Вестники Осады

Последний сын Просперо / Крис Райт

– Тебя было нелегко найти, – произнес Каллистон.

Брат-сержант Ревюэль Арвида взглянул на него. Солнце сияло, опаляя плато, из-за чего казалось, что воздух дрожит. До самого горизонта тянулись кроваво-красные и бледно-розовые скалы, покрытые редкими полосками кустарника.

– Не понимаю, почему, – ответил Арвида, поднимаясь на ноги. – Я же говорил, где меня искать.

– Пустыня слишком велика.

Обоих легионеров покрывал тонкий слой пыли. Каллистон, более высокий, был облачен в полный доспех, за исключением шлема с гребнем, свисавшего с пояса на бронзовой цепи. Арвида же носил свободную полевую форму, сверкающую белизной в ярком свете. Его кожа блестела от пота. Вдали, у самого горизонта, клин золотых журавлей лениво взмахивал крыльями в полуденном мареве.

– Что ты узнал? – Спросил Каллистон.

Ревюэль отвернулся и посмотрел вверх, в размытое от сияния небо. Что-то прозрачное витало там, мелькало и исчезало вновь, словно отражение, замеченное боковым зрением. Взгляни прямо – и оно исчезнет, но краем глаза его можно заметить, пусть и лишь на мгновение.

– Мой Взор подводит меня, – сказал Арвида. – Ускользает из мира. Я вижу камни и небо, ничего более.

Каллистон улыбнулся.

– Он вернется. Великий Океан переменчив.

– Или пересыхает.

– Твой тутиларий не ведет тебя?

– Когда я слеп, слепнет и Яниус. Если я вижу, он видит.

Кивнув, Каллистон вытер ладонью пот со лба.

– Хотел бы я дать тебе больше времени, но мы получили приказ. Отбываем в пустоту.

– Прямо сейчас?

– Похоже на то.

– Кто распорядился?

– Примарх.

Арвида заколебался. Он долго и безуспешно пытался одолеть свою привычку сомневаться, потребность, что мешала ему подняться в иерархии легиона, несмотря на силу, которой, как признавал даже Ариман, Ревюэль обладал. Тысяча Сынов были почтительным легионом. Дисциплинированным. Легионом, в котором верность ценилась превыше всего.

– Я не понимаю, – не желая того, произнес Арвида. – Океан неспокоен – в немногих оставшихся у нас видениях одни лишь убийства. Просперо нуждается в охране, больше, чем когда–либо. И ты, брат-капитан, советовал то же самое.

– Да, советовал.

– Тогда почему…

– Чего ты от меня хочешь? – На суровом лице Каллистона прорезалась улыбка, но за ней что-то скрывалось – усталость, или, возможно, самобичевание. – Мы отбываем в пустоту. Скиммер уже в пути.

Ревюэль отвернулся. Призрачный силуэт дрожал в небе над ним, искристый, словно блики на воде. Ветер сгонял пыль в небольшие вихри, которые на мгновение-другое зависали высоко над спекшейся землей и обращались в ничто. Пустыни Просперо изменялись, окрашиваясь зеленью там, где их пронизывали ирригационные каналы из оазиса Тизки. Когда-нибудь этот высушенный край расцветет садами.

– Почему сейчас? – Спросил Арвида.

– У него есть причины.

– Мог бы и поделиться ими.

- Он выживет?

Арвида взглянул на капитана.

– Что?

– Он сможет побороть изменение?

– О чем ты говоришь?

Но Каллистон исчез. Исчез и Просперо.

Остался лишь Яниус, что парил над бездной, словно воспоминание, и по-прежнему искрил в потоках солнечного света.

– Почему мы доверились? – Пробормотал Арвида, не ожидая ответа, ведь он столько раз задавал этот вопрос прежде, и так и не нашел верного.

– Он выживет? – спросил Халид Хасан.

Мрак окутывал зал, расположенный так глубоко под землей, что ни один солнечный луч ни разу не скользнул по его влажным камням. Казалось, здесь должна была царить прохлада, но плиты под ногами оставались теплыми, словно человеческие тела, с того момента, как были сломаны первые обереги. Снизу доносился шум: ужасные звуки, каких не слышали с самых древних ночей, эпох беспомощного невежества расы людей. Не замолкая ни на мгновение, они вгрызались прямо в хрупкие грани рассудка.

– Он сможет побороть изменение? – не отступал Хасан.

На Халида давила ответственность. Именно он доставил субъекта с линкора Пятого легиона, «Копья небес». Он поместил его в стазис-капсулу и расставил патрули, не позволившие Волкам Фенриса засечь транспорт. Он пообещал творцам погоды Белых Шрамов, что за воином присмотрят, сохранят его невредимым до начала исцеляющих ритуалов.

Пока что он не нарушил клятву, поскольку вверил легионера Тысячи Сынов заботам Сигилита, но можно ли было считать, что тот «невредим»?

Старой брони больше не было – ее ободрали во время операции, длившейся шесть долгих часов. Плоть под ней раздулась до неприличия, испещрённая множеством пятен от лопнувших сосудов и обесцвеченная похожими на кораллы наростами. Могучие мышцы, что покрывали прочный скелет, превратились в нечто жидкое, запекшееся, пульсирующее и скользкое от жира и пота.

