Ведьмак с Марса

Глава 12

Медицина творит чудеса. Общеизвестный факт. В любые времена, на любом уровне развития цивилизации. Приложил какой-то лопух к ране, она зажила? Чудо.

Вытяжка из плесени спасла от горячки? Чудо.

В медблок привезли на каталках почти десяток жестоко избитых и местами покалеченных людей, а спустя неполные сутки они уже сидят, ходят и разговаривают? Чудо, что ж ещё это может быть. С точки зрения далёких предков, разумеется.

А для современных людей эпохи нео-ренессанса вполне себе обыденность.

Девятка наёмников действительно слонялась по медблоку и разговаривала. Ну как разговаривала… в основном матом. Неприлично, зато очень содержательно и эмоционально.

Речь шла, что не удивительно, о событии, которое их сюда привело. Если точнее, о том, кто их к этим событиям подтолкнул. Если совсем точно — о конкретном меховоде, Пьере Сатине Жане де Грейли. Который наобещал им золотые горы, а после дела кинул.

И даже морального удовлетворения им теперь не получить. Уже засветились как нарушители, хоть взгляд косой себе позволят в сторону этого гада — вылетят как пробки, без права восстановления. Хотя есть все шансы вылететь и без косого взгляда.

Их судьбу будет решать студсовет, когда они будут считаться выздоровевшими. Это где-то к вечеру понедельника. Потому что в выходной студсовет не работает, а в понедельник у него, как и у всех остальных, занятия, учёбу никто не отменял. Даже для членов совета.

— И что теперь делать? — Альфред, заводила, получивший от психованного новичка по яйцам, одним вопросом привёл все рассуждения, цензурные и не очень, к общему знаменателю.

Вопрос был серьёзный и требовал размышлений. Размышлять у драчунов получалось не очень, если это не касалось учёбы. Там-то всё просто и понятно: дают задание — читаешь и делаешь. Если знаешь, как. Не знаешь — ищешь информацию, читаешь и делаешь. А по таким ситуациям учебников не завезли.

— Правила мы всё-таки нарушили, — сказал наконец кто-то. — Могут и выгнать.

— Его тогда тоже должны выгнать, — задиристо ответил другой. — Он тоже нарушил!

— Он вообще-то защищался, — возразил третий.

И понеслось…

— Это он на нас напал! Мы вообще его не трогали, мы к Медведевой рванули!

— Она же записывала, ты что, думаешь, она эту запись не предъявит⁈ Он же её жених, она его покроет!

— Да какой он жених, ни клана, ни…

— Вот именно, что ни клана, ни… Зачем Медведевым этот королевский сыночек, который будет одеяло на себя тянуть?

— А зачем ему медведевское одеяло, своего мало что ли?

— Ну ты тупооооой… В том и дело, что у них так заведено — клан матери в золоте купается. А клан отца имеет только то, что с королевства получает! То есть шиш и полшиша сверху. Достало, видимо, нищебродствовать, раз обычай нарушили.

— Какой обычай? — не понял Альфред.

— Так Гарсия же только на Реалах женятся, ты что, не знал? — на него уставились семь пар ошарашенных глаз. Вокруг некоторых ещё были заметны зеленоватые следы кровоподтёков.

Альфред не знал. И у него появилась нехорошая мысль.

— Так, погоди, — начал он. — У этих чокнутых испашек две фамилии, так? У Винса — Гарсия Реал. Отцовская и материнская. Но у его отца тоже Гарсия Реал. И у деда.

— Ну.

— Закрылки гну! — рявкнул Альфред. — Смотри, что выходит. Винс — первый пилот академии.

— Уже нет.

— Заткнись и не перебивай. Медведев дочь отдаст только за первого пилота. Винс стал первым пилотом — стал женихом. Так?

— Так.

— Но он должен жениться на какой-нибудь девице из Реалов. Традиция. Так?

— Так.

— Прилетает этот марсианин, в первый же день вышибает Винса из топа. Так?

— Ты не такай, достал. Говори нормально.

