Вернуться домой

1945 год, Шамбала. Анку Виллара.

Вернер начал вставать, мир его расширился. Ходить его учила Инти. Вернер, одетый в белый длинный балахон, опирался на плечо женщины. Инти была высокой и крепкой, лишь немного ниже самого Вернера. Он подолгу сидел на краю кровати, потом стоял, держась за спинку, ожидая, пока успокоится сердцебиение. Делал несколько шагов - сначала повиснув на Инти, потом почти самостоятельно, держась только за ее руку.

Рассказы Инки представлялись ему дикими. Но теперь он видел это - сказочное - своими глазами. Он оказался в другом мире. Вряд ли что-то еще могло его удивить. Он молча, про себя констатировал: это совсем другой мир. Даже не экзотический, этнический дальний мир. Просто другой. Несмотря на наличие в нем элементов мира обыкновенного, человеческого.

Стены, прямые внизу, на уровне около двух метров скашивались и сходились, заканчиваясь куполом. Купол был прозрачный, лишь наверху - снова деревянная головка. Свет лился сверху. Внизу не было окон, а были лишь узкие вертикальные щели в смыках стен, затянутые стеклом - или чем-то похожим на стекло, они создавали дополнительное освещение, так что в комнате было так же светло, как и снаружи. По вечерам под куполом зажигались невидимые лампы, видимо, электрические, дающие голубоватый свет - мягкий и в то же время ярче дневного.

Само помещение было круглым, точнее - многоугольным, стены словно заходили одна за другую, и в этих-то стыках и располагались длинные стекольные промежутки. Стоя в середине комнаты, нельзя было видеть наружного пространства. Вернер подходил к стеклянным простенкам, но и там не видел ничего особенного - дом был окружен садом, растения, натурально, тибетские, но все же просто растения.

Стены, пол, потолок - все было деревянным, чисто отшлифованным, но без лака - живым и дышащим. Деревянной была и мебель, казалось, растущая прямо из пола и стен. Эта архаичность материала контрастировала с ультрасовременным освещением и незаметным, не бросающимся в глаза удобством каждой вещи. Больше всего комната напоминала старинный деревянный храм или церквушку. Украшений было чуть-чуть - на стене хорошая репродукция Мане, а на полу - плетеный ковер. И еще стены были оплетены зелеными лианами, с которых кое-где свисали круглые плоды, полые внутри, наполненные вкусным напитком фаноа. Дверь вела в соседнее помещение, видимо, такое же большое и освещенное - но туда Вернер не заглядывал. Зато он побывал в сопровождении Инти в другом месте - устроенном для удобств, не вечно же ему ходить в утку и на судно. И это место совершенно поразило его, оно-то уж вовсе не напоминало ничто человеческое.

Оно располагалось в двух уровнях, и через каждый уровень,прямо через помещение, текла небольшая речка. В верхнем уровне речка была побольше, поглубже, и в центре формировала углубление с медленно текущей водой - вода эта нагревалась до нужной температуры за минуту, нажатием кнопки на небольшом белом пульте. Инти усаживала Вернера на движущееся сиденье, которое медленно съезжало вниз, в воду - и так он купался в теплой, почти горячей воде, которая затем протекала через полупрозрачное устройство-фильтр, и скрывалась в стене.

А уровнем ниже текла в темном канале еще одна речка, ручей, и в нее-то (для этого над ней были установлены удобные стульчаки) совершались естественные потребности. Инти объяснила, что этот ручей, проходя по спирали через все дома селения, выносит в итоге биологические удобрения в оранжерею, обогащая почву.

Запах в туалете был, но не сильный, благодаря текущей воде, и Вернер быстро перестал обращать на него внимание.

Еда тоже была здесь другой - часто вообще не приготовленной. Знакомые и совершенно незнакомые фрукты и овощи полагалось есть целиком. Непривычного вкуса молоко и его производные - сыр, творог и сливки; множество разных каш, и еще продукт, похожий на мясо, с мясным вкусом, но без костей и жил, и непонятно, откуда вообще такое мясо берется; грибы в разных видах. Мало было обработанной пищи, совсем не было изысканных блюд, требующих поварского искусства. Но вкус еды Вернеру нравился.

Все, что он ел, пил, видел, ощущал - было диким, нечеловеческим, и пожалуй, даже совпадало с нелепостью рассказов Инки. Но в то же время - как и с языком - Вернеру часто казалось, что все это он уже видел где-то, что все это - самое естественное, нормальное бытие, а то, что он помнил с детства, в Германии - было лишь дурным сном.

Но что-то восставало в нем против рассказов Инки. Он слушал скептически. Он спорил.

- Все, что вы говорите - абсолютно невозможно. Куда же делись все эти амару? Цари и боги? Что случилось с имата - раз вы технически так превосходите остальных?

