Когда Сева Савин согласился идти в подземелье и искать Убежище, он думал, что это будет интересное приключение. Может, немного опасное… Но, честно говоря, какие именно могут подстерегать его опасности, Сева не догадывался. А еще он надеялся, что Снежная Королева лучше представляет себе, что ему грозит. Откуда Севе было знать, что сказочные существа куда больше похожи на детей, чем обыкновенный подросток Савин, и совсем не умеют смотреть в будущее. Вот и получилось так, что когда Приключение начнется на самом деле, он станет самым взрослым и разумным его участником!
Шел к концу третий день смены в лагере «Елочка».
Этот лагерь с незапамятных времен назывался «Елочкой» по прозвищу «Палочка». Когда-то он был пионерским, и сюда возили Севину маму и многих из ее нынешних сослуживцев. Теперь его называют оздоровительным.
Второй отряд играл в волейбол.
Конечно, не весь отряд, а только те ребята, которые умели играть.
Было уже не жарко, пахло теплой пылью и цветами.
Солнце опустилось к вершинам елей, вот-вот на них напорется, и било в глаза команде слева.
Сева Савин не играл, он сидел на длинной скамейке вместе с болельщиками, но не кричал, не свистел, не переживал, потому что ему надо было подумать.
Ведь он так и не понял, почему у двери автобуса, на котором они ехали в лагерь, его перехватила неприятная старуха в армейском камуфляже и строго прошептала:
— Предупреждаю, не смей смотреть на лягушек. Ты меня понял, бездельник? А то беды не оберешься.
В этот момент сверху спикировала оса, она кинулась на бабушку, но та ей не поддалась и стала отмахиваться когтистыми руками.
— Пришибу! — рычала она. — Шшшибу!
Оса уворачивалась и, пролетая мимо лица Севы, успела пискнуть:
— В болоте твое счастье, принц!
Но тут старуха все же сбила осу, а Севу начали толкать сзади, чтобы он поскорее залезал в автобус.
Так он и не узнал, чем кончился спор старухи с осой и при чем тут болото.
Другой на месте Севы сошел бы с ума от страха и удивления. Но Сева особенный человек.
Когда-то, еще ребенком, он прочел книжку, в которой говорилось, что сказочные существа в самом деле существовали и даже правили нашей планетой. Но потом наступил Ледниковый период, и они все вымерли. А память о них осталась. Сказки и легенды — это не выдумки, а воспоминания людей о древней жизни, когда волшебство правило миром.
Больше того, Сева был уверен, что не все сказочные существа вымерли. Кое-кто смог пережить тяжелые времена, затаившись. Теперь им власть над миром не вернуть, хоть некоторые и стараются. Но они существуют, только не попадаются каждому на глаза, как тигры в летней тайге. И если человек это понимает и не трепещет перед каким-нибудь колдуном-перестарком, он может неплохо устроиться в жизни. По крайней мере, интересно. Только спешить не надо.
Это не значит, что Сева был расчетливым, осторожным и предусмотрительным молодым человеком. Наоборот, он был страшно легкомысленным выдумщиком, и если бы волшебников не было на самом деле, он бы их изобрел. И кое-кому рассказал бы, что у него есть друг чародей, который обещал его взять в субботу на Кассиопею.
Если ты во что-то веришь, вернее, не веришь, а просто знаешь, что эта штука существует, то, конечно, тебе легче ее увидеть. Другой пройдет мимо ведьмы, превратившейся в статую работы скульптора Перепелли, и подумает: что-то много в городе стало уродливых железяк. А Сева поздоровается с ведьмой, но если она спросит, как пройти к ближайшему детскому саду, никогда ей не скажет или пошлет ее в зоопарк, потому что, если ведьме дать волю, она примется пить кровь у детишек. Впрочем, Сева давно уже не встречал ведьм, если не считать их соседки по подъезду Анюты Бородуевой, но о том, что она ведьма, никто и не подозревал, даже она сама. Она часто спрашивала у своей тихой, мирной и неволшебной сестры: «Инна, правда, я хорошая?» И Инна всегда с ней соглашалась. Ведь куда приятнее иметь добрую сестру, чем настоящую ведьму.
Сева Савин сидел на длинной узкой скамейке вместе с болельщиками. Рядом сидела красивая Ванесса, первая красотка лагеря, которую на самом деле зовут Люсей Пузыревой. Она закричала: «Ура!», потому что Гриша Сумской наконец-то попал по мячу и зафигачил его далеко в аут.
Конечно, Севе хотелось поговорить с Ванессой, хотя он понимал, что выбрал для этого самый неудачный момент.
И все же он спросил ее:
— Удивляешься, чего я на площадку не вышел?
— Ничему я не удивляюсь, — ответила Ванесса.
Она глаз не могла оторвать от Гриши Сумского, про которого Даша Блюм, по прозвищу Лолита, говорила: «Одни мускулы, даже смотреть противно!»
Про Севу она этого не говорила. Но и не смотрела на него.
— Мне запретили гасить, — вздохнул Сева. — После моих ударов мячи, как правило, лопаются, а если попаду в человека, то возможны травмы. Однажды в шестом классе я убил одного парня, его еле откачали, три недели в реанимации, теперь ездит в коляске.
— Кто-то тебе, может, и поверит, — сказала Ванесса, не поворачивая головы, словно ей не было любопытно. — Но этой дурой буду не я.
Тут она ахнула, потому что Гриша не дотянулся до мяча.
— У меня трудное прошлое, — признался Сева. — Я рос без отца, мать хотела сдать меня в интернат. Но предчувствие подсказало мне поехать в лагерь «Елочка», потому что я могу встретить здесь одну герлу, которая меня поймет.
— И кто же эта красотка? — спросила Ванесса, глядя на площадку.
— Догадайся с трех раз, — предложил Сева.
Ванесса сердито мотнула головой, чтобы ее рыжеватые кудри рассыпались по плечам, как у Мэрилин Монро. Она думала, что они с Мэрилин похожи.
Тут игра кончилась поражением наших, потому что Гриша Сумской умудрился угодить при подаче в сетку. На него никто и смотреть не хотел, а он подошел к Ванессе и сказал:
— Ветер в правый бок. Я немного не рассчитал.
Откуда ни возьмись, появилась Лолита и громко сказала:
— Ветер не поможет тому, у кого руки кривые.
— Некоторым лучше помолчать, — сказал Гриша. Он не выносил критики. И это понятно. Когда он только рождался на свет и не весь еще вышел из мамы, медсестры, акушеры и врачи закричали, что такого красивого мальчика они никогда не видели.
Девочкам всегда хотелось о нем заботиться, дать списать или подсказать на контрольной.
Математик Дмитрий Фадеевич говорил поклонницам Гриши:
— Сейчас я продиктую условия задачи, а Миленкину и Топуридзе попрошу покинуть класс и ближайший час провести в библиотеке. Прочтите там историю возвышения Жанны д’Арк. И чтобы до конца урока не возвращаться.
— А что вы нам поставите? — спрашивала бойкая Топуридзе.
— Три с плюсом, — начинал торговаться математик.
— По пятерке с минусом, — отвечала Топуридзе, а Миленкина шмыгала носом, чтобы показать, что она вот-вот зарыдает.
Так что быстро сходились на твердой четверке.
И тут подавал голос Гриша Сумской:
— А может, лучше мне сходить в библиотеку? Я как раз собирался почитать что-нибудь о Жанне д’Арк.
Вот с таким человеком судьба столкнула Севу Савина. Причем Гриша, как всегда, был окружен союзницами и друзьями, а Сева одинок.
— Тут один ребенок, — сказала Ванесса, — утверждал, будто может зашибить человека волейбольным мячом. Ему даже запрещают играть в волейбол. Разве так бывает?
Гриша сдержанно засмеялся, а Сева заметил:
— Кстати, мне и в футбол врачи играть не советуют.
Девочки смотрели на Гришу.
Они ждали, что он поставит Севу на место.
Гриша рад был бы поставить Севу на место; конечно же, Сева нагло врал, к тому же Гриша мог расправиться с ним одной левой. Но Гриша на самом деле был задумчивым, рассудительным и осторожным подростком. Он знал, что внешность бывает обманчивой. Девяносто девять процентов было за то, что Сева в жизни толком по мячу не ударил, но всегда оставался один процент! Вот его всегда полезно учитывать.
— Некогда мне с тобой прохлаждаться, — сказал он Севе.
И отправился в столовую.
У Гриши была слабость. Он любил поесть. А так как его обожали поварихи, подавальщицы, судомойки и диетические сестры, то он не забывал заглянуть перед обедом на кухню, чтобы проверить, любят ли его еще кухонные работницы. А после обеда и тем более перед ужином заходил туда снова, чтобы убедиться, что о нем еще не забыли.
И никогда не ошибался.
Ванесса с Лолитой переглянулись и сделали вид, что сами прогнали Гришу, а Севы здесь вовсе не было.
Сева вслед им крикнул:
— А купаться пойдете?
Девочки даже плечами не пожали. Как шли, так и ушли.
Сева решил пойти в лес.
Он прошел по асфальтовой дорожке мимо летних домиков-спален, потом миновал длинный барак столовой, от которого вкусно пахло почти готовым ужином и слышно было, как на кухне ласково бубнит Гриша Сумской. За столовой стоял крепенький, как боровичок, кирпичный дом начальника лагеря бывшего борца Афанасия Столичного, который жил в нем круглый год.
За огородиком, которым заведовала пожилая мама начальника лагеря, тянулись заросли орешника, который не давал орехов, а дальше была дыра в заборе. Мало кто знал о ней, потому что она получалась, если отодвинуть одну доску.
Но за три неполных дня нормальный любознательный человек тринадцати лет должен выяснить расположение всех нужных и полезных объектов в лагере и вокруг него, а Сева был более чем нормальным.
Территорию лагеря он, конечно, освоил, но вокруг лагеря еще были белые пятна. Вчера он спросил вожатую Майю, велик ли лес? Майя уверенно ответила, что «лес тянется, дети, до самого Урала. В прошлом году две девочки заблудились, их искали на вертолетах с собаками, но так и не нашли даже костей».
Сева сразу сообразил, что Майя врет. Ей вовсе не хотелось, чтобы кто-то убежал погулять и заблудился. Пускай трепещут и сидят в бараках. Он представил себе, как собаки летают на вертолетах и лают, когда сверху увидят заблудившихся девочек.
Майя была короткая, ниже Севы ростом, упругая, руки и ноги были перетянуты невидимыми ниточками, как у раскормленного грудного ребенка. Черные волосы завивались мелкими колечками, но не негритянскими, а мягкими. Она все время улыбалась и часто заливисто хохотала, но Сева не верил, что ей на самом деле весело.
Пролезши сквозь забор, Сева поставил доску на место.
Лес был как лес. Подмосковный дачный лес, в нем заблудиться труднее, чем в парке культуры и отдыха.
Что здесь делать вертолетам с собаками — вообразить невозможно.
Сквозь редкие деревья были видны покатые крыши скромных дач старых кооперативов. Так как Разуваевка не входит в число престижных мест для тех состоятельных людей, которым не хватило места или средств, чтобы купить виллу на Канарах или на Кипре, то дачные домики были в основном сколочены из фанеры или досок, которые владельцу удалось стащить с родного предприятия.
Сева огляделся и направился туда, где деревья стояли погуще и не было видно забора. Через две сотни шагов под кустами стало меньше банок из-под пепси-колы и пива, а также пластиковых пакетов.
«Значит, правильным путем мы идем, товарищи», — сказал он про себя, а вслух произнес:
— Где вы, мои девочки, где вы, вертолеты?
— Ваш вопрос обращен ко мне? — спросил дед в толстых очках и меховой ушанке. Остальное было покрыто серым брезентовым плащом, который волочился по траве.
Сева не заметил деда, потому что краем глаза принял его за замшелый пень.
Дед медленно двигался по лесу и водил по траве палкой, словно миноискателем. Он собирал пустые бутылки и, не глядя, кидал их в открытый мешок на колесиках, который не только ехал за дедом, но и останавливался, когда надо.
Дед перестал шагать и посмотрел на Севу снизу, склонив голову набок, чтобы удобнее было рассматривать.
Сева молчал.
Тогда дед сам сказал хриплым голосом:
— А мы из общества защиты грибов. Спасаем планету от тебе подобных.
— На планете нет мне подобных, — сказал Сева. — Я исключительное явление природы.
Это были не его слова, а мамины. Мама их повторяла, когда разочаровывалась в сыне и думала, что он никуда не годен.
— Что ты думаешь о разрушении озонового слоя? — спросил дедушка и медленно пошел дальше. Нашел бутылку, подцепил ее, бутылка сверкнула, взлетев выше головы, и со звяком упала в мешок.
— А почему вы только бутылки собираете? — спросил Сева.
Он знал настоящий ответ, но ему было интересно, что дед придумает.
Дед не стал лукавить, а ответил честно:
— Потому что бутылки принимают, а консервные банки никому не нужны. А нам необходимы средства на питомник для юных трюфелей.
— Так вы планету не спасете, — сказал Сева.
— Согласен с тобой, совершенно согласен! — почему-то обрадовался дед. — Нам нужна критика снизу. Нам нужны молодые силы. Ты как относишься к лапландским подосиновикам?
— Положительно, — сказал Сева.
— У нас намечается экспедиция в Лапландию. Очень рискованная и тяжелая. Надеюсь, ты не откажешься принять в ней участие?
— А когда? — спросил Сева.
— С восьмого сентября и до последнего живого участника.
— Нет, — сказал Сева. — С восьмого я не могу, вы же знаете, у меня занятия начинаются.
— Какая жалость, — сказал дед. — А то бы ты погиб, а мы бы тебя оплакивали. Как тебе нравится идея памятника на школьном дворе? Или тебе интереснее стоять возле дома?
— И осенью тоже надо стоять?
— Вечно.
— И без зонтика?
— Какой цинизм! — рассердился старик. — Я всегда был низкого мнения о тебе, Савин, но сейчас я просто в ужасе. Кому мы оставляем нашу планету? Твое отношение к грибам заставляет меня вспомнить о подлой Снежной королеве! Потребитель!
Сева пошел по тропинке дальше и не стал оборачиваться, хотя чувствовал спиной, как старик прожигает его взглядом.
Трава была здесь нетоптаная, кострищ и помоек больше не встретилось. Зато стали попадаться сыроежки. Сева любил собирать грибы и даже видел их лучше, чем мать и Ксанка. Мать даже сказала как-то:
— Ты, Всеволод, сохранил в себе черты древнего лесного жителя. В других странах люди думают, что грибы — это шампиньоны. И не отличат рыжика от мухомора.
— Рыжиков совсем не осталось, — ответил Сева.
Вообще-то он думал, что так любит лес и так себя в нем хорошо чувствует потому, что произошел не от обезьяны, как все остальные люди, а от волка или лисицы. Если посмотреть на Севу в профиль, то увидишь, что он даже немного похож на лисицу, потому что у него острый, чуть курносый нос, глаза раскосые, зеленые, а волосы темно-желтые, почти рыжие, но не совсем рыжие.
В лесу Сева был своим. Звери и птицы, которые других людей опасались, его просто не замечали, как не замечали друг дружку.
В лесу Сева начинал все нюхать, как настоящий тамошний житель. Он различал в сто раз больше запахов, чем остальные люди, и поэтому не любил, когда рядом курили или дышали перегаром.
А мама, как назло, курила. Даже иногда натощак.
Как-то Сева признался, что может выследить в лесу любого зверя. Мама потрепала его по затылку и сказала:
— Даже в фантазиях лучше знать меру, не будет стыдно перед людьми.
Со взрослыми разумнее не спорить. Если взрослого переспоришь, рискуешь получить по шее. А маме нюх когда-нибудь пригодится. Он ведь всегда может разгадать яд, который ей подсыпят враги. А кто мамины враги? Соседка Анька Бородуева? Или Мария Васильевна с работы, которая опять жаловалась на маму Принципалу? А если Мария Васильевна отравит маму, самой же хуже — не на кого будет жаловаться Принципалу.
Тут Сева вспомнил, что он гуляет по лесу. Запахло сыростью, небольшим болотом, не прудом, не речкой, а именно болотом, где ароматы трав смешиваются с запахом стоячей темной воды.
Сева направился к болоту.
Пришлось пробиваться сквозь кусты, которые не желали пропускать чужака в самое сердце леса. Болото было верховое, из такого начинаются ручейки.
Болото было окружено широким кольцом пышных моховых кочек, нога уходила в них по колено, и мох обнимал ногу теплыми пальцами.
А в середине цирка моховых кочек блестела вода, в ней плавали большие листья водяных лилий, и метрах в двадцати от Севы, на самом глубоком месте, буквально сверкал белый цветок с золотыми тычинками в центре. Не хватало только белого лебедя, но ведь белые лебеди не водятся на болотах за Разуваевкой. И даже странно, что никто не насорил в таком красивом месте. Бывают люди, которые видеть не могут чистых и красивых мест и стараются сразу все испортить. Они даже специально приезжают за город, чтобы навредить природе.
— А сюда, — сказал грибной дед в сером плаще с самоходной сумкой сзади, — сюда не каждый попадает. Иной или мимо промахнется, или в болоте завязнет. Со смертельным исходом.
Дед захихикал, и непонятно было, пошутил он или правду сказал.
Ближе к болоту дед подходить не стал, потому что здесь ему нечего было подбирать, да и сумка между кочек не пролезала. Он пошел дальше, будто забыл о Севе.
А уж Сева о нем забыл наверняка.
Потому что на большом листе лилии, который прогнулся под ее тяжестью, сидела довольно красивая зеленая лягушка с желтым животиком и лапками.
И это было бы еще ничего, если бы Сева не различил на ее треугольной голове маленькую серебряную корону, королевскую, но маленькую.
Значит, он увидел царевну-лягушку, кем-то наверняка заколдованную, которую теперь он должен расколдовать и жениться на ней. При условии, конечно, что удастся превратить ее в прекрасную девицу.
— Здравствуйте, — сказал Сева лягушке.
Лягушка не ответила. Она в упор смотрела на него блестящими глазками.
Другой на месте Севы мог испугаться, удивиться или просто решить, что он сошел с ума. Но Сева не удивился. Ведь он был убежден, что остатки сказок прячутся по лесам, болотам и пещерам, и нет ничего странного в том, что время от времени некоторые люди их видят. И Сева относился к их числу.
Сева немного растерялся. Он даже обернулся, чтобы позвать деда с палкой — может, он подскажет, как поймать царевну-лягушку? Но деда, конечно, и след простыл. А это выражение означает, что в древние времена люди ходили босиком и у них были такие горячие пятки, что на следах можно было яичницу жарить.
Кочка, на которой стоял Сева, постепенно опускалась в болото, и ноги в кедах уже промокли. А никакого решения в голову не приходило.
— Интересно, — сказал Сева, — вы меня ждали или вообще?
И тут он вспомнил: царевич в сказке стрелял в нее из лука, и лягушка немедленно оборачивалась прекрасной царевной.
Лука у Севы не было.
— У вас проблемы? — спросил Сева.
Лягушка не ответила. Вернее всего, в таком виде она говорить не умела, но как превратить ее в человека, Сева не знал.
А может быть, он ей вовсе не нужен? Почему надо подчиняться сказочным правилам, которые теперь и не действуют? Вернее всего, это не царевна, заколдованная каким-то Кощеем, а генетический уродец. У нее на голове утолщение, которое кажется короной.
— Если вы ничего не скажете, — заявил Сева, которому вся эта сказка вдруг надоела, — то я пошел в лагерь. У нас скоро ужин. Не могу же я из-за лягушки голодным оставаться.
Конечно, это были слова обыкновенного простолюдина, а не будущего принца. Но так как принцы остались только за границей, то Сева думал, что он прав.
Сева повернулся и перепрыгнул на следующую кочку.
Он понимал, что ведет себя неправильно, но что будешь делать, если не знаешь, как вести себя правильнее?
Вот и еще одна кочка… еще одна.
И тут, как вы понимаете, Сева остановился.
И поглядел через плечо.
На листе лилии лягушки не было.
Где же она? Неужели нырнула?
Сева стоял, повернув голову назад, и чего-то ждал.
И дождался.
Лягушка вспрыгнула на кочку, где он только что стоял, и замерла, глядя на него.
Может, это случайность?
Посмотрим.
Сева прыгнул на следующую кочку и через три кочки выбрался на тропинку.
А сзади услышал:
Шлеп, шлеп, чвак, плюх…
Лягушка догнала Севу и замерла у его ноги.
— Но учти, — сказал тогда Сева, — я не принц и даже не граф, так что не надейся на дворцы и усадьбы.
Он так строго разговаривал с царевной-лягушкой, потому что стеснялся.
Лягушка сидела неподвижно.
Сева решился, присел на корточки и положил руку на землю ладонью вверх.
Лягушка, словно ждала приглашения, вспрыгнула на ладонь. Она оказалась тяжелой и холодной.
Но главное: Сева увидел, что корона на голове ажурная, тонкая, резная и совершенно серебряная с камешками. Никакого генетического уродства, а сплошная бижутерия.
Сева поднялся и пошел к лагерю. Он шел осторожно, чтобы лягушка не свалилась с ладони, и у него было хорошее настроение, которое было очень трудно объяснить.
Ну подумайте: идет по лесу, раздвигая свободной рукой кусты, молодой человек Всеволод Савин, ничем от других обитателей лагеря «Елочка» не отличающийся, кроме того, что он совсем особенный.
А кто об этом догадывается?
Идет по лесу Всеволод Савин, а царевна-лягушка с маленькой серебряной короной сидит у него на ладони, развернулась к нему носом и глядит немигающими глазами.
— Сейчас придем в палату, — сказал Сева, — я тебя покормлю. Наверное, ты проголодалась. Ты чем питаешься, мухами? Поймаем тебе и муху.
И тут Сева сообразил, что лягушке куда лучше поужинать на своем болоте, там у нее и обед, и ужин — все водится. Не для этого она с ним отправилась в лагерь.
«Ничего, — сказал себе Сева, — догадаемся».
Он влез в лагерь через дырку в заборе, задвинул на место доску и поспешил через орешник к своему домику.
Когда он проходил мимо столовой, то услышал, как из нее доносится гул многих голосов. Шел приятный процесс, который называется «ужин». И тут у Севы так заболело от голода в животе, что он чуть не упал.
— Значит, так, — сказал он лягушке. — Я тебя пока оставлю в нашей палате. То есть в спальне. В спальне второго отряда. Понимаешь? А сам быстренько поужинаю и сразу к тебе вернусь, и тогда мы с тобой решим, что делать дальше.
Лягушка ничего не ответила.
Навстречу шел сам директор лагеря Афанасий Столичный, могучий человек, который после того, как оставил большой спорт, отрастил себе огромный живот, его это не красило, но многих пугало, особенно малышей из пятого отряда.
«Вот сейчас он меня остановит, — понял Сева, — и спросит, почему я бегаю, а не ужинаю вместе со всеми. Мне придется что-то врать, сам еще не знаю, что я буду врать, а тем временем ужин кончится, и я останусь безумно голодным. Вот тогда и съем влюбленную в меня лягушку».
— Мальчик, как твоя фамилия? — спросил директор издали.
Сева затормозил обеими пятками, так что сзади заклубился дым и стало трудно дышать.
— Савин, — сказал Сева. — Я спешу на ужин.
— Вот именно, Савин, — повторил директор. — Я тебе там стакан компота оставил. Нет-нет, не надо меня благодарить. На моем месте так поступил бы каждый.
— Спасибо, — произнес Сева, глядя в землю. Ну подумайте только, начальник лагеря, первый человек во всем мире, даже глядеть на него глазам больно, оказывается, знает о существовании какого-то Севы Савина и даже оставляет ему компот.
И тут в голове возникла опасная и, может быть, глупая мысль: компот отравлен, компот заколдован. Один мальчик уже съел компот, и что от него осталось? Одни персиковые косточки.
— Ты натуралист? — спросил начальник лагеря. — Лягушек изучаешь?
И, словно кто-то подсказал ему, Сева ответил, чего сам и не думал:
— Я гастроном. Я ем лягушек.
— Как французы? — удивился начальник лагеря. — И не жалко птичку?
— Что их жалеть, — ответил Сева. — Может, хотите попробовать?
— Да ты с ума сошел! — возмутился начальник лагеря. — Сейчас же отпусти животное.
— Куда?
— Откуда взял!
Начальник лагеря свернул в боковую аллею и потопал прочь. Даже земля вздрагивала от его шагов.
— Что со мной творится? — спросил Сева. — Я сам на себя не похож.
На этот раз внутренний голос ничего ему не ответил.
В полном смятении чувств Сева добрался до домика второго отряда.
Дверь в домик была открыта.
Сева пробежал внутрь. Кровати мальчиков стояли в два ряда ногами к центральному проходу. Двенадцать кроватей справа, двенадцать слева. Все они были аккуратно застелены, потому что физкультурник Рома, младший брат начальника, крупный специалист по пинг-понгу, следил, кто как стелет постель, и заставлял перестилать, если что не так. Ох, как его не любили в отряде!
Кровать Севы третья справа.
Куда спрятать лягушку? Ведь если ее найдут ребята, то сначала удивятся, а потом что-нибудь натворят.
Поэтому он открыл ящик в тумбочке возле своей кровати, вытащил оттуда два яблока, а на их место посадил лягушку.
Лягушка не сопротивлялась, не спорила и не возражала.
Севу всегда черт за язык тянет. И поэтому он сказал:
— Для моей невесты ты слишком неразговорчивая. Я еще подумаю, жениться на тебе или нет.
Сева, как понимаете, пошутил, но что мы знаем о чувстве юмора у лягушек?
Лягушка насупилась, но Сева, скорее, почувствовал, что она насупилась, потому что лицо у нее совсем не изменилось.
— Сиди в ящике и терпеливо жди меня, — сказал Сева, закрыл ящик с лягушкой, и ему стало полегче на душе. По крайней мере, теперь ему не надо бегать по лагерю с лягушкой на ладони.
Он выбежал из домика и помчался к столовой.
Чем ближе Сева подходил к столовой, тем быстрее двигались его ноги. Он ворвался в столовую, как голодный тигр. Он готов был зарычать, но понял, что никто его не испугается.
Сева поспешил к своему месту. Оно было свободно. Ведь когда мы приезжаем в лагерь, в гостиницу, в дом отдыха, то с первого дня каждый занимает себе место и потом редко это место меняет. Только уж если очень неудачное. Когда приехали и пошли обедать, Сева занял место поближе к окну. Он тогда почти ни с кем не был знаком, и особого расчета у него не было. Совершенно случайно с одной стороны рядом с ним сидела Лолита, а с другой — Гоша Полотенц, который хотел, чтобы его звали Пресли, а на самом деле его звали Жабой. Человек хочет или не хочет, но тянет за собой прозвище, как хвороста воз. Жаба думал, что никто не знает о его прозвище, но стоило в соседнем отряде оказаться кому-то из его школы или даже с его двора, как секрет был раскрыт. К тому же человек обычно получает прозвище, которое заслуживает или хочет носить, а остальные не возражают. А Жаба был жадным. И если человек жадный, то ничего ему с собой не поделать.
Как-то еще давно, во втором классе, Жаба пришел домой весь в слезах и стал жаловаться своему отцу Георгию Георгиевичу Полотенцу, что не хочет быть Жабой. Отец ему сказал: «А я вот тобой доволен. Потому что Жабой тебя называют от зависти. А ты вовсе не жадный, а бережливый».
Этим он почти успокоил сына. Чтобы совсем уж его утешить, отец добавил: «Кстати, у меня в школе тоже было прозвище. Как ты думаешь, какое?» «Неужели тоже Жаба?» — обрадовался было сын. «Бери выше, — сказал Георгий Георгиевич, — у меня было прозвище Анаконда».
Итак, справа от Севы сидела Лолита, а слева — Гоша Жаба.
Все приехали в лагерь на автобусах, только Гошу привезли на машине. Но если вы думаете, что остальные лопнули от зависти, а девчонки стали прыгать вокруг Гоши, вы глубоко заблуждаетесь. А Сева слышал, как Майя говорила физкультурнику: «Нет ничего глупее с педагогической точки зрения, чем стараться отделить своего ребенка от коллектива по имущественному признаку». «Смешно другое, — ответил физкультурник Рома, — его отец настолько сам жаба, что не послал ребенка на Канары или на Кипр, а отправил в профсоюзный бесплатный лагерь. Экономия за счет своего дитяти».
Сева сел на место.
— Котлеты остыли, — сказала Лолита — сорок косичек. — Где ты бегал?
Ей все надо знать. Тоже характер!
А Гоша Жаба сказал:
— Ты знаешь, что у тебя два компота?
И в самом деле, перед Севой стояли два стакана с компотом.
— Знаю.
— Наверное, ошибка, да? — сказал Гоша.
На вид Гоша наивный и безопасный. Лицо у него круглое, очень розовое, будто фарфоровое. Глаза голубые, кукольные, и ресницы длинные, как у девочки. Он похож на мальчика со старинной картинки «Поздравляем с Рождеством!». Вокруг него обязательно должны быть нарисованы розочки. Ростом Гоша невелик, но очень складненький, быстренький и пронырливый. А когда он с тобой разговаривает, то всегда делает вид, что ему твои слова жутко интересны. Все у него чистое и гладкое, он брюки на ночь под матрас кладет, а в шортах или в трусах не ходит, наверное, потому, что мальчики с открыток так не ходили, а носили бант вместо галстука.
— Никакой ошибки, — ответил Сева. — Мне начальник лагеря компот принес, собственными руками, можешь дежурных спросить.
— Как это странно, — сказал Гоша. — Почему же?
— Потому что он мне спор проиграл. Вот и расплачивается. Сто стаканов, принимать после обеда и ужина, с морковкой.
— Ты обжулил взрослого человека? — спросила Лолита — ядовитый язык.
А Сева не успел придумать ответ. Пришлось врать примитивно.
— Простите, господа, — сказал он, — но я дал подписку о неразглашении.
— Шутка, да? — спросил Гоша и склонил голову набок, как добрый цыпленок.
— Нам не до шуток, — сказал Сева и принялся за котлету.
Интересно, подумал он, а на самом деле компот отравлен или нет?
Вообще-то о компоте Сева думал так, между делом. Оставалась основная мысль, что делать с лягушкой? Ведь в тумбочке сидит лягушка с короной на голове и ждет, когда ты ее превратишь в человека.
Котлета с гречневой кашей провалилась в Севу, как в колодец. Он пил компот и заедал хлебом, потому что еще не наелся. Гоша тихонько поднялся, сказал в воздух «спасибо» и ушел, а Лолита цедила компот, как коктейль, через соломинку.
— Слушай, Лолита, — сказал Сева. — Как Царевну-лягушку в человека превратить?
Лолита посмотрела на него непроницаемыми, сверкающими черными глазами и серьезно спросила:
— А жениться ты на ней собираешься?
— Жениться я вообще пока не собираюсь, — честно ответил Сева. — У меня отрицательный жизненный опыт.
— Ребенок рос без отца? — спросила Лолита.
— Сначала-то с отцом, и привык к этому, — признался Сева. — А потом отец от нас ушел.
— А вас много?
— Мать, я и сестра поменьше меня на два года.
— Да, жениться тебе не стоит, — сказала Лолита. — А покажешь лягушку?
— Ты понимаешь, это не очень удобно…
— Не отниму я твою лягушку. Не трепещи.
— Но ты не сказала, — начал было Сева, — как превращать.
— Посмотрю, скажу. Лягушки тоже разные бывают.
— Тебе компота оставить? — великодушно спросил Сева.
— Я лишнего не ем, — сказала Лолита. — Нужно ограничивать себя, а то потом всю жизнь на диете сидеть придется. А ты где ее поймал?
— В болоте, — ответил Сева. — Как обычно.
— Ты хочешь сказать, — Лолита сделала громадные глаза и подняла брови до самых волос, — что это не первая лягушка?
— Первая, — признался Сева. — Иначе бы я не сомневался.
— Но ты точно не будешь жениться?
— А тебе какое дело?
— Потому что вообще-то это сказка для дураков и младенцев. Ты не дурак?
— Нет.
— Значит, врун…
В домике было почти совсем пусто, потому что после ужина все собирались в кино.
Сева открыл ящик тумбочки.
Он немного боялся, что никакой лягушки там не будет и Лолита осмеет его на весь лагерь.
Ничего подобного. Трудно глазам поверить, но в ящике сидела крупная зеленая лягушка с махонькой серебряной короной на голове и смотрела на них.
Некоторые девчонки боятся мышей, пауков, лягушек или крыс, но Лолита ничего не боялась.
Она протянула руку, но лягушка легонько отпрыгнула назад.
— Она у тебя не говорит?
— Если бы говорила, — ответил Сева, — не было бы проблем. Я бы ее спросил.
— О чем?
— О чем? О том, чего ей хочется.
— Я думаю, что ей поесть хочется, — сказала Лолита. — А может быть, поскорей вернуться в болото.
— Сейчас уже почти темно, — сказал Сева. — Куда я ее понесу?
— Надо взять таз с водой, — посоветовала Лолита, — и положить ее в таз. Пускай плавает. Ведь лягушки — водоплавающие.
— Обыкновенные, может, и водоплавающие. Но ведь это волшебная лягушка.
— Савин, не преувеличивай! — воскликнула Лолита. — Волшебных лягушек не бывает.
— А корона?
— Корону ей приделали, — сказала Лолита, — ясно, как водопровод. Неси таз.
— А куда его поставить?
— Поставишь под кроватью, никто туда смотреть не будет.
Они были так заняты разговором, что не заметили, что Гоша Жаба, можно сказать, родственник лягушки, только более жадный, стоит себе в сторонке и слушает. И ничем себя не выдает. Сева задвинул ящик тумбочки.
Лолита с Севой вышли.
Гоша подошел к тумбочке, приоткрыл ее и заглянул осторожно внутрь.
И в самом деле там сидела лягушка в короне.
Гоша стал думать, как этим можно воспользоваться.
А Лолита увидела Ванессу и спросила:
— Люсь, где нам тазик найти?
Лолита никогда не называла Ванессу Ванессой, но та терпела.
— Зачем тазик? — спросила она. — Волосы снова будешь перекрашивать?
— Чепуха, — сказала Лолита, — ты знаешь, что я с такими волосами родилась. Нам лягушку надо спрятать.
— Докатились, — засмеялась Ванесса.
Вообще-то Сева не был доволен тем, что Ванесса тоже узнала про лягушку, и ему хотелось дернуть Лолиту за рукав и попросить не выдавать тайну. Но Ванесса была не просто человек, а очень красивая девушка. Или девочка. Ведь бывают красавицы в четырнадцать лет? Говорят, что Джульетта, из-за которой погиб Ромео, тоже была лет четырнадцати-пятнадцати.
— Все не так просто, — сказала Лолита своим ядовитым языком. — Наш Савин решил жениться на лягушке и нашел невесту, но она не хочет становиться красавицей.
— Опять савинские завирушки! — возмутилась Ванесса. — Таких типов надо изолировать.
— Прежде чем меня изолировать, лучше бы нам помогла, — рассердился Сева. — Неужели у тебя миски нет?
Тут Ванесса, конечно, рассмеялась.
— Не веришь! — обиделся Сева. Конечно, в его возрасте уже не стоит попадаться на такие глупые подначки, но как-то уж все глупо получалось. — Пошли, покажу.
— Подожди, — остановила его Лолита. — Ты о главном, конечно же, забыл.
Она перепрыгнула через клумбу и притащила оттуда оставленную садовником лейку. Большую садовую лейку.
— Ну чем не убежище для нашей принцессы? — спросила она.
— А вода там есть? — спросил Сева.
Лолита передала лейку Севе. Лейка была довольно тяжелая, в ней плескалась вода.
— Пошли, — сказал Сева Ванессе. — Ты такого еще не видала.
— Я в кино собиралась, — сказала Ванесса, — меня Гриша ждет.
Но, конечно же, она побежала в спальню к мальчикам.
Свет в спальне горел, только Гошу не было видно, потому что он стоял за дверью. Он так еще и не придумал, что ему делать. Гоша был всем хорош, но думал он медленно.
— Ну показывай, — сказала Ванесса, — только быстрее, меня Гриша ждет.
Когда тебе второй раз за три минуты говорят про Гришу, настроение не улучшается.
Сева выдвинул ящик из тумбочки, там совершенно спокойно сидела лягушка. Будто ей самой было интересно, чем вся эта история закончится.
Ванесса наклонилась к лягушке, и та неожиданно подняла голову так, что Ванесса отпрыгнула.
— Она шутит, — догадался Сева.
— С ними надо осторожнее, — сказала Ванесса. — Честно говоря, я и не думала, что ты в самом деле поймал Царевну-лягушку.
— Ты лучше скажи человеку, что с ней делать! — воскликнула Лолита.
— Надо ее использовать, — сказала Ванесса.
— Как?
— Попросить ее клад показать.
— А разве лягушки показывают клады?
— Обычные лягушки ничего не показывают, а Царевны-лягушки знают, где лежат заговоренные клады, мне бабушка рассказывала.
Они все втроем смотрели на лягушку, будто ждали, что она кивнет.
Но лягушка не хотела кивать.
— Что надо сделать, чтобы лягушка показала клад? — спросила Лолита.
— Но я же не помню! — ответила Ванесса. — Я тогда еще маленькая была. Она мне сказку рассказывала про лягушку и одного царевича.
Лолита задумалась. Остальные молчали. Лолита сказала:
— Люська, а твоя бабушка живая?
— Что с ней сделается? — удивилась Ванесса. — Она еще меня переживет.
— Это хорошо, — сказала Лолита, — тогда можно ей позвонить.
— А если бы она умерла? — спросила Ванесса.
— Ясное дело, — вмешался Сева, которому было грустно, что девочки совсем о нем забыли, как будто вовсе не он, а они сами нашли лягушку. — Тогда бы пришлось идти на кладбище и творить заклинания, чтобы бабушкино привидение нам помогло. Но привидения иногда не хотят помогать, даже своим внучкам.
— Савин, прекрати свои глупости! — прикрикнула на него Лолита. — Пересаживай лягушку в лейку, и пойдем звонить Люськиной бабушке.
Сева взял лягушку, он к ней уже привык, будто всю жизнь на ладони носил, и осторожно переложил ее в лейку. Там, в глубине, булькнуло.
— А что, — сказал он, — так лучше, чем в миске. Никто ее не увидит.
Гоша, который все это слышал, выскользнул в открытую дверь. Все были так заняты лягушкой, что его и не заметили. Он встал неподалеку, в тени. Ему тоже очень хотелось узнать, что скажет им бабушка Ванессы.
Фонари уже горели, но небо еще было светлым, хотя солнце село. В одной стороне неба перемигивались звезды, а на другой догорали краски заката. От столовой, в которой убирали столы и ставили рядами стулья, чтобы получился кинозал, доносился шум многих голосов.
— У меня дома мобильник есть, — сказала Лолита, — только сюда я его не взяла. Сами понимаете.
— Сами понимаем, — ответила Ванесса, — тебе звонить некому.
Лолита фыркнула, как разозленная кошка, но Сева не дал разгореться ссоре, а спросил:
— У кого попросить?
— Вообще-то мобильник у Гриши Сумского есть, — сказала Ванесса, — но он меня в кино ждет…
— Давай проберемся в дирекцию, — сказал Сева. — Или в медпункт. И оттуда позвоним.
— Все уже заперто, — вздохнула Лолита. — Думайте, друзья, думайте мозгами!
И тут к ним подошел Гоша Жаба. Он стоял у фонарного столба и был не виден, так что появился неожиданно. И совсем уж неожиданно сказал:
— Я тут услышал, что вам мобильник нужен. У меня есть.
— Спасибо! — сразу ответила Ванесса и протянула руку за мобильником.
— Что-то ты такой добрый? — спросила Лолита.
— Я слышу, что вам нужно, а у меня есть…
Можно было подумать, что Гоша дурак или в самом деле добрый. Но хитрости в его голосе не было.
— А что мы будем тебе должны? — спросил Сева.
— Вы мне скажете спасибо, — ответил Гоша. — Я хочу с вами дружить.
— Давай сюда мобильник, — повторила Ванесса.
Она привыкла всем нравиться. А раз она нравилась, то люди для нее делали всякие вещи специально, чтобы ее порадовать. И без очереди пропускали, и удобное место отдавали, и оказывали всякие любезности.
Гоша достал мобильник — он у него был в заднем кармане джинсов.
— Не подслушивай! — приказала ему Ванесса.
Лейка стояла на земле между ними, Гоша поглядывал на нее, но не часто. Сева чувствовал: что-то здесь не так, но объяснить не мог.
Ванесса набрала номер и отошла с мобильником в сторону. Но все равно было слышно, о чем она разговаривает.
— Бабуля, — запела она медовым голоском любящей внучки, которой нужно стрельнуть у бабушки десятку. — Как ты себя чувствуешь? А как твой радикулит? Нет, мне ничего не нужно, у меня все в порядке. И погода хорошая. Спасибо, бабуля… А что я звоню? Проведать тебя звоню… Да, кстати, я хотела спросить, помнишь, ты мне когда-то давно рассказывала сказку про Царевну-лягушку? Помнишь? Нет, не ту, где она за Ивана-дурака замуж выходит, а где она умеет клады показывать, помнишь? Зачем? У нас постановка, в драмкружке, а я играю Царевну-лягушку. Как? Нет, ты подробнее вспомни, что надо конкретно делать? Бабушка, я тебя не понимаю, что у тебя, память отшибло? Ну смотри у меня!.. Шучу, шучу. Значит, ты утверждаешь, что…
Тут взгляд Ванессы упал на Гошу, который переминался с ноги на ногу и ловил каждое ее слово.
— Все, — сказала Ванесса. — Я поняла. Привет, не болей.
Она отдала телефон Гоше и сказала:
— Спасибо, за мной не заржавеет.
— А что бабушка сказала? — спросил он.
— Бабушка велела поцеловать лягушку в самый носик. А ты о чем спрашиваешь?
— Я? Ни о чем. Просто интересуюсь.
Ванесса подхватила лейку и пошла по дорожке.
Гоша остался стоять на месте, а Сева с Лолитой поспешили за Ванессой.
Когда они отошли метров на сто и остановились около приземистого кирпичного здания склада, Ванесса огляделась.
В сумерках казалось, что за каждым деревом, за каждым углом кто-то притаился.
— Вроде все чисто, — сказала она.
— Ну, что бабушка сказала? — спросил Сева.
— К сожалению, ничего толкового, — ответила Ванесса. — Она сказала, что лягушку надо мучить, пытать, что по доброй воле она никакого клада не покажет. А если почувствует, что ее смерть идет, то тогда, может, и признается.
— Нет, — сказал Сева, — так у нас не пойдет.
— Конечно, не пойдет, — согласилась Лолита. — Так и быть, женись на ней.
— Мы пока лейку у нас в спальне поставим, — сказала Ванесса.
— Почему?
— Потому что у вас кто-нибудь обязательно ее опрокинет или Гоша начнет ее допрашивать.
— К счастью, он ничего не слышал, — сказал Сева.
— Может, зря мы так к нему относимся, как к жабе? — сказала Лолита. — У него тоже бывают движения души.
— Если у него есть душа, — добавил Сева.
Вся история с мобильником ему не очень понравилась.
— Может, отпустим ее? — спросил он.
— Глупости, — сказала Ванесса. — Мы ее, конечно, мучить не собираемся, но лучше, если завтра с утра мы с ней серьезно поговорим. Она же сама к тебе, Сева, напросилась.
— Хорошо, — согласился Сева.
Конечно, в спальне у девочек, где никто не знает о разумной лягушке, безопаснее… А с чего он решил, что лягушка разумная?
— Ну мы пошли, — сказала Ванесса, — может, еще в кино успеем, ко второй части.
— Тогда я вам места займу в зале, — сказал Сева.
Во всей этой истории был плюс — все же его отношения с девочками изменились. Теперь он для них не чужой.
— Мы придем через пять минут, — сказала Лолита.
Девочки вернулись через пять минут, как и обещали. Сева принес стулья и поставил их, правда в последнем ряду, но ведь кино уже началось. Шел фильм из «Звездных войн», где Гиннес сражается на световых мечах, все его видели тысячу раз, но в лагере любой фильм смотрится иначе. Даже «Три поросенка» покажутся боевиком.
Сева сначала не хотел смотреть, а думал о лягушке. Во всей этой истории печально то, что он принес лягушку, чтобы она превратилась в царевну, а все остальные, в смысле Лолита и Ванесса, думали только о кладах и сокровищах. Правда, к счастью, они довольно легкомысленные и не стали сразу допрашивать лягушку, а отложили разговоры с ней на утро. Если бы были жадные, то наверняка бы не утерпели.
Может, лучше забрать лейку с лягушкой к себе или отнести ее в лес, а то вдруг кто-нибудь в женской спальне заглянет в лейку и удивится, а то просто вынесет лейку и выльет воду. Тут прилетит сова и схватит лягушку…
Сева так ясно увидел эту страшную картинку, что хотел было выскочить из столовой, чтобы спасать лягушку.
— Ты что? — прошептала Лолита, которая все видит, даже когда не смотрит.
— Погулять хотел.
— Когда люди смотрят «Звездные войны», — сказала Лолита, — они не гуляют, а если они боятся, что их прекрасную лягушку кто-то склюет, то они дураки. Ни одна ворона в лейку не залезет, и другого такого безопасного убежища для лягушки не найдешь.
— Потише, — прошипела Ванесса, которая обладала счастливым свойством: сколько бы раз она ни смотрела картину, каждый раз для нее был самым первым. Она начисто забывала, что там происходило в прошлый раз. — Принцессу жалко.
И все же Сева не выдержал. Все равно кино уже кончалось, Люк перетащил принцессу на свой корабль, и они прорывались к ее планете.
— Наши победят, — сказал он Ванессе.
Она только отмахнулась.
Пригнувшись, Сева побежал к задней двери.
Снаружи стало совсем темно, но взошла луна, и фонари горели ярче, чем в сумерках.
Сева добежал до женского домика, но не вошел, потому что сообразил: сейчас уже поздно, кто-то из девчонок наверняка лег спать и, если он сейчас заберется к ним, такой визг поднимется, что весь лагерь сбежится и Севу наверняка вышибут из лагеря за хулиганство.
Он остановился возле дверей в домик. Сквозь щель приоткрытой двери пробивался свет, изнутри доносились голоса.
Может, постучать и попросить вынести лейку? Но он даже не спросил, где они ту лейку поставили. Не будут же для Севы ее искать по всей большой комнате!
Что ж, решил тогда Сева. Он останется здесь у выхода из домика и подождет, пока кончится кино и придет Лолита. Зато он будет уверен, что никто не возьмет лейку и не унесет ее.
Успокоив себя, Сева стал искать, где бы присесть.
Обернулся вокруг своей оси, как собака, которая ловит свой хвост, и тут увидел…
Это был один из самых ужасных моментов в жизни Севы Савина!
Большая зеленая лейка, размером с ведро, валялась на боку на клумбе.
Сева даже ни на секунду не усомнился в том, что это та самая лейка!
В странной и глупой надежде на то, что произошла случайность и кто-то из девочек, увидев лейку в спальне, вынес ее, Сева сунул руку внутрь лейки.
Там было сыро, но вода уже вытекла. И, конечно, лягушки там не оказалось. «Ускакала моя лягушка», — сказал себе Сева, хотя сам в это не поверил.
Он понимал, всей шкурой чувствовал, что лейку вынесли из спальни те, кто знал о лягушке…
Но кто? Нет же такого человека! Только девочки знают, но они точно сидят в кино.
Может, лягушка ускакала и сидит где-то рядом?
А фонарика нет.
— Лягушка, — прошептал Сева. — Ты где?
«Она же молчит, она не разговаривает. На что я надеюсь?»
И тут ему показалось, что он слышит голос. Не просто голос, а подозрительный голос. Сева был взволнован и напряжен, словно натянутая рогатка. Тысяча шумов, шорохов, шуршаний, голосов жили в вечернем воздухе, но лишь один возглас показался ему странным и подозрительным.
Сева кинулся в ту сторону.
Пробежав несколько шагов, Сева замер, снова прислушиваясь, чтобы понять, куда двигаться дальше.
Потом понял, откуда доносится голос.
За спортивной площадкой был бассейн. Он был старый, как сам лагерь, и трубы в нем проржавели, поэтому воду туда не напускали. А начальник лагеря говорил Майе, что на той неделе приедут специалисты по бассейнам и будут решать, как его приводить в порядок.
Бассейн был бетонный, бетон кое-где потрескался, а на трехметровой вышке, от которой остался только железный скелет, на всякий случай горел большой фонарь. Уж очень эта пропасть была соблазнительной для таинственных дел.
Сева выбежал на край бассейна.
И увидел, что на дне сидят на корточках два человека, а между ними лежит кусок фанеры. К фанере что-то прикреплено…
Налетал ветер, фонарь на вышке раскачивался, и тени от людей метались по бассейну — совершенно не разберешь, что там происходит.