— Я и говорю… Так вот, в тот же день шестёрка Винса обещает нам золотые горы, если мы этого новичка переломаем. Что это означает?

Повисла тишина, в которой почти физически слышно было, как скрипят мозги.

— Это получается, что новичок работает… на Реалов? — выдохнул наконец кто-то.

— Воооот, — протянул Альфред. — А из этого следует, что мы влипли. Если Реалы схлестнулись с Гарсия из-за брака, который очень выгоден Гарсия, но угрожает Реалам потерей влияния… То нас сотрут и не заметят.

— И что делать? — повторил кто-то вопрос Альфреда.

— Сторону выбирать, — уверенно ответил тот. — Если новичок на Реалов пашет, и мы к нему присоединимся, то не прогадаем. Реалы нас прикроют.

— А если нет? — прозвучал закономерный вопрос. — Может, он за кого-то ещё, кому медведевское наследство нужно?

— То и здесь в проигрыше не будем, — всё так же уверенно отмахнулся Альфред. — Если это кто-то другой, и мы примкнём к их человеку, нас прикроют те, кто за ним стоит.

— А если вообще сам за себя?

— Тогда этот парень нужен Медведеву. Ему же лучший требуется, забыли? Ну так нам самая тема его поддержать. И тогда за нас вступится папочка Снежаны. А вот если останемся в стороне — кому мы вообще тогда нахрен сдались?

— То есть ты серьёзно предлагаешь идти на побегушки к тому, кто тебя отметелил? — возмущённо спросил кто-то.

— Нас, — поправил Альфред. — Нас девятерых. Ты много тут видел народу, кто так способен отделать девятерых не слабых парней? О чём это говорит?

— Что он псих, — буркнул недовольный.

— Что его очень серьёзно готовили, — поправил Альфред. — А это значит, что место он не отдаст. А если мы к нему примкнём, может, он и нас так научит? И кто тогда посмеет нас так кидать, как этот хлыщ винсентовский?

Стало тихо. Наёмники думали.

— А если он нас пошлёт? — прозвучал вопрос.

— Тогда пойдём к Комарову, — вздохнул кто-то ещё. — «Волкам» нужны люди.

— Которые всей толпой не смогли одного заломать? — презрительное фырканье.

— И это ещё одна причина, чтобы научиться у Марса, — задумчиво сказал Альфред. — Будем уметь драться хоть вполовину так хорошо, как он — нас с руками оторвут в любой ЧВК… Итак?

— Надо выяснить, где его искать…

Спустя три минуты медблок опустел.

Ещё спустя четверть часа они уже выходили к фонтану, у которого в последний раз видели того, кого они хотели найти.

— … убивать, — донеслось до Альфреда.

Это слово выдохнул парень, из-за спины которого выглядывали две девичьи головки — белоснежная и жгуче-чёрная. Альфред вскинул ладони:

— Мир! Мы не драться пришли!

Я моргнул. Что? Не драться? А чего тогда потеряли здесь всей толпой? Тоже отдохнуть захотели?

Я не отпускал боевой режим, готовый ответить на нападение, но первым не атаковал, внимательно глядя на парней. Впереди шёл заводила, он же и выкрикнул: «Мир!»

И вроде вчера их было девять?

Очень интересно… И не только мне — Снежка и Александра сначала притихли, потом ломанулись смотреть, что происходит. Или им там неуютно друг с другом рядом находиться?

— Что нужно? — спросил я, не давая девушкам вывернуться у меня из-за спины. Пусть хоть кошачью войну на коготках в тылу друг другу объявляют, но пока я не буду уверен, что они в безопасности, никто вперёд не выйдет.

— Разговор есть, — сообщил заводила и взглядом указал на девиц у меня за спиной. — Только без них. С глазу на глаз перетереть надо.

— Даже не вздумай! — зашипели мне сразу в оба уха. — Без свидетелей они с тобой…

— Слышал я как-то про одного мужика, — вполголоса сказал я, чуть повернув голову, чтобы было понятно — я говорю для Снежки. — Он сказал что-то вроде: «Не меня заперли с вами — это вас заперли со мной». Без свидетелей они окажутся в опасности, а не я… Если вздумают делать глупости.

