Верховный пилотаж

Автоэпитафия, или Та надпись, на своем могильном камне, которую бы хотел видеть Баян Ширянов, буде мертвецы могли бы двигаться, а тем паче смотреть и воспринимать окружающую действительность и недействительность, и которую он придумал в промежутке между двумя вмазками, когда любую тварь мыслящую и абстиненцией озадаченную настигают думы о бренности всего сущего, срущего и смердящего, ибо, несмотря на то, что в тот единичный и конкретный момент горько сожалел он о наличии факта своего существования, в силу не только и не сколько философических категорий, как абстрактных, так и конкретных, хотя, конечно, конкретная философическая категория подходит под определение совершеннейшего нонсенса, а поелику функционирование его тела физического, а, по причинно-следственным механизмам миросуществования, и всех доступных восприятию прочих тел, было, что тактично называется в определенных кругах, крайне дискомфортным из-за расстройства органов внутренних, коие здесь перечислены не будут, несмотря на то, что число их конечно, но вряд ли перечисление их и самодиагнозы, которые поставил себе Баян, будут интересны благосклонному читателю, который уже дочитал это название главы до этого места, а на неблагосклонных вообще насрать три кучи с высокого шприцеобразного минарета, и, возвращаясь к тому месту, от которого и началось сие коротенькое отступление, имел он намерение отразить в надписи сей не токмо то, что тленна его оболочка и, чего греха в мешке таить, некоторые несознательные личности, Баяна лично не знающие, хотели бы ускорить процесс перетекания материи, из которой он состоит, из живого состояния в неорганическое, как будто это хоть как-то изменит то, что эти неконкретные, но совершенно не осознавающие себя личности, считают вредом, который Баян нанес окружающей среде и ноосфере, а так же, насколько это возможно, лаконично, образно, сообразуясь со стандартами и нормами литературного языка, ну, не материться же, право слово, на своем собственном надгробии, неудобно, их же дети читают, показать насколько похую, а здесь матюгаться можно, это ведь пока название главы, если вы не забыли, ему как вышеупомянутое дискомфортное состояние, так и состояние читающих эту надпись, в том числе детей, голубей, собак и прочих растений, и, по замыслу Баяна, если быть уж совсем кратким и резать по живому его мысль, которую иначе никак не уложить в прокрустово ложе текста, там должна была наличествовать сперва горечь, потом ирония над ней, затем – самоирония, после – ирония над самоиронией и так – до бесконечности, удивительно, но, судя по тому, что вы сейчас, надеюсь, все же прочтете, если уж смогли почти до конца прочесть это воистину бесконечное, но на самом деле состоящее всего из четырехсот слов, название сей главы, ему это удалось.