В зале трудилось множество людей. Служители в масках, ступая благоговейно, словно монахи, принесли капельницы и шприцы. Адепты в мантиях c капюшонами наблюдали за шипящими модулями искусственного дыхания, не отрывая взглядов от линз, на которые выводилась информация, понятная только посвященным. Над расставленными особым образом бронзовыми чашами поднимались клубы благовоний, сладковатый аромат которых смешивался с вонью крови и вытекшего гноя. Другие фигуры в темных мантиях, тонкие словно плети, бродили вдоль стен и читали литании-обереги на языке, исчезнувшем задолго до Объединения и его обманчивых надежд.

– Вы не скажете мне? – рискнул надавить Хасан. Халида грызло чувство вины и это сделало его назойливым.

Ответ Хасан услышал далеко не сразу. Единственный, кто мог дать его, с головой ушел в работу сразу же после того, как сюда доставили тело Арвиды. Тяжелая ряса старика пропиталась потом. Он выглядел древним, этот человек, недопустимо древним для смертного создания. Его спина была согнута, а дыхание - прерывисто, и все же, ощущение мощи все также исходило от его сгорбленной фигуры: словно кто-то попытался спрятать звезду в куче лохмотьев.

В какой-то момент человек в рясе встал, распрямился, потянулся, и оказалось, что он даже выше Хасана. Старик отвел глубоко посаженные глаза от кровавого месива. Малкадор, именуемый Сигиллитом, оперся о край операционного стола и еле слышно вздохнул.

– Его душа замерла на самом краю, – произнес он.

– На краю жизни? – не понял Хасан.

– На грани проклятия. – Взяв кубок, Малкадор сделал глубокий глоток. Прозрачное содержимое чащи тонкой струйкой стекло по его подбородку. – Хворь невозможно исцелить снаружи. Не полностью. В этом вся суть этой порчи.

Сигилит оттолкнулся от стола и заковылял к дальней стене. Хотя он уже не занимался Арвидой, работники в масках продолжали заботиться о теле – втирать в него мази, рисовать загадочные символы на вспучившейся плоти. Огромная, полная трубок машина возвышалась над всеми, крутясь, шепча, накапливая энергию, а затем скармливая ее потрескивающим эфирным ловушкам, развешанным по всему залу.

Хасан последовал за господином. За годы, прошедшие с тех пор, как Халид стал Избранным, он повидал немало тяжелых картин. Отправляясь в глубокую пустоту, он выхватывал ценные артефакты из-под носа наступавших предателей, и ему довелось узреть малую толику ужаса, обрушившегося на человечество по вине Гора. Но наблюдать за тем, как Сигилит постепенно изнашивает себя под непосильной ношей руководства … это было сложнее всего принять. Регент Терры выгорал дотла, разбивая себя о наковальню медленной гибели Империума Человечества.

– Мы знали, что его легион страдает, – произнес Малкодор. Дышал Регент по-прежнему неглубоко, его лицо оставалось желтоватым. – Еще до того, как мы нашли Просперо, стало понятно, что они подвержены хвори. Мы пытались помочь Тысяче Сынов. Мы думали, что причиной всему ошибка в их генном коде. Я сам так считал в течение многих лет, и мы изо всех сил старались найти решение. – Сигилит сделал еще глоток. – Но проблема была не в генокоде. Она таилась глубже, в самой сути легионеров. В итоге только он смог исполнить то, что было необходимо. Мы все верили, что Магнус исцелил сыновей. Его Отец верил в это. С чего было нам сомневаться? Легионы всегда нуждались в своих генетических отцах – их создавали так, чтобы они существовали вместе, а Магнус всегда был самым деликатным из них.

Хасан не упускал ни слова. Сигилит редко рассказывал о ранней истории Великого Крестового похода, некоторые секреты по-прежнему знали только он и Повелитель Человечества.

– Но Магнус пал, – произнес Халид.

– Он был слишком безрассудным. Слишком гордым. Но, как бы то ни было, он все еще остается единственным, кто сумел победить изменение плоти. Однажды он исцелил своих сыновей.

– Колдовством.

Малкадор бросил на него испепеляющий взгляд.

– Разумеется, колдовством! Его самого создали при помощи колдовства. Все залы вокруг нас построены на фундаменте колдовства. Наклеивай какие угодно ярлыки, уже нет смысла прикидываться.

Регент снова приложился к кубку. Ему почти удалось унять дрожь в руках.

– Я не оправдываюсь. Не было иного пути. И даже сейчас, даже сейчас, судьба еще не выскользнула у нас из пальцев. Арвида здесь, и он еще дышит. Его душа пока еще не потеряна.

– Но… как может что-то… внутри этого…

– Он жив, Халид. Даже сейчас. Еще есть время.

Корабль был пуст. Эхо разносилось по его трюмам, в коридорах мерцали отказывающие люмены. «Геометрический» вышел из варпа слишком рано, слишком близко и теперь его щиты были прорваны, двигатели сотрясались и что-то, нечто пыталось попасть внутрь.