Дно бассейна полого спускалось к вышке, где была яма, чтобы прыгуны, ныряючи, не наставили себе шишек. Там и возились люди.
Сева соскочил с бортика и пошел на цыпочках к яме. Дно было замусоренным и кое-где скользким.
И когда до цели оставалось шагов десять, Сева все понял и замер.
Спиной к нему на корточках сидел Гоша Жаба, рядом с ним — Гриша Сумской. К фанерке была привязана царевна-лягушка, причем так, что ее лапы были растянуты в стороны, как растягивают баранью шкуру, чтобы просушить, или как распяли на косом кресте святого Андрея Первозванного. А если бы на лягушку посмотрел дедушка Севы, он бы решил, что попал на урок биологии. Когда-то в школе на живых лягушках учили рефлексы, условные и безусловные, и лягушек замучивали до смерти.
Свет фонаря упал на лягушку, и Сева успел увидеть, что коронки на ее голове нет — вместо нее кровавая ранка.
И тут Гоша воткнул острие перочинного ножа, хорошего швейцарского ножа с двадцатью лезвиями, которым хвастался еще утром, в лапку лягушки и вежливо спросил:
— Не беспокоит, ваше высочество?
— Ну, ты даешь! — воскликнул Гриша Сумской.
Именно этот голос и услышал Сева издали.
И Гриша довольно глупо рассмеялся.
— Ну давай же, признавайся! — Гоша полоснул своим ножичком по груди лягушки. Она сжалась судорогой и даже пискнула — а может, Севе это показалось, потому что он почувствовал, как больно маленькой лягушке под этим жестоким ножом.
— Не убей ее! — предупредил Гошу Сумской.
— А я ее убью! Убью, гадюку! Почему она молчит? Она должна признаться. Она же знает. Я ей сейчас глаз выколю!.. Ну, где здесь шило?
— Дурак ты, Гоша, — сказал разумный Гриша Сумской. — Замучаешь лягушку, останемся без клада. С одной короной.
— Корона тоже денег стоит! — сказал Гоша. — Я же смотрел. В ней бриллианты.
— Бриллианты, только для муравьев.
— Вот шило! — Гоша показал шило распятой лягушке и сказал: — Сейчас ты потеряешь глаз. Только из-за своей проклятой жадности. На что тебе бабки, тварь земноводная? Глаза дороже! С какого начать, с правого или левого?
И когда Гоша наставил шило на глаз лягушки, Сева не выдержал.
Он перестал рассуждать, а кинулся вниз, в яму.
— Убью! — кричал он. — Убью!
Конечно же, он поскользнулся, шлепнулся задом на гнилые листья и поехал, как с горки, набирая скорость.
Гоша с Гришей вскочили, обернулись, испугались и хотели было бежать, но сначала не сообразили куда, а потом Гоша понял, в чем дело, и выставил вперед нож.
— Это Савин! — закричал он. — Это Севка Савин! Не бойся, Гришка!
Но Сева даже не слышал этих слов. У него была одна цель — фанерка с распятой лягушкой, и прежде чем что-либо еще случилось, он на лету дотянулся до фанерки и изо всех сил выкинул ее наверх, прочь из бассейна.
И в следующее мгновение на него накинулись сразу два врага.
Сильный и большой Гриша принялся молотить Севу кулаками, а Гоша сначала полоснул его по руке перочинным ножиком, а потом рванулся было наверх, за лягушкой, но Сева успел схватить его за ногу и дернуть к себе. Гоша грохнулся на бетон, как раз под ноги Сумскому, который тоже не удержался и упал на дно бассейна, хотя не переставал при этом молотить Севу.
Сева не чувствовал боли, а ему было радостно — лягушка спасена! Он закрывался от ударов, пытался отбиваться — хотя вряд ли у него были какие-нибудь шансы в сражении с Гришей Сумским и с Гошей, который хоть и не был великим бойцом, но был очень злым, и у него был ножик. Вообще-то, как вы знаете, если ребята дерутся, то ножи они не достают — это бандитское дело, но Гоша не знал ни чести, ни законов — он был очень злой от постоянной жадности, которая грызла его, как крыса.
Сева понимал — надо кричать или убегать.
Сева не мог кричать — даже в такой момент кричать было стыдно.
— А ну, прекратить! — раздался сверху голос. — Двое на одного! Сейчас у меня из лагеря вылетите!
И голос был такой начальственный, что Гриша тут же отпустил Севу и отпрыгнул в сторону. Он был сильный, но очень разумный и всегда рассчитывал, что ему выгодно, а что не очень.
Зато Гоша озверел и остановиться не мог.
Но при этом он соображал, что лучше быть невиноватым. Поэтому он продолжал нападать на Севу, но кричал:
— Это он на нас напал! Это Савин виноват! Это все Савин!
— Сколько раз повторять? — произнес голос вверху.
И тогда Гоша все-таки отпустил Севу и побежал наверх. Он скользил по гнилым листьям и банкам от пепси, но карабкался следом за Гришей.
Сева сидел на дне бассейна. У него звенело в ушах и рукам было больно.
Лолита прыгнула с борта к Севе. И это был, скажу я вам, прыжок!
Как минимум три метра! Косички разлетелись кругом — как спицы велосипедного колеса.
Она легко поднялась.
А Ванесса уселась на бортик, свесив ноги.
Лолита сказала:
— Ты сошел с ума! У тебя все руки в крови! Ты что, за бритву хватался?
— За ножик, — ответил Сева. — У него был ножик, и он им пытал лягушку.
— Ты что говоришь? — спросила сверху Ванесса, болтая ногами. — Зачем Гоше Жабе пытать лягушку?
Но Лолита уже догадалась.
— Это я виновата, — сказала она и достала из кармана шортов носовой платок. — Я же забыла, что он мне хвастался. У него сотовый с магнитофоном. Он разговоры записывает. Значит, он твой, Люська, разговор с бабушкой записал.
— И понял, что нужно самому лягушку допрашивать, да?
— Все понял и лягушку утащил… как все просто, если ты идиотка.
— Ну ко мне, по крайней мере, это не относится, — сказала Ванесса. — И попрошу меня не называть Люськой. Ты же знаешь, что я этого не выношу. Я же тебя Дашкой не обзываю.
Лолита только отмахнулась и спросила Севу:
— А где лягушка? Они ее убили?
— Нет, я ее отбросил — туда.
Ванесса обернулась.
— Никого не видно. Прости-прощай наша лягушечка, обойдемся без кладов.
— Главное, что она жива.
— Главное, — сказала Ванесса, — что ты, Савин, не смог с Гошей справиться. А еще мячом кого хочешь на месте убиваешь!
— У него был нож! — сказала Лолита. — Неужели ты не понимаешь, что Гоша Жаба настоящий бандит?
— Он был не один, — сказал Сева. Он вытирал царапины и порезы, но кровь все равно сочилась. — С ним был Гришка Сумской.
— Ну уж это ты не придумывай! — обиделась Ванесса. — Гриша случайно там оказался.
— Видно, ему сокровище понадобилось.
— Зачем?
— Чтобы к твоим ногам положить.
Ванесса не поняла иронии и всерьез ответила:
— Я бы не взяла такое сокровище. Особенно если бы они тебя убили.
— Люська, ты чудо простоты, — сказала Лолита. — А тебе, Сева, надо срочно в медпункт. Ты заработаешь заражение крови, это я тебе гарантирую. Ой, у тебя и на щеке порезано!
Руки и разрезанную щеку щипало жутко. Но в медпункт Севе не хотелось. Надо объяснять, почему он дрался и с кем… Потом все скажут, что он доносчик. Нет…
— Нет, — произнес он. — Мне надо сначала лягушку найти.
— Ты же ее выкинул?
— Она была привязана… или приколота к листу фанеры.
— Сейчас посмотрю, — сказала сверху Ванесса.
— Нет, я сам!
Сева вырвался от Лолиты, которая ему вытирала кровь со щеки, и побежал к лесенке.
Как больно! Но нельзя показывать! Они ему, наверное, все ребра поломали!
Особенно больно было подниматься по лесенке.
Ему казалось, что сейчас руки откажут и он грохнется обратно в бассейн.
Нет, нельзя показывать свою слабость. Сзади стоит Лолита, ей бы только заботиться о ком-нибудь! Бывают же такие женщины. И почему только ее Лолитой прозвали?
Сева поднялся по лесенке, но когда пришлось перебираться на борт бассейна, стало так больно, что он замер с поднятой ногой. Наверное, это было глупое зрелище.
— Нет нигде твоей лягушки, — сказала Ванесса. — Ускакала помирать в кусты. Как говорит моя бабушка: «Финита ля комедия».
— Все, хватит, идем в медпункт, — сказала сзади Лолита. — Или я позову медсестру сюда.
— Не надо, — раздался незнакомый голос. Сразу и голос девочки, и голос взрослой девушки.
По ту сторону клумбы стояла Царевна-лягушка.
Никто Севу не предупреждал, какие бывают лягушки, когда становятся царевнами, но он просто знал об этом, это было так же очевидно, как солнце и звезды.
— А мне уже и не больно, — сказал Сева.
Он старался, чтобы его голос не дрожал, а он все равно дрожал от волнения.
— Ты кто такая? — спросила Ванесса.
Хотя, конечно же, спрашивать было излишне.
Царевна была одета обыкновенно. Только платье было длинным, почти до пола, такие у нас не носят. И золотистые волосы, конечно, по плечам, как водопадики. Очень приятная царевна. И, наверное, ее можно было принять на улице за обыкновенную девушку, если бы не глаза. Они светились чуть-чуть, но достаточно, чтобы понять, какого они бирюзового цвета. А когда она говорила, из них вылетали смешинки.
— Спасибо, Сева, — сказала царевна. — Нам, лягушкам, обычно не везет на рыцарей.
— Он тебя ножиком резал! — сказал Сева.
— У лягушек это быстро заживает, — сказала царевна. — Как и на тебе.
— Ему надо в медпункт, — упрямо сказала Лолита.
— У меня с собой есть целебная мазь, — ответила лягушка. — Да и не стоит так поздно беспокоить медсестру, она сейчас с поварихами играет в подкидного дурака.
— Скажи ему, — вмешалась Ванесса, — что Гриша тут ни при чем.
— Да, кстати, — сказала царевна. — Возьми, Ванесса, у Гриши Сумского мою корону. Она, конечно, маленькая и не очень ценная, но мне ее мама на день рождения подарила. Я думаю, что он не посмеет тебе отказать.
«Как тебе не стыдно!» — хотела было обидеться Ванесса, потом сообразила, что лучше не обижаться.
Она сказала:
— Ладно.
Как будто сделала всем одолжение.
— Спокойной ночи, Лолита, — сказала Царевна-лягушка. — Спасибо тебе, что ты так позаботилась о Севе. Его раны почти зажили.
— И все же, — сказала упрямая Лолита, — я считаю, что в двадцать первом веке всегда полезнее пойти в медпункт, чем лечиться так называемыми волшебными средствами. У всяких знахарей…
А так как ей никто не ответил, то она резко повернулась и ушла следом за Ванессой.
Зашумели голоса, захлопали двери, послышался смех. Это кончилось кино. И все расходились по домикам.
— Пошли со мной, — сказала царевна.
Она шагнула прямо в кусты, и кусты расступились перед ней.
Сева шел за ней, и за его спиной кусты беззвучно смыкались.
Они вышли на небольшую полянку, ярко освещенную лунным светом. Сева никак не мог сообразить, где в лагере прячется такая полянка.
Посреди полянки стоял небольшой столик на тонких гнутых ножках.
На столе были банки и баночки старинного вида.
— Снимай футболку, — сказала царевна, — все равно она у тебя рваная.
Она взяла футболку Севы и кинула ее в кусты.
Там в кустах зашуршало. Захлопотали чьи-то ножки и ручки.
Зашептались голоса.
Царевна взяла со стола флакон и налила из него себе на ладонь густой, как сметана, мази.
— Подставляй физиономию, — сказала она.
И тут Сева вдруг понял, что она только кажется его ровесницей, а в самом деле она постарше. Ей лет шестнадцать.
Нежной рукой, тонкими пальцами царевна стала втирать мазь в щеку Севе, потом в плечо, потом смазала порезанные руки.
— До свадьбы заживет, — сказала она, — бери футболку.
Целая, чистая футболка лежала на траве у Севиных ног.
— И что теперь будет? — спросил Сева.
Царевна засмеялась.
— Правильный вопрос. Я бы то же самое спросила.
Она потянулась, как со сна, и взбила обеими руками свои длинные волосы.
— Ох и устала же я сегодня, — сказала она. — То в тумбочке, то в лейке, а то тебя пытают, как Муция Сцеволу. Ты, конечно, болел, когда в школе проходили про Муция Сцеволу?
— Точно, болел.
— Посмотришь в истории Древнего Рима. Главное то, Всеволод Савин, что ты прошел испытание. И отныне твоя жизнь будет очень интересной, но трудной и опасной. Тебя это не смущает?
— Ни в коем случае! — воскликнул Сева.
— Мы знали, что ты выдумщик, авантюрист, порой не самый храбрый и точно уж не самый сильный из ребят города Москвы. Но в тебе были качества, очень нам нужные. Поэтому пришлось устроить тебе испытание.
— Это было испытание?
— Да, и не обижайся. Нам нужно было понять, верен ли ты друзьям, способен ли забыть о себе, когда надо помочь слабому, хороший ли ты человек.
— Самый обыкновенный, — признался Сева. — А кто вы такие?
— Мы — жители мира сказок. Мы спасатели легенд. Мы затеяли великую эпопею, но нам нужны союзники среди людей.
— И что же вы затеяли?
— Мы поговорим с тобой, когда ты отдохнешь и когда нам понадобится твоя помощь.
— Какая помощь?
— Мы будем строить убежище для жителей сказочного мира, которым некуда деться среди людей, машин и денег. Без твоей помощи нам не справиться.
— Я согласен, царевна, — сказал Сева. — Что надо делать?
— Пока что надо идти спать, потому что вот-вот будет отбой. Пока что надо молчать о нашем с тобой разговоре. Пока что надо ждать. Спокойной ночи, мой Иванушка!
— Спокойной ночи, Царевна-лягушка, — ответил Сева.
— До встречи, — сказала Царевна-лягушка и вдруг растворилась в ночном воздухе, наполненном светом луны и звезд.
Шлеп!
У ног Севы сидела лягушка.
Без короны. На голове темный шрам.
Лягушка прыгнула и в одно мгновение скрылась в кустах. Только листья зашуршали.
В обширный, как хоккейный стадион, скромно и без вкуса обставленный кабинет Георгия Георгиевича Полотенца, президента Международного унитарного фонда развития (МУФР), без стука вошла Элина Виленовна, секретарь Георгия Георгиевича и всего МУФРа в целом.
Была Элина Виленовна сказочно красива, как девушка-спортсменка со старого плаката. Ее пшеничные кудри рассыпались по широким плечам пловчихи, лицо несло на себе следы загара Сейшельских островов, а дробная быстрая походка была точно такой же, как у ее любимого жеребца Добриона, на котором она возвращалась домой, если на улицах были пробки и ее машина была вынуждена в них задерживаться.
— Совещание в три тридцать, как объявлено? — спросила Элина Виленовна.
— Разумеется, — ответил Георгий Георгиевич, не поднимаясь из кресла.
Он не любил стоять рядом с Элиной Виленовной, потому что она была выше его на голову, а может, и на две головы, а ее ноги начинались там, где у него была толстая шея.
Элина Виленовна была подчиненной Георгия Георгиевича и должна была ему во всем подчиняться, потому что он мог запросто выгнать ее с работы, но на самом деле Георгий Георгиевич очень боялся, что она сама от него уйдет.
— Чай, кофе? — спросила Элина Виленовна.
— Вы же знаете, — сказал Георгий Георгиевич. — Ти фор ту.
Что означает — чай для двоих.
Элина Виленовна не удивилась, а щелкнула пальцами — это она умела, и на журнальном столике в углу кабинета появился поднос с японским чайником, маленькими чашечками и любимым печеньем Георгия Георгиевича — птифур.
Они уселись за столик напротив друг друга, и Георгий Георгиевич стал рассматривать ноги Элины Виленовны, которые напоминали о том, что она мастер спорта и чемпион Белгородской области по прыжкам в высоту.
— Что тебя печалит? — спросила Элина Виленовна голосом нежного друга и доверенного лица.
— Я почти разорен, — искренне ответил Георгий Георгиевич. — За ближайшую неделю мне надо собрать пятьдесят семь миллионов долларов.
— Пятьдесят семь миллионов, — задумчиво повторила Элина Виленовна. — Немалые деньги. Я подумаю.
И тут раздался телефонный звонок.
Зазвонил секретный аппарат. Личной связи.
— Мой мальчик, — прошептал Георгий Георгиевич.
Георгий Георгиевич был недобрым человеком, эгоистом и хамом. И на самом деле на всем белом свете он любил только своего сына и наследника Гошу. Ради него трудились все колесики мозга Георгия Георгиевича, и к нему сходились заботы многих подчиненных Полотенца. Любые сомнения в гениальности мальчика пресекались на корню. Даже собственную жену Аглаю, на которой он женился по душевной склонности, потому что она обещала родить ему такого же богатырчика, как он сам, он разлюбил за неосторожную фразу. Когда она родила мальчика, уже в три дня удивительно похожего на своего отца, Георгий Георгиевич пришел к ней в отдельную палату на специальном этаже с букетом цветов. Он поздравил ее, вручил ценный подарок в виде серебряной цепочки на шею и сказал:
— Спасибо тебе за Георгия.
— Послушай, Гоша, — возразила Аглая, — может, хватит в нашем семействе Георгиев? Николай — тоже хорошее имя.
Без слова муж повернулся и покинул палату, прихватив с собой ценный подарок. С тех пор он жену Аглаю не любил. Хотя мальчика, конечно же, назвали Георгием, Георгием Георгиевичем Полотенцем, будущим президентом и мультимиллионером. И чтобы стать таким, как объяснил ему папа, он должен будет учиться, учиться и еще раз учиться. А если списывать, то так, чтобы ни одна сволочь не заметила.
Этот совет Гоша усвоил и в школе считался если не отличником, то хорошим учеником. И почему такому вежливому мальчику не поставить лишнюю пятерку? Зато к празднику Восьмого марта его папа, тоже очень вежливый, обязательно подарит что-то небольшое, но приятное.
И вот раздался телефонный звонок.
Элина Виленовна вскочила и хотела покинуть кабинет, но Георгий Георгиевич, поднимая трубку, произнес:
— Оставайтесь, у меня от вас секретов нет.
Это было неправдой, потому что у Георгия Георгиевича были секреты от всех, даже от себя самого.
— Папочка, — раздался в тишине гулкого кабинета голос Гоши.
На экранчике видеофона появилась его физиономия.
— Спасибо, что ты позвонил мне, — сказал Георгий Георгиевич. — Все ли у тебя в порядке? Уважают ли тебя товарищи?
— Папа, — сказал Гоша, — у нас случилось странное происшествие, и я хочу с тобой посоветоваться.
— Молодец, — сказал папа. — Я никогда не оставлю тебя своими советами.
— Один мальчик в нашем отряде нашел лягушку с короной на голове.
— Уродка, что ли? — спросил Георгий Георгиевич.
Элина Виленовна постучала кровавыми ногтями по столику.
Георгий Георгиевич откликнулся на постук и увидел, что его секретарша хмурит соболиные брови. И сразу задал вопрос:
— Что еще особенного в лягушке?
— Мы коронку с нее сорвали и стали выпытывать, где лежит клад.
— Почему возникло подобное подозрение? — спросил Георгий Георгиевич.
— Разговор с бабкой подслушали.
И Гоша изложил события, правдиво, только собственную роль чуть приукрасил. Все-таки мальчик, надо понимать.
— Что за коронка? — спросил Георгий Георгиевич.
— Из камушков, блестящая, ее Гриша Сумской взял.
— А ты отдал?
— Я добрый, папочка, мне часто за это приходится расплачиваться.
— Да, ты добрый!
Георгий Георгиевич слушал голос сына, и у него в животе щекотало от счастья.
Все в мире уравновешено. Если на одной чашке весов лежит любовь к сыну Гоше, то чаще всего на другой чашке находится нелюбовь к другим мальчикам. Если в Индии идет дождь, то в Исландии наступает засуха.
— Что нам теперь делать, папочка? — спросил Гоша.
Элина Виленовна быстро нацарапала на столике светящуюся надпись: «ДОСТАТЬ КОРОНУ».
Георгий Георгиевич проглотил слюну, провел свободной рукой по лбу и опомнился. Нельзя, чтобы любовь к мальчику отвлекала от важных дел. Спасибо Элиночке, что никогда не забывает об интересах Фонда.
— Слушай меня внимательно, — сказал папа. — Пойди к своему приятелю и вели ему возвратить корону.
— А если он не захочет? — спросил Гоша.
— Как так не захочет?
— Потому что он сильнее меня.
— Как он смеет! — воскликнул Георгий Георгиевич. — Он у меня тут же вылетит из лагеря!
Элина Виленовна положила кончики длинных пальцев, украшенных кровавыми ногтями, на руку своему шефу, и тот снова опомнился.
Вздохнул и продолжал:
— Засвечиваться тебе нельзя. Предложи деньги, соблазни чем-нибудь, но шума не поднимай. Если возникнут сложности, немедленно отбей мне тревогу. Тебе понятно, солнышко?
— Будет сделано, папа, — ответил Гоша, который тоже любил своего папу. Правда, он любил и свою маму, но куда меньше, потому что мама все время приставала со всякими глупыми советами и велела чистить зубы. Иногда Гоша даже лелеял злобную мыслишку: вот не было бы мамы, не надо было бы мыть руки, чистить зубы, есть манную кашу и говорить «спасибо». Но понимал, что всегда кто-нибудь в его жизни будет ему приказывать. Так уж лучше мама, чем какая-нибудь Элина.
Когда Гоша отключился, Георгий Георгиевич спросил Элину Виленовну:
— Ты чего сигнализировала?
— Ты не представляешь, на какой след мы вышли, — прошептала она. — Рехнешься, когда узнаешь.
— Говори.
— Не кабинетный разговор.
— Выйдем.
В шкафу за спиной Георгия Георгиевича умещался небольшой лифт на двоих. Стоять в нем можно было только прижавшись. Георгий Георгиевич уткнулся носом в живот секретарши, а она поглаживала ему затылочек. Георгию Георгиевичу было щекотно и сладко.
Лифт поднял их в зимний сад, на крышу здания МУФРа, откуда открывался вид на площадь Белорусского вокзала.
Там воняло бензином, стоял шум и треск от машин, толпившихся внизу, рядом ревела потоками автомобилей Тверская улица. Площадка зимнего сада была огорожена железным забором, покрашенным в ржавый цвет, чтобы снаружи не догадались, какое богатое учреждение таится в здании между Третьей и Четвертой Брестскими улицами.
— Надо отсюда переезжать, — сказал Георгий Георгиевич. — А то отравимся.
— Нельзя переезжать, — возразила Элина Виленовна. — Зато здесь нам никто не завидует. Думают, что мы еле-еле концы сводим.
— Докладывай. — Георгий Георгиевич не любил разговоров на неприятные темы. Он хотел, чтобы вокруг все были довольны, а он счастлив.
— Это она, — сказала Элина Виленовна. — Из породы Василисы Прекрасной. Слыхали?
— Что-то в детстве мне говорили, — согласился Георгий Георгиевич. — Напомни.
Надо сказать, что сказок Георгий Георгиевич не выносил. Там все были богатыри и рыцари. А толстому мальчику небольшого роста даже в дураках места не находилось.
— Это Царевна-лягушка. Их и раньше было немного, а в наши дни, по моему мнению, они вымерли окончательно. Оказывается, одна осталась. Сидит в болоте, отличается от обычных лягушек только бриллиантовой короной на голове, но если ее отыщет добрый молодец, она превращается в царевну.
— И что же?
— А то, что может стать женой доброго молодца и дать ему полцарства.
— И у моего Гоши есть шанс? — обрадовался Георгий Георгиевич.
— Не он нашел царевну… нет, не он… — Элина Виленовна задумалась, потом потрепала своего шефа по пухлой, в красных жилках щеке и добавила: — И вообще, мне вся эта история не очень нравится. Похоже на инсценировку. И лягушка не настоящая, и принцесса не та. Надо проверить корону. Если она из стекла, а тем более фабричной работы, значит, они нас разыгрывают. Но если корона настоящая, значит, есть шансы.
Георгий Георгиевич понял далеко не все. Поэтому спросил свою секретаршу:
— Элина, скажи искренне, этот случай может быть связан с нашими планами?
— На это я надеюсь, — сказала Элина, — и от этого трепещу.
— Значит? — прошептал с надеждой ее шеф.
Элина отогнала осу, которая вертелась рядом, и крикнула ей вслед:
— Лучше не возвращайся!
— А я все слышала! — завизжала оса издали.
— Нигде покоя нет, — вздохнула Элина.
— Враги или конкуренты? — спросил Георгий Георгиевич.
— Конкуренты, — ответила Элина и продолжала: — Эту корону надо добыть, чего бы нам это ни стоило. И ваш мальчик этого не сможет сделать.
— Мой Гоша? — Георгий Георгиевич хотел было рассердиться, но вспомнил, как он любит своего сына и поэтому хочет ему безопасного счастья. Поэтому он сказал: — Высылай ему подмогу. Можешь взять мой вертолет.
— На электричке надежней, — сказала Элина.
— На вертолете скорей. И научись, наконец, подчиняться!
— Слушаюсь, шеф, — проворковала Элина.
А когда Георгий Георгиевич первым пошел к лифту, она спросила вслед:
— Хотите послушать идею, как добыть завтра же пятьдесят семь миллионов долларов?
— Хочу, — сказал Георгий. — Если это, конечно, законный путь.
— От тебя, кролик, то есть от вас, шеф, зависит, будет он законным или преступным. Но говорить будем не здесь, где нас уже засекли, а в комнате матери и ребенка на вокзале.
— Пошли!
— Сначала надо послать помощь к вашему Гоше. Кто пойдет?
Георгий Георгиевич не ответил, он только склонил голову в знак согласия. Они уже решили этот вопрос с Элиной без лишних слов.
И, войдя в свой кабинет, Георгий Георгиевич нажал на кнопку на столе и сказал:
— Ванюша, зайди к Элине Виленовне, она изложит тебе детали.
Ах, как была права Элина Виленовна! Не подвела ее интуиция.
У Гоши возникли трудности.
Он поговорил с отцом и пошел искать Гришу Сумского.
Он даже знал, где искать Гришу.
Ведь после завтрака Гриша уходил на полянку за медпунктом, чтобы заниматься там культуризмом.
Почти все знают, что такое культуризм, но если вы не слышали, то я объясню. Есть странные люди, не только мужчины, но и девушки, которые думают, что если у них пять пудов мышц, то они станут всех умнее и красивей.
Пока что Гриша Сумской не добился больших успехов, может, возраста маловато. Но старался. По крайней мере, себе самому он казался все красивее с каждым днем.
Гоша побежал на полянку.
Сумского там не было.
Потому что Гриша Сумской лежал в траве, смотрел в небо, на утренние кучевые облака и рассуждал о жизни. Он был рассудительным человеком.
Между большим и указательным пальцами он держал корону, которую они сорвали вчера вечером с лягушки, и смотрел сквозь нее на небо. Камешки, из которых она была сделана, сверкали, словно фонарики.
Очень красиво.
Гриша думал, как неплохо у него складывается жизнь. Многие его уже любят, а еще больше людей полюбят его завтра, когда он станет великим культуристом. А когда он станет чемпионом мира, то у сцены, где он получит золотую медаль, его будет ждать очень красивая девушка, куда красивее Ванессы, и протянет ему букет цветов. А Гриша вынет из кармана корону и водрузит ее на голову красавице. Ничего, что корона пока маленькая, подрастет!
Он улыбнулся своей шутке и хотел спрятать корону в карман, как из кустов вышла хромая бабка в армейском камуфляже и строго сказала Грише:
— Ты эту корону выкинь, выкинь, если хочешь остаться в живых!
Гриша вскочил, он уважал старших, но не настолько, чтобы кидаться коронами.
Он даже застегнул карман. Уж очень зловещая была бабушка.
— Я не знаю никакой короны, — сказал он. — Вы ошиблись.
— Кассандра никогда не ошибается, — сказала бабушка. — Ты обо мне слыхал?
— Нет, простите.
— То-то и видно. А то бы выкинул корону и убежал без оглядки!
Бабушка была недовольна.
— И чему вас в школе обучают?
— Бабушка, — подошел к ним Гоша Полотенц. — А я вас знаю.
Он наконец-то отыскал Сумского и подслушал его разговор с Кассандрой. Он знал, что Кассандрой звали неудачливую предсказательницу, так как учился в школе куда лучше, чем Гриша Сумской. Ведь папа часто напоминал ему, что для овладения всеми богатствами человечества надо учиться, учиться и еще раз учиться.
— Наконец-то, — обрадовалась Кассандра.
— Вы ископаемая предсказательница, которой никто не верил, а колотили беспощадно!
— Допрыгались! — обиделась бабушка Кассандра и скрылась в кустах.
А Гриша Сумской даже обрадовался, что ему пришли на выручку.
— А ты в самом деле ее знаешь? — спросил он.
— Читай Гомера, — ответил Гоша.
Пока ты знаешь больше своего друга или врага, говаривал ему папа, ты сильнее его. Никогда не делись с другими своими знаниями.
Вот Гоша и не делился.
А Сумской не стал спорить.
— Слушай, — стал ковать горячее железо Гоша, — на что тебе эта корона?
— А что?
— Давай поменяемся.
— А тебе она на что? — спросил Сумской.
— Я собираю короны, — сказал Гоша. — У меня уже шесть штук. Мне папа одну из Бангладеш привез, а другие мы здесь покупали. Получше твоей будут.
— Если получше, — сказал Сумской, — так и играй с ними, а у меня пускай плохая останется.
— А если сухарем? — спросил Гоша. — Десять баксов хочешь?
Сумской тоже умел соображать.
— Тысячу баксов, — сказал он.
И не потому, что так думал. Он тысячу баксов никогда и не видал, даже в чужих руках. Но хотел проверить Гошу.
— Тысячу баксов? — Гоша даже зажмурился от возмущения. — Да эта корона и сотни не стоит. Лягушачья икра в томате!
— Ну давай сотню, — сказал Гриша Сумской.
Недаром у Гоши было прозвище Жаба. Не мог он ничего поделать со своей жадностью, хотя и понимал, что жадничать сейчас не следует. Этот недостаток он унаследовал от своего папы. Но Георгий Георгиевич научился в решительный момент наступать на горло собственной песне, а Гоша был еще почти ребенком и не мог свою жабу одолеть.
— Не дашь, — сказал Сумской, — тогда гуляй.
Он не очень любил этого Гошу и даже немного опасался его. Потому что Гоша всегда что-то хотел получить, отнять, отспорить, оттяпать, отхитрить — очень был целеустремленным.
Но Гоша умел командовать, а Гриша Сумской совершенно не умел управлять другими людьми, даже самим собой не умел управлять. Мышцами — пожалуйста, а вот мыслями — ни в коем случае!
— Ты пожалеешь! — разозлился Гоша. — Сам ко мне прибежишь, будешь просить — возьми за три рубля. Фиг я у тебя возьму!
Гриша Сумской был готов уже сдаться и отдать корону за десять баксов, но Гоша убежал с полянки. Он был так взбешен, что от него поднимался пар, а от кроссовок на траве оставались рыжие проплешины.
Гриша Сумской был расстроен.
Сначала эта Кассандра, потом Гоша. Кто еще придет за короной?
А пришла сама Ванесса.
Пришла на полянку, такая красивая и самоуверенная, будто случайно, а не по просьбе царевны, Севы и Лолиты. А ведь это они подослали Ванессу, сказав ей, что Гриша для нее все сделает, потому что Ванесса первая красавица не только в лагере, но и во всей Московской области, и если будет конкурс «Мисс школьница Московской области», то она на нем обязательно победит.
Не смогла Ванесса отказать друзьям, которые так высоко ее ценят, и пошла. Правда, ей и самой хотелось проявить свою власть над Гришей Сумским. У нее были к тому свои женские интересы, которых вам не понять.
— Привет, — сказала Ванесса, — мышцы качаешь?
— А ты знаешь?
— Я многое про тебя знаю.
— Что же? — Гриша повел плечами, словно уже стал настоящим культуристом.
— Я знаю, что тебе суждено стать чемпионом мира по культуризму.
— Ну что ты! — возразил Гриша. — Ты шутишь, да?
Ванесса уселась на пенек и жестом приказала Грише сесть на траву у ее ног. Он с радостью подчинился.
— Я к тебе отношусь… — сказала Ванесса. — Я тебя выделяю среди других мальчиков, несмотря на мою красоту и то, что при желании все ребята лагеря тут бы валялись!
И она показала на траву, где уже сидел Гриша.
— А я и не знал, — сказал Гриша.
Ему было приятно слышать такие слова.
— Я согласна с тобой дружить, — заявила Ванесса.
— Я тоже, — сказал Гриша.
— Вот и договорились.
Гриша чуть-чуть расстроился. Он не думал, что все получится так просто. Сказала, и все. А что дальше делать?
— А у меня проблема, — сказала Ванесса. — Нужен твой дружеский совет.
— А что?
— У Лолиты завтра день рождения, а подарка нет. Сам понимаешь, из лагеря в магазин не слетаешь.
Гриша немного подумал и сказал:
— Может, ты ей свой компот отдашь?
Он, конечно, пошутил, но Ванесса взвилась, как дикая кошка.
— Ладно, ладно, — сказал Гриша, — нарвешь ей букет у директора на клумбе.
— И вылечу из лагеря. Спасибо!
— А что я могу?
— Ну поищи чего-нибудь! Неужели твоя голова не работает? Одни мышцы.
— Почему одни мышцы? — обиделся Гриша. — У меня вот что есть…
Он уже пожалел, что говорит, но останавливаться было поздно. Тем более что Ванесса его подгоняла, почуяла добычу, пантера!
Пальцы Гриши вытащили из кармана корону лягушки.
— Мне за нее Гоша десять баксов давал, — промямлил он.
— А ну-ка, дай сюда, — сказала Ванесса. — И за эту красоту он тебе пытался всучить десять баксов? Ах ты, жаба!
— Кто жаба?
— Нет, не ты, ты нормальный бой. Ты от сердца ради меня ценную вещь оторвал. И учти, Гриша, за мной не заржавеет. Теперь ты стал мне настоящим другом. Встань!
Гриша послушно поднялся.
Ванесса встала рядом и поцеловала его в подбородок.
Гришу просто обожгло этим поцелуем.
…Зашуршали кусты, и Гриша остался один.
И без короны.
Зато с настоящим другом.
И совершенно непонятно, что же лучше.
Ванесса, подпрыгивая, словно маленький ребенок, побежала к волейбольной площадке, где ее, как и договаривались, ждали Сева с Лолитой. Сева боялся, что у нее ничего не выйдет, а Лолита уже пять раз повторила:
— Сева, ты совершенно не знаешь женщин. В решающей схватке ему никогда не устоять.
— А если он не знает, что это решающая схватка? — сомневался Сева.
Лолита набрала желтых одуванчиков и плела из них венок. Это очень успокаивающее занятие.
А Сева вспомнил, как дедушка, если играет его любимый «Спартак», ругает его на чем свет стоит, словно ждет с нетерпением: скорей бы уж эти неумехи продули матч! На самом деле он так колдует. Чтобы «Спартак» неожиданно для всех выиграл. Тогда можно сдержанно радоваться и разводить руками от удивления: «Вот уж не ожидал, что им это удастся!»
Так и Сева, видно, наследственность сказывалась, думал, что ничего у Ванессы не выйдет, потому что надеялся, что получится.
А Ванесса об этом не подозревала.
Она шла по дорожке, не спешила, потом остановилась, вынула корону и стала ею любоваться.
Корона была просто чудом ювелирного искусства. Она была круглой, как бы из двух серебряных ажурных полушарий, надрезанных сверху и украшенных крестиком. И все это было усыпано белыми хрусталиками, которые переливались под солнцем, как звездочки на небе.
Ванесса подумала: «Ну зачем мне отдавать такую красивую корону этому выдумщику Савину? Он сам никогда бы не смог отнять ее у Сумского. Потому что Сумской только ко мне испытывает чувство!»
В душе у Ванессы принялись сражаться две кошки — белая и черная.
У Ванессы часто в душе сражались кошки, и она сама не знала, какая из них победит.
Вот и пришлось остановиться, чтобы прислушаться к сражению в собственной душе.
И тут ее сердце екнуло. Ванесса почувствовала взгляд.
Она замерла, как кролик замирает под взглядом удава.
Перед ней на дорожке стоял мальчик.
Совершенно незнакомый мальчик.
Он ничего не делал. Он просто стоял и перегораживал ей дорогу.
Он был странный, и Ванесса не сразу поняла, в чем же была странность. А потом сообразила — он был одет как взрослый. Вроде бы в джинсах и рубашке, но все на нем выглядело как на маскараде: мужчина, переодетый мальчиком.
Может быть, лилипут?
Половину его лица закрывали большие черные очки, и от этого он выглядел совсем уж ненастоящим.
Мальчик протянул вперед тонкую руку раскрытой ладонью вверх.
— Ты чего? — спросила Ванесса.
Бояться ей было совершенно нечего, потому что она стояла посреди лагеря, по которому ходило, бегало и передвигалось двести человек детей и взрослых, если закричать, то по крайней мере пятьдесят человек прибегут на помощь.
Но Ванесса понимала, что она не может закричать. У нее онемел язык.
Он лежал во рту как вареный, без всякой пользы. Даже губы облизать не мог.
И вдруг она поняла, что этот мальчик в очках хочет, чтобы она отдала ему лягушачью корону. И она ему ее сейчас отдаст…
— Нет! — закричала она, но язык не шевелился, а без его помощи получалось мычание.
Мальчик снял очки и ловко положил их в верхний карман рубашки.
И тогда Ванесса впервые заглянула в глаза Каину.
Тогда она не знала о прозвище этого человечка.
Но если ты не предупрежден, то лучше в глаза Каину не заглядывать.
Они как будто прорезаны тупым ножом в коже лица, они спрятаны глубоко, так что никогда не блестят и не поблескивают, словно ты случайно заглянул в темную-темную комнату, а в этой темной-темной комнате сидят на стульях темные люди, а у их ног лежат черные коты, и все они движутся медленно, как будто под водой.
И Ванесса, сама не понимая, что делает, протянула корону мальчику, который, конечно же, был в десять раз старше ее и только притворялся ребенком.
Каин ловко кинул корону в большой рот совсем без губ. Рот захлопнулся.
И вдруг старенький мальчик бросился в кусты и пробился, продрался сквозь них. Ванесса все это видела, но так и не нашла в себе сил, чтобы закричать.
И она увидела сквозь кусты, что там, на лужайке, где сушат белье, опускается маленький вертолет. Зеленый, обыкновенный, как показывают по телевизору из горячих точек, только поменьше.
Из открытого люка свисала веревочная лестница.
Она дотронулась концом до травы как раз у ног Каина.
Тот схватился за перекладину и быстро, по-насекомому, полез наверх. А вертолет начал подниматься и двинулся над деревьями прочь от лагеря, так что, кроме Ванессы, его никто и не заметил.
Ванесса глядела ему вслед и не верила тому, что произошло.
Потом пошла дальше, еле переставляя ноги.
А Лолита издали увидела ее и поняла, что дела плохи.
Она кинулась к Ванессе.
— Что? Что случилось? Гришка тебя оскорбил?
— Ну знаешь! — рассердился Сева. — Я с ним поговорю!
Ванесса доплелась до скамейки у волейбольной площадки, села на нее и сказала:
— Ничего вы не понимаете. Гришка совершенно ни при чем. Это было привидение.
— Какое еще привидение! — взвилась Лолита, которая категорически не верит в привидения и всякую чепуху. — Скажи лучше, что он тебе не отдал корону.
— Он отдал, — сказала Ванесса, — и я не вру. Привидение на вертолете.
В громадном, похожем на ледовый стадион, кабинете Георгия Георгиевича Полотенца, президента МУФРа, началось секретное совещание.
Агенты Фонда, вымуштрованные лично Элиной Виленовной, заняли точки на площади Белорусского вокзала, заменили всех газетных киоскеров, цветочных продавцов и торговцев цыплятами табака. В небе над трехэтажным, таким незаметным, таким обыкновенным, даже плохо покрашенным домом, в котором кроме МУФРа, помещалась еще парикмахерская, часовая мастерская и небольшой ювелирный магазин, кружились вертолеты прикрытия. Ни одна живая или мертвая душа не должна была услышать, о чем там шел разговор.
Во главе стола уселся Георгий Георгиевич Полотенц, президент МУФРа.
Как мы знаем, это весьма невысокий полный человек с очень красными щеками и рыжими глазками. В остальном обыкновенный.
На вид ему тридцать восемь лет, по документам немного меньше.
Справа от него сидит очень маленький, худенький мужчина, а может, и мальчик в больших темных очках. Он держится прямо, словно проглотил линейку. Его прозвище Каин. Он сидел в лагере за бандитизм, а потом ему все простили. Но это совсем другая история.
Слева от Георгия Георгиевича вы могли бы увидеть старуху в камуфляже по имени Кассандра. Ей очень много лет, и все эти годы она предсказывала разные страшные события. Но ей никто никогда не верил. Может быть, вы не помните или болели, когда это проходили в школе, но это именно она просила троянцев, чтобы они не верили грекам, которые подарили им деревянного коня. Троянцы приняли подарок, а оказалось, что конь нашпигован греческим десантом. Старуха оказалась страшно живучей и довольно богатой. Вообще-то она бабушка не вредная, но все время предупреждает и предсказывает. А это многим надоедает.
Да, зовут Кассандру Маргаритой Федоровной, так по паспорту.
Напротив Маргариты Федоровны Кассандры стояло самоходное кресло, покрытое черным колпаком. В колпаке сидел академик Сидоров, почти не видный снаружи. Как вы подозреваете, фамилия Сидоров и имя Сидор Петрович не настоящие. Дело в том, что академика засекретили еще в шестом классе Конотопской средней школы и с годами засекречивали все туже. Шестнадцать лет так называемый Сидор Петрович провел в шахте на глубине шести километров, дважды его выкрадывала американская разведка и трижды его с боями привозили обратно.
Несчастье России и счастье Сидора Петровича заключались в том, что он был гениальным изобретателем и ему было совершенно все равно, что изобретать. Как поет соловей, так Сидор Петрович изобретал.
И даже сейчас, когда наступила свобода, Сидора Петровича на свободу не отпускали и секретность с него не снимали, потому что его могли украсть, допустим, ваххабиты, а он изобрел бы для них карманную водородную бомбочку, потому что ему было бы любопытно изобрести такую водородную бомбочку.
Вы можете удивиться, что делает такой секретный ученый в гуманитарном и таком добром Фонде Георгия Георгиевича. И я отвечу, что ФСБ, ЦРУ и МОССАД пытались наложить лапы на этот талант. Но эти лапы оказались коротки, так как у великого изобретателя есть супруга. У других людей бывают жены, а вот у Сидора Петровича была Супруга. Размером и весом она была подобна старинному буфету, ростом достигала двух метров шести сантиметров, а как-то в молодости попала с молодежной делегацией в Японию и там увидела борцов сумо, самых толстых и тяжелых спортсменов на свете. В решающий момент Райка вышла на помост и крикнула:
— Ну кто, блин, сразится, сравнится со мной?
Вышло по очереди несколько чемпионов, и всех она выкинула с помоста совершенно беспощадно. Правда, ее тут же дисквалифицировали, потому что в Японии женщинам не позволяют участвовать в мужских соревнованиях.
Супруга академика вышла за него замуж, потому что вначале служила в войсках Госбезопасности, а точнее, в охране объекта Сидорова. Она настолько сжилась с академиком, что даже порой в уборную и в ванную ходила вместо него, а уж ордена и медали носила вместо него постоянно. Разговаривать с ним она мало кому позволяла, хотя, конечно же, Георгий Георгиевич был исключением.
Георгия Георгиевича она уважала. Даже побаивалась, хотя ростом и размером превышала его вдвое. Как-то она поворачивала за угол и врезалась в Георгия Георгиевича. К счастью, точно сзади него шагал охранник Савва. Теперь он на инвалидности.
Почему же академик Сидоров такой секретный и недоступный?
Потому что он изобрел пулемет «Зидор». Не может быть, чтобы вы о нем не слыхали! Даже в песне поется: «Закину сидор за плечо и поцелую горячо!» А правильней — «пистолет-пулемет Сидорова». Простой в обращении, безотказный в лесу и пустыне. В малых и больших войнах из «сидорова» ухлопано больше шестнадцати миллионов человек, а еще тридцать три миллиона искалечены.
Но все это в прошлом.
«Сидорова» Сидоров изобретал по долгу службы, на работе.
А потом, состарившись, он стал изобретать для души.
Именно из-за этого изобретения и родился на свет МУФР во главе с Георгием Георгиевичем Полотенцем.
Об изобретении речь пойдет дальше, а нам осталось лишь сказать еще несколько слов о самом академике Сидорове. Уже пятьдесят лет он сидит под темным бронированным колпаком и изобретает. Неужели ему не хочется выскочить наружу и побегать под дождем? Оказывается, нет, необязательно. У Сидорова есть страсть. Он разгадывает кроссворды. И если кроссвордов ему достаточно, он наружу не стремится.
Помылся, побрился, овсянки покушал — и давай гадать!
А рядом верная Райка. И приласкает, и кроссворд принесет.
Жаль только, она не умеет подсказать трудное слово — слишком мало знает она слов.
На заседании она сидела рядом с темным стеклянным колпаком, под которым можно было угадать фигуру Сидорова. Перед ней на столе лежала стопка негаданных кроссвордов на различных языках, и время от времени она кидала свежий кроссворд в щель в колпаке. Тогда ее широкая и высокая грудь всколыхивалась, и шестнадцать медалей международных премий за сохранение мира во всем мире мелодично принимались звенеть…
Консультант Эфимыч протянул волосатую лапу, чтобы ненароком сорвать и присвоить одну из золотых медалек — уж очень он был хватальщиком и загребальщиком. Но Райка Сидорова ловко долбанула его тяжелой ладонью по руке, а Георгий Георгиевич укоризненно произнес:
— Ну, господа хорошие, товарищи дорогие, возьмите себя в руки!
Эфимыч попал в президиум МУФРа как представитель общественности, профессор по проблемам неопознанных явлений и фантастических существ. Он был рыхлым, приземистым, очень волосатым — лешие принимали его за своего — существом. Лишь два места на нем были без волос — маленькая лысина на затылке и нос, похожий на лиловый баклажан.
Когда-то называли его просто — Ефим Ефимыч Крестоположенский. Но когда он начал зарабатывать, выступая по телевизору в мистических и эзотерических передачах, то есть растолковывать тайны бытия и небытия, в которых ничего сам не понимал, пришлось имя менять. Одна его подружка, белая ведьма Черногай, посоветовала скрыться под псевдонимом Эфимыч. Народ его запомнил и полюбил. Порой даже в метро можно услышать:
— А вчерась Эфимыч опять грозил Гватемале наводнением.
— Как же, как же, МЧС уже готовит самолеты.
Вот он и сидел рядом с Райкой Сидоровой и время от времени начинал зычно похохатывать. Напротив него, на уголке стола пристроилась Элина Виленовна — сама скромность, сама исполнительность. Там же пустовал один стул.
А так как у Георгия Георгиевича в кабинете случайностей не бывает, следовательно, этот стул для кого-то предназначался.
И Георгий Георгиевич произнес:
— В нашем тесном кружке сегодня появится новый член. Незаменимый, как незаменимы все члены нашего президиума. Элина Виленовна, пригласите, пожалуйста, магистра Проникло.
Элина Виленовна резво вскочила и поспешила к двери. Шаги ее были четкими, звонкими и короткими. Все смотрели ей вслед, любуясь совершенством ее спортивного тела.
Она растворила дверь и воскликнула:
— Господин Проникло, вас ожидают…
А когда господин Проникло вошел в дверь, она добавила:
— С нетерпением!
Вошел человек, скорее высокий, чем низкий, и скорее худой, чем толстый. Был он вытянут вверх, как гороховый стручок, и маленькую твердую голову держал закинутой назад. Ноги у него были короткие, и выступал он, словно клоун на манеже.
Проникло окинул взглядом стол и направился к пустому стулу.
Отодвинул его, коротко поклонился всем по очереди, словно голубь, который клюет зернышки, а потом сел и замер, словно неживой. И даже выпуклые белые глаза с черными точками зрачков прикрыл жесткими веками.
— Магистр Проникло по специальности спелеолог, — произнес Георгий Георгиевич. — Он согласился войти в ряды наших друзей, чтобы оказать пользу Фонду. Надеюсь, по принятому у нас обычаю, он расскажет о себе.
