Вера воды

Сезон 5. Чужие дни

Я больше не ощущаю себя в своей собственной чешуе. Я запутался и не могу найти выход, хотя все двери для меня открыты. В любое время я мог бы примкнуть к Язычникам, да вот только понимаю, что их идеология отчужденности от нашей Нэро смотрится несколько фальшиво и наигранно. Они делают вид, что остаются независимы от Веры воды, от Нэро и от её учений. Однако до сих пор хранят и продолжают находить всё больше и больше писем от нашей погибшей богини. Казалось бы, как только они отреклись от Пакса, они также отреклись от праведной жизни. Но это совсем не так. Они просто сменили объект поклонения, но своей душой остались верны Нэро.

Я думал, что Язычников не терзает собственное прошлое. Но они точно такие же марры, как и мы. Чем мы отличаемся друг от друга кроме разных оттенков чешуи и роста? Мы верны одним идеалам и предрассудкам. Мы все одинаково любим смотреть в прошлое, извлекать из него какие-то выводы, либо лишь ещё больше загоняться в бездонную пучину самокопания. Да и что уж греха таить, даже наша Нэро не смогла совладать с искушением дать себя поглотить собственному прошлому. А жалкие марры, вроде нас, и подавно будут озираться назад, в прежнюю жизнь, даже если все у них идет хорошо.

Так же и я не способен совладать с собственным прошлым. После смерти моей дорогой Фифиан, почти каждую ночь я начал видеть один и тот же странный сон, но я не решался рассказать о нем вам ранее. Пожалуй, опишу его в этой записи.

Я засыпаю, и весь окружающий мир становится темным. Исчезают краски и тона, обесцвечивается любая цветная растительность, и всё погружается в бесконечную темноту. Но в этой темноте внезапно проблескивает светящаяся синяя точка. Этот маленький огонек держится очень стойко, и темнота не имеет над ним власти. С какого-то момента, меня, как наблюдателя в собственном сне, начинают окружать различные голоса. Голоса звучат отдаленно, и из-за этого совершенно невозможно расслышать хоть одно слово. Порой мне кажется, что они говорят несусветную чушь, но чем дольше я пытаюсь в них вслушаться, тем они становятся ближе и громче.

В определенный момент я понимаю, что голоса накладываются друг на друга, и тогда, когда уже можно хоть что-нибудь расслышать, я всё равно не могу разобрать и одного слова. Речь каждой невидимой марры переплетается с другой, а этих речей становится столько, будто бы на публичном заседании каждая марра решила высказать свое мнение на счет нынешней политической ситуации.

Так продолжается некоторое время. Синее свечение начинает становится всё больше и больше, и в итоге просто пропадает с поля зрения. Темнота его захватывает, и неразборчивый гул из различных голосов исчезает вместе с ним. Пару минут я нахожусь в чистой, абсолютно тихой темноте, пока ко мне не обращается один единственный женский голос. Чистый голос чистой марры.

— Анарел… ты забываешь о себе. Неужели ты думаешь, что ты можешь совладать с собой, когда вокруг тебя происходит так много плохих вещей? Неужели ты думаешь, что протянешь так долго без надлежащего тебе отдыха? Ты берешь слишком много на себя, и это твой единственный порок. Расслабься, слейся с океаном, стань самой водой и обрети спокойствие. Ничто не имеет значения, Анарел. Ты постоянно думаешь, что будет с тобой и окружающей тебя действительностью в будущем, ты постоянно думаешь об утраченных тобой возможностях, погружаясь все дальше и дальше в пучину своего прошлого. У тебя нет будущего, Анарел. У тебя нет даже твоего настоящего. Ты потерял самого себя в тщетных попытках обрести свое счастье. Но всё поправимо, и каждую марру можно простить. Так почему бы тебе не простить самого себя? Разве ты не понимаешь, в чем заключался главный смысл Веры воды, что теперь искажен новыми трактовками?

Синий свет разгорается с небывалой скоростью и силой. Он захватывает каждый сантиметр пространства, искореняет всякую неизвестность и темноту. Вновь везде и отовсюду возникают сотни сплетающихся голосов. В этот момент сна я осознаю, что слышу вовсе не голоса марр. Я слышу единый голос самого океана. Пока я нахожусь в замешательство от этого факта, сон рассеивается, и я просыпаюсь. В этот момент я понимаю, что ночь уже сменилась днем, и мне пора выходить из своего дома или палатки на службу нашей Нэро или для построения около разбитого лагеря.

Я не уверен, нормально ли то, что этот сон повторяется из раза в раз. Одно время я верил в то, что этот сон мне посылала сама Нэро, однако тогда, когда я понял, что она мертва, я больше не мог найти иного объяснения причине его возникновения. Каковы шансы на то, что это со мной говорит мое собственное подсознание? Что ты думаешь, мой дорогой друг?

