Ведьма отлива

Глава 17

– Входите, доктор, – сказал полковник Селби. В холле было, как обычно, сумрачно. Бронзовая Диана на своем посту на лестнице, державшая электрический светильник, что, безусловно, было новым прочтением классической мифологии, казалась не менее старомодной, чем стены, облицованные дубом и обтянутые выше каким-то материалом вроде темно-красной мешковины.

Но эта старомодность не имела отношения к самому полковнику Селби. Седеющий и лысеющий, плотный, чисто выбритый, он стоял перед гостями, мощный и властный, но, казалось, слегка испуганный.

Гарт знал: за этой внешностью скрывается своего рода фанатик – очень упорный, чрезмерно щепетильный и скрупулезный в малейших деталях поведения. В отставке полковник носил обычный сюртук с шелковыми отворотами, белый жилет и черный шейный платок; тот же костюм был на нем и в пятницу вечером.

– Входите, доктор, – повторил он. – Извините, что я сам открываю входную дверь. Бланш (то есть миссис Монтегю) отпустила слуг…

«Опять?» – тревожно пронеслось в голове Гарта. Но следующие слова успокоили его.

– На время, пока мы в Фэрфилде. Они еще не вернулись. Не ждали, что мы так быстро возвратимся.

– Боюсь, это мой промах.

– Вовсе нет! Это, может быть, и к лучшему. – Густой голос слегка дрогнул. – Хэлло! Я не ожидал…

– Стольких гостей? – спросил Винс Боствик. – Но меня вы, конечно, ожидали? Я не так давно говорил с вами по телефону.

– Ах это! Да, разумеется. Когда ответил ваш голос, мой мальчик, я решил, что сам доктор ушел не слишком далеко.

– Значит, вы великолепно читаете чужие мысли!

– Вы так думаете? Не обязательно.

– Во всяком случае, – произнес Винс, – не думаю, что вы знакомы с мистером Каллингфордом Эбботом. Мистер Эббот…

– Напротив, – вмешался Эббот, блеснув моноклем. – Я имел удовольствие встречаться с этим джентльменом в клубе «Ориентал». К вашим услугам, полковник Селби.

– К вашим услугам, сэр. – Полковник Селби машинально выпрямился, но, судя по выражению его лица, волнение, которое он так тщательно скрывал, усилилось. – Да, я вспомнил, – добавил он, возвышаясь над вошедшим Эбботом. Вы были одним из тех, кто звонил в субботу утром, не так ли?

– Звонил.

– Говорили со слугой, перед тем как он ушел? Спрашивали, можно ли вам поговорить с миссис Монтегю?

– Да, но я так и не обменялся с леди ни единым словом и даже мельком не видел ее в Фэрфилде.

– И теперь, осмелюсь спросить, вы желаете подробно обсудить все вопросы? Ладно, не важно. Может быть, все к лучшему. Входите, пожалуйста. Все входите.

Полковник Селби бросил взгляд на дверь в гостиную, которая была закрыта. Неуверенный в себе, неуверенный во всем, полковник потер ладонью лоб, потом повел всех в свое убежище.

В кабинете на столе горела газовая лампа под зеленым абажуром. Ее свет падал на коричневую кожу кресел и отражался в стекле шкафа с оружием, над которым неясно вырисовывались переплетенные номера «Поля». Тигриная шкура лежала у камина. По стенам, высоко над головой, звериные головы скалили клыки на фоне темных обоев, украшенных мрачным узором из пятен тусклого золота.

– Послушайте, – начал полковник Селби примирительно, – я, конечно, предпочел бы, чтобы полиция не допрашивала Бланш, пока…

– В самом деле? Вам есть что скрывать?..

– Скрывать? На что это вы намекаете, сэр?

– Секунду! – сказал Гарт.

То ли таков был эффект, производимый звериными мордами, напоминавшими галерею окостеневшего насилия, то ли ощущалось, что в этом доме совершено три самоубийства, но Гарт, едва переступив порог, сразу почувствовал, как в воздухе витает что-то недоброе. Эббот явно чувствовал нечто похожее.

К тому же Эббот впервые столкнулся с человеком, который не уступал ему в игре во власть. Хотя, возможно, полковник Селби был не таким интеллектуалом и менее чувствителен к обидам, в нем ощущалось превосходство, и не только в росте и массе.

– Миссис Монтегю, – сказал полковник Селби, – готова ответить на любые вопросы доктора Гарта. Но не Скотленд-Ярд, который норовит вмешаться в наши дела. Заметьте, я не буду мешать вам ее допросить. Не исключено, что это даже к лучшему. И тем не менее! Никому не повредит, если доктор Гарт поднимется наверх и поговорит с нею первым.

– Да, – прохладно согласился Эббот, – я думаю, это допустимо. Доктор Гарт, как мне известно, уже говорил сегодня с леди?

– Да. В Фэрфилде. И что с того?

– У него был шанс, – сказал Эббот, – и он потерпел неудачу. Даже если бы двадцатичетырехчасовая отсрочка для леди Колдер и миссис Боствик не истекла некоторое время назад, я не стал бы ничего подобного обещать по поводу миссис Монтегю. В результате, – усы Эббота снова вздыбились, – в результате этого дурацкого обещания я заработал выговор от комиссара. Мне, в моем возрасте, не доставляет удовольствия, когда со мной обращаются как со школьником. Сейчас настало время пустить в ход мои таланты.

– Секунду, – опять проговорил Гарт. Он полез во внутренний карман и достал конверт с написанным именем миссис Монтегю. – Ни в каком допросе нужды нет, – продолжал он, – если вы позволите ей самой все рассказать. Полковник Селби, не возьмете ли вы на себя труд отнести это наверх миссис Монтегю?

– Что это? Это ее расстроит?

– Да, – честно ответил Гарт. – Я готов признать, что это ее расстроит, но другого выхода нет.

– Я спросил, что ото?

– Это изложение бесспорных фактов, известных ей и, как я думаю, вам тоже. Я надеюсь, что это будет неким стимулом. Вы отнесете ей это, полковник Селби? И убедитесь, что она прочла?

– Я возьму конверт, если позволите, – сказал Каллингфорд Эббот.

Гарт резко обернулся:

– Нет, Эббот. Если мы не хотим скандала, если мы не хотим испортить все дело, то никто не должен этого видеть, кроме миссис Монтегю и полковника Селби.

– Разве вы забыли, дорогой мой мальчик, что я представляю комиссара полиции?

– Нет, как не забыл и то, что мы не должны разрушать чужие жизни без крайней необходимости. Так как, полковник Селби?

– Избежать скандала, говорите?

– Я не могу обещать наверняка, могу только надеяться.

– Тогда давайте, – сказал полковник Селби и, заталкивая конверт в карман, тяжело шагнул вперед. – Кстати. Если вы не желаете, чтобы письмо еще кто-нибудь видел, я не смогу вручить его сейчас. Там Марион…

– С ней Марион? – воскликнул Винс Боствик.

Лицо Эббота даже посерело от такого явного предательства со стороны Гарта. Винс, стоявший ко всем спиной возле шкафа с оружием, стал медленно поворачиваться, держась за его край, словно ища у него поддержки.

– Марион с ней? – повторил он.

– Они закрылись наверху, в комнате Бланш, – сказал полковник Селби. Черт возьми, а что вас так удивляет? До того как она вышла за вас замуж, Винсент, она была домашним ребенком. Куда же еще ей идти, если она несчастна? Мы… мы можем не одобрять то, что слышим. И читать морали и себе, и кому-нибудь еще. Тем не менее, в крайних обстоятельствах мы своих поддерживаем. Что еще остается?

– Прошу прощения, полковник Селби, – вмешался Каллингфорд Эббот, – могу я попросить вас избавить нас от скучной проповеди?

– Послушайте…

– Я полагаю, сэр, что вы отказываетесь вручить сейчас этот конверт миссис Монтегю?

– Ей-богу, сэр, вы все правильно понимаете.

– Тогда, может быть, вы проводите меня к миссис Монтегю?

Полковник Селби коротко кивнул. Опустив голову с залысинами, он уже направился к лестнице, и тут у него возникла новая мысль.

– Ладно! – бросил он. – Поднимайтесь. Первая дверь на площадке. Не пропустите. Послушайте их разговор.

Кивнув в ответ, словно у него повреждена шея, Эббот беззвучно двинулся вверх по лестнице. Полковник Селби шумно вздохнул.

– Нет, Винс, – сказал Гарт, – стой, где стоишь.

– Я только…

– Винс, стой, где стоишь.

