Ведьма сама по себе

3. Звездец

Лес тонул в дремотном осеннем тумане. Сверху тихо сыпались древесные семена – словно дождик, только сухой. Непролазная чащоба, вездеходы не пройдут. Клаус Риббер понимал, что возможна погоня, и выбрал такой маршрут, где ни колеса, ни гусеницы не помогут сократить дистанцию.

За чащобой река Тайва, приток Сереброны, и через нее переброшен висячий мост, которым пользуются и люди, и кесу. С ним удобней, чем без него, поэтому он пребывает в целости и сохранности. Устроить возле него засаду – это всегда пожалуйста, но в разрушении моста никто не заинтересован. Кроме Клауса Риббера.

Если он маньяк-подражатель, как предположил Артур, он потащит Аниту через болтающийся над речкой мостик – в фильме был такой эпизод. И после этого с него станется уничтожить переправу, чтобы опергруппа и спасатели не испортили ему дальнейшее кино.

Оба вездехода отправились к Тайве кружным путем, а поисковый отряд двинулся напрямик.

Ола шла впереди с Федоровым, Виолеттой и следопытом из Трансматериковой компании. Последний и без нее разобрался бы, куда ведет след, но у лесной ведьмы это получалось быстрее. Ей не приходилось высматривать сломанные определенным образом ветки, серые пушинки от кардигана Аниты, продавленные тонкими каблуками ямки в массе гниющих листьев или в хвойном ковре. Шагая в тумане вместе с остальными, Ола сама была этим туманом, сквозь который вереницей пробираются люди с рюкзаками – и еще была примятыми стеблями, на которые наступали те, кто прошел здесь раньше, и свисающим с ветвей любопытным лишайником (он как будто все время спит, но в то же время ему любопытно, что происходит вокруг), и лианами-путешественницами, неутомимо ползущими во все стороны, хотя это не мешает им оставаться на месте. Как будто она одновременно жила и наяву, и во сне, но при этом никакой дезориентации, то и другое совмещалось. Как будто сложили вместе два рисунка на прозрачных листах, и все детали так совпали, не перекрывая друг друга, что в результате получился новый рисунок, на порядок сложнее.

Клаус Риббер использовал сбивающие со следа чары, но они могли обмануть людей, а не Лес. На этой территории он был чужаком, а Ола – своей. Он все учел: и то, что на Магаране сейчас нет лесных кроме одной-единственной ученицы, и то, что у Олы с Анитой на балу случился конфликт – поэтому подозреваемой номер один станет Олимпия Павлихина, а если все-таки вычислят истинного виновника, у нее не будет причины лезть из кожи, даже если ей заплатят за участие в поисках. С его точки зрения – учел все. Кроме пары мелочей. Во-первых, тот, кто Олу подставил, не нравился ей намного больше, чем эта несчастная сучка Анита. Во-вторых, хренов маньяк не знал об эксперименте с «Фонариком» и о том, что полученная информация существенно ослабила ее неприязнь к Аните.

Погоня двигалась со всей возможной скоростью. Слишком велик отрыв, но к концу дня вроде бы удалось его сократить. Будь она опытнее, попросила бы помощи у птиц, но до такого взаимодействия с Лесом ей пока далеко.

На привал остановились, когда совсем стемнело. Ола, Федоров, Виолетта и Бенедикт – второй маг, который пошел с ними для обезвреживания Риббера – сидели вчетвером у костра, вокруг горели другие костры, спасатели ужинали и травили анекдоты. Артура не взяли, хотя он просился, но ему скоро возвращаться в Гревду на склад, а операция может затянуться.

Из подернутого белесой дымкой непроглядного мрака тянулись, нависая над головами, черные ветви с древесными грибами и лохмотьями лишайника, тоже окрашенными в цвета ночи. Похолодало: днем все еще лето, а по ночам уже заметно, что подкрадывается осень.

Уплетая из банок гречку с тушенкой, Бенедикт и Виолетта обсуждали вопрос о том, когда у Клауса Риббера появились признаки «звездеца». По всему выходило, что давно, а рвануло только сейчас, и хорошо, что он попал в зону внимания еще на первой жертве…

– А вы уверены, что это первая жертва? – обронил командир спасателей.

Маги переглянулись и призадумались. Ола молча пила крепкий сладкий чай, заваренный прямо в котелке, и наслаждалась тем, что может держать нагретую кружку обеими руками. Лучший целитель Дубавы, доехавший вместе с отрядом до Восточных береговых ворот, всю дорогу лечил ей руку, так что на пропускном пункте она выкинула гипсовую повязку в контейнер с мусором.

Ола подозревала, что у целителя все получилось так замечательно, потому что подарок серой шаманки уже выполнил свое предназначение.

Виолетта с Бенедиктом отсели в сторонку, продолжая беседу вполголоса, а Федоров разлил по кружкам остатки чая и спросил:

– Знаешь, что такое в нашей работе настоящий звездец, чтобы не выразиться грубее?

В Лесу они сразу перешли на «ты».

– Случай Риббера? Когда рвет крышу у сильного мага с манией величия и активной, типа того, жизненной позицией…

– Не, это еще не самое худшее. Подскажу: когда гоняешься по Лесу за отморозком вроде Риббера, который заложника с собой таскает – кто твой главный противник?

Вопросик с подвохом, это она почувствовала сразу.

– Дай подумать. Ты имеешь в виду кесу, которые могут убить и тех, и других?

– Предположим, кесу рядом нет, в радиусе до сотни километров.

– Крупные хищники? Всякие ядовитые твари? Я бы все-таки поставила на отморозка.

– Никого не забыла?

– Хочешь сказать, что ты сам себе противник, если в чем-то накосячишь?

– Другие варианты? – прищурился капитан спасателей.

– Если окажется, что заложник заодно с преступником, и с их стороны это блеф?

– Уже теплее, но не то.

Ола еще некоторое время ломала голову, потом сдалась:

– Ну, тогда не знаю, кем должен быть заложник, чтоб оказаться главным противником спасателя… Психом? Истеричкой? Мудаком с потреблядским синдромом, который везде качает права?

– Любого из них можно образумить, в этом деле мы ученые. Но если у заложника стокгольмский синдром – тут тебе полный звездец, хуже не бывает. Он тогда будет против тебя заодно с преступником, и попробуй его перетянуть на свою сторону. С отморозком разговор короткий, есть угроза – стреляй на поражение, а этого гада с синдромом ты должен спасти, доставить на остров, сдать психологам. Такая, скажу я тебе, морока. Вот честно, врагу не пожелаю.

– Угу, – согласилась Ола. – Зато у спасательного отряда численное преимущество перед депрессивным заложником.

– Только это и радует. А ты прикинь, если б один на один, тогда хоть стреляйся. Однажды мой товарищ так вляпался, ну, сложилось оно так, до сих пор вспоминает и вздрагивает. Хотя здоровый мужик вроде меня, было дело, от медвераха ножом и рогатиной отбился.

На ночлег спасатели устроились в пропахших репеллентами компактных палатках, а Ола забралась в спальный мешок у подножия громадного дерева с норой под корнями – может, даже не одной. Обитатели норы ничего доброго от людей не ждали и не высовывались. Рядом с Олой стукнула о землю шишка, свалившаяся оттуда, где сплошные ветки и туман. На шишке сидел кто-то с длинными слюдяными крыльями, блеснувшими в свете костра. Заложив круг над лагерем, он одурел от репеллентов и полетел прочь, вихляясь из стороны в сторону. Порой негромко переговаривались часовые. В конце концов девушка задремала, и от беготни по «Бестмегаломаркету» ее спас капитан Федоров, рявкнувший: «Подъем!»

Зелье для Отхори, которым поделилась Лепатра, она взяла с собой, но решила приберечь на потом.

Моста на месте не было. С обрыва свисали покореженные стальные тросы и остатки горелых веревок с обугленными дощечками.

Внизу мчалась Тайва, приплясывая на порогах. Кое-где из венчиков бурлящей пены торчали скользкие каменные клыки.

Берега вздымались слоистыми изжелта-бурыми кручами, поверху сплошным гребнем тянулся смешанный лес.

Виолетта и Бенедикт настороженно озирались, как будто опасались засады, хотя Ола могла бы поручиться, что в окрестных кустах никого нет, кроме всякой мелочи. Уже собиралась сказать об этом, но тут Бенедикт по-киношному выхватил пистолет и навскидку сбил сидевшую на ветке зверушку. Ола только моргнуть успела. И моргнула во второй раз, когда зверушка, не долетев до земли, истаяла в воздухе призрачной кляксой. Соглядатай , оставленный Риббером.

До ближайшего отмеченного на карте брода полсотни километров. Передохнуть, пообедать – и вперед вдоль берега, других вариантов нет. Строить плот никакого смысла: даже если Тайва не разобьет его о камни, тут не выгрести. На что и рассчитывал чокнутый маг, косплеящий Санта-Клауса.

Один из оперативников, худощавый, немного сутулый, с лицом изношенным, как видавший виды ботинок, подошел к самому краю, закурил. Походка у него была дерганая, жесты резковатые, нервные.

– Переживает, что премия уплыла? – совсем по-дээспэшному ухмыльнулась Ола, обращаясь к остановившейся рядом Виолетте.

– Нет, не об этом, – серьезно и сухо ответила магичка. – Аниту он знал еще ребенком, Гай Грофус – его старый товарищ, они вместе служили в армии по призыву. Тебе стоит пересмотреть свое отношение к полиции.

– После того, что они мне устроили? После инспектора Вебера и следователя Косинского?

– Ола, мне тоже больше нравятся полицейские из книжек и фильмов – благородные рыцари закона, мудрые, тактичные, не знающие грубых слов и грязных приемов. Но это идеал, а в жизни есть Вебер и Косинский, и я с ними сотрудничаю, потому что они защищают законопослушных людей от бандитов, мошенников, маньяков. Несмотря на свои личные недостатки. Это живые люди, а не положительные герои, но других у нас нет. Ты ведь тоже не ангел, и судили тебя не по сфабрикованному делу.

– Угон машины. Мы опаздывали к порталу. И эту тачку мы бы с собой на Землю не взяли, так что мы ее временно позаимствовали. По факту это была только кража бензина, израсходованного в поездке.

– Не только. Ты кое о чем забываешь. Вы тогда привели в бессознательное состояние солдат, которые приехали в столовую на этом вездеходе. Бросили их на улице в темное время, на растерзание медузникам. Тебе повезло, что никто не погиб.

– Мы же их в кусты затащили. Медузники не могли до них добраться.

– Вы это сделали, чтобы спрятать их от людских глаз, а не от медузников. И после этого у них были проблемы со здоровьем.

– С нашей стороны эту проблему решили, – буркнула девушка, раздраженная и тем, что опять приходится оправдываться, и лишним напоминанием о том, что она, никуда не денешься, перед Валеасом по уши в долгу. Это он тогда решил проблему, переступив через свою неприязнь к армейским. Иначе бы Ола так легко не отделалась.

– Я не твоя наставница, но я считаю, что тебе надо об этом подумать, – строгим тоном произнесла Виолетта и направилась к остальным.

Изящная и прямая, как балерина, в подогнанном по фигуре камуфляже. Блестящие черные локоны выглядели так, словно в последний раз она мыла голову сегодня утром. Лепатра сказала, что ей сто пятьдесят девять лет. Подвид С, кто бы сомневался.

Отыскав заросшую тропку, Ола спустилась на отмель. Местами приходилось хвататься за торчащие из склона корни, чтобы не полететь кувырком.

Узкая галечная полоса вдоль отвесной громады, петлистые корни свисают засохшими щупальцами. Река лизнула носки сапог. В Лесу хорошо, в Лесу всегда хорошо, но если б еще не было рядом толпы людей… Сейчас их, по крайней мере, не видно, хотя и слышно.

Пасмурно. Небо мягкое, белесое, затуманенное, как в Отхори. Из-за бешеного течения отражения смазаны – импрессионистская рябь, клочья пены, а из воды у берега на Олу задумчиво смотрит неподвижное темное лицо, похожее на маску…

Она сморгнула, но маска не исчезла. В следующий момент стало ясно, что она видит плывня-масочника: у них на шкуре, на условном загривке, характерный рисунок, напоминающий человеческое лицо. Изабелла говорила, что их когда-то вывели кесу для речных перевозок – так же, как пустотелых червей-путешественников для перевозок наземных. Однажды она взяла Олу на прогулку по Лесу вдоль Маны, которая протекает через Манару, и познакомила с громадным, как ковер в гостиной, старым плывнем. Они даже прокатились на нем, лавируя среди кувшинок и травяных островков. Питается плывень рыбешкой, улитками, рачками, личинками – он плоский, словно камбала, может охотиться и в глубине, и на мелководье, а на зиму зарывается в донный ил и впадает в спячку.

– Привет!

Присев на корточки, она сунула руку в холодную воду и дотронулась до бугристой оливково-бурой шкуры. Амфибия шевельнулась, сместилась в сторону.

– Я своя, – сообщила девушка – и вслух, и посланием-импульсом, как учила наставница. – Я на тебя не охочусь. Ничего себе, какой ты большой...

Этот вроде бы поменьше того плывня, который живет в низовьях Маны, но тоже мог бы прокатить Олу на спине.

Она сощурилась, обдумывая то, что вначале пришло в голову не всерьез. Плывень может прокатить ее на спине. Прокатить. Через речку. На ту сторону.

Спустя полчаса, наладив контакт с речным жителем, который согласился подождать ее возле отмели, Ола полезла наверх. Ей позарез нужен кто-нибудь, кому наплевать на нее, но не наплевать на Аниту Грофус – и такой человек в отряде есть.

На траве лежали рюкзаки, пахло тушенкой и макаронами. Ола тоже проголодалась, но придется в этот раз пропустить обед. Приятель Гая Грофуса снова курил в сторонке. Еще бы знать, как его зовут… Хотя это не важно.

– Надо поговорить.

Тот повернулся. Ола скорее угадала, чем определила, что у него нелады с сердцем.

– У меня есть возможность переправиться на ту сторону. Там, внизу, плывень, он меня перевезет. Мне надо взять с собой необходимые вещи для Аниты – так, чтобы никто не заметил. Нужна ваша помощь.

Он несколько секунд на нее смотрел – глаза под скошенными складками век внимательные, недоверчивые – потом сказал:

– Я с вами.

– Боливар не вынесет двоих.

– Вы не справитесь.

– Два человека и багаж для плывня будут неподъемным грузом, – может, и нет, но брать его с собой Ола не хотела. – Чтобы вам не пришлось красиво утопиться посреди речки, если вопрос встанет таким образом. Для Аниты должны были захватить сапоги, носки, штаны, куртку. Где все это лежит, знаете?

– У меня в рюкзаке.

– Еще два спальника. Палатку не потащу. Медикаменты для Аниты. Сухари, копченая колбаса, еще хорошо бы шоколад и две-три банки сгущенки – это здесь ходовая валюта. И вы поможете спустить вниз мой рюкзак.

– В одиночку не справитесь.

– Я не собираюсь мериться силой с магом-психопатом. Постараюсь потихоньку увести у него Аниту, а потом будем играть в прятки, пока вы не подойдете. У меня преимущество – на моей стороне Лес, а вы же рано или поздно переправитесь на тот берег.

– Они далеко ушли.

– Догоню. Они идут медленно, у Аниты наверняка кровавые мозоли и ноги отекли, а этот хмырь думает, что отделался от погони.

– Пошли, – после минутного размышления согласился оперативник. – Меня зовут Борис Данич. Если спасете Аниту, я буду ходатайствовать о том, чтобы с вас досрочно сняли судимость.

– Об этом и так будут ходатайствовать. От вас мне нужно другое. Я хочу, чтобы следователь Косинский и инспектор Вебер принесли мне официальные извинения, и если я спасу Аниту, вы побеседуете об этом со своим руководством.

– Они выполняли свою работу. Вас подозревали в убийстве.

– Передо мной должны извиниться за это ваше отстойное тыканье. Это, что ли, тоже часть работы – без этого никак? А Вебер нахамил мне в доме у Клеопатры Мерсмон уже после того, как выяснили, что я вашу Аниту не убивала. Так что я хочу услышать от них извинения, от обоих.

– Хорошо, я поговорю об этом с коллегами, – измученно глядя на нее, согласился Данич.

– Вы пообещали это лесной ведьме в Лесу, и Лес вас услышал. Идемте.

Пока остальные уминали тушенку с макаронами, Ола с Даничем упаковали в рюкзак второй спальник, резиновые сапоги, ракетницу, сверток с вещами для Аниты, рассовали по карманам плитки шоколада, три банки сгущенки, еще одну кружку, второй нож, баллончик репеллента. Они действовали, как мародеры, укрывшись от чужих глаз за кустарником, и Ола мысленно просила Лес помочь, чтобы никто их не застукал.

Спустились на отмель: девушка первая, за ней Данич с багажом. Плывень ждал, она и наверху чувствовала, что он ждет, беспокоило ее другое – сумеет ли он увезти ее с грузом.

– Держитесь на расстоянии, а то спугнете.

Разувшись, закатав джинсы, Ола по колено вошла в речку и взгромоздила рюкзак на твердую мозаичную спину всплывшей амфибии. Он из материала с водоотталкивающей пропиткой, есть надежда, что содержимое не намокнет. Даже в двух шагах от берега течение так и норовило свалить ее с ног.

– Возьмите револьвер. Пригодится.

Хотела отказаться – лишняя тяжесть, но потом решила, что, может, и правда пригодится: если она встретит кесу и попросит их о помощи, револьвер сойдет для подарка, в придачу к шоколаду и сгущенке. Положив его в верхний карман рюкзака, она затолкала под ремень сапоги и распласталась ничком у плывня на спине.

– Ну, поехали, мой хороший!

– Помоги вам Бог, храни вас Бог, – сказал ей вслед оставшийся на берегу Борис Данич.

Ола его уже не видела. Приподняв голову, она смотрела вперед по курсу – на бурлящую сизую Тайву, оскалившую клыки, на другой берег, до которого не больше двадцати метров, но их еще надо преодолеть!

Сплошной мышечный плавник по бокам у амфибии начал ритмично и мощно вибрировать, плывень неспешно двинулся наискось поперек течения. Площадь спины у него десять квадратных метров, если не все двенадцать, и держался он ровно, так что не было риска соскользнуть, но Ола судорожно пыталась вцепиться пальцами в мокрую твердую шкуру, словно это в случае чего могло бы ей помочь. От шкуры остро пахло рыбным магазином.

До берега уже было рукой подать, когда позади стали кричать. И чего они, интересно, хотят: чтоб она повернула обратно?..

Пристать надо там, где можно без проблем вскарабкаться по склону с тяжелым рюкзаком за спиной. В поисках подходящего места пришлось сместиться по течению дальше к северу. Наконец плывень уткнулся в отмель, под брюхом зашуршала галька.

– Спасибо, мой хороший, солнышко ты мое водяное…

Она перетащила рюкзак на сушу и только тогда посмотрела назад: на покинутом берегу толпа зрителей – весь спасательно-поисковый отряд. Из-за рева Тайвы не разобрать, что они кричат. Скорее всего, что-нибудь нецензурное.

Помахав им, Ола постояла на отмели, дожидаясь, когда высохнут мокрые ноги, потом натянула носки и сапоги, надела рюкзак и, цепляясь за выпирающие древесные корни, полезла наверх.

Как Риббер решил проблему съестных припасов, выяснилось, когда она обнаружила закопанный в палую листву пакетик с мусором: там была упаковка от «Экстрим-рациона №1» земного производства. Дорогая импортная штука, но некоторые могут себе позволить. Одна капсула содержит оптимальный суточный набор питательных веществ и витаминов, вдобавок в желудке разбухает в желеобразную массу, чтобы не возникало ложного чувства голода. Они с Анитой идут налегке, но идут медленно. Ола постепенно сокращала отрыв. Не так быстро, как хотелось бы. Если бы не рюкзак… И выкинуть нечего, там все нужное.

Она уже ходила на большие дистанции с увесистым рюкзаком, и когда выбиралась с наставницами в Лес по выходным, и когда однажды пошла с Валеасом.

Эта их совместная адская вылазка – из разряда «больше никогда»: Изабелла на месяц уехала, а они с Текусой собирались по грибы, на субботу-воскресенье с ночевкой, но старая колдунья расхворалась и отправила их вдвоем. Валеас тогда навьючил на Олу все, что было, и на резонный вопрос: «Самому-то, что ли, тяжело?!» – невозмутимо ответил: «Мне не тяжело, а тебе полезно». «А если я сдохну?» – огрызнулась Ола. «Значит, судьба у тебя такая незавидная», – ухмыльнулся старший ученик.

Так что чертов опыт у нее был, и все бы ничего, если бы почаще отдыхать, но она здесь не на прогулке, а преследует долбанутого маньяка и сучку-потерпевшую.

План у нее имелся только на случай, если встретятся кесу. Те всегда не прочь поохотиться: именно это она им и предложит, с уговором, что Риббер – их добыча, а ей пусть отдадут Аниту. Можно пообещать за Аниту много сгущенки и шоколада, Грофус-папа на радостях все организует.

Лишь бы повезло их встретить... Но представление, что кесу подстерегают тебя в Лесу за каждым кустом – оно, мягко говоря, ошибочное, хотя заинтересованные лица вовсю его эксплуатируют, как в идеологических, так и в финансовых целях, особенно когда речь заходит о распределении бюджета. Кесу – хищники, верхушка пищевой пирамиды, их не может быть слишком много. Они ведут кочевой образ жизни и появляются то там, то тут, но совершить путешествие по Лесу и не обнаружить следов их присутствия – это запросто. Судя по всему, в настоящее время их здесь нет, так что придется действовать без союзников, на свой страх и риск.

Сделав короткий привал, она пообедала сухарем и куском копченой колбасы, запила водой из родника. Время от времени срывала и на ходу грызла молодые побеги белохвойника — вкусные, кисленькие, а однажды ей попался куст фиолы с глянцевым, как будто граненым плодом величиной с кулак. Редкий деликатес, в городских магазинах продается поштучно. Ола срезала его с ветки и съела, бесцеремонно выдернув за хвостик миниатюрного зверька с оливковой шерсткой, похожего на мышь, который уже начал вгрызаться в эту ароматную благодать, уцепившись за кожуру крохотными коготками. Выкинутый в траву зверек заверещал ей вслед, жалуясь на грабеж.

