Лес начал редеть. Лёша воспрянул духом, ускорил шаг. Шел налегке, корзинку выбросил давно, ещё при свете дня, когда забрался в какие-то непролазные еловые дебри. А сейчас сумерки совсем сгустились… Сколько времени-то? Часов девять? Телефон сел… Во попал. Ладно, дальше границы не уйдёшь по-любому. Дорога должна в конце концов встретиться… или ЛЭП… или река… Лишь бы по кругу не ходить. Идти прямо. А вдруг болото? И лес начал редеть, это запросто может быть началом болота…
— Какие у нас есть топкие болота? — произнес вслух Лёша. Он говорил сам с собой, чтобы было не так страшно. — У нас топких болот в области нет. Максимум — по колено провалишься, так это ерунда. И потом, можно идти рядом с деревьями, чуть что — хватайся за дерево, и всё. И всё. Всё…
Последнее «всё» прозвучало совсем мрачно, и Лёша замолчал. Только еще быстрее пошёл. Под ногами не чавкало, наоборот, лес стал совсем сухим и чистым, идти было хорошо. Стемнело, но Лёша не спотыкался — не обо что было. Беломшанник приятно пружинил под ногами. Даже веток не валялось, насколько Лёша мог разглядеть.
Фонаря, естественно, не было. Кто берёт с собой фонарь за грибами? Смешно. Лёша попытался засмеяться. Получилось ненатурально и жутко.
Телефон сел… Если бы он сейчас заработал, представлял Лёша, сто пропущенных звонков от мамы выдал бы… Ну что ж такое?? Как в плохом кино… «Говорила ему мама, не ходи, сынок, в лес, заблудишься. Не послушался Алешенька, пошел в лес, заблудился…» Уж как он уговаривал отпустить его! Каникулы ещё не кончились, делать нечего, а родители на работе, а он в лес съездит. Ему почти тринадцать! И недалеко ведь! И места он знает отлично, сколько раз здесь на ориентировании бегал!. Даже ночью. Ночью-то в одиночку по лесу КП собирать отпускала мама… А тут не КП, тут грибы домой привезёт, польза: супчик грибной, жарянка на ужин… Хотел-то как лучше! А получилось… Лёша опять усмехнулся. Давно знакомые, «бородатые» шутки почему-то вызывали дополнительную тоску, как маячки с того берега, до которого не добраться…
«Плакса! — мысленно прикрикнул Лёша. — Кукса! Вакса! Почему не добраться! Даже суток еще не прошло! И не таких находили! И не такие находились! Спокойно, спокойно!»
Внутренний окрик подействовал. В самом деле, ничего страшного пока не произошло. Он не ранен, он может идти и даже бежать, если надо. Ему не холодно, не мокро, и есть пока совсем не хочется. Его наверняка ищут. Он сейчас остановится, устроится на ночёвку. Жаль, костра не развести… «Зачем мне спички, я же за грибами иду!» Балда… Ну ладно, не зима. Переночует спокойно, что он, в лесу не ночевал, что ли? Утром сориентируется: может, выйдет куда-нибудь, может, людей встретит. Сейчас грибной сезон, так? Значит, грибников больше, чем грибов. К тому же, ищут его, это уж как пить дать. Мама, небось, всех на ноги подняла, у кого ноги есть.
Вот и отлично.
А вот и пень подходящий.
Лёша, довольный своей взрослой рассудительностью, подошел к пню, широкому, гладкому, хотел уже сесть, и вдруг отскочил в сторону, как ужаленный. А сел бы — был бы в самом деле ужаленный… Гадюка! В последний момент углядел! Вот зараза!
— Ах ты зараза! — крикнул Лёша погромче, чтобы показать змее, что он её не боится, пусть она его боится! Крик получился грозный, но бесполезный: вспомнил, что змеи не слышат.
— Глухая тетеря! — продолжал кричать Лёша для бодрости, отходя потихоньку в сторону. — Чего разлеглась? Ты, что ли, целый день по лесу бродишь? Это я брожу, а не ты! Тебе-то всё равно, где лежать. А мне на пне очень удобно было бы посидеть… Слышишь? Ишь какая собака на сене! Собака ты, а не гадюка! Ну и лежи! Нужна ты мне!
Лёша отошел от пня уже на довольно приличное расстояние и не различал змею на светлом спиле. «А вдруг она соскользнула и ползёт ко мне?..» — пришла ему в голову ужасная мысль. Лёша взвизгнул и подскочил на месте! Бежать! Как быстро ползают змеи? Очень быстро! Бежать!!!
Лёша рванул как на стометровку. «Залезть на камень! На поваленное дерево!» Ничего не было вокруг, лес чистый, словно парк! А если бы и было? Умеют ли змеи прыгать?.. Умеют, ещё и как!! В памяти всплыл кадр из «Animal planet»: развернувшаяся пружина прыгнувшей змеи, пасть раскрыта на сто восемьдесят градусов, с клыков капает яд… Бежать!!
Бежал Лёша молча, не тратя силы на крик, иногда подрыгивая и взбрыкивая, пытаясь стряхнуть воображаемую гадюку с ноги.
На самом деле он не очень-то боялся змей. Страх, который гнал его сейчас по лесу, был каким-то общим, накопленным за день. А может, и не за день, а за весь век человеческий. Страх, который передается с давних времен, от предков потомкам, который хранится в нашей памяти на самый-самый чёрный день, на самый подходящий для этого страха случай…
На бегу Лёша заплакал. Даже сам не знал — отчего.
Нервы не выдержали, надо полагать.
«Сейчас я упаду, и она на меня наползёт!» — вдруг подумал он, сиганул в сторону, как заяц, стараясь сбить преследовательницу со следа, и почувствовал, что приземлился не на мягкий мох, а на бетон…
Лес совсем расступился. Лёша был на бетонной площадке.
Поскорее выскочил на середину, чтобы видеть всех змей, которые будут к нему подползать. Успокоился немного. Огляделся.
От площадки шла бетонная дорога и упиралась в высокое строение. Ну, всё понятно. Бывшая военная часть. Бывает, натыкаешься на такие в лесу. На картах они не обозначены, потому что засекречены. Лет двадцать-тридцать назад здесь были военные, были посты, была техника, Лёша так просто не выскочил бы на эту площадку (которая для вертолётов, наверное), его бы задержали и отвели к командиру части…
«А у командиров всегда чайник на плитке, — переключился Лёша на уютные мысли. — Хлеб, колбаса… Он отрезает толстый кусок хлеба и толстый кусок колбасы, а в чай кладёт сахар и размешивает ложечкой… А тут приводят меня. Он спрашивает, что это я здесь делаю, на секретной территории. Я говорю, что я заблудился. А он говорит: «Стакан на стол! Налейте ему чаю. Это честный парень, дайте ему честный бутерброд с колбасой»…»
У Лёши слегка закружилась голова, а кончик носа вдруг согрелся, как будто он действительно поднёс к губам стакан горячего чая.
Лёша уверенно пошел по бетонке. На чай он, конечно, не рассчитывал. Но вдруг осталось что-нибудь в заброшенных строениях? Стол, кровать, лавки какие-нибудь… Опять же, крыша над головой. Дом есть дом, это вам не лес. Даже если он заброшен, в нём не так одиноко, как в лесу с гадюкой. Ни в какое сравнение не идёт!
Проснулся Лёша там же, где уснул: на широкой и высокой деревянной скамье. А может, на низком деревянном столе. Впрочем, стол был накрыт чистой скатертью. Вчера Лёша её не заметил… В дверной проём светило солнце. А рядом со столом стояла девочка лет восьми-девяти.
— Здравствуй! — немедленно сказала она, как только Лёша открыл глаза.
Лёша сел.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила девочка.
Лёша кивнул.
— А как тебя зовут?
Лёша опять кивнул.
— Ты умеешь говорить? — задала девочка ещё один вопрос.
— Умею, — сказал Лёша.
Девочка улыбнулась.
— Ты уснул прямо на столе! — рассмеялась девочка. — А кровать стоит рядом и никем не занята. Ты первый раз здесь?
— Где — здесь? — спросил Лёша. Наверное, надо было быть более многословным и расспросить девочку по-человечески, где он, далеко ли дорога, есть ли у неё телефон… Надо же маме позвонить!!
— У тебя есть телефон? — быстро спросил он.
Девочка задумалась.
«Боится давать, думает — отниму», — без обиды подумал Лёша.
Что же, имеет право. Ладно, девочка тут явно не одна. Надо со старшими поговорить.
— Ты тут с кем?
Девочка опять задумалась. Маленькая ещё, бестолковая…
— Понимаешь, я заблудился. Я вчера один за грибами поехал и потерялся. Поэтому и спал тут… Понимаешь? — с сомнением посмотрел он на девочку. Она радостно закивала.
— Отведи меня к своим родителям, или кто тут есть…
— Пойдём, — сказала она, взяла его за руку и буквально стянула со стола. — Пойдём-пойдём! Не бойся меня.
— Я и не боюсь, — проворчал Лёша. — Напугала кота сосиской…
Они вышли из строения. Лёша так и не смог понять, где же он ночевал. Здание не выглядело заброшенным. Покрашено в приятный голубой цвет, крыша синяя. В окнах — стекла, даже занавески есть. И дверь в проёме имеется, только широко распахнутая.
— Пойдём же, — тянула девочка озирающегося Лёшу.
Нет, место решительно не было похоже на старую военную базу. И дорога к дому была вовсе не бетонная, а из двуцветной брусчатки. Симпатичная дорожка. Вдоль обочин — низкий заборчик, кустики подстриженные. Ухоженное место, совсем не заброшенное.
— Послушай, а кто здесь живёт? — спросил Лёша и кивнул на дом.
— Никто, — ответила девочка и спрыгнула с дорожки на какие-то ступени. Широкая лестница вела вниз к реке.
— Здесь никто не живёт, это станция лодочная. Все живут на той стороне.
У Лёши было такое впечатление, что его проводница нарочно говорит громко и внятно и подбирает простые, понятные слова. «За дурачка она меня принимает, что ли?» — удивился он.
Внизу был не просто берег лесной речки, а целая набережная. Со скамеечками, навесом от дождя, клумбами…
— А как это тут… А кто тут это всё…
Лёша хотел спросить, кто построил в лесу всю эту красоту и зачем, но побоялся, что будет выглядеть ещё большим дураком. Девочка смотрела участливо.
— Вести к родителям? — спросила она.
— Конечно, конечно, веди!
«Со взрослыми проще будет, они сразу поймут, что я заблудился и не ориентируюсь… А эта смотрит своими глазищами прямо насквозь…»
Чтобы чувствовать себя поувереннее, Лёша попытался всё-таки найти объяснение этой нелепой роскошной лодочной станции посреди леса. «Наверное, поселок элитный, в чащу забрались, где экология получше… Ну, и тишина, и не маячит никто. В принципе, логично. Только зачем лодка-то? Гораздо удобней было бы построить мост… Тем более, что река, кажется, неширокая…» Лёша постарался вглядеться в противоположный берег и обнаружил, что берега не видно. На реке был туман.
— Садись, пожалуйста, — пригласила девочка.
Лёша увидел прямо у причала лодку. На лодке были сиденья вдоль бортов. Вёсел не было.
— А чем грести? — спросил Лёша, усевшись.
Девочка засмеялась, сказала непонятно кому «Поехали!», нажала ногой педаль на дне, и лодка двинулась сквозь туман.
Лёша не чувствовал никакого движения. Наоборот, ему казалось, что они стоят неподвижно, а туман наползает на них.
— А скажи… — начал он, но девочка прижала палец к губам и закрыла глаза. Лёша замолчал и стал ждать конца переправы. «А как они машины переправляют? — вдруг подумалось ему. — А стройматериалы как доставляют?» Необходимость объяснить всё происходящее и тут подсказала способ. «Они с другой стороны подъезжают! Там и дорога есть, и автобусы, может быть, ходят… Скорее бы добраться до телефона!»
Что творится у него дома, Лёша боялся представить. Только бы с мамой ничего не сделалось. Сутки прошли! Все на ушах стоят…
Туман рассеялся, и одновременно с ним рассеялась тишина. Вдруг сделалось шумно, как бывает на оживлённой улице. Шаги, гул голосов, какая-то музыка, объявления по громкой связи…
Лёша вскочил — город! На другом берегу реки оказался целый город!
— Послушай! — вдруг сказала девочка. — Ты мне друг?
От неожиданности Лёша кивнул. Девочка улыбнулась.
— Я тоже тебе друг.
Лодка остановилась у причала, у самой лестницы.
— Пойдём, — в который раз потянула Лёшу за руку девочка, и они сошли на берег.
Перед ними была городская площадь.
«Да что же это за место?! — лихорадочно соображал Лёша. — Зеленоград? Рощинск? Неужели я так далеко забрался вчера? Быть не может! Да и нет в Зеленограде реки! Набережная, променад, фонари, магазины…С ума сойти!»
— Какой это город? — наконец-то догадался спросить он у девочки. — Какой город?
— Это наш город, — весело и несколько даже гордо ответила девочка, упирая на слово «наш».
И гостеприимно добавила:
— Добро пожаловать в Нашгород, друг.
Лёша ошалело на неё посмотрел и пожаловал вслед за ней на берег.
Девочка шла быстро и легко. Лёша вдруг почувствовал, что не поспевает в таком темпе, тут же оправдал себя в собственных глазах («Почти сутки на ногах!») и окликнул:
— Эй, погоди…
И понял, что так и не знает её имени.
— Эй, у меня шнурок развязался! — попытался он остановить свою стремительную провожатую.
Но девочка через плечо бросила на ходу взгляд на его обувь и успокоила:
— Нет, не развязался. У тебя вообще нет шнурков.
И скорость при этом не сбавила. Вот дурная! Раз он говорит — развязался, значит, остановиться хочет… А что у него на сапогах нет шнурков, так это он и сам знает.
Будка! Телефонная! Лёша сто лет не видел работающих телефонных будок, но это же маленький город, в них время вообще останавливается. Может, здесь сеть не берёт, вот и поставили по старинке таксофоны.
— Постой! — крикнул он с раздражением в спину девочки. — Постой, мне позвонить надо! Понимаешь, меня же дома ищут с собаками уже!.. Мама с ума сходит! А ты летишь…
— Я не лечу, — возразила девочка. — А зачем ты хочешь звонить?
— Хочу поболтать, понимаешь, — начал злиться Лёша. — Что дома новенького, узнать…
Он впрыгнул в телефонную будку… и замер. Телефона не было. Был экран с кнопками, над экраном надпись: «Синий — зоология. Желтый — география. Красный — история. Черный — орфография. Розовый — математика» и ещё несколько цветов, Лёша не дочитал… Цифр на экране не было, как набрать номер — неизвестно. Наугад Лёша ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку. На экране загорелись два прямоугольника с надписями «Спросить письменно» и «Спросить устно». Спрашивать Лёша ничего не стал и вышел из будки.
— Позвонил? — поинтересовалась девочка.
— Нет! — рявкнул Лёша. — Что за бред! Что это такое?
— Это справочник, — удивилась девочка, — а что? А ты позвонил?
— Как я мог там позвонить? — Лёша еле сдерживался с этой пигалицей. Издевается просто!
— Я думала — в колокольчик… — предположила девочка. — Я думала — он у тебя с собой, ты в него звонишь время от времени… когда тебе надо позвонить.
— Ууууууу, — взвыл Лёша. — Ууууууу!
— Не расстраивайся, — серьезно сказала девочка. — Мы справимся с твоей задачей. Кстати, как тебя зовут?
— Безумие какое-то… — простонал он.
Девочка кивнула, видимо, сочла имя подходящим.
— Меня зовут Рома, — представилась она. «Да хоть Миша! — мысленно обалдел Лёша. — Я бы не удивился!»
— Рома — сокращённо от Ромашки, — пояснила Рома. — А можно, я тебя буду тоже звать сокращённо? Например, Безу?
Лёша махнул рукой. «До вокзала бы довела, — тоскливо подумал он. — А там пусть зовёт как хочет…»
У него вдруг возникло подозрение, что он вообще спит. Устал вчера, вот и снится такая дребедень. А чтобы проверить, надо какое-то резкое движение сделать, ударить по чему-нибудь…
Лёша со всей силы саданул ногой по лжетелефонной будке. Попал в стекло. Раздался мелодичный звон.
— Позвонил? — спросила Ромашка.
— Бежим! — крикнул Лёша. Но девочка пожала плечами.
— Зачем?..
— Так поймают же!..
Ах ты, ну надо же! Мелкота, вообще голова не работает, что ли? Лёша уже совсем собирался рвануть вдоль по улице, бросив Рому (а чего ей будет, ясно же, что это не она разбила будку!), но тут перед ними взялся откуда-то человек в голубой форме.
— Кто это сделал? — спросил он будничным голосом.
Можно было ещё выкрутиться, раз человек ничего не видел. Сказать, что разбил будку какой-то амбал и побежал, допустим, направо…
— Это Безу сделал, — ясно и ласково сказала Ромашка, показывая на Лёшу. — Ему надо было здесь позвонить.
Нет, ну вы слыхали! Маленькая ябеда!
— Она врёт! — мгновенно среагировал Лёша. Наверное, сработал инстинкт самосохранения.
Человек в форме и Рома посмотрели на Лёшу с напряжением. Как будто пытались его понять, но не могли.
— Она врёт, это не я! — повторил Леша, но уже не так уверенно. Он думал, что Рома начнёт спорить, настаивать на своей правоте, кричать: «Сам ты врёшь!», а человек в форме спросит, по крайней мере: «Так кто же из вас врёт?»