Страдание витало в этой безвкусной комнате со звериными мордами. Контраст с прочей обстановкой составлял опрятный стол хозяина с газовой лампой и вращающимся креслом. Полковник Селби едва ли не ощупью добрался до кресла. Оно крякнуло, когда он опустился в него. Вдруг он закрыл лицо руками.

– Полковник Селби, – продолжал Гарт, твердо глядя на Винса, – это для всех неприятно. Я с большой неохотой побеспокоил вас. И то лишь только потому, что вы мне звонили. Винс не объяснил или не смог объяснить мне толком, что вы сказали.

– О да. Конечно. – Полковник едва понял сказанное. Он поднялся на ноги. Возможно, ничего особенного. Но сказать нельзя. Не сейчас. Да и потом… Э-э… сегодня в Фэрфилде, доктор, мне показалось, что вас волнует судьба этой девушки, леди Колдер.

– Да, волнует. А почему вы об этом заговорили?

– Ну, когда она пришла сюда сегодня вечером…

Новая неожиданность.

– Леди Колдер здесь?

– Да. Она пришла сюда примерно час назад, хотела видеть Марион. Марион открыла дверь. Похоже, они друг друга недолюбливают. Они поднялись в бывшую комнату Марион и, кажется, немного побранились. – Полковник сделал неопределенный жест. – Никогда не встревайте между двумя женщинами, доктор. Вы это скоро поймете. Во всяком случае, я не об этом хотел вам сказать.

– А что вы хотели мне сказать?

– Этот офицер полиции, Твигг…

Гарт не шевелился.

– Да?

– Он появился здесь минут десять-пятнадцать спустя, и дверь открыл я. Сказал, что его прислал Эббот. Что ж! Почему бы ему и не быть здесь, но, кажется, он следил за вашей подругой.

– И?..

– Вскоре после этого Марион и леди Колдер спустились. Тоже симпатичная малютка. Похожа на другую, только приличнее. Твигг загнал ее в гостиную, как загонщик в облаве гонит тигра через кусты. – Полковник Селби осекся. – Черт побери, доктор, в чем дело? Я ничего не могу понять.

– Прошу прощения. Где они сейчас?

– Все еще в гостиной, осмелюсь предположить. Где же еще?

– А миссис Боствик?

– Марион побежала наверх, в комнату Бланш. – На лбу полковника выступил пот. – Я удивился…

– Да. Как и я.

– Я говорил, что не все благополучно, не так ли? – вклинился Винс Боствик, подняв длинный палец. – Я говорил, что не легко терять голову и сердце и все, что хранит твой мир в покое, а твой рассудок в здравии. Возможно, теперь ты меня поймешь, старина. Или нет?

Гарт не ответил.

Распахнув дверь кабинета, он вышел в холл. Выражение лица Винса изменилось, он Последовал за Гартом.

Никогда еще холл не казался таким зловещим. Гарт подбежал к двери в гостиную и постучал. И он стучал до тех пор, пока дверь не распахнулась. Гостиная была пуста.

Только золоченая дубовая мебель и шелковые портьеры в бледном свете ламп. Голова тигра – они так содрали шкуру с тигра, что голова осталась для трофея? – скалила клыки над каминной полкой. Гарт бегом вернулся к Винсу, стоявшему в центре холла.

– Винс, ты хорошо знаешь дом, а я нет. Поднимись, загляни в старую, или как там ее, комнату Марион. Загляни и в комнату миссис Монтегю тоже. Бетти и Твигг где-то здесь, мы должны их найти.

– Запросто! – Винс уже стеснялся своей вспышки. – Ее допрашивали, не так ли? В таком случае почему они обязательно здесь? Может, они ушли?

– О нет. Ты не знаешь тактики Твигга, когда он выслеживает убийцу.

– Не говори таких слов, Дэвид. Черт побери, не ты ли заявил, что против нее не было никаких улик на дознании?

– Да. Я так понимаю, что это часть его игры. Чтобы вырвать признание, Твигг, перед тем как ударить, хотел заставить жертву думать, что все самое плохое позади.

– Признание? – выпалил Винс. – Ты допускаешь, что она виновна?

– Нет, она не виновна. Она не убивала свою сестру. Но это ее не спасет. Отчасти из-за моих собственных глупостей, которыми я пытался придать достоверность ее версии, ни один суд не поверит ей, что бы она ни говорила. Пойдешь поищешь ее?

– А ты не пойдешь?

– Нет. Не сейчас. – Гарт посмотрел вокруг. – Не похоже, но возможно…

– Что?

– Иди!

Винс тут же побежал вверх по лестнице с ковром и медными прутьями. Гарт направился прямо под лестницу. Задвижка была отодвинута. Повернув ручку, Гарт открыл дверь. Сразу за дверью, там, где начиналась деревянная лестница, ведущая между побеленных каменных стен в пахнущие землей глубины, горела одна слабенькая лампочка.

Спускаясь по лестнице, он старался ступать так, чтобы производить как можно меньше шума. Он был почти уверен, что услышит голоса, и действительно, чуть погодя, услышал их.

Нижний коридор, вроде резонатора, доносил слова, даже сказанные шепотом, хотя тяжелая дверь в кухню была закрыта. Из-под нее пробивалась слабая полоска света.

Ошибиться в голосах было невозможно.

– Теперь, мисс (ох, прошу прощения, миледи, но не в этом дело), я просто напомню вам кое-что. Это ведь не я вас привел сюда, вниз. Это вы привели меня, а?

– Да, я.

Голос Бетти звучал ясно и твердо.

– Чтобы рассказать мне эту небылицу?

– Так все и было.

– Ну что ж, посмотрим, – сказал Твигг. В каждом слове сквозило недоверие. – Вы предлагаете мне поверить, что в пятницу вечером миссис Боствик пыталась убить свою собственную тетю? Такая прекрасная леди, как миссис Боствик?

– Прекрасная леди? Вы так о ней думаете, сэр?

– О, я именно так и думаю. И не сбивайте меня. Ваша сестра, вы говорите, никогда не бывала в этом доме. И никогда не выходила в эту дверь. Никто не выходил в эту дверь. Миссис Боствик выдумала все это после того, как попыталась убить свою тетю?

– Та женщина ей не тетя! Они не родственницы.

– Я был бы признателен вам, мисс, если бы вы решились сказать мне то, что хотели сказать. Откуда вы знаете, что миссис Боствик сделала это?

– Она призналась!

– Кому она призналась? Вам?

– Нет.

– Тогда кому? Кому она в этом призналась?

– Кое-кому другому. Я… я не могу вам сказать кому. То есть я не скажу вам!

– Теперь вы кого-то прикрываете. Вы когда-нибудь бывали в этом подвале?

– Нет.

– Это очень интересно. Что же мы, по-вашему, обнаружим здесь, просто стоя и глядя на дверь, выходящую наружу? В этом нет ни крупинки здравого смысла, не так ли?

– Я надеялась…

– На что вы надеялись? Зачем вы явились сюда следом за миссис Боствик?

– Потому что ее не было дома. Я просто подумала, что она, как всегда по пятницам, пошла сюда.

– Я не о том вас спрашиваю. Зачем вы пришли сюда?

– Я пришла сюда, – ясным голосом ответила Бетти, – потому, что устала быть рохлей и решила постоять за себя сама. Я пришла сюда потому, что вчера я ревновала, я вела себя как животное по отношению к человеку, о котором, единственном, я беспокоюсь больше всего на свете. Если Марион Боствик пыталась убить свою так называемую тетю, она, возможно, убила и Глинис тоже. Сколько бы вы ни пытались мешать мне, сколько бы ни глумились, не важно, я заставлю эту женщину признаться.

Гарт пошел вперед и открыл дверь, борясь с желанием грохнуть ею так, чтоб рухнули стены.

– В этом нет необходимости, Бетти, – произнес он. А затем, сдерживая еще одно, дикое желание, взглянул на человека, стоявшего перед Бетти. – Мистер Твигг, я думаю, настало время нам с вами свести счеты.

Глава 18

Кухня, огромная пещера со стеклянной дверью, наполовину ушедшей в землю, оставалась такой же грязной, какой была, когда он видел ее в последний раз.

Слабая электрическая лампочка, свисавшая с потолка над сушилкой возле раковины, только слегка рассеивала тень. Наверное, по углам водились тараканы. Но по край ней мере, это было лучше, чем тот тусклый свет, который раньше горел над плитой.

Бетти и Твигг стояли лицом друг к другу по разные стороны огромного стола с мраморной столешницей и колодой для рубки мяса. Котелок Твигга был сдвинут на затылок, и золотая цепь его часов дрогнула, когда он выпрямился (с большим достоинством).

