Вера в дьявола в истории религии

Глава 8. Как церковь расправлялась с ведьмами и колдунами

Столетиями весь церковный аппарат был направлен на борьбу с «ведьмами», колдунами и еретиками. Немецкий богослов Игнат фон Деллингер (1799–1890), выступавший сторонником модернизма в церкви, писал: «Как только была основана папами инквизиция и инквизиторы начали в Германии и Франции свои действия, ересь и волшебство начали смешиваться одно с другим. Богословы доминиканского ордена с самым слепым легкомыслием бросились на одно заявление Августина, чтобы измыслить свою теорию о любовных связях между людьми и дьяволами и их побочных детях. Фома (Аквинский. — М.Ш.) сделался в этом деле “оракулом”, и вскоре стало опасным опровергать это мрачное заблуждение»[76].

Фома Аквинский — самый авторитетный в католической церкви богослов (XIII в.) — считал, что «демоны существуют, что они могут вредить своими кознями и препятствовать плодовитости брака». «Демоны, — писал он, — но попущению божию могут вызывать вихри в воздухе, подымать ветры и заставлять огонь падать с неба»[77].

О реальном существовании демонов писали и говорили папы: Иоанн XXII (1316–1334), Иннокентий VIII (1484–1492), Александр VI (1492–1503), Юлий II (1503–1513), Лев X (1513–1521), Адриан VI (1522–1523). Они благословляли костры, на которых сжигали ни в чем не повинных женщин.

«Кто выражал сомнение в действительности ведьм и чародейства или осмеливался обнаружить обман, о том утверждали, что он находится под влиянием злого духа и заслуживает или пожизненного заключения в тюрьме, или смертного приговора... Еще в 1623 году Григорий XV объявил: “кто заключит договор с сатаною (от чего последовало бы увечье или вред для животных или полевых плодов), тот должен быть заключен инквизицией в тюрьму на всю жизнь”...»[78]

Из учения о существовании и «активных действиях» дьявола церковь делала практические выводы, что всех «одержимых» дьяволом, всех «заключивших с дьяволом союз» нужно безжалостно уничтожать. Начиная с XIII и до конца XVIII в. во всех странах Западной Европы католические клерикалы (а со времен Реформации и протестантские) жгли на кострах ведьм, колдунов, еретиков. Средневековые хроники полны сообщений о массовом сожжении ведьм в городах Германии, Франции, Австрии, Италии, Швейцарии, Испании. Особенно массовый характер сожжение на кострах ни в чем не повинных людей (главным образом женщин) приняло в XV–XVII вв.

Приведем некоторые факты[79]. Уже авторы «Молота ведьм» спокойно сообщают, что в одном только городе Равенсбруке «не менее 48 ведьм в течение пяти лет были нами преданы огню»[80]. Далее они пишут, что недалеко от Равенсбрука произошло градобитие. Были арестованы две женщины, их обвинили в том, что с помощью дьявола они вызвали град. «На третий день обе были сожжены»[81].

В Трирской области воспитанник иезуитов Винсфельд в 1587–1593 гг. сжег в 20 поселениях 380 человек. По сообщению Трирской летописи, в двух селениях были оставлены в живых только две женщины. Имущество сожженных конфисковали. Иезуит Эльбуц в 1607 г. уведомляет своего начальника, что в Трире он отправил на казнь по меньшей мере 200 ведьм.

Особенно свирепствовала церковь в Баварии. В графстве Верденфельде с 5 февраля 1590 г. по ноябрь того же года казнили 51 ведьму. В Аугсбургском епископстве с 1 августа 1590 г. по 13 мая 1592 г. было сожжено 68 ведьм («за любовную связь с дьяволом»). В Эльвангене в 1612 г. сожгли 167 ведьм; в Вестерштеттене в течение трех лет — 300; в Эйхштете с 1603 по 1627 г. — 122. Епископ Юлиус, ставший в 1575 г. правителем Вюрцбурга, сжег за один только 1616 год 99 ведьм. При вюрцбургском епископе Филиппе-Адольфе Эренберге (1623–1631), находившемся под сильным влиянием иезуитов, были организованы массовые сожжения ведьм: документы называют по именам 157 жертв. Биограф этого епископа насчитывает 42 костра и 209 сожженных в одном только Вюрцбурге. Среди казненных было 25 детей от 4 до 14 лет, рожденных якобы от связей ведьм с чертом. В числе других были казнены самый толстый мужчина, самая толстая женщина и самая красивая девушка, которая знала несколько языков и играла на разных инструментах. И полноту людей и знание языков инквизиторы относили за счет связей с дьяволом. Всего с благословения епископа Юлиуса было сожжено более 900 человек, с благословения епископа Бамбергского в 1624–1630 гг. — более 600 человек. Среди сожженных были дети 7, 8, 9 и 10 лет. В Зальцбурге в 1678 г. сожгли 97 человек. Во всех этих убийствах самое активное участие принимали иезуиты.