Вместо этого человек в форме спросил:
— Тебе сколько лет?
— Одиннадцать, — ответил Леша, на всякий случай убавив себе годик. Чем младше, тем меньше ответственность, это всем известно.
Человек в форме достал блокнот, записал: «Безу, 11 лет, уборка территории парка Семи Сов, 10.00–15.00», выдернул листок и протянул его Лёше.
— Это что, штраф? Но это не я… — опять постарался оправдаться Лёша, но человек в форме уже отвернулся от них и занялся осмотром будки.
Ромашка ласково и настойчиво потянула Лёшу за рукав.
— Пойдём дальше? — предложила она как ни в чём не бывало.
Потом заглянула в бумажку и сказала:
— Парк Семи Сов — красивое место. Тебе понравится наказание, Без, не бойся.
— А кто боится-то? Напугала ежа кактусом…
Лёша шел за Ромашкой и закипал от возмущения.
«Понравится наказание?? Да я вообще мог обойтись без наказания! Ведь этот полицейский не видел, кто разбил эту дурацкую будку!..»
Полицейский?.. Лёша хлопнул себя по лбу! Он же мог обратиться в полицию! Его же ищут! Вот балда, ну как он мог пропустить такой случай! Заморочили его с этой будкой… И ябеда тоже хороша, теперь по её милости в полиции будут сведения о каком-то Безу, а не об Алексее Никитине 12-ти лет… Ой, и возраст он не тот назвал! Ну, не везёт…
— Ты зачем сказала, что это я разбил будку? — дошёл до точки кипения Лёша. — Кто тебя за язык тянул?
Ромашка остановилась, посмотрела на Лёшу и серьёзно высунула язык. Потом подумала и ответила:
— Меня никто не тянул за язык.
— Так чего же сказала?..
— А разве ты говоришь только тогда, когда тебя тянут за язык? — удивилась Ромашка. — Но, Безу, это же больно, неудобно и… негигиенично…
— Не называй меня этим дурацким именем! Меня зовут Лёша!
— Уже? А когда ты поменял имя?
— Да не менял я ничего! Вот наказание! Слушай, я тебя прошу, мне домой надо, моя мама не знает, что со мной случилось, и папа тоже, и бабушка с дедушкой, они сейчас меня разыскивают и чёрт знает что думают, ты можешь это понять? Надо им сообщить, что я жив! И домой мне надо. У вас станция железнодорожная есть рядом? Какая ветка? Электрички часто ходят?
Ромашка подёргала себя за язык, пожала плечами и сказала:
— Когда тянут за язык, говорить неудобно. Если ты Лёша, то почему ты назвал себя Безумие Какоето? Станции в Нашгороде только лодочные. Попасть домой ты можешь обратным путем. А как ходят электрички, я не знаю… Может, они часто ходят, может, редко… Как хотят, так и ходят, наверное. Я не знаю, кто это такие. Но лично я хожу, как хочу.
— Ну и молодец, — буркнул растерявшийся Лёша.
— И потом — у тебя задание, ты же наказан, — напомнила Ромашка.
— По твоей милости, между прочим! — опять разозлился Лёша на предательство. — У вас что, принято ябедничать?
— Принято что? — не поняла Рома. — Послушай, ты такие слова говоришь, я не понимаю. Врёт, ябедничать… Я не знаю, что тебе отвечать. Я ведь ещё маленькая. Ты хоть скажи, это из какой области знаний? История, математика, медицина? Мы можем в справочнике посмотреть, есть ещё будки…
У Лёши голова пошла кругом. Он побледнел, его вдруг затошнило… Чтобы не упасть, он сел. Потом лёг, прямо на дорогу. Кстати, лежать было тепло, приятно… Глаза закрылись сами собой. Лёша не придумал ничего лучше как немедленно заснуть.
Проснулся Лёша не на дороге, а на кровати. И ничуть этому не удивился.
«Наконец-то дома!» — была первая его мысль. А что ещё можно было подумать, лёжа на мягкой кровати, под лёгким и тёплым одеялом, на гладкой-гладкой простыне, сладко потягиваясь и ощущая себя таким маленьким, таким котёночком… Глаза открывать не хотелось. Не то чтобы Лёша боялся… Нет-нет, он был уверен, что наваждение кончилось, он в своей комнате, сейчас позовёт маму — и придёт мама. Но всё-таки, смешно сказать, мелькнула мысль: откроет глаза, а у кровати стоит та девочка, Ромашка…
«Хватит ребячиться», — сказал себе Лёша и открыл глаза.
У кровати стояла Ромашка.
— Как ты себя чувствуешь, Лёша? — немедленно спросила она.
Лёша мужественно принял действительность такой, как она есть, и ответил:
— Спасибо, хорошо.
Помолчал и добавил, не удержавшись:
— Привет, ябеда.
Ромашка рассмеялась:
— Перепутал, перепутал! Ты ещё не совсем в себе. Ябеды здесь нет.
Вдруг она подмигнула и торжественно сказала:
— Но и Ромашки тоже больше нет.
«Здрасьте вам, — вяло подумал Лёша. — Хорошо бы, конечно, чтобы не было…»
— А я теперь не Ромашка! — воскликнула счастливая не-Ромашка и запрыгала по комнате от избытка чувств. — Я теперь Ива, Ива, Ива!
— С какой это радости? — без особого интереса буркнул Лёша.
— С большой радости — я тебя спасла, я надёжная! Я уже как дерево, а не просто цветочек! Я дерево у воды! Я Ива, И-ва, — пропела она.
— Стой!! — закричал Лёша. — Остановись, я тебя прошу! Или я не знаю, что со мной будет!
Ива замерла на полуобороте, боясь пошелохнуться.
— Вот скажи ты мне, — взмолился Лёша, — скажи мне, где я, пожалуйста! В какой стороне Питер?.. Да отомри ты, в конце концов! Что ты застыла?
— А что с тобой будет, если я пошевелюсь? — шёпотом спросила Ива — бывшая Ромашка.
— Да ничего не будет, боже ты мой, — устало произнёс Лёша.
Ива пододвинула стул к кровати и села.
— Знаешь, с тобой очень нелегко общаться, — жалобно сказала она. — Ты говоришь не то, что есть на самом деле. Я не всегда тебя понимаю.
— С тобой легко общаться, можно подумать! — возмутился Лёша. — То ты ромашка, то ива, да ещё предательница! Зачем сказала, что это я будку разбил?
— Потому что это ты разбил. Ведь так?
— Да так, конечно! Но зачем было об этом трепаться! Наказание вот получил из-за тебя!
— Из-за меня? Но ты сам ударил по справочнику ногой, я тут не при чём.
— А, ладно, проехали… — Лёша безнадёжно махнул рукой. — Кстати, сколько времени? Я же должен в этот парк дурацкий идти, Семь Сов, кажется…
— Парк очень красивый, — покачала головой Ива. — А за наказание ты не переживай, мы с Буком отработали вчера, так что всё в порядке. Да там и работы-то нет, всё чисто. Листья только подмести… Ты же сутки спал, какое наказание может быть! Совсем слабый был…
Она хотела погладить Лёшу по руке, но тот дёрнулся и убрал руку под одеяло.
— Слушай, — терпеливо сказала Ива. — Я к тебе очень хорошо отношусь. Ты интересный, ты симпатичный и… странный. Ты меня не бойся, я тебе не враг.
Лёша открыл рот от таких признаний. Симпатичный! Да он скорее язык проглотит, чем ляпнет почти незнакомой девчонке, что она интересная и симпатичная! Хотя она и в самом деле ничего такая: глазищи, смеётся так приятно…
Но бояться он и не думал. Напугала китайца рисом…
— У вас тут тоже странно…
— Что же странно?
— Ну, не знаю… Ну, например, этот ваш полицейский не стал никаких документов у меня спрашивать… Ты ему сказала, что я Без, он так и записал. Адрес дал, куда прийти работать, а мой не спросил. А если бы я не пришёл? Где бы он меня искал?
— Так ты и не пришёл! — опять засмеялась Ива.
Лёша нахмурился. Ишь, весёлая какая! А должна быть плакучая, по идее.
— Нет, я имею в виду — нарочно не пришёл бы, не захотел бы отрабатывать.
— Как же ты не пришёл бы, когда тебе велели прийти? — опять хихикнула Ива. Что за странный парень! Такие простые вещи объяснять надо! Может, он ещё спросит, почему за столом едят, а на кровати спят?
— А у вас что, кому куда велено, те туда и идут? Если я велю тебе пойти сейчас… ну… пойти в этот самый парк и принести мне… — Лёша задумался, что можно принести из парка Семи Сов. — Принести сову! Ты пойдёшь?
— Глупости! Конечно, нет!
— Потому что я не полицейский?
— Потому что это вздорное приказание, и потом — у меня другие дела есть. Надо тебя завтраком покормить. И потом, как я принесу тебе сову, если там самая маленькая сова больше меня ростом! Эвакуатор с домкратом закажу?
— Слушай, откуда ты такая умная?
— Спасибо, я учусь хорошо, — серьёзно ответила Ива. — Пошли завтракать.
На завтрак были оладьи с малиновым вареньем. Заваренный чай пах корицей, мандариновой корочкой и ещё чем-то таким душистым и вкусным…
Перед Лёшей появилась тарелка с красной каемкой и ложка для варенья. Лёша почувствовал зверский голод. Ещё бы! Почти двое суток не ел!
Двое суток прошло… Мамочка, прости своего сына бестолкового. Что с тобой сейчас, мамочка?
— Ну вот, — рассказывала Ива, — ты уснул прямо на дороге, а я стала звать на помощь. А распорядитель уже ушел, и больше никого не было рядом. Тогда я сбегала домой за тачкой и привезла тебя на тачке, представляешь!
— Как же ты меня на тачку взвалила? — с набитым ртом изумился Лёша.
— А так и взвалила! — смеялась Ива. — Я смогла!
— Врёшь, во мне килограммов пятьдесят будет… — покачал головой Лёша.
— Ну вот опять это слово… Лёша, что это значит — врёшь, врёт?
Лёша положил себе ещё две оладьи и потянулся за третьей, но не дотянулся.
— В смысле? — застыл он над оладьями. — Ты что, не знаешь, что значит врать?
— Не знаю. А что это значит?
Лёша встряхнулся. Посмотрел на Иву.
— Ты что, не знаешь, что такое враньё? Ложь?
— Лёша, я пока третий класс только закончила…
— А что такое правда, ты знаешь?
— Нет…
— Врёшь… — прошептал Лёша и тут же спохватился. — То есть… неправду говоришь… то есть не то, что есть на самом деле…
Ива опять засмеялась.
— Да кто же говорит не то, что есть на самом деле!
— Как кто? Да все говорят… иногда…
— Все говорят то, что есть на самом деле! Это же очевидно!
— Но…
— Нет, а вот по-твоему, что же надо говорить, если не то, что есть на самом деле! Всё, что попало? Что же я, буду говорить не «я ем оладьи», а «я ем пельмени»? А ты будешь говорить «я ем макароны»? А едим мы одно и то же!
И новый взрыв смеха, хоть и приятно звучащего, но ужасно для Лёши обидного.
— Да нет же! — попытался он восстановить истину и доказать, что во вранье нет ничего смешного, нелепого и неестественного. — Нет, ты погоди! Зачем мне врать про оладьи? Это мне совсем не надо, никакого смысла нет про них врать. А вот про что-нибудь другое…
— Да какая разница, про оладьи или про что-нибудь другое! Про что бы то ни было!
И видя, что Лёша её никак не понимает, Ива перестала смеяться и серьёзно сказала:
— Лёша, все люди говорят то, что есть на самом деле. Понимаешь? Иначе они запутаются и перестанут понимать друг друга. Они не будут знать, что на самом деле происходит, и будут принимать неверные решения. Понимаешь? Если я тебе скажу, что на улице солнце, а на самом деле там идёт дождь, ты выйдешь из дома без зонта и промокнешь. Если я тебе скажу, что через реку есть мост, а на самом деле моста нет, ты пойдешь по реке и утонешь. Если я тебе скажу, что огонь холодный…
— Стоп-стоп! — взмолился Лёша. — Погоди! Стоп… Ты… ты хочешь сказать, что люди вокруг тебя никогда не врут, то есть всегда говорят то, что есть на самом деле? Всегда?
— Лёша, ну пожалуйста, ты меня пугаешь своими вопросами… А что, вокруг тебя люди говорят не то, что есть на самом деле? Фу-ты, ну и разговор… Может быть, поговорим о том, почему люди ходят по земле и дышат воздухом?
Ива опять хихикнула, но у Лёши был такой растерянный, даже потерянный вид, что ей стало его ужасно жалко.
А какой ещё мог быть вид у Лёши? Он заблудился в лесу и попал в чужой мир с чужими правилами! Вот просто взял и переехал на лодочке! Прелестно! Хорошо еще, что мир более или менее человеческий, с оладьями, по крайней мере… А мог бы к каким-нибудь уродам попасть, у которых десять щупалец, двадцать глаз, писк вместо речи и вместо оладий такая гадость, что представить противно…
А выбираться отсюда как?? Домой??
Стало страшно.
Но Ива смотрела так сочувствующе, так искренне хотела помочь. И чай пах так вкусно. Лёша чуть-чуть успокоился. Был путь сюда, значит, есть путь обратно. Всё нормально. Люди тут хорошие, судя по всему. Помогут.
— Ива, — твёрдо сказал Лёша. — Я понял тебя. Ты не переживай, ты очень хорошо всё объясняешь. Но мне надо домой. Обязательно и быстро. Как мне вернуться на ту лодочную станцию? Ну, где мы с тобой встретились. И оттуда я вернусь в свой мир, в другой мир…
Звучало это глупо. Да, глупо и неубедительно. Другой мир! Конечно, она не поверит! А он сам разве поверил бы, если бы ему начали про другие миры впаривать?
Ива тем временем уже собрала грязную посуду со стола и стояла у раковины. До Лёши долетали горячие брызги.
— Знаешь, ведь всё просто, — Ива поставила тарелку на сушилку. — Ты вернёшься обратно тем же путём.
«Поверила! Отлично!» — Лёша с облегчением откинулся на удобную спинку стула. Тем же путём — это не очень далеко. До пристани пешком, потом на педальной лодке минут двадцать, пять минут до станции, где он ночевал, оттуда на вертолётную площадку по дорожке… Проще простого, и часа не займёт!
И вдруг Ива продолжила:
— То есть ты должен снова проделать то же, что ты делал до того, как попал на станцию.
— Зачем это? А если я просто переправлюсь на тот берег и приду на ту лодочную станцию…
— Тогда ты просто окажешься на том берегу на лодочной станции. Я сотни раз туда переправлялась и оказывалась только на лодочной станции и нигде больше. Ни в какой другой мир я не попадала. А ведь тебе надо именно в свой мир вернуться, верно?
«Действительно, поверила», — удивился Лёша.
— А для этого, скорее всего, надо оказаться не только в том же месте, но и в той же ситуации. Так, что ты делал?
— Я… — Леша сосредоточился. — Я поехал за грибами. Заблудился…
— Грибов набрал? — строго спросила Ива, намывая сковородку.
— Немного набрал… Нашел три боровика, моховичков штук десять, один подосиновик с такой шляпкой оранжевой, осенний… Лисички не считал, но семейки три нашел.
Ива важно кивала, не перебивая. Чем подробнее, тем лучше!
— Горькушек я не брал, мы уже достаточно их засолили, я хотел благородных грибов привезти…
Ива поставила сковородку на плиту и резко повернулась к Леше.
— Так где они? — выкрикнула она.
— Кто?..
— Грибы твои!
— Фу, напугала… Я корзинку в лесу бросил, когда понял, что заблудился. Она мне мешала сквозь ельник продираться.
— Это плохо, — вздохнула Ива.
— Почему?
— Привязка была бы к лесу твоему. Может, тебя грибами бы к нему притянуло. Я когда гулять отправляюсь, у меня всегда в кармане вот эта свистулька лежит, — Ива показала Лёше синюю птичку. — Она в Нашгороде сделана из нашей глины, мне её Бук подарил, она меня всегда обратно приведёт. А у тебя из леса что есть?
— Ничего… Но вообще на мне наша одежда и обувь! И в кармане наш телефон, только севший…
— Ну, может, сойдет… Дальше рассказывай.
И Лёша очень подробно рассказал, как он блуждал до темноты, как хотел сесть на пень, как нёсся сломя голову от гадюки, как выскочил к заброшенной ракетной базе, как наутро база оказалась лодочной станцией, как они встретились с Ивой… То есть, тогда ещё с Ромашкой…
— Кстати, а почему ты имя-то сменила? У вас имя не навсегда даётся, что ли?
Но Ива только рукой нетерпеливо махнула — потом, потом! Сначала дело!
А Лёша уже всё рассказал. Дальше Ива могла больше него рассказать. Леша ведь почти всё время, проведённое в Нашгороде, спал.
— И что мне теперь — у вас за грибами идти в лес и там заблудиться? Найти столько же боровиков? На гадюку сесть? Что делать-то?
Лёша выдохся после своего рассказа и беспомощно глядел на Иву. Как маленький.
— Ну вот что! — Ива решительно вытерла руки кухонным полотенцем. — Пошли к Буку. Он старше меня на сорок лет. И потом, он… Он поможет главное выделить.
К Буку пошли без промедлений и стремительно.
— А кто это? — на ходу пытался выяснить Лёша.
— Это мой друг! — быстро отвечала Ива и шла по тротуару с такой скоростью, что Лёша перешел на легкую трусцу. И всё равно немного отставал.
