Сэр Гарольд Лакландер наблюдал за передвижениями сестры Кеттл по комнате. Марк дал ему какое-то лекарство, и теперь, когда ужасные боли отступили, старик, похоже, даже получал удовольствие от того внимания, которое принято уделять тяжелобольным. По сравнению с дневной сиделкой сестра Кеттл, бесспорно, ему нравилась больше. Как-никак она была уроженкой соседнего Чайнинга, а это грело ему душу не меньше, чем стоявшие на столе цветы из оранжереи Нанспардона.
Сэр Гарольд знал, что умирает. Внук не говорил об этом, но он прочитал диагноз по его лицу и тому, как изменилось поведение жены и сына. Семь лет назад старик пришел в ярость, узнав, что Марк — настоящий Лакландер и единственный внук — решил посвятить себя медицине. Тогда он сделал все, чтобы не допустить этого, но сейчас был искренне рад, что над ним склонялось лицо родного человека, а ощупывавшие его руки доктора принадлежали Лакландеру.
Однако насладиться значительностью, которую приближающаяся смерть невольно придает в глазах других людей, ему не позволяло чувство вины — самой мучительной из всех возможных болей.
— Пришла, — с трудом выговорил сэр Гарольд. Он старался обходиться как можно меньшим количеством слов, будто растягивая остатки отведенных ему в жизни сил.
Сестра Кеттл, расположившись так, чтобы ему было удобно ее видеть, сказала:
— Доктор Марк сообщил, что полковник придет с минуты на минуту. Он ходил на рыбалку.
— Удачно?
— Я не знаю. Он сам расскажет.
— Старушка.
— Само собой, — охотно подтвердила сестра Кеттл. — Она крепкий орешек!
С кровати послышалось подобие хмыканья, за которым последовал тяжелый вздох. Сестра внимательно посмотрела на лицо умирающего, еще больше осунувшееся за последний день.
— Все в порядке? — поинтересовалась она.
Тусклые глаза поймали ее взгляд.
— Бумаги?
— Я нашла их там, где вы сказали, и положила на стол.
— Сюда, — попросил голос с кровати.
— Как скажете. — Она прошла в дальний конец просторной спальни и вернулась с запечатанным и перевязанным тесьмой пакетом, который положила на прикроватную тумбочку.
— Мемуары, — прошептал старик.
— Трудно представить, — заметила сестра Кеттл, — сколько в них вложено труда. Наверное, писать книгу ужасно интересно! А сейчас вам надо немного отдохнуть.
Она наклонилась и, заглянув ему в лицо, встретилась с тревожным взглядом. Сестра ободряюще кивнула, улыбнулась и устроилась неподалеку с иллюстрированной газетой. Какое-то время в спальне царила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием и шуршанием перелистываемой страницы.
Открылась дверь, сестра Кеттл поднялась и, убрав руки за спину, встретила Марка Лакландера, за которым следовал полковник Картаретт.
— Все в порядке, сестра? — тихо спросил Марк.
— Более-менее, — так же тихо ответила она. — Беспокоится. Хорошо, что пришел полковник.
— Сначала мне надо его осмотреть.
Он подошел к кровати и взял руку деда, не спускавшего с него тревожного взгляда.
— Вот полковник Картаретт, дедушка. Ты готов с ним поговорить?
— Да. Прямо сейчас.
— Хорошо. — Пока Марк проверял пульс, полковник расправил плечи и подошел ближе.
— Рад вас видеть, Картаретт, — неожиданно звонко произнес сэр Гарольд, чем немало изумил сестру Кеттл. — Спасибо, что пришли.
— Здравствуйте, сэр, — ответил полковник, бывший на двадцать пять лет моложе старого аристократа. — Жаль, что вы болеете. Марк сообщил, что вы хотели меня видеть.
— Да. — Он указал взглядом на тумбочку: — Вот бумаги. Возьмите их. Прямо сейчас.
— Это мемуары, — пояснил Марк.
— Вы хотите, чтобы я их прочитал? — поинтересовался Картаретт, подходя ближе.
— Если вас не затруднит.
В наступившем молчании Марк передал пакет полковнику Картаретту. В глазах сэра Гарольда, наблюдавшего за сценой, промелькнула искра интереса.
— Мне кажется, — произнес Марк, — дедушка надеется, что вы сможете подготовить мемуары к печати.