Арвида бежал вдоль длинного центрального коридора, чувствуя, как пол прогибается под ногами. Его дыхание отдавалось в шлеме, сердца неистово колотились. Чародею удалось по-настоящему отдохнуть лишь один час, прежде чем долг снова призвал его. Тревожная сирена вырвала Ревюэля из сна, в котором все миры Империума обратились в пепел, скрылись под непроницаемыми облаками дыма, а их континенты стали разбитым стеклом.

Он чувствовал себя странно. Что-то было не так. Реальность изгибалась и растягивалась. Стены коридоров, по которым бежал Арвида, колебались и размывались.

Яниус сопровождал его, невидимый, но успокаивающий Ревюэля своим присутствием. Чародей уже позабыл, было ли вообще время, когда тутиларий не был с ним рядом. За все это время они перестали думать о себе, как о раздельных сущностях. Ариман говорил, что компаньоны были благожелательными созданиями, спутниками тех, кто хорошо понимал эфир. Но существовали ли они изначально, ожидая, пока их найдут? Или их как-то создали? Где заканчивалась одна душа и начиналась другая?

Яниусу не понравились такие рассуждения. Он вздрогнул, переливаясь в танце огней аварийного освещения. Арвида осознал, что извиняется прямо на бегу, упрашивая тутилария оставаться рядом, хотя чародей хорошо знал, что тот никогда не отвечает на уговоры.

Вокруг гремела какофония глухих ударов, мерного стука кулаков по корпусу. Добравшись до мостика, Ревюэль ворвался в огромное пустое помещение. Все посты сервиторов были покинуты. Командные троны медленно поворачивались на опорных ножках. На передних обзорных экранах виднелась одинокая планета, затерянная в черноте космоса и медленно догорающая.

Арвида приблизился к огромному иллюминатору из гибкого кристалла. Все было неправильным. Все было ненастоящим.

– Но я же не видел, как она горела, – пробормотал Ревюэль. – Мы не успели вовремя.

Крутнувшись на месте, он окинул мостик неуверенным взглядом. Экраны шипели помехами. Авгурные станции молчали.

Грохот снаружи усилился. Обзорный купол над чародеем треснул. Тяжелая внешняя панель прогнулась под чудовищным ударом.

Арвида выхватил меч, по клинку пробежало черное пламя. Паникующий Яниус зарябил в лучах боевого освещения. Последовали новые удары – «трууум, труууум, труууум» – и трескотня чьих-то безымянных голосов начала просачиваться сквозь поврежденный корпус.

– Он мой подопечный! – донесся рык, наполненный мощью варпа. – Он под моей защитой!

Арвида посмотрел вверх, затем по сторонам, не видя целей для обнаженного клинка.

– Где Каллистон? – спросил чародей и тут же понял, что ответа не будет, ведь брата-капитана Каллистона никогда здесь и не было. Пылающий мир на экранах почернел, пламя стало бордовым, словно засохшая кровь.

Ритм ударов достиг крещендо. Корабль разваливался.

Арвида понял, что падает – палубная обшивка вывернулась у него из–под ног – и чародей выпустил меч из своей ладони. Яниус мелькнул и пропал, его мерцающую дымку разорвало порывом уносящейся в пустоту атмосферы.

Арвида попытался ухватиться за что-то, хоть за что-нибудь, но сама вселенная расползалась по швам.

Мир догорал, моря крови на нем выкипали во тьму.

– Мы опоздали, – произнес Ревюэль, падая. – Мы не увидели, как горит Просперо.

Малкадор отошел от двери, на которой уже возникли трещины. Хасан выхватил лазпистолет и отступил назад. С той стороны доносились крики, панические выстрелы и грохочущий лязг ударов о бронезатвор.

– Встаньте за мной, – попросил Халид, шагнув к Сигилиту.

Но Малкадор остался на месте.

– Не глупи. Ни мне, ни тебе не удастся его остановить.

Вбитая внутрь дверь разломилась посередине, ее створки грохнули о стены и повисли на петлях. В залу ворвался воин – настоящий гигант в доспехе цвета слоновой кости. Его глаза сверкали яростью, неубранные черные волосы разметались по лицу.

– Он мой подопечный! – взревел вошедший, обвиняющим жестом указывая на Сигилита. – Он под моей защитой!

Малкадор кивнул.

– Мой господин Джагатай, – произнес он. – Постарайтесь успокоиться.

Примарх рванулся к нему, высокий и сухопарый, словно ловчая птица. Его суровое лицо перекосилось от гнева.

– Я дозволил тебе отыскать лекарство, – ответил Хан. – Я не дозволял тебе приносить его сюда.

– Иного выхода нет.

– Взгляни на него! – взревел Каган, взмахнув могучим кулаком в сторону дрожащей груды плоти на операционном столе. – Посмотри, чем он стал.

Малкадор сохранял спокойствие. Выражение его древнего лица, туго обтянувшего череп, осталось равно безжалостным и внимательным. Регент взял свой посох и, опираясь на него, словно дряхлый старик, поплелся к операционному столу. Лежащее на нем тело он рассматривал почти с жалостью.

