1

— Перестаньте копаться в своих бумажках и уходите отсюда!

Луиза оторвалась от деловых бумаг, лежавших у нее на столе, и улыбнулась. Ее помощнику Тэду было уже под пятьдесят. Он был высокого роста, с обветренной, потрескавшейся кожей и похож на гибрид танка «шерман» с гориллой. Словом, вид у него был ужасный.

— Мы уже месяц с лишним занимаемся сбором жемчуга на наших плантациях, — напомнила Луиза Тэду. — Если я немедленно не заплачу по счетам, то нам наверняка отключат электричество и телефон.

— Я бы приветствовал и то и другое. Мы все уже при последнем издыхании. После того как ты проработал двенадцать часов в день, хочется отключиться от всего.

Луиза со вздохом поднялась со стула.

— Я тебя как-нибудь уволю, Тэд.

— Я молюсь, чтобы так оно и случилось, но вы никак не можете решиться.

Луиза сложила документы в шкаф и задернула шторы. Тэд тем временем позванивал ключами от входной двери лаборатории. Когда они вышли наружу, он запер дверь и подбросил связку с ключами в воздух так, чтобы Луиза могла их поймать.

— В общем-то, ты этого не заслуживаешь, но, пожалуй, я смогу угостить тебя ужином, — сказала Луиза.

Тэд заколебался.

— А кто готовил ужин, вы или Мэгги?

— Я.

Тэд молча влез в кабину грузовика и запустил двигатель. Луиза стояла рядом, положив руки на бедра.

— Ты же не умер, после того как поел у меня недавно. А ведь готовила я сама, — сказала она.

— Нет, не умер. Но не желаю рисковать во второй раз.

Машина тронулась, Луиза с улыбкой проводила ее взглядом. Она еще раз осмотрела свое хозяйство. На октябрь приходился самый пик сбора жемчужин. Во дворе громоздились лодки-плоскодонки, с которых во многих местах облезла краска, пахнущие тиной сети и необычного вида клетки для жемчужниц. Всюду высились кучи раковин высотой в человеческий рост. Лучи закатного солнца играли на перламутровых створках. Здесь некуда было деться от навязчивого запаха, похожего на рыбный.

Конечно, двор этот выглядел непривлекательно. Но ведь сбор жемчуга дело непростое. Луиза всегда очень придирчиво относилась ко всему, что касалось ее работы. Вот и теперь она критическим взором окинула двор и решила про себя, что все так, как и должно быть. Затем побрела к дому.

Вид дома с белыми колоннами, построенного еще в первой половине прошлого столетия, сразу успокоил ее. Ушло нервное напряжение, расслабились мышцы. Последние в этом году розы радовали глаз. Над ними вились пчелы. По краям веранды росли кизил и магнолия. Свежеокрашенные белые колонны поддерживали два этажа дома.

У Луизы были далеко идущие планы, касавшиеся реставрации самого дома и приведения в порядок участка земли, на котором он стоял. Сад находился в запущенном состоянии, крыша вряд ли могла выдержать до следующего года. А комнаты внутри нужно было немедленно красить. Денег, которые она выручила в прошлом году за свой жемчуг, едва хватило на то, чтобы привести в порядок фасад. Но их не хватило, чтобы произвести в доме быстрый капитальный ремонт. Восемь лет назад произошло несчастье: вспыхнул пожар и в огне погибли ее родители. Пожар полностью уничтожил западное крыло дома. От высокой температуры и дыма пострадала большая часть здания. Луиза получила мизерную страховку, унаследовав при этом кучу долгов и этот полуразрушенный дом, служивший пристанищем для нескольких поколений семьи Нэтти.

И все же это был ее дом. Пожар случился, когда ей исполнилось девятнадцать, и перевернул вверх дном весь привычный для нее мир. Ей говорили, что этот дом уже не удастся восстановить. Но она решила иначе. В тот момент у нее больше ничего не оставалось. И нужно было бороться за то, без чего нельзя жить.