— Я буду краток, — жестяным голосом заговорил магистр Проникло. — Я принадлежу к семейству подземных проходцев и коллекционирую пещеры. Затем я вожу туда туристов и авантюристов, отчего стал богат и независим.
Раздались сдержанные аплодисменты.
— Каждый из членов президиума нашего Фонда, — сказал Георгий Георгиевич, — внес свой существенный вклад в общее дело. Я вношу свой организаторский талант, Эфим Эфимович — уникальные знания…
При этих словах консультант Эфимыч приподнялся, опершись о стол волосатыми лапами.
— Маргарита Федоровна Кассандра дарит нам свое предвидение будущего и значительное личное состояние.
— Потом дашь мне слово! — крикнула старуха в камуфляже. — Мне надо будет вас кое о чем предупредить.
— Успеете, — отмахнулся Георгий Георгиевич и продолжал, изобразив в глазах нежное почтение: — Но наибольший вклад в нашу скромную деятельность внесла чета супругов Сидоровых, выдающихся деятелей отечественной науки.
Все принялись аплодировать.
Райка Сидорова тоже аплодировала.
— Последней по возрасту, но не последней по вкладу, — сказал, когда аплодисменты утихли, Георгий Георгиевич, — является благородная административная и духовная деятельность нашей дорогой Элины Виленовны.
Элина Виленовна одарила окружающих ласковой ослепительной улыбкой и помахала высоко поднятой ладонью, как машут с пьедестала зрителям олимпийские чемпионы.
Георгий Георгиевич сделал паузу.
Словно не был уверен, продолжать или нет.
Но мальчик в черных очках незаметно кивает, как бы приказывая: можно! давай!
И Георгий Георгиевич указал на мальчика толстым пальчиком и произнес:
— Я не буду рассусоливать о нашем юном друге, который так скромно сидит за этим столом. О нем речь впереди. И вы поймете, почему это так. Пока что ограничусь упоминанием о том, что вклад бывшего благородного бандита по кликухе Каин неизмеримо велик. Он — наш Исполнитель. Если кто-то не знает тайного, истинного значения этого слова, пускай он подойдет к гражданину Каину после нашего заседания, и я уверен, что гражданин Каин не откажется дать пояснения.
— Пускай подойдет, — согласился Каин.
— Представив всех вам, — обратился Георгий Георгиевич к магистру Проникло, — я вас представлю нашему небольшому коллективу выдающихся людей и деятелей.
Магистр Проникло вскочил, словно подброшенный снизу уколом гвоздя, и, уперши белый взор в потолок, откинул назад головку.
И замер.
— Долгие и выдающиеся путешествия магистра в недра Земли, — продолжил Георгий Георгиевич, — привели его к ряду открытий. В частности, он открыл Подземелье.
— Подземелье, — повторил магистр Проникло.
— Гигантскую полость в сердце нашей планеты.
— Полость! — жестяным голосом повторил магистр Проникло.
— И это его вклад в наше общее дело.
— Объясни! — потребовал Проникло.
— Я специально откладывал момент объяснения до общей встречи президиума. На ней мы должны решить, принимать ли в наши ряды магистра Проникло.
— Вот именно, — согласился магистр и уселся на место.
— Любое великое открытие, — сообщил Георгий Георгиевич голосом кота, который просит косточку, — проходит несколько этапов. Вначале оно рождается в мозгу гения.
Георгий Георгиевич поклонился Райке Сидоровой, а она сунула в щель свежий кроссворд, наверное, в награду мужу за его изобретения.
— Академик Сидоров, великий гуманист, всегда думал о благе прогрессивного человечества, — продолжал Георгий Георгиевич. — И когда он сделал открытие, то поделился им со своей супругой, а она в поисках спонсоров и друзей обратилась к нам.
Райка Сидорова принялась улыбаться и качать прической.
— В чем же суть великого открытия? — сказал Георгий Георгиевич. — Это концентрированный стимулирующий активный раствор. А проще — сбылась мечта всех народов! Открыта живая вода!
Возникла пауза, и все обернулись к магистру Проникло, будто ждали, что он станет хлопать в ладоши и кричать. Но он медленно повертел своей жесткой головой и спросил:
— Объясните принцип действия!
— Только в общих чертах! — предупредила Райка Сидорова. — Человек он еще не проверенный. Может убежать к врагам.
— Никто еще от нас не убежал, — вдруг произнес мальчик в черных очках по прозвищу Каин.
— Не тяните! — громче сказал магистр Проникло. — Я жду!
И тут послышался глухой, будто из глубокого подземелья, голос, который на самом деле исходил из-под черного стеклянного колпака, под которым сидел академик Сидоров.
— Я сам скажу!
И наступила тишина.
— Я вывел формулу, — произнес Сидоров утробным голосом, — вещества, которое, будучи введено в организм человека, возвращает ему молодость. И этим все сказано.
— Это правда? — Магистр Проникло был поражен.
— Это больше чем правда, — сказал Георгий Георгиевич. — И уже есть человек, который стал молодым.
И Георгий Георгиевич широким жестом показал на мальчика по кличке Каин.
— Это он, руководитель нашей охранной службы, — произнес он. — И я должен признать, что в настоящее время календарный возраст гражданина Каина достигает двухсот пятидесяти лет, а физический…
— Даже перебор получился, — сказал Каин. — Мне лет тринадцать-четырнадцать. Но не в этом дело…
— Каждый из членов президиума имеет право претендовать на свою долю живой воды, — сказал Георгий Георгиевич. — И вы должны понимать, какие открываются финансовые и политические перспективы.
— Это приведет к катаклизмам в масштабе всей планеты, — заявила Кассандра.
— До масштабов всей планеты дело не дойдет, — возразил Георгий Георгиевич, — но осторожность не помешает. Потому что стоимость одной порции живой воды достигает шести миллиардов условных единиц.
— Точнее, каких единиц? — спросил магистр Проникло.
— Долларов, долларов! — закричал в ответ Каин. — Я сам платил, понимаешь? Сам, лично, из своих трудовых сбережений.
— И долго сберегал? — серьезно спросил магистр.
Как потом оказалось, он шутить не умел, потому что когда ему в детстве вырезали гланды, то заодно доктор нечаянно вырезал ему чувство юмора. Но магистр Проникло не подозревал о том, что у него нет чувства юмора.
— Всю сознательную жизнь, — ответил гражданин Каин, у которого было чувство юмора, но своеобразное.
Георгий Георгиевич постучал кончиком золотого карандашика по столу, призывая к тишине.
— Деньги не самое главное, — сказал он. — Есть проблемы и похуже. А именно — каждый грамм живой воды производится из воды обыкновенной. В процессе получения живой воды обыкновенная вода превращается в мертвую воду. И это понятно, потому что в живой воде должно быть столько живости, чтобы обратить вспять всю жизнь человека. Живая вода, каждая молекула живой воды высасывает жизненные силы из сырья.
— Не тяни! — воскликнул гражданин Каин. — Я давно хотел задать этот вопрос, но стеснялся. Говори, сколько воды ты ухлопываешь на грамм живой воды?
— Примерно кубический километр, — сказал Георгий Георгиевич. — При условии, что на одного человека требуется примерно шесть граммов живой воды. Понятно?
— А это много или мало? — спросила Кассандра. — Мне ваши километры непонятны. Я все по старинке, графинами и амфорами…
Георгий Георгиевич только отмахнулся от старухи. А вежливая Элина Виленовна сказала:
— Желающие могут подойти ко мне после совещания, и я дам точные цифры. Относительно объема озера Байкал.
Элина Виленовна ничего особенного не сказала, но все поняли, что озеру Байкал грозит гибель. Никто из них не был на Байкале, но еще из школьных учебников знали, что Байкал — это очень много воды, которая раньше была хрустально чистой, а теперь стала просто чистой.
— К сожалению, — продолжал Георгий Георгиевич, глядя на магистра Проникло, потому что остальные об этом уже слыхали, — мертвая вода обладает рядом отрицательных качеств. В ней никто и ничто не может жить — ни рыбы, ни водоросли, ни даже головастики, любое живое существо, которое попадет в эту воду, немедленно погибает.
— Ну уж это преувеличение! — загудел из-под колпака академик Сидоров. — Не сразу, а минут через пять.
— Как вы видите, академик меня поправил, — согласился Георгий Георгиевич. — Минут через пять…
— А она выздоровеет? — спросил магистр Проникло. — Вода придет в норму?
— Через двести лет, — ответила Райка Сидорова, которая многое знала, потому что муж ей многое рассказал. — Через двести лет в этой воде начнут размножаться амебы и инфузории, а еще через триста лет появятся лягушки.
— А куда вы дели первую воду? — спросил магистр.
— Что вы имеете в виду?
— Но вы одного гражданина омолодили? — Он показал на Каина. — И, наверное, для опытов тоже вода понадобилась?
— Наш завод, — ответил Георгий Георгиевич, — стоит в пустынной полярной местности, мы закупили секретный полигон на Кольском полуострове. Раньше на том полигоне производились отравляющие вещества и остатки их спускали в Ловозеро, которое обнесено колючей проволокой в шестнадцать рядов и обкопано рвами и валами. Но в настоящее время Ловозеро уже переполнено мертвой водой. Мы можем продолжить наш благородный труд, только если найдем, куда девать мертвую воду.
— А если в реку? — спросил магистр Проникло.
— В какую?
— Например, в Амур. Или в Волгу. А потом эта вода уйдет в море или океан.
— Была такая идея, но она опасная, — признался Георгий Георгиевич. — Ведь тамошнее местное население будет пить эту воду или умываться ею. И быстро вымрет. А как только вымрет, начнется расследование — и до нас докопаются.
Все замолчали.
Молчали и глядели на магистра Проникло.
Наконец Георгий Георгиевич произнес:
— Вы понимаете, наш новый коллега, что ваше сообщение может иметь для нас принципиальное значение?
— Понимаю, — ответил магистр жестяным голосом. — Но мой вклад в общее дело дорого стоит. Я должен стать первым в очереди на омоложение.
— Это мы еще обсудим! — воскликнула Райка Сидорова. — После моего супруга.
— Я предупреждала, — заявила Кассандра, — что это все хорошо не кончится!
— В порядке живой очереди! — заявил Эфимыч. — Мне тоже моя юность часто снится.
— Не пойдет, — сказал магистр. — Ищите сами, куда ваши помои сливать. Или пять миллиардов мне.
Магистр поднялся и отодвинул стул. Он еще больше стал похож на гороховый стручок.
Начался шум и движение, некоторые стали упрашивать Проникло не уходить, но тот был непреклонен.
Уловив секунду тишины, Элина Виленовна спокойно и тихо сказала:
— Уходите, уважаемый магистр. И оставайтесь стареньким. Сколько вам лет в обед?
— Неважно!
Но никуда стручок не ушел.
А снова уселся на свое место.
— Теперь расскажите нам, что вы нашли и что вы можете положить в нашу общую копилку, — сказала Элина Виленовна.
Конечно, она не была там главной, но она умела говорить так, что даже ее шепот был слышен в любом углу зала.
И магистр Проникло подчинился ее приказу.
— Моя специальность, — сказал он, — а также мое хобби — коллекционирование пещер. Я уже наколлекционировал шестнадцать больших и восемьдесят три малые пещеры. В разных частях света. Большую часть жизни я провожу под землей и получаю от этого удовольствие. А также извлекаю доход. Теперь много туристов, которые туда лезут. Очертя голову. Многие падают в пропасть, мы их не жалеем.
Магистр Проникло говорил короткими фразами и не заботился о том, чтобы они были гладкими, завершенными или красивыми. Будто вообще привык молчать.
— С каждым годом забираюсь все глубже. Так завещали родители. Покойные. Я стал магистром спелеологии, и меня уважают. Наконец в прошлом году я отыскал полость. Мечту спелеолога. Это очень большая полость глубоко под землей, там даже есть свое небольшое светило из подземной лавы. В этой полости можно разместить страну Люксембург или город Москву. Это чудо природы. Но я не могу пускать туда туристов, потому что проникнуть в полость можно только узким ходом. Он называется нитью. Длина нити пять километров, ширина в узких местах десять сантиметров. Надо бурить шахту в твердом граните в пять километров. Почти невозможно. Но если будет цель, то все можно.
На этом магистр Проникло закончил свою речь, и все стали глядеть на Георгия Георгиевича, потому что пока что не до конца поняли, в чем смысл открытия магистра.
— Не поняли? — произнес Георгий Георгиевич и засмеялся, как медный колокольчик. — А надо бы понять. Потому что в эту полость мы сольем всю мертвую воду. Если надо будет слить шесть километров, сольем шесть, а надо слить Ладожское озеро — оно пропадет бесследно, и никто никогда не догадается, что с ним случилось.
Вот тут члены президиума догадались, зачем им нужна гигантская полость в центре Земли.
И раздались аплодисменты.
Лишь Кассандра по имени Маргарита Федоровна не хлопала в ладоши.
— Предсказываю трагедию! Предвещаю крушение ваших планов. О нет, не стать мне снова молодой! Мои мечты напрасны… а надо сказать, что в молодости я была сказочно хороша. Некоторые греческие герои стрелялись из-за любви ко мне… из лука.
— Есть одна сложность, — сказал Георгий Георгиевич. — И вы ее видите, как и лично я. Нить, которая соединяет полость с поверхностью Земли, такая узкая, что мертвая вода будет литься туда лет двести. Надо срочно пробурить шахту глубиной в пять километров.
Тут подал голос гражданин Каин.
— Нестыковочка получается, господин хороший, — пропел он подлым голосом, — если эта нитка всего десять сантиметров — сам сказал! — то как ты, голубчик, туда пробрался? Не нравится мне, когда новички врут. А вдруг тебя к нам заслали?
Угрожающий ропот прокатился по залу. Даже Сидоров взроптал под своим колпаком.
— Дурачье, — жестяным голосом произнес магистр Проникло. — Кто вам сказал, что я принадлежу к человеческому племени?
Никто не признался, потому что магистр был прав — никто не говорил, что он человек. Но никто и не сомневался в том, что он человек.
— Кто же вы? — спросила Райка Сидорова.
Ловким движением магистр Проникло расстегнул ворот своей жесткой одежды, и тут его голова начала подниматься вверх, а за ней тянулась длинная-длинная и довольно тонкая шея. Через две минуты его голова уже покачивалась чуть ли не под потолком, а шея все вытягивалась.
И потом это вытягивание кончилось, потому что весь магистр вылез из своей одежды, которая осталась сидеть за столом, сам же он, покачавшись на хвосте, вдруг свернулся в несколько колец и улегся на столе, поворачивая голову вокруг оси. И не очень было понятно, змея он или червяк крупного размера.
Этот вопрос и задала ему Кассандра.
— Скажи, гонец злодейства, — спросила она, — ты относишься к классу змей или к червям?
— Происхожу я от благородного рода глистов-солитеров, — сообщил магистр Проникло. — Со временем мои предки покинули человеческие тела, которые ограничивали творческие усилия моего семейства, и стали самостоятельны. Нам не очень приятно вспоминать о том, что мы когда-то были глистами, хотя мы этого и не стыдимся. От змей нас отличает благородная гладкость тела и отсутствие чешуи, от безмозглых червей — высокий интеллект. Так что считайте нас особым, уникальным, неповторимым и даже эксклюзивным созданием природы. Мы Прониклы из класса Проникло и рода Проникловых. Теперь у гражданина Каина не осталось сомнений в моих способностях?
Каин был огорчен. Он когда-то служил сыщиком и ловил воров, а до того и сам побыл в ворах и разбойниках. Так что ему всегда хотелось чего-нибудь схватить. Или добычу, или вора. А тут только он занес когтистую лапу, а глянь — его жертва вырвалась!
Поэтому он ничего не ответил Проникле и подумал: «Придет мой час, застукаю я тебя, червяк, на какой-нибудь помойке, тогда ты у меня не выскользнешь».
А червяк (я буду называть его червяком, потому что все в зале мысленно называли его червяком) вообще никому не понравился.
Тем временем магистр Проникло ловко подпрыгнул и угодил хвостом точно в ворот оставленного им костюма. И углубился в него — скоро из ворота торчала лишь голова с белыми выпуклыми глазами.
— Наш друг магистр Проникло, — сообщил Георгий Георгиевич, который ничему не удивился, потому что видел червяка голым уже не раз, — побывал в полости и доставил нам ее описание.
— Так как будем решать? — спросил вдруг Эфимыч, который до того дремал, потому что утром обожрался в ресторане корейской кухни, где умял целую собаку. — Бурить или искать другой путь в Подземелье?
— Сначала искать, — ответила Элина Виленовна, — а потом, если не найдем другого хода, то бурить.
— Тогда я пошел, — сказал Эфимыч. — Что-то я проголодался, наступает счастливое время обеда.
— Только два слова, — остановил его Георгий Георгиевич. — Я должен вас предупредить, что в освоении Полости мы не одиноки.
— Другой червяк? — спросила Райка Сидорова.
— Хуже, — сказал Георгий Георгиевич. — Каин, доложи.
— По данным нашей разведки… — Каин поднялся и сделал зверское лицо. Он был при исполнении. — По данным разведки, о существовании полости знают некоторые гномы и прочая подземная нечисть.
— Ну и что? — спросила Райка. — Пускай знают. Мы их польем мертвой водичкой, и перестанут мешать добрым людям.
— Шутки в сторону! — жестким голосом произнесла Элина Виленовна. — Мы не знаем, какие гномы или тролли, а то и колдуны прознали про полость и для чего она им может понадобиться. Нельзя недооценивать противника. Его надо сначала уничтожить, а уж потом недооценивать.
— А может, им и не нужна наша полость? — спросил Эфимыч.
— Вот этим ты, как эксперт, и займешься, — сказала Элина Виленовна. — И срочно.
— А если они знают, — заговорил, как из трубы, академик Сидоров, — возможно, они знают и более короткий и безопасный путь туда?
— Все свободны, — сказал Георгий Георгиевич. — Остаются только специалисты.
В кабинете президента остались только специалисты.
Только свои. Самые доверенные.
Сообщники.
Сам Георгий Георгиевич, прекрасная секретарша Элина Виленовна, начальник службы безопасности, бывший разбойник и сыщик гражданин Каин и старик Эфимыч, эксперт по сказочным вопросам.
— Вы все выслушали сообщение нашего нового друга, — сказал Георгий Георгиевич. — Сначала я ему не очень поверил, но проверка, проведенная гражданином Каином, показала, что магистр Проникло и на самом деле принадлежит к древнему роду червей, покинувших людей ради пещер и подземелий. И на самом деле наш новый друг сказочно богат. И не только за счет денег, которые он получает от туристов. Важнее те драгоценности, которые он добывает в пещерах, те драгоценные камни, которые он там выламывает, и те клады, которые когда-то спрятали в пещерах разбойники. И если кто побывал в таинственных глубинах Земли, это именно он — Проникло!
— Про полость он тоже рассказывал. Своим родственникам, — произнес мальчик Каин. — Все записано, все схвачено. Но без него нам в ту полость не пролезть. Нет второго такого червяка.
— Так что лучше нам с ним дружить, чем бороться, — сказала Элина Виленовна.
И все согласились.
— Но теперь есть другая проблема. По словам магистра, о полости знают какие-то гномы и примкнувшая к ним нечисть. Это может нам повредить, хотя может и не повредить. Но всегда лучше учитывать опасности и трудности, чем забывать о них. Все равно что забыть о скорпионе у себя под подушкой. Он может вылезти из-под подушки и цапнуть тебя в ухо. Больно, обидно и даже оскорбительно.
И все согласились, что это больно и обидно.
— До сегодняшнего дня я относился к сообщениям о знакомстве гномов с полостью скептически, то есть не обращал внимания. Но именно сегодня утром произошло знаменательное событие. По сообщению моего единственного сына Гоши, в оздоровительном лагере «Елочка» была замечена лягушка-оборотень. Характерная черта этого маленького чудовища — корона на голове.
— Верно! — воскликнула Элина Виленовна. — Я читала. Еще в детстве.
Эфимыч почесал за толстым ухом и сказал:
— Не исключено. Ох, не исключено!
— А ты не охай, — оборвал его Георгий Георгиевич. — Нам одной Кассандры достаточно. Мне от тебя нужна консультация, как эту лягушку использовать. Посмотри на корону и скажи все, что можешь сказать.
Он вынул из кармана завернутую в бумажку корону, которую Каин отобрал у Ванессы.
Корона, маленькая, с лесной орех размером, засверкала ослепительным бриллиантовым блеском.
Георгий Георгиевич держал ее между большим и указательным пальцами, и все начали щуриться от этого нестерпимого блеска.
Эфимыч подставил ладонь.
Георгий Георгиевич положил на нее корону.
Эфимыч поднес ее к носу и понюхал. Понюхал он так сильно, что корона взлетела в воздух и чуть было не улетела ему в ноздрю, но гражданин Каин был начеку, недаром он руководил безопасностью МУФРа, недаром он имел колоссальный жизненный опыт общения с преступным миром, да и сам был оголтелым преступником.
Его тонкая, как хлыст, ручонка взлетела в воздух и сшибла корону с пышной ладони Эфимыча у самой широкой, волосатой его ноздри, как сшибает Майкл Джордан мяч над баскетбольной корзиной, когда тот уже почти спустился туда после броска Куртинайтиса.
Каин подхватил корону в воздухе, туго сжал в кулачке и протянул Георгию Георгиевичу.
— Ата-бой, — пропел Георгий Георгиевич, — маленький герой!
Он выхватил корону из кулачка гражданина Каина и свободной рукой отечески потрепал мальчика по щеке.
Элина Виленовна с чувством сказала Эфимычу:
— Убить тебя мало, барсук!
Тот не огорчился, а развел волосатыми, по локоть голыми лапами и ответил:
— С любым бывает! Кто из нас бриллиантов не вдыхал?
— Ох и плохо ты кончишь!
— Хорошо кончу, — сказал Эфимыч. — Я всегда хорошо кончаю.
И утробно заржал.
Георгий Георгиевич не стал ждать, пока тот отсмеется, а ткнул в бок карандашом и спросил:
— Говори про корону.
Эфимыч вздохнул, потер бок и заговорил:
— Таких давно не делают. Известно было о трех коронах. Их привезла царица Савская царю Соломону из своих аравийских шахт. Сделали их по заказу волшебника Махмудова, который жил до нашей эры, для его дочерей, царевен-лягушек. Бриллианты для них добыты, по словам Геродота, почти в центре Земли, где они были под таким давлением, какое обыкновенным алмазам вовсе не снилось. Поэтому у них особый блеск. Они не только отражают и преломляют световые лучи, но и испускают свет, подобно фонарикам. Больше таких бриллиантов не существует. Я думал, что все эти короны пропали еще две тысячи лет назад, но, оказывается, одна из них сохранилась.
— Значит, алмазы особенные?
— Из центра Земли.
— Из Подземелья, про которое говорил червяк?
— Не исключено, — ответил Эфимыч.
— А зачем нужна такая корона?
— Если ее наденет сказочная принцесса, то по желанию она может превратиться в лягушку. Или из лягушки в принцессу. Очень полезно для сказок и замужества.
— А сколько такая корона стоит? — спросила Элина Виленовна.
— Ах, пустяки, — отмахнулся эксперт по волшебству. — И если вы думаете, что я ее занюхивал нарочно, то глубоко ошибаетесь. Ничего она не стоит!
— Врет, — сказал мальчик Каин. — Я по глазам вижу — врет. Я таких в три минуты раскалывал. Дайте мне его на дыбе подержать или пальцы ему дверью прищемить. Он у меня сразу признается.
— Только не это! — закричал Эфимыч. — Лучше я сразу у вас ее куплю. Сто тысяч долларов вас устраивает?
— Ого! — Георгий Георгиевич даже присвистнул.
— Значит, на самом деле как минимум полмиллиона, — сказал мальчик Каин.
— Ох, чует мое сердце, что Подземелье на самом деле существует. И прежде чем мы наполним его мертвой водой, надо как следует поискать, не осталось ли там алмазов, — сказал Георгий Георгиевич.
— И я вам пригожусь, — добавил Эфимыч. — Я же специалист! Я вам буду полезен.
— Что ты еще знаешь о Подземелье? — спросил Георгий Георгиевич.
— По древним сказкам и легендам, гномы испокон века пробирались туда за драгоценными камнями особой чистоты и блеска. Там обитают некоторые существа, которых на Земле уже не осталось. Например, племя огневых троллей.
— Прелестно, — сказал Георгий Георгиевич. Он уже принял решение. — Мы должны обогнать всех. И врагов, и друзей. Трубы на фабрике игрушек уже заготовлены?
— Можем запустить буровую, — ответила Элина Виленовна, — хоть завтра. Но для бурения нужны деньги.
— Знаю! — рявкнул Полотенц. — Что ты мне указываешь!
— Я только говорю, шеф, что нам нужны деньги. Миллионы и миллионы долларов. Нам придется пожертвовать всеми наличными.
Георгий Георгиевич шлепнул ладонью по кнопкам телефона.
— Бухгалтерия? — спросил он.
— Бухгалтерия.
— Семен Трофимыч?
— Он самый, — ответил главный бухгалтер.
— Сколько наличных в кассе Фонда?
— Все деньги мы должны завтра передать в налоговую инспекцию. За ними вот-вот приедут на броневике.
— Я спрашиваю, сколько наличных в кассе? — голос Георгия Георгиевича сорвался.
— У нас есть пятьдесят семь миллионов долларов, — ответил бухгалтер.
— Начинай пересчитывать и складывать в мешки, — велел Георгий Георгиевич.
— Это невозможно! Это грозит неприятностями.
— Ты слышишь, что тебе говорят! — завизжала Элина, как кошка, которой наступили на хвост. — Пакуй наличность!
Георгий Георгиевич вздохнул и обратил свой взор к гражданину Каину.
— Чем труднее задание, — произнес он, — тем больше доверие руководства. Я доверяю тебе самое дорогое. Но выхода у нас нет.
— Я понимаю, — сказал гражданин Каин и надел черные очки.
Он повернулся и без единого слова покинул кабинет шефа.
С уходом Каина напряжение не спало.
Работа в кабинете Полотенца кипела.
Георгий Георгиевич постоянно держал связь с Райкой Сидоровой. А тем временем готовился спецсамолет для перевозки академика Сидорова на фабрику детской игрушки «Малютка-супер», что расположена в корпусах бывшего биологического полигона на Кольском полуострове.
Роботы, которые составляют гарнизон и служат научными сотрудниками фабрики, получили приказ готовить аппаратуру для запуска конвертера живой воды.
Приближается пациент номер два!
Затем появился червяк Проникло.
Он был деловит. Он привез с собой координаты Подземелья и объемные планы, из которых было ясно, откуда и куда надо бурить ход для мертвой воды.
Проникло долго торговался, и в конце концов сошлись на миллионе и пятом месте в очереди на омоложение. Он оставил карту, взял с собой чек и исчез.
Потом наступила пауза, Георгий Георгиевич остался вдвоем с Элиной.
Элина принесла кофе с коньяком.
Георгий Георгиевич был так взволнован, что время от времени вскакивал с кресла и носился по кабинету.
Элина его не успокаивала, а часто смотрела на часы.
Неожиданно зазвонил телефон. Полотенц схватил трубку и воскликнул:
— Какой ужас!
Он схватился за сердце.
— Не может быть! — закричал он. — Я этого не переживу! Как это случилось?
Минуты две он слушал молча, только порой глубоко вздыхал и отпивал из стакана с холодной водой «Боржоми», которую ему быстренько принесла Элина Виленовна. Наконец он спросил:
— Что требуют эти мерзавцы?
И возопил так, что щеки посинели:
— Не может быть! У меня нет таких денег!
Еще послушал и снова закричал:
— Ни в коем случае! Ждите моего ответа… ждите ответа…
Он опустил трубку.
Элина смотрела на него понимающим взором.
— У меня личное горе, — сообщил он.
— Что случилось? — спросила дрожащим голосом Элина.
— Похитили мою любимую и единственную супругу Аглаю, — сказал Георгий Георгиевич. — И я, кажется, этого не переживу. Особенно если с ней что-нибудь случится и мой мальчик, мой сын Гоша останется сиротой.
— Не беспокойтесь об этом аспекте вашей проблемы, — произнесла Элина Виленовна. — Всегда найдутся женщины, которые будут рады заменить этому чудесному мальчику мать.
— Спасибо, — сказал Георгий Георгиевич.
— А что они просят? — спросила Элина.
— Пятьдесят семь миллионов долларов США мелкими купюрами.
— Они высоко ценят вашу любовь, — сказала Элина. — Они знают, что у вас большое и доброе сердце!
— Я боюсь сообщить в милицию, — сказал Георгий Георгиевич.
— И правильно, — согласилась Элина. — Когда речь идет о такой сумме, лучше обратиться в Интерпол или к бандитам. Хотите, я поищу среди моих знакомых?
— Не надо, спасибо, — сказал Георгий Георгиевич, — у меня есть своя служба безопасности.
Элина на цыпочках вышла, оставив потрясенного горем мужа.
Лолита, Ванесса и Сева сидели на скамейке у волейбольной площадки, у них не было сил подняться и уйти. Они понимали, что нельзя так сидеть, нельзя бездельничать, потому что это признание поражения. Но сидели.
Иногда разговаривали, о пустяках.
Только чтобы не говорить о печальном и даже позорном случае. Раз в жизни им попалась настоящая сказочная корона — и вот ее нет.
А тут, как назло, перед обедом пришел Гриша Сумской.
— Ванесс, — сказал он, — отойдем, поговорить надо.
На что Ванесса совсем невежливо откликнулась:
— Нет у меня твоей короны! Не могу я отдать ее тебе обратно.
— Почему? — глупо спросил Гриша.
— Потому что ее у меня отняли!
— Гоша отнял? — спросил сообразительный Гриша Сумской.
— Вот еще! — рассердилась Ванесса. — Нет, они специалиста подослали. Не исключено, что настоящего киллера.
— Тогда ты правильно сделала, что отдала, — сказал Гриша. — Мне бы тебя недоставало.
И он так печально это сказал, что все засмеялись.
Как будто нарыв лопнул. И теперь уже не так больно.
А Гриша обиделся. Он проявил щедрость, простил девушку, а она смеется. Это же несправедливо.
Он хотел уйти, но Лолита, которая его пожалела, велела ему сесть на скамейку, потому что у них общее горе. А общее горе объединяет.
Гриша сел и стал думать об обеде. Его большой и быстро растущий организм часто думал о еде.
Он хотел было уйти в столовую и проверить, любят ли еще его поварихи, как на дорожке показался физкультурник Рома Столичный, младший брат Афанасия Столичного, который был начальником лагеря.
— Савин — это ты? — спросил он Гришу Сумского.
За четыре дня он не успел выучить имена всех своих подопечных. Ему простительно. Он смотрел только на будущих чемпионов.
— Никакой я не Савин, — ответил Сумской.
— А что? — спросил Сева.
— Начальник лагеря зовет, — сказал Рома. — К телефону тебя.
— Меня?
— Непонятливый, что ли? — удивился Рома.
Рома человек простой и всегда удивляется. Мир ему кажется загадочным и даже угрожающим: сколько раз он выходил в финал и никогда не становился чемпионом — то соперники мешали, то погода, то судьи. Рома много раз менял вид спорта, чтобы обмануть судьбу, но так и не обманул. Он поднимал штангу, и, представляете себе, гриф штанги, то есть палка, к которой крепятся чугунные блины, сломалась в самый решительный момент, хорошо еще никого не зашибло. Потом он занялся ориентированием. Это странный вид спорта, когда надо бегать по лесу и искать спрятанные в пеньках или дуплах передатчики. В Гватемале он бежал первым, но тут началось землетрясение, и земля поглотила последний передатчик. Вот и не засчитали Роме победу. Потом он выступал за сборную России по русскому хоккею, который за границей называют «бенди», потому что не догадываются, что он — именно русский хоккей. Играли со Швецией на льду озера Тотенхавен, и в тот момент, когда Рома замахнулся клюшкой, чтобы всадить решающий мяч в ворота соперников, лед проломился, и Рома оказался в ледяной воде.
Хорошо еще, что сумели вытащить живым, но хронический насморк остался на всю жизнь.
Много еще было в его жизни трагических случаев, и закончил он свою спортивную карьеру физкультурником в лагере у своего брата. Но это не самый худший вариант.
Рома повел Савина в домик дирекции, где стоял телефон.
— А вы чего так хромаете? — спросил Сева.
— На какую ногу? На правую или на левую?
— На обе.
— На правую — я занимался марафонским бегом по бездорожью, пересекал Кению и Танганьику. Ты меня слушаешь, паренек?
— Слушаю.
— И как назло — стадо слонов. Последним шел слоненок, у него была куриная слепота. Он наступил мне на ногу. А левая нога — мой последний подвиг. Спортивная ходьба. Стадион в Сиднее. Дистанция двадцать километров, толпы зрителей безумствуют, моя любимая Настя выступает за команду Белоруссии, и вдруг я вижу, что один из аборигенов целится в нее бумерангом, знаешь, что это такое?
— Знаю, конечно!
— А я не знал! Бумеранг поражает Настюху под коленом, она падает, и ихняя австралийка обходит ее. И тогда я, не нарушая правил, хватаю Настюху на руки и шагаю с ней на руках к финишу. Это дозволено правилами… Да, дозволено. И в этот момент начинает извергаться вулкан Везувий…
— Роман, — раздался голос из открытого окна кабинета. — Не отвлекай своими сказками молодого человека от дела.
— Это не сказки, это трагедия моей короткой жизни.
— Никакого Везувия в Австралии нет! — крикнул Афанасий Столичный. — Можешь спросить у мальчика.
— Да я сам его видел! — возмутился Роман. — Я как раз рассказываю, почему стал хромать. А стал я хромать, потому что капля расплавленной лавы капнула мне на левую ногу. Вот и хромаю на обе ноги.
— Везувий, — закричал Афанасий, — в Неаполе!
От звука его мощного голоса зашатались деревья, и листья полетели на траву.
— Я и говорю — в Неаполе, — согласился Роман. — В Австралии.
Никто не стал с ним больше спорить, и, по знаку начальника лагеря, Сева вбежал в кабинет и схватил телефонную трубку.
Телефон был большой, тяжелый, похожий на египетскую пирамиду со срезанной вершиной, из которой торчали две пары изогнутых рогов, чтобы удобнее было класть на них трубку.
— Всеволод? — раздался в трубке голос, который Сева тут же узнал — голос Царевны-лягушки. Он был взрослый, густой, низковатый для такого хрупкого создания, чистый, и все слова она выговаривала правильно, словно иностранка, которая отлично изучила наш язык.
— Здравствуйте, — сказал Сева.
Со стороны начальнику лагеря, например, могло показаться, что Сева совершенно спокойно разговаривает по делам или с какой-нибудь родственницей. А на самом деле внутри Севы все дрожало, принялось растворяться и превращаться в кисель. Это еще ничего, что голова стала кисельной и руки окиселели, но хуже было с ногами, они же расплывались, и пришлось свободной рукой вцепиться в край стола, чтобы не уехать на пол и не расплющить кисельный нос об угол этого стола.
— Сегодня вечером, — сказала царевна, — Афанасий Трофимыч устроит в лагере вечер сказок, и ты уж, пожалуйста, никуда не уходи. Сиди возле большого костра и внимательно слушай все, что будут там рассказывать и показывать. И учти, что артисты будут в самом деле сказочными, и так далее. Ты понимаешь?
Сева не понял, что значит «и так далее». Но не стал переспрашивать.
— Ты меня понял? — спросила лягушка.
— Я понял…
А так как лягушка замолчала, Сева понял, что он тоже должен что-то сказать, и сказал:
— Вы меня простите, что с короной не получилось. Я доверился Ванессе, а она оказалась ненадежной. Ее обманули.
Сева еще не кончил говорить, как понял, что ведет себя нечестно — пытается свалить на Ванессу свою вину. Ведь пошел бы сам за короной или охранял бы Ванессу, ничего бы не случилось.
— Вы не виноваты, — сказала царевна. — И я не сержусь. Потому что Ванессу ограбил Ванька Каин, это древний и очень хитрый разбойник. Если захочешь, пойди в библиотеку, там должна быть книжка о нем. Но надежда не потеряна. Гномы обещали сделать мне новую корону. А может быть, удастся отнять у них мою старую. Но без короны, скажу тебе, Сева, мне плохо, потому что я теперь не могу превращаться в лягушку, а для наших дел это так нужно!
Царевна глубоко вздохнула.
Потом добавила другим, куда более деловым голосом:
— Я тебе все сказала. Будь внимателен и делай вид, что играешь в сказку. Ты умеешь…
— Я умею!
— Мы встретимся.
— Когда?
Ничего не поделаешь, Сева почувствовал, что Царевна-лягушка ему нравится, не как царевна, а просто как девушка. И если бы она не была такой старой, может, он влюбился бы в нее всерьез.
— Придет время, и мы встретимся, — повторила царевна и повесила трубку. А Сева так и стоял с трубкой в руке, потому что его посетила грустная мысль — на самом деле царевна, как деликатное создание, не хочет признаться, как сердита на него за то, что не смог выполнить небольшой просьбы — сохранить и вернуть корону.
— Поговорили? — спросил начальник лагеря.
— Да, извините, — ответил Сева и положил трубку на рога телефона.
— Ваша знакомая? — вежливо спросил начальник лагеря.
— Она? — Сева на минуту задумался. Кто она ему? Просто знакомая лягушка? Или принцесса, в которую он намерен влюбиться?
— Не хочешь, не отвечай, — прогудел Афанасий Трофимыч. — Ты свободен. Возвращайся к друзьям. Скоро горн на обед прозвучит. Ах, как я люблю этот звук. Но всю жизнь ненавидел мелодию: «Вставай-вставай-вставай, штанишки надевай…»
Начальник лагеря пел басом, а снаружи ему подпевал несчастный Роман.
Когда Сева уже вышел на дорожку, начальник лагеря высунулся по пояс из окна и прогудел:
— Скажи во втором отряде, что сегодня вечером у нас будет большой костер сказок! Желающих приглашаем!
— Я знаю, — ответил Сева.
Он добежал до волейбольной площадки, но там застал только Лолиту. Она его дождалась.
— Мог бы и подольше гулять, — сказала она, — на обед мы теперь точно опоздаем.
— Ну и шла бы обедать! — грубым голосом ответил Сева. И понятно — в тот момент в его ушах все еще звучал глуховатый голос Царевны-лягушки, и Лолита казалась ему не такой привлекательной, как обычно.
Лолита поняла и пошла прочь.
Женщины вообще лучше чувствуют, чем мужчины, особенно что-нибудь неприятное.
Сева ощутил себя виноватым и догнал Лолиту.
— Мне звонили, — сказал он, — и сообщили, что вечером будет большой костер. Вечер сказок. Понимаешь?
— Не понимаю и понимать не желаю, — сказала Лолита.
У них с Ванессой общая беда. Они решили почему-то, что они самые красивые, самые умные, самые-самые-самые девочки во всем лагере. И все просто обязаны ползать у их тапочек. И уж если они кого осчастливили своим вниманием, то благодарность должна быть на всю жизнь.
— Просили сидеть поближе к костру, потому что для нас будет идти текст. Может, и задание.
— Вот и выполняй!
Тут они вошли в столовую и поспешили к своим местам. Лолита громко смеялась, перекликалась с Рембо из первого отряда, а тот глупо улыбался: сила есть — ума не надо. Потом тоже стал смеяться.
Впрочем, все это было не так важно, потому что у Севы была настоящая тайна. Пожалуй, человек может только мечтать о том, чтобы поговорить по телефону с настоящей царевной из волшебного царства. И пускай некоторые считают тебя дураком, но именно твоя помощь и дружба нужны в волшебном мире. Теперь можно рассчитывать, что к тебе на помощь всегда придет, по крайней мере, Соловей-разбойник.
И все-таки оставаться одному не очень хотелось. И Лолита с Ванессой не такие уж плохие люди, по крайней мере, они не побоялись быть с ним, когда другие бы сбежали. Жаль только, что у Севы нет друга-парня. В Москве он вообще с женщинами не дружил — некогда пустяками заниматься. Но здесь так получилось, что жизнь диктует свои правила игры.
Сева придумал эту фразу, и она ему понравилась. Ему часто нравились собственные фразы. Не исключено, что он станет политиком или писателем.
Он вышел из столовой, впереди еще полдня, которые надо занять, потому что если ты чего-то ждешь, то время начинает тащиться еле-еле.
Мимо прошла Лолита, даже не посмотрела в его сторону.
А Ванесса не знала, что Лолита злится на Савина, и спросила:
— Какие новости, командор?
— Разговаривал по телефону с нашими друзьями, — шепотом сообщил Сева, хотя никого из врагов близко не было.
— И что сообщают? — спросила Ванесса. Тоже вроде в шутку, а может, всерьез.
— Сегодня вечером будет большой костер, как будто вечер сказок.
— Почему как будто?
— Потому что на самом деле некоторым здесь придется внимательно слушать, что нам скажут, а потом исполнять.
— Опять шутишь, Савин?
— Провалиться мне на этом месте! Чтоб я сникерса в жизни не увидел!
— Круто, — согласилась Ванесса.
— Мы будем сидеть поближе к костру, чтобы не пропустить важных слов. Так сказала принцесса.
— Значит, ты с ней разговаривал? — спросила Ванесса. Теперь она не считала Севу пустым трепачом.
— А с кем же еще?
— Так неловко получилось с этой короной!
— Она просила передать тебе, чтобы ты не беспокоилась. Она сама виновата.
Эти слова Ванессе понравились. Ведь никто не хочет быть виноватым, тем более если старался для другого.
— Мне она вообще понравилась, — сказала Ванесса.
— Мне тоже, — сказал Сева.
И кто его за язык тянул! Но он уже не мог остановиться.
— Я даже сделал ей предложение.
— Какое предложение?
Севу понесло.
— Понимаешь, в волшебном мире разрешают жениться с двенадцати лет. Так что я сделал царевне предложение руки и сердца.
— Вот это номер! — У Ванессы даже глаза стали квадратными. — Ты не шутишь?
— Она дала согласие, — сказал Сева, — но я не уверен, что у меня дома эту новость примут с одобрением.
— Или ты меня разыгрываешь, или ты последний идиот в этом лагере, — сказала Ванесса. — И подозреваю, что вторая версия к тебе больше подходит.
— Клянусь чем хочешь!
— Можешь не стараться, мальчонка, — сказала Ванесса. — Тебе еще ждать и ждать, пока… сказала бы я, да стыдно за тебя, младенец.
И Ванесса пошла прочь, а Сева стоял, смотрел ей вслед и никак не мог понять, почему он нес эту чепуху? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что все это — детская ложь. К тому же Ванесса принцессу видела и знает, что ей не меньше шестнадцати лет.
Сейчас бы вернуть свои слова обратно, да их не вернешь. И будут ему вслед кричать: «Тили-тили-тесто — жених и невеста!» Может, и не будут, но позор останется.
В таком настроении Сева отправился в свой домик взять книжку о тайнах истории, потом убежать с ней в чащу за забором и до вечера никому не попадаться на глаза.
После обеда был мертвый час, или час отдыха, называй как хочешь, но во втором отряде не дети, так что далеко не все его соблюдали. Домик был почти пуст, Сева взял книжку и напрямик, чтобы его не видели, побежал к забору, чтобы выбраться в лес.
Краем глаза он видел, что происходит вокруг, но не очень интересовался. Он заметил, что на ступеньках у заднего входа на кухню сидит Сумской и поварешкой дочерпывает компот из большой кастрюли — везет ему с друзьями! На волейбольной площадке стучит мяч — первый отряд разминается, из пустого бассейна доносятся голоса, с утра его чистят — взялись за дело всерьез… Вот и последние кусты, за ними дыра в заборе.
И вдруг Сева остановился, потому что услышал плач.
Плакал ребенок.
Вообще-то ничего особенного в этом нет. Среди двухсот детей разного возраста всегда есть кто-то обиженный, а другой скучает по дому и не привык обходиться без бабули и дедули, но тут плач был таким горьким и тот, кто плакал, так старался, чтобы его не услышали, что Сева даже остановился.
А может, помочь надо?
Вы же знаете, какое у Севы буйное воображение. Порой его не просят, а он сам уже бежит со своими советами или помощью… и получает по носу.
Бывает и так.
Вот он и остановился.
Сделал шаг в сторону плача.
Понял, что дальше не пойдет. Но и уйти не мог.
Плач прервался.
И тогда Сева угадал голос.
Плакал Гоша Полотенц, жаба и враг номер один.
Вот уж совсем непонятно!
Тут уж точно надо уйти. Но Сева уйти не успел, потому что Гоша почуял, что он стоит близко, и сказал злым голосом:
— Не подсматривай. Вали отсюда.
— А ты не указывай, — огрызнулся Сева. — Тоже мне — хозяин всей Земли!
— Никакой я не хозяин! Что ты понимаешь!
Между ними был густой ореховый куст, и поэтому Сева видел только части Гоши, а Гоша не мог видеть всего Севу.
— Что надо, я понимаю. Ты зачем лягушку мучил? Думаешь, я тебе это прощу?
— Ну, хочешь, бей меня, — неожиданно сказал Гоша. — Хочешь — бей. Мне теперь все равно.
И он сказал это совсем без притворства. С таким горем, что у Севы дыхание перехватило.
— Слушай, — сказал он. — Я, конечно, не вмешиваюсь, но если у тебя что случилось, ты лучше мне скажи.
— А ты никому не скажешь?
— Нет.
— Подойди сюда.
Сева раздвинул ветви. Гоша сидел, обхватив колени толстыми руками так, что пальцы побелели.
Он не поднял головы, а сказал медленно и тихо:
— У меня маму украли.
— Что?
Сева так и сел на траву.
Всякие несчастья, убийства, похищения, конечно, случаются, но случаются только в газетах и на телевидении. А в жизни, с обычными людьми, которых ты знаешь, этого случиться не может.
— Как, из дома украли?
— Она в парке была, — сказал Гоша, — у нас там парк близко, она гимнастикой занимается. Она у меня очень красивая… мама.
И тут он так заплакал, так по-детски, что Севе захотелось обнять его за плечи и как-нибудь утешить. Но нельзя же взрослого парня обнимать… И Сева вместо этого вдруг ужасно испугался за свою маму. И спросил:
— А зачем?
— Папа сказал, они потребовали выкуп.
— А сколько?
Сева думал — наверно, тысячу баксов или десять тысяч, а когда Гоша сказал, он его не сразу понял.
— Пятьдесят семь миллионов баксов, — сказал Гоша.
— Разве такие деньги бывают?
— Бывают.
— Если такие деньги у вас дома бывают, что ты в нашем лагере делаешь?
— А папа думает, что мне надо общаться с народом, — ответил Гоша.
И тут Сева догадался, что Гоша не очень умный человек, скорее даже наивный, чем глупый. Может, он всю свою жизнь, все свои тринадцать лет жил, как принц в стеклянной башне. И вдруг король, то есть его предок, решил, что принцу пора готовиться к коронации и надо узнать народ поближе.
— Ты что, в школу не ходишь? — спросил Сева.
— Я хожу, хожу, — отмахнулся Гоша. — А ты жестокий и слепой эгоист!
— Это я? С чего ты взял?
— У меня украли маму! Ее могут убить похитители, а ты смеешься надо мной.
— Богатые тоже плачут? — спросил Сева.
Это был такой бразильский сериал, давно, в детстве. Мама рассказывала. Но Гоша не понял шутки и ответил серьезно:
— Кончай, Савин, не мучай меня, — сказал Гоша и заплакал. У него от слез лицо распухло, и глаза стали красными. И Сева понимал, что не прав. В конце концов, мама — это мама, богатая или бедная…
— А кто тебе сказал? — спросил Сева. — Может, пошутили?
— Нет, мне личная секретарша папы позвонила. Она вообще никогда не шутит, честное слово. Я ее не выношу.
Гоша думал, морщил свой небольшой лобик и потом вдруг задал совершенно неожиданный вопрос:
— А папа заплатит деньги?
— Ну, если есть, чего ж не заплатить? — удивился Сева.
Гоша шмыгнул носом и сказал:
— Только у меня к тебе просьба… пожалуйста… это может маме повредить. И зачем я тебе все рассказал?…
— Не надо лишних слов и песен, — сказал Сева. — Никому я ничего не скажу. Могила.
И он пошел дальше, к лесу, чтобы почитать книгу.
Пролез сквозь дырку в заборе, прошел несколько шагов по лесу и понял, что не хочется ему читать. Нет настроения.
