Верность долгу: О Маршале Советского Союза А. И. Егорове

Разработка военной теории

В начале тридцатых годов Реввоенсовет СССР поручил Штабу РККА подвести итоги проделанной к тому времени в армии разработке оперативно-тактических проблем, связанных с технической реконструкцией вооруженных сил.

Доклад готовила большая группа специалистов, возглавлял ее А. И. Егоров.

Предварительные соображения начальника Штаба РККА были заслушаны Реввоенсоветом СССР 20 апреля 1932 года. После краткого обмена мнениями решили окончательный вариант доклада рассмотреть на специальном заседании.

Напряженная работа над документом заняла несколько месяцев. Она была закончена лишь к началу июля. Констатируя, что принятый Реввоенсоветом СССР план внедрения механизации и моторизации в стрелковые и кавалерийские части и соединения, строительства военно-воздушных сил и мотомехчастей не только изменит организационную структуру вооруженных сил, но и поставит ряд новых проблем стратегического и оперативно-тактического порядка, доклад Штаба РККА рассматривал новое содержание понятия «начальный период войны», отдельные проблемы стратегического сосредоточения Красной Армии, характер операций будущей войны. Все это в кратком виде было суммировано в тезисах доклада А. И. Егорова «Тактика и оперативное искусство РККА на новом этапе», которые в начале июля были разосланы на заключение командующим войсками округов, заместителям Наркомвоенмора и начальникам военных академий.

Анализируя развитие вооруженных сил за период, прошедший с момента окончания первой мировой и гражданской войн, доклад Штаба РККА[94] отмечал, что новая техника, поступившая на вооружение армий, превратила начальный период военных действий из пассивного прикрытия отмобилизования, стратегического сосредоточения и развертывания сил в период активных действий с далеко идущими целями. Возможный характер действий войск в этот период выводился в тезисах из того, что «современная операция будет слагаться из боевых действий, протекающих на большом пространстве как по фронту, так и в глубину». При разработке тактических вопросов в тезисах рассматривался порядок использования авиации и бронетанковых войск в наступлении с прорывом обороны противника на всю ее глубину.

«Современные средства поражения, — подчеркивалось в документе, — в силу их большой мощности (авиация, АРГК[95]), быстроходности (танки, авиация) и дальнобойности позволяют поражать противника одновременно на всей глубине его расположения в отличие от нынешних форм боя и атаки, которые можно характеризовать как последовательное подавление отдельных расчленений боевого порядка.

Эти средства используются так, чтобы парализовать огонь всех средств обороны независимо от глубины их расположения, изолировать одну часть противника от другой, нарушить взаимодействие между ними и разбить их по частям».

Особое место уделялось разбору характера операций в войнах будущего, а также места и роли в них видов вооруженных сил и родов войск.

В тезисах подчеркивались возросшие требования к управлению войсками и отмечалось, что «новая форма операции требует широкого применения радио, самолетов, связи и боевых машин (на танковом шасси)», т. е. на первое место ставились радио и подвижные средства связи.

В заключение указывалось:

«Основная проблема современности — это одновременное развертывание боевых действий на большую глубину. Эта проблема является центральной как в тактике, так и в оперативном искусстве.

В тактике разрешение ее намечается по линии проникновения на всю глубину оборонительной полосы противника (район артиллерийских позиций, тактических резервов) при помощи быстроходных танков, истребителей, артиллерии, транспортеров пехоты и действиями штурмовой авиации.

В оперативном искусстве это достигается глубоким выходом в тыл противнику или прорывом в этот тыл, если нет открытых флангов, крупных масс конницы или мотомехсоединений при поддержке мощной авиации».

Тезисы доклада А. И. Егорова были внимательно изучены и рассмотрены всеми, кто был привлечен к обсуждению. Их основные положения были одобрены и поддержаны.

Командующий войсками Украинского военного округа И. Э. Якир отметил своевременность постановки ряда новых положений в области тактики и оперативного искусства в связи с широким внедрением в армию мотора и развитием авиации. Для практической проверки теоретических выводов, содержащихся в докладе А. И. Егорова, он предлагал провести ряд учений и игр.

Командующий войсками Ленинградского военного округа И. П. Белов, разбирая содержание высказанных положений по стратегии, указывал, что они являются новым вкладом в разработку советской военной доктрины.

