ПОСЛЕСЛОВИЕ К ТЕТРАДЯМ БРОДЯГИНА

На этом записи обрываются. После прочтения и расшифровки их я не раз виделся с доктором. Оказывается, Марэн еще дважды звонил доктору. Сообщил о своем разговоре с Валентином, снова заверил доктора, что абсолютно здоров, полностью победил страх и, чтобы доказать себе, что ничего не боится, перед сном выходит погулять возле дома, но, признался, тетради на всякий случай носит с собой… Однажды, это был уже март, все цвело и благоухало, словно это не Германия, а Южный берег Крыма, Марэн вышел на свою полуночную прогулку и едва отошел от дома, как возле него, по рассказам трех бессонных старушек, ведущих свое наблюдение из окон близлежащих домов, остановилась машина, по версии одной старушки — белый «мерседес», по версии другой — зеленый «фольксваген». Но далее показания свидетелей абсолютно идентичны: кто-то из машины обратился к Марэну с вопросом, Марэн подошел поближе, вспыхнул огонек, как от зажигалки, Марэн упал, человек приоткрыл дверцу, взял из рук лежащего пакет, и машина быстро свернула в темный переулок. Старушки тотчас позвонили в полицию, через семь минут полицейские уже установили личность пострадавшего, а еще через пять минут Марэн был доставлен в клинику. Через двадцать минут доктор Матцке уже подключил действительно чудодейственную аппаратуру. Первое слово, которое Марэн произнес, когда его «вытащили», было — «ГАЛЯ». Утром доктор Герштейн позвонил Гале, она сказала, что немедленно вылетает. На следующий день она была уже в клинике… Доктор Матцке буквально вырвал Марэна из лап смерти. Промедли он, все усилия были бы бесполезны. Ну, а реабилитация прошла на удивление быстро и в полной мере, чему, кстати, сильно способствовала Галя. День и ночь она не отходила от Марэна и увезла домой, когда убедилась, что больше ему ничто не угрожает. У нее явно какое-то мощное поле, всё и все подчинялись ей. Через неделю, поставив его на ноги, она снова вернулась в Москву. Доктор Герштейн успокоился, был уверен, что у них наконец-то, после «удачного покушения», все будет в порядке. Но вдруг звонок Гали: она здесь, прилетела из Москвы, но Марэна нет, лишь записка: «Милая, родная, извини, не дождался тебя. Очень боюсь, как бы из-за меня не пострадала ты, поэтому, чтобы сбить их с толку, исчезаю — на некоторое время. Лечу в Москву, потом в Иркутск. Позвоню, когда выяснится, куда, когда и как. Хочу в Баргузин и в дацан. Очень надо!!! Наверное, я действительно псих. Но — тихий! Позвоню из Иркутска. Твой Бродяга».

Через некоторое время доктор позвонил мне, попросил зайти — есть новости! Новости были такие: звонила Галя, она выиграла судебный процесс, но еще масса, как она сказала, мелких дел, разобраться до конца с Валентином, оформить возвращенную ей собственность, часть продать, часть запаковать и отправить сюда. В Москве оставаться она не намерена! Это было понятно — и доктору, и мне. Но у меня еще оставались вопросы. Первый и самый важный для меня: что делать с тетрадями Бродягина, имею ли я право издать их в этом, теперешнем виде, после моей обработки? Требуется ли разрешение Гали? Должен ли я показать ей мой вариант? Или ждать Бродягина?

— Галя… — задумчиво, как-то меланхолично произнес доктор, выпятив толстую нижнюю губу. — Галя, я бы сказал, образец современной динамичной женщины. Мне казалось, что меня уже ничем невозможно удивить. Но я заблуждался. Немедленно после его отъезда она приехала ко мне и начисто стерла из памяти всё, что было связано с ее прошлой работой, — все эти несчастные обезьянки, муравьи, Толик, Марэн. Да, и Марэн — тоже! За чистку пыталась вручить мне гонорар — сто баксов! — но я не взял. Что-то перевернулось даже в моей заскорузлой душе. Когда закончился сеанс, она облегченно вздохнула, сделала рукой вот так, крест-накрест, и просто, по-мужицки, выругалась. «Не хочу больше никого мучить и страдать. Жить хочу! Теперь я жадная до жизни!» Ну, и молодец! Жадная до жизни — даже завидно.

— А тетради? — спросил я.

— Тетради?! — Доктор брезгливо поморщился. — Зачем они ей, если она всё стерла? Чтобы снова забивать свою голову этими кошмарами?! Поймите, голубчик, Галя отрубила всё прошлое, зачем ей какие-то тетради? Делайте с ними что хотите, издавайте, сожгите, с кашей ешьте — они ваши!

— Ясно. Но вот после того, что случилось, вы можете определенно сказать, был Марэн психом или нет?