– Вы так думаете, доктор? – грубо спросил он. – Что ж, я согласен с вами. Но какая разница, кто из нас чего хочет? Я здесь по долгу службы.

– Как и я.

– Тогда, будьте добры, уйдите отсюда.

– Нет. Сформулируйте все ваши улики по делу этой леди. Сформулируйте их здесь и сейчас. И если вы правы хотя бы по одному пункту, я подтвержу это, и она – тоже. Сформулируйте!

– Хо! И вы все перевернете?

– А это так легко? И вы не сможете защититься?

Бетти, явно уверенная, что эти двое сейчас вцепятся друг другу в глотку (а они вполне могли бы), отбежала от стола к раковине и стала спиной к сушилке, наблюдая за ними.

– Черт возьми! – прошептал Твигг, едва справляясь с искушением. Ей-богу! А если вы не сумеете защититься, а? Здесь ведь нет мистера Эббота, чтобы прикрыть вас.

– Может быть, и не смогу. Задавайте ваши вопросы. Я отвечу правду.

– Вы скажете правду? Когда эта женщина сядет в тюрьму за убийство, то, возможно, и вы последуете за ней как соучастник?

– Неужели вы думаете, мистер Твигг, что я боюсь ареста?

– Нет. Но вы – сумасшедший! Где, доктор, ваша забота о добром имени… Эта женщина из «Мулен Руж»…

– Воздержитесь от суждений, мистер Твигг, – очень тихо проговорил Гарт. Если вы собираетесь воспользоваться преимуществом вашего положения, я вас (для вашей же пользы) умоляю, воздержитесь от нравоучений.

Они, как дуэлянты, начали кружить вокруг стола и колоды.

– Вы признаете, что вам есть что скрывать, доктор?

– Да.

– И что этой женщине есть очень многое что скрывать?

– Да.

– Ага! – На лицо Твигга вернулись краски. – Возможно, мы уже на полпути к взаимопониманию. Посмотрим. Возможно, вы не так уж заносчивы!..

– Возможно, вы не так уж тупы!..

Оба вдруг остановились.

– Что меня сбивает, – сказал Твигг, – что меня сбивает с той самой минуты, как мы с Эбботом вышли на пляж и увидели вас двоих, стоящих возле павильона, так это то, что, кажется, никто из вас не проявил ни капли здравого смысла. – Твигг ушел в размышление и, казалось, забыл, что перед ним – соперник и враг. – Я себе думал: «Вполне очевидно, что эта женщина убила свою сестру. А доктор ее прикрывает. И зачем же они, несмотря ни на что, продолжают рассказывать историю, в которой они выглядят еще виноватее, чем есть?» – Здесь Твигг посмотрел собеседнику прямо в глаза. – Допустим, что вам помешали, доктор, вы попались раньше, чем сумели разработать более подходящую версию. Допустим, что с песком был какой-то хитрый трюк, чтобы все запутать. Допустим, что леди Колдер взбалмошна: она легко выходит из равновесия и совершает необдуманные поступки. Даже в этом случае! Она не так проста…

– Не проста?

– Себе на уме!

– Да?

– У нее богатое воображение, может быть, даже слишком. О! Она пытается подражать вам и думать, как думаете вы. А вы не дурак, доктор, ни в коем случае, даже если пишете те истории (уж признаюсь теперь, что я их читал)! Не важно, как я узнал, что их пишете вы. Секретари в литературном агентстве многое могут сообщить, особенно если доктор несколько раз предстает перед судом Олд-Бейли в качестве свидетеля.

Но каким образом желто-коричневая купальная накидка оказалась в том павильоне, если ее не принесла та женщина, когда пошла купаться в четыре часа? Я получил ответ на следующий день. Накануне вечером я ошибался и чуть не позволил вам сбить меня с толку, но, к счастью, увидел книги в гостиной леди Колдер, в частности ту книгу, где даму едва не убивают в желтой комнате.

Гарт напрягся. Твигг это заметил и бросился в атаку:

– На следующий день я спросил вас, в чем ключ к разгадке тайны «желтой комнаты». Вы опять попытались сбить меня с толку, не так ли?

– Да!

– Вы сказали, в том, что убийцей был детектив, расследовавший этот случай?

– Не обязательно полицейский.

– Что из того, доктор?

– Признаю, что пытался вас обмануть. Что еще вы хотите?

– Но ключ был не здесь, да? В этом деле, с «желтой комнатой» я имею в виду, люди среди ночи слышали пронзительные крики, и выстрелы, и всякую всячину. Но убийцы там в это время не было. Он напал на леди в полдень и оставил синяки и кровавые пятна. Она их спрятала и притворилась, будто ничего не случилось. Остальное – ночной кошмар. Ей приснилось, что на нее напали снова. Она с криком вскочила в кровати, схватила револьвер и выстрелила в никуда. По том упала и ударилась головой о перевернутый стол. Не было никакого убийцы в желтой комнате. Верно?

– Совершенно верно.

Гарт через плечо бросил быстрый взгляд на открытую дверь в подвальный коридор за своей спиной.

– И в павильоне не было никакого убийцы тоже. По крайней мере, в то время, которое мы для себя определили. Верно?

– Совершенно верно.

В четыре часа пополудни, – продолжал Твигг, – женщина в купальном костюме спустилась к пляжу и вошла в воду. Мистер Эббот и молодой Омистон видели ее с некоторого расстояния. Мистер Омистон думал, что это леди Колдер. Потом он переменил мнение – как часто делают свидетели! – и сказал, что это была Глинис Стакли. Но это не могла быть Глинис Стакли. Леди Колдер не любит, когда пользуются ее вещами, и держит их под замком. На пляже была леди Колдер. – Твигг резко обернулся: – Честно так честно, мисс. Вы слышали, что обещал доктор! Это были вы, и никто больше. Так?

– Ответь, Бетти.

– Но я…

– Ответь, Бетти! Скажи правду!

– Это были вы, мисс. Разве нет?

– Да, – прошептала Бетти.

– А! – сказал Твигг спокойно. Краснолицый, неумолимый, он медленно повернулся опять к Гарту: – Признайте и вы это, доктор, – и вы с вашей дамочкой у меня в руках.

– Вы так думаете?

– Я уверен! Конечно, она пошла окунуться! Потом она посидела на веранде павильона! Но не два часа. Мне говорили, она никогда раньше этого не делала. С чего бы ей менять привычки? Она была в ярости из-за поведения сестры. Она оставалась там ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы заварить чай и выпить одну чашку на веранде, может быть минут десять. И пошла назад к дому. Отпечатки пальцев, которые она оставила на чашке и заварном чайнике…

– Это могли быть старые отпечатки, мистер Твигг.

– Могли, доктор. Думаете, и были?

– Нет, не думаю.

– Ага! – сказал Твигг.

Бетти, за его спиной, схватилась за края сушилки.

– И она не оставила никаких следов, когда шла к дому? Прилив был еще высок, их могла смыть волна. Либо они шли по верхней кромке прилива и, подсохнув, могли сойти за старые следы, оставленные в любой другой день. Итак, никаких следов не было. И никто не был удушен – пока еще. И никто не думал об убийстве – хотя как знать. Согласны?

– Да! Согласен! Продолжайте!

– Так вот. Убийства в павильоне вообще не было. Где же оно произошло, доктор?

– По моему мнению, в дальней спальне, отведенной Глинис Стакли. Кусок шнура был у убийцы под рукой.

Бетти вскрикнула. Гарт рванулся было к ней, но передумал и вернулся обратно.

– Эй-эй! – жестко сказал Твигг.

Он сделал паузу, постукивая кончиками пальцев по мраморной столешнице.

– В какое время это произошло? Точнее, в какое время леди Колдер вернулась из павильона в дом? Вероятно, минут пятнадцать-двадцать пятого. За час с небольшим до того момента, когда, согласно медицинскому заключению, было совершено убийство.

Пока все сходится. Леди Колдер поднялась в свою комнату, сняла влажный купальник и переоделась в обычную одежду. На это ушло какое-то время, во всяком случае, у моей жены уходит. Потом она отправилась в комнату сестры. Вспыхивает ссора – жестокая ссора, которая заканчивается веревкой вокруг шеи.

История леди Колдер во многом правдива. Я в этом не сомневаюсь. Кое-какие сведения подтверждены рассказами других свидетелей. Глинис Стакли приехала в Фэрфилд утренним поездом. Письмо пришло с дневной почтой: с напечатанным адресом и лондонской маркой.

Вы приехали туда в шесть часов, так?

