Век драконов

Иоасаф Любич-Кошуров ВЕК ДРАКОНОВ Мое знакомство с допотопными животными

ля меня не было большего удовольствия, как играть в рыцаря Альберта.

Мы снимали дачу недалеко от старой брошенной каменоломни. В каменоломне водилось множество ящериц. Я бегал за ними по каменоломне и кричал:

— О, гнусные чудовища!

Если бы только вы могли меня видеть! На мне был шлем и панцирь, и в руке я держал обнаженную саблю… Правда, мне этот шлем, и саблю, и панцирь купили в игрушечном магазине, и они были сделаны из жести — но я все-таки кричал:

— О, гнусные чудовища!

Я воображал, что ящерицы — страшные сказочные драконы, а я — рыцарь Альберт… Советую вам прочитать эту книжку: «Приключения рыцаря Альберта». Там есть и рыцари в шлемах и панцирях, и драконы… Я ее в свое время знал почти наизусть.

Раз, облекшись во все свои рыцарские доспехи, я отправился в каменоломню.

Спускаться в каменоломню нужно было по неровным гранитным ступеням, вырубленным прямо в скале.

Ведь и под землей есть скалы… Они только засыпаны песком. Я тогда уже знал, что у нас под ногами в глубине земли целые горные скалистые страны, погребенные в грудах песка… Что от времени песок вокруг скал слежался и тоже превратился в камень… Да, я все это знал очень хорошо и, скажу вам правду, мне всегда было немного жутко в каменоломне. Она занимала площадь почти в квадратную версту. Во всех направлениях тянулись широкие траншеи, прорытые в каменистом грунте.

Каменная земля… Целый окаменевший мир! Разве это тоже не похоже было на сказку? Я бродил по траншеям, как по улицам заколдованного, обратившегося в камень города и думал иногда, что тут именно и есть самое подходящее место для сказочных страшилищ, с которыми всю свою жизнь сражались древние рыцари.

Итак, я спустился в каменоломню и пошел хорошо мне знакомой дорогой. Сегодня я решил во что бы то ни стало обойти всю каменоломню.

Не стану описывать моих встреч с ящерицами, а перейду прямо к самому интересному, что случилось со мной в тот очень мне памятный день.

В одном из коридоров, на его твердом, как гранит, полу, я увидел глубоко вдавленные следы такой странной формы, что невольно попятился назад.

Попробуйте пройтись на голове по мокрому песку. Конечно, ходить на голове нельзя, но можно ходить вверх ногами на одних руках. У меня был товарищ, который умел делать это…

Мне именно показалось, что я вижу следы, оставленные человеком, ходящим не на ногах, а на руках!

Но что это был за человек!

Не говоря уже о том, что ладони его продавливали слежавшийся в камень песок, отпечатки этих ладоней по величине превосходили всякое воображение…

Даже мое воображение.

Такие руки могли принадлежать только великану. По-моему, если бы сшить на них перчатки, например, кожаные, то на каждую перчатку пошло бы по целой воловьей шкуре…

Прошу взглянуть на рисунок.

Следы лап хиротерия (Гокчитеттер).

Ни я, ни вы и никто в мире не поверил бы, что это следы живого существа… А между тем, чем же иным они могли быть?

Я хотел бежать и не мог…

Мои ноги словно приросли к земле.

И вдруг я увидел подходившего ко мне невысокого старичка в большой черной шляпе и широкой, очень длинной черной же разлетайке.

Я побледнел. Я смотрел на него с ужасом. Полы его разлетайки волочились по земле, Я не могу сейчас сказать, чего я больше испугался: его ли самого, или этой его волочившейся по земле черной хламиды…

Закрыв лицо руками, я закричал:

— Не подходите ко мне!

Он сказал:

— Гм… Кажется, во мне нет ничего страшного.

— Кто вы? — спросил я…

Уверяю вас, мне хотелось оглохнуть, чтобы не слышать, что он скажет. Я решил уже, что ничего доброго от него не услышу.

