Верхом по Темной Тропе

6

Привязывая коня к изгороди корраля, незаметно поглядывал в сторону хижины. Люди, живущие в Браунс Хоул, без сомнения, слышали, как я подъехал, и сейчас наверняка прикидывали, кто я и что из себя представляю.

В те времена сюда не заезжал ни один представитель закона. Большинство из них даже не знали, где находится Браунс Хоул и как туда попасть. К тому же здесь их ожидало мало приятного, хотя в этой округе уже обосновалось несколько порядочных скотоводов.

Поправив оружейный пояс, решительно направился к двери. Когда я ступил на плоский камень, служивший крыльцом, дверь неожиданно открылась, и на пороге встал мексиканец. Это был не Эррара — не такой крупный и не такой злой.

— Добрый день, — сказал я, — кофе уже готов?

Он взглянул на меня и отступил в сторону. В комнате находились трое. Джо Эррару я узнал сразу: высокий, свирепого вида мексиканец, но не слишком смуглый. За столом с ним сидел белый, видимо, американец, который явно хватил лишку. Он не был похож на наездника — слишком мягкотелый. В углу на корточках примостился еще один мексиканец.

— Проезжал мимо, — заметил я. — Думал, может, у вас найдется кофе.

С минуту все молчали. Эррара уставился на меня немигающим взглядом. Наконец белый сказал:

— У нас есть кофе и, если хотите, немного бобов. Вам положить?

Он подошел к стоявшей в углу печи, взял котелок и налил кофе. Я выдвинул стул и сел. Высокий белый принес мне тарелку бобов с мясом и кофе.

— Голландец Бранненбург не проезжал? Эррара удивленно спросил:

— Ты работаешь у Голландца? Я рассмеялся:

— Мы с ним и не виделись толком. Недавно встретились, но не поладили. Он охотился за двумя ворами и направился в эту сторону. Воры белые, — добавил я, — но он вешает всех подряд.

— Тебя не повесил, — сказал Эррара, не отрывая взгляда.

— Мне эта идея пришлась не по душе. А учитывая ситуацию, он решил, что с повешением можно повременить.

— Ситуацию? — спросил белый.

— Мой винчестер вроде как смотрел в его сторону. Его предложение не приняли к сведению, как говорят в суде.

— Он едет сюда?

— Их девять, и они смахивают на драчунов. По-моему, они едут с севера. В окрестностях Лайм Стоуна я следов не нашел.

— Ты приехал той дорогой? Я пожал плечами:

— Джо, мне пришлось побывать здесь два-три раза еще до того, как ты сбежал из Саут Пасс.

Это ему не слишком понравилось. Мексиканец Джо убил там одного или двух. И после того как ему устроили веселую жизнь, он решил убраться восвояси.

Впервые я попал сюда длинноногим юнцом. Пришлось махать кувалдой на строительстве железной дороги, затем угодил в перестрелку на головном участке. У тех, которых убил, были друзья, а у меня нет, кроме нескольких ирландских работяг, не умевших лихо и метко стрелять. Поэтому я тоже вовремя убрался.

— Вы в бегах? — вопрос задал белый.

— Да вроде, — сказал я. — Из Небраски послали погоню. Она сейчас, наверное, уже возвращается обратно. Здесь надеюсь встретить Айсона Дарта… Мне нужно передать весточку по Тропе.

— Какую такую весточку? — тон у Эррары был явно воинственный.

Мексиканец, как и остальные, много выпил. Он был в плохом настроении, а я

— чужак, на которого он не произвел должного впечатления. В Соноре и Чихуахуа тоже жили люди, на которых он не произвел должного впечатления, потому-то он и оказался здесь.

— У меня есть друг, Майло Тэлон, и я хочу передать ему, что он нужен в «Эмпти», к востоку отсюда, и что он должен ехать туда с большой осторожностью.

— Я передам Дарту, — сказал американец.