Но разразилась ссора, и с леди Колдер случилось то же, что случается со многими убийцами, прежде чем успеют остановиться. Гром грянул. Все кончено. Жертва мертва. Виновница напугана до чертиков. Что она делает дальше?

Может быть, вы, доктор, расскажете нам, что было дальше?

– Нет! – выпалил Гарт. – Нет, не буду. У вас это тоже получается весьма живописно.

– Я исполняю свои обязанности, вот что я делаю, и не забывайте об этом. Я не свинья и не люблю патетики. Но я ловлю преступников и на том стою. Твигг оборвал себя. – Что с вами, доктор? Почему вы все время оглядываетесь через плечо?

– Как сказали бы вы, мистер Твигг, это не важно. Извините. Хотите закурить? У вас есть сигареты?

Это были нелепые слова, осуждение проскользнуло в них так же незаметно, как почти незаметно дрожали руки Гарта. Блеснуло серебро, и портсигар со звоном упал. Содержимое рассыпалось по столу.

– Курить? – спросил, сдерживаясь, Твигг. – Нет, доктор. Благодарю вас, я не буду. – Они странно (сдержанно и холодно) смотрели друг на друга, как будто оба сомневались и удивлялись. – Если это опять какие-нибудь ваши игры, то я и пытаться не стану! Что произошло после убийства?

– Это ваша история. Почему бы вам не рассказать ее до конца?

– О! Тут и начинается самое интересное. А знаете почему?

– Мистер Твигг…

– Потому что дальше двое сообщников, виновная женщина и доктор, действовали не вместе. Они действовали каждый самостоятельно. И, не желая того, сбивали с толку друг друга.

Вот она, – сказал Твигг, оглянувшись назад, на Бетти, и повернувшись снова к Гарту, – стоит над своей жертвой, одна в доме. Примерно без двадцати минут шесть. Никто не поверит ей, если даже она под присягой покажет, что не делала этого. Но вы – другое дело. Вы – человек важный, с положением. Вам все поверят (разве не так?), если она сумеет убедить вас, что не виновата. Так она и решает поступить. Кроме того, это избавляет ее от необходимости признаться: «Да, я совершила убийство!» – человеку, за которого она все еще надеется выйти замуж.

Два свидетеля видели, как она в четыре часа шла на пляж. Ладно! Но почему это не могла быть ее сестра? Что, если Глинис пошла в павильон и не вернулась обратно? Не важно, что ее будут подозревать, доказать никто ничего не сможет, не разобравшись, как этот фокус удался. Вы научили ее, доктор. Сами того не желая, но преподали ей урок. Если ей хватило выдержки пережить эту жуткую первую минуту, дальше она обдурит любого.

И ей это почти удалось.

Есть несколько деталей, которые надо быстро собрать воедино. Она может раздеть убитую, бросить одежду в шкаф, нарядить тело в собственный влажный купальник и резиновую купальную шапочку. Дальше надо счистить песок с резиновых подошв купальных тапочек и тоже надеть их на тело.

Что еще мы знаем об этой, на вид невинной (ха!), девушке, которая сейчас стоит вон там? В пятницу вечером, на Харли-стрит, я подслушал, как вы говорили мистеру Майклу Филдингу, что она была членом Королевского общества спасения утопающих. Она училась вытаскивать утопленников, взваливая их на плечи движением, которое называется «лифт пожарника», чтобы вынести человека из воды на берег. То же самое она может сделать с мертвым телом, двигаясь в другом направлении.

Какие трудности? Никаких трудностей.

Шерстяной купальник долго остается влажным. Она боится сама замочиться, поскольку на ней шелковая блузка. Надо во что-нибудь завернуть тело. Что подойдет лучше, чем ее собственная купальная накидка, да еще с одним из носовых платков Глинис Стакли в кармане?

Что происходит дальше? Она ждет гостя, который знает ее обычай в шесть часов быть дома. И что он подумает, если ее нет и она не отвечает на приветствие?

Я вам скажу: он подумает, что она сидит в павильоне. В хорошую погоду она каждый день ходит купаться. То же подумал и мистер Омистон, когда появился там. Он бы туда не пошел, нет, только не он! Но вы, доктор, поддались на провокацию. Заставив таким образом вас выйти на сцену раньше ее, она достигла своей цели.

Правда, ей чуть не помешал мистер Омистон. Но он, в ярости, удрал. Теперь ей оставалось сделать еще только одно. Что, доктор?

Никто не ответил. Только эхо от голоса Твигга ударилось в потолок и разнеслось по всему подвалу.

– Что, я вас спрашиваю? Она не могла признаться, что весь день была дома. Тогда подозрения все равно пали бы на нее. Какой еще вздор мог придать видимость правдоподобия ее рассказу?

– Вы имеете в виду велосипед…

– Да, доктор, я имею в виду велосипед. Где он был?

– В сарайчике сбоку дома.

– В двадцати футах от той комнаты, где была убита Глинис Стакли? Да?

– Да.

– Она вывела велосипед и бросила его на траве. Вернулась в комнату за мертвым телом. Она, должно быть, выглядела почти сумасшедшей, но они все так выглядят, когда перед ними маячит палач. Она подняла это мертвое тело и пошла по песку от того места, где бросила велосипед.

Она следовала за вами, доктор. В этом павильоне две комнаты. Вы не могли зайти сразу в обе. Какую бы из них вы ни выбрали, она выбрала другую. Песок был слишком плотный, чтобы по глубине следов можно было определить, что женщина несла какой-то груз. Вы, находясь внутри, не слишком шумели, вы мне сами это сказали. Она не производила никакого шума вообще. Истинная правда! Когда я думал об этом, я сам готов был убить вас за то, что вы задурили мне голову всеми этими разговорами о том, что ее там, внутри, не было, потому что не было следов песка. Когда она добралась до ступенек, что она сделала?

– Нет нужды…

– Вы убеждены, что следов не было! А я вам скажу. Она сбросила обувь.

– То, что я имел в виду…

– Я еще вот что вам скажу, – продолжал Твигг. – Была еще большая парусиновая ширма между дверями двух комнаток. Если бы вы в одной комнате оглянулись, то все равно не увидели бы, как она вошла в другую или вышла из ее двери.

Вы двигались медленно: было темно, и вы чувствовали себя не слишком уверенно. Она могла двигаться быстро. Несколько секунд, и все! Несколько секунд, чтобы опустить на пол ношу, повесить накидку и снова выскочить на ступеньки.

Там она надела обувь и отступила на песок. Если бы и осталась пара следов, юбка скрыла бы их, пока она не заставила бы вас спуститься и натоптать еще больше. И вот она готова, слушает и ждет, когда стоит пропеть ваше имя и позвать вас к дверям. Она запыхалась и была не в очень опрятном виде. Ну так что ж? Можно сказать, что она ездила на велосипеде. Вот ей и не понадобилось рассказывать вам, как она тащила тело задушенной ею сестры.

– Стойте! – закричала Бетти. – Хватит! Если вам нужно признание…

– Бетти, успокойся!

– Мне все равно. Я больше не могу.

– Ах! – сказал Твигг. Его тяжелое дыхание постепенно успокаивалось, он повернулся, посмотрел на Бетти и неторопливо пошагал к ней. – Теперь, мисс, добавил он с презрением, потирая руки, – не думаю, что полиция нуждается в признании. У нас уже достаточно набралось улик против вас. Тем не менее! Вы это предложили. Что касается вас, доктор, мы получим и ваше признание тоже.

– Признание? В чем?

– Вы предполагали, что это сделала она, ведь правда? Когда вы в павильоне стояли над телом Глинис Стакли, вы подумали, что ее убила эта женщина?

– Я обещал ответить на вопросы, мистер Твигг. Но не обещал оспаривать огульные обвинения. Задайте точный вопрос или, ради бога, промолчите.

Твигг резко повернулся.

Несколько мгновений он пристально изучал собеседника. Потом прогромыхал обратно к столу с мраморной столешницей.

– Вы догадывались, что она валяет дурака, не так ли? Вы поняли, что она перенесла тело из дома в павильон?

– Да.

– Ага! И в своих показаниях вы сказали одну бессовестную ложь, в надежде оградить эту женщину?

– Да. Сказал.

– Так-так! Готов поставить шестипенсовик, что вы лгали и ей и что вы притворялись друг перед другом.

– Да. Мы не открыли правды даже друг другу.

Твигг вдруг как-то смущенно посмотрел сначала на Бетти, потом опять на Гарта.