Раз Лёша отставал, то говорить по дороге было невозможно, и он стал думать. «Странно, — думал он (а вы бы что думали на его месте!), — странно, а почему мы всё время ходим пешком? И как это можно — никогда не врать? Может, и можно, но это же глупо. Как они тут живут, интересно? Вот так вот в глаза всё друг другу и говорят? И тайн никаких у них нет… Ужас! А с другой стороны — врать же нехорошо… Ладно, разберемся».
Дальше Лёша совсем запыхался и думать перестал. Да они уже и пришли, то есть прибежали… Ну, в общем, прибыли.
— Занятная история… — резюмировал Бук.
— Ну, я рад, что позабавил вас!.. — вспыхнул было Лёша.
— Рад? А ты добрый парень, — улыбнулся Бук и подмигнул Лёше голубым правым глазом. Левый глаз у Бука был почему-то зеленый. Впрочем, глаза разного цвета хорошо сочетались с зеленым домашним халатом в синюю клетку.
— Я — добрый? — не понял Лёша. Нет, он бы не возражал против такого определения, но только не сейчас. Сейчас это было не очень заслужено, и Лёше стало неловко.
— Ты попал к нам случайно из своего дома, ты не знаешь, как вернуться обратно, ты расстроен, но ты рад, что я позабавился. Ты молодец, добрый, великодушный парень, альтруист. Ты мне друг?
— Э… ну, не знаю… — совсем смутился от этих похвал Лёша. — Но точно не враг.
— Это тоже хорошо, — кивнул Бук. — Итак, главный вопрос: как тебе вернуться обратно. Ромашка права…
— Ива, — мягко поправила Ива. — Не забывай, я уже Ива.
— Да, прости, забыл! Еще раз поздравляю, кстати. Сменить имя в десять лет — этим можно гордиться. Я сменил имя в четырнадцать.
— А кем вы были? — не удержался от вопроса Лёша. Хотя какая ему разница, кем раньше был Бук?..
— Я был Камышом, — охотно ответил Бук. — До тех пор, пока не проявил себя. Тогда мне разрешили выбрать взрослое имя.
— Взрослое?..
— Ну да. Дети — как цветы, взрослые — как деревья. Стал взрослым — поменял имя.
— Ага, — вежливо согласился Лёша. — У нас тоже говорят, что дети — цветы жизни…
— Детское имя меняется на взрослое после первого настоящего взрослого поступка. Понимаешь?
— Конечно, чего тут непонятного. Это вроде перехода на другой уровень…
— Наверное. Главное — не думать о переходе. Надо действовать так, как хочешь и можешь. И не гадать наперед, сочтут твой поступок взрослым или нет. Не думать об этом, и всё. Иначе поступок не засчитывается.
— А как же узнают, что я думал?..
— Так ты же сам знаешь, что ты думал, а что не думал, — развёл руками Бук.
— Так я же могу этого и не сказать, если побыстрее хочу получить взрослое имя. Ну, обмануть могу.
Бук недоуменно посмотрел на Лёшу, потом на Иву.
— Как это — обмануть? А, погоди, сам догадаюсь. То есть сказать не то, что есть на самом деле? Но ведь…
— Да знаю, знаю, — торопливо прервал его Лёша. — Я забыл, что вы не врёте…
— Чего не делаем?
— Ну, говорите только то, что есть на самом деле. Вы все тут честные невероятно…
— Какие? Чес-ные? — Бук явно говорил это слово впервые.
Ива тоже повторила «чес-ные» и хихикнула.
— Чешутся, что ли?
Но Бук был серьезен.
— Слушай, Лёша, но ведь говорить не то, что есть на самом деле, неудобно. Путаница возникнет, люди перестанут понимать друг друга…
— Да я уже объясняла ему! — замахала руками Ива. — Зачем говорить ерунду!
— Ну почему же ерунду? Иногда врать очень даже помогает…
— Когда же? — заинтересовался Бук.
Леша смутился. Он никогда еще не выступал в роли защитника вранья. Но ведь нельзя же без него! Лёша вскочил и зашагал по комнате. Сейчас он докажет!
— А как же! Например, вас кто-нибудь спрашивает: «Как я выгляжу?» А сам причесан плохо, или потолстел, или прыщик на носу… Ну вот, а вы ему всё равно говорите: «Хорошо выглядишь, молодец!» И он доволен.
Ива ахнула. Бук изумленно поднял брови.
— Зачем же вы с ним так? Он же на вас надеется, а вы его… об-ма-ны-ваете. Он же не исправит ничего, так и останется толстым, с прыщиком, лохматым. Что же тут хорошего?
Леша и сам видел, что пример получился слабым и неудачным.
— Ну хорошо! А допустим, человек очень болен и скоро должен умереть! Вылечить его нельзя, его дни сочтены! Что же ему врач — правду должен сказать?! Что его через месяц не станет?..
— А как же! — хором воскликнули потрясенные Бук и Ива. — Обязательно!
— Но как можно жить, зная, что скоро умрешь?..
— А как можно скрыть от человека такую важную для него информацию? Это преступление! Он должен обязательно знать, сколько времени у него осталось. Если месяц, то надо дела поскорее доделывать, повидаться напоследок с кем хочется, попрощаться… Дом достроить, картину закончить, итоги подвести… Да мало ли! — Бук разволновался не на шутку. — Неужели у вас скрывают такие важнейшие вещи?
— Ну, в общем, да, — Лёше стало неловко, будто его уличили в очень некрасивом поступке. — Считается, что это негуманно — говорить человеку о скорой смерти…
— Какие странные представления о гуманности, — хмыкнул Бук. — Очень странные у вас порядки.
— Или вот еще! — Лёша наконец придумал стопроцентный пример необходимого вранья. — Вы — разведчики, вы в тылу врага! Вы живете по легенде, притворяетесь своими, а сами выведываете вражеские тайны и занимаетесь подрывной деятельностью! Чтобы враг проиграл!
Бук и Ива опять, очевидно, не всё поняли из Лёшиных слов.
— А зачем играть с врагом? — осторожно спросила Ива. — И во что?
— Да не играть!.. Тьфу ты! — отчаялся добиться понимания Лёша. — Он ваш враг, вы с ним воюете! Да что у вас, разведчиков, что ли, нет? Шпионов? Ну, слово «враг» вы же знаете!
— Знаем. Но с врагами не играем и не во-ю-ем. Мы с ними даже разговаривать стараемся как можно меньше. Неприятно иметь дело с врагами. Лучше играть с друзьями. И если друг выиграл, а не проиграл, то это приятно.
— Ну хорошо… Хорошо! — не сдавался Лёша. — А школа? Ты же ходишь в школу, Ива? Если ты плохую оценку получила за контрольную или урок прогуляла, ты дома так всё и рассказываешь? Тебя же накажут!
— Ну правильно, — ответил за Иву Бук, поскольку Ива потеряла дар речи от таких вопросов. — Накажут. Только Ива не прогуливает и учится хорошо.
— А прогульщики, прогульщики у вас есть? — застонал Лёша. — Двоечники, хулиганы?
— Разные люди есть… — пожала плечами притихшая Ива.
— Они что, тоже никогда не врут?! Э-э-э, то есть так и говорят: «Меня вчера не было, потому что я сбежал с уроков в кино»?!
— Как есть, так и говорят…
— Фантастика! — рухнул на стул Лёша. — Я сдаюсь. Только воля ваша, но как-то это глупо — никогда не врать… И скучно.
Тут он снова подскочил, осененный новый идеей.
— А сказки у вас есть?! Выдуманные истории, чтобы весело было?
— Есть! — обрадовалась Ива, вероятно, тому, что у них хоть что-то есть для этого странного гостя. — Есть небылки, это значит — то, чего не было!
«Небылки-кобылки! — фыркнул про себя Лёша. — Слово какое-то дурацкое! Оладьи у них оладьи, а сказки, видите ли, небылки!»
— Я люблю небылки, если интересно рассказывают, — продолжала Ива. — Бук много небылок знает, да, Бук? И сам их придумывает, у него очень здорово получается. У Бука талант небылочника. Это далеко не каждый может так придумать!
— Да, у вас с этим вообще проблема должна быть… — пробормотал Лёша. — Ведь не соврешь — красиво не расскажешь…
— Ты умеешь рассказывать небылки? — оживился Бук. — Расскажи! Я не только небылочник, я еще и слушатель благодарный! Расскажи небылку, а потом займемся твоей задачей.
Лёша хотел было возразить, что решение его задачи в сто раз важнее разных там небылок! Но… почему он назвал сказки небылками, пускай мысленно, но всё равно назвал?.. Ладно, в конце концов, короткая небылка (вот — опять!) не отнимет много времени, а если Бук потом поможет ему найти дорогу в свой лес, то Лёша в благодарность ему еще несколько небылок расскажет. То есть сказок, сказок, черт побери!!
— Ко-ло-бок! Сказка! — решительно начал Лёша.
Бук откинулся в кресле-качалке, Ива села прямо на пол и приоткрыла рот. Сразу было видно, что слушать сказки, то есть небылки, она горазда.
И Лёша старательно рассказал им «Колобка», и даже вспомнил песенку, и исполнил ее со всем чувством, на какое был способен, пищал голосом зайца и сипел голосом волка, басил за медведя и сладко-сладко манил героя голосом лисы.
— Сел колобок лисе на язычок, а она его — ам! И проглотила! — вытаращив глаза, закончил Лёша.
— Ай! — всплеснула руками Ива.
— Браво! Лёша, ты отличный небылочник! — схватил Бук Лешину руку и крепко пожал ее как коллега коллеге.
Ива всё трясла головой, не могла прийти в себя после трагичного и такого неожиданного финала.
— Ах, как же не повезло Колобку, что лиса оказалась глухая! — переживал Бук за героя. — Если бы она с первого раза расслышала его песенку, он бы так и покатился дальше! А раз глухая, так пришлось прямо на нос ей садиться…
— А она не будь дура — ам, и проглотила! — упивалась Ива драматичным совпадением обстоятельств. — Надо же было так придумать, Лёша! И песенка… «Я от бабушки ушел…», — мелодично вывела она, но при этом так грустно, как будто веселый колобок предчувствовал свой конец и прятал страдание под маской бесшабашности.
Лёша молча раскланивался, не вдаваясь в подробности, какой был у лисы слух… Небылку он рассказал, пора было переходить к решению задачи.
— Да-да, вернемся к главному вопросу, — Бук снова уселся в кресло-качалку. — Итак, вот мои соображения. Тебе надо снова пережить свои эмоции того дня, когда ты заблудился. Ты долго искал выход, испугался, чуть не сев на гадюку, страх гнал тебя, ты выбился из сил и призывал на помощь, ты хотел оказаться в безопасном месте, проще говоря, дома… Надо всё это попробовать повторить. Но — не специально.
— То есть?..
— Ну, ты же не специально в лесу заблудился, змеи испугался… Всё это произошло случайно, так обстоятельства сложились, ты не искал нарочно встречи со змеей, чтобы броситься бежать, не помня себя от страха. И обратный путь должен быть случайным. Если ты будешь подстраиваться под нужные тебе переживания, ничего не выйдет.
— Ясно, — сказал Лёша. — Это как с именами? Нельзя думать о переходе на другой уровень.
Бук кивнул, а Ива закружилась по комнате. Наконец-то Бук и этот симпатичный гость из другого мира понимают друг друга!
— А где твои родители? — спросил Лёша, когда они возвращались обратно. — Странно, что я их пока ни разу не видел…
— Они вчера уехали к бабушке с дедушкой. Помогать перекладывать печку. Работы много, а зима не за горами. Дней через пять вернутся.
Ива уже не неслась по улице с огромной скоростью, как обычно, а шла не спеша, даже останавливалась временами и озадачено рассматривала свои босоножки.
— Уехали на пять дней? — изумленно переспросил Лёша. — А как же они тебя оставили?.. Почему с собой не взяли?
— Ну, во-первых, ты еще не проснулся к тому времени. Во-вторых, я не умею перекладывать печку, так зачем меня с собой брать, в-третьих, у меня дома есть свои дела…
— И они так просто уехали, оставив тебя на пять дней дома одну?!
Лёша попытался представить, как мама ему говорит: «Лёшенька, нам с папой надо уехать на недельку по делам, ты оставайся, у тебя ведь свои дела есть», и не смог себе этого вообразить. Абсурд! Мама с папой даже в театр не могут спокойно уйти, названивают каждый час: «У тебя всё хорошо? Ты поел? Дверь никому не открывай!» В лес отпускают, а в городе волнуются за него ужасно… Мама говорит, что в лесу в тысячу раз спокойнее, там людей меньше. Мама. Что с ней сейчас? Часа два дня, обед скоро. «Лёшенька, суп в микроволновке погреешь, не ленись, пожалуйста, накрой сверху тарелкой, а то трещать будет. Котлеты и пюре в холодильнике на второй полке. И салатик бери обязательно, в желтой миске, помидоры и огурцы со сметаной, ты же любишь…» Обязательно подробно всё расскажет, как будто он сам не найдет в холодильнике котлеты и салатик… Некому теперь говорить. Лёша тряхнул головой, чтобы не разреветься.
— Погоди! — вдруг вспомнил он. — А кто же оладьи утром пёк? Ты, что ли?
Ива удивленно кивнула. Опять этот парень так странно реагирует на самые обыкновенные вещи! Она уже в четвертый класс перешла — почему бы ей не приготовить себе завтрак? И обед, и ужин?
Еще утром Лёша не удержался бы и воскликнул «Врёшь!». Но сейчас он поверил Иве сразу и безоговорочно. Он уже привык ей верить. Тем более, что она верила каждому его слову. Из другого мира так из другого мира, надо позвонить — значит, надо. Лёша вдруг улыбнулся. Приятно, когда тебе верят, на самом деле приятно.
— Лёша… Я бы хотела тебя спросить… Мне ужасно интересно, как люди живут в вашем мире. Это должно быть очень сложно. Всё так запутано, наверное. Ты мне расскажешь?
— Расскажу. И мне ужасно интересно, как живут у вас, — признался Лёша. Он почувствовал, что говорит с Ивой прямо, не стесняясь и не стараясь спрятать свои мысли. С удовольствием говорит.
Разговорам не было конца. Но Ива не забывала при этом о домашних делах, подключила к работе Лёшу и не переставала его допрашивать. Лёша аж взмок. Как же трудно, оказывается, объяснять простые вещи! Ива тоже так считала.
— И что же, — недоумевал Лёша, довольно неловко орудуя лопатой на картофельном участке перед Ивиным домом (Иве поручили убрать оставшиеся несколько грядок, родители не успели), — у вас нет совсем никаких документов?!
— А вы, — в свою очередь поражалась Ива, — вы что же — всё-всё сверяете по документам?! Это же очень утомительно, наверное!
— Но как иначе? Как иначе? — вонзал Лёша лопату в мягкую землю, разрубая пополам отличную картофелину. — Ведь надо доказать, что это твой дом! Твоя машина! Что это ты или, наоборот, не ты!
— Но это же можно с ума сойти! — расшвыривала комья земли во все стороны Ива. — Ого, сколько картошки под этим кустом… Это же невозможно — всё время доказывать себя!
Лёша вспотел от работы, снял штормовку, встряхнул и повесил на перила. Из кармана выпал билет на электричку.
— Что это за бумажка? — метнулась к билету Ива.
— А, это билет.
— А что это?
— Ну, это проездной документ…
— Еще один документ? — прищурилась Ива.
— Ну да, это для контролера. Чтобы он видел, что я заплатил за проезд в электричке, а не зайцем еду.
— Зайцем… — Ива зачарованно уставилась на Лёшу. Конечно, такой небылочник может и зайцем ехать, и лисой, и медведем…
— Что я не жулик, — вздохнул Лёша, понимая, что уходит от истины в сторону.
— А откуда ты взял этот билет?
— В кассе купил. У кассира.
— И все так делают? Все покупают билеты у кассира?
— Все, кому ехать надо.
— Кассир целый день продает билеты… Контролер целый день ходит и проверяет, купили ли вы билеты… И так в каждом поезде, на каждой станции. Сколько народу заняты тем, чтобы доказывать, что проезд оплачен! А могли бы вместо этого дом построить или… или картошку выкопать. Копай, копай, нам до вечера всё убрать надо. Странное общество. Сколько же вы лишней работы делаете!
Лёша надулся и ухватился за очередной куст. «Да что же это! Всё правильно ведь! Контроль, билеты… Платить же нужно! Труд должен быть оплачен! Машинист работает, пассажир платит!» Но вслух возмущаться не стал. Ива же не возражала платить. Но она не понимала, что нужны доказательства того, что она оплатила! Всё на честном слове держится!
«Кстати, — вдруг подумалось Лёше, — «всё на честном слове держится» — это у нас значит, что ни на чем существенном не держится… А у них только слово и требуется, даже не надо говорить, что оно честное…»
У Леши опять закружилась голова. Мысли осаждали.
«Сказку не поняли… «Колобок»! У нас любой карапуз поймет, что лиса хитрила, этого даже объяснять не надо! В сказке ведь нигде не сказано, что лиса врёт. Это и так понятно. Всем понятно, даже малышне бестолковой… А им непонятно! Лиса глухая, видите ли! Тупицы!»
Но чувства превосходства над тупицами у Лёши не было. Было чувство досады. Нужны документы, нужны! Он только слов правильных не находит, чтобы это объяснить.
— Стой! — бросил он лопату.
Ива застыла.
— То есть, не стой, а…
Черт, как она буквально всё понимает! Так ведь тоже нельзя.