Эррара не сводил с меня глаз. Я знал, что он сволочь и уже нескольких прирезал. У него была привычка: вытащит нож и начинает его оттачивать, пока тот не становится как бритва. Потом вдруг с криком прыгает на человека и начинает его резать. Весь спектакль был нацелен на то, чтобы запугать жертву, прежде чем изувечить ее. Хороший трюк, и обычно он срабатывал.

Он достал из кармана точильный камень и хотел было вытащить нож, но я уже держал в руках свой.

— Вот хорошо! Как раз то, что мне надо. — И не успел он опомниться, как я перегнулся, взял у него камень и стал точить свой нож.

На Мексиканца надо было посмотреть. Вначале Эррара опешил, потом разъярился. Он сидел с пустыми руками, а я спокойно правил лезвие, которым и так можно было бы бриться. Попробовав остроту на волоске, остался доволен и отдал ему брусок.

— Спасибо, — сказал я вроде как по-дружески. — Никогда не знаешь, когда пригодится острый нож.

Нож у меня особенный. Похож на охотничий, но делал его Жестянщик. Никто не делал ножей лучше Жестянщика. Он был цыган, бродячий торговец, время от времени появлявшийся у нас в горах в Теннесси. Он продавал очень мало ножей.

Секрет стали, из которой сделан мой нож, пришел из Индии, где тысячу лет назад люди ковали лучшую в мире сталь. Ведь материал для великолепных дамасских и толедских лезвий привозили из Индии, и там есть железная колонна, простоявшая две тысячи лет, без единого следа ржавчины.

Я показал им нож.

— Этот нож, — сказал я, — сделал Жестянщик. Он режет все, включая ножи, а человека может разрубить от плеча до пояса одним ударом.

Засунув нож обратно за пояс, я встал:

— Спасибо за еду. Поеду дальше. Не хочу оказаться в четырех стенах, если вдруг появится Голландец.

Никто не проронил ни слова, когда я вышел.

Подтянув подпругу, уже приготовился сесть в седло. Но в это время из хижины вышел американец.

— Вы его здорово наказали, — сказал он. — Хоть я и дружу с Джо несколько лет, но должен признать, он это заслужил. Он не знал, что и думать. Да и сейчас не знает.

— Вы ведь получили образование? — спросил я.

— Да. Я изучал закон.

— Юристы здесь нужны. Мне самому когда-нибудь может понадобиться адвокат.

Он пожал плечами, потом отвернулся:

— Мне надо уезжать. Я и сам не знаю, как сюда попал. Кажется, все бессмысленно.

— Если бы я знал законы, то повесил бы вывеску со своим именем. Это молодая страна. Никогда не знаешь, где можешь оказаться.

— Наверное, вы правы. Господь свидетель: я много над этим думал, но иногда затягивает, словно в водоворот.

Я сел на коня и прислушался. Из хижины больше никто не вышел. На тропе тихо.

— У Айсона Дарта дом вон там, — показал американец. — Он чернокожий, и при этом с головой.

— Мы с ним знакомы.

— Они спросят, кто вы, — он взглянул на меня: — Мексиканцу Джо редко кто не уступает.

— Фамилия моя Сакетт… Логан Сакетт, — сказал я и отъехал.

Когда через некоторое время обернулся, он смотрел мне вслед, потом медленно зашагал к хижине.

Я верил этому белому. Я о нем и раньше слышал. Он получил хорошее образование, но его, казалось, ничего не интересовало, кроме пьянок с Мексиканцем и болтовни с проезжающими.

Браунс Хоул было тайное место, хотя индейцы давно о нем знали. Со всех сторон оно окружено непроходимыми холмами и скалами. На моей родине в Теннесси есть подобные места, хоть и не такие хмурые и большие.