– Зачем вы делали это? Каждый из вас? Это не так-то легко, а? Легко придумывать эти фантастические истории. Но не так уж легко сообразить, на какое убийство это похоже, и в конце концов обнаружить, что вас просто дурачили.

– Я очень боюсь, – ответил Гарт, – что это тоже правда. – Тон его изменился. – Еще одно слово предупреждения, инспектор. Я недооценил вас. Вы честный человек и неплохой парень. Но на свете есть нечто поважнее вашего или моего тщеславия. И я снова прошу вас, чтобы в будущем вы не заботились так о своем личном триумфе.

– Ха! Я, по-вашему, слишком много хвастаюсь? Но теперь мы знаем, что эта женщина – преступница!..

– Кто сказал, что она преступница?

– Не глупите! Мы же знаем, что она совершила убийство!

– Кто сказал, что она совершила убийство? – Гарт стоял неподвижно, хотя и прислушивался, чуть повернув голову в сторону коридора и открытой двери за ним. – Инспектор, – продолжал он, – вы – первоклассный полицейский офицер. Никакие уловки преступника не собьют вас с толку. Но что вы совершенно упустили, так это мотив. Вы до сих пор не поняли настоящую причину того, почему было совершено это убийство.

– Ничего я не упустил! Глинис Стакли была убита потому, что сестра не могла больше ее выносить!

– Ну нет! Все не так просто, как кажется. А убийцей был мужчина.

– Боже правый! Вы хотите мне сказать, что убийцей был мужчина, которого Глинис Стакли шантажировала?

– Не совсем, – сказал Гарт, – хотя и это тоже играло роль. Убийцей был человек, который долгие годы состоял в сексуальных отношениях с Марион Боствик.

– Марион Боствик? – воскликнул Твигг.

– Слушайте! – призвал Гарт.

Кто-то шел по подвальному коридору.

Гарт подошел к Бетти и взял ее за руку. Твигг поднял голову.

Шум, который они услышали, поначалу походил на крысиную возню. От лестницы шаги приближались медленно, потом заторопились, но вскоре замерли, потому что тот, кто шел, появился в дверном проеме.

Ожесточение и отчаяние читалось на его лице. Его правая рука висела вдоль тела, но она сжимала револьвер. Он по очереди оглядел каждого из них, глаза его были широко раскрыты.

– Я тот человек, который вам нужен, – сказал полковник Селби. – Я задушил женщину в доме на берегу. И никто больше не должен страдать из-за этого.

Он обеими руками поднял пистолет, поднес его ко рту, сунул ствол между зубов и взвел курок. Твигг не успел вмешаться. Гарт, если бы и хотел, не мог. У него хватило времени только на то, чтобы схватить Бетти за шею и с силой нагнуть ее голову. Она не видела того, что произошло, когда полковник Селби спустил курок.

Глава 19

Пробило час ночи, когда инспектор Твигг, Каллингфорд Эббот и Дэвид Гарт вошли в кабинет Гарта на Харли-стрит, 316.

Гарт сразу включил четыре лампочки в люстре. Их свет лег на широкий стол, кресла, обитые черной кожей, каминную полку с бронзовыми часами, с одной стороны которых стояла фотография родителей Гарта в серебряной рамке, а с другой – фотография Бетти Колдер, тоже в серебряной рамке. В комнате пахло лекарствами и антисептикой.

– Садитесь, джентльмены, – предложил Гарт. – Это моя профессия, я выбирал ее сам. Я получаю от нее много радостей, но сегодня не получил никакой.

Он сел за свой стол. Эббот устроился в кресле напротив. Но слишком возбужденный Твигг шагал взад и вперед, размахивая кулаком.

– Сексуальные отношения, – говорил Твигг. – Сексуальные отношения! – Он выплевывал эти слова, будто они жгли ему губы, хотел избавиться от них, как от слишком позорных для того, чтобы иметь право на существование. И не мог их не повторять. – С миссис Боствик? С тех пор, как ей было четырнадцать лет?

– Фу-ты! – съязвил Эббот, хотя на его подчиненного производило впечатление одно только появление монокля. – Неужели вы никогда этого не подозревали?

– Сексуальных отношений? Господи боже! Это противоречит всем моральным нормам!

– Возможно. Но такие вещи случаются. Удивительно, что полицейский с двадцатилетним стажем с подобным никогда не сталкивался.

– Не сталкивался? Ох! Сталкивался, и довольно часто. Я начинал в Ист-Энде. Но чтобы среди аристократов…

Твигг резко остановился. Эббот вздернул брови:

– Аристократов? Вы ненавидите аристократов? И Саула во пророках?

– Я только хотел сказать…

– Если вы в чем и промахнулись, дорогой мой Твигг, так это в том, что считаете этих странных млекопитающих либо намного хуже, либо намного лучше себя самого. Попробуйте понять, что эти проклятые классы, быть может, не так уж и различаются.

– Послушайте, доктор, – сердито, хотя и с плохо скрываемым смущением, обратился Твигг к Гарту. – Вы не хотите рассказать нам? А?

– Я изложил основные факты, инспектор. Рассказать осталось очень немногое.

– Об основных фактах, пожалуй, – с легким ехидством согласился Эббот. То есть осталось рассказать почти все. Все, что вы знаете.

– Это останется между нами, я надеюсь? Полковник Селби мертв. Больше никто не прочтет тот документ, который я ему дал. Есть ли необходимость сообщать Винсу Боствику подробности этого дела?

– О, это останется между нами. Если бы полиция взялась рассказывать все, что ей известно, многие люди (включая и вашего покорного слугу) потеряли бы покой и сон. Вот только в интересах ли это самого мистера Боствика?

– Я не знаю! Не знаю! Мне его просто жаль.

– Вы слишком молоды, Гарт, чтобы помнить дело Браво 1876 года. Вся трагедия разразилась из-за того, что очень красивая молодая женщина не отказалась уступить человеку настолько старше ее, что он годился бы ей в отцы. Таковы же были бы и чувства мистера Боствика, так я понимаю? Это привело к трагедии?

– Отчасти да. Но только отчасти.

– А остальное?

Гарт откинулся в кресле. Потом наклонился вперед, положил локти на стол, прикрыл глаза рукой.

– Два года назад, – сказал он, – мой близкий друг женился на восемнадцатилетней девушке. Она была взята в дом в Индии в возрасте четырнадцати лет. Опекуну тогда было далеко за пятьдесят. Что-то в девушке внушало мне тревогу. Хотя я не мог тогда понять что. Вообще в этой семье полковника Селби, миссис Монтегю и Марион – многое казалось странным. Миссис Монтегю хоть и разрешила установить телефон в доме, но отказалась внести имена владельцев в справочник. Свадьбу сыграли очень поспешно. Ни полковник Селби, ни миссис Монтегю не присутствовали на церемонии в ратуше.

И в семейной жизни моего друга что-то пошло не так, как надо. Причина была в Марион; и дело вовсе не в моей склонности «видеть во всем сексуальную подоплеку», как говорит Винс. Как я сказал ему, любой опытный практикующий врач это увидел бы.

Хотя Винс очень любит свою жену, ясно было, что они несчастливы и что у Марион есть один, очень опасный, пунктик. Она без конца твердила о своих вымышленных романах с молодыми людьми и одновременно по поводу и без повода шутила на тему того, каковы «старики» в любви и браке. Я задался вопросом…

– Вы задались вопросом, не слишком ли горячо леди это утверждает?спросил Эббот. – Пункт, отмеченный старым венским психоаналитиком.

– Да. Другие врачи такой симптом тоже бы заметили, для этого не нужны лаборатории. Марион, Винс и я присутствовали на премьере «Веселой вдовы». После спектакля она долго расспрашивала меня о моей работе. Она спросила, что бы я сделал, если бы ко мне пришел кто-нибудь и сказал, что она ненормальная и странная и что ее стоило бы запереть в сумасшедший дом, чтобы она не совершила убийства?

В начале следующей недели полковник Селби позвонил Майклу Филдингу и спросил, не могу ли я принять его здесь, у себя, то есть за пределами его дома и в отсутствие его домочадцев. И в пятницу вечером он задал мне много таких же вопросов.

– И он говорил о ней? – спросил Эббот.

– О нет, – ответил Гарт. – Он думал, что говорит о себе.

– Думал?

– Да. – Гарт откинулся в кресле. – Даже сейчас, когда полковник Селби умер, я не открыл бы того, о чем он мне говорил в этом кабинете, если бы это не потребовалось полиции для объяснения преступления. Но это была откровенная беседа.

Человек был потрясен, сильно напуган и находился на грани нервного срыва. Он сказал, что хотел говорить гипотетически, но теперь передумал и признал, что говорит кое о ком, кого он знает.

