Вестник

Глава первая

Снова пошел дождь. «Дворники» гоняли разноцветные искры – вверх-вниз; после недавней бури фонари горели через один, дорога то и дело отбрасывала в темноту. Алекс отстраненно следил за редкими машинами. Дремлющий на пассажирском кресле старичок опять легонько стукнулся виском о стекло. Алекс улыбнулся.

– Вперед смотри, а не потешайся над старшими, – пробубнил с закрытыми глазами дед, продолжая клевать носом.

– Можешь пересесть назад, там удобнее.

– Мне и здесь неплохо.

Алекс мысленно пожал плечами.

Он подобрал Рональда на полпути из Мэриборо. Старый лис сидел на оградке у обочины, прижимая к груди громоздкий рыжий саквояж. Они даже не успели толком поговорить: Рон, словно ребенка, устроил саквояж на заднем сиденье, затем угнездился сам и мгновенно заснул. Алекс понятия не имел, что за дела приключились у великого Тэйси в пригороде в разгар рабочей недели, когда полсотни белых воротничков во главе с Джулией в отчаянье мечутся по офису без указующей длани «папы». Впрочем, непонятно было и то, как Рональд оказался в глуши без шофера – или хотя бы без собственного драндулета. Сам факт, что они столкнулись черт знает где, удивления не вызывал: это же Тэйси.

Старик заворчал сквозь сон, затем принялся шарить по карманам пиджака, но вскоре затих. «Дворники» с легким скрипом массировали лобовое стекло; что-то тихонько дребезжало в багажнике. Алекс посмотрел в зеркало заднего вида. На дороге было пусто. Справа пронеслась подсвеченная гирляндой крыша, на которой сидел… Райн вздрогнул, снова метнулся взглядом к зеркалу. Пусто. Однако он краем глаза успел ухватить движение – казалось, по пятам за ними что-то движется, едва различимое в темноте.

Ну вот, началось. Алекс нащупал в бардачке блистер с таблетками и выдавил одну на ладонь. Джулия все-таки права: к тридцати годам пора обзаводиться детьми и психоаналитиком.

Насоветованное знакомым мозговедом лекарство едва притупляло вибрирующий в затылке гвоздь. Если так пойдет дальше, придется брать выше и топать прямиком к психиатру, минуя ритуальную фазу с семьей и детьми.

Лоснящийся под фонарями асфальт вспыхивал причудливыми формами. Алекс разжевал горькую таблетку и лишь затем понял, что запить ее нечем. Горечь засвербела в горле, не желая двигаться дальше. Он поискал глазами несуществующую бутылку с водой, снова посмотрел в зеркало. Где-то в недрах Рональдова пиджака заурчал телефон.

Старик рывком вытащил из кармана неуклюжий мобильный гробик и, не глядя, сунул Алексу. Тот поморщился, скосился на телефон. Деваться было некуда:

– Райн.

– Так и знала, что вы смылись вдвоем! – голос Джулии прозвучал одновременно раздраженно и обрадовано. – Рональд рядом?

– Делает вид, что спит.

– Понятно. Мы закончили презентацию, ждем его отмашки.

– Домой не пора?

– А, – Джулия тоскливо засопела. – Всё равно не успею поспать, завтра в семь тридцать встреча. Напомни Рональду про нас. Может, успеете заскочить в офис.

– Мы будем в городе не раньше полуночи.

– И куда вас понесло накануне сдачи…

Алексу было проще промолчать, чем объяснить.

– Ладно, – неуверенно продолжила она, – позвони мне, когда… когда сможешь.

Они попрощались, и Алекс вернул телефон Тэйси.

– Ты становишься всё унылее с каждым километром. Может, я поведу? – предложил старик.

Алекс минуту раздумывал над его словами, затем отрицательно покачал головой. Рональд открыл глаза и уставился в темноту: – Слева будет кофейня, притормози.

Выплывшая сбоку стеклянная конструкция светилась по всему периметру желтыми фонариками и громоздкой вывеской над входом. «Одуванчики». Алекс невольно улыбнулся. Внутри, несмотря на поздний час, толпились люди.

– Тебе не помешает кофе, а мне – земляничный маффин. – Тэйси радостно поскреб ручку дверцы. – Вон, смотри – свободное место!