Как раз после ужина, когда солнце еще не село, а лишь коснулось еловых вершин и поджало лучи, наколовшись на них, на территорию въехал трейлер с окошками, разукрашенными светящимися надписями и рисунками. И надписи, и рисунки менялись, переходили один в другую и одна в другой. Пока трейлер разворачивался, следуя за Ромой, который показывал, по какой дорожке ехать к линейке, на его бортах красовались мирные пейзажи, правда, не подмосковные, а тропические, с кокосовыми пальмами, золотыми пляжами и бирюзовым морем, а когда трейлер ехал по лагерю, тропические пейзажи растворились в тумане, и из него возникли довольно мрачные скалистые обрывы, серое море, сизые облака и голубые снежные пики на горизонте. Пики стали покачивать острыми вершинами, из них вырывались столбы оранжевой лавы, и черные облака поплыли над ними, извергая раскаленные камни. «Наш волшебный мир» — такие слова появились на скале, словно сложенные из звездочек, а на задней стенке трейлера возник толстый клоун в черном цилиндре и костюме из больших оранжевых и лиловых клеток. Клоун распахнул широкие двери в трейлер, и оттуда стали выскакивать звери, зверюшки, зверята и даже насекомые, они прыгали, летали, щебетали, бегали, ворчали и попискивали, но, отбежав или отлетев на несколько метров от трейлера, растворялись в воздухе.
Но они не исчезали совсем, потому что на месте растворившегося в воздухе существа из земли поднималось дерево, пальма, куст, а то и сказочный, неизвестный, но очень красивый цветок. Так что трейлер медленно удалялся по аллее, а за ним уже бежали, смеясь и крича, жители лагеря «Елочка». Такое приятное настроение исходило от трейлера.
Среди сбежавшихся к линейке — большой поляне, с которой открывался вид на поля и перелески, не было только Гоши, который остался в домике. Он лежал, закрывшись с головой одеялом, чтобы думали, что он спит, а на самом деле он звонил папе по мобильнику, а папин мобильник не отвечал. Наверное, был отключен, чтобы не отвлекаться от главного — поисков мамы.
Гоша не слышал и не мог догадаться, что в эти самые минуты папа спорил с Элиной Виленовной.
Господин Полотенц был сердит.
— Разве я просил рассказывать мальчику о похищении?
— Он бы и без меня узнал.
— Не знаю, как бы узнал.
— Когда найдут мамин труп, он обязательно узнает.
— Элина, что ты мелешь! Как ты посмела!
— Я говорю жизненную правду. И мальчику пора ее знать.
— Но Аглае ничего не угрожает. Правда, ей ничего не угрожает! Признайся, ты ничего не замыслила?
— Не говори глупостей. Твоя Аглая могла угадать, кто все замыслил.
— Нас там не было! А Каину можно доверять!
— В любом случае, из соображений безопасности, лучше, чтобы Аглая исчезла навсегда.
— Я не согласен! Это негуманно!
— А пятьдесят семь миллионов? Мы их еще не отвезли. Вы хотите их потерять, шеф?
— Нет, ни в коем случае! Сейчас, когда мы на подходе к крупным делам и большим свершениям, каждая копейка на счету!
— Тогда Аглая должна исчезнуть.
— Но только чтобы осталась жива.
— А как это сделать?
— Спрячьте ее так, чтобы выхода не нашла. Но чтобы осталась жива!
— Постараюсь, — сухо ответила Элина Виленовна. — За результат не ручаюсь.
Началось представление.
Больше всего оно было похоже на цирк.
На эстраде, с которой иногда говорил речь начальник лагеря или санитарный врач, прыгали акробаты, два тигра дрессировали бородатого фокусника, метатель кинжалов вонзал с десяти шагов свои кинжалы прямо в сердце ассистентке, а потом она вытаскивала кинжалы из сердца, улыбалась, и ни капли крови из нее не капало. Канатоходцы ходили по воздуху между двумя эйфелевыми башенками без каната, но никуда не падали, а обезьяны сражались на хвостах, как на шпагах. Два говорящих страуса выпускали из клювов огненные шары, и они складывались над сценой в короткие слова на иностранных языках, а по поляне разносился запах французских духов, а может быть, тропических цветов, которым подражают французские духи.
Маленький оркестр, состоявший из различных животных, от медведя, который играл на контрабасе, и до лисицы с маленькой свирелью, исполнял зажигательные мелодии, так что многие начали танцевать. И чем больше народа танцевало, тем многолюднее становился оркестр, словно не только из трейлера, но и из леса, даже из серебристых вечерних облаков появлялись все новые оркестранты.
Скоро уже все зрители и актеры танцевали вместе. В том числе воспитатели, поварихи, сторож дядя Тихон, лагерный шофер Капитолина — всего двести человек.
Среди этого шумного праздника образовался тихий островок, на который никто не обращал внимания.
Чуть в стороне от эстрады, на которой прыгали акробаты, горел костер. У костра лежало толстое бревно, на бревне сидели рядышком, обнявшись, Ванесса и Лолита. А у их ног, чуть в сторонке, сидел, обхватив руками колени, Сева Савин.
Напротив них, по ту сторону костра, был пенек.
На этом пне сидела женщина, которая была не одной и той же, а разной.
Может, она была одной и той же, но хитрость заключалась в том, что каждый видел в ней свою собственную бабушку. И был уверен, что остальные тоже видят ее.
Поэтому для Севы женщина была загорелой нестарой женщиной в белом платке, которым были прижаты пышные с проседью русые волосы, глаза у бабушки были ярко-голубыми, и одета она была в сарафан и высокие ботинки. Знаете почему? Дело в том, что бабушка живет в Крыму, недалеко от Керчи, а там, на взгорье в степи, на краю которой стоит их село, встречаются довольно злые скорпионы. Зовут бабушку Марьей Васильевной, но она сама себя называет Мусей, и все в поселке на берегу моря зовут ее Мусей.
Лолита увидела совсем другую бабушку. Но тоже любимую.
Ее бабушка была толстой, говорливой и, хоть жила в Москве, родом была из Каменец-Подольского, это красивый и старинный город. Бабушка в молодости увлекалась эстрадными песнями и даже выступала на сцене, правда, ни в Киев, ни в Москву не попала, но, говорят, в Каменец-Подольском Фрида Блюм была известной певицей. Но теперь не так уж много осталось у нее почитателей. Бабушка любила громко смеяться, отлично готовила и шила так, что Кристиан Диор, который был поклонником ее таланта, двадцать раз звал ее к себе в Париж закройщицей. Но бабушка сначала была занята песнями, потом воспитывала своего сыночка, а потом переключилась на внучку.
А Ванесса увидела свою бабушку, которую она на самом деле видела очень редко, потому что бабушка всегда ссорилась с ее мамой, они никак не могли договориться, как лучше воспитывать детей — Ванессу и ее сестру Пелагею по прозвищу Палка. Бабушка была сторонницей аристократического воспитания, игры на скрипке и изучения латинского языка, не говоря уж о пристойных манерах, а мама считала, что девочки должны заниматься спортом и бегать кроссы. Девочки не хотели бегать кроссы, но не очень любили и латинский язык. Зато с раннего детства научились играть на противоречиях в семействе.
Итак, Сева видел сидящую на пне крымскую бабушку Мусю, Лолита — бабушку Фриду, а Ванесса свою гордую бабушку Ирину Эдуардовну.
Но все, что говорила первая бабушка, слово в слово и одновременно повторяли вторая и третья.
Бабушка была одна, а ребята видели каждый свою.
— Вот мы и нашли с вами тихое местечко, — улыбнулась бабушка.
В этот момент вереница акробатов добежала до костра и принялась через него прыгать. От их прыжков поднялся ветер, и большие искры закружились над костром.
— Может, пойдем в беседку? — спросила Ванесса и показала на белую беседку, что стояла над обрывом.
— Во-первых, — сказала ее бабушка, — в беседке сидят двадцать пять любителей туристской песни с гитарами, но без слуха и голоса, а во-вторых, нам здесь спокойней, потому что, если ты хочешь поговорить по секрету, то лучше всего выйти на людную площадь, и никто тебя не заметит.
— Это правильно, — сказала Лолита.
Она была немного удивлена тем, что бабушка Фрида, такая домоседка, выбралась поздним вечером в лагерь, но сама бабушка была так спокойна, что Лолита решила — приехала, значит, так надо.
Это был такой чудесный вечер, когда все оживает и ты ничему не удивляешься, и если по небу поплывут светящиеся слоны, значит, им просто захотелось полетать в свое удовольствие.
— Я хотела рассказать вам одну правдивую историю, — произнесла общая бабушка. — Вы могли бы мне не поверить, поэтому я устроила волшебный праздник, на котором становится явью любая сказочная история. Так что слушайте и поверьте мне — все в этой истории до последнего слова чистая правда.
Она внимательно обвела взглядом слушателей, кинула взгляд на фейерверк, который вспыхнул как раз в тот момент, и продолжала:
— Жил-был гном Юхан-малыш. Так его звали не потому, что он был младшим в семействе, а потому, что уродился карликом. Вам, наверное, кажется, что все гномы одного роста? Какого роста гномы?
— Наверное, мне по колено, — сказала Лолита.
— Я думаю, что он уместится на ладони, — сказал Сева.
— Нет, не уместится, — возразила Ванесса.
— Средний рост современного гнома, — сказала бабушка, — тридцать два сантиметра, но, конечно же, они различаются ростом, как и люди. Известны легенды о великане племени гномов Лейфе Кропотливом. Ростом он был больше двух футов. Знаете, сколько это будет?
— Шестьдесят сантиметров! — сказала Лолита. — Настоящий гигант!
На будущее вам полезно будет знать, что Лолита — отличница. Она еще с яслей отличница, она в детском саду была отличницей, она кашу ела отлично, она тетрадки оборачивала в отличные обложки, она может пройти от дома до школы под грязевым дождем, по колено в лужах, а когда войдет в школу, все увидят, что у нее, у единственной во всей школе, туфли сверкают, как будто она не с улицы пришла, а из танцзала.
— Ты права, девочка, — сказала бабушка. — Среди гномов есть как гиганты, так и лилипуты. Юхан-малыш еле-еле вырос до двадцати сантиметров. Природа наградила его ловкостью, наглостью, упорством, но трудолюбия не дала. Он был изобретателен и хитер, но все мечты его были направлены на то, чтобы разбогатеть не работая, то есть найти богатство вдали от дома.
Тут подскочил Толик Рембо, он хотел пригласить Лолиту на танец, он даже потянул ее за руку, но бабушка обернулась к нему и показалась лагерному хулигану его собственной бабушкой, которая служила во вневедомственной охране и ходила по ночным улицам с пистолетом.
— А ну, Толик, вали отсюда! — приказала бабушка Рембе, и тот тут же поджал хвост и скрылся в темноте.
Только, пожалуйста, не думайте, что я ошибся, склоняя его имя. Это имя неграмотное само по себе и потому обязательно склоняется. Так и говорят: к Рембе, Рембой, о Рембе, и если Ремб много, то можно сказать и «Рембами»!
Остальные наши герои не слышали, как бабушка шуганула Рембу, а Лолита обрадовалась — она и не думала, что удастся отогнать его бескровно.
Бабушка вздохнула и продолжала:
— И вот самый маленький гном на свете по имени Юхан ненавидел труд и мечтал разбогатеть в других странах. Но если человеческие путешественники, такие, как Амундсен или Марко Поло, могли идти только по поверхности Земли, то гном может углубиться в Землю. Ведь наша планета буквально изъедена пещерами, словно червивое яблоко. А малютке Юхану его бабушка рассказала легенду о том, что где-то в глубинах Земли есть целый мир, потолок его так высок, что по нему плывут облака, а посреди него сияет свое солнце из подземной лавы, которое согревает и освещает этот мир. В том мире немало чудес, но попасть в него невозможно, потому что все пути туда завалены километрами гранита и базальта. Но маленький Юхан этим словам не поверил. Если туда невозможно пробраться, сказал он, то как же пробрались те, кто рассказал об этом мире? Так что если подземный мир не сказка, значит, в это место есть путь. Но путь, недоступный для обыкновенных зверей или гномов, иначе бы они давно туда забрались. Вам не скучно?
Слушатели будто проснулись от этих слов.
— Нет, что ты, бабушка! — хором воскликнули они.
Бабушки улыбнулись разными улыбками, и каждая из них потрепала по затылку своего внука или внучку.
— Год за годом упрямый Юхан искал пути внутрь Земли. Он прочел все манускрипты в подземных библиотеках, он поговорил со всеми мудрецами, но ничего не добился.
Тогда он стал пробовать пути сквозь самые большие и глубокие пещеры Земли и даже опускаться в жерла вулканов.
Многие считали его сумасшедшим, а другие — просто дураком. Но никто не верил, что он добьется цели.
За годы, что прошли в поисках, он узнал больше всех в мире о подземельях, он познакомился с удивительными тварями, что обитают в глубинах Земли. И вот, в один прекрасный день, который всегда наступает у того, кто очень долго и упорно стремится к цели, Юхан исчез на целый год. Все думали, что он погиб, но на самом деле оказалось, что он проник все же в тот мир извилистым узким ходом, который, кроме него могут преодолеть только червяки из племени Прониклы, что охотятся в глубинах Земли за алмазами.
И вот в один прекрасный день Юхан вернулся наверх, и все удивились, потому что мысленно его уже похоронили.
Юхан поведал гномам и прочим обитателям лесов и гор о том, что нашел Подземный мир.
Это оказался обширный и чудесный мир.
Попасть туда оказалось делом непростым, и путешествие заняло три месяца. Юхан исхудал и облысел, потерял половину зрения, забыл имя своего дяди, как-то даже хотел покончить жизнь самоубийством, потому что оказался в пещере без входа и выхода, которая медленно наполнялась водой. Он попадал в подземные дворцы, видел пещеры сокровищ и скелеты динозавров. Оказалось, что там, в глубинах Земли, живут различные существа, большей частью неприятные и злобные. Он рассказывал и о путешествии к Снежной королеве.
Когда Лолита услышала о Снежной королеве, она удивилась и спросила:
— А разве она не умерла?
— Снежная королева не может умереть, она волшебница. Она единственная волшебница, которая может жить среди льдов и снежных сугробов.
— Но она же злобная! Она вынимает из людей добрые горячие сердца и вставляет ледышки.
— Дорогая моя внучка, — сказала бабушка Фрида. — К сожалению, жизнь не такая простая штука, как пишут в букварях и рассказывают в детских мультиках. Снежная королева вовсе не злобная тварь, как изобразил ее Ганс Христиан Андерсен. Сто пятьдесят лет назад он просил ее руки и получил отказ, потому что довольно глупо бессмертной Снежной королеве, окруженной снегурочками и снеговиками, выходить замуж за обыкновенного, совершенно некрасивого и даже бедного датского писателя. Вот он ей и отомстил. Кстати, он так же незаслуженно оскорбил Крота в сказке «Дюймовочка», очень достойного землеройного господина. На чем я остановилась?
— На Снежной королеве! — хором ответили Лолита с Ванессой.
— Вот именно. Снежная королева велела своим придворным записать рассказ гнома, а его пока не отпускать.
Гном Юхан не спорил, он дал честное слово, что никуда не убежит, и ему разрешили повидать родных. Он пожил дома три дня, хвастался, что нашел в своих скитаниях потерянный город огневых троллей, у которых сундуки полны изумрудами и рубинами. А потом исчез. Заодно прихватил у соседей новые ботинки, куртку и целый мешок еды. Соседи погнались за ним, чтобы дух из него вышибить, но не нашли, а потом решили: может, так и к лучшему. Сгинет в подземельях — всем спокойнее. Снежная королева тоже махнула на него рукой, правда, оставались сомнения, видел ли он на самом деле Подземный мир или придумал. Придется, решила королева, послать кого-то по его следам.
— Зачем? — удивилась Ванесса. — Там же темно и сыро и водятся пауки.
— А может, даже вампиры, — сказала Лолита.
— Недавно, — ответила бабушка, — главные персоны волшебного мира собирались, чтобы обсудить самые главные проблемы.
— Какие же это проблемы? — спросил Сева.
— Подожди ты! — перебила его Ванесса. — Давайте выясним самое главное: есть ли на свете волшебники и волшебство или это сказки, которыми ты нас, бабушка, кормишь после ужина?
— Весь сегодняшний вечер — самое обыкновенное волшебство, только ты, внучка, этого не заметила.
— Потому что я не верю.
— И я не очень верю, бабушка, — сказала Лолита.
— Вот поэтому к центру Земли в тот Подземный мир, до которого смог добраться карлик-гном, пойдете не вы, мои красавицы, хоть вы и хорошие девочки. А пойдет Сева Савин, который сейчас уже испугался того, что ему придется протискиваться сквозь подземные трещины, борясь с пиявками и вампирами. Но испугался потому, что верит нам, волшебникам, и потому, что и сам может стать со временем, если захочет, одним из нас. Сева — человек особенный, а вы, мои дорогие, самые обыкновенные милые крошки.
— Если он согласится лезть под землю и искать какую-то подземную дырку, то он — самый последний идиот, — сказала Лолита.
— Но я надеюсь, что он чуточку умнее, чем кажется, — заметила Ванесса.
Бабушка нахмурилась и сказала:
— Сева, мы не можем тебя заставить. Но выслушай меня до конца.
— Конечно, выслушаю. Говори, бабушка, — согласился Сева.
Ему бы помолчать, может, даже отшутиться, тем более что никто здесь и не ждал, что он поверит сказочной бабушке. Может, даже следовало бы уйти. Но Севе было интересно до щекотки.
Конечно, он боялся этих черных глубин и подземных ходов. Какой нормальный человек туда полезет? Но хоть он еще не верил в таинственный Подземный мир, словно вычитанный из потрепанной книжки, но в сердце возникло колючее чувство, как перед прыжком в воду с высокого обрыва. Ты боишься прыжка, ты боишься высоты, но ты уже знаешь, что эта высота зовет тебя и как бы командует — прыгай!
— Вы хотите узнать, зачем собирались все старейшины волшебного мира? Чего им нужно? А нужно им ни много ни мало, как спасти невинных созданий далекой древности. Когда-то, между третьим и четвертым ледниковыми периодами, десятки тысяч лет назад существовала эпоха легенд. Людей тогда еще было мало, а Землей владели волшебники, джинны, русалки, лешие, сирены и драконы… Всех не перечислить, да и не следует. Потом с севера наступили ледники, задули промозглые ветры, всю Землю засыпало снегом, промерзли речки и озера, покрылись льдом моря, погибли от холода и голода первобытные животные, высохли растения, сгнили деревья и травы, и, конечно же, погибли многие волшебные существа, которые, в отличие от людей, не умели разжигать огонь или делать лопаты.
— Почему же мы о них знаем, — спросила Лолита, — если они так давно вымерли?
— Во-первых, девочка, ты не учитываешь глубину человеческой памяти. У каждого ребенка на Земле есть своя бабушка или даже прабабушка, и они рассказывают детям легенды и сказки. Вот они и переходят от поколения к поколению. Когда-нибудь у тебя, Лолита, будут внуки, и ты им расскажешь о Кощее Бессмертном или о Царевне-лягушке.
— Царевну я видела, — призналась Лолита, — а этот самый Кощей — он на самом деле бессмертный?
— Бессмертный. К тому же обладает ужасным характером. Не советую к нему приближаться.
— Вот чего не собираюсь делать! — воскликнула Лолита. — Обойдусь без Кощеев.
— К тому же… — продолжала бабушка, поглядывая на небо, по которому плыли туманные картины и между ними пролетали разноцветные искры. — К тому же кое-кто из древних волшебных существ дожил до наших дней. Один скрывался в тропической Африке, другой под землей, третий приучился жевать кору кедров и лиственниц. Даже волшебные существа могут приспосабливаться к тяжелым обстоятельствам. Но увидеть их почти невозможно, потому что их мало и они научились скрываться. Оказалось, что злейшие враги сказки — люди. Они вырубают леса, отравляют озера и реки, травят землю. А значит, каждый день где-то погибает гном, или леший, или домовой. Кто их, бедных, защитит? С каждым годом на Земле становится все больше людей и все меньше мест для диких зверей и сказочных существ. В безопасности сегодня лишь те из них, кто живет во льдах Арктики и Антарктиды, кто прячется на дне океана или под землей. И то люди туда теперь достают. Еще несколько лет — и на свете не останется ни одной русалки или водяного.
— А может, их отправить в зоопарк? — спросила Ванесса. — Даже интересно. Приходишь, а там русалка — привет тебе, привет!
— Но ведь русалки не животные! — возмутилась бабушка. — Они такие же люди, как и ты, только иначе устроенные. Ты сама хотела бы пожить в зоопарке?
— Время от времени хочется, — ответила Ванесса. — Особенно перед контрольной по математике.
— Сказочные существа — вольные. Они не могут жить в клетке или в загоне. Поэтому они продолжают гибнуть под винтами теплоходов, колесами поездов и автомобилей, в лесах, подожженных глупыми туристами, и на болотах, которые образуются на месте вырубленного леса. Плохо дело…
— И ничего нельзя сделать? — спросила Лолита.
— У тебя короткая память, подруга, — сказал Сева. — Ведь моя бабушка не зря рассказывала о Подземном мире.
— Во-первых, не твоя бабушка, а моя, — сказала Лолита, — а во-вторых, я не знаю, почему она это рассказывала.
— Сева прав, — сказала бабушка. — Это была мысль Снежной королевы, и ее поддержала Фея летнего утра. Если под землей есть целый мир, где никто не живет, мы можем спасти сказочных существ, если отправим их туда.
— А как же вы это сделаете, — спросила Лолита, — если туда по щелкам пробираться нужно?
— Сначала туда отправится умный, образованный человек, — ответила бабушка. — С головой на плечах, а не темный гном, который и считать-то умеет только до тринадцати с половиной.
— Почему до тринадцати? — удивилась Ванесса.
— До тринадцати с половиной, — поправила ее бабушка, но объяснять ничего не стала.
А Сева давно понял, что разговор идет о нем и бабушка не шутит. Именно его считают тем умным и образованным человеком, который пройдет в Подземный мир.
— Он должен попасть в Подземный мир, — сказала бабушка, — и все понять.
Она, конечно же, подслушала его мысли.
— И это нужно сделать не за шесть лет, а за шесть дней.
— И в школу вы будете ходить за него? — спросила Ванесса.
— Со школой мы как-нибудь разберемся, — нахмурилась бабушка. Как и все бабушки, она не выносила критики внуков.
— А теперь я хочу задать серьезный вопрос, — сказал Сева.
— Я жду, — сказала бабушка.
Она сидела, сложив руки на животе, и ногти у бабушки были обломанные, потому что она всегда копалась в земле, на грядках или в саду возле сливовых деревьев.
— Почему не послать другого гнома? Ведь гномы лучше меня умеют пробираться под землей?
— Это должен быть очень маленький гном, — серьезно ответила бабушка. — Но даже гному Юхану было очень трудно пробираться по трещинам и переходам пещер. Значит, наш разведчик должен быть в несколько раз меньше гнома.
— Это не о Севе, — засмеялась Лолита. — Хоть он, конечно, не Гриша Сумской, но и не последний по росту в классе.
— Я четвертый, — сказал Сева.
— И что же, мы его будем уменьшать? — спросила Ванесса.
— Вот именно, — ответила бабушка. — Мы будем его уменьшать. У Снежной королевы хранится мультипликатор. Это прибор, который уменьшает человека в двадцать раз. Если в него войдет Сева, то он станет ростом всего с палец.
— Вот и отправьте туда гнома, — сказала Лолита.
Ей почему-то вдруг не захотелось, чтобы Сева лез в эту черную бездну. Страшно за него стало.
— Нельзя, — вздохнула бабушка. — Мы бы и обошлись без помощи людей, но на сказочных существ человеческие научные приборы не действуют. Мы иначе устроены, у нас даже клеток нет. А мультипликатор изобретен людьми, и пользоваться им могут только люди. А в нашем с вами случае — только Сева Савин. Но, разумеется, он может отказаться. Никто его не неволит.
— Не соглашайся, Сева, — сказала Лолита, — я тебе не советую.
— А что он будет за это иметь? — спросила Ванесса. — Вы ему драгоценностей дадите?
— Если надо, то дадим.
— Помолчи! — рассердился Сева. — Дело не в этом.
— В этом тоже. Ты такое слово знаешь — «альтруист»? — спросила Лолита.
— Внучка, — рассердилась ее бабушка. — Образование человеку дается не для того, чтобы им бить окружающих по голове.
— И что такое альтруист? — спросил Сева.
— Это человек, который всем делает подарки, а сам получает по шапке.
— Нормально, — сказал Сева. — Меня интересует, как вы дома и в школе всех обманете?
— Во-первых, тебе еще почти месяц жить в лагере.
— Меня хватятся.
— Не хватятся. Мы об этом позаботимся. Договоримся с Афанасием Столичным.
— А потом?
— Потом ты вернешься.
— Со щитом или на щите, — заметила отличница Лолита.
— Со щитом, — сказала бабушка. — Ты найдешь короткий путь в Подземелье, которое мы условно называем Убежищем. А если задержишься, то мы продлим твою жизнь в лагере на вторую смену. А маму с сестренкой отправим отдыхать на Канарские острова.
— У них нет денег на Канарские острова летать, — буркнул Сева, которого не приглашали на эти острова, а звали лезть в яму.
— А премия маме? — спросила бабушка. — И отличная, скажу тебе, премия.
— Но они же не могут два месяца сидеть на Канарских островах!
— И не надо. Они будут знать, что их внук уехал к любимой бабушке и там купается в море и ест виноград.
— Ну тебе повезло! — рассмеялась Ванесса. — Я же говорю — альтруист несчастный.
И тут Сева понял, что он не дурак, чтобы лезть в Подземелье, когда все вокруг будут отдыхать и купаться. Даже в лагере лучше…
— Хорошо, — сказал он. — Где ваша Снежная королева?
Праздник в летнем лагере постепенно заканчивался. Музыка уже играла не так громко и весело, она собиралась перейти на колыбельную песню, как только сами по себе погаснут разноцветные фонарики и растворятся среди звездочек звезды последней вспышки фейерверка. Вожатая Настя устала уговаривать ребят разойтись по палатам, но уговаривала она не очень настойчиво, как будто ей самой было жаль, что такой чудесный праздник завершается.
Бабушка, так похожая на его собственную бабушку, уехала в трейлере вместе с акробатами и сказала, что вернется к Севе с утра с билетами в Финляндию.
Именно в Финляндию, потому что в Финляндии, а точнее, в горах Лапландии ему надо встретиться и поговорить со Снежной королевой.
Бывают же на свете чудеса!
Позавчера он был самым обыкновенным Севой Савиным из второго отряда, тринадцати с половиной лет, который отличался от остальных двухсот детей и подростков, отдыхающих в лагере, тем, что верил в реальность сказок. Он был убежден, что сказки существуют на самом деле и нормальный человек может запросто встретить гнома. Или русалку.
Если человеку повезет, а главное, если он верит в такую встречу.
Но Сева не очень распространялся о своих убеждениях по простой причине: он не любил, когда над ним смеются, потому что ни один нормальный человек этого не любит. Иногда, правда, встречаются шуты, по штуке на класс. Таким нравится, чтобы над каждым их шагом хохотали, чтобы каждое их слово вызывало смешки.
Сева предпочитал быть обыкновенным, но это не всегда получалось, потому что порой ему хотелось похвастаться. А врал он плохо. Неталантливый был врун.
Итак, Сева собрался в Финляндию. И бабушка не производит впечатления вруньи.
К тому же у него есть две свидетельницы. Рядом с ним сидели на бревне и все слышали Лолита с Ванессой из второго отряда. Впрочем, слышали — не слышали, разве есть разница?
Вчера он нашел Царевну-лягушку, сегодня едет к Снежной королеве.
Вам смешно?
Допускаю.
Севе интересно и немного страшновато. Хоть бабушка обещала, что мама не хватится, потому что уверена: ее ребенок благополучно ходит в походы и собирает клубнику, но все-таки Лапландия — это Лапландия. Вы читали Андерсена? В раннем детстве. Все читали Андерсена в раннем детстве.
Сева не пошел прямо в домик второго отряда, а незаметно отошел к белой беседке с тонкими деревянными колоннами, которая стояла над крутым спуском к речной долине. Когда-то здесь был барский дом, а за сто лет от него осталась только беседка. Внутри круглой беседки вдоль перил тянулась скамейка. Сева уселся на скамейку и стал смотреть на небо. Ни о чем особенном он не думал, а просто глазел на звезды. Звезды перемигивались, по небу пролетали спутники, один раз из глубины Вселенной примчался метеорит и сгорел, не долетев до леса.
Сзади скрипнула доска — в беседку поднялась Лолита. Сева не оборачивался, он знал, что это Лолита. Три дня прошло, и он уже научился угадывать человека по шагам.
— Ты переживаешь? — спросила Лолита.
Лолита — человек-собственник. Ей обязательно нужно все иметь, со всеми дружить и даже командовать. В тринадцать лет она самый главный человек в своем доме. Это не значит, что ее кто-нибудь там боится, но никто не смеет ею командовать.
Сева не переживал.
— Нет, — сказал он, — я просто сижу.
— Это неестественно, — сказала Лолита. — Ты отправляешься в путешествие к центру Земли и, возможно, не вернешься домой. Я бы на твоем месте попрощалась с родителями.
— Ты что, озверела, что ли? — удивился Сева. — Ты представляешь, что мне скажет мама?
— Что бы она ни сказала, твоя совесть будет чиста.
На самом деле Лолита не такая дурочка, чтобы всерьез предлагать Севе такой безнадежный ход. Но она немного опасалась за Севу. Сева был немножко ее собственностью. А собственность она терять не любила. Лолита села на скамейку рядом с Севой и тоже стала смотреть на звезды. Она, конечно, рада бы поговорить о Снежной королеве, сказочном царстве и гноме Юхане, но понимала, что Севе разговаривать не хочется. И молчала вместе с ним.
Запел горн — отбой.
И как только он замолчал, в светлой полосе, оставшейся на небе там, куда ухнуло солнце, запел соловей. Потом второй, справа. Правда, прилетели комары, но их было не очень много. Руки сами шлепали себя по комариным укусам. Так что Сева и Лолита сидели, молчали, и было слышно: шлёп, шлёп, шляп, шлю-шлёп!
В хрустальной тишине камешками в воде перекатывались далекие голоса — лагерь засыпал с трудом и не сразу.
И всем в нем было приятно. Так всегда бывает после хорошего вечера.
Потом комаров стало больше.
Лолита спросила:
— И ты на самом деле в это веришь?
— А ты?
— Конечно, нет!
Сева подумал: «А ведь мне легче, чем Лолите или Ванессе. Потому что я убежден, что сказка живет рядом с реальностью. А Лолите надо напрягаться, чтобы найти объяснение чудесам».
— Скажи, — спросил Сева, — кто нам с тобой все это рассказывал? Про гнома. Про Снежную королеву. Про Убежище.
— Как кто? — Тут же Лолита спохватилась и засмеялась: — Конечно, ты же не знаешь моей бабы Фриды!
— И как она сюда попала?
— Как попала? Ну, приехала…
Лолита осеклась и замолчала.
И снова: шлюп, шлюп, шляп, шлёп, шлёп… И комариный звон.
— Это гипноз, да? — спросила Лолита.
— Видишь, ты уже начала искать объяснения, — засмеялся Сева. — Потому что объяснения нету.
— Но я же ее видела!
— А я видел мою бабушку. Мою собственную. И наверняка Ванесса видела свою.
— Я ее спрошу, но ты, Севка, опять врешь!
— Плохо нам, сказочным людям, — сказал Сева. — Вы, приземленные человечки, совершенно не в состоянии что-нибудь вообразить!
— А ты как догадался?
— На тебя посмотрел и догадался. Ты даже назвала ее раза два бабой Фридой, а сама не заметила.
— Не может быть!
— Лолита, подумай, — сказал Сева. — Как ты можешь удивляться какой-нибудь бабушке и совсем не удивляться тому, что я завтра лечу в Лапландию?
— Ну это мы еще посмотрим, — сказала Лолита, которая почему-то обиделась на Севу, словно он ее разыгрывает или издевается над ней.
— Пошли в палаты, — сказала она, — а то нас комары сожрут.
И они пошли к домику второго отряда. Там еще горел свет, видно было, как вожатая Майя тушит свет, выходит из комнаты и кто-то тут же сразу зажигает свет снова.
Мальчиковая спальня была налево, а девичья направо.
— До завтра, — сказала Лолита.
Сева вошел в комнату.
И ему стало стыдно. Он ведь совсем забыл о Гоше Полотенце.
Сева поглядел на кровать Гоши.
Гоша спал поверх одеяла, подтянув коленки к подбородку, и казался совсем маленьким младенцем. Во сне он всхлипывал, морщился, может быть, ему свет мешал, а может, он видел какой-то очень страшный сон. На одеяле перед ним лежала цветная фотография молодой, милой женщины, совсем не похожей на Гошу, а похожей на учительницу биологии из их школы, Верочку Шевелеву. Ее все в школе звали Верочкой, даже первоклашки, такая она была безобидная, добрая, а если кто-то грубил или матюгался, Верочка так удивлялась, что всем становилось стыдно. Вот, например, Рембо, из второго отряда, он учится с Севой в одном классе, тупица непроходимый, а ты попробуй при нем что-то сказать про Верочку. Быстренько пробьешь лбом стекло на третьем этаже и улетишь на ближайшую липу.
Но, конечно, это была не Верочка, а мама Гоши, которую похитили. Сева сразу догадался. Он взял фотографию и стал разглядывать. Очень доброе лицо, но обиженное, будто ей сказали дрянное слово и убежали. Понимаете?
Женщина была сфотографирована по пояс, она стояла у моря, спиной к прибою, в легком сарафане. Приятный человек. И каково ей сейчас в плену!
Сева положил фотографию на место и пошел к своей кровати.
Он думал, что не заснет и будет всю ночь думать о путешествии, но заснул так быстро, что сам не заметил, как накрылся одеялом.
Он спал без снов, не ворочаясь, вытянувшись во весь рост, словно готов был по первому звонку вскочить и топать куда прикажут.
На остальных кроватях спали другие мальчишки отряда, одни бесшумно, словно зайчата в норке, другие во сне разговаривали или даже вскрикивали. Гоша Полотенц громко и горько всхлипнул. Над лагерем светила почти полная луна, на ее фоне пролетали маленькие летучие мыши, снижались у окна спальни мальчиков второго отряда, а некоторые даже залетали туда. И, конечно, никто не догадался — впрочем, и некому было догадываться в этом сонном царстве, — что летучие мыши выполняют волю Общей Бабушки, которая велела им присматривать за тем, чтобы никто не нарушил сна Севы Савина. Ведь Снежная королева приказала — не рисковать! Ни один волос не должен упасть с головы этого молодого джентльмена.
Как известно, Снежная королева в юности училась в Англии и не только изучила английский язык и манеры английского высшего общества, но и полюбила эту далекую страну, несмотря на то что ее за прогулы и легкомысленное поведение вскоре исключили из Оксфордского университета. Ах, как давно это было! В те времена по улицам Лондона и Оксфорда ездили тяжелые кареты и скакали на конях джентльмены, волосы у дам были длинными, до пола, а платья еще длинней. Но воспоминания юных лет — это самые глубокие и яркие из воспоминаний, поэтому Снежная королева с возрастом все больше погружалась в воспоминания о туманном Альбионе и даже при дворе велела носить английские платья того времени.
Неудивительно, что, хотя она никогда не видела Севу, она его называла «наш маленький русский джентльмен» и боялась, как бы враги до него не добрались. Она еще не знала, кто на этот раз станет ее врагом, но жизненный опыт подсказывал Снежной королеве, что без врагов и на этот раз не обойдется.
Неудивительно, что летучие мыши, сменяясь, чтобы дать товарке схватить и проглотить мотылька, кружили над домиком второго отряда, и никто не обращал на них внимания.
Но здоровью Севы пока никто не угрожал, потому что очень уж узок был круг людей, кто знал, зачем Сева понадобился Снежной королеве, еще меньше знали о том, что с утра Сева должен улетать в Лапландию. И уж совсем немного народу в лагере могли бы ответить на вопрос: а что такое Лапландия, с чем ее кушают и где она находится?
Фотография милой женщины, Гошиной мамы Аглаи Тихоновны, стояла и на столе Георгия Полотенца. Большая фотография в рамке из собачьей кости и под стеклом. Уголок фотографии пересекала черная ленточка.
Когда тем утром Георгий Георгиевич пришел в свой Фонд, его встретили удрученные и испуганные сотрудники. Хоть Георгий Георгиевич не хотел, чтобы весь мир знал об исчезновении его жены, многие уже об этом знали. Георгия Георгиевича никто не любил, потому что он мало кого любил, но когда в семье случается трагедия, даже самые равнодушные люди бывают тронуты до слез.
Некоторые начинали говорить утешительные слова, но Георгий Георгиевич решительным жестом толстой ручки отмахнулся от сотрудников и, кивнув Элине Виленовне, прошел к себе в кабинет.
И тут же раздался его гневный крик, который пронзил сразу несколько стен:
— Элина Виленовна, немедленно ко мне!
Элина проплыла к кабинету шефа, медленно, как занавес в театре, раскрыла дверь и с порога спросила низким голосом кинозвезды:
— Вы меня приглашали, Георгий Георгиевич?
— Это что такое?! — закричал Полотенц. Трясущимся пальцем он показал на фотографию жены с траурной ленточкой.
— Что-нибудь не так, Георгий Георгиевич?
— Немедленно уберите!
— Я полагала, шеф, — ответила Элина, — что посетителям невредно наблюдать, как глубоко расстроен покинутый супруг.
— Я расстроен, расстроен, но ни на секунду не поверю, что Аглаю могут убить. Нет, этому не бывать! Я подниму на ноги ОМОН и спецназ! Интерпол отыщет Аглаю даже в Австралии.
— Я тоже на это надеюсь.
— Тогда при чем тут траур?
— Это не просто траур, — чуть улыбнулась молодая женщина. — Это моральный траур. Наши с вами души скорбят по отсутствию Аглаи Тихоновны в наших сердцах, хотя телом она, может быть, еще жива.
— Вы думаете, что ей угрожает смерть?
— Если похитители не получат своих денег, они могут из чувства мести убить пленницу. А если получат, тем более убьют ее, чтобы замести следы.
— Но почему?
— А потому, что она запомнила их лица.
— Значит, мы должны спешить! — воскликнул Георгий Георгиевич.
— Разумно, — согласилась Элина Виленовна.
— Так где мой начальник охраны? Где гражданин Каин?
— В служебной командировке в Финляндии. Как только он вернется, я велю ему прийти к вам в кабинет.
В наступившей паузе громко, даже оглушительно зазвонил телефон.
Георгий Георгиевич с ужасом взглянул на аппарат и прижал пальчики к груди.
— Бери трубку! — приказала Элина Виленовна.
— Беру, беру, — согласился Георгий Георгиевич.
Он поднял трубку трясущейся рукой и спросил, сглотнув слюну:
— Кто говорит?
Видно, его спросили в трубке, и он быстро ответил:
— Правильно, это я у телефона. Именно Георгий Георгиевич Полотенц. Супруг пропавшей женщины. Вот именно, пропавшей! Конечно, вы можете ко мне подняться.
Георгий Георгиевич медленно и бессильно опустил трубку и шепотом сказал Элине Виленовне:
— Это милиция, они внизу. Но ведь я не хотел их вызывать.
— Не хотел или хотел — это не играет роли. Они уже здесь. Приведи себя в порядок.
— Конечно, конечно. — Полотенц попытался пригладить волосы, стал застегивать верхнюю пуговицу рубашки.
— Дурачок, — ласково, но строго произнесла Элина.
Она сделала шаг к шефу и быстрыми движениями взлохматила волосы, оторвала верхнюю пуговицу рубашки и больно стукнула кулачком в нос, отчего у Георгия Георгиевича потекли слезы.
— Ты что? — обиделся он.
— Вот так выглядит муж, почти потерявший свою жену и полный скорби по этому поводу, — ответила Элина Виленовна. — Я потеряла в жизни уже трех мужей и знаю, как нужно выглядеть.
— Их тоже похитили?
— Нет.
Открылась дверь, и вошли два милиционера в штатском.
Они были похожи, потому что были братьями.
Их так и называли — братья Хват: Борис и Глеб.
Старший брат носил усы, а младший их брил. Глаза у них были одинаковые, карие, ореховые, в густых ресницах.
Они были короткие, мускулистые и быстрые в движениях.
— Господин Полотенц? — спросил Борис Хват.
— Георгий Георгиевич? — спросил Глеб Хват.
Широким жестом Элина показала на фотографию Аглаи Тихоновны.
Борис Хват был опытным сыщиком. Он поглядел на фотографию.
— А что, у вас есть сведения, что ее уже ликвидировали? — спросил он.
Георгий Георгиевич метнулся к столу, стал срывать ленточку с фотографии, фотография вырвалась у него из рук и грохнулась на пол — стекло вдребезги.
— Нет! — закричал он. — Это легкомысленная ошибка. Моя Аглая жива. Зачем им ее убивать, если я готов заплатить за нее любые деньги?
— Вот именно, — сказал Глеб Хват. — Вот именно. Следствие интересует, какую сумму они надеются из вас вытрясти?
Георгий Георгиевич отвел взор и сказал:
— Не могу ответить.
— Это еще почему?
— Очень дорого, — сказал он.
Тут в разговор вмешалась Элина Виленовна.
— Георгий Георгиевич, — произнесла она. — Я бы на вашем месте сказала. А то господа сыщики подумают, что вы что-то скрываете.
— Ну как, вспомнили сумму? — спросил Борис Хват.
— Лучше скажите, — попросила его Элина. — Они не отстанут, менты проклятые!
— Ну что за выражения, девушка! — обиделся Глеб Хват. — Даже преступники к нам так уже не обращаются.
— Они попросили… — Георгий Георгиевич проглотил слюну, вздохнул и сказал: — Я на бумажке напишу. Даже стены имеют уши.
Дрожащей рукой он написал несколько цифр.
Борис Хват взял бумажку и прочел ее про себя. Покачал головой и протянул брату. Брат тоже прочел и произнес вслух:
— Пятьдесят семь миллионов! Ого-го!
— Тише! — прошипел Полотенц.
— В рублях или какой валюте? — спросил Борис Хват.
— В «у. е.», — сказала Элина Виленовна. — Именно в них.
— Ну они дают! — хором возмутились милиционеры. — Это открытый цинизм. Откуда у русского благотворителя могут быть такие деньги?
— И я так думаю, — согласился с ними Георгий Георгиевич. — Таких денег у меня быть не может.
— Значит, будем готовить операцию по захвату, — сказал Борис Хват. — Главное — узнать, где они ее держат. Будем держать вас в курсе дел. Когда вашу супругу найдем живой или мертвой, вам сообщат.
— Как так мертвой? — снова удивился Полотенц. Он очень переживал.
Но ему никто не ответил, потому что милиционеры уже покинули его кабинет.
Там воцарилась тишина.
— Каин не звонил? — спросил наконец Георгий Георгиевич.
— Пропал, — ответила секретарша. — Ума не приложу, где он может быть.
— Как только появится — сразу ко мне! Мы должны найти дорогую Аглаю раньше, чем это сделает милиция. Риск слишком велик.
— Конечно, — согласилась красавица Элина. — Нас волнует судьба человека, а им только бы план выполнить.
— Вот именно! — сказал Георгий Георгиевич.
Если вам приходилось путешествовать, вы знаете, как трудно спать ночью перед отлетом или отъездом.
Вставать надо в восемь, а ты просыпаешься сначала в половине пятого и думаешь: как славно, что осталось столько времени! Потом просыпаешься в семь и долго не можешь заснуть. Но за двадцать минут до срока сон обуревает тебя.
И ты засыпаешь без задних ног.
Вот и Сева проснулся, когда было еще совсем темно и только самые первые птицы пробовали свои голоса, а последний комар делал круг почета над щекой своей жертвы, чтобы отправиться потом на свое комариное болото.
Потом его разбудил птичий хор — птицы настраивали свой оркестр, причем так громко, что удивительно было, почему весь лагерь не вскочил.
Но все спали, а солнце еще не встало — лишь первые его лучи вырывались из-за деревьев.
И тут Сева услышал жужжание тяжелого толстого мохнатого шмеля. Шмель смело подлетел к его уху и прожужжал в него:
— Вставайте, Савин, вас ждут великие дела!
Может, он прожужжал что-то другое, но Сева услышал именно эти слова.
И он сразу понял, что это не сон и не розыгрыш. Пора лететь в Лапландию.
Сева вскочил, и никто не проснулся. На часах над дверью было семь часов десять минут.
Сева побежал по коридору в туалет.
Когда он хотел вернуться в палату, чтобы одеться, то увидел в дверях туалета большого кролика. Кролик стоял на задних лапах и держал на передних рубашку и джинсы Севы. Рядом с кроликом топтался маленький старичок с пегой, длинной, до пола, бородой, в синих трусах, серой рубашке с красным галстуком.
К груди он прижимал кроссовки Севы.
Это было смешно. Но никто не смеялся.
Сева быстро оделся.
Пока ему везло. Никого он не разбудил.
Старичок в это время не переставая говорил:
— Ты меня не бойсь, я здешний, всегда здесь живу. Домовой я. Но особь статья. Так и зовусь — лагерный. Нас на свете немного, но у нас есть особые знания и заботы. Я могу горном петь и даже на барабане молотить. Знаю, как галстук завязывать и строем ходить. А уж костер под дождем в походе никто лучше меня не разожжет. Понял?
— А зачем вам это? — спросил Сева.
— Зачем не зачем, а может пригодиться. А что, если горн утеряется? Кто будет музыку изображать? Ну, ты готов, Савин? Пошли, а то тебя ждут.
И домовой-лагерный первым поспешил на улицу, выглянул из двери, бородой помахал, принюхался и сказал:
— Спокойно, по одному, перебежками… марш!
И первым побежал к кустам. Сева за ним.
— Сева! — раздалось сзади.
Сева от неожиданности споткнулся. Кто его выследил?
В открытом окне спальни девочек стояла Лолита и махала ему вслед.
Сева тоже ей помахал. В принципе, она неплохой человек и даже проснулась пораньше, чтобы попрощаться.
— Ты осторожней, Савин, — сказала она, и ее голос пробился к нему сквозь оркестр птичьих голосов и звоны насекомых.
— Я вернусь, — сказал Сева. — Ты не думай.
— Дурак! — откликнулась Лолита. — Неужели я могла так подумать?
Она захлопнула окно, но не отошла от него, а продолжала смотреть вслед Севе. Но Сева ее не видел, потому что они с лагерным скрылись в кустах и выбежали к малым воротам — служебному входу. Туда приезжают машины с продуктами.
У входа на шоссе стоял «жигуленок», шестая модель. В нем сидел милиционер. У машины стоял начальник лагеря.
— Доброе утро, — сказал Сева и обернулся к лагерному. Может, недоразумение? Сейчас его поймают и отведут обратно в палату?
— Тут я с вами прощаюсь, — сказал лагерный. — До встречи. Возвращайся скорей на благо нашего народа.
— Скорее, скорее, — поторопил его Афанасий Столичный. — Роме надо еще на почту заехать и документы в центральную бухгалтерию доставить.
Все получалось как-то обыкновенно. Как бы на границе сказки. Лагерный мог быть просто маленьким дедушкой, говорящий шмель — усилителем, но что делать с Лапландией?
— Вы не забудьте маме сказать… — начал было Сева и понял, что как раз маме ничего говорить и не нужно.
— Не беспокойся, твою маму мы обманем, — ответил начальник лагеря. — Меня об этом попросили старые друзья. Поезжай спокойно, отдыхай, трудись, судя по обстоятельствам. Твоя фамилия Савин? Значит, правильно.
Сева попрощался с начальником лагеря за руку и так и не понял, шутил тот или говорил серьезно.
Он сел рядом с Ромой, машина сразу помчалась по шоссе, Сева только успел помахать провожающим — лагерный домовой стоял рядом с гигантом Столичным и был ему чуть выше колен. Но махали они вслед Севе одинаково.
— А правда, что ваш брат был чемпионом Москвы? — спросил Савин.
Рома не удивился. Он вообще никогда не удивлялся.
— Второе место в Европе, и, если бы ему не подсунули допинг, быть бы ему олимпийским чемпионом. Горжусь братом, горжусь своей родиной!
Севе захотелось захлопать в ладоши, но он удержался. Солидный человек идет на важное задание. Помолчим.
Так они молчали, пока не доехали до окружной дороги.
— Дальше куда? — спросил Сева.
— В Шереметьево, — сказал Рома. — Тебя не поставили в известность?
— Поставили, только я забыл, — признался Сева.
Утро уже было в самом разгаре. В низинах дотаивал туман, тени становились все короче, вдоль дороги стояли корявые умирающие березы. Севе всегда их было жалко — они не могли убежать от выхлопов машин и гадкой химии, которой поливают зимой асфальт. Вот и умирали. Надо будет поговорить с волшебниками, подумал Сева, может, они знают какие-нибудь заклинания.
Минут через двадцать Сева попрощался с Ромой, который тут же помчался обратно, сказав, что Севу будут ждать у табло отлетов.
«Наверное, я здесь единственный человек, — рассуждал Сева, — который не несет чемодана и даже сумки. И зубная щетка осталась в лагере, и трусы, и майки. Как быть?»
