Вестник

Глава вторая

За окнами бурлила темнота.

Рассекая залив, с Атлантики надвигался шторм. Дождь и ветер безумствовали на пару – два вороных жеребца, мчащиеся по низкому небу.

Из-под копыт летят искры, осыпаются косяками белых молний. Падают на землю, звеня в холодных каплях. Падают на стены замка, на его черные башни. Падают впрок. Замок, старый и кряжистый, до боли истерт стихиями. Сотни небесных копыт сбили о него подковы. Стены – темнее бури, сильнее шторма. Бегите, бешеные лошади, берегите ноги.

Грозовые тени мечутся мокрыми гривами. Алекс сидит один.

Теплое кресло и свет от камина. Витражное окно, порскающее разноцветными всполохами. Молнии падают в комнату решеткой из красных бликов. И океан: вздыбив соленую шерсть, гудит, не в силах нестись по небу. Ветер и дождь – там, наверху, а он один, тяжелый и скованный земным притяжением. Алекс тонет в забытьи. Ему холодно – так холодно, что хочется сунуть руки в камин. Ледяное тело камнем идет ко дну.

Скоро он уедет из Астоуна. Он хочет вернуться под знакомое солнце. Хочет увидеть Джулию, бегущую к нему по нагретым плитам в парке. Ее желтое платье пульсирует и светится, как огонь. Она кажется ему еще меньше и тоньше, чем раньше; он пытается поймать ее за руку, но призрак рассыпается… Замок отечески треплет его сквозняками и шепчет о своем. Старая женщина с зелеными глазами скользит по его коридорам светлой тенью, но Алекс не видит ее. Не в силах уйти, не в силах остаться.

* * *

Шло двадцать первое лето ее жизни.

Никто не радовался и не грустил в Астоуне по-настоящему. Люди двигались, словно фигурки на часах в библиотеке тетушки Каталины – строго по расписанию, под изящный перестук фарфоровых ножек. Вечером в десять, с последним ударом всё тех же часов, каждая дверь в доме захлопывалась, пряча слуг и хозяев по каменным шкатулкам. Они думали, что теперь в безопасности. Но Элейн не была настолько наивна.

Замок был изъеден тайными ходами, как червивое яблоко, и это единственное, что ей было по душе в старом доме. Она сбилась со счета, сколько ночей провела вне его стен, в беседке в глубине парка: под видимой частью скрывалась комнатушка, в которой можно было перетерпеть и ливень, и зимнюю непогоду. Никто не знал об ее убежище, даже сама Каталина. Возле беседки зарастало ряской озеро, чуть в стороне, оставив немного света кустарникам, громоздились дубы. Когда-то давно вдоль берега высаживали розы, и покосившиеся шпалеры до сих пор торчали в разные стороны. Придирчивое око тетушки игнорировало запустение, словно этот уголок парка скрывала непроницаемая шляпа. Но если в мире Элейн и могло быть счастливое место, оно было здесь – тут даже замок милостиво не обращал на нее внимания.

Однако чем старше она становилась, тем тяжелее делался взгляд Каталины. Тем длиннее казались лестницы в Астоуне и медленнее двигались слуги.

С пятнадцати лет она начала сбегать в город – подкармливать бродячих собак и их хозяев. Даже без лишних предупреждений те прилежно хранили ее благородство в тайне. Но Элейн знала, что однажды ее поймают и, скорее всего, запрут в башне до скончания веков. Тогда она наверняка выбросится из окна, разобьется о камни (если выберет правильное окно) и превратится в русалку. И наконец-то уплывет на край света, подальше от Астоуна.

А пока ей приходилось довольствоваться короткими вылазками, чувствуя, как каждый раз за спиной разматывается шелковый поводок.

…Месяц назад в общественном парке Элейн натолкнулась на человека в смешной кепке – он дремал на скамье, подложив под голову чемодан. Кепка чудом держалась на встопорщенной шевелюре. Он был скромно одет, и поначалу Элейн приняла его за бродягу. Тот долго распалялся, доказывая обратное, однако от бутербродов и горячего кофе отказываться не стал. С тех пор в ее беседке появился новый жилец. О чём думала Элейн, приглашая заезжего студента на постой, она сама не знала. По-крайней мере, на первых порах.

Джеральд был из другого мира. Его приходилось постоянно одергивать, чтобы говорил потише и не размахивал руками, рассказывая о том, что творится за пределами Астоуна. Они боялись появляться в городе, а потому часами гуляли по парку на границе владений леди Каталины. В тот месяц они почти убедили себя, что смогут вечно прятаться в секретной клетушке под землей.

…Иногда Джеральда пугало происходящее. Череда случайностей, завлекшая его в чужую страну, потом в маленький город, в парк, облюбованный воронами, на скамейку в конце дубовой аллеи, на что-то намекала, вложив в его руку эту белую девичью ладонь. Но хоть убей, он мог думать лишь об одной причине. Каждую ночь, что они проводили вместе, целомудренно разделив спальные мешки импровизированным столиком, он твердил себе, что ничего этого не должно быть. Два астероида, пролетевшие полгалактики и столкнувшиеся над их головами, казались более вероятным событием, чем два спальных мешка на расстоянии вытянутой руки, из которых они смотрели друг на друга, словно испуганные котята. Она просила его рассказать что-нибудь, и он трещал без умолка, пока она не засыпала, продолжая улыбаться. Днем говорила Элейн – стращала его байками о семействе Чесбери и Астоуне. А порой они оба умолкали и брели по подлеску, взявшись за руки, будто два призрака.

…В тот день тропинка вывела их к шоссе. Это был единственный проторенный путь из замка в город, поэтому они остановились, раздумывая, не пора ли повернуть обратно. Дорога была пуста; на их счастье, в это время здесь мало кто ездил. Солнце пронизывало неподвижную листву до самой земли. Воздух был прозрачным и теплым, они стояли, словно зачарованные. Потом что-то кольнуло Элейн. Смутное предчувствие – кто-то шепнул в самое сердце: «Беги». Невдалеке послышался шум, и она испуганно потянула Джеральда прочь.

Они спрятались за деревьями, чтобы не попасться на глаза водителю. Белый «форд», искря боками, плавно выкатился из-за поворота. «Александр Гор, – шепнула Элейн, – возвращается от тети Каталины».

Кто-то приближался с другой стороны.