— Я… ну, конечно! — согласился полковник после секундного замешательства. — Для меня большая честь, что вы доверяете моему суждению.
— Доверяю, — подтвердил старик и добавил: — Причем полностью! И еще одно. Марк, если ты не против…
— Разумеется, дедушка. Сестра, вы не могли бы выйти со мной на минутку?
Сестра Кеттл вышла с Марком из комнаты, и они отошли к широкой лестнице, погруженной в полумрак.
— Похоже, развязка уже близко, — заметил Марк.
— Но как замечательно он держится в присутствии полковника!
— Только за счет напряжения всех сил, — ответил Марк. — Думаю, что он делает последнее усилие, прежде чем уйти из жизни.
— Просто удивительно, как люди держатся за жизнь, а потом вдруг отступают, — согласилась сестра Кеттл.
Внизу открылась дверь, и свет с улицы упал на лестницу. Марк перегнулся через перила и увидел в дверном проеме грузную фигуру бабушки. Она ухватилась за перила и начала тяжело подниматься по ступенькам. В тишине было слышно, как она задыхалась.
— Спешка никому не идет на пользу, — произнес он, обращаясь к старой леди.
Та остановилась и подняла голову.
— Господи! — воскликнула она. — Неужели я слышу доктора?
Уловив иронию в ее голосе, Марк улыбнулся.
Наконец она добралась до площадки наверху. На необъятной груди бархатного вечернего платья со шлейфом красовались небрежно приколотые бриллиантовые украшения, которые вспыхивали и переливались искрами при каждом вдохе и выдохе.
— Добрый вечер, мисс Кеттл, — поздоровалась леди Лакландер, с трудом переводя дыхание. — Спасибо, что пришли помочь моему старику. Как он, Марк? Морис Картаретт пришел? Что это вы здесь топчетесь вдвоем?
— Полковник здесь. Дедушка хотел поговорить с ним наедине, поэтому мы с сестрой и оставили их.
— Ох уж эти проклятые мемуары! — не скрывая досады, воскликнула леди Лакландер. — Тогда, наверное, мне лучше не заходить.
— Вряд ли встреча продлится долго.
На площадке стояло большое кресло времен Якова I, и Марк подвинул его, предлагая бабушке сесть. Та опустилась и, сбросив старые шлепанцы с удивительно маленьких ножек, критически их оглядела.
— Твой отец, — сказала она, обращаясь к Марку, — прилег вздремнуть в гостиной, успев сообщить, что хотел бы поговорить с Морисом. — Она грузно повернулась к сестре Кеттл: — А вы, добрая душа, пока вы не заступили на дежурство, не окажете мне услугу, чтобы поберечь мои распухшие ноги? Вы не спуститесь вниз, чтобы растолкать моего летаргического сынка? Скажите ему, что полковник здесь, и пусть вас покормят. Что скажете?
— Конечно, леди Лакландер, — сказала сестра Кеттл.
«Наверняка хотела меня отослать, но сделала это тактично», — подумала она, спускаясь по лестнице.
— Славная женщина, эта сестра Кеттл, — заметила леди Лакландер. — Понимает, что я хотела ее просто отослать. Марк, что на самом деле так тревожит твоего деда?
— А его что-то тревожит?
— Не увиливай! Он места себе не находит… — Она замолчала, глядя, как судорожно подергиваются ее унизанные перстнями руки. — У него неспокойно на душе, — продолжила она, — и во второй раз за время нашего брака я не могу понять, в чем дело. Это как-то связано с Морисом и мемуарами?
— Судя по всему, похоже, что да. Он хочет, чтобы полковник подготовил их к печати.
— А первый раз, — пробормотала леди Лакландер, — это случилось двадцать лет назад, и тогда я себе места не находила. И теперь, когда настало время нам расстаться… а оно настало, так ведь?
— Да, дорогая, похоже, что так. Он очень устал.
— Я знаю. А про себя я такого сказать не могу. Мне стукнуло семьдесят пять лет, я безобразно располнела, но вкус к жизни не потеряла. И все же есть вещи, — продолжала она изменившимся тоном, — которые нельзя пускать на самотек. Нельзя, к примеру, оставлять без присмотра твоего отца.
— И чем же мой бедный папа заслужил столь пристальное внимание? — вежливо справился Марк.
— Твоему бедному папе исполнилось пятьдесят, он — вдовец и вдобавок Лакландер! Очень опасное сочетание!
