Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек

Глава четвертая Испытательный срок

Испытательный срок Хьюго обернулся не таким уж тяжким испытанием для Пачкули, как она поначалу предполагала. Хомяк оказался довольно смышленым и расторопным помощником и к тому же не занимал много места. Искусству черной магии он обучался с той же быстротой, с какой утки учатся плавать. Он с поразительной легкостью выискивал в лесу необходимые для Пачкулиных зелий травки, и каждый раз, когда ведьме удавалось наколдовать небольшой взрыв, сопровождавшийся извержением маленького розового облачка, или ни с того ни с сего придать собственной голове форму чайника, хомяк испускал восторженный вопль. Даже простейшие заклинания вызывали у него целую бурю веселья, так что когда он находился поблизости, колдовство превращалось в настоящий аттракцион.

Кроме того, Пачкуля поймала себя на мысли, что с Хьюго ей удивительно приятно коротать вечера. Он был прирожденным рассказчиком, или, V попросту говоря, болтуном, и мог часами развлекать ее своими историями об Убеге из клетки, Сражении с горным льфом, Путесшестфии на Мыс Смерти и так далее. Словом, к концу недели Пачкуля искренне к нему привязалась и пришла к выводу, что, вопреки всеобщему мнению, из хомяков выходят отличные помощники и такого, как Хьюго, упускать никак нельзя.

Впрочем, оставалась одна проблема. Как поведать о нем остальным ведьмам? Пачкуля даже представить боялась, что будет, когда она объявит о том, что у нее в помощниках хомяк!

В душе она лелеяла надежду на то, что Хьюго согласится остаться дома и не увяжется за ней на ежемесячный ведьминский слет, который должен был состояться в ближайшую пятницу на Кудыкиной Горе. Эта мысль не давала ей покоя всю неделю, и в конце концов в голове у нее созрел план. Она решила затаиться и улизнуть незаметно. Это был превосходный план, и он наверняка бы сработал, если бы Хьюго не затаился первым. Заподозрив, что ведьма хочет его надуть, он заблаговременно спрятался в ее колпаке, а так как хомяк был очень маленьким и почти невесомым, то Пачкуля даже не почувствовала нелегального пассажира на своей голове.

Гордясь своей маленькой победой, она оседлала метлу и ринулась в ночь, похихикивая над Хьюго, который, по ее мнению, сейчас тихо-мирно посапывал, свернувшись клубочком на стеганой прихватке, служившей ему кроватью. Теперь она целый месяц могла ни о чем не беспокоиться, а уж к следующему слету она наверняка что-нибудь придумает.

Она летела долго и успела порядком промерзнуть, пока вдали не замаячила Кудыкина Гора. Пачкуля приземлилась и припарковала метлу на стоянке, где та с радостью бросилась навстречу приятельницам.

— Мы совершать посатка? — раздался над ухом знакомый голос. — А тальше?

От неожиданности Пачкуля чуть не грохнулась в обморок. Она сорвала с головы шляпу и уставилась внутрь. Из темных глубин колпака на нее смотрели блестящие глазки-бусинки Хьюго.

— Кто разрешил тебе сюда заявляться? — грозно прошипела Пачкуля. — Кто, я тебя спрашиваю, а?

Однако в этот самый момент ее неожиданно окликнула Шельма:

— Салют, подруга! Сколько лет, сколько зим!

Пачкуля поспешила нахлобучить шляпу обратно на голову.

— Сиди и помалкивай, — пригрозила она хомяку. — А не то получишь.

— Когта ты меня поснакомить?

— Никогда. Потом… Может быть. Не знаю… Тихо, я сказала! Тс-с-с!

К ее великому облегчению, Хьюго заткнулся. Пачкуля выбралась из зарослей и присоединилась к Шельме, которая как раз жарила жуков на пылающих углях прогоревшего костра.

Неподалеку Мымра и Вертихвостка сооружали бутерброды, выкладывали их на блюда и расставляли по длинным столам. Бутерброды были на выбор с лягушачьим паштетом, паучьей пастой или хрустящими блохами и соленым огурцом. Туту как обычно болталась на дереве головой вниз за компанию со своими летучими мышами. Они висели рядком на ветке и издали напоминали вывешенные на просушку рваные носки. Чесотка и Крысоловка обменивались вязальными выкройками, Тетеря дрыхла, а Грымза сочиняла стих и в задумчивости потягивала из бокала мутную болотную водицу. Оставались еще Достопочтенная Чепухинда, Гагабу с Бугага и Макабра-Кадабра — но те вечно опаздывали.