Немецкий историк Шерр в своей книге «История цивилизации Германии» сообщает о страшных зверствах, которые совершали святые убийцы. «Казни, совершаемые разом над целыми массами, — пишет он, — начинаются в Германии около 1580 г. и продолжаются почти целое столетие (еще в середине XVIII в. в Германии сжигали “ведьм”. — М.Ш.). В то время, как вся Лотарингия дымилась от костров... в Падеборне, в Бранденбургии, в Лейпциге и его окрестностях совершалось тоже множество казней. В графстве Верденфельде в Баварии в 1582 г. один процесс привел на костер 48 ведьм... В Браупшвейге между 1590–1600 гг. сожгли столько ведьм (ежедневно по 10–12 человек), что позорные столбы их стояли “густым лесом” перед воротами.

В маленьком графстве Геннеберг в одном 1612 г. сожжены 22 ведьмы, в 1597–1676 гг. — всего 197... В Липдгейме, насчитывавшем 540 жителей, с 1661 по 1664 г. сожжено 30 человек.

Фульдский судья колдунов Бальтазар Фосс хвастался, что он один сжег 700 человек обоего пола и надеется довести число своих жертв до 1000. В графстве Нейссе (принадлежавшем епископству Бреславльскому) с 1640 по 1651 г. сожжено около 1000 ведьм; мы имеем описание более чем 242 казнен; между жертвами попадаются дети от 1 до 6 лет. В то же время в епископстве Ольмютц умерщвлено несколько сотен ведьм. В Оснабрюке сожгли в 1640 г. 80 ведьм. Некий господин Ранцов сжег в один день в 1686 г. в имении в Голынтейие 18 ведьм. По дошедшим документам, в епископстве Бамбергском при населении 100 000 человек сожжено в 1627–1630 гг. 285 человек, а в епископстве Вюрцбургском за три года (1727–1729) — более 200; среди них встречаются люди всех возрастов, званий и пола... Последнее сожжение в огромных размерах было устроено архиепископом Зальцбургским в 1678 г.[82]; при этом жертвой святой ярости пало 97 человек. Ко всем этим казням, известным нам по документам, мы должны присоединить еще по крайней мере столько же казней, акты который потеряны для истории. Тогда окажется, что каждый город, каждое местечко, каждое прелатство, каждое дворянское имение в Германии зажигали костры, на которых погибали тысячи людей, обвиняемых в колдовстве. Мы не преувеличим, если определим число жертв в 100 000 человек»[83].

Другой немецкий исследователь, Кениг, пишет, что, по далеко не полным данным, только в XVI в. по обвинению в ведовстве в Германии было сожжено около 200 тыс. человек[84].

А как обстояло дело в других странах?

С благословения пап и епископов там происходило то же самое. Папа Адриан VI (на папском престоле был в 1522–1523 гг.) опубликовал буллу о ведьмах, адресованную инквизитору района Комо (в Италии). Папа писал, что в Ломбардии появилась секта, члены которой подчинились дьяволу, отвергают католическое учение, топчут ногами крест, наносят вред животным и полям; он дал неограниченные полномочия инквизиторам в этом районе бороться с «союзниками дьявола». Появление папской буллы повлекло новую вакханалию массового сожжения людей. В епархии Комо ежегодно инквизиторы стали сжигать более 100 ведьм.

В Испании первое сожжение по обвинению в колдовстве было в 1507 г.; в том году было сожжено более 30 женщин. В 1609 г. в стране басков было сожжено более 600 человек. Еще в ноябре 1810 г. в Испании сожгли 11 человек по обвинению в ведовстве. В Англии сожжения по обвинению в ведовстве начались в конце XV в., а массовые сожжения — в конце XVI в. В 1576 г. в Эссексе было сожжено 17 человек.