Он заговорил слащавым голосом:

— К сожалению, я не умею разговаривать с детьми и не знаю, поймешь ли ты меня. Я, видишь ли ты, — ученый, занимающийся палеонтологией. Тьфу! ведь тебе неизвестно, что такое палеонтология… Палеонтология — это наука об ископаемых животных, то есть таких животных, которых теперь уже нет на земле, но которые когда-то на ней существовали. В земле сохранились их скелеты. Ого! ведь тут, где сейчас мы с тобой находимся, десятки тысяч лет назад росли леса и были озера, болота, горы и скалы… Потом горы размыло реками, ручьями, дождями и всю страну занесло илом, песком и всякой дрянью… Да. Потом ил и песок отвердел и на нем отвердели следы тех прежних животных. Вот что! Ты погляди: у тебя под ногами как раз след одного такого животного…

Я отнял от лица руки. Я понял его очень хорошо, хотя он и сказал, что не умеет говорить с детьми.

«Конечно, это — ученый, — подумал я, глядя на него теперь без всякого страха. — Он ученый и потому, вероятно, носит такую разлетайку…»

Я не желал быть в его глазах совсем дураком и потому сказал:

— Я тоже кое-что знаю… Я читал о великанах и думаю, что это вовсе тут не древнее животное ходило, а скорее всего, ходил на голове какой-нибудь великан… Может быть, он хотел похвастаться перед другими великанами тем, что умеет становиться вверх ногами?

— Видишь ли, — ответил он на это, стараясь казаться серьезным, хотя я видел, что его разбирает смех. — Сколько ни копаемся мы, ученые, в толще земли на этой глубине, до сих пор еще никому из нас не попался человеческий скелет. Мы находим только скелеты огромных драконов…

— Драконов! — воскликнул я.

— Да, — сказал он, — драконов… Настоящих сказочных драконов. Ты, небось, любишь сказки? Ого! Их было тогда тут столько, сколько теперь ящериц… Только они были ростом — во!

И он поднял над головой руку, вытянув ее во всю длину.

— С дом? — спросил я.

Он мотнул головой.

— Эге. А иные и больше дома… И некоторые из них могли подниматься на задние ноги… Знаешь, что они ели?.. Они обкусывали верхушки деревьев… Поднимется на задние ноги и объест на дереве все верхние ветки. Там ведь ветки всегда нежней… Вот какие были высокие… Да ты вот что, пойдем ко мне? Я тут ведь и живу, потому что, если ездить сюда каждый день из города, то сообрази, сколько зря потратишь времени?

Он взял меня за руку.

— Как, — спросил он, — тебя зовет папа?

— Ваней.

— Пойдем, Ваня, ко мне.

Положительно, в нем не было ничего страшного. Он даже показался мне немного смешным… Голос у него опять стал слащавый. Должно быть, он думал, что когда разговариваешь с детьми, то нужно непременно менять голос.

— Знаете что, — сказал я, — давайте с вами играть. Вы будете колдун, а я странствующий рыцарь… И вы водите меня по вашим владениям и показываете разные штучки.

По-моему, он очень подходил к роли колдуна в этом своем балахоне.

— А! — воскликнул он и хлопнул себя по лбу ладонью. — Ведь у меня и то есть кое-что… Хочешь, я тебе покажу, понимаешь, то далекое время, когда здесь гуляли допотопные животные.

Я его не понял.

Я оглядывал его со всех сторон и мало его слушал. Я находил его все более и более похожим на колдуна, как их рисуют в книжках для детей.

— Идем, — сказал он.

Я вынул из ножен саблю, и мы пошли рядом.

Я был почти в восхищении от него и думал, что нигде в целом мире не найдешь другого такого человека, в такой разлетайке, в такой шляпе и с такими бровями. Брови у него были густые-густые, совсем белые.