Чуть поодаль кучковались помощники. Чесоткин стервятник сетовал на жизнь дьяволенку Шелупоне, который в это время самозабвенно выбивал на старом пне сложные барабанные ритмы и, казалось, даже не замечал, что к нему обращаются. Тетерин ленивец валялся в ворохе листьев и по части храпа ни в чем не уступал своей хозяйке. У ленивца не было имени, поскольку за все время Тетеря так и не удосужилась подобрать ему подходящее прозвище. Впрочем, ему самому было на это глубоко наплевать, настолько он был безучастен ко всему происходящему.

Ползучка Стив, маленький ужик Вертихвостки, растянувшись на камушке, принимал лунные ванны и делал вид, что на самом деле он очень ядовит. Филин Грымзы по кличке Очкарик, который славился своим умом, беседовал с Крысоловкиным крысенышем по имени Вернон, который ничем особо не славился, разве что хорошо умел бегать по лабиринтам.

— Привет, Пачкуля! Попробуешь жучка? — игриво поинтересовалась Шельма. По случаю слета она щеголяла в своем лучшем наряде, губы подкрасила ярко-зеленой помадой и воспользовалась самыми длинными накладными ресницами из паучьих лапок. Вьющиеся пряди сальных волос, похожие на картофельные очистки, струились по ее плечам. По всей вероятности, она вновь прибегла к помощи ежиных бигудей.

Одноглазый Дадли развалился в ногах у хозяйки и недобро стрелял по сторонам единственным желтым глазом. Едва завидев Пачкулю, он возмущенно фыркнул, вскочил с насиженного места и отправился бродить по поляне, дабы нагнать страху на прочих помощников, которые и без того перед ним благоговели и называли не иначе как «наш капитан».

— Ну, рассказывай, — приступила к допросу Шельма. — Сработало наше объявление?

— Э-э-э, — замялась Пачкуля, — не то чтобы.

— Так сколько было откликов?

— Один, — выдавила из себя Пачкуля и тут же почувствовала, как заерзал под колпаком Хьюго.

— Ну и? Ты его взяла?

— Нет, — ответила Пачкуля и немедленно покрылась зелеными пятнами. Такое случалось с ней каждый раз, когда она говорила неправду. Досадное свойство, потому что иначе она врала бы не переставая.

— Он на испытательном сроке, — добавила она, и количество пятен заметно поубавилось.

— Ты его привела?

— Нет. Ой-ей! — Зеленая сыпь выступила вновь, и вдобавок Хьюго больно дернул ее за волосы, так что она даже подпрыгнула. — То есть да!

Шельма смерила ее вопросительным взглядом, а Пачкуля сделала вид, что разучивает новые танцевальные па.

— И где же он? — наседала Шельма. — К чему вся эта таинственность? Кто он? Хорек? Горностай? — Она с любопытством озиралась по сторонам в надежде заприметить незнакомца.

— Мне фылезать? — прошептал Хьюго.

— Что это было? — насторожилась Шельма. — У тебя под шляпой кто-то пищал.

— Неужели? — удивилась Пачкуля. — Ты, Шельмуся, верно, ослышалась. Смотри-ка, у тебя еж в волосах застрял, должно быть, он и пищал.

— Ничего подобного! У тебя под шляпой точно кто-то сидит, и если это твой новый помощник, то, по крайней мере, будь добра нас познакомить. Не забывай, что это я писала тебе объявление! — выпалила Шельма и обиженно топнула ногой.

— Ладно, Шельмуся, ты права, у меня под шляпой действительно кое-кто есть, — призналась Пачкуля. — Но лучше бы ему там и оставаться.

— Но почему? — продолжала допытываться Шельма.

— Э-э-э, как бы тебе объяснить… Он очень страшный. Боюсь, ты испугаешься, — солгала Пачкуля и вновь покрылась предательскими пятнами.