У Прокула есть правитель, Инимикус. Это стало для меня открытием, ведь ранее я думал, что в этом городе власть находится в руках духовных деятелей и церкви, подобно Паксу. Похоже, именно он в ответе за всё то, что происходило в нашем городе, когда Язычники пытались заполучить гроб Нэро. Об этих событиях, кстати, не знал даже сам Еретик.

Во время нахождения в своем временном жилье (общежитии для мигрантов из Пакса, если быть точнее), мне пришло письмо, адресованное мне ассистентом Инимикуса с просьбой прийти к нему в ближайшее время. Это предложение меня очень заинтересовало, да и правда говоря я хотел отдалиться от суеты и неопределенности жизни, занявшись каким-нибудь делом. Потому в тот же день я решил ответить на просьбу Инимикуса, и заявился в штаб Прокула.

На входе, подобно высшим стражам, стояли двое хилых стражников, что сначала не пропустили меня внутрь штаба, и оказался я внутри только тогда, когда я показал им полученное мною письмо с подписью ассистента Инимикуса. И даже так они сопроводили меня недовольным взглядом, думая, что я способен совершить какое-нибудь преступление. Но даже если бы я и задумал осуществить нечто подобное, я уверен, что такая важная личность, что живет в самом центре города в своем личном штабе, под стать своему статусу защищена.

Я поднялся на указанный в письме этаж, и проплыл в комнату, соединяющую приемную и кабинет самого Инимикуса. В приемной сидел уже упомянутый ассистент.

— Вы… — с удивлением поднял голову ассистент.

— Анарел.

— Да… да, конечно. Я не думал, что вы навестите нас так скоро. Пока что господин Инимикус занят приемом другой марры, так что вы можете подождать своей очереди в коридоре. Не уходите далеко, пожалуйста.

Я выплыл в коридор, и начал тонуть в своих мыслях и душевных терзаниях. Но тут же звук проплывающей мимо марры вернул меня в этот мир. Я посмотрел по сторонам, и внезапно моё сердце пропустило один удар. Из кабинета Инимикуса выплывал Волла.

Он не заметил меня, но я заметил его, хоть и успел разглядеть лишь его спину. По его необычной окраске чешуи я его и опознал. Значило ли это то, что Язычники планируют нанести новый удар по Паксу незамедлительно? Ах, были бы средства для того, чтобы мне вернуться на пост высшего стража… Погибнуть около святилища Нэро гораздо приятнее, чем погибнуть на чужбине.

Я вернулся в комнату ассистента, и он любезно пригласил меня проплыть в кабинет Инимикуса. Я замешкался, но менять свой выбор было уже слишком поздно, и я всё-таки встретился с правителем Язычников.

На фоне Инимикуса я выглядел как самая обычная бездомная марра, даже несмотря на моё оставшееся от нашего похода обмундирование. Его чешуя переливалась от света электрической лампы, а его серые глаза выдавали в нем заинтересованность во мне, как в его госте. Он был одет изысканно, и, как я могу судить, он носил на себе мех аагатов, редких земноводных существ, селящихся на сухих скалах. Плавники у него были растопырены, будто бы он был очень взволнован.

— Высший страж Анарел? — спросил он, окинув меня взглядом.

— Я. Вы хотели видеть меня, исходя из письма вашего ассистента.

— Не так скоро… — сказал он с удивлением. Неужели у Язычников принято откладывать время официальных встреч?

— У вас есть ко мне какое-то дело?

Инимикус не спускал с меня взгляда. Я ощущал себя не в своей тарелке, и был будто бы беспомощным кумиком, которого вот-вот спустят на мясо. Однако никакой видимой опасности, по крайней мере, на данный момент, я разглядеть не мог. Разве что «мертвый свет» в лице электрической лампы меня очень сильно тревожил. Меня вообще начали тревожить все технологии после того, как отряд Лантана был пойман без особых усилий при помощи разработок Язычников.

— Я бы хотел с тобой поговорить об одной важной вещи. Скажи мне, хотел ли бы ты вернуться к себе на родину?

— Конечно хотел бы. Но нынешняя ситуация навряд ли мне позволит это сделать. Сами, наверное, понимаете…

Я держался стойко, с расправленными плечами. Я пытался не выдавать свой страх перед главным врагом Пакса. В каждом его слове я пытался разглядеть подвох и ловушку, которую нельзя было просто так заметить. Вопрос о том, хочу ли я вернуться в Пакс, ненадолго заставил меня подумать о том, что Инимикус решит отослать меня обратно в мой город. Но эта дерзкая мысль сразу же улетучилась, как только Инимикус продолжил свою речь.

— Отлично, тогда ты согласишься помочь нам в одном плевом дельце. Мы знаем о том, что ранее ты хранил покой нашей Нэро, пока не отправился в военный поход вместе с другими высшими стражами. Тебе стоит посодействовать нам, и помочь Прокулу отнять у неверных то, что принадлежит ему.