- Мы не так уж превосходили их технически. При катастрофе погибло много специалистов, мы с трудом восстановили энергостанции, но многие вещи пришлось изобретать заново. Урку перенимали изобретения - ведь мы щедро делились с ними... а они потом теряли их. Варвары побеждали, Вернер. Варвары всегда побеждают. Всего полторы тысячи лет назад римляне построили дороги и водопроводы - тысячу лет назад в Европе ничего этого уже не было. Шесть тысяч лет назад над землей носились дисколеты... даже урку летали на них. Летающие колесницы древности - это не миф, это чистая правда. Но уже за тысячу лет до нашей эры все имата, имевшие дисколеты, были уничтожены, и носители этой технологии среди урку погибли - на их место пришли более тупые, менее развитые, зато готовые бороться за место в иерархии варвары. Поймите, Вернер, цивилизация, культура - хрупкая вещь. Она всегда гибнет под сапогом варвара, в когтях зверя. Если превосходство в живой силе тысячекратно, никакая имата не устоит. Но имата разрушались также изнутри... Многие амару не хотели жить в изоляции, уходили, пытались влиться в общечеловеческую цивилизацию. Их дети или внуки забывали, кто они такие, женясь и выходя замуж за урку, живя среди урку. Они не помнили ни своего языка, ни культуры, а позже забывали и происхождение. Никто из них не заботился о чистоте крови, разумеется. Но с другой стороны, амару-мужчина нередко находил для брака женщину-амару, просто потому, что они лучше понимали друг друга. Гены амару - некоторые из них рецессивны, некоторые доминантны - сохранялись и могли внезапно всплыть в потомстве, даже если несколько поколений были фенотипически чистыми урку. Нынешнее человечество, Вернер - это смесь урку и амару, где амару - как ложка меда в бочке дегтя. Число чистокровных амару здесь, в нашей имата очень велико, а в человечестве их распространение всего одна тысячная процента, хотя по всей земле и это - десятки тысяч. Амару-полукровки - биологически корректно говорить об урку с примесью генов амару - которые чувствуют и ведут себя тем не менее, как чистые амару - составляют почти пять процентов. Эти пять процентов во все времена, Вернер - они-то и обеспечивали хоть какое-то развитие. Науку, искусство, социальные движения, религии, философию. Именно и только они, исключительно они - и далеко не всегда они сами получали от этого хоть какие-то преимущества. Преимуществами пользовались наиболее преуспевшие урку. Все изобретения, весь прогресс - все это дело рук амару, урку только воевали и торговали.

Амару расщепил атом, окружающие его урку воспользовались плодами открытия, написали диссертации, получили премии, а теперь используют это открытие для создания еще неслыханного оружия. Тоже, впрочем, руками скрытых амару.

Амару построил замок Нойшванштайн, а урку сделали из него прибыльный гешефт, объявив создателя сумасшедшим.

Амару открыл людям новую этическую и психологическую истину, а урку сделали из нее сложную религию с множеством предписаний и иерархической структурой.

Война и торговля - вот все, что умеют урку, и вот то, чему они подчинили мир - тот мир, который когда-то был нашим.

- То, что вы говорите, противоречит всему... всем общепринятым представлениям, - возражал Вернер, - разве не война является единственным настоящим двигателем прогресса? Война и борьба за повышение прибыли - то есть все та же самая биологическая борьба за место в иерархии. Которая, как вы считаете, присуща урку. Я ненавижу войну, нацизм, но... только из-за нее разработали новые типы самолетов, моторы, теперь уже реактивное движение, да и если вдуматься, даже распространение пенициллина...

- Неправда, - обрубил Инка, - пенициллин и реактивное движение были придуманы и открыты учеными в тишине, покое и сытости, этими учеными - амару по генетике - двигало любопытство, интерес к жизни, миру, его феноменам. А вот внедрить все эти открытия в обществе урку можно только через войну или через конкурентную борьбу за прибыль. Этим и различаются наши общества.

- Но ведь было много ученых, людей искусства, притом и великих, которые вовсе не отличались стремлением к моногамии, тем более - к равенству мужчин и женщин... да и с иерархическим сознанием у них было все в порядке.

Инка досадливо поморщился.

- Вернер, вы же умный человек. Чистокровных амару на земле почти нет. Все яркие проявления таланта, интеллекта - проявления полукровок, стремления которых противоречивы и смешанны. Все это не так однозначно, разумеется. И не забывайте, гены - это всего лишь потенция, уже во внутриутробном периоде закладывается индивидуальный гистоновый код, который может биохимически изменить проявления генов до полной противоположности; впрочем, этого ваша наука еще не знает. Если проще - влияния среды, обучение, воспитание может изменить генетическую предрасположенность почти до неузнаваемости. Урку может вести себя как амару, амару - целиком как урку. И все же гении и таланты проявили себя лишь потому, что у них эта предрасположенность - амарский интерес к миру и творчеству - вообще была. Стертая, смешанная с чертами урку - но была.