— Ерунда! Все ты врешь! Тут, знаешь ли, слух прошел, ну ты понимаешь, о чем я… Жаба сказала Дадли, будто…

— Ой, извини, мне нужно отлучиться! — воскликнула Пачкуля и со всех ног бросилась прочь, — Ты мне больше не подруга, — прокричала ей вслед Шельма. Пачкуля сделала вид, что не расслышала, и ринулась прямиком к накрытым столам, где схватила бутерброд и засунула его себе под шляпу. Еда была единственным средством, способным отвлечь хомяка хотя бы на время.

— Эй, погоди, — прикрикнула на нее Вертихвостка, — до прихода Достопочтенной Чепухинды к еде не приступают! Надеюсь, ты помнишь правила? И кстати, почему ты засунула бутерброд под шляпу?

— Не твое дело, — рявкнула Пачкуля. — А ты бы на моем месте как поступила? В нос его запихала?

Пачкуля нарочно нагрубила Вертихвостке, чтобы затеять перепалку, которая непременно бы началась, если бы их не прервали. Внезапно тишину пронзил оглушительный визг, как если бы сотне драных котов разом прищемили хвосты. Или, вернее, двум сотням.

— Тысяча чертеф! — заорал Хьюго, метаясь под тесным колпаком. — Что у фас там стрястись?

— Тихо ты! Угомонись! Это Чепухинда заявилась, — пояснила Пачкуля и вместе с остальными ведьмами приготовилась к встрече.

Из-за леса выступила торжественная процессия. Впереди шли близняшки Бугага и Гагабу и старательно пиликали на скрипках. Звуки, которые они издавали, напоминали нечто среднее между визгом зубного сверла и ревом коровы, страдающей несварением желудка. Антикот и Антипод симметрично увивались у них между ног.

За ними следовала Макабра-Кадабра в праздничных одеждах из ткани в шотландскую клетку. Она восседала верхом на своем козле Хаггисе. Это было загадочное мохнатое существо с густой рыжей челкой, которая до того низко спадала на глаза, что закрывала ему весь обзор, отчего козел то и дело спотыкался. Для усиления шумового эффекта Макабра-Кадабра старательно дула в свою волынку. Время от времени она прерывалась для того, чтобы выкрикнуть: «Эй, вассалы, а ну р-р-расступись! Дор-р-рогу Достопочтенной Чепухинде, Пр-р-редводительнице шабаша ведьм!»

Достопочтенная Чепухинда семенила позади процессии и недоуменно озиралась по сторонам, не до конца понимая, зачем она здесь. Она была настолько стара, что ей было трудно все упомнить. Бесенок Проныра, помощник Чепухинды, сидел у нее на плече со скучающим видом.

Шествие остановилось на поляне перед костром. Там Бугага и Гагабу взяли оглушительный финальный аккорд, волынка издала последний истошный хрип, и, ко всеобщему облегчению, музыка стихла. Все обратили свои взоры в сторону Достопочтенной Чепухинды в ожидании ее приветственной речи.

— Где я? — спросила она.

Проныра шепнул ей что-то на ухо.

— Разумеется, Проныра, я прекрасно вижу, что я на Кудыкиной Горе. Но по какому поводу? У меня что, день рождения? А где именинный пирог?

— Это ежемесячный слет, ваша светлость, и вы должны произнести речь, — как обычно подсказал ей Проныра.

— Речь? Но сперва я хочу задуть свечи!

— Здесь нет свечей. И пирога тоже нет. Это обычный слет, — терпеливо пояснил Проныра.

— Уж пирог-то, по крайней мере, они могли мне испечь! Старые жадные перечницы! — проворчала Чепухинда.

— Сегодня не ваш день рождения. Сегодня обычный слет.

Столпившиеся кругом ведьмы шушукались и пересмеивались. Они давно мечтали о том, чтобы спровадить Чепухинду на заслуженный отдых, и полагали, что время это не за горами.

— Толкните речь и перейдем к бутербродам, — предложил Проныра.

— Что, опять бутерброды? Старые, черствые бутерброды… Ну что ж, приступим. Салют, ведьмы!

— Салют! — раздалось в ответ, и, как обычно, в ночном небе прогремел гром и откуда ни возьмись над поляной появилась маленькая тучка, она выдала небольшой праздничный салют в виде града и уплыла дальше на север.