— Я не совсем понимаю, о чем вы…

Я, конечно же, всё понимал. Инимикус тоже догадался, что я всё понял ещё с первого раза, но ради приличия решился уточнить одну мрачную деталь.

— Как только ты вернешься на пост, через несколько дней ты поможешь нам вынести гроб Нэро из святилища, и передать его в руки нашим доверенным лицам. За эту работу Язычники тебя очень щедро наградят, и более того, врата Прокула будут для тебя всегда открыты. А если ты захочешь, ты и вовсе можешь продолжать охранять покой нашей падшей богини, но уже на территории Язычников…

Я не хотел слышать подобных слов, и мне пришлось перебить Инимикуса.

— Я не могу позволить вам этого сделать. Нэро, какая бы она ни была, останется там, где решила найти свое упокоение ещё при жизни.

Инимикус удивился моему ответу, и ещё больше растопырил плавники. Я начал поддаваться его влиянию, но оставался чист в своих намерениях.

— Очень дерзко то, что вы позволяете себе отказать Язычникам в такой простой просьбе. Я ведь не прошу вас о чем-то слишком сложном. Моя просьба вполне выполнима, и я не вижу причин, чтобы в ней отказывать.

— Меня настораживает ваша решительность в этом вопросе. Я думал, что Язычники самодостаточны, и им не требуется ничья помощь. К тому же вы довольно рискуете, прося меня, как недавнего высшего стража Пакса, услужить вам, и пойти против моего собственного родного города, где я вырос, обучился, и завел семью.

— По всей видимости ты нам не доверяешь. Может быть, у тебя к нам есть некоторые вопросы?

— Всего лишь один вопрос, господин Инимикус. Для чего вам, Язычникам, нужен гроб нашей Нэро? Разве она не мертва?

Правитель Прокула посмотрел на часы, стоящие на столе. Он не очень-то спешил, и потому решил открыть мне один секрет.

— Ещё как мертва. И именно это самое ужасное в нашей ситуации. Ты знаешь о таком городе, как Биимун?

Не без боли я вспомнил о своем казненном напарнике. Затем вспомнил о Фифиан.

— Я слышал кое-что о Биимуне, но не уверен, что располагаю всей известной Язычниками информацией.

— Это не страшно. Большинство экваториальных марр знают не так много об окружающем их мире. Винить в этом стоит только ваше правительство в лице архиереев и Веры воды… Но я отдалюсь от повествования. Ты наверняка слышал легенду о том, что Биимун разразило страшное землетрясение из-за того, что марры этого города поклонялись всем созерцателям, а не только одной лишь Нэро.

Я подтвердил его слова.

— Это не правда. Биимун действительно был уничтожен подводным землетрясением, но произошло это ужасное событие не потому, что жители города кроме Нэро почитали и иных созерцателей, а потому, что где-то в пучине вод проснулся настолько большой живой организм, что своей деятельностью он способен вызывать стихийные бедствия. Грубо говоря, Биимун был уничтожен по чистой случайности.

Инимикус выждал определенную паузу, чтобы я переварил полученную информацию, и продолжил рассказ.

— Этот организм, по некоторым данным, является первым творением Нэро в сфере создания жизни, и в него она вложила огромное количество своих собственных сил. Возможно, это прозвучит слишком дерзко, но скорее всего он был её самым любимым творением, раз она дорожила им настолько, что даже запрятала его где-то далеко под толщей океана подальше от нашего взора.

— Это всё звучит довольно глупо. Я полагал, что любимые творения Нэро — марры. Почему же в таком случае она решила провести весь остаток своей жизни в нашем обществе, а не около своего первородного создания?

— Весьма интересный вопрос, — Инимикус усмехнулся, но добродушный вид его лица сразу же попал. — Это создание было и есть её и нашим единственным шансом на спасение, если на нас нападет какая-либо напасть, пришедшая из внешнего мира. Мира вне океана.

Я посмотрел на Инимикуса вопросительно.

— Жрица Нэро по своему существу была самым добрым, самым снисходительным созерцателем. Чего уж тут говорить: она всегда пыталась загладить конфликты между другими созерцателями, залечивала раны погибающих богоподобных существ, обуздала ярость Янхена и всегда была пацифисткой настолько, что не могла хоть кому-либо принести вред. Однако не все созерцатели разделяли её взгляды. Именно та первая созданная ею сущность охраняла наши целебные воды от покушений на их уничтожение, ибо врагов у Нэро было столько же, сколько было у нее и друзей.

— Даже если так… — начал я свое рассуждение, — Что могло послужить тому, что эта «изначальная сущность» вдруг решила уничтожить Биимун? По мне так всё правильно. Марры этого города могли поклоняться врагам нашего океана, за что они и поплатились… Но в этом всём от начала и до конца я глубоко сомневаюсь.

