Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века

Знакомство по-французски

20 июля.

Брест-Турин.

Артем.

«Зачем ты любишь? Зачем растрачиваешь силы и делаешь глупости? Зачем радуешься этому, как неразумное дитя? Ради нескольких минут физиологического блаженства? Нет. Ты не животное. Я знаю тебя, ты же читаешь мою книгу. Ради эгоистического «ты — мне, я — тебе», по принципу «нельзя же вечно оставаться одному»? Нет, ты среди людей. Среди слов, текстов, мыслей, чувств. Далеко не всех ты любишь на этом хаотичном карнавале или в упорядоченной казарме. Но ради чего ты мечтаешь заглянуть в эти глаза?

Там, где нет любви, нет и созидания, нет и творчества, нет и Бога».

«Легко сказать. «Заглянуть в эти глаза». Сначала конечно. А потом, когда глаза начинают потухать, когда их заметает пороша текучки. Что-то меня потянуло на тот же литературный пафос. Интересно, что подумал Сергеич, прочитав этот кусочек».

Поступило сообщение от Лайзы. Отлично! Есть зацепка. Да, этот взрыв разворошил сразу два муравейника, все забегали. Так, что за офис, из которого пасли Васю? Введем номер в поисковую систему. Помещение фонда «Власть — воображению!» Вася знал, где нырять, они стали следить за ним со своего места работы. За эту ниточку можно наконец вытянуть всю сетку. Так, координатор фонда… Фото… Какое пустое лицо, встретишь в толпе, не узнаешь. Члены… Ба, медиамодератор Саланас. Круто. Интересно, что накопает дядя Саша. Старик что-то знает про все это, но не делится. Играет в педагога, хочет, чтобы я сам дошел.

Артем выключил монитор. На электронной карте уже давно мигал значок снижения. Автолет приближался к пограничной вышке Бреста — огромной платформе, где сотни машин проходили пограничное сканирование. Граница Евросоюза и Советского Союза все еще была реальностью в отличие от тысяч других границ современного мира.

Припарковав машину к освободившемуся терминалу, Артем прошел через зону контроля. «Нет ничего незаконного». Зачем они вообще задают глупые вопросы? Все равно тебя просвечивают и обнюхивают. Нет ли чего-нибудь слегка радиоактивного или слишком наркотического. Или оружия, запрещенного к провозу. Еще бы вывесили надпись: «Охота на людей строго по правилам и в рамках лицензии». Хорошо хоть в последние годы научились проверять транспорт, не вскрывая.

Пока пограничники возились со своим оборудованием вокруг его «Жигулей», Артем купил пакетик хмеля и вышел на террасу, потягивая из трубочки. Было уже темновато для того, чтобы любоваться видом. Картину эту он видел сотни раз и мог бы воспроизвести по памяти. В обе стороны от границы уходили за горизонт лоскутки полей, местами «засеянные» ровными рядами ветряков. Лесные полосы разделяли кварталы коттеджей и сельскохозяйственных теплиц. Зелень двориков, разноцветные яркие крыши, солнечные батареи. На горизонте — небоскребы Люблина. Там сохранилась крупная промышленность и старомодный урбанизм. Внизу — занятная пограничная инфраструктура Бреста. По архаичной железной дороге тащился поезд. Он ходил раз в сутки, перевозя любителей экзотики, туристов и жертв высотобоязни. Но на границе и им приходилось полетать — здесь поезд переносили с одной колеи на другую мощным дирижаблем…

— Джень добже, пан, — рядом с Артемом стоял рослый темноволосый парень в форме натовского офицера.

— Не разумию по-польски.

— По-русски?

— По-русски да.

— Извините, принял вас за соотечественника. Впрочем, мои предки из России. Точнее, из Беларуси. Представляете, дернул их черт уехать в Польшу. Ну, были там у вас какие-то проблемы. Можно было потерпеть. Так нет же. Теперь союзное гражданство не получишь ни за какие коврижки. Того и гляди, погонят воевать с неграми.

— Ладно убиваться-то. Мы тоже думали, что хана. А потом все вышло к лучшему. Не стоит повторять ошибку предков и мечтать об иммиграции. Можно опять ошибиться.

— Ну уж нет. Если я вернусь на родину родителей, то только вместе с новой родиной.

— Лихо завернули. Это как же?

— Ну как, как. Вместе с Польшей. Хотите Польшу в союзники?

