Вечерний круг. Повести

Глава V
КАКОЙ-ТО НЕПОНЯТНЫЙ «СТАНОК»

Они просидели на затерявшейся скамеечке в дальнем, сейчас совсем безлюдном конце парка, пока не начало темнеть. Оба были так возбуждены всем случившимся, особенно, конечно, Славка, что ни о чём другом говорить не могли. Виталию пришлось хоть немного рассказать о странной слежке, которую за ним устроили. И Славку нестерпимо заинтриговала эта история.

- Ну, работенка у тебя, не соскучишься,- не то сочувственно, не то завистливо сказал он и, спохватившись, спросил: - Рука-то прошла?

- Проходит,- поморщился Виталий, шевеля рукой.- Кто тебя просил в полную силу работать? - сердито прибавил он.- Так вообще без руки можно остаться.

- Сам же приказал, чтобы было правдоподобно, ну, я и…

- Обрадовался, что я в ответ прием провести не могу.

- Ты считай это производственной травмой,- лукаво посоветовал Славка.- Пусть бюллетень дают, раз у тебя такая работа.

Развалившись на скамейке, они мирно покуривали, продолжая беседу. Лишь Виталий время от времени поглядывал на светящиеся стрелки своих часов.

Солнце уже зашло, сумерки окутали все вокруг, и ничего не стало видно вдали. Вместе с сумерками пришла прохлада, от деревьев и кустов тянуло перегретой листвой.

- А у тебя какая работа? - спросил Виталий.

- Пединститут кончил. С ребятами вожусь.

- Тоже руки ломаешь?

- Зачем? Я для этого кружок организовал. Рыцарей воспитываю. А в другое время историю преподаю. Наука мудрая и полезная. Помогает разобраться, что к чему в этом мире.

- Разобрался, значит?

- Белее менее.- Слава вздохнул.- Зато в семейной начисто запутался. Фокус не удался. Разводиться приехал.

- Как это понимать: живешь в Омске, а разводишься в Москве?

- Жена сюда удрала, к родителям. Вот я и приехал объявить.

- А кто она у тебя?

- Да тоже училка. Один институт кончали. Я только на два года раньше. Эх, Виталька, ничего-то у меня не заладилось на личном фронте.

Так они еще беседовали некоторое время, потом Виталий загасил сигарету и, потянувшись, объявил:

- Перекур окончен. Давай потопали, раз уж ты влез в это дело. Не жалеешь?

- Выпить па чужой счет? - засмеялся Слава.- Да еще за тебя? Не каждый день случается.

- Тогда идем. Скажешь, замирились. Сотню я тебе вернул, и снова мы - кореши. Может случиться, я от тебя оторвусь. Тогда встреча у большого фонтана при главном входе. Заметил его? И учти…

Виталий коротко проинструктировал друга, как себя вести. Никаких задач он перед ним не ставил. Славка должен был только аккуратно выйти из игры, чтобы не скомпрометировать Виталия.

Они прошли пустынными, еле видными в сгустившейся темноте тропинками и вышли на освещённые, людные аллеи. Здесь они чуть поубавили шаг и уже неторопливо, гуляючи побрели в потоке людей к набережной, где находились аттракционы. В этой части парка было по-прежнему душно, воздух был напоён тяжёлым запахом цветов и пылью от тысяч ног.

Вскоре друзья добрались до цели.

Вокруг аттракционов, на ярко освещённой площадке, по-прежнему толпился народ. Со свистом и лязгом носились по сложным, головокружительным спиралям и петлям лёгкие, пёстрые кабинки, временами исчезая в полутёмной утробе сложных металлических конструкций, и тогда раздавался испуганный женский визг.

- Смотри-ка, - удивился Слава. - Ещё работают. А пока мы шли, другие уже закрылись, аттракционы-то. Ну, трудяги.

- План гонят, - равнодушно пояснил Виталий и добавил: - Ты смотри этого парня. Помнишь его?

- Ясное дело. Только темно уже.

- Он тоже тебя небось высматривает. Так что давай на свету держаться.

Они стали прогуливаться по площадке, обходя длинные очереди. Из-за грохота работающих аттракционов трудно было разговаривать.

Неожиданно из толпы вынырнул знакомый парень. Теперь Виталий смог рассмотреть его получше. Светловолосый, гибкий, щеголеватый, с лукавым, толстогубым лицом. И Виталий вспомнил. Это был тот самый парень, с фотографии, висящей на шкафу в спаленке Витьки Короткова, тот самый Гопа или Гоша? Стоп, стоп! Ну конечно, это о нём рассказал Шухмин. Этот парень шёл за ним вместе с Витькой и удрал. А потом попался на драке с Володькой-Дачником.

Это открытие меняло всё дело.

А парень между тем уже весело болтал:

- Имею право на личную жизнь. И всегда готовы в приятной компании, какой разговор! А обстановка есть, вон рядом качается. Пошли?

Он махнул рукой в сторону реки, где у причала стоял ресторанчик-поплавок «Альбатрос». Оттуда время от времени долетала музыка.

- Ну что, Славик, отметим мировую или как? - спросил Виталий.

- Двинули, братцы, - энергично ответил Славка, обхватив за плечи Гошку и Виталия. - Для хороших людей ничего не жалко. Тем более без тебя, - обратился он к Гошке, - я бы эту сотнягу в гробу видел.

- Тоже мне деньги, - солидно усмехнулся Гошка. - Да я ещё две, если надо, добавлю.

И они втроём направились к ресторану.

Дверь, выходящая к широкому, застеленному красной дорожкой трапу, оказалась, однако, закрытой. За стеклом висела красивая табличка, изготовленная солидно и, видимо, надолго: «Мест нет».

- Эх… - огорчённо вздохнул Виталий.

- Айн момент, - торжественно объявил Гошка, подтягивая рукава своей фасонистой, приталенной рубашки, словно собираясь показать фокус.

Впрочем, фокус и в самом деле состоялся. Гошка энергично забарабанил в дверь, и, когда появился толстый, усатый швейцар в фуражке с золотым околышком, он ему сделал какой-то приветственный знак рукой, и дверь мгновенно распахнулась. Швейцар с поклоном пропустил их.

В душном, переполненном зале свободных мест не было видно.

- Цвай момент, - с шутовской важностью объявил Гошка.

Он поманил кого-то к себе из зала, и через секунду перед ними оказался молоденький официант в белой, не первой свежести курточке, с салфеткой на согнутой руке.

- Распорядись-ка, - сказал ему Гошка.

- Ваш свободен. Прошу.

- За мной, - скомандовал Гошка.

Они гуськом прошли между столиками и расположились возле открытого круглого окошка, выходящего на реку. Лучший в зале столик словно ждал их.

Гошка принялся делать длинный заказ склонившемуся над ним официанту. Когда он кончил и официант исчез, Виталий сказал:

- Ты кто тут есть, министр или бог?

- Кое-чего получше, - ухмыльнулся Гошка. - Своё тут царство.

- А царь где? - в тон ему поинтересовался Виталий.

- Царь? Увидишь.

Удивительно быстро возник вдруг официант с полным подносом всяких закусок и бутылок. Всё это мгновенно перешло на стол, и официант, пожелав приятного аппетита, исчез.

- Ну, братцы, - плотоядно потирая руки, произнёс Гошка, - приступили. С первой жрать не принято, грех великий. Так что вы кладите себе, а я разолью.

За оживлённой болтовнёй, не затрагивавшей ни одного серьёзного вопроса, прошло с полчаса. Однако прошли они не зря. Виталий нащупал в Гошке ту струнку, на которой можно было дальше сыграть. Гошка оказался чрезвычайно самолюбив и хвастлив. Виталий рассказал пару лихих историй, где выглядел весьма героически. Славка ему изо всех сил подыгрывал. И Гошка завёлся. Изрядно уже выпив, он пьяно замахал руками и, вытирая рукавом рубашки мокрые губы, заявил:

- Всё это до хари, понял? Ты у меня учись. Вот, допустим, мы сегодня с Жорой за тобой потопали, у меня уже полсотни в кармане, у Жоры четвертной.

- Почему четвертной? - возмутился Виталий. - Раз тебе…

- Засохни, - махнул рукой Гошка. - Понимать надо, кто я и кто Жорка против меня. Ему больше и не положено.

- А кто клал, кто? - продолжал возмущаться Виталий.

- Кто? - загадочно переспросил Гошка. - Это я тебе сейчас покажу. Глазелки свои только не таращь, начальство этого не любит, понял?

- Понял. Я погляжу, никто не заметит. Куда глядеть-то?

- Значит, так. Раз, два… четвёртый столик у стены, в углу, видишь?

- Ага. Трое там. Соли-идные дяди.

- А то. Вон весёлый такой, чернобровый, в сером, с галстуком. Это Вадим Саныч, главный из главных. С самим министром за руку. А бабы у него какие…

- На таких баб денег не наберёшься, - авторитетно заявил Виталий.

- Ты за Вадика не бойся. Своих не хватит, у Бороды возьмёт.

- Это вот справа который, бородатенький?

- Точно. Главный инженер наш. Хотя теперь не очень-то у него возьмёшь. Малость пообщипали его, гада, - злорадно заключил Гошка.

- Свои?

- Не наше дело кто. Только мало ещё общипали, добавить бы.

- А звать как его?

- Илюша. А короче - Борода.

- Илюша? - насторожился Виталий. - У нас такой работал.

- Это где же?

- В Сокольниках.

- Не, он там отродясь не работал.

- Ну как? Илья Викторович?

- Не. Илья Васильевич. А фамилия Потехин.

Вот это и было главным открытием вечера.

- А третий кто там с ними? - спросил Виталий, еле заметно кивнув на столик в углу.

- Третий? - небрежно переспросил Гошка. - Их подтирала. Горох. Отдел кадров.

Гошка расхохотался и тут же натужно раскашлялся, поперхнувшись табачным дымом. Отдышавшись и вытерев проступившие слёзы, он сказал:

- Ох, братцы, и хорошо мне с вами сидеть, ей-богу! Не уходил бы.