Горячо поддержал основные выводы доклада также бывший в то время начальником боевой подготовки РККА А. И. Седякин. В письме к А. И. Егорову он писал, что полностью разделяет основные положения тактики и оперативного искусства, изложенные в тезисах.

Тезисы доклада Штаба РККА, а также все отзывы и замечания были использованы при разработке «Временной инструкции по организации глубокого боя», которую в феврале 1933 года направили в войска как официальное руководство. Таким образом, приоритет в разработке и применении с учетом взглядов на современную войну принципов и методов глубокого боя принадлежит советской военной науке, видным военным теоретикам Красной Армии, к числу которых относился и А. И. Егоров. В приветствии Военной академии им. М. В. Фрунзе в связи с ее 15‑летием в 1933 году он подчеркивал, что современная боевая обстановка на базе новой техники усложняет формы ведения боя и операции и предъявляет повышенные требования к командиру и его штабу. Он отметил, что Военная академия должна обеспечить подготовку высококвалифицированных командиров с твердым знанием тактико-технических свойств современной техники, способных не только организовать бой и операцию, но и обеспечить прочное и непрерывное управление в процессе боя и операции.

Как начальник Генерального штаба РККА, А. И. Егоров часто подчеркивал значение маневров для роста организационного совершенства и боевого мастерства армии, для практической проверки ряда важнейших теоретических выкладок. «Крупные маневры, — говорил он, — это база для, так сказать, оперативного решения вопросов, проверка высшего командования и штабов… Наши высшие начальники, штабы, органы тыла должны видеть природу современной войны, а ее можно видеть на маневрах, они являются практическим средством, подытоживают нашу работу за определенный период»[96].

Наиболее показательными в этом отношении были маневры Киевского (1935 год) и Белорусского (1936 год) военных округов. В них принимали участие крупные соединения механизированных войск и авиации, стрелковые и кавалерийские соединения, артиллерия и парашютные части. Характерной особенностью их было высокое насыщение войск сложной боевой техникой.

Обобщая, в частности, итоги Киевских маневров, Егоров прежде всего отметил, что они подтвердили правильность основных положений «Временной инструкции по организации глубокого боя». Подчеркнув, что маневры, на которых впервые столь широко применялись крупные механизированные соединения, танковые части, авиация и десантники, практически доказали, что именно эти, обладавшие маневренными возможностями и большой сокрушительной силой соединения являются фактором, коренным образом меняющим природу боя. Маневры 30х годов давали весьма ценный материал не только войскам, непосредственно участвовавшим в них, но и всей Красной Армии.

Учения и маневры свидетельствовали о растущей мощи Вооруженных Сил Страны Советов, о повышении мастерства командного состава, о превращении Красной Армии в первоклассную армию, стоящую на уровне требований современной войны. И в этом была немалая заслуга Генерального штаба РККА и его начальника А. И. Егорова.

«Генеральный штаб РККА, — писал А. И. Седякин в ноябре 1935 года, — должен был выполнить огромную организационную и исследовательскую работу. Александр Ильич вложил в эту работу весь свой богатый боевой и практический опыт, свою неистощимую энергию и темперамент. Его личный пример стимулировал творческий подъем в работе каждого командира Генерального штаба.

Александр Ильич обеспечил Генеральному штабу РККА ведущую роль и авторитет среди управлений Наркомата обороны, а также в округах, армиях и морях. Генеральный штаб РККА близко стал к практической работе войск. Живым контролем и инструктажем охватываются все виды деятельности армии и в особенности ее боевая подготовка.

Живое, конкретное общение с войсками, штабами, академиями, школами, учреждениями под личным руководством А. И. Егорова обеспечивает Генеральному штабу возможность быть всегда в голове общего роста Красной Армии»[97].

Поездка в Прибалтику

Каждый день газеты печатали сводки о положении дел в Испании. Контрреволюционный мятеж против Испанской республики был поддержан германо-итальянскими фашистами, рассматривавшими интервенцию в Испанию как важный этап в подготовке мировой войны.

Все советские предложения, направленные на прекращение интервенции Германии и Италии, наталкивались на сопротивление Англии и Франции, правительства которых готовы были уже осенью 1936 года признать мятежника Франко. Только поражение фалангистов у стен героического Мадрида заставило западные державы отсрочить этот акт.