Белесое пасмурное небо постепенно меркло, сливаясь с кронами деревьев, луна заблудилась в тумане, и когда видимый мир съежился до нескольких сосен, Ола остановилась на ночлег. Сухой мшистый пригорок под лиственным навесом. Во мгле размыто мерцают фонарики – зеленый, голубой, фиолетовый, золотистый, еще один фиолетовый… Грибы-светляки. Наверху что-то шуршит – то ли ночная птица, то ли медузник запутался в ветвях и лианах. С летучими кровососами иной раз такое случается, и тогда они сами становятся добычей.

Усевшись на мох, Ола выполнила охранительное колдовство, старательно, как учила Изабелла. Поблагодарила Лес за то, что он есть, за то, что она в Лесу есть, и в конце адресовала ему послание-импульс: она и дальше хочет оставаться живой.

Она теперь понимала, что во время гонки к порталу на краденом вездеходе, когда они с Эрикой свалились в овраг с осыпающимися стенками, ей со стороны овражного хищника ничего не угрожало. У сусарга хватательных конечностей много, и он вполне мог сцапать обеих, но утянул вниз только Эрику – потому что лесная ведьма заорала благим матом, ясно и недвусмысленно выражая свое желание жить. Лес услышал. В примитивный мозг сусарга так или иначе поступила информация: вот это – не еда. Ее вытащила подоспевшая Эвка, и обе решили, что Эвка ее спасла. Позже до Олы дошло, что она, пожалуй, все равно бы уцелела. Хотя это не отменяло того, что княжна Эвендри-кьян-Ракевшеди ее спасла.

Но даже для таких, как она, меры предосторожности в Лесу не лишние. Текуса порой говорила ученикам: «Эх, вы, балбесы, я потому и дожила до своих лет, что никогда об этом не забывала». Лесные животные не нападают на лесных колдунов – это, можно считать, правило, но для всякого правила найдутся исключения, и порой это длинный список мелким шрифтом на нескольких страницах. Ночуешь в Лесу без огня – ставь защиту, иначе будешь сам дурак.

Если бы в Бесте хотя бы кофе был хороший, это было бы вполовину не так муторно, подумалось ей утром, после беготни по торговому центру. Ладно, теперь она, по крайней мере, знает, что не проваливается во сне на Землю Изначальную – раньше ее пугала такая возможность – а целиком находится здесь, на Долгой Земле, в Отхори, только в неадеквате и в замкнутом пространстве. Или это не пространство, а что-то другое, для чего нет названия на языке яви? А может, название есть, но она не в курсе? Надо будет спросить потом у Изабеллы с Текусой.

Под эти размышления Ола, трясясь от холода, скатала отсыревший спальник, наскоро позавтракала колбасой и сухарями. Сейчас бы горячего кофе – пусть даже того самого, бестмегаломаркетовского, в одноразовом стаканчике – но кофе в Лесу нет. Только вода. Хотя Данич вроде бы запихнул в один из карманов рюкзака банку растворимого, которая «почти ничего не весит»… Все равно некогда. Потом, у костра, в компании средней паршивости. Надо быть слепым и глухим, чтобы назвать «хорошей» компанию Аниты Грофус, но, как заметил капитан Федоров, «люди всякие бывают, ты не выбираешь, кого спасать».

Лес тонул в тумане, словно дно необъятного молочного моря, и она пошла по этому дну, петляя меж черных стволов, которые обретали плотность только на расстоянии вытянутой руки. По следу. Риббера эта мгла задержит, а ее – нет.

Эти двое еле плелись. Время от времени Анита падала, но Риббер тянул за веревку, тогда она кое-как поднималась и брела за ним дальше. У нее силы убывали, у него прибывали. Он не просто так гулял с девушкой на природе, а выполнял оздоровительную процедуру – в этом Ола убедилась под конец погони. В Лесу непрерывно идет информационный обмен, и пока «носители» не распались на составляющие, информацию можно считать, если умеешь это делать. Олу этому научили. Обнаружив возле их недавней стоянки то место, где Риббер справил малую нужду, она этим приемом воспользовалась.

О его лейкоцитах, эритроцитах и кетоновых телах ничего не скажешь, да они ее и не интересовали. Зато Ола узнала другое: он серьезно болен, но идет на поправку – то, что он затеял, для него словно комплексная терапия. Он и забирает у Аниты жизненную силу, и получает удовлетворение от сознания своей правоты, и ощущает, что его жизнь наполнена смыслом, потому что он борется за нравственные идеалы. Жаль только, что магическое сообщество и полиция этого не понимают, но у него есть единомышленники, постепенно он и остальных убедит, сейчас главное – подлечиться. Замечательный новогодний фильм его спас, этот метод оказался эффективным: как будто тянешь сквозь трубочку вкуснейший питательный бульон. Не будь вокруг враждебного Леса, было бы еще лучше, но его знаний и умений хватает на то, чтобы защитить от Леса и себя, и свою спутницу.

Неизвестно, смотрела ли Анита любимое кино своего мучителя, но отломить каблуки она в конце концов догадалась. Только не возле ручья, как героиня фильма, а на очередной стоянке. Один валялся среди замшелых камней, и около него суетилась личинка с мохнатой спиной, полметра в длину, и так, и этак пыталась ухватить его жвалами. Год назад Ола перепугалась бы такой твари до холодного пота, а сейчас только глянула сверху вниз: мелочь неопасная. Второй каблук уже кто-то утащил.

Последний марш-бросок – и она их нагнала.

Если ты, обнаружив в Лесу дохлого ящера величиной с дворняжку средних размеров, не спешишь пройти мимо, а разгоняешь слетевшихся шмыргалей, хватаешь звериный труп в охапку и уносишь с собой, на радостях едва ли не мурлыча «моя прелесть» – тут возможны разные варианты. Либо ты вконец оголодал, и небеса милосердно подкинули тебе обед. Либо у тебя сорвало крышу, и возле береговых ворот тебя ждут не дождутся крепкие ребята со смирительной рубашкой. Либо ты ученый-натуралист и заполучил то самое, чего тебе недоставало для завершения многолетних исследований. Либо ты ведьма, и мертвая рептилия понадобилась тебе для черного дела. Или наоборот, для доброго дела – смотря с чьей точки зрения взглянуть на ситуацию.

Ящер напал на маленького свиненка, отбившегося от семейства, и его задрал примчавшийся на визг свинобраз. Поднял на клыки, затоптал копытами. Подоспевшая к развязке Ола порадовалась результату: то, что нужно, а нужен ей достаточно большой кусок мяса, который можно заколдовать. И хорошо, что победил не ящер: кабан тяжеленный, она бы его даже волоком не утащила.

Шмыргали сопровождали ее гудящей тучей: ты же сама все не съешь, и для нас что-нибудь останется…

– Анита – сучка, – объяснила им Ола.

Судя по согласному жужжанию, возражений у шмыргалей не было.

Она уже третьи сутки пасла Риббера и Аниту. Вилась вокруг них, словно осторожное лесное животное, которое рассчитывает поживиться, но избегает попадаться людям на глаза.

Хотелось надеяться, что старый колдун, наверняка учуявший постороннее присутствие, решил, что за ними увязался какой-то зверь. Ола старалась слиться с Лесом, стать неотличимой от других его обитателей – этому она уже научилась. Будь она из классических, вряд ли ей удалось бы провести опытного мага, но другое дело, когда у тебя в союзниках сам Лес.

Дважды посмотрела на них вблизи из засады. Клаус Риббер в долгополом красном балахоне, отороченном свалявшимся грязно-белым мехом: косплеить так косплеить. Анита в потерявших всякий вид модельных сапогах, замызганном кардигане и условно белой трикотажной одежке – то ли короткое платье, то ли длинный джемпер. На шее ожерелье с магаранской бирюзой, то самое, с бала. Волосы нечесаные, лица почти не разглядеть: грязь и ссадины, на глаза падает слипшаяся челка. А у Риббера лицо мудрое и благородное, преисполненное горькой отеческой укоризны – свою роль он отыгрывал по высшему разряду. Это его Ола тогда встретила в переулке около парикмахерской.

Анита двигалась, как зомби или плохо отлаженный робот, хотя никакие чары ее как будто не связывали. Только веревка на поясе. Понимает, что с маньяком-волшебником ей не справиться, и выжидает шанса, прикидываясь сломленной? Шанс у нее скоро будет. Теперь уже очень скоро. Лишь бы она хорошо себя проявила в предстоящем марафоне по пересеченной местности, а то зря, что ли, Ола старалась?

«Когда уберемся подальше от этого хмыря, поставлю ее перед фактом, что рюкзак тащим по очереди!»

«Сонных башмачков» Ола насобирала по дороге. Тут главное – не перепутать их с цветами других лиан, похожими, но для колдовства непригодными. Попадаются и по форме неотличимые, и тех же оттенков – бледно-фиолетовые, тускло-белые, пепельно-розовые, определить разницу можно только на ощупь. Текуса долго учила ее улавливать это особенное ощущение в кончиках пальцев: как будто прикасаешься к чему-то зыбкому, и оно то ли есть, то ли нет. «Сонные башмачки» уводят тропинками снов, и это путешествие с закрытыми глазами продолжаться два-три часа, а потом проснешься разбитый, как после долгой изматывающей прогулки наяву – куда там «Бестмегаломаркету»!

Клубень черной хундры нашелся в болотце, которое темной жемчужиной маячило в тумане. Пришлось закатать рукав, по локоть сунуть руку в холодную мутную воду и долго шарить среди стеблей камельяры остролистой, распугав здешнюю странную живность.

На пальцах остались порезы, зато теперь у нее есть то, что нужно. Мокрый клубень величиной с грецкий орех Ола тщательно завернула в полиэтиленовый пакет и спрятала в отдельный карман рюкзака. Пушистые светло-зеленые метелочки камельяры, как будто обсыпанные мукой, чуть заметно покачивались, хотя с чего бы им качаться в безветренную погоду… Она запоздало поняла, что в водоеме живет кто-то покрупней осторожной мелюзги, и этот кто-то мог бы цапнуть ее за руку, но не рискнул связываться.

Зачем ей понадобилась вся эта авантюра? Спросите что-нибудь полегче.

Грофус-папа за спасение Аниты отвалит кучу денег, это само собой, но заработать она могла бы и на складе, с еженедельной коробкой директорских конфет в придачу.

Снятие судимости? Ну, это бы совсем неплохо, однако бывшая дээспэшница отлично знала, чего стоят обещания должностных лиц, когда им от тебя что-то нужно. Сначала «Мы вам предоставим, выплатим, обеспечим, гарантируем…», нужное подчеркнуть, а потом «Ваш вопрос на рассмотрении…» – и это может тянуться до бесконечности. Она не электорат, чтобы вестись на такие уловки.

Словечко «электорат» на жаргоне дээспэшников было ругательным, хуже только «трудяга» или «альтруист». Впрочем, после года жизни на Долгой Земле Ола изменила свое отношение к тем, кого ее подельники из «Бюро ДСП» называли «трудягами» и «альтруистами».

Насчет извинений Косинского и Вебера она иллюзий не питала. Эти два упыря на службе у ее величества Отчетности скорее удавятся, чем станут извиняться. Люди разные, твердили ей Изабелла с Текусой, и никудышная из тебя ведьма, если ты этого не видишь. Ладно, в полиции тоже люди разные, с этим она не спорит. Может, Борис Данич получше Вебера и Косинского, хотя сделаем поправку на то, что она не знает его с худшей стороны: сейчас он хочет спасти дочку старого товарища, и Ола – та, кто может это сделать. Не исключено, что при других обстоятельствах он вел бы себя иначе.

Из сочувствия к Аните? Она бы, конечно, не хотела оказаться на ее месте, но Анита Грофус ей никто, и рисковать ради нее – последнее, на что Ола способна. Другое дело, будь это Изабелла, или Текуса, или Эвка, или Лепатра, или хотя бы Ида с Гревдинского склада.

Чтобы отплатить Клаусу Рибберу? Есть немножко. Чокнутый хрыч отлично понимал, что подставляет ее. Но жизнь Олы стоит в тысячу раз дороже, чем сиюминутная месть, тем более что магическое сообщество рано или поздно с Риббером разберется.

Квест ради квеста? Или чтобы доказать Валеасу, что она тоже кое-что может, и хватит смотреть на нее, как на девочку для битья? Или этого захотел Лес?..

Может, когда-нибудь она это поймет, а сейчас пора действовать.

Соорудив из бинта заготовки для двух многослойных масок, Ола вытащила клубень хундры и разрезала напополам, перед этим задержав дыхание. Хотя толку-то задерживать, все равно в ближайшие два-три часа придется вдыхать эту жуть, в сравнении с который аммиак покажется нежным шлейфовым ароматом. Любопытных лесных жителей, наблюдавших за ведьмой из кустов и с древесных ветвей, как ветром сдуло.

Каждую половинку она поместила между слоями марли, аккуратно убрала это хозяйство в пакет. На пальцах остались темные пятна, и от рук несколько дней будет разить, зато «сонные башмачки» не уведут ее по своим зыбким дорожкам. С этой штукой – не уведут.

Лес в вечернем тумане снова был похож на дно молочного моря: есть тут моря, как же без них, но они призрачные, спрятанные, а чтобы совместиться с явью, им надо прикинуться ливнем или туманом. Хотя это всего лишь фантазии, ей сейчас в самый раз думать о чем угодно постороннем, чтобы поменьше трусить.

Ола напомнила себе о том, что Валеаса она боится больше, чем Клауса Риббера – и ничего, целый год рядом с ним прожила… Не помогло. Потому что не больше. Валеас – опасный, но свой. Когда они общаются, каждый соблюдает границы, не лезет в чужое личное пространство и не пытается его разрушить. А Риббер – голодный упырь, он Аниту жрет и остановиться не может, да и зачем останавливаться, если ему с этого хорошо?

Страх отступил, когда она надела самодельную защитную повязку с убойной начинкой. Ой, пристрелите меня кто-нибудь... Щас глаза на лоб вылезут, это же не просто гадость, а Гадость с большой буквы!

Отчаянно кривясь под маской, Ола обошла их стоянку по периметру и соорудила из сухих веток четыре миниатюрных шалашика, насыпав в каждый «сонных башмачков» равными долями. Все это приходилось делать в потемках. Чтобы не убрести в ненужную сторону или не запнуться о корень, она воспользовалась «кошачьим зрением». Освоила этот прием с полгода назад, но получалось у нее только в Лесу, а у Изабеллы, Текусы и Валеаса – где угодно. Потом обошла по второму разу и запалила костерки магическим способом, это она тоже умела.

Маньяк и его жертва устроились на ночлег в нескольких шагах друг от друга. Даже если старый волшебник учуял дым, отреагировать не успел – «сонные башмачки» безотказная штука. Не хуже кувалды.

Завернутый в кусок полиэтилена дохлый ящер дожидался своего часа в кустах возле рюкзака. Нож в правом кармане куртки, вторая маска – в левом. Кураж, как всегда, при ней. Она сейчас крысобелка, а эти бестии забираются куда угодно и уносят в зубах, что приглянется: авторучки, часы, конфеты, бижутерию. Никого не боятся. А может, и боятся, но это не мешает им таскать у людей еду и мелкие вещицы.

Ей предстоит «унести в зубах» не авторучку и не часы, а эту сучку Аниту Грофус, но будем считать, что разница не принципиальная.

Встав меж двух вековых деревьев, Ола представила себе, что она тоже дерево, из ее ступней выходят корни, тянутся вглубь и вширь: силы у Леса – бери не хочу, и она взяла, сколько сумела. После этого подхватила невесомого, как воздушный шарик, ящера и вернулась к стоянке. Если Риббер все-таки не уснул, позаимствованная у Леса сила позволит ей сбежать. Вряд ли погонится, ведь тогда ему придется бросить Аниту.

С дерева свалился пернатый шар величиной с арбуз, едва ли не ей на голову. Кухлярка уснувшая. Из путаницы лиан свисала бесчувственная змея. На этом пятачке пространства все живое блуждает по сонным дорожкам и видит сны – кроме Олы.

Чары, защищавшие стоянку, были рассчитаны на зверей, птиц, рептилий, пауков, насекомых и прочее лесное население, но не на человека. Риббер спал на боку, умиротворенно похрапывая. Анита в расстегнутом до половины спальнике скрючилась в позе эмбриона, словно озябший бомж возле опоры моста. Грязная веревка соединяла их, как пуповина.

Убить чертова хмыря?.. Не жалко, но, во-первых, убивать Ола не умела. Пришлось бы нанести несколько ударов, и не факт, что при таком экстриме маг не очнется. А во-вторых и в главных, Веберы и Косинские наверняка используют это против нее, не хватало еще получить срок за убийство. Поэтому никакого кровопролития, хотя Эвка ее не поняла бы. Но у нее будет время подумать, как преподнести свои приключения Эвке, чтобы не уронить реноме в глазах кесейской княжны.

Перерезав веревку возле пояса Аниты, она обвязала свободный конец вокруг тушки ящера, навела, как сумела, чары подобия. После «сонных башмачков» человек вначале полностью дезориентирован, и эта подмена обеспечит Рибберу лишний повод для мучительного недоумения, а потом он увидит между слоями полиэтилена записку: «Приятного аппетита!»

Выволокла Аниту из спальника, запихнула на ее место дохлую рептилию. Попробовала погасить костер, но оказалось, что ей не под силу разорвать чары, которыми маг его защитил. Не тратя время на дальнейшие попытки, подняла Аниту: не тяжелее, чем скатанный в рулон матрас. Лишь бы не навернуться с этой сучкой на руках… Когда используешь в полной темноте «кошачье зрение», как будто смотришь на окружающий мир при свете неяркого ночника, запросто можно что-нибудь не заметить.

Десять минут ходьбы через погруженный в беспробудную дрёму Лес. Ноша неумолимо тяжелела, и под конец предплечья начали ныть, хотя настоящего веса Аниты она почувствовать не успела. Сгрузив ее на траву, повязала ей маску и сразу полезла в рюкзак за сменными шмотками.

На грязном лице с запекшейся ссадиной дрогнули веки, через секунду открылись глаза.

– С Новым годом, жопа, спецназ пришел! – сиплым голосом выдала Ола специально заготовленную фразу.

Анита ее не видела, только слышала.

– Какой… спецназ?.. – голос у нее был сорванный и тоже вконец осипший.

– В моем лице. Сейчас переоденешься, и уматываем отсюда, пока твой хмырь смотрит сладкие сны.

– Ничего же не видно… Или это я больше не вижу… – без всякого выражения, словно ей без особой разницы, ослепла она или нет.

– Потому что ночь. Живо снимай эти хреновы сапоги и колготки. Наденешь то, что я дам.

«Снимай сапоги» – легче сказать, чем сделать. На опухших ногах они сидели, как влитые, еще и молнии забились грязью. В конце концов Ола надрезала задубевшие замшевые голенища и сняла их лоскутьями, как кожуру с банана, а потом содрала с Аниты колготки заодно с присохшими струпьями.

Оставалось только порадоваться, что не увидела это при свете дня: даже в полумраке зрелище не для слабонервных. Вскрыв фирменный пакет с эмблемой «Космомеда», натянула на жуткие, как у трупа, ноги «умные» лечебные носки – тут и антисептика, и противовоспалительное, и анестезия, и стимулирование регенерации тканей, полный курс терапии, на Долгой Земле такие не выпускают, технологии не те, импортируют с Изначальной. Стоят зашибись сколько, но Грофус-папа обеспечил четыре комплекта.

Она помогла Аните надеть леггинсы и джинсы, потом обыкновенные хлопчатобумажные носки поверх лечебных и резиновые сапоги.

– Кардиган свой бомжовский тоже снимай, вот куртка. Если в карманах что-то нужное, переложи. Маску пока не трогай, а то уснешь.

Колготки и порезанные в лапшу сапоги Ола сложила вместе с припасенным камнем в кардиган, завязала в узел и утопила в болотце за кустарником. Одна из нежелательных вероятностных линий оборвана: в ее видении Анита Грофус умирала в овраге именно в этом шмотье, а его теперь попробуй достань.

Когда Ола вернулась, та сидела, обхватив колени, и смотрела перед собой в непроглядную темень с таким выражением, словно боялась поверить, что кто-то пришел ей на помощь, и это не очередная уловка ее мучителя – как будто она ни за что не позволит себе поверить, что спасение возможно, пусть и очень хочется поверить… Хотя какое там выражение, если лицо до глаз закрыто повязкой, а на глаза падает челка: Ола скорее уловила ее настроение, чем что-то прочитала на физиономии.

– Я была плохой матерью, – глухо произнесла Анита, услышав шаги.

– Это да, но если уцелеешь, у тебя еще будет шанс все исправить. А если ты не вернешься живой к своей Памеле, будешь последней сучкой. Вставай, пошли.

Она надела немного полегчавший рюкзак.

– Куда пошли?.. Я ничего не вижу.

– Зато я вижу. Пойдем на северо-запад, держась за руки, как две обдолбавшиеся идиотки. Твое дело – шагать. У нас примерно полтора часа форы.

Анита подчинилась, и они двинулись вперед.

Ола прислушивалась к своим ощущениям: через сколько-то времени ее скрутит судорогами, мало не покажется, потому что накачаться под завязку силой Леса, как это сделала она – фокус не для ученицы. Но вытерпеть можно, лишь бы ломка не затянулась надолго.

– А где остальные? – тихо спросила ее спутница.

– Застряли на том берегу Тайвы, потому что этот ряженый псих спалил мост.

– Да, я видела…

– А меня перевез плывень. Здесь только я с рюкзаком, который с завтрашнего дня будем нести по очереди. Нужно добраться до переправы, которая ниже по течению, спасатели тоже собирались туда. Надеюсь, что они уже идут нам навстречу.

Если полагаться на одно зрение, вокруг как будто и нет никакого пространства, ни замкнутого, ни разомкнутого, только смешанная с туманом сплошная тьма и торчащие из ниоткуда ветки, все время разные – лишь по ним и заметно, что ты не упражняешься в ходьбе на месте, а двигаешься вперед. Но «кошачье зрение» – это еще не все: в придачу к нему Ола чувствовала присутствие Леса, который никуда не делся, хоть его и не видно. Как она раньше жила без Леса? Как ей удалось целых двадцать лет прожить без Леса?