— Которое не под силу исправить даже тебе.
— Можно, если… Морис! Что случилось?
Дверь в спальню распахнулась, и в дверях стоял полковник Картаретт с бумагами под мышкой.
— Идите сюда, Марк! Скорее!
Марк бросился в спальню, а за ним устремилась леди Лакландер, вскочившая с кресла с неожиданным проворством. Однако полковник Картаретт преградил ей путь.
— Дорогая, — сказал он, — пожалуйста, подождите.
Из холла внизу донесся настойчивый звон вызова. По лестнице уже торопливо спешили наверх сестра Кеттл и высокий мужчина в вечернем костюме.
Полковник Картаретт молча ждал, когда они поднимутся.
Леди Лакландер уже была у кровати мужа. Марк правой рукой придерживал его за спину, а левой продолжал нажимать на кнопку звонка, лежавшего на кровати. Сэр Гарольд, всхлипывая, хватал воздух открытым ртом, а нога под одеялом судорожно сгибалась и разгибалась. Леди Лакландер склонилась над ним и взяла его за руки.
— Я с тобой, Хэл, я рядом, — повторяла она.
У сестры Кеттл в руках был бокал.
— Это коньяк, — сказала она. — Старое, проверенное средство.
Марк поднес его к открытому рту деда.
— Отпей, — сказал Марк. — Это поможет. Постарайся.
Губы прижались к кромке бокала.
— Немного отпил, — сообщил Марк. — Сейчас я сделаю укол.
Его сменила сестра Кеттл, а Марк, повернувшись, столкнулся с отцом.
— Я могу чем-то помочь? — поинтересовался Джордж Лакландер.
— Нет, просто побудь здесь, папа.
— Джордж тоже пришел, Хэл, — сказала леди Лакландер. — Мы все тут с тобой, дорогой.
Из-за плеча сестры Кеттл показалось перекошенное болью лицо старика, а непослушные губы отрывисто прохрипели: «Вик, Вик, Вик…», будто отсчитывали последние удары угасающего пульса. Все недоуменно переглянулись.
— О чем ты, Гарольд? — спросила леди Лакландер. — Что ты хочешь сказать?
— Может, «Вик» — это имя? — предположила сестра Кеттл.
— У нас нет знакомых по имени Вик, — нетерпеливо возразил Джордж Лакландер. — Бога ради, Марк, сделай хоть что-нибудь!
— Сейчас, — ответил его сын из другого конца комнаты.
— Вик…
— Викарий? — спросила леди Лакландер, сжимая его руку и наклоняясь. — Ты хочешь, чтобы позвали викария?
Он посмотрел ей в глаза, и кончики раскрытых губ тронуло подобие улыбки. Голова немного склонилась в сторону.
Подошел Марк со шприцем в руке и сделал укол. Через мгновение сестра Кеттл отошла, и все поняли, что вот-вот наступит развязка. Леди Лакландер, ее сын и внук обступили кровать. Она снова сжала руку мужа.
— Что ты хочешь сказать, Хэл? Что, любимый? Ты зовешь викария?
Неожиданно он отчетливо произнес шепотом:
— В конце концов, кто знает…
Устремив на жену последний пристальный взгляд, он испустил дух.
Ближе к вечеру через три дня после похорон сэр Джордж Лакландер сидел в кабинете родового особняка и разбирал бумаги, которые нашел в ящиках и папках отца. Он был довольно привлекательным мужчиной с породистым лицом и темными от природы волосами, начавшими седеть, что было особенно заметно на висках и пряди надо лбом, но ничуть не портило его, а только добавляло импозантности. Как и полагалось, над волевым ртом нависал в меру крючковатый нос. Короче говоря, он был ожившей иллюстрацией настоящего английского аристократа, какими их рисуют в американских журналах. Достигнув опасного для таких джентльменов возраста, он в свои пятьдесят сохранил удивительную живость.