– Я не могу его спасти, – произнес Сигиллит. – Уже никто не сможет. Но он еще в силах нам послужить, в определенном смысле. Сейчас на кону нечто гораздо большее, чем жизнь одного воина.

Хан шагал следом за ним. Казалось, примарх готов разорвать Малкадора на куски.

– У меня перед ним долг крови. У моего легиона перед ним долг крови. Мы никогда бы не выбрались из пустоты, если бы Ревюэль не пожертвовал собой. Я не допущу, чтобы он погиб.

Остановившись, Регент слегка наклонил голову. Звуки – шорохи и царапанье – по-прежнему доносились снизу, из-за хрупкой преграды земли и камня.

– Ты сам рассказал мне о Темном Зеркале, – напомнил Сигилит. – Тебе известно про Троны, и ты уже догадался, где находится величайший из них. Стены Дворца уже были пробиты, и брешь нужно закрыть. Твой брат Магнус виновен в уничтожении оберегов, которые защитили бы нас. Как иронично – ведь предполагалось, что именно он будет охранять врата.

– Магнус мертв.

– Нет, Джагатай, он не умер. Ты знаешь это. Ты встречал его на Просперо.

– Я встретил лишь тень.

– Да, одну из многих. Алый Король разбился на части, разлетелся осколками, словно зеркало, брошенное на землю в гневе. Это началось с уничтожения оберегов Терры, и закончилось яростным ударом Волка. Магнус не мертв, Джагатай. Он стал легионом.

Услышав это, Хан встревожено отступил от Малкадора.

– Что вы здесь сотворили?

– Мы сделали то, что должно. Как и всегда. – Сигиллит встал между Каганом и Арвидой. Непреклонный, он сжал посох обеими скрюченными руками. – Здесь лежит сын Магнуса, принесенный на Терру твоею рукой. Его повелитель уже здесь. Не пытайся это предотвратить – ритуал уже проведен, защита установлена. Возможно, ничего и не выйдет, но попытаться необходимо.

– Это святотатство.

– Меня не заботит цена, – мрачно отрезал Регент. – Вратам нужна охрана.

Арвида глядел в темноту. Сначала взгляду не за что было уцепиться, вокруг была лишь пустота, тесная и горячая . Он слышал доносящийся издалека ужасный шум, напоминавший крик, который длился так долго, что в нем не осталось ничего человеческого.

Чародей на ощупь двинулся вперед и его руки уткнулись в рыхлую землю. Перед ним возникло тусклое сияние, словно от лучины, прикрытой ладонью. Арвида, запертый под землей, полз на коленях в недрах чей-то позабытой гробницы. Спертый воздух имел странный, незнакомый Ревюэлю запах. Он никогда не был на этой планете и понятия не имел, как попал сюда.

Чем ближе Арвида подбирался к свету, тем ярче тот становился, и в конце концов воин разглядел узкий зал, высеченный в толще скалы. Там сидело на корточках что-то немыслимое и гротескное. Создание, которое напоминало человека, но сильно превосходило его размерами, горбилось над мерцающим красным огоньком. Нечесаная грива волос покрывала его спину, обнаженная кожа казалась темной из-за корки засохшей грязи.

Яниуса не было рядом. Отсутствие духа отзывалось болью, но присутствие великана почему-то делало её несущественной. Когда Ревюэль увидел его лицо – единственный глаз, сморщенный в тяжелых раздумьях лоб, – в чародее вспыхнула искра безудержной радости, и он едва удержался от крика.

– Мой повелитель! – вымолвил Арвида, стоя на коленях в пыли.

Гигант уставился на него невидящим взглядом. Слабый огонек висел над его ладонью – язычок пламени среди кромешной тьмы.

– Кто ты? – спросил великан.

– Ревюэль Арвида, мой повелитель, из Четвертого братства легиона. Вашего легиона.

– Весь мой легион мертв.

– Нет, повелитель! Они живы. Я видел их. И я видел вас среди них. Я уверен в этом. – Арвида замолк, некое замешательство прервало поток его мыслей. – Но тогда… Почему вы здесь? Где мы находимся?

Земля слегка задрожала от сокращения жил в скале под ними. Что-то подобное смеху разнеслось по залу.

– Я не помню тебя, – ответил гигант. – Как не помню и свое имя.

– Вы – Магнус, Алый Король. Владыка, я столько перенес, чтобы снова увидеть вас…

Великан неспешно поразмыслил над этими словами. В мерцающем свете язычка пламени он казался блеклым, словно тень зимой. Его могучие плечи поникли, броня потускнела. Знаки на золотой кирасе обгорели, словно выжженные горелкой.

– Так звучало одно из моих имен, – признал гигант со вздохом. – Но оно больше мне не подходит.

– Мои братья живы, – не отступал Арвида. – Их еще можно отыскать. Где мы? Я путешествовал через Эмпиреи и видел, как новое Просперо возникает из бездны. Туда должен быть путь.

Гигант не шелохнулся. Оцепенение сковало его руки и ноги. Он угрюмо смотрел в центр огонька.