Все более тревожной становилась атмосфера в Европе. Похоронив выдвинутую Советским Союзом идею коллективной безопасности, сторонники политики «умиротворения» агрессора фактически скатывались к прямому сговору с ним на антисоветской основе. В этих условиях одной из главных забот правительства СССР стало укрепление западных границ, и прежде всего стремление предотвратить превращение Прибалтики в плацдарм для фашистского нападения на нашу страну.

В начале февраля 1937 года Александр Ильич Егоров был направлен с официальным визитом в Литву, Латвию и Эстонию. Визит Маршала Советского Союза, начальника Генерального штаба РККА являлся формально ответом на посещение Москвы в мае 1936 года начальниками штабов армий прибалтийских стран. Но цель его была гораздо шире — демонстрация мирной политики Советского Союза и поддержка все растущего в этих странах движения в пользу укрепления связей со Страной Советов. В этом отношении и время визита было избрано не случайно. Он совпал с днями, когда прибалтийские республики отмечали девятнадцатую годовщину провозглашения независимости.

14 февраля на Белорусский вокзал для проводов советской делегации прибыли литовский посланник Балтрушайтис, эстонский — Тарксмаа, поверенный в делах Латвии Зеллис. Присутствие среди провожающих послов было не просто обычным знаком вежливости, оно показывало, какое значение придавалось визиту маршала Егорова в самих прибалтийских республиках, где не только широкие слои населения, но и часть армейского руководства склонялась к установлению более тесных контактов с СССР, видя в этом гарантию сохранения политического суверенитета и независимости.

И в Даугавпилсе, и в Каунасе Егорова ожидали торжественные встречи. Расписание было плотным. Однако то, как оно было составлено на первый день, показывало, что литовское правительство стремится представить визит советского военачальника обычным визитом вежливости. Его принимали военный министр полковник Диртманис, главнокомандующий литовской армией полковник Рашткус и начальник штаба армии полковник Черниус.

Но уже на следующий день, 16 февраля, обстановка несколько изменилась. Под давлением общественности литовское правительство вынуждено было в печати и в выступлениях официальных представителей поддержать растущее стремление к укреплению отношений не только между армиями, но и между правительствами, особенно в проведении политики мира в Европе в целом и на Балтике — в частности.

Утром, когда Егоров с сопровождавшими его командирами возлагал венок на могилу неизвестного солдата, каунасцы сердечно приветствовали советскую военную делегацию. В столичных газетах было опубликовано несколько политических статей о Красной Армии, о советской внешней политике, по проблемам, касающимся международного положения и внутренней жизни СССР.

В этот день А. И. Егорова принял президент Сметона, министр иностранных дел Лозарайтис, а вечером он присутствовал на торжественном рауте по случаю дня независимости. Здесь начальник Генерального штаба РККА имел встречи и беседу с премьер-министром Тубялисом и другими членами литовского правительства.

Следующие два дня пребывания в Литве были заняты посещением воинских частей, осмотром военного музея и т. д.

На прощальном приеме в посольстве СССР были все высшие офицеры литовской армии. Выступавшие на приеме отмечали, что дружеская атмосфера визита, в которой не последнюю роль сыграли и личные качества А. И. Егорова, создала благоприятные предпосылки для дальнейшего развития и углубления отношений между Советским Союзом и Литовской республикой.

С 19 февраля начался второй тур трудной и весьма напряженной работы, теперь уже в Латвии. А. И. Егоров встречается с военным министром Латвийской республики генералом Балодисом, начальником штаба Гартманисом, министром иностранных дел Мунтерсом.

На обеде у генерала Гартманиса Егоров заявил:

— Я счастлив подчеркнуть, что являюсь представителем той страны, правительство которой не на словах, а на деле неуклонно проводит политику, направленную на обеспечение и сохранение всеобщего мира.

Во время встреч с офицерами латвийской армии, представителями прессы маршал неизменно подчеркивал, что визит советской военной делегации способствует не только взаимному ознакомлению, но и взаимному пониманию. Некоторые газеты вынесли в заголовок слова Егорова о том, что Красная Армия, в могуществе и силе которой вряд ли у кого имеются сомнения, не представляет собой орудия агрессии и угнетения, а служит миру. Защищая границы своей Родины, Красная Армия является одним из важнейших факторов обеспечения мира в Европе и Прибалтике.