— Никаких глупостей, — заводила помотал головой. — Серьёзно разговор есть.

— Ладно, — я аккуратно снял с плеча вцепившуюся в меня руку Александры. — Поговорим. Девушки, вы тут пока о своём, о женском, побеседуйте, что ли…

Меня проводило дружное фырканье.

Ушли мы недалеко — за пару поворотов извилистой дорожки, к уголку лабиринта, где в окружении живых изгородей стояли квадратом четыре скамейки. Для посиделок большой компанией, значит.

— Меня Альфредом зовут, — заводила протянул мне широкую ладонь. — Альфред Финч. Я механик, под Старками учусь.

Как и Михалыч? Интересно…

Я без колебаний пожал протянутую руку. Получил в ответ уверенное, честное пожатие, без подвохов и попыток меня продавить. Значит, действительно будет разговор. И действительно серьёзный.

— Ну, рассказывай, Альфред, — сказал я, усаживаясь на одну из скамеек так, чтобы видеть всех остальных.

Парни молча расселись, толкаясь и сопя. Но ни единого ругательства я не услышал.

Им что-то было от меня нужно, понял я вдруг. Они уже всё обсудили и предоставили Альфреду вести переговоры за них всех.

И разговор точно пойдёт не о компенсации за причинённые неудобства в виде переломов и отбитых яиц.

Всё интереснее и интереснее…

— Мы тут с ребятами подумали… — начал Альф.

«Нам понравилось, мы подумали ещё», — про себя договорил я тысячелетний прикол.

— Ты можешь сказать, на кого работаешь? — кто-то перебил его. — Мы никому не скажем, честно!

Тычок локтем под рёбра, укоризненные взгляды, невнятное шипение — и тишина.

— Мы подумали, — повторил Альфред, — и выходит у нас, что ты либо на Реалов работаешь, либо на кого-то, кому Реалы в союзе с Медведем поперёк горла, либо на самого себя. Шестёрка реаловская нас на тебя натравила и кинула, когда ты нас отметелил. На тебя мы не в обиде, правда. Сами дураки, думать надо было. Но теперь что получается — мы крайние, доказательств, что этот мудак нас нанимал, нет. И в понедельник нас выкинут из Академии за нарушение правил. Без вариантов.

— Получается, так, — согласился я, оставив без ответа рассуждения о моей клановой принадлежности. — А от меня вы чего хотите? Чтобы я Пьеру уши на затылке завязал бантиком и сказал, что это за то, что он вас обманул? Так я его и без этого убью.

Они переглядывались. Одно дело — мальчишеская похвальба и подначки, и пустые угрозы. «Я тебя убью! — Да я сам тебя убью! — А я тебя два раза! — А я тебя три!» Совсем другое — когда эти слова просто и обыденно говорит человек, который совсем недавно переломал вас всех и даже не вспотел. Как-то сразу верится, что да — вот это не угроза и не пустые слова. Этот — действительно убьёт.

И по спине начинает тянуть неприятным таким холодком…

Я помнил, как нас учили производить нужное впечатление. Я вообще много чего помнил…

…залитая солнечным светом аудитория, разговоры вполголоса, ожидание нового преподавателя, впереди завершающий обучение курс с какой-то непонятной аббревиатурой СДАМ вместо названия, попытки расшифровать её, всё более непристойные с каждым новым вариантом…

Пылинки, пляшущие в солнечных лучах…

Какой-то дедок, заглянувший с вопросом в дверь. На него вообще не обратили внимания, только кто-то с переднего ряда махнул ему в сторону коридора — мол, там где-то…

Дедок вышел, закрыл за собой дверь. Через пару секунд она открылась снова, и он вошёл. Но как он вошёл… Нас, уже видящих себя героями, о которых тысячелетиями будут складывать легенды, словно катапультой выкинуло из кресел, заставило вытянуться по стойке «смирно», руки по швам…

Это был всё тот же старичок. И не тот. Совсем, совсем другой… И мы смотрели на него глазами молочных щенков, увидевших вожака. Альфу из альф. Готовых умереть за один его одобрительный взгляд на наши могилы.