Каждому врачу знакома такая уловка (а иногда он ее и боится). Когда пациент приступает к некоему, очень смущающему его, предмету и начинает настаивать, что рассуждает чисто гипотетически, можно быть совершенно уверенным, что он говорит о себе. Чаще всего потребуется много, времени и деликатности, чтобы услышать правду.

Полковник Селби говорил о себе… и о своих отношениях с Марион Боствик. Человек был в ужасе. Он не мог порвать отношения с женщиной гораздо, гораздо моложе его. Все повторялось раз за разом, даже когда он поклялся, что этого никогда больше не произойдет. Он думал, что он или чем-то заразился, или обезумел. Он был добросовестен, решителен и абсолютно честен…

Гарт выпрямился в кресле.

– Не смейтесь, – резко сказал он, заметив, что на лице Эббота появилось знакомое цинично-доброжелательное выражение. – Я на этом настаиваю! Если бы он не был таковым, он ни за что не признался бы, что убил Глинис Стакли, и не застрелился бы.

Повисла пауза.

– Простите меня, – сказал Эббот. – Вы, конечно, совершенно правы. Я и сам не люблю цинизма, хотя, случается, проявляю его. Продолжайте.

– Полковник Селби не знал, что, кроме него, это случалось со многими другими мужчинами. Кроме того, он жил в сравнительно простом мире (я сказал «сравнительно простом»), описанном мистером Киплингом. Он не мог предполагать, что инициатором этой сексуальной связи была сама Марион, из-за которой и вышли все эти неприятности и которая останется безнаказанной.

Снова наступила пауза.

– Полковник хотел рассказать мне обо всем в пятницу вечером. Он решился поговорить со мной после того, как ему и Марион стал угрожать вымогатель. Но наша беседа была прервана двумя событиями, последовавшими одно за другим, хотя в тот момент я понял только второе, более очевидное.

В холле зазвонил телефон. Нам был слышен голос Майкла, разговаривающего по телефону с Марион (он назвал ее по имени): она что-то выкрикивала насчет большого несчастья. Полковник Селби вскочил сам не свой. Он сказал, что не может продолжать разговор, и поспешно ретировался. Конечно, на него повлияло упоминание имени Марион, как я думаю. Но другое обстоятельство, которое я тогда не сумел понять правильно, задело его гораздо сильнее.

Он сидел в том же кожаном кресле, в котором сейчас сидите вы, Эббот. Когда зазвонил телефон, полковник отвернулся от меня и стал смотреть на камин. Перемена в его настроении произошла до того, как в телефонном разговоре несколько раз прозвучало имя Марион Боствик: он сидел, оглядывался, и вдруг его пальцы намертво вцепились в подлокотники кресла. Эббот, оглянитесь. Посмотрите на камин и, особенно, на каминную полку. Что вы видите?

Эббот стал внимательно оглядывать комнату. Твигг, непрерывно ходивший взад и вперед, остановился посреди кабинета и тоже проследил за жестом Гарта.

– Та-ак! – Эббот присвистнул и повернулся обратно. – Фотография Бетти Колдер в серебряной рамке. Он мог решить, что это…

– Вот именно. Для человека, которого шантажировала Глинис Стакли…

– Ох! – сказал Твигг, вытирая лоб. – О-хо-хо!

– Едва ли полковник Селби заподозрил, что я участник некоего заговора против него. Но он, должно быть, решил, что у меня очень странные друзья и связи, и потому, я уверен, переменил свое решение быть со мной откровенным.

В то время, однако, я еще ничего не слышал о Глинис Стакли, ничего не знал о ее интригах и вымогательстве; его поведение хоть и не прошло незамеченным, однако объяснилось сутками позже.

То же самое относится к другому факту, о котором полковник Селби упомянул, как только вошел в мой кабинет. В приемной кто-то оставил экземпляр книжки, которую я сам написал, под названием «Чьей рукой?». Полковник Селби просматривал книгу, дожидаясь меня. В этом романе, как вы оба знаете, рассказывается, как молодая женщина – очень привлекательная получает полную власть над мужчиной много старше ее самой.

– Так он подумал, что вы писали это с него? Или кто-то?

– О нет! – сказал Гарт.

– Что ж тогда, доктор? – удивился Твигг.

– Книга испугала его. Иначе бы он не упомянул о ней в самом начале разговора. Понимаете, полковник Селби практически ничего не читал. В его кабинете – а это то место, где наиболее ярко проявляются вкусы человека, в том числе и потаенные, – вы не найдете никаких книг, кроме нескольких экземпляров переплетенного «Поля». Он не читал роман, он его просматривал, пока ждал меня, и потому едва ли мог составить точное представление о его содержании. Он понял только, что это странно, подозрительно (как всегда начинает казаться запутавшемуся человеку), и это вывело его из душевного равновесия.

Его тайной была страсть к Марион. Кто-то узнал об этом (кто?) и оставил книгу в приемной (зачем?), так чтобы он ее нашел. И этот «кто-то» имел отношение к моему дому. Из-за этих загадок полковник и бежал в панике из моего кабинета.

Я тогда еще ничего не слышал ни о вымогателе, ни о шантаже. Но после этого до меня начало кое-что доходить. Вы, инспектор, заявили, что шантажисткой была Бетти Колдер. Вы, Эббот, подтвердили это по телефону и добавили, что жертвой Бетти, должно быть, стал Винс Боствик. Потом я узнал о том, что произошло с миссис Монтегю.

Гарт сделал паузу.

Твигг слегка напрягся: в нем опять пробудилась старая неприязнь.

– Рассмотрев все, что мы теперь знаем, можете ли вы, инспектор, признать, что человеком, который чуть не убил миссис Монтегю, была сама Марион Боствик?

– Ох! Я вынужден, доктор. А вы тоже кое-что признаете? Если вы кого-то невзлюбили, я прямо говорю, с вами становится трудно иметь дело. Истинная правда! Тогда вы не говорите «инспектор», тогда вы говорите «мистер Твигг», да так, словно у вас на хвосте жало; всякий раз, как я это слышал, это доводило меня до бешенства. Это вы признаете?

– Охотно. Я упомянул о нападении на миссис Монтегю лишь для того, чтобы рассказать, что произошло, когда в дело вступила Глинис Стакли.

– Довольно недурна. А, сэр?

– Вполне! Таинственная Глинис (которая любила мучить людей почти так же, как любила деньги) кого-то шантажировала. Кто был жертвой? Очевидно, не Винс Боствик: она даже никогда не просила денег у Винса, очень богатого человека, в качестве платы за молчание о чьем-то поведении.

Тогда возникает законный вопрос: с кого могла шантажистка требовать деньги за молчание и почему?

Все следы вели в Хэмпстед. Миссис Монтегю, женщина, крайне болезненно воспринимавшая любые нарушения респектабельности, отпустила слуг на вечер пятницы. Ясно, что миссис Монтегю хотела столкнуть Марион с Глинис. Когда же Глинис не появилась, она закричала, что Марион «шлюха», чем чуть не навлекла на себя смерть. Полковник Селби, который, как предполагалось, был в своем клубе, на самом деле находился у меня в кабинете, собираясь с силами, чтобы спросить совета. Само собой напрашивалось заключение, что двумя жертвами шантажа были Марион Боствик, как жена богатого человека, и полковник Селби, который был по меньшей мере человеком зажиточным.

Потом, на следующий день, произошло убийство.

Я скрыл от вас несколько вещей, джентльмены…

– Ей-богу, да! – сказал Твигг. – Но именно эту часть истории я хочу услышать. Как вы обнаружили тело? Как вы предположили, что это сделала леди Колдер? Как убедились в неосновательности…

– Я не убедился.

– А?

– Если вам когда-нибудь придется писать детективный роман, инспектор…

Твигг вскинул оба кулака.

– Я вполне серьезно, – сказал Гарт и посмотрел так, что тот заколебался. – Моей главной заботой была и всегда будет защита Бетти Колдер. Давайте посмотрим, смогу ли объяснить случившееся как-нибудь еще.

Он на мгновение задумался.

– Секунды, когда я обнаружил тело Глинис Стакли и подумал, что убита Бетти, были ужасны. Когда понял, что это не она, я испытал невероятное облегчение. Цепь ассоциаций рождалась в моей голове в связи с тем, что я видел. Но такие ассоциации осознаются четко, лишь когда вся история уже перед глазами.