Когда 20 февраля после посещения частей рижского гарнизона советская военная делегация согласно программе, распубликованной заранее прессой, прибыла на ремесленную выставку, а затем в здание экономического офицерского общества, ее всюду встречали собравшиеся задолго до намеченного часа толпы людей, выражавших расположение и искреннюю сердечность. «Можно предполагать, — констатировали представители западных агентств, — что наряду с обычным интересом — посмотреть, что из себя представляют командиры Красной Армии, население, несомненно, проявляет дружественное настроение к Советскому Союзу». Это признание далеко не просоветских наблюдателей было тем более важно, что Ульманис, глава латвийского правительства, демонстративно приняв «фюрера» германского чиновничества Нефа, не счел возможным принять А. И. Егорова, продемонстрировав тем самым отрицательное отношение некоторых правительственных кругов Латвии к улучшению отношений с СССР.

Тем большее значение имели официальные и неофициальные встречи и переговоры Егорова с военным министром Латвии генералом Балодисом.

Во время этих переговоров по инициативе Балодиса обсуждалась возможность поставок советского оружия в Латвию, был рассмотрен вопрос о помощи латвийской армии командно-инструкторскими кадрами со стороны РККА. И здесь, как и в Литве, главная цель поездки — укрепление дружественных связей между обеими странами — была достигнута.

Вечером 22 февраля советская делегация выехала из Риги в Таллин.

Эстонской прессе было запрещено писать о дне и часе приезда А. И. Егорова и давать политическую оценку этому событию. Зная о том, какой отклик имел визит начальника Генштаба РККА в Литве и Латвии, эстонское правительство опасалось дружеской манифестации со стороны населения, а особенно реакции Германии и Польши на это.

Несмотря на данное администрацией объявление, что делегация прибывает не 23, а 24 февраля, население, узнав от железнодорожников о времени прихода поезда, собралось на привокзальной площади. Во время исполнения «Интернационала» многие, главным образом рабочие, сняли головные уборы.

Начальник генерального штаба эстонской армии генерал Реек, хотя и приветствовал А. И. Егорова словами: «Добро пожаловать», произнесенными на русском языке, хотя и провозгласил здравицу в честь доблестной Красной Армии, подчеркнув, что советская военная делегация прибыла в Эстонию в день годовщины Красной Армии, был весьма сух и нелюбезен.

Холодок сдержанности, прозвучавший в приветствии Реека, сказывался и в расписании, составленном для делегации, и в растерянности, с которой встречали Егорова вечером 23 февраля на праздничном балу накануне дня независимости в офицерском казино.

Хозяева долго совещались и решили, для того чтобы избежать общения советской делегации с главой правительства Пятсом, отвести ей самый дальний стол. На этой дистанции их хотели выдержать весь вечер, но вскоре главнокомандующий эстонской армией генерал Лайдонер, в прошлом сослуживец Егорова по 13‑му лейб-гренадерскому Эриванскому полку, увел маршала для знакомства с главами миссий, а затем тот оказался за столом Пятса и беседовал с ним и министром иностранных дел Энпалу. Лед таял, таяла и предубежденность, хотя никто не вел политических разговоров.

На следующий день на площади Свободы состоялся парад военных частей и так называемых частей «самозащиты». Утренняя эстонская пресса сообщала о курьезном случае, происшедшем накануне. Оказывается, одна из таллинских газет объявила, что в день парада продаются места в окнах домов, выходящих на площадь. Так как раньше такого не бывало, то все это связали с тем, что на параде должна была присутствовать советская делегация.

Симпатии населения выражались и в знаках внимания к советским командирам, когда они по окончании парада пешком направились в свой отель.

На прощальном ужине 25 февраля Реек был предельно краток, выразив надежду, что маршал мог убедиться в искренности сказанных им при первой встрече слов. И тут многих удивил Лайдонер, который, решив дополнить Реека, произнес с удивительной для него теплотой проникновенную речь, суть которой сводилась к тому, что он, Лайдонер, «твердо убежден, что у Эстонии нет оснований опасаться своего великого соседа, занятого мирным строительством… Эстония может только приветствовать рост военной мощи СССР». Особое внимание присутствующих привлекло его заявление о том, что Эстония «будет самым решительным образом защищать свою независимость от любого агрессора». В официальном сообщении об обмене речами на приеме в советском посольстве эстонское правительство сочло необходимым добавить страхующее заявление, что выступавшие в речах не касались третьих государств.