Райн припарковался.

Не дожидаясь, пока он заглушит мотор, старик перебрался на заднее сиденье. Послышалось шуршание, затем довольный смешок. Предчувствуя беду, Райн обернулся: на него в упор смотрела крохотная, напоминавшая ни то медвежью, ни то крысиную голова, венчавшая серую тушку – хорек замер, словно вместо человека перед ним оказался бультерьер.

– Ну что, пацан? Пить хочешь? – Рональд погладил зверька. – Помнишь Алекса?

– Это всё тот же?

– За кого ты меня принимаешь? – возмущенно заворчал Тэйси.

– И что он на сей раз учудил?

– Приболел. У меня поблизости друг-ветеринар, вот навещали.

Хорек показательно чихнул и шмыгнул Рональду в рукав.

– Он тебя помнит.

– Ну да, конечно. Хотя я его точно не забуду. – Алекс поежился, вспоминая, как год назад носился по козырьку крыши на высоте ста двадцати метров, пытаясь поймать это переливающееся, словно ртуть, животное, – как раз напротив офиса. Кто-то из коллег успел вызвать парамедиков. Чтобы не скомпрометировать и без того «странное начальство», Райн взял ответственность за хорька на себя, и только чудом к нему не приклеилась репутация лунатика-самоубийцы.

– Мы, кстати, оба тебе очень благодарны, – улыбаясь от уха до уха, напомнил Тэйси.

– Лучше постарайся, чтобы он снова не сбежал.

Хорек высунулся из-под отворота Рональдова пиджака, отчаянно вертя головой.

– Что, парень, слышал? Полезай-ка. – Дед вытащил сопротивляющегося зверя из-за пазухи и усадил обратно в саквояж.

– Ты уверен, что мы найдем его на прежнем месте, когда вернемся?

– О, не сомневайся! Не суди по прошлому свиданию. Он тогда малость… перенервничал. Не стоило приносить его в офис, столько людей, шум.

– «Свиданию»? – Алекс закашлялся. Горечь от недавней таблетки стала невыносимой. – «Малость перенервничал»? Да он носился, как шибанутая торпеда. До сих пор не понимаю, как удалось отловить его и не убиться.

– Ты не боишься высоты, и координация у тебя отличная – стал бы я рисковать в противном случае.

– Не сомневаюсь.

Старик грустно вздохнул и пристроил на сиденье мисочку с водой.

Оставив хорька сторожить машину, они направились к кофейне. Дождь почти прекратился. Алекс запрокинул лицо, ловя редкие капли. Рональд накинул на голову пиджак и затрусил вперед.

Запах мокрой земли требовал вернуться за руль и гнать до рассвета, пока мир вновь не развернется ясной картинкой с вразумительно очерченными улицами и людьми. Желательно теми, которых Алекс знает. Но кофейня «Одуванчики» уже в двух шагах: вот она зевает стеклянным ртом, выпуская пару силуэтов; кто-то засмеялся, в мусорный бак глухо ударил невидимый гостинец. Смятая пачка сигарет или бумажный пакет. Люди повернули за угол, размахивая руками и отбрасывая тени, цеплявшиеся за разметку на парковке. Райн споткнулся – звенящая точка в затылке увеличилась в диаметре и метнулась к правому глазу. На секунду всё померкло. Затем кофейня вернулась из небытия и повисла, готовая разомкнуть челюсти. Алекс с трудом удержался на ногах.

Рональд обернулся. Против света Райн не видел его лица:

– Извини, хочется подышать свежим воздухом.

– Знаешь, Алекс, потом поведу я. И нам пора поговорить.

Тот в ответ скривился, но спорить не стал. Тэйси подцепил его за локоть и подтолкнул к входу в кофейню.

Внутри пахло сдобой и старыми книгами. Тихо шумели посетители, тихо играла музыка, половина столиков была занята – словно они оказались в центре города, а не посреди забегаловки «Одуванчики» на полуночном шоссе. Кое-как пристроившись у полукруглой стойки, Алекс предоставил Тэйси делать заказ и флиртовать с официанткой.