Во Франции в 1285 г. в Тулузе сожгли женщину по обвинению в сожительстве с дьяволом, в результате чего она якобы родила существо с головой волка и хвостом змеи. Вскоре после этого начались массовые сожжения «ведьм»: в 1320–1350 гг. в Каркасоне сожгли 200 женщин, а в Тулузе — более 400. За один только 1357 год в Каркасоне сожгли 31 женщину.

Вольтер писал: «...По всей Франции стоял стон от мучений, которым судьи подвергали во время пыток несчастных идиоток, внушая им, что они ходили на бесовский шабаш, и безжалостно умерщвляя их ужасными казнями. Католики и протестанты были одинаково заражены этим нелепым и отвратительным суеверием под предлогом, что в одном из христианских Евангелий сказано, что ученики Иисуса Христа были посланы, чтобы изгонять бесов. Священной обязанностью считалось подвергать допросу девушек, чтобы заставить их сознаться, будто они спали с сатаной и сатана при этом имел образ козла. Все подробности свиданий этого козла с нашими девицами фиксировались в судебных процессах этих несчастных. В результате их сжигали, безразлично, сознавались они или отпирались, и вся Франция была одной обширной ареной узаконенных убийств»[85].

В Польше католическое духовенство в своей инквизиторской деятельности использовало Устав 1543 г., которым король Сигизмунд предоставил церкви право суда и наказания за чародейство. «Старых женщин, взгляд которых причинял сглаз или которые имели опухшие и налитые кровью глаза, испытывали водой пли сжигали на кострах. Это продолжалось до 1776 года, когда Сейм постановил, чтобы не употреблять пыток и не карать за чары. Однако и после этого случались казни... Официальные суды в Польше также приговаривали ведьм к казням.

И такого рода казни там продолжались долее, нежели где-либо в другом месте. Так, в окрестности Познани по приговору магистратского суда сожжена была женщина, заподозренная в колдовстве в 1793 году»[86].

Жгли епископы в своих епархиях, жгли феодалы в своих поместьях. Приведем один документ — свидетельство жестокости, невежества и фанатизма, воспитанного в людях святой церковью. А. Афанасьев сообщает: «В половине прошлого столетия управляющий имением графа Тышкевича в Литве писал ему: “Ясновельможный пане! С возвращающимися крестьянами доношу, что с Вашего позволения сжег шесть чаровниц: три сознались, а остальные — нет. Две из них престарелые, третья тоже лет пятидесяти, да к тому же одиннадцать дней они просидели у меня под чаном, так, верно, и других заколдовали. Вот и теперь господская рожь в двух местах заломана. Я собираю с десяти костелов св. воду и буду на ней варить кисель; говорят, непременно все колдуны прибегут просить киселя: тогда еще будет мне работа! Вот и господин Эпернетти по нашему примеру сжег женщину и мужчину”»[87].

Хуан-Антонио Льоренте, секретарь испанской инквизиции в 1789–1791 гг., в своей «Критической истории испанской инквизиции» писал, что в 1527 г. две девочки, 11 и 9 лет, сами себя обвинили в ведовстве перед членами Королевского совета Наварры и указали на большую группу женщин, якобы тоже участниц «ведовских шабашей». В результате доноса 150 женщин были привлечены к суду инквизиции как ведьмы. Каждая получила по 200 ударов кнутом и по нескольку лет тюремного заключения[88].

Главный инквизитор Испании (1524–1539) кардинал Альфонсо Манрике, как сообщает Льоренте, предписал, чтобы каждый христианин доносил инквизиции, «если он знал или слышал, что кто-нибудь имел приближенного демона и призывал демонов», «если какой-либо христианин заключил формальный договор с демоном»[89] и т. д.

Историк инквизиции Генри-Чарльз Ли пишет: «Как ни омерзительны подробности преследования, поднятого против колдовства до XV ст., они были только прологом к слепым и безумным убийствам, наложившим позорное пятно на следующее столетие и на половину XVII. Казалось, что сумасшествие охватило христианский мир и что сатана мог радоваться поклонениям, которое воздавалось его могуществу, видя, как без конца возносился дым жертв, свидетельствовавших о его торжестве над Всемогущим. Протестанты и католики соперничали в смертельной ярости. Уже больше не сжигали колдуний по одиночке или парами, но десятками и сотнями. Говорят, что один женевский епископ сжег в три месяца пятьсот колдуний; епископ Бамберга — шестьсот, епископ Вюрцбурга — девятьсот; восемьсот было осуждено, по всей вероятности, за один раз сенатом Савойи.