— Объявляю этот супермаркет открытым! — провозгласила Чепухинда, выковыривая градины из ушей. По толпе пронесся недоуменный ропот, а Проныра вновь приник к уху хозяйки и принялся ей что-то нашептывать, энергично размахивая зелеными перепончатыми лапками.

— Извиняюсь. Я хотела сказать — слет. Объявляю этот слет открытым!

— Ура! — крикнули ведьмы и набросились на бутерброды. А Проныра ойкнул и затараторил на ухо Чепухинде:

— Стой. Не двигайся. ДЕРЖИ СЕБЯ В РУКАХ!

Но тут Бугага и Гагабу в разнобой пропиликали на скрипочках торжественный аккорд, а Макабра-Кадабра поднесла свою волынку угрожающе близко к губам. Хаггис сдул с глаз челку и предупредительно кашлянул. Ведьмы как стояли с наполовину проглоченными бутербродами, так и замерли на месте.

— Для начала послушаем новости, — велела Чепухинда. — А уж потом я разрежу пирог. Итак, у кого-нибудь есть новости, которыми он хотел бы поделиться? Может, кто-нибудь из вас придумал новое заклинание? Или напакостил гоблинам? Нет? В таком случае…

— Постойте! — воскликнула Шельма и указала пальцем на Пачкулю, которая догадалась, к чему она клонит, и вся сжалась в комок.

— У Пачкули есть новости! — безжалостно продолжала Шельма. — Она наняла помощника!

Все обернулись и посмотрели на Пачкулю. Особенно оживились помощники: они фырчали, шипели и хлопали крыльями от нетерпения.

— Неужто? В таком случае, Пачкуля, даю тебе слово. Только не затягивай, прошу, а то мне не терпится вскрыть подарки. Давай же, выходи к огню.

Желая только одного — чтобы земля разверзлась у нее под ногами и поглотила ее, — Пачкуля медленно побрела к костру, где обычно оглашались последние новости. Она чувствовала, как у нее под шляпой Хьюго приглаживает усы и вычищает из подбородка крошки. В момент первого знакомства он хотел предстать во всей красе.

— Ну же, Пачкуля, не тяни, мы все сгораем от любопытства, — подленько пропела Шельма. — Не стесняйся, познакомь нас со своим помощником.

Двенадцать пар зеленых глаз в ожидании уставились на несчастную ведьму.

— Она говорит, он страшный. А больше ничего не сказала, тоже мне, лучшая подруга называется, — нажаловалась Шельма.

— Поторапливайся, мы ждем! — зашумела толпа.

На короткое мгновенье Пачкуле пришла в голову мысль произнести какое-нибудь быстренькое заклинание, которое превратило бы Хьюго в волка или ящера, да в кого угодно, лишь бы он больше не выглядел таким милым пушистиком, но ведьм так легко не проведешь, и она знала, что ее попытка обречена на провал. Она собралась с силами и сделала глубокий вдох:

— Видите ли… он у меня немного стеснительный.

— По-ка-жи! По-ка-жи! По-ка-жи! — скандировали собравшиеся, а Шельма даже принялась отбивать такт хлопками в ладоши.

— Я бы не хотела делать это прямо сейчас…

— Так не пойдет! Это противозаконно! — возмущались ведьмы и были правы. Им полагалось знать, у кого какой помощник, чтобы все находились в равных условиях и не держали фигу в кармане.

Делать было нечего. Пачкуля поняла, что час ее позора пробил. Что же, чем быстрее она его переживет, тем лучше.

— Ну хорошо, хорошо, — буркнула она. — Он у меня здесь, под шляпой. Он этот, как его там… в общем… хомяк.

В первую секунду в толпе воцарилась зловещая тишина. Но потом — что еще хуже — ее охватил приступ неудержимого хохота. Сперва тут и там раздались сдержанные смешки. За ними послышалось более уверенное хихиканье и фырчанье, которое переросло в откровенный гогот, гиканье и ржание. Ведьмы пронзительно визжали, кудахтали, мычали, блеяли и хрюкали. Они висли друг у дружки на шее, не в силах устоять на ногах. Некоторые даже долбились головой о стволы близрастущих деревьев. Трясущимися пальцами они показывали на Пачкулю и тут же валились на землю, где хватались за бока и жадно ловили ртом воздух.