Минутой позже он понял, откуда взялся этот пыльный, бумажный запах. Позади сидела разновозрастная компания, составляющая три четверти посетителей кофейни – они то и дело переговаривались, восклицали, менялись местами за столиками. Вокруг громоздились чашки и альбомы с фотографиями. Алекс облегчено вздохнул. Похоже, их с Рональдом занесло на затянувшуюся семейную встречу. По крайней мере, в этом объяснении имелся смысл, а как раз смысла и объяснений ему очень не хватало в последнее время.

Он постарался собраться с мыслями. Нужно придумать достоверную историю для Тэйси. Врать старику бесполезно, сразу поймет; отвлечь внимание, но на что? На что угодно, лишь бы выиграть несколько дней, прежде чем Рон додумается упечь его в дурку. Хотя, может статься, это будет наилучшим вариантом.

Тэйси явно не собирался засиживаться в кофейне. Официантка проворно упаковала их заказ, не переставая коситься на Алекса. Еще пару недель назад он не удивился бы; сегодня лишь сделал пометку в уме – не пить антидепрессанты «на глазок». Или не превращаться в помешанного.

Именно это злило его больше всего. Он с поразительной четкостью осознавал всё, что с ним происходило, и не питал иллюзий насчет того, в чьей голове завелась белая мышь. Но прочитав с десяток книг по психологии и психиатрии, он так и не нашел, куда бы приткнуться среди нестройной шеренги циклотимиков и шизофреников. Паскудная белая мышь без конца исполняла победный танец у кромки сознания и задергивала шторку…

Мысли разбредались, яркий свет и люди мешали сосредоточиться на себе. Алекс заметил, что Тэйси успел расплатиться, и поспешно вылез из-за стойки. Спиной к нему, едва ли не приплясывая, двигалась девочка-подросток. Еще шаг – и она налетит на угол неровно сложенной стопки альбомов. Скрипнул столик, с хлопающим шелестом десятки фотографий разлетелись по кафельному полу. Девочка охнула, бросилась собирать карточки. Мгновенье спустя Алекс обнаружил, что усердно помогает ей, несмотря на раскатывающуюся по черепу боль.

Некоторые фотографии были настолько старые, что больше походили на выцветшие рисунки, выведенные на плотной бумаге. Он аккуратно складывал их одну на другую, пока не получилась толстая пачка. Последней легла подпаленная карточка с двумя летчиками – за их головами виднелся накрененный английский биплан. Подпись в углу добавляла, что шел декабрь тысяча девятьсот четырнадцатого года. Да чего жизнерадостные улыбки у ребят. У одного глаза такие светлые, что даже с вытравленной временем картонки он смотрит, словно слепой. У второго было лицо Алекса Райна.

Алекс не знал, как долго просидел на полу, таращась на пожелтевшую фотокарточку. Кто-то осторожно потрогал его за плечо, и он вскинулся, заставив отпрянуть сидевшую рядом девочку. Удивительно, что она не бросилась прочь в слезах. Меньше всего он хотел пугать ее, но ему нужно было задать вопрос. Могло ли мироздание посмеяться над ним в столь чудной манере, сведя в случайной забегаловке с еще одной порцией родни?

Девочка встревожено заглянула ему в лицо: – Вам нехорошо?

Да, ему было нехорошо. Алекс снова посмотрел на фотографию.

«Даже хуже, чем я думал».

На карточке улыбались двое пожилых летчиков. Ни у одного из них не было светлых глаз. Ни один не походил на Райна.

Алекс вернул девочке фотографии и молча вышел из кофейни.

Рональд догнал его возле машины. Дождался, пока он разблокирует замки, затем выхватил ключи и уставился в упор, словно сова. Райн не собирался спорить. Хлынул дождь. Вибрирующая спица в затылке начала медленно истончаться, но он по-прежнему чувствовал себя, будто после обморока. Рональд забрался в салон проверить хорька. Путных мыслей не было. Алекс покорно уселся на пассажирское кресло и пристегнул ремень.

Через минуту Тэйси устроился рядом, сунул ему в руки горячий картонный стаканчик с кофе и завел мотор. – Рассказывай.

Это чудовищное слово преследовало его всю жизнь.

Рука невольно потянулась к бардачку, но он вовремя остановил движение. Алекс не мог понять, зачем сопротивляется желанию довериться другу, последние десять лет заменявшему ему отца. Даже сейчас, когда разум подсунул не смутную тень на грани видимости, а однозначную галлюцинацию. Возможно, настоящая неприятность таилась вовсе не в том, что ему мерещились преследователи и странные фотографии, а в полном отсутствии страха перед ними.