Вмешательство сатаны через посредство его поклонников составляло тогда такую нераздельную часть убеждений, что, не задумываясь, приписывали этим адским агентам всякое необычайное явление природы. В 1586 г. в Рейнских провинциях запоздало лето и холода держались до июня; это могло быть делом только колдовства, и трирский епископ сжег сто восемнадцать женщин и двух мужчин, у которых исторгли сознание, что это продолжение [холодов] было делом их заклинаний»[90].

Пальма первенства в этих преступлениях принадлежит католической церкви. Однако и служители образовавшихся в XVI в. протестантских церквей с таким же усердием убивали ведьм, так как идеологи протестантства, скрупулезно придерживавшиеся смысла и буквы Библии, были убеждены в существовании дьявола и его козней. «Кальвин объявил даже, что союзы с дьяволом порождают в стране чуму, и в три месяца 1545 г. сжег, казнил мечом, повесил и четвертовал после страшных пыток 34 “виновницы чумы”»[91].

Лютер также верил в существование дьявола. Он повсюду усматривал его злые действия и уверял, что неоднократно видел дьявола. Когда Лютер однажды увидел душевнобольного, он тут же заявил, что это — «дитя сатаны», и велел немедленно бросить его в волу, сказав, что берет грех на себя[92]. «На Лютере, — пишет немецкий историк Фриц Маутнер, — лежит вина за то, что протестантизм не только перенял из католичества химеру сатанизма, но и еще больше укрепил ее в догматическом отношении. Процессы ведьм в протестантских странах, пожалуй, носили зачастую еще более фанатический характер, чем в католических. Костры ведьм находили среди протестантов еще более пламенных апологетов, чем среди католиков. Для Лютера дьявол был просто орудием, палачом божьего гнева»[93].

Об активном участии протестантских церковников в «процессах ведьм» пишут и другие исследователи.

«Реформация, — читаем мы у американского историка Эндрю Уайта (1832–1918), — вначале еще углубила теологическое учение о колдовстве, ибо новая церковь стремилась доказать, что она в своем усердии не отстает от старой. В течение первого века существования Реформации выдающийся лютеранский юрист и теолог Бенедикт Карпцов, хваставшийся тем, что прочитал Библию пятьдесят три раза, особенно отличался своим искусством в доказательствах существования колдовства и своей жестокостью в раскрытии и преследовании его»[94].

Практика убийств «ведьм» и еретиков была перенесена церковниками и в страны Америки. Наиболее ярким свидетельством фанатизма и умопомрачения, которое умели создавать служители церкви своими вымыслами о дьяволе и ведьмах, явилось в США так называемое дело салемских ведьм: большая группа жителей Салема вблизи Бостона была обвинена в ведовстве и связях с дьяволом. Главными вдохновителями и инициаторами этого позорного дела были два кальвинистских священника: Самюэль Паррис и Коттон Мэзер. Сначала в ведовстве обвинили индианку Титуба, служанку в доме священника Парриса, и ее мужа. Их обоих арестовали. Напуганная женщина «призналась», что она — ведьма. Начались аресты других, заподозренных в ведовстве. В числе других была арестована четырехлетняя девочка. Тех, кто отваживался выступить в защиту преследуемых, тут же арестовывали по тому же обвинению в колдовстве. К октябрю 1692 г. на виселице погибло 19 человек и 1 был убит. Еще 55 человек под пыткой признали себя виновными в колдовстве, 150 ожидали суда и 200 находились под подозрением. В числе повешенных был священник Бэрроуз, которого один из главных организаторов этого дела, священник Паррис, считал своим конкурентом, опасаясь, что тот займет его место в приходе. Судья же охотно вынес Бэрроузу смертный приговор за его мужественное заявление, что ведьм не существует[95]. «Фанатизм кальвинистов Коттона Мэзера и других, — пишет председатель Компартии США Уильям 3. Фостер, — принес такие плоды, как “охота на ведьм”, организованная в Салеме (Массачусетс) в 1692 г., когда в течение четырех месяцев 13 женщин и 6 мужчин были повешены за колдовство»[96].

«Ни одна война, ни одна эпидемия не стоила человечеству столько жертв, как это бессмысленное из всех бессмысленных заблуждений человеческого духа»[97]. Последний ведовской процесс в Европе был в 1793 г.