— А вот это — самый интересный аспект истории. Язычники предполагают, что вместе со смертью Нэро погибла и память того существа. Скорее всего оно забыло о своем предназначении, и нынче находиться не в самом благоприятном расположении духа. Теперь, по неизвестной даже нам причине, оно начало ненавидеть всех марр, и желает нам одной лишь только смерти.

Я не верил ни одному слову Инимикуса. Он не произвел на меня никакого впечатления, пока рассказывал эту историю. Сведения о существования некоего «изначального существа» действительно встречались на рассвете создания общества писцов. Однако все мифы о нем были давным-давно развеяны, и подверглись строжайшей критике со стороны множества марр.

— Ты мне не веришь, Анарел. Я вижу это по твоему лицу. Может быть архиерей Лантан всё ещё остается для тебя персоной, которой стоит доверять больше, нежели чем Язычникам?

Внезапно Инимикус подплыл ко мне, и посмотрел прямо в глаза, будто бы выискивая в них что-то. Я тут же от него отстранился, и он снова ухмыльнулся.

— Я не верю ни вам, ни ему. Но архиерей Лантан, по крайней мере, лгал мне гораздо меньше, нежели сейчас лжете мне вы.

— А вот это мы сейчас и узнаем напрямую из его уст. Честно говоря, все экваториальные марры меня очень забавляют своим скептицизмом. Поверить кому-то кроме вашей Веры воды вам представляется невозможным. Отсюда и выходят все ваши беды. Не был бы Лантан в заточении, если бы обладал разумом и логикой.

С этих слов я понял, что архиерея Лантана уже вызволили из ловушки и перевели в тюрьму, где он остается по сей день. А это могло значить лишь то, что каждый высший страж отрекся от Веры воды и перешел на сторону Язычников, и у Лантана больше нет никакой поддержки даже в тюрьме.

Вместе с Инимикусом и его личной охраной в количестве четырех марр, мы направились в одну из тюрем Прокула. Обстановка внутри тюрьмы была очень мрачной, везде было тускло и ничего не видно. Электричества здесь быть не могло. В конце концов мы подплыли к одной из камер с металлической дверью.

— Эй! Ты в сознании, урод? — грубо спросил один из охранников, постучав по этой двери. Я хотел тут же ударить в лицо этого охранника, но смог сдержать свой пыл.

Спустя пару секунд Лантан изнуренным голосом ответил, что не будет говорить с Язычниками ни при каких условиях. Тогда Инимикус попросил меня обратиться к нему самостоятельно. Услышав мой голос, Лантан взбушевался, и назвал меня последним предателем и врагом Веры воды. Не обошлось и без оскорблений о том, что я, подобно Язычникам, отрекся от идеалов Нэро, и предал и её.

В дальнейшем он успокоился, но продолжил называть меня предателем.

— Архиерей Лантан, неужели «изначальное существо» всё таки есть в нашем океане? — спросил я с горечью. Я действительно сопереживал ему.

Лантан долго молчал, и я повторил свой вопрос. Инимикус находился рядом со мной, находясь в предвкушении откровения Лантана.

— Вера воды отвергает его существование, — скупо ответил Лантан, очевидно что-то недоговаривая.

— Архиерей Лантан, — внезапно вмешался Инимикус, от чего я даже расслышал, как Лантан издал напуганный звук, — Согласитесь ли вы на взаимную выгоду? Вы рассказываете Анарелу правду об этом существе, а я в свою очередь даю вам возможность умереть с чистой совестью. Вы будете казнены вместо того, чтобы просидеть в этой камере остаток своей никчемной жизни.

Я был ошарашен этим предложением, и думал, что Лантан не согласится. К моему огромному удивлению, он всё таки принял сделку. Я начал отговаривать их обоих от заключения своеобразного предложения, и даже поклялся тем, что отныне свято верю каждому слову Язычников, но моё мнение было не в почете.

Камеру отворили, и я заплыл внутрь. Затем её снова закрыли, чтобы Лантан не успел выплыть из неё. Но, как я понял, это было сделано лишь для галочки, ведь Лантан был скован цепями, и не мог даже пошевелится. Он неподвижно лежал на холодном полу, и смотрел на меня искоса то ли с ненавистью, то ли с грустью.

Его морили голодом долгое время. Он весь исхудал и побледнел, от прежнего героизма не осталось и размытого следа. Было совсем очевидно, что он успел смириться со своей участь, но новость о том, что теперь его могут казнить, его не на шутку обрадовала. Я даже не могу представить, что могли с ним сделать для того, чтобы он был рад своей смерти.

— Анарел… ты глупец. Глупец.

Его голос пугал меня. Было чувство, будто он держится на последнем издыхании.

— Простите меня, архиерей Лантан. Я больше не мог быть причастным к Вере воды. Я склонился перед Лантаном, раскаиваясь ему во всех собственных грехах. На заявления о том, что я предал свою собственную родину, родной океан и нашу Нэро я просто молчал, не осмеливаясь перечить марре, что сводила концы с концами. Мне пришлось молча согласиться с этими и многими другими вещами.