Доктор пытливо посмотрел на меня, как бы желая удостовериться в моей умственной полноценности, не появился ли еще один новый пациент, и сказал:

— Понимаете, голубчик, после того, что случилось, уже нет сомнений в том, что за ним действительно следили и всё это не бред. Скажу так: он не душевнобольной, но на него, как на человека талантливого, неординарного, временами накатывало. Эти сны, жертвоприношения древних славян, эта тьма египетская, Баргузин, дацан, лошадка и так далее. Ну, и последний его звонок в Москву, разговор якобы с Валентином — чистой воды слуховая галлюцинация, в основе которой внутренняя психическая установка, желание именно такого варианта, если хотите, фантазия на заданную тему. Лично я считаю, что активно работают два фактора: тонкая нервная организация и образное мышление. Уверен, по призванию он больше художник, чем ученый, мыслит образами, они преобладают над его «рацио». Отсюда — смесь реальности с буйной фантазией. Образы захлестывают его, порой он погружается в них с головой.

— Тогда почему здорового человека вы поместили в психушку?

— Хороший вопрос! Отвечаю. Чтобы спасти его! За ним и за его тетрадями охотились. Это вам ясно. Но было еще кое-что. Его руки! По линиям руки я четко видел, что ему что-то угрожает. Линия жизни сокращалась!

— И вы верите в эту, — чуть не сказал «чепуху», — хиромантию?

— Да, в «эту» верю, — твердо сказал доктор. — Причем не я один. Есть солидный список: Пифагор, Цезарь, Сулла, Гален, Авиценна, Преториус. Для меня важнее высказывание Иова из Ветхого Завета: «На руку всякого человека Он налагает печать для вразумления всех людей, сотворенных Им». Классики хиромантии, а их авторитету можно доверять, считали, что каждой из линий соответствует некое психическое свойство или состояние человека. И линии «живут», меняясь в зависимости от жизни человека. Когда я впервые взглянул на руки Марэна, то понял: жизнь его в опасности, год-два от силы. Сначала подумал, что болезнь. Но, выслушав Галю, узнав всю их историю с муравьями, обезьянами, с Валентином, изменил свой диагноз. Тут был приговор Рока! Помните, в математике есть такой метод — экстраполяции. Так вот, экстраполируя, грубо говоря, следя за изменениями линий на руке человека, можно, разумеется весьма приблизительно предсказать его будущее. Чем, кстати, широко пользуются гадалки, в особенности цыганки. Почему я решил побороться с самим Роком? А вдруг удастся! Помните рассуждения Марэна по поводу закона «равной реакции» Ньютона? Я понимал, что шансов почти никаких, но Марэн думал, что возможен некий вариант, когда «вознаграждение» за Зло и «наказание» за Добро могут как-то нейтрализовать друг друга, и в результате — нейтральный знак, ничья! Еще не вечер. Посмотрим, как он вырулит из своего Баргузина. Боюсь каркать, дай Бог ему удачи! Кстати, у Гали линия жизни четкая, нормальная, ей отпущено много. Имейте в виду, голубчик, каждый профессионально работающий психиатр должен учитывать все эти оккультные вещи. Они возникли не просто так. Не обязательно верить, но учитывать — обязательно!

— Значит, Галя тоже знает, что он обречен? По линиям руки…

— «Знает» — не то слово. Я ведь тоже не «знаю», лишь оцениваю вероятность. Галя и я делали все возможное…

— А вы не могли бы показать отпечатки с ладони Марэна? Очень любопытно взглянуть.

Доктор рассеянно огляделся по сторонам, порылся в одном месте, в другом, виновато развел руками:

— Извините, сунул куда-то, боюсь, быстро не найти. Поверьте на слово. Линия жизни не исчезала, оставалась на месте, где ей и положено было находиться, но сгущения, узелки на самом ее конце расплывались, и возрастные линии десятилетий от линии жизни к основаниям пальцев невозможно было провести. Это можно обнаружить только при внимательном изучении динамики процесса. Линию пятидесятилетия еще можно было определить, а шестидесятилетия — нет. Как-нибудь позднее найду и обязательно позвоню.

— Ну, а Джильда? Франц? Это реальность или тоже его фантазии?

— Могу сказать одно: Джильда — благочестивая, порядочная женщина, к тому же весьма дисциплинированная. Вряд ли она стала бы рисковать работой ради каких-то там десяти марок… Франц — сложнее. Человек он явно больной. На мой взгляд, надежд у него мало…

— А Баргузин? Действительно мечта всей оставшейся жизни?

— Баргузин — это его точка ОМЕГА или, по Тейяру де Шардену, достижение местопребывания СЫНА БОЖЬЕГО, Иисуса Христа. А попросту — пещера, в которой он надеялся спрятаться от сложностей жизни и… от самого себя! Своего рода погребок, где иной раз всем нам очень хочется сховаться. Понимаете, голубчик, Марэн по натуре ближе к Вильгельму Кюхельбекеру, а стремится к философии Михаила. Тут заложен динамит, нет, ничего хорошего для Марэна в заветном Баргузине я не вижу. Марэн либо сопьется с тоски, либо пойдет бродить по свету.

— Доктор, а вы интересовались у Марэна, действительно ли испытания проходили на Байкале?