Скрутило ее внезапно. Икры, пальцы, живот, плечевой пояс, все остальное – каждая мышца ее тела жила сама по себе и корчилась в судорогах. Ноги подломились. Конвульсивно стиснув ладонь Аниты, Ола осела на землю. Выгнуться дугой ей помешал рюкзак, хоть какая-то от него польза.

– Что случилось?

Можно поспорить, Анита испугалась не того, что она наступила впотьмах на ядовитую змею, а того, что начался новый этап игры по сценарию Риббера.

– Судороги… – выдавила Ола, кое-как разжав хватку. – Мне пришлось... зачерпнуть силу у Леса… чтоб тебя унести… Реакция нахрен неподготовленного организма…

– Я могу вам помочь?

– Н-нет… Переждать надо… пройдет…

Главное – не заорать, чтобы маньяк не пошел на крик. Что угодно, только не заорать…

Хотела сдернуть с лица ненужную больше маску, но никак не получалось взяться за нее непослушными пальцами. Анита уселась рядом на землю. Ждала терпеливо, молча и, похоже, без всякой надежды на благополучный исход.

Не заорать, только не заорать...

В этот раз даже блокировать болевые ощущения не удавалось, не тот случай. Уже начинало светать, когда судороги пошли на убыль.

В белесой зыби проступали силуэты деревьев, и освещение было такое, словно ты внутри громадной полой жемчужины, которую положили на подоконник пасмурным днем.

На одежду налипла хвоя, маска съехала набок, зато наконец-то отпустило.

Анита сидела, обхватив колени, и смотрела на нее поверх марлевой повязки. Оцепенелая, напряженная, и сразу видно, что в депрессухе, как будто по горло в темной ледяной воде.

– Это вы, – констатировала она без всякого выражения.

– Я. И платьями мы с тобой зацепились тогда случайно, …! – это признание Ола завершила матом, после чего ей сразу полегчало.

Она снова владела своим телом, уже хорошо, и даже сумела сесть, а потом подняться на ноги. Если б еще и отдохнуть… Но отдых им в ближайшие несколько часов не светит.

– Сейчас пойдем дальше. Рюкзак понесешь ты. Маска больше не нужна, сунь в карман, потом выкинем. Меня зовут Ола.

– Я знаю.

Ну да, наверняка еще после второй ночи в Осеннем дворце навела справки.

Длинная ссадина на скуле – темная корка запекшейся крови вперемешку с грязью, на губах трещины. В расстегнутом вороте куртки поверх замызганного трикотажа тускло сияет в утреннем свете то ли платиновое, то ли серебряное ожерелье с бирюзой.

Ола протянула ей завернутый в фольгу квадратик «Долгохода»:

– Это вроде жевательной конфеты. Не отрава – видишь, я тоже. И надевай рюкзак, в нем наши спальники и еда. Пошли.

Анита оказалась не самым плохим спутником. Молча шагала рядом, так же молча подчинялась, когда Ола говорила ей смотреть под ноги и не наступать вот на это, смахивающее на розовато-сизые шляпки грибов, торчащие из палой хвои, или не задевать вон те красноватые ветки, или не тянуться за ягодами, похожими на спелую малину. Порой казалось, что ей хочется что-то сказать или спросить, но она не произносила ни слова. Повезло, что она из тех перфекционистов, которые при любых обстоятельствах остаются перфекционистами, а не какая-нибудь безголовая мажорка.

– Ты говори, если понадобится в туалет, – спохватилась Ола.

– Пока не надо.

Рюкзак несли по очереди, меняясь через каждые полчаса. Поели на ходу копченой колбасы, напились из ручья.

Если все-таки приходилось обмениваться репликами, Анита избегала местоимений: то ли не хотела, то ли опасалась переходить на «ты», а обращаться на «вы» при нынешнем раскладе было, видимо, невыносимо для ее самолюбия.

Честно говоря, Олу это немного раздражало, но по крупному счету плевать: скоро она передаст эту сучку из рук в руки спасателям, и они смогут друг о друге забыть.

Время от времени она, как умела, путала след. Умела так себе: до учебы пока не дошло, Изабелла показывала ей кое-какие приемы – для ознакомления, без тренировок, и сейчас она пыталась применить эти скудные знания на практике. Вряд ли Риббер отстанет, тут лучше без самообмана, но если удастся хотя бы ненадолго сбить его с толку, уже зачет.

На ночлег остановились, когда совсем стемнело. «Долгоход» закончился, завтрашний марш-бросок будет уже не таким веселым.

Вначале, в полудреме, Ола как будто плыла сквозь туман, ночные шорохи, манящую путаницу ветвей, и в то же время как будто сама была обволакивающим Лес туманом, и сквозь нее тянулись ветви и стебли. Как будто они с Лесом друг другу снились, и это было круче секса, круче всего остального, что она могла вообразить, но потом она провалилась в «Бестмегаломаркет» и в поисках выхода из своего персонального лабиринта не вспомнила ни о Клаусе Риббере, ни об Аните Грофус.

Проснулась на рассвете. Расстегнула «молнию», выползла из спальника, взглянула на Аниту: лежит с открытыми глазами.

– Ты хоть ночью спала? Нам опять целый день идти.

– Да, – хрипло ответила чумазая, как бомж, перфекционистка – вчера она попыталась умыться в ручье, но только размазала по лицу грязь и остатки засохшей крови.

Ола выдала ей плитку шоколада, скатала и запихнула в рюкзак спальники. Анита по-прежнему молчала, то ли гордо, то ли подавленно, черт ее разберет.

Туман редел и таял, и вскоре мокрая от росы листва засверкала в длинных косых лучах, протянувшихся с востока.

«Разве не видишь, как это красиво? А для тебя здесь только кубометры древесины и опасные твари, которые мешают добраться до этой самой древесины, которая денег стоит».

Вслух не сказала, только подумала. Смысла-то с ней дискутировать.

Солнце вернулось из своего путешествия по туманным далям и наверстывало упущенное, окутывая Лес теплом и ласковым сиянием. Оно уже высоко поднялось, когда Ола с Анитой вышли к травяной пустоши, за которой виднелся Магаранский хребет, заросший соснами, елажником и хвоецветом – последний бывает не только зеленым, но еще и рыжим, сизым, лиловым, темно-красным, из-за этого кажется, что горы накрыты лоскутным одеялом.

– Иди за мной, – распорядилась Ола. – Не отставай. Если что, скажи. И о хватательном рефлексе забудь, даже если тебе понравится цветок или покажется, что видишь драгоценность.

– Да, я знаю, – отозвалась Анита с механической интонацией робота, у которого голосовой имитатор из самых дешевых и вдобавок плохо настроен.

«Скоро я от нее избавлюсь. Тайва не за горами, или хоть и за горами, но уже близко. И пора бы появиться спасателям… Они могли убрести в сторону, тогда разминемся, но около переправы наверняка кто-нибудь остался».

Кесейские тропки здесь, может, и есть, но их еще надо найти, поэтому двинулись напрямик. Папоротники и колосящиеся травы клонились в стороны перед Олой, открывая проход, а потом выпрямлялись за спиной у Аниты.

«Уговаривать» траву расступиться она давно научилась. Ничего сложного, кого-то на что-то уболтать – это для нее запросто, ее дээспэшный опыт в самый раз… Изабелла, когда выслушала эти соображения, только головой покачала.

Вовсю припекало, она сбросила куртку, затянула рукава узлом на поясе. Оглянулась на спутницу:

– Давай рюкзак, моя очередь.

Анита, избавившись от ноши, последовала ее примеру: тоже сняла куртку, закатала рукава замызганной трикотажной шмотки, которая в лучшие времена была белой. И по-прежнему ни слова. Экономные механические движения. Взгляд человека, не понимающего, зачем все это происходит, и почему что-то должно происходить, и какая разница между действием и бездействием, между жизнью и смертью… Но все это Олы не касается, об этом пусть болит голова у тех специалистов по посттравматическому синдрому, которые будут работать с Анитой в Дубаве, а ее задача – вывести подопечную к спасателям. И свою задачу она выполнила на отлично.

Почти выполнила – еще чуть-чуть, всего-то несколько переходов. Она оставила в дураках старого чокнутого колдуна, зарекомендовала себя с лучшей стороны перед магическим сообществом, заработала гонорар от Грофуса-папы и в придачу может рассчитывать на досрочное снятие судимости. И Валеасу придется признать, что она ему не девочка на побегушках, а находчивая и способная начинающая колдунья. Вдобавок Аните она шикарно отомстила, по самому высшему разряду: эта гордая сучка теперь у Олы в долгу, жизнью обязана, пусть хоть лопнет от злости, когда психологи приведут ее в чувство.

Хорошее настроение не покидало ее до тех пор, пока не поднялись на покрытый редколесьем отрог, протянувшийся невысоким гребнем с севера на юг, и не остановились наскоро пообедать, хрустя галетами и запивая колбасу водой из фляжек. Чай заваривать некогда, разве что вечером. Сверху открывался великолепный вид на травяное раздолье с купами темно-зеленого кустарника, под голубым небом с кучевыми облаками – мечта художника.

– Ничего так мы сегодня прошли, – заметила Ола.

И в следующий момент чуть не подавилась куском сервелата, потому что разглядела далекое красное пятнышко, ползущее от каймы леса к отрогу. Пока еще далекое.

Торопливо, путаясь в застежках, вытащила из рюкзака полевой бинокль: хренов Дед Мороз, кто же еще! Быстро он их настиг… Но было бы наивно думать, что он не владеет техниками, позволяющими шагать, не уставая, или не запасся необходимыми для этого снадобьями, или и то, и другое сразу. Трава перед ним не расступалась, как перед Олой – ее как будто выкашивало невидимым лезвием, и за Риббером через буйное разнотравье тянулся шрам. Эх, если бы сейчас появились кесу… Но их поблизости не было.

– Идем! – Ола запихнула бинокль на место, вытерла жирные от колбасы руки о штаны и подхватила рюкзак. – Будем убегать от него, как придурки в кино про маньяка. Пока не встретим спасателей или пока не стемнеет, в темноте у меня преимущество – мой контакт с Лесом.

Анита, оцепенело смотревшая на своего похитителя, кивнула. Она выглядела обреченной. Возможно, все-таки подозревала Олу в тайном сговоре с Риббером.

– Думай о своей Памеле и не отставай. Надо продержаться до темноты, ночью я попрошу совета у своих. Пошли!

Хребтина голая, не считая травы, лишь местами попадались одинокие сосны, кустарник или валуны, похожие на великанские черепа, вросшие в плоть горы. В поле зрения ничего такого, что можно использовать против Риббера, но на севере вздымается Аяша, вся в разноцветных хвойных заплатках – и надо как можно скорей до нее добраться. Хотя вначале Ола собиралась перевалить через отрог – и к речке, которая блестит у западного горизонта, а потом вдоль берега. Но туда нельзя, там они будут как на ладони.

Время от времени она оглядывалась. Красное пятнышко снова в поле зрения. По-прежнему далекое, и на том спасибо.

Анита начала замедлять шаг, Ола схватила ее за руку и потянула за собой, вынуждая прибавить ходу. Вялая кисть зомби. Попыталась влить в нее ту легкую искрящуюся силу, которую брала у земли, у травы, у битых ветром магаранских сосен, брала по чуть-чуть, по своим возможностям… Похоже, никакого результата: то ли у нее не получалось поделиться, то ли Анита не могла принять то, что ей отдают. Скорее, первое. Валеас, когда оказывает кому-то помощь, то же самое делает запросто, даже если пациент в отключке, и у него это действует, как инъекция адреналина.

– Тепло от моей руки чувствуешь? – не дождавшись ответа, Ола повторила вопрос. – От моей ладони тепло чувствуешь или нет?!

– Да… Чувствую.

– Тогда представляй себе, что это батарейка, от которой тебе надо подзарядиться, и используй эту энергию, чтобы идти быстрее.

– Не могу.

– Почему не можешь? Из принципа, что ли?

– Оно исчезает, ­– сказала Анита после паузы. – Сразу уходит.

«Значит, я в чем-то портачу. Вопрос, где проблема...»

В очередной раз глянув через плечо, Ола сложила в уме два и два и нецензурно выругалась. Вот она, проблема – тащится за ними и тянет свой коктейль через длинную-предлинную соломинку, жрет в свое удовольствие…

«Ах, ты ж сука...»

Анита вздрогнула, как будто словила электрический разряд, а чертов Санта-Клаус после этого приотстал, хотя через некоторое время наверстал упущенное. Вряд ли Ола смогла ему навредить: скорее, для него это была минутная неприятность, словно в коктейле попалась горошина жгучего перца. Зубок чеснока для вампира. Повторить этот случайно удавшийся фокус она не пыталась: толку никакого, и Риббер теперь будет настороже – наверняка «поставил фильтр» или что-нибудь вроде того.

Ряженому хмырю нужна Анита. Олу он прикончит, да таким образом, чтобы все списали на несчастный случай. Судя по той рассеянной информации, которая ей попадалась, у магов это чаще всего именно так и бывает: все понимают, кто укокошил своего менее везучего коллегу, но доказать никто ничего не может – как было с Изабеллой и ее оппонентом на острове Чаган.

Сюда бы Изабеллу. Или Валеаса. Но она тут одна, и если Риббер до сих пор ей не вмазал – это значит, он копит силы, чтобы вмазать наверняка, на ближней дистанции.

Бросить Аниту и сбежать? Вряд ли упоротый Санта-Клаус оставит свою недоеденную жертву без присмотра и кинется в погоню за Олой, а то ведь в Лесу всегда найдутся желающие прибрать чужую добычу. Она сделала все, что могла, и сдалась ей эта сучка… И плевать на обещанный гонорар, у нее против Риббера никаких шансов, речь уже не о том, чтобы спасти Аниту, самой бы уцелеть…

Несмотря на эти размышления, обрывочные и панические, как пляска закрученных водоворотом щепок, она тащила свою спутницу за руку к спасительной – хотелось надеяться, что спасительной, иначе все напрасно – опушке рощи на склоне Аяши.

Анита старалась не отставать. То ли Ола заразила ее своим настроением, то ли у нее проснулся инстинкт самосохранения.

Когда они, вконец измотанные, вступили под сень хвоецвета, пылавшего классическим осенним багрянцем, солнце уже клонилось к западу и золотило все, до чего могло дотянуться.

Ола озиралась по сторонам и сканировала рощу ведьмовским способом в поисках чего-нибудь полезного – вроде роя шершней, которые здесь втрое-вчетверо крупнее своих земных сородичей, или отпочковавшегося от родительской колонии сусарга, блуждающего в поисках незанятого оврага. Ничего, ничего, ничего… Что-то есть!

– Нам сюда, – она потянула Аниту мимо зарослей ложной малины к лысому холмику метровой высоты. Гладкая рыжевато-бурая полусфера, в ней зияет несколько отверстий, будто бы пробитых кулаком.

Гнездо выскочей. Эти существа похожи на крабов – если представить себе мохнатых крабов, проворных, наглых, прыгучих, сооружающих хоромы не хуже термитников. В придачу ядовитых, пусть и не до летального исхода. Железы, вырабатывающие яд, находятся у основания хватательных конечностей, оттуда отрава по специальным канальцам поступает в шипастые клешни – это происходит, если выскоч напуган или разозлен.

– Падай, – шепнула Ола, когда похожая на гигантскую издырявленную картофелину глыба осталась позади.

– Зачем?

– Так надо!

Анита замешкалась, Ола подставила подножку и толкнула ее на землю – а потом истерически завопила:

– Что с тобой? Вставай скорее!

Побольше испуга в голосе и суматошности в движениях. В дээспэшные времена, если заказчикам требовалось посеять панику на каком-нибудь нежелательном мероприятии, у нее отлично получалось.

– Тебе плохо?! Вставай, он уже близко!

Эта недогадливая сучка и в самом деле попыталась встать. Ола прижала ее к земле и прошипела:

– Не сейчас. Побежим, когда я скажу.

И уже громко, с истеричными нотками, чтобы услышал Риббер:

– Вставай, соберись, или я ухожу одна!

Анита лежала навзничь, щурилась на сияющее небо, и не понять было, что за выражение на ее перемазанном опухшем лице. Обреченное? Или, скорее, такое, как будто она прощается с этим небом, а на остальные эмоции у нее сил не осталось. Скоро для нее все закончится. Скорее бы все закончилось…

«Нет уж, ты у меня вернешься домой живая!»

– Встава-а-ай! – встряхнув ее за плечи, пронзительно заорала Ола – и этот вопль слился с беззвучным призывом дать отпор агрессору, который явился разорить гнездо, украсть яйца и заявить свои права на чужую территорию.

Выскочи получили свое название, потому что они прыгучие, словно в ногах у них спрятаны пружинки, и выскакивают откуда ни возьмись – маскировочная окраска не позволяет наблюдателю заметить их раньше времени.

Боевые особи целеустремленно ринулись на разорителя гнезд, только хвоя со всех сторон зашуршала. Их было много, судя по размерам жилища – несколько десятков, и каждый норовил вцепиться в пришельца клешнями с ядовитыми шипами.

– Вот теперь вставай! – скомандовала Ола. – И рванули отсюда!

Напоследок она оглянулась: Риббер топтался на месте, весь увешанный шевелящимися бурыми комочками, как новогодняя ёлка игрушками, даже на бороде у него висел выскоч. Это его насколько-то задержит… Но оглядываться не стоило: старый маг понял, чья это работа, и ударил вдогонку.

Вначале Ола ощутила мягкий толчок в спину, несильный, словно подушкой кинули. Ничего страшного… Вроде бы ничего… Но в следующий момент все вокруг поплыло, как будто ее закружило на карусели, тошнота подступила к горлу, и уже не чувствуя ни ног, ни рук, она повалилась лицом в грязь.

«Куда-то едем… И уже вечер… Почему так трясет, меня же тошнит… И почему едем так медленно...»

С лилового сумеречно-бледного неба на Олу взирали далекие кроны хвоецвета, темные с багрянцем, равнодушные к суете животного царства. Мимо проползали травяные заросли, порой склонившиеся травинки задевали ее лицо. На одном из стеблей вереницей расположились улитки: можно подумать, они путешествуют и остановились передохнуть.

С каждым мгновением все сильней ощущались ухабы: она здесь все кочки пересчитает задницей, спиной и затылком, потому что ее тащат волоком по земле. Или не совсем по земле, она вроде бы на чем-то лежит. И даже хорошо, что попадаются кочки, шишки, выпирающие из земли корни, каждый раз она как будто получает животворный пинок, с каждым таким контактом Лес вливает в нее немного силы. В руки и ноги вонзились сотни иголок, сперва это еле ощущалось, словно щекотка, а потом – только держись, но это тоже к лучшему: чувствительность возвращается.

Она вспомнила, что случилось. Вопрос, кто и куда ее тащит. Вот бы кесу, но не похоже, те предпочитают другие способы транспортировки бесчувственных тел. Эвка однажды на спор взвалила ее на плечо, как не всякий парень сумеет, и преспокойно зашагала, а Ола проделать с ней то же самое, естественно, не смогла, проспорила кило шоколадных конфет. Это кто-то слабосильный… Может, кесейский ребенок? Лишь бы не чокнутый Санта-Клаус.

Наконец она смогла приподнять голову, опереться на локти – и увидела знакомый рюкзак, обвисший, словно из него все вытряхнули, и спутанные колтуном русые волосы. Анита шла медленно, сутулясь, с трудом переставляя ноги, и тащила за собой волокушу, сооруженную из двух спальников и веревок.

Ола обессилено рухнула обратно, стукнувшись затылком. Теперь самый главный вопрос: это она по собственной инициативе – или ее заставил Риббер? Если Риббер, нет смысла притворяться, наверняка хренов маньяк уже заметил, что лесная очнулась.

– Анита… Анита, стой, приехали... Дальше я сама...

Та сделала по инерции еще два шага, повернулась и тяжело опустилась на землю прямо там, где стояла. Ола видела ее вполоборота. Лицо в разводах грязи, мокрое от испарины, измученное, зато живое – больше не зомби! Ясно, нет здесь никакого Риббера.

Ола тоже кое-как уселась. Важный вопрос номер два: сможет ли она встать на ноги, и не только встать, а еще и отправиться в дальнейшее пешее путешествие?

– Что было?

– На него напали выскочи, целая стая. На нас не обращали внимания, и я тебя утащила. Ему я помочь не могла.

– Еще чего не хватало, – голос такой, как будто Ола выздоравливает после ларингита. – Тогда бы они обратили внимание… И зря я, что ли, старалась?

– Это ты их натравила?

– А ты во мне сомневалась?

– Они могли его убить? – помолчав, спросила Анита.

– На это лучше не надейся. У них яд не смертельный, тем более он, сука, маг, но на сколько-то времени это его задержит. Со спальниками ты хорошо придумала.

– Этому же в школе учат, – спекшиеся губы слегка растянулись в улыбке, из трещинки выступила капля крови. – Транспортировка раненых – обязательная для всех подготовка.

– А-а… Здесь учат, меня не учили. Хотя, может, было что-то на ОБЖ, но я прогуляла.

– Что такое ОБЖ?

– Очень Большая Жопа. Как у нас с тобой сейчас. Шучу, на самом деле – Основы Безопасной Жизнедеятельности, школьный предмет.

Ола прислушалась: тихо, вокруг обычные лесные шорохи. Если Риббер не утратил способности соображать, он наверняка бросился вон из Леса, туда, откуда пришел – на открытой местности выскочи отстанут и вернутся в гнездо.

– Сейчас я попробую встать… И пойдем дальше.

Подняться на ноги удалось с четвертой попытки. Голова кружилась. Как же кстати, что она до сих пор не израсходовала подарок Лепатры: ей позарез нужна консультация.

Спальники с веревками свернули и запихнули в рюкзак, его надела Анита. Плелись вперед до полной темноты. Олу порой заносило, и тогда возникало ощущение, словно она шагает внутри вагона метро, летящего по туннелю.