Вернер задумывался. Черт возьми, он когда-то хотел быть биологом, вечера просиживал в лаборатории. Не было чуждо ему и искусство, он писал стихи мальчишкой, пел в хоре, любил классическую музыку. В самом деле, все это можно делать лишь тогда, когда ты спокоен. Не обязательно богат, нет. Но должна быть возможность задуматься об отвлеченном, должен быть покой, чтобы проснулось это тонкое, чистое любопытство к миру, способность восторгаться - симфонией ли, проклюнувшимися ли зелеными листиками.

Может ли быть, чтобы 95 процентов человечества - по словам Инки - вовсе не могли иметь таких чувств, этого чистого и тонкого восторга перед сложностью и красотой мира, не могло, потому что гены и гормоны заставляли их непрерывно мучиться совсем другим - борьбой за место в иерархии?

Эта мысль была одновременно искусительно-сладкой - и отвратительной.

Но отвращение преобладало.

Споры с Инкой продолжались порой далеко за полночь. Вернер теперь мог сидеть - он сидел за деревянной столешницей, тянул прямо из желтого плода сладковатый напиток фаноа и спорил с Инкой. Инти время от времени присутствовала - но редко вступала в споры, не вставала ни на чью сторону, лишь улыбалась загадочно, поглядывая на Вернера.

- Все это не ново, - говорил Вернер, нервно крутя в пальцах обрывок бумаги, - во все времена находились те, кто объявлял себя высшей расой. А всех остальных - ни к чему не способными, годными быть лишь рабами. И всегда это оправдывалось чем-нибудь возвышенным - религией, якобы научными доказательствами.

- Да, - грустно отвечал Инка, - национализм, расизм, нацизм. Мужской шовинизм. Все это порождения урканского духа. Психологические основы расизма и нацизма очень просты и доступны пониманию любого урку: деление на своих и чужих, конкурентная борьба между стаями. Когда-то чужих банально уничтожали, теперь потребовалось объявить их исчадиями ада, нелюдьми. Это, кстати, признак прогресса - по крайней мере, урку усвоили, что людей убивать нельзя. Теперь прежде, чем уничтожить противника - следует доказать, что он не человек. Или - недочеловек. Но Хальтаята, Вернер - она-то не имеет ничего общего с расизмом или нацизмом. Например, потому, что мы не нация и не раса.

- Вы же сами понимаете, что имеет, - упрямо отвечал Вернер.

Хальтаята как движение возникла менее сотни лет назад. Возникла здесь, в Шамбале, где укрылись от человечества последние остатки амару, сознающих себя, знающих о себе, кто они.

Хальтаята на ару (кстати, это слово сохранилось и в аймара) означает "разделение". Ее последователей стали называть хальту - и как понял Вернер, далеко не все сознающие себя амару стали хальту. Эта мысль показалась им - как и ему самому - омерзительной.

Эта идея и была омерзительной для амару - что делало им честь. На протяжении тысячелетий им это и в голову не приходило. И лишь в прошлом веке возникла идея - вновь собрать свой биологический вид воедино и отделиться от вида урку.

- Но поймите, - убеждал Вернера старик, - а какой у нас выход? Ведь не от хорошей жизни мы хотим отделения. Аргументов очень много... Ну например - вы ведь понимаете, что генетика развивается и в мире урку? Да, ее тоже развивают люди с генами амару - но неважно. Наши аналитики подсчитали, что открытие кода ДНК - вопрос следующих двадцати, тридцати, может быть, сорока лет. Это неизбежно, понимаете? А когда они откроют код ДНК, следующим шагом будут массовые обследования, антропогенетика. Очень быстро они найдут людей с определенным рисунком маркеров... вы не знаете, о чем я - ну словом, они обнаружат определенные последовательности генов, дающие свойства амару. Они сделают выводы. Урку, которые у власти - амару почти никогда не бывают у власти! - они сделают выводы. Вы же знаете, что делают люди с теми, кто отличается от них, и упаси еще Боже - в лучшую сторону? Думаю, что судьба евреев в Третьем Рейхе будет казаться нам еще счастливой...

- Все это излюбленные аргументы нацистов, - угрюмо отвечал Вернер, - мы бедные, несчастные, угнетенные, евреи вот-вот окончательно сядут нам на шею и навяжут свое господство.

- Аналогии лживы!

- Ну так и пусть сядут нам на шею. И пусть сделают то, что хотят, - говорил Вернер, - значит, человечество не заслуживает ничего лучшего. Ни мы - раз не смогли помочь, научить, ни они не заслуживают. Но делить, самим делить человечество на части... вы сами-то не понимаете гнусности всего этого?

Инка не хотел понимать, но и не обижался. Он снова и снова приходил к Вернеру и болтал с ним, и Вернер был ему благодарен. Немногие здесь так хорошо знали немецкий, разве что Пеллку и Тимта, Инти владела им лишь на бытовом уровне и не могла вести длинные философские беседы. Ару он еще не овладел достаточно. А поговорить хотелось. Вернер понемногу выходил из оцепенения, исчезал страх, становилось понятно, что говорить теперь - можно, даже нужно, что этим ты не навредишь себе или еще кому-нибудь. И говорить хотелось, вести философские беседы, рассуждать... он так истосковался по этому за последние десять лет.