— Слушай, — нашел слово Лёша. — А почта у вас работает? Посылки, письма вы друг другу отправляете?
— Работает, — кивнула Ива. Два мира имели много общего, это хорошо.
— А адреса вы как, все на память помните? Улицу, дом, индексы шестизначные? Это же какая память должна быть, чтобы ничего не перепутать!
— Так записать можно, чтобы не забыть. Ты про записные книжки слыхал?
Но Лёша наконец нащупал дорогу в тумане и, ликуя, устремился по ней.
— А как же архивы? Для истории? Найти исторические записи, восстановить события? Как без документов? — атаковал Лёша. Картошка так и сыпалась в ведро.
— А зачем их восстанавливать по документам? Люди расскажут.
— Ну, люди… Люди соврут — недорого возьмут! Тьфу ты… Я хотел сказать, люди тоже забыть что-то могут. Голова не жесткий диск, в голове всего не удержишь.
— Ну, конечно, — теперь надулась Ива. — Конечно, если забивать свою голову всякими документами, если изо всех сил следить, чтобы никто никого не обма-ны-вал, если путать настоящее с ненастоящим, то, конечно, места в такой голове для действительно важных вещей не останется.
Лёша хотел крикнуть: «Да ты ничего не понимаешь, не доросла еще!» … и не крикнул. Чего он, действительно, так пытается убедить эту девочку в своей правоте? Живут они тут без вранья — ну и молодцы. Ведь неплохо живут, кажется. Домики ухоженные, изгороди аккуратные, огородики, фонтанчики… Фонарики красивые зажглись на улице — вечереет. Напоминает счастливую Финляндию, Лёша ездил туда несколько раз на летних каникулах. Там тоже городки маленькие, опрятные, как игрушечные. Тихие, приличные, жителей почти не видать. Всё налажено, всё работает. Ну и пусть работает. Лёше вдруг стало неудобно перед Ивой.
— Ты прости меня, — неожиданно сказал он и неожиданно положил руку ей на плечо. — Прости, я не привык к таким порядкам. У нас не так. У нас никому на слово не верят. Потому что нельзя верить. И поэтому многое по-другому. Я не хотел тебя обидеть.
— Да, ты же мне друг, ты еще вчера это сказал. И я тебе друг. Друзья не обижают друзей.
Ива весело засмеялась. От обиды не осталось и следа. Лёша сказал, что не хотел ее обидеть, — значит, не хотел! И никаких других доказательств не требуется! Хорошо, что они с ним в Нашгороде, с правильными порядками. А то, чего доброго, пришлось бы документ предъявлять или билет, что никто никого обидеть не хотел…
Картошку убрали в погреб, лопаты — в сарайчик за домом. Переоделись. Вымыли руки душистым мылом.
— Ужинать, — сказала Ива. — И думать.
— Думать? О чем думать? — Лёша с наслаждением потянулся и поудобнее устроился в уголочке на кухне. Устал…
— Как о чем? О том, как тебе в свой мир вернуться!
«Мама, — вернулся к страшному Лёша. — Мама. Как она?»
Как, как… Можно себе было представить, как. Сына нет уже третий день. Корзину брошенную могли найти, а его и след простыл. Утонул в болоте, в яму провалился, медведи съели, машина сбила, похитили его? Бедная мама… Знала бы она, что он сидит на уютной кухне и ждёт вкусный ужин!
— А за тебя родители беспокоятся вообще? — спросил он у Ивы.
Ива деловито шуровала в холодильнике.
— Беспокоятся, конечно. Когда болею, — ответила она из-за дверцы.
— А сейчас не беспокоятся? Ты осталась одна, парень какой-то незнакомый в доме. А вдруг я — бандит?
«Сейчас она спросит, что такое бандит, — напрягся Леша. — Неужели у них и преступников никаких нет? Неужели достаточно быть честным, чтобы не быть преступником?»
— Бандит не ложится спать на улице! — снова засмеялась Ива. — На-ка лучше, порежь помидоры для салата. Вот тебе нож. А то какой же ты бандит без ножа?
«Есть бандиты, значит», — порадовался Лёша. Хотя чего тут было хорошего, непонятно.
Впрочем, в существование настоящих бандитов Лёша не очень-то поверил. Наверняка бандиты у них тоже малахольные, совершат преступление и бегут скорее сдаваться полицейским! То есть, этим… распорядителям! Не бандиты, а издевательство. Потому и на улицах они не спят, им некогда, надо скорее всем рассказать, кого они ограбили и убили… Интересно, они и грабят с предупреждением? «Должен предупредить, я хочу вас ограбить!» — «Что вы, я против!» — «А, ну тогда извините, поищу другую жертву…» Детский сад! А точнее, сумасшедший дом…
Расспросить про бандитов было интересно, но Лёша не стал этого делать сейчас. Во-первых, он устал от разговоров. Во-вторых, хотел есть, а на сковородке что-то аппетитно шипело и пахло чертовски привлекательно — не до бандитов. А в-третьих…
В-третьих, в дверь позвонили.
Ива прикрутила газ под сковородкой и пошла открывать. «Какая взрослая она всё-таки…» — мелькнуло у Лёши.
В прихожей раздались голоса.
— Нет, девочки, я сегодня вечером кататься не пойду, у меня гость, он устал после картошки. Давайте завтра.
— А что у тебя за гость, Ромашечка? — пропел кто-то.
— Уже Ива, — скромно и одновременно гордо произнесла Ива. В прихожей почтительно ойкнули и ахнули.
— Потом расскажу, ужин, боюсь, сгорит.
— А кто, кто в гостях-то? — раздалось уже два одинаково нетерпеливых голоса.
— Пришелец из другого мира.
— А… — уважительно протянули голоса (ни тени сомнения! Лёша представил такой диалог у себя дома и усмехнулся). — Ничего себе! Тогда мы, конечно, завтра зайдем. Общайтесь. Мы потом всё узнаем. Пока, Ива. Поздравляем, прекрасное имя!
Хозяйка закрыла дверь и вернулась на кухню.
— Кто это был? — спросил Лёша.
— Это Васильки, мои подруги. Они пошли на лодке кататься по лунным дорожкам.
— На лодке! Ива, давай и мы пойдем!
— Но… я думала, ты устал. Но если ты хочешь, пойдем, конечно. Ты не боишься простудиться?
Напугала моржа простудой!
Ива распахнула окно и крикнула:
— Василёчки! Мы сейчас выйдем! Мы с вами!
Сковородка осталась остывать на выключенной плите. Но кусок хлеба Леша всё-таки прихватил. Вкусно, кстати.
— Мы на ту же пристань пойдем? — спросил Лёша. Он первым выскочил за дверь, и теперь Ива догоняла его.
— Да, на ту же. Она ближе всех.
— А куда поплывем?
— Да куда хотим. Времени до сна еще много, целый час можно кататься.
— Ивушка, милая, — разошёлся преобразившийся за этот день Лёша (Ива и правда казалась ему очень милой в этом легком сарафане, платке с бахромой и босоножках), — Ивушка, поплыли на ту станцию… Я тебя прошу. Я только хочу убедиться, что там ваш лес, а не наш.
Что думал, то и сказал. Не хитрил, не пытался невзначай, как бы прогуливаясь, притащить их на то место. Потому что тяжело хитрить, когда каждому твоему слову верят! Не хочется хитрить, вот ведь как!
— Лёша, ты зря думаешь, что получится. Ты потом разочаруешься…
Они догнали двух девочек. Обе они были в одинаковых синих спортивных костюмчиках, рыжие хвостики схвачены синими мягкими резинками. На ногах — голубые кроссовки. Двойняшки. Имя «Васильки» очень шло им.
Ива представила Лёшу гостем из другого мира. Был совершен обмен любезностями.
— Давно вы к нам попали?
— Да вот, второй день как прибыл.
— Нравится вам здесь?
— Очень интересно.
— А чем вы занимались?
— Картошку копал.
— Ну, теперь пошли кататься на лодке. Это тоже хорошо. Останетесь довольны.
«Недурная программа пребывания в другом мире, — думал Лёша, шагая к пристани вслед за девочками. — Можно составить небольшой отчётец:
В другой мир попал,
Картошку копал,
На лодке катался,
Доволен остался.
Наши будут в восторге…»
У пристани их встретил человек в уже знакомой Лёше голубой форме.
— Вам сколькиместную лодку? — спросил он.
— Четырёх, пожалуйста. На час.
— Ро… Ива, может, на два часика возьмем? Погода чудесная!
— Нет, девочки, не могу, родители просили брать не больше чем на час. Они говорят, вечером на реке простудиться можно.
— Так ведь родителей… — начал было Лёша, но осекся. Черт возьми, всё время он забывает про их невероятную честность!
— Пожалуйста, вот ваше задание, а это вам, — и человек в форме протянул Василькам и Иве по бумажке.
— Что это за бумажки? — спросил Лёша.
— Это плата за катание, надо отработать. Опять в парке Семи Сов! — обрадовалась Ива.
— Везёт… У нас улица Садовая… — вздохнули двойняшки.
— Ой, мне так жаль, — искренне огорчилась за подруг Ива. Очевидно, эта улица Садовая была не подарок.
— Так поменяйтесь, какая ему разница, — предложил Лёша.
— Как это поменяться? Это же наше задание, а это их. Так получилось, ничего не поделаешь, — вздохнула Ива.
— Еще как поделаешь!
Лёша забрал обе бумажки себе и раздал заново.
— Ой, у нас парк Семи Сов! — запрыгали Васильки. — Вот здорово! Вот это фокус!
— Прошу садиться, — пригласил человек в форме.
И тут же перед ними расстелилась лунная дорожка. Как по заказу.
Лёша первым прыгнул в лодку и помог сесть девочкам. Ива ему ласково улыбнулась, а Васильки, всё еще находясь под впечатлением от «фокуса», изменившего их задание, буквально спрыгнули ему в руки и расхохотались.
Прогулка явно стоила этих общественных работ, даже на Садовой улице.
— Почему у вас мужские имена? — задал наконец Лёша вопрос, который хотел задать Василькам с самого начала знакомства.
— Как это — мужские? Разве цветы делятся на мужские и женские? Нам васильки очень нравятся, и синий цвет тоже. Нам по традиции принесли букет цветов, и мы выбрали свой цветок.
— Один на двоих?
— А двойняшкам часто нравится одно и то же, — заметила Ива.
— Но это так неудобно — одинаковые имена. Вас и так не отличишь, так еще и зовут одинаково. Как же вас родители различают?
— Ну и что же, что зовут одинаково. Вот вырастем, выберем себе взрослые имена, — Василёк справа от Лёши мечтательно провела рукой по воде. Разбежались лунные брызги. — И каждый выберет своё… Но когда это случится? Нет, лучше не загадывать, иначе не засчитается.
— Кстати, Ромашка… ой, Ива, прости! Что ты сделала? Какой взрослый поступок?
— Я привезла Лёшу домой на тачке, когда он уснул прямо на улице! Я его спасла от разных неприятностей: на него могли наступить, наехать, он мог простудиться, на него могли нагадить птицы, — бойко отрапортовала Ива к ужасу спасенного Лёши.
— Как много всего… — восхищенно вздохнула Василёк слева. — И ты такое имя красивое выбрала — Ива. Певучее имя. И рифмуется хорошо.
— А это важно? — встрял как можно непринужденней Лёша.
— Очень важно! — наперебой загалдели Васильки. — Все слова, рифмующиеся с именем, дополняют его. Если много красивых слов можно найти в рифму, то и на человеке это скажется. Ива — красива, учтива, справедлива, слива, грива…
Ива тряхнула светлыми волосами. Похоже, этот разговор ее нимало не смущал, наоборот, был приятен.
— И потом, — продолжали просвещать Лёшу сёстры, — ей будет легко стихи посвящать. У нас, когда жениться хотят, стихотворением предложение делают. А девушка должна стихотворением ответить. У вас нет такого ритуала?
— Нет, — смутился Лёша. Как они легко с мальчишками на такие темы говорят! — У нас девушке просто говорят: «Я тебя люблю, выходи за меня замуж…» А девушка отвечает «Я согласна» или «Пошел вон». И всё в порядке. Если бы стихи надо было писать, у нас бы большинство так и не женилось бы никогда…
— Бедное воображение, — шепнула Василёк Васильку. Василёк в ответ кивнула и участливо улыбнулась Лёше.
«У самих у вас бедное воображение! — возмутился он про себя. — Бумажками с заданием поменяться не могут, а туда же…»
— Лёша — замечательный небылочник, — вступилась Ива за своего гостя. — Надо устроить вечер небылок и дать Лёше кресло…
Зачем ему кресло, Лёша выяснить не успел. Лодка причалила к другому берегу.
Да, Ива была права. Ну, пришли они на станцию. Ну, зашли снова внутрь. Лёша даже забрался на тот стол, покрытый скатертью, полежал на нем, закрыв глаза. И что? Никакой бетонной площадки вокруг, ни пакетов от чипсов, ни банок из-под колы… Как бы Лёша обрадовался родному мусору! Но нет, всё чисто, никаких намеков на свой мир. Мир оставался другим.
— Не грусти, — взяла его за руку добрая Ива. — Мы постараемся сделать так, как советовал Бук.
«Бук рифмуется со словом «друг», — подумал Лёша.
— А что он посоветовал? — спросили Васильки.
— Пережить те же чувства, которые он испытал перед попаданием к нам. Прежде всего — страх. Это очень сильное чувство.
— Ты испытал страх? — несказанно удивились сёстры. Как бы они поразились, если бы узнали, что Лёша даже плакал! Но этого он и Буку не сказал, а уж Василькам тем более не скажет.
— А вы как думаете? — сквозь зубы ответил Лёша. — Смешные, честное слово! А что я, по-вашему, должен был испытать? Заблудился, напоролся на змею, попал неизвестно куда, с родными не связаться…
Но его ответ уже ему самому казался неубедительным. Ну, заблудился. Неприятно. Грустно. Огорчительно. Но почему страшно? Что его никогда не найдут? Глупости, найдут, не такой уж глухой у них район… был. Здесь-то точно не найдут. Без вариантов. Лёша помрачнел. Но его отвлекла одна из Васильков, дернув за рукав:
— Какое слово?..
— Честное, — угрюмо сказал Лёша. — Поехали кататься. У нас еще осталось время. Страха я сейчас всё равно не испытаю…
— А может быть, попробуем? — попросила Ива. Ей так было жаль Лёшу…
— Ну, напугайте меня, — вяло предложил он. — Как вы это сделаете?
Васильки задумались. Они тоже очень хотели помочь этому странному, но такому симпатичному парню.
— Лёша! — вскрикнула одна из Васильков. — Я знаю! Представь, что на этом камне свернулась змея! Она такая страшная была бы, если бы сидела тут! Она бы шипела, показывала свой раздвоенный язык, она могла бы тебя укусить!
Василек номер два и Ива взвизгнули от испуга.
«Если бы да кабы, — подумал Лёша. — Разве так пугают? Да я бы просто заорал «ЗМЕЯ!!!» и еще отпрыгнул бы метра на два для убедительности! А эти… Тоже мне, богатое воображение… Да разве напугаешь, если врать не умеешь?»
Но вслух он ничего этого говорить не стал. Девочки хотели искренне ему помочь. А что врать не умеют — не их вина. Или беда? Или счастье? Или просто глупость?..
Лёша махнул рукой в сторону лодки и первый начал спускаться к причалу.
Чтобы отдохнуть от тяжелых мыслей, Лёша на обратном пути решил развлечься. Они верят каждому его слову? Прекрасно! Сейчас он им покажет, какое у него воображение. Сейчас он наплетёт им разных небылиц. Кто он, небылочник? Раз уж его зовут этим дурацким словом, он будет соответствовать!
— Змею я не испугался, — приступил к обязанностям небылочника Леша, едва они отчалили от берега. — Змеи летать не умеют, а я умею, чего мне их бояться! Конечно, я невысоко летаю, но метра три над землей держу свободно. Тут главное — в дерево не врезаться. А в городе — в проводах не запутаться.
— Ах, — во все глаза таращились на него девочки, причем втроем, что было особенно приятно. Ему очень хотелось произвести впечатление на Иву.
— Я и в школу летаю, и в магазин, и в театральную студию…
— Ах, ты в театре играешь! — девочки прижали руки к груди, хороший знак! Шпарь, Лёха!
— Само собой, я там на первых ролях, — шпарил он без запинки. Это не составляло труда, он просто пересказывал свои любимые неосуществимые мечты.
— Я выгляжу старше своих лет, меня берут и во взрослые спектакли…
— Ему одиннадцать, — подсказала Василькам Ива. Она немножко гордилась, что знает чуть больше них о таком изумительном человеке.
— Расскажите еще про полеты! — попросили Васильки. На лицах появилось мечтательное выражение, они даже глаза прикрыли.
— Ну, летать для меня — дело привычное, я на транспорте вообще не езжу. Ждешь его полчаса, потом придет битком набитый… Другое дело — взмыл над дорогой и понесся, куда тебе надо! Удобно и бесплатно!
— А другие почему не летят? Летали бы тоже, и автобусы были бы не нужны! — быстро решила проблему транспорта Ива.
— Не умеют, — развел руками Лёша. — Тут особый талант нужен. Надо легким быть. По жизни. А если человек тяжелый, с тяжелым характером, с тяжелыми мыслями, шутки у него тяжеловесные, то ничего не выйдет. Или если проблемы у него тяжелые, — обезопасился Лёша от просьбы продемонстрировать умение летать. — Вот как у меня сейчас…
И вздохнул горестно. И подумал, что зря его не приняли в театральную студию, обязательно надо еще раз попытаться. Если домой вернется. И опять вздохнул, уже не по сценарию, а от души.
