Кассандра оторвалась от книги.
— Ты уже вернулся?
— Смотреть тут особо не на что. А вот у тебя есть книги, которые я мог бы почитать.
Девушка положила книгу на столик, пристально посмотрела на него.
— У меня также есть армия, которую ты мог бы использовать.
Найтхаук покачал головой.
— Слишком уж она неорганизованная. И малочисленная. Повторяю еще раз, нельзя штурмовать хорошо укрепленную крепость с толпой оборванцев. У твоего отца в этой армии сотни, если не тысячи шпионов, и они сообщат ему о каждом отданном тобой приказе. Есть и другая проблема.
— Какая же?
— Только Голубые Глазки, Джори и еще десяток самых доверенных лиц знают, что ты — Кассандра Хилл. Когда об этом станет известно всем, за твою жизнь не дадут и десятка кредиток. По крайней мере половина твоих сторонников решит, что Ибн-бен-Халид специально придуман губернатором Перикла V, чтобы облегчить поиск неверных.
— Я им все объясню.
— Ты же в Пограничье. Будешь встречаться с каждым по отдельности?
— Ты не прав. Это мои люди. Они преданы моему делу.
— Будем надеяться, что нам не придется выяснять, так ли это. Гораздо лучше держать их в неведении.
— Так когда же ты перейдешь от слов к делу?
— Еще рано.
На лице девушки отразилось раздражение.
— Кассий Хилл не станет слабее, знаешь ли.
— Знаю. Но я пробыл в Пограничье слишком мало времени. Если я так легко и быстро найду Кассандру Хилл и Ибн-бен-Халида, он заподозрит неладное.
— С чего ты взял? Ты же совсем не знаешь его.
— Я знаю, что он подозревает всех и каждого. И это неудивительно, врагов у него хватает.
Кассандра кивнула.
— Хватает с лихвой.
Найтхаук подошел к полкам с книгами. Просмотрел титулы, вытащил парочку, пролистал, поставил на место.
— Слишком много беллетристики, — вынес он вердикт.
— И что же?
— Ты хочешь быть лидером. Вот и читаешь книги о политиках и лидерстве. Пусть даже Макиавелли. Девяносто процентов твоей библиотеки — беллетристика, — он пренебрежительно фыркнул. — Мусор.
— Из этих книг можно много узнать о людях.
— Они полны лжи.
— Сюжеты — ложь, но все остальное — правда. Во всяком случае, у хороших писателей.
— Ты хочешь быть лидером, — повторил Найтхаук. — Как может выдуманная история о людях, которых никогда не существовало, научить тебя разбираться в мыслях и поступках настоящих людей?
— Как это странно.
— Что?
— Мне казалось, что именно ты, хладнокровный киллер, должен искать прибежище в беллетристике.
— Я? Почему?
— Книги — альтернатива ужасам и жестокости твоего занятия.
— Я всегда действовал на стороне закона, — ответил Найтхаук. — Преступником не был.
— И что сие означает?
— Я не видел ничего ужасного в своей работе. Я воздавал нарушителям закона по справедливости. И иной раз не без удовольствия.
— Убийство доставляло тебе удовольствие?
— Я думаю, те же чувства испытаешь и ты, увидев труп своего отца.
— Тут дело другое. Личное.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что собрала целую армию, чтобы разрешить семейную ссору? — полюбопытствовал Найтхаук.
— Нет, разумеется, нет. Все они унижены и оскорблены Кассием Хиллом.
— А ты — рупор.
— В определенном смысле.
— Тогда я, в определенном смысле, выступаю от имени всех тех, кого ограбили или убили люди, за головы которых назначено вознаграждение.
Он ожидал гневного взрыва, но Кассандра неожиданно расхохоталась.
— Все-таки ты умница.
— Благодарю.
— И зарываешь свой талант в землю, избрав такую профессию.
— Позволь с тобою не согласиться. Умных много. А Вдоводел один.
— Возможно.
— Возможно? — Найтхаук вопросительно изогнул бровь.