- А кто тебя гонит? - поинтересовался Слава.

- Да рано я тут с вами засел. Пока «станок» крутится и я должен крутиться.

- Какой такой «станок»? - удивлённо спросил Виталий.

- Есть один такой.

- Нет такого, - с пьяным упрямством заявил Виталий, словно это имело для него принципиальное значение. - Станки сами не крутятся, понял? У них там чего-то крутится, а сами они стоят на месте.

- А вот наш весь крутится, - ухмыльнулся Гошка, развалясь на стуле.

- Гош, а ты за кого болеешь? - спросил Виталий благодушно.

- Я? За «Торпедо», - ответил Гошка, сытно отвалившись от стола.

- Это почему?

- А у меня братан на автозаводе. За кого же мне болеть?

- Кем он там?

- Электрик. Наивысший разряд. Таких там раз-два - и обчёлся, - принялся, как всегда, хвастать Гошка. - Начальство его под ручку водит, на доску вешает. И всегда он у них в президиуме сидит.

- Подумаешь, президиум! Ты его научи хрусты зарабатывать.

- Не. Ему нельзя. Он сознательный.

- Ха! Если сознательный, то, выходит, ничего ему такого не надо? - спросил Славка.

- Ладно, ша! - зло оборвал его Гошка.

И Виталий в который раз уже насторожился.

В этот момент к их столику подошёл какой-то парень и хмуро сказал Гошке, смерив его собутыльников подозрительным взглядом:

- Велено, чтоб сматывал.

- Ага, сейчас, - засуетился Гошка. - Момент.

Парень исчез.

- Слышь, ребята, - сказал Гошка, наклоняясь к столу. - Часок ещё здесь покантуетесь? Я прибегу. Сговорено?

- Прибегай, прибегай, - ответил Слава. - Обождём.

- И предложение деловое будет, - добавил Виталий. - Обрадуешься.

- Ну да? Какое? - загорелся Гошка и снова опустился на стул.

- Давай дуй, раз велено, - строго сказал Виталий. - Вернёшься, потолкуем.

- Сговорено. Буду как штык, - с воодушевлением объявил Гошка.

Он вскочил со стула, махнул рукой и торопливо двинулся между столиками к выходу. Виталий заметил, как бородатый Потехин из-за своего столика проводил Гошку взглядом.

Он посмотрел в сторону углового столика и увидел, что теперь уже все трое сидевших за ним людей поглядывают на него и Славу. И взгляды эти были какие-то холодные, испытующие, недоверчивые.

- Давай-ка, Слава, собираться, - досадливо сказал Виталий. - Не нравится мне тут ситуация.

- А Гошка? Ведь обещали.

- Мы его там, на набережной, посторожим.

Они подозвали официанта, рассчитались и, лавируя среди столиков, направились к выходу. За спиной у них, после короткого перерыва, снова загремел джаз, на свободном пятачке перед ним лениво закружились пары.

На набережной было всё же прохладнее, чем в ресторане. Друзья отошли в сторону и, облокотившись на каменный парапет, стали наблюдать за входившими в ресторан людьми. Гошки среди них пока что не было.

Постепенно площадка вокруг аттракционов пустела, очереди иссякали. Неожиданно невидимый репродуктор объявил, что через пятнадцать минут работа аттракционов прекращается. И людей вокруг стало ещё меньше.

А вскоре грохот, свист и скрежет замолкли. Воцарилась тишина. Последние любители острых ощущений покинули площадку. Стало и вовсе пустынно.

Вот тут-то и появился Гошка. Он шёл в самом лучшем настроении, направляясь ко входу в ресторан, сунул руки в карманы брюк и весело посвистывал, то и дело норовя поддать носком ботинка какой-нибудь камушек или скомканную бумажку.

- Гошка! - позвал Виталий.

Гошка остановился, повертел головой и, увидев друзей, двинулся к ним.

- Чего это вы, гаврики, вытряхнулись раньше времени? - недовольно спросил он, подходя.

Видно, Гошку всё это время, пока он отсутствовал, грела мысль о предстоящей попойке.

- Начальство твоё недовольно было, я уж видел, - ответил Виталий. - Решили глаза ему не мозолить.

- Эх, хорошо посидеть могли! - досадливо вздохнул Гошка и спросил, пытливо глядя на Виталия: - Ты насчёт делового предложения чего трепанул?

- Есть одно, Гоша. Если ты, конечно, парень стоящий. Выгодное одно предложение. В жизни ты ещё такого не получал. Но… Надо ещё поглядеть, подойдёшь ли?

- Э-э, Маня, ты мне шарики не вкручивай, - лукаво улыбаясь, пошевелил пальцами в воздухе Гошка. - Не таких встречали - и хватали. Чего от меня требуется, говори?

- Да ничего особого.

- Врёшь. Знаю. Я с такими вот деловыми недавно уже нагрелся. Сначала вроде тоже ничего им не надо, а потом я им - наколочку, а они мне - фиг.

- Ладно, учту, что фиг ты не любишь, - засмеялся Виталий и совсем по-дружески потрепал Гошку по плечу.

- Это уж я сам учту, - многозначительно пообещал Гошка, стряхивая с плеча его руку.

- Всё же свидимся или как? - поинтересовался Виталий. - Я теперь ставлю.

- А когда?

- Сегодня у нас среда? В пятницу. Здесь же. Но только в другое место завалимся. Понял? Здесь больно дует. - Виталий подмигнул.

- А куда? - полюбопытствовал Гошка.

- Есть одно. Моё дело. Тебя встречают тут, а меня там. Ну как?

- Сговорено. Будь спок. Гошкино слово. Спроси кого хочешь.

- Эх, Гоша, чует моя душа, мы с тобой кое-какие дела всё же сотворим.

- Господу нашему помолимся-я… - гнусаво протянул Гошка и расхохотался.

Виталий приветственно махнул в ответ рукой.

Так они и расстались. Гошка тут же исчез.

- Двинулись на ночёвку, Славик, - сказал Виталий устало. - Сейчас я тебя представлю супруге и моей любимой тёще.

Они зашагали по широкой, людной аллее к выходу из парка. Вокруг вовсю разгоралось вечернее гулянье. Сверкали, кружились огни, били, переливались струи гигантского фонтана.

На следующий день Виталий пунктуальнейшим образом всё доложил Фёдору Кузьмичу.

Как всегда, молча выслушав его и в последний раз подравняв выложенные по росту остро отточенные карандаши, Фёдор Кузьмич задумчиво сказал:

- М-да… К чему-то, милый мой, ты, кажись, подобрался интересному. Ишь ты, «станок». Уж не деньги ли они на нём печатают?

- В переносном смысле.

- Ясное дело. Но какие-то деньги к ним, я вижу, плывут. Большие деньги… Вот что, милый мой. Полагаю, пора наших друзей оттуда потихоньку подключать. - Он указал пальцем на потолок. - По их это части, кажись. Ну, а сам ты копай, как наметил. Витька твой вроде бы перспективен. А вот Гришка - не знаю, не уверен. По всему видать, большой он прохвост. - И поднял руку, не давая на этот раз Виталию заспорить. - Ладно, ладно. Попробуй. Я же не запрещаю. Даже советую. У тебя, Лосев, вырабатывается свой почерк в работе. Это хорошо. И почерк сам мне нравится, я от тебя не скрою. Ты всегда от человека идёшь. Не улика, а человек у тебя на первом месте, когда ты поиск ведёшь… И в этом, между прочим, твоя сила, но и слабость. Помни. Хотя тебе и трудно это всегда помнить. Ты, Лосев, человек увлекающийся.

- Знаю, - вздохнул Виталий.

- За нами убийство висит, кроме драк там. Поэтому путь надо выбирать деловой, кратчайший. А план твой одобряю. Давай действуй.

И Виталий по длиннейшему коридору отправился к себе.

Прежде всего он позвонил наверх, в управление БХСС, своему другу Эдику Албаняну, и убедился, что того, как всегда, нет на месте. После чего он позвонил ещё в несколько мест и, в двух из них условившись о встрече, бодро поднялся из-за стола.

Первая встреча, на которую он спешил, должна была состояться в Центре, недалеко от ГУМа, где по другую сторону улицы тянулись причудливые, старинные, на века, казалось, поставленные, бывшие торговые лабазы и конторы, где в наши дни разместились десятки различных мелких организаций и учреждений.

Виталий не сразу нашёл среди половодья вывесок самую, пожалуй, скромную: «Спортобщество «Сокол», городской комитет, 2-й этаж, к. 247».

Виталий проследовал на второй этаж и в конце концов обнаружил там нужную ему комнату. В ней оказалось много людей, большинство из них были молоды, подтянуты и энергичны. Все весело и бодро переговаривались, и в воздухе стоял гул голосов. Обстановка указывала, что Виталий в своих поисках не ошибся.

К нему сразу же протолкался невысокий, моложавый, румяный человек, хотя и с лысиной уже и седоватыми висками, но весьма энергичный, в полосатой тенниске, и, снизу вверх посмотрев на Виталия, деловито осведомился:

- Вы из баскетбольной? - и тут же категорически распорядился: - Тогда прошу…

Но его перебил другой человек, тоже седоватый, но худощавый и не столь энергичный.

- Погоди, Лёва. Этот товарищ, кажется, ко мне, - и, обращаясь к Виталию, представился: - Соколов Василий Павлович. А вы товарищ Лосев?

- Так точно, - кивнул Виталий, улыбаясь.

И раздосадованный баскетбольный тренер отстал от них.

- Где бы нам спокойно побеседовать? - спросил Виталий.

- Идёмте в кабинет председателя, его сейчас нет, - предложил Соколов. - А секретаря я предупредил. Такая фирма, как ваша, пользуется уважением.

Соколов понравился Виталию, спокоен, рассудителен, держится с достоинством.

Просторный кабинет был увешан всякими таблицами, вымпелами, афишами и фотографиями, в застеклённых шкафах мерцали металлические кубки и фигурки спортсменов, а на столе посредине комнаты был установлен большой макет какого-то стадиона.

