Помощница Регины Гришиной, пролистав мобильный, продиктовала Кате и Гектору номер Четвергова и с трудом, однако нашла в записной книжке телефон двоюродной сестры Гришиной – Аллы, которая так и не смогла помочь с панихидой по самоубийце. Гектор в ответ снабдил ее координатами капитана Блистанова – справиться насчет организации похорон после судмедэкспертизы.
Они распрощались, и прямо со стоянки Гектор позвонил Четвергову, включив для Кати громкую связь.
– Я разговариваю со Станиславом Четверговым? – спросил он небрежным тоном с нотками превосходства в своем столь изменчивом голосе лицедея. – Полковник Гектор Борщов, спецпредставитель и консультант Совбеза. Я по поводу смерти вашей приятельницы Регины Гришиной.
– Регина скончалась?! – отозвался на том конце мужской голос. – Когда? Что случилось? И при чем здесь Совбез??
– А вы догадайтесь при чем, – совсем нагло парировал Гектор.
Катя отметила, что он просто «плющит» – иначе и не скажешь – свидетеля. Отчего столь агрессивная реакция у Гектора Троянского?
– У меня к вам вопросы возникли в связи с ее гибелью, – продолжал Гектор. – Хочу задать их вам безотлагательно. Вы где сейчас находитесь? В России или за границей?
– Я дома, то есть в России… но я сейчас никак не могу. У нас симпозиум палеоботаников и китайская делегация, я одновременно веду все как модератор и перевожу. Мы так долго ждали ослабления противоэпидемиологических ограничений, чтобы провести наш симпозиум. Я безотлучно при китайцах. Но скажите мне, как… как Регина умерла?! От чего?
– Мы подозреваем суицид.
– Но это невозможно! – запротестовал на том конце Четвергов. – Нет, Регина не могла так поступить.
– Или убийство.
Пауза.
– Еще хлеще. – Четвергов на том конце подал голос. – А где именно она умерла, на даче или в доме на Арбате?
– Это имеет какое-то значение для вас? – жестко спросил Гектор.
– Нет… просто я подумал, что ее дом на Арбате… Нет, конечно же, нет. – Четвергов запутался в словах и внезапно произнес какую-то фразу на певучем птичьем языке. – Это я китайскому коллеге, у нас начинается семинар. Простите, я никак не могу сейчас разговаривать. У нас официальное мероприятие от Академии наук.
– Когда освободитесь?
– Семинар продлится еще два дня. Мы здесь в отеле на Пахре с утра до вечера.
– Палеоботаники? – хмыкнул Гектор. – И вы тоже палеоботаник? Еще один вопрос, и бегите модерируйте – мне нужны координаты подруги Регины Гришиной, той, что приходила на похороны ее сына Даниила.
– Сони? Вы и ее собираетесь допрашивать? Она больной человек. Инвалид.
– Мы сами разберемся. Ее телефон, фамилия, адрес. Полные координаты.
– Предупреждаю, она психически нездорова. Будьте к ней милосердны.
– Ее фамилия и адрес.
– Мармеладова.
– Вы издеваетесь? – ледяным тоном осведомился Гектор.
– Нет, упаси меня боже издеваться над полковником Гектором Борщовым, – усмехнулся Четвергов (Катя поняла, что и тот слышал про Гектора Троянского). – Это ее настоящая фамилия. София Мармеладова. Источник насмешек в нашем общем детстве. Она обитает на улице Дмитрия Донского, хрущевка напротив продуктового магазина, я не помню номер дома. Там один подъезд и квартира налево от лестницы на третьем этаже – шестой номер. А телефоны ее сейчас найду в контактах. – Он продиктовал после заминки с поиском. – Пожалуйста, поаккуратней с ней. Она давно уже больна.
– Палеоботаник. Китаевед хренов. – Гектор втянул воздух сквозь зубы, сбрасывая звонок. – Отшил меня не глядя.
Катя решила пока вопросов насчет Четвергова ему не задавать. Потом.