улко во всех углах каменоломни раздавались наши шаги. Мы прошли прямо, потом свернули налево, потом направо. Все время под ногами я чувствовал твердый каменистый грунт. По ту и другую сторону тянулись почти отвесные каменные стены в несколько сажен вышины…

— Понимаешь ли ты, — сказал он, — что мы идем по древнему окаменевшему болоту, по которому тысячелетия назад бродили ящерицы величиной со слона!

Я это понимал не хуже его… Ведь вы подумайте только: мы находились с ним на глубине чуть ли не десятков сажен от поверхности земли…

Я живо представлял себе этих ящериц-слонов и крепко сжимал в руке рукоять моей сабли.

Сделав еще несколько поворотов вправо и влево, мы остановились перед невысокой, сколоченной из нетесаных досок дверью.

Он отворил дверь, и мы вошли в очень просторное помещение вроде подвала или погреба. Оно было выкопано или, вернее, вырублено в толще серого песчаника. Окон не было. Подвал освещался несколькими электрическими лампочками, укрепленными на сводчатых стенах.

Я с любопытством оглянулся.

Посредине стоял большой дубовый стол, заваленный осколками камней, какими-то костями, большими и маленькими молотками и еще какими-то неведомыми мне инструментами.

— Здесь я живу, — сказал он, — вон моя кровать и этажерка с книгами.

Потирая руки ладонь о ладонь, он прошелся несколько раз от стола к кровати, помещавшейся у задней стены в глубине подвала, и остановился передо мной.

— Итак, благородный рыцарь, — проговорил он, — я тебе покажу сейчас то, что происходило здесь тысячи лет назад.

И добавил, поспешно протянув перед собой руку:

— Только ты ничего не бойся.

«Как он хорошо играет, — подумал я, — разве его можно сравнить с моей нянькой?»

И я вскричал, как рыцарь Альберт:

— О, нет!

Тогда он указал мне на небольшое, вправленное в стену около двери круглое стекло. Я его не заметил сначала. Оно было несколько выпукло и блестело при свете электричества, подобно огромному глазу.

Такие глаза, вероятно, были у допотопных чудовищ…

Положив руку мне на плечо, он сказал:

— Посмотри вон в то оконце, благородный рыцарь, сквозь него видно все прошлое нашей земли. Там бродят страшные драконы, которых ты ищешь.

Снова он взял меня за руку.

— Идем!

Вместе мы подошли к стене.

— Смотри!

Я прильнул к стеклу и, уверяю вас, я ни на минуту не усомнился, что он намеревается показать мне панораму или что-либо в этом роде.

И между тем…

И между тем, я увидел в это «окно в прошлое», как он его называл, настоящий живой папоротниковый лес!..

Но что это были за папоротники! Папоротник такая же трава, как лопух, и никогда не бывает больше лопуха.

Но я уже сказал, что передо мной был лес. Зеленые от корня до верхушки, неподвижно стояли гигантские, как столетние дубы, папоротники. Небольшие озерца блестели между ними. Из воды поднималась там и сям похожая на деревья осока. Она была как раз под стать папоротникам — такая же высокая и толстая.

Я не верил своим глазам…

Не скрываю: я испугался. Во мне еще теплилась надежда, что нет здесь никакого колдовства, а просто я рассматриваю прекрасно сделанную панораму.

Но эта надежда угасла, когда на один из папоротников вполз огромный, величиной чуть не в человеческую голову, лесной клоп.

— Вот что было тысячи лет назад на месте теперешней каменоломни, — услышал я сзади себя тихий голос, — но ты не пугайся…

Это говорил мой колдун…

Я задрожал. Я понимал, что со мной произошло нечто не совсем обыкновенное, нечто такое, что бывает только в сказках…

Но мне оставалось только покориться судьбе.

Колдун опять шепнул за спиной:

— Смотри, смотри!

Видели ли вы когда-нибудь молодого лягушонка, когда у него еще не отвалился хвост? Представьте же себе этого лягушонка величиной с хорошее бревно. Именно такое чудовище выползло из одного озерца на берег и уставилось на меня огромными выпученными зеленоватыми глазами.