Виталий и Соколов уселись на диван, и Виталий, попросив разрешения, закурил.

- Вообще-то у нас не курят, - сдержанно улыбнулся Соколов.

- Даже у нас бросают, - согласился Виталий. - Я из последних. А теперь вот что меня интересует, Василий Павлович. Как ваша команда закончила прошлый сезон? И много ли ребят из позапрошлогоднего состава в ней сохранилось?

- Как видно, вы интересуетесь именно позапрошлогодним составом?

- Вы угадали.

- А кем именно?

- Знаете, мне хотелось бы, чтобы вы мне сначала, так сказать, на равных охарактеризовали весь тот состав. Можете вспомнить?

- Конечно. Этим составом мы впервые завоевали кубок городского совета общества. Это большой успех.

- А на следующий год состав изменился?

- Да. Многие ушли. По разным причинам.

- И кубок ушёл?

- И кубок, - огорчённо кивнул Соколов. - Переходы, переманивания. Я протестовал, писал всюду, выступал. Безнадёжное это дело. Заработал врагов и ничего не добился. В результате потеряли очень перспективную команду, в которую я столько вложил. - Соколов безнадёжно махнул рукой.

- Да. Бывает, - сочувственно согласился Виталий. - Так назовите мне игроков. А я буду записывать, если это вам не помешает.

- Ну что вы! Итак, я начну с вратарей. И пойду по линиям. Устроит?

- Как угодно.

Соколов принялся перечислять игроков. Виталий внимательно слушал, изредка делая какие-то бессмысленные пометки, только чтобы не дать понять, кем именно из ребят он интересуется.

- У кого-то я видел фотографию всей команды возле кубка и вашу подпись на обороте, - сказал Виталий.

- Да-да, - подхватил Соколов с горькой усмешкой. - Отлично мы тогда поиграли, и отличные были ребята. - Но тут же, словно спохватившись, добавил: - Не все, конечно.

- Вот и давайте продолжим, - сказал Виталий. - Мы до средней линии дошли.

- Давайте, - согласился Соколов. - Про Левина я вам уже сказал. Теперь Коротков, Виктор. Способный парень был, старательный. Больше скажу - даже фанатик был. Домой палкой прогонял каждый раз. - Он сдержанно усмехнулся своим воспоминаниям. - После того как кубок взяли, пятерым из команды первый разряд присвоили. И ему тоже. Товарищ хороший. Любили его в команде.

Соколов, видимо, ничего плохого говорить о Витьке не хотел, в том числе и об его уходе из команды, скандальном, видимо, уходе. И тогда Виталий сделал какую-то пометочку у себя в книжке. И Соколов тут же поспешно добавил:

- Но неуравновешенный был. Из-за одного инцидента пришлось отчислить.

- Какого инцидента?

- Драка. Избил двоих игроков команды.

- Ого! За что же?

Виталий не уследил за своим тоном, и вопрос прозвучал излишне требовательно.

- Если хотите знать, то за дело, - неожиданно с вызовом ответил Соколов. - Я бы сказал, за предательство. А официально если, то за их неспортивный поступок. Игру сдали противнику. Сами в ту команду перебежать собрались.

- Это было доказано?

- Нет, конечно. Спокойно перешли туда. Хотя все кругом знали.

- А что было с Коротковым?

- Отчислили, как я сказал. Ушёл и пропал.

- И вы его не искали?

- Искал. Только не сразу. Это была последняя календарная игра. Меня отправили на курсы переподготовки. Потом всякая суета, сын болел, зимой тёща умерла. - Соколов досадливо махнул рукой. - Знаете, как бывает.

- А потом?

- Потом вспомнил. Разыскал. Парень опустился, запил. Играть отказался.

- И вот потеряли не только хорошего игрока, но и хорошего человека, - с горечью сказал Виталий. - И теперь ему грозит суд.

- Так вы из-за него пришли? - понимающе усмехнулся Соколов.

- Именно.

- Что же он выкинул?

- Ничего особенного. Только бросился с ножом на человека.

- Вот чёрт! Между прочим, это на него похоже. Он и раньше…

- Знаю. Вы всё это замечали, только не было времени заняться. Так вот в отличие от вас мы такое время выкраиваем, чтобы не только отыскать, но и спасти человека, если ещё можно. Хотя заняты не меньше вашего, и работа у нас куда более нервная, можете мне поверить.

- Поздно вы его, однако, спасать-то взялись, - язвительно произнёс Соколов. - Сами говорите, ему уже суд грозит.

- А раньше только вы могли. И вам он верил, между прочим. Лично вам, Василий Павлович. Но теперь уж давайте не перекладывать друг на друга ответственность. Я не для этого к вам пришёл. Давайте подумаем, что сейчас ещё можно сделать. Очень важно, с какими мыслями он пойдёт на суд, как себя там поведёт, с какими мыслями уйдёт в колонию. Я убеждён, это не потерянный парень. Вообще таких почти не бывает. А Виктор тем более. Вы согласны?

Запальчивые слова Виталия словно застали Соколова врасплох. Он нервно потёр руки, с раздражением, но решительно спросил:

- Что от меня требуется?

Виталий помедлил, внимательно посмотрел на тренера и подчёркнуто холодно ответил:

- Ничего. Если у вас самого нет желания вмешаться.

- Вы меня просто не поняли.

- Очень рад. Поясните в таком случае.

- Я готов для Короткова сделать всё, поверьте. Но что можно сейчас сделать?

- Можно… увидеть Виктора.

- Увидеть? - растерялся Соколов.

- Да. И сказать ему, что вы его помните, что он, по вашему твёрдому убеждению, способный футболист и хороший товарищ. Так вы говорили?

- Так.

- Ну вот. Сказать, что вы в него верите и будете его ждать. Да вы сами найдёте, что ему сказать, вы только подумайте о нём, Василий Павлович.

- Да-да. Всё это можно сказать, безусловно, можно, - заволновался Соколов. - При этом я даже не покривлю душой, уверяю вас. Это так и есть… так и есть… И я в самом деле буду его ждать. Только… сколько он просидит, как вы думаете?

- Не много. Он, слава богу, не успел пырнуть ножом человека. Да и на суде вы, надеюсь, выступите. Личность подсудимого многое определяет в приговоре.

- Выступлю, - с воодушевлением объявил Соколов. - Непременно. Вы не думайте, ребята мне… - Он чуть запнулся и, стесняясь, закончил: - Они мне дороги. И… вообще спасибо. Хорошо, что вы пришли, честное слово. Надо думать шире, чувствовать шире. Не только о сиюминутном, не только о своём. Ведь если честно, то мы всё время думаем о себе или в связи с собой. Нельзя так. Вот вы мне помогли в этом смысле. Так когда я могу его увидеть?

- Хоть завтра.

- Прекрасно. Завтра.

Они обо всём условились, и Виталий ушёл.

Он неторопливо двигался по оживлённой, залитой солнцем улице, и на душе у него было необычайно светло и радостно. Нет, всё-таки всегда можно что-то сделать для человека, даже самого плохого, чтобы он стал чуть лучше. Для начала хоть самую малость лучше. Только бы зацепиться за то светлое, что осталось в его душе. А в Витькиной душе жила ещё и Лялька. Славная девчушка. Пока. И всё-таки бедная мать у неё. Надо для начала вызвать будет Веру Игнатьевну, найти к ней подход, помочь ей и… Ляльке тоже. Нельзя же их оставить вот так.

Да, даже самый плохой человек и то… Впрочем, самым плохим сейчас был Гошка. И в первую очередь теперь предстояло заняться им. Гошка - это не только ещё один и, кажется, наиболее верный путь к цели, путь к той загадочной троице за вчерашним угловым столиком. Нет, Гошка - это прежде всего судьба и характер, которые предстоит переломить, и только тогда откроется дорога к решению главной задачи. Можно, конечно, его обмануть или запугать. Во имя, так сказать, высокой цели чего не сделаешь, кажется! Но это означает потерять человека, возможно, окончательно потерять. Обманутый и запуганный никогда не союзник, это будущий противник, будущий враг.

Нет, Гошку не следовало обманывать и запугивать, его надо победить, переломить по-другому. Не перевоспитывать, конечно, это дело долгое и сложное, оно впереди, далеко впереди. А сейчас надо вызвать у него какую-то чистую вспышку чувств. И что-то Виталий вроде бы нащупал. Конечно, это может быть ошибкой, может быть осечкой. Но надо попробовать.

Итак, Сёмкин. Гошка Сёмкин. Георгий. И есть ещё Михаил Сёмкин. Действительно, работает электриком на автозаводе. Действительно, передовик, член комсомольского бюро, замсекретаря, кандидат в члены партии. Установить это было несложно. За вчерашний день всё это проделали ребята из местного отделения милиции и передали в МУР. И вот теперь Виталию предстоит встреча с Михаилом. Через полчаса. Прямо на заводе, в цеху.

И снова гудящий поезд метро, полупустые в середине дня вагоны, длиннейшие эскалаторы, суетливые и всё же многолюдные пересадки, и вот наконец последний из эскалаторов аккуратно вынес Виталия на поверхность. Перед ним были длинные заводские корпуса за высокой глухой оградой.

Миновав просторное бюро пропусков и проходную, Виталий оказался на огромном, в деревьях и кустах, заводском дворе и, расспрашивая то одного, то другого из встречных, добрался наконец до нужного цеха.

У входа его уже ждал высокий, худощавый парень с копной вьющихся пшеничных волос и живыми серыми глазами на узком лице с пухлыми губами и тонким, хрящеватым носом. «Похожи братцы, - отметил про себя Виталий. - Здорово внешне похожи». На парне была модная джинсовая куртка и щеголеватые, с чуть заметным клёшем, брюки.

- Сёмкин, - представился он. - Михаил. Точно вы приходите.

- Нет времени опаздывать, - улыбнулся Виталий. - Где нам потолковать?

- Пойдём в сад. - Михаил махнул рукой. - Вон скамейка свободная.