Когда остановились на ночлег, Анита поужинала, отмерив себе экономную порцию оставшихся припасов, а Ола смогла съесть только квадратик шоколада: тошнило. Отпила воды из фляги, потом достала флакон, проглотила содержимое и залезла в спальник. Такое ощущение, что вялые рвотные позывы не только в желудке и в пищеводе – в каждой клеточке тела, которое очень хочет от чего-то избавиться, но не знает, как это сделать.

Рядом, в другом спальнике, устроилась Анита.

Глаза слипались, и уже проваливаясь в туманы Отхори, Ола попросила Лес присмотреть, чтобы их обеих в ночи никто не тронул.

…Сразу же видно, что «Бестмегаломаркет» не настоящий! И почему она раньше этого не замечала? Вокруг полно деталей, которые встречаются только в сновидениях, их никак не может быть в типовом торгово-развлекательном центре наяву.

Лепатра в образе прекрасной блондинки стояла возле прозрачной стены робокафетерия, по которой плясали, то вспыхивая, то пропадая, разноцветные виртуальные чашки. В Бесте, действительно, есть такая точка, но пойло там еще хуже, чем на семнадцатом этаже. Зато место удачное: для мимопробегающих покупателей, которые наивно считают, что вкус напитка должен соответствовать завлекательному дизайну кофейного агрегата.

Во сне кафетерий выглядел точь-в-точь, как в реале – никаких или почти никаких отклонений… Не считая вороньей головы на том месте, где у робота находится табло с улыбчивым лицом виртуального менеджера, предлагающего оформить бестмегаломаркетовскую карту рассрочки.

– Здравствуй, Лепатра! Рада тебя видеть!

– Здравствуй-здравствуй, – отозвалась городская ведьма, меряя Олу озабоченным взглядом. – Что это за дрянь ты подцепила? Еще прошлой ночью, когда ты здесь носилась, как угорелая, ничего такого из тебя не торчало.

– Что значит – не торчало? Ой…

Глянув на свое отражение в бликующем стекле робокафетерия, Ола увидела, что у нее из рук, из грудной клетки, из живота, из шеи свисают нитки – и сразу ясно, что не из одежды, а прямо из ее тела. Или это не нитки, а черви? Некоторые вроде бы тихонько шевелятся… То-то ее тошнит, даже во сне.

– Риббер ударил мне в спину каким-то колдовством, когда мы с Анитой от него убегали.

– Он не поймал вас?

– Нет, я на него выскочей натравила, и мы сбежали. Два вопроса: как мне избавиться от этой пакости и как сбить его со следа?

– Ну-ка, попробую…

Лепатра ухватила двумя пальцами одну из «ниток». Возилась она долго, но в конце концов вытянула извивающегося глиста наружу, бросила на пол и раздавила сверкающим золотым каблуком.

– Сложное дело. Я тут, пожалуй, до утра не управлюсь. Давай-ка наших позову. Если спят, придут, но кто их знает, спят они сейчас или нет.

Она свела вместе ладони, и оттуда выпорхнул воздушный змей, маленький и пестрый, с кисточками на хвосте – мигом умчался вдаль по коридору и исчез в стенке с надписью «Два бескалорийных торта за полцены, третий в подарок!»

– Погоди, а почему вы с Анитой вдвоем от Риббера убегаете? – спохватилась колдунья. – Остальные-то куда подевались? Спасатели, полиция, Виолетта, которая обещала мне, что будет за тобой присматривать?

Ола принялась рассказывать о своих приключениях, стараясь ничего не упустить. Она уже походила к концу, когда почувствовала, что рядом есть кто-то еще. То ли характер освещения неуловимо изменился, то ли по-другому стало ощущаться само пространство… Это кто-то могущественный, раз его присутствие так влияет на все вокруг.

Повернувшись, увидела незнакомую женщину – зеленоглазую, с россыпью веснушек на носу и пышной копной волос цвета меди. Она так и лучилась энергией, а на платье, облегающем крепкую ладную фигуру, были вышиты травы и луговые цветы. Или не вышиты, а как будто настоящие?.. Во сне, наверное, никакой разницы.

В следующий момент Ола поняла, что отлично ее знает. Вот, значит, как выглядела Текуса Ванха в молодости.

– Здравствуйте! Мне сейчас очень нужен ваш совет, а то я в такую хрень вляпалась…

– Давай-ка сначала все лишнее уберем. Ишь, чего нахваталась… И хватит уже сквернословить. Когда попала к нам год назад, такая воспитанная девочка была, не ругалась через каждое слово, а нынче тебя чуток послушать – уши вянут.

– Ну… Вы же сами однажды сказали, с кем поведешься…

– Так-то оно так, но ведь повелась ты здесь не только с грубияном Валеасом, а еще со мной, и с Изабеллой, и с кем ты на складе вместе работала, а там сплошь приличные люди, я их знаю.

Говоря, Текуса проворно, словно грядку пропалывала, выдергивала из Олы «нитку» за «ниткой», и те исчезали в бледных вспышках, как будто сгорали дотла прямо у нее в пальцах.

– Чего же ты не с Изабеллы берешь пример, а с ее сыночка-бандита? Ну-ка, повернись. Ишь, на спине-то больше всего, но сейчас уберем. Дело нехитрое, что бы там Клаус Риббер о себе ни возомнил. Я его помню юнцом сопливым. Еще тогда это был угрюмец, на весь женский пол жестоко обиженный, да из таких, которые лучше всех знают, как полагается жить другим людям. Вот и готово… Кабы не Лес, они бы до твоего нутра добрались, а так, вишь, снаружи повисли.

– Спасибо! Научите меня, пожалуйста, что надо сделать, чтобы он не нашел нас? Я путала след, но это не помогло.

– Чтобы запутать след против искушенного мага, знаний и умений надо побольше, чем у тебя. Но кое-что подскажу, должно помочь. Наперво очень внимательно проверь Аниту на предмет всевозможных колдовских меток на одежде и на теле.

– Я проверяла, ничего нет. Ее сапоги и кардиган я утопила – может, там что-то было.

– Колечки-сережки у нее есть?

– Нет, не видела… Только ожерелье на шее, платина с бирюзой.

– Эх, молодчина девонька, самое главное прозевала! Ожерелье долой – для Клауса это зацепка на расстоянии, ориентир. Если оно помечено, тебе не хватит опыта это определить, потому что металл, здесь подсказки от Леса не жди, а уж Клаус наверняка на нем отметочку поставил. Заодно еще кое-что сделай: наведи на ожерелье чары подобия и отдай какому-нибудь лесному зверю, который поиграться любит, чтоб уволок подальше, а сами бегите в другую сторону. Коли все сделаешь правильно, Риббер пойдет за ожерельем. Поняла меня?

– Да! Так и сделаю.

Потолок и стены «Бестмегаломаркета» начали истончаться, словно сквозь них пробивалось рассветное сияние.

– Погодь просыпаться, еще кое-что скажу!

Дальнейшие слова Текусы заглушил шум ветра в кронах хвоецвета.

Ежась от утреннего холода, Ола вылезла из спальника. Она чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, никакой тошноты. Что делать, ей объяснили, но она так и не вышла наружу, так не посмотрела, как выглядит многоэтажный бетонно-стеклянный Бест под призрачным небом Отхори… Когда еще у нее появится такая возможность?

После завтрака Анита поменяла лечебные носки. Использованные Ола спалила колдовским пламенем, которого в ее исполнении хватало ненадолго, пришлось поджигать горелые остатки четыре раза.

Анита без возражений согласилась расстаться с ожерельем: все что угодно, лишь бы не оказаться снова во власти чокнутого Санта-Клауса. Заодно вспомнила о сережках, которые сняла и спрятала в потайной карман своего трикотажного платья, после того как зацепилась за ветку и чуть не порвала мочку уха.

Серьги с бирюзой и бриллиантами Ола зашвырнула в ручей, который скакал по камням в направлении Тайвы – блеснули и пропали. Ожерелье отдала встретившейся по дороге крысобелке: сперва подманила, вертя в пальцах интригующую вещицу, потом будто бы случайно уронила в траву, отвернулась… Зверек шустро спустился по стволу, воровато глянул на людей, цапнул добычу и во всю прыть кинулся наутек, только встрепанный рыжевато-серый хвост мелькнул в листве.

Анита смотрела на это и улыбалась. По-настоящему улыбалась. Впервые за все время.

– Ну, идем! – позвала Ола, поднимая рюкзак.

И они зашагали по лесистому склону дальше на север.

– Ты попробуй представить себя на месте Памелы. Я понимаю, что у некоторых проблемы с воображением, но все равно попробуй. Тебе семь лет, у тебя есть мама – твой самый любимый человек, самый важный для тебя человек. И мама тоже тебя любит, до кучи всякого тебе покупает, но ей все время не до тебя. А если пристаешь к ней пообщаться, она или отмахнется, или рявкнет. И тогда как будто солнце тускнеет, сразу чувствуешь себя ненужной. Словно ты одна во всем мире, которому на тебя наплевать, и на фига тебе жить, если ты даже самому близкому человеку не нужна, только путаешься под ногами и раздражаешь? Если и дальше так пойдет, лет через шесть-семь можно додуматься до суицида. А если не хватит смелости или откачают, еще через три-четыре года будут все шансы вляпаться в дерьмовый роман с каким-нибудь уродом из тех, которые липнут к виктимным девочкам. Представь себе всё это. И не плачь, я же не для того говорю, чтоб ты шла и ревела, а чтобы ты поняла, что надо исправить, когда вернешься домой. Памеле семь лет, время у тебя есть.

Анита кивнула. Потом с надрывом, скомканным голосом, произнесла:

– Я много работаю… Некогда чем-то еще заниматься… Придется отказаться от бизнеса…

– Да ты меня ушами слушаешь или жопой?! Кто сказал, что тебе надо от чего-то отказываться?! Я этого не говорила. Просто выдели для общения с Памелой хотя бы час-полчаса каждый день – и смотри на это, как на самую главную деловую встречу. Разговаривай с ней.

– Я совсем не умею общаться с детьми… Хоть я и мама…

Она уже совладала с эмоциями, только щека с засохшей ссадиной влажно блестела.

– Я тоже не умею. Дай ей выговориться и послушай, чтобы узнать, что ей интересно. Если она захочет играть, поиграй с ней, тебе и самой это будет полезно. Научись играть – меньше будешь выгорать на работе.

– Думаешь?..

– Если б я не играла, где бы я сейчас была… Может, еще три года назад в окно бы вышла.

– Откуда вышла? И почему не в дверь?

– Ну да, здесь так не говорят. На Изначальной я жила в высотке на двадцать четвертом этаже, так что прикинь, какое это было окно.

После затянувшейся паузы Анита заметила сдержанно, как человек, не привыкший вторгаться в чужое личное пространство, но в то же время одолеваемый любопытством:

– О твоей жизни на Изначальной рассказывают много интересного.

Ола имела представление о том, что о ней рассказывают. Сама же и снабдила любителей пересудов немереным количеством сюжетов: выбирай, который больше понравится.

– У меня мама тоже пропадала на работе. Папы не стало, когда мне было пять лет, ему разбил голову неисправный робот. Маминой зарплаты в обрез хватало на еду, коммуналку и самое необходимое. Да еще я была мелкой дрянью: чтобы выпросить новые игрушки, ломала старые. Хотя мозги у меня были, и на два апельсина для тетенек, которые всегда лежали у нас в холодильнике, я не покушалась. Мама отдавала их мне раз в месяц, после того как покупала новые. Апельсины и обои неприкосновенны – это я даже не умом понимала, а чувствовала своим ведьмовским чутьем, тем более что читала в Интернете про всякие такие случаи. Есть теория, что из-за Интернета у людей мозаичное мышление, а факты – как рассыпанные паззлы, но я быстро научилась схватывать суть и складывать из паззлов картинки.

– Погоди, я не поняла, для кого были апельсины, какие тетеньки?

– После смерти папы мама ходила оформлять пособие, и ей там вместе с другими документами подсунули договор о социальном патронаже. На фига что-то подписывать, не читая, но она подписала. Пособия хватало на две с половиной дешевых пиццы, но для нас с мамой это все равно были нужные деньги, и еще там выдавали талоны на бесплатное школьное питание. А у службы опеки было ее задокументированное согласие на то, чтоб они приходили к нам домой, заглядывали в холодильник и в сортир, считали комплекты постельного белья и проверяли, вымыт ли пол. Нет апельсинов или обои порваны – это у них топовые причины, чтобы заявить, что ребенок в опасности. Я понимаю, люди где угодно разные, и, наверное, не все там отмороженные, – добавила Ола, вспомнив замечания Текусы. – Но система так устроена, что они заинтересованы в показателях. Если цифры у них уменьшатся по сравнению с предыдущим отчетным периодом, им начнут урезать финансирование, сокращать кадры и все такое. Остаться без работы им неохота, поэтому кого-нибудь они по-любому заберут. Здесь главное – слиться с общим фоном, не привлекать внимания. Может, я еще и ворожила, хотя не понимала тогда, чем занимаюсь. И обои не портила, апельсины не трогала, всегда делала вид, что у нас все распрекрасно. Это была моя личная школа лицемерия – очень пригодилось потом, когда меня взяли в «Бюро ДСП». Что бы ни происходило, у Олы довольная, задорная, уверенная физиономия. Но вообще-то я не о себе хотела рассказать, а о маме. Она крутилась, как могла, спала по пять часов, смертельно уставала, и свободного времени у нее было совсем чуть-чуть – не больше, чем у тебя, но она всегда находила минутку, чтобы сказать мне что-нибудь хорошее, улыбнуться, спросить, как у меня дела, и выслушать, что я отвечу. Это занимало не так уж много времени, но мне это запомнилось, как огромный кусок лучистого тепла, словно это была целая вечность. Ты тоже так можешь. И у тебя с Памелой ситуация намного лучше, чем была у нас с мамой.

– Твоя мама… осталась на Земле Изначальной?

– Ее сбила машина. Был гололед, и этот урод превысил скорость, а она шла с работы поздно вечером, сильно уставшая, не успела среагировать. Мне тогда было шестнадцать.

– Сочувствую, – произнесла Анита после паузы – с деревянной интонацией человека, не умеющего выражать сочувствие.

Хотя видно было, что ее проняло.

Долго шагали молча. Солнце вовсю припекало. Склон впереди пестрел лиловым, рыжим, изжелта-зеленым, а над головами и под ногами хвоя была цвета морской волны. В кустарнике там и тут белела паутина – ничего страшного, нитянка обыкновенная, самые крупные экземпляры величиной с ноготь.

– У меня отношения с родителями всегда были не очень. Хотя я понимаю, что они меня по-своему любят.

– Они вели себя с тобой так же, как ты с Памелой? – не дождавшись продолжения, спросила Ола.

– Нет. Я веду себя с Памелой не так, как они со мной. Я решила, что не буду повторять их ошибок, и ничего ей не навязываю.

Это прозвучало резко, почти с вызовом – хотя кто ее сейчас слышит, кроме Леса и лесной ведьмы?

«Зато совершаешь другие ошибки».

Вслух Ола этого не сказала, а то еще обидится и ничего не расскажет.

– И что тебе навязывали?

– Тебе не говорили, что ты должна нравится людям, не делать ничего такого, что уронило бы тебя в глазах окружающих, учиться на отлично, чтобы можно было тобой гордиться, но не забывать о том, что для тебя главное – выйти замуж? Что ты должна быть умной, но не выпячивать свой ум, быть уступчивой, но уметь мягко настоять на своем, никогда не соревноваться с мужчинами – твое предназначение не в этом, а если ты кому-то не нравишься или к тебе плохо относятся, ты сама виновата? Говорили тебе все это?

– Нет… – в замешательстве произнесла Ола, немного ошеломленная тем, что Аниту вдруг прорвало на такой длинный монолог. – Нам, знаешь, не до того было, когда самый актуальный вопрос – это чтобы хватило денег и на коммуналку, и на еду. Мама говорила, что я обязательно должна учиться и получить какую-нибудь востребованную специальность.

– Тогда у тебя и в самом деле было хорошее детство…

В ее голосе было столько горечи и зависти, что Ола поперхнулась возражениями, но потом все-таки заметила:

– Ну да, не считая того, что мы не вылезали из нищебродства.

– Если б они относились ко мне так же, как твоя мама к тебе… Их наставления как приторная сахарная вата, которая со всех сторон, в ней можно задохнуться, а чего хочу я сама, для них никогда не имело значения.

– Но ведь теперь все это позади? Ты живешь по-своему, вот и живи в свое удовольствие.

– Они до сих пор твердят то же самое, вместо того чтобы порадоваться, что я придумала новую концепцию мебели, организовала рентабельное производство, завоевала место на рынке. Я все это создавала сама, на собственные деньги. Был небольшой стартовый капитал – папа не мелочился, когда давал мне на карманные расходы, а я со школы откладывала и копила, и еще взяла кредит, я его уже выплатила. Но они за меня не рады. Они бы обрадовались, если б я все это забросила и удачно вышла замуж. Анита, научись быть уступчивой, тогда будешь нравиться! На черта мне сдалось нравиться, не хочу я никому нравиться.

– И ты в этом преуспела – не хуже, чем в своем бизнесе.

Не ответила. А Ола взглянула на свое прошлое с новой точки зрения: важно не только то, что у тебя было, но и то, чего у тебя не было. Такой психологической обработке она никогда не подвергалась, никто не посягал на ее внутреннюю свободу.

Если у родителей куча бабла, это еще не значит, что тебе повезло. По-всякому бывает. Вот у Изабеллы с Лепатрой отец был хороший, и заботился, и никакого прессинга – с пониманием относился к тому, что у дочерей другие интересы и свои дороги, ничего им не навязывал, даже если ему хотелось для них такого же будущего, как Гаю Грофусу для Аниты. Судя по всему, замечательный был человек: из тех, кто уважает чужой выбор и не пытается переделывать близких людей ради собственного душевного комфорта.

Ола мысленно хмыкнула: Фредерик Мерсмон не имел счастья со своим внуком познакомиться... Может, если бы старик дожил до этого черного дня, тут-то его доброжелательная терпимость и дала бы трещину.

Рассказывая Аните о себе, она ни полслова не соврала. Давно с ней такого не случалось.

– Интересно, что ты видишь вокруг? – бросила она, когда сделали привал в щебечущем на разные голоса рыжем перелеске, пронизанном лучами добравшегося до зенита солнца.

Ниже по склону остался лиловый хвоецвет – как будто смотришь на лежбище матерой грозовой тучи. Ола вглядывалась в открытые участки, опасаясь увидеть настырно ползущую фигурку, похожую на маленького ёлочного Санта-Клауса, но ничего подозрительного не заметила. То ли Риббер серьезно пострадал от выскочей и все-таки отстал, то ли пробирается там, где хвоецвет погуще, чтобы не выдать свое присутствие раньше времени.

– Наверное, то же самое, что и ты, – отозвалась Анита после паузы. Голос настороженный.

– Давай проверим. Что именно?

– Склон горы. Лес. Небо. Солнце.

Все-таки поддержала разговор. Она умылась в ручье, и лицо теперь почти не грязное, только засохшие ссадины остались. На щеках появился слабый румянец. Повезло, что у нее нет серьезных проблем со здоровьем. Капитан Федоров говорил, что это еще одна задница для спасателей: когда ты нашел кого надо, тащишь его в нужном направлении, а он все равно готов отдать концы, и врача рядом нет.

– Что скажешь о здешнем Лесе?

– Он разноцветный. А древесина у хвоецвета не самая качественная для мебели, – Анита оживилась, вступив на территорию своей компетенции. – Хотя годится для фурнитуры и небольших декоративных элементов. Чего ты от меня добиваешься?

– Просто интересно, разглядела ли ты все то, что вижу здесь я. Хочешь, покажу?

– Покажи.

Улыбнулась – или тень качнувшейся ветки скользнула по ее поцарапанной щеке?

– Тогда посмотри внимательно на эту корягу.

– На которой беловатые грибы, похожие на пирожные безе?

– Гм… Только, знаешь, грибы не шевелятся, а у пирожных безе не бывает лапок, иначе перед каждым чаепитием приходилось бы устраивать охоту по всей кухне.

– Ой…

Наконец-то она заметила и тонкие членистые ножки, и тихое шевеление на обломке с растопыренными засохшими ветками, усеянном бугорками-пирожными.

– Какая гадость… Может, отойдем подальше?

– Да не бойся, они нас не съедят. Это кружаки, они питаются гниющей корой. Зато их самих могут съесть, причем в самое ближайшее время. Обрати внимание вот на то дерево с раздвоенным стволом. Что-нибудь видишь чуть левее развилки?

– Там камень торчит, похожий на чью-то морду… Или это не камень? – догадалась Анита.

– Ящер. Большой любитель пирожных безе. У него длиннющий язык с присосками – стрельнет на метр с лишним и сцапает добычу. Давно бы уже приступил к обеду, если б не мы.

Благодаря песочному окрасу ящер не слишком выделялся на фоне блекло-рыжеватой хвойной подстилки – запросто можно принять за камень. На вытянутой морде, напоминающей козлиную, только без ушей и рогов, застыло неодобрительное саркастическое выражение.

– Недоволен, потому что считает нас конкурентами, – произнесла Анита вполголоса.

– Ждет не дождется, когда мы уберемся, и не замечает настоящего конкурента. Здесь есть кое-кто еще, тоже с видами на обед. Медленно поверни голову налево и посмотри повыше, где хвоя погуще. Только смотри искоса, в упор не глазей, а то спрячется. Ориентир – три шишки рядом, две немного правее. Кого-нибудь видишь?

– Мне показалось, там кот? – неуверенно прошептала Анита после сосредоточенного молчания и попыток что-нибудь рассмотреть.

– Дикий кот. Ящера он тоже заметил и задаст ему жару, когда мы уйдем. Еды здесь хватит на двоих, но они наверняка сцепятся, для кота прогнать конкурента – дело чести. Будет исполнять вокруг ящера боевые пляски, шипеть и выть, а тем временем большая часть кружаков забьется в щели. Ящер своим длинным языком их достанет – он потом вернется, даже если сбежит. Тут не только кубометры древесины, тут еще много кто живет. Идем, нам пора.

«Портал на Долгую Землю входит в фазу схлопывания».

…Поставив на липкий столик чашку с недопитым кофе, таким же дрянным, как промозглая ноябрьская погода в день ее возвращения из магаранского вояжа, Ола cхватила сумку и бросилась к выходу. Она здесь не останется. Она туда вернется. Если успеет… Главное, найти эскалатор – его нигде не видно, но он может оказаться где угодно.