— А как насчет оригинала… человека, с которого тебя клонировали?
— Я уже говорил, он останется замороженным, пока не изобретут способа лечения эплазии.
Кассандра скорчила гримаску.
— Ты не говорил, что это эплазия. Ты тоже можешь ею заболеть?
— Я уже болен.
Она пристально вгляделась в него, выискивая признаки болезни.
— Пока эплазия на самой ранней стадии. Еще год или два она ничем не проявит себя.
— Какая ужасная тебя ждет смерть! — По телу Кассандры пробежала дрожь. — Кожа будет гнить, в зияющие бреши начнет проникать инфекция, которая уничтожит весь организм!
— Я не собираюсь умирать.
— Никто не собирается умирать. Но все умирают.
— Уточню. Я не собираюсь умирать от эплазии. Потому что лечить ее научатся до того, как болезнь уложит меня на больничную койку. Потому-то я здесь… чтобы заработать денег, которых хватит на оплату пребывания настоящего Найтхаука в клинике и его лечение. — Он помолчал. — Какие-то деньги понадобятся и мне.
— Ты, наверное, испытаешь шок, встретившись с ним после выздоровления.
— Не думаю.
— Никакого шока не будет?
— Я с ним не встречусь.
— Почему нет?
— Не знаю, но мне представляется, что встречаться нам с ним не следует. Иначе возникнет подобие временного парадокса, когда встречаешь самого себя. Я уверен, что Вселенная от этого не погибнет и время не остановится, но все-таки встречи надо избежать.
— Но должен же он поблагодарить тебя.
— В этом нет необходимости. — Найтхаук задумался. — Не благодаришь же ты себя за то, что чистишь зубы или дезинфицируешь царапину. Он — это я, я — это он. Действует закон самосохранения, ничего больше.
— Интересные, должно быть, у тебя кошмары.
— Случается и такое, — признался он — Значит, что-то не дает тебе спать спокойно?
— С такими вопросами следует обращаться к Мелисенд, — с улыбкой ответил Найтхаук.
— Я серьезно.
Он пожал плечами.
— Не знаю. Предпочитаю об этом не задумываться. Наверное, то, чем я занимаюсь, — мое призвание.
— А как ты понял, в чем твое призвание? — настаивала Кассандра. — В три года убил дворецкого?
— Наверное, убил бы, будь у нас дворецкий. — Улыбка Найтхаука стала шире.
— Не очень-то ты откровенный.
— Потому что это его жизнь, а я не знаю, хочет ли он, чтобы я отвечал на твои вопросы.
— Но ты говорил, что в тебя вложили все воспоминания оригинала. Значит, это и твоя жизнь.
— Это его воспоминания, не мои, — покачал головой Найтхаук. — Все права на них принадлежат Вдоводелу.
— Никогда не встречала такого, как ты.
— Полагаю, это комплимент.
Кассандра замолчала, а Найтхаук продолжил изучение стоящих на полках книг. Наконец вытащил одну.
— На ком остановился? — спросила Кассандра.
— Танбликст, — ответил Найтхаук.
— Это коллекционный экземпляр, — заметила девушка. — На канфоритском.
— Я на нем читаю.
— Ты продолжаешь удивлять меня.
— В прошлом мне приходилось работать с канфоритами. Ладить с ними гораздо проще, если хоть немного знаешь их язык.
— Хотя закон требует, чтобы инопланетяне изучали терранский или хотя бы обзавелись транслейторами?
— Именно потому, что таков закон — Молодец. Одобряю.
— Разумеется, одобряешь. Ты же Ибн-бен-Халид.
— Только когда я не Кассандра Хилл.
Найтхаук улыбнулся.
— По крайней мере я всегда Джефферсон Найтхаук, даже если я и не знаю, какой именно.
Она рассмеялась.
— Ты не такой, каким я ожидала увидеть Вдоводела.
— Вдоводела ты еще не видела. Только Найтхаука.
— Разве это не одно и то же?
— Нет. Я всегда Найтхаук. А Вдоводелом становлюсь по необходимости.