26 февраля А. И. Егоров был уже в Ленинграде. «Эффект от визита, — отмечали полномочные представители СССР в прибалтийских республиках, — был велик. Он способствовал дальнейшему сближению позиций во многих направлениях. Немалую роль во всем этом сыграли личные качества маршала, его такт и умение вести переговоры политического характера. На деловые круги, и в особенности на офицерство, А. И. Егоров действовал импонирующе». Визит начальника Генерального штаба РККА в прибалтийские республики во многом способствовал успешному продвижению в разработке договоров о взаимопомощи, подписанных с этими странами, как известно, в 1939 году, и несомненно оказал моральную поддержку складывавшемуся там антифашистскому фронту.

Верность долгу

Летом 1937 года А. И. Егоров, сдав дела по Генеральному штабу Б. М. Шапошникову, приступил к исполнению возложенных на него обязанностей заместителя наркома обороны. До Егорова этот пост занимал М. Н. Тухачевский.

На новой должности Александр Ильич самое пристальное внимание уделял вопросам боевой подготовки красноармейцев, командного состава, армии в целом. Он подчеркивал:

«Обобщение общего армейского дела должно существовать не только в полках и дивизиях, но во всем войсковом организме, в ротах, батальонах, иначе эти подразделения превращаются в учебные подразделения, в школы. Этого не должно быть. Войсковая часть, как таковая, должна существовать ежеминутно и должна являться единицей, причем единицей боевой, могущей по боевой тревоге выйти на поле боя и драться… Каждая войсковая часть, где бы она ни находилась, и особенно в приграничном районе, всегда должна являться боевой единицей»[98].

Достичь этого, по мнению Егорова, можно было, лишь поняв, что «подготовка бойца и командира и подготовка подразделения должны осуществляться всегда и постоянно, на всем периоде службы»[99]. Это бесспорное положение, как отмечал он на одном из совещаний, посвященных итогам боевой подготовки РККА за 1937 год, в предыдущие годы толковалось весьма различно и если не отвергалось полностью, то и особого значения ему не придавалось.

Обращаясь 25 ноября 1937 года к участникам этого совещания, А. И. Егоров говорил: «Давайте над этим вопросом подумаем особо. Это вопрос очень важный»[100].

Суть его предложений сводилась к тому, что подготовка воинского подразделения должна строиться комплексно, с учетом того, что объединяет и новобранцев, и старослужащих: «Каждый новобранец обязан знать свое место в строю, в боевом порядке». Он считал это принципиально важным, так как от этого зависела возможность общевойскового взаимодействия, а «общевойсковое взаимодействие, — указывал он, — есть органическая природа самого боя, что представляет не только тактику, ее основы, но и применение тактики для общевойскового боя». Егоров счел необходимым особо отметить, что «эти вопросы увязываются и с тем, чтобы ввести такую систему подготовки, дабы войсковые части каждую минуту были способны к этому взаимодействию. Нельзя держать новобранцев где-то в стороне. Взаимодействие начинается с команды: «Стройся!»[101]

Об этом шла речь и на приеме командиров передовых подразделений РККА 14—15 ноября 1937 года в Народном комиссариате обороны, и в приветствии А. И. Егорова Московскому военному училищу им. ВЦИК 17 декабря того же года.

Не менее важной стороной боевой подготовки Александр Ильич считал обобщение опыта последних лет: «Нам надо учесть опыт последних событий на испанском и китайском фронтах, опыт тех корреспондентов и бойцов, которые были на этих участках»[102].

Как заместитель наркома обороны СССР, Егоров делал все, чтобы этот опыт был учтен возможно полнее.

В октябре 1937 года А. И. Егоров был выдвинут кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР по Вяземскому избирательному округу Смоленской области. Чуть позже, 12 ноября, его кандидатуру назвали рабочие и служащие Домашкинской плотины Бузулукстроя. Баллотироваться на родине было бы и приятно и лестно, но он уже дал согласие на регистрацию в Вяземском округе. Кандидатура Егорова была выдвинута здесь на собраниях рабочих, инженерно-технических работников ряда заводов, на общих собраниях колхозников, учителей, медицинских работников, бойцов, командиров и политработников Вяземского и Гжатского гарнизонов.