– Не для меня, – сказал великан. – Я приказал им уйти. Я оставил врата открытыми.

Арвида вспомнил этот момент. Вспомнил, как Каллистон передал ему приказ выдвигаться, но случилось это бесконечно давно, в забытом краю погибшего и созданного вновь мира.

– Мой повелитель? – Спросил чародей, любопытство все еще пылало в нем наперекор всему. Он подполз ближе к своему прародителю, все еще на коленях. – Зачем вы сделали это? Если бы мы все были там, весь легион, то даже Волки…

– Мы заслужили это. – Гигант выглядел измученным, сбитым с толку, как если бы вспоминал сон, давно сгладившийся из памяти. – То, что они сотворили с нами. Это было заслужено. Это было наше наказание.

– За какое же преступление?

– О, преступления были. – Великан наклонился вперед, ближе к нему, сомкнув пальцы вокруг пламени. – Я пытался исцелить вас. Я воззвал – и мне ответили. Потом я обязан был предупредить Отца… – Единственный глаз великана неожиданно просветлел, огонек в его руке обрел новую жизнь. – Но раскололся, пытаясь. Я не тот, кем ты меня считаешь.

– Вы – Алый Король.

– Нет. Его больше нет. Остались только… аспекты.

И в этот момент Арвида вспомнил нечто – воин в броне цвета золота и слоновой кости когда-то давно сказал ему нечто похожее, но вспомнить точнее было трудно, ведь земля тряслась от шума, и Ревюэль почти ничего не видел, а в голове звучал смех существ, пытавшихся пробиться через скалу под ним…

– Мы на Терре, – сказал гигант, вскинув подбородок. – Я пришел сюда, чтобы предупредить Отца. Другая часть меня возвратилась, но я остался.

– Тогда разрешите помочь вам! – взмолился Арвида. – Я могу сделать так, чтобы вас восстановили. Я могу показать, куда ушли мои братья.

Великан грустно улыбнулся.

– Но тебя же здесь нет. Разве ты не понимаешь, корвид? Это твой предсмертный бред.

Арвида замер и взглянул на свои руки. Они выглядели вполне реальными. Сердца чародея стучали в груди, и он чувствовал запах праха в зале, который, должно быть, располагался у самых корней Терры, в катакомбах под Императорским Дворцом.

– Где же твой тутиларий? – спросил гигант с сухой иронией.

– Мы никогда не расстаемся, – осторожно ответил Арвида.

– Вы расстаетесь довольно часто. До этого момента вы были порознь так долго, что ты почти забыл его имя. – Гигант улыбнулся снова, но теперь улыбка вышла кривой. – Сколько у них самомнения, у этих Разумов , что так долго шептали нам. Теперь тутиларий почти у тебя за спиной и я слышу, как он подбирается ближе. Он уже царапается в двери. Чувствуешь опасность?

Ревюэль отшатнулся.

– Он был моим поводырем.

– Или ты – его. Да ладно, ты же знаешь, каков Океан. Кто ведущий, а кто ведомый? Когда все это наконец закончится, не окажется ли, что это ты был его тутиларием, а не он твоим?

Арвида начал ощущать холод. Царапанье под землей усилилось. Рыхлая земля задрожала, утекая меж его пальцев словно вода.

– Я еще жив, – прошептал он.

– Скоро умрешь, – ответил великан.

Скала начала распадаться. Пыль засыпала их обоих, само основание планеты содрогнулось. Ревюэль взмахнул руками, пытаясь ухватиться за что-то твердое. Яниус исчез. Огонь потух, всё погрузилось в непроглядную тьму.

– Я нашел тебя! – вскричал чародей, неожиданно осознав, как дорого это ему обошлось, и не желая терять достигнутое.

– Нашел, – произнес голос из темноты, который обретал всё большую властность, хотя мир вокруг распадался. – Так что не бойся. Куда бы ты теперь ни пошел, я последую за тобой.

Хан выхватил тальвар, зеленый свет механизмов блеснул на изгибе его клинка.

– Отойди от него, – велел примарх.

Но Малкадор лишь огляделся вокруг, осмотрел таинственные колонны, что возвышались над операционным столом, кольца проводов и покрытые символами пластины. Руны на них светились, словно что-то пыталось вырваться из-под контроля. Эфирные ловушки детонировали, усыпав зал осколками кристаллов.

– Слишком поздно, – почти благоговейно произнес Сигилит и медленно обернулся. – Он пришел.

Каган оттолкнул Регента и ринулся к операционному столу.

Но не успел добежать. Барьер рухнул с пронзительным визгом, рабочие разлетелись в стороны, каменные плиты пола раскололись. Ослепительный свет залил помещение, и все машины разом взорвались. Хасана отбросило к дальней стене, Малкадор перегнулся пополам. Хан едва удержался на ногах, накренившись навстречу буре чистой энергии.

Тело Арвиды исчезло в бесчисленных вспышках светящихся сфер, его силуэт растворился в яростном вихре завывающего и верещащего варпа. Раздался целый хор криков: рык терзаемого легионера, вой гораздо большей боли, и нечто еще, совершенно иное. Все эти звуки накладывались друг на друга, сплетаясь в раздробленной и беспорядочной какофонии муки.