Деревья, за которыми они укрылись, были слишком редкими, и им пришлось поспешно втиснуться в узкий овражек, едва прикрытый боярышником и метелками чертополоха. Как назло «форд» Гора замедлил движение и вскоре остановился почти напротив их убежища. Джеральд заметил два профиля – с Гором была женщина. Когда показалась встречная машина, стало ясно, почему тот решил притормозить.

Подъезжавший автомобиль безудержно мотало по шоссе. Казалось, у водителя случился сердечный приступ или начисто отказало рулевое управление, заодно с тормозами. В какой-то момент машину занесло, затем развернуло боком и еще с десяток метров с визгом волокло по асфальту. Наконец, она остановилась, застыв на дымящихся покрышках.

Ни Джеральд, ни Элейн не успели понять, по какому наитию Гор вдруг выжал сцепление и стремительно подал назад. Однако сбежать он не успел.

Из перекрывшей дорогу машины высунулся мужчина и открыл огонь. Гулко лопнуло лобовое стекло, закричала женщина. Алая разметка хлестнула по змеистой трещине – и всё смолкло. Убийца подождал, затем выбрался на дорогу и медленно пошел вперед, принюхиваясь коротко обрезанным оружейным стволом. Когда до покореженного «форда» оставалось несколько шагов, распахнулась водительская дверца, и Гор выбросился наружу. Он сшиб бандита с ног; у того была лишь секунда, чтобы увидеть пепельное в красных потеках лицо – а затем его шея хрустнула, и он мешком свалился на асфальт. Гор подхватил автомат и, не целясь, выпустил всё, что оставалось в магазине, в закрытые окна «мерседеса». Послышался звон стекла. Когда закончились патроны, он отбросил обрез и медленно обернулся. Оперся руками о капот, всматриваясь в силуэт за испачканным стеклом.

Джеральд затрясся от новых выстрелов.

Черные пчелы радостно жужжали. Жалобно, ударяясь о металл, жадно – о человеческое тело. Удар – вспышка красного.

Гор упал.

Какое-то время со стороны второй машины еще доносились шорохи и стоны, но вскоре всё затихло. Ветер потянул за рукав, дунул в ухо. Тихо. Минута. Десять минут. Кто-то заскулил рядом, Джеральд понял, что это Элейн. Пустая дорога в пустое небо, в котором ни единого облачка – оно навалилось на них голубыми ладонями…

Следом синяя тень на шоссе. Джеральд зажал Элейн рот и вдавил ее в траву.

Машина подкатила со стороны замка, плавно остановилась. Стройная женщина в пестром шелковом платье выскользнула на дорогу, заозиралась по сторонам. Джеральд увидел ее юное лицо, лишившееся всяческого выражения. Она подбежала к Гору и опустилась на колени; через мгновенье тихо выругалась. Бросилась к «мерседесу» – но видно и там было некого спасать.

Девушка вернулась обратно, обошла «форд» и открыла дверцу со стороны пассажирского сиденья. Прямо к ее ногам свесилось тело попутчицы Гора. Та была еще жива: белые пальцы болезненно сжались, ударившись об асфальт. Джеральд захотел подняться, но не успел: последняя пчела ужалила раненую в висок.

Незнакомка зашагала прочь, перепрыгивая через трупы. Не оглядываясь, нырнула в свой автомобиль и сорвалась с места.

…Прошел час, небо успело пропитаться темным. Закат расползся, прилипая к набежавшим облакам мокрой тканью. Наконец Джеральд встал, крепко обнял Элейн.

– Идем.

Его голос был спокойным. Девушка подчинилась, словно перешибленная марионетка. Ей трудно было держать равновесие, казалось, она едва его слышала.

Они не помнили, как добрались до беседки. Он всю дорогу говорил с Элейн. Просил дать ему время. Что-то обдумать и что-то решить. Ей, как назло, необходимо было вернуться в Астоун – это была единственная мысль, оставшаяся в ее голове. Джеральд не хотел отпускать ее, не хотел оставаться один. Всю ночь он тонул, фиалковая дорога вздымалась под ним волной. Затем он выполз на берег и пожалел, что это случилось: прибежала Элейн и сказала, что знает убийцу.

Утром в замок Чесбери нагрянула полиция. Они опрашивали свидетелей – всех, кто видел Гора и его жену перед смертью. Каталина стоически выдержала все вопросы, потом ушла к себе в башню и заперлась. А несколько часов спустя к ней пожаловала посетительница. Леди Чесбери приняла ее в библиотеке; даже сквозь толстые двери Элейн слышала удар разлетевшейся вдребезги чернильницы. И она хорошо разглядела гостью – девушку в пестром платье, застрелившую жену Гора. Та исчезла спустя пятнадцать минут с изящным саквояжем наперевес.

– Джерри… Если ты оставишь меня здесь, я сойду с ума! Или она убьет меня! – кричала Элейн, нисколько не заботясь о том, что ее могут услышать даже в парковых дебрях.

Конечно, он не собирался ее бросать. Он велел ей вернуться в замок, собрать вещи, а затем смирно и тихо дожидаться вечера.

Отправив Элейн в Астоун, Джеральд побежал в город. Нашел телефонную будку, набрал номер полицейского участка, – но не смог выдавить ни слова на вопросительное молчание. Следующей была почта. Он схватился за бумагу, полчаса исступленно писал, затем смял листки и засунул в карман. Бесполезно. Его слово против слова Каталины Чесбери? Даже если полиция поверит и примется искать исчезнувшую с саквояжем убийцу, рискнет ли кто-нибудь в замке подтвердить, что она действительно приходила? Элейн? Бедняга так напугана, что ее впору везти к врачу, пока отчаянье окончательно не лишило ее рассудка. Если они откроются и укажут на виновных, но доказать причастность Каталины не смогут, что станется с ними? Джеральд очнулся в тупике, и единственное, что он осознал тогда – следующей жертвой на пустой дороге будет он сам. Он или Элейн, или они оба.

Он вернулся в Астоун и полдня изнывал в беседке, вздрагивая при каждом воспоминании о том, что было накануне – и о том, что случится сегодня. Вечером пришла Элейн. Они не стали медлить: пока леди Чесбери «оплакивает» смерть Горов, они попросту исчезнут. Так и поступили.

…Уже через неделю между ними и Астоуном лежал океан. Элейн сменила прическу и фамилию. Вначале даже казалось, что им под силу всё забыть. Но когда родился сын, оба поняли, что проиграли – не страху, чувству вины. А вскоре последовал второй удар: оказывается, оставленная позади тайна связала их крепче, чем любовь.