Виталий отметил про себя, что он сказал «сад», а не «двор». «И в самом деле, сад», - подумал он, сноба бросив взгляд на бесконечные аллеи, посыпанные песком дорожки, клумбы и ряды подстриженных кустарников.

Они уселись на скамье, полускрытой за пушистой стеной кустарника, и Виталий самым безмятежным тоном спросил, жмурясь от солнечных лучей, вдруг пробившихся из-за облака:

- Слушай, ты Георгия давно видел?

- Гошку? А что? - сразу насторожился Михаил.

- Да заблудился твой братан.

- То есть как это заблудился? - возмущённо переспросил Михаил, и в лице его появилась какая-то жестокость. - Он просто спился, подлец. Опустился. Вот и всё.

- Всё?

- Ясное дело. Я, если хотите знать, давно уже ничего общего с ним не имею. Прошу это учесть.

- Та-ак… - протянул Виталий. - Учтём, конечно. А родители ваши где?

- Померли родители.

- Как так?

- А так. Пожар случился. Мать отца бросилась спасать. Он спал. Ну и вместе с ним, героически…

- Давно?

- Три года назад. С тех пор Гошка и покатился.

- Ты же не покатился?

- Я в мать и отца, а он чёрт его знает в кого уродился. Вот и поставил я на нём крест.

- Так ведь брат же!

- Ну и что! Я считаю, друг дороже любого родственника. Друга как-никак выбираешь. А родственник сам объявляется. И какой он ни есть, любить его прикажешь? Ни фига! Вон братца судьба подкинула. Нужен мне такой, думаешь? Спасибочко. Как увидел, какой он стал, так крест на нём и поставил.

- А он на тебе?

- Он ещё на мне будет ставить! - раздражённо воскликнул Михаил. - Чего не хватало! Пусть он сначала добьётся с моё.

- А ты женат?

- Женат. И сын растёт. Всё как у людей. Скоро, между прочим, депутатом стану. Есть такой план. В парткоме намечают. И бригадиром тоже. Передовой бригады.

- Да, добиться с твоё непросто.

- Пусть попробует.

- А ты помоги. Он вроде тебя уважает.

- Меня все уважают.

- Вот и помоги. Хотя бы как будущий депутат.

- Я только по нашему району пойду, - широко улыбнулся вдруг Михаил. - А вообще, чего это ты о Гошке заговорил?

Они как-то совсем незаметно перешли на «ты».

- Сам говоришь, «покатился», «опустился». А нам с такими приходится дело иметь. Именно с такими, к сожалению.

- Вот и давай действуй. А у меня и кроме Гошки забот полон рот.

- И всё же брат он тебе.

- Какой он брат? Брат другом, помощником должен быть, а этот…

- Вот что, Михаил, - задумчиво произнёс Виталий. - Либо ты примешься за своего братца, либо я в твою партийную организацию пойду. И не быть тебе тогда ни депутатом, ни бригадиром, ни передовиком. Один позор будет, учти. Такого эгоизма и бездушия я в тебе даже не ожидал.

- Да что ты! Я же всей душой рад! - всполошился Михаил, и на красивом лице его отразилось искреннее отчаяние. - Но с какой стороны за него приняться, ты скажи?

- Вот это уже другой разговор. Если ты станешь моим союзником, то вдвоём мы авось чего-нибудь и придумаем. Не одно, так другое, но что-то должно подействовать. Терпение тут нужно, упорство. Случай с Гошкой, как говорят, запущенный. Так что, Миша, не пожалей сил. Спасёшь брата - об этом даже в газету можно написать. Представляешь? - усмехнулся Виталий. - Так что давай думать.

- Всё хорошо, только думай сам, - пожал плечами Михаил. - Я отказываюсь. Я просто не знаю. Придумаешь - я твой союзник. Что скажешь, то сделаю.

- Так ты же его лучше меня знаешь.

- Я его вообще знать не желаю, если уж на то пошло, - снова озлившись, отрезал Михаил. - Вообще! Он мне, сукин сын, всю биографию портит. Сколько я из-за него пережил, ты бы знал. А теперь, гад такой, ещё в тюрьму вот-вот угодит. Так ведь я понимаю? Тогда совсем биографию мне искорёжит.

- Надо стараться, чтобы этого не случилось. Ты правильно понимаешь. На пути он туда.

- Ну вот! - в глазах Михаила мелькнул испуг. - Что же теперь делать?

- Во-первых, встретиться с ним. Лучше всего сегодня же вечером.

- Его ещё разыскать надо.

- Разыщешь. Дружески встретиться надо, по-братски. За что-то он тебя, между прочим, любит, как ни странно.

- Чего ж ему меня не любить, слава богу…

- Ладно, ладно. Тебя, конечно, все любят.

- А ты не смейся.

- Какой же тут смех! Так вот. Встретишься с Гошкой сегодня же. Уговори его всё бросить, чем он сейчас занимается. Скажи, милиция за тобой уже смотрит, уже на след твой вышла. Если боится открыто рвать, пусть тихо отходит в сторону, пусть исчезнет. Обещай его на завод к себе устроить, в свою бригаду взять.

- Ты что? На кой нам чёрт такой в бригаде? - вскипел Михаил. - Мне первенство надо вырвать в этом квартале, хоть умри. Тогда бригадиром стану. Уж замётано.

- Не вытянешь Гошку - позор тебе будет на весь завод, - сказал Виталий.

- Хорошо, хорошо, - примирительно ответил Михаил. - И откуда ты только свалился на мою голову?

- Спасибо скажи. И помни, я узнаю о вашем сегодняшнем разговоре. Если у Гошки сомнения в башке не появятся, значит, не от души ты с ним говорил, не поверил он тебе. А он должен поверить, понял? Он должен испугаться, должен обрадоваться твоей помощи, начать отход. Начать - вот что главное. Понял ты?

- Понял, понял.

- И гляди, Михаил. От этого и твоя блестящая биография будет зависеть. Уж я постараюсь. И теперь с тебя не слезу, запомни.

- Сам вижу, - тоскливо произнёс Михаил. - Только мне, понимаешь, делов было… Ну ладно, ладно, - сам себя оборвал он, заметив движение Виталия. - Всё. Решено и подписано. Если уж я слово даю, то будь спок.

- И не забудь. Сегодня же разыщи.

- Я же сказал.

- Дай-ка мне твой телефон и, на всякий случай, запиши мой.

Вскоре они расстались. При этом оба испытали немалое облегчение.

Эдик Албанян оказался на месте, ибо так он обещал ещё утром. Это был поразительной точности человек.

Через три минуты после телефонного звонка Эдик появился в комнате Виталия, потный, запыхавшийся, и с порога объявил:

- У меня ровно сорок минут. Излагай, чего у тебя там.

- Излагаю, - так же деловито ответил Виталий. - Первое. Прошу записать. В воскресенье, в девятнадцать часов, обязан быть у нас. Светка печёт пирог, Анна Михайловна делает твой любимый салат. Будут мои. И ещё давний мой друг по армии, парашютист и хитрец, он тебе понравится.

- Друзья моих друзей - мои друзья, ты же знаешь. Но… - Эдик сладострастно зажмурился, - будут ещё, полагаю, и пирожки с картошкой и луком. В Елене Георгиевне я уверен.

- Правильно делаешь. Записал?

- Такие приглашения не забываются, дорогой. Вино моё, имей в виду.

- Ладно, - кивнул Виталий и, не переводя дыхания, продолжал: - Теперь второе. В парке есть некие заграничные аттракционы, ты их видел?

- Это, дорогой, не криминогенные объекты, - небрежно махнул рукой Эдик.

- А вот ты послушай.

Виталий сумел всё рассказать, как отметил Эдик, за какие-нибудь восемь минут, и на обсуждение, таким образом, осталось целых полчаса.

- Следили, значит? - с интересом переспросил Эдик. - И за Петром, и за тобой? Так-так-так… Помнится, года два назад было дело, тоже с аттракционами, в другом, правда, парке. Там крутили «вертушку».

- Это что такое?

- Элементарная вещь. Передавали использованные билеты обратно в кассу. И снова их продавали. В конце смены образовывались излишки денег. Их делили.

- Возможно, и тут так.

- Надо посмотреть.

- Так вот, видишь? Не дают посмотреть.

- Ну-ну. Что значит «не дают»? Надо, дорогой, уметь смотреть. А вы же не смотрели, вы просто «лупили зенки», - покровительственным тоном произнёс Эдик.

- Что ж, маэстро, посмотрите сами.

- И посмотрю. Даже любопытно.

- Когда соизволите?

- Когда? - Эдик взглянул на часы. - Сейчас семнадцать двадцать пять. Так-так… - Он что-то подсчитал про себя и объявил важно: - В девятнадцать буду там. Они ещё работают, ты говоришь, эти… «станки»?

- Это не станки, а…

- Знаю, знаю. А вот по-ихнему - «станки», обратил внимание? Причём печатные.

- Обратил, конечно.

- Ну вот. Так в девятнадцать они ещё работают?

- Они, кажется, до ночи работают.

- Ещё бы! Впрочем, поглядим, поглядим, - тоном профессора, которого приглашают на важную консультацию, произнёс Эдик.

- Будем бесконечно признательны, - в тон ему ответил Виталий. - Ждём с нетерпением ваше заключение. И больше я вас не задерживаю.

- Ого! - Эдик взглянул на часы. - Можно и потрепаться семь минут.

Эти приятные минуты промелькнули незаметно, и Эдик исчез.

На следующее утро Виталий приехал на работу, как всегда, к десяти, несмотря на субботний день. И несмотря на этот день, застал на работе следователя, который принял к производству дело Витьки Короткова. Следователем этим был Володя Фролов, давний приятель Виталия.

Когда Виталий зашел в кабинет, Володя уже сидел эа столом, заваленным бумагами. На спинке кресла, за его спиной, висел милицейский китель с капитанскими погонами и университетским «поплавком», который в другой бы день висел, конечно, в шкафу. Володя даже снял галстук и расстегнул ворот форменной сизоватой рубашки. И все-таки нестерпимый зной терзал его в этом залитом солнцем кабинете. Лицо раскраснелось, по щекам стекали струйки пота. Володя сидел в темных очках и что-то сосредоточенно писал.