Малкадор уперся ногами в пол, выставил посох навстречу вихрю, и, прищурив глаза, заглянул в разверзшийся ад.

– Осколок здесь, – выдохнул он.

Ослепительная эфирная сфера разлетелась в стороны. В ее центре все увидели обломки медицинского оборудования, сломанный стол и человекоподобное создание, которое дергалось среди этого беспорядка. Оно горело, словно звезда – белая дыра в полотне реальности. Мерцая и корчась, дрожащий силуэт резко дернулся, как будто из него вырвались все ураганы планеты. Существо по-прежнему кричало, выгибая спину от боли возрождения, его конечности тряслись, глаза испускали завитки плазмы.

Хан двинулся к нему, словно бы преодолевая бурю .

– Чародей! – Вскричал он, протягивая к созданию раскрытую ладонь. – Вернись к нам!

Малкодор вонзил основание посоха в пол, сопротивляясь терзающим ветрам.

– Нет, – пробормотал он, незаметно давая сигнал фигурам в рясах, занявшим прежние места в зале. – Он не должен бороться с этим.

Стоило ему договорить, как существо, бывшее Арвидой, неожиданно повернулось. Его пылающий взор остановился на Сигилите. Создание начало расти, разбухать, непрерывно всасывая в себя энергию, пока не стало размером с Хана. Взревев от боли и ярости, оно вскинуло увитый молниями кулак и ударило Регента потоком кинетической энергии. Тот отлетел на вздыбившийся пол зала.

Малкадор пытался встать на колени, по лицу старика текла кровь, одежды бешено колыхались. Нечестивое создание, используя силы своей души, создало вихрь муки и отчаяния, что сдирал руны с металлических стен и оплавляя бронзовые кожухи варп–механизмов. Вокруг полыхало пламя, а пустые глаза создания излучали свет самих звезд, в котором камни сияли белизной фосфора.

Устояв против этой безликой силы, Сигиллит тяжко вздохнул, но к его разочарованию примешался страх.

– Довольно. Это тело не способно удержать его.

Механизмы снова взревели, перезапущенные незримой пси-командой. Спиральные конденсаторы наполнились плазмой, эфирные ловушки вновь затрещали. Огромные руны на стенах засверкали снова, уцелевшие служители забормотали псалмы изгнания и защиты. Воздух задрожал, и щупальца некой силы, черные по краям, метнулись вниз из железных перегородок в крыше зала.

Энергия стазиса поглотила чудовище, заставила его отступить, выдавила и унесла прочь воздух из его легких. Малкадор выпрямился, посох Регента окутали множественные слои искажающих разрядов. Засветились новые руны из кованого железа, углубленные в камень, их мистический резонанс залил плавильный горн в центре зала.

Буйство утихло. Волны всепоглощающей силы ослабли; силуэт в их центре покачнулся. Быстрая череда изменений пронеслась по её прозрачной внешней оболочке – вереница лиц, одно за другим. Конечности монстра согнулись, разбухли и потекли, пузырясь словно магма. Его рот распахнулся в гримасе отчаяния, сгустки оплавленной плоти начали падать с колеблющихся плеч.

– Попытаться стоило, – мрачно произнес Сигилит, шагая к жертве, чтобы нанести смертельный удар, который стал бы приговором им обоим. – Но пора заканчивать.

В небе метались души. Они отражались в зеркальных гранях темных скал, сотрясали воздух своей стихийной яростью. Неоново-серебряная молния, толстая как ствол дерева, блеснула в буре фантомов, сплавляя и соединяя их. Так неспокойное море сознания превращалось в беспримесную материю Хаоса. В вышине невообразимо быстро проносились звезды, которые никогда не видел ни один из смертных.

Сжимая меч, Арвида отступал назад. Ноги воина разъезжались на скользких от крови камнях. Дух пришел за ним, мерцающий и огромный – проекция чистой психической энергии, сияющая и расколотая.

– Зачем бороться? – Спросил фантом, единственный глаз которого пылал холодным огнем. Он держал объятый пламенем клинок, рассекавший сам воздух. – Теперь ты знаешь, кто я.

Ревюэль отступил еще на шаг. Вдали, у самого горизонта, высилась темная башня. Её отвесные стены терзала буря, а вершина терялась в бурлении эфира.

– Я знаю лишь то, что вы мне сказали, – осторожно ответил Арвида, пытаясь очистить мысли и разгадать смысл этой пытки. Потоки энергии пульсировали в его венах. Он чувствовал, что может рассыпаться, разлететься на атомы, но броня Ревюэля оставалась целой, а меч его до сих пор окружал ореол сверкающей силы. – И вы уже не тот, кем были раньше.

Дух следовал за ним. Призрак возвышался до истерзанных бурей небес, его мерцающая корона цеплялась за водоворот пылающих душ.

– Я – возможность. Как и ты, сын мой.

– Я ничей сын, – произнес Арвида, хотя эти слова пронзили ему сердце осколками льда. – Я отверг тех, кто был готов принять меня и не искал тех, кого потерял. По крайней мере, не так, как следовало бы.