Мысли снова вернулись к Эмили Тэлон. Она из рода Сакеттов. Она моя родственница, и уже поэтому я должен ей помочь. У нас древняя семья с очень старыми традициями. Давным-давно мы приплыли из Англии и Уэльса, но наш род еще старше и ведет начало от древних кельтских племен. Семейные традиции у нас в крови, и они должны жить в крови каждой семьи, повсюду. Я не завидую тем, у кого их нет. Когда беда бродила рядом, мы просто шли и помогали. Обычно мы справлялись с бедой без посторонней помощи, кроме одного раза или двух, как в Тонто Бейсик, когда Телла загнали в угол.

Когда человек едет по незнакомой пустынной местности, его чувства свободны. Однако мозг не забывает, что надо делать, и поэтому одна его часть как бы остается настороже, а другая где-то витает. Мысли все время возвращались к Эм Тэлон и «Эмпти».

Эта старая женщина осталась одна, если не считать девчушки. И мог биться об заклад, что Джейк Фланнер ищет способ выманить ее с ранчо. Почти наверняка он думает, что я все еще там, но если узнал, что меня нет, то решит, что уехал насовсем.

Ну, если смогу найти Майло Тэлона, то так оно и будет.

Больше всего на свете мне хотелось сейчас встретить Майло, однако не забывал, что в Браунс Хоул мне может грозить опасность. Люди, обосновавшиеся здесь, терпели тех, кто был вне закона, если сами не были таковыми, до поры до времени.

Часто съезжал с тропы в кедровые заросли, оглядывал путь, который прошел, и изучал следы. Я намеревался увидеть Дарта, но здесь были и другие, которых мне совсем не хотелось видеть.

Вдруг послышался приближающийся топот копыт. Это оказался Дарт на гнедом мерине. Дарта называли чернокожим, и он действительно был рабом, но не слишком черным.

Он увидел меня в тот же момент:

— Привет, Логан. Ты что тут делаешь?

— Ищу тебя. Мне необходимо передать весточку для Майло Тэлона. Он нужен на «Эмпти». Его мамаша жива, но попала в переплет. Ехать ему надо с осторожностью, а в городе лучше вообще не появляться.

— Я знаю, о чем ты говоришь, Логан. Хоть он сейчас может быть за тысячу миль, я передам. Я собрал поводья:

— Тебе бы стоило самому забраться в нору. Бранненбург ищет скотокрадов.

— Я в его края не заезжаю.

— Не имеет значения. Голландец думает, что стал всемогущим. Если ты не банкир и не богатый скотовладелец, то ты для него — вор.

Никто в здравом уме не поедет обратно той же дорогой, если у него есть враги или же он находится на индейской территории.

Попрощавшись с Дартом, я направился к Грин Ривер, переплыл ее и поехал по береговым зарослям кустарника, петляя, чтобы запутать любого, кто шел по моим следам. Я сделал несколько кругов, пересекая свой путь, снова переплыл реку и некоторое время ехал по воде вдоль берега.

Затем свернул в густую кедровую рощу, двинулся на восток к хребту Лаймстоун. Повернув на север, я направил коня в каньон Айриш. Проехал немного, опять поменял направление на восток, пересек Вермильон Крик и поехал в сторону лощины Вест Бун Дроу.

Чтобы быть менее заметным на фоне неба, старался ехать понизу, по высохшим руслам или по кедровнику и кустам. Я не видел и не слышал ничего подозрительного, однако у меня появилось странное чувство.

Иногда едешь в холмах и знаешь, что ты один, и тем не менее уверен, что за тобой наблюдают. Вероятно, это тени древних, тех, кто пришел сюда еще до индейцев. Наверное, они до сих пор путешествуют по старым тропам, отдыхают под старыми деревьями или слушают ветер на высокогорье, потому что даже нет такого одиночества, такой красоты и величия, как в горах Сан Хуан, Тетон или в тех местах, по которым я проезжал сейчас.

Я чувствую, что с гранитными откосами скал или с сучковатыми ветвями кедров меня роднит больше, чем с людьми. Ма всегда говорила, что мы с Ноланом рождены для одиночества. Мы близнецы, но пошли по жизни каждый своей дорогой, и, кажется, судьба уже никогда не сведет нас, да и нам этого не хочется. Между нами нет вражды, просто знаем, что в одно и то же время в одном и том же месте вполне хватает одного из нас.