Да вот же он! В недрах бутика «Прошлогодняя одежда для незапланированных встреч», со всех сторон замаскирован стойками с блузками и джемперами. И что-то с ним не так: меж перил натянут черный бархатный шнурок, внизу белеет туалетный кафель. Ясно, это тупиковый эскалатор, надо поискать другой. Она помчалась дальше по коридору, со странным тягостным ощущением, словно все это с ней уже много раз было. Дежа вю, вот как это называется. Лишь бы успеть, лишь бы успеть…

Она неслась сквозь обычную для Беста толчею, ни с кем не сталкиваясь, но компания впереди – высокий парень и две женщины – торчала посреди коридора и не спешила уступать дорогу. Ола в них чуть не врезалась. Какого черта другого места не нашли, она же торо…

Никуда она не торопится. Это сон! Ее триумфальное возвращение на Долгую Землю через схлопывающийся портал уже состоялось.

– Ишь ты, одним махом привел ее в чувство, а у меня не получалось, – заметила Лепатра со смесью одобрения и зависти.

На ней было розовое платье с блестками и серебряные туфельки, в белокурые волосы вплетены нити ёлочного «дождя». Текуса явилась в образе представительной пожилой дамы со следами былой красоты, в консервативном деловом костюме – то ли директриса, то ли сотрудница министерства. Валеас в потрепанных джинсах, волосы собраны в хвост, на футболке надпись «Темный властелин возвращается» и линялый принт из одноименного фильма. Он в любых шмотках выглядел стильно, хотя никаких усилий для этого не прикладывал.

Изабеллы с ними не было.

– Вижу, не поймал вас этот старый поганец, – смерив Олу взглядом, определила Текуса.

– Мы его сегодня не видели. Я пробовала ворожить через Лес, но меня хватает только на ближний радиус. Я еще с Анитой делюсь, чтоб она шла быстрее.

– И небось уходит твоя сила к Аните, как вода в песок?

– Вообще-то да… Но я уверена, что она не упырь. Наверняка через нее жрет Клаус, хотя ей тоже достается, иначе я бы не делилась.

– Так и есть, он тащится за вами и заглатывает большую часть того, что ты отдаешь Аните. Идет как по ниточке путеводной. Ты вчера не дослушала: надо канал между ними разорвать, тогда, может, и сумеешь сбить его со следа нашими уловками. Давай-ка ты мне сейчас покажешь, что и как будешь делать. Представь для пущей наглядности, что Лепатра – это Анита, а этот бандит – сдуревший Клаус. Вал, отойди вон туда, изобразишь Клауса.

Городская ведьма скорчила неприступную гримасу, как Анита на балу, а Валеас процедил:

– Может, мне еще и прикид Деда Мороза надеть, чтоб наглядности побольше?

За прозрачной стеной бутика дальше по коридору занавесом сверкала разноцветная мишура и висели новогодние костюмы.

– Надень! – обрадовалась Лепатра – словно маленькая девочка, которую позвали в игру.

Он свысока ухмыльнулся и привалился плечом к стенке, точно гопник в подворотне.

«Хорошо, что я не парень, в данном случае очень даже хорошо… Зато с вами не соскучишься!»

Закрывать свои мысли Ола давно уже научилась, но, похоже, во сне это умение ей изменяло, потому что младшая колдунья хихикнула, а старшая одернула:

– Ты не ерунду всякую думай, а вспоминай, чему учили. Наяву тоже не соскучишься, если этот спятивший хрыч до вас доберется. Ну-ка, изобразите пару упырь-жертва!

– Ох… – Лепатра напряглась, испуганно заморгала.

– Не бойся, верну с процентами, – успокоил Валеас. – Мне своей силы хватает.

Вначале у Олы получалось кое-как, потом стало получаться от раза к разу все лучше, но остальные все равно смотрели на нее со скепсисом.

– Одно дело учебный канал, и совсем другое всамделишный, – пояснила Текуса. – Попробуй их разъединить, но осторожно, чтоб отдачу от Клауса не схлопотать. Уж светать начинает, пора тебе просыпаться.

– А где Изабелла? Я думала, она тоже придет.

– Так она небось всю ночь глаз не сомкнула, потому что в дороге. К тебе отправилась, а путь из Саго-Дайлы неблизкий. Этот бандит тоже рвался, но мы решили, пущай на складе остается, там нынче работы невпроворот.

Ола припомнила нарисованную вручную карту с кесейскими названиями.

– Это же далеко, столько идти…

– Так она, чай, не пешком путешествует, – заметила Текуса.

А Лепатра с гордостью добавила:

– Нашу Белку любой лесной зверь на себе повезет!

Ее трясли за плечо:

– Ола, просыпайся! Смотри, что это такое?

– Где?!

После магической тренировки в Отхори она мобилизовалась в два счета, едва открыв глаза. Дернув «молнию» спальника, рывком села.

Вокруг хвоецвет тонул в зыбкой молочной дымке, пронизанной косыми лучами с востока. Меж стволов никакого движения, но Анита смотрела испуганно – бледная, встрепанная, на щеке рубец от шва спальника.

– Эти маленькие, черные, которые выглядывают и бегают!

– А-а… – Ола с облегчением зевнула.

Она-то опасалась увидеть одного большого, с сивой бородой и в красно-белой шубе, а маленькие черные – это совсем не страшно.

– Не бойся, не съедят – ни нас, ни наши припасы.

Мохнатые комочки цвета безлунной ночи тихонько шуршали палой хвоей и прятались в траве, деликатно соблюдая дистанцию. Если не присматриваться, их и не заметишь, но Анита проснулась первая и начала озираться в поисках какой-нибудь смертельной угрозы – это же Лес!

– На шмыргалей похожи.

– Они другие: не летают и не жужжат, и пух у них мягкий, как будто котячий, а у шмыргалей щетина жесткая. Хотя шмыргали тоже не опасные, едят только трупы, даже на человека в коме не нападут.

– Говорят, они слетаются к умирающим.

– Потому что чуют агонию, но пока не наступила клиническая смерть, не тронут.

– Бывает же, что они кусаются.

– Ну да, если начнешь его ловить или выгонять тряпкой. А так не тронут. Человек сначала дает волю хватательному рефлексу, а потом жалуется: «Ой, оно меня укусило, с чего бы это?»

После этой сентенции Ола расстегнула до упора «молнию» и потянулась за сапогами, которые на ночь сняла, но тоже запихнула в спальник, чтобы не искушать лесных воришек. Анита по ее совету делала так же.

– А что это за существа?

– Толком никто не знает, ни люди, ни кесу. Шмыгают где угодно и питаются непонятно чем. Серые шаманки считают, что это волшебные глаза Леса, как единой биосистемы – разумеется, они говорят об этом в других выражениях, но смысл примерно такой. А Изабелла, моя наставница, называет их мюмзиками. Знаешь, кто такие мюмзики?

– Конечно. В детстве у меня была книжка про Алису.

– Но ты, наверное, предпочитала «Настольную книгу юного бухгалтера»?

– Да, потому что я рано поняла, что самостоятельно заработанные деньги – это гарантия независимости, и решила, что не буду ни от кого зависеть, – сухо ответила Анита. – У меня с пяти лет была копилка. Мама с папой давали мне деньги и говорили, на что я могу их потратить: на ленточки для косичек, потому что я должна быть красивой, на платья для кукол и игрушечную посуду, потому что я будущая хозяйка.

– А чего хотела ты сама?

– Настоящий мотоцикл, чтобы гонять на нем, когда вырасту. А пока игрушечный мотоцикл, в детском магазине такой был – большой, яркий, на батарейках, он мне очень нравился. Но когда я захотела его купить на свои сбережения из копилки, мама возмутилась и настояла на том, чтобы вместо него взять еще один кукольный сервиз. Продавщица была с ней заодно. Они наперебой говорили, что это игрушка не для девочек, кое-кто из покупателей к ним присоединился… После этого я ничего из копилки не тратила. Решила, что научусь зарабатывать много денег и тогда смогу их не слушать, буду жить по-своему.

– А сейчас у тебя есть мотоцикл?

– Нет. У меня две машины, «Сиена» для города и «Тагил», внедорожник.

– Так какого черта ты до сих пор без мотоцикла?

Ожесточенное, с застарелой горечью, выражение на лице Аниты медленно сменилось озадаченным.

– Не знаю… Сама не знаю…

– Покатаешь меня, когда купишь?

– Хорошо, – она ошеломленно улыбнулась, осваиваясь с этой мыслью. – А у тебя его нет?

– Еще бы у меня был! Мне нельзя ни владеть автотранспортом, ни на права сдавать, ни даже учиться ездить, пока не погашена судимость. Я же социально опасный автоугонщик! У старшего ученика наставницы Текусы есть, гоняет по всей Манаре, но меня всего два раза брал пассажиркой, и то по необходимости. Сказал, что свернет мне шею, если я хотя бы трону его байк, хренов собственник. Давай ты купишь себе мотоцикл покруче, чем у Валеаса?

– Пойдешь со мной выбирать?

– Договорились.

Про Изабеллу Ола ей не сказала, чтоб не расслаблялась, и чтобы об этом не узнал Риббер, если он все-таки их догонит и снова утащит Аниту. Только объяснила насчет канала связи с упырем, который надо разорвать.

– Сейчас позавтракаем – и попробую.

– Что потребуется от меня?

– От тебя ничего. Лишь бы получилось…

Во сне получалось, но это было не по-настоящему – учебное занятие, и Валеас, хоть и усиливал канал от раза к разу, все-таки делал это не в полную силу, иначе у нее бы никаких шансов. Во сне она всего лишь отрабатывала схему действий, повторяя пройденное.

Наяву ее тоже этому учили, но практики было всего ничего. Как они с Изабеллой и Текусой съездили в День Манары на праздник в Гревду и посидели в кафе «Весёлый расстегай» – это ей надолго запомнилось. И Олу там запомнили надолго.

– Совместим приятное с полезным, – сказала тогда Изабелла. – Если увидим, что кто-то кого-то ест поедом, ты должна будешь это прекратить.

Ола кивнула, сосредоточенная и готовая к подвигам, хоть и испытывала перед экзаменом легкий мандраж.

– Туды пойдем! – похожая на принарядившуюся Бабу-Ягу Текуса показала сухим крючковатым пальцем на веранду кафе, украшенную связками воздушных шаров и красочными плакатами «Нам 512 лет!» , «Нам 16 долгих лет!» – столько времени назад первопоселенцы добрались до Манары. – Есть там кто-то по нашей части…

Свободных мест почти не было, но хозяин заведения, увидев, кто пожаловал, вытащил из подсобки запасной столик и три стула, да еще сумел все это втиснуть на то место, которое приглянулось уважаемой старой колдунье.

– Улавливаешь то, что нас интересует? – тихо произнесла Изабелла, сногсшибательно элегантная в светлом летнем костюме и изящных босоножках на каблучке.

Ола уловила в два счета. За соседним столиком. Тетка с умильным медовым взглядом и жесткой линией губ, старательно и ярко накрашенных, так что помада скрадывала их истинные очертания. Напротив нее сидела другая женщина, помоложе, в очках, с невзрачным тревожным лицом, и девочка-подросток, судя по внешности, дочка этой женщины. Тетка с алыми губами говорила, словно ткала паутину – шелковую, многослойную, удушающую:

– …В хорошее время вы у меня сняли квартиру, и напрасно вы нервничали… Я вижу, вы все время нервничаете, может быть, чем-то болеете или девочка у вас болеет? Я вижу, девочка у вас тоже нервная, бледненькая… А что у нас случилось около дома два месяца назад, вас тогда еще не было… Молоковоз заехал на тротуар и легковушку смял, а внутри был человек, так его там сплющило, так зажало, он кричит на всю улицу, руку высунул в окошко, пальцами скребет, так кричал, так кричал… Что-то ему в живот воткнулось, потом говорили, что аж кишки наружу вылезли, а водитель молоковоза испугался и убежал, молодой, перенервничал. А этот, в легковушке, кричал так пронзительно, визжал даже, и я видела, как он рукой скребет, аж до крови из-под ногтей…

– Чувствуешь каналы? – шепнула Изабелла, неторопливо листая меню.

– Да, – тоже шепотом ответила Ола. – Два канала, из обеих вовсю тянет. Даже три, еще кого-то за соседним столиком прихватила.

– Действуй, – Текуса пихнула ее в бок острым старушечьим локтем.

Она попыталась разорвать каналы – протянутые к жертвам нити мерзкой шелковой паутины – но поддался только самый слабый. Парень за столиком с другой стороны залпом допил свое пиво, вскочил и направился к выходу дерганой нетвердой походкой, оставив на тарелке недоеденный расстегай.

– Одного спасла, – удовлетворенно заметила Ола.

Квартирантка с дочкой по-прежнему были во власти упыря, и эти два канала никак не поддавались – гладкие, толстые, прочные нити.

– Не получается, вы же видите…

– Ты не все возможности используешь, – невозмутимо возразила Изабелла.

Снова попыталась. С тем же результатом.

– Давай, постарайся, неужто зазря учили, – проворчала Текуса.

– …И так он кричал, так кричал, боже ты мой, а пальцы скребут и скребут, так он мучился… Приехала полиция, вызвали мастеров с инструментом, чтоб его из этой раздавленной машины выпиливать, а он уже начал визжать: «Мамочка, мамочка…», – эти слова тетка прохныкала тонким жалобным голосом, словно сама мучилась от непереносимой боли. – А люди стоят и смотрят, и я из окна смотрю, а он аж заходится в визге, и все рукой скребет… Мамочка, мамочка!..

– А ну, заткнись, сука! – рявкнула Ола, привстав со стула.

Рассказчица застыла на полуслове с разинутым ртом, ошарашено глядя на нее. Каналы вмиг истончились и скукожились, теперь их нетрудно было разорвать.

Дальше начался скандал. Тетка кричала, что ее ни с того, ни с сего оскорбили, хотя она делает людям добро, задешево сдает квартиру, в жизни никого не обидела и никогда ни с кем не поругалась. Посетители кафе разделились на два лагеря: одни за нее заступались, а другие говорили, что они пришли на праздник, пришли отдохнуть, некоторые пришли с детьми, так что подробности ДТП с пострадавшими можно обсудить и в другое время.

– Да я только о том сказала, что за рулем надо ездить осторожно, а эта психованная поганка на меня как заорет! Все же слышали! Я за свое добро не жду награды, я всегда к людям с душой, все меня знают только с хорошей стороны, а тут смотрите-ка… Дура, дура ненормальная, вот ты кто!..

– Уходите с этой квартиры, – вполголоса посоветовала Ола притихшей съемщице, когда тетка схлестнулась с теми, у кого нашлись возражения. – Другую снимите, здесь многие сдают.

Дома ей влетело от наставниц за «непрофессиональный образ действий».

– Но я же добилась цели, заткнула ее, – оправдывалась Ола. – И каналы разорвала!

– Ты должна научиться делать то же самое молча и эффективно, – сказала Изабелла и после паузы добавила: – Это было отвратительно, я не спорю. Но еще одно, чему тебе надо учиться – это при любых обстоятельствах держать свои эмоции под контролем.

Потом было еще несколько опытов, и в конце концов она усвоила все уроки. Что бы там ни думал на ее счет Валеас, она способная. Но до сих пор ей приходилось сталкиваться только с упырями из обывателей, вроде той тетки в «Весёлом расстегае», а Клаус Риббер – маг, и притом сильный маг.

– Чуть-чуть помочь ты все-таки можешь. Сиди и желай от него отделаться, изо всех сил желай. Ты – предмет спора, и ты должна быть целиком на моей стороне.

– Я не предмет.

– Вот, правильно, я как раз об этом. Ты не предмет и не еда, и тебе надо избавиться от паразита, который пользуется тобой, словно ты контейнер с питательной кашицей. А я – та сила, которая тебе в этом поможет. Теперь ничего мне не говори, даже если я буду материться, рычать и корчить рожи, а то помешаешь процессу.

Канал она почувствовала сразу, как только попросила помощи у Леса. Риббер постарался его замаскировать, и в городе он сумел бы одурачить девчонку-ученицу, но здесь – другое дело. Визуализация: толстый и гладкий золотой кабель тянется на юг, в ту сторону, откуда они пришли. Отсюда следует, что долбанутый Санта-Клаус не прячется в ближайших кустах, а находится более-менее на дистанции, уже хорошо. Другой вопрос, как разорвать этот «кабель».

Ничего не получалось. С таким же успехом можно попытаться разрезать ножницами стальной трос. Сюда бы Изабеллу, Валеаса или Текусу… Но их тут нет.

После часа бесплодной возни Ола уже собиралась бросить это безнадежное занятие, но вспомнила о еще одном приеме, специфическом для лесных: войти в образ своего зверя и пустить в ход клыки, когти, клюв, жвалы, клешни – что есть, тем и пользуйся.

Итак, она сейчас крысобелка с мелкими, но острыми зубами, которые любой орех разгрызают запросто, и эту дрянь тоже на два счета перегрызут.

Ола вонзила «беличьи зубы» в отполированный до зеркального блеска золотой кабель…

В следующую секунду не осталось ничего, кроме пронизывающей боли и вибрации. Это все равно, что ухватить зубами сверло работающей бормашины!

Еле разжав челюсти, непослушные, как заклинивший механизм, она сплюнула и невнятно выругалась. Зубы сточены до кровавых пеньков, и ясно, к кому ей придется идти на поклон, чтобы поскорей выросли новые… И даже обещанные директором склада еженедельные конфеты первое время будут ей не в радость. Полный звездец. Но, по крайней мере, она жива и в сознании, могло быть и хуже.

Анита смотрела на нее расширенными глазами, но не произносила ни слова: сказали молчать – она и молчит.

«Наверное, у меня изо рта течет кровь».

На четвереньках подползла к рюкзаку, путаясь в застежках, вытащила из кармана складное зеркальце. В недоумении уставилась на свое отражение: все зубы на месте… Крови чуть-чуть – прикусила губу. Это было не по-настоящему! Но мерзкое ощущение не проходило: зубы мучительно ныли, как будто от них остались обломки с обнаженными нервами.

Она попыталась отделить от себя и «слить» наведенную боль – без толку, жевала мягкие побеги лианы вейкан – на мгновение-другое становилось полегче, вот и весь результат, в конце концов сдалась и проглотила четыре таблетки анальгетика из аптечки, но они тоже не помогли.

Избавление, хотя и временное, пришло, когда она совсем перестала на него надеяться. Благодаря Аните.

Та вряд ли вписалась бы в компанейский пикник, зато в такой ситуации, как сейчас, оказалась отличной спутницей. Шагала рядом, время от времени бросала взгляды искоса – как ты там? – но вслух о самочувствии не спрашивала. Не пыталась фальшиво подбадривать, ни словом не обмолвилась по поводу неудачи с каналом. И в то же время давала понять, что готова помочь, если понадобится – только скажи. Когда вышли на продуваемый всеми ветрами склон с каменными гребнями и массивами кустарника, по собственной инициативе забралась на возвышенность, огляделась и сообщила:

– Вроде бы там кто-то движется, но непонятно, кто это. Очень далеко.

Ола стояла внизу, держась за челюсть, которая невыносимо ныла.

– Ясно. Топаем дальше.

Два-три часа спустя Анита снова решила посмотреть, преследует их кто-нибудь или нет, и опять полезла на удобный для этой цели скальный гребень.

Погруженная в свой личный зубной ад, Ола искоса взглянула, как та карабкается… Что-то ее насторожило, а что именно, сразу не определишь. Сощурившись, она присмотрелась и оторопела. Часть массивной каменюки – это не камень вовсе, а прикорнувший на солнцепеке жургун.

Складки задубелой изжелта-серой шкуры можно принять за выход скальной породы. Морщинистая морда, похожая на бульдожью, только величиной с капот автомобиля, уткнулась в изгиб могучей лапы. Хвост подобран, но хвост у жургуна несерьезный, коротковатый, и на конце щетинистая кисточка.

Анита наступила ему сначала на голову, потом на спину, а тот и не заметил.

Она уже наверху. И что теперь делать?..

Идеальный вариант: Анита как поднялась, так и спустится, зверюга не проснется.

Все остальные варианты не очень-то. Это верно, что почти никто из лесных обитателей не причинит вреда лесной ведьме, но встречаются животные, легко впадающие в ярость, и жургун как раз из таких. Может, Ола и сумеет от него защититься, но она не настолько сильна, чтобы защитить еще и свою спутницу. А значит, ни в коем случае его не будим, уходим на цыпочках… Для страховки используем сонные чары, чтобы в ближайшие полчаса он сладко спал.

Ола принялась вспоминать, как такие чары наводятся: важно ничего не перепутать, иначе можно получить обратный эффект. Изматывающая боль мешала сосредоточиться – как будто сверлят без наркоза. Анита тем временем оглядела окрестности и начала спускаться. Крикнуть ей, чтобы предупредить об опасности, Ола не решилась: вот тогда точно будет риск разбудить эту скотину!

Память услужливо подсунула историю о том, как минувшим летом жургун напал на зверопоезд: многие из пассажиров получили травмы, несколько человек погибло, а поезд потом пришлось добить из гуманных соображений. Реальный случай, она слышала об этом от Текусы. Кое-кто из пострадавших приезжал на Манару к лесной колдунье, и как раз тогда обнаружились незаурядные целительские способности помогавшего ей ученика.

А еще жургун однажды вышел к стоянке каравана Трансматериковой компании и начал реветь – это у него ритуал перед тем, как ринуться в бой, но караванщики не растерялись и прогнали его, напугав залпами из ракетниц. Эту байку ей рассказывал Николай Коваль, якобы он тоже там был, хотя потом Ола узнала, что инцидент имел место еще до его рождения.

«Только молчи, Анита… Главное, помалкивай, тогда все будет в порядке!»

Подошва Аниты поехала по «камню», который у нее под ногой шевельнулся, изменил положение... Сбоку, будто в раскрывшейся трещине, блеснул глаз.

– Живо лезь наверх и замри! – крикнула Ола – громко и повелительно, как во времена ДСП на митингах, когда требовалось направить события в нужное заказчику русло.