…А сейчас она не могла жить без стакана крепкого чая из холодильника. Луиза поднялась по ступенькам веранды, наслаждаясь первыми мгновениями долгожданной прохлады, наступившей для нее наконец после двенадцати часов работы на нестерпимой жаре. Здесь, на реке Колорадо, такая жара — не слишком частое явление.

В коридоре стояла прохлада и пахло лимоном и воском. Пол здесь был в черно-белую клетку. Коридор заканчивался широкой лестницей, которая вела на второй этаж. Пребывание в этом уголке дома всегда вызывало у Луизы чувство приятной расслабленности. Лаборатория стала местом, где она работала, строила планы, откуда она черпала свою энергию, получала вдохновение и силу. Дом же был местом ее отдохновения.

— Мэгги! Почему ты до сих пор здесь? — спросила Луиза, обнаружив в кухне прислугу.

Та продолжала возиться со сковородками. Ее удлиненное, морщинистое лицо было неприветливым.

— Сейчас ухожу! Ухожу… Я уже два часа пытаюсь отсюда уйти, но телефон звонит без умолку. К тому же я знаю, что вы скорее согласитесь лечь спать голодной, чем самой что-нибудь себе приготовить… Умойтесь и ступайте к столу. Если из цыпленка вышел сок, то только из-за того, что вы так поздно явились. Посмотрите, сколько уже времени… Почти половина восьмого!

— Если бы ты вовремя ушла домой, то знать бы не знала, что я приду так поздно, — резонно заметила Луиза.

Маргарита окинула ее выразительным взглядом. За последние четыре года они часто обменивались такими взглядами. Несколько лет назад у Мэгги умер муж. Чтобы поддержать соседку, Луиза предложила этой женщине помогать ей по дому. Как выяснилось позднее, Луиза плохо знала на что пошла. Маргарите был шестьдесят один год, но в душе ей давно перевалило за сто. Она постоянно совала свой нос во все дела и отличалась безнадежной тупостью. Луиза не потерпела бы такое ни в одном из своих работников, однако для Мэгги она сделала исключение. Ее соседка была одинока. И это решило все.

Мэгги сделала нетерпеливый знак рукой, предлагая Луизе сесть.

— Вам тут беспрерывно звонят, — сказала она.

— Кто?

Луиза еще не успела как следует помыть руки, как на столе появилось огромное блюдо с жареным цыпленком и картофельным пюре. Такой порции с лихвой хватило бы на четверых.

— Выглядит аппетитно, — заметила Луиза.

— Звонил мистер Кастеллано и сказал, что у него уже есть покупатели на ваши жемчужины. Имеются в виду те, которые вы сейчас получите из новых раковин.

— Я ему перезвоню… Мэгги, да здесь еды на десять человек. Останься и поужинай вместе со мной.

Мэгги уже повесила сумку на плечо. Было поздно, и Луиза хорошо знала, что в доме у нее пусто.

— Мне нужно многое сделать сегодня вечером. Я вам говорила, что в холодильнике лежит кусок сладкого пирога с лаймом? И еще вам названивали… Починили кое-что из вашего оборудования. Джек Симеон хотел напомнить вам о том, что в воскресенье пригласил вас на барбекю. Дороти Паркер сказала, что за вами приглашение на ленч…

— Хм…

Мэгги поставила перед хозяйкой корзиночку с шестью горячими булочками.

— Нечего тут мычать. Вы нигде не были с тех пор, как началось это лето.

— Нет, была.

— На работе.

— У меня будет целая зима на всякую пустую болтовню с соседями.

— Знаю, что вы не согласитесь со мной, но все же скажу, что, если вы отлучитесь куда-нибудь на несколько часов, с вашими делами ничего страшного не произойдет. Джек — прекрасный человек. Некоторым нашим женщинам стоило бы подумать, что двадцать семь лет — это не так уж мало.

Не снимая с плеча сумку, Мэгги наполнила мойку мыльной водой, в которой здесь обычно мыли посуду.