Он перестал просыпаться по ночам, и редко теперь приходили страшные сны. Инка приносил ему последние, эмигрантские издания Манна, Фейхтвангера, Зегерс, и еще принес легкие детские книги на языке ару. Алфавит ару по сравнению с латинским казался простеньким, но только на первый взгляд. С удивлением Вернер обнаруживал сходство с санскритом, арабским и той же латынью. Создавалось впечатление, что все языки земли имели общий корень - хотя скорее, все они просто многое позаимствовали из ару, "истинной речи".

Вот почему ару казался таким родным. Словно он не учил, а вспоминал его заново.

Еще Инти принесла "экран". Так называл его вначале про себя Вернер. Этот предмет назывался амарским словом кита, означающим что-то вроде "посланника". Вернер никогда не видел такого. Плоская дощечка с краями из неизвестного ему материала, а в центре - экран, на котором произвольно, по желанию оператора менялись картинки и тексты, с этого экрана можно было читать, и на нем же можно было смотреть настоящие кинофильмы! И книги, и кинофильмы хранились внутри этой дощечки, как и еще неведомая прорва разнообразной информации. Экраном можно было управлять, нажимая пальцами на буквы и стрелки прямо на нем. Или диктуя команды голосом. Позже Вернер понял, что кита - также средство связи, и научился "писать" - вводить тексты голосом и пальцами. Но пока ему хватало и книг с фильмами. Это позволяло понять, как далеко на самом деле ушли амару в технологическом отношении.

А если бы такие штуковины использовались на войне? Вернер даже не пытался об этом думать. А ведь у них есть еще какие-то дисколеты. Есть генератор невидимости - лан-генератор, надежно скрывающий имата от любопытства окружающих. И наверняка, есть разрушительное оружие. Что там они говорили о геомеханической энергии?!

Инти сняла последние повязки. Остались только шрамы, но часть из них, может быть, со временем исчезнет, сказала она. И провела рукой по торчащим позвонкам, по бугоркам шрамов.

- У тебя аритмия. Нужно беречь сердце. Не напрягайся пока, постарайся лежать днем хотя бы несколько часов, - сказала она. К тому времени они уже перешли на "ты", даже говоря по-немецки. Язык ару не делал различий между "ты" и "вы". Амару между собой все были на "ты", как в семье.

Вернеру очень захотелось поймать ее руку и поцеловать. Но он не сделал этого - это было бы неудобно. Что она подумает? Инти помогла ему надеть рубаху. Села на край кровати. Ее ореховые глаза были тонко обведены темными линиями.

- Как быстро, - сказал Вернер, - я не думал, что все это заживет вообще.

- У нас другая медицина, - поделилась Инти. Вернеру нравился звук ее голоса - грудной и гулкий, - мы не уничтожаем возбудителей, а стимулируем иммунную систему организма. Ускоряем регенерацию, рост клеток, кровеносных сосудов.

Инка, работающий с кита за столом, стремительно встал, подошел к ним. Женщина улыбнулась, поднялась, кивнула Вернеру и вышла. Вернер проводил ее взглядом.

- Тебе нравится Инти? - тихо спросил Инка, - ты знаешь, она потеряла мужа три года назад? Она одинока.

Вернер ничего не ответил, отвел глаза.

- Ты прочел декларацию Хальтаяты?

- Да, - медленно ответил Вернер, - я прочел. Мое мнение не изменилось. Все это - мерзко. Тот же самый нацизм. Знаю, ты скажешь - но мы же не будем строить лагерей...

- Почему же не будем? - удивился Инка, - потребуется - так и будем.

Он остро взглянул на замешавшегося Вернера.

- Знаешь, сколько мне лет? Я за руку здоровался с Бисмарком. Я воевал в Испании против Наполеона. Я видел, как брали Бастилию! Вернер, мне 182 года. Ты думаешь, меня все еще волнует чье-то морализирование? Меня может обидеть сравнение с нацистами и подобные обвинения?

- Ты хорошо сохранился, - произнес Вернер после некоторой паузы.

- Хальтаята ведь не ставит вопроса - мы или они. Если не будет Хальтаяты - не будет ни нас, ни их. Дело не только в том, что скоро они обнаружат нас. Дело еще и в том, что они сами уничтожат себя. Ты знаешь, что сейчас разрабатывается оружие на основе атомного распада? Не только разрабатывается - оно уже создано, и наша разведка сообщает, что возможно, оно скоро будет применено. Его делали в Третьем Рейхе, его создали в США. Это оружие может уничтожить всю цивилизацию. А это ведь они еще не дошли до тектоники! Биологическое уже применяют... ты знаешь, что ваши и японцы проводили эксперименты над людьми в лагерях, и что уже созданы боевые штаммы чумы, холеры? Урку уничтожат себя - и нас заодно. И даже если мы здесь, в имата выживем - неужели не жаль земной цивилизации, храмов, библиотек, галерей? Не говоря уже о тех же самых миллиардах людей...