Голова Ревюэля отяжелела, кровь разгорячилась. Чародей осознавал, что его охватывает пламя, что его поглощают изнутри, отгрызают от него куски при помощи древних заклятий, но он все еще мог стоять, он все еще мог держать клинок, он все еще мог бороться.

– Ты так долго страдал, – произнес дух, взмывая выше, приближаясь к нему. – Позволь мне покончить с этим.

Память чародея пробудилась вновь. Он вспомнил длинные, бесконечные ночи в разрушенной Тизке. Он вспомнил, как пришли сыновья Чогориса и их командир в драконьем шлеме, что прогнал темноту. Он вспомнил долгую войну, полную потерь, колоду Таро, которую забрал у своего учителя и отдал другу.

Потом Арвида вспомнил дорогу в ад, что погубила этого друга, и то, как он пожертвовал своей величественной и благородной душой ради выживания собратьев. И во всех воспоминаниях жила боль, боль, постоянная и неослабевающая ни на мгновение, которая не давала отдыха, не позволяла расти над собой. Бытие Ревюэля отныне повиновалось единственной мантре: продолжать двигаться, продолжать бороться, ничему не доверяя и нигде не находя прибежища.

А еще были слова его друга.

«Надеюсь, ты перестанешь убегать, брат».

Арвида почувствовал, что скалы движутся под его весом. Обернувшись, он увидел, что за спиной открылся пролом, широкий зев которого вел в пустоту. Над головой чародея ярилась буря. Души кричали. Звезды неслись всё быстрее.

Ревюэль держался на краю, глядя, как судьба приближается к нему.

– Тебе некуда больше идти. Я же говорил, это твой предсмертный бред. – Очертания фантома дергались, скользили, мерцали.

– Я не сражался на Просперо, – произнес Арвида, вновь и вновь переживая стыд. – Я должен жить, чтобы достичь Терры.

– Ты уже там.

– Но этого мало.

Меч духа завис над чародеем. Длинный кривой клинок походил на тот, которым бился воин-дракон, и на секунду Ревюэль услышал сквозь бурю голос Хана, воющего от ярости, как и в тот миг, когда Йесугэй пожертвовал собой.

– Ты пытался сохранить прошлое, – сказал призрак. – Ты продолжаешь носить прежнюю броню, но другие выжившие оставят эти цвета позади. Ты был последним сыном Просперо, но сейчас это больше не важно. Просперо больше нет, и все должно изменится.

– Кроме тебя, – возразил Арвида. – Они хотят сохранить тебя.

– Это невозможно.

– Тогда все было зря.

– Ничего из того, что я сделал, не было зря. – Меч фантома распался в воздухе, выскользнув из реальности, словно вздох, а затем призрак протянул чародею раскрытую ладонь. – Где твой тутиларий, сын мой?

Арвида быстро огляделся, неожиданно вспомнив об утрате, но увидел лишь черные небеса, вопящие на него.

– Я никогда не спрашивал у него, что он такое, – произнес чародей в замешательстве. – Мы задавали им множество вопросов, но этот – никогда.

Теперь он испытывал усталость. Многолетняя изможденность лишала его сил. Дух подступил ближе, протягивая к нему руку, и странные звезды бешено завертелись над головой Ревюэля.

– Но ты же знаешь ответ.

Фантом обволок тело Арвиды, вытягивая его страдания, иссекая их и бросая в бездну благословенного забвения.

– Ты – корвид. Ты всегда знал ответ.

Но даже тогда Ревюэль мог еще воспротивится.

– И что же останется? – спросил он, наконец теряя сознание, стиснутый между виной и болью. – Что останется после?

– Перерождение, – ответил разбитый осколок Магнуса Красного.

Рванувшись вперед, Хан принялся крушить блоки варп-механизмов и кристаллические колонны, разнося их на части, вырывая кабели и снося эфирные ловушки.

Малкодор заковылял к нему.

– Попытка не удалась! – Крикнул он, пытаясь остановить бушующего гиганта, перед которым разбежались чтецы заклятий. – Нельзя позволить ему…

– Он был моим подопечным! – взревел Каган, отталкивая Сигиллита и опрокидывая исчерченную рунами колонну. Крутнувшись на месте, примарх снес включенным силовым клинком ряды склянок с пузырящимся зельем.

– Он находился под моей защитой! – Пылающие символы обратились в дымящиеся куски оплавленного металла, потолочные перегородки треснули. – И у него будет шанс!

Сигиллит дернулся ему наперерез, воздев посох, вокруг которого дрожал воздух, но наткнулся на искрящийся тальвар Хана.

– Еще один шаг, – предупредил примарх голосом ледяным, как пустота космоса, – и твоя голова украсит одну из пик на дороге к Хум-Карте.

Пораженный Малкадор отступил, его взгляд метнулся к пошатывающемуся чудовищу.

– Джагатай, что ты наделал? – Тихо спросил он.

Каган обернулся и воззрился на создание. Хасан, с трудом поднимаясь на ноги, тоже не отрывал от него глаз. Оставшиеся служители не двигались и молчали, испуганные недвусмысленной угрозой примарха, но смотрели туда же.

