Вечные странники

Глава IX. ЭКЗАМЕНЫ НА СООБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ

Животные приходят в этот мир, зная многое. Птенцы сидят и «чистят перья», которые еще не выросли. А не дай бог прозвучит крик тревоги — они поступят, как того требует ситуация. Птенцы большой синицы, не видевшие со дня рождения ни родителей, ни других своих соплеменников, когда услышат резкий свист взрослой птицы, мгновенно затаиваются. Они знают — свист этот означает: приближается пернатый хищник. Птенцы ласточки, если даже будут жить в тесных клетках и не смогут ни разу взмахнуть крыльями, летают ничуть не хуже сверстников, которые провели детство в гнезде.На днях меня безмерно удивила собственная собака. Она заболела довольно своеобразной и довольно распространенной теперь в городах болезнью под названием «ложная щенность». Щенков у собаки раньше не было, однако ее словно подменили. Она нашла себе щенков, ими стали мои варежки. Утащив их потихоньку, собака ложилась так, чтобы варежки были поближе к соскам. Она осторожно переносила их во рту из своего кресла на мою кровать. Я попыталась забрать варежки. Она с лаем бросилась на меня. Собака уже не спала Дни напролет, а смотрела на всех горящими глазами: как бы кто не вздумал дотронуться до ее «детей».В первой половине девятнадцатого века Фредерик Кювье, брат знаменитого Жоржа Кювье, решил установить границу между инстинктом и умом. Фредерик Кювье заведовал зверинцем Ботанического сада в Париже и мог сколько угодно наблюдать за поведением животных. Но Кювье не остановился на этом. Он ставит различные опыты.Бобры исстари славились своими замечательными постройками: еще древних людей поражали их сооружения. Современники Кювье считали бобров умнейшими животными, «знатоками в математике и в инженерном искусстве, в архитектуре». Но так ли это?И вот слепые бобрята, вскормленные молоком женщины, подросли, перешли на растительную пищу. Им дают прутья ивы. Бобрята перегрызают их и, заострив на одном конце, складывают в кучку. А получив веток в избытке, бобрята принялись втыкать прутья в землю. К колышкам они притаскивали дополнительный стройматериал, трамбовали землю хвостом. В общем, сооружали плотинуМиф об уме бобров рухнул. Слепой инстинкт, и больше ничего - вот вывод, который делает Кювье, а окончательное его заключение: инстинкт отличается от ума тем, что все в нем шаблонно и неизменно.За историю своего существования каждый вид животных приобрел свои инстинкты — «видовую память», которая передается от поколения к поколению по наследству. Но как возникли инстинкты? На этот вопрос дал ответ Чарлз Дарвин: в ходе естественного отбора. Именно он закрепляет выгодные для данного вида изменения в поведении и упраздняет вредные.Однако все не так просто, как казалось долгое время и как может показаться на первый взгляд. Знания-то у животных есть, а умения нет. Цыплята, появившись на свет, не могут толком клевать, а голубята — пить, бельчонок, разгрызая орех, тратит впустую много энергии. И приходится детенышам тренироваться, совершенствовать врожденные знания.Легендарный законодатель древней Спарты Ликург положил начало экспериментам, которые проводятся и в наши дни. Ликург поместил двух щенков в яму, а двух других выращивал вместе с собаками. Повзрослели щенки. Тогда Ликург при большом стечении народа выпустил зайца. Щенок, живший на воле, побежал за зайцем и поймал его. Щенок, сидевший в яме, бросился от зайца наутек.Итог этого и великого множества других экспериментов: на знаниях, полученных по наследству, далеко не уедешь. Чем больше развит мозг, чем сложнее отношения между животными, тем важнее для них свой собственный, приобретенный опыт, тем необходимее для них уроки, которые дают им умудренные жизнью родители, другие взрослые. Однако чтобы учиться, надо быть способным запоминать и вспоминать.