Та беспрекословно подчинилась. Пусть ее кредо «лучше сдохну, чем буду от кого-то зависеть», она прекрасно понимала, что в Лесу, если хочешь выжить, надо во всем слушаться лесной ведьмы. Это ее и спасло. Когда жургун разинул зубастую пасть, в которой уместился бы чемодан, она снова была на плоской макушке скального гребня.

– Ляг и замри, и чтоб руки-ноги за край не торчали!

Ола преследовала две цели: проинструктировать Аниту о правильном поведении и отвлечь на себя внимание зверя. Ее он не тронет, Лес не позволит… Хотя не стоит забывать о том, что Лес тоже не все может и никого не опекает, а жургун – не сусарг, у которого мозга чуть-чуть, одни рефлексы. Как раз поэтому овражный сиделец для лесных не опасен: чем существо примитивней, тем верней оно выполняет волю биосистемы. Жургун, в отличие от сусарга, живет своим умом, и надо или налаживать с ним контакт, или убегать со всех ног.

Когда он открыл пасть, он всего лишь зевнул спросонья. А после этого уставился на Олу и издал недовольный рык.

Есть один безотказный способ, этому она давно научилась, наверняка сработает: стать для жургуна «невидимкой» и переждать, пока он не уберется. Но проблема в том, что тогда его внимание переключится на что-нибудь другое. На Аниту. Он ее сразу учует, тем более что разозлиться он уже успел – жургуну для этого много не надо – и примется искать в ближайшем радиусе источник раздражения.

Зато предусмотрительный Данич снабдил ее ракетницей. В рюкзаке лежит. Рюкзак перед этим несла Анита, и сейчас он стоит, прислоненный к валуну, до него всего-то полтора метра. Ола медленно шагнула вбок… Зверь расценил это как вызов и угрожающе заворчал.

Она замерла. Исчезла. С точки зрения животного, растаяла в воздухе: была – и нету. Интересно, видит ли ее сейчас Анита?

Жургун в недоумении глядел на «пустое место». Потом подошел к рюкзаку, начал обнюхивать. Громадная вислощекая морда, землисто-серая с желтизной, гротескно бульдожья, брезгливо скривилась: запах ему не понравился.

Застывшая истуканом Ола чувствовала смрадное дыхание хищника, видела похожих на маленькие серые кляксы паразитов, снующих по его морщинистой шкуре.

Наконец он потерял интерес к непонятному предмету: не съедобно, не опасно. В кустарнике зашуршала какая-то мелочь, он глянул в ту сторону и наконец-то отошел.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сбросить «покров невидимости» и рывком переместиться к рюкзаку. В ближайшее время зверюга уходить не собирается: повернув лобастую голову, жургун уставился на скалу и все-таки заметил Аниту. Направился к ней с глухим урчанием. Если встанет на задние лапы – может, и дотянется.

– Эй, я здесь! – крикнула Ола, лихорадочно роясь в рюкзаке: сверху спальники и припасы, ракетница – на самом дне.

Зверь повернулся, утробно заворчал и снова направился к ней. Спрятанные под нависающими веками глаза налились кровью. Где же чертова ракетница, выложить и забыть ее на стоянке они не могли, совершенно точно не могли…

– Я тоже здесь! – подала голос Анита.

Жургун озадаченно дернул головой, но после короткого раздумья пошел на Олу.

– Иди сюда, кому говорю! – закричала Анита.

Не отреагировал. Пальцы наконец-то нащупали предмет, который мог быть только ракетницей. Через ткань. Лежит во внутреннем кармане на «молнии», и всего пара секунд на то, чтобы ее достать…

Что-то стукнуло жургуна по спине и отскочило.

– Эй, смотри сюда!

Он все-таки удостоил Аниту вниманием, и во второй раз ему прилетело по макушке.

Издав трубный боевой рев, жургун двинулся к скале, но Ола уже вытащила оружие. Первая одиночная ракета влепилась в массивный, словно каменная глыба, зад с трогательным кургузым хвостиком, как будто позаимствованным у другого животного.

Подскочив на месте – так, что земля содрогнулась – рассвирепевшая скотина развернулась в сторону кусачего противника. Новый залп заставил ее отпрянуть и ринуться вниз по склону, не разбирая дороги.

Когда треск кустарника и тяжелый топот стихли вдали, Ола с облегчением выругалась и уселась на землю.

– Он совсем ушел? – крикнула с гребня Анита.

– Надеюсь, да, – хрипло выдавила Ола. – Разве что ему приспичит отомстить, и он вернется… Шучу, это место для него теперь помечено маркером «опасно», пойдет, сука, искать другую территорию. Я только чудом не обоссалась.

– Я тоже, – поддержала разговор ее спутница. – Сейчас попробую слезть.

– Сиди пока там! А то на змею наступишь, или на караканца, или какая-нибудь сволочь укусит и яйца отложит… Какого черта ты сапогами разбрасываешься, где я тебе посреди Леса новые возьму?!

– А чем еще было в него кидать?!

Решив, что это здравое возражение, Ола кое-как встала и пошла искать Анитины сапоги. Великий Лес, хорошо-то как… Вскоре она поняла, почему ей хорошо: зубы больше не ноют. Всего-то и нужно было встретить жургуна, разозлить его, и чтоб душа в пятки провалилась – чары Риббера после такой терапии как рукой сняло.

Впрочем, передышка была недолгой. Через некоторое время боль вернулась, и когда они устроились рядом в спальниках, в темноте под звёздным небом, Ола со смесью обреченности и досады приготовилась к бессонной ночи.

...Подняв взгляд на табло «бегущей строки», она чертыхнулась и поставила чашку. Портал на Долгую Землю вошел в фазу схлопывания, да еще зубы адски болят – все сразу, отстойный бестмегаломаркетовский кофе не пошел им на пользу. Но она все равно должна успеть к порталу.

Подхватив сумку, бросилась к выходу. В дверях чуть не налетела на рослого парня, хотела проскочить мимо, но тот поймал ее и втолкнул обратно. Следом за ним в кафетерий ввалились три девки: одна шикарная, как с обложки дорогого журнала, вторая вся в черном, словно ниндзя, но тоже красивая, третья совсем девчонка, рыжая, загорелая, с веснушчатым облупленным носом, в летнем платьице, хотя на улице ноябрь, и вдобавок босиком.

– Теперь у меня есть повод, чтобы ей врезать, – обратился к ним парень. – Давно мечтал.

После чего двинул Оле кулаком в челюсть, так что она отлетела, свалив загремевший табурет на металлической ножке, и с размаху уселась на пол.

Больно не было. Наоборот – зубы враз перестали ныть. Ничего удивительного, во сне причинно-следственные связи не те, что наяву.

– Спасибо. Это надолго?

– Что – надолго? – Валеас глядел на нее сверху вниз без малейшего сочувствия. – Последние мозги отшибло?

– Видела бы ты, что у тебя на лице было! – жалостливо произнесла Клеопатра, устраиваясь на другом табурете. – Уже не увидишь, он разбил с одного удара, и оно истаяло.

– А что было?

– Гадость несусветная. Похоже на гнутую золотую решетку поверх рта, аж до самых скул, и не просто так, а с перемычками, которые будто бы под кожу вросли. Не бойся, как он тебе врезал, так ничего не осталось, чисто сработал. Хотя мог бы и поделикатней… Где ты подцепила такую дрянь?

– Поделикатней врезать? – хмыкнул Валеас. – Можно попробовать.

– Это я пыталась Аниту от Риббера отцепить, – объяснила Ола, так и сидя на полу.

Всё под контролем. Мчаться некуда. Она уже там, где надо. И челюсти больше не болят.

– Рассказывай, – велела рыженькая девчонка.

Выслушав сбивчивое повествование, с досадой проворчала:

– И-эх, уж это я оплошала... И на старуху бывает проруха, вот вам пример. Надо было предупредить, чтоб делала только то, чему научили, а рвать чужие каналы в звериной ипостаси – покудова не твой уровень.

– Понятно. И что теперь можно с этим сделать?

– При твоей подготовке – ничего, – сказала Изабелла. – Только убегать и прятаться, пока я до вас не доберусь.

– А ты далеко?

– В трех-четырех днях пути от Аяши. Если подвернется кто-нибудь быстроногий, успею раньше.

– Может, еще спасателей встретим, там Виолетта и Бенедикт.

Ладно, «три-четыре дня» – это все-таки лучше, чем «через неделю». Они продержатся. Лес на ее стороне. И Анита ожила, теперь это уже не зомби, а вменяемая спутница.

– В первую очередь рассчитывай на себя.

– Разорвать канал я бы смог, но для этого я должен приснится Аните, – в раздумье заметил старший ученик Текусы. – Проблема в том, что я ни разу ее не видел.

– Найди где-нибудь рекламный буклет «Встроенной мебели Грофус», там есть ее фото! – встрепенулась обнадеженная Ола. – Или оно может оказаться в журналах на тему интерьеров и ремонта, если кто-нибудь на Манаре выписывает…

– Фото не поможет, для этого необходимо знакомство с человеком вживую. Если бы ты могла утащить ее с собой в Отхори… Но об этом мечтать не приходится.

Похоже, Валеас был раздосадован тем, что нельзя проверить свои силы и убедиться, что он способен в том числе на это. Ей тоже стало досадно – ведь без чертова канала ей бы удалось отделаться от Риббера и запутать след – но в тоне Валеаса сквозило обидное пренебрежение, и Ола огрызнулась:

– Я же, в отличие от тебя, всего год учусь! И весь этот год я теряла время на складе, вот и прикинь, надо мне туда еще на полгода или лучше заняться учебой.

– Ты не теряла время, а приносила пользу обществу, которому без запасов продовольствия не пережить долгую зиму, – одернула ее Изабелла. – Когда придет зима, сама поймешь.

«Но тебя-то зимой уже не будет...» – подумала Ола с внезапной и острой горечью.

Ей хотелось заплакать. Хотелось отменить тот вариант будущего, в котором Изабеллу убивают – непонятно кто, непонятно почему.

Если только у нее получится вовремя распознать ситуацию, которая может привести к такой развязке, она сделает все для того, чтоб эту ситуацию разрушить.

– Мне пора, – мягко сказала Изабелла, бросив на нее сожалеющий и в то же время непреклонный взгляд. – Держи дистанцию, выбирай такие места, где можно спрятаться.

И после этого исчезла. Текуса и Валеас ушли вслед за ней: у них в Отхори найдутся дела поинтересней, чем сидеть с Олой.

– А давай, по магазинам вместе походим! – предложила Лепатра. – Посмотрим, что там есть, идем!

В недоумении поглядев на роскошную девицу в мини с золотыми блестками – та радостно улыбалась, как будто приняла ее за свою знакомую – Ола подхватила валявшуюся на полу сумку и выскочила в коридор. Какие магазины, ей бы к порталу успеть...

Утро выдалось более-менее доброе, хотя и пасмурное, с затянутым небом и моросью. Зато без ветра. Хвоецвет ниже по склону купался в тумане, просвечивая сквозь него цветными пятнами. Из земли вокруг стоянки поналезло грибов, и кто-то чавкал возле кустарника, но когда Ола поглядела в ту сторону, застеснялся и проворно спрятался – только ветки качнулись.

– У тебя есть ножницы? – спросила Анита после завтрака.

– Зачем?

– Волосы отстригу. Все равно это уже не волосы.

Она впервые попыталась расчесать колтуны, используя вместо гребенки пятерню. Начала интересоваться своей внешностью – наверное, хороший признак.

– Не надо, я их тебе распутаю. Для этого есть простой магический способ, я научилась, хотя мне пока расчесывать нечего. Изабелле и Валеасу это уйму времени экономит. Давай попробую, сядь.

Ола протянула руки, как будто собиралась схватить ее за голову, сосредоточилась. Должно получиться… Намертво спутанные пряди зашевелились, словно в текучей воде, начали постепенно расцепляться и расправляться.

После этой процедуры волосы Аниты, хотя и по-прежнему грязные, выглядели расчесанными до идеального состояния. Она собрала их на затылке в хвост, стянув резинкой, которую сняли с упаковки бактерицидного пластыря. На глаза падала ровная челка, прикрывшая царапины на лбу. В таком виде Анита стала пугающе похожа на героиню любимого фильма Клауса Риббера в последнем эпизоде. Олу это насторожило: вдруг такие совпадения нежелательны, надо будет в следующий раз спросить у Текусы… Но героиня фильма выглядела так в своем предсмертном бреду, а Анита – наяву, живая и здоровая.

«И в том кино не было меня, – дополнила эту мысль Ола. – А я тут у нас решающий фактор!»

Заодно подумала о Лепатре, которая раньше всех поняла, что происходит в конце фильма. «В жизни так не бывает» – правильно, не бывает, но это «не про жизнь, а про смерть». Только она и угадала истинный смысл финального эпизода.

«Ты ее раньше не знала, – с сожалением вздохнула Виолетта, когда на привале зашла речь о Клеопатре Мерсмон. – У нее был замечательный потенциал. Так нелепо себя погубить, в голове не укладывается… И очень грустно».

«Все это случилось потому, что она больше всего на свете хотела нравиться и слишком от этого зависела, – подумала Ола, вскидывая за спину рюкзак. – На эту дорожку я точно не сверну. Столовая имени Клауса Риббера не здесь, вы ошиблись дверью».

Лесистая макушка Аяши осталась позади. Дальше лежала страна ущелий, озер и потаенных долин, а на горизонте сизым горбом вздымался Кракен – или, по-кесейски, Мукаран, «пуп земли». Самая высокая гора Магаранского хребта.

Им налево, на северо-запад – туда, где побольше Леса. Ола оглянулась на Аяшу: будь она в состоянии выдержать бой с опытным магом, это было бы подходящее место, но для нее самый правильный вариант – убегать и прятаться, как велела Изабелла.

Когда остановились напиться из ручья, Анита направилась к сложенным в несколько стопок каменным блинам в пучках рыжеватой травы и плетях вьюна.

– Эй, не лезь туда! – окликнула ее Ола. – Время потеряем, и здесь могут водиться ядовитые змеи.

– Я хочу посмотреть. Мне кажется, он вот-вот появится, – по ее лицу скользнуло затравленное выражение.

– Кто появится – упоротый Дед Мороз или жургун?

– Жургун ведь убежал… – в замешательстве возразила Анита.

– Да, но если до него дойдет, что мы его обидели, и что мы не опасные, он вернется и увяжется за нами, чтоб отомстить.

– Думаешь, он может все это понять?

– Еще как может. Звери понимают больше, чем считает большинство людей.

– Тогда идем скорее.

Она подняла рюкзак – была ее очередь.

Честно говоря, такой поворот событий Ола считала маловероятным, если не вовсе фантастическим, но хорошо бы переключить опасения Аниты с Риббера на жургуна. Страх перед Риббером превращает ее в беспомощную маленькую девочку, которую нехороший дядя посадил в мешок и унес, зато страх перед жургуном обеспечит ей выброс адреналина. В отношениях со своим похитителем она была законченной жертвой, а зверюгу они победили, так что пусть лучше Анита думает о жургуне.

– Ты могла выстрелить ему в пасть, тогда бы он наверняка за нами не погнался, – заметила она, когда зашагали дальше.

– Могла. Но незачем. Чтобы его прогнать, хватило безвредного фейерверка. И между прочим, это не он тебе, сонной, на голову наступил, а ты ему. И теперь жалеешь, что он не умер в муках? Этим бы кончилось, если б я сделала так, как ты говоришь.

– Но мы же люди, а это животное, опасный хищник.

– Считаешь, с животными можно поступать как угодно? Видовая солидарность и всё такое?

– В некоторых ситуациях. Все-таки интересы людей важнее.

– Твоя позиция ничего тебе не напоминает?

– Что она должна мне напоминать? – Анита насторожилась.

– Точку зрения одного ряженого упыря, который тащится за нами наперегонки с жургуном. Только у тебя солидарность по видовому признаку, а у него еще и по половому, и кто не из своих, с теми можно не церемониться. Выводы на твое усмотрение.

Получилось очень в духе Изабеллы, но об этом Анита не знала.

Некоторое время она помалкивала, пока Ола опять не втянула ее в разговор. Нельзя, чтоб она оставалась наедине с собой, или, вернее, наедине с Риббером, который пусть и далеко – хотелось надеяться, что далеко – все равно присутствует в ее мыслях, как внедрившийся в чужой организм паразит. К тому же кто знает, на что он способен при наличии канала… Когда Анита надолго погружалась в молчание, лицо у нее становилось такое, словно она сидит в запертой комнате в ожидании чего-то страшного.

Оживилась, когда Ола показала ей чарушник – искривленный, узловатый, с розовой в узорчатых разводах корой. Ценная древесина, денег стоит.

– Ты посмотри на него, не переводя свои впечатления в нули на банковском счете. Прибыли с него никакой – расходы на транспортировку не окупятся, зато какой он красивый, и сколько тут всякой мелкой живности… Ты когда-нибудь видела, как он растет?

– В первый раз.

– Теперь будешь знать. А вон там, обрати внимание – дерево-башня. Но смотреть на него вблизи мы не пойдем, не по дороге.

– Это в них гнездятся медузники? – Анита понизила голос, как будто опасалась разбудить ночных кровососов.

– Обычно да, а еще в пещерах и гротах. Или в развалинах, если найдется развалина, которую не проверяет Санитарная служба.

Дерево-башня торчало на фоне облачного неба, точно одинокая высотка, облагороженная зелеными насаждениями. Так казалось издали, а если подойти – видно, что это его собственная крона, как будто нанизанная на стержень и сползшая вниз. На верхней трети ствола ни веток, ни сучьев, зато всегда найдутся полости для медузников-симбионтов.

Эта «башня» была большая и старая, наверняка там обитала целая колония, и если бы натравить летучих упырей на пешего упыря… Но толку-то, защититься от медузников даже для мага-ученика несложное дело.

– Я тут подумала, кому могло понадобиться, чтобы со мной всё это случилось, – заговорила Анита, когда они под вечер перебрались по камням через приток Тайвы и пошли в сторону склона, где клубился уползающий в небеса хвоецвет, в сумерках не разобрать какого оттенка. – Если он психопат, его могли к этому подтолкнуть. Это мог быть Петер.

– Отец Памелы?

– Нет, Петер был раньше. Отец Памелы с Изначальной, там и остался. Я специально выбрала такой вариант, чтобы никто не мог предъявить права на моего ребенка. А с Петером мы еще до этого чуть не поженились. Вместе учились в университете, и вначале всё у нас было романтично и красиво, нас считали идеальной парой. Некоторые старые знакомые до сих пор осуждают меня за то, что я разрушила такие распрекрасные отношения.

– Вы и в самом деле были идеальной парой?

– На первом этапе. Гуляли по городу, держась за руки, допоздна сидели в уличных кафе, целовались в кино. Строили планы, как займемся совместным бизнесом, но мне повезло, до этого не дошло.

– И что было потом? Слишком много сиропа, тебе надоело?

– Потом я увидела, что под этим сиропом спрятан капкан. Петер оказался собственником и любителем воспитывать. Его поползновения меня контролировать сначала выглядели, как забота, но после того, как мы в первый раз переспали, он стал требовать отчетов – где я была, почему задержалась, с кем разговаривала, почему меня не было дома, когда он звонил… Вся романтика быстро выветрилась. Если наши мнения не совпадали, говорил что-нибудь уничижительное насчет моей точки зрения – в такой подаче, как будто он заботится о моем развитии. Понимаешь, о чем я? Меня это раздражало, зато маму с папой умиляло, они были на его стороне. Когда я решила порвать с ним и сказала об этом, он меня ударил. Толкнул так, что я стукнулась о край стола и упала, синяк на бедре был с пол ладони. На другой день прислал открытку с признаниями в любви и дорогущий букет цветов.

Она разволновалась, глаза беспокойно блестели из-под челки.

– И как тебе удалось от него отделаться?

– Я сбежала на Изначальную. Прожила там полтора стандартных года. Путешествовала, набиралась идей для своего бизнеса. Чтоб не тратиться, работала где придется. За четыре месяца до рождения Памелы я вернулась домой, чтобы не возникло проблем с вашими социальными службами. Узнала, что Петер уехал на Кордею, и вздохнула с облегчением. Потом он появился, опять начал слать цветы и любовные письма, но я все это выбрасывала в помойное ведро. Наняла охрану, чтоб его ко мне не подпускали, и поселилась отдельно от родителей, чтобы не ели мозги на тему замужества. В конце концов он отстал и теперь болтает обо мне всякие гадости: «сухарь», «стерва», «я с ней порвал». Ну и пусть, это меня устраивает больше, чем так называемые идеальные отношения на его условиях. Я думаю, ты бы тоже от него сбежала.

– Он бы сам от меня сбежал.

– Он мог что-нибудь наговорить обо мне этому сумасшедшему старику. С него бы сталось. С умыслом или даже без умысла, но это могло сыграть роль.

– Ладно, давай сейчас тихонько постоим и послушаем, не идет ли за нами жургун?

Кто-то плеснул в ручье, кто-то другой стрекотал в кустах. По темному небу с еле слышным шелестом плыли медузники – один, второй, третий… Никакого жургуна поблизости не было.

...В этот раз ей повезло быстро найти годный эскалатор (почему «в этот раз», как будто были другие разы?..), но уже на подлете к нему возникла неожиданная помеха. Незнакомый парень поймал ее за ворот куртки и приподнял, так что ноги болтались над полом – словно хотел показать свою добычу сгорбленной крючконосой старушке, стоявшей рядом.

Ола попыталась его лягнуть.

– Пусти, сука!

Хорошо, что следующее ругательство с языка так и не сорвалось. Они еще как знакомы…

И это неизвестно который по счету раз. Хотя отыскать в таком сне эскалатор, ведущий на нижние этажи «Бестмегаломаркета» – редкостное везение. Пусть и совершенно бессмысленное.

Олу аккуратно поставили на пол.

– Нынче к тебе ничего лишнего не прицепилось, и то хлеб, – заметила Текуса, придирчиво оглядев ее. – Как делишки?

Она отчиталась о прошедшем дне. Валеас тем временем бродил по залу и разглядывал сверкающие витрины. Около бутика с полиграфией остановился, пробил стекло ударом кулака, вытащил журнал, начал с интересом листать. Ола усмехнулась: наверняка там что-нибудь 18+ и не вполне традиционное.