— Зачем? Без нее как-то спокойнее. Когда у нас Польша в союзниках, поляки нас не любят. Если не хуже.

— Любят — не любят. Какая разница. Союз — не брак. Его заключают не по любви, а из-за обстоятельств.

— Да нет, не думаю, чтобы страны НАТО в ближайшее время вступили в Союз. Не так это все просто. Ни один лидер не только в Польше, но и вообще в НАТО за это не…

— Лидеры — дело поправимое. Могут быть и новые…

— Уж не вы ли?

— Какая разница. Хотя ты еще не знаешь моих способностей. Нации, как известно, подобны женщинам. Их несложно обольстить.

Артем мог, конечно, парировать это замечание. Тем более что источник данного сравнения был весьма сомнителен. Но он промолчал, потому что было неловко признаться: он не был согласен не только с политической, но и с чисто бытовой стороной вопроса. Он не умел обольщать женщин. Единственная женщина, с которой у него все получилось, обольстила его сама. Но она далеко.

Между тем поляк перевел разговор в плоскость технологии «съема», и это было гораздо любопытней, чем дилетантские рассуждения о судьбах европейской политики: «… и главное — дай ей почувствовать свою беспомощность. Это фигня все, что женщины любят сильных. Они любят слабых, которые потом становятся сильными. Гораздо хуже, если ты являешься во всей мощи, а потом из тебя одна за другой выпадают слабости. Разверни дело другой стороной. Попроси о помощи, а потом уже показывай, что за тобой — как за каменной стеной. И не давай опомниться. Попроси показать дорогу, а дальше уже веди сам. Делай так, чтобы ей было интересно. Не тебе, а ей. Я это называю знакомство по-французски…»

— Почему по-французски?

— Так, личный опыт. Да и звучит романтично.

— Все это красиво. Теоретически. А на практике…

— Хочешь пари? Вон красотка у стойки. Через пять минут я подведу ее к тебе, познакомлю вас, после чего уйду с ней. Если мы еще встретимся потом, с тебя должок. Ну, скажем, какое-нибудь полезное мне знакомство. Если у меня не получится, идем сейчас в ресторан за мой счет.

Не то чтобы Артему хотелось в ресторан. Ему было интересно опробовать рецепт. Он кивнул: «Давай». Поляк мягкой походкой подошел к девушке сзади, неожиданно появился перед ней — какой-то слегка неказистый и озирающийся по сторонам. Она стала ему что-то показывать рукой, объяснять. Вот он уже ее благодарит, поворачивается. Его лицо расплывается в улыбке, он показывает рукой на Артема. Берет ее под руку и ведет к нему.

— Виталий, как приятно. Давно тебя не видел. Разреши тебе представить: Анна, твоя соотечественница. Куда едешь?

— В Испанию. А ты?

— Служить в Венгрию. Вот мой адресок, не дашь ли свой. Поболтаем при случае.

Артем протянул карточку, где был записан стационарный телефон, по которому он очень редко бывал. Поляк нагнулся к нему и чуть слышно сказал: «Учись, как знакомиться по-французски. При случае могу объяснить и другие способы».

— Мы с Аней откланяемся с твоего позволения. Созвонимся. — И они уплыли в соседний зал. А Артем автоматически положил карточку Казановы в карман и пошел к автолету, который уже ждал его, просвеченный и заправленный.

Не прошло и трех часов, как под брюхом машины в лучах восходящего солнца забурлило каменное море Альп. Итак, Италия. Надо где-то заночевать. Кружить до завтрашнего дня над полуостровом — подозрительно. Ночевать в отеле — фиксировать свою личность вторично в мировых сетях. Легко будет вычислить его маршрут. Или, чего доброго, заявятся прямо в номер и устроят ему инфаркт миокарда. Чтобы тело утилизовали без лишних вопросов.

Нужно как-то тихо провести этот вечер, нигде не регистрируясь. Нелегкая задача в наш век глобальных коммуникаций и всеобщего помешательства на безопасности.

Горные цунами откатили на горизонт, и под Артемом раздвинулась долина. Полетный атлас показывал Турин. Почему бы нет. Здесь он еще не был.

В лазурном пространстве, облекавшем Турин сверху, на посадку заходило несколько кораблей. Рассмотрев в бинокль водителей, Артем заметил милый девичий профиль. «Казанова, говоришь». Запомнив номер машины, он пошел на снижение и обогнал автолет очаровательной (хотелось бы, не все же определишь по профилю) француженки (если верить парижскому номеру машины).