Сэр Гарольд оставил свои бумаги в идеальном порядке, так что разбирать их не составляло никакого труда. Переворачивая страницы дневников отца, его сын вдруг подумал, что их семья вполне заслуженно получила прозвище Счастливчики Лакландеры. Разве не удачей было то, что сказочно богатый восьмой баронет питал настоящую страсть к драгоценным камням и постоянно скупал их, и теперь они сами по себе уже составляют целое состояние! Разве не удачей был невероятный успех их знаменитого завода скаковых лошадей? Ведь только за прошлый век они не меньше трех раз срывали самый крупный куш на скачках! Справедливости ради, конечно, стоит признать, что ему самому, наверное, повезло меньше других, особенно учитывая, что при родах Марка он потерял жену. Но если честно, то в смутных воспоминаниях, которые у него еще сохранились, она запомнилась как на редкость нудная и неинтересная женщина. Не то что… Но здесь сэр Джордж одернул себя и самодовольно подкрутил ус двумя пальцами. Его смущение усилилось появлением дворецкого, объявившего о приходе полковника Картаретта, желавшего его видеть. В определенном смысле этот визит явился карой за недостойные мысли. Джордж прошел к камину и поджидал полковника возле него.
— Привет, Морис, — поздоровался он, когда тот вошел. — Рад тебя видеть. — Вглядевшись в его лицо, он встревоженно спросил: — Что-то случилось?
— Вообще-то да, — подтвердил полковник. — И немало! Я понимаю, что после трагедии, постигшей вашу семью, сейчас не самое удачное время беспокоить вас, Джордж, но, по правде говоря, я настолько обескуражен, что хотел бы разделить ответственность с тобой!
— Со мной? — изумился сэр Джордж, невольно испытывая облегчение.
Полковник достал из кармана два конверта и положил их на стол. Сэр Джордж увидел, что они надписаны рукой отца.
— Прочитай сначала письмо, — попросил полковник, показывая на конверт поменьше. Джордж удивленно на него посмотрел и, вставив монокль в глаз, вытащил листок и принялся читать. По мере чтения его лицо вытягивалось, и один раз он прервался, чтобы что-то спросить, но, взглянув на взволнованное лицо полковника, передумал.
Наконец, дочитав, он выронил листок, а монокль соскользнул на грудь.
— Я не понял ни единого слова!
— Ты все поймешь, когда ознакомишься с этим, — пояснил полковник и вытащил из второго конверта тонкую стопку листов и положил их перед Джорджем Лакландером. — Прочитать их займет не больше десяти минут. С твоего разрешения я подожду.
— Мой дорогой, что ж это я? Пожалуйста, присядь. Сигару? Что-нибудь выпить?
— Нет, Джордж, спасибо. Я выкурю сигарету. Нет-нет, не беспокойся, у меня свои.
Джордж удивленно на него посмотрел и, водрузив монокль на место, принялся читать. Постепенно выражение его лица начало меняться, и природный румянец сменился мертвенной бледностью. В очертаниях губ уже не было прежней твердости, а в глазах — уверенности. Листок в руках предательски выдавал дрожь пальцев.
Один раз он все-таки не выдержал и воскликнул:
— Но это неправда! Мы же знаем, как все было! Все это знают!
Потерев губы пальцами, он дочитал до конца. Когда последняя страница присоединилась к стопке с остальными, полковник Картаретт аккуратно их собрал и убрал в конверт.
— Мне чертовски жаль, Джордж, — сказал он. — Видит Бог, я не хотел тебя сюда впутывать.
— Но я не понимаю, зачем ты это сделал! Зачем принес сюда? Почему не сжег сразу, как только понял, что здесь?
— Вижу, ты меня не услышал, Джордж, — хмуро заметил Картаретт. — А я ясно выразился. Я долго думал. Твой отец предоставил мне право решить самому, и я принял решение, — он показал на конверт, — предать это гласности. Поступить так — мой долг, Джордж. Других вариантов просто не существует.
— А ты подумал, как это отразится на нас? Подумал? Это… это просто немыслимо! Ты же старый друг семьи, Морис. Мой отец доверился тебе, потому что считал тебя другом. Он… — Джордж замялся, не в силах осознать все последствия, — он же вверил тебе нашу судьбу!
— Такого наследства никто бы, конечно, не пожелал, однако ты слишком все драматизируешь, Джордж. Поверь, я отдаю себе отчет, что для вас это будет тяжелым испытанием, но не сомневаюсь, что в обществе к этому отнесутся гораздо снисходительнее, чем ты себе представляешь.
— И с каких это пор… — вопросил Джордж, вдруг неожиданно проявив ораторский пафос, — с каких это пор Лакландерам предлагают унизиться до того, чтобы рассчитывать на снисхождение других?
В ответ полковник Картаретт только беспомощно махнул рукой.
