Вера, Надежда, Виктория

Глава 2 Надежда Владимировна Семенова 12 октября 2010 года. Москва

Как же она ненавидела московские пробки!

Они и на свежем воздухе не радовали. Здесь же, в тоннеле под Садовым кольцом, они бесили вдвойне. Бесили всем: тупой тратой драгоценного времени, выхлопной вонью в салоне, фильтр по предзимнему времени не справлялся. Даже тем, что теоретически разноцветные автомобили – шедевры современного дизайна – здесь, в желто-ртутной тоннельной полутьме, да еще покрытые липкой московской дорожной грязью, становились одинаково серыми и неприятными. Как какие-нибудь фантастические зверюги из малобюджетного триллера. Пожрали своих хозяев-водителей и не выпускают из чрев.

В этот момент зазвонил телефон.

Надежда схватила сумку и начала вслепую, на ощупь, перебирать ее содержимое. Проще найти иголку в стоге сена, чем трезвонящий мобильный в дамской сумке. Тем более что размеры модного аксессуара были вполне серьезными – куда ж деваться бизнесвумен, которая и выглядеть хочет красиво, и кучу рабочих документов, совершенно необходимых, с собой возит?

Слава богу, звонивший дождался. Видно, очень надо.

Голос был тревожный и, похоже, заплаканный.

– Господи, Вичка? Ты? Что случилось? – испугалась Надежда.

– Нет, Надежда Владимировна. Это я, Маша Смирнова. У нас обыск! Тут такое делается! Я из туалета звоню!

В этот момент связь прервалась – Надеждина маленькая «аудюха» наконец доползла до середины тоннеля.

Семенова нажала на кнопку отбоя и, не выпуская из рук ни руля, ни телефона, сосредоточенно маневрировала в медленно двинувшемся потоке машин. В каждой из них сидел одуревший от трафика водитель. Каждый второй из этих одуревших правдами и неправдами стремился выгадать у соседа десяток-другой сантиметров дороги.

Странное дело, почти спокойно подумала Надежда. Позвони ей Машка на десять минут раньше – за валидол бы схватилась, в сотый раз проклиная эту страну, в которой и жить по-человечески нельзя, и покинуть ее невозможно – пыталась уже. Но сейчас Надеждино настроение – пусть не отличное, однако и не катастрофическое. Потому что велика и могуча теория относительности, разумеется, в ее прикладном, обыденном понимании. Потому что если дочь, будущая железная леди Вика, плачет – значит, с ней случилось что-то ужасное. А если Машка, ее секретарша, прячется от ОБЭПа в офисном сортире – то это, разумеется, очень большая неприятность. Но не сравнимая с любой дочкиной бедой.

Однако теперь требовалось подумать о бизнесе. Да и о себе любимой – тоже.

Нельзя сказать, что незваные гости были еще и нежданными. Наоборот, Михаил Борисович ей четко все объяснил: если Надежда Владимировна не отступится от лакомого заказа – пусть ждет неприятностей на свою фирму. «Кстати, прогресс», – даже улыбнулась Семенова. Неприятности были обещаны на ее фирму, а не на ее голову. На юридическое, так сказать, лицо. Помнится, лет десять назад (или уже одиннадцать прошло?) в похожих обстоятельствах бейсбольной битой грозили ее собственному, то есть физическому лицу.

Вот тогда-то она и психанула.

В считаные дни ликвидировала бизнес, продала, за сколько дали, квартиру и дачу, собрала оставшиеся манатки, схватила Вичку (благо в то время юная дама не была столь самостоятельной) и рванула к бывшему мужу в замечательную страну Америку. Муж, как выяснилось, был совсем не против из бывшего вновь стать настоящим. Надежда, подумав, отказалась: за помощь спасибо, но разбитое старое нет смысла склеивать.

И началась жизнь на другой стороне шарика.

Как же там было спокойно! Вот ведь страна, сделанная для людей, – никаких лишних проблем. Во всяком случае, для тех, кто готов работать и не готов делать революций. Она даже работу себе сразу нашла. По первой специальности, программистом. И активно доосваивала язык.

Однако оказалось – и на понимание этого печального факта ушло меньше года, – что замечательная страна Америка все-таки не для нее. И что описанная классиками ностальгия – явление реальное, физически ощущаемое и в Надеждином конкретном случае непреходящее.

Да и Бабуля ехать в Америку категорически отказалась. А без нее их семья была явно неполной.

В итоге Надежда, удивив очень многих, вернулась.

Вернулась, потеряв бесценную для тысяч страждущих грин-карту, спокойную жизнь в настоящем и спокойную старость в будущем. А приобретя, точнее, возвратив себе после годичного отсутствия беспокойную жизнь постсоветского предпринимателя, с ее необыкновенными бизнес-возможностями и полным отсутствием какой-либо защиты ценностей, заработанных с помощью этих самых необыкновенных возможностей.

Впрочем, теперь Надежда была гораздо спокойнее, чем раньше.

Возможно, потому, что времена стали все-таки чуть более цивильными. А возможно, просто оттого, что она, попробовав альтернативу, из двух зол выбрала явно меньшее. А пока не попробовала – опасалась, что упускает уникальный шанс.

Может, это еще одна причина, почему Машкин звонок, не обрадовав, конечно, не перепугал до смерти. Что ж поделать, страна такая. Пыталась сменить – оказалось еще хуже. Так что будем терпеть и изворачиваться. Не в первый раз.