Уже известный нам М. Геннинг пишет: «Такой серьезный и осторожный исследователь, как Росков, в “Истории дьявола” (1869) определяет число жертв этих безумных гонений в 9 миллионов! Была отнята жизнь после страшных телесных и душевных мук у девяти миллионов человек — мужчин и женщин, маленьких детей и слабых стариков, чаще же всего старух; среди них было, конечно, небольшое количество настоящих, преступников, например отравителей; остальные были невинны... Что значат мучения одного распятого на кресте перед муками этих девяти миллионов, сожженных во имя его и во славу святой троицы людей, которым целые месяцы перед этим терзали тела и ломали кости!»[98]

Примерно такие же данные приводит другой исследователь истории суеверий А. Леманн: «Когда “Молот ведьм” достаточно наставил народ, как надо смотреть на чары, а поднятые процессы вселили необходимый страх, то обвинения стали делаться все многочисленнее. Невозможно определить, сколько вообще людей было казнено в течение нескольких веков по подозрению в чародействе, но известно, что в течение одного года в одном только городе это дело велось так широко, что было умерщвлено тысяча человек, а когда прекратились преследования, то в Германии оказались целые округа, в которых остались в живых только по две женщины; при этом надо заметить, что и мужчины далеко не всегда избегали той же участи. Все компетентные в этих вопросах люди единогласно утверждают, что число сожженных ведьм простирается до нескольких миллионов»[99].

Французский писатель Жюль Бессак, выпустивший в 1883 г. книгу «Дьявол», сообщает в ней, что живший в XVIII в. немецкий писатель Христиан Томазий, профессор юриспруденции в Галле, сосчитал, что до начала XVIII в. одни судилища инквизиции перебили 9440000 человек. «Если к тому числу прибавить число лиц морально загубленных (вследствие веры в черта), таких, как бесноватые, конвульсионеры, колдуны, ведьмы и т. п., то сумма жертв человеческих суеверий и предрассудков достигнет громадной цифры», — заключает Жюль Бессак[100].

Большой специалист в области истории религии И. И. Скворцов-Степанов писал: «Древний мир пе знал ничего подобного средневековым процессам о ведьмах. Он еще в очень позднюю эпоху совершал человеческие жертвоприношения... Но таких жестоких жертвоприношений, как костры, на которых сжигались сотни и тысячи ведьм и еретиков, — а это для историка культуры — трансформированные (видоизмененные) человеческие жертвоприношения — таких массовых жертвоприношений древний мир все же не знал... В этих отношениях он уступает пальму первенства христианству»[101].

Сомнение в существовании дьявола или ведьм признавалось ересью и жестоко наказывалось. Вера в дьявола и в ведовство была необходима церкви, так как являлась сильнейшим средством укрепления ее влияния.

Профессор Трирского университета Корнелий Лоос в конце XVI в. усиленно боролся с протестантизмом, но сомневался в могуществе дьявола и колдунов, что и изложил в книге «Истинная и ложная магия». Книга была задержана в печати, рукопись конфискована, сам Лоос брошен в тюрьму. В 1593 г. после выхода из тюрьмы он должен был отречься на коленях перед собранием служителей церкви от своих взглядов, но, несмотря на это, через некоторое время снова попал в тюрьму. По словам самого жестокого его врага, иезуита Дельрио, только смерть спасла Лооса от колесования[102]. Православная церковь (как и другие церкви) активно поддерживала в народе веру в дьявола, чертей и колдунов. Ведовские процессы возникали на Руси уже в XI в. «Летопись отмечает, что в 1204 г. в Суздальской земле были схвачены волхвы и “лихие бабы” и преданы смерти через сожжение. Их обвинили в том, что они — виновники постигшего Суздальскую землю неурожая... Духовенство поддерживало в народе веру, будто колдуны и ведьмы способны на поступки, враждебные христианству, и требовало жестокой расправы с ними»[103].