Что он чувствовал? Нетерпение? Если бы не так сильно болела голова.

– Ты же меня знаешь лучше, чем я сам, – устало пробормотал Райн, делая глоток из стаканчика, в котором вместо кофе оказался зеленый чай.

– Если я хорошо тебя знаю, то ты не станешь вешать старику лапшу на уши. Однако именно этим ты и хочешь заняться. Ну, не глупи. – Рональд прибавил скорость. – Ты только что изображал зомби перед милой девчушкой, самое время задуматься о карме.

Райн едва не поперхнулся.

– Одним словом, не ври мне, ладно? Можешь не договаривать, но не ври.

Алекс кивнул.

– Славно. Так чего ты мечешься?

Не врать.

– Устал. – Алекс тянул время. – Зверски. Сплю по два часа в день… Если повезет. Работа, Брисбен – надоели до чертиков. Всё складно, но ничего не хочется.

– Хм.

– Не волнуйся, аналитика я уже навещал.

– Вот теперь и впрямь пора волноваться!

Райн проигнорировал сарказм: – Похоже, ты был прав еще десять лет назад. Я просто не знаю, куда себя деть.

– Вот как. Десять лет – вариант не на «отлично», но неплохо, неплохо… Перейдем к недоговоркам?

«Не врать».

Алекс пошарил в кармане джинсов и вытащил наружу длинный, измятый конверт. Повернул его так, чтобы в свете фонарей Тэйси сумел различить красивый почерк отправителя и марки.

– Пришло пару дней назад. У меня, оказывается, есть родня в Англии.

– Не удивлен. Твоя мама с Корнуолла, если не ошибаюсь. Зачитаешь?

– Давай лучше сам. Может, заметишь что-то интересное.

– А что интересного заметил ты?

– Женщина, написавшая письмо… подожди минуту. – Алекс вытряхнул содержимое конверта на колено и по салону ударной волной разошелся цветочный аромат.

– Фиалка? – Рон потянул носом. – Как старомодно.

– Даме вот-вот стукнет сотня. Не шучу.

– Да я гожусь ей в сыновья! С натягом.

– Она вырастила мою мать. Которая приходилась ей… – Райн нетерпеливо заглянул в письмо, – внучатой племянницей. Еще у меня есть брат и две сестры, тоже седьмая вода на киселе. Новоиспеченная тетушка… Каталина Реджина Рейнфилд Чесбери туманно намекнула, что не слишком по-доброму рассталась с моими родителями, но при этом не сомневается, что я о ней знаю. Пригласила на свой юбилей. – Алекс раздраженно сложил письмо. – Никогда даже имени не слышал.

– Поэтому ты сегодня ездил к отцу?

– Да.

– Телефон, кстати, уже изобрели.

– Хотелось развеяться.

– Развеялся?

Алекс уныло посмотрел в окно.

* * *

Тихо задребезжало стекло.

Джеральд Райн плеснул виски в стакан и сжал его, опасаясь выронить. Затем медленно поднес к губам и одним махом влил содержимое в горло – глаза посветлели, словно лампочки, ненадолго подключенные в сеть. Джеральд недовольно покосился на прикрытую дверь. К счастью, сиделка ничего не слышала. Он всё чаще жалел, что дожил до этой приторной опеки; впрочем, он сожалел о многом. Ему до смерти надоело прятаться по углам, лишь бы не заметил нежный цербер в белом передничке, не оставивший в доме жидкостей крепче сердечных капель. Тем более, проклятое сердце всё равно ныло так, что уж лучше бы его не было вовсе.

Какое-то время Джеральд покачивался на месте, борясь с желанием обогатить организм еще одним стаканчиком виски. Затем ему померещились шаги – и неудивительно, сиделка то и дело сновала по коридору, – однако эти показались незнакомыми. Через несколько секунд звук замер за белой крашеной дверью, и он невольно подался вперед. За мгновенье до того, как дверь распахнулась, Джеральд догадался, кто окажется на пороге.

– Алекс?! – Он в замешательстве застыл со стаканом в руке; терпкий запах, всё еще горчивший в воздухе, словно внезапно ударил в нос. – Я не ждал тебя… раньше выходных.