— Похоже на начало очередной лекции, которая закончится мытьем посуды… Все это уже было, Мэгги. Достаточно! Я сама справлюсь с тарелками и приберусь.

— Вы поешьте… Звонил еще Артур Бейли. В третий раз на этой неделе.

Луиза слегка нахмурилась.

— Он сказал, что ему нужно?

— Нет. Пообещал позвонить еще раз.

Луиза поймала себя на том, что сидит, задумчиво уставившись на стоящий перед ней стакан с золотистого цвета чаем. Шерман и Бейли в долине Колорадо считались главными людьми в жемчужном бизнесе. Луиза не находилась с ними в дружеских или доверительных отношениях, но Артур Бейли был ее ближайшим соседом.

Она хорошо знала его в лицо. Ей было известно также, что у него денег куры не клюют. И то, что свои профессиональные секреты он оберегал с помощью высоких заборов и наемной охраны. Во всех делах, касавшихся производства жемчуга, требовалось соблюдать строжайшую конфиденциальность. И не потому, что жемчужины сравнительно легко украсть, но по той причине, что не составляло труда похитить технологические секреты.

Незадолго до этого Луиза добилась третьего по счету успеха с помощью применяемых ею методов питания жемчужниц и введения в их раковины искусственных ядрышек. Боби в Нью-Йорке удалось продать ее очередное жемчужное ожерелье за весьма солидную сумму. Однако, что касается денег, успех всегда относителен. Чтобы изменить положение дел в целом, нужно было бы продать не одно такое ожерелье. Жемчуг высшего качества, о котором она мечтала, потребовал бы от нее и более значительных денежных затрат. Тем временем, — пока у Луизы не появилась возможность приобрести более надежные технические средства защиты, — в Виктории не было ни единой души, которая догадывалась бы, что она экспериментирует с выращиванием искусственного жемчуга. Не должен был знать о таких ее опытах и Артур Бейли. Так что его неожиданный интерес к ее делам представлялся необъяснимым.

— Ешьте! — сердито сказала Мэгги. — Нечего расстраиваться из-за того, что звонит этот старый козел.

— Я не придаю этому никакого значения. Просто отдаю себе отчет в том, что Бейли у нас — человек влиятельный.

— Да, и к тому же ни одной юбки не пропускает… В его-то возрасте!

У Маргариты были свои устоявшиеся взгляды на поведение представителей сильного пола. Она наконец покончила с мытьем посуды и стояла теперь у выхода, позванивая ключами от своей автомашины.

— Да… чуть не забыла! Звонил еще какой-то мистер Коплин. Сказал, что управился с делами в городе раньше времени и приедет сюда сегодня вечером к девяти часам.

Луиза едва не подпрыгнула.

— Что ты сказала?

— Звонил мистер Коплин, — повторила Мэгги. Ее удивила неожиданная реакция хозяйки на это ее сообщение. — Насколько я поняла, вы с ним знакомы. И говорил он так уверенно, будто не сомневался, что вы ждете его звонка.

— Я действительно ждала, что он позвонит. Спасибо, Мэгги.

Маргарита наконец исчезла, и в доме наступила мертвая тишина. Луиза вдруг явственно услышала, как в этой тишине гулко бьется ее сердце. Артур Бейли, физическая усталость и финансовые заботы — все вдруг отошло для нее на второй план.

Луиза посмотрела на часы и отметила про себя, что уже миновало восемь. Она проворно вскочила на ноги. Через пять минут она уже стояла под упругими струями горячего душа. Но и они не могли утихомирить ее все сильнее бьющееся сердце. Грэгори был здесь. И они должны скоро выяснить наконец, насколько действенной оказалась формула его питательного состава для жемчужниц.

На проверку эффективности предложенного Грэгом состава потребовалось целых три года. Все это время Луиза аккуратно писала ему обо всех деталях эксперимента, которые она считала достойными его внимания. Грэгори непременно присылал ей ответ. Как правило, это было одно небрежно выведенное на отдельном листочке слово: «Прекрасно».