Оно скрылось сейчас же опять под водой, но на прибрежном иле остались следы его лап, удивительно похожих на отпечаток человеческих рук.

И снова зашептал колдун:

— В то время водились огромные животные, похожие на головастиков и на еще не сформировавшихся молодых лягушек. Отпечаток лапы одного из этих животных ты видел как раз сегодня в каменоломне.

Закачались и задрожали вершинами зеленые деревья-папоротники, и между ними выставилась голова дракона. Эта голова, если бы ей пришла охота, могла бы проглотить быка.

Так мне тогда показалось, по крайней мере. Возможно, что на самом деле она и не была так велика.

Потом вылез и сам дракон.

Вероятно, он обладал огромной силой. Стволы папоротника толщиной в несколько обхватов гнулись, как тростинки, под напором его исполинского тела, раздвигаясь в обе стороны.

Он подошел к озеру и стал пить воду. И из воды сейчас же выставилась отвратительная морда первого чудовища, похожего на головастика.

Я взглянул на то место, где за минуту перед тем видел клопа… Он продолжал ползти вверх по стволу папоротника, цепляясь за него изогнутыми короткими ногами толщиной в грифель.

С отвращением и ужасом я отшатнулся от волшебного окошка, сквозь которое можно было видеть прошлое.

Я не знаю, сколько времени простоял я перед этим окошком. Должно быть, очень долго. И, вероятно, оттого, что все там было зеленое: зеленые папоротники, зеленая осока, зеленые глаза чудовищ — несколько секунд и стены самого подвала казались мне тоже зелеными.

И старичок в разлетайке тоже будто позеленел.

Я закричал ему:

— Уведите меня отсюда! Зачем вы меня обманули? Значит, вы действительно колдун!

Впрочем, хотя теперь я почти и был убежден, что он колдун, я не боялся его все-таки… Я видел, как он растерялся, когда я заплакал.

Ах, я заплакал… Но это были непрошеные слезы. Я сам на них сердился.

— Вы колдун? — спросил я. — Говорите прямо…

Утирая мне слезы своим платком, он ответил:

— Да нет же! Ведь мы с тобой играли. И я тебе решил показать эту штучку. Успокойся, прошу тебя.

— А почему вы зеленый? — сказал я.

Он взглянул на меня почти с испугом, потом хлопнул себя по лбу кулаком, как будто что-то вспомнил.

— Так, так, — заговорил он поспешно, — мне тоже кажется все зеленым, когда я долго смотрю туда. Ведь там тоже преобладает зеленый цвет.

— Где там?

— А там.

Он мотнул головой в сторону своего волшебного окошка.

— А это что такое?

Мне хотелось вывести его на чистую воду. В самом деле, с какой стати он вздумал напугать меня?

И я переспросил сейчас же:

— А скажите, если вы играли со мной, то ведь не игрушки же у вас там, в этом окошке?

Он повернулся к стене и, взявшись рукой за металлический ободок, которым было оправлено вделанное в стенку чудесное стекло, принялся крутить его, как винт, справа налево.

Я стоял и ждал, что будет дальше.

Я думал:

«Если он колдун, то, во всяком случае, не злой».

Вывинтив стекло, он сказал мне:

— Ну, а теперь иди и смотри.

И посторонился.

Но я не шелохнулся… Нет, ни за что на свете я не согласился бы еще раз заглянуть в эту дыру!

Тогда он сунул руку в образовавшееся на месте стекла отверстие, пошарил там немного и вытащил…

Вы знаете, что он вытащил?

Ящерицу…

— Вот он, страшный дракон, которого ты видел в папоротниковом лесу, — сказал он и посадил ящерицу к себе за пазуху…

Должно быть, она была ручная.

Потом он опять повернулся к стене и опять сунул руку по самое плечо в отверстие.