Характеризуя друга, знакомого, родственника, мы говорим: «У него потрясающая память»,— или наоборот, «У него нет никакой памяти». И ограничиваемся этим — нам и так все ясно. Но специалисты, изучающие память человека и животных, делят ее на несколько видов. Образная память. Самый простой пример. Кошки, собаки, куры, голуби запоминают образы внешнего мира: как выглядит пища, количество и качество ее, где она находится. А при воспоминании о пище, голодные, они идут к ней. Если следы образа удерживаются несколько минут, память называют кратковременной, а долгосрочная память хранит следы образа много дней и даже месяцев.Второй вид памяти можно обнаружить так: звенит колокольчик, и собака вдруг чувствует боль в лапе. Собака отдергивает лапу. Зазвенит колокольчик в следующий раз — собака, не дожидаясь удара, поднимает лапу. Это условнорефлекторная память. И наконец, эмоциональная память: воспоминания об испытанных прежде ощущениях, приятных или неприятных, изменяют поведение.Собаки, кошки, куры, голуби — это высшие животные. Все виды памяти, найденные у них, присущи многим другим птицам и зверям, и человеку. А низшим животным? Амфибиям?Беру книгу — М. М. Курепина «Мозг животных», Москва, 1981 год. Открываю главу «Класс амфибий», читаю: «Головной мозг амфибий низко организован», «образная и условнорефлекторная, а также эмоциональная память... отсутствуют». Беру следующую книгу— Д. Н. Кашкаров «Современные успехи зоопсихологии», Москва — Ленинград, 1928 год. Мнение Кашкарова: с памятью у лягушек дело обстоит плохо, роль личного опыта в их жизни ничтожна, быть может, его полностью нет. Еще одна книга — Л. Эдингер «Лекции о строении центральной нервной системы», Лейпциг, 1908 год. Эдингер сначала пишет о лягушках и жабах: «Эти животные совершенно не в состоянии образовывать какие-либо ассоциации или удерживать (в памяти) вновь наблюденное долгое время и применять это потом в своих действиях... Еще ниже стоят хвостатые амфибии, которые вообще кажутся лишь эмбриональными машинами, оживляющимися несколько лишь весною»Когда все началось, сказать трудно. Возможно в 1785 году. Во всяком случае, именно тогда появилась работа, в которой рассказывалось об эксперименте с лягушками. Резюме было таково: если добыча не неприятна и не может причинить вреда, лягушки не отстанут от нее. Целый день будут они пытаться схватить червя, ползающего за стеклом.Спустя девять лет новое сообщение: лягушки не способны сделать соответствующие выводы и в тяжелой для себя ситуации. Муху сажали под небольшое стекло и окружали его торчащими во все стороны иглами. Лягушка, стараясь поймать муху, исколола весь рот, но продолжала ее ловить.Не так давно в лаборатории профессора Леонида Викторовича Крушинского проводились исследования. Они преследовали цель: выяснить, существует ли у животных разум и насколько он развит. Испытуемым предлагали решать различные логические задачи. В одной из них, очень простой, надо было ответить на вопрос: где появится кормушка или зажим с кормом?Перед животными ставили ширму с щелью посередине. Увидев еду в щели и попробовав ее, они видели, что приманка начинает передвигаться. Через несколько секунд еда скрывалась из виду. Но с какой стороны ширмы она появится? Сообразит это животное, пойдет в нужную сторону, и еда будет в его распоряжении. Травяные лягушки и серые жабы отказались решать такую задачу. И был сделан вывод: зачатков разума у них нет.Но тоже в семидесятые годы в эксперименте американского ученого Д. Ингла леопардовые лягушки, перед которыми возникала стенка с небольшим отверстием, обходили ее и добирались до еды. Правда, они видели добычу в отверстии, добыча никуда не исчезала.Не в лаборатории, а возле пруда лягушка, углядев около куста ивы много летающих стрекоз, карабкается по нему. Подобравшись поближе к дичи, она хватает стрекозу и охотится таким образом, пока не наестся.