У девочек сердце разрывалось. Вечерняя прогулка по реке при луне со вздыхающим горестно мальчиком, разлученным со своими близкими… Васильки часто заморгали, готовые расплакаться, Ива тоже помрачнела.
Лёше стало совестно, он вернулся к обязанностям «небылочника».
— А вот в театре я кого только не играл, — без всякого перехода бухнул он. — Например, Ромео!
Ну, кого еще романтичнее мог он придумать из театральных ролей? Ромео — то что надо, как раз к лунной дорожке!
К сожалению, тщательно рассчитанный романтический выпад пришелся мимо. Васильки вежливо покивали, Ромео так Ромео. А Ива участливо спросила:
— Это веселая роль или грустная?
Лёша даже вскочил, покачнув лодку:
— Это трагедия, вы что! Это же Шекспир!
Девочки опять вежливо кивнули.
Лёша вспомнил, что они имеют право и не знать Шекспира, и почувствовал себя просветителем.
— Я вам расскажу.
Возвращались к Ивиному дому они под Лёшины рассказы. Он как умел вспомнил «Ромео и Джульетту», немного запутался в действии снадобья, которое дал монах, называл Ромео то Монтекки, то Капулетти, про убитого друга вообще забыл рассказать… В общем, Шекспир в другом мире перевернулся бы в гробу от этой прозаической версии его трагедии. Но ни разу еще у Лёши не было таких благодарных слушателей. А когда он дошел до того места, где Джульетта вонзает кинжал в грудь и падает на мертвого Ромео, все три девочки уже рыдали (беззвучно, чтобы не пропустить ни одного слова), да и у небылочника голос задрожал, к его собственному удивлению.
— Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, — закончил Лёша в рифму. Это были единственные стихотворные строчки, которые он помнил.
Васильки бросились его обнимать. Их щеки были совершенно мокрыми от слез, они не могли произнести ни слова, хотя и пытались. Ива обнимать рассказчика не бросилась, но стояла ошеломленная и шептала: «Но зачем? Зачем? Это неправильно, неправильно… Это небылка!»
«Похоже, я им впервые перевернул душу», — торжественно подумал Лёша. Он был очень горд.
— Василёчек, я домой хочу. Я хочу маму увидеть. Как можно скорее! — вдруг сказала одна из сестер.
— И папу, — прошептала вторая. Она снова представила трагический финал и зажмурилась. Потом схватила сестру за руку, и они помчались со всех ног к себе, увидеть маму и папу, живых и счастливых.
— Пойдем и мы домой, — сказал Лёша, всё еще сохраняя торжественность.
Они пошли очень медленно. Он еще не видел, чтобы Ива так медленно шла. Будто она несла полную тарелку с водой и боялась расплескать. Задача была трудная, Ива шла молча, сосредоточено.
У дверей дома она подняла на Лешу огроменные свои глаза и сказала:
— Лёша — хороший.
Он и не понял сначала, с чего это вдруг Ива заговорила, как попугай. Но в следующую секунду дошло: она ему рифму нашла.
О нем гремела слава по всему Нашгороду. «Такого невероятного небылочника еще не было!» — передавали жители друг другу новый каламбур и толпой шли смотреть и слушать Алексея Никитина, ученика шестого класса самой обычной школы. Правда, школы, которая находится в другом мире.
Вернувшиеся родители Ивы, Ольха и Тополь, приняли решение оставить Лёшу у себя в доме. Поначалу такое решение было оценено обществом по достоинству, как благородный поступок. Но спустя неделю оценки изменились. Про родителей Ивы уже не говорили, что они молодцы и щедрые, гостеприимные люди. Стали говорить, что им очень повезло с постояльцем из другого мира и что хорошо бы таким счастьем поделиться с остальными. Лёшу уговаривали пожить в других домах и других семьях, всем ведь охота послушать на ночь очередную потрясающую небылку!
Ольха разводила руками, виновато потряхивала красивыми сережками в виде ольховых шишечек, улыбалась и отказывала в просьбе. Тополь с высоты своего роста вздыхал, поглаживал мягкую пушистую бороду и тоже не давал согласия. Они честно (а как еще!) говорили соседям, что сами хотят каждый вечер слушать своего гостя… Впрочем, всех желающих приглашали на вечернюю небылку. Но слушать небылку в гостях и слушать небылку, положив голову на подушку, в полусне, — это огромная разница, которую быстро заметили нашгородцы.
Запас историй у Лёши пока не иссякал. Он не был большим знатоком литературы, но сказок слушал много, мама перед сном почти каждый вечер читала, а память у Лёши была отменная. Взрослая литература тоже шла в ход, правда, в несколько искаженном и сокращенном виде. Обвинений в незнании текста он не боялся. Эти правдолюбцы совсем не знали мировой классики, фольклора и современных произведений! Это было удивительно, если учесть, насколько совпадали два мира, тот и другой. Рецепт оладий, борща и клюквенного киселя они знали! Как правильно переходить через дорогу — знали! Чему равен квадрат гипотенузы, тоже знали. А Шекспира, Пушкина и Толкиена не знали!
Впрочем, Лёша довольно быстро нашел этому простое объяснение. Взять хотя бы Шекспира. На чем построена мировая трагедия? На коварстве и любви. С любовью, судя по предложениям руки и сердца в стихах, здесь было всё хорошо, а откуда, спрашивается, возьмется коварство в этом странном обществе? Важнейшего компонента для замеса хорошего сюжета не хватает!
Да что там Шекспир! Они же понятия не имеют о настоящих детективах! Преступник ведет тонкую игру, притворяется, что он помогает следствию, до последнего непонятно, кто же предатель, и на этом держится весь интерес, а какой интерес возможен здесь, вы мне объясните?
Здесь же все детективы упрощаются до скукотищи! Нет, преступления, конечно, совершаются. Слаб человек, даже если он честен. Он может присвоить себе что-нибудь из жадности, может побить кого-нибудь по горячности. Честность не отменяет разные дурные качества. Но если преступника спросят: «Кто избил, ограбил, обидел и т. д.?», он и не подумает отпираться! «Я», — скажет болван-преступник и пойдет отрабатывать свое наказание, назначенное в зависимости от тяжести преступления! Ни тебе следственной группы, ни сыщиков, ни слежки, ни распутывания дела! Свидетели вообще никому не нужны, потому что совершивший преступление и сам знает, как всё было на самом деле, и, конечно, готов поделиться своими знаниями со всеми желающими!
Ива пыталась пересказать Лёше сюжет самой захватывающей детективной истории в Нашгороде.
(всё так и было на самом деле)
Один человек, назовем его Кактус, сильно завидовал своему соседу и очень хотел иметь такой же велосипед, как у него… На этом велосипеде он мечтал катать свою любимую девушку по цветущим ромашковым полям или что-то в этом роде, читать ей стихи с предложением руки и сердца, а свежий ветерок развевал бы душистую волну её волос. И чем быстрее крутил бы влюбленный педали велосипеда, тем очаровательней развевались бы волосы его возлюбленной…
(«Представляю, какое чучело он привез бы домой после прогулки», — подумал на этом месте Лёша.)
Короче, по какой-то причине Кактус не мог приобрести такой же велосипед. А девушка уже очень хотела покататься и прямо-таки достала своего кавалера разговорами о ромашковых полях и свежих ветерках.
Однажды идет Кактус мимо соседского дома и видит: стоит велосипед один-одинешенек, никому не нужный… То есть очень даже нужный, но, видимо, не своему хозяину. По крайней мере, не в этот час. И Кактус решился на бандитский поступок. Он зашел во двор, быстренько написал записку, кто, зачем и когда взял драгоценный велосипед, записку положил на крылечко и ножом пригвоздил, чтобы свежий ветерок её не сдул…
(«Вот зачем бандитам нож — улики на месте преступления пригвождать!» — подумал Лёша и не слишком удивился)
…а сам покатил, вполне довольный собой, к своей возлюбленной. Уж и накатались они по ромашковым полям! Цветов, правда, уже не было, потому что давно настала осень, и дул скорее не ветерок, а ветрище с порывами до 25 метров в секунду. Развевающиеся волосы норовили попасть в рот и в нос велосипедисту и мешали глядеть на дорогу. Вследствие чего и произошло крушение: велосипед угодил передним колесом в глубокий ручей, рама сломалась, девушка плюхнулась в воду, а влюбленный перелетел через руль и приземлился на другой стороне ручья совершенно здоровый и сухой.
Вот, собственно, и вся интрига. Дальше немного эпилога. Хозяин велосипеда был очень недоволен, что ему вернули обломки, девушка была страшно раздосадована, что Кактус выкупал ее в ручье, а сам вышел сухим из воды… Короче, теперь Кактус — тот самый парень, который дежурит на пристани и раздает бумажки желающим кататься на лодке, такое ему наказание назначено. И носить ему эту голубую форму до следующей весны…
— Погоди! — прервал Лёша рассказчицу (Ива говорила о том, что было на самом деле, поэтому называть небылочницей ее было бы неправильно). — Ты хочешь сказать, что ваши преступники становятся полицейскими?! То есть распорядителями? Следят за порядком и всё такое?!
— Ну да, — пожала плечами Ива. — А что тут странного? Это самая неприятная работа, ее никто не хочет выполнять добровольно, вот и решили: пусть ее выполняют наказанные.
Лёша в очередной раз мысленно всплеснул руками по поводу детсадовской беспечности и легкомысленности жителей Нашгорода.
— То есть он убил кого-нибудь и идет работать в правоохранительные органы?! — воскликнул он уже не с недоумением, а с негодованием.
— Леша, — тихо сказала Ива, — если человек кого-нибудь нечаянно убьёт, то он сам умрёт тоже, разве ты не знаешь? У нас убийц вообще не наказывают, их и так жалко. Они не выдерживают сознания собственной вины и бросаются с обрыва в туман.
— Им что, бумажку такую выдают? — не понял Лёша.
— Ничего им не выдают. Их даже пытались раньше отговаривать, но перестали — бесполезно. Всё равно бросятся. Убийцы не выживают, это всем известно.
Они помолчали. Для Ивы всё было очевидно. Опять приходилось объяснять пришельцу такие понятные вещи… Лёша пытался представить себе вереницу убийц, стоящих в очередь к обрыву… Бред!! А он-то думал, что ко всему уже привык здесь!
— Хочешь, я покажу тебе это место? — вдруг предложила Ива. Он кивнул. И тут же пожалел, что согласился. И уже хотел отказаться. И передумал отказываться. Черт знает почему… Почему зеваки собираются вокруг места происшествия, глазеют на утонувших, которых только что подняли со дна, поворачивают головы, проезжая мимо аварии, хотя сами рискуют попасть в такую же аварию, потому что смотрят не на дорогу, а на искореженные машины и лежащие на обочине тела? «Ужас, ужас!» — повторяют они про себя, им неприятно смотреть на чужое несчастье, но не смотреть — это выше их сил. Почему?
— Ну, идем, — сказала Ива.
Они шли по ровному лугу. Трава была коротко стрижена, идти было легко, как по резине.
— Кто это здесь подстригает? — удивился Леша. По его представлениям, место должно быть проклято, зачем же его облагораживать?
— Никто, — ответила Ива. — Трава сама не растет и не вянет.
— Ни жива, ни мертва, — пробормотал Лёша.
Ива оживилась.
— Это из твоей новой небылки?
— Ага… из сказки. О мертвой царевне…
Глаза у Ивы немедленно округлились, рот приоткрылся, она уже готова была сесть на землю, поджать ноги и слушать. Ее любимая поза, когда Лёша рассказывал сказки.
— Потом расскажу, сейчас настроения нет. Место такое, какие уж тут небылки… то есть сказки!
Вдруг луг кончился. Как будто ровная черта была проведена по траве, часть луга ловко срезали огромными ножницами и забили пустоту туманом. Воздух стал холодным и сырым.
— Здесь всегда туман? — спросил Лёша.
— Да.
Лёша аккуратно погрузил ногу в облако… Опоры нога не находила. В тумане было пусто. Словно они дошли до края света. Настоящего края. Ровного, зеленого. Дальше — пустота, скрытая туманом.
— Прикольно… — прошептал Лёша. — И они идут прямо-прямо, не останавливаются и проваливаются?
Ива не ответила, она смотрела Лёше за плечо, глаза ее приобрели странное выражение… Неимоверной жалости и… интереса.
— Я никогда их не видела…
Лёша обернулся. К ним по зеленой стерне шел человек. Он смотрел себе под ноги, покачивался, как покачиваются от большой физической усталости, бормотал что-то. Шел не очень быстро, но без остановок. За ним метрах в тридцати шли женщина и мальчик лет пяти. Провожали.
До тумана человеку оставалось шагов двадцать…
Лёша не мог этого вынести, не мог просто так стоять.
— Стойте! — заорал он, помня, как мгновенно застывала Ива при таком окрике. — Стоп!! Надо стоять! Нельзя двигаться! Или я сейчас упаду вместо вас!
Это была полнейшая чушь, не собирался он никуда падать. Но человек верил каждому его слову без доказательств, как и все тут. Он мгновенно замер, поднял голову. Глаза смотрели на Лёши и безмолвно кричали: «Скорее! Уже можно двигаться? Уже можно дойти до края? Не могу больше! Отпусти!»
— А вы чего стоите там? — гаркнул Лёша женщине и ребенку. — Сюда! Держите его!
— Лёша, не надо, — Ива тронула друга за рукав куртки. — Так случилось. Этого не изменить. Это уже есть — есть на самом деле…
— Да что за сумасшествие!! Дайте ему хотя бы рассказать! Может, он не виноват! Надо разобраться! У него жена, сын маленький… Что вы тут все, с ума посходили?! Я не позволю, в конце концов!
Он подбежал к человеку и вцепился в него изо всех сил.
— Так… Слушай! Прежде всего — стоять! Не то вместе упадем, а я не хочу падать!
— Так отойди… — выдохнул человек, полузадушенной собственной рубашкой, так яростно этот незнакомый парень сграбастал его за одежду.
— Ага, щас! А вот не отойду, так уж получилось! — мстительно сказал Леша. — Упадем вместе, если попытаешься броситься, это уж как есть на самом деле!
Все замерли. Лёша отдышался, чувствуя, что ему тоже не хватает дыхания от волнения.
Что теперь? Теперь надо было приступать к расследованию. Задавать вопросы, чтобы понять картину преступления… Хорошо, что они никогда не врут! Значит, главное — правильно формулировать! Ну, давай, Лёха, шпарь!
— Кого вы убили? — выдал он.
Человек как-то весь обмяк, а женщина сзади тихо вскрикнула.
Ива ойкнула и прижала руку к губам. С ее точки зрения, происходило что-то ужасное, невозможное, но это было на самом деле, и виной этому был ее друг!
— Расскажите, что вас сюда привело, — попытался Лёша задать вопрос помягче. — Расскажите всё, что вас заставляет идти к пропасти. И сядьте!
Чувство неловкости мешало Лёше сосредоточиться на допросе. Человек был старше него раза в три, он был в ужасном состоянии, и кроме того, он совершал личное, даже интимное дело — сводил счеты с жизнью. Лёшу так и подмывало извиниться за свое бестактное поведение и уйти. Но нет! а сын, жена?? Он не отстанет!
Человек неожиданно для всех сел. Он всё равно сбился с заданного ритма. Можно и сесть, какая разница.
Ива перестала дергать Лёшу за рукав. Женщина подошла еще ближе и стояла уже шагах в пяти от мужа. Ребенок прятался за маму, но не отставал от нее.
— Ну так что случилось? — как можно спокойнее спросил Лёша.
— Я убил девочку… Я убил Настурцию…
— А зачем? — прошелестел Лёша.
— Я доктор… я педиатр.
— Это замечательно.
— Я ошибся в диагнозе… Эта сыпь, она такая разная бывает… Я думал, это просто раздражение кожи… А была звездная… — бормотал доктор. Лёша слушал и кивал.
— Если бы я сразу сообразил… Тогда была бы надежда спасти… сразу бригаду… живой раствор, капельницу… Но слишком поздно я сообразил, поздно!.. И внутреннее!!! А не наружное!!!
— Лечение, — услышал Лёша подсказку. Женщина подошла совсем близко и даже положила руку мужу на плечо. Тот не шелохнулся. «Хорошо это или плохо?» — лихорадочно соображал Лёша. Дальше, дальше, не молчать!
— Но это издержки профессии, — сказал он на редкость неудачную фразу и сам моментально это понял.
— Человеку свойственно ошибаться, — промямлил он, пытаясь исправиться.
Доктор дернулся, чтобы подняться.
— Погодите! Еще не всё! А был кто-нибудь, кто поставил бы верный диагноз? Но его не послушали, а послушали вас?
Доктор сел на место и впервые посмотрел на Лёшу во все глаза.
— Не было…
— Значит, ее всё равно не спасли бы?
— Не спасли?.. Да, наверное…
Ива уже давно сидела рядом с ними, приоткрыв рот и поджав ноги.
— Значит, если бы вас не было в городе, а девочка умерла, вы бы не чувствовали себя виноватым?..
Лёша говорил, тщательно подбирая слова. Он будто шел по канату, любое неправильное слово, как неправильное движение, приведет к падению…
— Но я был! Был! Был в городе!!
Канат заходил ходуном под ногами. Спасти от падения могли только решительные, быстрые шаги!
— Вы не виноваты! — громко возвестил Лёша. — Все слышали? Он не виноват в смерти девочки!! Не хотел убивать и не убивал!