В гробовой тишине он прошёл к кафедре, встал за неё, оглядел нас, оставив полное ощущение, что каждому заглянули в душу до самого донышка и запомнили всё, что там таилось. И наконец заговорил.

— Добрый день. Меня зовут Царёв Юрий Степанович, и я буду вести у вас предмет, который называется «Сценическое движение и актёрское мастерство».

— Но… — выдохнул кто-то. — Но это же… театр?

— Именно! — подтвердил преподаватель, который с этого момента и навеки стал для нас Царём. — Не обладая этими навыками в полной мере, как вы собираетесь выполнять поставленные перед вами задачи? Какими вы должны быть, чтобы добиться успеха? Такими, каким был я, когда вошёл к вам в первый раз? Или — когда во второй?

К концу первого занятия мы были влюблены в его искусство.

К концу курса мы уносили его в своих сердцах.

И теперь его мастерство, усвоенное мною, должно было послужить ему достойным памятником. Потому что-то, что он нам давал, не было актёрством на самом деле. Актёр вживается в роль, на сцене он — кто угодно, но за кулисами снимает с себя образ вместе с костюмом, уходит из театра, и за его стенами он такой же, как все.

Царь не учил нас носить маски, не надевал на нас фальшивые личины. Его ценность была в другом.

Он извлекал из каждого своего ученика суть, спрятанную порой очень глубоко. Очищал её от всего лишнего, от напластований социальных установок, зачастую лишённых всякой логики, и поддерживаемых только потому, что «деды так делали и нам велели». Шлифовал, доводил до совершенства.

И только тогда отпускал своих учеников, уже готовых, уже знающих себя и свои возможности, способных держать себя в узде и терпеть, когда другие срывались.

Четверо из нас не прошли его курс. Они не смогли понять и принять, что его работа с нами, изменяющая нас, как молот кузнеца изменяет кусок железа, превращая его в совершенный клинок, направлена на то, чтобы сделать вчерашних раздолбаев равными правителям древности.

Не тех фальшивых насквозь аристократов современности, у которых нет ничего, кроме славы их предков, но тех, за кем идут. За кем пойдут в ад, если будет нужно. Пройдут его насквозь и выйдут с той стороны. И просто актёрской игрой этого было не добиться… Надо было быть достойными этого доверия. Этой веры в себя.

Тех четверых мы больше не видели. Им наверняка нашли применение, всё же мы были лучшими из лучших. Но для той работы, которая нам предстояла, они не годились.

И вот теперь механик, которому я пинком отшиб яйца, взывал к моей сути. Я ещё не слышал от него ни слова по сути дела — но моя суть услышала и поняла всё гораздо раньше, чем я сам это осознал.

Личина простого парня, безродного сироты с окраины обитаемой части Солнечной системы, продержалась недолго. «Случайная» встреча с Снежаной Медведевой привлекла слишком много ненужного внимания и спровоцировала конфликты у местных. Что в целом отвечало моим планам, но необходимость реагировать на события, которые затрагивали и меня, вынудила действовать, как меня учили, практически на уровне рефлексов.

И люди бессознательно начали тянуться ко мне, подчиняясь настоящему альфе. Рановато, но начинать всё равно придётся с малого…

— … в общем, мы с ребятами подумали и решили — надо идти к тебе.

Упс.

Сколько я прослушал, погружённый в воспоминания?

— Вас вчера было девять, — я обводил их взглядом и понимал, что как-то так, наверное, чувствовал себя Царь, когда входил к нам в аудиторию. — Где девятый?

— Виконтик этот? — хмыкнул кто-то. — Он в отдельной палате, не нам чета. Ну и… гнилой он. Мы не стали ему ничего говорить.