Зеленые жабы под стать лягушкам. Английский ученый Томас Коллетт устроил им экзамен. Между жабой и дождевым червем Коллетт ставил заборчик высотой тридцать сантиметров. Жабы обходили заборчик, если он был сплошной, выбирая при этом путь до более близкого конца. А появлялась в заборчике щель, они пробирались к червю через нее Но щель может быть очень узкой. Жабы учитывали это. Они прыгали к отверстию, когда ширина его была не меньше трех сантиметров. Это как раз соответствует ширине головы самой жабы.Жабы и лягушки — не вороны и не волки, о сообразительности которых ходят легенды и которые демонстрируют свой ум в экспериментах. Поведение амфибий несложно, они во многом полагаются на знания, накопленные их предками. Однако тупицами их назвать нельзя, не обделила их природа и памятью.Травяная лягушка, повернувшаяся к жуку, поймает его через полминуты, несмотря на то, что он сразу же притворился мертвым. Ее не обманешь, она помнит, что жук еще недавно двигался. Прудовая лягушка хранит воспоминание о былом движении добычи три с половиной минуты.Другое доказательство кратковременной памяти. Лягушки, столкнувшись с врагом, затаиваются и сидят так пять, а то и десять минут.И совсем не кратковременная память.Напуганная травяная лягушка прыгает в лесу по хитрому маршруту. Если пойти за ней, можно диву даться. Она знает место, где живет, помнит, где находится ее убежище. И в конце концов скрывается именно в нем.Среди разных видов обучения, существующих у животных, наиболее простым считается так называемое привыкание. Еж, пойманный в лесу и принесенный домой, привыкает к присутствию людей. Вороны, боявшиеся вначале пугала в поле, перестают обращать на него внимание.Жабы достаточно быстро начинают не замечать несъедобный предмет, двигающийся на проволочке. А если они перестали реагировать на яркие цветные маленькие палочки, то не будут хватать и серые палочки. Пройдет несколько дней — и жабы ведут себя так, словно палочек разного цвета и яркости вообще нет. В первое время, увидев палочки, они вытирают передней лапкой глаза и рот, но позже совсем не двигаются.Однако какой прок от подобного привыкания? Жабы и лягушки запоминают: вот на это охотиться бесполезно, а вот такие движения замечать незачем – это дышат соплеменницы, колышится трава, колеблются ветки кустарника.В 1900 году молодому американскому психологу Смоллу пришла в голову идея. Решив, что надо вести Наблюдения за большим количеством животных в условиях, когда они чувствовали бы себя более или менее естественно, Смолл остановил свой выбор на белых крысах и построил лабиринт.Лабиринты для животных — такого еще никто не придумывал. Но для владельцев замков лабиринты уже были пройденным этапом. В восемнадцатом веке, когда лабиринты были особенно модными, их устраивали в парках из густой живой изгороди, и гости, ко всеобщему удовольствию, искали из них выход. Смолл взял за образец лабиринт в замке «Хэмптон Корт», который находился недалеко от Лондона. Вскоре лабиринты стали модными у ученых Наградой животному, нашедшему выход из лабиринта, служил корм, а электрический ток часто побуждал животное идти вперед и наказывал его за ошибки. И вознаграждение было не очень подходящим для лягушек: неподвижная добыча, и на опасность они реагируют иначе, чем звери. Тем не менее их помещали в лабиринты.В одном из экспериментов американского зоопсихолога Роберта Йеркса, который был проведен в 1903 году, лягушке нужно было добраться до воды. Если она избирала неправильный путь, то получала удар током. Попав в лабиринт в шестой раз, лягушка довольно быстро находила выход из него: она прыгала до первого тупика, расположенного справа, возвращалась почти на то же самое место, откуда отправилась в путь, добиралась до ближайшего угла и, развернувшись, шла вперед еще до двух углов, обогнув которые оказывалась на воле. Однако напрямую лягушки выходили из лабиринта, побывав в нем кто пятьдесят, а кто и сто двадцать раз. Помнили они дорогу месяц.