Выехав из кустарника, долго смотрел в сторону лощины Ист Бун Дроу. Я впитывал в себя атмосферу этой местности, но она мне не совсем нравилась.

В Браунс Хоул чувствовалось что-то тревожное. Может, из-за того, что не мог выбросить из головы Бранненбурга. Голландец крепкий парень… каменный. Вместо мозгов у него выточенный самомнением кусок гранита, и в них не оставалось места ни для новых идей, ни для воображения, не было там ни капли сострадания, милосердия и даже страха.

Он не знал никаких оттенков эмоций, ему были чужды рассуждения о правоте, жалости или прощении. Чем больше я думал, тем сильнее убеждался, что сам Голландец не считает, что он есть зло, более того, удивится, если ему так скажут. Но удивится только на мгновение, а потом отвергнет идею как абсурдную. Потому что самый заметный след у него в голове выточила мысль о собственной правоте. И это меня пугало.

Такой человек опасен. Даже стало не по себе от того, что он где-то рядом. Может, потому, что считал себя виноватым, а он это чувствовал.

По дороге часто встречался скот с богатых ранчо. Они клеймили все подряд, но стоило новоприбывшему или любому ковбою сделать то же самое, и он оказывался скотокрадом.

Я никогда не клеймил чужой скот. Никогда не калил подпружное кольцо или проволоку, чтобы передать клеймо. Бывало, я ставил свое клеймо на годовалых бычках на равнине, но они никому не принадлежали. Теперь их, должно быть, набралось за тысячу, и все бесхозные.

Неожиданно я устал от Браунс Хоул. Пора уезжать, и побыстрее.

И в этот момент понял, что кто-то идет по моему следу. Кто-то охотится за мной.

Когда был мальчуганом, часто уходил в лес и ложился в тени на траву. Я верил, что земля сделает меня мудрым, но ошибался. Тем не менее кое-что узнал о животных и убедился, что стремление не отступать — не всегда мужество. Часто это глупость. Иногда нужно быть смелым, а иногда и рассудительным.

Нет человека более опасного, чем тот, кто не сомневается в своей правоте. Давно в детстве слышал, что справедливый человек всегда сомневается. Голландец Бранненбург не сомневался. И собрал вокруг себя таких же людей. Они были не преступниками, а просто жесткими, хладнокровными людьми, преданными хозяину и клейму и считавшими, что любой новопоселенец или бродяга-ковбой если не явный вор, то потенциальный.

Потеряв след конокрадов, они решили, что я им помогал, а потому вместо них намеревались повесить меня.

Останься я на тропе, и они бы меня схватили, а это были именно они.

Девять крутых парней с веревкой — и я один, с женщинами, которые ждали меня по ту сторону горы.

Передо мной в кустах, скрывавших всадника с головой, открывалась лощина. И я свернул в нее, моля бога, чтобы она не оказалась тупиком. Коня пустил шагом, стараясь экономить силы.

Позади, не более чем в четверти мили, они искали мой след. Конечно, они найдут его. Я хорошо замаскировал тропу, но те, кто шел за мной, были охотниками за людьми и закаленными в стычках с индейцами. Каждый из них мог прочесть любой след.

Неожиданно каньон разветвился. Ярдов двести ехал по меньшему, потом поднялся по откосу в кедровник.

Гряда лежала в полумиле впереди, и я направился к ней, петляя и используя малейшее укрытие, стараясь держаться пониже, чтобы быть не таким заметным. Мой конь был в прекрасной форме. Ему она еще пригодится — я довольно тяжелый, а путь предстоял долгий.