Если сформулировать мысли, мелькавшие у меня в голове, пока я метался от тела к накидке на стене и обратно, они могли бы выглядеть так: «Предположим, это сделала Бетти?» Я знал, конечно, что она не могла совершить убийство; она на это не способна, но «Предположим, она его совершила?». Отсутствие следов снаружи, большая ширма, отделяющая вход в одну комнатку от входа в другую, – все эти факты объединились в подсознании, привычном к сочинению историй, и сложились в объяснение, которое (как оказалось позже) было правильным. Причем случилось все это быстрее, чем об этом можно рассказать.

Я потянулся, чтобы пощупать заварной чайник, и отскочил, как будто обжегшись. Я не обжегся. Чайник был холоден, как камень. Я отскочил и смахнул чашку, потому что в этот момент услышал голос Бетти, которая меня звала.

Как будто стал явью ночной кошмар. Если бы она это сделала, то должна была быть именно там. Она не могла знать, что я внутри дома, если не видела, как я в него входил, – и это вроде бы подтверждало мою версию событий. Первое, что я увидел, был велосипед – как раз там, где он должен был быть, если ей приходилось плести ложь, чтобы отвести подозрения.

И после этого я, опытный беллетрист, фактически все испортил.

Несомненно, я должен был немедленно увести ее оттуда. Несомненно, я должен был потребовать признания, объяснить, что подозреваю ее, и, настаивая на связной лжи, помочь ей найти более подходящую ложь. Но, увидев, в каком она состоянии, я решил, что сейчас важнее успокоить ее, поддержать, придать сил женщине, находившейся на грани обморока после того, что она сделала. Поэтому я сказал ей то же, что и полиции, ту же наскоро придуманную ложь.

– Насчет того, что чайник был еще горячим?

– Точно. Это доказало бы, что убийца был внутри павильона и что Глинис Стакли была задушена там. Но это оказалось бесполезно. Вы с Эбботом приехали слишком скоро. О чае нельзя было упоминать, пока он так или иначе не остыл бы. Я не обижусь, если вы меня не поймете.

Твигг, уперев руки в боки, оглядел его сверху донизу.

– Ну, доктор, вот что я скажу вам на это, – объявил он. – Вы преступили закон. Вы сейчас признались, что совершили правонарушение. Кроме того, вы, должно быть, думаете, что никто не может испытывать жалость, кроме вас, и что никто, кроме вас, никогда не валял дурака ради женщины, если хоть на минуту вообразили, что я не смогу вас понять!

– Аминь! – сказал Эббот. – Но меня интересует другое. Кто или что заставило вас подумать, что виновен полковник Селби?

– Вы. Во время нашего разговора поздним вечером в коттедже Бетти.

– Хм… Я что-то в этом духе и предполагал. Вы сказали, что я вам кого-то напомнил. Полковника Селби?

– Да. Не ваша внешность, как я сказал: вы невысоки, а полковник Селби высок. Полковник Селби чисто выбрит, а у вас усы, как у наполеоновского гвардейца. Он лысел, а ваша шевелюра при вас. Но есть и поразительное сходство.

Эббот, вы многое скопировали с сэра Эдварда Генри, который раньше был главой индийской полиции. Тот же военный разворот плеч, тот же по-военному краткий стиль речи, даже носовой платок в рукаве. Вы курите индийские сигары, и вы – член клуба «Ориентал», мужского военного клуба. И вы, и полковник Селби до некоторой степени щеголи. Кроме того, вы оба питаете пристрастие к насилию, но еще большее пристрастие вы питаете к молодым женщинам…

– Подождите!

– Будете отрицать?

– Буду я отрицать или нет, – Эббот опять был язвительно вежлив, – но, полагаю, я должен счесть это за комплимент. В ваших глазах, очевидно, покойный полковник Селби был достоин восхищения.

– Достоин восхищения? Едва ли. Скорее он нравился мне как человек. Пока он не потерял голову и не совершил убийство, я мог бы ему помочь… если бы он позволил. Однако, поскольку мы не на проповеди, давайте не будем считать его судьбу примером для других мужчин неопределенного возраста.

Совратить девочку четырнадцати лет – и не в том вопрос, насколько она созрела физически, – было не только безнравственно, но и отвратительно, и бессердечно. Девочке более чувствительной, чем Марион (которую вообще ничего не волнует, кроме собственной безопасности), это могло бы нанести неизлечимую психологическую травму. Правда, что он вернул ее к сожительству силой, твердо решив продолжать их связь во что бы то ни стало. Но правда и то, что она тоже того желала. Насилие, которое он проявлял, когда терял голову, более всего привлекало ее. Она жаловалась на то, что ей недостает этого в других мужчинах. Припоминаете, что еще произошло, когда мы с вами говорили в субботу вечером в гостиной Бетти?

– Что-нибудь особенное?

– Вы ходили взад и вперед перед камином, а на каминной полке стояло несколько фотографий. Я случайно указал на фотографию, на которой Бетти изображена вместе с Глинис. Вы повернулись посмотреть на нее, совершенно так же, как полковник Селби сделал это здесь, в моем кабинете…

– А! И это напомнило…

– Именно этого звена мне недоставало. Это было то, из-за чего он убежал из моего кабинета. Он уже достаточно проявил свой характер. Если бы он был сильно напуган, то не задумываясь убил бы. «Если бы Бланш заподозрила…» сказал он в этой комнате. Заметьте, именно вы сообщили мне, что они оба, и полковник Селби, и миссис Монтегю, в субботу были в Фэрфилде. Но они не остановились в одном доме. Миссис Монтегю к этому времени уже не просто подозревала, она знала. Поэтому она остановилась у родственников, а он – в отеле «Империал». То есть он мог выйти незамеченным и добраться до дома Бетти.

– Да, если он знал, что Глинис там.

– Вспомните, что вы еще мне сказали. Глинис Стакли нашла подход (уж к кому, к кому!) к Майклу Филдингу. Зачем? Она хотела собрать побольше сведений обо мне. Я был следующим на очереди в качестве объекта шантажа: респектабельный, уважаемый невропатолог, который завел, как думала Глинис, любовную интрижку с ее сестрой.

Но Глинис никогда не отказывала себе в удовольствии помучить своих жертв и не спускала с них глаз. Вероятно, от Майкла она узнала, что полковник Селби посетит меня в пятницу вечером. Только Майкл, один, мог оставить книгу «Чьей рукой?» в приемной.

Полковник Селби не понял, о чем книга. Но Глинис полагала, что он поймет намек. «Я слежу за тобой», – хотела она сказать: по мысли Глинис, это должно было встревожить его еще больше, поскольку он вообразил бы, что это напоминание появилось не иначе как по волшебству. Если мы ищем настоящую ведьму отлива, то Глинис Стакли весьма подходящий образец.

Она также уговорила Майкла напечатать записку от моего имени, сообщавшую, что я приеду в Фэрфилд в шесть часов. Это должно было заставить Бетти нервничать, бояться, как бы я не встретился с ее сестрой, а Глинис наслаждалась бы этим зрелищем.

– Но как она узнала, что вы собираетесь приехать в Фэрфилд в это время? И о визите полковника Селби?

– По моему мнению, – сказал Гарт, – она узнала это потому, что полковник Селби задумал ее убить.

– Фу-ты! Не вижу…

– Минутку, увидите. В субботу вечером, как вы, полагаю, знаете, я получил некие подтверждения того, что Бетти не виновна. Первой ниточкой стала встреча с Марион в «Кавалере и перчатке»: Марион сама пришла ко мне.

Она напала на миссис Монтегю. Ее весьма немолодым возлюбленным был полковник Селби, хотя она и не называла его имя. Я не думаю, что Марион желала смерти Глинис или хотя бы предполагала – в то время, – что это сделал именно полковник Селби. Разговор был прерван шагами за дверью, которые Марион ошибочно приняла за шаги мужа. Я не узнал ничего определенного. Первая ниточка оборвалась.

Вторая возможность доказать невиновность Бетти могла бы открыться в разговоре с Майклом Филдингом. Что, если Глинис проговорилась ему, почему она хочет, чтобы эта книга лежала в приемной? Когда я на следующий день расспрашивал Майкла в отеле «Палас», то сказал, что знаю, что, кроме подделки записки, он сделал еще одну вещь. Судя по его поведению, Глинис что-то говорила ему, но он ни за что не признался бы, что именно. Вторая ниточка оборвалась.

– Доктор, – хрипло вставил Твигг, – кто-то пытался задушить молодого мистера Филдинга в бильярдной гостиницы. Господи! Неужели полковник Селби? Уж не миссис ли Боствик подбила его на это?