Используют лабиринты и сейчас.Из двадцати головастиков тигровой амбистомы десять жили без всяких приключений, а десятерых заставили учиться. Очутившись в лабиринте, напоминающем по форме букву «Т», головастики заплывали в один из его отсеков и, испытав там совсем не лучшие ощущения, должны были найти выход. Экзамен им был устроен позже, когда вышли они на сушу. В это время у их товарищей только началась учеба. Закончились у товарищей уроки. Настала пора подвести черту. Вот результат: маленьким амбистомам учеба дается легче, а то, что они усвоили, будучи головастиками, не забывается.Первое, что обязан уметь головастик, — это плавать. Крошечным головастикам амбистомы не нужны никакие тренировки. Пробыв в самый ответственный период целую неделю под наркозом, они плавают совершенно нормально.Лягушки, как и амбистомы, начинают плавать, сидя в икринке, и постепенно, до и после выхода из нее, они отрабатывают движения. У головастиков леопардовой лягушки, которые не могли учиться плавать, координация движений нарушаетсяПокинут малыши амфибий воду — опять им бездельничать некогда. Лягушата и жабята сначала ни с того ни с сего открывают и закрывают рот, потом как бы пытаются схватить добычу и наконец действительно хватают ее. Однако не сразу.Детеныши жерлянки отправляют мотыля в рот после третьей или четвертой попытки завладеть им. Часто ошибаются, упускают добычу малыши зеленой жабы. В первые недели и месяцы жизни пополняют полученные от рождения знания малыши прудовой, травяной, шпорцевой, дискоязычной лягушек. Увидев добычу совсем неподходящих размеров, они, повернувшись, стремятся приблизиться к ней. Но со временем они так уже не поступают.Какой еде следует отдавать предпочтение? Это запоминают маленькие огненные саламандры. Одних малышей кормили только живыми сверчками, другим давали только мертвых. Через десять месяцев саламандрам устроили проверку. Всем на обед, который происходил днем, подали «блюда» с неподвижной добычей. У саламандр, привыкших к такой еде, аппетит был лучше. Прошло пять месяцев. Вторая проверка: те же «блюда», но на ужин. В темноте все были активнее. Однако лучший результат показали саламандры, которые с детства ели неподвижную добычу.Существует такое понятие: «образ искомого». Вот мне нужна книга. Я смотрю на стеллаж, книга стоит перед моими глазами, но я не вижу ее, потому что уверена она коричневая, а на самом деле она серая жаба, прожившая какое-то время на свете, тоже имеет «образ искомого». Если жабу раньше кормили дождевыми червями, проголодавшись основательно, она будет бросаться на все, что похоже на червяка, а жаба, питавшаяся пауками, — на муравьев и на кусочки мха.Поднакопив опыт, легко распознают добычу серые жабы. Ориентиром им служат пятнышки, полоски, углы.У огненных саламандр другой ориентир. Для них важно, как двигается добыча. Трем группам саламандр давали три вида корма, сверчков, мучных червей и кусочки печени, которые безостановочно перемещали. Саламандры каждой группы в первый же месяц стали делать правильный выбор.А западные жабы учатся узнавать насекомых, которых надо ловить, и отличать их от других шестиногих по запаху. Через неделю они приближаются к источнику запаха, опускают голову и выбрасывают вперед язык. Некоторых насекомых жабы запоминают, понюхав всего разПригодна или не пригодна пища? Разбираясь в этом, пепельные саламандры полагаются не на знания, которые они получили по наследству: они могут есть подходящую пищу, даже когда она для них не естественна. Постичь, насколько полезен тот или иной «продукт», саламандре помогает учеба. Без учебы саламандра не сумеет сбалансировать калорийность пищи, которая зависит от размера добычи и темпов ее переваривания сразу после заглатывания. А темпы эти, в свою очередь, зависят от прочности одежды насекомых, от содержания в ней хитина.