– Сейчас по мобильному номеру пробью паспортные данные и адрес кузины Аллы. – Гектор набрал текст, отослал, затем сделал звонок, объявив таинственному респонденту даже без «здрасте – до свидания». – В момент чтоб было, позарез, горю! Пока там репу чешут с пробивкой, давайте, Катя, махнем на улицу Дмитрия Донского – глянем на Соню Мармеладову от Достоевского? Она и в романе-то с приветом была, нет?
Катя лишь покачала головой. Она видела – Четвергов, уклонившись от встречи, Гектора взвинтил и раздосадовал. Разозлил! И сейчас Гектор Троянский старается перед ней вовсю. Напор и натиск! Но ее и это радовало. Потому что Гектор сейчас прежний – такой, каким они с Вилли Ригелем впервые узнали его в Староказарменске. Он тогда тоже был подобен вулкану.
Ну а потом Везувий взорвался. И разрушился…
Она не хотела повторения подобного. Так пусть сейчас Троя рулит, как считает нужным.
Однако и на улице Дмитрия Донского, до которой они добрались по пробкам, их ждал горький сюрприз. Гектор моментально отыскал ту самую хрущевку напротив продуктового магазина. И сразу позвонил на мобильный Мармеладовой. Но ему никто не ответил. Тогда он попросил у Кати ее мобильный и сделал новый звонок с другого номера на домашний, и… вызов моментально сбросили. Гектор кивнул Кате и направился к подъезду, код открыл при помощи…
– Клю-ю-ючь! – прошипела за его спиной Катя, не удержавшись. Долг платежом красен, а то!
Он обернулся – несравненная ухмылка, в серых глазах чертики. Он приложил нечто к панели домофона, и дверь открылась, как Сезам.
– Спецоткрывалка для аварийных служб, – объяснил он. – Домофон и замок стандартный, которыми муниципальное жилье снабжают.
Они взлетели на третий этаж. Гектор позвонил в дверь квартиры. Глухо.
– Гражданка Мармеладова, вы дома, мне это известно. Мы из полиции по поводу вашей подруги Регины Гришиной. Откройте!
Они ждали. Тишина.
– Если инфекции страшитесь, мы привитые. – Гектор был близок к капитуляции. – Нам необходимо срочно с вами побеседовать. Ваша подруга мертва.
– Гек, не пугайте ее, если она и правда не в себе и прячется в квартире, – попросила Катя.
Он повернулся и быстро начал спускаться по ступенькам. Когда они вышли, он намеренно очень громко хлопнул железной дверью подъезда и сразу отошел от него к углу дома. Смотрел на окна фасада и страшные застекленные балконы, почерневшие от дождей.
– Вон тот балкон, – кивком указал Кате. – Она в квартире, но нам не открывает. А на балкон выползла на нас поглазеть.
Он помахал балкону рукой. Подождал. Затем они сели во внедорожник. Катя оглянулась на хрущевку.
С балкона сквозь грязное пыльное стекло за ними настороженно и пристально следили – так ей померещилось в тот миг.
В машине Гектор снова втянул воздух сквозь зубы – облом за обломом. И в этот момент позвонил респондент: подоспела подмога с пробивкой номера двоюродной сестры Гришиной.
– Где-где она живет? – переспросил Гектор громко. – В Рузе? Очумела, что ли, баба там жить… Какой домашний адрес, скинь мне в чат. А это еще что? Место работы? Усадьба кого? Долгоногого-Крымского?
На том конце терпеливо поправили:
– Долгорукова! Бывшая база Федерации тяжелой атлетики.
– Кузина Алла штангу выжимает? – Гектор сбросил звонок, поблагодарив доброхота. – Катя, я, конечно, очень извиняюсь, но здесь нам не рады, как видите. Может, удача в Рузе улыбнется? Сгоняем?
– Я думала, мы сейчас поедем в Полосатово к Блистанову, – ответила Катя.
– Мы из Рузы в Полосатово рванем, нам по пути. К вечеру авось еще больше новостей прибавится. И у нас кое-что будет в активе. А то нас прям сейчас все в шею метлой. – Он обидчиво надулся. – Зверствуют, отшивают по-черному.