Это было очевидно. Взгляд сына по обыкновению остался спокойным.

Алекс не сомневался, что пожалеет о поездке. Нужно было позвонить. В последнее время он виделся с отцом урывками, и с каждым разом тот встречал его всё более отстраненно. Возможно, стыдился себя. Или злился за то, что Алекс приставил к нему медсестру и платил по его счетам.

Старший Райн отступил в глубь комнаты. Алекс устало прислонился к дверному косяку.

– Нужно поговорить. Не хотелось ждать выходных, и я не думал, что потребуется… предупреждение. Извини.

Джеральд что-то торопливо прошамкал себе под нос. Неловко сунул стакан в шкафчик для лекарств. – Ну что ж, садись. Хочешь чего-нибудь?

– Кое-что прояснить.

Отец настороженно повел подбородком.

– Если знаю, о чём речь, то помогу. А о чём мы, собственно?

Алекс развернул стул спинкой вперед и уселся на него, впившись пальцами в теплое дерево. – О Каталине Чесбери.

Последовала тишина.

Затем Джеральд побледнел, мгновеньем позже побагровел, на его шее и висках выступила испарина. Алекс испугался, что отца снова хватит инфаркт, но тот махнул рукой и самостоятельно рухнул в кресло. Вяло закрыл ладонями лицо, сквозь стиснутые пальцы донесся невнятный шепот. Алекс не разобрал ни слова.

Через четверть часа Джеральд отнял руки от лица, и Алекс увидел, что оно мокро от слез. Тот не плакал с похорон матери. Вид у него был измученный и злой.

– Сын, я сделал всё… Я лишь хотел… Как это случилось?

– Она мне написала.

Джеральд всхлипнул и яростно затряс головой.

– Что произошло? Что вообще происходит? – удивленно пробормотал Алекс.

– Мы скрыли от тебя… Намеренно, но мы лишь хотели обезопаситься, обезопасить тебя! Чтобы ты не думал их искать. Мы так решили. Я и твоя мать.

– Но зачем?

Джеральд снова затрясся, слова застревали у него в горле.

– Я уже знаю о Каталине Чесбери. И я достаточно взрослый, чтобы обезопасить себя сам. Но хотелось бы знать, от чего.

– Нам бы никто не поверил… Никто! Даже словам Элейн… Никто бы не стал нас слушать. Что значит наше слово против ее слова?!

– Я готов тебя слушать.

– Каталина Чесбери… была опекуншей твоей матери.

– Знаю.

Джеральд сбился и умолк, то ли не мог собраться с мыслями, то ли просто тянул время. Алекс поборол подступившую под горло волну жалости и вновь настойчиво позвал его. Тот вздрогнул, скривился.

– Она была очень… влиятельной. Такой, наверное, и осталась. Она всё еще жива! Она всех нас переживет.

– Вы поссорились?

– Поссорились? Нет. Я с ней даже не встречался. Грешным делом надеялся, что она вообще обо мне не узнает. Что ей от тебя нужно?

– Пока ничего.

Отец повесил голову и принялся тихонько бормотать себе под нос. Поняв, что ничего от него не добьется, Алекс встал, чтобы позвать медсестру, но Джеральд поспешно остановил его.

– Нет… Сын, не приближайся к ней. Пожалуйста.

Алекс молчал.

Джеральд вновь заволновался, судорожно привстал в кресле, пытаясь опереться о край стола. Алекс невольно подхватил его, чувствуя, как жесткие холодные пальцы впиваются в предплечье.

– Сынок… Мне так жаль… Так жаль, что я говорю тебе… Я все эти годы знал, но это была наша тайна. Наша. Эта женщина – убийца. И мы тоже виноваты, мы обо всём знали и скрыли это. Прости нас…

* * *

– Вот это я понимаю – скелет в шкафу.

– Два скелета, если уж на то пошло. – Алекс откинулся на спинку кресла, впервые перестав следить за дорогой. Уже какое-то время за ними никто не гнался.

– Похоже, ты отцу тоже не особо веришь.

– Я верю, что он что-то видел, но вот насчет выводов…

– И что думаешь делать?

– Хочу составить собственное мнение о Каталине Чесбери.

