Версия

Авторитет, каких уж нет!

Самым большим пузырём в пене Союза был Коба, которому кличку эту прилепили его подельники в память о средневековом турецко-грузинском Робин Гуде. За 30 лет единоличной власти этот пузырь был так надут тщеславием, что всякое, даже микробное умаление его, казалось пузырю гибелью. Чтобы защититься от прокола (не дай бог!), и не превратиться в мокрую резинку, пузырю пришлось треть народа поставить на свою защиту. И не от каких-то банальных убийц с шилом в руке, а от субчиков, которые не верят, что большой лоснящийся пузырь – это и есть Солнце! Чтобы убедить общество в Абсолюте своего сияния, ещё треть народа пришлось убить – как ему казалось, не верили в него, дураки. Последняя треть не знала, что и делать. Многие хотели нанимать стукачей из первой трети, кормить их и поить, только бы они докладывали ежедневно, куда надо, о полнейшей, безоговорочной, вечной лояльности, преданности, вере и любви к Пузырю. Но Коба знал, что всех можно купить, уговорить, запугать, и не верил никому. Из поредевшей толпы ему удобно было выуживать подозрительных, разрывая, как ему казалось, возможные цепочки преступных связей.

Думаю, в неверии своём он даже голодал. А то, что ел, глотал со страхом отравиться. Страхнин был страшнее стрихнина – он действовал непрерывно и убивал очень медленно.

На этот раз кислый дым ужаса потянулся из последнего бункера, в который он всё чаще заглядывал в последнее время – из кремлёвской больницы. Впрочем, он и врачей подозревал. Как всех. Но надеялся, надеялся… А дымок он унюхал (или показалось?), когда один из его помощников не проснулся после операции банального аппендицита.

Лучшие врачи и хирурги в больнице были евреями. Сложив два и два, Коба понял, что в руки ему подвернулась ещё одна дубинка, и теперь он её не выпустит, пока не завершит начатое в тридцать седьмом.

Коба послал за Берией. Вступление окончено.