Год за годом они таились в ожидании прошлого. Но никто так и не пришел за ними – ни призраки, ни живые.

* * *

На северной стороне, сразу за замковой стеной, начинался спуск к океану. Тот гудел совсем иначе, чем дома. С юга подступал многокилометровый парк.

…После бесконечных пустошей чащоба вставала чужеродной влажной махиной, чуть заметно шатавшейся при порывах ветра. Сквозь приоткрытое окно автомобиль заполнял ледяной воздух, напитанный запахом прелой листвы. Мир вокруг казался обесцвеченным, нереальным. Быстро темнело. Подъезжая к воротам, Райн невольно стиснул зубы: замок незряче сощурился на него узкими окнами. Несмотря на зажженные в парке фонари и ухоженные аллеи, дом казался брошенным столетия назад. Высокая кованая ограда, на подъездной дороге камень вместо асфальта. По бокам арки, ведущей во внутренний двор, два утопленных в стену монумента из бронзы – остромордые лошади, лютые, поцарапанные. Алекс поспешно отвернулся, скульптура всегда действовала ему на нервы.

Он добрался до замка около часа назад. Десяток одетых в униформу людей высыпал встречать гостя у подъезда: они смотрели долу, но стоило ему отвернуться, как за спиной начинался перекрестный огонь на поражение. В целом, они казались милыми. Единообразными, словно ухоженные овечки, но с сообразительными и преданными глазами. Единственный, кого Алекс сумел запомнить в лицо, был мажордом Эшби, да и то потому, что ливрея старика отличалась по цвету от остальных.

Когда Райн покинул аэропорт в Брисбене, бессонница и паранойя оставили его в покое, но, похоже, они попросту предпочли путешествовать по земле. И вот наконец-то нагнали. Утроба замка поглотила его и принялась перемалывать вереницей комнат. Он снова ощущал движение вокруг, за каждой вещицей таился неясный смысл. Если удавалось задержать взгляд на одной точке дольше пары секунд, зрение теряло остроту.

Алекс слышал, как ветер тихонько возится за портьерами, сбивая пылинки.

– Леди Чесбери ждет вас, сэр.

Эшби, его добровольный гид, вернулся после доклада хозяйке. «Гость благополучно вселился в Северную башню и жаждет лично засвидетельствовать почтение». Старик хлопотал вокруг, как расторопный домовой. «Прошу вас, сэр… Леди Чесбери очень рада вашему прибытию… Леди Чесбери готова принять вас… Сэр». «Какой я, к черту, сэр», – раздраженно подумал Райн.

– Прошу вас, сэр.

Алекс неловко поднялся с очередного антиквариата. Его проводили до дверей, вежливо распахнули их и оставили наедине с тем, что ждало внутри.

Его встретила тишина. В этом огромном зале ее было столько, что почти нечем было дышать. Под куполом крестовиной смыкалась лиловая темень, неярко светились низкие лампы вдоль центрального прохода. Алекс вошел и застыл, глотая книжный воздух. Стеллажи перемигивались тусклыми бликами. За стеклянными дверцами скалились томики, обтянутые тисненой кожей; кожа сменялась сафьяном, затем лаком. Цивилизация свила приятное гнездышко среди здешних полок, и хозяева с умом пользовались этим, нокаутируя визитеров видом забитого в буквы состояния.

В дальнем конце зала освещение менялось. Незадернутые портьеры и светлый остов стола кружили в дымке маленьким корабликом. Стрельчатое окно отражало анфиладу книжных коридоров, высокое кресло из ореха, на полировке которого даже в сумерках дрожали отблески. За столом Алекс увидел тень.

Очертание тонкой руки потянулось к бронзовой лампе; он остановился, ожидая света, или хотя бы приветствия. Сцена встречи была продумана до мелочей. Лампа вспыхнула, женщина в кресле появилась внезапно, словно Алекс не ведал, что она восседает там – на своем тронообразном постаменте. Похоже, она ждала его достаточно давно. Рука изящно вернулась на подлокотник, лицо осталось полуопущенным. В ее взгляде не угадывалось и намека на старческое слабоумие. Он с трудом мог поверить, что этой женщине через считанные дни исполнится сто лет.

Морщины, поблекшие краски – Каталина казалась тонкой и хрупкой до призрачности. Цвет глаз, цвет губ, белые, как горячий пепел, волосы – вся она была словно неконтрастный снимок, искаженный временем прообраз чего-то, что всё еще продолжало просвечивать сквозь увядшее тело. Приближаясь шаг за шагом, Алекс видел, как годы приливают к ее лицу, но это уже не имело значения. Он не догадывался раньше, что старческие черты могут таить столько очарования.

Когда он остановился позади кресла для посетителей, ожидая ее первых слов, Каталина едва заметно улыбнулась. Поблагодарила его за то, что он принял приглашение, попросила присесть. Они витиевато представились, будто не имели понятия друг о друге, заговорили о мелочах. Как он доехал, понравились ли ему апартаменты? Алекс отчетливо ощущал собственную раздвоенность: вот он непринужденно болтает со старушкой о крутой лестнице в Северную башню; и вот он же – сидит и пытается представить, как она нанимает убийц, а главное – зачем она это делает. Пожалуй, он был не прав, сравнив ее с высушенным цветком: глаза Каталины казались неестественно яркими, почти искусственными.

– Александр… Надеюсь, вы позволите называть вас по имени?

– Конечно. – Он вежливо улыбнулся, тут же представив, как однажды она с такой же просьбой обратилась к его убитому тезке.

– Вот увидите, вам понравится в Астоуне. С непривычки здесь немного тоскливо, но дайте себе время. Вам не захочется уезжать.

– Боюсь, здесь чересчур… просторно для городского жителя.

– Не выдумывайте. Это и ваш дом, помните об этом.

Он ответил улыбкой, хотя клацнувшая нотка в ее голосе не слишком располагала к веселью. Еще раз поблагодарил за любезный прием. Где-то под куполом библиотеки тихонько зашуршало эхо.