Казалось, их корчам не будет конца.

Насмешки и колкие остроты в адрес Пачкули летели одна за другой. Нет, такого позора ей не пережить. Ей придется покинуть свою уютную хибарку и убраться подальше из этих мест туда, где ее никто не знает.

Между тем глаза Хьюго, который все еще сидел под шляпой, медленно наливались кровью.

— Хомяк! Ой, держите меня! — заливалась Вертихвостка, катаясь по земле и дрыгая ногами в воздухе.

— Где же он? Эй, Пачкуля, покажи нам своего хомячка! Пусть он нас напугает! — подначивала Мымра.

Помощники сидели поодаль и молча обменивались многозначительными взглядами. Они были не прочь посмеяться, но привыкли во всем брать пример с Одноглазого Дадли. Дадли, однако же, не смеялся. Дадли ухмылялся. Его единственный желтый глаз горел огнем, а изогнутый хвост угрожающе бил из стороны в сторону. Поигрывая желваками, он неспешно выступил вперед.

— Хомяк, говорите, — лениво протянул он. — Хомяк решил стать одним из нас? Кто же будет следующим? Кто, я спрашиваю. Зубная фея?

Помощники покатились со смеху, но стоило Дадли поднять лапу, как вокруг вновь воцарилась тишина.

— Не терпится на него взглянуть, — продолжал Дадли. — Кто он такой, чтобы с нами тягаться, и с чего вообще возомнил, будто эта работенка по плечу всякой худосочной мелюзге?

Тем временем Хьюго, покамест сокрытый от глаз окружающих Пачкулиной шляпой, в буквальном смысле рвал и метал в своей темнице. Как смеют они насмехаться над ним! Ну ничего, он до них доберется, и уж кому в первую очередь не поздоровится, так это их надменному зубоскалу! Обезумев от ярости, он всем телом бросился на тулью шляпы и принялся раздирать ее своими маленькими острыми зубками.

— Не стоило ему лезть не в свое дело, — злобно шипел Дадли. — Похоже, хомяк страдает манией величия, как вы считаете, парни, а? А не то сидел бы в клетке и развлекал детишек, как все домашние питомцы.

Договорить ему не пришлось, потому что как раз в этот момент из-под Пачкулиной шляпы раздался душераздирающий исступленный вопль. Все — и ведьмы и их помощники — невольно отступили на шаг и вытаращили глаза от изумления. Пачкуля же сдернула колпак и представила на всеобщее обозрение то, что находилось под ним и на первый взгляд напоминало всклокоченную кисточку для макияжа, запутавшуюся у ведьмы в волосах.

— Познакомьтесь, это Хьюго, — сказала она. — Он из Хамстердама. И он ненавидит, когда его называют домашним питомцем, Дадли. Запомни это.

В три прыжка Хьюго спустился вниз: с головы на плечо, с плеча на руку и оттуда на землю, очутившись прямо под носом у Дадли. Языки костра отражались в зрачках хомяка кроваво-красным светом. Усы топорщились во все стороны, верхняя губа вздернулась, обнажив ряд острых зубиков. Уши прижаты, спина дугой, шерсть дыбом. Это был кто угодно, только не милый домашний питомец. Даже Пачкуля при виде его невольно попятилась назад.

Бывалый вояка Дадли и не подумал сдвинуться с места. Он не спеша облизнулся и растянул губы в презрительной ухмылке.

— А ну пофторить еще раз, — проревел Хьюго, бешено вращая глазами. — Пофторить, тебе говорят, старый пыльный мешок! Ты сам-то снать, кто ты есть? Я тебе гофорить. Ты есть блошиный афтобус, фот кто! Я отсюда фидеть, как блохи толпами запрыгифать и упрыгифать с тебя.

Собравшиеся так и ахнули. В подобном тоне с Дадли еще никто не разговаривал.

— Так, так, — ухмыльнулся Дадли. — Бунт на корабле? Пришел поискать приключений на свой тощий зад, приятель? Решил потягаться с капитаном? Ну что ж, по всем правилам мне стоило бы преподать тебе хороший урок, но я, пожалуй, не стану. Я не настолько кровожаден, чтобы возиться с карапузами. Пусть лучше мамочка поставит тебя дома в угол и избавит меня от этой мороки. А потом снова примешься бегать в своем колесике. Ступай, братец, да поживее, пока я не передумал. Детишки, верно, соскучились по своему славному питомцу. — Закончив свою речь, Дадли повернулся к хомяку задом и собрался было удалиться, но…

— Мяяяяяаааааауууууууйййййяяяяяааааааа!