После тоннеля поток неожиданно пошел бойко. Зато противоположная сторона Садового встала наглухо: Надежда не раз замечала эту повторяющуюся примету.

Она позвонила Маше на мобильный.

Та ответила почти сразу.

– Ты еще в сортире? – спросила Надежда. Легкий стеб для успокоения нестойких бойцов не помешает.

– Да, – ответила секретарша. И почему-то добавила: – В женском.

– Странно было бы, если б в мужском, – усмехнулась начальница.

– Из мужского они всех достали. А в женский ломиться не решились.

– Надо же, какая деликатность! – удивилась Надежда.

В прошлые годы во время масок-шоу на пол клали всех без разбора. И хорошо, если на пол, а то и в грязь могли. Ну точно, цивилизация.

Хотя, с другой стороны, раньше можно было маленькому играть против сильного, используя ресурсы какой-нибудь обычно имевшейся третьей силы. Сейчас, после завершения строительства властной вертикали, третьих сил не осталось вовсе. Да и вторых тоже. Есть только одна, она же главная. И те, кого она давит, если ты не с ней.

Впрочем, и здесь возможны варианты – Надежда никогда бы не влезла в заведомо безнадежное предприятие. Бизнес-романтизм она полностью утеряла еще до своей неудавшейся эмиграции. Так что посмотрим. Может, еще и удивим Михаила Борисовича неожиданным кульбитом.

– А чего забрали, Маш? – уточнила Надежда.

– Ничего особенного, – немного успокоившись, сказала та. – Флешки Татьяна успела вынуть. Они у меня в лифчике. Если полезут сюда, я их в унитаз спущу.

– Ну, ты прямо Джеймс Бонд в юбке, – похвалила верную соратницу Надежда. – Ладно, держитесь. Я уже подъезжаю.

Неподалеку от офиса остановилась и не выходила из авто, пока не сделала все необходимые звонки.

Павел Ефремович огорчил, но не удивил.

– Я же сказал, что они этот конкурс не отдадут, – укоризненно выговорил он. – Зря теряем время и нервы. Сейчас попытаюсь выяснить, но, думаю, прессинг продолжится.

Старый лис тему чуял стопудово. Мог бы помочь – помог бы. Он службу знает. Но по ту сторону работают такие же полковники, как и он сам. Только скорее всего не бывшие, а действующие.

Следующий звонок – Леониду Ароновичу.

Ее адвокат, как выяснилось, уже был на месте. Так сказать, при исполнении. Но тоже ничего утешительного не сообщил.

– Все корректно, все в рамках закона, – вздохнул он. – Никаких омоновцев.

Уже хорошо. Две девчонки – беременные, полноценные «маски-шоу» им на пользу бы не пошли. Хотя, с другой стороны, чтобы выбить их из конкурса, никого не надо ни арестовывать, ни сажать. Достаточно просто на пару-тройку недель заблокировать работу конторы. Потом можно даже извиниться, хотя это уже из области фантастики.

Она поднялась по лестнице – лифт не работал.

У серой пластиковой стойки ресепшена стоял молодой парень в штатском костюме с модным галстуком.

Парень позвал старшего. Тот оказался мужичком лет под сорок, с умными глазами и неподвижным лицом. Всего-то майор.

Хотя Надежда не удивилась бы, узнай, что майор уезжает со службы на «мерсе» стоимостью в свою десятилетнюю зарплату. И едет в свой загородный дом стоимостью…

И что за ерунда лезет в голову уставшей женщине? Как будто кто-то в нашей стране этого не знает.

– Мы уже заканчиваем, – вежливо сказал майор.

– Я вам нужна?

– Сегодня нет, – мягко сделал акцент на первом слове служивый.

Его подчиненные складывали в большие пластиковые мешки изъятые у Надеждиных сотрудников системные блоки и папки с документами.

Да, похоже, Михаил Борисович был прав. Может, и правда отказаться от этого чертова заказа? У нее ведь идет еще несколько относительно мелких поставок. Рыночных, так сказать. А без бухгалтерии и с арестованными счетами их тоже можно потерять.

– Товарищ майор, разрешите в открытую поинтересоваться? – спросила она у старшего.

– Валяйте, – разрешил он.

– А если я откажусь от участия в конкурсе, можно все на месте разрулить?

– Ну, – на секунду задумался майор, – теперь уже вряд ли. Люди работали, мероприятие проведено.

– Понятно, – сказала Надежда.

Тот протянул ей сигарету, вежливо чиркнул дорогой бензиновой, винтажной, зажигалкой.

– Ничего личного, – усмехнулся старший. – Просто работа.

– Да, конечно, – согласилась она, затягиваясь и что-то обдумывая.

Майор протянул ей визитку с координатами. Серьезная – крашенная в массе и с текстурированной поверхностью – дизайнерская бумага. Золотое тиснение. Да еще с золотым обрезом. У него все же неважно со вкусом.

– Чем быстрее свяжетесь, тем проще локализовать, – доброжелательно произнес он.

– Спасибо, – сказала Надежда, забирая визитную карточку.

На ее лице ничего не отразилось.

Но если бы майор знал Надежду так же, как, например, знает ее Бабуля или Вичка, он бы понял: эта дама ему не позвонит. А если и позвонит, то вовсе не с теми предложениями, которые он привычно ожидает.

И хорошо, что не понял. Потому что, если б понял, выбрал бы более жесткий вариант. А в СИЗО даже таким упертым дамочкам нелегко сохранить свои убеждения.