— А лягушонок… Лягушонок, — заговорил он. — Нет, его не поймаешь…

Он вынул руку из отверстия. Пальцы его были в грязи, и с них капала вода…

— Нет, его не поймаешь, — повторил он.

Ему стоило большого труда уговорить меня подойти поближе к отверстию.

В конце концов, я все-таки решился… Он растолковал мне, что отверстие вело в стеклянный ящик вроде аквариума, нагреваемый и освещаемый электричеством. Одна сторона ящика была снабжена особым, им самим изобретенным оптическим прибором, состоявшим из системы увеличительных стекол.

В ящике он посадил самый обыкновенный папоротник и самую обыкновенную осоку и напустил туда лягушат, ящериц и лесных клопов.

Попробуйте посмотреть в увеличительное стекло на спичку.

Спичка покажется вам бревном.

Так же увеличивались до невероятных размеров и находившиеся в изобретенном им аквариуме все растения и животные.

Отчетливо была видна каждая, самая незначительная неровность или шероховатость на стволах папоротников и их листьях…

Ничтожная морщинка на теле ящерицы превращалась в безобразную складку, похожую на отвислую кожу бегемота…

И ящерица уже переставала быть ящерицей. Она преображалась в фантастическое страшилище, в настоящего сказочного дракона…

Когда он объяснил мне все это, только тогда и рискнул я приблизиться к отверстию.

Он не врал.

Сквозь отверстие, не закрытое теперь стеклом, я действительно увидел самый обыкновенный аквариум, в котором были посажены осока и папоротники.

На одном из папоротников все еще сидел лесной клоп.

от тебе и окно в прошлое!

Но я был доволен… Я знал теперь уже наверняка, что старичок, живший в каменоломне, не колдун.

И я ему сказал:

— Давайте играть дальше! Пусть эта дырка будет окном в прошлое. Завинчивайте скорей ваше стекло — теперь я ничего не боюсь.

Он прищурил один глаз и усмехнулся.

На него было весело и смешно смотреть… Я был почти уверен, что он сейчас покажет мне еще что-нибудь вроде окошка в прошлое.

Я смотрел на него, затаив дыхание…

Я смотрел ему прямо в рот: я ждал, что он скажет.

Он сказал:

— Ты именно и видел сейчас прошлое…

Я стал тереть лоб двумя пальцами, что я всегда делал, когда чего-либо не понимал…

— То есть, как же это? — спросил я.

— А так! Было время, когда на земле росли только одни папоротники, и водились только одни ящерицы… Папоротники были величиной с нынешние деревья, а ящерицы ростом со слона… Потом папоротники стали делаться все меньше и меньше и превратились, наконец, вон, погляди, во что… Они очень легко помещаются в аквариуме… Ты видел, небось, кактусы… У нас они могут расти только в комнатах… И оттого они такие маленькие… А ты поглядел бы, какие они в Африке… Ого! Рукой не достанешь… А все почему? Потому что в Африке теплей, чем у нас… Там всегда лето… Когда на земле жили ящерицы, было тоже очень жарко. Еще жарче, чем теперь на экваторе. И папоротники разрослись по всей земле, как настоящие леса. Да… Было времечко, нечего сказать… От жары даже вода в морях и озерах была теплая, и от нее постоянно шел пар. Целые тысячелетия стояла на земле такая жара… Понимаешь: целые тысячелетия…

— А потом? — спросил я.

Он вздохнул…

— Потом… Что же потом?… С каждым тысячелетием солнце грело все меньше… Эх-ма… От дремучих папоротниковых лесов остались одни кустарники, а от огромных драконов — ящерицы да лягушки…

И еще раз он вздохнул. Должно быть, ему было жалко тех, прежних, древних лягушек…

— И поэтому, — сказал я, — вы и сделали себе аквариум?