– Ох, и балбесы вы оба... – проследив за ее взглядом, покачала головой Текуса. – Но ты молодец, уводи ее подальше, Изабелла догонит, лишь бы Клаус не опередил.

– Вроде пока его не видно.

– У тебя оружие есть? – поинтересовался вернувшийся Валеас.

– Нож и ракетница, еще револьвер. А зачем, он же все равно пулю отведет?

– Если используешь против него силу Леса и будешь комбинировать стрельбу с магией – не отведет. Слушай внимательно, как это делается.

Старая колдунья одобрительно кивала и в заключение посоветовала:

– Только сама не стреляй, засудить могут. Лучше дай револьвер Аните – она потерпевшая, с нее по закону никакого спроса за самооборону, а ты стой рядом и колдуй, тут уж никто не придерется.

– И Анита, в отличие от тебя, вряд ли промажет, – хмыкнул Валеас.

– Главное, не геройствуй без нужды, это тебе запасной план, если старый поганец вас догонит и другого выхода не будет.

В ее снах про «Бестмегаломаркет» кое-что изменилось: если раньше было полное впечатление, что всё по-настоящему, даже несуразные рекламные слоганы и странные товары в бутиках не вызывали удивления, то теперь восприятие начало расслаиваться – уже дважды появлялось ощущение, что это не в первый раз, это с ней уже было. Наверное, хороший признак? Хотя на этом этапе тоже можно застрять надолго.

– Стрелять умеешь?

– Конечно.

– Держи револьвер. В кармане твоей куртки поместится. Если появится жургун или маньяк, твоя задача – стрелять на поражение, а я обеспечу магическую поддержку.

– Ты же говорила, что жургуна убивать нехорошо, – напомнила Анита, пряча оружие в большой накладной карман на «молнии».

– Если он вернется мстить, у нас выхода не будет.

В жургуна Ола не верила, зато не сомневалась в Санта-Клаусе. Позади на открытых участках можно было разглядеть темную фигурку, которая упорно ползла в том же направлении, что и они. Поэтому двигаемся вперед, стараясь увеличить отрыв, и самая лучшая перестрелка – та, которая не состоялась.

Колбаса закончилась, зато после дождика хватало грибов – собирай на ходу. На коротких привалах Ола раскладывала их на камнях и запекала, используя магический огонь. Если еще и посолить, и приправами сверху посыпать... Грибы незнакомые, но она чувствовала, какие съедобные, а какие нет.

– Вкуснее, чем в ресторане, – похвалила Анита.

Она разрумянилась, глаза блестели. Похоже, револьвер в кармане добавил ей уверенности в благополучном окончании этого марафона.

– Еще бы не вкуснее, лесные же!

Ола оставила ловушку: запекла пару ядовитых грибов, выбрав самые аппетитные, положила на камень – будто бы не доели. Маловероятно, что Риббер попадется на такую примитивную уловку, но попытаться стоило.

Они прошли мимо коллективного гнезда щегирей – внушительного сооружения из веток, хвоинок, засохших стеблей и свалявшихся клочьев шерсти, прилепленного к невысокой скале. Три-четыре «этажа», серо-бурая маскировочная окраска, вдобавок все заляпано пометом, который дополнительно цементирует птичье общежитие. Словно фасад сплетенного из веток дома с лоджиями, в которых высиживают яйца длинноносые птички с синими хохолками.

– Близко не подходим, – предупредила Ола. - Налетят и заклюют. Видишь, наблюдают… Они мелкие, но клювы у них, как стилеты. Яичница нам не светит, обойдемся грибами.

Вот бы напали на Риббера… Но тот знает, что от щегирей лучше держаться подальше – дружной стаей они способны отогнать даже медвераха.

Потом набрели на полукружника: тот смахивал на потерянный каким-то пушным зверем хвост, золотисто-бурый в полоску, с полметра в длину, загнутый буквой С. Расположился в кустарнике возле корней громадного хвоецвета, разомлел в тепле. Должно быть, его нора находится под корнями. Полукружники всегда устраиваются на отдых, изогнувшись, потому их так и называют.

– Какой пушистый, надо же…

«Вот только скажи мне, что это готовый воротник, и сколько это будет в денежном эквиваленте!»

Но ничего такого она от Аниты не услышала. В награду показала ей лалунца – большеголовую серебристую амфибию, притаившуюся в плакучих ветвях над озером, и грозди деликатесной лалунцовой икры над водой среди листвы – как будто из затуманенного стекла, с темными бусинами внутри. И еще улиток-путешественниц, которые вереницей переползали по сломанной ветке через ручей – хатифнаттов Долгой Земли.

– Если бы Памела могла на всё это посмотреть… Она бы захотела их нарисовать, она любит рисовать. Расскажу ей, когда вернусь домой.

– С Памелой сюда нельзя, если только она у тебя не лесная ведьма, еще не проявившаяся. Но ты бы это заметила, тогда бы к вам домой всякая живность лезла, а Памелу тянуло бы ко всему, что связано с Лесом. Зато расскажешь.

Ночью она снова увиделась в Отхори с Текусой, Валеасом и Лепатрой, и перед встречей опять возникло ощущение, что она носится по Бесту, опаздывая к порталу, уже не в первый раз – скорее, в сто первый, и что-то здесь не так.

В золотистом утреннем тумане они перешли по бревенчатому мосту через речку, которая вприпрыжку мчалась к Тайве, и направились туда, где по склону далекой горы разноцветным покрывалом стелился Лес.

Спалить мост Ола не смогла бы, даже пытаться не стала. Он защищен от вандалов оберегами, которые просто так не найдешь – добротная кесейская работа. И поставить на нем преграду для Риббера тоже не ее уровень: слышала о таком приеме, но ее этому еще не учили.

Берег повышался, и спустя полчаса они шагали вдоль каньона глубиной в несколько метров. Зато лесистая гора – вроде бы Рында, карта в рюкзаке – мало-помалу приближалась. Тайва за этой горой. Возможно, и спасательный отряд где-то поблизости, но останавливаться и ворожить, чтобы это выяснить, некогда.

Туман растаял, впереди наперегонки ползли две тени. Речка на дне каньона сверкала, словно обещая все золото мира, хотя не было у нее никакого золота, иначе сюда бы давно набежали старатели с Магаранских островов.

Анита с любопытством разглядывала все, что Ола ей показывала: неподвижных, как статуэтки, ящериц, камни, норки, птичьи гнезда, стебли арахника, похожие на членистые паучьи ноги, и щупальца затаившихся охотников, похожие на травяные стебли.

– Знаешь, я как будто вернулась к самой себе, – сказала она негромко, так что голос почти затерялся в шуме речки. – Может быть, ради этого стоило, чтобы это случилось.

– Не обязательно именно это, – возразила Ола. – Могли бы просто выбраться в Лес, не сюда, так в другое место. Если бы мы с тобой тогда на балу нормально поговорили – вполне могли бы… Но как получилось, так получилось, сейчас главное – уйти от этого хмыря.

– Я думаю, что будет потом… – снова заговорила Анита после недолгого молчания. – У меня раньше ни с кем не было таких разговоров, как тут у нас. А вернемся в Дубаву, и все закончится – не только плохое, и хорошее тоже. И снова пойдет, как раньше.

– Закончится или нет – это будет зависеть от двух человек.

– От кого?

– От меня и от тебя.

Помолчав, Ола добавила:

– Если захочешь, как-нибудь еще сходим вместе в Лес.

Грибов тут не было, но в рюкзаке лежал запас: вчерашние излишки она законсервировала магическим способом. То, чему ее научили на Гревдинском складе, наконец-то пригодилось в повседневной жизни. Грибами и пообедали. Светило солнце, щебетали птицы, внизу шумела речка, и казалось, что все прекрасно… До тех пор, пока Анита не оступилась.

Болтая на ходу, не стоит забывать о том, что ты не в парке по дорожкам гуляешь, а идешь по дикой местности, где, может, еще не ступала нога человека. Анита, до мозга костей городская жительница, этого не учла, а Ола упустила из виду самым постыдным образом. Могло быть и так, что до Аниты через свой канал дотянулся Риббер: не то чтобы подтолкнул ее именно здесь шагнуть не туда – скорее, наудачу применил чары, которые ослабляют внимание и путают координацию движений.

Правая нога попала в ложбинку, Анита вскрикнула, потеряла равновесие, неловко уселась на землю. Распластавшаяся на плоском камне ящерица сорвалась с места и стрелой бросилась наутек, приняв это на свой счет, хотя всем было не нее.

Повреждена щиколотка. Вывих или перелом – непонятно. Соорудив шину из веток и разрезанной кобуры – за неимением другого материала – Ола сделала Аните тугую повязку поверх лечебного носка из последней запасной пары, обработала зеленкой ободранную ладонь. Изабелла разберется, в чем дело, и окажет помощь по-настоящему... Но Клаус Риббер явится сюда раньше.

Идти Анита не могла: наступать на травмированную ногу больно, даже от анальгетика никакого толку. Сидела, сгорбившись, молча смотрела на Олу, и в глазах опять появилось затравленное выражение.

– Без паники. У тебя в кармане револьвер.

– Да… В крайнем случае я смогу застрелиться…

– К каким хренам застрелиться, ты должна упыря пристрелить! Вспомни, о чем мы говорили.

– Он маг. Разве получится?

– Я тоже буду колдовать, чтоб он не смог отвести пули. Валеас мне во сне объяснил, что делать. Он, конечно, первый отморозок на Манаре, но плохому не научит. В смысле, когда он что-то советует, это должно получиться – он умеет определять, кто на что способен. И если б я, по его мнению, этого не могла, не стал бы тратить время на инструктаж. Вот понимает же на самом деле, что я не дура… Ладно, главное то, что мы прорвемся, и все будет хорошо. А сейчас давай, я попробую забрать у тебя боль и слить в землю, это круче таблеток.

Она уселась позади, обняла ее со спины, прижалась всем телом. Аккуратно, чтобы не задеть гребаный золотой кабель... Тут же скривилась от боли – хорошо, что Анита ее не видит. Вытягиваем – сливаем, вытягиваем – сливаем, как учили. Боль острая, но выносимая, и все-таки чувствуется, что не своя.

Мешало то, что Аниту пронизывала дрожь, ее мышцы были напряжены почти до судорог. Это воспринималось, как преграда, которая создает ненужные завихрения и тормозит процесс, но в конце концов боли стало меньше. Неясно только, надолго ли, травма ведь никуда не делась. Для закрепления эффекта Анита снова приняла анальгетик.

– Теперь подействует, вот увидишь!

Ола произнесла это с непоколебимой уверенностью, хотя на самом деле вовсе не была уверена и надеялась на эффект плацебо.

После этого она приступила к обработке «своей территории», и к тому времени, когда вдали показался Риббер, все было готово.

Ржаво-рыжеватый обрывистый берег, неяркая зелень, на дне каньона журчит и сверкает речка. Старые Магаранские горы в пестрых лоскутьях Леса развалились во все стороны до горизонта – словно застывшие волны земли. По небу лениво ползет стадо кучевых облаков. Фигурка Санта-Клауса в долгополом красном балахоне посреди этого пейзажа казалась неуместной: ей бы на ёлке висеть или украшать пирамиду из подарочных коробок в витрине магазина.

По мере того, как Риббер приближался, Анита все больше напрягалась и цепенела.

– Не бойся, он один, а нас двое. Главное, целься получше!

Они наблюдали за ним из-за кустарника с мелкими сизыми листочками. Корни кустарника уходили глубоко в глинистую почву, сцеплялись там с корнями другой здешней поросли, а те, а свою очередь, соприкасались с корнями растений, находившихся еще дальше – и так до самого Леса на склоне Рынды. По этой цепочке можно брать силу у Леса. Ола сплела себе венок из побегов и трав, какие нашлись поблизости – для нее это все равно, что шлем для спецназовца. Аните она велела запихнуть пучки травы и листья под одежду: колется, но это поможет защитить ее от власти Риббера. У Аниты сильно разболелась лодыжка, и ей было не до колючих травинок.

Старый маг шагал размеренно и неспешно. Красный с белой оторочкой костюм хоть и поистрепался, не видно ни единой прорехи: выскочи попортили его своими клешнями, но привести рвань в порядок способен любой мало-мальски умелый колдун. Борода расчесана, разделенные на пробор седые волосы заправлены за уши, на лице выражение суровой горечи – мимику своего любимого персонажа Риббер воспроизводил с незаурядным мастерством. На поясе свернутая веревка: видимо, решил, что еще пригодится. Запасливый.

– Боевая готовность, – шепнула Ола.

Договорились, что Анита будет стрелять по ее команде.

Та сидела бледная, как мертвец, глаза то лихорадочно светились, то гасли, как будто уже успела себя похоронить. Тот еще стрелок. И приводить в чувство некогда, Ола была слишком занята подготовкой к противостоянию. Ее тоже пробирала дрожь. Она же, суки, не Изабелла и не Валеас! Она ученица первого года обучения – на девяносто пять процентов «складская», и только на пять процентов что-то еще. Или даже меньше, чем на пять.

– Тебе незачем здесь оставаться, – тихо произнесла Анита, пока она суетилась, как ошалевшая крысобелка, вспоминая все, что могло пригодиться. – Уходи. Спасибо.

– А можешь не мешать?! – огрызнулась Ола. – Мы с тобой уделаем долбанутого Деда Мороза, но для этого я должна правильно заклясть этот гребаный участок пространства! Чтобы время и пространство были на нашей стороне, как в твоей гребаной рекламе. С какого расстояния ты наверняка попадешь в цель?

Анита ответила, и она запомнила ориентиры: желтовато-серый камень, похожий на чей-то вышибленный мозг, с одной стороны, два пучка травы с другой. Дать команду на выстрел, когда Риббер дойдет до этой условной черты.

Сейчас, глядя на приближающегося противника, она с досадой осознала, что кое-что упустила, можно было и получше приготовиться… Но что получилось, то получилось, и обратный отсчет уже пошел.

– Давай! – скомандовала Ола, послав активирующий импульс в свою магическую сеть, единственным достоинством которой была маскировка – то, что она слита с пронизывающими почву корнями, перепутана с космами травы и кустарником, неразличима за плывущими по воздуху паутинками из Леса.

Риббер миновал обозначенную границу.

– Давай, пора!

Чего Анита ждет – целится? Нет, не целится… Опустила револьвер и смотрит так, словно ее режут без наркоза.

– Что с тобой? Стреляй!

– Не могу… Он хотел помочь Памеле… Он отдал мне ее письмо, которое она с балкона самолетиком бросила, он подобрал... Когда он мне его показал, у него чуть не случился сердечный приступ. А я…

– Жопа стокгольмская! – шепотом выругалась Ола. – Никому он не хотел помочь, жрать он хотел! И его сердечный приступ – это сцена из фильма, там маньяк тоже симулировал, чтоб добиться от жертвы и от зрителей запланированной реакции. Стреляй, пока не поздно!

– Не могу, я сама виновата… Не могу я в него стрелять…

Глаза Аниты мутно блестели, губы искривились, по щекам текли слезы. Ола вынула из дрожащих пальцев оружие. Нажать на спуск – и порадовать Косинского с Вебером новогодним подарком?..

– Я тоже не могу, меня посадят. А тебя не посадят, потому что самооборона.

Эх, нет здесь Эвки… Княжна Эвендри-кьян-Ракевшеди посмотрела бы на них, как на двух идиоток, и с удовольствием сделала бы то, что нужно сделать.

– Ну-ка, держи! – она снова сунула револьвер в руки Аните. – Ради Памелы! Иначе не вернешься домой, и она останется без мамы. Подумай об этом и стреляй!

Та беспомощно помотала головой, содрогаясь от беззвучных рыданий. Она выглядела невменяемой. Вспомнилось, что говорил капитан Федоров о «настоящем звездеце». Вот тебе и полный звездец… Или все-таки еще не полный, потому что к ним на помощь спешит Изабелла, о чем ни Риббер, ни Анита пока не знают?

Значит, будем выгадывать время. Дээспэшница она или кто?

– Господин Риббер, Гай Грофус просил меня при случае узнать, чем он вызвал ваше недовольство?

Ни о чем таком Грофус ее не просил, но ряженого мага вопрос озадачил. Тот остановился, некоторое время глядел с укоризной на кустарник, за которым прятались Ола с Анитой, и наконец произнес:

– Грофусу надо было получше воспитывать свою дочь.

Голос звучный, хорошо поставленный. Ему бы на новогодних утренниках выступать, командовать: «Ёлочка, зажгись!» и доставить из мешка заранее оплаченные подарки, а не таскать по Лесу заморенных девиц.

– Но это несправедливый упрек, господин Риббер. Анита Грофус не делает ничего противозаконного, не проявляет неуважения к своим родителям, ведет себя прилично, не употребляет запрещенные вещества, не нарушает правила дорожного движения, соблюдает предписания Санитарной службы, платит все налоги, как законопослушный предприниматель, и даже на Осеннем балу она пила меньше, чем большинство гостей, хотя, казалось бы, раз в году можно оторваться. Грофусы воспитали свою дочь умной, предприимчивой, рассудительной девушкой, и сейчас они в недоумении, что могло вас рассердить. Эта история их очень расстроила.

Дослушал до конца. А та, кого она напропалую расхваливала за рассудительность и законопослушность, перестала кривить рот в беззвучном плаче и уставилась на нее в замешательстве. Лишь бы помалкивала. Но она должна понимать, кто здесь главный переговорщик, и будем надеться, что у нее хватит ума не влезать в диалог.

– Она бросила своего ребенка.

Анита дернулась, как будто ей иглу под ноготь вонзили.

– Не бросила, просто уделяла ей мало внимания. Это плохо, но мы уже обсудили эту тему, и она твердо решила исправиться.

Защита у Риббера будь здоров – точно сложенная из бетонных блоков махина береговой стены. Не пробить. Даже пытаться не стоит, это его только разозлит.

– Никчемная безнравственная попрыгушка, забывшая о своем природном предназначении!

Он остановился в нескольких шагах от кустарника. Вблизи видно, что со здоровьем у «Санта-Клауса» и впрямь не все в порядке, так что его желание дорваться до вкусного и полезного продукта, который Ола увела у него из-под носа, вполне объяснимо.

– Я бы не сказала, что это подходящее определение для Аниты. Упоротый трудоголик – это да, но с какой стати попрыгушка? По-моему, ей как раз не хватает легкого отношения к жизни.

«И я надеюсь, она меня за эти слова не пристрелит», – мысленно добавила Ола, покосившись на спутницу. Но та ни в кого стрелять не собиралась, и револьвер в карман спрятала – возможно, чтобы не было искушения? Зато успокоилась, хотя сцепленные в замок пальцы слегка подрагивали.

Что убрала оружие, даже хорошо, все равно момент упущен. Сейчас им остается только тянуть время, не провоцируя психопата на агрессивные действия. Причем Анита не в курсе, что им есть, ради чего тянуть время, и если Риббер чувствует ее состояние – а он, скорее всего, чувствует, при их-то связи – это его убедит, что никаких проблем не предвидится, можно расслабиться и подискутировать.

– Она прыгает по жизни, занимаясь не своим делом, – сухо и гневно возразил маг. – Замуж ей не надо, бизнес ей нужен, козе бестолковой! Игрушки ей понадобились, которые не для нее предназначены! Женское предназначение в том, чтобы заботиться, быть красивой, хранить верность! Кому она верна?! Почему не живет с отцом Памелы?

– Бывает же, что люди какое-то время вместе, а потом расстаются. Личные взаимоотношения – сложная область, тут каждый решает за себя.

– Да что она может за себя решать, ей не это природой назначено! Ее назначение – быть ведомой, проявлять ласку и понимание, не соревноваться с мужчиной, а обеспечивать домашний уют, так природа распорядилась! Если ты не замужем, тебе нечем хвастать!

Увлекся, аж глаза сверкают. Лучше какой ни на есть диспут, чем магическое месилово, в котором Оле против такого противника не устоять. Здесь ни Интернета, ни захудалого телевидения, и для магов неписаный запрет на участие в политике, так что развернуться Клаусу Рибберу было негде. Возможность порассуждать вслух для него как манна небесная, пусть даже перед ним всего полтора оппонента – которые, как он считает, никуда от него не денутся.

– Погодите, вы же сейчас смешиваете природу и социум! Какой в природе домашний уют? Там цель – выжить, найти еду, спастись от хищников. Ну да, еще спаривание и размножение, но это в рамках необходимого и достаточного. А все остальное – социальные надстройки, которые в условиях разных цивилизаций могут быть какими угодно. Сравните хотя бы распределение гендерных ролей у людей и у кесу – зеркально противоположные модели.

Тут она допустила первую ошибку: не стоило приводить в пример автохтонов, это выбило Риббера из равновесия.

– Ты человека с неразумными сучками не сравнивай! Они полуживотные без души и разума, не цивилизация у них, а скотская мерзость и непотребство!

– Ладно, сравнение не совсем подходящее, – примирительно отозвалась Ола, жалея, что поблизости нет кесу, которые могли бы его услышать. – Но давайте тогда рассмотрим инопланетные цивилизации, с которыми установила контакт Земля Изначальная. Когда я жила на Изначальной, я читала о ксеносах, кое-кого из них даже видела…

Побольше слов. Краткость – сестра таланта, но в текущей ситуации она враг выживания. И следить за тем, чтобы оппонент не потерял интереса к полемике. В мелочах можно и в поддавки сыграть: пусть думает, что кое в чем ему удалось пошатнуть убеждения Олы – тогда у него будет стимул продолжать. Он ведь не знает, что этих убеждений у дээспэшницы в рукаве целая колода, и все крапленые. Впрочем, есть и свои собственные: раньше не было – на Долгой Земле появились, но сейчас это не имеет значения.

– Ты мне врать будешь?! – гневно сощурился старый маг. – Все вы такие, мерзавки, когда вас никто в кулаке не держит! Притворство и неверность – вот ваше истинное лицо!