— У меня складывается ощущение, что эта комната слишком тесна для такого количества личностей.
Найтхаук улыбнулся.
— Ты мне нравишься, Хилл. Я рад, что теперь моя цель — твой отец, а не ты.
— Приятно слышать, что ты такого мнения.
Он произнес совершенно непонятную фразу.
— Пожалуйста, повтори.
Найтхаук повторил.
— Что ты сказал?
— Комплимент.
— На канфоритском?
— На лодинитском.
— Ты говоришь и на лодинитском?
— Немного.
— Да ты просто кладезь талантов.
— Стараюсь. Но, к сожалению, помнить меня будут только по одному из них.
— Это талант, который рушит империи.
Найтхаук покачал головой.
— Империи не рушатся после смерти правителя. Всегда находится желающий занять освободившееся место. Империи рушатся, если рушатся, лишь потому, что слишком прогнили, чтобы не развалиться.
— Значит, ты сомневаешься, что империя моего отца готова развалиться?
— Может, готова, а может, и нет. Все зависит от того, что заложено в ее основе. Лично меня судьба империи не волнует. Главное, чтобы в сейфе губернатора Хилла лежали деньги, которых хватит на нужды настоящего Найтхаука.
— Хватит и даже останется.
— Увидим.
— Ты мне не веришь?
— Не обижайся. Я никому не верю. И никогда не верил. Потому-то и дожил до шестидесяти двух лет.
— Ты не выглядишь на шестьдесят два.
Найтхаук печально улыбнулся.
— Один из нас выглядит.
— Тому уже не стать моложе и здоровее. Когда ты собираешься связаться с моим отцом?
— Через несколько недель, может быть, через месяц.
— Слишком долго. Я соберу свою армию максимум за две недели.
— Я уже говорил — мне не нужна твоя армия.
— Я помню, что ты говорил. Но это верные люди, и у них есть причины ненавидеть Кассия Хилла. Ты наверняка сможешь их использовать.
— Они всего лишь пушечное мясо. Я — киллер, не генерал. Мне они ни к чему.
— Но…
— Ты действительно хочешь, чтобы они принесли хоть какаю-то пользу? — прервал ее Найтхаук. — Пусть собираются открыто, с шумом на какой-нибудь планетке подальше от Сайлена IV. Может, отвлекут несколько дивизий твоего отца. Пожалуй, они могут облегчить нам отход… при условии, что мы проживем достаточно долго, чтобы думать об отходе. Но сначала давай посмотрим, а вдруг твой отец не так уж умен и согласится прилететь сюда. Если нет, придется воевать на его территории.
— Он прилетит, — уверенно заявила Кассандра Хилл.
— Не ставь на это последний талер. Будь он так глуп, не стать бы ему губернатором.
— Он заплатил бешеные деньги, чтобы создать тебя. И все ради моего спасения. Конечно, он прилетит. Так что длительное ожидание бесполезно.
— Ты ждала столько лет, а несколько недель ничего не решают.
— Нет. Тянуть больше нельзя.
— Ты уверена?
— Я его знаю.
Как человека, подумал Найтхаук. А вот я знаю всю их породу. Я нутром чую, что делать этого не надо.
— Ладно, — кивнул он небрежно. — Сегодня же свяжусь с ним.
— Отлично. А теперь окажи мне одну услугу.
— Услуги — не по моей части.
— От этой ты не откажешься.
— Правда?
— Налей нам что-нибудь выпить, а потом переведи мне несколько стихотворений Танбликста.
— Переводы стоят на полке. — Найтхаук подошел к бару, выбрал сигньянский коньяк тридцатилетней выдержки, разлил по бокалам, один протянул Кассандре.
— Я бы хотела услышать твой перевод.
— Правда?
— Мне нравится, как звучит твой голос… возможно, потому, что я слышала, как ты грозил мне смертью.
Найтхаук долго смотрел на нее. Отпил коньяк и мгновением позже речь пошла об удивительной игре света и теней, какая бывает только при закате на Канфоре VII.