- Я знаю, - сказал Вернер, - но ведь есть выходы. Коммунизм, например. Люди ищут выхода, ищут совместно, и... может быть - найдут? Пусть даже найдут его эти... скрытые амару. Это ведь тоже люди.

- Коммунизм? - Инка горько рассмеялся, - ты знаешь, что коммунизм с самого начала был амарским проектом?

- Как... сама теория марксизма...

- Маркс был полукровкой, не сознающим себя, конечно, талантливым полукровкой. Энгельс, видимо, обладал всем генным набором амару, почитай как-нибудь его биографию. Кроме того, оба они были исключительно умны. Теория была гениальной, многообещающей - и мы взяли этот проект под патронаж. Амару - но не хальту, разумеется. Наоборот - я лично еще в конце прошлого века осознал, что и эта попытка воспитать урку окончится крахом. И дал клятву хальтаяты. Но коммунизмом, а затем советской Россией - занимались наши люди. Они встречались с Лениным, есть даже открытые свидетельства об этом. Многие большевики, включая, конечно, и Ленина, были носителями генов амару, и мы поддерживали их, не раскрывая им правды. Но все это уже было, было, было. Думаешь, это впервые так? Еще в древних цивилизациях Южной Америки пытались жить без частной собственности, да и все древние цивилизации были такими с самого начала. Ведь если вся собственность в руках государства, а государство - служит народу и управляется народом, если в управлении участвует весь народ - и это и есть тот идеальный строй, о котором мечтали коммунисты. Власть трудящихся! Собственность в руках трудящихся! Но народ и в древнем Вавилоне и в нынешнем Советском Союзе не очень-то способен управлять собой. Урку не способны думать о благе общества. Просто не умеют. Каждый урку думает о своем месте в иерархии, о собственном благе, о конкуренции. Советское воспитание может внушать, что это неправильно, плохо... Сталин вообще пытается железной рукой искоренять наиболее наглых урку, что потом ему, конечно, аукнется обвинениями и сравнениями с фашизмом. Но нельзя изменить гормональную предрасположенность, просто нельзя.

- Мне казалось, коммунисты все же добились некоторых результатов, - ошеломленно возразил Вернер.

- Да. Добились. Но за счет чего? За счет образования народных масс - то есть создания благоприятных условий для амару! Для скрытых амару, рождавшихся среди низших классов и не имевших возможности ранее проявить себя. Сейчас в Советском Союзе масса таких амару работает в науке, искусстве, на производстве и даже в органах власти - потому такой рывок. Они войну выиграли, уж извини, только благодаря амару. А теперь скажи - где у Маркса сказано, что социализм должен быть просветительским проектом?

- Не знаю, я же не читал Маркса.

- Подскажу: нигде. Там нигде не сказано про важность образования, просвещения и науки. Однако большевики именно это и делали - учили читать русских крестьян и узбекских девочек, открывали рабочие факультеты, в 20е годы, еще в голод - посылали научные экспедиции, создавали академии и институты наук. Хотя Маркс ничего такого не писал. Просто они были амару и создавали условия для других амару - чтобы те чувствовали себя в этом обществе как рыба в воде.

- А на урку им было плевать. Поэтому они сажали и расстреливали массу людей. Скажешь, это Геббельс придумал?

- Геббельс придумал многое, но не все. Однако как раз большевикам было не плевать на урку. Они - как и наши идеалисты - считали, что все люди одинаковы по своей врожденной мотивации, и всех можно поднять, научить, всех сделать людьми в полном смысле слова. Именно потому их проект, сейчас процветающий, все равно обречен на поражение. Среди них самих уже появилось множество урку - видящих широкие возможности в партийной карьере. А насчет сажать и расстреливать... это урку делали и будут делать всегда. Только вмешательство амару заставляет их теперь думать, что может быть, это не очень хорошо... Раньше насилие было нормой повсюду.

Разговоры с Инкой казались бессмысленными. Вернер отторгал хальтаяту на глубинном, эмоциональном уровне - не логическом. Все четыре года подполья и пять лет тюрьмы - вот были его аргументы, следы истязаний в гестапо, намертво стянувшие кожу - вот, что не давало ему, физиологически не давало принять эту теорию; но эти свидетельства нельзя было предъявить в споре. Тем более - Инке с его двумя веками жизненного опыта, порой не менее драматичного и бурного.

- Хальтаята - это отделение. Не более того! Вернер, изначально не ставится цели кого-то уничтожать или порабощать. Мы хотим только отделиться и жить открыто на поверхности земного шара. Не прятаться, не скрываться. Иметь возможность забирать к себе и обучать всех своих. Мы готовы создавать для урку благоприятные условия. Ведь пойми, нам даже рабы не нужны - на данном этапе мы не нуждаемся в дешевой посторонней рабочей силе, а если будем нуждаться - то легко можем заплатить за нее по их меркам.