Не удалось его провести, почувствовал фальшь. Придется балансировать на зыбкой грани между тем, что не вызывает у него негодования, и тем, что Ола думает на самом деле. Избегать утверждений, задавать побольше вопросов…

Когда Риббер потребовал, чтобы они вышли из-за кустарника – «потому что я хочу лицо твое видеть!» – Ола не стала спорить. Только тихонько бросила Аните: «Держись у меня за спиной». Это важно: пока она, со своей кое-как сляпанной защитой, стоит на линии между жертвой и упырем, у того нет возможности воспользоваться каналом. А ей без разницы, лицезреет ее этот чокнутый хмырь или нет, контролировать выражение своей физиономии она давно научилась, в «Бюро ДСП» для этого проводили специальные тренинги.

Анита выпрямилась вслед за ней, перенеся вес на здоровую ногу. Неизвестно, сколько сможет простоять, но если сядет на землю или потеряет сознание, надо все равно находиться на линии между ними.

В ходе разговора Ола несколько раз почувствовала, что маг прощупывает ее «сеть», определяя слабые места. Вряд ли огорчен результатом, вся ее защита – сплошное слабое место. Единственное преимущество – связь с Лесом, так что она больше надеялась на хорошо подвешенный язык, чем на свои сомнительные магические достижения.

Вот язык-то ее и подвел. Надо было сначала прислушаться к интуиции – годится или нет, а потом уже выдавать очередной аргумент.

– Какое нам дело до тварей космических, если я тебе о человеческих делах толкую! Есть мужчина, есть женщина, и ему, и ей от рождения предписано, как жить. Мужчина работает, путешествует, изобретает, воюет, идет своей дорогой, а женщина сидит дома и заботится, и во всем его слушается, а если это ее не устраивает, если еще куда-то рвется – она шлюха! Даже если ни с кем не спит, все равно шлюха, потому что шляется вместо того, чтобы свое предназначение выполнять. Отбраковать ее, суку порченую, чтобы других своим ядом не заражала, вот тогда в обществе будет процветание и порядок. А посмотришь вокруг, одна в карьеру ударилась, другая книжки пишет, третья магазин открыла, да еще зимой и летом верховная бабская власть, мерзость на мерзости!

«Ого, да ты не прочь влезть в политику и стать Зимним Властителем Долгой Земли? Но никаких шансов, сразу окоротят, потому и бесишься…»

– Так ведь люди разные, хоть мужчины, хоть женщины. Кому-то нужен домашний уют и ничего больше, а кому-то путешествия, творчество, интересная работа, а еще кому-то и то, и другое сразу, лишь бы сил и времени на все хватало. Люди разные, и хотят они разного.

Вот это Риббера доконало. Он, конечно, и без Олы был в курсе, что «люди разные», но, как показало дальнейшее развитие событий, этот очевидный факт причинял ему невыносимые мучения. Ну, не мог он с этим смириться: люди должны быть не «разными», а такими, какими он хотел бы их видеть, и в придачу удобными в использовании. Этот синдром без названия порой встречается у политиков и прочих общественных деятелей, и кому, как не бывшей дээспэшнице, об этом не знать… Но она сглупила, наступив на больную мозоль, и ситуация вышла из-под контроля.

– Разные, говоришь?! Вас, разных, давить надо, избавляться от поганого шлака!

Он произнес это негромко, с горьким ожесточением. В воздухе между ними беззвучно сверкнуло. Защитная сеть распалась на лохмотья, погасив удар – честно говоря, Ола даже на такой результат не рассчитывала: получается, не зря старалась!

– Отходим, – бросила она через плечо. – Шагай назад.

Если у Аниты перелом со смещением, это для нее неполезно, но им сейчас все неполезно.

Олу он постарается убить. Без магических заморочек, просто прикончить, чтоб не мешала. Выпить ее силу он бы не прочь, но это получилось бы в городе, а здесь ему ничего не перепадет: сила лесной ведьмы принадлежит Лесу. Анита в неважном состоянии, вдобавок с травмой, так что этой «еды» Рибберу надолго не хватит, а ему еще выбираться отсюда, избегая встречи со спасательным отрядом, в составе которого двое сильных магов. Значит, он будет экономить ресурсы. Крохотный шанс еще сколько-то продержаться.

Она все-таки сумела нанести удар, отчаянным рывком дотянувшись до Леса, через корни растений и плавающие над землей паутинки, и зачерпнув оттуда силы. Риббера на пару шагов отбросило. Анита смотревшая на это из-за ее плеча, издала возглас, но рано обрадовалась: это заслуга Леса, а не Олы. Оставить вмятину на стене кувалдой – не вопрос, ты кулаком попробуй.

Пока Санта-Клаус поднимался на ноги, они успели отступить подальше, и Ола тут же снова потянулась к Лесу. Еще на раз ее хватит, должно хватить… От Риббера что-то прилетело в ответ – листочки и стебли ее венка затрепетали. Это всего лишь разведка перед настоящим ударом.

– Ой, – пробормотала у нее за спиной Анита. – Что там?..

Смотреть, «что там», у Олы не было времени, она готовилась к отражению атаки. Риббер, видимо, прикидывал, подойти ближе или вмазать ей с дальней дистанции. Не дожидаясь, когда он примет решение, она ударила – получилось куда слабее, чем в первый раз.

– Жургун! Бежит сюда, как ты и говорила… – обреченно произнесла Анита.

Это было настолько неожиданно, что Ола все-таки бросила взгляд в ту сторону. За каньоном, по склону горы в редких пятнах кустарника, мчался вскачь какой-то крупный зверь. Жургун и есть! Но ведь Ола говорила о нем только для того, чтобы Аниту не заклинивало на мыслях о похитителе… Получается, наворожила?.. И как теперь разворожить, чтоб эта скотина о них забыла? И какая ворожба, если тут еще и свихнувшийся колдун, крайне огорченный тем, что «люди разные», собирается взять реванш?

– Спокойно, между нами каньон, – Ола наспех, с горем пополам, латала свою защитную сеть. – Не перескочит.

– Думаешь, не перескочит? – растерянно спросила Анита.

Одно хорошо: появление жургуна вывело ее из ступора перед Риббером.

– Думаю, нет.

– А если все-таки…

Ола снова мельком глянула: жургун как будто припустил еще быстрее и летел в клубах пыли со скоростью гоночного автомобиля. Просто так не перескочит, а с длинного разгона – может и перескочить.

Что будет, если разъяренное животное перемахнет через каньон? Кого оно бросится рвать в первую очередь, их или Риббера? На маге красный балахон – можно ли рассчитывать, что это приведет жургуна в еще большую ярость? Жургуны различают цвета или нет? Этого Ола не знала. Зато она сможет послать зверю импульс, что его главный враг и обидчик – вон тот злобный старик… Но Риббер применит чары и станет невидим для хищника.

Маг тоже заметил несущуюся во всю прыть зверюгу. Уставился в ту сторону и медлит с ударом – будь Ола покруче, она бы этим воспользовалась, но она уже израсходовала свой лимит.

– Это не тот жургун, – с дрожью в голосе сказала Анита. – Тогда зачем он бежит сюда? Он бешеный?

– Почему бешеный? – спросила Ола, не сводя глаз с Риббера.

– У этого какой-то темный горб на спине. У того ничего такого не было.

Она взглянула: и точно ведь… Только никакой это не горб.

– Анита, держись! Все будет в порядке, нам совсем чуть-чуть продержаться…

Их сбило с ног, остатки ее защиты смягчили удар. Перекатившись, Ола опять заняла позицию между магом и Анитой. Голова кружилась хуже, чем после новогодней пьянки, но она и не пыталась подняться: главное, оставаться преградой на этой гребаной линии, стоя или сидя – не важно. Рибберу сейчас позарез нужно добраться до Аниты и в один присест выжрать остаток, чтобы хватило сил для поединка с серьезным противником.

Он двинулся к ним. Отшвырнет ее с дороги, и даже если она сумеет дать отпор – упырь в ходе потасовки получит доступ к каналу.

– Иди сюда, минет сделаю!

Отпрянул, как ошпаренный, но потом снова пошел, что-то гневно бормоча.

Выгадала она всего секунду, однако за эту секунду поняла, что еще можно сделать. Упершись пятерней в землю, послала импульс, и трава зашевелилась, хватая Риббера за полы, а в глаза ему ринулась вся летучая мошкара, какая нашлась поблизости. Этого тоже хватит ненадолго…

Глухой удар позади. Ола оглянулась: жургун уже стоял на этом берегу, вывалив язык из громадной пасти, а с его взмыленной спины соскользнула всадница в черном.

Слишком далеко. Зверюга перепрыгнула там, где каньон поуже за счет нависающего выступа, и хотя Изабелла сразу бросилась к ним, Риббер находится ближе и успеет раньше. Пусть он проиграет в схватке, Аниту это не спасет – жить ей осталось считанные мгновения. Все было напрасно…

То, что произошло дальше, Ола вначале приняла за игру воображения. Нельзя сказать, что она увидела , как Изабеллу окутала то ли серебристая дымка, то ли туманное сияние, из которого в следующий миг вылепилась будто бы голограмма колоссальных размеров: рогатая древесная каларна с могучим хвостом и костяной «короной» на голове. Будь у древесной каларны крылья, она была бы похожа на дракона.

Это даже глюком не назовешь. Ола понимала, что каларна воображаемая – ее представление, но представление до мурашек отчетливое, и возникло очень не вовремя. Через пару секунд включились мозги: наставница показывает ей своего зверя! Но зачем?.. Это же лишний расход энергии, тем более перед этим Изабелла еще и на жургуна потратила порцию силы, чтобы тот не свалился замертво после бешеного забега.

Ну конечно, вот зачем! Мысленно выстроив траектории, Ола вскочила, волоком оттащила в сторону Аниту – и тогда чудовищный драконий хвост призрачной каларны, снабженный острыми, как ножи, костяными наростами, взметнулся и обрушился на линию между Риббером и его жертвой.

Будь он настоящим, на земле остались бы борозды, а так – ничего не случилось, не считая того, что пресловутый «золотой кабель» исчез. Первым делом Изабелла отсекла упыря от источника питания.

«Да уж, это не зубами грызть...» – потрясенно подумала Ола.

Воображаемая голограмма тоже исчезла, в ней больше не было необходимости.

У Аниты лицо было землисто-бледное, измученное, щеки ввалились – краше в морг увозят, но глаза ожили. Тело уже почувствовало, что паразит отвалился, хотя сознание, может, еще не заметило перемены.

Магов разделяло три десятка шагов. Изабелла в черной куртке и походных штанах с карманами, вдобавок лицо замотано шарфом – чтобы не наглотаться пыли во время скачки. Ее противник – бородатый персонаж в красном с белой опушкой новогоднем наряде, только мешка с подарками не хватает. При других обстоятельствах эта картинка Олу развеселила бы: ниндзя против Деда Мороза!

Поединок выглядел со стороны не так эффектно, как она ожидала. Вокруг магов не плясали гигантские молнии и не змеились раскалывающие землю трещины, никто не отлетал на десяток метров, впечатавшись спиной в валун или поломав кустарник. Разве что в ближайшем радиусе еле заметно шевелилась трава – если не присматриваться, не обратишь внимания. И можно решить, что это от ветра, хотя ветер колышет траву по-другому.

То, что между ними творилось, Ола ощущала, как переменчивое давление – при условии, что давление можно воспринимать со стороны, не являясь тем объектом, на который оно направлено. Так что она все-таки наблюдала за ходом дуэли, в меру своих возможностей. И отчаянно болела за Изабеллу, прикидывая, сможет ли помочь, если понадобится…

Не понадобилось.

Риббер зашатался и осел на землю. Он казался выцветшим, как будто выполосканным – но опять же не визуально: словно воспринимаешь видимое глазами через тактильные ощущения, но без контакта, на расстоянии, или черт знает как еще.

Изабелла направилась к нему, пошатываясь, и Ола кинулась к ней, перед этим оглянувшись на Аниту. Та не в обмороке, сидит, смотрит – ясно, что жить будет.

– Держись на шаг позади, – велела наставница.

Ее противник был похож на мертвецки пьяного Санта-Клауса, загулявшего после новогодних трудов. Лежит навзничь, взгляд помутневший, белки красные – сосуды в глазах полопались.

– Изабелла… – произнес он сипло, с клекотом в горле. – Ты меня убила, кто бы мог подумать… Не посмотрела, что перед тобой больной старик. Знал бы я, какой ты станешь…

– Я тоже, Клаус, не могла бы подумать, что ты станешь упырем.

– Я был вынужден. Ни одна не захотела по доброй воле, все вы хитрые, расчетливые, себе на уме… Да я не об этом. У меня библиотека осталась, возьми себе, чтобы не пропала. Там есть кое-что, чего нигде больше не найдешь… Она в моей старой усадьбе на Бероне, там давно все заброшено, плесень и запустенье, но ты посмотри в шкафу. На второй сверху полке простучи стенки – они двойные, самое интересное в тайнике...

Ей показалось – или глаза под дряблыми веками по-охотничьи блеснули: как будто он задумал напоследок какую-то ловушку и уверен, что наживка не останется без внимания? А в следующий момент он захрипел, выгнулся и после этого обмяк, устремив в небеса стекленеющий взор.

– Вот и все, – тихо сказала Изабелла. – Уходи с миром, Клаус.

Сердце у Олы тревожно екнуло.

– Ты ведь не станешь искать эту библиотеку? По-моему, там точно будет какая-то пакость.

– Там всего лишь книги и рукописи.

– Но…

– Я большая девочка, разберусь. Позаботься о том, чтобы шмыргали не налетели, а я пока посмотрю, что с Анитой. Потом пошлю зов Виолетте и Бенедикту, их отряд за горой, к вечеру будут здесь.

Ола принялась вспоминать, что надо сделать, чтобы защитить мертвое тело от трупоедов. Порой она с опаской косилась на жургуна, уже отдышавшегося после скачки, но тот лежал смирно, как воспитанная собака. Даже вильнул куцым хвостиком, словно не было между ними никаких недоразумений.

Изабеллу могут убить в начале зимы из-за того, что она узнает что-то лишнее. Уж не в библиотеке ли Клауса Риббера ей попадется опасная информация? Ради этого он и подсунул ей свое чертово наследство... Но что можно сделать: отговорить ее – не послушает, напроситься туда вместе с ней – этот номер тоже вряд ли пройдет. Ола с ожесточением выругалась. Все-таки есть время что-нибудь придумать, до начала зимы еще много времени…

Они устроились в стороне от накрытого спальником тела. В воздухе кружило несколько темных комочков, но добраться до Риббера шмыргали не могли, словно он находился в стеклянном футляре. Пахло рекой. Жургун немного посидел за компанию, а потом потрусил вдоль каньона навстречу лиловым сумеркам. Над Рындой сияло вечернее золотистое небо, по склону двигался, растянувшись, спасательный отряд, только что вышедший из Леса. Изабелла выглядела задумчивой, Анита с перебинтованной ногой – заново родившейся и тоже задумчивой.

– Сейчас бы шампанского, – заметила Ола, чтобы растормошить их.

– Уж извини, не захватила, – рассеянно отозвалась Изабелла.

– Вернемся в Дубаву, и тогда закатим вечеринку, – пообещала Анита. – Ты ведь поживешь у меня в гостях?

***

Особняк на улице Рондо внутри оказался уютным: повсюду удобная встроенная мебель, на стенах много детских рисунков. И никакого гнетущего мертвенно-синеватого освещения, как в любимом фильме покойного Риббера.

– Ты расколдовала и вернула домой мою маму!

Может, в каком-то смысле и расколдовала, хмыкнула про себя Ола.

– Я должна тебе кое-что объяснить, а ты меня послушай внимательно и постарайся понять. Перед Новым годом ты писала письма Санта-Клаусу и бросала их с балкона – было ведь такое, помнишь? Я тоже проходила мимо и прочитала твое письмо.

– А я тебя видела, – перебила Памела. – Я же смотрела с балкона, я еще подумала, какая необычная взрослая девочка, но я не угадала, что ты лесная волшебница… – засмущавшись, конец фразы она пробормотала чуть слышно.

– Ну и вот, прочитать твои письма мог кто угодно. И тот сумасшедший колдун, который потом украл твою маму, тоже прочитал. Запомни, никогда больше не обращайся с такими просьбами ко всем подряд, кто слоняется мимо. Никогда не отдавай кому попало тех, кто тебе дорог, чтоб их исправили и вернули в переделанном виде. Или вообще не вернут, только руками разведут и объяснят, что в процессе переделки что-то там хрустнуло и сломалось, или вернут послушную неживую куклу взамен человека. И то, что ты хотела починить, будет разрушено уже окончательно. Приводить в порядок отношения надо своими силами, это трудно и не всегда получается, но только так и может что-то получиться. Черт, я не умею объяснять детям и, наверное, совсем тебя запутала? Тогда просто запомни все, что я сказала, когда-нибудь потом поймешь. И запомни самое главное – никому не отдавай близких людей, если только не хочешь отдать насовсем.

Памела кивнула, глядя на нее расширенными глазами. Серьезная, притихшая. Будем надеяться, кое-что все-таки поняла, и больше никакой «раздачи мам» тут не случится.

– А теперь идем твою раскраску с Изначальной смотреть, – позвала Ола.

– Идем, я там звездочки разноцветные уже раскрасила и желтый космос...

– Почему желтый? Он темно-синий, как ночное небо.

– Это ночью темно-синий, а днем космос желтый, там же солнышко светит!

– А, ну тогда другое дело…

Они пили сластишоновое вино, отмечая покупку мотоцикла, когда принесли ежедневную почту. Обычно это была деловая корреспонденция Аниты, но в этот раз пришло два заказных письма для Олимпии Павлихиной: одно из Магаранского Управления правопорядка, другое со штемпелем Гревды.

Борис Данич сдержал свое обещание, но сдержал его таким образом, чтобы не испортить отношений с сослуживцами. Полицейское начальство сожалело о том, что у Олы остались неблагоприятные впечатления от взаимодействия с сотрудниками полиции, разъясняло, что такое «статус подозреваемого», заверяло, что сотрудники Управления осуществляют следственные действия в неукоснительном соответствии с законодательством Долгой Земли и внутренними служебными инструкциями. И в конце информировало, что благодарственное письмо за участие в обезвреживании особо опасного преступника и спасение потерпевшей будет направлено ей отдельно, в установленном порядке, в комплекте с рамкой «для размещения благодарственного письма на внутренней стене жилого или нежилого помещения».

– Рамка – это особенно порадовало, это чтобы в сортире на гвоздик повесить? И заметь, они передо мной извиняются за мои же впечатления, а не за хамство Косинского и Вебера. Даже не знаю, выкинуть эту жуть или сохранить на память…

– Обычный бюрократический ответ, – сказала Анита. – Мне похожий прислали, когда я пожаловалась, что в участке не приняли мое заявление на Петера. Там тоже было про сожаления по поводу впечатлений и неукоснительное соответствие. Я сделала выводы и наняла охрану.

– О-о… Ну ничего себе! – изумленно пробормотала Ола, вскрыв второй конверт. – Каких галлюциногенных грибов они там всем складом дружно поели?!

– А что пишут?

– Зовут обратно на старую работу. В смысле, на склад. И раньше звали, но в этот раз такой проникновенный месседж, и подписей – как под какой-нибудь петицией за экологию или против коррупции! Все маги отметились, и смотри-ка, даже Франц Кунт, мой главный ненавистник – наверное, ему директор пригрозил, что иначе без премии оставит. Представляю себе его рожу, когда он свою закорючку тут выводил... Еще и бухгалтерия полным составом расписалась, но эти наверняка за еду – они за тортик или печенье на все согласны. И даже грузчики, с которыми я почти не общалась, только здоровались. Чем они все там обкурились?

– А чем ты занималась? – спросила Анита, глядя на нее с новым интересом – специфическим интересом работодателя, в поле зрения которого попал ценный кадр.

– Да тем же, чем занимаются все маги на складах – консервация продовольствия на зиму. У меня хорошо получается, но чтоб такой ажиотаж… Сама посмотри!

Ола не без тайной гордости вручила ей послание на двух скрепленных вместе складских бланках (на первом текст письма и размашистая директорская подпись, на втором столько подписей, что ни клочка свободного места), и тут из конверта выпал сложенный вдвое тетрадный листок в клеточку, который она раньше не заметила. Подобрала, развернула – и оторопело выдохнула:

– А вот это уже совсем ни фига себе…

«Олимпия, здравствуй! Хочу сказать, что я неправильно себя вел. Иногда я могу сказать что-то грубоватое, поэтому извини, если с моей стороны что-то было не так. Я тоже буду рад, если ты вернешься. А если надо сменой поменяться или 2-3 часа за тебя отработать, всегда обращайся, не вопрос. Здесь все тебя очень ждут. Ф. К.»

Извинения от Франца. И, похоже, по собственной инициативе Франца, в дополнение к директорскому почину. Каких только чудес на Новый год не бывает… Хотя Ола, конечно, понимала, откуда растут ноги у этого чуда.

«Портал на Долгую Землю входит в фазу схлопывания».

Поставив стаканчик с остатками кофе, она вскочила, схватила сумку. Бегом, иначе она застрянет здесь навсегда! Все это до странного напоминает приснившийся кошмар…

Это и есть приснившийся кошмар.

Бест ей снится. Она уже больше года живет на Долгой Земле, а сейчас находится в Дубаве, в особняке на улице Рондо, в шикарной гостевой спальне, на ортопедической кровати производства «Встроенной мебели Грофус». И в то же время она в Отхори – причем давно уже научилась сюда попадать, хотя сама об этом не догадывалась.

Ола огляделась в поисках Валеаса, но его рядом не было. Текусы, Изабеллы, Лепатры тоже не было. В кафетерии никого, кроме нее. В этот раз она очнулась сама, без посторонней помощи.

Первое желание – рвануться к двери, но она не рванулась, а пошла без спешки, оставив сумку на стуле. Ей нужен эскалатор, ведущий вниз, и он должен оказаться в ближайшем зале за поворотом. Это ее наваждение, поэтому как она решит, так и будет.

Эскалатор в наличии. И пусть только попробует завезти не туда… Нет, не так: он не может завезти ее не туда. Едем на первый этаж, прямо к выходу.

За прозрачными створками клубился зыбкий жемчужный туман и как будто виднелись цветущие деревья. Перед Олой створки послушно раздвинулись.

Отойдя на несколько шагов, она повернулась – и наконец-то увидела, как выглядит приснившийся «Бестмегаломаркет» снаружи.

2017 г.