— Мне очень неприятно, что так получилось, но боюсь, что красивые слова при всей своей патетике никак не меняют сути дела.
— Да пошел ты к черту со своей назидательностью!
— Ну-ну, Джордж, не надо так!
— Чем больше я об этом думаю, тем хуже мне видятся последствия! Послушай, Морис, хотя бы ради соблюдения приличий…
— Приличия и были главным, чем я руководствовался.
— Это убьет мою мать!
— Я знаю, что для нее это будет тяжелым ударом. Я думал об этом.
— А Марк? Это его погубит! А он еще так молод! И только начинает свою карьеру!
— А как насчет другого молодого человека, тоже единственного сына, который только начинал свою карьеру?
— Но он умер! — воскликнул Джордж. — Он не страдает! Ему уже все равно!
— А как же его доброе имя? А каково его отцу?
— Я не могу и не стану состязаться с тобой в полемике. Я человек простой и старомодный. Я считаю, что друзья должны помогать друг другу, а старые семьи — держаться вместе.
— Даже за счет других друзей и старых семей? Перестань, Джордж, — сказал полковник.
Джордж побагровел и произнес изменившимся голосом:
— Верни мне рукопись отца! Отдай мне конверт. Я этого требую!
— Не могу, старина. Господи Боже, неужели ты думаешь, что если бы совесть мне позволила избавиться от рукописи или сжечь ее, то я бы этого не сделал? Уж поверь, мне это нравится ничуть не больше, чем тебе.
Он убрал конверт во внутренний карман пиджака.
— Конечно, ты вправе обсудить это с леди Лакландер и Марком. Твой отец не оставил на этот счет никаких указаний. Кстати, я принес тебе копию письма, если ты решишь обо всем им рассказать. Вот она. — Полковник достал третий конверт и, положив на стол, направился к дверям. — И последнее, Джордж. Поверь, что мне искренне жаль. Будь у меня другой выход, я бы не раздумывая им воспользовался. Что?
Джордж Лакландер издал какой-то нечленораздельный звук и ткнул пальцем в сторону полковника.
— После этого, — сказал он, — само собой разумеется, что ни о каких отношениях между твоей дочерью и моим сыном не может быть и речи.
Полковник молчал так долго, что в наступившей тишине стало слышно тиканье часов на камине.
— Я не знал, — наконец произнес полковник, — что между ними есть какие-то отношения. Думаю, что ты заблуждаешься.
— Уверяю тебя, что нет. Однако обсуждать это излишне. Уверен, что и Марк, и Роуз сами поймут, что это невозможно. Без сомнения, ты с такой же легкостью загубишь ее судьбу, как лишаешь счастья нашу. — Он посмотрел на застывшее лицо полковника и добавил: — Она по уши влюблена в него. Не сомневайся!
— Если тебе сообщил об этом Марк…
— А с чего ты взял, что Марк? Мне… мне… — неожиданно Джордж смешался, а его звучный голос дрогнул.
— Тогда могу я осведомиться, с чего ты это взял? — Глядя на замешательство Джорджа Лакландера, у полковника возникли смутные подозрения о том, кто мог явиться источником информации. — Впрочем, это совершенно не важно. Уверяю тебя, этот источник заблуждается. Больше мне здесь делать нечего. Всего доброго.
С этими словами он вышел.
Джордж, так и не сумевший оправиться от ужасной новости, провожал его взглядом в окно. Им начинала овладевать паника. Подвинув к себе телефонный аппарат, он трясущимися пальцами набрал номер полковника. Трубку сняла женщина.
— Китти! Это вы?
Полковник направился домой коротким путем, называемым Речной тропой, которая шла через поместье Нанспардон от дороги и огибала площадку для гольфа. Затем она спускалась к Нижнему мосту, проходила через рощу Картареттов и тянулась дальше через владения капитана Сайса и мистера Финна, снова возвращаясь на дорогу у подножия холма.
Настроение у полковника было хуже некуда. Его тяготила ответственность за свое решение и расстраивала ссора с Джорджем Лакландером — хотя полковник и считал его надутым индюком, но они дружили с детства. Но особенно его удручали новость, что Роуз влюблена в Марка, и все более усиливавшееся подозрение, что Джорджу Лакландеру сообщила об этом не кто иной, как Китти.
