный потолок камеры нижнего яруса служил одновременно полом камеры верхнего яруса. А теперь часть каменной кладки отсутствовала и на её месте находилась решётка. Сержант мало что смыслил в строительстве, но и его скудных познаний в этом вопросе хватило, чтобы понять – пользы от решётки никакой, а вот вреда немало. Изъятие центральных камней арочного перекрытия серьёзно нарушало прочность конструкции. Стоило решётке расшататься в своих пазах, и это могло вызвать обрушение потолка нижней камеры.
«Хорошо, что кровать у самой стены, – подумал Ладвиг, – там есть шанс выжить при обвале».
Он вернулся в постель и почти сразу же заснул. Сон был беспокойным, с беготнёй, то ли за кем-то, то ли от кого-то. В очередной раз, перепрыгивая препятствие, сержант потерял равновесие и стал падать. Казавшееся бесконечным падение разорвало путы сна, Ладвиг понял, что он действительно летит и через мгновение грохнулся на каменный пол камеры. Невидимые в темноте люди крепко схватили его за руки, рывком поставили на ноги и прижали к стене.
От неожиданного удара в солнечное сплетение перехватило дыхание, сержант раскрыл рот, и в него сразу же запихнули скомканную тряпку. Затем началось методичное избиение. Старательно лупили по корпусу, лицо предпочитали не трогать, без проявления особой жестокости, разок врезали ниже пояса. Всё происходило в полной тишине, нарушаемой только звуками ударов и шумным дыханием ночных гостей.
Сколько времени это длилось, сказать было трудно, сначала Ладвиг даже считал удары, но потом сбился. Державшие сержанта люди внезапно его отпустили, он попытался устоять на ногах и даже почти в этом преуспел, но избитое тело плохо держало равновесие. К лежавшему на полу Ладвигу склонился один из ночных гостей, вынул из его рта кляп и тихо произнёс в самое ухо:
– Думаю, ты понял, от чьего имени мы передали тебе привет. Я всего лишь выполнял поручение, и никаких личных претензий к тебе не имею. Такая работёнка мне не по душе, но времена, когда я сам был себе господином, давно прошли. Всё, что смог для тебя сделать, так это попросить ребят не усердствовать сверх меры. Спокойной ночи, сержант.
– Спокойной ночи, Арне, – выдохнул Ладвиг, когда услышал шум задвигаемого снаружи засова.