– Какие у вас все здравомыслящие в семье!

Алекс закрыл глаза, прикинувшись сонным хорьком в надежде переждать бурю.

– Сперва ты рассказываешь, что у тебя ум за разум заходит из-за недосыпа и депрессии, а теперь собираешься в гости к потенциальной убийце! Ее присутствие, безусловно, поможет тебе спать по ночам. Мертвецки крепким сном.

– Брось, Рон. Ты только что сам не верил…

– Есть разница между «маловероятно» и «невозможно»?

– Давно надо было тебя позвать – не было бы проблем с бессонницей.

– Алекс! – Старик хлопнул ладонью по рулю, едва не отправив их в кювет. Райн даже не заметил.

– Тетушка Каталина зовет отметить семейный праздник, она жаждет примирения, – пробормотал он. – Если не приму приглашение, следующего уже не будет. Либо я еду сейчас, либо не еду вовсе.

– Сперва разберись с собственными проблемами, а потом играй в детектива.

– Мне нужно сменить обстановку, чем не повод. И немного адреналина не помешает.

– Одному тебе ехать нельзя.

– И кого предлагаешь взять? Я не хочу посвящать в подробности случайных знакомых. Тебе почти восемьдесят, да и хорек маловат – не уверен, кто кого будет охранять.

– Ну, поязви еще, – огрызнулся Тэйси.

– Надеюсь, Джулию ты в расчет не берешь?

– Она знает, куда ты намылился?

– Знает. Письмо пришло при ней. Об убийстве я ей рассказывать не буду. Надеюсь, ты тоже. Паранойи в ней больше, чем во всех присутствующих, не говоря уж о любопытстве.

– И не говоря уж о том, что она является частью всего того, что тебе «до чертиков надоело»?

Алекс выпрямился в кресле и впервые посмотрел Рональду в глаза: – К вам с Джулией это не относится.

Тэйси пожал плечами.

– Ради твоего спокойствия завтра еще раз проконсультируюсь с врачом насчет бессонницы. Поездка не займет больше десяти дней. Если станет хуже, уеду. Или позвоню тебе.

– И когда ты летишь?

– Послезавтра.

* * *

До прихода Джулии оставалось полчаса. Алекс отхлебнул кофе и тихо ойкнул, забыв, что тот только что сварен. Боль с языка плавно перетекла в горло. На столике лежал авиабилет – рядом с английским письмом, продолжавшим отравлять воздух старомодной фиалкой.

Уже второй час Алекс, скрючившись, сидел на диване и силился перебороть усталость. Мысли вяло царапались в голове, и иногда ему казалось, что он знает, как нужно поступить. Но через мгновенье уверенность уходила, и он снова бездумно таращился в черное окошко кофейной гущи – или на конверт.

Снять трубку, набрать номер, признаться Рональду, насколько плохи дела. Может быть, сразу позвонить в клинику. Рука не слушается. Будто тело действует само по себе. Стоило бы испугаться… Нет, даже страх липовый. Так оно работает? Мысли рассыпаются. Тяжело думать о чём-либо, кроме поездки. Кроме билета на столе и убийства.

По-прежнему никакого страха.

Алекс не знал, как следует дознаваться до преступления, со дня которого прошло тридцать пять лет. Впрочем, он бы и до свежего преступления предпочел не докапываться, но поезд ушел, оставив его с двумя гипотетическими трупами на руках. Для начала стоило выяснить, жили ли они вообще – вне одурманенного воображения Джеральда Райна. Да, успокаивай себя. Сегодня должно быть проще.

Ночью удалось поспать несколько часов. Затем раздался телефонный звонок, и Алекса подбросило, словно в подреберье воткнули оголенный провод. Звонил старый школьный друг, онколог, неделей раньше согласившийся обследовать больную голову Райна. Положив трубку, Алекс впервые за долгое время испытал некое подобие радости: «Опухоли нет. Отоспись, поезжай в отпуск, покажись невропатологу». Совет насчет невропатолога шел под номером один, но маячивший на столе конверт посчитал, что это не суть важно.

Опухоли нет. Славно. Однако чувство было слишком трепетным, чтобы задержаться надолго.

«Значит, психоз».