При звуке раскрываемой двери он поднял голову, узнал Виталия и, улыбаясь, приподнялся, чтобы пожать приятелю руку, потом снова опустился в кресло и, сняв очки, довольным тоном произнёс:

- А ещё говорят, нет телепатии. Я тебя только что мысленно призывал.

- Совершенно явственно уловил, - согласился Виталий. - Что же тебе от меня надо?

Фролов устало вздохнул.

- Поручение хочу тебе дать. Допроси-ка ещё раз этого стервеца Короткова. Ни с кем другим он разговаривать не желает. Как пень, понимаешь, молчит. Час молчит, два. А я уговариваю, я доказываю, я нервы расходую. А ему, видите ли, подавай Лосева. Такой, видите ли, незаменимый, исключительный Лосев объявился.

- Ну, и подай ему Лосева, что тебе стоит!

- Вот я и подаю.

- С одним условием.

- Какое ещё условие?

- Сначала к нему придёт его бывший тренер. Разреши свидание?

- Какой ещё тренер, откуда ты его выкопал?

- Это уже отдельная история. Ты пока разреши. Он скоро придёт.

- Так ведь нельзя пока свидания, ты же знаешь.

- Это тот случай, когда свидание необходимо. Для дела. Веришь мне?

- Верю, конечно. Но…

- Слушай, Фролов, - сердито сказал Виталий. - Я всё равно добьюсь. Только лишнее время отберу у тебя, у себя, у начальства. И всем нервы попорчу. Лучше уж сам разреши.

- Чёрт с тобой, разрешаю. Когда допрос проведёшь?

- Сразу после свидания. Для допроса вызову. Понял ты меня? - улыбнулся Виталий.

- Ну-ну. Даже интересно, как этот пень заговорит человеческим голосом.

- Это, мой милый, не пень, - невольно подражая интонации Кузьмича, возразил Виталий. - Это ещё недавно был вполне хороший парень и футболист, между прочим.

- Ага, вполне хороший парень был, конечно, - саркастически передразнил Фролов. - Если бы на месте Шухмина кто ещё оказался, то вполне возможно, что этот хороший парень стал бы убийцей.

- Я же говорю «недавно был». А потом случилась трагедия, Володя. Обычная человеческая трагедия.

- Ишь ты!

- С Витькой именно так всё и было. Вот я и хочу кое-что исправить.

- Для этого тебе и тренер понадобился?

- Во-во. Он, понимаешь, обещал мне свою ошибку исправить. Серьёзную педагогическую ошибку. Мы уже договорились.

- Поздно он спохватился, - сердито заметил Фролов.

- Такие ошибки исправлять никогда не поздно. Трудно - это да. Но не поздно. Пока человек дышит, думает, чувствует…

Фролов внимательно посмотрел на. Виталия.

- Ты мне потом всё подробно расскажешь, ладно?

- Конечно, расскажу.

На том они и расстались.

Виталий поспешил к себе.

А вскоре пришёл Соколов, сосредоточенный и задумчивый. Он рассеянно поздоровался с Виталием и, опустившись на стул, нетерпеливо спросил:

- Где Коротков?

- Виктор здесь, - подчёркнуто спокойно ответил Виталий. - Сейчас я велю его привести и оставлю вас одних.

Он повернулся к телефону и, набрав короткий номер, отдал распоряжение.

Через несколько минут в дверь постучали, и на пороге в сопровождении конвойного милиционера появился Витька. Виталий не видел его три дня. За это время парень разительно изменился. Тёмные круги под запавшими глазами, тоскливый, затравленный взгляд, щетина на осунувшемся лице, серая куртка на молнии измята, свалявшиеся волосы на голове торчат в разные стороны.

- Здравствуй, Витя, - сказал Виталий. - Садись.

- Здравствуй, Виктор, - как эхо повторил за ним Соколов.

Но ошеломлённый Витька продолжал стоять на пороге, всё ещё заложив руки за спину, уголки рта его нервно подёргивались. Он смотрел на Соколова.

- А вы-то чего тут? - грубо спросил он. - На тренировку звать пришли? Теперь они вон меня тренируют, - и кивнул на Виталия.

- Мне надо с тобой поговорить, Коротков, - деловито и сухо сказал Соколов. - И побыстрей садись, пожалуйста.

Виталий про себя порадовался: кажется, Соколов нашёл верный тон. Очевидно, этот тон был привычен для его подопечных. Потому что Витька смолчал и послушно опустился на стул.

- Я вас оставлю, - сказал Виталий, поднимаясь. - На полчаса, Василий Павлович, больше не могу.

- Нам хватит, - коротко ответил Соколов.

Виталий вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Полчаса он бродил по коридорам, заходил в чужие кабинеты, нервничал и не мог собраться с мыслями, когда его о чём-нибудь спрашивали. Потом он забрёл в буфет и машинально выпил там бутылку кефира.

Ровно через полчаса он вернулся в свою комнату.

На костистом, морщинистом лице Соколова он прочёл усталость и раздражение, на лице Витьки злое упрямство. Видимо, разговор не получился. Расчёт Виталия обернулся просчётом. И Виталий почувствовал вдруг тоже усталость.

- Всё, - как можно спокойнее сказал он. - Спасибо, Василий Павлович.

Тот молча поднялся со своего места, дал Виталию пропуск для отметки и напоследок сухо сказал Витьке:

- До свидания, Коротков. На суд я приду.

«Ага, - подумал Виталий. - Возможно, не всё так уж плохо».

Когда Соколов вышел, он сказал:

- А теперь, Витя, проведём официальный допрос по поручению следователя. Согласен?

- Валяйте, если надо.

- Будешь говорить?

- Это смотря чего.

- Всё, о чём спрошу.

- Во всём только богу исповедуются. А его нет, говорят.

- Вот я на его месте и буду.

- А он ещё и грехи отпускает. И ты тоже? - Витька криво усмехнулся.

- Отпустить не могу. Могу только помочь замолить.

- Я ваши молитвы знаю. Признавайся во всём, и точка.

- А зачем нам твои признания, как думаешь?

- Ну… как зачем? Чтобы дело раскрыть.

- Какое дело? Больше того, что уже раскрыто, за тобой ничего нет. А в том, что раскрыто, признаний твоих не требуется. Сам понимаешь. Сейчас дело в другом, Витя. Сейчас надо думать, как наказание твоё, справедливое наказание, смягчить. И не только в том смысле, чтобы уменьшить. А ещё и в том, чтобы легче тебе его перенести. А переносить его будет тем легче, чем спокойнее, увереннее будет у тебя на душе.

- Ты за мою душу не волнуйся, - хмуро ответил Витька и в свою очередь спросил: - Это ты Василия Павловича сюда зазвал?

- Ну, я.

- А зачем?

- Он мне интересную вещь про тебя сказал. Вот я и попросил, чтобы он тебе её повторил. А то ты мне не поверишь.

- А ему, думаешь, поверю? Да если мне только, скажем, два года просидеть, - при этом голос Витьки невольно дрогнул, - то и тогда из меня потом такой же игрок, как из мартышки. Что я, не знаю?

- Это как сказать, - возразил Виталий. - Если человек без обеих ног мог лётчиком, асом стать, если спортсмен, переломав в аварии руки и ноги, смог - тоже, кстати, через два года - новые рекорды ставить, то чего ты-то скулишь? Сейчас, Витя, не скулить, сейчас чётко понять надо, что следует делать.

- А что делать?

- Я сказал: уменьшать срок и достойно его вынести. А для этого надо не просто о свободе мечтать. Волк, когда его поймают, тоже о свободе мечтает. А тебе надо иметь реальную и светлую цель. Вот так я считаю.

- Нет у меня такой цели, брось крутить, - отрезал Витька и даже отвернулся.

- Нет? - переспросил Виталий. - Давай поглядим. Только для начала условимся: что есть главная цель для каждого человека вообще? Если он, конечно, человек, а не тряпка половая, о которую все ноги вытирают. Вроде, скажем, Володьки-Дачника.

- Ты откуда его…

- Знаю его, знаю, - махнул рукой Виталий. - Я теперь много чего знаю. Увидишь.

- Не всё ты знаешь. Володька-Дачник, чтоб ты ещё знал, - запальчиво произнёс Витька, - тоже человек, хоть и алкаш.

Виталий вздохнул.

- Далеко он от человека ушёл, Витя. У него уже нет главной цели. А главная цель у человека - счастье. И у тебя оно может быть.

- Это слово только в газетах пишут, а я их не читаю, - насмешливо возразил Витька. - И потому слова этого не знаю.

- А я тебя счастливым видел…

- Где ж это, интересно?

- На фотографии. Со всей командой, перед кубком.

- Ты что, - нахмурился Витька, - дома у меня был?

- Был.

- И мать видел?

- Видел, конечно. А ты ту фотографию помнишь?

- Ясное дело, помню.

- Вот что такое счастье, Витя. И заметь, если бы вам этот кубок просто с неба упал, ну, подарил кто-нибудь, а не взяли бы вы его в трудной борьбе, никакого счастья, никакой особой радости не было бы. Ну, упал с неба и упал. Хорошо, что не разбился. Матери можно отдать, чтоб цветы туда ставила. А вот борьба и победа дали счастье. Верно я говорю или нет?

- Похоже. А ещё ты кого дома видел?

- Ляльку.

- Про меня спрашивала?

- Конечно. Но я ей сказал, что не знаю, где ты.

- Как она там?

- Ты лучше меня знаешь это. При мне она твоё варенье лопала. Так мне и доложила: «Это Витька мне купил». Да, Вить, о ней тоже подумать надо.

- Что толку у вас тут думать!

- Самое время. Ведь пока с Гошкой по парку таскался да водку глотал, думать было некогда. Плохо ведь Ляльке дома-то, согласен?

- Что ж я отсюда сделать могу? - сквозь зубы процедил Витька.