Три года назад Луиза излишне нервозно восприняла встречу с этим человеком. Его односложные ответы на ее письма-отчеты подействовали, однако, неожиданным образом: она укрепилась во мнении, что работать с Грэгом совершенно безопасно. Он никогда не задавал ей ненужных вопросов, воздерживался от комментариев и был словно бы равнодушен к тому, чем она занималась. Отвечал он ей на фирменной бумаге. В верхней части бланка указывалось, что его фирма занимается импортом товаров и имеет отделения в Токио и Амстердаме. Луизе неоднократно приходило в голову, что Грэг, пожалуй, сейчас был бы рад забыть об этой своей причуде — ввязаться в эксперимент в каком-то захудалом городишке в штате Техас.

Именно Луизе принадлежала инициатива этой их деловой переписки. Вначале слепая доверчивость Грэгори вызвала у нее уверенность в себе и одновременно — изумление, однако позднее сложившаяся ситуация начала ее раздражать. Ей пришло в голову, что никто не сможет предъявить ей в дальнейшем каких-либо претензий, если при выемке жемчужин, выращенных по его способу, будет присутствовать сам мистер Коплин. Ни у кого не должно быть оснований обвинить ее в воровстве или в несоблюдении чистоты эксперимента. Нормального человека это, безусловно, должно беспокоить. Луиза осознавала свою и Грэгори взаимную ответственность за исход эксперимента и потому настаивала, чтобы он приехал.

Луиза знала, что сам он не слишком верил в предложенную формулу. У нее были все основания тоже не слишком верить совершенно неизвестной технологии. Но где-то в глубине души Луиза все же упрямо, слепо надеялась на нее и хотела в нее верить. Однако жизнь вынуждала ее быть реалисткой, практичной женщиной, которой не до прекраснодушных мечтаний. Она изменила им. А ведь много лет назад эти мечты о будущем дали ей силы бороться за свое место в жизни, когда ей, казалось, уже не на что надеяться.

Луиза перекрыла душ, обвернулась полотенцем и, не успев еще как следует вытереться, босиком прошла в спальню. Сердце ее стало биться ровнее, возбуждение ослабло. Она открыла ящик с бельем.

Спальня Луизы, в общем, мало чем отличалась от комнаты любой другой женщины, которая так же, как она, любила легкие ткани пастельных тонов. В ее платяном шкафу висело на выбор множество шелковых блузок, имевших одну непременную общую деталь: все они застегивались до самого подбородка. В спальне не было ни одного зеркала…

Луиза выбрала блузку бледно-розового цвета и машинально натянула ее на себя. Застегивая пуговицы, она старалась не касаться пальцами собственной кожи. После того страшного пожара на теле ее остались безобразные рубцы. Они покрывали всю правую половину ее тела, доходя вверху до самой шеи. Дважды Луиза решалась на пластические операции. Теперь кожа ее в этих местах стала глаже, чем на остальных частях тела. Но на шее образовалось нечто вроде клейма, похожего на шрам от пореза ножом… А вся правая сторона туловища там, где расположены ребра, была красного цвета, неестественно гладкая и… отталкивающая.

Только одному мужчине довелось увидеть ее шрамы. Этого оказалось достаточно, больше о них никто не узнал. Луиза быстрым, привычным движением проверила, застегнута ли верхняя пуговица на блузке. Затем надела юбку из набивной ткани с узорами и сандалии. Открыв дверцу стенного шкафа, она достала с верхней полки шкатулку, покрытую эмалью и отделанную внутри бархатом. Это была память о ее матери. В шкатулке лежали черные жемчужины, подаренные ей Грэгом.

Два ее собственных эксперимента с жемчужницами на протяжении последних трех лет закончились неудачей. Однажды, когда Луизе стало совсем грустно, она вынула из шкатулки жемчуг Грэга, чтобы взглянуть на него. Но это могло служить ей только утешением. В действительности Луиза никак не связывала проект Грэгори Коплина со своими реальными проблемами. Эта красота рождала надежду. И только.