Служители православной церкви (как и служители всех других церквей) преследовали не только лиц, обвиненных в «сношениях с нечистой силой», но и тех, кто высказывал сомнение в существовании ведьм и чародеев. А. Афанасьев пишет: «Тотчас же после крещения Русской земли дела о волшебстве уже подлежали рассмотрению духовной власти. Обычною карою за эти преступления было сожжение. В 1227 г., по сказанию летописи, в Новгороде “изъжогша волхов четыре”. По свидетельству Никоновской летописи, волхвы были приведены сперва на архиепископский двор, а потом уже преданы на сожжение на Ярославском дворе. “Христианские пастыри, — свидетельствует далее Афанасьев, — не только скрепили своим авторитетом старинное мнение о связи чародейства с нечистой силой, но и придали этому мнению более решительный характер”»[104]. Они утвердили в народе веру в то, что колдуны и «ведьмы» «заключают договор с нечистой силой», скрепляемый их кровью. Они превратили преследование заподозренных в колдовство и связях с дьяволом в благочестивое, религиозное дело.

В 1411 г. в Пскове вспыхнула эпидемия чумы. И сразу же были сожжены 12 «ведьм» (их обвинили в том, что они вызвали болезнь). В 1442 г. в Новгороде произошло массовое сожжение и потопление людей, обвиненных в волшебстве. При Иване Грозном сожжения происходили часто. Грозный использовал обвинение в колдовстве и в политических целях, «чтобы придать своей кровавой практике видимость обоснованности»[105]. «При царе Алексее старицу Олену сжигают в срубе, как еретицу, с чародейскими бумагами и кореньями... В Тотьме в 1674 г. сожжена была в срубе и при многочисленных свидетелях женщина Феодосья по оговору в порче». Перед казнью она заявила, что никого не портила, а поклепала на себя при допросе, не стерпя пытки[106]. Современник царя Алексея — Г. Котошихин в своих записках сообщает: «Жгут Живого за богохульство, за волховство, за чернокнижничество»[107]. Даже в Уставе Воинском Петра I (1716 г.) мы читаем: «...Все идолопоклонство, чародейство (чернокнижничество) наикрепчайше запрещается... И ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть». К этому документу дается следующее толкование: «Наказанием сожжения есть обыкновенная казнь чернокнижцам, ежели оный своим чародейством вред кому учинил или действительно с дьяволом обязательство имеет. А ежели ж он чародейством своим никому никакова вреда не учинил и обязательства с сатаною никакова не имеет, то подлежит, по изобретению дела, того наказать другими вышеупомянутыми наказаниями, и притом церковным покаянием. Кто чародея подкупит или к тому склонит, чтобы он кому другому вред учинил, оный ровно так как чародей сам наказан будет»[108].

Казни «колдунов» и «ведьм» организовывались духовенством, дела о волшебстве подлежали исключительно ведению епископских судов, массовые сожжения происходили под непосредственным руководством епископов[109].

Осуждение на сожжение за колдовство имело место и в более позднее время. Русский государственный деятель и историк В. Н. Татищев, возвращаясь в 1714 г. из Германии, заехал в г. Лубны (на Украине), где находился в то время фельдмаршал граф Шереметев. Здесь он узнал, что некая женщина за «чародейство» приговорена к сожжению. Женщина эта «с пытки» призналась в том, что «в сороку и дым превращается». По просьбе Татищева Шереметев разрешил ему побеседовать с осужденной. Встретившись с нею, Татищев, как он сам сообщает, убеждал ее отказаться от нелепого признания. Однако она продолжала утверждать, что обвинение ее в ведовстве справедливо, так как «лучше хощет умерть, нежели отпершись еще пытанной быть». Только после «твердого уверения», что она в случае откровенного сознания не только не будет сожжена, но и «пытана не будет», несчастная призналась, что «ничего не знает, а чарование ее состояло в знании некоторых трав и обманах». По ходатайству Татищева приговор был отменен, а женщина сослана в монастырь[110].

Отдельные случаи сожжения по обвинению в ведовстве происходили и в более позднее время[111]. В 1738 г. в селе Гуменец на Подолии распространилась моровая язва. Чтобы «отвратить» болезнь от села, его жители предприняли ночью крестный ход по своим полям. В это время у жителя соседнего села Михаила Матковского пропали лошади. Ночью он отправился на поиски и наткнулся на крестный ход. Участники крестного хода решили, что «неизвестный им человек, ходящий ночью по полям с уздечкой, есть не что иное, как олицетворение моровой язвы». Его избили и полумертвого оставили на земле. На следующий день жители села Гуменец отправились в деревню, где жил Матковский, связали его и повели в свою деревню; там били и требовали, чтобы он признался в своей вине по поводу моровой язвы. «Затем явился священник и, исповедовав Матковского, заявил: “Мое дело заботиться о душе, а о теле — ваше. Жгите скорей”. Устроили костер и несчастного сожгли»[112].