Каталина одобрительно кивнула. Осанка молодой женщины, правильно поставленный свет. Алексу мучительно хотелось спросить, чем объясняется внимание к его персоне, но не трудно было догадаться, что уж чего-чего, а правды он точно не услышит. Он знал, что она богата, также он знал о том, что у нее есть наследники, с которыми старушка привыкла иметь дело – спасибо за доклад словоохотливому мажордому. Наследников она воспитала сама и держала на атласном, но очень коротком поводке. Появление здесь Алекса, пускай ею же спровоцированное, могло иметь множество неприятных трактовок – помимо внезапного желания обсудить убийство многолетней давности…

Довольная его манерами, Каталина сложила тонкие ладони на краешке стола. Теперь она жаждала копнуть поглубже. Райн с интересом наблюдал, как меняется ее лицо – пока вместо накрахмаленной аристократки перед ним не предстала сентиментальная тетушка. Едва откинувшись на спинку кресла, Каталина спряталась в тень, оставив на виду лишь яркие белые пальцы, украшенные одиноким кольцом с красным камнем. Камень притягивал взгляд каждый раз, когда свет вздрагивал на его гранях. Отличный маневр.

– Александр, – начала она, – вы, наверное, удивлены, что мое молчание длилось так долго? Что за все эти годы никто из нас не попытался связаться с вами?

Удивлен? Помилуйте! Этот гигантский мавзолей, предусмотрительно украшенный старушкой еще при жизни, изумлял его гораздо больше.

Она смотрит из полутьмы.

Вежливое согласие, никаких претензий.

– Отец рассказывал вам, как он и Элейн пытались… запутать меня?

– Да. Им удалось?

– Немного. Но я быстро нашла их. Надо сказать, похититель из Джеральда Райна вышел никудышный. – Она смягчила эпитет улыбкой. – Я все эти годы наблюдала за вашей семьей.

– Почему же вы не дали о себе знать?

– Элейн сделала выбор. Разве я имела право вмешиваться? Она не слишком доверяла мне, я до последнего момента не знала о ее романе с мистером Райном… Конечно, она поспешила с такой крутой мерой как побег и разрыв отношений, но я смирилась. Ведь она была счастлива? – Каталина покивала головой, вспоминая свою подопечную. – Жаль, что мы так плохо понимали друг друга. Но я выросла и воспитывалась при других нравах и, должно быть, слишком часто пользовалась своим авторитетом. Доверие… такая хрупкая вещь.

Она замолчала, погрузившись в воспоминания. Алекс предпочел не нарушать тишины.

– Но вам ведь интересно, почему я передумала? По какой причине написала вам после столь длительного перерыва?

Он кивнул.

– Да потому что я очень стара, мальчик мой. Быть гордой и оскорбленной проще, когда ты молода. Мысль о том, что умрешь в одиночестве, заставляет на многое поменять взгляды. Правильные они или нет – это уже в прошлом. Я бы хотела, чтобы там они и оставались. – Она сцепила худые пальцы, кожа на них сахарно побелела и натянулась. Алекс почти верил ей. – Могу поспорить, ваш отец никогда не питал ко мне особой любви. А Элейн ушла так рано… Простите, что напоминаю об этом. Я наблюдала издали, как вы растете, учитесь, устраиваете свою жизнь. Втайне я надеялась получить от вас весточку, но вы тоже молчали. Я полагала, что вам известно о своем происхождении, но поскольку вы не заинтересовались нами, решила не вмешиваться. Однако… время уходит. Мне потребовалось сто лет, чтобы понять, как опрометчиво лелеять старые обиды. Все, с кем я росла, всё, из чего вышла – всё исчезло… или изменилось. Только Астоун остался прежним. Он моя единственная ниточка в прошлое. – Она ласково окинула взглядом библиотеку, стараясь не выглядеть слишком беспомощной.

Райну стало вконец худо. Каталина смотрела пристально, ожидая его хода.

– Я рад, что вы пригласили меня.

– Завтра вернутся из поездки ваши троюродные брат и сестры, вы познакомитесь и… кое-что поймете. Хотя, возможно, у вас, молодых, найдется больше общих интересов.

Каталина оперлась о подлокотники и неторопливо поднялась: – Требуйте всё, что пожелаете, Александр, Астоун в вашем распоряжении. Наслаждайтесь последними спокойными часами… Скоро здесь станет шумно.

Алекс понял, что аудиенция окончена.

* * *

Утром он завтракал наедине с леди Чесбери. Он заметил, что она стала еще печальнее, а ее пальцы дрожат, комкая салфетку. Казалось, старушку поглотила рассеянность, и она ни секунды не смотрела в одну точку. Видно, ее тоже не слишком радовала подступившая суета. Вскоре, извинившись, она ушла к себе.

Ее предсказание сбылось сразу после завтрака: в девять часов, словно по команде, начали съезжаться родственники и гости. Обжитую часть замка заполонила на удивление разношерстная толпа, оседавшая повсюду цветастыми пятнами. Алекс, как мог, старался укрыться от них, не чувствуя себя готовым столкнуться с новоиспеченной родней. Они, впрочем, тоже не искали его общества. Дабы обезопаситься наверняка, он напросился на экскурсию к Эшби, заодно надеясь, что старик проболтается о чём-нибудь более захватывающем, чем генеалогическое древо Чесбери. Тот немедля согласился.

Теренс Эшби служил в замке бог весть сколько лет – он наверняка помнил Горов. Возможно, он был тем, кто проводил к хозяйке девушку в пестром платье, если перепуганная Элейн действительно видела убийцу, а не то, что мерещилось самому Райну в последнее время. Он рассчитывал, что под ливрейной корочкой Эшби таится необузданное трепло, и оказался прав.

Однако начал дворецкий издалека: сперва поведал ему о трех осадах, пожаре и десятке душегубств – и всё за какие-то четыре сотни лет до убийства Горов. Вскоре Алекс знал, что и где перестраивали, по какому поводу, и как звали трех каменщиков, в тысяча семьсот первом году поднявших обвалившуюся крепостную стену за четыре дня. Леди Каталина хорошо подбирала персонал. Алекс терпел. Эшби продолжал говорить. Казалось, в этом сухоньком человечке поместилась вся история замка с первого дня сотворения, и теперь его разматывало, словно огромную бобину, заполняя пространство вокруг странно звучащими именами и заковыристой чепухой.

Диверсия сорвалась. Необходимость следовать за Эшби отпала еще на лестнице, ведущей в восточное крыло – это было около получаса тому назад, тем не менее, Алекс продолжал волочиться за ним, выслушивая подробности очередного средневекового передела родовой власти с использованием некоторого числа отрубленных конечностей, не считая пары голов. В уме беспокойно крутились возможные варианты бегства, но все как один казались неидеальными. Можно было сразу броситься с крепостной стены.