— Архиерей Лантан… я искренне раскаиваюсь перед вами. Но ведь абсолютно всех членов нашего похода теперь завербовали Язычники. Не я один перестал следовать путям Веры воды.

— Глупец… — в очередной раз повторил Лантан, и замолчал. Спустя минуту он внезапно вспомнил о том, почему я нахожусь возле него, и решил всё таки рассказать об этом изначальном существе. Пусть и с необыкновенной обидой на весь океан.

Лантан поведал о том, что изначальное существо и правда может существовать. Вера воды неспроста скрывала факт его существования для того, чтобы не поднимать общественный резонанс, и лишний раз не тревожить марр. Изначальное существо может находиться где угодно, и точное его местоположение не выявлено абсолютно никем. Кроме того, никто и никогда его не видел кроме нашей Нэро, которая древним маррам рассказывала об этом существе. Лантан подтвердил и информацию о том, что Биимун мог быть разрушен этим существом, и есть огромный риск того, что в дальнейшем и Прокул, и Пакс будут также разрушены.

Это вселило в меня ужас, но я немного успокоился, вспомнив, что Биимун пал очень много сезонов назад. Настолько много, что никто и не знает, когда именно. Но опасаться действий того существа всё ещё нужно.

Однако по сравнению с этой полученной информацией, в дальнейшем меня ужаснуло кое-что более… страшное. Когда я убедился в достоверности этой информации, мне запретили выходить из камеры. Я не понял, в чем дело, пока в прямоугольное отверстие не просунули нож-культро.

— Казнь должен исполнить ты. Язычники не будут мараться кровью грязной марры. Если откажешься от исполнения казни, будешь обречен на пребывание в этой же камере до конца своих дней, — холодно произнес Инимикус в ожидании моих действий.

Здесь-то Язычники и показали свой истинный нрав. Наконец я угодил в их умело-сооруженную ловушку, будто был самым безмозглым кумиком во всем океане.

Инимикус приказал мне произвести казнь, но он совершил глубокую ошибку, отдав мне лезвие-культро. Подняв лезвие с пола, я подплыл к Лантану, и начал перепиливать его оковы. Я не собирался всерьез его убивать, но за считанные секунды выдумал хитрый план по его вызволению из этой темницы.

— Сейчас я перережу вам оковы, лежите смирно. Я сделаю вид, что убил вас, но на самом деле вы останетесь живы. Я нанесу себе несерьезную рану, и мою кровь сочтут за вашу, выпустив меня наружу. Когда охрана войдет в камеру, я попытаюсь напасть на них сзади, вогнав им лезвие в жабры. Я справлюсь со всеми ними, ибо я, как бывший высший страж, точно превосхожу рядовых охранников по силе. От вас лишь требуется молчать и притворится мертвым, — едва слышно произнес я. Я считал этот план очень умелым и удачным, но не учел одной мелочи. Лантан едва ли хотел жить в том позоре, которого он был удостоен после нападения на Прокул.

Пока я перепиливал оковы, Лантан мне всячески мешал и пытался издать хоть какой-то звук, но я зажимал его рот свободной рукой, от чего охрана и Инимикус слышали лишь его бессвязное возмущение. Я не понимал, для чего Лантан пытается мне помешать, и всячески уговаривал его замолчать. Когда же оковы были перепилены, я уже было хотел провести по своей руке лезвие-культро, но тут архиерей совсем вышел из себя. Несмотря на то, что он был обессилен, он смог скинуть меня с себя, и выхватить лезвие, пока я не понимал, что произошло. В ту же секунду он вогнал его себе глубоко в жабры, и умер до того, как я успел его спасти.

Всё стало красным. Стоячая вода заставила кровь Лантан медленно расплыться по всей камере, пока я медленно осознавал, что не смог предотвратить смерть своего духовного деятеля. С этого момента я уже смутно помню, что произошло дальше. Я и сам в тот момент на короткое время потерял рассудок, подобно усопшему Лантану. Как я собрался с силами и выплыл из уже открытой камеры я не помню. Однако помню то, что пока я был охвачен определенным порывом, я попытался напасть на Инимикуса, совсем не осознавая, что может произойти дальше.

Я набросился на него как на свою добычу, намереваясь убить его тем же лезвием, которым Лантан убил самого себя. Однако его охрана сработала очень быстро, и кто-то успел оттолкнуть его в другую сторону, и подставится под удар самому. Этому охраннику удар пришелся в грудную область, но по всей видимости я лишь его поцарапал, ведь рана заросла буквально на глазах.

Тут же и в меня самого, а точнее в мою спину вогнали лезвие-культро, и ударили чем-то тяжелым по голове, от чего я потерял сознание.

Я пишу эту, прошлую и следующие записи, уже пребывая в относительно-безопасном положении. Однако я не упущу возможности рассказать вам, что же случилось дальше. А случилось кое-что довольно интересное.

