Анна Сергеевна Аксёнова Весёлый камушек

Сложный вопрос


Вот говорят, что братья и сёстры всегда дружно живут. Не знаю, может, у кого-нибудь и в самом деле так, только у нас с Милкой совсем по-другому. Не знаю, почему это.

Чуть что, она уже бежит ябедничать. Сама подкараулит чего-нибудь, а потом и наябедничает. Я один раз в школу не пошёл — у нас в тот день контрольная по арифметике была, — на чердак залез, просидел там, а Милка откуда-то взялась, когда я спускался с чердака, и сразу же:

— Ага, Вовочка (уж когда она Вовочкой назовёт — хорошего не жди), так, значит, наша школа теперь на чердаке? А я и не знала.

И скорее к маме. Ну понятно, по головке не погладили. А ведь никто бы и не узнал, если б не она. Подумаешь — один день пропустил.

Ещё у неё есть манера щипаться. Возьмёт тоненько за кожу да как повернёт! Ух и вредная!

Один раз я Милкин галстук в её же портфеле спрятал. Она ищет, ревёт — в школу пора, а я как ни в чём не бывало чай пью. Потом пожалел её, сказал: «Может, он в портфеле». Милка кинулась к портфелю, а потом сразу ко мне — драться. Это вместо того, чтобы спасибо сказать. Не скажи я, так и в школу опоздала бы.

Папа наш работает в совхозе и редко приезжает к нам! Живём мы с мамой одни.

Однажды присылает папа письмо и пишет, что простудился, заболел. Мама сразу разахалась.

— А ты бы съездила к нему, — говорит Милка.

Я тоже поддержал:

— Конечно, поезжай.

— Да, — говорит мама, — а вас-то я с кем оставлю?

Мы с Милкой даже обиделись: что мы — малыши какие?

— Слава богу, — говорит Милка, — до двенадцати лет дожила, а меня уж и дома одну оставить нельзя.

— Так если бы одну!

— А я что — младенец? — спрашиваю. — Тоже уже скоро десять стукнет.

Уговорили мы маму.

— Завтра вечером или послезавтра утром вернусь, — сказала мама. — Молока попьёте, пообедаете в столовой. Не умрёте?

— Не умрём, — сказали мы с Милкой. — Ты, мама, поезжай спокойно.

Пришли мы из школы. Я даже есть совсем и не хотел. Я почему-то никогда есть не хочу. А Милка отрезала себе булки и отправилась гулять. На столе лежал рубль — две монеты по пятьдесят копеек. Это мама оставила нам на столовую. Пятьдесят копеек мои, пятьдесят — Милкины. Я на всякий случай взял свои пятьдесят копеек, положил в карман и тоже пошёл гулять.

Милка стояла во дворе и о чём-то совещалась с девчонками. Я прошёл за сараями и вышел на улицу.



В «Спорте» шла замечательная картина — «Белый клык». Я её уже три раза видел. Подумал я, подумал и купил себе билет. Потом вернулся во двор — показаться Милке. Но её уже не было. Тем лучше.

Пришёл я в кино и сел в последний ряд. Сижу себе спокойно, жду, вдруг: ого-го! Смотрю — Милка с девчонками входит. Ну, думаю, хорошо.



Кончилось кино, вышла она, а я тихонечко обогнал её и скорее домой. Прибежал, сел за стол, вытащил тетрадь. Входит Милка и ласково так спрашивает:

— А-а, ты уже занимаешься?

— Я-то занимаюсь, — говорю, — а вот ты чем занимаешься?

Она покраснела и спрашивает:

— А что? Я гуляла.

— Гуляла? Вот погоди, мама приедет, узнает, как ты гуляешь… по кино.

— С чего это ты взял?

— А думаешь, я не видел, как ты с девчонками в «Спорт» шла?

— Это я так просто, — говорит Милка, — видела, что ты за мной подглядываешь, и назло тебе.

— Ах, назло, — говорю. — И в двенадцатый ряд у стенки тоже назло мне села?

Милка заморгала, а потом вдруг как закричит:

— А ты откуда знаешь, что у стенки, значит, сам в кино был?

Ругались мы так, ругались, а потом решили маме ничего не говорить, не расстраивать её и сели за уроки. Сделал я письменные и гулять пошёл — проветриться. А Милка и говорит:

— Я тоже пойду, за тобой глаз да глаз нужен.