– Хорошо, Гек, поехали в Рузу. Только вы сначала кузине Гришиной позвоните – мало ли… Сейчас в пандемию не стоит сваливаться людям как снег на голову.
– Да, логично, она и в больнице может лежать. – Он набрал номер. – Я говорю с Аллой Алексеевной Тюльпановой? Полковник Борщов, правоохранительные органы. По поводу вашей родственницы Регины Гришиной – она умерла.
– Пресвятые угодники! – прошелестел на том конце по громкой связи дребезжащий женский шепоток. – Когда?
– Несколько дней назад. Вы сами где сейчас? Дома или на работе в усадьбе?
– Работаю, работаю я. В офисе.
– Чтобы никуда не смели отлучаться, вам ясно? Полиция уже на пути к вам. Покинете локацию – пеняйте на себя.
– Да я ничего… А Регина-то где в морге? А дом? А что с домом ее? Ведь растащут все! Разворуют!
Гектор приказал:
– Сидите ждите!
И они отправились в далекую Рузу. А на горизонте клубились, как горы, черные грозовые тучи, несущие уже не долгожданный освежающий дождь, а грядущий потоп.
В Рузе Катя бывала прежде – ибо местное управление полиции славилось локальным историческим полицейским музеем. Со временем Руза не менялась – уютный, чистенький сонный подмосковный городок с купеческими кривыми домишками центра, выкрашенными в разные цвета, и отреставрированными церквушками. Они миновали главную улицу – рузский променад – и свернули в поля, направляясь к местной достопримечательности – усадьбе Волынщина.
Та представляла собой помещичий дом с флигелями, крашенный в желтый цвет. Усадьбу окружала ухоженная территория и клумбы с астрами. В цветочках деловито рылись пестрые куры. На солнышке на ступеньках грелись бродячие кошки. Один из флигелей пустовал – база тяжелой атлетики не подавала признаков жизни. А над крыльцом другого флигеля висели два флага – желто-полосатый имперский и красный с серпом и молотом.
Они припарковались возле флигеля, Гектор открыл источенную жучком деревянную скрипучую дверь. Коридор, залепленный плакатами, агитационными листовками с выборов, и голоса:
– А моржовое-то мясо в гастрономе? Помню, мать купила, нажарила – вонища! Моржатина, а рыбой пахнет! Я в школу бутерброд притащил. Год, наверное, семьдесят девятый на дворе стоял. Развернул на перемене в классе. Учительница мне сначала говорит: «Кукуев, что за гадость ты принес?» Я пояснил, тогда она: «Вот, ребята, это товарищи чукчи с Севера прислали нам в Рузу подарки, мясо моржа к празднику великой нашей Октябрьской революции». У нас потом в классе все сплошь моржатину жрали. Пионеры! Как вспомню – сразу на душе теплее.
– Да, в Советском Союзе никто не голодал. Хоть моржатиной, да накормлен был. И стоило все копейки. Я помню тоже – девчонка молодая иду со смены, в кулинарию забегу, куплю котлет пяток – восемь копеек цена за штуку!
– Потому что мяса ни хрена в них не было, один хлеб клейкий. Мать потому моржатину и покупала. А батя по субботам в бане самогонку гнал, за сахаром в Москву ездил на электричке. Как талоны на сахар ввели – на «тройник» перешел сразу, на «Тройной» одеколон. В ванной ежели орет: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!», – значит, «тройника» уже полфлакона зафигачил. И тоже стоил копейки в галантерейном! Во житуха была в Союзе, да, Алла Лексевна? Не то что сейчас!
В комнате в разных концах – два стола и два сейфа. На стене портреты царя-страстотерпца, Ленина, Сталина, Ивана Грозного, Иосифа Кобзона и плакаты: «Великий могучий Советский Союз наше ВСЕ», «Не болтай!» и постер Роскосмоса с ракетой, раскрашенной «под хохлому». На столах по старому компьютеру и телефону. За одним столом сидел пожилой краснолицый мужик в камуфляже и фуражке «жириновке», сразу видно – бывший вояка, а за другим – седая женщина в темном полинявшем летнем платье, вязаной кофте, в старых босоножках на танкетке и белых носках.