В бинокль он отслеживал маршрут «жертвы». Почему-то он стал называть ее жертвой, то ли из-за «польской» игры в Казанову, то ли из чувства вины. Еще не поздно было отказаться от намерения втравить это дитя в свои опасные игры и попытаться заночевать где-нибудь в горах. Да нет, авантюра. Тут же прилетит какой-нибудь страж порядка и ненавязчиво осведомится, не требуется ли помощь. И попробуй объясни ему, почему добропорядочный гражданин Союза, Империи и Республики торчит здесь под елочкой, вместо того чтобы спать в отеле. «Нет денег? Рады будем ссудить вам низкопроцентный кредит. К сожалению, мой господин, у нас не принято проводить ночь в горах. Это слишком опасно. Проследуйте, пожалуйста, за мной…»

Жертва приземлилась за речкой По. «Где гуляет Гиппопо» — всплыло в памяти. Лучше уж буду звать ее Гиппопо, чем жертвой. А то чувствуешь себя палачом даже тогда, когда хочешь всего лишь напроситься в гости.

Артем настроил приборы слежения на домик, рядом с которым приземлилась Гиппопо, и принялся неторопливо кружить над городом, почитывая туристическую информацию из электронного атласа. Когда автолет поравнялся с высоченным шпилем синагоги, компьютер сыграл сигнал. Расчет оказался правильным: Гиппопо не стала засиживаться дома и направилась гулять по городу. Перехватить ее было несложно, улицы Турина перпендикулярны, и на этой шахматной доске трудно заблудиться. Он оставил автолет на стоянке, прошел через переулок и вынырнул из-за угла с растерянным видом: «Извините, можно спросить…» Он рисковал оказаться непонятым, поскольку французы и итальянцы не очень-то изучают английский. Но на их языках он не говорил.

Гиппопо отреагировала на его вопрос (как найти Севастопольский проспект?) вежливой фразой на блестящем английском: «К сожалению, я впервые в этом городе, но у меня есть атлас». Атлас был на русском языке. В первый момент Артем подумал, что ему мерещится. Такие удачи бывают только в фантастических романах:

— Боже мой, соотечественница!

— Надо же. Сейчас в Италии легче встретить русского, чем итальянца.

— И многих русских вы уже встретили?

— Да, мой дядя и его семейство. Но вообще-то я здесь недавно, так что, может быть, встречу и итальянцев тоже.

Дальше последовала приятная и обычная в таких случаях светская беседа. Марина приехала в Париж практиковаться в языках и решила слетать к родственникам в Турин. Несмотря на большой рот и неправильный прикус, она была достаточно мила, чтобы с ней было приятно общаться, и любознательна настолько, чтобы ваше общество ей не наскучило. Еще категорична в суждениях и политически некорректна: «Во Франции легче встретить араба, чем француза». Ей тринадцать лет («Ого, акселерация. В мое время таким девушкам было по восемнадцать»), она интересуется всем на свете, кроме математики, хочет посмотреть мир. Ну, по крайней мере, пока не надоест. Она уже была в Швеции, Англии, Каталонии и Маньчжурии. Может прочитать лекцию о Турине (уже ознакомилась с туристической информацией).

Тут Артем вспомнил о второй части «знакомства по-французски» и проявил свои сильные стороны. Он начал рассказывать ей о странах, в которых бывал. И прежде всего о Риме. Артем преодолел свою нелюбовь к Вечному городу и разрисовал его в таких красках, что можно было поверить героине старинного фильма о римских каникулах — это лучший город земли. Марина смотрела на него широко раскрытыми глазами (потом он заметил, что они у нее всегда широко раскрыты, что бы она ни думала о собеседнике). Жадно впитывала каждое его слово, и со стороны казалось, что девушка влюблена в мужчину средних лет, который вещает ей о чем-то возвышенном. Впечатление со стороны быстро разрушилось, когда Марина позволила себе пару реплик. В одной она передразнила неудачный речевой оборот «спикера», в другой — язвительно усомнилась в том, что Траян мог построить термы в конце первого века (она читала в справочнике, что в начале второго, и Артем про себя признал, что был невнимателен). Но главного он достиг: она была влюблена в Рим и хотела немедленно туда ехать. Хоть сейчас на его автолете.