- Все верно, - отвечал Вернер, - это всего лишь разделение. Разделение человечества на агнцев и козлищ, на плохих и хороших, на своих и чужих... Оно всегда производится с самыми благими намерениями. И заканчивается тем, что плохие, чужие и козлища оказываются жертвами хороших и добрых. А я не хочу делить человечество. Мне оно нравится вот таким, какое оно есть.

- Ты уверен в этом? Оно тебе нравится? - язвительно спрашивал Инка. И Вернер замолкал, не зная, что ответить. Он вспоминал харкающие рожи гестаповцев. Сокамерников, теряющих человеческий облик. Предателя, сдавшего однажды половину группы - Вернер тогда чудом сумел уйти. Обывателей, презирающих таких, как он, легко прогнувшихся под Гитлера. Нравится ли ему этот мир?

Он не был в этом уверен.

Вернер считал себя христианином. То есть он в свое время благополучно забил на католическое воспитание и в церковь ходить перестал, огорчив мать, как положено подростку. Дальше он почти не вспоминал о Боге и подобных вещах. Но в тюрьме Вернер осознал себя католиком - может быть, из чувства протеста. Даже вспоминал какие-то молитвы и молился иногда деве Марии, перебирая пальцы, как бусины Розария.

Однажды он спросил об этом Инти. Она чуть нахмурилась. Отвела взгляд.

- Мы все знаем об Иисусе Христе, - сказала она.

- Знаете?

- Да. Каждый из нас знает о нем. Но мы никогда об этом не говорим.

Так Вернер ничего и не понял. И не расспросил подробнее в тот раз, а потом - просто забыл.

Никаких следов религий и церкей в имата он так и не встретил.

Инти показала ему несколько упражнений, и он стал тренироваться. Мышцы атрофировались, их надо было восстанавливать. Вернер тренировался упорно, пот заливал глаза, все болело. Дыхания поначалу не хватало, и сердце норовило выскочить из груди. Инти хвалила его. Сросшаяся рука действовала безупречно, хотя ее и следовало поначалу щадить. Через некоторое время вставать, ходить, сидеть перестало быть проблемой. Вернер обрел самостоятельность. Зеркальная система в ванной показывала уже не скелет с обвисшей кожей и выкаченными глазами, а вполне приличного стройного мужчину. Щеки, конечно, все еще были втянуты, ребра видны - но смотреть на это было уже не страшно.

И наконец Вернер стал выходить на улицу. Мир имата раскрылся перед ним.

Первое время с ним гуляли либо Инти, либо Инка - или же кто-нибудь еще из амару. Он познакомился со многими. Примерно половина жителей имата выглядела обычно, здесь были белые, негры, монголоиды - а половина принадлежала к истинным древним амару, выше других на голову, тонким и светлым, чьи лица поначалу казались уродливыми из-за своей инаковости, но Вернер уже привык к ним.

Сами амару не делали никакой разницы между расовыми типами, внешность для них, кажется, не имела ровно никакого значения.

Из объяснений Тимты Вернер понял, что гены, определяющие основные поведенческие характеристики амару, не сцеплены с генами, определяющими внешность - или сцеплены очень мало. Кроме того, и этот распространенный здесь тип амару был не единственным - раньше существовали различные расы амару. Частью гены этих других рас отразились во внешности разных народов.

Вернер встречал мужчин, женщин, подростков, детей. Все они были к нему дружелюбны. Охотно выслушивали его неумелый лепет на ару, стремились понять, переспрашивали. Подсказывали слова. Они были дружелюбны и друг к другу. Вернер не мог понять, что определяет их отношения между собой, это было лишь ощущение - несказанного покоя, безопасности, физической и ментальной, полной уверенности, что никто не ударит тебя, не обидит словом или жестом, никто не стремится командовать тобой - но и не ждет от тебя командования. Вернер не рефлексировал все это, ему просто было хорошо.

Он продолжал спорить с Инкой, гуляя по улице имата, закручивающейся в спираль.

- Вот ты говоришь, коммунизм - амарский проект... А нацисты? Они тоже были амарским проектом?

- Сохрани меня хронос! Как мы могли иметь к этому отношение, когда это был в первую очередь антикоммунистический проект, направленный против наших же? Подумай сам, что представляет из себя нацизм, даже любой национализм - он играет на самых урканских струнах, ощущение свой-чужой, своих беречь, чужих уничтожать или брать в плен. Как амару могло прийти в голову такое?

Инка задумался, а потом добавил.

- А если говорить об истреблении евреев, то это и вовсе нелепо. Ведь евреи - это тоже древний, правда, давно заброшенный проект амару.

- То есть ты хочешь сказать...

- По-настоящему евреи начались с Моисея. Моисей, чистокровный амару, вырос в египетской имата. Предупреждая твой вопрос - среди евреев не больше амару, чем везде. Те же 5 процентов, включая полукровок. Моисей и его последователи ставили себе одну задачу - воспитать урку под амару. Это многие амару пытались сделать на протяжении тысячелетий, число попыток бессчетно. Все они проваливались. Но Моисею, как и всем последующим воспитателям, удалось другое - создать народ, где для амару есть благоприятные условия. Где все 5% выживают и реализуются, где они пользуются уважением. И остальные служат и крутятся вокруг этих 5%, а не наоборот... Именно поэтому евреи часто вызывают глубокое уважение - или безудержную ненависть у других.