Он встал и протянул руку доктору.
— Вставайте! Смело вставайте! Вам не надо умирать! Вы не убивали. Это случайность. Вы лечили, вы работали. Я вам говорю — лечите детей. Вы спасёте еще много Настурций, Лютиков и Флоксов. А вот если вы броситесь в пропасть, они могут без вас умереть. Идите обратно и не дайте им погибнуть.
Больше Лёша не мог придумать ни единого слова. Если сейчас этот человек встанет и по-прежнему пойдет к краю, он уже ничего не сделает…
Доктор встал. Отряхнул брюки. «Это хорошо! — успокаивал себя Лёша. — Тот, кто хочет броситься в пропасть, не думает о чистоте брюк… Ну?..»
Доктор повернулся к жене, обнял ее. Схватил сына, зарылся в его кудряшки. Сын засмеялся. И человек сказал: «Одуванчик мой, Ваня».
«Поверил, поверил!!» — ликовал Лёша. Ну да, они же верят! Верят как дышат! Урра! Ноги у него чуть не подкосились, навалилась такая усталость, будто он выкопал целую тонну картошки… Он отступил, ловя равновесие, и прямо к туману.
Ива вскочила, оттащила Лёшу подальше от края, потом обняла и крепко поцеловала в щёку.
— Ты… ты… молодец! Тебе можно дать взрослое имя! — никакой более высокой награды она не могла придумать.
Доктор был всё ещё в своих мыслях, но услышал ее и включился в разговор:
— А как тебя зовут, парень?
— Лёша… Алексей.
— Хм… Алексей. Не слышал такого цветка…
— А он нездешний! Он из другого мира к нам случайно попал! — Ива тоже очень хотела принести пользу и оттащить доктора подальше от страшных мыслей, как она только что оттащила Лёшу от края. Чем-то отвлечь. А рассказ о пришельце из другого мира здорово отвлекает.
— Так вот, Алексей, ты уже не Алексей! Выбирай себе взрослое имя! — провозгласил доктор и как-то ритуально положил Лёше правую руку на голову.
— Выбирай!.. — шепнула Ива, и глаза ее засверкали от любопытства (что-то выберет!) и значимости момента.
— Да у нас с рождения известно, какое будет взрослое имя… Мое взрослое имя — Алексей Борисович…
Лёше было неловко. Ну какой он Алексей Борисович пока? Он Лёша, Лёха, Алешенька для мамы… И рука эта на голове! Как будто в рыцари посвящает, честное слово!
— Алексей Борисович… — повторила Ива и всплеснула руками. — Да с чем же это срифмовать?!
Они уходили от тумана всё дальше и дальше, и зеленый луг с каждым шагом казался веселее и теплее. У края Лёша совсем продрог, как он теперь чувствовал.
— Ты знаешь, а ведь я здесь с Буком познакомилась, — сказала Ива.
Лёша промолчал и только вопросительно на нее посмотрел. Говорить у него не было сил. Но слушать он хотел. Ива еще ни разу не рассказывала про Бука. Бук-друг очень интересовал Лёшу, но расспрашивать он стеснялся. Ива, наверное, не постеснялась бы. Захотела узнать — и спросила, никаких проблем.
— Мы сюда приходили с Васильками, когда маленькими были. Года три назад. Случайно. Родители потом просили одним больше не ходить сюда, пока нам не исполнится по девять лет.
Лёша опять взглянул вопросительно.
— Ну да, пока мы не повзрослеем как следует. Видишь, они тоже за меня волнуются, как и твои, — вспомнила Ива их старый разговор. Надо же, он ей, оказывается, запомнился…
— Мы увидели человека на краю и очень разволновались. Мы думали, это убийца, который готовится прыгать. Но подходить не стали, нам это и в голову не пришло. Стояли и гадали, что он такое совершил…
Лёша покачал головой.
— Не ругай меня, пожалуйста, — попросила Ива. — Нам было жутко и было жаль убийцу, но мы же знали, что он всё равно не сможет жить. Так случилось, и не поправить, думали мы.
Лёша вздохнул.
— Мы были маленькие, я была еще только Ромашкой, — умоляюще произнесла она. — Не вздыхай так. И потом, Бук оказался не убийцей. Он и не собирался прыгать. Он сидел на краю и делал такие движения руками, будто хотел разогнать туман и увидеть дно пропасти. И мы быстро поняли, что он не прыгнет, ему просто любопытно. Мне тоже стало любопытно, я подошла ближе. А Васильки не хотели близко к краю подходить, хоть они и не боятся высоты. А я как раз боюсь очень, — улыбнулась она.
Лёша помотал головой.
— Спасибо, Лёша, с тобой я вообще ничего не боюсь! — кивнула она. — Так вот, я подошла к краю, легла на живот и заглянула вниз. Ух, до сих пор жутко вспомнить! Голова закружилась, я стала подниматься и хотела опереться руками о траву, но… не знаю, как это получилось…
Тут Ива затрясла головой, точно так, как тряс Лёша, когда отгонял страшные мысли.
Лёша погладил ее по голове.
— В общем, может быть, я и не упала бы туда, не знаю. Но Бук подхватил меня. Он сидел и не вставая отшвырнул меня подальше. Так мы и подружились, — внезапно закончила свой рассказ Ива.
Лёша задумчиво посмотрел на нее.
— Да, он странный, я согласна. Вы с ним оба странные. А глаза у него разные потому, что мама была голубоглазая, как все, а папа был с зелеными глазами. Ни у кого не бывает зеленых глаз, а у него были. И Бук взял один глаз от папы, а другой от мамы. Здорово, правда?
Действительно, они все тут голубоглазые, подумал Лёша. Некстати вспомнилось ему выражение «на голубом глазу». Кажется, это значит прикидываться, говорить одно, а думать другое… Или он что-то перепутал? Надо у мамы спросить, она хорошо разные народные выражения объясняет… Да не спросить у мамы. Неужели никогда не спросить?
Лёша закрыл глаза.
— Нет, нет, — услышал он Иву. — Ты вернешься домой. Обязательно.
Родители Ивы поздравили Лёшу со взрослым именем.
— И всё-таки, Ивушка, — заметила мама. — Зря вы с Алексеем Борисовичем туда пошли. Обрыв убийц — не место для прогулок, я так думаю.
— Мне хотелось посмотреть, что это за обрыв такой, — выступил вперед Лёша. — И Ива мне показала дорогу.
— Нет, Лёша, это я сама тебе предложила пойти, помнишь?
— Нет, это я тебя попросил! Уважаемая Ольха, это я…
— Странно, как-то вы по-разному говорите. Алексей Борисович, ты, конечно, сделал великое дело, но… — Ольха оглянулась на отца. — Помоги объяснить, Топ.
Отец пожал плечами.
— Я и сам не знаю, надо или не надо было вмешиваться. Нам тяжело представить себя на месте людей, идущих к обрыву. Невозможно. Оказаться на их месте — нет ничего ужаснее в жизни. Алексей Борисович сумел повернуть жизнь этого человека в сторону от обрыва. Мне кажется, это всё равно, что сдвинуть планету с орбиты. Может быть, это не приведет к катастрофе. А может быть, погубит целый мир. Я не знаю, Алексей Борисович.
Лёша впервые разговаривал со взрослыми вот так, совсем на равных. И верил, что разговор абсолютно искренний. Что его не пытаются исподволь воспитывать или разъяснять что-то. Тополь делился своими сомнениями с этим чужим мальчиком. Ждал его мнения. Считал это мнение важным.
Лёша почувствовал себя Алексеем Борисовичем.
Время шло, Лёша привыкал к новым правилам жизни. Привыкал безоговорочно верить, привыкал, что верят ему. И стал тщательнее обдумывать свои ответы. В общем-то, он впервые почувствовал ответственность за свои слова. Оказывается, ничто так не заставляет отвечать за свои слова, как полное доверие окружающих.
Наконец-то Лёша понял назначение справочников, один из которых он разбил в первый день. Если человек не знал точного ответа на вопрос, он мог зайти в будку и проконсультироваться. Строить свои предположения, что называется, «от балды» никому и в голову не приходило. Говорить надо то, что есть на самом деле, а не выдумывать…
В основном, справочниками пользовались мамы, гуляющие с маленькими детьми. Дети здесь были такими же почемучками, как и там. (Лёша привык про свой мир говорить «там»). А мамы старались отвечать на все вопросы подробно и правильно. Большой популярностью у них пользовалась кнопка «Ботаника» и «Зоология». Кнопка «Физика» тоже была основательно потерта во многих будках.
«У нас бы в таких справочниках, наверное, торчали бы школьники и студенты, бегущие на экзамен…» — примерял к своему миру здешние порядки Лёша.
Лёша привык доверять надписям на продуктах. Он часто ходил в магазин. Ива была хозяйственная девочка, ей поручали покупки. В семье говорили, что она лучше мамы, Ольхи, справляется с этим делом. А Лёша, конечно, ее сопровождал. Не мог же он допустить, чтобы Ива несла из магазина корзинку, даже если в корзинке лежал всего лишь кулек с мукой для оладий или пирога! У них дома часто пекли… Ива знала много рецептов и готовила вкуснейшие вещи. Как мама… Лёшина мама. Она ведь замечательно печет. То есть пекла… Сейчас-то вряд ли у них дома, там, пахнет пирогами… Мама, сделай пирог с капустой! Притяни им своего сына!
Лёша помнил, как родители, прежде чем положить что-то в тележку, изучали на упаковке состав, дату изготовления, щурясь, вчитывались в малюсенькие буквы и цифры, коды, означавшие химические добавки… в общем, отраву какую-то. Иногда они раскрывали обман («Ага, а пишут — стопроцентный сок!») и торжествующе клали продукт на место.
Здесь же, когда Лёша захотел показать свою хозяйственность и спросил, в каких пельменях больше мяса и меньше всякой гадости, Ива уставилась на него, соображая, как лучше ответить, и сказала, что больше мяса, наверное, в тех пельменях, которые крупнее…
И больше Лёша не умничал. И вообще вскоре привык, что масло — это масло, а колбаса — это тоже именно мясной продукт в лучшем смысле этого слова…
Лёша привык открывать дверь, не спрашивая, так, как он открывал давным-давно, в раннем детстве. А мама так долго его приучала не открывать без спроса! Да и вообще, двери тут закрывались не от людей, а от комаров и лягушек. Зайцы тоже могли заскочить в дом или белки-ворюги. А ведь не все любят зайцев и белок… Ну, и тепло берегли зимой. А в звонок звонили из вежливости. «Мы ведь тоже стучим в открытую дверь, прежде чем войти», — льстил себе и своему миру Лёша.
И лишь к тому, что все зовут его по имени-отчеству, Лёша никак не мог привыкнуть. Он уговаривал Иву звать его по-прежнему Лёшей, говорил, что имя-отчество — это для посторонних, а свои, близкие люди, никогда не называют друг друга так длинно… И кроме того, «Лёша» отлично рифмуется со словом «хороший», а Алексей Борисович ни с чем хорошим не рифмуется. Ива радовалась, что они с Лёшей — близкие люди, что Лёша — хороший, но звала его Алексеем Борисовичем. «Это чтобы никто не забывал, что ты сделал!» — торжественно говорила она. Лёша только вздыхал…
Каникулы кончались, приближался новый учебный год. Лёша решил, что тоже будет ходить в школу. Проблем устроиться не было, ведь документы были не нужны. Достаточно было просто прийти в класс и сказать: «Здрасьте, меня зовут Алексей Никитин, мне 12 лет, я свалился к вам из другого мира и хочу у вас учиться».
Жаль только, что Ива идет в четвертый класс. А он — в седьмой. Вот было бы здорово, если бы они вместе могли учиться! Можно было бы притвориться, что он тоже только третий закончил, здесь во всё поверят, но… Во-первых, Лёша было уже неловко врать. Во-вторых, снова в четвертый класс идти не хотелось — скучно…
Перед началом учебного года Лёшу попросили пройти тест, чтобы определить уровень его подготовки. Сейчас они вместе с Ивой шли за результатом.
— Подожди меня в коридоре, — попросил Лёша. Он не хотел хвастаться перед Ивой своими знаниями. В своем классе он был крепким хорошистом. Сейчас его запишут в старший класс, Иве будет грустно…
Он вошел в кабинет.
— Здравствуй, Алексей Борисович, — пожал ему руку директор школы. — Позволь представиться — Граб. Очень рад с тобой познакомиться. Наслышан, восхищен. Есть предложения по работе кружка небылочников… Но это потом, — улыбнулся директор. — А сейчас о том, где ты будешь учиться. Ива просила, если можно, определить тебя с ней в один класс. Но результаты теста таковы, что…
Директор развел руками. Лёша понимающе улыбнулся.
— … что в четвертый класс тебе рановато, — закончил директор. — Может быть, всё-таки в третий?
Лёша вытаращился на листочек, который Граб держал в руках. Это ошибка? Может, это не его работа? Он же хорошист, почти отличник! Он шестой класс закончил с двумя четверками — по пению и литературе! И то потому, что Елена Николаевна у них больно строгая, у них ни одной пятерки по литературе в классе нет, четыре — высшая оценка! Так что он вообще молодец!.. Какой же третий класс?!
— Нет, конечно, если ты будешь дополнительно заниматься, подтянешься, догонишь… Ты способный, сразу видно. Просто многого еще не изучал, это чувствуется по твоим неполным ответам. Знаешь, я вот что думаю: давай примем окончательное решение через два месяца. А пока занимайся с Ивой в одном классе. Она тебе поможет, она хорошая ученица. У нее даже две пятерки есть: по родному языку и по пению. Равняйся на нее.
Леша вышел из кабинета слегка оглушенный.
— Ну как? — бросилась к нему Ива. — Алексей Борисович, взяли тебя? К нам?
— Ага… Сказали, если буду дополнительно заниматься, то догоню…
— Догонишь, не бойся! Я помогу!
— Да ладно, напугала кота сосиской… Слушай, я что-то пока не догоняю. Ты третий класс закончила?
— Третий.
— А я — шестой, — шепотом сказал Лёша. — И я от тебя отстал! А ведь тоже хорошим учеником считаюсь у нас. Как так?
Ива задумалась. Она любила логические задачки и неплохо с ними справлялась.
— Наверное, у вас такая программа слабая… — предположила она. — Мы успеваем больше пройти за урок, может быть. Ведь у вас много времени в жизни уходит на контроль и до-ку-мен-ты. Может быть, и в школе так же…
Лёша не обиделся на «слабую программу». Он давно уже не обижался на Иву. Она не хочет его обидеть, она говорит то, «что есть на самом деле», по ее представлению. Лёша оценил и применил на практике знакомое выражение «На правду не обижаются». Действительно не обижаются, вот что прикольно…
— Так мы в одном классе! Ура! — Ива подбросила вверх свой новый салатный беретик, очень ей шедший, стала ловить, запнулась о Лёшу и чуть не упала. Лёша подхватил ее. Берет, покружившись осенним листом, сел ему прямо на голову. Новоиспеченные четвероклассники рассмеялись.
— Побежим к Василькам! — закричала Ива. Она была совершенно счастлива. — Васильки тоже с нами в одном классе!
— Бежим! — рванул по коридору Лёша. Ива легко его обогнала и вылетела во двор. «Вихрь просто! Её и по физкультуре надо будет догонять!» — запыхавшись, думал Лёша. Никогда начало учебного года так не радовало его… Только…
Только бы мама знала, что с ним всё в порядке. Тогда он бы был счастлив.
Васильки прыгали вокруг Лёши и мяукали, как котята.
— Мы учимся в одном классе! Мы учимся в одном классе! Это надо отметить! Пойдемте гулять в парк Семи Сов!
— Да, пойдем! — горячо согласился Лёша. Он давно уже хотел побывать в этом парке, о котором был столько наслышан, да как-то пока не побывал.
Парк Семи Сов находился на окраине города, но всё-таки не за его границей, поэтому пошли туда пешком. По городу все ходили пешком, кроме экстренных служб: скорой помощи и пожарной. Но и эти службы ездили по городу крайне редко. Так что воздух и дороги в Нашгороде были чистыми, гулять было одно удовольствие.
— Ах, Алексей Борисович, расскажи еще, как ты летаешь! — умоляли Васильки. — Ты руками машешь?
— Нет, руками я не машу, этого не требуется, — продолжал рассказывать девочкам свою мечту Лёша. Ему было неудобно сказать, что он всё наврал тогда в лодке. Но и врать сейчас ему уже совсем не хотелось, отвык. И как выкрутиться из этой собственной ловушки, он не знал. Поэтому всякий раз, когда речь заходила о полетах, старался переменить разговор.
— А вы расскажите лучше про парк Семи Сов. Интересное название!
— Ой, очень интересное! — мгновенно переключились Васильки. Они обожали рассказывать Лёше обо всём, что касалось Нашгорода. Лёша не был уверен, что сможет так же взволнованно и взахлеб рассказывать о своем родном городе… Но он бы постарался! Для Васильков и для Ивы он постарался бы! Вот только придется ли когда-нибудь туда вернуться?
— А из-за чего этот парк так назвали?
— Из-за сов, конечно! — покачали головой Васильки. У одной из сестер прочиталось в глазах сомнение: «Может, Алексею Борисовичу поучиться еще годик в третьем? Или во втором…»
— Раньше на этом месте жили совы, — взяла инициативу Ива. Она была очень неплохая рассказчица, и Васильки без споров уступили ей эту роль.