В ее руке снова лежали прекрасные гладкие жемчужины. Они были неописуемо красивы. И действительно существовали. Почему же она не могла хоть чуточку поверить в то, что формула Грэгори может дать реальный результат?

Теперь, спустя три долгих года ожиданий, настал наконец решающий момент. Сердце Луизы вновь забилось предчувствием встречи. Она спустилась вниз по лестнице и села в кресло, ожидая прихода Грэга. Согретые теплом ее руки, в углублении ладони лежали его черные жемчужины. Луиза вскочила и стала возбужденно ходить взад-вперед по прихожей, меряя шагами пол в черно-белую клетку.

Скоро уже, подумала она, скоро мы все узнаем.

Было без пяти минут девять, когда она услышала, как кто-то постучал во входную дверь. Луиза вздрогнула и быстро пошла открывать. Даже поворачивая ручку двери, она непрестанно думала о жемчужинах. Высокая нарядная дверь в георгианском стиле неторопливо растворилась. В переднюю ворвался закатный солнечный свет — и вместе с ним внутрь скользнула высокая темная фигура. Это был Грэгори Коплин собственной персоной.

Луиза улыбнулась ему не сразу — сказалось нервное напряжение, которое никак не оставляло ее. Затем она отступила на шаг и поманила Грэгори рукой.

— Входите же, Грэг… Я рада, что вы смогли приехать раньше, чем мы оба предполагали.

Она протянула ему руку.

— Надеюсь, я приехал в удобное для вас время? Ее миниатюрная ладошка утонула в его ручище.

Это трудно было назвать рукопожатием, но и не было лаской. Впрочем, подобным образом Грэг поступал и раньше. Видимо, речь шла о способе физического контакта, который он считал наиболее приемлемым. Как всегда, из-под мохнатых бровей поблескивали его темные глаза. Он смотрел на Луизу не отрываясь. Его взгляд выражал беспокойство, волнение, едва сдерживаемые вопросы, которые накопились в его душе за три долгих года.

Он волновался из-за своего жемчуга, подумала Луиза, а вслух сказала:

— Время самое подходящее.

Он хотел отпустить ее руку, но Луиза его остановила. Ей вдруг захотелось немедленно сделать то, что могло обождать еще несколько минут. Осторожным движением она пересыпала черные жемчужины из своей руки в его ладонь. Затем слегка сжала кончики его пальцев так, что они сомкнулись. Теперь жемчужины были в кулаке у Грэга и, значит, ей больше не принадлежали.

— Их давно следовало вернуть вам, — мягко сказала она.

— Я от вас этого не требовал, — смущенно и с некоторой досадой ответил Грэгори.

— Да, я об этом знаю и не хотела с вами спорить. Но я твердо решила рано или поздно вернуть их вам. Вы уже расплатились со мной за проделанную работу. Иметь в доме такой жемчуг в течение трех лет — это уже своего рода оплата. — Луиза улыбнулась и решительно отступила на шаг. — Мне кажется, нам удобнее будет поговорить в библиотеке. Могу предложить бренди…

— В этом нет необходимости.

Грэг взглянул на жемчужины, затем опустил их в карман. Он обвел глазами зал и лестницу.

— У вас красивый дом, — заметил он.

— С ним слишком много хлопот… Вы прилетели на самолете?

— Да, сегодня днем.

— Ну вот, вы здесь наконец, а я не знаю, с чего начать, — сказала Луиза, скрывая замешательство коротким смешком. — За три года у меня накопилось много наблюдений — целая записная книжка. Но она осталась в лаборатории. Я могу принести ее попозже, если хотите. Дело в том, что я узнала о вашем приезде всего час назад… Я тщательно контролировала ход эксперимента и писала вам об этом. Но в письмах всего не напишешь…

Луиза коротко пересказала Грэгори о всех перипетиях, связанных с осуществлением его эксперимента. Ядрышко, которое вводилось в раковину жемчужницы, имело диаметр точно семь миллиметров… Затем туда впрыскивалась его питательная смесь. Для проведения опытов Луиза отбирала лишь молодые жемчужницы, причем только недавно отловленные.