Он не успел расстроиться, как к нему подошла его бабушка.
— Доброе утро, детка, — сказала она.
Сева обрадовался было, что видит ее, но вспомнил, что эта бабушка ему только кажется, и потому спросил:
— А на самом деле вы как выглядите?
— Что тебя беспокоит, внучок?
— Давайте говорить как взрослые люди, — ответил Сева. — Я уже понял, что мы имеем дело с гипнозом.
— Ты стараешься казаться взрослым и умным, а это ошибка, — ответила бабушка. — Лучше скрывать свой ум и свои догадки. Слово «гипноз» медицинское и не имеет отношения к нашему делу. Но я признаюсь — мне лучше казаться твоей бабушкой, чем незнакомым тебе человеком.
— А какая вы на самом деле? — спросил Сева.
— Всеволод, — сказала бабушка, — мне сейчас некогда играть с тобой в угадалки. Твой самолет отлетает через час, а ты еще не получил паспорт и билет, не прошел контроль и вообще даже не начинал улетать.
— В Лапландию?
— Разумеется.
— Какой же мой самолет?
— Вон тот рейс. Москва — Хельсинки.
— Вы полетите со мной?
— Сам долетишь, — ответила бабушка. — К сожалению, мне придется остаться.
В голосе бабушки прозвучала тревога.
Что-то случилось.
Сева проследил за внимательным взглядом бабушки…
Ну конечно же! Маска, я тебя знаю! По залу быстро шла неопрятная старуха в камуфляже, которую Сева увидел в первый же день по дороге в лагерь. Она крутила лохматой головой, выискивая кого-то.
Бабушка сделала шаг вперед и прикрыла собой Севу от взглядов старухи.
— Кто она? — спросил Сева.
— А ну быстро! — велела бабушка. — Иди к стойке шесть, таможню проходи по зеленому коридору. Держи билет и паспорт. Когда тебя спросят на таможне, почему ты один, скажи, что отец прошел раньше, а ты прощался с бабушкой. Ясно? А теперь беги. Только не бегом. Беги так, чтобы никто не догадался, что ты спешишь.
Сева быстро пошел к барьеру, куда двигались все пассажиры, потому что понимал — бабушка не шутит. Близка настоящая опасность!
Сева еще не успел понять, какая опасность ему угрожает и будет угрожать, но он был не дурак и понимал, что лучше не спорить с теми людьми или волшебниками, которым согласился подчиняться.
Он не оглядывался, пока не дошел до прохода, над которым была зеленая табличка, что означало, что он не везет никаких запрещенных товаров или ценностей. Ведь он ничего не вез.
Таможенница была молоденькая и веселая.
Увидев Севу, она спросила:
— А ты куда собрался? Потерялся, что ли?
— Вот, — ответил Сева и положил свой паспорт на столик перед ней. И билет.
Девушка открыла паспорт, посмотрела на Севу, потом на билет и спросила:
— Что-то не похоже, что тебе уже шестнадцать.
«Ну что же бабушка забыла меня предупредить!» — мысленно возмутился Сева.
— У нас в семье все маленькие, — сказал он, — даже дедушка. У меня еще акселерация.
Таможенница все продолжала рассматривать паспорт, будто надеялась отыскать в нем таракана или золотую монету.
Но тут ее исследовательскую деятельность прервал отчаянный крик из зала.
Сева тоже обернулся.
И увидел, что страшноватая старуха в камуфляжном костюме рвется к Севе, а другая женщина, правда, не очень похожая на его бабушку, старуху не пускает.
— Это мой мальчонка! — кричит старуха. — Отдайте мне детку!
Сева испугался, но догадался отвернуться от этой драки.
— Мне можно идти? — спросил он.
— Это не тебя ищут? — спросила с подозрением таможенница.
— Что вы! — ответил Сева. — Мой папа раньше прошел, он хотел выпить кофе в буфете.
Сева, конечно же, не знал, есть там, за таможней, буфет или нет, но надо было говорить убедительно и спокойно.
Таможенница вернула ему паспорт, но все ее внимание было приковано к битве бабушек.
Поэтому Сева спокойно пошел к стойке, где регистрировали билеты, от нее до драки было далеко, и он понял, что вряд ли злобная старуха в камуфляже сюда прорвется.
Интересно, кто та старуха? Зачем она его преследует?
Пограничница тоже спросила его, неужели ему исполнилось шестнадцать? И долго изучала страничку на компьютере. Но, видно, волшебные жители все подготовили как следует. В конце концов она с сожалением вернула его паспорт.
Битва старушек, видно, закончилась.
Никто не преследовал Севу.
И он пошел искать 22-й выход, словно всю жизнь летает по заграницам и ничему не удивляется.
Странно, мама с Катюшкой сейчас только-только позавтракали и думают, что Сева загорает на речке или пьет кефир. А их любимый ребенок направляется к выходу номер двадцать два, откуда начинается посадка на самолет, следующий рейсом 765 Москва-Хельсинки.
Так не бывает.
А с другой стороны — почему бы такому не случиться?
— Простите, пожалуйста, — произнес вежливый тонкий голосок под локтем Севы. — Не вы ли будете господин Савин?
Сева посмотрел вниз и увидел, что рядом с ним идет знакомый карлик — бородатенький лагерный домовой. Он тащит в руке слишком большую для него сумку. Сумка волочится по полу, и видно, как лагерному тяжело.
— Я буду господин Савин, — ответил Сева, стараясь не улыбаться. — А у вас память короткая?
— У меня? Короткая память? — Маленький бородач был возмущен настолько, что отбросил ремень сумки, сверкнул глазами и прорычал, как маленький львенок: — Держите свой багаж! Я вас в жизни не видел и не намерен видеть впредь!
— А вы разве не домовой? — удивился Сева.
— Если я и домовой, это не дает оснований меня оскорблять!
— А разве не вы меня провожали до машины?
— Чтобы я? Провожал? Хулигана? До машины? За кого вы меня принимаете?
— Но разве вы не домовой?
— Домовой.
— Лагерный?
— Я домовой, но не лагерный, не палаточный, не инкубаторный, не прогулочный. Прекратите меня оскорблять. Я самый обыкновенный аэродромный домовой! Я служу домовым на Шереметьевском аэровокзале столицы. Ясно?
— А вы так похожи на нашего лагерного домового. Он тоже красивый.
Последние слова Севы примирили домового с ним, и тот смилостивился.
— В конце концов, — заявил он, — каждый имеет право на ошибку. Люди неопытные и недалекие склонны порой путать нас. Хотя, конечно же, мы сугубо индивидуальны.
— И много вас? — спросил Сева. — Я имею в виду специальности.
— Мы не какие-нибудь служащие. Мы свободные домовые, и если есть дом, о котором надо заботиться, — мы тут как тут. И я вам скажу, молодой человек, что нам приходится все время осваивать новые места. Полвека назад аэропортных и аэродромных домовых попросту не существовало. А теперь уже появились вакансии и космодромных домовых. Вы представляете?
— С трудом, — признался Сева.
— Порой приходится совмещать две, а то и три работы. Мой знакомый вокзальный домовой освоил специальность автобусного домового, представляете? Каково ему — то в порт, то на вокзал, то на автостанцию…
— А что вы здесь делаете? — спросил Сева.
— Я? Я занят буквально круглые сутки.
Аэропортный выпятил грудь, и Сева вдруг понял, что он одет в синий мундир летчика, а на голове у него фуражка с золотым орлом. Когда он успел переодеться?
По радио объявили посадку на самолет до Хельсинки, аэропортный домовой приказал Севе:
— Сумку не забудь! Таскать я за тобой не намерен!
Сумка была не такая тяжелая, как изображал домовой. Сева перекинул ее через плечо.
— А что там? — спросил он.
— Велели купить, собрать и передать, — сказал домовой. — Зубная щетка и шлепанцы, сам понимаешь. А ты что без багажа летишь, обворовали, что ли?
— Нет, спешил, — сказал Сева.
— Ты там напомни, чтобы мне расходы оплатили, — сказал домовой, — а то я на такой службе разорюсь. Знаешь, почем теперь зубные щетки? С ума сойти. И куда мы катимся, куда катимся…
И в следующее мгновение аэропортный домовой исчез. Растворился. «Может, — подумал Сева, — у него здесь множество своих тайных дырок. Он сквозь любой барьер пролезет. И если надо что-то пронести, домовой тут как тут! Надеюсь, он не воришка. И не бандит. Представляете, домовой-бандит! Интересно, надо будет спросить у бабушки, когда в следующий раз увидимся, сколько же всего на свете разных домовых. А если они разные, то они отличаются только специальностью или размером тоже? Маленькие домовые, старенькие домовые, молоденькие домовые, жены домовых, дети домовых — домовяши и домовяшки… Почему я целую жизнь прожил, тринадцать лет существую, а не задумывался об обычных вещах?»
До самолета Сева дошел спокойно. На всякий случай он присоседился к шумной семье с тремя детьми и внедрился в нее как бы четвертым ребенком и даже взял за руку малыша. Семейство оказалось финским и говорило на каком-то языке, совершенно непохожем на человеческий.
Впрочем, никто его не преследовал, и Сева надеялся, что аэропортный домовой и его товарищи, у которых наверняка есть связи среди пограничников и стюардесс, за ним присматривают. Но он чувствовал себя разведчиком в глубоком тылу фашистских войск или, если хотите, Джеймсом Бондом. А настоящий разведчик не должен терять бдительности.
В самолете сначала дали лимонад, а кто хочет — апельсиновый сок, место Севы было у окна, и под крылом сначала было много интересного, а потом самолет поднялся на девять километров, а с такой высоты не много увидишь, к тому же вокруг скопились облака.
Сева хотел подумать о путешествии, которое его ждет, но тут принесли завтрак, довольно вкусный, и думать стало некогда.
Стыдно признаться, но Сева раньше никогда не летал на самолете.
Семья Савиных не очень богатая, а в ней, кроме Севы, есть еще и Катюшка, которой шесть лет. Так что когда ездили в Крым, то лучше было ехать поездом. И еще Сева ездил с классом на экскурсию на каникулах в Петербург. Но когда-нибудь надо начинать настоящие путешествия, хотя, может быть, неплохо первое большое путешествие сделать к центру Земли?
Сева положил сумку под сиденье. Место рядом с ним было свободным. Самолет был не полон.
Когда завтрак закончился, а до Хельсинки еще оставалось полчаса, Сева решил поглядеть, что в сумку положил аэропортовский гном, но тут на него напал странный сладкий сон. Может, потому, что он плохо спал ночью.
В результате Сева проспал посадку.
Самолет подпрыгнул и покатил по финляндскому аэродрому. Сева проснулся от голоса по радио, который просил не вставать с места до полной остановки самолета.
Конечно, многие стали вставать с мест и доставать с верхних полок свои сумки, а Сева не знал, что ему делать, но тут у него из-под ног раздался звонок.
Сева поглядел вниз — никого.
И тогда он сообразил, что звонит в его сумке. Значит, аэропортовский домовой подложил туда сотовый.
Сева быстро расстегнул «молнию», и в самом деле: поверх сложенной рубашки лежал мобильник.
Сева нажал на кнопку.
— Добро пожаловать, — произнес глухой голос с небольшим акцентом. — Надеюсь, ваше путешествие было приятным. Не спешите выходить из самолета, а когда спуститесь по трапу на летное поле и пойдете к выходу, то к вам подойдет стюардесса в синем берете и с родинкой на правой щеке. Она отведет вас к служебному выходу. Слушайтесь ее во всем.
Ну точно как в приключенческом романе!
Сева послушно выполнил все указания голоса в мобильнике и вышел из самолета почти последним.
Внизу у трапа стояла курносая белокурая девушка в синем костюме и синем берете. На розовой круглой щеке была видна маленькая темная родинка.
— Савин? — спросила она, глядя мимо Севы.
— Савин.
Тогда девушка осторожно, кончиками пальцев, сняла со щеки приклеенную к ней родинку и сказала:
— Привет.
Они пошли рядом по летному полю в сторону алюминиевых ангаров.
Возле небольшой двери в воротах закрытого ангара девушка помахала Севе рукой и пошла дальше. Сева понял, что надо остановиться.
И в самом деле: из ангара высунулся домовой.
Нет, ну это слишком! Почти такой же, как в Москве!
Только одет иначе: в шортах и ковбойке. Наши домовые в шортах не ходят, а делают вид, что носят летные мундиры.
— Привет, — сказал ему Сева, — вы по-русски разговариваете?
— А я, батенька, — ответил домовой, запрокинув голову и уткнувшись острым концом бороды в колено Севы, — сам-то родом буду из Ораниенбаума, слыхал о таком месте?
— Нет.
— А это целое семейство дворцов и прудов, построенных ея императорским величеством матушкой Екатериной Алексеевной. Там в музейной тишине и прошла моя молодость.
— Вы с императрицей были знакомы? — удивился Сева.
— А ты заходи, заходи, нечего посреди летного поля маячить. Мало ли кто за нами наблюдает…
Сева зашел в ангар. Там было прохладно и полутемно. Самолеты, которые стояли там, казались совсем маленькими.
— В основном, — сказал домовой, — здесь хранится сельхозавиация и пожарники. Лес бережем. Так о чем я?
— О Екатерине Алексеевне, — сказал Сева.
— Ну и зверь-баба была! — воскликнул вдруг домовой. — Родного мужа, Петеньку — сколько мы с ним в солдатики играли! родного мужа приказала шарфом задушить. Петечку… жалко мужика…
И домовой залился слезами.
Сева стоял рядом и молчал. Ну что ты будешь делать — прилетел тайно в Финляндию на явку со Снежной королевой, а домовой рыдает, жалеет старинного русского императора. Рассказать Лолите — она обхохочется.
— Хватит, — раздался голос из-под округлого потолка ангара. — Пора лететь. Королева ждет. А тебе, Андреас, пора бы подумать о пенсии.
— Ну вот! — Домовой стал грозить кулачком небу. — Хватит этих подсматриваний и подглядываний. Я сам от вас уйду!
После этого домовой Андреас, по специальности, как потом узнал Сева, ангарный, начал тянуть Севу за сумку в глубь ангара.
Он бежал, часто переставляя ножками в сапожках на высоких каблуках. Оказывается, ему хотелось казаться выше.
Сева еле поспевал за ним.
Они пробежали сквозь весь ангар мимо спящих самолетов и через заднюю дверь выскочили на зеленое поле, где стояли вертолеты и маленькие спортивные самолеты.
Домовой продолжал ругаться, хотя ругаться было не с кем.
— Вот и наш самолет, гордость воздушного флота!
Посреди поля стоял старинный самолетик, будто весь собранный из бамбуковых палок и обтянутый парусиной. Такие самолеты лет сто назад называли этажерками.
Возле самолета стоял невысокий человек в кожаной куртке, кожаном шлеме, кожаных штанах и кожаных сапогах. Все на нем было черное, поношенное, но крепкое. Лицо было закрыто квадратными темными очками. Так что оставалось место лишь для очень пышных усов.
— Вот твой пассажир, — сказал домовой. — Лети, Гарри Коллинз.
Пилот протянул Севе руку. Ладонь была жесткой и холодной.
Настоящая ладонь пилота.
— Он по-нашему не говорит, — сказал домовой. — Беда случилась лет сто назад. Гарри решил перелететь через Атлантический океан и пропал над Бермудским треугольником. Без вести. Его ждали, ждали, а потом решили, что утонул. А он, оказывается, не утонул, а промахнулся мимо своего времени. Там над Бермудским треугольником реют временные потоки. И если неудачно попасть в поток, то вынесет тебя на берег другого времени. Кого куда. Чаще навстречу собственной смерти. Вот Гарри и опустился в Лапландии. С тех пор служит Снежной королеве. Но языков не изучает. А так парень хороший. Мы с ним порой по бутылочке виски принимаем.
Пилот закинул сумку Севы в заднюю кабинку. В самолете были две открытые кабинки, и они располагались одна сзади другой. В первой сидел пилот, а во вторую влез Сева. Он лез осторожно, чтобы не повредить палочки и парусину, из которых был сделан самолет.
— А ты не трусь, не трусь, — сказал ангарный Андреас. — Не рассыплется он. Сто лет назад летал и у нас третий год летает. Еще, говорят, два-три полета выдержит.
— А может, не выдержит?
— Может, и не выдержит, — согласился домовой и пошел прочь.
Пилот пристегнул Севу к спинке жесткого кресла, сам влез в переднюю кабинку, обернулся и показал Севе большой палец. Похоже, он был славным парнем.
И тут Сева увидел, что впереди перед винтом стоит маленький домовой. Он поднатужился и повернул лопасть. Еще раз, еще — и вот мотор зашумел, затарахтел, как старый мотоцикл, и самолет затрясся.
Потом домовой отскочил в сторону, а самолет побежал, подпрыгивая, по траве, все быстрее и быстрее…
Вот он задрал нос и начал подниматься.
И в этот момент Сева понял, что в небе они не одни.
Сверху на них пикировал небольшой, вполне современный самолет — черный с серебром, с загнутыми назад крыльями.
— Гарри! — закричал Сева и стал молотить кулаком по спине пилота.
Тот оглянулся.
Сева показал наверх.
И вовремя, потому что от черно-серебряного самолета отделилась строчка сверкающих точек.
Сева догадался — пулемет!
Такое он видел в кино.
Гарри понял, что ему надо делать. Он положил самолет на крыло и стал круто поворачивать. Хорошо еще, что Сева был пристегнут, а то бы обязательно вывалился наружу.
Но как ни был скор Гарри, конечно же, современная машина была шустрее.
И Сева с ужасом увидел, что пули продырявливают брезент крыла.
Крыло вспыхнуло и стало отваливаться.
Все!
Ведь никакого парашюта, ничего… может, это снится?
Самолет стал кружиться, медленно опускаясь к деревьям и небольшим пригородным домикам, как кружится в октябрьском безветрии кленовый лист. Пока пассажиров спасало то, что самолет был очень легким и весь состоял из парусов.
Вражеский самолет сделал круг над машиной Коллинза и не стал задерживаться. В его кабине сидел пилот в черных очках, а рядом старуха в камуфляже — Кассандра!
Земля была все ближе и покачивалась, хотя, конечно же, покачивался самолет, а не земля.
Сева зажмурился, потому что решил узнать, правда ли перед смертью человек вспоминает все, что произошло в его жизни. И если это правда, то он сейчас вспомнит, куда запрятал в прошлом году офицерский компас, который подарил ему дед. Никуда не выносил, а потерял.
Но тут самолет пошел к земле быстрее, видно, собрался врезаться в лес, и Сева понял, что не успеет вспомнить, куда задевался компас.
Над ними пронеслось темное облако.
Сева взглянул наверх и понял, что рядом с ними пикирует еще один самолет, необычный, похожий на гигантскую птицу.
Он падал куда быстрее, чем самолет Коллинза.
Но только когда он промчался совсем близко от Севы, тот сообразил, что видит не самолет, а птицу размером с самолет, черный глаз которой внимательно смотрит на Севу.
На секунду птица исчезла из виду, но в следующее мгновение самолет тряхнуло, Севу дернуло вниз, прижало к сиденью.
Из-под фюзеляжа показались перья, каждое с финиковую пальму, и Сева сообразил, что птица успела подставить спину под падающую этажерку и самолет, раненый, но живой, летит теперь верхом на птице.
Птица планировала, почти не двигая крыльями, и когда Сева опомнился, он увидел, как под ними проплывают вершины елей, которые расступаются, чтобы Сева мог полюбоваться синими озерами и белыми от чистой бурной пены реками, несущимися между валунов и скал.
Пилот Коллинз сорвал очки, стал размахивать ими в воздухе, запел какую-то дикую английскую песню и обернулся к Севе.
— Бьютифул! — закричал он в перерыве между куплетами и показал Севе большой палец. Глаза у него оказались голубыми, а лицо таким худым, что кожа прилегала к черепу плотно, как у неживого.
— Что за птица? — прокричал Сева, показывая на крылья под самолетом.
— Рокк! — крикнул в ответ Гарри Коллинз. — Рокк!
И вот, на одном своем крыле и на двух птичьих крыльях, они не спеша полетели к северу.
Постепенно лес под крыльями становился ниже и реже, все больше было проплешин, заваленных валунами, некоторые озера были так велики, что только сверху можно было увидеть дальний берег.
Стало холоднее. И хоть птица Рокк летела не высоко и не быстро, Севу начало знобить.
Пилот Гарри Коллинз догадался, что его пассажиру несладко, стянул с себя черную кожаную куртку и, обернувшись, протянул Савину. Тот сначала стал отказываться, но пилот сделал страшные глаза, Сева рассмеялся и закутался в подбитую мехом, пропахшую трубочным табаком куртку.
Он рад был бы заснуть, но сон не шел, все-таки было тревожно, а вдруг птица устанет? Раньше ему не приходилось летать на птицах, впрочем, он и не слыхал об этом. Если не считать детской повести о путешествии Нильса с дикими гусями, действие которой когда-то происходило именно в этих местах.
Он слыхал, конечно, о птице Рокк и знал, что о ней написано в книге о Синдбаде-мореходе. Но эти сказочные птицы должны жить где-то в Индии…
Разные мысли скользили в мозгу Севы и недолго там задерживались.
Опять почему-то подумал об этом проклятом компасе! Не вспомнил. Значит, смерть не грозила.
И, вы не поверите, наш отважный герой нечаянно задремал и догадался об этом, только когда птица Рокк начала снижаться.
Самолет качнуло.
Хорошо еще, что Сева был пристегнут.
Сева открыл глаза — зеленое поле было совсем близко.
Он перегнулся через борт и увидел, что птица Рокк опустилась на траву, побежала по ней, балансируя на спине самолетом, потом низко присела, вытянула вперед голову, и самолет скользнул вперед по шее, съехал на траву и замер.
Гарри Коллинз совершил невероятный прыжок через борт самолета и исчез из глаз — спрыгнул на траву.
Сева перегнулся через борт и посмотрел вниз. Гарри протянул вверх руки, и Сева вылез из самолета. Гарри подхватил его и прижал к себе.
Он говорил ему веселые слова по-английски, и Сева в тот момент дал себе слово обязательно выучить английский язык. Стыдно. Тебя обнимает старинный пилот, можно сказать, пионер авиации, с которым ты только что потерпел крушение после воздушного боя, а ты не можешь ему ничего ответить, кроме примитивного «сенкью».
Пилот поставил Севу на землю. Руки у него были ледяные, и Сева сказал:
— По моей милости вы промерзли. Сейчас бы вам чарку виски, правда?
— Оу, йес, — ответил Коллинз.
Сева снял куртку и протянул пилоту.
— Гарри не пьет, — сказала бабушка, подходя к самолету. Откуда она взялась, если до ближайших деревьев было метров триста, загадка. Впрочем, разве можно удивляться в царстве сказочной Снежной королевы?
Хотя это царство совершенно не производило впечатления сказочного.
Дул холодный ветер. Может, не холодный, но наверняка свежий. Небо было синим, и по нему неслись наперегонки ватные облака, по зеленой траве летного поля, словно вороны, ходили чайки, значит, море уже близко.
— Бат кофе! — ответил бабушке пилот, который не удивился ее появлению.
— Кофе он тоже не пьет, — заметила бабушка, — только курит.
Пилот словно услышал подсказку. Он достал из кармана кожаных брюк-галифе изогнутую трубку и стал ее раскуривать, прикрывая ладонью от ветра огонек зажигалки.
— Хороший человек, — сказала бабушка, шагая рядом с Севой по траве в сторону деревянной сторожки, над которой на шесте колебался надутый конус — полосатая матерчатая труба с дыркой в конце, которая показывала, в какую сторону дует ветер. — Хороший человек и машину свою понимает, любит. Жалко, что погиб.
— Как так погиб? — удивился Сева.
— Давно погиб. Да и кому удается остаться живым в Бермудском треугольнике?
И сама себе бабушка ответила:
— Никому.
— Значит, он мертвый?
— Как статуя, — сказала бабушка.
— А он мне куртку дал.
— Понятно. Ему она только для красоты нужна, а вообще-то он добрый, отзывчивый.
Этих людей понять трудно, подумал Сева. И не удержался, спросил:
— А может, вы все мертвые?
— Исключено, — ответила бабушка. — Некоторые из нас вечные, другие долгоживущие, но мертвых раз-два и обчелся.
— Понятно, — сказал Сева.
Сбоку от тропинки, на которую они вышли, лежала птица Рокк. Так птицы не лежат. Ведь птицы даже спят сидя.
— Как она успела нас подхватить! — сказал Сева. — Ты бы видела, бабушка!
— Мне приходилось это наблюдать, — ответила бабушка. — Это крайне сообразительное существо. Я только недавно узнала, что птицы Рокк так спасают своих птенцов, которые выпадают из гнезда. У них гнезда на вершинах гор, и порой сильный ветер выбрасывает птенца наружу. Почти всегда мать или отец птенца успевает догнать его у земли и подставить спину.
Птица Рокк подняла голову. Глаза у нее были черными, с блюдце каждый, а клюв, размером с лодку, желтым. Птица приоткрыла клюв и мелодичным басом сказала:
— У-ху.
— Спасибо, — сказал птице Сева.
Из невысокого редкого леса, который окружал аэродром, выехала хрустальная карета, запряженная тремя парами северных оленей.
Дверца кареты распахнулась, и оттуда выскочила женщина в длинном белом, в блестках, платье с короткими рукавами. Подобрав подол, женщина побежала по траве к Севе.
У женщины были удивительные белые волосы, но не седые, а просто белые. Как пена, в которую камни и острые скалы взбивают хрустальную воду финских ручьев.
И лицо у этой женщины было куда белее обычных человеческих лиц.
Зато ее губы были ярко накрашены, а ресницы такими длинными, словно ее глаза были озерцами, окруженными густым тростником.
Женщина бежала к Севе, раскинув длинные белые руки, увитые браслетами и унизанные перстнями и кольцами.
Она кричала на бегу:
— Ну долетел все-таки! Долетел, а мог погибнуть в пути. Нет, вы только подумайте, какими надо быть мерзавцами, чтобы поднять руку на невинного ребенка. Я приказываю немедленно отыскать и примерно наказать убийц! Вы меня слышите?
— Слышим… слышим! — прокатилось над полем.
И только тут Сева, до того глядевший только на белую женщину, увидел, что она бежит не одна. За ней, как стая слепней и оводов за кобылицей, несется свита. Свита Снежной королевы.
Белые волки и серые летние песцы, гномы в красных колпаках и в деревянных башмаках, лешие, покрытые густой шерстью, из которой торчали еловые ветки и всяческий лесной мусор, тролли, такие уродливые, что при виде зеркал приходили в бешенство — так страшились самих себя в зеркале, белые медвежата и бурые медвежата — ведь именно в Лапландии мирно живут и те и другие, ну и, конечно же, домовые из заброшенных лесных избушек, с длиннющими бородами и домовые, постриженные, в камзолах или пуховках, которые обитают на виллах, коттеджах или на горнолыжных курортах, белые полярные совы и всякая другая живность, которую Сева не успел разглядеть, — десятки и десятки спутников Снежной королевы. Всем чего-то от нее было нужно, хотя бы показаться рядом с королевой, или отобедать с ней за одним столом, или, наконец, станцевать хоть единожды на балу в ее дворце.
Королева подбежала к Севе, схватила его сильными руками и вдруг подбросила в воздух, как котенка.
И тут же поймала, поднесла лицом к своему лицу и поцеловала горячими красными губами прямо в кончик носа.
Сева не сразу сообразил, чему он больше удивился.
То ли тому, что взлетел к облакам.
То ли тому, что у королевы такие горячие руки.
И такие горячие, пышные и мягкие губы.
Ведь если бы его спросили, какими будут губы у Снежной королевы, он, конечно, ответил бы, что ледяными, как руки пилота Гарри Коллинза, который оказался мертвяком. Впрочем, очень жаль, что это так, потому что пилот Коллинз очень понравился Севе.
Так что Сева обрадовался горячим губам Снежной королевы.
Снежная королева отпустила Севу, и он еле удержался, чтобы не грохнуться на траву.
А Снежная королева уже побежала к птице Рокк, которая поднялась на гигантские желтые морщинистые лапы и протянула к королеве свой гигантский клюв.
Королева потрепала птицу по клюву.
— Спасибо тебе, цыпленок! — сказала она, и птица — в это трудно поверить, но я сам как-то это наблюдал, — птица Рокк улыбнулась и начала переступать с ноги на ногу, как бы пританцовывая.
А Снежная королева уже разговаривала с бабушкой.
— Что же это получается? — спросила она строго. — Ты не смогла обеспечить безопасность нашему спасителю? Что бы ты ответила нашим потомкам, если бы камрад Савин погиб? А что бы ты сказала его драгоценной маме Елизавете Павловне? Что?
И тут бабушка неожиданно рухнула на колени и начала биться головой о землю и кричать:
— Не погуби, ваше величество! Виновата я в легкомыслии, и нет мне прощения.
Севе стало так неловко за свою бабушку, хоть он и знал, что его бабушка — вовсе не его бабушка, а только видение, что он кинулся к ней и стал поднимать ее с колен.
— Ну бабушка, не надо, — повторял он. — Люди же смотрят.
— Мальчик прав, — сказал длиннобородый домовой. — Не надо выяснять отношения. Раз он жив-здоров, значит, он жив-здоров.
— Ах, как мудро! — закричали все вокруг.
Снежная королева склонила голову набок и повторила:
— Раз он жив-здоров, значит, он жив-здоров.
— А это еще мудрее! — закричали придворные.
Севе стало смешно, и он подумал: «Как странно, я понимаю все, о чем говорят».
— А в этом нет ничего удивительного, — ответила на его мысль бабушка, которая шустро поднялась с колен. — Ты же находишься в пределах сказочной юрисдикции Снежного королевства. Удивительнее, если бы ты ничего не понял.
— Пошли, Сева, — Снежная королева протянула ему теплую руку.
Сева осторожно взялся за ее пальцы.
— Не удивляйся, — сказала королева. — Конечно же, я теплая. Я живая и даже теплокровная. Вот была бы я мертвячкой, как Гарри, тогда и руки у меня были бы ледяными. А тут…
Она наклонилась, снова поцеловала Севу в щеку, он увидел совсем рядом ее зеленоватые глаза такого же цвета, как бывает вода в проруби.
— Вытри со щеки помаду, — велела она, — а то девчонки будут дразниться.
Сева тер щеку и думал: никогда не догадаться, сколько ей лет. Кожа гладкая, ни единой морщинки, глаза ясные, сверкающие, сама стройная, как гимнастка на помосте, и в то же время ты понимаешь, что никакая она не молодая. Но старая ли?
Нет, ни в коем случае этого нельзя сказать.
Хотя, может быть, она старинная, как старинный хрустальный бокал.
— Пошли, наш верный отважный друг, — сказала королева и повела Севу к своей карете.
Она уселась на покрытое подушками сиденье, рядом посадила Севу, и тут же по ее знаку в карету полезли придворные и сопровождающие гномы и феи. Сразу карета набилась мелким народом и наполнилась различными голосами.
Тесно стало до безобразия, но в то же время никто до Севы не дотрагивался. Друг с дружкой они толкались и щебетали, попискивали, смеялись и даже ныли, но Сева сидел как за стеклом.
— Ну как, не удивительно тебе? — спросила королева.
Сева открыл было рот, чтобы признаться, что ничего более удивительного и похожего на сон с ним в жизни не случалось, но его проклятый язык сам за него ответил.
— Ничего особенного, — сказал он. — А у вас грибы есть?
— Грибы?
И в карете наступила гробовая тишина. Будто Сева произнес совершенно неприличное слово.
— Грибы? — повторила Снежная королева.
— Я их собирать люблю, — сказал Сева. — А так не люблю, вы не думайте. Я их даже ем редко, только соленые.
— Он их ест, — прошептал над ухом Севы белый пушистый мотылек.
— Давай договоримся, мой друг, — сказала Снежная королева голосом Снежной королевы. — Больше ни о каких грибах мы здесь не говорим. Даже это слово забыли. Ты понял?
— Я понял, — сказал Сева.
И чуть было не добавил — «ваше величество».
Тишина так и осталась внутри кареты. Карета ехала по асфальтовой шоссейке, раскачивалась, позвякивала множеством колокольчиков и хрустальных подвесок, которыми была украшена, но внутри ее никто и слова не сказал.
И тут Сева подумал: «А чего я стесняюсь? Во всем мире грибы собирают и едят. Кроме поганок. Может быть, здесь грибы ядовитые?»
Но Снежная королева сменила тему разговора.
— Как здоровье Афанасия Тихоновича? — спросила она.
— Чье здоровье?
— Бывшего чемпиона мира Афанасия Столичного. Неужели ты о нем уже забыл?
— Это наш начальник лагеря?
— Вот именно.
— На вид он ничего, молодец, — сказал Сева. — А что, вы знакомы?
— Как я была в него влюблена! Как я болела за него двадцать три года назад, когда в Хельсинки проходило первенство Европы!
— А он? — спросил Сева.
Угрожающее шуршание и шипение пролетело по карете.
Опять он не то сказал!
На этот раз ему ответила сама королева.
— Считается, — сказала она, — что любой смертный под воздействием моих чар теряет голову.
— А Афанасий Тихонович?
— Вот он и покинул спорт, — загадочно ответила королева. — И прозябает в оздоровительном летнем лагере под Москвой. А мог бы стать президентом Гренландии.
— У нас хороший лагерь, — вступился Сева за Афанасия Столичного. — Наверное, лучший в Московской области.
— Что ж, — сказала королева, — я тебе верю, мой мальчик.
Она смотрела прямо перед собой, и у нее был очень красивый, но неподвижный профиль. Полное впечатление, что ее голову высекли из мрамора. И потом покрасили ее глаза и губы. Она казалась не королевой, а статуей. Сева даже хотел ей сказать об этом, но карета наклонилась, затормозила и встала.
Сева подождал, пока выйдет Снежная королева, потом выбегут и выползут ее подданные, и лишь потом сам спрыгнул на плитки, которыми была вымощена площадка перед дворцом Снежной королевы.
Плитки были ловко пригнаны, так что даже зазоров не видно, гладкие, отшлифованные, светлые, но все разные и каждая со своим узором, красивее, чем в метро.
Плитками была покрыта площадка размером с баскетбольную, и сбоку стояли в ряд несколько саней и снегоходов. А также вездеход на колесах и лыжах вместо задних колес.
А впереди Сева увидел и сам дворец Снежной королевы.
Никогда бы не догадался, что это дворец.
Скорее он был похож на очень большой деревенский дом. Нет, не на избу, а на старинный терем. И хоть он был сложен из бревен, крыша у него была крутая и покатая, а крыльцо высокое и крытое. Это было скорее место для отдыха, спортивная база, зимний курорт.
Королева сказала:
— Пошли, пошли, что ротик разинул? Разочарован? Надеялся увидеть снежный или ледяной дворец настоящей Снежной королевы? А тут какой-то мотель! Не бойся, мой мальчик. Все у меня настоящее. Но я не хочу привлекать к себе излишнего внимания. В Финляндии во всем царит порядок, даже автоинспектора нельзя подкупить. Лучше я, как обыкновенная жительница Дальнего Севера, буду заниматься филантропической деятельностью… ты понимаешь, что это значит?
— Да, это гуманитарная помощь.
— Глупое слово, — королева сморщила мраморный нос. — Может быть гуманная помощь, а гуманитарными бывают только науки.
— Но ведь по телевизору говорят!
— По телевизору тебе такого наговорят, что лучше родиться слепоглухонемым.
— Вы говорите по-русски совсем без акцента, — сказал Сева.
У Севы счастливый характер. Он быстро привыкает к людям. Вот и к королеве уже начал привыкать. В конце концов не ему нужна королева, а она его просит сделать для нее одолжение. А он, Сева, просто любит всем помогать.
— Я вообще не говорю по-русски, — ответила королева. — Но сейчас ты попал в мою волшебную страну, а здесь языков разных нет, не нужны они нам. Обходимся.
— Хорошо бы, так было на всей Земле. Во всех странах один язык! Как было бы здорово! — вырвалось у Севы.
— Почему? — спросила королева.
— Тогда бы у нас иностранные языки в школах отменили. Представляете, раньше был английский, а теперь идем в кино!
— Как наивно, — сказала Снежная королева. — Неужели ты думаешь, что учителя оставят вас в покое? Вам тут же придумают какую-нибудь этику, эстетику или сопротивление материалов!
И Снежная королева так грустно засмеялась, что Сева сразу догадался, что она когда-то училась в школе и у нее с этим связаны неприятные воспоминания.
— Да. — Снежная королева угадала мысли Севы. — В мое время в школах еще были телесные наказания.
— Сочувствую, — сказал Сева.
— Кстати, — обернулась к нему королева, — в частных беседах ты можешь называть меня просто Роксаной. Но при людях попрошу именовать меня «ваше величество».
— Слушаюсь, ваше величество!
— И без иронии! — сказала Снежная королева.
Королева первой подошла к обыкновенной деревянной двери, и дверь распахнулась, медленно, как и положено во дворце.
Они вошли внутрь.
Заиграла музыка.
По обе стороны двери стояли на задних лапах громадные белые медведи. В лапах они держали алебарды.
Увидев королеву, медведи дружно зарычали.
Сева зажмурился и покрепче вцепился в руку королевы Роксаны.
— Не бойся, они только стражники. И раз ты мой друг, они будут охранять и тебя.
Сева не стал спорить, но он читал недавно, что диким животным нельзя до конца доверять. Всегда тигру или льву, не говоря уж о медведе, который живет в вашей квартире, может что-то втемяшиться в башку, и он вас растерзает, как котлету.
Почему-то вестибюль королевского дома был куда больше, чем весь дом снаружи.
Это был зал, но, что самое удивительное, не деревянный, как ожидаешь, а ледяной или стеклянный, с прозрачными колоннами, белым, в метровых снежинках, потолком, голубым скользким полом. А между колонн на каменных постаментах стояли белые ледяные скульптуры.
Они изображали каких-то великих людей, потому что у них были гордые позы, высоко поднятые головы, а руками все они куда-то указывали. Правда, в разные стороны.
— Мои предки, — сообщила Снежная королева. — Большей частью по материнской линии.
Что это означало, Сева не догадался. Поэтому спросил:
— А по отцовской линии — они где?
— Они не заслужили монументов. Ты ж понимаешь…
Дальше спрашивать не было смысла. Не заслужили, значит, не заслужили.
— Мы поговорим у меня в кабинете, — сказала королева, направляясь к резной каменной двери в ледяной стене. Дверь была ростом в два этажа, и она тоже послушно раскрылась, когда к ней подошла королева.
Там белых медведей не было.
— Фотоэлемент? — спросил Сева.
— Какой еще фотоэлемент! — сказала королева. — Он бы у нас быстренько заржавел.
А сама улыбнулась. Словно знала, что такое фотоэлемент.
Кабинет Снежной королевы был поменьше вестибюля. Если бы не ледяные стены, в которых были спрятаны светильники, которые разливали сияние внутри стены, и не потолок в виде сталактитов — ледяных сосулек, которые свисали сверху и на конце каждой горела лампочка, можно было бы подумать, что это обыкновенный городской кабинет.
Снежная королева подошла к обширному письменному столу, заваленному бумагами, кассетами, пластинками, дисками с нависающим над ним экраном позолоченного компьютера, уселась во вращающееся кожаное кресло, оттолкнулась и закрутилась в нем, весело крича на лету:
— Ничего не знаю! Ничего не умею! Не желаю притворяться умной!
Взмахнула руками, и ничего на столе не осталось.
Лишь лист бумаги, исписанный крупными летящими буквами, гусиное перо, чернильница на краю стола да серебряный колокольчик.
— Порой, — сказала Снежная королева, замедляя полет в кресле, — я сама не понимаю, в каком мире я живу. А живу я давно, потому что, судя по всему, я бессмертна. Это совершенно неприлично, но никуда не денешься. Ведь у каждого есть свои обязанности перед народом и страной. Я стараюсь приносить пользу, но знаешь, мальчик, я далеко не всегда уверена, что это именно польза. А может, мне надо бы уйти в отставку и утопиться в Ледовитом океане.
— И сколько же вам лет? — спросил Сева, который не знал, что женщинам этот вопрос задавать совершенно запрещено. Даже неприлично.
— Ну кто считал, — отмахнулась королева. — Больше двадцати. И это старость.
Она взяла колокольчик и потрясла им.
Ласковый серебряный звон поднялся к сталактитам, пролетел между колонн, отразился от ледяных стен, и весь дворец наполнился новогодним бархатным звоном.
— Пора переходить к делу, — сказала Снежная королева. — Мы с тобой люди занятые и не можем тратить время на пустые разговоры о времени, возрасте и бывших сражениях, не так ли? Наши друзья ждут.
— А мне в лагерь надо будет вернуться, — сказал Сева. А то она подумает, что ему тут больше всех нужно.
— Конечно, тебе надо в лагерь. Ну, где же он?
И тут открылась небольшая каменная дверь справа от стола, и вошел высокий пожилой толстый мужчина в красном костюме и галстуке-бабочке. Его красноносое лицо украшала окладистая седая борода.
— Ты меня звала? — спросил он.
— Познакомься, — ответила Снежная королева. — К нам приехал помощник и спасатель Всеволод Савин.
— Как же, как же, — прогудел старик. — Рад познакомиться. Зовут меня по-разному — Нильсом, Санта-Клаусом, Дедом Морозом, Оханом Миекке и даже Николаем Угодником. Выбирай любое из имен.
— Нильс, — вмешалась в разговор Роксана, — один из моих мужей. Они все похожи, но один за другим стареют, и приходится их заменять на молодых. Нильс — шестидесятый муж Снежной королевы.
— Ты поменьше ее слушай, — вдруг засмеялся Дед Мороз. — Моя Снежинка — великая выдумщица. Она тебе еще не рассказывала о том, какое горе ее семейству принесли грибы?
— Нет, — сказал Сева.
— И не надо мальчику об этом знать! — воскликнула королева. — Трагедия нашего семейства касается только моих родителей. И будь любезен не высказываться без моего разрешения!
— Ну ладно, ладно, Роксана, — смутился Дед Мороз. — Я не думал, что это такая уж трагедия…
— Нильс!
— Роксана!
— Нильс!
— Молчу.
— Совсем молчи.
— Совсем молчу.
Снежная королева дотронулась до свернутого в трубку листа бумаги, и он развернулся. Оказалось, что это карта. Нарисованная от руки со множеством пометок.
— Рассказывай! — приказала Снежная королева Нильсу. — Отважный рыцарь готов слушать. Ты готов?
— Конечно, готов, — ответил Сева.
В кабинете королевы было довольно холодно, и хоть в камине потрескивали громадные толстые поленья и окна, нарисованные на ледяных стенах, светились снаружи и никуда не вели, так что от них дуть не могло, во дворце было неуютно и зябко.
— Знаешь ли ты, что видел под землей карлик гном Юхан? — спросил Дед Мороз Нильс.
Сева не привык видеть дедов морозов летом, хоть и у Полярного круга, без шубы, а в костюме с галстуком-бабочкой, правда, в валенках.
— Мальчик все знает, ему рассказали, — вмешалась королева Роксана. — Переходи прямо к делу.
— Бабушка рассказала мне, — сказал Сева, — что маленький гном пробрался к центру Земли и там нашел громадную пещеру, в которой росли деревья и текли реки, а сверху светило солнце.
— Ну, не совсем солнце, а шар раскаленной лавы, — поправил его Нильс. — Но, в принципе, это было великое открытие: я бы сказал, не меньшее, чем открытие Америки. Целый мир, необитаемый, чистый, неизгаженный твоей человеческой цивилизацией…
— Не обижай молодого человека, он хочет нам помочь, — строго сказала Снежная королева.
Она внимательно разглядывала карту.
— Я не обижаю, — сказал Нильс. — Но необходимо признать, что именно люди с их заводами и фабриками, с их никуда не годной канализацией и выхлопными газами автомобилей, ревущими самолетами и дикими атомными бомбами подвели Землю к краю пропасти. Если так будет продолжаться, то через несколько лет Земля расколется и погибнет.
— А недавно, — вмешалась королева Роксана, — нам сообщили, что озеро Китеж возле Уральского хребта, которое славилось чистой водой и рыбой таймень, умерло. Кто-то превратил воду в озере в мертвую воду. Но так как те места ненаселенные, никто особенно не встревожился.
— Кроме нас, — сказал Дед Мороз. — И мы обязательно отыщем негодяев, которые губят нашу планету.
— И спасем наших друзей, — сказала королева.
Они просидели часа три над картой, которую составили во дворце Снежной королевы со слов маленького гнома, прежде чем он сбежал в новое Подземное путешествие.
Дед Мороз с королевой описали путь, который следует пройти Севе. Сейчас об этом рассказывать не стоит, потому что Севе все равно придется пробираться этим путем. Тогда и посмотрим.
Потом Дед Мороз Нильс сказал вот что:
— Если бы никто, кроме нас, не знал об этой пещере, если бы мы были уверены, что никто туда не пробрался, а побывал там только маленький гном Юхан, мы бы не стали торопиться, вытаскивать из летнего лагеря мальчика, о котором мы так мало знаем и за которого мы, конечно же, переживаем, а подобрали бы команду спелеологов. Но есть немало признаков, что, кроме нас, кто-то страшный и вредный прознал про Подземный мир и хочет захватить его. А у нас нет оснований быть уверенными, что они хотят добра нашей Земле. И доказательство…
— Доказательство то, что нас с летчиком чуть было не убили, — вспомнил Сева.
— С пилотом ничего бы не случилось, — сказал Нильс, — а вот тебя по-человечески жалко.
— У меня было предчувствие, — сказала Роксана. — Недаром я послала к Хельсинки птицу Рокк. Я так не люблю ее посылать в населенные места. Ее уже три раза чуть не сбили ракетой «земля — воздух». Уж очень она похожа на неопознанный самолет — нарушитель воздушного пространства нашей финляндской родины.
— Ну и реакция у нее! — сказал Сева.
— Это она сама сообразила, — заметила Снежная королева. — Я бы на ее месте никогда не догадалась подставить спину под колеса самолета.
— Потому что они грязные, дорогая? — спросил Нильс.
— Без шуток. Шутки у тебя солдатские. Юмор из казармы!
Снежная королева насупилась, как самая обыкновенная женщина, которой страшно надоели шутки ее мужа.
А муж принялся хохотать и гладить большими ладонями свое пузо.
От этого хохота с высокого шкафа, что стоял сбоку от стола, упал череп. Сева даже не сразу сообразил, что это череп, потому что он был оранжевого цвета.
А когда Сева сообразил, он отпрыгнул как ужаленный.
Дед Мороз наподдал череп валенком, и тот откатился в угол кабинета.
— Безобразие! — воскликнула королева. — Я сама с ним поговорю! Так можно и заикой стать. Смотри, как он мальчика испугал. Ты испугался, Всеволод?
Но Сева уже сообразил, что череп не настоящий, а так, игрушка. Поэтому сказал:
— Еще чего не хватало!
— Вот видишь, — сказала королева Нильсу. — Чтобы больше этого не повторялось.
— Вот ты и скажи об этом Кривляттеру, — ответил Нильс. — Мне он смертельно надоел. Я бы его выгнал.
— Ах ты, мой революционер, — вздохнула королева. — Из всех моих мужей ты самый спесивый и вздорный.
— Зато самый умный, — ответил Нильс.
И оба они рассмеялись и тут же вспомнили о Севе.
— Шутки шутками, — сказала королева. — А учитывать опасности мы обязаны. Одно дело — туристический поход к центру Земли. Опасно, но приятно. Другое дело — ждать нападения бессовестных и бессердечных глыков.
— Кого? — спросил Сева.
— Это условное название наших врагов, — сказал Дед Мороз.
Сева кивнул.
У него было странное чувство, будто он разговаривает не в обычной жизни, а во сне и все вокруг говорят неправду, но не потому, что хотят его обмануть, а потому, что сами не знают разницы между правдой и ложью. Придумали каких-то глыков, вот и грозят ими, а глыков, может, и не существует. Но тогда, возможно, и Подземного мира, убежища для драконов и русалок, тоже нет? А кто тогда напал на самолет Гарри Коллинза?
Но, с другой стороны, не все можно придумать. Да и зачем им тратить столько сил, чтобы обмануть одного Всеволода Савина из 59-й школы? И дворец королеве строить, и домовых распускать по всей земле, и устраивать бал в летнем лагере? Одна птица Рокк чего стоит! Ведь такую не выдумаешь…
— Ты задумался, Всеволод? — спросила Снежная королева. — Может быть, ты боишься идти к центру Земли? Если так, то лучше сказать об этом сейчас, пока ты не оказался там, в преисподней.
— Ничего я не боюсь! — воскликнул Сева.
Ему немного надоели лишние разговоры. Ведь взрослые порой очень много о себе думают, и им кажется, что они такие деловые и практичные, а на самом деле они тратят на разговор куда больше времени, чем дети или подростки. Тинейджеры конкретнее взрослых.