Пригодна или непригодна пища? Прудовые лягушки довольно быстро соображают, что лучше не глотать жесткие, колючие или сухие мишени. Леопардовой лягушке хватает двух дней, чтобы перестать путать съедобную добычу и добычу, смоченную соляной кислотой.Только на практике знакомятся жабы с особенностями такой добычи, как пчелы. Это сумел доказать Хью Котт еще летом и осенью 1933 года. Котт сажал серых жаб, у которых целую неделю не было крошки во рту, на полочку перед летком улья. Пчелы входили в свой дом, выходили. Жабы могли, не утруждая себя, охотиться.И вот день первый. Жаба, семь с лишним сантиметров, с интересом рассматривает пчел. Никаких признаков страха. Она трижды прыгает на пчел, выползающих из улья, но промахивается. Наконец добыча во рту. Жаба ее проглатывает. И быстро хватает еще три пчелы подряд. Но последняя ужалила жабу. Она закрывает глаза, ее как бы рвет. Жаба отползает на край полочки, часто закрывает глаза и через семь минут спрыгивает вниз. Ее снова сажают на место. Несколько мгновений она следит за пчелами, потом разворачивается и покидает полочку.День второй. Жаба поймала пчелу, которая ее ужалила. Жаба отползает от входа в улей, но вскоре съедает вторую пчелу, а третья — опять ужалила ее. Жабе плохо, она ходит по полочке взад-вперед, как часовой, и спрыгивает вниз.День четвертый. Жаба следит за пчелами, но, помня полученный урок, отползает от них и покидает место охоты. Ее возвращают на место. Она наблюдает за снующими пчелами и опять не желает иметь с ними дела.День пятый. Опустив голову и закрыв глаза, жаба отступает, когда видит, что к ней приближаются пчелы. А потом отворачивается от них и прыгает на землю. Чтобы убедиться, что жаба не хочет ловить именно пчел, Котт дает ей мучных червей. И жаба одного за другим съедает тридцать шесть штук. Страха и нерешительности нет. Жаба настроена по-боевому.Через две недели Котт снова приносит жаб к ульям. Они по-прежнему голодны. Но из восемнадцати жаб лишний раз удостовериться, что пчелы несъедобны, решили девять. А в общей сложности поймали они пчел намного меньше, чем в начале эксперимента.Животные отличаются друг от друга по сообразительности, по характеру, по склонностям. Даже муравьи неодинаковы. Часть проявляет инициативу, а часть годна лишь на роль исполнителей. Жабы, участвовавшие в эксперименте Котта, усваивали один и тот же урок за разное время. Десять жаб поняли что к чему, лишь однажды попробовав пчелу. Ассоциация между образом пчелы и неприятностями, которые от нее можно иметь, образовалась очень быстро. Самым неспособным ученикам понадобилось шесть дней.Несколько лет назад доктор биологических наук Юрий Борисович Мантейфель провел сходный эксперимент, но его подопытными были травяные лягушки.Схватив несколько раз шмеля, лягушки вообще переставали есть. Но одна легко научилась распознавать добычу, которую лучше не трогать. Отправив в свой желудок сорок четыре мухи, она проигнорировала семнадцать шмелей.Однако каким образом лягушка узнавала, что перед ней шмель? Шмеля без крыльев и жужжал лягушка ловить не хотела, а стоило укоротить ему лапки — она схватила его. И перестала есть всех крупных насекомых, но не отказывалась от мелких мух.Во время охоты эта лягушка вела себя иначе, чем остальные. Когда перед ней неожиданно появлялась добыча, она бросалась на нее не сразу, а выжидала две-три секунды. К такой стратегии она пришла постепенно. Вначале лягушка быстро проглатывала шмелей, и они, попав в пищевод или желудок, жалили ее. Позже, если шмель попадал в рот и впивался в язык, к которому приклеивался, лягушка выбрасывала язык обратно, выплевывала добычу. Шмель вытаскивал жало и отцеплялся. А еще позже она стала осмотрительной. Затормозив желание схватить добычу, лягушка научилась за минимальное время узнавать насекомых, с которыми шутки плохи.