— О! Еще как интересовался! Ведь Байкал заповедная территория. Хотя у нас одной рукой создают заповедник, а другой — строят на берегу целлюлозно-бумажный комбинат. У нас все возможно! Захотелось генерал-лейтенанту по кличке Папа совместить опыты с рыбалкой на заповедном Байкале — кто мог его остановить?! Но думаю, что опыты были всё же где-то в другом месте. Байкал — ярко выраженная фантазия на тему «братья Кюхельбекеры».

— А его «африканские страсти» — с Галей, Джильдой и юной буряточкой?

— Думаю, сильное преувеличение, желаемое, но, увы, не действительное.

— А вы не пытались узнать в полиции, нашли они эту машину, этих людей?

— Нет, не пытался. Спросите, почему? Отвечаю. Итак, я звоню в полицию, у них на экране дисплея высвечивается номер телефона, с которого я звоню. Естественно, представляюсь: я лечащий врач такой-то такого-то, напоминаю, что произошло с моим бывшим пациентом, и спрашиваю, не нашли ли они преступников. Они вежливо осведомляются, по каким мотивам я интересуюсь этим уголовным делом. Я бормочу что-нибудь вроде: ну, как же, любопытно, это же мой бывший больной. Они уточняют мое имя и адрес и говорят, что сообщат мне тотчас, как только хоть что-нибудь выяснится. Таким образом, я оказываюсь прищелкнутым наручниками к их компьютеру по уголовному делу эмигранта из России. Мне это надо?

— Как вы считаете, кто покушался на Марэна?

— Конкретно кто, не знаю, но о заказчике можно догадываться… Понимаете, есть люди, о которых писал Ницше: хотя и люди, но ниже обезьян. Я бы уточнил: среди нашего брата есть такие экземпляры — мстительные пресмыкающиеся! Месть для них превыше всего. Вероятно, Валентин именно из этого отряда. Тем более что с переходом в известную организацию возможности его резко возросли.

— Ну, а Галя? Она здесь?

— В Париже! И — молодец! Очистилась от всех старых грехов и начала новую жизнь.

— А если появятся новые грехи? Снова к вам?

— Э, нет, те грехи и новые — слишком разные вещи. Я снял лишь память о событиях. Одно дело осознать свою вину и покаяться, то есть извиниться перед теми, кому сделал зло, снять с себя вину их прощением, и совсем другое — как получить прощение от загубленного «живого материала»?! Это останется при ней. Ну, а обычные, житейские грехи — kein Problem! Есть отработанная веками методика: согрешил, покаялся, получил отпущение грехов. Можно через священника, можно как в православии: двести поклонов в день, скажем, три недели или три месяца. Еще говорят, что за все наши грехи расплатился Иисус Христос, приняв мученическую смерть на кресте. На его страданиях выросла современная церковь с многочисленными ответвлениями. Только, ради бога, не подумайте, что я покушаюсь на основы христианства. Ветхий Завет, включающий нашу Тору, Новый Завет с евангелиями, могучая фигура Христа — всё это слишком серьезно, чтобы вот так, походя, зубоскалить.

— Вы меня не так поняли! Для меня всё это тоже важно. Но мы говорили о Гале…

— Да, да, о Гале… Понимаете, голубчик, насколько я разбираюсь в балете, жизнь — жестокая штука. Если бы у них, имею в виду Галю и Марэна, были дети, то, убежден, все пошло бы совсем иначе. Галя в самом начале наступила на мину, и жизнь ее покатилась под откос. Марэн — слишком мягкий, живет в мире своих идей, вечно ищет смысл во всем, с чем сталкивается. А смысла зачастую просто-напросто нет. Есть жестокая бессмыслица. Душа не может этого выдержать. Я говорю про Марэна. А вам, вижу, хочется еще раз спросить, нормальный человек Марэн или всё же сумасшедший. Попробую с другой стороны. Одни, в России, считают нас, эмигрантов, сумасшедшими, другие говорят «молодцы, разумные люди». Про тех, кто эмигрировал, а потом, не выдержав, вернулся обратно, говорят «ну, этот совсем спятил» или «хоть один опомнился». Разброс, как говорят математики, от минус бесконечности до плюс бесконечности. Так же и с Марэном… Они с Галей хорошие люди, хотя по характеру очень разные. И оба угодили в живодерню, которая и ей, и ему противопоказана. Кстати, Папе — тоже. Вот разным Валентинам там раздолье, это работа для хищников. Если бы мы могли, пройдя какой-то путь, нажать кнопку, как на компьютере, «НАЗАД», вернуться и двинуться в другом направлении… Но, увы, в жизни обратного хода нет… Итак, про Галю. Возможно, вам покажется это циничным, но есть такая шутка: «Любовь с большим сексом — большая любовь, с малым — малая». Это хорошая шутка, хотя у стариков возможны иные мнения. Так вот, в Париже, как докладывает израильская разведка, Галя не одна, а с неким приятелем, но не с Валентином. Однако здесь начинается, как говорят немцы, PRIVATLEBEN, частная жизнь, куда посторонним вход воспрещен. VERBOTEN!

Загрузка...