Инка помолчал.

- Но если говорить о нацистах... Я могу предположить, что Гитлер был тоже был носителем генов амару. Мы называем это у-полукровкой - то есть урку с некоторой примесью амару. Вообще полукровок среди высших нацистов было немало. Понимаешь, они создали общественный проект. Омерзительный, ужасный - но проект. Только урку может предположить, что Гитлера привлекала исключительно личная власть. Нет - его интересовал именно сам проект. Кстати, Гитлер догадывался кое о чем - он послал несколько экспедиций в Тибет. Пообщался с буддистскими ламами, - старик усмехнулся.

- Значит, все-таки и наци как-то связаны с амару.

- И американская декларация независимости и война за освобождение черных, и конечно, Французская революция, и движение за независимость колоний. И вообще все значительное в этом мире создали амару. Даже значительно мерзкое. Или хотя бы полукровки. Но они не осознавали себя как амару, конечно. Просто благодаря амарским генам они были способны к отвлеченной чисто человеческой деятельности.

Имата, некогда существовавшие во множестве, нередко пытались вмешаться в земную историю. Все крупные земные религии были, оказывается, произведением того или иного гения-амару.

Притом, с удивлением отметил Вернер, сами амару были лишены религиозного мышления.

Он пытался расспросить об этом, прочесть - но получалось так, что уже в Лаккамару, да что там - в те времена, когда амару едва слезли с деревьев, настоящего религиозного культа у них так и не возникло.

Было почитание предков, были интереснейшие идеалистические философские системы, даже концепция единобожия. Но амару не приходило в голову, что предполагая существование Бога, нужно выполнять какие-то специальные ритуалы, пытаться толковать якобы волю этого Бога и так далее. Амару были скучные посконные материалисты, размахивающие бритвой Оккама буднично, как зубной щеткой. Их мышление, отраженное в языке ару, гораздо больше ценило реальные, наблюдаемые вещи, нежели придуманные или мистически воспринятые, а главное - четко, даже грамматически различало эти вещи.

Они могли рассуждать о существовании Бога, но никогда не делали из этого религии.

Феномен религии, всегда возникавшей среди урку, очень интересовал амару и был предметом исследования. а урку с самого начала имели сложнейшие культы, почитания духов и богов

Психологически урку склонны к религиозности, как раз из-за иерархического мышления. Это пытался объяснить Инка. Получалось, что урку в отношении мироздания в основном озабочен вопросом "кто здесь главный", и средний урку не может поверить, что главный - человек, слишком уж человек слаб и подвержен капризам судьбы. Поэтому урку склонен автоматически придумывать более сильных вожаков иерархии - богов и духов; и раз уж придумал, всячески демонстрировать им свою подчиненность, лучше всего с помощью замысловатых ритуалов и мазохистских жертв.

Во времена Лаккамару эта особенность урку была интересным научным феноменом.

Позже, во времена имата, находились подвижники, которые пытались использовать эту особенность для изменения жизни урку. Моисей был лишь один из них.

Это казалось таким перспективным!

- Обрати внимание, - говорил Инка, - религии, конечно, разнообразны. Но все они имеют нечто общее. Например, практически все религии утверждают, что милосердие - это хорошо. Что нужно помогать ближнему, заботиться о ближнем. Любить. Это не прямой запрет иерархии, но это ее смягчение.

- Пожалуй, да. А как же с обещанным во многих религиях загробным адом или загробным же блаженством?

- Урку воспринимают только такой метод воспитания. Кнут и пряник. По их представлениям, бог или боги находятся по ту сторону бытия. И очень важно, чтоб урку воспринимали богов как высших в иерархии. А что делает такой высший? Наказывает или поощряет. Отсюда и легенды о рае и аде.

- И требование моногамии...

- Не везде. Часто основатели религий, скажем, Мухаммед, просто не видели нужным менять сложившуюся ситуацию, но и они были против беспорядочных связей и закрепляли парные браки, пусть со многими женами.

Инка охотно рассказывал о Моисее - так, будто последний был его закадычным приятелем.

- Моисей в какой-то момент ушел из имата. Он долгие годы вынашивал свой проект... в египетской имата остались его жена, дети... А Моисей решил попробовать создать избранный народ. Это ему казалось перспективным. Конечно, он был не один. Их с самого начала было двое, а потом он отобрал - генетический анализ он был в состоянии провести, конечно - еще нескольких сильных полукровок в поддержку себе.

Все это брожение по пустыне, войны, якобы беседы с всевышним... Все это требовалось для перевоспитания народа. Моисей в этом, конечно, не преуспел, и невозможно это было. Ты помнишь Библию несомненно...