О сообразительности животных иногда судят по одному показателю: поддаются или не поддаются они дрессировке?Владимир Леонидович Дуров, для своего времени самый гуманный дрессировщик в мире, раскрывая тайны дрессуры коллег, рассказывает о клоуне, афишировавшем свой номер так: «Дрессированная лягушка, которая по приказанию под музыку будет канканировать». Чтобы привлечь публику, клоун распускал слухи, которые просочились и в прессу, что номер его запрещали за слишком вульгарные позы лягушки.Владимир Леонидович пишет: «Номер состоял в следующем: на арене помещался экран, на котором посредством волшебного фонаря отражалась живая лягушка в увеличенном виде. По команде X (клоуна.— Л. С.) оркестр играл какой-то танец, и лягушка начинала отчаянно дрыгать своими лапами. Музыка останавливалась, и лягушка одновременно приходила в неподвижное состояние.Номер этот исполнялся так: в волшебный фонарь вставлялся маленький узкий стеклянный аквариум с крохотной лягушкой. В аквариум был пропущен электрический ток. По желанию X замыкал и размыкал его, и лягушка, страдая, дрыгала ногами».Однако к подобной «дрессировке» можно было и не прибегать. Недавно в одном из журналов была помещена фотография американца с приятным добрым лицом: У него необычная профессия, он дрессирует жаб в специальной жабьей школе. Перед дрессировщиком лежали на спине две жабы, то ли в штанишках, то ли в юбочках в клеточку. Воспитанницы этого дрессировщика уже шесть раз становились победительницами на ежегодных соревнованиях, проходящих в Калифорнии.Жабы, попав в неволю, легко приручаются. Все, кто держит дома жаб, убеждаются в этом. Зеленая жаба, которая жила у меня, разрешала гладить себя по голове и спине, и было полное впечатление, что процедура эта ей нравится: она не пыталась никуда уйти и закрывала глаза. Жаба знала, где стоит ее тарелка и где находится ее дом.Захотев есть, приходят к своей тарелке обыкновенные и дальневосточные квакши, а когда корма в ней не найдут, дожидаются его рядом или в самой тарелке. Обыкновенная квакша, которую я выпускала по вечерам погулять, часто припрыгивала ко мне на письменный стол и, подобрав под себя лапки, усаживалась напротив отдыхать. Если я, забыв про гостью, вдруг обнаруживала, что ее нет, я не беспокоилась, потому что точно знала, где ее искать. Квакша всегда спала на одном и том же стеллаже, на одной и той же книге, куда свет не доходил. Вторая квакша была совсем другой. Она делала вид, что спит непробудным сном, но едва из комнаты исчезали люди, она покидала террариум.Огромная древесная лягушка из Австралии, которая жила в семье сотрудника Дейсбургского зоопарка в ФРГ, когда все садились за стол, тоже являлась туда и усаживалась на масленку. Вечера лягушка проводила на плече хозяина. Для нее было неважно, где он сидит: у телевизора или за письменным столом.Жабы-аги, живущие на воле, приучаются есть корм из собачьей миски, подбирают кухонные отбросы и регулярно приходят к мискам и кухням.Лягушки-быки не менее сообразительны. Попав в лабораторию, они собираются к месту кормежки, как только на работу приходят люди. В выходные дни, когда никого нет, они этого не делают.Обзаводятся привычками даже головастики.Головастики малайской украшенной лягушки жили в аквариуме с дном из черных квадратов на белом фоне. У их товарищей дно аквариума исчерчивали черные полосы. Подросли головастики, их перевели в общий аквариум. Половинки его дна воспроизводили рисунок, над которым плавали они до этого. И головастики держались на своих половинках. На неделю их переселили в другие аквариумы, однако память их не подвела. Вернувшись в общий аквариум, они плавали там же, где и раньше.