(это небылка, потому что говорящих сов нет и не было)
Раньше на этом месте жили совы. Целая семья. Сова — бабушка, сова-мама, сова-папа, две дочки и два сына. Совы — мудрые птицы, и люди часто приходили к ним за советом. Ведь справочные автоматы могли ответить далеко не на все вопросы. Люди хотели знать не только то, как называется цветок, чем питается улитка и что такое иррациональное число. Люди хотели знать, какую им выбрать профессию, встретят ли они свою любовь, можно ли научиться летать…
(— Да, да, летать, — хором вздохнули Васильки.)
Совы старались найти ответ на каждый вопрос. А если не находили этот ответ сразу, то какая-нибудь сова улетала из парка в поисках ответа и возвращалась, когда находила его. Совы всегда возвращались с ответами. И всем было хорошо.
И вот однажды пришел в парк человек. Он подошел к самой маленькой сове, младшему сыну, и тихо задал свой вопрос. Совенок ничего не ответил человеку, но кивнул, поднялся с места и улетел. И не вернулся больше. Семья сов затосковала. И люди сделали специально для них памятник младшему совенку. Небольшой, но очень симпатичный. Как живой. Совенок взмахивал крыльями, будто хотел подняться с земли и полететь на поиски ответа.
(Васильки на этом месте начали шмыгать носом и моргать чаще обычного).
Прошел год. Человек опять появился в парке. На этот раз он подошел к совенку постарше и тихо задал свой вопрос. Совенок кивнул и полетел из парка. Увы, и он не вернулся. А через год люди поставили еще один памятник, побольше, рядом с первым.
Человек приходил в парк раз в год. Прошло пять лет Еще пять раз задал он свой загадочный вопрос. Все совы улетели по очереди из парка в поисках ответа. Сначала сыновья, потом дочери, потом мама, потом папа… Когда человек пришел в последний раз в парк, сова-бабушка ждала его с нетерпением и даже прыгала в волнении по веткам, а вы знаете, что для сов это совершенно невероятное поведение.
— Задавай свой вопрос, — посмотрела она на человека.
Он наклонился к ней и что-то тихо спросил. Никто не расслышал, хотя народу собралось очень много.
— Всего-то! — изумленно ухнула сова. — Жди, я скоро вернусь!
Она взмахнула своими огромными крыльями и поднялась в воздух.
— Подожди! — крикнули ей люди. — Что он спросил у тебя? Скажи всем!
— Я не могу! — закружила над парком сова. — Я должна сначала найти ответ! Такие вопросы можно задавать, только зная ответ, не то вам придет охота самим найти его! Я скоро вернусь и всё расскажу.
И сова бесшумно вылетела из парка. Больше ее никто не видел. Едва она скрылась из виду, люди начали возводить ей последний, седьмой, памятник. Самый большой, с самыми мощными крыльями.
И сейчас в парке Семи Сов стоят все семь сов, от самого маленького совенка до бабушки. Это очень красиво, торжественно и печально. Потому что мы никогда не узнаем ответы на все вопросы.
— Интересно, какой он вопрос задавал этим совам? — спросил вслух Лёша.
— Не знаю, — улыбнулась Ива. — Да это и не важно. Это же аллегория, басня. Ее смысл в том, что нельзя на всё знать ответ, даже если кажется, что ответ совсем близко.
— Почему же нельзя? Может, в вопросе этого садиста не было ничего сложного! Может, и летать никуда не надо было, а просто сесть и подумать… Последняя сова ведь сказала: «Всего-то!» Значит, что-то легкое…
— Легкое! — подхватили Васильки и, как выяснилось, невпопад. — Мы легкие, Алексей Борисович? У нас легкий характер?
— Вы вообще пушинки, — рассеяно ответил Лёша и вызвал у Васильков взрыв смеха.
— Мы пушинки, вот забавно! Какие же мы пушинки? — хохотали они и дули друг на друга, как на пух. — А почему же мы не сдуваемся?
— Алексей Борисович хотел сказать, что вы как будто пушинки, а не на самом деле, — поправила дело Ива. Лёша благодарно ей кивнул. Она лучше всех его понимала.
— Ты здорово рассказываешь, Ива.
— Какой комплимент от небылочника! — расцвела Ива, но вспомнила, что это слово не очень нравится ему. — То есть от рассказчика…
Но Лёша не расслышал, как она его назвала. Он вдруг замер на месте.
— Пришли, кажется… — проговорил он, глядя вверх.
Выше самых высоких деревьев, выше тополей и вязов, взметались в небо белые крылья самой большой совы. Прямо перед ней слегка покачивался стройной верхушкой самый высокий тополь, но и он не доставал до совиных глаз-окон. Лишь тянул к ним свои зеленые ветки, надеялся дотянуться. Но роста тополю не хватало. Это было впечатляюще.
Васильки опять запрыгали вокруг. Они были в восторге от Лёшиного восторга.
— Понравилось, тебе понравилось! — распевали они и тащили Лёшу за руки к самой большой сове. — А теперь — внутрь!
Оказывается, внутрь сов можно было войти. Все семь памятников были полые, с лестницами до самых совиных глаз, так что можно было посмотреть изнутри на мир совиными глазами. И если младший совенок был всего метра два с половиной высотой, то сова-бабушка была около восьмидесяти метров. Грандиозная громадина.
Они залезли наверх. Лестница была надежная, с перилами, с широкими площадками между пролетами. На последней площадке были два круглых окна — совиные глаза.
— Ох, и высоко, — сказала Ива, взяла Лёшу за руку и в окно-глаз высовываться не стала. Она же боялась высоты, вспомнил Лёша.
Зато Васильки высунулись по самый пояс! Они старались дотянуться до тополиных листьев. Да еще и кричали во всё горло детскую песенку, глупую и веселую:
— А я не люблю дразнить сов, они так старались найти для людей ответы, — сказала тихо Ива, всё еще не отпуская Лёшину руку. — Я их очень уважаю.
— Мы тоже их уважаем, — весело откликнулись Васильки. — Но так хочется посмеяться! Не над ними, а просто посмеяться! У нас же легкий характер?
И они вопросительно посмотрели на Лёшу.
— Лёгкий, — согласился Лёша. — Прямо невесомый!
— Ух ты! — подскочили сестры.
— Осторожней! — вскрикнула Ива. — Вы хоть от окна отойдите!
Когда все, к огромному облегчению Ивы, спустились на землю и пошли гулять по парку, Васильки вдруг сделались тихими и задумчивыми.
— Алексей Борисович, — протянула одна из сестер, заставив Лёшу в очередной раз поморщиться от этого несносно длинного имени. — А как ты впервые полетел? Как ты понял, что можешь лететь?
— Как-то понял, — неохотно стал снова врать Лёша. Очень уж не хотелось признаваться во вранье первоначальном. — Я стоял на краю крыши и вдруг понял, что ничего со мной не случится, если я оттолкнусь от крыши ногой и лягу на воздух. И воздух меня выдержал и не провалился подо мной. И я полетел. Вот и всё, в общем-то, — бубнил он уже совсем тихо.
— Алексей Борисович, ну ты же про полет первый рассказываешь! Почему же ты такой скучный? — воскликнула одна из Васильков.
Но тут другая, на Лёшино счастье, одернула сестру и сказала:
— Что тут непонятного? Человек умел летать, а теперь не может, потому что на него навалились тяжелые проблемы и мысли! Ты бы как рассказывала о полетах, если бы у тебя крылья отобрали?
И тут две девочки в одинаковых прелестных синих костюмчиках и голубых кроссовках, с одинаковыми рыжими хвостиками, подошли к Лёше и извинились.
— Прости нас. Мы такие дуры. Мы больше не будем к тебе приставать с полетами.
— Да ничего, пустяки, — пробормотал Лёша. Чувствовал он себя совсем погано.
Начались уроки.
И это было здорово интересно. Новые одноклассники приняли Лёшу с восторгом. Его слава небылочника распространялась теперь на весь класс.
— Это у вас учится Алексей Борисович?
— У нас.
— Ах, какой знаменитый небылочник…
— Лучше говорить — рассказчик, он не очень любит слово «небылочник».
— Да? Как интересно! А почему?
— Он считает, что любая история может произойти на самом деле, поэтому не стоит называть ее небылкой. Лучше сказкой.
— Как интересно! А можно с ним познакомиться?..
Лёша совсем не переживал, что учится с «малышами», которым по девять-десять лет. Он не замечал разницы в возрасте. На уроках математики ему казалось, что он попал в класс к старшеклассникам… Начался курс химии, курс физики продолжился. Они шагали вперед быстро и уверенно, не тратя времени впустую.
«А ведь верно, — прикидывал Лёша, — сколько времени уходит у наших учителей на проверку домашнего задания. Каждый норовит сказать, что он всё учил и готов к уроку, даже если не раскрывал учебника… Надеется на подсказку, на интуицию, на везение, тянет время до звонка. А здесь всё просто. Учил? Да — да, нет — нет. Всё понял? Да, всё, нет, не всё, есть вопросы. Гениально! Неудивительно, что они уже геометрию вовсю проходят… Дневники не сдают, никакого электронного контроля. И учителя своим прямым делом занимаются, а не всякой фигнёй отчетной…»
Догонять пришлось изо всех сил. Ива, конечно, помогала. И Васильки. И другие ребята из класса, почти все. Всего несколько человек принципиально считали, что осваивать всё надо самому, без посторонней помощи, о чем и сказали Лёше в первые же дни прямо в глаза. А он им прямо в глаза сказал, что не хотел бы иметь таких друзей. И они разошлись в разные стороны.
Только литературы ему не хватало. И русский язык (то есть родной по здешней терминологии) без примеров из литературы тоже казался сильно усеченным, куцым каким-то… Язык был именно средством общения. Лёша никогда над этим не задумывался, но вдруг почувствовал, что язык без хорошей литературы всё равно что… ну, например, рояль без музыканта. Отличный инструмент, красивый, что хочешь с ним делай: хочешь — пиши на нем, хочешь — спи, хочешь — просто любуйся… Можно даже крышку открыть и несколько клавиш нажать, пожалуйста! А что еще с ним делать…
Список имен в журнале походил на перечень товара в цветочном магазине. Пионы, Нарциссы, Тюльпаны, Ландыши, Колокольчики, Одуванчики… Кстати, Одуванчика сокращенно звали Ваней, что очень порадовало Лёшу. Привычное имя, как приятно!
А «взрослых» имен в их классе было всего два — его и Ивы. Это тоже было очень приятно — составлять с Ивой отдельную группу…
До чего же трудно было получить пятерку! Директор Граб похвалил Иву, сказав, что у нее целых две пятерки — по пению и по родному языку. Тогда Лёша хмыкнул про себя — тоже мне, лучшая ученица! Сейчас он видел, что действительно — лучшая. Ответы, за которые ученик в школе Лёши получил бы пять, здесь еле тянули на троечку. Впрочем, тройка была неплохой оценкой. «Ну, ничего, ничего, в теме ты разобрался, усвоил», — говорил учитель математики Эвкалипт и ставил счастливому ученику целых три балла! Да что там три! Даже один балл, то есть убогую «единицу», надо было чем-то заслужить! Если ты был попросту не готов, тебе ничего и не ставили, ни одного балла. Единицу захотел? А за что? Ничего же не сделал! Ноль тебе.
И так получилось, что хорошист Алексей поначалу был рад даже двоечкам… А хвастался-то, хвастался! Всего две четверки, остальные пятерки! Поверившие (разумеется!) одноклассники страшно удивились первым Лёшиным ответам… Но добрые Васильки всем объяснили, что Алексей Борисович сейчас не может ни нормально заниматься, ни летать — тяжелое время у него. Он о доме всё время думает.
Все хотели помочь Лёше найти дорогу домой. Поскольку моментально стало известно, что ему надо снова пережить похожее эмоциональное состояние, то есть сильно испугаться чего-то (про слезы, по счастью, никто не знал) и снова вернуться домой. Расставаться с Алексеем Борисовичем было жаль, но помочь ему обязательно надо! Он так переживает за родных, что даже летать разучился!
Стали вспоминать всякие страхи. Но напугать как следует не могли, ведь они не могли говорить то, чего нет на самом деле…
— Алексей Борисович! — осеняла кого-нибудь новая «пугательная» идея. — А ты представь себе, что переходишь речку по мосту! И вдруг мост под тобой рушится!
Все вокруг замирали в испуге от такого предположения. Лёша тоже вежливо замирал.
— Да, мост рушится! — продолжал воодушевленный «пугатель». — Ты падаешь в воду и хочешь плыть к берегу, но у тебя свело ногу… Представил?
Лёша кивал.
— Страшно?
Лёша опять кивал.
— А в воде на тебя нападает огромная щука! — помогал первому второй «пугатель». — Она огромная, зубастая, она хочет утащить тебя под воду!..
— Страшно? — с надеждой спрашивали Лёшу.
— Ужасно страшно, — говорил своим друзьям Лёша, подавляя зевоту. — И что же, утащила?
— Представь себе, что утащила! — громким шепотом отвечали друзья и сами содрогались от такой картины. — Она схватила тебя поперек туловища и перекусила, как соломинку…
— Ой! — вскрикивали от страха девочки. Кто-то затыкал уши руками, чтобы не слышать этих ужасов.
— Да, история… — одобрял Лёша попытку его напугать («Напугали небылочника сказкой!»). — А хотите, я вам расскажу страшную историю?
Все срывались с места и садились ближе к рассказчику. Сейчас начнется что-то необыкновенное!
— Это будет небылка? — робко спрашивала Гвоздика, всегда боявшаяся больше всех и садящаяся ближе всех. — Этого не было на самом деле?
— Всё что угодно может произойти на самом деле… — многозначительно и зловеще говорил Лёша и дальше рассказывал гоголевского «Вия», по мере сил стараясь не очень отклоняться от оригинала.
Тишина во время рассказа стояла гробовая.
Потом ребята постепенно приходили в себя, отмирали, начинали переговариваться, делясь услышанным, и со вздохом признавали, что такого рассказчика, который запросто представляет себе летающую в гробу ведьму, напугать обыкновенной хищной рыбой не получится…
Домой, домой! Как же попасть обратно в свой мир? Лёша думал об этом без конца. Нет, ему нравилось здесь, и ребята очень славные, и интересно учиться, и замечательно кататься на лодке с Васильками и Ивой… И вообще, Ива — такая чудесная девочка, он так привык к ней, так подружился! Но его семья, но мама… Он не может допустить даже мысли, что не увидит их больше! И никак не сообщить о себе, вот что ужасно. Телефон при нем, но что толку? Зарядить его так и не удалось. Зарядник с собой в лес за грибами он, конечно, не брал, а здесь ничего подобного не было. Они с Буком пытались как-то подзарядить аккумулятор, но в результате сожгли его окончательно. Да можно ли позвонить из одного мира в другой? Как звонок с того света! Еще не известно, успокоил бы он маму или наоборот…
Как вернуться, как?
— Жаль, что ваши семь сов улетели и не вернулись, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал он однажды Буку.
Они с Ивой сидели у Бука в гостях. Они часто к нему приходили. Это было классное времяпрепровождение! Ива и Бук казались Лёше ближе и роднее остальных. Они почти всегда понимали его.
— Алексей Борисович, но это же небылка! — фыркнула Ива прямо в блюдце с чаем. — Семи сов никогда не было!
Бук молча качался в кресле-качалке и внимательно изучал начинку пирожка.
Начинка, кстати, была отменная, яблоки с корицей. Ива постаралась, напекла.
— Я прошу тебя, зови меня Лёшей, хотя бы здесь! — в сотый раз попросил Лёша.
— Я присоединяюсь к просьбе, — неожиданно сказал Бук.
— Хорошо, — вдруг согласилась Ива, к громадному Лёшиному изумлению. — Это ведь наши правила — с именами, тебе они непривычны.
— Ну наконец-то! Что же ты раньше упрямилась?
— Так потому что в классе! В классе я буду звать тебя по-прежнему взрослым именем. Чтобы помнили, что ты сделал!
Снова эта торжественность в ее голосе!
— Да что я такое сделал? Подумаешь — с человеком поговорил!
— Нет, Лёша, нет, дорогой, — мягко вмешался Бук. — Ах, какая вкуснятина… Ива, ты мастер по пирожкам! Так вот, ты сделал почти невероятную вещь: ты изменил ход событий, ты из того, что есть, сделал то, чего не должно было быть. Понимаешь? Очень мало кто способен на такое.
Лёша смущался, когда речь заходила о той встрече у края земли, и поспешил вернуться к совам.
— Были они или нет, как ты думаешь? Неужели такой громоздкий памятник поставили на пустом месте, только ради аллегории?
Бук покачался в кресле, съел еще один пирожок, выпил полчашки чая… Он никогда не спешил с ответом. Ответ должен быть тщательно обдуман, он должен отражать то, что есть на самом деле. И ребята Бука никогда не торопили. Они спокойно ждали и пили чай.
— Я думаю, — наконец сказал Бук, — что они вполне могли бы существовать.
— Что-о?? — не поверила своим ушам Ива. — Бук, ты что говоришь? Это небылка, ведь говорящих сов не бывает!
— Дорогая моя девочка, но откуда ты знаешь, чего не бывает? Наши предки не знали электричества, поверили бы они в рассказы про свечи, которые горят без огня? А если им описать автомат-справочник, они бы сразу сказали: «Небылка!»
— Сказка, — задумчиво поправила Ива по привычке. Обычно так ее поправлял Лёша. — Но всё-таки, Бук, у птиц нет речевого аппарата…
— А попугаи? — вскинулся Лёша.
— Попугаи не совы!