– Алла Алексеевна Тюльпанова? Спасибо, что дождались. Это я вам звонил. – Гектор взял курс к «женскому столу».
– А вы по какому вопросу? – Мужик напустил на себя суровый и важный вид.
– По уголовному. Криминальному. Вы ее муж, родственник? Любовник?
– Да что вы такое говорите! – воскликнула кузина Алла. – Как не стыдно мне, честной женщине, – такие вещи! Кукуев это, из «Союза Нерушимого». Они у нас угол снимают. А наш офис городского отделения «Партии пенсионеров» у штангистов помещение арендует.
– Нерушимым погулять. Не пререкаться. За дверь. Исполня-я-ять! – Гектор повернулся к мужику в камуфляже.
У того, видно, сработал старый армейский рефлекс – начальство приехало. Кто, куда, зачем, чего – не нашего ума дело. И он убрался за дверь.
– Вы на какой должности функционируете в партии местных пенсионеров, Алла Алеексевна? – деловито осведомился Гектор.
Катя, пока решившая не вмешиваться в процесс допроса, разглядывала кузину Гришиной. Итак, подозреваемая… Та, на имя которой было написано, но не оформлено одно из многочисленных завещаний хозяйки домов в Полосатове и на Старом Арбате. Двоюродным сестрам было обеим за шестьдесят. Но если на фотографиях Регина Гришина в своем черном кашемировом пальто выглядела ухоженной и подтянутой столичной рафинированной бизнес-леди, то ее кузина из Рузы смотрелась обычной провинциальной теткой, распространявшей на весь офис амбре едкого пота пополам с приторной туалетной водой.
– На звонки я отвечаю. Сижу, дежурю сегодня. Платят мне посуточно. С партией каши не сваришь. Я думаю, мне надо другое место искать.
– Так пересаживайтесь к «Нерушимым» на звонки отвечать. – Гектор кивнул на соседний стол, затем подвинул Кате стул, усадил ее, а сам наклонился над ней, опершись руками о спинку.
– Они женщин не нанимают, у них места все заняты. Жлобье. – Кузина Алла недобро усмехнулась. – Визави мой… видели – алкаш алкашом, а ячейкой здешней командует. И доносы пишет на всех во все инстанции. В офис утром захожу – спиртягой разит, брагой, чесноком – хоть топор вешай. А он мне – молчи, типа, не возникай. Проверенное средство от заразы.
– В Советском Союзе-то лучше не в пример было, да, Алла Алексеевна? А вы сами-то моржовое мясо пробовали?
Кузина Алла глядела на них. И Катя внезапно подумала – она совсем не такая, какой пытается казаться. Она подготовилась к встрече после их звонка. И сейчас играет перед ними некую роль. Понял ли это Гектор?
– Что вам от меня нужно? Что с Региной стряслось? Я места себе после вашего звонка не находила, в тревоге, в неизвестности. – Кузина Гришиной теперь пыталась выглядеть обеспокоенной и расстроенной, но получалось у нее не очень.
– Вроде как покончила с собой ваша двоюродная сестрица.
– Повесилась? – быстро спросила кузина Алла.
– Нет. – Гектор внимательно на нее смотрел. – Вы сами когда с ней последний раз виделись?
– Давно… В начале лета. Она меня к себе сама позвала по делу.
– К себе домой? Насчет завещания своего?
– Какое завещание, что вы? Она жить собиралась долго. С такими-то деньгами… Она мне позвонила, позвала. Вещи кое-какие старые мне хотела отдать. Одежду, обувь. У нее все шкафы барахлом забиты. И вещи хорошие, и шерстяные, и фирменные. Отдала мне. Она добрая была женщина. – Кузина Алла неожиданно всхлипнула притворно. – Да что ж это такое… руки на себя наложила… Что, не удавилась она, нет? А как же тогда… Как смерть приняла?
– У нее был нелегкий конец. Значит, в начале лета с ней встречались, да? Но вы ведь ей звонили на ее номер – мы ее мобильный проверили.