- А ты что-нибудь раньше сделал? Ты ведь и не задумывался раньше над Лялькиной жизнью. А сейчас вот задумался. Уже дело. Но за Ляльку бороться надо. Чтобы стало ей хорошо. Бороться побольше, чем за кубок. И победа тут тоже для тебя радостью будет. Разве нет? Если не чужие люди, а ты сам Лялькину судьбу устроишь. Вот тебе и ещё счастье. И тоже не последнее.

- И так больно много, - усмехнулся Витька.

- А всё-таки главная победа будет над самим собой. Очень я верю. Большая эта победа гордость в человека вселяет, много добавляет сил и уверенности. Но это ещё впереди. Сейчас ты это понять до конца не сможешь.

- Что ж, я, по-твоему, чурка?

- Чурка не чурка, а мозги пока в тумане.

Незаметно Виталий втянул Витьку в разговор, который ему сейчас больше всего был нужен, на который он внутренне, подсознательно был уже настроен, к которому страстно тянулся сейчас, после этих дней, проведённых в неволе, первых, отчаянных, страшных дней, когда всё, кажется, с грохотом рушится для тебя, всё, всё вокруг, и впереди только дым и развалины и неизвестно, зачем дальше жить. В этот час разговор о собственной жизни, за которую человек всё равно инстинктивно цепляется, как бы всё безнадёжно и страшно ни было впереди, разговор, в котором мелькает надежда, пусть самая маленькая, самая далёкая, такой разговор в этот тяжкий час необходим человеку.

- Уж какие мозги есть, с теми и жить буду, - чуть заносчиво ответил Витька, неосознанно стремясь вызвать Виталия на спор, заставить его опровергнуть эти слова. Витьке хотелось, чтобы Лосев сказал что-то в его пользу, в утешение ему и тем хоть как-то его ободрил.

И в этот момент Виталий каким-то натянутым до предела нервом уловил эту Витькину надежду, эту немую его просьбу, что ли.

- Мозги-то у тебя неплохие, их только проветрить надо, - сказал он. - Вот ты говоришь, Володька-Дачник не окончательно пропащий человек. Если ты о нём так говоришь, что же тогда о тебе самом сказать?

- Это уж тебе виднее, - усмехнулся Витька, внешне чрезвычайно небрежно.

- И Гошка, по-твоему, не пропащий?

- От этого одна вонь. Стрелять таких надо.

- Стрелять никого не надо, Витя. Никого. Чтобы другим пример не давать и чтобы себя самого в конце концов не изуродовать. Это тебе не война и не защита Родины.

- А я говорю, стрелять его! - со злостью повторил Витька.

- Да что ты против него такого имеешь? - удивился Виталий. - Неужели только за то, что он удрал, когда тебя взяли?

- Мало, да?

- Мало. Для такой злости, как у тебя. Ты ему лучше спасибо скажи. Может, останься он, и не взяли бы тебя. И разговора у нас с тобой такого не было бы. А главное, не задумался бы ты над своей жизнью и над чужой.

- Ну ты даёшь! - даже присвистнул Витька. - Вот выйду, я ему, гаду, спасибо скажу. Увидит тогда.

Теперь уже усмехнулся Виталий.

- Вот тебе, Витя, и ответ на твой вопрос.

- Какой ещё?

- Да насчёт чурки.

- И пусть.

- Нет, не пусть. Я тебе ещё раз повторяю: не чурка ты, но мозги тебе надо непременно проветрить. Хочешь ещё доказательство?

- Ну.

- Помнишь, я тебе сказал, что больше того, что уже раскрыто, за тобой ничего нет? Так вот, больше нет, а меньше есть, Витя. Но это уже других тоже касается, не одного тебя. И я считаю, что во всём должна быть справедливость. Так вот, по справедливости Борода, допустим, должен тоже своё получить. За «станок». Верно?

- Это ты всё откуда же выкопал? - изумился Витька, на миг теряя свою напускную сдержанность, и даже по-мальчишечьи приоткрыл рот.

- На набережной в парке копал, - улыбнулся Виталий. - Ох, богатые там залежи, я тебе скажу. Не поверишь даже.

- Это я-то не поверю? - снисходительно усмехнулся Витька.

- Ты из себя большого деятеля не строй. Ты шавкой был, шестёркой, а они козырные тузы в той игре, что Борода, что Вадим Александрович.

- Ты даёшь! - удивлённо и растерянно повторил Витька.

- Ошибаюсь?

- Допустим, что нет.

- То-то. За мной, между прочим, тоже от аттракционов пошли, когда я там «зенки пялил». Гошка опять пошёл и этот, толстый. Жора, что ли?

- Жопа.

- Ну, по-человечески Жора. Вот тут мы и познакомились. Вот тут мне Гошка и показал Бороду, Вадима Александровича и ещё третьего, как его?

- Гороха?

- Во-во. Бориса Егоровича. Они за своим столиком в тот вечер сидели.

- Да ни хрена Гошка не знает, - пренебрежительно махнул рукой Витька. - Что велят, то и делает. И своё получает, ясное дело. В охране он. Контрнаблюдение, как Горох говорит.

- И ты там числился?

- И я. А как «станок» печатает, это мы не знаем.

- А кто же знает?

- Кто придумал.

- Борода?

- Ну.

- А за что ты его сволочью назвал там, на фотографии?

- За дело.

- И все его так?

- Ага.

- И Гошка?

- Этот больше всех. - Витька недобро усмехнулся.

- Почему?

- У него спроси.

- А всё-таки?

- Гошка всем заливал, что с дочкой Бороды крутит. А Володька-Дачник рассказал, что она его с лестницы спустила, когда полез. И Борода прогнать грозил. Гошка, понятно, хвост поджал, но сам кое-чего задумал.

- Чего же?

- Не знаю. Но при случае продаст он Бороду, точно тебе говорю.

- Так, сам же говоришь, он ничего не знает. Чем же торговать?

- Для такого случая узнает.

- А ты не считаешь, что Борода своё получить должен?

- С меня ему получать нечего…

- Плохо, если так думаешь. Выходит, если он тебе хрусты давал, то уже купил тебя со всеми потрохами, так, что ли?

- А больше он мне ничего не делал.

- А другим? Ведь на каком-то обмане его «станок» работает, верно?

- Кто его знает!

- Кто же знает, кроме тех троих?

- Кто? - Витька посмотрел на потолок. - Ты у Майки спроси, кассирши.

- А кто она такая, чтобы знать?

- Майка-то? - усмехнулся Витька. - Да ты на неё посмотри сначала.

- И что?

- А то. Борода её недавно Вадику, говорят, отдал. В карты проиграл.

- Да ты что?

- У них так, - широко улыбнулся Витька. - Феодализм. И потом, - многозначительно добавил он, - через неё все деньги идут. Касса. Понимать надо.

- Понимаю.

- Слушай, - неожиданно спросил Витька. - А ты все там фотографии у меня разглядел?

- Все.

- И Катьку видел?

- Видел. Чёрной рамке только удивился. Думал, умерла. Но Лялька сказала…

Разговор незаметно ушёл в сторону. И Виталий был даже этому рад. От той опасной темы следовало чуточку передохнуть. И кроме того, Витька вдруг открывался ему новой своей стороной.

- Я почему на ней крест поставил, - говорил он. - Потому что я во всём верность требую до последней точки. Вот у нас в команде так было, у Василия Павловича. Все, как один, друг за друга. И с девчонками я тоже так. Я тебе скажу, между нами, конечно. Любовь я уважаю. Во! - Он зацепил ногтем за передние зубы и громко щёлкнул, потом вдруг неожиданно заключил: - А Гошку за это убить мало.

- Скор ты больно насчёт убить. Я вот полагаю, когда дадим Гошке подумать, он тоже кое-что склеить захочет в своей жизни.

- Жди!

- Думаю, дождусь. Что Гошка! И не такие, как он, задумываться иной раз начинали. Вот, к примеру, возьми… Ну, скажем, тот же Горох разве не задумается, когда время придёт, когда подопрёт его?

- Ему Нинка задуматься не даст.

- Это кто такая?

- Жинка его. Он её тоже в кассирши определил. Ну, зверюга, я тебе скажу, - убеждённо тряхнул головой Витька. - Вообще-то бабы вроде потише мужиков, это факт. Но уж ежели какая из них звереет или бесстыжей становится, то любого мужика перешибёт.

- Так и эта Нинка?

- Во-во. Её даже Борода боится.

- И Вадик?

- И Вадик. Он даже побольше.

- Может, она и имеет больше их?

- Не. Дело в их руках.

- Что же всё-таки за дело, а, Витя?

Вопрос этот вырвался у Виталия невольно.

- Кто его знает! - сухо ответил Витька. - Меня не касается.

- Ну ладно. Хватит, пожалуй, на сегодня, - объявил Виталий и, вздохнув, добавил: - Эх, Витя, ничего ты мне под протокол не сообщил. Ну хотя бы обещай одно: не молчи ты, как пень, когда тебя следователь Фролов допрашивать будет. Не порть ты себе картину.

- Что тебе сказал, ему не скажу, - упрямо мотнул головой Витька.

- Да ты про себя, про одного себя говори. Какие тут секреты?

- Секреты не секреты, а выворачиваться не желаю.

- И не выворачивайся. Только по фактам говори.

- Ладно, - снисходительно кивнул Витька. - Для тебя уж так и быть.

Виталий сухо возразил:

- Ты одолжений не делай. Тебе это нужнее всех, запомни.

- Ладно, ладно, - поспешно и примирительно повторил Витька.

На этом они и расстались. Конвой увёл арестованного.

Виталий задумчиво прошёлся по комнате, на ходу с силой покрутив руками, и даже сделал несколько резких прыжков.