Пришли мы вечером. Я сразу к телевизору, а Милка вышла в кухню и пропала. Я решил посмотреть, что она там делает. Смотрю, она стоит у окна и ложкой прямо из кастрюли суп ест. Ест и так вкусно причмокивает, что и мне захотелось. Взял я ложку, подвинул Милку немного и тоже стал суп есть. Оказывается, холодный суп во сто раз вкуснее, чем горячий.

Утром Милка и говорит:

— А что мы сегодня обедать будем? Сколько у тебя денег осталось?

— Двадцать копеек.

— И у меня двадцать, — говорит Милка. — Ладно, как-нибудь проживём. Давай их мне.

У нас было четыре урока, у Милки — пять. Я пришёл домой и стал ждать её. Наконец пришла Милка, хлеба и колбасы принесла. Разделили поровну и стали есть.

— Только смотри, — говорит Милка, — на вечер оставь.

А чего оставлять, там и оставлять нечего.

— Ничего, — говорю, — вечером чаю попьём, а завтра мама приедет.

— И правда, — согласилась Милка.

Как-то у нас здорово этот день прошёл. Ни разу не поругались. Тихо-мирно сделали уроки. Милка у меня географию проверила, погуляли. Чай не стали вечером пить, всё равно ведь завтра мама приедет, потерпим. Завели будильник на утро и спать легли.

Только случилось так, что мама утром не приехала. Принесла молочница молоко, мы напились и в школу пошли. Что значит первый раз вместе пошли: даже портфели перепутали. Хорошо ещё, что Милка в раздевалке заметила. Они у нас одинаковые, только у моего скрепки внизу оборвались.

Как нарочно, меня в этот день спросили по географии. Милка проверила, а меня и спросили — пятёрку получил. «Живём», — думаю.

Прихожу домой, открываю дверь, Милка у самых дверей стоит.

— Это ты? — говорит. — Я думала, мама.

— Разве мама не приехала?

— Нет, — говорит Милка и на меня испуганно смотрит.

— Может, папе плохо?

— Ой, уж не говори, я сама чего только не передумала.

— Давай, — говорю, — Мил, поедем к ним?

— Что ты, а вдруг мама как раз домой едет! Приедет, а нас нет. И денег нет на дорогу.

Посмотрел я на Милку — сидит она, съёжилась вся, косички обвисли, до колен спускаются.

— Знаешь, — говорю, — а ведь я сегодня по географии пятёрку отхватил.

— Ну? — обрадовалась Милка. И вдруг (я даже ушам своим не поверил) заявляет: — Ты способный, мог бы вообще отличником быть.

Я ничего не сказал, сел уроки делать.

Милка посидела-посидела и спрашивает:

— Ты есть хочешь?

— А что у нас есть?

— Можно кашу сварить. И мама приедет — поест.

— Давай.

Взяла Милка с этажерки книгу о вкусной и здоровой пище, из буфета крупу достала и отправилась на кухню.



Каша мировая получилась, только соли Милка забыла положить. Но это ничего, я заметил, когда уже почти всю съел.

Гулять нам что-то не хотелось. Мы все уроки сделали. Милка меня по истории и по литературе проверила, потом в шахматы поиграли. А мамы всё нет и нет.

На дворе уже темнеть начало.

— Холодно что-то, — говорит Милка, — ты бы дров принёс.

Пошёл я в сарай, а там дров наколотых нет. Ох и помучился я! И как только мама справляется? Но всё-таки целую охапку принёс.



Стала Милка растапливать. Наложила бумаги, дует-дует, а ничего не получается. Я тоже стал дуть, а всё равно не горит.

Вынул я все дрова из печки, нащепал лучины, зажёг её, а потом стал поленья подкладывать, как мама, — сначала которые потоньше, потом толстые положил.

Горят дрова, потрескивают, вдруг слышу сзади Милка носом шмыгает. Обернулся — нет, ничего, не плачет.

— Давай, — говорю, — Мил, в морской бой поиграем.

А она мне:

— Рубашку-то как извозил, сними — постираю.