Еще через полчаса старик притомился и перешел на более спокойный тон. Гости попадались всё реже, пока и вовсе не иссякли – вместе с любопытными взглядами и расшаркиваниями; замок вокруг притих. Эшби вывел Алекса на недавно пригрезившуюся крепостную стену и остановился, гордо озираясь по сторонам. Судя по паузам и чинному топтанию, он готовился к очередному монологу.

Повернувшись к Райну, старик развел руками, сверкнув в воздухе шелковыми перчатками: – Добро пожаловать домой.

Затем низко поклонился, и глаза его лучились столь искренней привязанностью, что Алекс невольно сделал шаг назад. Мажордом вернулся в исходное положение и, как ни в чём не бывало, засеменил по стене, продолжая декламировать историю замка. В его дребезжащем голосе звучал трогательный надлом:

– Вы должны знать, сэр, что Астоун терпит лишь тех, кто ему по нраву. Прочие через неделю бегут в город лечить мигрень. Но представьте, каково это – терпеть из столетия в столетие? Очень мучительно, правда ведь?

Алекс, оставшийся стоять, где стоял, раздумывал тем временем, его ли это голова выворачивает мир наизнанку, или местная популяция сплошь состоит из таких же самозабвенных психов. Последнее не слишком бы его удивило.

– Господин Райн, не отставайте!

Внезапно муторный вой в голове утих.

Контуры стен прояснились, маячившая впереди фигурка Эшби стала четкой, как прицел. Алекс двинулся следом, перебирая новые ощущения. Океан сменил тональность, словно мир накрыли стеклом иного оттенка – едва заметная разница, но всё сместилось, даже тени. Алекс повертел головой, однако иллюзия не исчезла.

Старик провел его через дверь в противоположном конце стены, и они снова попали внутрь замка. Воздух посветлел и окрасился бликами от старой мебели и зеркал. Алекс больше не мерз и не видел очертаний тел за тяжелыми портьерами. Обстановка в Северном крыле была проще, спокойнее, повсюду стояли стеллажи, заваленные книгами и грубоватыми вазочками с сухоцветами. На полках то и дело попадалась разноцветная галька.

Эшби поднял лежавший на пороге камешек и вернул его к собратьям.

– Астоун стоит здесь восемь веков, и он всё такой же, как в первые дни возведения. Его построил известный в наших краях человек, чернокнижник. Не смейтесь, сэр, я знаю, нынче твердят, что магия – сплошь фокусы да басни, а вот строить хорошо так и не научились… Но в наших стенах живет волшебство, поэтому замок держится, целехонек. – Мажордом покосился на Алекса, но тот предпочел этого не заметить. – По округе до сих пор рассказывают сказки – порой такого нагородят, концов не сыщешь. Многие думают, что все Чесбери колдуны. Невежи… Если вам интересно, сэр, у нас есть свои летописи, в библиотеке.

Алекс понемногу приходил в себя. «Летописи» звучало многообещающе, но вряд ли Каталина фиксирует в них заказные убийства. Хотя с его семейством ни в чём нельзя быть уверенным. Райн решил было поинтересоваться, когда он сможет воспользоваться библиотекой, но тут они миновали последний обжитый коридор и оказались под пустым сводом – в голом каменном зеве, лишенным даже паутины. Пол и винтовую лестницу покрывали выбоины, словно по ним дубасили двухметровым топором. Чуть ниже пола отсутствовал кусок перил.

– В этой части замка нет жилых помещений, сэр. Если верить старым планам, здесь располагались мастерские… хм, колдунов, – прокомментировал смену интерьера Эшби. – Есть даже легенда, что под одной из башен скрывается колодец, в котором они общались с потусторонними силами. Жаль, теперь у Чесбери не слишком волшебная жизнь.

– Неужели?

– Именно так, сэр, – педантично откликнулся мажордом.

– Вы сказали, что я могу пользоваться библиотекой. Но мне показалось, что это личный кабинет леди Чесбери, а я бы не хотел беспокоить ее по пустякам.

– Там миледи принимает гостей, но ее кабинет в Южной башне. Вы можете беспрепятственно входить в библиотеку, когда пожелаете – это ее личное распоряжение.

– Леди Каталина очень добра ко мне.

– Безусловно, сэр. Здесь все будут добры к вам.

– И это довольно странно.

– Вот что я вам расскажу. Наша хозяйка многое пережила, и всё – в этом замке. Она берегла его столько лет, а видели бы вы, как она страдала во время бомбежек, думаете – за кого она боялась? Замок хоть и не прост, но кто знает, устоит старое волшебство против бомбы или нет… Но что там бомбы – теперь нас одолевают новые беды. – Старик яростно хмыкнул. – Эти люди приезжают каждый божий день – агенты по недвижимости и «частные лица», хотят купить замок, чтобы устроить здесь гостиницу или еще какой вертеп. Представить страшно, что будет, если они сунутся в Астоун! Но у них ничего не выйдет, потому что леди Каталина скорее умрет, чем продаст замок. А вот дети сэра Чарльза, внуки брата леди Каталины, с удовольствием сбудут его с рук – простите, если говорю что-то неподобающее. Леди Каталина не вечна, пошли ей, Господи, побольше лет, и нам остается только молиться за нее. Но теперь я знаю, что всё уладится – как только вас увидел, так и подумал.

– И какой от меня прок?

– Прошу прощения, сэр – я просто хотел, чтобы вы знали. – Эшби смутился. – Без сомнения, леди Каталина сама введет вас в курс дел. Простите, я позволил себе недопустимо много. – Дворецкий неуклюже засуетился и убежал на несколько шагов вперед.

Алекс примолк. Вот так запросто слуга перекинул его из морока в семейную интригу.

Что же выходит? Внезапный призыв Каталины Чесбери, ее нелестные отзывы о юных родственниках – всё из-за их желания избавиться от Астоуна? С другой стороны, что ей стоит оговорить в завещании запрет на продажу замка? Или она настолько не доверяет племянникам, что надеется поставить между ними и Астоуном человека, который будет бороться за его судьбу так же, как она сама? Могла ли Каталина всерьез понадеяться на то, что пришлому человеку будет дело до ее мавзолея? Ничто не мешает ему пойти по стопам опальных кузенов.

Скорее, она просто использует его – как чучело, попугать слетевшихся на наследство ворон.

Алекс, машинально следовавший за Эшби, вскинулся, заметив, что вокруг стало совсем темно. Вперед убегал длинный коридор.