Когда Алексу было восемь, с ним приключилась неприятная история: почти неделю его болтало в слоеном пироге из раздувшихся звуков и картинок размером с чью-то жизнь. Он бредил и сильно рисковал угодить в специальное медучреждение, если бы всё не закончилось так же внезапно, как и началось. Лечивший его доктор смилостивился над родителями и вписал в графу диагноз «Отравление неизвестными веществами». Что произошло на самом деле, никто так и не узнал. Однако Алекс хорошо запомнил долгое послевкусие, эту тихую, тревожную щекотку в затылке. То же чувство преследовало его весь последний месяц. Только теперь оно стало сильнее.

Он бы предпочел не сознавать, что сходит с ума.

Почему сейчас, уныло подумал Райн? Галлюцинации, тени на дороге. Обычно ему едва хватало фантазии на то, чтобы не умереть со скуки в свободные от работы часы.

Еще и убийство.

Дурная наследственность? Спросить у матери, что произошло, не получится, а отец… Болезнь, утраты и алкоголь сделали свое дело. Одни прорехи.

Зря он радовался, что опухоли нет. Возможно, пережить операцию было бы проще, чем избавиться от засевшей в мыслях занозы. Ему казалось, что он всё еще где-то спит. Он вспомнил глаза матери, тревожные, словно смотрящие внутрь себя. Как она снова и снова смахивает несуществующую пыль со стола и едва заметно вздрагивает. Никогда не зовет его по имени. Пожалуй, это самое странное: зачем они дали ему имя убитого человека? Как они оба боялись машин, случайных звуков на улице. Когда Алекс заболел ветрянкой, отец нес его в больницу через несколько кварталов на руках, отказавшись от такси…

Сумасшествие? Можно подозревать любого из них.

Кофе остывал. Алекс закрыл глаза.

«Обвинить Каталину – вот что нужно было сделать! Может, у нас был шанс доказать ее вину. Но я испугался, и мы сбежали. Знал бы я, что буду помнить их лица столько лет, слышать проклятый скрежет и это… жужжание».

Алекс мысленно похлопал себя по плечу. «Я достойный сын своих родителей – хоть в этом никаких сомнений».

«Выспаться, поехать в отпуск», напомнил белый конверт на столе. Алекс придавил его кофейной чашкой.

Бессонные ночи терлись о виски плюшевыми головами, но сон по-прежнему не шел. Подперев ладонями подбородок, Алекс сощурился, глядя сквозь стену. Опять подступили секунды бешеного дыхания, тревога, размытые всполохи темного плаща, по которому скользят оранжевые искры… Бегущий силуэт. Алекс зажмурился. Попытался сменить позу, и съехал прямо на ковер. Вытянулся. Ноющий затылок уперся в твердое дерево софы.

Щелкнул замок на входной двери. Райн вздрогнул – не заметил, как задремал. Пришла Джулия, он услышал шелест ее платья. Она осторожно обошла комнату и присела рядом. Теплая ладонь скользнула по его щеке: – Привет.

Он ответил улыбкой.

– Поссорился с отцом?

Ему стало неловко за тревогу в ее голосе.

– Нет, просто устал. Немного… Очень сильно. – Он поднял руку и притянул ее к себе. Джулия уютно свернулась у него под боком и ненадолго затихла.

– Не хочешь говорить?

– Хочу.

Алекс порадовался, что не придется сочинять. – Как мы и думали, эксцентричная история взросления, но в целом… ничего особенного. Первая любовь, побег из дома – мама даже записки не оставила. Можешь представить, как к этому отнеслась опекунша.

– И что, полиция их не искала?

– Они оба были совершеннолетними. А может, тетушка Каталина решила преподать маме урок самостоятельной жизни. Кто знает.

Джулия неуверенно кивнула. Робко потянула Алекса за воротник рубашки:

– Так ты… поедешь к ним?

– Уговори меня остаться, – внезапно попросил он.

Джулия приподнялась, растерянно оглянулась, словно ее кто-то окликнул. Покачала головой:

– Не могу. Хочу, но не могу.

– Почему?

– Потому что они… твоя семья. Это не мне решать.

Она прижалась к нему, как замерзшая кошка. Он погладил ее по волосам.

– Тогда мне пора.

Конверт на столе излучал умиротворение, несмотря на расплывшийся поверх изящного почерка кофейный ободок.