— Да, поэтому… Конечно, ящерицы не только с тех пор измельчали, но и вообще изменились. Но это все пустяки… Когда я сижу перед своим аквариумом, мне всегда кажется, что я смотрю в прошлое…

Ом умолк… Сев на кровать, он подпер щеки ладонями и смотрел не то на дверь, не то на это свое окошко в прошлое.

— О чем вы думаете? — спросил я.

— Сейчас о чем думаю?

— Да.

— Об игуанодоне…

— А это что такое?

— Это, видишь ли, тоже допотопное животное… Оно не имело на теле ни волос, ни чешуи. Его кожа была совершенно гладкая, как кожа лягушки… Возможно, что это именно его след ты видел у нас в каменоломне. Тогда было много таких голотелых животных, похожих и на лягушек и вместе на ящериц… Многие из них могли передвигаться в лесной чаще на задних лапах, хватаясь передними за стволы деревьев. Ты представь себе только эту полуящерицу, полулягушку чуть не из три сажени ростом, идущую по лесу.

— Погодите, — перебил я его, — вот вы все говорите: леса, леса… А разве тогда не было морей?

— Были и моря, — ответил он.

— И в них тоже жили ящерицы?

— Да… эналиозавры, ихтиозавры, плезиозавры и разные другие.

— Как? — переспросил я его.

Он махнул рукой.

— Э, все равно не выговоришь. Так их называют в палеонтологии… Да это не важно, как они ни назывались бы. Одни из них, как, например, ихтиозавры, были похожи на рыб, величиной куда побольше кита. Но у этих рыб были лапы, как у ящериц, и такая же, как у ящерицы, голова. Другие, именно плезиозавры, походили на огромных, в несколько раз крупней самого крупного удава, змей и тоже обладали лапами.

Тогда уж такой век был: змея ли, рыба ли, лягушка ли — непременно она наполовину была ящерица.

— А птиц тогда не было? — спросил я и даже глаза закрыл. Мне представилось, что в тот волшебный век и птицы, вероятно, тоже хоть немного да походили на ящериц.

— Были и птицы… Только опять-таки, повторяю, все животные в то время наполовину были ящерицы.

— И птицы?

— И птицы. Тоже и у них голова была как у ящерицы; правда, она отчасти напоминала и голову птицы, только, видишь ли, у них вместо клюва была пасть.

— Как пасть?

— А так. Настоящая пасть с зубами.

— А крылья?

— Крылья они имели, как у летучей мыши — перепончатые…

— Значит, они были совсем как драконы, о которых говорится в сказках?

— Да. Только нужно тебе сказать, что самые крупные из них были не больше индюка. Хочешь, я покажу тебе рисунок одной из этих птиц?

— Покажите.

У меня и сейчас хранится этот рисунок. Он мне подарил его на память. Помещаю его здесь.

Под рисунком было подписано: «Археоптерикс».

Все было хорошо у этого археоптерикса: и голова, и крылья, и зубатая пасть.

Жаль только, что он был очень невелик ростом.

— Он совсем маленький, — сказал я, — вы мне лучше расскажите еще что-нибудь о тех, как их…

— Об ихтиозаврах и плезиозаврах?

— Да.

— Что же про них рассказывать? В земле сохранились только их скелеты и о них ровно ничего не известно, кроме того, что жили они в морях и были, судя по всему, хищными животными, то есть нападали на более мелких животных, а иногда вступали в бои и между собой.

— Ну, а те, что жили в лесах? Вы их как называли?

— Пока я рассказал тебе только об одном, об игуанодоне. Кроме игуанодона, в тогдашних лесах водилось и множество других исполинских ящериц или, как их называют в палеонтологии, ящеров. Большинство из них были покрыты крепкой роговой чешуей с головы до хвоста. Плохо, должно быть, от них приходилось игуанодону.

— Значит, и между ними тоже были хищные?

— И очень многие. Да, плохо от них приходилось бедному игуанодону, хотя он, кажется, и был самый крупный из них.

Чуть ли уже не в десятый раз он вспоминал про этого игуанодона.

— Должно быть, — сказал я ему, — вам игуанодон нравится больше всех?