После событий прошлых записей я очнулся в многоместной камере тюрьмы. Я сразу начал вспоминать, что стало причиной моего пребывания здесь, но кое-кто заметил мое пробуждение.

В камере, включая меня, находилось четыре марры. Все разного происхождения и темперамента, однако интерес к моей личности проявила только одна из них.

— Сагридин, — представилась подплывшая ко мне марра. Его чешуя была желтовато-серого цвета, и это могло говорить о том, что здесь он пробыл дольше всех. Такой цвет чешуи появляется из-за плохого питания у каждой марры.

— Анарел, — представился я, отходя от головной боли, и протягивая Сагридину руку.

Однако её он не пожал.

— Ты экваториальная марра. Тебе здесь делать нечего. Ты нам не друг, так что даже не пытайся с нами контактировать, — грубо ответил он, а потом, как ни в чем ни бывало, представил мне других моих сокамерников, — А это Зален и Лорган. Им можешь руку не протягивать.

Зален тоже выглядел так себе, и кроме меня, с нормальной окраской чешуи был только Лорган, что поприветствовал меня кивком головы, и то, совсем незаметно. Он будто боялся, что его друзья увидят этот жест.

Я сразу понял, что кому-то вроде меня здесь не рады. Оно и понятно, Сагридин сразу же обозначил линию между мной и моими сокамерниками. Мне даже не пришлось представляться, никто из них троих мной не интересовался. Здесь я был чужой. Экваториальный.

Большое количество времени они проводили за беседами на маловажные темы, а я слушал их, думая, что же я сделал не так со своей жизнью. Язычники отобрали все мои вещи, и оставили меня в каком-то тряпье. Они забрали даже частичку молитвенника, что я постоянно носил собой, и на которую я молился, пока в округе не было других молитвенников. Теперь мне приходилось молиться в пустоту, и отдавать свою энергию суровым стенам моей камеры. А потом и вовсе оказалось, что я нахожусь не в той тюрьме на поверхности, в которой находился Лантан, а в другой, что скрыта под землей.

Я вовсе не хотел, чтобы моя жизнь закончилась здесь. Я ведь даже не знаю сути вынесенного мне вердикта. Меня просто запихнули в многоместную камеру, и не объяснили совсем ничего. Даже охранник, что принес нам всем по четыре порции еды был немногословен, и лишь сказал то, что здесь я останусь надолго, по крайней мере до тех пор, пока гроб Нэро не будет передан в руки Язычникам. А после этого меня казнят около этого самого гроба. Как и всех тех, кто так же, как и я, пытались навредить Инимикусу.

Этот расклад меня мало устраивал. Однако я вас удивлю, если скажу, что мне очень сильно повезло, что я попал именно в эту камеру, где мне никто не рад. Уже этой ночью, когда Зален и Сагридин спали на своих местах, а я бессмысленно глядел в темноту, ко мне тихо подплыл Лорган.

— Будь тише. Ты ведь… Анарел, так? Я не презираю тебя так, как презирают тебя мои друзья. Их можно понять, ведь сюда они попали именно из-за марр вроде тебя.

Я не понял сути дела, и поэтому просто промолчал, ожидая, что Лорган продолжит свою речь. Я старался показать свою стойкость, выработанную многочисленными сезонами охраны святилища Нэро.

— Ты не очень-то разговорчивый. Полагаю, новость о том, что отсюда есть шанс выбраться, хоть немного тебя разговорит.

Я посмотрел на него с той же воинственной стойкостью.

— Это звучит интересно. Что же ты или один из твоих дружков не воспользовался возможность отсюда выбраться до того, как сюда попал я?

— Тебе очень повезло, Анарел… Ты попал к нам сегодня, а завтра нас вчетвером вызволит отсюда моя старая знакомая. Ты сразу меня привлек своей невозмутимостью, и я подумал, что тебе здесь не место, какое преступление снаружи ты бы не совершил. Ты бы нам очень сильно помог…

— Каким образом она может помочь нас отсюда вызволить?

— Каждый день, ближе к позднему утру, все заключенные выходят из своих камер, и их принуждают копать карьер глубоко под городом. Заключенные — бесплатная рабочая сила, поэтому правительство нами пользуется как хочет. Карьер этот существует уже большое количество времени, и там практически не осталось залежей версатила, поэтому цель раскопок с некоторого времени изменилась. Теперь мы расширяем карьер во все стороны для того, чтобы в будущем на его месте была построена подземная часть Прокула. Каждой камере с заключенными отведено индивидуальное место для раскопок, и нам посчастливилось получить зону раскопок за десять метров от города. Кроме того, в сам город из карьера ведет скрытый путь, через который пропускают кумиков с грузом на спине. Моя подруга организует всё так, что мы все вчетвером сможем получить доступ к этому пути, спрятаться в груз, который загружают на кумиков, и выйти из карьера незамеченными. На словах звучит просто, но на деле эта задача трудновыполнима хотя бы из-за того, что за нашей работой будет следить надзиратель, и каждому из нас нужно будет быть на виду. Однако ты нам очень сильно поможешь, если отвлечешь надзирателя, пока я буду помогать подруге открыть тот самый потайной ход.