У Эм Тэлон хватает своих неприятностей. Поэтому и повернул в сторону глухих безлюдных мест. Когда проедешь по диким тропам столько, сколько проехал я, начинаешь чувствовать и понимать природу. За той грядой лежали бесчисленные хребты, каньоны и ложбины — целый лабиринт в стране скал и утесов. За пятьдесят ярдов до перевала оглянулся. Они вываливались на край каньона, и далекий торжествующий крик дал понять, что меня видят.

Они понеслись во весь опор и поступили по-дурацки.

Когда человек слишком сильно чего-то хочет, торопливость может помешать. Они скакали вверх по склону, а это гибельная вещь для лошади. Я не торопился, потому что берег коня и хотел показать им, что о преследовании вроде бы и не догадываюсь.

По вершине гряды шла скалистая выемка. Проехав по ней ярдов пятьдесят, выбрался на другую сторону и начал спускаться в тот момент, когда они показались на дальней стороне выемки.

Я пустил коня рысью. Жалея его, гнал только пока не скрылся в ельнике, а там снова повел шагом, с полмили или около того крутясь среди деревьев, спускаясь на несколько ярдов, потом снова поднимаясь и направляя его в такие густые заросли, то приходилось вынимать ногу из стремени, чтобы проехать между деревьями. Несколько раз проезжал по голым скалам, меняя направление и возвращаясь назад.

Если те ребята приготовили мне петлю, то им вначале придется немножко освежиться.

Моя лошадь проявила больше способностей, чем я рассчитывал. Тэлон выращивал лошадей так же хорошо, как строил. У Тэлона, конечно, был талант. Во время одного из наших разговоров Эм рассказала, что он скрещивал жеребцов моргановской породы с лучшими дикими кобылами. Наверное, поэтому чалый сочетал ум моргана и знание природы мустанга. После смерти Тэлона лошади паслись в горах, и чалый вел себя очень уверенно.

Сейчас было важно, чтобы он шел туда, куда я правил, и он доказывал, что лошади, которых я знал до него, не шли с ним ни в какое сравнение.

Подъехав к густому кедровнику, обернулся. Они были футов на тысячу ниже и, судя по пути, который им предстояло преодолеть, с полмили позади. Вдруг я увидел огромный валун, он весил, должно быть, с полтонны, нависший над звериной тропой, на которую я поднялся.

Валун свалился с гряды, и его поддерживали два булыжника — каждый не больше моего кулака. Он, вероятно, скатился сюда во время последней грозы, а может быть, и раньше. Если его освободить, камень покатится прямо на них.

Я спешился, нашел длинную жердь — сломанный ствол молодой ели — и рычагом надавил на булыжники. Валун закачался. Я еще раз нажал, и он, хрустя галькой, двинулся вниз по склону.

Он медленно и величаво перевернулся один раз, потом второй — быстрее. Сразу под ним находился уступ футов шести, а за ним — крутой склон холма. Валун перекатился через уступ, тяжело ударился и начал набирать скорость на склоне, увлекая за собой тысячи мелких камней и осколков, размером от кулака до человеческой головы.

Внизу показался Бранненбург со своими людьми. В какое-то мгновение я подумал, что они его не увидят, но тут Голландец посмотрел наверх. И в это время валун подпрыгнул, ударился о землю и подскочил вверх футов на тридцать.

Я услыхал вопль Голландца — как раз вовремя.

Одна лошадь ударилась о скалу и вместе с наездником покатилась по склону, другая упала в то время, когда валун вместе с массой камней пролетел мимо и застрял в деревьях.

Я никого не хотел убивать. Просто пытался задержать их вынудить быть осторожнее. Они были потрясены.

Одного скинула лошадь, и он, поджимая ногу, поднимался с земли. Лошадь убегала с болтающимися стременами. Другие боролись со своими лошадьми, старались успокоить их, но не у всех это получалось. А я обогнул холмик и галопом поскакал по длинному зеленому лугу к краю котловины.