«Чёрт возьми, ну что за работа! - досадливо думал он, снова принимаясь шагать по комнате. - Ведь как у других? Суббота, воскресенье - их. Делай, что хочешь, и поезжай, куда хочешь. В другие дни свои восемь часов отработали - всё, домой до завтра. И спокойная ночь впереди. А тут? Хоть и ничего не случается, всё равно спишь вполуха, ведь в любой час тебя могут вызвать, если что. И ведь никто на аркане сюда не тянул, сам пошёл, дурацких книжек начитался, эдаким романтиком был. Ах, уголовный розыск - бух-бух-бух!.. А ведь мог бы после института вполне солидно распределиться. Ну, допустим…» И Виталий принялся досадливо перебирать в памяти все спокойные, достойные, сытные места, куда бы он мог устроиться, куда его даже звали. А если бы ещё знакомства подключить! У одного только отца какие связи! Кого он только не лечил, не консультировал! Сейчас для врачей чего хочешь сделают. Отцу только словечко бы сказать, кому надо… В конце концов Виталий домечтался до того, что самому стало противно. Устал он, здорово устал, вот и всё.

…Парк уже изрядно надоел Виталию со всеми своими фонтанами, лозунгами, аттракционами, танцплощадками и толпами гуляющих. В потемневшем небе вспыхивали, кружились, сияли разноцветные огни. Отовсюду доносилась музыка, казалось, ею был перенасыщен весь парк. Кругом слышались оживлённые возгласы, смех, чей-то свист. В толпе сновали стайки мальчишек.

Виталий прошёл знакомым путём на набережную.

Неожиданно из толпы выскочил Гошка и, подбежав, торопливо сказал:

- Айн момент - и я тут, понял? Можешь торчать пока спокойно, не тронут.

- А кому я нужен? - пожал плечами Виталий.

- Ха! Не смеши мои ботинки, детка! Ну, привет!

И Гошка снова исчез.

Виталий стал внимательно приглядываться к окружающим. Неужели он не сможет ничего заметить в этой людской круговерти? Ведь некий «станок» продолжает «печатать». И кассы, кстати, ещё работают. В одной из них - красавица Майка, которую даже проигрывают в карты, а в другой - зверюга Нинка. М-да.

А спустя несколько минут перед Виталием снова возник Гошка и возбуждённо спросил, бегая глазами по сторонам:

- Ну что, двинули?

- Слышь, - сказал Виталий. - Хороша тут одна девушка у вас.

- Майка-то? - безошибочно определил Гошка. - Хошь, познакомлю?

- А удобно?

- Ха! С ней чего хошь удобно. Только с собой её сейчас не брать. - Гошка многозначительно поднял палец. - Она с ума сойдёт, если я буду, учти.

- Ладно. Не возьмём.

Гошка огляделся. Кассы уже закрылись, возле них никого не было.

- Айн момент, - бросил Гошка и торопливо направился к одному из аттракционов.

Вернулся он быстро. Рядом с ним шла невысокая девушка в лёгком пальто, чётко обрисовывавшем её стройную фигуру. Тёмные волосы были модно подстрижены, чёлка наползала на глаза. Тонкое лицо выглядело в полумраке бледным и усталым.

- Познакомься, Маечка, - выламываясь, сказал Гошка. - Мой закадычный кореш. Как тебя увидел, так покоя лишился. «Познакомь да познакомь». Ну, я что же… я человек добрый. Для кореша всё. Ты уж меня… это самое…

К своему удивлению, Виталий уловил какие-то заискивающие нотки в его голосе.

Девушка небрежно снизу вверх оглядела Виталия и пожала плечами.

- Ну, длинный. А ещё чего?

- Молодой и красивый, - со смешком добавил Гошка.

- Молодые сейчас на одну зарплату живут. Чего у них, может, и много, а вот тут ещё не хватает. - Она постучала согнутым пальчиком по лбу. - Тебя как зовут?

- Виталий. А тебя?

- Уже знаешь. И где ты трубишь?

- Далеко.

- Шустришь, вроде нашего Гошеньки?

- С первой встречи, Маечка, говорить о работе не принято, - усмехнулся Виталий. - Если подружимся, всё узнаешь.

- Ну и что? Попробуем подружиться. Запиши телефон. А здесь ко мне больше не подходи.

- Это почему?

- Глаз много. А я не люблю на людях. Так что звони. Утром лови, до девяти. Пока я в постельке. - Она коротко рассмеялась.

- Понятно, Маечка. Будь спокойна, поймаю.

- А я пока спокойна, не загорелась. Ты не думай.

- А как сегодня? - на всякий случай выразил нетерпение Виталий.

- Ты, мальчик, не торопи ночь. Сегодня я занята. Гоша, такси мне сейчас найдёшь, - повелительным тоном сказала Майя.

- Сей момент, - обрадованно и по-прежнему чуть заискивающе отозвался Гошка.

- Ну, так пошли, мальчики.

Втроём они направились к выходу из парка.

«Однако эта деловая Маечка быстро пошла на дружбу», - отметил про себя Виталий.

Гошка подогнал такси мгновенно, так что Виталий не успел сказать Майе и двух слов.

Когда девушка уехала, Гошка нетерпеливо спросил:

- А нам куда?

- А нам недалеко.

И они двинулись в сторону большой, залитой огнями площади.

У Виталия уже довольно давно появилось в городе два-три надёжных места, где он мог спокойно встретиться с кем угодно, где его знали и он мог быть уверен, что встречи его пройдут незаметно для окружающих и будут обставлены как надо. Одним из таких мест была скромная «Блинная» возле той самой площади.

Оглядев с презрением её скромный фасад, Гошка насмешливо присвистнул:

- Длинный, куда это ты меня приволок? Здесь одни мыши крупу жуют.

- Не суди, Гоша, по виду. За ним иной раз ой-ой чего прячется. Заходи.

Уже через полчаса, сидя в маленьком закутке возле общего зала и жадно уплетая тонкие, хрустящие блины с различной, вполне приемлемой закуской и проглотив уже третью рюмку водки, Гошка, отдуваясь, сказал:

- Ну, ты, Длинный, тоже даёшь. И место же выбрал, ёшь твою корень.

- А что?

- Знаем что, - хитро подмигнул Гошка. - Не пальцем учены.

- А тебе, Гоша, не приходила мысль поменять работу? - сочувственным тоном поинтересовался Виталий. - Не жарко тебе на ней стало, не припекает зад-то?

Вопрос этот Виталий задал, когда Гошка достиг того состояния, когда потребность излить душу становится уже невыносимой.

- Я тебе так, Длинный, скажу. Всё бы ничего, но братан в печёнку залез. Бросай да бросай. Ко мне на завод иди. А мне его завод во как нужен! - Гошка провёл ребром ладони по горлу. - Ну а вокруг, конечно, палёным запахло.

- Это как понять?

- А так. Первое, значит, это братан, ёшь твою корень, чего-то, видать, дознался. Тюрягой грозит. Второе, парень один пропал. Хрен его знает, где он.

- У Бороды спроси.

- Да пошёл он на хрен, Борода. Я его, жабу, ещё и не так подставлю. Вот он у меня где. - Гошка сжал кулак. - Захочу, так он знаешь куда запылит?

- А Борода-то знает, где он у тебя? - насмешливо осведомился Виталий.

- Раньше времени ему знать про то незачем. Что сделали у него, это так, начало только, - мстительно ухмыльнулся Гошка. - Я его всего закопаю. Погоди.

- Ты зря не свисти, - махнул рукой Виталий. - Про Бороду надо знать только одно, чтобы его закопать: как он «станок» крутит. А это тебе знать не положено.

- Кое-что знаем, - обещающе кивнул Гошка, уплетая блины.

- А сам ты, Гоша, что думаешь делать? Всю жизнь шестёркой не пробегаешь.

- А чего мне думать? За меня вон братан думает. У него думалка знаешь какая!

- Чужим умом жить - всё равно что чужими ногами ходить. Хуже нет.

- Плевать. Мне сейчас во как хорошо, понял?

- А братану за тебя плохо не будет?

- Иди ты на хрен! - обозлился наконец Гошка.

Виталий покачал головой.

- Эх, Гоша! Я тебе одно предложение хотел сделать. Но тут надо своей головой работать. А у тебя, видать, чурка вместо головы.

- Но, ты! Больно длинный. Я тебя покороче сделаю, - Гошка продолжал пьяно злиться. - Ишь! Один с одной стороны, другой с другой. А я не желаю, понял?!

- Значит, работкой доволен? - усмехнулся Виталий. - И дальше шестерить у Бороды будешь? Ну, валяй, валяй, Горшок. Каждому, конечно, своё.

- Да что ты ко мне прицепился?

- Я-то? Да показалось мне, что ты стоишь чего-то.

- Я, брат ты мой, ого сколько стою, не купишь.

- Это пусть тебя Борода покупает или Горох, а то и сам Вадим Саныч. Сколько они за тебя дадут, как думаешь?

- Сколько запрошу. Свобода им, так и так, дороже.

- Ох, куда занёсся! Здоров ты, Гошка, брехать, я смотрю. А, между прочим, с ними пойдёшь, если что. Разве только поменьше спрос будет. Но я тебе так скажу. И пятнадцать суток, допустим, под замком - и то хреново, сам знаешь. А тут суд светит. Тебе отломится двадцать пять по пятнадцать - зачешешься. Да нет. Ещё больше. Столько ты никогда не сидел. А ведь сам говоришь, дымится вокруг. Тогда чего ты ждёшь, скажи, а?

- Слышь, - помедлив, сказал Гошка, и голубые глаза его стали задумчивыми, он даже есть перестал: - Ты чего предлагаешь?

- Беги, Гоша. Без оглядки беги.

- А куда?

- Не ко мне, так к братану.

- А к тебе куда?

- Ко мне далеко, сам не добежишь.

- Эх, был бы Витька! - мечтательно произнёс Гошка.

- Это который пропал?

- Ага.

- Ну и что было бы?

- Вдвоём мы куда хошь закатились бы. Во парень!

- Сидит же твой Витька, сам знаешь.

Гошка насторожённо посмотрел на Виталия, и как будто даже меньше хмеля стало в его пустых глазах.

- А ты почём знаешь?

- Ха! Каждая собака в парке про то брешет. Что-то не к добру тебя к Витьке потянуло.

Закусив, Гошка вздохнул:

- Убегу. Ей-богу, убегу. Увидишь. И где-нибудь башку разобью.

- Это ещё зачем?