— Могу ли я тебе верить?

— По крайней мере я доверяю тебе, ведь ты, как и я, продолжаешь почитать нашу Нэро даже после её смерти.

Он неловко улыбнулся, и я понял, что он и сам происходит родом из Пакса. Как я сразу этого не понял! С этого момента я почувствовал между нами великое родство.

Он отплыл от меня также тихо, и устроился в отведенном ему спальном уголке. Я снова помолился в стену, и заснул в ожидании завтрашнего дня.

На утро мои сокамерники смотрели на меня более терпимо, нежели чем вчера. Более того, они решили обсудить их некое «тайное совместное дело», совсем не стыдясь моего нахождения в этой камере. Из этого разговора я узнал одну интересную информацию.

Оказалось, что все они втроем примыкают к единому движению по свержению устоявшейся власти в Прокуле. Узнав об этом, я почувствовал, что они бы могли использовать меня для своих целей. Я мог бы стать разменной монетой в руках революции в Прокуле, хотя я и не до конца понял, против чего конкретно затевается упомянутая революция. Однако расспрашивать их в открытую я не стал.

Лорган стал чаще смотреть на меня в открытую. Его дружки точно также начали оглядываться на меня, пока Зален и вовсе не начал вести речь обо мне.

— А этот… как там его… Арарел. Он нас точно всех сдаст. Что с ним-то делать?

— Мы возьмем его с собой. Он поможет. Правда, Анарел?

Я оглянулся на них. Сагридин и Зален оглянулись на Лоргана.

— Чем я могу помочь? — невозмутимо спросил я, хотя и понимал, что мне нужно будет сделать.

— Отвлечешь нашего надзирателя. Скажем, устроишь фальшивую драку с Заленом. Пока он будет вас разнимать, мы с Сагридином откроем потайной ход, встретим Альфину, а затем по её приказу остальные члены нашей революционной кампании поднимут бунт в тюрьме, который на поверхности перерастет в нечто большее… А во время этой суматохи мы и сбежим.

— Революция… — тихо произнес я, и погрузился в раздумья. Но ненадолго. Принесли еду.

Это был один из худших приемов пищи в моей жизни. Заключенным давали всякую требуху вперемешку с другой требухой и сомнительными растительными переработками. Иногда мне попадалась чешуя, иногда глаза маленьких рыб и их внутренние органы. Кости составляли половину всего рациона, а во второй половине рациона они тоже присутствовали, но уже в виде непонятного, перемолотого с той требухой комка страшной массы. Стоит ли вообще говорить, что за эти дни я сбросил слишком много веса, что для высшего стража просто неприемлемо? Даже при регулярных тренировках сохранить себя в надлежащей форме не удавалось.

Спустя час после «трапезы» и недолгого просвещения меня в суть дела, нас вывели из камеры, заключив в наручники. Вместе с нами из камер выводили и других заключенных, но всех вели в разные места. Треть заключенных направили на первые слои карьера, располагающегося впритык к тюрьме, а остальных марр повели куда-то вниз. Видимо, копать яму ещё глубже, чем есть сейчас.

Нас вчетвером завели в определенную зону, скрытую от лишних глаз других заключенных и надзирателей. Нам выдали инструменты для выкапывания туннеля, и сняли наручники. Первые двадцать-сорок минут (было сложно понять, сколько прошло времени) мы надлежаще выполняли поручение, а когда Лорган начал засматриваться на надзирателя, мы поняли, что уже пришло время для нашего побега.

Я как бы случайно задел хвостом Залена, а тот, в свою очередь, начал возмущаться, что я плыву к нему практически впритык. Я сказал, что ему так кажется из-за его широкой формы тела. Он обиделся на меня не на шутку. Совсем не так, как уславливалось ранее.

Он ударил меня прямо в лицо, от чего я даже опешил. Я не стал сдерживать себя, и так же сильно ударил его в брюхо. Надзиратель, которому и самому надоело плестись за нами, начал нас разнимать. Но драка между нами уже вышла за установленные рамки. Хотя это было даже к лучшему.

Лорган и Сагридин быстро ретировались, пока надзиратель забыл о их существовании. Тем же временем Зален вовсе обезумел, и уже было схватился за кирку, чтобы меня ей ударить, но его вовремя остановил надзиратель, ударив его электричеством из синего камня. Было большой глупостью применять электрических камень в таком узком туннеле зная то, что электричество вездесуще, и в маленьком пространстве оно ударит не только по бунтарю, но и по другим маррам. Я ощутил острое покалывание во всех частях тела, а надзирателю и Залену досталась более неблагоприятная участь. Они оба потеряли сознание, и упали на дно.