– Не исключено, – ответил Гарт. – Но полковник Селби, который теперь уже боялся того, что сделал, не пошел на это. Майкл мог видеть – возможно, и видел – лицо нападавшего. Но он также был слишком напуган, чтобы говорить. Моя третья ниточка оборвалась тоже.

Гарт помедлил, глядя в стол, потом поднял глаза:

– Теперь я коротко изложу последовательность событий. Когда я покинул дом в Хэмпстеде в пятницу вечером, Марион и Винс еще оставались там. Полковник Селби вернулся, как предполагалось, из своего клуба. После нападения на миссис Монтегю две жертвы шантажистки – полковник Селби и его подопечная – держали совет по поводу того, что же им делать.

Сразу оговорюсь, что все это только предположения. Но вполне вероятные.

Полковник Селби не скрыл от Марион, что был у меня, но безрезультатно. Он упомянул о соблазнительно раскрытой книге в красной обложке. Если Марион читает, то читает любимые книги Винса. Полковник Селби не понял, о чем рассказывалось в той книге, но Марион знала… и сказала ему.

Очень возможно, она открылась ему, что сорвалась в разговоре с миссис Монтегю. Глинис Стакли теперь стала еще опаснее. Ситуация могла кончиться катастрофой или смертью, если полковник Селби не примет меры.

Дальше все складывалось одно к одному. Я сказал в присутствии Марион, что назавтра хочу навестить Бетти. В Фэрфилд идет единственный поезд, он прибывает в 17.32. Тем временем миссис Монтегю кричала и требовала, чтобы ее увезли из этого дома. Она не опасалась полковника Селби, у нее не было на то причин; но ее коробило от его присутствия. У нее были родственники в Фэрфилде, и она согласилась, чтобы он отвез ее к ним при условии, что он не останется с ней.

Короче, почему все оказались на следующий день в Фэрфилде? Потому что полковник Селби хотел собрать там как можно больше разных людей. Ему нужно было заманить Глинис Стакли в дом сестры и убить.

Заманить чем? Приманкой, на которую она наверняка клюнет.

В пятницу вечером Глинис, как вы знаете от Марион, сидела в кебе и наблюдала за домом в Хэмпстеде. Она стремилась узнать, что там происходит. Она видела, как приехал я, позже Винс, потом полиция.

Несомненно, при появлении полиции она сочла за лучшее ретироваться. Куда?

Вспомните, она уговорила Майкла положить книгу в приемной перед приходом полковника Селби и оставить ее там до тех пор, пока Майкл не получит известий от нее. Так как я был в Хэмпстеде, Глинис решила, что короткий визит на Харли-стрит вполне безопасен. Там она, вероятно, узнала, чем закончилась ее игра с полковником, и, не исключено, позвонила какой-нибудь из своих жертв в Хэмпстед и выяснила, что случилось в этом сумасшедшем доме.

Она позвонила с Харли-стрит и поговорила с полковником Селби, чей план был уже готов. Если она не звонила ему, то, видимо, он позвонил позже туда, где она жила.

Все собирались в Фэрфилд на следующий день. Устоять против такого соблазна Глинис не могла. Еще больше ее раззадорила новость, что позже и я собираюсь туда поехать. Перед тем как покинуть Харли-стрит, она убедила симпатягу Майкла напечатать записку. Если бы эти двое задержались чуть дольше, то, возвратясь домой, я бы их застал, но, судя по штемпелю на конверте, они ушли как раз вовремя.

Результат вам известен.

Полковник Селби не собирался перекладывать вину на Бетти, которая (давайте это признаем) стала основной подозреваемой. Она была в доме, но наверху, убийца и вошел и вышел незамеченным. После вашего рассказа нет нужды описывать, что делала сама Бетти, Твигг прокашлялся и покрутил головой, как будто ему был тесен воротник.

– А что насчет миссис Боствик? – спросил он. – Доктор, вы уверены, что полковник Селби и миссис Боствик не разработали этот план вместе?

– Нет. Уверен, что нет, – резко ответил Гарт. – Полковник Селби принадлежал к тому разряду мужчин, которые считают, что любое серьезное бремя, в том числе и убийство, мужчина должен нести один, на собственных плечах. Однако в воскресенье…

– Так-так! В воскресенье?

– Марион, даже после нашей ночной встречи, не думала, что я знаю достаточно, чтобы представлять серьезную опасность. Но она услышала, что Майкла, который мог знать правду, осведомившись о назначении книги, будут допрашивать в ее присутствии.

Эббот, помните, как она с возмущением покинула наше собрание в зале отеля «Палас»? Это произошло не потому, что я специально хотел выгнать ее, как вы подумали. Наоборот! Я подходил к вопросам о книге, но так и не добрался до них. Марион покинула зал, поскольку узнала, что Майкл был очередным кавалером Глинис. А что знала Глинис, знали и ее мужчины. То же, что знал Майкл, я в состоянии был из него вытянуть. Тайна Марион – пока еще она думала исключительно о прелюбодеянии – могла вот-вот открыться.

Она посоветовалась с полковником Селби. Он жил в соседнем с отелем «Палас» по Виктория-авеню отеле «Империал». Более того! Боковая дверь в коридоре того крыла, где находится бильярдная, была закрыта, когда я спускался вниз, но потом оказалась открытой. Кто-то проскользнул из одного отеля в другой.

Эббот хмыкнул.

– Понимаю, – сказал он. – Миссис Боствик высказала, наконец, свои сокровенные мысли? Просила прямо убийцу Глинис Стакли заставить замолчать и Майкла?

– О да. К тому времени она уже догадывалась, кто убил Глинис. Я думаю, она заподозрила полковника еще до того, как говорила со мной ночью. Полковник Селби пытался исполнить ее просьбу, но не смог. Всему есть предел.

– Угу, – буркнул Эббот. – Как ни странно.

– И я удивился, – признался Гарт. – Они так напугали Майкла, что я не сумел убедить его рассказать правду. Он мог бы и дальше молчать. Вы сказали мне, что дознание будет на следующий день, что Бетти, возможно, арестуют; я был в отчаянии. Тогда мне пришло в голову, что можно вынудить заговорить самого полковника Селби.

Полковника уже мучила совесть и терзало раскаяние. Неудачное покушение на Майкла ясно показало это. Его «кодекс чести» позволял многое, в том числе прелюбодеяние и даже убийство. Но полковник не мог допустить, чтобы из-за него пострадал невиновный человек, тем более женщина.

Вы знаете, что я сделал. Я в тот же день поговорил с полковником Селби и миссис Монтегю, чтобы убедиться в основательности моих подозрений. Я изложил на бумаге все, что знал, и все, о чем догадывался. Я вручил полковнику конверт в присутствии третьего лица, намекнув – не слишком явно, что у меня на уме. Я попросил его передать это миссис Монтегю, хотя на самом деле письмо предназначалось ему одному. Конечно, он прочел бы его первым. Если бы я был не прав, он устроил бы мне страшный скандал. Если же я прав…

Ладно. Я надеялся, что мне удастся больше вытянуть из Майкла, а возможно, и провести опознание. Это у меня не получилось. Но это и не было так уж необходимо. Мой шанс (если можно так сказать) заключался в том, что женщина, в которую я отчаянно влюблен, находилась в совершенно безвыходном положении. Я должен был показать это полковнику Селби. Я должен был заставить вас, инспектор, изложить все ваши доводы против нее. Я убедился, что полковник меня понял. А потом я стал ждать.

Когда Гарт второй раз взглянул на Твигга, лицо того стало необычно бледным.

– Но видит бог, доктор! У вас не было доказательств! Законных доказательств! Совсем!

– Нет, не было. Потому я так и действовал.

– А предположим, что-то пошло бы не так? В том доме отличный арсенал! Предположим, что-нибудь пошло бы не так?

– Спросите любого хирурга, инспектор, что случилось бы, если бы он начал думать, что может что-то пойти не так, тогда, когда надо действовать.

– И вы только тогда начали обвинять полковника Селби, – сказал Твигг, когда он пошел к той двери с револьвером в руке? И…

Твигг остановился. Он кипел. Потом сделал несколько шагов к камину и вернулся обратно. Он даже сдвинул на затылок свой котелок.

– Доктор, – сказал он, справившись с гневом, – сегодня вечером вы сказали обо мне несколько вещей. Вы их сказали мне в лицо.

Гарт подготовился парировать удар.

– Да, и что же?

– Вы знаете, мы никогда не увидимся с глазу на глаз. И вы ни за что не стали бы хорошим полицейским. Но (истинная правда!) вы могли бы снова предложить мне тот портсигар, доктор. Вы не так уж плохи.