Вы, конечно, узнали этот крик, не правда ли?

Точно такой же леденящий душу вопль издала в свое время Пачкуля, когда ей в ухо вцепился Хьюго. Хотя, возможно, из ее уст он звучал чуточку иначе. Впрочем, не суть важно. На этот раз Хьюго избрал в качестве мишени хвост.

Застигнутый врасплох, Дадли в агонии метался из стороны в сторону, брыкаясь и ревя от боли, источник которой находился где-то позади него. Он изо всех сил бил хвостом, стараясь сбросить хомяка, но тот лишь вгрызался еще сильнее. Дадли скакал изо всех сил, вертел задом и выкрикивал столь страшные проклятия, что даже ведьмы разинули рты от удивления.

— Во дает, — с гордостью заметила Пачкуля, обращаясь к Шельме, которая стояла как вкопанная и с ужасом взирала на то, как хомяк отделывает ее любимца.

— Отцепись! Отцепись, говорят, мохнатый ты помпон с матросского берета! Клянусь, я утоплю тебя в ближайшей луже! Раскатаю в лепешку своей подзорной трубой! Надраю тобой вместо швабры палубу! Миииииааааууууууу!

Хьюго не отпускал.

— Угрозы здесь не сработают, — со знанием дела пояснила Пачкуля изумленной публике.

И была права. Они не сработали. Так же как не сработали катание вниз-вверх с горы, скачки вверх, прыжки с подкрутом и, наконец, призывы к собратьям прийти к нему на помощь. Никто из помощников не рискнул вмешаться. Хомячок поверг их в смятение. А он, между тем, не делал ровным счетом ничего — он продолжал висеть у Дадли на хвосте, словно банный лист, намазанный суперклеем, — так что в конце концов котище сдался.

— Ну ладно, ладно! Разрази тебя гром! Что тебе от меня нужно?

— Ижвинись, — прошепелявил Хьюго, рот которого был забит мохнатым хвостом.

— Ни за что! Миииииааааууууууу! Хорошо, хорошо, извиняюсь, тысяча акул тебе в глотку!

— Так как есть мое имя?

— Хьюго, укуси тебя каракатица!

— Кто я есть?

— Хомяк! Чтоб тебе улечься на электрического ската!

— А еще кто?

— Пачкулин помощник! Зашиби тебя ржавый якорь!

— А кто я не есть?

— Питомец! Питомец! Домашний питомец! А теперь ОТЦЕПИСЬ ОТ МЕНЯ НЕМЕДЛЕННО!

И Хьюго отцепился. На Кудыкиной Горе царило полное безмолвие. Никто не мог до конца поверить в случившееся. Одноглазого Дадли, бывшего пирата и предводителя помощников, поставил на место какой-то хомяк! Осознавая всю глубину своего падения, Дадли пробормотал что-то нечленораздельное насчет своей больной спины и уковылял прочь зализывать раны. Шельма бросилась за ним.

— В жизни больше слова тебе не скажу! — прокричала она на ходу сквозь слезы Пачкуле.

Пачкуля же сгребла в охапку Хьюго и победно подняла его над толпой. Ведьмы и помощники столпились вокруг и приветствовали его восторженными возгласами. Каждый хотел первым пожать лапу победителю.

— Знаю-знаю, он чуток маловат, — смущенно бормотала Пачкуля, — и, боюсь, чересчур смазлив… Но зато характер — о-го-го! И к тому же очень старательный. Думаю, из него выйдет толк.

Хьюго сидел у нее на плече, пожимал лапы всем желающим и делал вид, что ничего особенного не случилось. Однако в душе у него все пело и плясало. Он добился своего, отстоял честь хомяков, и впереди его ждала блестящая карьера.

— Как насчет бутерброда? — спросил он.

— Без шансов, — ответила Достопочтенная Чепухинда, вылезая из-под стола. — Я только что прикончила последний. А теперь, полагаю, пришло время разрезать мой пирог!