Этот парень и в прошлый раз влез, перебив Альфа. Но не из желания потеснить главного. Очень старается помочь. Эту энергию, да в нужное русло…

— А какая мне польза от вас? — задал я вопрос, который сейчас покажет мне, для чего они тут на самом деле. Потому что говорить за всех — ещё не значит знать всех.

— Сейчас — никакой, — прямо ответил Альфред. — Ты нас одной левой всех побить можешь, тут не поспоришь. Но этот хлыщ, которого ты убить собираешься — он ведь, гнида, тоже жить хочет. И он не остановится. С нами не вышло — он ещё кого-то найдёт.

— У него нет денег на серьёзных наёмников, — я покачал головой. — И никто не станет на него работать после того, как он вас кинул.

— У него нет — у Винса есть, — встрял торопливый.

— А Винсу с чего за него платить? — не понял я.

— Потому что Пьер — его человек, — буркнул Альфред. — И Винсу придётся платить по его счетам. Нас он за людей не считает, мы для него — грязь под ногами его меха. Но кто-то посерьёзнее — это уже другой расклад. Там не обманешь, они найдут способ взять своё… Так вот ты спрашивал, чем мы можем быть полезны… В бою — ничем, я уже сказал. Но мы механики.

— И с нами вся прислуга знати разговаривает, — добавил кто-то.

Как в мешке гороха дырку проделали — идеи так и посыпались.

— И мы всё видим и слышим, при нас говорить не стесняются.

— Я слышал, кто-то болтал, что видел Пьера с Комаровым. «Стаю» нанять хочет?

А вот это была уже ценная информация. И эти парни были правы — как источник сведений они могут быть не просто полезными — бесценными.

— Можно мех Пьера так отладить…

— Стоп.

Я поднял руку, и они заткнулись.

— Кто это сказал? — потребовал я. — Про мех.

— Я, — один из парней поднялся, исподлобья глядя на меня. — А что?

— Чтобы я этого больше не слышал, — негромко, но весомо проговорил я. — На первый раз прощу. Но если ты ещё раз так меня оскорбишь…

— Но у тебя же «Палач»! — возмутился парень. — А у него «Монарх». Это всё равно, что блохе с человеком сражаться!

— И это повод вести себя так же подло, как он? — спросил я.

Парень молчал.

— Я убью его хоть на «Палаче», хоть на «элементале», хоть на… — я не стал договаривать. И так это уже выглядело почти похвальбой.

Почти.

И они это почувствовали.

— А насчёт того, что мы драться не обучены, — Альфред заговорил, отвлекая меня, я перевёл на него взгляд, и провинившийся механик сел. — Если ты нас возьмёшься учить, мы и прикрыть тебя сможем, если что.

— То есть мне придётся взять на себя ваше обучение… — я снова разглядывал их, словно видел в первый раз. — Что ж… Думаю, мы договоримся. Но прежде вам придётся подписать со мной контракт. Без него — ничего не могу обещать.

— А если подпишем? — я увидел блеснувшую в их глазах надежду.

— Тогда я найду способ решить вашу проблему.

И совсем лишусь свободного времени. У меня, между прочим, ещё даже расписание не составлено.

Они как раз заканчивали подписывать контракт, копию того, что я отправил Михалычу, когда послышались шаги. Судя по сдвоенному цокоту каблучков, все женские темы дамы уже обсудили, и им стало скучно. И они пошли меня искать.

Последний контракт мигнул мне приветливым зелёным огоньком: «Одобрено», и я поднялся навстречу моей невесте и её спутнице.

Как они всё-таки фантастически красиво смотрятся рядом… Чёрное и белое.

— Ждите… как определюсь с расписанием, с вами свяжутся.

И я сделал рукой «кыш». Кажется, у парней ещё были вопросы, но им хватило мозгов понять, что в обществе высокоранговых аристократок они лишние.

— Вообще-то это должны быть мои миньоны… — надулась Медведева, провожая взглядом парней.

— А? — я перевёл взгляд с планшета на неё.

— У меня же записи, я их могла шантажировать и заставить делать всё, что пожелаю.