Он поглядел мне пристально в глаза и произнес с улыбкой:

— А ты опять не испугаешься?

— Чего?

— Я хочу показать тебе его скелет.

— Игуанодона?

— Да.

— Да разве он у вас есть?

— Есть, я нашел его здесь. Очень хороший скелет. Хочешь, покажу?

— Конечно, покажите.

— Пойдем.

Мы вышли из подвала и направились опять по каменоломне из траншеи в траншею прежней дорогой.

Мы шли назад.

Вот и отпечаток ступни игуанодона.

Мы сделали еще несколько шагов и свернули налево в боковую траншею.

Вдали высились какие-то леса из новых, очевидно, совсем недавно очутившихся здесь бревен. Над лесами был сделан дощатый навес.

Я невольно вскрикнул, когда мы подошли к этим лесам.

Я увидел скелет игуанодона.

Я сейчас затрудняюсь, с чем сравнить его позвоночник. Во всяком случае, он был толще тех бревен, из которых вокруг него были устроены леса.

Я обратил также внимание на ребра и кости задних и передних ног.

Они одни только, должно быть, весили десятки пудов.

В вышину скелет достигал десятков аршин. Все в нем приходилось считать десятками.

Это был не скелет — это была какая-то постройка из костей!

И он наверное упал бы, если бы вокруг него не стояли леса.

Леса его поддерживали.

Установлен он был вертикально на задних ногах.

Долго смотрел я на него.

Я думал:

«Вот так ящерица».

Теперь я отлично понимал, почему владелец этого скелета так часто вспоминал об игуанодоне.

Еще бы! Я сам потом не мог забыть о нем долгое время. Даже во сне он мне снился обыкновенно в виде идущего по лесу лягушонка величиной с мельницу.

— И это страшилище, — воскликнул я, — вы говорите, было слабей других тогдашних ящеров!

Старичок покачал головой.

— Нет, он не был слабей их, — сказал он, — но тело его ничем не было защищено и потом, по природе своей игуанодон ведь не кровожадный. Он питался почти исключительно тогдашними растениями.

— А те, другие ящеры?

— Те, вероятно, охотились за ним, как за вкусной дичью.

— А скажите, — спросил я, — почему тогда все животные были хоть немного да похожи на ящериц?

— Не немного, а очень, — поправил он меня. — Ведь в то время суши почти не было. Материки только что показались из-под воды и представляли необозримые болота, заросшие лесами. Первые животные зародились на земном шаре в воде и иле. А ты знаешь, какие животные и теперь водятся в болотистых местах и в воде? Вспомни хоть крокодила. Крокодил, собственно, ближе всех подходит к древним ящерам. Какие же тогда и могли быть животные, как не ящероподобные? Правда, в век игуанодона болота уже начинали просыхать. Но ведь предки-то игуанодона и других ящеров родились и взросли среди болот и озер. А потомки, как тебе известно, имеют всегда какие-либо отличительные особенности своих предков.

— Стало быть, это правда, что мы сейчас с вами находимся на месте древнего болота?

— Да. Однако, не пора ли тебе домой?

Он вынул часы и сказал, взглянув на меня вопросительно:

— Сейчас уже третий час.

А мы обедали в три ровно. Нужно было торопиться. Я распростился с ним и побежал к выходу из каменоломни.

Он закричал мне вслед:

— Завтра приходи опять!

Конечно, я воспользовался этим приглашением.

Потом я бывал у него чуть ни ежедневно. Мы стали с ним большими приятелями.

На прощанье, когда мы уезжали с дачи, он подарил мне свой удивительный аквариум.

Я просиживал, бывало, перед ним целыми часами. Как и он, я тоже пристрастился смотреть «в прошлое».

И казалось мне все правдой в моем волшебном стекле. Я вижу землю, какой она была тысячелетия назад. Вижу ее болотистые равнины и этих ящеров, которые только и могли водиться на этих равнинах.