Шагая по склону холма, он окинул взглядом небольшую долину, в которой были разбиты сады трех поместий. Завидев мистера Финна, бродившего по своему участку с кошкой на плече, полковник, памятуя о склоке с ним из-за места рыбалки, решил, что тот точно похож на старого злобного колдуна. А бедняга Сайс, как обычно, упражнялся в стрельбе по мишени из лука. А вон, покачивая бедрами и с длинным мундштуком в руке, показалась Китти, вышедшая из дома в обтягивающих брюках из тонкого бархата и яркой оранжевой блузке. Решив, что ее взгляд направлен належавший по другую сторону долины Нанспардон, полковник почувствовал приступ тошноты.
«Как я мог на ней жениться? Как?» — в который раз невольно подумал он.
Роуз, как всегда по вечерам, копалась в саду, обрезая увядшие головки цветов. Полковник вздохнул и перевел взгляд на вершину холма, где в просветах зелени то и дело мелькало форменное платье сестры Кеттл, катившей велосипед. Полковник решил, что для Суивнингса она все равно что последняя цифра периодической дроби.
Он спустился к Нижнему мосту, отделявшему его участок рыбной ловли вниз по течению от участка мистера Данберри-Финна, расположенного выше. Предметом ссоры стали воды под самим мостом. Полковник остановился и, опираясь на каменный парапет моста, стал вглядываться в темное зеленое царство подводного мира. Сначала он смотрел рассеянно, но вскоре напряг зрение. У левого берега реки неподалеку от полуразрушенного эллинга, где был привязан ялик, находилась заводь. В ней среди прочих то и дело мелькала внушительная тень: она могла принадлежать только Старушке! Полковник решил, что рыбалка перед ужином наверняка поможет ему снять напряжение, особенно если форель решит порезвиться на его участке реки. Оторвав взгляд от заводи, он посмотрел на поместье соседа и увидел, как мистер Финн — по-прежнему с кошкой на плече — замер, разглядывая его в полевой бинокль.
— Проклятие! — пробормотал полковник и продолжил путь домой. За мостом он уже был вне поля зрения мистера Финна.
Тропинка пересекала узкий луг и поднималась к холму. Его рощица и перелесок капитана Сайса скрывали от глаз верхние владения трех поместий. Услышав впереди торопливую тяжелую поступь и шумное сопение, неизменно сопровождавшее любое передвижение мистера Финна, полковник сообразил, с кем ему предстоит встреча, и не ошибся. Через мгновение тот появился на тропинке собственной персоной, одетый в поношенную куртку с поясом и твидовую шляпу, утыканную блеснами, а висевшие на ленте очки делали его похожим на ирландца, играющего на волынке. В руках у него были самые разнообразные приспособления для рыбной ловли. Судя по всему, он собирался второпях, а сопровождавшая его миссис Томазина Твитчетт в свойственной кошкам манере недвусмысленно давала понять, что их совместное путешествие являлось простой случайностью, и не более того.
Тропинка была узкой, и кому-то предстояло уступить дорогу. Полковник, сытый по горло скандалами с соседями, отошел в сторону и ждал, пока двигавшийся с каменным лицом мистер Финн не пройдет мимо. Неожиданно кошка резко ускорила шаг и вырвалась вперед.
— Привет, подружка! — сказал полковник и наклонился, щелкнув пальцами.
Кошка смерила его взглядом и неторопливо продолжила путь, подергивая кончиком хвоста.
Полковник выпрямился и оказался лицом к лицу с мистером Финном.
— Добрый вечер, — поздоровался полковник.
— Сэр, — ответствовал мистер Финн и, приложившись пальцем к своей ужасной шляпе, принял важный вид. — Томазина, веди себя прилично!
Кошка же, демонстрируя своенравие, вернулась к полковнику и разлеглась у его ног.
— Славная киска, — заметил полковник и добавил: — Удачной рыбалки! Кстати, Старушка сейчас под мостом с моей стороны.
— В самом деле?
— Вы наверняка имели возможность в этом удостовериться, когда разглядывали меня в бинокль, — опрометчиво не сдержался полковник.
Если мистер Финн и был настроен миролюбиво, то от былого благодушия не осталось и следа, и он воинственно взмахнул садком.
— Насколько мне известно, — язвительно заметил он, — пейзаж как таковой не является предметом частного владения и любоваться им могут все желающие. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но для лицезрения вод убегающих к горизонту потоков реки никакого разрешения не требуется.