В этой ситуации было хорошо то, что мы избавились от надзирателя, даже не нанося ему никакого вреда. Плохо было то, что Зален теперь был без сознания, а это значило лишь то, что кому-то из нас пришлось бы его тащить на своих плечах до того, как к нам прибудут кумики.

Я оттащил бессознательное тело надзирателя в сторону, и спрятал его так, чтобы он не был у всех на виду. После этого я поплыл за Лорганом и Сагридином, обнаружив их за потайным туннелем вместе с упомянутой девушкой. У неё, по всей видимости, были проблемы с глазами. Кого-то она мне напоминала…

Рядом с ними уже ворочались несколько кумиков, к спинам которых были привязаны большие коробки и другие грузы. Сагридин со всей скоростью выкидывал все содержимое из коробок, чтобы внутрь уместился каждый из нас, кроме Альфины, что впоследствии организует побег остальных заключенных.

— Ты что тут делаешь? Где надзиратель? — испугался Лорган, когда увидел меня.

— Надзиратель и Зален без сознания. Я не уверен, когда они очнутся, но нам нужно помочь Залену, и дотащить его досюда. Мы не можем бросать его одного.

— Нет на него времени. Полезай в коробку. Скоро здесь будет настоящий хаос! — отрезал Лорган, но вдруг Альфина дала ему пощечину.

— Как ты смеешь бросать марр в беде? Я могу вовсе не вытаскивать тебя отсюда! Каждый из вас важен для нашего общего дела! Помоги Анарелу дотащить его, немедленно. Или без сознания окажешься уже ты!

Я и сам обомлел от такой строгости и решительности. По всей видимости Альфина была важной шишкой, раз могла распоряжаться нами. Однако я не мог быть с ней не согласен.

И всё же её черты лица были очень знакомы. Да и бледный окрас чешуи выдавал в ней дочь марры, которую я точно знаю. Но сейчас спрашивать её об этом не было ни смысла, ни времени.

Мы быстро приплыли к Залену, что всё ещё находился без сознания. Лорган взял его за верхнюю часть тела, а я взял его за нижнюю, и с большими усилиями мы начали его тащить до потайного хода. Каждая секунда была на счету, однако, по всей видимости, ни один охранник так нами и не заинтересовался несмотря на то, что мы тащили Залена очень медленно. Все были заняты участившимися бунтами, которые прошлись по подземной тюрьме, словно толчки землетрясения.

Мы погрузили Залена в одну из больших коробок на кумике. Как только крышка коробки была закрыта, Альфина ударила рыбу, и та быстро скрылась в темноте. За Заленом последовал Сагридин, а за Сагридином последовал Лорган. Я тоже уже собирался залезть на спину кумику, но тут меня остановила Альфина.

— Анарел, постой. Я знаю о тебе очень много, но ты не знаком со мной совсем. Я очень надеюсь на то, что ты поможешь нам во время того, как мы будем свергать нынешнюю власть. Это будет очень опасно, но поверь мне, если ты сможешь выжить, и при этом революция свершится, ты будешь на слуху у каждой здешней марры. Ты можешь нам и не помогать, но я просто не могу предупредить тебя о том, что если не остановить Инимикуса прямо сегодня и прямо сейчас, он нападет на Пакс, и в этой войне не выиграет ни один из наших видов.

Теперь я понял, в чем заключалась суть революции. Оказывается, что даже среди Язычников сохранились благоразумные марры.

— Разве я могу тебе доверять? Как мне узнать то, что ты мне не лжешь, и ваша революция — не просто слово?

— Я дочь Еретика. Ты с ним точно знаком. Я пошла против собственного отца лишь для того, чтобы каждая марра наших городов никогда не познала ужас войны.

Почему-то я ей поверил, и сразу понял, что она мне действительно напоминает Еретика хотя бы из-за проблем с глазами. Я сказал, что сделаю всё, что будет в моих силах, лишь бы не дать каким-то маррам осквернять святилище Нэро. Впрочем, это обещание было бессмысленным. Ведь уже этим вечером Прокул был полностью разрушен.

Толчки, которые я счел за участившиеся бунты на территории тюрьмы, действительно оказались подводным землетрясениям. Как только я спрятался между грузов на кумике, и тот на большой скорости поплыл в одном направлении, через пару минут туннель начал разрушаться на глазах. Большие камни начали падать с потолка, а пол начал уходить куда-то вниз, и всё сопровождалось страшным грохотом. Я ужасно испугался, и уже хотел слезть с кумика, дабы добраться до выхода на своей скорости, но тут что-то большое упало прямо на его голову. Как я понял позднее, кумик умер уже в тот момент, а вот меня спасло то, что я в это время находился на его спине. Тушка рыбы начала падать вниз, и я не имел ни малейшего представления, куда мы погружаемся. Расщелина, образованная после землетрясения, была просто огромна, и проходила как раз по этому туннелю.