– Где мы?

Эшби что-то прокряхтел в ответ. Засветил взявшийся из ниоткуда смоляной факел – видно, электричества в этой части замка не было, а фонари отменили за слишком модный вид – и двинулся вдоль шеренги портретов, висевших по правую руку. Алекс нехотя побрел следом, истово надеясь, что это последний круг ада в их культурной программе. Где-то вдалеке гудел ветер, но воздух вокруг оставался сухим и неподвижным. Портреты выплывали один за другим, отталкивая свет факела. Почти все в темных красках, и люди на них смотрели безразлично и немного лукаво. Словно что-то скрывали – как при жизни, так и после смерти; кисть подсветила их лица медовым и голубым. Казалось, все были написаны одной рукой.

Эшби шел медленно. Колеблющийся свет по очереди приникал к каждому полотну, и они застывали на минуту. Потом Алекс почувствовал, что старик поторапливает его, и через несколько метров догадался, почему. Строй заканчивался, перед ними был последний портрет.

Витражное окно, рядом человек в балахоне – на его запястье сидит белая птица; вокруг него так темно, что фигура кажется вырастающей из стены. Мужчина не молод, в волосах седые штрихи; во взгляде, обращенном к птице, ничего. Еще лет двадцать, подумал Райн, прикупить дурацкий костюм – и вперед, пугать здешний народ, крутя фонарики на чердаке. Странное дело, он смотрел на самого себя. Алекс отвел взгляд. Подождал пару секунд, надеясь, что галлюцинация исчезнет, как в прошлый раз с фотографией.

Не помогло.

– Вас не удивило, что все знают вас в лицо – еще до того, как вы успеваете назвать свое… имя? – Голос Эшби выплыл из тишины, но на последнем слове дрогнул.

Алекс обернулся. Старик повыше поднял дымящий факел.

– Она думает, что решает сама, знает, чего хочет от вас. Она… не знает. Она… Астоун привел вас. Он будет служить вам. Загадайте желание – и оно сбудется.

– Какое желание? – Райн почувствовал, как холодеют виски.

– Вы должны быть здесь. Дайте Астоуну заговорить… и вы услышите остальных. Всех, кого так долго… искали.

Старик накренился, словно надеясь найти спиной опору. Его глаза в панике метались от картины к картине, но губы двигались спокойно, а голос звучал всё размереннее. Алекс оглянулся на портрет.

Очертания рамы дрогнули. Каменный коридор исчез.

Алекс стоял на длинной галерее: вокруг светлый металл, стены испещрены сложным узором, они поднимаются вверх, в голубое марево. Их подсвечивают мерцающие жилы – они движутся, ветвятся и едва слышно звенят. В воздухе носятся светлячки. Алекс приглядывается: нет, не светлячки, крохотные механические имитации – один «жучок» повис на его рукаве, уцепившись причудливыми лапками. В конце галереи парк. Видно, как листва отливает аметистом. Алекс сделал шаг навстречу… и едва не сбил с ног размахивающего факелом старика с рыбьими глазами.

Шарахнулся назад. Что-то толкнуло в спину, он инстинктивно ухватился за хрупкий столик. Непрочное дерево взвыло, эхо погрома с клекотом умчалось в темноту. Вновь тихо затрещал факел.

Эшби стоял, прислонившись к противоположной стене, и моргал, как ослепленная сова.

– Господин Райн… – Мажордом покачнулся, плеснув на портрет темноту. Его лицо свело недоумением.

Алекс не двигался.

– Пойдемте, сэр, скорее. – Факел внезапно задымил. – Мне… Леди Каталина хотела побеседовать с вами… до обеда.

Алекс подождал, пока Эшби тронется вдоль стены в обратном направлении, и лишь затем оглянулся.

– Господин Райн, – немедля заскулил старик.

Алекс вгляделся в смутные черты своего двойника. В наклоне головы застыло неоконченное движение, будто тот хотел отвернуться или упасть в темноту за край картины.

– Вы можете снова придти сюда, если пожелаете осмотреть портрет лорда Дариуса. Но сегодня давайте вернемся вовремя. Прошу вас, господин Райн!

Алекс поспешно отступил вслед за дворецким.

* * *

В окно падали узкие снопы осеннего света. Белый бархат искрил нетронутым настом, комната вздыхала шорохами тонущих в ковре голосов. Алекс с трудом создавал иллюзию бодрости. Вечернее солнце терлось о шею, мягко грело волосы. Изогнутый диван обхватил цветами и птичьими лапками, затканными на шелку, и оттого неимоверно клонило в сон. Райн вежливо улыбался. Беззлобно проклинал своих гостеприимных хозяев – с их лицемерными посиделками и муторным ароматом фиалок.

Но было что-то еще, он не мог заставить себя уйти. Они светились, словно ожившие фигуры с портретов.

Каталина благосклонно болтала с Ричардом Уэйнфордом, своим вечно насупленным племянником, последним лордом Чесбери. Алекс незаметно наблюдал за ними. Старушка едва не напевала – трудно было поверить, что она способна придти в столь бодрое расположение духа по доброй воле. Ричард размеренно кивал на ее разглагольствования о местной экономике и перестройке розового сада на южной стороне замка, опустошая кофейные чашки одну за другой. Он выглядел старше своих лет – худой, поджарый, с резко очерченными скулами, одетый столь же вычурно, как его древняя тетушка. Они с Райном были погодками, но за ровесников их мог принять только слепой. Возможно, из-за отчужденности во взгляде и этих вечно скривленных губ – Ричард не улыбался, даже когда язвил. В его голубых глазах не отражалось ничего, кроме разбавленного электричеством дневного света. Разве что раздражение. Алекс пытался, но не смог не заметить: он не понравился Уэйнфорду до такой степени, что уже вторые сутки кузен ходил за ним по пятам. Райн незаметно зевнул. Ужасно хотелось спать.

Господин Уэйнфорд являлся счастливым обладателем двух сестер. Обе – рыжеватые блондинки, светлоглазые дивы, столь же противоестественные в стенах Астоуна, как электричество и телефонная связь. Сперва Алекс не заметил ничего, кроме их кукольных лиц. Старшая, Виктория, резвилась, как ребенок. Каталина постоянно одергивала ее, не стесняясь присутствия Алекса. В ход шли неизящные приемы: старушка не переставала напоминать, что девице двадцати семи лет отроду не пристало вести себя так, словно двадцать из них завалилось за каминную трубу. Именно из-за неприкрытого интереса Виктории к Райну бедняга Ричард не находил себе места. Он рьяно опекал старшую сестру, с удивительной легкостью игнорируя младшую. Впрочем, последняя не без удовольствия глумилась над всеми присутствующими. Алекс по достоинству оценил юмор Элинор, он – и Каталина, которая прощала ей всё.