— Мой юный друг, — торжественно произнесла Снежная королева. — Я предлагаю следующий порядок действий. Сейчас мы все проследуем на обед. Обед будет скромным, только для узкого круга придворных и соратников. На этом обеде, после которого, как всегда, последуют танцы, я представлю тебя некоторым помощникам, которые будут тебя снаряжать и готовить к путешествию. Ведь тебя надо не только уменьшить в мультипликаторе, но еще одеть, обуть и вооружить. И везде требуются специалисты. Я вообще противница дилетантов. Тебе понятно это слово?
— Это значит любитель, — ответил Сева, который уже слышал это слово.
— Молодец, подаешь надежды, — сказала Снежная королева. — Пошли обедать.
Она первой поднялась и отправилась к двери.
Дед Мороз и Сева шагали сзади.
За дверью в большой вестибюль, через который Сева прошел всего часа три назад, открылся узкий, плохо освещенный коридор.
Впереди была абсолютная темнота.
Снежная королева, не смущаясь, направилась в темноту, а Сева затормозил, но Нильс подтолкнул его в плечо, и Севе пришлось тоже шагнуть во мрак.
Но темнота протянулась ненадолго, шагов на двадцать. Рука Нильса лежала на плече и направляла Севу вперед.
Затем впереди открылась дверь, вспыхнул яркий свет, и Сева увидел, что Роксана остановилась и обернулась.
— Ах! — воскликнул Сева, потому что меньше всего он ожидал, что Снежная королева за эти двадцать шагов успеет полностью переодеться.
Ее платье с длиннющим шлейфом было темно-синим у пола, светлело к поясу, словно закатное небо к западу, и было оранжевым на груди.
Ее белые мраморные плечи были обнажены, и волосы цвета белого золота взбиты высоко и пышно. Ее прическу венчала бриллиантовая корона, точно такая же, как у Царевны-лягушки, только, разумеется, в двадцать раз больше и ярче сиянием.
Королева глядела на Севу с Нильсом, сведя густые брови:
— Ну поторопитесь же! Люди ждут!
Даже Дед Мороз оробел и сильно толкнул Севу вперед.
Королева поймала его на лету и схватила за руку.
— А ну, — приказала она. — Раз-два-три!
Дед Мороз пристроился по другую сторону Севы, и так они вошли в зал.
Они оказались в главном зале дворца. Главным он был не только потому, что оказался велик, не только потому, что в нем буквой П стоял обеденный стол, но и оттого, что в середине перекладины буквы П возвышался королевский трон, по сторонам его два трона поменьше, а дальше кресла, похожие на троны.
Но все места за столом были свободны.
Придворные, сотрудники, близкие люди и знатные звери, волшебники и колдуньи, саами, ненцы и прочие жители Дальнего Севера и даже королевские пингвины особой разумной породы толпились в отдалении. Они мучились от голода и ожидали с нетерпением прихода ее величества.
И вот она вошла, вплыла, влетела в зал, и все ахнули при виде ее, потрясенные красотой королевы. Они начали хлопать в ладоши, выть, петь и смеяться, как дети, и от этого шума даже упала одна или две сосульки с потолка, правда, до стола или до пола они не долетели, потому что над головами людей дул специальный поток горячего воздуха, и потому сосульки в полете растаяли и даже испарились.
Лишь кое-где на пол упало несколько капель горячей воды.
— Здравствуйте, мои дорогие, — произнесла королева, и все в зале поклонились ей. А некоторые упали ниц.
Не глядя по сторонам, королева Роксана прошла вдоль стола, уселась на центральный трон. Сверху, из-за сосулек, послышалась музыка ансамбля «АББА». Негромкая, как будто исполненная только для того, чтобы не слышать, как скрипят и стучат ножками стулья, как толкаются гости, спеша занять свои места.
Нильс с Севой тоже заняли места. Дед Мороз уселся на трон рядом с королевским и показал Севе на его место. Почетное, но не из главных. «А ты чего хотел? — спросил себя Сева. — Здесь эти места, может, по десять лет выслуживают!»
Интересно было смотреть, как кресла в одном ряду с королевой занимали деды морозы, разные, конечно, но бородами и костюмами, красными щеками и носами схожие с Нильсом. Сева без подсказки понял, что все они — мужья королевы Роксаны, но не самые главные, умные и любимые. А по другую сторону все места, кроме самого близкого к королеве, заняли хорошенькие снегурочки. И Сева заподозрил, что это дочки королевы, хоть их и довольно много, штук десять, не меньше. Лишь трон, самый близкий к королевскому, остался пустым.
Неожиданно королева подняла руку. Замолк, оборвал мелодию оркестр, замолчали, словно подавились воздухом, гости.
— Как стыдно, — произнесла королева Роксана. — У нас в гостях сегодня лучший представитель человеческого племени, который, рискуя жизнью, добрался до наших краев и чуть не погиб в пути.
По залу прокатился возмущенный шум. Видно, не все еще знали, как птица Рокк спасла самолет Гарри Коллинза.
— Как стыдно, что в такой опасный, рискованный и решающий момент в истории нашего королевства, когда дисциплина и послушание должны стать главным лозунгом, среди нас находятся некоторые типы, которые не умеют кланяться королеве, оказывая этим неуважение к нашим обычаям.
Зал приглушенно ахнул, и многие сжались, опасаясь, что указующий перст королевы укажет на них. Но виноватым оказался довольно наглого вида тролль — лохматое существо с торчащими зубами, одетое в какую-то шкуру и подпоясанное дохлой змеей.
Перст королевы указал на тролля. Драгоценные кольца и перстни сверкнули, как праздничный взрыв ракет.
— Это тебя касается, Питер А-тролль, — прогремел голос Роксаны. — Покинь зал. Ты остался без обеда.
Тролль ждал этих слов. Он встал, опрокинул стул, на котором сидел, и вразвалочку отправился к двери.
— Питер, вернись и поставь стул на место!
Тот продолжал идти к двери.
И тогда Дед Мороз Нильс поднял указательный палец и провел им в воздухе. Стул сам поднялся и встал на свое место.
Королева сделала вид, что не заметила жеста своего любимого мужа.
Тролль обернулся от двери и показал королеве язык.
Это было роковой ошибкой.
Из глаз королевы вылетел лазерный луч и коснулся языка тролля. И все, включая Севу, увидели, как на конце языка, слишком длинного даже для тролля, появился белый пузырь.
И как ни старался тролль втянуть язык в рот, тот во рту не умещался.
Тролль зарычал и выбежал из зала.
— Это послужит ему уроком, — сказала королева.
— К сожалению, — негромко возразил ей Нильс, — Питеру А-троллю уже двести двадцать лет, и из них двести пятнадцать он провел в безобразиях и наглых выходках. Типун на языке никогда не исправит профессионального безобразника.
— И тем не менее дисциплина должна быть внедрена, — сказала Роксана.
Все согласились, и по залу прокатился гул согласия.
И тут белые медведи открыли дверь, и в зал вбежала девушка лет пятнадцати-шестнадцати, бледненькая, запыхавшаяся, с распущенными волосами и в зеленом платье.
— Прости, мама! — крикнула она от двери и побежала вдоль стола к королеве.
И Сева узнал в ней Царевну-лягушку.
Ему было приятно встретить здесь старую знакомую.
— Мама, — воскликнула на бегу Царевна-лягушка, — на поляне за дворцом, где я собирала цветы, я видела чужих людей. Совсем чужих. И они исчезли, как только я хотела их спросить, что они делают по соседству с дворцом моей мамы.
— Люди? Чужие? Как это могло случиться?
Вопрос был обращен к громоздкому Снежному человеку, который сидел в дальнем конце стола и не спускал маленьких глаз с гостей за столом.
Снежный человек уже встал.
— Где видела?
— На Земляничной поляне, — ответила царевна.
— Не беспокойтесь, ваше величество, — произнес глубоким басом Снежный человек, схватил со стола пирог, видно, не надеялся вернуться до конца обеда, и побежал к двери. У него были такие длинные руки, что приходилось подгибать пальцы, чтобы не волочились по полу. Весь он был покрыт светлой, не очень чистой шерстью. Другими словами, типичный снежный неандерталец, который умудрился в свое время не вымереть вместе с другими неандертальцами.
Королева обернулась к дочке.
— Счастье, что ты убежала от них, крошка! — сказала она.
— Я не убежала! — возмутилась царевна. — Я была столь ужасна в гневе, что им пришлось спасаться бегством.
— Безумие! — испугалась Роксана. — Это же опасно! Да ты садись, садись и ешь с хлебом. Тебе нужны витамины.
В тот день Сева еще плохо разбирался в нравах и отношениях в Снежном королевстве, поэтому удивился, когда Царевна-лягушка по имени Кристина отказалась садиться на трон рядом с маминым, а прошла к свободному стулу возле Севы Савина и уселась там.
— Давно не виделись, жених, — сказала она.
У Царевны-лягушки были особенные, сверкающие глаза, из них непрестанно выскакивали смешинки и летали по воздуху.
В лагере она была совсем не такой.
Заметив удивление на физиономии Севы, она сказала:
— У тебя в лагере я была перепугана, меня каждый пришибить мог. Я и в тебе не была уверена. Риск был такой, что у мамы случился гипертонический кризис. Знаешь, что это такое?
— Конечно, знаю. У бабушки был. Гипертонический криз.
— А тут я дома. Ты только попробуй меня тронь. И будешь не жилец на этом свете.
Царевна рассмеялась звонким смехом, будто стеклянные колокольчики посыпались с потолка.
— А ты здесь всегда живешь? — спросил Сева.
— Я окончила школу в Оксфорде, — сказала принцесса, — и приехала на каникулы. Ты не думай, никто в Англии не знает, кто мои родители.
— А зачем ты в Оксфорде… то есть что ты там делала?
— Училась, и неплохо, — сказала принцесса.
— Но ты же волшебная!
— Ну вот — опять двадцать пять! Ты думаешь, все здесь уроды!
— А разве ты не снегурочка?
— Ничего подобного. И мой папаша вовсе не Дед Мороз, а простой советский зимовщик, гидрограф Пенкин с дрейфующей полярной станции «Северный полюс-7». Он заблудился в пургу, чуть было не замерз, а моя мама, которая пошла погулять по холодку в районе дрейфующих льдов, увидала замерзшего папу, влюбилась в него и велела медведям принести его к себе в летний дворец, который находится у нее на острове Шпицберген. Там папа прожил почти полгода. Но потом им с мамой пришлось расстаться, потому что мой папа стал тосковать по своей предыдущей семье и другим детям. И сбежал от мамы и пропал без вести. Может даже, он остался жив и его укрывают в какой-нибудь воинской части на Кольском полуострове, а может быть, он попал в трещину или в полынью — и сгинул… Я несчастная сиротка!
— А голова не болит?
— Ага! Вспомнил! У меня там до сих пор шрам не зажил! Разве можно от лягушки корону отрывать!
— А ее тебе пришили?
— Дурак! Она у меня выросла. У всех принцесс нашего снежного королевского дома вырастают на голове бриллиантовые короны. Иначе как нас отличишь от обыкновенных принцесс?
Тут Кристина увидела обалдевшее лицо своего «жениха» и расхохоталась.
— Кристина! — крикнула ее мать. — Сейчас же перестань издеваться над нашим гостем!
— Уже перестала, — ответила Кристина. — Он поверил, что у меня бриллиантовая корона на голове растет, а из ушей растут сережки!
— Ну разве у вас разберешься! — обиделся Сева. — Тогда не говорите, что вы волшебные.
— Но ты же видел, как я была лягушкой! — воскликнула принцесса. — И еще хвастался: я верю в сказки! Тебя из-за этого к нам позвали. А теперь ты в кусты?
— В какие еще кусты! Я же здесь сижу!
— Тогда ешь мороженое! У нас здесь лучшее мороженое за Полярным кругом! К нам из Арабских Эмиратов джинны приезжают, чтобы мороженого поесть.
— Опять врешь?
— Ничего я не вру. Ты попробуй, а тогда говори.
Она зачерпнула круглой серебряной ложкой три шарика мороженого из серебряного ведра и поставила бокал с ними перед Севой.
— А бриллиантовые короны делает мастер Звянк, — сказала она. — Знать надо! Ему из самых глубин Земли гномы бриллианты достают. Ты с ним скоро познакомишься. Может, даже завтра.
— Почему?
— А когда тебя будут готовить к путешествию, он что-нибудь для тебя сделает. Он все умеет.
Принцесса положила в рот шарик мороженого.
Сева последовал ее примеру.
Ничего подобного ему еще не приходилось есть! Мороженое тут же растворилось во рту без остатка, и у него, оказалось, был не только апельсиново-земляничный вкус, но и послевкусие — когда само мороженое проглотилось, во рту началась довольно приятная битва мятных иголочек с малиновыми подушечками.
Пришлось съесть еще шарик мороженого, чтобы погасить эту битву.
А второй шарик был ванильно-шоколадным, а послевкусие у него было совершенно невыразимым. И Сева чуть не прослушал, как Кристина говорила:
— Я сама хотела пойти искать Подземное царство, даже в мультипликатор пыталась залезть. Но не получилось. Оказывается, во мне все же много волшебной крови — не берет меня мультипликатор. А жалко, в крайнем случае мы бы с тобой вместе пошли. Ты мне нравишься, и ты не трус.
Только она это сказала, как Сева страшно опозорился.
Но, возможно, на его месте опозорился бы каждый.
Любой нормальный человек, попавший в волшебное королевство.
Потому что, когда он сам решил зачерпнуть из серебряного ведра еще немного мороженого и подвинул ведро к себе, то из ведра неожиданно вылезла по локоть черная рука с когтистыми синими пальцами и попыталась схватить Севу когтями за нос.
В следующее мгновение Сева оказался под столом.
И все было бы еще не так отвратительно, если бы рука не полезла за ним под стол.
И Сева, наш маленький герой, как называла его Снежная королева, на четвереньках побежал под столом, натыкаясь лбом и плечами о ноги, лапы, сапоги и копыта гостей. А рука неслась сзади и порой хватала его когтями за штаны!
На пути у Севы показалась большая человеческая рука, которая подхватила Севу за ворот и вытащила из-под стола.
Сева от ужаса даже голос потерял, а только задыхался.
И тут он сообразил, что добежал до Снежной королевы, а вытащил его Нильс, ее муж, или, как его называли при дворе, дед-консорт.
Дед Мороз посадил Севу на колени, а другой рукой схватил черную руку и изо всех сил кинул ее в угол комнаты.
Там на руку накинулись облезлые летние песцы, которые стали рвать ее и драться, к веселью гостей.
— Что ж ты, Кристя, — укоризненно произнес Дед Мороз, — нашего гостя не остерегла?
— Так неожиданно, — ответила принцесса. — Я даже сообразить не успела. Прости, Сева.
— Чтобы наша Кристина попросила прощения… — задумчиво произнес Дед Мороз, — такого я не помню.
— Потому что мы друзья, — громко ответила Кристина. — Иди сюда, Сева, мороженое еще осталось.
— Без шуток! — оборвала ее мать. — Во всем есть свои пределы.
Сева был согласен с королевой. Есть мороженое из ведра, в котором водятся черные руки, — это выше возможностей нормального человека!
Обед был в полном разгаре, некоторые гости обжирались, другие обпивались. Графины с этикетами «Водка-Льдышка» и «Ликер-Айсберг» пустели на глазах.
Снежная королева поднялась со своего места и сделала это так, что никто не обратил на ее уход внимания, если не считать нескольких человек, на которых, уходя, она указала пальцем. Те тоже поднялись и пошли к дверям следом за королевой и Севой, которому тоже дали понять, что пора уходить.
Вышла из-за стола и Кристина.
Королева возвратилась в кабинет и села в кресло, а те, кто пришел, остались стоять.
— Я вас долго не задержу, — сказала она. — Все вы уже знаете Всеволода Савина, нашего друга и помощника. Он отправляется в трудный и, может быть, смертельно опасный поход в глубь Земли. Он должен узнать все, что необходимо, о Подземном царстве, которому мы соизволили дать условное название «Убежище». Мы намерены подарить его тем существам, которым грозит на Земле гибель. У каждого из вас есть нечто полезное для Всеволода. А ты, Всеволод, слушай и запоминай.
Королева показала на мрачного горбатого старика с черными крашеными волосами. В левый глаз у него было вставлено сильное увеличительное стекло, с которым он никогда не расставался. Одет он был в черный, кое-где порванный, а кое-где прожженный халат.
— Ты видишь, Всеволод, величайшего в мире ювелира и кудесника. Имя его гном Перекантер.
Гном Перекантер поклонился, но как-то криво и будто бы нехотя.
— Не смотри, что он кажется таким злым и нелюдимым, — сказала королева Роксана. — Просто он всегда очень занят. Правда, Перекантер?
— Можно, я пойду? — сказал гном. — У меня в тигле золото перегорит.
— Иди, иди, только скажи, когда Всеволоду к тебе явиться.
— А пускай завтра с утра и заявляется, — ответил ювелир и камнерез.
Взор Снежной королевы обратился к следующему специалисту.
Если бы это не был житель волшебного королевства, Сева принял бы его за жулика, за простака, который подходит к вам на улице и говорит:
— Смотрите, вон кошелек лежит, давайте его подберем, а деньги поделим.
Не дай бог вам попасться на удочку и дать жадности вас одолеть. Все потеряете — и те деньги, что лежат в подброшенном кошельке, и свои собственные.
Был он кудрявенький, розовый и похож на барашка, хоть у барашков и не бывает розовых мордочек. Глаза у него были кроличьи, а ушки все время двигались, как у трусливого кота.
— Ахаль, — сказала Снежная королева. — Портной.
— Позволю себе заметить, ваше величество, — пропел портной Ахаль, — я лучший портной в вашем королевстве, а также в Скандинавских странах.
— Когда ты назначаешь встречу Всеволоду?
— Сегодня снимем мерку, завтра сделаем примерку, послезавтра хоть на парад.
— Отлично, — сказала королева. — Кто следующий?
— Разрешите прервать вашу беседу, — послышался бас от двери. — Я вернулся.
Там стоял Снежный человек, начальник охраны.
— Ну что, поймал?
— Далеко не уйдут, — ответил Снежный человек.
— Ты настоящий полковник, — сказала принцесса Кристина. — Все преступления и события ты тут же берешь под личный контроль. Но не поймал еще ни одного вора и не раскрыл ни одного убийства.
— И не было у нас убийств, — ответил Снежный человек.
— Мультипликатор действует? — спросила королева.
— Испытаем в любой момент, — ответил Снежный человек.
— Вот с тебя и начнем, — сказала королева. — А уж потом к оружейнику и к веревочнику, а также к осветителю и главному повару.
Снежный человек пошел к дверям, Сева за ним, а Кристина сказала:
— Мама, Севе нужно сопровождающее лицо. Подумай, он и полдня тут не пробыл и хоть он храбрится, но внутри трясется. По себе знаю — когда меня хулиганы начали ножом резать…
— Немедленно прекрати! Пожалей свою единственную маму! — закричала королева Роксана. — Что бы подумал твой папа, если бы узнал, что русские дети режут тебя ножиком! А я тебя не уберегла!
Снежный человек первым вышел из кабинета. За ним шел Сева. А принцесса-лягушка замыкала шествие. И хоть Севе не очень было приятно слышать, что он внутри трясется, но, честно говоря, с Кристиной было как-то спокойнее. Своя герла, в лагере познакомились.
Оказалось, что под дворцом есть еще три или четыре этажа.
Там была и бескрайняя кухня, и прачечная, и какие-то склады. Даже странно, зачем сказочному королевству такое хозяйство. Казалось бы, вызвал джинна или колдуна — и готов любой обед.
По дороге Сева настолько успокоился, что признался Кристине, как ему хочется выучить английский. И Кристина, которая была, в принципе, своя, компанейская, сказала, что хочет играть на банджо.
Поэтому, пока они топали чуть ли не полчаса по ледяным и каменным туннелям дворца, Кристина объяснила Севе разницу между паст и перфект. Она хорошо объясняла, а Севе хотелось у нее чему-нибудь научиться. Ему даже нравилось, как часто она смеется и как из ее глаз и губ вылетают смешинки.
Наконец Снежный человек остановился перед дверью, украшенной каменным змеем. Змей был натурально вырезан и раскрашен. Севе сначала даже показалось, будто он живой.
Снежный человек нажал волосатым пальцем в глаз змея, и змей приподнял голову. За головой обнаружилась замочная скважина, и Снежный человек вставил в нее обломанный ноготь большого пальца.
«Вот это да! — подумал Сева. — Ни один вор не догадается».
С визгливым скрипом дверь отворилась.
Внутри все было белым, чистым, как в операционной.
Посреди комнаты на зеленом ковре стоял среднего размера чемодан.
Больше в комнате не было ничего.
— Вот и мультипликатор, — прогудел Снежный человек.
Он раскрыл чемодан.
Кристина заперла дверь в коридор.
— Ты такой забывчивый, — сказала она. — Мало ли кто может сюда заглянуть!
— Пока я командую службой безопасности, ничего не случится, — гордо заявил Снежный человек.
— Ты не только Снежный человек, — сказала ему Кристина, — но ты еще и дикий человек. Пойми, пока ты имеешь дело с троллями, шалунами эльфами, воришками песцами и безобразниками лешими, лучше тебя специалиста не найти. Но мне кажется, что сейчас у нас появились новые враги, самые настоящие люди. Я среди них жила, Сева между ними живет. Я сама наполовину человек, а Сева на все двести процентов. Мы знаем, какой жестокий мир существует за стенами нашего королевства. И какие там живут жестокие люди. Моя мама недаром хочет устроить убежище для эльфов и русалок, потому что она понимает — если мы сегодня же за них не вступимся, не спрячем их, все волшебные существа погибнут. Но чует мое сердце — нас кто-то хочет опередить.
— Не опередят, — прогудел в ответ Снежный человек. — Я надежен, как скала.
И он рассмеялся так, что даже ледяные стены вздрогнули.
Сева подошел к чемодану.
— И что мне надо делать? — спросил он.
Конечно, он не знал, какие здесь правила.
— Подожди, — сказала Кристина, — я включу.
— Это мое дело, — возразил Снежный человек.
От него пахло псиной, и в шерсти было много еловых иголок. Видно, он гонялся за кем-то по лесу.
— Отойди, опять чего-нибудь напутаешь, — возразила Кристина. — Мне хочется, чтобы Сева остался жив и здоров. Я его сюда заманила и несу ответственность, понял?
Снежный человек тихо зарычал, но так, для порядка, а не из злобы.
Принцесса Кристина присела на корточки у чемодана. Сева — рядом с ней.
Кристина открыла крышечку на боковой стенке чемодана.
Там был ряд кнопок и переключателей.
— Все сдублировано внутри, — сказала Кристина. — Если ты уже стал махоньким, то главное — вернуться в чемодан. И это можно сделать, используя ступеньки. А там есть пульт управления, очень маленький, внутри. Хочешь попробовать?
— А что мне надо сделать?
— Встань в чемодан. Нет, лучше присядь на корточки. Получилось? Теперь не бойся. Сейчас я включу мультипликатор, и ты начнешь уменьшаться.
— До какого размера? — Сева попытался сладить с дрожью в руках и холодом в груди.
— До размера указательного пальца. Сантиметров семь. Только не бойся.
— А обратно вернусь? — Севе казалось, что он пошутил, а на самом деле шутки не вышло.
— Пора начинать. Не трусь! — сказала Кристина, и Севе стало стыдно. Не будь рядом принцессы-лягушки, он бы, может, струсил, но теперь было стыдно.
— Держись, — приказала Кристина и включила тумблер.
И тут Сева упал.
Грохнулся…
Свалился с обрыва…
В следующее мгновение он уже больно ударился, потому что уменьшился быстро, а это означает — упал с высоты в полтора метра на пол.
Грохнулся, и когда пришел в себя, оказалось, что он сидит на дне чемодана.
Он с трудом поднялся.
Вокруг, как забор, поднимались стенки чемодана вдвое выше его.
А сверху с неба — если не знаешь, умрешь от страха — на него глядела гигантская божеская голова: из глаз вылетали звезды, губы размером с Севу двигались, из них выходило громкое шипение — тут Сева догадался, что это Кристина шепчет, чтобы не испугать его.
А как только он об этом догадался, стало нестрашно.
Все обыкновенно: влез в мультипликатор — надо будет обязательно спросить, как такой прибор очутился в сказочном царстве, — и стал Мальчиком-с-пальчик. А может, мультипликатор был здесь всегда и именно от него пошли сказки вроде сказки про Мальчика-с-пальчик.
— Нормально! — Сева помахал рукой Кристине и увидел, как ее рот разъезжается в гигантской улыбке. Улыбище.
— А что дальше? — спросил Сева.
Рядом с головой Кристины — чуть подальше и в стороне — возникла мохнатая голова Снежного человека.
— Смотри, — крикнул ему Сева, — не наступи!
Это была игра, и игра Севе нравилась.
Кристина отстранилась и медленно произнесла:
— Вылезай.
Но хоть она и старалась говорить тихо, ветер поднялся такой, что Сева еле удержался на ногах.
Когда Сева пришел в себя, он крикнул Кристине:
— Как вылезать?
Кристина сунула палец в чемодан и показала на ступеньки, маленькие скобы, врезанные в угол мультипликатора. Как раз по размеру мальчику-с-пальчик.
— Понял!
Сева быстро влез по скобам к краю чемоданного забора, и стоило ему подняться над краем по плечи, как он почувствовал, что растет.
Гигантские фигуры Кристины и Снежного человека стали быстро уменьшаться, пол стремительно уходил из-под ног, и, чтобы не упасть, Сева уцепился за протянутую руку Царевны-лягушки.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросила Кристина.
— Замечательно, — ответил Сева, глядя себе под ноги. Он стоял в чемодане, который доставал ему чуть выше щиколоток. А только что его стенки казались чуть ли не крепостными.
— Эту игрушку, — Снежный человек показал на чемодан, — мы отвезем в точку старта. Там ты в нее и перейдешь. Все рассчитано. У меня как в аптеке.
— Смотри, чтобы на этот раз без накладок, — строго сказала принцесса. — Сева мне нужен живым и здоровым.
— Таким и доставим, — ответил Снежный человек и громко расхохотался. Уж очень смешными ему показались собственные слова.
— Тогда пошли дальше, — сказала Кристина. — Начнем с портного.
Дорога к портному вывела их наружу, в редкий лесок, наполненный вечерним жужжанием комаров. Хоть было совсем светло, вечер ощущался в воздухе.
— У нас тут летний день на три месяца, — сказала Кристина, — а потом три месяца полярная ночь. И знаешь, я от них устаю — слишком много солнца, слишком много звезд — одинаково плохо. Наверное, поэтому люди произошли от обезьян, а не от полярных медведей. Там, в Африке, всего понемногу — и дня, и ночи.
Сева с Кристиной согласился. Ему всегда хотелось соглашаться с Кристиной, потому что она умела говорить очень убедительно.
— Хочешь, через музей пройдем? — спросила Кристина.
На поляне, по которой они шли, высился холмик, чуть повыше человека ростом, сложенный из валунов и земли, поросший травой и черникой. В него была вставлена деревянная дверца.
Кристина подергала за ручку двери, и та со скрипом приотворилась.
Кристина сунула руку внутрь и щелкнула выключателем.
За небольшой прихожей, в которой было холодно, как в ледяной пещере, потому что это и было начало ледяной пещеры, Сева увидел обширный, но низкий зал.
Под земляным потолком, с которого свисали корни кустов и деревьев, что росли снаружи, во множестве располагались глыбы льда. Побольше, поменьше, кубы, трапеции и пирамиды…
— Все, что вмерзло в ледники или в торосы в Ледовитом океане и на его островах, мама свозит сюда на память потомкам и для обучения снегурочек и маленьких морозиков. Гляди.
Первым в ледяном кубе Сева увидел викинга. Он сразу угадал, что этот человек — викинг. Он был в кольчуге, высоком стальном железном шлеме с шишаком, опирался на большой круглый щит и казался совершенно живым. Ну заснул на минутку — и скоро проснется.
— Тысяча лет, — произнесла Кристина. — Представляешь, он замерз тысячу лет назад… А вот это целая ладья, на таких ладьях викинги пересекали Атлантический океан.
Но Сева уже поспешил к следующей ледяной глыбе, которая была размером с пароход.
В той глыбе таился гигантский кит.
Кит был полосатый, голова у него была такая большая, что занимала не меньше трети всей китовой длины.
А дальше было еще интереснее. Там, в ледяной пирамиде, стояли рядом два мамонта и между ними, приподняв хобот, их детеныш.
— А этим больше двадцати тысяч лет, — сказала Кристина. — Знаешь, когда-то этот музей был самым интересным для меня местом… Видишь великана?
Да, перед Севой во льду был заточен пятиметровый человек в шлеме с мамонтовыми бивнями вместо рогов, в ожерелье из акульих зубов, в панцире, сделанном из морских черепах, совершенно босой.
— Никогда не встречал? — спросила Кристина. — Богатырь Нерьян с Северного Урала. А вот и девушка, которую он любил. Это горькая сказка…
Во льду была заточена прекрасная девушка в зеленом малахитовом платье и кокошнике, усыпанном изумрудами. Перчатки и сапожки той девушки были чешуйчатыми. Глаза закрыты, и ресницы такие длинные, что концы их лежали на белых щеках.
— Это Хозяйка…
— Это Хозяйка Медной горы, — поспешил сказать Сева. — Я эту сказку читал в раннем детстве. Она полюбила мастера Данилу, который вырезал чашу из малахита.
— Но она не была способна к любви, потому что была королевой уральских подземелий. Однажды к ней спустился таежный бог Нерьян. Он хотел отнять у нее драгоценности подземелий. За свою королеву вступились гномы, и, конечно, они отстояли бы ее, но тут эти подлые грибы… Эти подлые грибы, — голос Кристины прервался. — Пошли отсюда, — произнесла она, — всегда начинаю плакать, когда дойду до этого места!
— Странно, — сказал Сева, поспешая за Кристиной, которая бежала между ледяных глыб и пирамид, — в сказках об этом ни слова.
— Зачем огорчать детей, — сказала Кристина. — Из сказок всегда вычеркивают самые неприятные сцены. Дети думают, что им все рассказали, а на самом деле все только начинается. Иногда правда проскальзывает внутри сказки, но чаще о ней знают только специалисты.
— Ну, напомни хоть одну сказку, которая кончается не так, как я знаю, — попросил Сева.
— Ты про Спящую красавицу слышал?
— Конечно, слышал.
— Как эта сказка кончается?
— Принц поцеловал принцессу, она проснулась, и они стали счастливо жить.
— Вот и дурачок ты, Савин, — сказала Кристина. — Сказка тут только и начинается. Спящая царевна переехала во дворец, вышла замуж за принца, родила ему двоих детей, а потом принц стал королем и ушел на войну, а молодая королева осталась дома с его мамашей, которая ненавидела жену сына. Вот тут и началось! Молодую королеву она отравила, детей приказала отвести в лес, чтобы их там волки разорвали… ужасная сказка!
— Странно, — сказал Сева. — Но, наверное, это исключение.
— Исключение? А ты знаешь, что есть продолжение у «Золушки»?
— Ну какое там может быть продолжение!
— Очень простое. Когда Золушка переехала во дворец к принцу, с ней заявилась ее мачеха с дочками. Вот и стала ее мачеха изображать любовь и заботу к Золушке, а заодно доказывать принцу, что таких маленьких ножек, как у Золушки, у нормальных женщин не бывает. Такая маленькая ножка — типичное уродство, возможно, китайского происхождения.
— Китайского?
— В Китае был древний обычай туго бинтовать ноги девочкам, чтобы они не росли. И получались словно копыта.
— Ты меня совершенно запутала.
— Я не запутала тебя, ребенок. Ты лучше дослушай, а потом спорь. Значит, мамаша доказала принцу, что такие маленькие ножки — уродство, потому что у настоящей невесты должны быть большие крепкие устойчивые ноги. Это она и королю доказала, который, конечно же, был вдовцом. В результате мачеха бросила Золушкиного отца и вышла замуж за короля. Затем приказала, чтобы больше обувь маленьких размеров не делали, а если увидят маленькую ножку — сразу рубить!
— Ну уж этого быть не может!
— Почему?
— Потому что это изуверство. Кто бы ей разрешил?
— Никто не разрешал. Королеве и не нужно разрешения. Отрубила, и все тут. Пришлось нам объявить им войну. В той войне и король, и принц, и Золушка погибли. От бомбежек. Только мачеха сохранилась.
Сева старался поймать в глазах Кристины шутку, но из них вылетали только смешинки, а смешинки — это настроение, они не могут тебе сказать, говорит человек правду или врет.
Тут музейный зал закончился, и, кинув последний взгляд на небольшого замороженного дракона с тремя головами, Сева попал в длинный и прямой туннель. По полу бежала узкоколейка, а по стенам множество кабелей. Ну совсем как в подвале большого городского дома.
Разница была лишь в том, что навстречу то и дело неслись спугнутые летучие мыши, наверное вампиры, потому что с их зубов на пол капала кровь. Да крупные пауки и скорпионы сидели на потолке и норовили прыгнуть тебе за шиворот. Но Кристина, видно, не в первый раз шла этим туннелем, в руке у нее появился веник, которым она смахивала скорпионов в тот момент, когда они примеривались к прыжку.
Потом они поднялись по узкой лестнице этажом выше и оказались в обжитых местах. Там были какие-то мастерские, склады и комнаты, где стояли столы, а за ними, сгорбившись, трудились писцы.
— Вот мы и пришли, — сказала Кристина.
Они остановились перед дверью, к которой была прибита вывеска в золотой раме:
Кристина приоткрыла дверь:
— К вам можно?
— Заходите! — пискнул девичий голос.
Зашли.
На высоком стуле сидела небольшая фея, не из волшебниц, а из тех, что питаются летом цветочным нектаром, а зимой — чем придется. Они боятся голода и, если не успеют перелететь на юг, прячутся во дворце Снежной королевы, где их используют по всяким мелким хозяйственным надобностям или просто подкармливают. К тому же, как вы знаете, сказочный мир тем удивителен, что работать там по-настоящему никто не умеет. Есть некоторые существа, которые трудятся с утра до вечера, но результаты их трудов невелики. Вот возьмите, к примеру, гномов. Все знают, что они ходят с кайлами и ломами, стучат молотками и зубилами под землей, добывают таким образом драгоценные камни.
Во-первых, они больше песни поют, чем добывают, во-вторых, добывают, себя не утруждая. В-третьих, на добытые камни они тут же начинают играть в кости или в карты, и в результате камни попадают к перекупщикам. Ну и что же, скажете вы, ведь перекупщики тоже гномы. Просто поумнее своих собратьев. Камни получше они прячут в сундуки, а сундуки ставят в пещеры. И потом нередко забывают, куда их спрятали. Потому что даже перекупщики настоящей цены деньгам не ведают.
А остальные начисто лишены способности к труду. Ну не считать же трудом занятия стражников?
И не будете же вы утверждать, что повара, поварихи и прочий народ при пище трудится! Да они поедают куда больше, чем приносят своим господам! И что самое возмутительное — себе они берут самые лакомые кусочки, а гостям и господам оставляют обрезки и объедки или подгоревшие котлеты.
Наконец, не будете же вы считать енотов-полоскунов трудягами, потому что они стирают белье и грязные скатерти. Ведь без такой работы они жить не могут. Все равно что считать, будто белки трудятся, подметая хвостами комнаты, а бобры работают, когда пилят дрова для королевской кухни.
Но кое-кого из слабых жителей королевства можно заставить работать.
Дюймовочек порой заставляют помогать мастерам шить новые платья или туфельки, а фей, у которых волшебные пальчики, можно уговорить на любое дело, если им оно понравится. Надо убедить их, что это дело — всего-навсего игра.
Вот и фея, которая сидела за маленькой швейной машинкой и любовалась тем, как крутится позолоченное колесо, сама упросила хитрого портняжку дать ей работу.
А тот рад…
— Где Ахаль? — спросила Кристина.
— Они у себя, — ответила фея. — Только не велели никому об этом говорить. Ничего, что я вам сказала?
— Ничего, ничего. Я же знаю, что феи не умеют врать. Если бы ты сейчас наврала мне, у тебя бы пятки чесались до утра.
— Ой! — воскликнула фея. — Я не вынесу такой участи!
Кристина подошла поближе к ее рабочему столу и пригляделась.
— Вот это ты будешь носить, — сказала она Севе. — Как, нравится?
И Сева увидел, что фея шьет костюмчик для оловянного солдатика. То есть для него, уменьшенного.
— Главное, — сказал он серьезно, как будто каждый день превращался в мальчика-с-пальчик, — главное, чтобы костюмчик был крепким и не порвался.
— А вы попробуйте, попробуйте, — пискнула фея, протягивая Севе клубок ниток. — Рвите, не бойтесь. Это нитки из паутины синего крестовика. Нет ниток крепче и тоньше.
— Девушка не лжет, — сказала Кристина. — А где мастер отдыхает?
— Господин Ахаль ушли в свою особую мастерскую, — ответила фея. — Вы же знаете, чем он там занимается.
И фея приложила пальчик к губам. Севе захотелось посадить это нежное создание на ладонь, но тут же он подумал: «А ведь я сам буду такого же роста! Тогда мы с ней сможем познакомиться и даже пойти на танцы!»
А Кристина, словно умела читать мысли, ответила:
— Не спеши, мальчик. Ты забыл, что многие из фей древнее, чем моя мама. Они почти вечные и совсем не стареют.
— Ну и что? — спросил Сева, сделав вид, что не собирался с феей на танцы. — Мне же неважно, сколько кому лет. Мне самому только тринадцать, и ты для меня почти пожилая.
Так он отомстил Кристине, но она не захотела обижаться.
— Тебе давно уже тринадцать?
— До четырнадцати осталось еще полгода.
— А мне пятнадцать позавчера исполнилось. Вот и считай, пожилая я или просто твой старший товарищ!
Сева пожал плечами. На некоторые женские слова лучше не отвечать, потому что у женщин есть такое качество — они всегда оставляют за собой последнее слово.
— Где же этот портной? — спросила Кристина. — Как туда пройти?
— Ой, я загляделась на мальчика и совсем забыла! — ответила фея и нажала на кнопку.
Тут же по мастерской прокатился оглушительный звон, и тонкий ласковый голосок донесся сверху:
— Что там еще стряслось? Неужели вы не знаете, что я занимаюсь ответственным делом?
— Это мы с рыцарем Всеволодом, — сказала Кристина. — Мы к тебе.
— Добро пожаловать! — ответил портной, и тяжелые шторы в дальнем конце комнаты расступились. Там оказалась еще одна комната, в ней за пустым блестящим столом восседал знаменитый портной Ахаль Махалье, похожий на белого барашка с розовой мордочкой.
— Ах, какое счастье лицезреть настоящего героя! — воскликнул он, соскочил с высокого стула и низко поклонился.
— Мы уже виделись, портняжка, — сказала Кристина.
В голосе ее не было никакого уважения к знаменитому портному.
— Лишний раз засвидетельствовать — радость для меня, принцесса. Я же вас с детства помню. Ну, как сейчас — прыгаете по болотцу, такая зелененькая, маленькая, ну прямо бы наступил!
— Не видел он ничего подобного, — сказала Царевна-лягушка Севе. — Просто ему хочется меня обидеть.
— Разве бы я посмел!
— Ты много чего смеешь, потому что притворяешься безобидным. И мне твое притворство не нравится. Лучше расскажи, что сделал для нашего друга.
— А вот посмотрите, неужели у вас моя работа не вызывает восхищения?
Широким жестом портной с мордочкой ягненка показал на пустой стол.
— И что мы здесь видим? — спросила Кристина.
— Вы видите вершину портновских достижений нашей эпохи! — воскликнул портной. — Вы видите то, чего не может увидеть человеческий глаз!
— Ближе к делу, Ахаль! — заявила принцесса. — Давно твоя спина не пробовала моей палки!
— Не позорьтесь перед представителем демократической страны! — возразил портной. — В России даже детей редко бьют, а портных — никогда!
— Так ты сшил что-нибудь или нет?
— Невидимое платье! Совершенно невидимое! Как вам повезло, что вы встретили меня на жизненном пути! После того самого короля, о котором все забыли, вы будете вторым, кто отправится в путь в невидимом платье!
Сева подумал, что читал об этом сказку Андерсена. Но он-то при чем?
— Зачем мне невидимый костюм? — спросил он.
— Это особый изыск. — Ахаль был собой доволен и даже горд. — Мало кому удавалось проникнуть в недра Земли в невидимом платье.
Тут Кристина отстранила Севу и, сделав к шаг к портному, невинным голосом спросила:
— И сколько же шелка и бархата пошло на невидимое платье рыцаря?
— Сколько выдали, столько и пошло. — Барашек глядел в пол и рисовал что-то на полу носком башмака.
— Но ведь немало?
— Кто будет мелочиться, когда речь идет о великом путешествии!
— Значит, так, — сказала Кристина. — С мамой я поговорю. В конце концов, ты не единственный, а может, и не лучший портной сказочного королевства. Чтобы к завтрашнему дню одежды для рыцаря были готовы, включая плащ, рюкзак и одеяло, белье, запасные трусики и майки, полотенца и, на всякий случай, бинты и марля. Тебе ясно, жулик?
— Ну это вы зря, ваше высочество, — обиделся портной. — Мы же стараемся…
— Так дай мне подержать невидимый костюм! — потребовала Кристина. — Ведь он только невидимый, но не невесомый!
— Ах, он больше чем невидимый, принцесса. Его нельзя пощупать обыкновенными пальцами! Ни за что! Это мой шедевр.
Кристина между тем сделала быстрый шаг в сторону и распахнула дверцу шкафа.
Там висели разные одежды, и Кристина стала их перебирать, а портной кинулся к ней с криком:
— Нельзя, ваше высочество, не смейте, не надо!
Но он оказался недостаточно ловким — Кристина уже держала в руке вешалку с синей бархатной кофточкой.
— Это тот бархат?
— Он только похож! Я его на толкучке купил!
— Возьмем на проверку. И пускай тогда палач с тобой разбирается.
— Разве я не имею права сделать маленький подарочек моей подружке фее Мелузине? — заблеял Ахаль. — У нее же день рождения!
— Когда? — спросила Кристина.
— Точно не скажу, — ответил портной, — но где-то скоро, а что?
Вдруг Кристина рассердилась. У нее, как Сева потом понял, бывали вспышки гнева. Вообще-то она была терпеливой девушкой, но когда у нее кончалось терпение, она взрывалась, как хлопушка.
Кристина швырнула бархатную кофточку в лицо барашку и кинулась прочь из комнаты. Лишь на пороге обернулась и крикнула Ахалю:
— Чтобы вся одежда была готова завтра к утру! А потом уматывай на все четыре стороны. Иди к людям! Нам, волшебникам, ты больше не нужен!
— А это мы еще посмотрим! — проблеял в ответ Ахаль. — Тоже мне, волшебница недоделанная!
Кристина начала рыдать, потому что решила, что портной смеялся над ее происхождением, Сева посадил ее на стульчик в коридоре, но не знал, что еще надо делать с ревущими царевнами.
Кристина ругала жуликоватого портного последними словами.
— Такие, как он, всегда сказками прикрываются! — кричала она. — Нет, ты только подумай, украсть весь бархат и шелк, который ему дали, чтобы сшить тебе достойный костюм, а потом придумать историю о невидимой одежде! Да кому она нужна! Кому? Ведь она все равно невидимая.
— Может, на пляже? — спросил Сева.
— Зачем?
— Погода испортилась, похолодало, все надели костюмы и даже свитера, а тут по пляжу идет человек, на вид совершенно голый, и не боится ветра, не остерегается холода. Герой! А окажется, что это не кто иной, как я!
— Ну уж от тебя такой чепухи я не ожидала, — рассмеялась принцесса. — И отвечу тебе со всей решительностью: невидимые костюмы нужны только жуликам и только для того, чтобы воровать материю. Иного варианта нет! Пошли дальше. Нам надо попасть до темноты к оружейнику и сапожнику.
До ужина Сева с Кристиной успели побывать у оружейника Густава Умелого, который сделал для Севы меч размером со спичку, но очень острый, и перочинный нож длиной в ноготь. Он все просил прощения за то, что время поджимает, и он не успеет сделать для славного рыцаря кольчугу. Ведь для этого потребуется микроскоп и целый выводок гномиков, чтобы ее сплести.
В свободное от работы время Густав Умелый играл в солдатики. Он сам отливал их из олова, одевал в латы, выковывал им оружие. Днем они были игрушки как игрушки, зато ночью просыпались и сами сражались в свое удовольствие. Этому никто не удивлялся, но некоторые соседи жаловались королеве — говорили, что пушечные залпы мешают спать.
Густав пригласил Севу навещать его после возвращения из путешествия. Он обещал отдать под его команду половину пехотинцев и тридцать конников Зеленого знамени. Он подвел Севу к краю кавалерии, чтобы познакомиться.
Барон фон Шлотфельдт, командир эскадрона Зеленого знамени, неожиданно поднял закованную в латы руку с мечом, чуть не уколов Севу в глаз. Сева даже отпрыгнул от неожиданности.
— Ты ему понравился, — сказал оружейник Густав Умелый.
Последним они навестили сапожника.
Он обещал сшить Севе к утру сапожки, а потом сказал:
— Вообще-то я специализируюсь по хрустальным туфелькам — видишь, сколько их у меня стоит!
Полок шесть было заставлено сверкающей обувью.
— Зачем вам столько? — удивился Сева.
— Уж очень много Золушек развелось. И сериалы, и мультики, и спектакли, и трагедии… Ты не представляешь, сколько в мире школ, в которых есть драматические кружки! Вот посмотри — последний заказ из Руанды-Урунди. Специально вырезал из черных бриллиантов.
У сапожника тоже трудились феи и гномы. Правда, особенно они себя не утруждали.
Гномы играли в шахматы или в кости, феи болтали, собравшись в кружок, или примеряли туфельки, которые делались здесь на заказ, а в комнате, где валяли валенки, на куче шерсти храпели тролли.
Лишь сам сапожник, сгорбившись над пеньком, набрал целый рот гвоздиков и вколачивал их в подошву.
И тут загремел колокольчик.
К нему присоединился еще один — и покатились по коридорам и туннелям подземелий снежного дворца мелодии — зовущие, влекущие и манящие.
— Что это? — спросил Сева.
— Это сигнал на ужин, — ответила Кристина.
Чуть не сшибив Севу с ног, мимо него понеслись к выходу гномы, полетели феи и эльфы и рванулись, как в бой, глупые тролли.
Страшный топот заполнил коридор.
— Чего они так спешат? — спросил Сева.
— На ужин бегут.
— Такие голодные?
— Нет, после ужина сразу раздается сигнал отбоя, и после этого тушат свет. И до утра во дворце почти совсем темно.
— А почему так спешно?
— Не поспешишь, гномы и феи устроят танцы на всю ночь, — ответила Кристина.
Они шли по коридору к столовой.
— А ты не танцуешь? — спросил Сева.
— Еще чего не хватало!
— Я тоже не танцую, — обрадовался Сева. — А то я боялся, что если это королевский дворец, то меня заставят танцевать.
— Ну если только современные танцы, — неуверенно сказала Кристина, глядя под ноги. — Но мама не выносит современных танцев.
— Современные танцы — это другое дело, — согласился с царевной Сева.
Георгий Георгиевич метался по кабинету.
Как тигр, попавший в клетку.
Как свободолюбивый народ в колониальной зависимости.
И многие видели эти метания и понимали причину.
Прошли сутки с момента похищения Аглаи Тихоновны, но никаких сведений от похитителей не поступало. Уже неоднократно господин президент кричал, что готов отдать все, включая сам Фонд, в обмен на жизнь и здоровье жены.
По его просьбе Элина Виленовна, полная сочувствия к страданиям шефа, уже не раз звонила в Главное управление уголовного розыска и спрашивала следователей Хватов, братьев Бориса и Глеба. Но братьев не было на месте. Они были в поиске.
В гневе Георгий Георгиевич требовал, чтобы гражданин Каин явился пред его очи. Но Каин, который ушел по делам, не возникал.
Георгию Георгиевичу было горько и страшно. Никто не мог ему помочь.
И вот в шестнадцать ноль три раздался телефонный звонок.
— Кто? Что? — закричал Полотенц в трубку.
Ему ответили.
Полотенц замер.
Те, кто был в тот момент в кабинете, и те, кто оставался в приемной, тоже замерли.
И ждали.
Наконец шеф положил трубку, осторожно, как ядовитую змею.
— Это они, — сказал он.
Гробовая тишина встретила эти слова.
— Ну и что? — не выдержала Элина Виленовна. — Они раскаялись?
— Как бы не так, — ответил Георгий Георгиевич. — Как бы не так.
— А что же?
— Если мы не положим требуемую сумму наличными, желательно сотенными новыми купюрами в условленном месте, они и пяти центов не дадут за голову Аглаи…
Тут моральные силы оставили Георгия Георгиевича, и он уселся за письменный стол, опустил голову на руки и зарыдал.