И правда, всю я её сажей измазал. Снял я рубашку, взяла её сестра и пошла стирать. Воды нагрела, по-настоящему, с мылом стала стирать. А сажа плохо отмывается. Трёт, трёт Милка.

— Принести ещё воды? — спрашиваю.

— Принеси.



Взял я ведра, принёс воды (тяжело с непривычки показалось). Достирала Милка рубашку, повесила её на верёвку. А мамы всё нет.



— Ну, так будем в морской бой играть?

— Знаешь, — отвечает Милка, — давай лучше пол помоем. Мама каждый день протирает его, а сейчас смотри, сколько пыли скопилось.

— Да ну, — говорю, — пол ещё…

— Как хочешь, — говорит Милка, — я тогда сама.



И стала пол мыть. Взяла ведро с водой, ушла в комнату. Я сижу, слушаю. А в квартире тихо-тихо, только и слышно, как Милка тряпкой шлёпает да что-то ещё кап… Потом опять — кап… Смотрю, а это с рубашки капает: плохо её Милка отжала, сил-то у неё мало. Взял я другую тряпку и стал кухню мыть.

Только начал мыть — звонок. Кинулся я к дверям. А там Коська стоит.

— Ты что, — спрашивает, — заболел?

— А что?

— Да не видно тебя что-то.

— А, — говорю, — некогда.

— Чем это ты занимаешься — некогда?

— Дела.

— Какие дела? — так спрашивает, будто я бездельник какой.

— Пол, — говорю, — мою.

— Пол? Чего это ты?

— Может, ты за меня мыть будешь? — спрашиваю.

— А мать где?

— Нету её, в совхоз уехала.

— А-а, — говорит Коська. — А Милка?

— И Милка моет. Думаешь, одному легко? Попробуй вот, помой, тогда узнаешь.

Ушёл Коська.

Вымыли мы пол и пошли во двор, маму встречать. Сидим на лавочке, разговариваем, маму ждём. А её всё нет. Тут дождь пошёл.

— Пойдём, — говорит Милка. — А то как бы нам не проспать. Я завтра одолжу денег, и телеграмму пошлём.

— Лучше, Мил, поедем сами.

— Может, и поедем.

Только мы в дом вошли, разделись, слышим — дверь открывается. Мама приехала. Ну и обрадовались мы!

— Мам, ты чего так долго? А как папа? — прямо кричим оба.

А мама улыбается:

— Да всё хорошо, папа здоров, на каникулы звал. А задержалась — на поезд опоздала.

— Мам, — говорю, — ты только ноги хорошенько вытирай, мы пол помыли.

Мама посмотрела вокруг и удивилась:

— Помыли? Где? Здесь, что ли?

— И здесь, и в комнате.

— А-а, ну тогда я ещё раз ноги вытру, — говорит мама. — А как вы тут жили без меня? Не голодали?

— Нет, Милка кашу варила.

— Молодцы. А блинов со сметаной хотите?

— Хотим. Ты, мама, пеки, — говорит Милка, — а я пока к Наташе сбегаю, книжку отнесу.

— Тогда и я к Коське схожу, — говорю.

Утром проснулся я, посмотрел на часы — семь уже. Хотел вставать, Милку будить, да вспомнил, что мама приехала, и опять заснул. Потом слышу — будит меня мама, будит, никак не разбудит. Так спать хочется. Встал наконец, а на столе и пирожки, и чего только нет!

— Ешьте как следует, — говорит мама, — поправляйтесь. — А сама за водой пошла.

А мне есть ни капельки не хочется. Выпил я одного чаю и хотел бежать в школу. Милка тут как тут.

— Ты почему ничего не ел?

— Тебя забыл спросить.

Кажется, что особенного сказал? А она как щипнёт меня! И скорее вон из комнаты. Я не стал догонять, просто взял её портфель и на какую-то тетрадь чернилами брызнул. Будет знать теперь как щипаться!

Прихожу я в класс — у нас первый урок по русскому, — достаю тетрадь… батюшки! Будто тараканы по странице разбежались. Это я, выходит, сгоряча в свой собственный портфель залез, свою собственную тетрадь испортил! А я-то вчера старался писать… Чуть я тут не заревел, честное слово. Ну, думаю, погоди, Милочка, погоди, вот приду из школы…

А всё-таки интересно знать, почему мы никак не можем в мире жить?


Загрузка...