- Ну все-таки в какой-то мере...

- Ровно в той мере, что амару в этом обществе чувствовали себя хорошо и удобно. А так... Вот посмотри на десять заповедей! Первые четыре устанавливают иерархию, вдалбливают ее в подкорку. Отчетливо объясняют, кому должен служить правоверный иудей. Выделяют специальный день, чтобы проводить такое внушение регулярно. Все это нужно для урку - чтобы вдолбить иерархическую структуру. Далее - о родителях. Это была попытка защитить стариков -Моисей потребовал кормить мать и отца при любых обстоятельствах. Слова "чтобы продлились дни твои на земле", надо понимать буквально. Заботься о своих родителях - и в этом обществе дети позаботятся и о тебе, и ты проживешь долго. Не убий, не укради - понятно. Не прелюбодействуй! Для урку это - нож острый, для амару - нет ничего естественнее. В девятой заповеди речь не случайно идет не о лжи вообще, а именно о клевете - урку вовсю пользовались ею при введенной судебной системе. Ну а десятая направлена против конкуренции в области собственности. Понимаешь? Моисей не был хальту, хальту тогда вообще не было, мы тысячи лет не желали признать очевидное: у нас и урку разные цели, разные интересы в жизни, разные возможности. Он пытался евреев-урку, те самые 95% из них воспитать под амару. Заставить силой и убеждением жить как амару - интересоваться отвлеченными вещами, мыслить, философствовать, играть, трудиться с увлечением, любить только мужа или жену... Моисей был жестоким воспитателем. Помнишь? Ведь они реально убивали нарушителей запретов. Камнями забивали. Вырезали целые народы. Нравы, конечно, тогда и в целом были проще, но древние евреи отнюдь не отличались гуманизмом. А ты меня возможными лагерями попрекаешь! Но даже такими мерами Моисей не превратил урку в амару.

Они брели по широкой улице имата, и все происходящее представлялось Вернеру нереальным. Как во сне, вставали впереди, над сверкающими куполами, геометрические изломанные линии гор. Снежные шапки, синие хребты, сизое зыбкое марево. Город вписывался в тибетский пейзаж так, будто и вырос сам, естественным путем; круглые и пирамидальные башенки из кристаллина, сияющие в солнечных лучах, утопали в темной хвое, можжевельник стелился под ноги, выползал на мягкое и прочное уличное покрытие. Цветы покачивали желтыми головками, алыми или белыми лепестками, нежно синели. Воздух и сейчас, в июле, был прохладен - здесь, кажется, никогда не бывает жарко. Тибет, не самое уютное место на этой планете. Но в городе амару было хорошо, так зелено и покойно, как нигде на земле.

- Моисей по вашим меркам, Вернер, был извергом и маньяком, Гиммлер - зайчик по сравнению с ним. Почитай только об истреблении амаликитян. А как насчет убийства за любой грех? Помолился чужому идолу - в расход, переспал с женщиной - и тебя, и ее... Это ты все знаешь - Библию ты читал. Я это к тому говорю, чтобы ты не строил иллюзий - амару обычно не похожи на ангелов с крылышками... впрочем, в Библии и ангелы были весьма негуманные. Идея перевоспитать урку, сделать их способными к наукам, цивилизации, духовному росту - довлеет над нами много тысяч лет. Мы просто не верили, что это невозможно, биологически невозможно. Ты можешь научить шимпанзе говорить, но между двумя шимпанзе невозможна научная дискуссия. У Моисея тоже не получилось. Сам знаешь, евреи так и не перестали грешить. Вместо этого они, уже придя в Землю Обетованную, уже без присмотра амару-вождя, создали сложную иерархическую систему первосвященников, исполняющих сложнейшие ритуалы. В их религии была масса мельчайших предписаний по любому поводу, но никаких принципиальных изменений в еврейской цивилизации не произошло - науки и искусства не расцвели, социальные отношения остались на прежнем уровне. Разве что иногда появлялись пророки - тоже амару - и напоминали им о Моисее. Проект окончился неудачей. Собственно, это судьба любой религии, абсолютно любой.

Мимо, поднимая пыль, проскакали двое подростков, мальчик и девочка, на низкорослых тибетских лошадках. Вернер поглядел им вслед.

- Собственно, это похоже на правду, - произнес он, - я всегда недоумевал... есть некоторое количество христиан, которым довольно легко соблюдать заповеди. Их и не тянет к чужим женам, их мало волнует свое имущество, они легко отдают и легко жертвуют, добродушны и спокойны... и есть огромное количество людей, которым это невероятно трудно.

- А теперь подумай вот о чем. Амару всегда было плохо в обществе урку. Но разве урку было хорошо с ними? Разве это человечно - заставлять урку жить противоестественным для них образом, идти против собственной природы? Воспитывать их, подгоняя под образец амару? Да еще и воспитывать-то зачастую жестокими, зверскими методами? Вот в этом смысл хальтаяты - отдать себе отчет в истинном положении вещей и больше не мучить урку, только и всего.