— Когда деньги нужны? — спросила Элина Виленовна, которая даже в такие моменты могла владеть собой.
— Сегодня вечером. В одиннадцать тридцать после окончания трансляции футбольного матча между «Манчестер юнайтед» и «Реалом» по каналу НТВ.
— Значит, в Великобритании будет как раз половина девятого вечера, — сказал главный бухгалтер Семен Трофимыч, знаток и болельщик футбола.
— Семен Трофимыч, зайдите ко мне, — велела ему Элина.
— Слушаюсь, как же, — откликнулся бухгалтер, старый финансовый волк, который присутствовал при рождении и самоликвидации многих магнатов. Он не изменился за последние семьдесят лет. А именно семьдесят лет назад мама надела ему синие сатиновые нарукавники, вручила новые очки и сказала:
— Богатым можешь ты не стать, но на свободе оставайся!
В тот момент Сидорчук не мог оценить всей мудрости маминых слов.
Теперь осознавал.
Пока добрые курьерши и секретарши отпаивали президента, Элина Виленовна отвела бухгалтера в приемную к своему небольшому чистому столу с пятью телефонами, компьютером, факсом и ксероксом.
— Надо будет достать пятьдесят семь миллионов долларов сотенными бумажками. Наличными.
— Это сложно, Эля, — сказал бухгалтер, который был давно знаком с секретаршей шефа.
— До вечера, — сказала она. — Иначе мы потеряем нашего любимого Георгия.
— Жалко, — сказал бухгалтер. — Но, к счастью, деньги у нас уже есть. Это те деньги, что мы накопили, чтобы расплатиться с долгами налоговому управлению.
— Семен, забудь о налогах, забудь о пустяках. Помни, в наших с тобой руках драгоценная жизнь Георгия. И если мы его спасем, то и он нас не оставит заботой.
— Надеюсь, — сказал бухгалтер. — Но провал грозит нам знаешь чем?
— Так вот, провала не будет, — ответила Элина Виленовна. — Иначе тебе не жить.
— Я буду собирать…
— Если нужно, бери в долг.
Бухгалтер смахнул непрошеную слезу и вышел в коридор.
А Элина вернулась в кабинет и разогнала курьерш и секретарш.
— Звони, — приказала она.
Георгий Георгиевич сделал над собой усилие и набрал милицейский номер. На этот раз к телефону подошел Борис Хват. Глеб взял отводную трубку.
— Это Полотенц, — сказал Георгий Георгиевич. — Только что позвонили злоумышленники. Они ждут выкуп.
— Пятьдесят семь миллионов баксов? — спросил сыщик.
— Вот именно.
— Большие деньги. Считайте, что это вас может разорить.
— Как вам не стыдно, гражданин Хват, — упрекнул его Полотенц, — мерить жизнь и безопасность моей супруги какими-то жалкими зелеными заграничными бумажками. Постыдитесь!
— Простите, — голос следователя дрогнул.
— Я отдал указание собирать деньги.
— Ничего не предпринимать без наших указаний! — крикнул Борис Хват. — Преступники могут вас обмануть и ограбить. Вы не получите жену и потеряете бабки.
— У меня есть надежная служба безопасности во главе с гражданином Каином.
— Знаем мы вашего Каина, — сказал Борис Хват.
— И не доверяем ему, — поддержал близнеца Глеб Хват. — Нам известно, чем он занимался в далеком восемнадцатом веке.
— Был бандитом и вором! — крикнул Борис.
— Простите, — перебил их Полотенц. — Он также служил начальником уголовного розыска, вашим коллегой, понимаете?
— Но ведь это не тот Каин? — спросил Борис Хват.
— Разумеется, — согласился Полотенц. — Загляните в паспорт. И обнаружится, что у него другой возраст.
— Мы пытались заглянуть в паспорт, — сказал Глеб Хват, — только паспорта не обнаружили.
— И правильно, — сказал Полотенц. — Нет у него паспорта по причине возраста, ему же шестнадцати лет не исполнилось.
— Бред какой-то, — признался Борис Хват.
— Так вы сначала разберитесь у себя в паспортном столе, — сказал Георгий Георгиевич, — а потом уж упрекайте мою охрану в небдительности.
Он повесил трубку.
Тут снова позвонил телефон.
— Ну кто там еще! — рявкнул Георгий Георгиевич. — Меня нет!
Элина подняла трубку.
— Нет, — сказала она, — его нет. И сегодня не будет.
Георгий Георгиевич согласно кивал и думал: «Повезло мне с секретаршей».
— И завтра не будет, — сказала Элина Виленовна. — И просит его больше не беспокоить. Вот так… именно так!
— Кто же это был? — спросил Георгий Георгиевич.
— Какой-то мальчик, он не представился.
И Элина пошла к выходу из кабинета — такого громадного, пустынного и неуютного.
— Стой! — закричал Полотенц. — Какой мальчик знает мой личный номер?
— Ваш сын, — спокойно ответила Элина.
— Ты понимаешь, что он подумает о своем отце? Немедленно соедини его со мной по мобильнику. Я не переживу, он не переживет…
— Я слышала странный треск, — ответила Элина. — Очевидно, он разбил свой мобильник. От злости.
— Но как ты смела?
— Из любви к вам, шеф, — ответила девушка. — Потому что иначе мальчик будет суетиться и лезть со своими советами. Вот все кончится благополучно, и тогда вы пообщаетесь со своим шалунишкой.
— Элина! — взвизгнул президент, но осекся и, заложив руки за спину, принялся бегать по ковру.
Элина стояла в дверях и смотрела на него.
Серьезно, не улыбаясь. Как смотрит кошка на рыбку, которая плавает в аквариуме, и думает: сожрать или я сегодня уже сыта?
— Я боюсь, — вдруг прошептал президент.
— Чего ты боишься?
— Я боюсь тебя.
— А вот это лишнее. Я безвредна, как пингвин.
— Пингвин?
— Да, мой милый, я толстый неуклюжий чистенький пингвин.
И Элина ушла, оставив шефа в полной растерянности. Ну скажите, при чем тут пингвин?
Танцев после ужина не было. Настроение во дворце было тревожным.
Завтра отправляется в путешествие рыцарь Савин, тринадцати с половиной лет, а путешествие будет опасным.
Снежная королева посадила Севу за ужином рядом с собой, а Нильса отправила с дозором из медведей проверить лес вокруг дворца.
Она стала расспрашивать Севу: как он получился таким, как есть? Почему до солидного возраста верит в сказки, может, в семье какие-нибудь неприятности? Или в детстве неудачно болел коклюшем?
Конечно, королева была не совсем серьезна, она делала вид, что верить в сказки могут лишь дети или не совсем нормальные люди, и все время будто упускала из виду, что сама была сказочной, что Сева сидел за столом в сказочном королевстве и намеревался идти в поход для того, чтобы помочь именно сказочным существам.
Но Сева отвечал на вопросы, как хорошо воспитанный юноша отвечает настоящей королеве, например королеве Англии.
— Спать ты будешь в гостевых апартаментах, — сказала Роксана после ужина. — С видом на кладбище собак и казненных гномов. Надеюсь, ты не боишься привидений?
— Еще чего не хватало! — воскликнул Сева, который, конечно же, думал, что ничего не боится. — А что эти гномы натворили?
— Ах, это давняя история, — отмахнулась Роксана. — То ли тролли их казнили, то ли они сами себя перебили. Кто помнит…
Но Сева почувствовал, что королева говорит неправду. Знает она, в чем дело, но не хочет признаться. И это его обеспокоило.
Провожал Севу до спальни местный домовой. Они здесь служили дворниками и сторожами, потому что хоть это были и гномьи края, гномы не выносили заниматься чужими делами. Искать изумруды — пожалуйста, а вот подмести за собой — это выше их силенок.
Домовой был старенький, борода от старости даже не белая, а желтая и болтается между ног, доставая до пола, одет в домашний халат, а на голове меховая шапка, которая ему так велика, что то и дело падает на нос, и он приподнимает ее кончиком носа, чтобы что-нибудь разглядеть.
На этот раз под землю они не спускались, а долго шли кривыми коридорами и переходами, порой им встречались жильцы дворца, некоторые уже в ночных рубашках или халатах, в пижамах или в трусах до колен.
И тут зазвенел звонок.
Домовой сказал:
— Поспешаем, юноша, а то сейчас свет потушат.
Он вытащил из-за пазухи свечу и спросил:
— Спички есть?
— Я не курю, — сказал Сева.
— Курю не курю, а помнить о спичках надо всегда!
Навстречу шел невысокий толстый Дед Мороз с трубкой в зубах.
— Разрешите прикурить, — попросил его домовой.
Дед Мороз кинул ему коробку спичек и пошел дальше, не оборачиваясь.
Свет мигнул и погас.
— Ну вот, предупреждали же! — проворчал домовой.
Он зажег свечу, тени завозились на стене и потолке.
Половицы громко скрипели под ногами.
Домовой открыл небольшую дверь. За ней была просторная комната с низким потолком. В ней стояла продавленная кровать с кованой железной спинкой.
Возле нее стояла тумбочка, чуть подальше табурет с кувшином, а возле него ночной горшок.
— Это наша спальня для обыкновенных гостей, — сказал домовой. — Но гостей у нас мало бывает. Располагайся, клопов нет, я сам их керосином травил.
В комнате и в самом деле пахло керосином.
— Свечку я тебе не оставлю, — сказал домовой. — Самому нужна. А то ночью в этом крыле дворца много всякой нечисти шастает. Со свечкой спокойнее. А ты, если что, дверь на крючок запри, а сам прячься с головой под одеяло. Они под одеяло не лезут.
— Кто они? — спросил Сева и почувствовал, что голос его плохо слушается.
— Кто-кто, вот увидишь кто и скажешь — а то кто-кто, мало ли кто!
Фраза домового показалась Севе загадочной и даже глупой. И совсем его не успокоила.
Огонек свечи удалился к двери.
— Вы уже пошли? — спросил Сева.
— А что мне — всю ночь возле тебя плясать?
Дверь открылась, закрылась снова, и Сева остался один.
Он пошел следом за домовым, ему захотелось позвать его, чтобы тот вернулся, он даже открыл дверь, но увидел лишь огонек свечи, который еле светился вдали.
Тогда Сева закрыл дверь на крючок.
Крючок был хилый, любое привидение сорвет.
Глаза немного привыкли к темноте. Ее рассеивало лишь окно, за которым были сумерки, не совсем день, но и не совсем ночь. К окну близко подходили елки, так что в комнату попадало не много света.
Сева подошел к окну и посмотрел наружу.
Можно было различить холмистую пустошь.
Почти сразу Сева догадался, что это не просто холмики, а могилы.
Значит, и на самом деле там кладбище. Только этого еще не хватало!
На некоторых холмиках стояли каменные плиты, на других они лежали.
За кладбищем начинался лес.
Не то чтобы было страшно, но неприятно. Хуже нет, когда не знаешь, чего тебе бояться, но страх тебя не отпускает.
Густые сумерки позвали из влажной земли туман, он полз между могил, иногда приподнимая голову, белую, бесформенную и безглазую.
Севе показалось, что кто-то идет по кладбищу — похожий на человека, в плаще с капюшоном, серый-серый, чуть темнее тумана, но светлее леса и неба.
Может, это сторож?
А может, привидение?
Вообще-то говоря, в сказочном царстве должны водиться привидения. Только не хочется с ними встречаться.
Привидение медленно подняло голову, и сердце Севы сжалось.
Из треугольной темноты капюшона на Севу смотрели светящиеся зеленые глаза. Яркие лазерные точки. Нет, не лазерные — фосфорные! Или просто колдовские.
Сева отпрянул от окна.
Хорошо еще, что окна на втором этаже.
Сева задвинул занавеску и снял с табурета кувшин с водой. Потом отнес табурет к двери и сунул его ножку в ручку двери.
Если табурет не удержит ночного гостя, то, по крайней мере, упадет с шумом.
Разбудит.
Вот с оружием было куда хуже.
Оружия совсем не было.
Правда, кувшин был эмалированный, с большой ручкой, и можно было им отбиваться.
Хорошо, ставим кувшин у изголовья кровати.
Сева понимал, что с таким оружием воевать с привидениями нет смысла. Лучше сразу сдаться им в плен.
Смешно!
Сдашься — и тебя тут же превратят в какого-нибудь вампирчика или ходячего мертвяшку.
Надо ложиться, но как только ляжешь, то станешь еще беспомощней.
Сева вернулся к окну и осторожно отодвинул уголок занавески.
Кладбище было пусто.
Но это еще ничего не значило.
Может быть, в этот момент привидение поднимается по лестнице?
Сева постоял у двери, прижав к ней ухо.
Полная тишина.
Ничего не дождавшись, Сева решил все же лечь спать — он устал за день, и спать тоже хотелось.
Конечно, он раздеваться не стал, лег поверх одеяла, к счастью, в комнате было не холодно.
Потом подумал, что, может, и на самом деле лучше накрыться с головой, придет привидение и не заметит его…
Конечно, наивная мысль, но все-таки лучше иметь мысли, чем совсем их не иметь.
И он заснул.
Конечно, он не заметил, как заснул, потому что люди этого никогда не замечают.
Зато заметил, как проснулся.
А проснулся он потому, что ему в глаза светила лампа. Или прожектор.
Одеяло сползло.
Он открыл глаза, зажмурился и сказал:
— Кто там еще?
Прикрыл глаза ладонью и удивился тому, что свет, разбудивший его, — зеленый.
И сразу сердце сжалось от ужаса.
Он вскочил, потянул на себя одеяло.
Оно зацепилось за край кровати.
Привидение в халате с капюшоном, из-под которого светили два зеленых огонька, стояло над ним и манило пальцем.
И хоть в комнате было темно, Сева понял, что пальцы у привидения костлявые, не просто костлявые, а костяные. То есть пальцы скелета. А каждый знает, что если у привидения пальцы костяные, значит, оно само скелет.
И легче от такого открытия не становится.
Если привидение манит тебя к себе, то лучше убраться от него подальше.
Сева начал отползать в угол кровати, но натолкнулся спиной на стену.
Тогда он пополз вдоль стены, но тут что-то зазвенело, покатилось, и глухой, хриплый голос произнес:
— Отдай мои зубы, Всеволод!
Несмотря на почти полную темень, Сева уловил в ногах кровати силуэт — страшно даже представить, но куда хуже увидеть, — черный силуэт крокодила.
Известный древнегреческий философ Архимед как-то принялся кричать:
— Дайте мне рычаг, дайте мне рычаг, и я весь мир переверну!
Рычага ему не дали, а потом римский солдат, которому надоели эти крики, зарезал Архимеда.
Сева, хотя ему некогда было рассуждать как Архимеду, оказался в схожем положении.
Любое оружие ему бы сгодилось.
Это не значит, что он был очень смелым, — нам это известно. Но когда волк загоняет кролика в угол, кролик берет «калашников» и расстреливает волка в упор.
И, как отчаявшийся кролик, Сева изогнулся — сам не понял как — и схватил ту штуку, что мешала ему вытянуть ноги, — это была челюсть крокодила.
— Оттттай! — шамкал крокодил и толкал пятки Севы жесткими, но беззубыми губами.
Сева соскочил с кровати.
В руке у него была челюсть крокодила длиной с руку Севы, а может, и подлиннее, зубы в ней были длинными, острыми, чуть загнутыми, но, к сожалению, держались слабо — видно, крокодил был стареньким.
Поэтому, когда Сева стал отбиваться от привидения челюстью, зубы из нее выскакивали и прыгали по полу, как белые кузнечики.
Привидение не испугалось, оно только отмахивалось от зубов и сердито повторяло:
— А ну кончай! Зашибешь! Разорву…
Не выпуская челюсти, Сева стал отступать к двери.
Крокодил вылез из-под кровати. Он полз и полз — и конца не было видно.
А привидение закрыло спиной дверь.
С потолка сорвался, ударился об пол и покатился в сторону оранжевый череп — где-то Сева его уже видел.
И тут в окне откинулась занавеска, и появились сиамские близнецы. Сиамские близнецы — это близнецы, которые срастаются боками или плечами. Но эти срослись головами, как бы прижались ушами, чтобы лучше слышать друг друга. Были они голубыми, толстенькими, они уселись на подоконник, свесили в комнату ноги в сапожках и стали ими размахивать.
Ничего они не делали, даже не угрожали, но показались Севе страшнее, чем привидение.
— Отттай жжупы! — шипел крокодил.
— Отдай мою лапу! — заговорил небольшой тигр, который сидел на задних лапах и облизывал себе живот.
От нечисти в комнате стало тесно.
Дышать было трудно.
— Хватай его! — закричало привидение.
И все они, как в страшной повести Гоголя, кинулись на Севу.
А Сева — ну что еще будешь делать, — размахивая челюстью крокодила, стал пробиваться к двери.
И что отвратительно — челюсть как будто проваливалась сквозь черепушки и морды привидений и всяких страшилок, увязала в них, а вытащить ее вновь было трудно, как из клея.
Если вам приходилось встречаться с привидениями или чудовищами, приходящими из кошмаров, то вы знаете, что самое страшное — неизвестность. Пока ты идешь по кладбищу и никого не видишь, зато слышишь сзади крадущиеся шаги, пока ты входишь в темную комнату и всей шкурой чувствуешь, что кто-то поджидает тебя, ты можешь рехнуться от страха, страха неизвестности. Но если ты увидел наконец скелет, который трусит за тобой, теряя, может быть, на ходу ребра, или ты увидел, как другой скелет уже высунул череп из могилы и пытается вытащить из гроба свое костлявое тело, ты перестаешь бояться, потому что твой преследователь показал себя. И если сможешь — ты убежишь, а не убежишь — станешь отбиваться.
Ведь ты не такой уж и трус!
Сева был человеком обыкновенным и вначале очень испугался, но когда оказалось, что с призраками все-таки можно сражаться, он осмелел.
Он размахивал челюстью крокодила, как дубинкой, он пинал ногами скелет собачонки, который норовил тяпнуть его за коленку, он сшиб в воздухе летевший на него зеленый пистолет…
Он разозлился.
Совершенно непонятно, сколько длился этот неравный бой — может, час, а вернее, полминуты. Но Сева уже сообразил, что к окну не пробиться, в него лезли и лезли новые враги, прятаться уже некуда.
Оставалась дверь.
Сева сам накинулся на привидение.
Он ткнул ему в плащ конец челюсти, челюсть провалилась вперед, Сева потерял равновесие.
И полетел в темноту следом за челюстью.
Пол под ногами расступился.
Сева ухнул в пропасть.
Конец!
Когда человек падает в пропасть, он закрывает глаза.
Когда же он ударяется о пол этажом ниже — он глаза открывает…
Комната была ярко освещена, потому что там горели свечи в канделябрах, к тому же топился камин, в котором красным светом полыхали толстые сосновые бревна.
Полукругом в удобных креслах сидели деды морозы. И Нильс, и тот толстый, что курил трубку, и еще десять или двенадцать.
У каждого в руке высокая глиняная кружка.
А в центре этого полукруга, лицом к камину, сидела Снежная королева Роксана. В синем бархатном платье, обшитом серебряным кружевом, словно снежные узоры на окне, глядящем в ночь.
Появление Севы Морозы встретили громким невежливым хохотом.
Потом, когда Сева собирался рассердиться, потому что сообразил, что его, очевидно, разыграли, они подняли кружки, протянули руки в направлении юного гостя и хором принялись говорить:
— Сколь смелый рыцарь! Привет тебе, хеллоу, прозит, ты нас не разочаровал.
— Так вы шутили! — Севе захотелось заплакать. Он сидит на ковре, у него дрожат руки и коленки, а эти сытые молодцы над ним издеваются.
И тут заговорила королева Роксана.
— Мы видели все, что происходило над нами, — сказала она. — Видишь, какой у нас есть монитор! Тут у нас недавно телевизионный сателлит рухнул — кое-что пригодилось.
И, к удивлению Севы, он увидел на экране, что наверху в комнате, откуда он только что свалился через аккуратно выпиленный люк, который наблюдатели открыли снизу, призраки и чудища никуда не исчезли, а бесцельно бродят, словно никак не могут понять, куда же делась их добыча. И уж совсем невероятно было увидеть беззубую крокодилью морду, что свесилась сверху и заглядывает через край люка, но яркий свет в нижней комнате и обилие зрителей ее смущают.
— Молодец, — сказала Снежная королева. — Мы тобой довольны, а ты не должен на нас сердиться. Мы знаем, что ты не самый храбрый человек на свете, но нам не хотелось бы, чтобы ты оказался отчаянным трусом.
— А я и не оказался! — и тут Сева вспомнил, что в руке у него крокодилья челюсть, и поднял ее, словно угрожая мужьям Снежной королевы.
И тут горячая капля упала ему на щеку. Еще одна горячая капля обожгла его…
Что такое?
Сева поглядел наверх.
Крокодил, свесив беззубую морду, плакал большими горячими слезами.
Сева хотел совсем обидеться, но вдруг ему стало жалко привидение крокодила, которому, оказывается, тоже бывает несладко.
И он метнул челюсть вверх.
Крокодил успел раскрыть пасть и поймать подарок.
И тут же оглушительно щелкнул оставшимися на челюсти зубами, и его морда исчезла.
Морозы поднялись со своих кресел, они хлопали Севу по плечам, хвалили его за смелость и смекалку, и Сева в конце концов поверил, что он и на самом деле отважный рыцарь. И ему дали звание: барон крокодильего зуба. Дед Мороз Нильс обещал нарисовать зуб на его рыцарском гербе. Сева осмелел и даже уселся в кресло рядом с Роксаной и принял из ее руки кружку брусничного сока. Некоторые Морозы в том царстве употребляют пиво, но большей частью там пьют напитки ягодные.
— Прости нас, Всеволод, — сказала Роксана, — но мы решили тебя испытать. Как ты будешь вести себя, когда станет страшно. А ведь в пути тебе наверняка станет страшно. И неоткуда будет ждать пощады и помощи.
Лицо у королевы было мраморным, а губы розовыми, как малиновый мусс. Губы улыбались, а глаза оставались печальными.
— В жизни мало что бывает простым, — сказала Снежная королева. — Ты думаешь, нам самим все эти привидения, крокодилы и вампиры не наскучили? Они же не из воздуха берутся!
— А как же?
— Кривляттер! — приказала королева. — А ну, явись пред наши очи.
И тогда на середину ковра вышел ниоткуда странный человек.
Он был невелик, но это было условно, потому что за пять минут он мог подрасти на пядь, а в следующую минуту на полметра уменьшиться, зато отрастить пузо, его длинные черные волосы были завязаны сзади в длинную косу, но могли вдруг завиться, встать дыбом, закрыть уши или вообще исчезнуть.
Притом ни ноги, ни руки Кривляттера ни на секунду не оставались в покое. Он чесал ногой ногу, руками скреб под мышками, он мигал и щурился, он говорил заикаясь, потому что его слова убегали вперед мыслей, а порой застревали на полпути.
Севе он поклонился и быстро заговорил:
— Ты молодец, молодец… я ббб на-тттвоем месте провалился. Чесслов. Давай дружить, ты чужой — я чужой!
Он протянул Севе руку, и только тогда Сева сообразил, что, заглядевшись на его ужимки и прыжки, он даже не сразу заметил, что Кривляттер меняет одежду так часто, что угадать, во что он сейчас одет, невозможно.
Рука была горячая, и Кривляттер тут же начал выдирать ее у Севы и кричать:
— Нннне жми! Боооль-ах! Уйди, не вожусь…
— Простите, — сказал Сева.
— Нет, ты меня ппппрости.
Он поднял ладонь, и на ладони уже сидела Дюймовочка, ножка на ножку, она махала ручками, чтобы не потерять равновесия и не упасть.
— Дддда-рю! — сказал Кривляттер. — Женись.
— Ты совершенно рехнулся, — сказала Снежная королева. — Бери свою Дюймовочку и неси ее в детские ясли. Уходи, уходи! Видеть тебя не желаю!
— А я и рад! — рассмеялся Кривляттер. — А мне и к лучшему.
Он опустил руку, и Дюймовочка соскочила на пол. И стала одного роста с Кривляттером. Очень красивая девушка.
— Зря ты на мне не женился, Савин, — сказала она голосом Ванессы.
Этого еще не хватало!
— Ванесса?
— Такой не знаю, — ответила девушка и первой убежала из комнаты. За ней последовал Кривляттер.
— Кто он? — спросил Сева.
Он почувствовал облегчение от того, что Кривляттер ушел.
— Ты на него не обращай внимания, — сказал Нильс. — Он не вредный, но чудак.
Дед Мороз был одет попросту, в клетчатую ковбойку и джинсы, и это нарушало сказку больше, чем самолет Гарри Коллинза.
Ясно, что обычные законы в сказке не действуют.
— Чудаки тоже бывают надоедливыми, — сказала королева. — Кривляттер не совсем сказочное существо. Он просто-напросто тупиковая ветвь эволюции. Природа долго размышляла, от кого произойти человеку. Пробовала, ошибалась, снова пробовала. Ты слышал о неандертальцах?
— Волосатые, похожие на горилл, они жили в пещерах, а потом почему-то вымерли.
— Вот именно — тупиковая ветвь, — сказал толстый Дед Мороз с трубкой в золотых зубах. — Эти кривляттеры населяли берега озера Китеж и остров Епифань. Но потом передрались.
— А я думаю, — возразил Нильс, — тут не обошлось без инопланетян.
— В общем, это последний кривляттер на Земле, — сказала Снежная королева. — И у него есть удивительная способность — ты видел это. Его буйное воображение может рождать чудовищ. То, что вы, дети, называете страшилками — это его выдумки. Правда, в последние годы он халтурит, выпускает страшилки одинаковые. Сотнями.
— Порой это невыносимо — хоть на Северный полюс беги, — сказал Нильс.
— Так вы его попросите уехать, — сказал Сева.
— А он честно зарабатывает деньги. И мы от него немало получаем.
— Почему же?
— Да потому что его страшилки отсюда прямиком идут в Голливуд и на другие киностудии.
— А порой они и так, в натуре, могут понужбиться, — сказал домовой, который, оказывается, сидел под креслом у королевы, и тут ему захотелось поучаствовать в беседе — вот он и высунул бороду наружу.
— Они недолго живут, — сказала королева, угадав вопрос Севы. — Они сами растворяются в воздухе. Но в кино их успевают снять и по телевизору показывают… он у нас тут самый богатый.
— К счастью, цены деньгам он не знает, — сказал Нильс.
— Впрочем, мы все стараемся эту цену понять, но до конца так и не понимаем, — поддержал его Дед Мороз с трубкой в зубах.
— Сейчас он со своей Дюймовочкой, — сказал домовой, — в трактир пошел. А потом он напьется пива, а она растворится в воздухе…
— А сейчас спать, — сказала Роксана. — Завтра с утра сборы в поход.
Телефон зазвонил в кабинете Георгия Георгиевича ровно в двадцать три часа восемь минут.
Георгий Георгиевич схватил трубку раньше, чем это успела сделать Элина Виленовна.
— Это кто? — спросил он.
— Похитители, — ответил голос. — Ждем ответа.
В телефонной трубке раздался характерный щелчок. Не надо было быть специалистом, чтобы догадаться: уголовный розыск подключился к разговору.
— Мы согласны на ваши условия, — сказал Георгий Георгиевич.
Его голос звучал напряженно, но мужественно.
— Деньги должны быть в брезентовых инкассаторских мешках, — продолжал голос похитителя, тонкий и хриплый, как голос юного партизана.
— Это невозможно, — сказал Георгий Георгиевич.
— А ты, козел, не спорь!
— Груз будет весить больше чем полтонны, — сказал Георгий Георгиевич.
— А что ты предлагаешь?
— Чек на один из ведущих западных банков, — сказал Полотенц.
— Не выйдет, — ответил похититель. — Надуешь.
— Как я могу надуть, если судьба Аглаи Тихоновны в ваших руках!
— А вот как не будет она в наших руках — тут нам и кранты. И чек липовый, и в банке нас менты ждут. Швейцарские…
— Но я не могу набрать столько наличных. Вы меня полностью разоряете!
— Это твои проблемы, коротышка! Привезешь «капусту» в «Газели». Остальное — наша забота.
— Хорошо, — вздохнул печально Полотенц. — Куда ехать? Когда ехать?
— Когда баксы будут погружены?
Георгий обратился к Элине:
— Когда наличные будут собраны?
— Через час.
— Прикажи погрузить в зеленую «Газель».
Элина, не говоря ни слова, вышла из кабинета.
— Чтобы в машине никого, кроме тебя и твоей гадючки, не было, — сказал похититель.
— Я не понял, — сказал Георгий. — Кто такая «моя гадючка»?
— Ее звали Элиной.
И похититель неприятно захохотал.
— Я до тебя доберусь! — злобно прошептала Элина. Обычно она умела держать себя в руках, но в ее происхождении была тайна, которую нелегко было разгадать. И если ей казалось, что кто-то близко подошел к разгадке, она теряла над собой контроль.
— Встреча в один час двадцать минут ночи, — сказал похититель, который не слышал угрозы Элины Виленовны, иначе бы наверняка испугался.
— Но где? — спросил Георгий Георгиевич. — Где же?
— Узнаешь, — рассмеялся в ответ похититель.
Короткие гудки…
Георгий Георгиевич хотел положить трубку на место, но в ухе прозвучал голос Бориса Хвата:
— Линию не разъединять. Они наверняка скоро позвонят. Сменят точку и позвонят.
— А разве он не с мобильного? — спросил Полотенц.
— Мы его засекли, но надо бы засечь получше, — сказал Глеб Хват. — Да вы не волнуйтесь. Они ведь тоже на крючке. С момента похищения премьера Италии и дочери журнального магната Херста такого большого выкупа еще не требовали. Но вы эти деньги не потеряете, они к вам возвратятся.
— Оплатил налоги — и гуляй спокойно! — почему-то сказал его брат и рассмеялся.
— Ну что ж, — сказал Полотенц. — Будем ждать. Охрана предупреждена?
— Вы же знаете, Георгий Георгиевич. Вы же знаете.
Минуты тянулись, как часы.
Наконец все готово.
Но сигнал не поступает.
— Куда выезжать-то? — волнуется Георгий Георгиевич.
— Куда выезжаете? — волнуется по телефону Хват.
И в этот момент в приоткрытую форточку влетает камень, обернутый в листок бумаги.
Элина совершает вратарский прыжок и хватает камень.
Разворачивает лист бумаги.
Протягивает его Георгию.
На листке печатными буквами написано: «18-й километр Мантулинского шоссе. Час пятнадцать. Проговоритесь братьям Хватам — не жить Аглае Тихоновне».
Элина Виленовна сказала:
— Назначают встречу на пять минут раньше. Чтобы сбить с толку ментов. А мы приедем еще на пять минут раньше.
— Чтобы всех сбить с толку?
— Умница.
Вдруг Элина Виленовна, что с ней редко бывало, пожалела Георгия Георгиевича, наклонилась и поцеловала его в лысинку.
— Если со мной случится что-нибудь ужасное, — произнес Полотенц, — ты позаботишься о Гоше? Он же самое дорогое, что у меня осталось…
— Как о себе! — ответила Элина.
Под окном коротко гуднул фургон.
Это привезли выкуп.
Георгий Георгиевич с Элиной спустились к машине. Полотенц в шляпе, Элина в платке.
Бухгалтер Семен Трофимович стоял возле машины.
— Где же охрана? — спросил он.
— Охраны не надо, — ответила Элина Виленовна. — Сами управимся.
— А если засада? — спросил бухгалтер, передавая шефу ключи от машины.
— Справимся, — сказал Георгий Георгиевич. Он подумал и добавил: — Семен Трофимович, ветер поднялся, сквозняки вокруг. В твоем возрасте себя беречь надо.
С этими словами Полотенц снял свою шляпу и напялил на голову бухгалтеру.
— Не может быть! — Бухгалтер был потрясен человеколюбивым поступком президента. Уже шестой год он трудился в Фонде, но ни разу не слышал, чтобы Полотенц совершил добрый поступок, кого-то пожалел или кому-то что-то подарил.
— Что ты делаешь! — воскликнула Элина Виленовна. — Ты же простудишься.
— Ничего со мной не случится. Я молод и крепок, — ответил Георгий Георгиевич. — А вот Семену Трофимовичу скоро на пенсию, а пенсия у нас маленькая, не заботится государство о человеке.
Так Семен Трофимович остался в шляпе, а Полотенц с Элиной поехали на Мантулинское шоссе.
— Чего не понимаю… — начала говорить Элина, но Георгий Георгиевич не стал ее дослушивать.
Он хитро поглядел на спутницу и сказал:
— Когда следователи Хваты были у меня в кабинете, я видел, как один из них возле вешалки крутился, где мой плащ и шляпа. И шляпу в руках крутил. Когда они ушли, я поглядел внимательно и вижу — к шляпе булавка приколота, а на самом деле это не булавка, а передатчик. «Жучок»!
— Они нас слушают! — возмутилась Элина Виленовна.
— Точнее сказать — прослушивали. Но надеюсь, что теперь перестали.
Элина задумалась, потом сказала:
— А что, если в меня где-нибудь «жучок» воткнут?
— Есть шанс, — сказал Полотенц. — И его надо учитывать.
— Но ведь нам нечего скрывать от ментов? — спросила Элина Виленовна. — Мы открыты перед ними, как ворота?
— Вот именно! — усмехнулся Георгий Георгиевич.
Ночью движение в Москве не очень бурное, так что доехали они до нужного места почти без задержек.
В нужном месте съехали с шоссе и повернули на узкую проселочную дорогу.
На обочине стояла зеленая «Газель», точно такая же, как та, на которой они приехали.
Георгий Георгиевич поморгал фарами.
В ответ — тишина.
— Ну что ж, выходим? — спросил он у Элины Виленовны.
— Надо выходить, — сказала секретарша. — Что-то они молчат, не нравится мне это.
— Может, дать сигнал? — спросил Полотенц.
— Не уверена, — ответила Элина Виленовна.
— Тогда подождем, — сказал Георгий Георгиевич. — Они сами нам подадут сигнал.
А в это время вне себя от гнева Борис Хват колотил крепким кулаком по наушникам.
— Почему молчит подслушка? Нет, ты скажи, почему она молчит?
Они неслись по Мантулинскому шоссе, чтобы перехватить похитителей на месте встречи и, может, спасти от смерти самого Георгия Георгиевича.
И поэтому они опоздали к месту встречи, когда туда приехал Полотенц в белом фургоне, и не узнали, что же там произошло за последние десять минут.
— Ах, как много я бы дал, — сказал Борис Хват брату Глебу, — чтобы услышать, что сказали похитители Полотенцу, как они взяли деньги и куда делась уважаемая Аглая Тихоновна.
— Я бы дал побольше, чем ты, — ответил брат Глеб.
Они вышли из своего лимузина с синим фонарем на крыше, а из сопровождающего джипа вылезло десять спецназовцев, которые должны были освободить Аглаю Тихоновну, если бы не помешала инициатива супруга.
Они подошли к стоящему поперек дороги фургону «Газель».
Возле него на земле лежала без сознания прекрасная девушка — Элина Виленовна, рядом лежал клок ваты, смоченный хлороформом.
— Причина бессознания ясна, — сказал Борис Хват, понюхал вату и потерял сознание.
Тем временем Глеб Хват отыскал и Георгия Георгиевича.
Он тоже был без сознания, но лежал на водительском месте «Газели».
Правда, там обошлось без хлороформа.
Злоумышленники ударили его по голове тяжелой арматуриной и разбили в кровь голову.
Орудие нападения валялось рядом.
Георгий Георгиевич дышал, пульс был редким, но слабым.
Глеб Хват распахнул дверцу «Газели».
Там было пусто.
Необъяснимым образом все деньги — несколько тяжелых мешков с бумагой — исчезли.
У преступников вряд ли было время перетаскать столько денег.
Но они поменяли фургоны!
Аглаю Тихоновну не вернули и исчезли.
Так что, оставив экспертов, чтобы обыскать место преступления, Глеб приказал всех пострадавших, включая брата, отвезти в Склифосовского.
В больнице, придя в себя, Полотенц и Элина рассказали о случившемся.
Оказывается, когда они подъехали, на месте встречи уже ждал зеленый фургон. В нем было шесть или семь человек в черных масках. Эти люди спросили где деньги. А Георгий Георгиевич ответил: «А где моя Аглая?» Тут его оглушили, а Элину одурманили, и больше они ничего не помнят.
Допрос Полотенца проходил в его палате в клинике Склифосовского.
Врачи сообщили следователям, что жизни пострадавших ничто не угрожает. Но желательно немного отдохнуть. Может быть, на Канарских островах, а может быть, в санатории «Барвиха». Но Георгий Георгиевич ответил, что забота о судьбе Аглаи Тихоновны, а также крайняя занятость не позволяют ему отдыхать на островах и даже купаться. Пускай купаются бездельники.
Сыщик Глеб Хват спросил, какого черта они поперлись вдвоем отдавать такие большие деньги.
— Потому что я люблю мою Аглаю! — ответил Полотенц. — Я опасался безобразий со стороны похитителей.
— Потому что я люблю и уважаю моего шефа, — ответила Элина Виленовна. — Куда он, туда и я!
Борис Хват почесал в потылице. Ему вообще вся эта история не очень нравилась. А больше всего ему не нравилась небольшая на первый взгляд, но существенная на второй взгляд деталь: почему сумма выкупа за жену господина Полотенца совпадала с суммой, которую он должен в налоговое управление? Неужели это только случайность? Или похитители знали о долге Полотенца? О том, что именно такая наличность скопилась в сейфах Фонда?
Глеб Хват беспокоился о другом. Почему, думал он, они повезли пятьдесят семь миллионов долларов вдвоем, без охраны и так доверчиво?
Разговор с Полотенцем получился трудным.
Он переживал, плакал, даже заламывал толстые ручки. Лысина у него покрывалась потом, нос краснел.
Доктор дал ему напиться валерьянки.
— Неужели вам не жалко денег? — спросил он.
— Не все ли равно, сколько денег потеряно, — ответил Георгий Георгиевич. — Важно, что Аглая ко мне не возвратилась. Представляете, какая подлость с их стороны! И в налоговое платить нечего!
— Никуда они не денутся, — сказал Борис Хват. — Ведь бандитам эти деньги надо потратить. А как они их потратят?
— Они их за границу вывезут, — сказала Элина Виленовна. — Ловите их на таможне.
Полотенц поднялся и ухватился за спинку кровати.
— Я поехал, — сказал он.
— Куда? — удивился доктор.
— В летний лагерь, где отдыхает мой единственный сын Георгий. Я не могу рисковать.
— Георгий Георгиевич, — остановила его Элина. — Но ведь в лагере недавно побывал ваш заместитель по режиму гражданин Каин.
— Неужели? — удивился Георгий. — У меня все в голове перемешалось.
Как только следователи покинули больницу, снизу позвонил гражданин Каин.
— Меня не пропускают, — сказал он по сотовому.
— Сейчас все сделаем, — ответила Элина и вышла из палаты.
Возле палаты на стуле сидел автоматчик в форме лейтенанта милиции, оставленный там дежурить следователями Хватами.
— Я сейчас вернусь, — сказала ему Элина.
— Идите, идите, я запомнил, — ответил лейтенант. Он и на самом деле запомнил Элину, потому что еще не видел такой красивой женщины, как она.
— Я сыночка нашему шефу приведу, — сказала она. — Папашу навестить хочет.
— Нормально, — согласился лейтенант милиции. — Ведите малыша.
Элина Виленовна спустилась вниз и там, у входа в больницу, отыскала мальчика лет двенадцати, скучного на вид, худенького и во всем непохожего на Полотенца-младшего, а куда больше похожего на начальника охраны гражданина Каина Ивана.
— Ванечка, — произнесла сладким голосом секретарша. — Как хорошо, что ты приехал, чтобы навестить своего папочку. Он так переживает за судьбу вашей мамочки.
Милиционер пропустил их в палату и сказал:
— Сынок-то какой большой. И на папашу не похож. А вы ему мамашей будете?
— Не сейчас, — ответила загадочно Элина Виленовна, — но со временем обязательно стану мамашей.
Милиционер не понял, а Каин, мальчонка со злым лицом, засмеялся.
Так, смеясь, он и вошел в палату.
— Докладывай, — приказал Каину Георгий Георгиевич.
— Дела с вашей супружницей и денежками…
— Молчать! — крикнул Полотенц и показал пальцем на ухо, а потом прикрыл ладонью рот.
— Понимаю, папаша, — ответил Каин. — Тогда вы о чем?
— Я о других проблемах. О нашем исследовании.
— Есть сведения, что один испорченный подросток по имени Сева, — сказал начальник охраны, — отправляется в Подземелье. Наш человек в Снежном царстве сообщает, что его уже подготовили и вместе с мультипликатором завтра с утра доставят ко входу.
— Ты сможешь его остановить?
— Вряд ли, — ответил Каин. — Вы же сами меня перекинули на другую операцию. А я не могу разорваться.
— Берегите Аглаю, — попросил Георгий Георгиевич.
— Как сможем.
— А что касается этого мальчишки и вообще намерения Снежной королевы захватить наше Подземелье, то его следует пресечь. Понимаешь?
— Как же не понять. Понимаем.
— Любой ценой.
— Будет сделано.
— Бурение началось?
— Труба прошла первые пятьсот метров. Бурение идет по плану.
— На благо человечества! — заметил Георгий Георгиевич. — В целях заботы о пожилых людях. Ты меня понял?
— Как же не понять. Сам я — живой пример, — согласился Каин.
— Не перебивай! Как только закончишь спасать мою жену, отправляешься на Кольский полуостров.
Каин сплюнул на пол, выругался на неприличном русском языке середины семнадцатого века и пошел прочь, ворча себе под нос: «Никто не ценит! Бегаешь, стараешься, сна и покоя не ведаешь, а вместо спасибочки только упреки!»
Милиционер у двери посмотрел ему вслед и подумал: «У мальчика мама пропала, неудивительно, что он в таком состоянии. Тут любой бы принялся грубить».
Он слышал перебранку в палате, но не понял, о чем она была.
А тем временем в уголовном розыске сыщики Борис и Глеб Хваты разбирали записи всех разговоров в палате Полотенца. И эти разговоры им не нравились. Они, как и милиционер у входа, все услышали, но далеко не все поняли.
Их заинтересовала новая фигура — некий Сева.
Что он делает? Кому мешает? Куда собрался? Какое отношение он имеет к пропавшей Аглае Тихоновне и самому Полотенцу?
Весь город спал, вся страна спала.
Не спал Сева Савин, он волновался, как завтра уйдет в глубь Земли, да и мешали спать детишки Кривляттера — по полу бегали несколько отрезанных пальцев и сражались с тараканами, а из стены время от времени высовывалась слепая кошачья голова и мяукала:
— Отдай мои глаза!
Сева запустил в кошачью голову подушкой, голова пропала, но и подушка исчезла в стене. Пришлось спать без подушки.
И притом не спалось…
Не спал в летнем лагере Гоша Полотенц. Ему было страшно. Ему было обидно, что папа не хочет с ним разговаривать. Хотя, наверное, папу надо понять — он так переживает!
Не спала Аглая Тихоновна Полотенц. Она лежала на фабрике детских игрушек связанная, с заклеенным липкой лентой ртом, ей было холодно и страшно. Она уже и не надеялась, что Георгий ее спасет. Да и не очень верила в то, что Георгию хочется ее спасать. Женщины всегда догадываются, любят их или нет. Так вот, Аглая Тихоновна давно уже заподозрила, что Георгий ее не любит и хотел бы от нее избавиться, да боится, что она заберет с собой родимого сыночка Гошеньку.
Не спали и сыщики Хваты. Сотый раз они прокручивали пленки, чтобы угадать, замешан ли Г. Полотенц в преступлениях, и если замешан, то в каких? И кто такой Сева, и что будет делать гражданин Каин, и кто такая Кассандра, и кто такой магистр Проникло?
Ранним утром, когда все в той или иной степени были заняты подготовкой Севы Савина к путешествию к центру Земли, из дворца вышел курчавый пузатенький человек, похожий на сытого барашка, с очень розовым лицом, каких у барашков не бывает.
Он вывел на лужайку перед дворцом трехколесный велосипед и вежливо раскланялся со сторожевыми белыми медведями, которые дремали, опустив морды на рукояти алебард.
Медведи только заурчали в ответ, потому что знали, что портной ее величества каждое утро занимается физкультурой на велосипеде. Он ездит с горы к озеру и там подолгу сидит на больших валунах и размышляет о своих будущих достижениях.
Портной Ахаль был славен на весь сказочный мир тем, что умел шить невидимые одежды. Известно, что он когда-то опозорил одного короля, отправив его на улицу в невидимом камзоле, тысячи людей смотрели на голого короля, но промолчали, лишь один мальчик закричал: «А король-то голый!»
Мальчику никто не поверил, даже те, кто видел, что король голый. Его отправили в деревню к тетке на перевоспитание, где его каждый день пороли, как сидорову козу. В конце концов он сбежал, нанялся в юнги и плавает теперь вокруг света на шхунах и фрегатах.
А портной Ахаль получил премию за лучший покрой камзола, король наградил его медалью, правда, пожаловался, что камзол немного трет под мышками, а придворные глотки надорвали, доказывая друг дружке и всему свету, что платье было скромным, роскошным и изящным.
С тех пор Ахаль полагает, что ему все сойдет с рук, хотя другие короли не пожелали шить у него камзолы, и он пристроился при дворе Снежной королевы, у черта на куличках, в Лапландии.
Королева Роксана Ахалю не верила и сама никогда у него не шила. То, что можно в исключительном случае королю — пройтись голышом по улицам столицы, — совершенно недопустимо для королевы. После такой прогулки ей две дороги — в монастырь или в стриптиз.
Ахаль знал, что королева его не любит, ему не верит и в грош его не ставит. Поэтому вы можете догадаться, как он ее ненавидел. А если учесть, что он был страшно жадным, то понятно, что он делал на берегу озера Холмасто. Он торговал ее секретами.
А пока он едет туда на велосипеде, можно пояснить, почему же такая умная и решительная женщина, как Роксана, терпела обманщика при дворе и даже доверила ему шить одежду для Севы Савина.
Все просто. Ахаль ничего и никогда сам не шил. Он только руководил. А шили феи-швеи, есть такой род фей, они обшивают всех фей и дюймовочек, царевен и гномих сказочных земель. А эти феи были замечательными мастерицами.
К тому же учтите, что везде есть немало дураков. В том числе и в сказочных землях. А для этих дураков очень важно сказать: «А вы знаете, что в нашем Снежном королевстве живет Тот Самый Портной, который шьет невидимые одежды!»
Правда, Роксана знала, что за портным надо присматривать, вот за ним и присматривали.
Доехав до озера, Ахаль приставил велосипед к стволу вековой ели, а сам сел на валун.
Не прошло и пяти минут, как из валуна высунулась тонкая металлическая антенна.
— Ты меня слышишь? — спросил голос с иностранным акцентом.
— Как самого себя.
— Что нового во дворце?
— Во дворец прибыл мальчишка из Москвы, пустой и глупый, ни на что не годный. Королева собирается отправить его в центр Земли.
— Зачем? — спросил голос из антенны.
— Вроде бы она хочет завоевать для себя новые земли. Вы же знаете, все короли такие. Их хлебом не корми, дай что-нибудь завоевать.
— Ну и дурак ты, портняжка, — сказала антенна.
— Это кому как кажется! — обиделся портной.
— Где твой еженедельный доклад? — спросила антенна. — Сколько алмазов добыто гномами в шахтах?
Портной вытащил листок бумаги, который выменял у гнома Свальтрупа за пачку жвачки, и наколол ее на кончик антенны.
— Отчет принят, — сказала антенна и ушла в землю. А листок исчез вместе с ней. На месте антенны лежало шесть золотых монет.
Со стороны ни за что не догадаешься, что антенна принадлежала алмазному тресту «Де Бирс». Пока добыча алмазов идет у гномов ни шатко ни валко, этот могучий концерн спокоен. Но если гномам вдруг попадется выдающийся камень чистой воды, концерн начинает принимать меры, как бы его купить первым, чтобы не упали цены на рынке.
Заработав на алмазах, портной пошел по берегу дальше. Велосипед он катил рядом.
У берега покачивалась на волне белая чайка с золотым ошейником, в котором скрывался передатчик и приемник.
— Опаздываешь, агент, — сказал ошейник. — Где донесение?
— Одну минутку.
Портной достал из кармана несколько бумажек и принялся их просматривать.
— Требуются, — бормотал он, — тресту торговли запрещенными товарами для американского зоопарка две молодые русалки, пресноводные, хорошие собой, желательно с икрой. Правильно?
— Ты выяснил, где их найти?
— Группа русалок обитает в притоке реки Северная Двина, — сказал портной. — Я тут координаты переписал. Только брать их надо к осени, в дождливую погоду, тогда они бдительность теряют.