Измученное существо-слияние , освобожденное от сдерживающих полей и нуль-оберегов, вновь задвигалось. Черты его лица изменялись с болезненной плавностью. Невероятная энергия пульсировала внутри него, вырывалась изо рта, глаз, распростертых пальцев, но некому было контролировать её. Она переливалась синим, фиолетовым и другими цветами, многие из которых не имели названия.

– Ты знаешь меня, брат… чародей, – произнес Хан, подходя ближе. Пламя опадало пред ним, разлеталось на язычки. – Ты пересек владения богов. Ты не погибнешь здесь.

Создание отшатнулось, цепляясь за невидимые кошмары, а затем огонь начал затухать. Калейдоскоп лиц замедлился, пока не остались лишь два: раздутый от изменения плоти монстр и одноглазый призрак – они врастали друг в друга и разделялись снова с невероятной скоростью.

Малкодор подошел ближе, хромая, со смесью дурного предчувствия и любопытства на иссохшем лице, но не стал вмешиваться.

Создание вновь начало изменяться, разбухать и прорываться. Кожа его потемнела, выгорая в псионическом пламени, которое поглощало наросты, извергавшиеся вулканами кости и крови. Вопли существа стали поистине жалобными стонами экзистенциального ужаса. Его оболочка мерзостно изгибалась, будто пытаясь вместить нечто большее, чем способно было удержать смертное тело. Плоть расправилась, сухожилия сплелись заново, раздробившиеся кости срослись по-новому – белоснежное пламя неразбавленного имматериума изменяло всё.

Пусть и медленно, но потоки излишней энергии завернулись обратно и затвердели обретя форму плоти. Существо упало на колени, затерянное в мире собственного разрушения и сотворения. Отдельные вспышки пламени еще пробегали по его спине.

Дергаясь и пошатываясь, создание вновь поднялось и выпрямилось в полный рост. Оно стряхнуло с себя некротические массы удушающего варп-огня… и оказалось человеком.

Он был живым. Он был цельным. Он обладал могучим коренастым телом, квадратным подбородком и бычьей шеей. Тугие мышцы оплетали крепкие кости. Язвы исчезли, раны излечились. Человек был обнажен – его лохмотья сгорели, – и Хан с Малкадором увидели мускулистого легионера. Один его глаз был кривым, едва заметной щелкой в наслоении шрамов, но другой – совершенно здоровым. По только что созданной коже метались заряды энергии, искрившиеся такой силой, что больно было смотреть. Воздух вокруг него дрожал, словно над раскаленными от жара древними пустынями Просперо.

Человек поднял глаза, и в них не было боли.

Малкадор молчал. Последние обломки эфирных ловушек со стуком падали на камни пола. Мерно гудели устройства для переливания крови. В бронзовых чашах подрагивало ритуальное пламя.

Хан внимательно вгляделся в человека перед собой. Лицо его было одновременно лицом Арвиды, и не Арвиды, Магнуса и не Магнуса. Это был не примарх, но и не смертный. Воины изучали друг друга в течение многих ударов сердца, не шевелясь и не говоря ни слова.

Вихри энергии танцевали вокруг новорожденного создания, словно всполохи молний в грозу. Человек медленно согнул руки, сначала одну, затем другую, и посмотрел на них в немом изумлении. Каждое его движение было прерывистым и сопровождалось потусторонними вспышками варпа.

Малкадор обхватил посох двумя руками, готовясь применить его. Наполнившая зал сила, от которой трещал воздух, могла в любой момент обратиться в пламя.

Каган так же медленно опустил клинок. Он прищурился, словно осматривая ловчего сокола перед охотой. В представшем ему теле не было тени примарха, но не было и чудовищной жертвы изменения плоти. Хан видел нечто другое. Нечто новое.

– Ты не Арвида, – произнес Джагатай.

Человек взглянул на него в ответ.

– Не совсем.

– Твоя хворь?

– Ушла.

Малкадор оставался настороже.

– Не приближайся к нему, – предупредил он.

– Я не тот, кем ты хотел меня сделать, Сигиллит, – произнесло неидеальное создание. – Я понимаю, что это для тебя значит, и я сожалею. Верь мне.

Какое–то мгновение Регент выглядел удивленным, но затем сухо улыбнулся, признавая поражение.

– Самый деликатный из всех, – пробормотал он.

Хан убрал тальвар в ножны, всё ещё сомневаясь, глядит он в лицо товарищу, брату или обоим.

– Как мне тебя называть?

Создание взглянуло в лицо примарху, и в его взоре мелькнуло узнавание. Оно вспомнило славу Великого Крестового похода, вспомнило пепел сожженной Тизки. Часть воспоминаний, по-видимому, пережила сотворение, но от других остались лишь грёзы на краю памяти.

Но, впервые за долгое время, человек не испытывал боли, и это многое изменило.

Когда он заговорил снова, его голос был мягким и успокаивающим, хотя и раздваивался.

– Называй меня так, как меня звали всегда, – ответил человек. – Зови меня Яниус.