— Вообще-то в Европе это называется киднепинг.

— При чем здесь киднепинг! Я что тебе, ребенок?

— Конечно, ребенок. По европейским законам совершеннолетие наступает с пятнадцати лет, а по нашим и того позднее. Так что нужно разрешение родителей.

Собеседница надула губы:

— Можешь не волноваться. Предки дали мне карт-бланш на Европу. Сюда я приехала в полном одиночестве.

— В одиночестве имеешь право. Но я не могу взять тебя в свою машину без разрешения каких-нибудь взрослых. У тебя же здесь родственники. Я должен с ними поговорить, и тогда могу поработать гидом в Риме.

— Зануда. Где твой автолет? Поехали.

Родственники — Игорь и Аграфена — оказались приятной молодой четой, работавшей в питерском филиале Корпорации Инноваций. Им нравился Турин — итальянский аналог Питера, но более спокойный и расположенный среди гор (Игорь был альпинистом). В Союзе они не были уже два года. Хотя работали в Питере, но даже не знали в лицо координатора креативного коллектива, которому каждый день слали эскизы по Сети. Гостям с Родины они всегда радовались. Никаких возражений против Маришиного путешествия в Рим у них не было, тем более что Артем предъявил документ, удостоверяющий его личность.

Вечером за чаем Игорь заговорил о политике. Нападут ли исламисты на Европу, войдет ли Питер в Российскую империю. Артем реагировал вяло, ссылаясь на то, что далек от политических проблем.

— Напрасно. Интереснейшая вещь политика. Вы ведь, Артем, тоже постоянно занимаетесь политикой…

Артем чуть не поперхнулся чаем — откуда Игорь знает?

— …Каждый человек в той или иной степени занимается политикой. Только в малой группе. Вы же достигаете каких-то целей, входите в какой-то коллектив, какие-то союзы, у вас наверняка есть противники, и вы прилагаете усилия, чтобы их нейтрализовать. Рекламируете себя и свои проекты.

— Но это не столько политика, сколько психология.

— Психология достижения цели — это и есть политика.

— Почему бы нет.

— Но интереснее заниматься политикой в мировом масштабе. Размах. Вот наш рекламный коллектив Корпорации Инноваций воздействует на умы по всему свету. Мы начали с того, что продвигали дирижабли. Сейчас вы все пользуетесь автолетами, в основе которых тот же дирижабль. То, что Россия первая стала производить автолеты в массовом масштабе, вытянуло ее экономику.

— Ну, не только это. А строительство научных поселков? А перевод энергетики на альтернативные источники?

— И это, конечно, но в дирижаблях была «фишка». Все остальное было и у других. Но Европа молилась на свои отличные дороги, Россия не могла выстроить свою инфраструктуру. А мы сделали дороги ненужными. В любую точку вы теперь можете добраться практически по прямой и гораздо безопасней. Понимаете, нужен неожиданный, нестандартный ход. А теперь мы противостоим исламизму. Не церковники, философы и военные, а мы. Это — битва за умы на уровне образов, видеоряда. И тут мы тоже готовим им «фишку». Все закачаются.

Игорь не стал конкретизировать. Он подумал о чем-то своем и молвил:

— А вообще-то вся нынешняя политика манипулируется сетевой организацией мистиков, цели которых вообще непонятны.

Тут уже Артем поперхнулся по-настоящему, так, что Марина принялась стучать по его спине и давать советы, как продышаться. А Артем судорожно соображал, не проиграл ли всю партию, неосторожно представившись первому встречному.

— Извините, не в то горло попало. Что это еще за мистический орден? Не масоны ли?

— Да какие нынче масоны. Это позапрошлый век. Что-то общее есть, наверное, но корни явно иные. Судя по всему, их не волнует ни национальный вопрос, ни государственная власть, ни просвещение. Их душа человеческая интересует, мир идей и верований.

— А вы откуда знаете?

— Слежу за новостями. Анализирую, так сказать, реальность. Впрочем, успокойтесь. Вы-то их вряд ли интересуете. Пока вы не пытаетесь влиять на умы миллионов, вы вне этой игры.

— Ну и слава Богу.

У Артема запищал коммуникатор в часах. На циферблате высветилось: «Получила твое сообщение. Буду на Ватиканской площади завтра в три. Ольга».

Это писала не она. Уж он-то знал ее стиль. Сработало.