— Не переживай, у супругов всё общее, — «успокоил» я невесту. — И вообще, у тебя остаётся тот виконт, помнишь? Он в эту компанию не входит.

— Хм. Точно!

Судя по кровожадному оскалу, парню была хана.

— Лучше скажи, возможно ли снять с них наказание? — я поспешил перевести её мысли в более плодотворное русло.

— А почему нет? — Снежка пожала плечами. — Официально никто правил не нарушал, из студсовета запись видели только трое, с ними я договорилась. Мы же договорились, Александра?

Брюнетка скривилась, но нехотя кивнула. Интересно, о чём они договаривались, если Александра даже не может возразить, хотя ей явно хочется это сделать.

— Ну вот и прекрасно, — принцесса повернулась ко мне. — Но если ты ещё раз во время свидания начнёшь решать какие-то свои дела…

Я поднял руки, признавая капитуляцию.

— Я их не искал, эти дела сами на нас вышли. И я быстро с ними управился. Так куда мы идём дальше?

Уже вечером, уставшие, мы добрались до жилого сектора. Я проводил Снежку до её комнаты, и по старой традиции хотел поблагодарить свою невесту поцелуем в щёку. Свидание и впрямь вышло весьма насыщенным и вполне приятным… Но когда я потянулся губами к белой коже чуть ниже скулы, Снежана вздрогнула, оглядываясь на меня, и я промахнулся…

Мои губы коснулись её губ, трепетных и таких желанных. Прикосновение было случайным, совсем лёгким, едва ощутимым — но что-то произошло. В книгах очень любят описывать, как между влюблёнными проскакивает искра — не было никаких искр. И разрядов тоже не было.

Просто Снежка вдруг замерла, глядя на меня, и я уже не видел ничего, кроме алого омута её глаз прямо у меня перед глазами, и не чувствовал ничего, кроме её дыхания у себя на губах.

А потом её губы едва уловимо ответили мне. Дрогнули, приоткрылись, и я ощутил их упругое тепло. Руки сами собой потянулись к ней, обнимая, укрывая от всего мира в объятиях, прижимая к груди, и я почувствовал, как заполошно бьётся её сердце. Моё собственное отозвалось этому ритму, замерло, пропустив удар — и вдруг понеслось вскачь, словно всё происходило в первый раз…

Ничего не осталось. Только глаза, в которых я тонул, губы, с которых я пил её дыхание, и бешеный ритм двух сердец.

Не знаю, сколько это длилось. Время тоже перестало существовать. Я пришёл в себя, когда в рубиновых глазах мелькнул испуг, и девичье тело, такое податливое, вдруг окаменело под моими руками.

Снежка вывернулась из моих объятий, всхлипнула и исчезла за дверью. Я услышал, как пискнула система блокировки дверей. Сегодня меня туда не впустят. Что ж, у меня впереди всё время Вселенной.

У нас впереди всё время Вселенной…

Я постоял немного, унимая бурное дыхание — у подростков своя физиология, которую никто не отменял, от простого поцелуя крышу может сорвать, ещё бы она не испугалась, особенно если её впервые целуют вот так… И пошёл к себе, на ходу набивая сообщение для Снежаны. Я знал, что она его ждёт. Что она его обязательно прочитает…

Я ещё дописывал его, когда разделся и лёг в постель. И трижды перечитал, прежде чем отправить. Нельзя, чтобы в этом письме прозвучала хоть одна фальшивая нотка. Хоть один неверный оттенок смысла…

Я уже засыпал, и грёзы, в которых алые глаза и губы что-то говорили мне без слов, обступили меня, когда кто-то поскрёбся в дверь.

Показалось?

Нет, снова тот же звук. Тихое царапанье. Странно…

Неужели она всё-таки решила прийти ко мне, и теперь стоит под дверью и пытается привлечь моё внимание, не решаясь нажать вызов, чтобы сигнал не услышал кто-то ещё?

Я вскочил, на ходу натягивая штаны, бросился к двери, распахнул её.

— Снежка, вхо…

Я осёкся.

На пороге стояла Александра.