— Не требуется, — согласился полковник. — По мне, так вы можете лицезреть хоть меня, хоть реку вплоть до Второго пришествия! Но если бы вы только знали… если бы вы… — он поскреб затылок, что для полковника было проявлением высшей степени душевного волнения, — мой дорогой Финн, если бы вы только знали… Господи, какая разница! Всего наилучшего!
Он обошел мистера Финна и поспешил по тропинке.
«И ради таких, — с неприязнью подумал он, — как этот нелепый шут гороховый я взвалил на себя ношу, из-за которой могу лишиться душевного покоя до конца своих дней».
Он умерил шаг и вошел в свою рощицу. То ли повинуясь материнскому инстинкту, то ли проникшись необъяснимой кошачьей симпатией к полковнику, Томазина Твитчетт направилась за ним, время от времени мяукая и поглядывая, не зазевается ли какая птица. Уже на выходе из рощи он заметил пошатывавшегося капитана Сайса, который с луком в руке и колчаном на поясе что-то искал в высокой траве.
— Привет, полковник, — поздоровался сосед. — Потерял проклятую стрелу. Что за напасть! Промазал по мишени, а теперь не могу найти.
— Промазал, и промазал прилично, верно? — раздраженно отозвался Картаретт, поражаясь столь явному проявлению безрассудства и беспечности — как-никак здесь все-таки ходят люди. Однако он принялся помогать в поисках, как, впрочем, и Томазина Твитчетт, которую явно заинтересовал шорох листвы, которую ворошили люди.
— Все верно, — согласился капитан Сайс, — отвратительный выстрел, но я увидел старика Финна, и он выбил меня из колеи. Ты слышал, какая история вышла у меня с его кошкой? Хуже не придумаешь! Чистая случайность, но этот болван и слышать ничего не хочет! Я извинялся и заверял, что сам переживаю, потому что люблю кошек.
Он сунул руку в опавшие листья, и Томазина Твитчетт моментально среагировала и впилась когтями в запястье.
— Ах ты, маленькая дрянь! — выругался капитан Сайс и, стряхнув кошку, хотел было ей наподдать, но та ловко увернулась и, пресытившись их обществом, отправилась домой к котятам. Полковник извинился и, оставив капитана продолжать поиски, вышел из рощи на лужайку перед своим домом.
Его жена в яркой блузке и огромных серьгах раскачивалась в гамаке, свесив обтянутую черным бархатом ножку. На металлическом столике красовался поднос с напитками.
— Ты задержался, — лениво произнесла она. — Ужин через полчаса. Ходил в Нанспардон?
— Мне надо было повидать Джорджа.
— Зачем?
— По делам, связанным с его отцом.
— Лаконичный ответ.
— Это касается только их семьи, дорогая.
— И как поживает Джордж?
Полковник вспомнил его багровую физиономию и ответил:
— Все еще не может прийти в себя.
— Мы должны пригласить его на ужин. Кстати, он обещал завтра поучить меня играть в гольф и даже одолжить несколько клюшек. Правда, мило с его стороны?
— А когда вы об этом договорились?
— Да только что. Минут двадцать назад, — ответила она, не сводя с него глаз.
— Китти, мне бы этого не хотелось.
— Уж не ревнуешь ли ты меня к нему?
— А есть основания? — спросил полковник после долгой паузы.
— Нет.
— Я все равно не хочу, чтобы вы завтра играли в гольф.
— Но почему?
— Китти, что ты говорила Джорджу о Марке и Роуз?
— Ничего такого, чего ты и сам не видишь. Роуз по уши влюблена в Марка.
— Я тебе не верю.
— Мой дорогой Морис, ты же не думаешь, что девушка всю свою жизнь собирается провести возле своего папочки?
— Конечно, нет!
— Тогда что тебя удивляет?
— Но я… я не знал… Я и сейчас не верю…
— Он появился здесь пять минут назад, сам не свой, и они уединились в гостиной. Можешь пойти и убедиться лично. Если хочешь, можешь не переодеваться к ужину, я пойму.
— Спасибо, дорогая, — убитым голосом произнес Картаретт и направился в дом.
Не будь полковник столь расстроен и подавлен, он наверняка бы дал знать о своем приближении. А так он прошел по мягкому ковру и, открыв дверь, застал дочь в объятиях Марка Лакландера, из которых она если и пыталась освободиться, то не очень решительно.