Прежде чем перевалить через нее, проехал широкий, выдающийся над краем уступ, зная, что конь оставит царапины на скалах, но их будет мало, и Бранненбургу придется здесь задержаться, С уступа в котловину, лежащую чуть ниже лугов, вела крутая змеящаяся тропа. На южном склоне котловины поднимались редкие ели и сосны. Я отпустил поводья и позволил чалому самому выбирать дорогу.

Высоко на противоположном склоне заметил полдюжины снежных баранов, наблюдавших за мной. У них очень острые глаза: они все видят. Из кустов вылетела сойка и, перелетая с ветки на ветку, последовала за мной, надеясь, что оброню немного еды. Но у меня не было времени останавливаться и что-то искать в седельных сумках.

Некоторые не выносят соек, а мне нравятся. Часто они составляли мне компанию в долгие дни одиночества, к тому же эти птицы привыкают к человеку. Они могут стянуть еду прямо из-под носа. Но кто я такой, чтобы критиковать образ жизни какой-то птахи? У нее свои принципы, у меня свои.

Я ехал по высокогорью — той земле, на которой чувствую себя уверенно. Мне нравится местность, где деревья исполосованы ветром, где под ногами растут осока и луговые цветы, где горы вгрызаются в небо серыми твердыми зубами, со снежной пеной, собравшиеся в расщелинах.

Все время держал путь на восток, стараясь измотать преследователей или скинуть их со следа, но с каждой милей приближался к «Эмпти» и Эм Тэлон.

Этой ночью я не разводил костер. Пожевал вяленого мяса с шиповником, собранным по дороге, съел оставшийся кусочек хлеба и полдюжины диких луковиц.

Расседлав чалого, с винтовкой в руках обследовал все вокруг. Мой лагерь был незаметен со стороны, если только не подойти совсем близко, а подойти беззвучно невозможно.

Устроился на ночлег на опушке осиновой рощи, выбрав единственное ровное место на пологом склоне.

Тронулся в дорогу еще до рассвета, не пытаясь скрыть следы. Наверху клубились тяжелые тучи, и скоро проливной дождь смоет все.

Еды совсем не осталось, и мне мучительно хотелось выпить кофе, когда показалось незнакомое ранчо, дымившее трубой в дождевые облака. Прежде всего я остановился за деревьями и внимательно осмотрелся. Дом стоял в полумиле и пятьюстами футами выше. Его окружал луг, по которому, огибая ворота ранчо и россыпь осин на холме, пролегла тропа. Объехав вокруг, остановился и минут пять сидел среди деревьев, внимательно глядя на дом. Наконец решил, что, кто бы там ни был, это не преследователь, и въехал во двор.

Шагом подъехал к дому и позвал. Через несколько секунд дверь открылась. Вышедший на мой крик человек был вооружен:

— Поставьте лошадь в конюшню и проходите в дом.

Я завел коня внутрь. Там уже стояли четыре лошади: три сухие, а одна мокрая. Вытерев чалого пучком соломы, накидал в ясли сена. Поискав вокруг с зажженной лампой, нашел мешок овса и засыпал порцию в кормушку.

Я начинал чувствовать беспокойство, но чалому необходимо отдохнуть и поесть, да и мне тоже. Сняв кожаную петлю с рукоятки револьвера, пошел к дому. Как только поравнялся с крыльцом, дверь распахнулась.

На пороге стояла рыжеволосая девчушка лет семнадцати. На носу у нее рассыпались веснушки, и я ей улыбнулся. Она смутилась, но улыбнулась в ответ.

В комнате сидели трое, все с револьверами в кобурах. У одного — высокого, костлявого, сутулого парня — ноги от колен и ниже вымокли. Он скакал под дождем в накидке.

— Путешествую, — сказал я. — Кончилась кормежка.

— Садись к столу. Вот мясо, а вот кофе.

Все кивнули мне, человек с промокшими ногами — последним.

Ничего в окружающем, кроме рыжей девчонки, мне не нравилось. Конечно, ездить верхом никому не запрещается, но то, что мужчины в доме в присутствии женщины не сняли оружие, было необычно… если только они не собирались вскоре выехать.