Эти две женщины казались удивительно похожими. Судить об их внешнем сходстве было сложно из-за разницы в возрасте, но в повадках они звучали почти в унисон. Разве что Элинор действовала жестче, и Райну доставалось ничуть не меньше, чем брату и сестре, хотя официально он всё еще считался гостем. Она цеплялась за любой повод, умничала, язвила, почти выставлялась, но при этом не давала почувствовать в себе ни единого изъяна. Элли всё обращала в шутку и смеялась так искренне, что даже у Ричарда начинали дергаться уголки губ.

Впрочем, вчера вечером она сумела-таки разозлить Райна, когда тайком пробралась в его комнату с намерением учинить обыск. Он вовремя застал лисицу, они самозабвенно поругались. Но всё закончилось проще, чем она рассчитывала – Алекс отчитал ее и выставил вон. Наутро она пришла каяться. Правда, ей опять не повезло: в его комнате оказался Эшби с очередным приглашением на завтрак от леди Каталины.

Алекс не чувствовал, что ему становится лучше, однако страх всё еще пасовал перед любопытством. Еще несколько дней, твердил он себе, каждое утро откладывая звонок домой. Ему снова мерещились ажурные башни из металла, иногда на спинке кровати сидела маленькая птица. Вечером он запирал дверь на ключ. Ночью ажурный замок несся в тишине сквозь мерцающую темноту.

* * *

И вот теперь он сидел в своей комнате в Северной башне, вымотанный праздником в честь столетия Каталины. Шторм крепчал – тот самый, что предсказывал накануне Эшби. Клекот воды слышался всё отчетливей, будто океан выбирался из чугунной лохани. Ветер пытался забиться под кровлю, Алекс чувствовал, как тот скребется где-то поблизости. Несмотря на толстые стены, в комнату проникал холод.

Или он шел изнутри?

Огонь в камине угасал. Райн вяло следил за ним, уже не в силах подняться и что-то предпринять для их обоюдного спасения. Вскоре останутся лишь угли – багрово-красные, с золотистой каймой, – которые дотлеют в темноте. Слабый отсвет стелился у самых ног, покачивая тени.

Нет, он ошибся, это не ветер. Это ворочалась за окном ночь. А где-то всё еще есть утро. Джулия смотрит в окно, позабыв о работе, в глазах плывет другое небо… Он протянул руку, чтобы коснуться ее волос – и обжегся о ледяной переплет старой книги. Через силу открыл глаза.

Ветер с разгона ударился лбом о шероховатую стену, Алекс вздрогнул. На миг промелькнула мысль, что башня не выдержит и обвалится. Становилось всё холоднее.

О чём он только думает?

Алекс рассмеялся, чтобы услышать свой голос. Во рту пересохло. Тело прикинулось проржавевшей куклой, разве что не скрипело. Он пошевелился, неловко попытался встать. Глубокое кресло держало его мертвой хваткой, и он с облегчением откинулся назад. Может, всё не так уж плохо. Нужно только переждать эту ночь, а потом…

Темно.

Он протянул руку и нащупал настольную лампу. Света не было.

Ему наконец сделалось страшно. Ужас, запаздывавший на месяц, рухнул, словно топор. Мысли захлопали крыльями, и как в насмешку – пустые щелчки выключателя и гаснущие угли. Несколько так и остались светиться в темноте, подмаргивая, как глаза подслеповатого чудовища. В глубине неба зафыркала гроза.

Райн чертыхнулся, стараясь совладать с собой. Встал, наощупь пробрался к стене и нашарил другой выключатель. Напрасно, света не было – скорее всего, во всём замке. В подвале имелась автономная подстанция, но мысль о спуске туда в кромешной темноте не выглядела особо умной.

В Астоуне было пусто. После праздничной суматохи гости укатили в ближайший городок, поискать более подходящих развлечений. Остались лишь Каталина, ее секретарь и личная служанка. В отдельном флигеле, в парке, ночевал сторож. Теренс Эшби куда-то запропастился сразу же после официальной части банкета, но теперь наверняка бродит неподалеку. После происшествия в галерее Алекс избегал его; старик держался почтительно, но временами кидал на Райна испуганные взгляды.

«Нужно было уехать вместе со всеми». Мысль была запоздалой, и от нее подташнивало. Вспомнив прием – прекрасных кузин, не дававших прохода, незнакомцев, пялившихся на него несколько часов кряду, – он понял, что наилучшим вариантом было вообще не приезжать в Англию. После того как леди Чесбери заявила, что вскоре обнародует свое завещание, болото расходилось, будто в него кинули увесистый камень, и Алекс оказался в эпицентре катаклизма. Для них он был интересной темной лошадкой, у которой неплохой шанс придти к финишу первой. Нет, все-таки его действительно тошнило.

Из-под двери пополз знакомый ветерок, пропитанный ознобом и фиалками. Наступила полная темнота. Алекс понял, что теряет представление о своем положении в пространстве. Он привалился к стене, чувствуя, как соленая влага оседает на лицо, волосы, проникает сквозь одежду. Наконец догадался, что позиции сдал не только разум – тело последовало дурному примеру.

Он нашел свечи, благо они были расставлены по всей комнате. Вскоре замигали три огонька, то и дело норовя сорваться, но кольцо тяжести вокруг него немного разжалось. Алекс вытер мокрый лоб и присел на краешек софы. Его лихорадило. Теперь он в этом не сомневался. Но замок был пуст, за стенами – грозовой шабаш. Проверив телефон, Алекс убедился, что и здесь ему не повезло. Оставалось дожидаться утра. Спать он не мог. Сидеть тоже. Помимо лихорадки, из углов подбиралась клаустрофобия.

Сейчас бы он согласился на всё – даже на общество Эшби.

На ум снова полезли мысли о Горах. Мозг принялся строить догадки, и под конец ему стало казаться, что это он лежит на влажном асфальте и слушает, как с бульканьем выплескивается из горла кровь. Кто-то склоняется над ним. Сквозь веки он видит лицо и мечущиеся на ветру темные волосы. Они поблескивают на солнце. Лицо не хочет складываться в единое целое, но оно знакомое. Алекс разбудил себя стоном. Дернулся, хватая руками воздух, и едва не свалился с софы. Свечи догорали. Скоро снова наступит темнота.