— Кроме того, я ввела ядрышки такому же количеству жемчужниц, которые не получали вашего питания. Это была, так сказать, контрольная, группа…

Грэг слушал и улыбался, и это постепенно начало лишать Луизу уверенности в себе. Когда она наконец закончила свой отчет, их глаза встретились. Неожиданно для них обоих между ними словно бы проскочил электрический разряд…

— Луиза, — начал Грэгори, — я обратился к вам потому, что не обладаю в этой области необходимыми знаниями. Вы мастер своего дела, и потому я не намерен задавать вам лишних вопросов. Не сомневаюсь в правильности ваших решений, а потому бессмысленно подвергать вас какой-либо проверке.

— Я в точности фиксировала все, что делала. Вы можете ознакомиться со всеми этими записями…

Грэг покачал головой.

— С самого начала мы приняли мудрое решение: в нашем эксперименте не будут участвовать юристы или какие-либо третьи лица. Кроме того, три года назад я четко объяснил вам, что мой интерес в проведении этого эксперимента не связан с деньгами. Я стремился лишь к тому, чтобы отдать моральный долг человеку, которого я необыкновенно ценил. Это было сделано, как вы уже знаете, из любви к уже ушедшему в мир иной моему деду. При этом я никогда не был уверен, что предложенная им питательная смесь даст реальные результаты. Вы, вероятно, тоже на это особенно не рассчитывали?

— Конечно же нет.

Луиза почти физически ощущала, как взгляд его исследует ее губы, шею, глаза.

— Я хочу, чтобы вы наконец сбросили с себя то напряжение, которое было вызвано этой работой. Я ведь не собираюсь критиковать вас в том, что касается проделанного эксперимента.

— Я уже избавилась от этого напряжения. Она вдруг поймала себя на том, что ходит по комнате взад-вперед. Поняв это, она внезапно остановилась и засунула ладони в прохладные карманы юбки. Луиза в течение трех лет пыталась себе представить, как будет проходить эта их встреча. Она, конечно же, должна была быть деловой и откровенной, неофициальной к тому же, а главное — на этой встрече не должны были утверждаться чьи-либо авторитеты. Требовалось избежать натянутости. Луиза это умела — ей приходилось много работать с мужчинами. Правда, Грэгори Коплин во многом оставался для нее чужим человеком.

Однако, кажется, в этом сценарии она забыла об одной маленькой, но существенной детали. Когда люди в течение трех лет хранят одну и ту же тайну, их вряд ли можно назвать по-настоящему чужими. Чужие люди не станут друг другу слепо доверять, пока как следует не узнают друг друга.

Сама она никогда бы не смогла толком объяснить, почему Грэгори так охотно доверил ей свою формулу. Все говорило о том, что он человек замкнутый — твердые очертания губ, жесткая линия подбородка, гордое, с оттенком горечи, выражение, которое никогда не сходило с его лица. В нем не было мягкости или мечтательности. Он не выказывал открыто своих чувств и всегда готов был дать отпор в случае необходимости. Это и понятно: чтобы успешно работать в сфере международной торговли, требовались тонкий подход и проницательность. И в то же самое время он доверил рецепт питательного раствора для жемчужниц женщине, которую встретил впервые… Ведь могло же оказаться, что эта формула невообразимо ценная.

И Луиза дорожила этим доверием, как львица дорожит своим детенышем… И это тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Солнце зашло, свет за высокими окнами начинал меркнуть — приближался вечер. Ее не очень устраивало, что им придется обсуждать свои секреты с глазу на глаз в темноте наступающей ночи. Она пригласила его в свой дом для того, чтобы обсудить их совместные дела, связанные с проведением экспериментов. Но не для того, чтобы этот мужчина смотрел на нее с любопытством, интересом, словно лаская взглядом. Это вызывало в Луизе какие-то необъяснимые ощущения, словно она ждала чего-то.