Человек, которому, видимо, принадлежало ранчо, был плотным мужиком с ржаво-рыжими волосами, темнее, чем у девушки. Похоже, они родственники.

— Меня зовут Уилл Сканлан, — сказал ржавый. — Этот — Поплавок Миллер, а вон тот — Бентон Хэйз.

Ни о Сканлане, ни о Миллере я не слыхал. Бентон Хэйз в моих кругах был человек известный. Охотник за скальпами… а если по-другому — охотник за вознаграждением. У него была репутация умеющего стрелять, но особенно не раздумывающего, в кого стрелять и зачем.

— А леди? — спросил я.

— Она? — Сканлан удивился. — А, так это Зельда. Моя сестра.

— Похожа, — и добавил: — Меня зовут Логан. Я работаю к востоку отсюда.

Кофе был вкусным до невозможности, но я уже думал, как бы отсюда повежливее убраться. Никакой путешественник в здравом уме не подумает взять и уехать из теплого, сухого дома в дождь и темень, и если скажу, что надо ехать, это вызовет подозрение.

Тем временем я укладывал мясо туда, где оно принесет большую пользу. Зельда подала приличный кусок кукурузной лепешки и стакан молока в придачу.

— К востоку много мест, где можно работать, — сказал Хэйз. — Где именно?

Мистер Хэйз мне явно не нравился.

— В «Эмпти», — ответил я. — Я работаю у Эм Тэлон.

— Тэлон? — Бэнтон Хэйз нахмурился. — Слыхал это имя. Ах, да! Майло Тэлон. Он же в списке.

— В списке? — я старался показаться простачком.

— Он в розыске. За него объявлена награда.

— Майло? Он никогда не нарушал никаких законов.

— Все равно он в списке. Кому-то этот парень нужен, и нужен мертвым.

— Ну, — сказал я, улыбаясь вроде как по-дружески, — не очень-то рассчитывайте получать награду. По-моему Майло Тэлон здорово стреляет.

— Мне все равно, — сказал Хэйз, — Таких тоже можно взять. Любого можно взять.

— Уверен, он не станет нарушать закон, — сказал я, все еще улыбаясь. — Майло хороший парень. Может, он нужен еще кому-то, кроме закона?

— Откуда я знаю. За него объявили награду — пятьсот долларов. — Он пролистал какие-то замусоленные бумажки, достав их из внутреннего кармана. — Вот… Джейк Фланнер, мэр Сиваша. Он заплатит за него или за его брата, Барнабаса.

— Кто бы мог подумать, — сказал я, а потом зевнул: — Пожалуй, лягу в амбаре. Не хочу беспокоить вас, ребята.

— Можешь спать здесь, — прежде чем сказать это, Сканлан стрельнул глазами на остальных, и мне показалось, что он озабочен. — Зельда, постели мистеру Логану в другой комнате, — он взглянул на меня. — Ложись спать, мы тебе не будем мешать своими разговорами.

Я взял винтовку и пошел за молодой леди в комнату, где стояла кровать. В комнате не было окна, только дверь, через которую я вошел.

Зельда поставила лампу на стол, потом быстро глянула на меня и прошептала:

— Будьте осторожней. Этот мистер Хэйз мне не нравится. Я ему не доверяю.

— Я тоже. Но вы мне нравитесь, и если утрясу все свои дела, то могу вернуться.

Она серьезно посмотрела на меня:

— Мистер, мне нравятся люди оседлые, а не те, что шляются по ночам.

— Вы правы на сто процентов. А вы умеете готовить колечки?

— Колечки? А, пончики… Конечно, умею.

— Вот и приготовьте. И держите их под рукой. Когда я приеду свататься, угостите меня целым блюдом пончиков.

Она вышла, а я быстро осмотрелся. Тот, кто строил этот дом, строил его на совесть. Он также соорудил чердак и люк на чердак в этой комнате.