В начале декабря маршал Егоров прибыл в Вязьму для встречи с избирателями. 5 декабря он выступил на двадцатичетырехтысячном митинге трудящихся Вяземского района, 6 декабря — в Гжатске, 7 декабря — в Кармановском районе.

В своих речах, как несколько ранее в статье «Историческое двадцатилетие», опубликованной в газете «Красная звезда» к юбилею Великого Октября, он отмечал:

«Советский Союз неуклонно продолжает политику борьбы за мир, смело разоблачая всех фашистских агрессоров, их злодейства и преступления и добиваясь сплочения всех сил мира и демократии… Но пусть пеняют на себя все те, кто питает надежду поживиться за чужой счет! Советская земля священна, и она принадлежит только советскому народу!»

В январе 1938 года Егоров получил новое назначение, на сей раз на должность командующего Закавказским военным округом. 4 февраля того же года он был уже в Тбилиси. И здесь его главной заботой было укрепление обороноспособности Родины. Верный долгу, он работал с обычной для него энергией, чувством ответственности и сопричастности к будущему.

С приездом Егорова в округ сразу почувствовалась рука опытного человека, обладавшего большим кругозором и вполне понимавшего меру своей ответственности.

Распоряжения, решения и приказы Егорова, запросы, направленные им в центральные ведомства, отличались широким государственным подходом:

«9 февраля. Начальнику строительного управления РККА Хрулеву. Прошлый год лесоматериал для ЗАКВО завозился [из] Восточной Сибири, что помимо дороговизны срывало строительство. Прошу наряжать лес из Чувашии и Урала. Ваше решение сообщите. Егоров»[103].

Он не боялся выступить против уже принятых решений, если они, по его мнению, были ошибочны:

«8 февраля. Начальнику Генерального штаба Шапошникову… [Со] своей стороны считаю нецелесообразным строить автошколу [в] Кировабаде. Вопрос требует немедленного решения. Дальнейшее промедление влечет безвозвратную трату государственных средств»[104].

В тот же день, стремясь в практической работе воплотить свое желание как можно полнее учесть опыт, накопленный в боях с фашистами в Испании, он телеграфирует К. Е. Ворошилову:

«Прошу срочно выделить и командировать в ЗАКВО комдивов, комбригов, начальников связи, политкомдивов, замкомвойск и замкомвойск по авиации и его помощника по боевой подготовке. Желательно опытом х»[105].

В свободное время Егоров много и охотно ходил по городу. Ходил один, в штатском, хотя надевал цивильный костюм чрезвычайно редко: в 1931 году, когда ездил учиться в Германию, и в 1934‑м, когда лечился в Карловых Варах.

7 февраля Егоров присутствовал в театре им. Палиашвили на авторском концерте Д. Д. Шостаковича.

10 и 11 февраля состоялись заседания Военного Совета округа, на которых обсуждались вопросы личного состава частей и учреждений округа и наградные дела.

21 февраля из Наркомата обороны поступил срочный вызов в Москву. В 16 часов 30 минут Егоров подписал ответную телеграмму:

«Москва. Наркому обороны Ворошилову. Выезжаю 21 сего февраля. Временное командование округом возложил [на] начштаба комдива Львова…»[106]

В Москве Егоров по телефону вызвал в «Архангельское» дочь. Они беседовали в парке. Это была их последняя встреча.

Когда началась Великая Отечественная война, многие из друзей, соратников и учеников уже покойного маршала Егорова не раз вспоминали слова одного из его приказов: «Наши принципы непреклонны. Мы заявляем своим врагам, что войны выдумывать мы не желаем, но если против суверенных прав рабоче-крестьянского государства, против жизненных интересов рабочих и крестьян Советского Союза подымется чья-либо рука, они призовут свою героическую Красную Армию к оружию для защиты своих прав и независимости. Красная Армия держит порох сухим и умеет побеждать». Это звучало как эстафета, которую вместе с лучшим из теоретического и практического наследия передали будущему славные герои гражданской войны.