— Нам следует поговорить о результатах эксперимента, — твердо сказала она.

Грэгори кивнул.

— Я снял домик у Голубого Ручья — Блю-Крик. На месяц. Надеюсь, что нам хватит этого времени.

— Вам не понадобится быть здесь целый месяц. Двух недель вполне достаточно… Многое будет зависеть от вас, от того, сколько времени вы захотите уделять этому ежедневно. И когда…

— Что это значит?

— Все зависит от вашего подхода, — прямо сказала Луиза. — До этого момента ни Тэд, который здесь командует моими рабочими, ни кто-либо из них не знал о существовании проекта. Таково было ваше условие… Мы можем работать днем или ночью, как пожелаете. Но днем здесь будут находиться мои рабочие. Я им доверяю, в особенности Тэду, но если вы хотите сохранить все в абсолютной тайне…

— Да.

— В таком случае нам придется работать ночью. — Она беспомощно развела руками. — Я знаю, что вам не хотелось самому заниматься сбором жемчужин, и в этом я не могу вас винить. Нас едят комары, мы часами находимся в мокрой одежде, среди ужасающей вони. Даже с техникой вскрытия раковин вы наверняка не знакомы, да это и не требуется. Я хочу, чтобы было ясно, что работу буду выполнять я сама. Но важно, чтобы вы при этом присутствовали, чтобы сами все видели, чтобы не было никаких сомнений относительно того, что сделано с вашими жемчужинами…

— Что же, — неторопливо произнес Грэгори, — назначайте время и место встречи.

Луиза быстро двинулась к двери.

— Завтра… в одиннадцать вечера. Иногда мы работаем допоздна, но в это время, как правило, никого уже не остается. Вы пройдете мимо ворот вдоль ограды и остановитесь метрах в ста от них. Ждите меня у машины. Я подойду.

— Хорошо.

С делами было покончено, тем не менее Грэг почему-то топтался возле двери. Их разделяли каких-нибудь два шага. Нараставшее между ними напряжение внезапно достигло предела, грозя вылиться во что-то непредвиденное. Луиза уговаривала себя, стараясь объяснить свое состояние волнениями из-за жемчужин. Осталось ждать недолго — теперь уже несколько дней, а может быть даже часов, и они будут знать результат. И тогда уйдут мечты о невозможном, уйдут желания и надежды.

Все как будто так, но почему вдруг из-за какого-то жемчуга так странно бьется ее сердце? И на лице Грэга не видно больше натянутой улыбки… Прежде его занимали обсуждавшиеся ими дела. Теперь же он сосредоточил все свое внимание на ее фигуре — на шелковой блузке, которой были прикрыты ее грудь и шея, на длинных стройных ногах, которые, очевидно, были голыми под юбкой. Он перевел взгляд на ее темные волосы, на губы, на нежное лицо. Он и прежде ее внимательно рассматривал, но все было не так. Сейчас его взгляд был каким-то… призывным. Теперь он смотрел на Луизу, как на женщину. Неужели он был так слеп раньше?

Это было как раз то, на что она надеялась в глубине души. Она заставила себя поверить в это.

— Завтра в одиннадцать, — повторил Грэгори.

— Да.

Она проснулась посреди ночи в холодном поту, ее била дрожь. В окна спальни проникал серебристый лунный свет. Прохладный ночной ветерок шевелил бледно-розовые занавески. Кошмарный сон постепенно уходил от нее, сердце начинало успокаиваться.

Теперь пожар в ее доме снился Луизе все реже, раз в несколько месяцев. Но сегодня ужасное сновидение было необыкновенно живым — словно наказание за покой последнего времени. Ей исполнилось девятнадцать, когда она проснулась в ту трагическую ночь посреди дыма, огня и криков о помощи. Стена пламени отделила ее от родителей. Она не могла не вспоминать об этом. И всегда приходила к одному и тому же выводу: в ту ночь она поступила единственно возможным образом. Откуда-то издалека до нее доносились истошные звуки сирен пожарных машин. Она выбралась из своей спальни на балкон из кованого железа, который соединял ее комнату со спальней родителей. Выли сирены, было жарко и страшно. Она попыталась вытащить мать через окно, а затем отца… Боже мой, ее отец…

Луиза крепко зажмурилась, стараясь прогнать воспоминания. Внизу дедушкины часы пробили три ночи. Луиза перевернула подушку на другую сторону, которая была прохладнее, и расправила смятые простыни.