- А затем, что не пристану я уже ни к какой другой жизни.

- Не зарекайся. Не такие приставали. Битые-перебитые - и то… А ты ещё свеженький, молодой, необстрелянный, тебе просто.

- Не пристану, точно говорю. - Гошка печально покачал головой. - Ты, ёшь твою корень, парень, видать, стоящий. Вот я почему-то верю тебе, понял? И не потому, что выпил. Я ведро выпью, а никому не поверю. А тебе вот верю. Потому и говорю: убегу. Пусть они тут сами всё своё дерьмо расхлёбывают.

Злость опять переполнила его.

- Захлебнутся, - усмехнулся Виталий.

- Точно, ёшь их корень. Но у них, зараз, всё повыковыривать надо, голенькими чтоб побегали. У Бороды вот уже поковыряли, - злорадно сказал Гошка. - Но много чего ещё осталось. Не хошь ковырнуть? Я и тебе адресок дам. У него всё сверху выставлено, как в музее. А вот у Вадим Саныча нет, у него всё у матери, в Воронеже. А у Гороха - Нинка казначей. Во где ничего не найдёшь, у змеи этой.

- А Горох чем у них ведает?

- Горох людей ищет. Или убирает, если что.

- А как это он убирает?

- Так и убирает. Присылают нам иной раз кого, вкалывать. А не каждый подходит-то. Другой поглядит-поглядит кругом - и жить с нами отказывается. - Гошка пьяно ухмыльнулся. - Хорошо, если сам уйдёт. А то ведь иной нас норовить вытурить. Ну, тут уж извини-подвинься. Горох ему хлебало заткнёт.

- И крови не боится? - недоверчиво спросил Виталий.

- Как дело пойдёт, а то и на нож поставит.

- Ладно тебе брехать-то.

- Брешут псы. А я точно тебе говорю.

- И кого, к примеру, он хоть раз на нож поставил? - насмешливо спросил Виталий, делая вид, что не верит ни одному Гошкиному слову.

- Кого? - азартно переспросил оскорблённый Гошка. - Да хоть этого… Как его?.. Он, говорят, уже бумагу накатал. Но передать не успел. У Гороха нюх собачий. Учуял.

- Ну-ну, не заливай. Имя-то придумай сначала.

- Чего придумывать. Прислали его к нам билетёром… этого… Николай, вот!

- А дальше?

- Дальше у Гороха спроси.

- И что было?

- А то. Был Николай - и нет Николая. Такой фокус! - залился пьяным смехом Гошка.

Очень захотелось в этот момент Виталию как следует смазать по этой подлой херувимистой роже. Просто руки зачесались. Но сдержался. Он уже давно привык сдерживаться. Только чуть осипшим от волнения голосом спросил:

- Выходит, на мокрое дело Горох пошёл, не побоялся?

- Он одну Нинку боится, - осклабился Гошка.

- И давно дело это было?

Всё-таки в тоне Виталия что-то насторожило Гошку. Он подозрительно взглянул на него, потом сосредоточенно затянулся и, разминая в тарелке недокуренную сигарету, покачал головой.

- И кто ты, Длинный, есть, не пойму, - задумчиво произнёс он.

- А кто ты сам есть, ты понял?

- Я-то? Блатняга, и всё.

- Нет, не всё, Гоша. Совсем не всё. Ты, я вижу, себя ещё не знаешь. Ты много чего можешь. Ты и вышку схлопотать можешь, и орден. Смотря куда тебя понесёт. К Гороху, допустим, или, тоже допустим, к братану.

- А я говорю, убегу, - со злым упрямством произнёс Гошка, пристально глядя в маленькое окошко, выходившее в какой-то захламлённый угол двора. - Решено и подписано.

- Когда же это ты подписать успел? - насмешливо спросил Виталий.

- А вот как раз тогда, когда Горох… Нет моего согласия на такие дела, понял? Да я скорей себя порешу, чем другого кого, - с надрывом произнёс Гошка, стукнув кулаком в грудь. - А теперь убегу. Я его рожу сейчас видеть не могу, Гороха. Только ты, Длинный… - Гошка помедлил. - Ты гляди… Я тебе одному. Никто больше не знает. И знать не должен. Все думают, Гошка - трепло, Гошка - гад, Гошка - шестёрка. А у Гошки тоже душа есть, понял? Гошка тоже человек и дышать хочет.

- Вот братана и послушай.

- Не. Не получится. Убегу.

- От себя никуда не убежишь. И люди тоже всюду. Всякие. Ну, нового Гороха встретишь. Что тогда? Не бегать, а решать надо.

- Убегу… - тоскливо повторил Гошка.

И Виталий вдруг уловил искренность в его голосе, вдруг поверил его тоске, поверил Гошкиному намерению. Пожалуй, что убежит. Точно убежит. Пакостный этот характер дошёл до своей, черты. Дальше, на ещё худшие подлости, его уже не хватает, дальше он кончается. И, допустим, за Горохом этим не пойдёт. Значит… Черта ведь ещё не такая уж дальняя. От этой черты ещё можно повернуть назад. Можно, если заставить. Как? Чем? Страхом? Мало. И ненадёжно. Тогда что остаётся?

- Мой тебе совет, Гоша. Убежать успеешь. Отойди пока в сторонку, чтоб не зацепило. За тобой ведь ничего серьёзного нет. Подумаешь, контрнаблюдение…

- Чего-чего! - изумился Гошка.

- Не слышал разве про такое?

- Я-то слышал. А вот ты…

- Что один слышит, то и другой может услышать, - туманно пояснил Виталий. - Так что отойди, Гоша. А то заденет. И больно.

- Куда же отойти? - неуверенно спросил окончательно сбитый с толка Гошка.

- К братану своему пока. Чтобы с завтрашнего дня духа твоего в парке не было.

- Прямо так и ехать?

- А чего ждать? Хочешь, вместе поедем?

- А он примет?

Гошка вдруг потерял всю свою самоуверенность. Он был растерян и как-то особенно, неприятно жалок. Но Виталий пересилил себя и сказал:

- Примет. Он, если хочешь знать, даже ждёт. Так что поехали.

…Домой Виталий вернулся поздно, усталый и какой-то издёрганный. Как бы ему хотелось прийти сейчас в пустую квартиру и молча повалиться на кровать. Ощущения победы не было от разговора с Гошкой, хотя, казалось бы, он добился от этого подлого малого всего, что наметил: тот испугался, прибежал к брату и должен теперь оторваться от прежней компании. А главное, Гошка немало полезного рассказал и даже кое-что сделал, если учесть знакомство Виталия с Майкой. Наконец, Гошка много ещё расскажет, он психологически уже, пожалуй, готов к этому и с каждым днём теперь будет готов к этому всё больше. Желание освободиться, обезопаситься будет теперь расти в Гошкиной душе, станет двигать многими его новыми поступками. Да, важное начало было положено сегодняшней встречей. Всего лишь, конечно, начало, самое начало. Всё может ещё случиться, если недоглядеть. Но начало есть, что там ни говори.

И всё же ощущения полной победы не было от разговора с Гошкой. Ощущение было другое: что-то важное Гошка не договорил, что-то скрыл. Вот только сил сейчас у Виталия не было вспомнить те места в их разговоре, которые создали это ощущение. О чём они в тот момент говорили? Они говорили о Горохе… Нет, не то… О брате… Тоже не то… Как болит голова! О чём они ещё с Гошкой говорили, о чём ещё? О том, что Гошка убежит… Убежит… Нет, и это не то… Ох, как она болит, голова! Ещё… они говорили… Гошка выводит на убийство… Его совершил Горох… Какого-то Николая, билетёра… Это? Нет. Здесь Гошка ничего не скрыл… Как хорошо, что он лежит в темноте, что к нему никто не подходит! О чём они ещё говорили? О Бороде? Да-да, они говорили о Бороде. И что-то при этом проскользнуло у Гошки… «Что же это такое? Что же это такое?..» - уже сквозь сон мучился Виталий.

Утром его поднял с постели телефонный звонок.

Виталий, открыв глаза, машинально посмотрел на часы. Было уже девять. Он вскочил, как ужаленный, принялся было лихорадочно одеваться и только тогда сообразил, что сегодня воскресенье и на работу идти на этот раз не требовалось. А требовалось только подойти к телефону.

Звонил Эдик Албанян.

- Ну, старичок, и дела! - сказал он бодро, даже почти обрадованно. - Что-то, знаешь ли, небывалое. Твой покорный слуга никогда ещё - понял ты меня? Никогда! - так мордой в грязь не летел. Это просто интересно, такой сюжет!

- То есть? - не понял со сна Виталий. - Какой ещё сюжет?

- Ты спишь ещё, конечно, - догадавшись, трагически произнёс Эдик. - А я сейчас опять туда еду.

- Куда?

- Тьфу! В парк. Ну, куда ещё может ехать человек в воскресенье? Чистый воздух, фонтаны, аттракционы…

- А-а… Ну да-да. Ясно, - окончательно проснулся Виталий. - Ты только аккуратней крутись на этих чёртовых аттракционах. Не вывались.

- Уж я теперь постараюсь. Будь спокоен.

- Про вечер ты, надеюсь, не забыл?

- Я ничего не забываю, - зловеще объявил Эдик. - И ничего не прощаю. Я очень самолюбивый человек. Поэтому меня вчерашняя неудача здорово задела. Подумай только, такой провал! Представить невозможно!

- Можно, можно. Вполне представляю, - усмехнулся Виталий. - И очень прошу тебя, будь осторожен. Там всё может случиться, учти.

- Привет, - ответил Эдик не то иронически, не то снисходительно. - До вечера.

А вечером он шепнул Виталию:

- Опять всё к чёрту! Завтра потребую от руководства собрать совещание. С твоим участием, конечно. Такой организации, знаешь, я ещё не встречал, имей в виду.

- Я тоже, - кивнул Виталий. - Но ты не расстраивайся.

- Я не расстраиваюсь, я злюсь! - закричал Эдик на всю переднюю.

Из кухни выглянула кдивленная Светка.