Некоторые православные церковные иерархи (например, архиепископ новгородский Геннадий) смотрели с завистью на кровавую деятельность католической инквизиции в странах Западной Европы: в России по было такого массового, организованного, длившегося столетиями истребления ведьм, какое организовали католическая, а затем и протестантская церкви в странах Западной Европы. Массовое истребление церковью людей, обвиненных в связях с дьяволом, имело место главным образом на грани Средних веков и Нового времени. И. И. Скворцов-Степанов писал, что это было время, «когда общество охватывалось быстрыми и глубокими сдвигами, расползалось по швам, утрачивало под собой твердую почву»[113]. Зарождавшиеся капиталистические отношения «выбивали человеческую жизнь из средневековой колеи... Куда ни посмотрим, повсюду в эти столетия мы увидим крушение того, чем жило средневековье и что оно тащило от древности»[114].

Массовые народные движения, ереси, развитие научной мысли — все это расшатывало феодальный строй и его важнейшую опору — церковь. Инквизиция и костры, на которых жгли сотни тысяч ведьм, были одной из форм самозащиты феодального общества.

Запугивание кознями вездесущего дьявола, страшные пытки инквизиции, моральный гнет — все это служило одной цели — укреплению позиций существующего строя. Кроме того, ведовские процессы приносили большие материальные выгоды церкви, и это явилось не последней причиной ее безумной дьяволомании: представителям властей, судьям, доносчикам и палачам полагалась значительная доля имущества обвиняемых. Зловеще звучали слова каноника Лооса: «Ведовской процесс — это новая алхимия, это искусство превращать человеческую кровь в золото».

Писатель, философ и врач Агриппа Неттесгеймский (1486–1535) так характеризовал деятельность инквизиторов: «Эти кровожадные коршуны выходят за пределы своих полномочий и врываются в сферу обычных судов, когда они претендуют на право судить поступки, которые вовсе не являются ересью... Но инквизитору необходимо превратить телесную кару в денежную. Вот почему инквизиция имеет среди несчастных, попадавших в ее сети, много таких, которые платят ежегодную подать, для того чтобы их не обвинили снова»[115].

Нужно отметить, что небольшая часть женщин, привлекавшихся к суду по обвинению в связях с дьяволом, в результате страшных пыток, которым они подвергались, и уродующего влияния церковного воспитания начинали действительно верить в свою связь с дьяволом. Укоренившуюся в сознании широких народных масс древнюю веру в домовых, леших, чертей церковь использовала как основу для создания образа дьявола, от которого в любой момент можно ожидать всего самого плохого. Это наряду с тяжелыми жизненными условиями и крайне низким культурным уровнем (особенно женщин) способствовало созданию определенного ненормального психического состояния у людей.

Некоторые исследователи (например, французский историк Мишлэ[116]) считают, что в средневековой Европе среди наиболее угнетенных и задавленных слоев населения, главным образом среди крестьян (особенно среди крестьян, живших во владениях духовенства, где тяжелый феодальный гнет сочетался с гнетом духовным), а также среди женщин, вера в дьявола зачастую принимала характер культа сатаны. Сторонники этого культа собирались на свои собрания, а некоторые женщины считали себя колдуньями. В церковной литературе содержится много рассказов о «шабашах ведьм», о том, как женщины вылетают на метле на эти собрания, о том, какие оргии там совершаются, и т. д. Но признания «ведьм» об их участии в подобных собраниях и «шабашах» не заслуживают никакого доверия, так как они сделаны под пытками инквизиции.

Несчастные жертвы церковного изуверства не только признавались в связях с дьяволом, колдовстве, своем участии в шабашах «ведьм», но и оговаривали многих других, таких же невинных, как и они сами.

Сожжение «ведьм» церковь превратила в благочестивое зрелище. Стефано Инфессура, секретарь римского сената конца XV в., в своих записках «Дневники о современных римских делах» сообщает: «Тогда же (июль 1424 г.) была сожжена ведьма Фаничелла, так как она дьявольским образом многих людей испортила и околдовала многих лиц; весь Рим сбежался смотреть на зрелище»[117]. Устраивая подобные «зрелища», церковь убеждала, что спасает мир от дьявола и его слуг.