Она пришла в себя тогда в больничной палате. Боль ее была нестерпима: горе по поводу гибели родителей и саднящие раны от ожогов терзали ее. В тот момент да и позднее она никогда не придавала значения тому, что ожоги оставили на ее теле безобразные следы. Кому какое до этого дело? Жизнь полна страданий, но у нее был дом, и нужны были силы, чтобы бороться за него, нужно было работать, платить по счетам. Кредиторы терпеливо ждали, понимая ее бедственное положение. Она знала этих людей из их городка всю свою жизнь, а они знали ее.

И Гилберта она знала всю жизнь. Он помогал ей красить стены пострадавшего от пожара дома. Он часами мог просиживать на скрипящих досках крыльца и слушать, как она рассказывала ему про жемчуг. Луиза не раз устраивала пикники на берегу реки. Она чувствовала, что отчаянно нуждается в его обществе — или в любом другом, — потому что ее терзало чувство одиночества.

Разумеется, она стеснялась своих шрамов, но в свои двадцать лет наивно считала, что настоящий человек не станет придавать этому значения. Гилберту было известно, что она получила ожоги на пожаре. Луиза ему верила, ибо казалось, что внешняя красота не была для него главным. Она пыталась проверить его чувства. Их подтверждали воспоминания о страстных поцелуях в ночной темноте. После них, уже войдя в дом, она прислонялась спиной к двери, поскольку ноги отказывались держать ее. Их поцелуи имели вкус лимонада, чая, приятной утренней свежести и пряного аромата предвечерних часов дня. Луиза вовсю насладилась поцелуями Гилберта, прежде чем решилась на близость с ним. Его объятия становились все настойчивее, одежда все более казалась ненужным препятствием.

Она не задумываясь готова была распрощаться со своей девственностью. Ей, так же как и ему, хотелось отдаться наконец этой страсти, венчавшей их любовь. Но в ту ночь, когда все это должно было случиться, ничего существенного не произошло. Луизе запомнилось выражение лица Гилберта, когда он снял с нее блузку.

Он пытался. Но не мог себя заставить дотронуться до нее. Он боялся даже смотреть на Луизу после испытанного им шока. Гилберт длинно, в осторожных выражениях говорил о том, что привыкнет к этому. Пусть она не сомневается в том, что он ее любит, что эта его реакция на ее шрамы вызвана неожиданностью увиденного.

Луизе не хотелось, чтобы кто-нибудь еще испытал подобный шок. Она порвала с Гилбертом. Сейчас он уже давно женат, у него сын, ожидается новое прибавление семейства. У его жены, конечно же, не было физических недостатков. Луиза больше о нем не вспоминала. Что же до шрамов, то днем они были скрыты под шелком блузки. А Луиза решила для себя, что совершенство нужно искать не в человеческих отношениях, а в чем-то другом.

Жемчужины, которые имели изъяны, шли в отвал, — в них никто не нуждался, они никому не требовались. Луиза черпала силу из красоты жемчуга, из совершенства и порядка своего дела, из собственной гордости. Она не желала быть жемчужиной, отринутой всеми.

В долгие ночные часы она снова видела перед собой темные глаза Грэга и его сдержанную чувственную улыбку, адресованную ей. Желать так легко, подумалось ей мимоходом.

А она желала — отчаянно и самозабвенно. Ощущение это было острым и непреодолимым, оно сжигало ее изнутри. Но желала она не мужчину. Ей нужны были его жемчужины.

Только его жемчужины.

Загрузка...