— А может быть, — задумчиво проговорил Бук, — они вообще не говорили… А думали… Ты вспомни, Ива, ты когда рассказываешь эту… легенду, ты ни разу не говоришь «Сова сказала».
Ива нахмурилась, вспоминая слова легенды, и растерянно посмотрела на Бука.
— А может быть, вы знаете, какой вопрос задавал совам тот человек?
Лёша не особенно надеялся на положительный ответ, но Бук вдруг улыбнулся и сказал:
— Не знаю. Но догадываюсь.
— Скажите! — хором воскликнули дети.
— Но это всего лишь моя догадка, я не уверен, не могу поручиться…
— Ах, это неважно, скажите!
— Ну, хорошо! Я полагаю…
И в этот момент в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Бук.
Вошло человек десять. И все из четвертого класса.
— Вот вы где!.. Ой, здравствуйте все, извините… — выступил вперед Георг (еще одно нормальное имя, сокращённое от Георгина) и тряхнул лохматой головой. — Ива, Алексей Борисович, бежим с нами! Сейчас Васильки летать будут!
— Как? — снова хором воскликнули Ива и Лёша. Она — с восторгом, он — с недоумением.
— А мы не знаем! Они сказали только: «У нас легкость тела и духа!»
— Они даже не завтракали сегодня, — вставила Гвоздика.
— Бежим смотреть! Они в парк Семи Сов пошли!
— Давно?.. — пролепетал Лёша.
— Да только что… А мы — за вами…
— Туда! Быстрее!!
Без куртки Лёша выскочил за дверь.
На этот раз Иве удалось его догнать только у самого парка. Остальные безнадёжно отстали. Но всё равно бежали всю дорогу. Раз Алексей Борисович сказал, что надо скорее, значит, надо скорее.
— Лёша, что стряслось? — выкрикнула она, не снижая темпа.
— Я подонок! — крикнул в ответ Лёша. — Успеть… должны успеть!..
— Успеть, пока они не полетели?
— Пока… они… не разбились!.. вдребезги!.. — еле выдохнул Лёша. Ива и не расслышала, что он сказал. Но не отставала. Ей очень хотелось увидеть полет одной из первых.
Никогда еще он так не бегал. Даже когда удирал от гадюки. Там он боялся за себя, всего лишь за себя. А тут… тут Васильки… Васильки! Во дурак-то, а! Негодяй!.. Мерзавец! Врун несчастный! Убийца!..
Парк был большой, но Лёша знал, куда бежать. К совам. К самой большой сове. Ругая себя последними словами, он мчался туда, где взмахивали перед высоким тополем огромные белые крылья.
— Мы без них потренируемся, — говорила сестра сестре, шагая вверх по ступеням к круглым глазам-окнам. — Научимся повороты делать, виражи. Я хочу попробовать мёртвую петлю сделать, помнишь, Алексей Борисович рассказывал, как у него ловко получалось? Все попадают от восторга!
— Не гордись, — пыхтела в ответ сестре сестра. — Гордость тяжёлая. Надо наполниться лёгкими, светлыми чувствами, как учил Алексей Борисович. Любовь — самое лёгкое, самое светлое, самое окрыляющее чувство! Я тебя люблю, Василёк.
— А я тебя обожаю, Василёчек ты мой!
И окрылённые девочки заскакали вверх по лестнице через две ступеньки.
— Я маму люблю!
— Я папочку нашего очень, очень люблю!
— Я класс наш люблю, люблю, люблю!
— Я нашего директора люблю!
— Я всех-всех в мире люблю! И Алексея Борисовича из другого мира тоже люблю!
— Слушай! — вдруг остановилась Василёк, до того удачная мысль пришла ей в голову. — А давай мы ему посвятим наш первый полёт? Ведь без него мы бы не догадались, что можно летать вот так просто!
— Ни за что бы не догадались! Физика нас этому не учит. Нам бы и в голову не пришло, что можно лечь на воздух!.. Ну, добрались. Отдышись. Никаких тяжёлых ощущений. Дыхание свободное!
Васильки подошли к окнам, сели на подоконники и свесили ноги наружу. Высоты они никогда не боялись. Как чувствовали, что бояться-то нечего, летать-то можно!
— Давай по очереди. Сначала я, потом ты. Или наоборот, сначала ты, потом я.
— Нет, давай вместе. А то потом другой будет обидно, что не она полетела первой. А обида — тяжёлое чувство, с обидой потом летать не сможем.
— Хорошо! И давай договоримся: я облетаю тополь слева, а ты — справа. Красиво получится. Ну что, по счёту три?
— Как я волнуюсь, Василёчек… Ух, как весело! Этот момент надо прочувствовать. Итак, раз, два…
— Смотри, бежит кто-то по аллее… Это Ива! Это Алексей Борисович!
Лёша уже видел рыжие хвостики в совиных глазницах. Видел голубые кроссовки. Он почти добежал до тополя перед совой.
— Стойте!! Нет! — махал он руками на бегу. — Я на-вра-а-ал!!
Они не слышали его, они были слишком далеко и высоко. Там ещё и ветер, наверху! И листья шумят. Да если бы Васильки и услышали его, то не поняли бы. Они же не знают этого слова — «наврал».
Зато поняла Ива. Быстро и сразу всё поняла. Мгновенно радостное ожидание на ее лице сменилось ужасом. Лёша подумал, она сейчас обрушится на него, будет бить, ругать… Но Ива умела различать главное и неглавное. Главное сейчас — это остановить Васильков, махать на бегу руками и орать во всё горло: «Нет! Стойте!» Остальное — потом…
Они из последних сил неслись к сове. Оставалось совсем немного.
— Смотри! — Василёк вгляделась в фигурки внизу. — Руками машут! Давай скажем, что посвящаем полёт Алексею Борисовичу!
— Потом скажем. Подлетим и скажем, чего проще! Помнишь, ты справа? А то еще врежемся друг в друга.
Они засмеялись, оттолкнулись от подоконников и полетели.
Лёша хотел крикнуть и не смог. Он не мог вдохнуть воздуха. Он не почувствовал, с какой силой сжала ему руку Ива. Он только смотрел во все глаза, как две девочки упали камнем вниз. Их подхватили ветки тополя, но не смогли сдержать падения. Тополь трещал, пытаясь удержать два легких тела, ветки ломались и передавали девочек дальше, вниз, вниз, вниз…
Скорая помощь увезла разбившихся Васильков. Лёша хотел поехать с ними, но сажать его было некуда и некогда. Врач, который первый примчался в парк Семи Сов, молча кивнул Лёше, как старому знакомому, и больше не смотрел в его сторону. Он работал.
Только после того, как машина уехала, Лёша вспомнил, где видел этого врача. Он беспокойно огляделся вокруг: Ивы не было рядом. Лёша как-то упустил ее из виду… Тем лучше, быть может…
— Тем лучше, тем лучше, — бормотал Лёша, идя к выходу из парка. Никто его не задерживал. Он шел всё быстрее и быстрее, всё увереннее.
— Тем лучше, тем лучше, тем лучше, — всё скорее говорил и говорил он, пока эти два слова не слились в одно и не закружились с бешеной скоростью, как на карусели. — Темлучшетемлучше!..
Ива тоже потеряла Лёшу из виду. Сначала она никого не видела, кроме своих падающих подруг. Потом набежали люди, приехали врачи — она всё смотрела на Васильков, всё хотела увидеть, как они придут в себя, откроют глаза, поднимут руки.
Ива сразу узнала того врача, который кивнул Лёше. Это он шёл тогда к обрыву, это его жизненную орбиту сумел Лёша тогда изменить. Теперь он спасает Васильков. Двух девочек, которых Лёша погубил своим жутким враньем, спасает человек, которого Лёша отвел от края обрыва… то есть Лёша тоже спасает Васильков?
— Как сложно всё… Я запуталась. Я не понимаю, что происходит на самом деле, — шептала потрясенная Ива. — Я не могу сама разобраться…
Она огляделась: Лёши не было рядом. Но Ива знала, куда идти за помощью.
— Где Лёша? — с порога спросила она у Бука.
Бук уже знал все новости. Откуда? Ах, неважно сейчас!
— Бук, ты знаешь, куда он пошел? — голос Ивы был непривычно высоким и резким. На нее вдруг накатила тревога, еще неясная, но пугающая.
Бук наклонился к Иве, не вставая с кресла:
— Я догадываюсь, куда. Боюсь, что я не ошибаюсь…
— Но зачем?.. — ахнула она, вдруг сообразив.
— Затем, — ответил Бук.
И добавил:
— Так сложилось. Но, может быть, можно что-то изменить…
Ива не дослушала и выбежала вон.
Лёша шёл по зелёному лугу. До чего он огромный, этот луг! Всю свою жизнь можно успеть вспомнить. Это они нарочно придумали, чтобы идти и думать, идти и готовиться. И всё по-честному, никто не заставляет, ты сам принимаешь решение. Идешь и принимаешь. Умно придумано. Всё тут умно придумано у них. А что тут долго думать? Васильки разбились из-за него — раз. Домой не вернуться — два. Там его все уже покойником считают. Ну вот и правильно. Вот он и будет покойник. Ловить нечего. Нечего!
— Лёша!
Вздрогнул, хотел обернуться. Но в ту же секунду узнал голос. Это Ива, разумеется, Ива! Она всегда его понимала лучше других. И поняла, куда он пойдет. Поговорить бы с ней! Напоследок, неужели нельзя? Нельзя! Всё сказано, всё сделано.
И Лёша побежал.
— Лёша, стой!
Догоняла! Она всегда очень быстро бегала. Но и до края осталось немного. Он уже чувствует сырость тумана, а в тумане — пустоту. Полетаем, Алексей Борисович? Ты же говорил, что летал. Давай лети. Чтобы не врать.
— Лёша, замри! Иначе я упаду вместе с тобой!
Нечестно! Это же его прием, это он так останавливал того доктора! Но падать сам не собирался, вот в чем разница. А Ива как сказала, так и сделает. Упадет вместе с ним. Вот в чем разница.
Он остановился. Повернулся к ней.
— Пойми, я не могу оставаться, — сказал он. Получилось жалобно. Ну и ладно, как получилось, так и получилось!
— Я не должен оставаться, я чужой, инородный! — именно об этом он думал, пока шёл по лугу. — Я вторгся к вам и разрушаю тут всё! Из-за меня могут погибнуть люди! Так есть!
— Лёша, не уходи. Я знаю, ты не хотел. Ты не нарочно врал. Просто ты так привык общаться. Ты… ты хотел нас позабавить, да?..
Какие огромные у нее глаза. Хотят втянуть в себя, задержать.
— Я много думала о твоем мире, Лёша. Вы привыкли врать и делаете это неосознанно, как дышите. Та лиса в сказке про Колобока, она не была глухая, я поняла. Она соврала. И это не надо объяснять вашим детям, они это понимают без слов… И ты пропитан этим, и поэтому ты такой хороший небылочник…
Ива говорила, говорила, приближаясь к Лёше. Вот она взяла его за руку, крепко сжала.
— Я не хочу, чтобы ты уходил. Ты мой друг. Я люблю тебя.
— Правда? — неизвестно почему спросил Лёша.
— Вот видишь, какой ты! Сколько времени живешь здесь, а верить не научился! — засмеялась Ива. Нашла ведь в себе силы засмеяться!
А Лёша заплакал. Наверное, это было хорошо. Сейчас ему станет легче. Со слезами уйдет тяжесть, уйдет хоть часть тяжести… «Ты станешь легким», — услышал Лёша внутри себя радостные голоса Васильков. Нет, никогда не станешь! И ждать нечего! Тем лучше, тем лучше!! Мама, где ты, мама? Я хочу к тебе.
— Прощай, Ива, я тоже люблю тебя, — хотел он сказать, честное слово, хотел. Но не сказал. Пожал ей руку и шагнул в туман…
Он провалился в пустоту во всех смыслах. Он ничего не чувствовал и ничего не думал. В голове тоже стало пусто. Пустота обволокла, как сон, как забытьё.
Первое, что услышал Лёша после того, как пустота закончилась, это шорох листьев. Он сидел на земле, под ним были сухие листья. В лесу давно не было дождя.
Потом Лёша услышал шорох рядом. Кто-то вставал и тоже шуршал листьями.
— Где мы? — спросила Ива.
Лёша, не открывая глаз, потянулся изо всех сил. После глубокого сна надо как следует потянуться…
— Где мы? — Ива уже трясла его за плечо.
— Мы в лесу, — огляделся Лёша.
— В каком лесу?
Привычка давать точные, правдивые ответы заставила Лёшу оглядеться еще раз, внимательнее. Что это?.. Вроде, блестит что-то в листьях… Банка из-под колы! Рядом — пакет от чипсов. Чипсы «Lays» с малосольными огурчиками… Ни одного малосольного огурца при их приготовлении не пострадало… Чипсы с эмульгаторами, написали бы в Нашгороде.
— В нашем лесу… Ива! Мы в нашем лесу, в моем мире!
Совсем рядом загудела электричка. Поезд замедлил ход, вероятно, приближался к станции.
— Ива, я вернулся!! — неистово заорал Лёша и закружился на месте. — Ива!.. Дома!!
Вот это да! Когда не ждал и не думал! Ну правильно, когда не думал, ничего специально не подстраивал для перехода… Всё, как говорил Бук. А состояние… Ну да, он же плакал! Слёзы, что ли, были тем самым состоянием?
Голова кружилась. Неужели дома? Живой, невредимый, дома! Мама с ума сойдёт от счастья! Живой, нашёлся!
— Лёша, мы в твоем мире? — спросила Ива.
Лёша замер на месте. Идиот! Как был болваном, так и остался! Лес родной, мусор родной, и эгоизм родной! Ива-то с ним упала! И Васильки… Не разбейся они, он бы не прыгнул в туман!
— Лёша, а ведь мы летали. Мы легли на воздух. Ты не соврал.
Да, действительно летали. Но только в одну сторону. Больше не полетят.
— Ну зачем, зачем ты прыгнула…
— Я же сказала, что прыгну с тобой.
— Ну да, ну да, сказала…
Мысли крутились бешеным колесом. Он выйдет из леса с Ивой, придет домой и скажет: «Вот девочка из другого мира!» В Нашгороде этот номер прошел бы на «ура». Но здесь… Ладно, как-нибудь устроится!
— Что ж, теперь ты будешь жить у нас. Только…
— Что только?
— Тебе будет гораздо труднее здесь, чем мне там.
— Почему?
Ну что он ей сейчас объяснит? Скоро сама поймёт. Легко жить вруну среди честных. В конце концов, можно научиться не врать. Но жить честному среди врунов… И научиться врать… Лёша с сомнением посмотрел на Иву. А Ива смотрела на него с интересом и решимостью. И верила каждому его слову. И будет верить всегда. И всем. Ужас.
— Ничего, прорвёмся. Ты, главное, будь со мной.
Ива кивнула.
— Ну что, пошли к станции? Узнаем, в какую степь нас занесло.
— Это лес, а не степь, — улыбнулась Ива и взяла его за руку. — Надо было тебе вообще во второй класс идти.
— А пойду в седьмой, вот увидишь!
— А я тогда в десятый!
— Ага, в десятый! Там знаешь, какая программа!..
— Напугал кота сосиской!..
«Моя школа! — подумал довольный Лёша. — На лету хватает! Ничего, прорвемся!»
Ива отряхнула листья с брюк и берета, готовая идти. Вместе с листьями на землю слетело перо. Красивое, необычное. Мягкое.
— Ну-ка, десятый класс! Урок зоологии! Отвечай, чье перо? Учти, автоматов-справочников здесь нет.
— Зато интернет есть, — бойко отозвалась Ива. — Хотя и он не понадобится. Знаю. Это совиное. А вот еще одно. И еще…
Ива стала подбирать перья. Может быть, хотела украсить свой берет.
Лёша вдруг ойкнул и стукнул себя по лбу.
— Ива! Знаешь, какой вопрос задавал тот человек в легенде?
— Какой человек… А, поняла! Ну?!
— Он спрашивал у семи сов, что за краем земли, что находится в тумане? Совы улетали за ответом и попадали в другой мир! Вернуться-то они не могли! Смотри, над нами нет тумана, обыкновенное небо!
Они вместе посмотрели вверх. Вверху качались вершины осин, плыли облака. Нормальное осеннее небо.
«Какое совпадение! Здесь было сов падение…» — крутилась у Лёши в голове какая-то глупость.
— Послушай… А я попаду к себе обратно?..
— Я думаю, попадёшь. Ну ясно, попадёшь! Я же попал к вам! В крайнем случае, годик у нас побудешь, потом за грибами вместе пойдём… У тебя свистулька с собой? Ну та, из нашгородской глины, которую Бук подарил.
Ива схватилась за карман куртки и с облегчением вытащила синюю птичку.
— Прорвёмся! Птичка же должна домой привести, правильно? Как бы далеко ты не заходила, помнишь?
Ива кивнула.
— И ты со мной тоже, ладно, Лёша? Василькам надо будет много помогать после больницы, да? Они ведь тогда быстро поправятся?
«Ох, не говорила бы ты сейчас этого… Я не забыл, Ива, не забыл. Никогда не забуду. И я верну тебя в твой мир, верь мне» — мысленно клялся Лёша.
Друзья пошли к станции. Лёша крепко держал Иву за руку, как будто был в ответе за каждый ее шаг в своем мире перед ее миром. Ива несла пучок совиных перьев.
Принадлежали эти перья тем самым семи совам или нет? Неизвестно.
Как встретит Иву другой мир? Неизвестно.
Но они идут вместе на станцию.
Это уж как есть на самом деле.