Пошатываясь, он нашел запасную связку свечей и принялся выскребать оплавившиеся огарки. Пальцы не чувствовали горячего воска.

Ну вот, свет еще на час или два.

Чернильная яма над замком роняла в океан раскаленные спицы. Буря гоготнула, звякнув оконной рамой. Ему нужно было чем-то себя занять, чтобы пережить одиночество и эту ночь. Должно быть, Каталина еще не спит. Стоит у окна и смотрит на волны.

Райн вцепился в серебряный канделябр. С минуту качался, не зная, куда понесут ноги, потом медленно шагнул к двери. В коридоре стояла знакомая темень, и он побрел наугад. На лестнице ветер задул свечи.

Алекс прижал к груди подсвечник. Ни один угол не попался ему на пути, хотя он мало что видел. Запах грозы становился всё отчетливей, и в какой-то миг гром рявкнул с такой силой, что Райн застыл на месте, оглохнув вдобавок к слепоте. Ему показалось, что все части тела теперь так далеки друг от друга, что он никогда не сможет сделать следующий шаг.

Откуда-то пробивался свет. Он плясал выгнутой золотой шпагой, норовя уколоть в висок. Сюда. Выползает из-за приоткрытой двери. Даже покачиваясь, огромная створка не скрипит – а может, Алекс всё еще глух. Он накрыл ладонью медную ручку, неосторожно надавил.

В комнате горел камин. Тепло кружило вместе с запахами фиалок и горьковатой пыли – так пахнут старые фотографии. Кресло-качалка, застывшее без движения, уронило рукава стеганого пледа. Повсюду свечи. Каталина спала. Заснула у очага, обхватив руками обтянутый бархатом альбом. На мгновенье Алекс протрезвел от лихорадки, поняв, что спит не он, а она, и надо бы уйти, пока никто не обнаружил вторжения.

Через секунду он забыл об этом. Здесь почти не было слышно грозы – только треск поленьев за каминным экраном и дождь. Он не заметил, как вошел и замер позади кресла. Сбоку висело огромное зеркало – зеленоватое, похожее на поверхность обледеневшего озера. Он не желал смотреть в него. Белизна седых волос, тонкая кисть, впившаяся в бархат. Разбудить ее? Чтобы задать всего один вопрос. Чтобы увидеть, как в ее глазах зашевелятся тени.

Он протянул руку, но не смог коснуться.

«Почему они мертвы?»

Алекс поднял глаза. В зеркале проступало старческое тело. Взгляд Каталины – зеленовато-холодный, как застывшая вода. В нем поздно было искать отражения.

Огонь беззвучно захрустел березовой растопкой. Райн стоял и смотрел в зеркало. На мертвое тело, на мужчину с белым пятном вместо лица и на черный силуэт за его спиной.

* * *

Фигура в темном не шевелилась. Огненные искры пробегали по длинному балахону – целые россыпи рыжих огоньков. Медленно возвращался приторный запах ледяного эфира. Алекс обернулся.

Это был не страх – глухое отчаянье. Слова не помогли бы, даже крик. Черный силуэт колебался, словно его сдувало, как свечное пламя. Капюшон был слишком глубоким. Алекс хотел позвать его, хотел поймать и рвать на части.

– Подойди…

Существо не отвечало, не двигалось. Алекс сделал шаг, что-то со звоном ударилось о пол, силуэт шарахнулся прочь, падая в коридорные тени. «Лови!» – ахнули стены, и он бросился следом.

Несколько раз он падал, спотыкаясь на крутых ступенях, камень саднил кожу. Коридор плясал под ногами, как бешеная лошадь с гранитным хребтом, но Райн лишь старался не потерять призрак из виду. Тот мельтешил впереди, и черные одежды хлопали за спиной, как сломанные крылья. Казалось, он вот-вот настигнет его, пальцы вонзятся в искрящуюся ткань. Но силуэт таял за новым поворотом. И внезапно Алекс понял: он упустит его. Все сны были об этом.

Он не успел остановиться. Налетел на выступ перил и упал, теряя сознание.

…Гладкая дымка подсвеченной грозой темноты. Прохладная, застывающая в легких. Шум голосов. Тихо звенят дождевые капли. Во внутренностях застрял горячий шип, кровь ртутными шариками катается по венам. Он лежит на каменном полу и бездумно смотрит вверх. Взгляд густой каплей скользит по стене. Еще ниже. Касается лица, застывшего в темной раме. «Снова ты». Утомленные глаза Дариуса. «Хорош, да? Валяюсь, как дохлая ворона». Дариус усмехается, белая птица на его руке взмахивает крыльями и беззвучно клекочет. «Почему ты не остановил его? Ведь это твоих рук дело… что мои мозги спеклись».

Алекс закашлялся. Дариус кивнул в ответ. По руке что-то медленно поползло. Райн поднес ее к лицу, безразлично слизнул кровяную каплю. «Лучше бы помог».

Позади раздался шорох.

Райн с трудом перевернулся на живот, приподнялся, держась за стену. Вокруг, покачиваясь, висели крохотные «светлячки». Под хрустальными крыльями мерцали огоньки – голубые, белые, земляничные. Он смотрел, не дыша. Они тонкой цепочкой убегали в темноту, и он пошел следом, позабыв о ранах.

Они вспыхивали, когда он проходил мимо, и гасли, оставшись позади. Они тянулись к его ладоням. Вели по коридорам, сквозь анфилады и галереи – и пышным каскадом падали в бездну незнакомой винтовой лестницы. Ноги сами несли его вперед. Ступеней оставалось всё меньше. Вот последняя, обрываются перила. На стенах кропят голубоватым огнем символы. Шепчутся. Там, в самом низу, дрожат камни, горят и торопят. Он отчетливо слышит каждое слово. Скрипят тяжелые створки. Медленно открываются. Слишком медленно. Слишком медленно для него.

Он прижимает ладони к полу, тихо зовет. Что-то хлещет в ответ, камень под ногами осыпается горячей золой. «Вернись», приказывает он.

В ответ – шорох темной одежды.

* * *

На мгновение он открыл глаза. Кто-то склонился над ним.

– Джулия… – узнает он, но она исчезает, заносимая стеной из черных перьев.