— Когда брать — наше дело, — сказал ошейник, чайка взмахнула крыльями и взлетела. Портной хотел было потребовать гонорар, но чайка сделала над ним круг, и к ногам Ахаля спланировал бабочкой зеленый листок — сто долларов.
— Премного благодарствую, — произнес портной. Он спрятал доллары за пазуху и помахал вслед чайке.
Теперь его путь лежал к ручейку, впадавшему в озеро.
У бережка, где портняжка уселся на камень, медленно плавал зеленый рак размером с локоть. Видно, старый, матерый.
— При дворе королевы Роксаны объявился мальчик, — сказал рак, высунув усы над водой.
— Явился не запылился, — сказал портной. — У меня обшиваться невидимыми платьями не пожелал, дружит с гадкой, я бы сказал нечистоплотной и негуманитарной принцессой Кристиной неизвестного происхождения.
— Имя, фамилия? — спросил рак.
— Фамилии не знаю. Королева называет его Всеволодом.
— Зачем он здесь?
— Его снаряжают в путешествие.
— Одного?
— Не могу знать.
— Когда?
— Вернее всего, сегодня после обеда.
— В Подземелье, в небо, на гору, в лес? Должны быть слухи.
— А королева и не скрывает — под землю.
— Куда под землю?
— Говорят, там какое-то Убежище образовалось для чертей, леших и ведьм. Хорошего от этой королевы не жди!
Надо заметить, что королева Роксана, которая подслушивала этот разговор из своего кабинета, потому что ей передавала все слова сова, которая сидела на ели как раз над головой портного, мрачно усмехнулась. Она полагала, что если тебя ругают враги, значит, ты чего-то стоишь. Но портной за это заплатит. Нет, не сегодня. Он нужен королеве, потому что, если у тебя при дворе объявился предатель, лучше знать — кто он. Раньше времени спугнешь, получишь нового предателя и не будешь знать, кто это такой.
Нет, пускай портняжка делает свои тайные гадости и не догадывается, что его разоблачили.
А тем временем рак продолжал допрашивать портного:
— Как они собирались выпускать одного несказочного мальчика в тяжкий путь? Почему мальчика? Почему несказочного?
— Об этом я догадался, — сообщил портной. — Только это вам будет стоить экстрагонорара.
— Гонорар как обычно, — ответил сухо рак и щелкнул клешнями. — А не захочешь сотрудничать с нашим Фондом, найдем другого добровольца.
— Ах, — испугался барашек и покраснел, испугался, что останется без небольшого, но верного дохода. — Я ни сном ни духом не желаю разрывать с вами сотрудничество. Но информация у меня такая редкая, такая ценная, такая, можно сказать, эксклюзивная, что грех не попросить прибавки к моему скромному гонорару.
— Ладно, — смилостивился рак, — говори, мы сами решим, что стоит денег, а что ты нам дашь в подарок.
— Когда они привели ко мне этого Всеволода, они просили сшить для него платье в неправильном размере.
— Уточни!
— Одежда для мальчика-с-пальчик. Понимаете? Они его будут уменьшать.
— Зачем?
— Потому что туда можно пройти только маленькому гномику или насекомому. Он намерен пробраться по узкому проходу.
— Ясненько, — сказал рак. — Но почему тогда посылают его, а не какого-нибудь гнома или колдуна?
— Говорят, что сказочные существа в мультипликаторе не уменьшаются.
— Повтори — где они не уменьшаются?
— Это прибор такой… Муль-ти-пли-катор. Уменьшает все в двадцать раз.
Если вы думаете, что королева Роксана слушала эти разговоры равнодушно, вы ошибаетесь. Она уже три минуты кричала, требовала, настаивала на том, чтобы портному помешали говорить и выкладывать врагам тайны. Но, как всегда бывает, ее приказы попали по пути в дупло Проклятой елки и там застряли.
— В каком месте он пойдет под землю? Через какую пещеру, дырку, отверстие? Говори!
— Честное слово, не знаю…
— Думай! Ты должен знать!
— Догадался! — завопил портной.
Но не сказал того, что хотел сказать, потому что Снежная королева смогла вытащить свой приказ из дупла и докричаться до комариной стаи.
Стая комаров в количестве девяти тысяч отчаянных заполярных бойцов кинулась на портняжку Ахаля.
Комары вцепились в лицо, залезли в волосы, проникали сквозь поры одежды и дырки для шнурков ботинок — одновременно портного укусили девяносто комаров первой волны, и их тут же сменили сто тридцать насекомых второй волны.
Больно было так, что портной забыл о вопросе.
И зря рак кричал из воды:
— Стой! Вернись! Ты обязан мне все сказать!
И это были последние его слова.
Потому что старый ленивый сом поднялся из омута и неожиданно, как молния, кинулся на рака. И рак исчез в его пасти. Лишь что-то некоторое время попискивало и булькало в животе рыбины.
А портной бежал до самого дворца, но со стороны непонятно было, человек ли это бежит или гигантский серый шар, слепленный из комаров.
С утра состоялось совещание в кабинете президента Фонда.
На него был приглашен только самый узкий круг.
Во главе стола сидел несчастный, невыспавшийся, похудевший и почти осунувшийся Георгий Георгиевич Полотенц, президент Фонда.
По правую руку — секретарь Элина Виленовна, женщина изумительной роковой спортивной красоты, у которой случилось несчастье — с утра она была в парикмахерской, и ей перепутали краску для волос. Вместо золотой она стала стрептоцидово-оранжевой. Ее не все узнавали, что Элину бесило.
Слева от президента уместился на краешке кресла маленький гражданин Каин.
Он выглядел усталым — сутки уже не спал.
Дальше рядышком сидели еще два члена правления: магистр Проникло в черном костюме и консультант Эфимыч, косматый, толстый, немытый, в старой шляпе, надвинутой на глаза, и в длинном плаще, который не снимал даже в постели.
Академик Сидоров с женой уже улетели на фабрику игрушек.
— У нас несколько вопросов, — произнес Георгий Георгиевич.
Он говорил так медленно и тихо, словно каждое слово давалось ему с трудом.
— Во-первых, я должен вам сообщить, хотя вряд ли кто-то об этом не знает, что попытка освободить мою жену Аглаю Тихоновну, к сожалению, провалилась. Еще с большим сожалением я могу доложить, что похитители сумели обмануть нас и получить выкуп, пятьдесят семь миллионов долларов. То есть практически весь наш валютный запас. Из чего мы будем платить налоги, ума не приложу! Но я не отчаиваюсь. В налоговом мне дали понять, что с налогами можно не спешить. Что с нас взять?
— А что с Аглаей Тихоновной? — спросил консультант Эфимыч.
— С кем? — Полотенц не сразу сообразил, о ком идет речь, но когда сообразил, быстро ответил: — Мы не теряем надежды, нет, не теряем!
— Будем надеяться, — сказала Элина Виленовна. — Но сейчас у нас есть дела поважнее. Георгий Георгиевич, продолжайте. Народ ждет.
Георгий Георгиевич кивнул и продолжал:
— Ситуацию с полостью доложит начальник охраны гражданин Каин.
Каин достал из кармана пиджака очки в золотой оправе и надел на острый носик. Очки были просто стеклянными, не увеличивали и не уменьшали, но Каину так хотелось выглядеть посолиднее!
— Как уже говорилось на предыдущем заседании, — сказал Каин, — нас заинтересовало поведение одного подростка из летнего лагеря «Елочка», который нелегально встретился и сблизился с подозрительной лягушкой. Нам удалось выследить эту лягушку. Оказалось, она — дочка так называемой Снежной королевы, властительницы незаконного формирования на севере Лапландии.
— Вот именно! — воскликнула Элина Виленовна. — Какая наглость!
Все одобрительно закивали.
— Удивительно другое, — сказал Каин. — Этот Савин сумел наладить связи с агентурой королевы, которая перетащила его в Лапландию в их логово.
— Почему не задержали? Почему не пресекли? — спросил магистр Проникло.
— Мы пытались, — ответил Каин. — К сожалению, силы противника были превосходящими.
— Где он теперь?
— Вот в этом вся проблема. Наш человек при дворе Снежной королевы сообщил, что Савин отправляется в глубины Земли. И мы полагаем, что цель его — достижение полости.
— Моя полость! — завопил магистр Проникло. — Я не дозволю никому до нее дотронуться!
— Дело не в этом, — заметила Элина Виленовна. — Главное — зачем ему надо в полость?
— Чтобы ее завоевать, — ответил Георгий Георгиевич. — Чтобы нас лишить замечательной базы для сброса мертвой воды!
— Уничтожить!
— Выгнать!
— Растерзать!
Просторный, но неуютный кабинет президента Фонда огласился криками руководителей этой организации.
Георгий Георгиевич устало поднял короткую руку и сказал:
— Криками делу не поможешь. Мы даже не знаем, в каком месте он намерен идти под землю, мы не знаем, что такое мультипликатор. С помощью его он сможет пролезть сквозь узкие трещины. И вообще — в нашу ли полость он собрался?
— В любом случае, — сказал Эфимыч, консультант по сказочным вопросам, — его надо догнать и не пустить.
— Вот это правильно! — согласился Полотенц. — Посылаем туда боевую машину. Истребитель без опознавательных знаков. И полетит на нем гражданин Каин.
— Настоящий командир, — возразил Каин, — никогда не бежит в атаку впереди своего взвода. Он руководит действиями из тыла. Если меня собьют, некому будет побеждать ваших врагов, Георгий Георгиевич.
— Мальчик дело говорит, — поддержала Каина Элина. — Мы слишком много вложили в то, чтобы его омолодить. А если они снова поднимут в небо птицу Рокк?
— Решайте как знаете, — сказал Георгий Георгиевич. — Но чтобы мальчишку остановить. Может, даже привезите его сюда, я сам его допрошу.
— Вот это дело, — сказал магистр Проникло. — Можно, я его буду пытать?
— Нет, я! — воскликнул Эфимыч, консультант по сказочным проблемам.
— Мы еще не поймали медведя, — сказала Элина. — Рано его делить. Тем более если он сам вас растерзает.
— Это малодушие! — закричал Эфимыч и надвинул шляпу на уши. — Наши никогда не отступают.
— Молчать! — прервал его Полотенц.
На этом совещание закончилось.
Сева Савин устроен понятно. Чем ему страшнее или больнее, тем он больше балагурит. Не потому, что он дурак, а потому, что стесняется. Стесняется показаться трусом или дураком.
А что в результате получается?
Получается, что его иногда считают трусом, а изредка дураком.
Нам говорят, что на ошибках учатся. Но никогда не объясняют, на чьих ошибках и кто учится. И когда его собирали в путь, Сева услышал новый вариант этой мудрости. Дед Мороз Нильс сделал умное лицо и сказал:
— Учти, у тебя, Сева, не будет возможности учиться на ошибках.
И тут Сева — видно, нервничал — не выдержал и воскликнул:
— На чьих ошибках? На моих или на чужих?
— Без разницы, — ответил Дед Мороз.
Тут вошел Снежный человек с ассистентами, и началась последняя проверка. Так уходили в космос первые космонавты, а Сева, терранавт номер один, чувствовал, что он узурпатор, то есть воришка. От него ждут подвигов и великих путешествий, а он всю жизнь боялся вечером мимо кладбища проходить. Нет, в привидения он не верил, потому что не был суеверным.
Простите, скажете вы, а как же он верил в сказки и даже отыскал Царевну-лягушку, если он не суеверный?
Потому что, отвечу я вам, это совсем разные вещи.
Сказка — это действительность, только особого рода. Ее можно объяснить и понять. Связь между Ледниковым периодом и вымиранием теплокровных мастодонтов совершенно очевидна. А вот связи между черной кошкой и невыученными уроками, а также провалом на контрольной нет никакой, она рождается только в перепуганном мозгу лентяя и тупицы.
Снежный человек чувствовал себя большим начальником и даже покрикивал на дедов морозов, которые пришли в зал из любопытства. Конечно, деды морозы в том царстве считаются куда более важными персонами, чем Снежный человек, но сейчас он руководил ответственной экспедицией. И от его внимательности и мудрости зависела жизнь терранавта Савина, а может, и всего сказочного мира.
— Одежда! — произносил Снежный человек громким голосом. И сам себе отвечал: — Джинсы, куртка, кроссовки и нижнее белье для Савина нормального размера.
И все зрители, что стояли в зале, шевелили губами, повторяя за Снежным человеком, и как будто проверяли, правильно ли Снежный человек все посчитал.
— Одежда для уменьшенного Савина, — произносил он. И сам себе отвечал: — Джинсы, куртка, сапоги непромокаемые, нижнее белье, берет резиновый с мягкой подкладкой, способной избавить от травмы головы, если на нее упадет камень.
Одежду Мальчика-с-пальчик он складывал пинцетом в заплечный мешок.
— Оружие и приспособления! — воскликнул Снежный человек.
— Оружие и приспособления, — повторили деды морозы и снегурочки.
— Пояс спасательный, надувной, — сказал Снежный человек и передал поясок Севе. Пояс как раз надевался на указательный палец.
— Паутина с крючьями, чтобы подниматься и спускаться по стене. Липкие нашлепки на подошвы.
Особенно невзрачно выглядели веревки, то есть паутинки с крючьями. Сева знал, что целая бригада гномих трудилась над плетением паутины, а их мужья тем временем ковали крючки и оружие.
Вот дошла речь и до оружия.
— Меч заколдованный, титановый, — сказал Снежный человек. — Перерубает любое вражеское оружие.
С этим мечом Сева уже измучился. Его учил фехтовать крикливый и нервный гном Андерсон, который никак не мог понять, почему этот человечий детеныш не может сделать простой вещи — выбить шпагу у противника.
Они фехтовали на шпагах, сделанных для взрослых гномов, а в Подземном царстве Севе придется драться в одиночку.
— Я тебе завидую, — сказала королева Роксана, когда пришла поглазеть на то, как Сева учится обходиться под землей своими силами. — Хотела бы я туда попасть!
— А что вам мешает? — спросил Сева. — Поехали!
— Ты с ума сошел! — искренне возмутилась мраморная красавица. — На мне такая ответственность, что я на полчаса не могу покинуть мое хозяйство. Они тут все перепутают и передерутся.
— За вас двадцать дедов морозов останется, — сказал Сева. Он уже понял, что лучше бы помолчать, но разве можно остановить собственный язык?
— Мужчины! — с великолепным презрением произнесла Роксана. — Что могут сделать мужчины, когда женщины нет рядом?
— Мамочка, — сказала Кристина, которая как раз вошла в зал. — Можно, я пойду с Севой?
— Это еще зачем?
— Он будет мужчина, а я женщина, которая с ним рядом. И мы все сделаем как надо.
— Ты с ума сошла! — вдруг перепугалась Снежная королева. — С мальчиком вдвоем в мультипликаторе! Ты хочешь опозорить свою единственную мать!
— Прости, — рассмеялась Кристина, и смешинки из ее глаз рассыпались по залу. — Маме меня жалко.
— А меня не жалко, — ответил Сева.
— Попрошу без шуток! — рассердилась королева. — Разумеется, мне меньше жалко чужого мальчика, да еще не из благородного семейства, чем мою дочку.
— Я считаю, что мне лучше не ходить в подземелье, — подумал Сева вслух.
— Ты прав, — согласилась с ним Кристина. — Никакой благодарности ждать не приходится. Но ведь королевы — везде королевы.
— Не могу знать, — сказал Сева, — у меня не было ни одной знакомой королевы.
— Подожди, пока я стану королевой, — сказала Кристина.
Тут уж королева совсем разозлилась.
— А ну молчать, дети! — воскликнула она. — И не надейтесь, что я уступлю вам трон. Не видать вам его как своих ушей. А ты, Всеволод Савин, можешь отправляться к себе домой, к мамочке, но потом всю жизнь будешь жалеть о том, что не совершил великого открытия и не спас сказочное царство.
— Я пошутил, — сказал Сева. — Простите.
Он не чувствовал себя виноватым, но понимал, что спорить с королевами можно только до некоторого предела.
Но вернемся к последней проверке перед выходом.
— Еда у тебя сушеная, — сказал Снежный человек. — Сухари, мясные шарики и печенье. Правда, есть круг колбасы и пакет конфет. Много тебе не надо, потому что скоро ты вернешься.
— А если не вернусь…
— Поищешь там, — сказал Снежный человек. — Что-нибудь придумаешь. На месяц хватит.
Снежный человек продолжал пересчитывать свечи и фонари, которые Сева берет с собой, но сам Сева постепенно отвлекся. Ничего нового он не узнает. Он вдруг понял, что в первый раз в жизни уходит в поход, где не будет никого рядом. Только ты и немая, враждебная природа. Страшно? Конечно, страшно, но никому об этом не скажешь.
Идешь, как щенок в темном лесу, думал Сева. И этот мультипликатор — чистой воды фантастика! А фантастика и сказка штуки несовместимые, как говорил Боря Штерн. Кто такой Боря Штерн, вы не знаете и знать вам необязательно, хотя он был полковником гагаузской армии.
Сказки — это одна книга, в ней тебе все понятно, даже феи не смущают, даже хотелось бы подольше побыть в этом Снежном государстве. Может, потом удастся? Это не фантастика, а самое обыкновенное волшебство. Оно не нарушает законов мира, не меняет местами небо и землю, потому что оно не всесильно. Сказка есть сказка, и если ты решил не обращать на нее внимания, она отойдет в сторону, и жизнь станет простой, как трамвай.
Стали прощаться.
Королева Роксана заявила, что Снежное королевство несет всю ответственность перед мамой Всеволода Савина и потому все силы королевства будут брошены на обеспечение его безопасности, однако она убеждена, что силы тьмы не смогут взять верх… Тут она запуталась в словах, но сделала вид, что так и положено, и продолжала говорить еще минут десять. К тому времени уже никто не понимал, что она говорит, зато все знали, что она говорит правильно и значительно.
Искусанный комарами, распухший Ахаль-портной высовывал вперед ухо, чтобы выведать секретные сведения, выудить их из королевской речи, и ему все время казалось, что он вот-вот выхватит этот секрет, но когда он побежал к мужскому туалету, где во второй справа кабинке был запасной пункт связи с Фондом, оказалось, что сказать нечего, к тому же один из дедов морозов выследил его, спустил вместе с водой в унитаз, и лишь к вечеру тело портного выбросило потоком канализации из трубы довольно далеко от дворца.
Ахаль простудился, и его выгнали из главных портных, а свободное место заняла фея Маркизетта, милейшее существо, непревзойденная специалистка по макраме.
Кристина стала просить мать, чтобы ее пустили вместе с Севой хотя бы до того места, где он войдет в мультипликатор. Ведь сначала он будет спускаться внутрь Земли в своем собственном размере, и лишь когда дальше идти будет невозможно, он станет мальчиком-с-пальчик.
Кристине и этого не разрешили. От обиды у нее даже веснушки на щеках и на носу покраснели, и она убежала вся в слезах, что не свойственно принцессе, которой уже почти шестнадцать лет.
— Ничего, — крикнул ей вслед Сева, — мы с тобой скоро увидимся! Я обещаю!
Кристина остановилась в дверях и сквозь слезы ответила:
— При условии, что ты не утонешь в черном озере, не провалишься в горькую бездну, тебя не сожрут вулканические глисты или фосфорические крысы, не выпьют кровь у тебя вампиры тьмы и не завалит какая-нибудь лавина.
По толпе дедов морозов и придворных фей прокатилась волна ужаса.
— Как тебе не стыдно! — возмутилась Роксана. — Ты же можешь сглазить! Ты можешь погубить такого славного мальчика! Считай, что ты жестоко наказана.
Принцесса хлопнула дверью и так ткнула белого медведя кулаком в живот, что он уселся на пол и потерял каску.
А Снежный человек подхватил с пола мультипликатор и подтолкнул Севу к выходу.
Королева догнала их у двери, обернула к себе Савина за плечи и поцеловала его в лоб холодными, но обжигающими губами.
— Мы ждем тебя, — сказала она.
— Ждем! — отозвались придворные феи, снегурочки и деды морозы.
На обширную, устланную плитками площадку перед дворцом королевы Роксаны, таким скромным на вид и таким роскошным внутри, выехал похожий на этажерку самолет пилота Гарри Коллинза. Сам пилот издали махал Севе рукой, как старому приятелю. Черные очки закрывали половину лица, еще половину скрывали пушистые усы, а третья половина скрывалась за пилотским шлемом.
Севе было несколько неловко, что он опять полетит с мертвым пилотом, хотя ничего плохого о Гарри он сказать не мог.
Снежный человек большими шагами подошел к самолету.
Только тут Сева заметил, что начальник королевской охраны одет в парадную форму — к его волосатым плечам приколоты большие позолоченные эполеты, то есть погоны с висюльками.
Сначала он закинул в заднюю кабинку мультипликатор, и Сева задумался — что же он намерен делать дальше? Может, он забыл о Севе?
Но нет — Снежный человек схватился пальцами за край фюзеляжа и, как обезьяна, ловко вспрыгнул в кабину. Затем протянул лапы к Севе, подхватил его, одним движением втащил внутрь и посадил себе на колени.
От Снежного человека пахло псиной, и в животе его громко урчало.
Он протянул лапу вперед и постучал указательным пальцем по спине пилота.
Пилот обернулся, кивнул, и самолет побежал вперед по траве, выкатился на шоссе и по нему начал разбег.
И тут же в небе появилась птица Рокк.
Она совершала медленные круги над головами.
— Безопасность, — сказал Снежный человек. — Чем черт не шутит.
Они поднялись в небо.
День был облачный, ветреный, но Севе было тепло, он сидел на коленях Снежного человека, как в мохнатом кресле.
Дворец Снежной королевы быстро побежал вниз.
Вокруг расстилалась тундра со множеством небольших озер, между которыми встречались еловые перелески.
Вдруг Сева увидел, что к ним летит какой-то другой самолет.
Пилот поднял руку в перчатке с раструбами, и птица Рокк, которая внимательно следила за самолетом, тут же развернулась и в несколько взмахов гигантских крыльев, куда больших, чем крылья самолета, помчалась вдаль.
Тот, дальний, самолет почему-то не захотел встречаться с птицей и повернул прочь.
— Вери найс, — сказал Гарри Коллинз и расхохотался.
— Береженого бог бережет, — услышал Сева свой голос.
— Граница внизу! — сказал Снежный человек.
— Какая граница?
— Граница с Россией.
Они вошли в облака.
Затем спустились к самой земле и пошли между небольших холмов и над озерами.
— Русские пилоты не должны нас заметить, — сказал Снежный человек.
Так они летели еще полчаса.
Птица Рокк исчезла, наверное, повернула назад. Над просторами России этим птицам летать не велено.
Самолет летел довольно низко, и когда коровы, что паслись на небольших полянах, поднимали головы, удивляясь гостям из дружественной Финляндии, можно было на минутку заглянуть в их глупые глаза.
Раза два пролетали над деревнями: на берегу речки загорали под солнцем мальчишки, тракторист заглушил мотор и смотрел на самолет, приложив ладонь к глазам. Сева помахал ему.
— Не привлекай излишнего внимания, — сказал Снежный человек, и Сева чуть не расхохотался. Если уж кто-то привлекал внимание, так это Гарри в самолете, похожем на этажерку.
— Они, наверное, думают, что здесь кино снимают! — крикнул Сева Снежному человеку.
И тут впереди показались вышки и две египетские пирамиды.
Египетские пирамиды оказались терриконами — крутыми холмами, насыпанными из породы, которую выбрасывают наверх, когда добывают уголь, а вышки, похожие на Эйфелеву башню в Париже, и были шахтами — там умещались механизмы подъемников, на которых в шахту опускались рабочие.
Дальше к лесу были видны двухэтажные бараки, склады и различные строения, некоторые из них были просто облезлыми и старыми, а другие еще и полуразвалившимися. За лесом поднималась череда холмов.
Гарри выбрал ровную площадку за одной из шахт и ловко посадил самолет так, что он замер в тени.
Они вылезли из самолета.
— Здесь никого нет, — сказал Снежный человек. — Шахта закрыта.
— Уголь кончился! — раздался тонкий отрывистый голос. — Люди ушли.
Сева удивился — как этот гном успел к ним подойти.
— Попрошу не удивляться, — сказал гном. Он был высокий, Севе почти по пояс, вместо красного колпака, которыми так гордятся гномы, он надел желтую шахтерскую каску, борода была подстрижена, что совсем уж необычно для гнома, и одет он был вполне современно — в шахтерский костюм с высокими резиновыми сапогами.
Гном протянул всем по очереди руку и представился:
— Густав Шестидесятый, наследственный владетель Кольского племени, дальний родственник Снежной королевы. Рад вас видеть в моих краях. Все, что мы обещали сделать, выполнено.
— Молодец, — сказал Снежный человек, как будто он был начальником вождя.
— Здравствуйте, — сказал Сева.
А Гарри Коллинз, как всегда, предпочел промолчать. Раз он был неживым, то каждое слово стоило ему усилий.
— Так это ты будешь тем юным храбрецом, который в одиночку отправляется в смертельно опасное путешествие? — спросил гном Густав Шестидесятый, словно только сейчас догадался, что именно Сева, а не Снежный человек и не пилот Коллинз решил отправиться в путешествие. Пожалуй, приятно услышать о себе слова «юный храбрец».
— Ничего особенного, — сказал Сева, потому что застеснялся. — Мне это привычно.
— Вы не в первый раз опускаетесь к центру Земли? — удивился гном.
— Пустяки! — Сева смутился, потому что врать ему не хотелось, а получилось, что соврал. Но когда ты начинаешь врать, остановиться почти невозможно. — Для меня это дело обычное.
— Я потрясен, буквально потрясен, — сказал гном.
— Пойдем? — усмехнулся Снежный человек. — Время не ждет.
— Вот именно, — согласился Густав. — Только одно маленькое дело…
Он сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул.
И тут же из близкого ельника выскочило несколько елок.
И когда они подбежали ближе, Сева понял, что это гномы, каждый из которых несет елку или охапку еловых лап.
Они окружили самолет и принялись забрасывать его еловыми ветвями. Другие втыкали в землю елочки. Через три минуты даже вблизи самолет нельзя было различить.
— Гуд, — сказал Гарри Коллинз. — Экселлент.
Он достал из кармана курительную трубку и принялся набивать ее табаком.
Севу удивляло то, что неживой пилот курит. Когда он еще перед полетом спросил об этом Кристину, она ответила:
— Но ведь трубку, а не что-нибудь!
Гарри курил трубку.
Сева подошел к пилоту и попрощался с ним за руку.
— Он будет ждать, — сказал Снежный человек.
— Но я могу задержаться на несколько дней!
— В этом есть преимущество его состояния, — сказал Снежный человек.
И Сева не сразу понял, что Снежный человек имеет в виду, то есть что пилот мертв и ему все равно, сколько ждать.
Мертвый пилот подмигнул Севе.
И Сева пошел к шахте.
За ним Снежный человек нес мультипликатор. Замыкал шествие Густав Шестидесятый.
Когда они вошли в небольшую будку у подножия вышки, то обнаружилось, что там горят электрические лампочки.
— Как так? — удивился Сева. — Ведь шахта не работает!
— От сети отключить забыли, — ответил Густав. — У нас так бывает.
— И давно забыли? — спросил Сева.
— Семь лет назад, — ответил гном.
Густав нажал на кнопку, решетка лифта раздвинулась, и они вошли в него.
Густав нажал на самую нижнюю кнопку. А кнопок было больше десятка. Сева понимал, что, наверное, в шахте несколько уровней или туннелей. На них подъемник и останавливается.
Страшно скрипя, будто его неожиданно разбудили и он этим недоволен, лифт двинулся вниз.
Сева не хотел, но нечаянно спросил:
— А он не оборвется?
Гном Густав даже не улыбнулся. Он ответил:
— Система испытана. Мы опускали и поднимали тридцать гномов. И хоть бы что. Только один задохнулся. Но от тесноты…
— Вот и хорошо, — сказал Снежный человек. — Значит, двадцать девять.
Сева надеялся, что его спутники не заметили, как он оробел. Но если они и заметили, то вида не подали.
Подъемник опускался медленно, становилось все холоднее, и холод был не верхний, ветреный, а особенный, подвальный.
Порой в стене шахты оказывался черный провал — отсюда отходил туннель.
Вдали Сева увидел огонек.
— Там кто-то есть? — спросил он.
— Один из наших, — ответил гном Густав. — Иногда туда забираются гномы, ищут, не пропустили ли люди какую-нибудь жилу или самородок. Но пользы от этого немного.
— А иногда и вампир, — сказал Снежный человек.
Они замолчали.
И вот тогда Севе впервые стало на самом деле страшно.
Представь, что тебе надо идти к зубному врачу. Это неприятно и висит над тобой, как мешок с гвоздями. Но вокруг люди, ты сам занимаешься важными и неважными делами, до похода к зубному еще три дня… два дня, одна ночь… И вот ты входишь в поликлинику. И больше тебя ничего и никто не отделяет от зубоврачебного кресла. И некуда бежать…
Может, это неточное сравнение, но Сева и не думал о сравнениях. Он просто глядел, как уплывают наверх потеки воды на каменной стенке, как скрипят тросы и далеко наверху гудит мотор. А вокруг на тысячу верст только один огонек — то ли гном бродит со свечкой, то ли привидение. И вампиры существуют на самом деле, и это их мир, а не человеческий.
Сейчас подъемник уйдет наверх, и Сева останется один в кромешной тьме и в том самом ужасном одиночестве, когда на твой крик некому откликнуться и некому прийти к тебе на помощь. А если с тобой что-то случится, то никто об этом не узнает. И все обещания и слова королевы пустые. Что они скажут маме, когда она приедет в лагерь за своим сыном? А только скажут: «Ваш сын Савин Всеволод уехал в неизвестном направлении».
— Ах! — закричит мама. Она всегда кричит, когда ее вызывают в школу. — Немедленно верните мне сына, иначе я буду жаловаться!..
Хах-ха-ха — кому она будет жаловаться?
Подъемник с такой силой бухнулся о дно шахты, что Сева чуть не сел на грязный пол.
Снежный человек подхватил его.
— Держись, герой, — сказал он.
И Сева понял, что слово «герой» не всегда звучит как похвала.
На нижнем ярусе горел свет. Электрическая лампочка была забрана в металлическую сетку.
Густав вышел первым и быстро пошел по узким рельсам в глубь туннеля.
— Опробуй свой фонарь, — сказал Снежный человек.
И правильно сделал. Когда надо чем-то заниматься, тревожные мысли уползают из головы.
Сева достал фонарь. Фонарь зажигался просто — обычный фонарь, на батарейках.
— Ты его оставишь здесь, — сказал Снежный человек. — Спрячь его рядом с мультипликатором. Он тебе может понадобиться, когда будешь выбираться.
— Разве вы меня не будете встречать?
— Буду, если смогу.
— У нас есть враги, — продолжал Снежный человек. — А кто они, мы не знаем. Это плохо. Если врага не знаешь, считай, у тебя два врага.
— Они знают, где я?
— Не задавай глупых вопросов, — сказал Снежный человек. — Тебе нельзя задавать глупых вопросов. Ее величество говорит, что ты наш рыцарь. Кому нужен глупый рыцарь? Даже если ты погибнешь, лучше, чтобы о тебе осталась хорошая память.
— Ну вот еще! — рассердился Сева. — Мне будет плевать на память.
— Никому не плевать на память, — возразил Снежный человек. — Ты еще молодой человек и поэтому говоришь пустые слова. Я много лет боролся за свободу моего маленького снежного народа, мои близкие погибли, мои дети стали гурками в непальской армии, моя жена сегодня — председатель кооператива в Лхасе, я же сдался в плен людям и служил проводником в экспедициях альпинистов. Меня унижали банками сгущенного молока и свиной тушенки. И я убежал. Зимой я прошел пустыню Гоби, миновал Памир и Тянь-Шань, прошел по Уральскому хребту и оказался в Лапландии, среди своих!
Снежный человек вдруг разговорился, а Сева думал, что он больше одной фразы зараз выговорить не может.
Снежный человек говорил обиженным голосом, и Севе стало стыдно.
— Простите, — сказал он.
Сева не любит просить прощения, да и кто это любит? Но как-то неловко было обижать такого хорошего человека. К тому же он был последним живым человеком, который идет с ним в эту пропасть.
Гнома труднее считать человеком, может, из-за размера, а может, потому, что у гномов странная манера себя вести. Они бывают говорливы, когда надо помолчать, и замолкают, когда их голос так нужен. У них свои дела и свои проблемы. Гном может общаться с тобой, но дружить никогда не станет.
Сева подумал, что о гномах ему мало рассказывали, да и встречал он всего двух-трех, а вот в голове сидит уже немало сведений о них и даже понимания, что они за народ. В общем, чужой народ…
Все замолчали. Как молчат альпинисты, которые возвращаются вечером в лагерь после долгого и трудного восхождения. Одни мечтают о сне, другие о чашке горячего чая.
Штрек пошел вниз, рельсы оборвались.
Дальше стены разошлись и сгинули в темноте.
— Глубина триста шестьдесят метров, — сообщил гном Густав. — Здесь шахтеры вышли в обширную пещеру, в которой пласты угля оборвались. Шахту закрыли как невыгодную. Понятно?
Ну прямо как на уроке!
— Понятно, — ответил за Севу Снежный человек.
Здесь уже никакого света не было. Последняя электрическая лампочка осталась далеко позади. Они шли с двумя фонарями. Сильно, как прожектор, светил фонарь Снежного человека.
Пока они двигались по туннелю, по рельсам, света хватало — он ударялся в стены туннеля, и казалось, что они идут по коридору в темном здании.
Но теперь, когда стены разошлись и потолок пещеры исчез в вышине, темнота сдвинулась к ним со всех сторон.
— Где твои помощники? — спросил Снежный человек у гнома.
— Они не заставят себя ждать, — ответил Густав. — Мы, гномы, очень пунктуальны и всегда приходим на помощь, если нас просят.
— Или если это вам выгодно, — заметил Снежный человек.
— Или если нам выгодно, — не стал спорить начальник гномов. — Все так делают. Но должен заметить, мы всегда выполняем свои обязательства.
Гном хлопнул в ладоши. Этот звук далеко разлетелся в темноте, и Сева понял, что пещера очень велика.
И тут же, словно из-под камней, вышло несколько гномов.
Сева сначала удивился, но тут же подумал, что глупо представлять себе их по картинкам в книгах или по мультикам. Гномы были совсем не такими чистенькими, аккуратненькими, как в кино.
Перед ним стояло несколько карликов и карлиц в колпаках, грязных куртках или балахонах и тяжелых башмаках. В руках они держали молотки и кирки.
Они поклонились гостям и стали рассматривать Севу, как рок-певца.
— Наслышаны о Всеволоде? — спросил Снежный человек.
— Совсем не такой, — сказала гномиха. Она отличалась от своих соплеменников лишь тем, что у нее не было бороды да вместо серых штанов на ней был балахон до земли. — Хлипкий и мелкий для героя.
— Нам великан и не нужен, — сказал Снежный человек.
— Это мы понимаем, — согласилась гномиха. — Иначе не пролезешь.
«Смешно, — подумал Сева. — Но я не обижаюсь. Сама мне еле-еле до пояса достает, а меня считает маленьким».
— Все осмотрели? — спросил Густав.
— Никого и ничего подозрительного, — ответил один из гномов.
— Пещера готова?
— Готова.
— Тогда пошли.
Идти оказалось недалеко, путь лежал под уклон. У гномов были горняцкие лампы.
— Нас волнует, — сказал один из гномов, обращаясь к Снежному человеку, — что если вы будете туда своих друзей переселять, то они нам все Подземелье загадят.
— Там ваших нет, — сказал Снежный человек. — Там ваши и не бывали. А вы уже заранее переживаете. Неужели думаете, что мы будем чего-то делать, с вами не посоветовавшись?
— Может, и будете, — сказала гномиха. — Кто вас разберет?
«Сколько же это путешествие будет продолжаться?» — подумал Сева. Ведь весь этот путь ему придется обратно пройти. Сейчас еще легкая его часть. А куда труднее будет подниматься по узким щелям. Сева видел планы, нарисованные со слов гнома, который первым там прошел. И Севе объяснили, что паутина, на которой он будет подниматься, может растягиваться и сокращаться в зависимости от надобности и желания. И Севе некогда было как следует вдуматься… Наверное, если бы на его месте оказался опытный спасатель или путешественник, он, конечно, испытал бы все оборудование — ведь от этого столько зависит. Но Сева думал: «Совершу подвиг — и скорей назад…» Ну, может, не так просто, но в принципе так. А беда жителей сказочного мира в том, что они не умеют просчитывать свои дела и поступки наперед. Им, словно детям, кажется — все обойдется! Всем известно, что паутина рыжего крестовика может становиться короче и длиннее, значит, так и будет.
И только теперь, когда они уже целый час шли по гулкой и холодной пещере, Сева начал понимать, что его ждет. Но не повернешь же назад — с ним рядом лезут в эту проклятую тьму несколько разных существ, которых, с точки зрения обыкновенного человека, быть не может. А они существуют. Идут впереди и о чем-то негромко болтают грязные, в пыли и глине, гномы. Топает тяжелый и неповоротливый, покрытый шерстью Снежный человек. И всего-то на нем одежды — пышные генеральские эполеты на волосатых плечах. Физиономия у него — почти морда горилья, но, как ни странно, не очень злая и не самая зверская из физиономий. «Вернусь и скажу Лолите: «Слушай, я тут познакомился с одним Снежным человеком, ничего парень, общительный!» И как она начнет хохотать и визжать, каким презрением она его обольет. Надо будет с ним рядом сфотографироваться, тогда даже ей придется поверить.
Дорога круто пошла вниз, и еще через десять минут, пробравшись через завал, они оказались в небольшой пещере, посреди которой, как большая лужа или бассейн в детском саду, блестело маленькое озеро.
— Вот и пришли, — сказал Снежный человек.
Он говорил медленнее, чем обыкновенные люди, морщил низкий лоб, и казалось, что чего-то таит и недоговаривает.
Пещера была невелика, и поэтому в ней было светлее.
Снежный человек поставил чемодан на землю и раскрыл его.
Гномы, как по команде, кинулись к нему и стали заглядывать внутрь.
— Эй! — прикрикнул на них Снежный человек. — Еще сломаете чего-нибудь.
И тут Сева снова задумался: «А на каком языке они разговаривают? И на каком языке я с ними разговариваю?»
И понял, что не знает. Говорит он вроде по-русски, потому что, кроме русского, ничего еще не выучил. И все, что говорилось рядом, он понимал. Но ведь не могут подземные гномы говорить по-русски?
Сейчас было не время спрашивать об этом, но внутри Севы этот вопрос жил как нарыв — ты не можешь о нем не думать. И не можешь не спросить.
И, наверное, в глазах Снежного человека или даже Густава он выглядел наивным и неумным, когда спросил:
— А на каком языке мы разговариваем?
— На обыкновенном, — ответил Снежный человек. — Как все.
Он сам посветил фонариком внутрь мультипликатора.
— Вроде все в порядке.
Сева тоже посмотрел внутрь. Сейчас он ступит туда…
А может, пойдем обратно?
И сам уже понял — никуда не пойдем. Он не сможет попроситься обратно. Слишком далеко зашел. Есть точка, после которой путешественник уже не может вернуться. И ему остается только шагать вперед.
— Здесь останутся гномы, — говорил Снежный человек. — Они будут сменяться. Но всегда в пещере кто-то из них будет, чтобы стеречь мультипликатор. Правда, он не будет стоять на виду. Видишь нишу?
Снежный человек посветил фонариком внутрь небольшой впадины в стене. Как раз по размеру.
— Как только ты вернешься, — продолжал Снежный человек, — гномы по своей цепочке через несколько минут донесут до меня эту весть. И я поспешу тебя встретить. Но дальше, за этим озером, никто из нас не сможет тебе помочь. Ты уж сам как-нибудь справляйся.
— Разумеется, — сказал Сева, хотя больше всего ему хотелось вцепиться в Снежного человека и умолять его: «Дяденька, возьми меня с собой! Я сейчас от страха помру!»
Но ведь не закричишь! Ты ведь уже сидишь в зубоврачебном кресле!
Сева кивал и старался делать вид, что уже десять раз спускался в подземные бездны. Герой — такая у него профессия.
— Нам известно, — сказал Снежный человек, — что отсюда вниз, до самого Убежища, течет ручеек. По нему и спустился карлик-гном Юхан. А раз он спустился — тебе, мальчик-с-пальчик, будет достаточно просторно, ты раз в пять меньше его. Но главное, и пускай это будет для тебя сюрпризом, гномы сделали для тебя байдарку. Мы не говорили раньше — не знали, успеют ли они, смогут ли они.
— Мы сказали, значит, сделали, — сказал Густав.
— А мы им хорошо заплатили, — сказал Снежный человек. — Все наши запасы яблок и конфет им отдали.
— Это для наших детей, — сказал Густав. — А мы делали не для денег. Мы делали это для наших братьев. Мы добрые.
— Ладно, не будем спорить, — сказал Снежный человек. — Показывайте ваше творение.
Байдарочка лежала на боку, за камнем у озера.
Она была длиной в две пяди, сзади и спереди затянута тканью или резиной.
— Это рыбий пузырь, — сразу объяснил Густав.
На дне лежали палочки — весло и шест.
— На дне груз, — сказал Густав. — Если перевернешься на порогах, она сразу перевернется обратно. Мы ее с крысой испытывали.
— И что с крысой? — удивился Сева.
— Что с крысой? — спросил Густав у гномихи.
— Что с крысой? — строго крикнула гномиха.
— Что с крысой? — спросил худой гном с киркой на плече.
А потом все гномы сняли шапки, шлемы и колпаки. Опустили головы, и Сева понял: ее нет в живых.
— Пора, — сказал Снежный человек.
— Ну что ж, — откликнулся Сева. — А мою одежду можно тоже здесь спрятать?
— Разумеется.
— Тогда вы отвернитесь.
— Не стесняйся, мы же с тобой разные виды.
— В каком смысле?
— Но ведь тебе не так важно, одета или раздета горилла или белый медведь. Вот и нам неважно, как ты выглядишь.
Сева кивнул и сказал:
— И все-таки отвернитесь.
Тогда все отвернулись.
Сева быстро разделся. Одежду он сложил возле мультипликатора. Он знал, что мешочек, лежащий в углу чемодана, содержит его новую одежду и все нужные вещи, включая свечи, меч, нож и блокноты с карандашиками.
— Можно оборачиваться? — спросил Снежный человек.
— Погоди.
От того, что Сева спешил, ему было легче — некогда бояться.
Сева ступил в чемодан, присел в нем на корточки и увидел ряд махоньких огоньков. Мультипликатор был включен.
— Поехали, — сказал он, как когда-то сказал Юрий Гагарин, который был первым человеком, полетевшим в космос.
И тут у него перехватило в горле, и стены чемодана ринулись вверх.
Сева потерял равновесие и уселся посреди чемодана. Он больно ударился, и у него закружилась голова.
Но тут же головокружение прошло.
Сева поднялся. Края чемодана были выше его. Даже подпрыгнув, он не смог до них достать. Он вынул новую одежду из мешка и оделся.
— Эй! — крикнул он. — Я готов.
Головища Снежного человека — зрелище не для нервных, особенно когда его подсвечивает фонарь, — показалась над краем мультипликатора.
— Все в порядке? — проревела голова.
— Потише, не забывайся! — крикнул в ответ Сева.
Снежный человек расхохотался — видно, карлик показался ему забавным.
Но когда Сева вылез по лесенке из чемодана и спустил веревочную лестницу, расхохотались гномы. Они стали тянуть к нему пальцы, каждый как полено.
— Поосторожнее! — закричал Сева.
— И в самом деле — поосторожнее! — поддержал его Снежный человек.
Сева осмотрелся.
Гномы, хоть и отступили, стояли близко, кружком, и улыбались.
Нет, они не самые умные существа на Земле, подумал Сева.
Сева подошел к байдарке.
Все же они молодцы! Мастера!
В лодочке было устроено сиденье… Нет, лодочкой ее назвать было нельзя — нормальная байдарка для мальчика-с-пальчик.
Сева положил в лодку мешок со своим добром.
Потом взялся за нос, чтобы потянуть к озеру.
Он понял, что хочет поскорее убраться отсюда — неприятно, когда на тебя глазеют, как на куклу Барби мужского рода.
— До встречи, чудища и закорюки, — сказал он.
Никто не понял, что это просто шутка.
И тут случилось неприятное событие.
Кто-то подхватил Севу с двух сторон за талию и поднял в воздух. Потом посадил в байдарку.
Затем вместе с байдаркой перенес к озеру и опустил на воду.
Ну, конечно же, это наш сообразительный Снежный человек!
Он хотел сделать получше.
Сева готов был его убить.
Но сдержался и слова не сказал.
Он схватил со дна весло и остановил лодку, которая крутилась посреди озера. Озеро только что было маленьким, почти лужей, а теперь казалось вполне обширным водоемом.
Фонари Снежного человека и гномов разгоняли темноту над озером.
Медленное течение повлекло байдарку к его дальнему краю.
Сева был рад, что гномы сделали именно байдарку. Отец у Севы — бывший заядлый турист, и иногда на майские праздники или в летний день он брал Севу в поход, куда они собирались с институтскими друзьями. Так что Сева вполне прилично умел управляться веслом о двух лопастях.
Байдарка вильнула, но смирилась и пошла вперед.
— Давай! Молодец! Чемпион! — Голос Снежного человека, как гром, заполнил пещеру.
Сева не стал больше оборачиваться.
Он установил обтянутый сеткой фонарь на носу байдарки.
Течение, которое влекло воду по озеру, хоть и было незаметным снаружи, подхватило байдарку и понесло прочь от гномов и Снежного человека, оставшихся на берегу.
Впереди была видна узкая треугольная щель, в которую и вливалась вода озера. На каменной стене возле щели был косо нарисован мелом крест.
Сева знал, что такие кресты рисовал вдоль своего пути гном Юхан.
— Мы на правильном пути! — громко сказал он, чтобы не бояться.
Голос отразился от стен и потолка, по пещере покатилось эхо, и издали донесся голос Снежного человека:
— У тебя все в порядке?
— Все в порядке!
— Лодка не течет?
— Не течет!
И в этот момент течение усилилось, и ручей увлек байдарку в черную щель.
Пришлось быстро привыкать к тому, что ручей был узким и порой быстрым, он то несся вниз по порогам, то почти замирал и разливался озерцом или лужей. Он несся по камням, а потом падал водопадом, а иногда замирал над глубокой ямой или омутом.
Причем к берегу далеко не всегда можно было причалить — стенки порой почти смыкались и были мокрыми от водяных брызг, а порой исчезали в темноте. Утешением были лишь белые кресты на стенах. К счастью, гном Юхан не ленился их ставить и не жалел мела. Хотя, честно говоря, польза от них была лишь моральная — приятно думать, что до тебя уже кто-то здесь был и остался жив. А выбирать путь не приходилось — ручей тащил байдарку, не спрашивая ни о чем ее пассажира.
Любопытно, а как же путешествовал Юхан? Ведь не вплавь же!
Сева не выпускал весла. Без помощи весла, которым можно было рулить, лодка неслась, как щепка в ручейке у тротуара, — крутилась, стукалась носом о берег, замирала, норовила перевернуться…
К тому же когда рулишь, то занят. А когда занят, то быстрее проходит время.
Ручей довольно круто стремился вниз. О его течении и будущих намерениях можно было догадываться по шуму впереди. Сева быстро догадался, что означают перемены в этом шуме. Если тебя ждет очередное озеро или разлив, то звуки почти исчезают, если слышишь журчание, значит, ручей потечет быстрее, вскоре жди перекатов, может, даже водопада, о котором тоже можно узнать заранее — у воды, которая падает с высоты и ударяется о дно, особый ревущий звук.
Сева долго плыл без приключений, и вдруг ручей ударился в завал.
Такого Сева не ждал — с чего бы под землей оказаться завалам? Ладно бы еще обвалились камни, но впереди виднелись сучья, словно когда-то здесь росло дерево, свалилось и вода содрала с него кору.
Когда байдарка уперлась в сучья, Сева стал искать проход и тут догадался, что это не дерево, которому попасть в щель невозможно, а кости. Гигантские кости животного, которое каким-то образом забралось в щель и застряло здесь навсегда.
А потом, перетаскивая через кости лодку, Сева сообразил, что видит перед собой кости дракона или динозавра — кто их разберет!
А вот и морда!
В десять раз больше Севы!
Вот был гигант!
Подумав так, Сева осекся и даже засмеялся. Ведь он-то теперь малыш! Любая ящерица рядом с ним великанша. И голова у дракона не так велика, меньше метра. Нет, все равно солидный зверь. Может, он прятался здесь от перемены климата…
Все стихло. Лишь чуть-чуть урчит вода, омывая камни и передвигая песчинки.
Байдарка выплыла на широкую гладь большого озера. Ручей вливался в него медленно и чинно, как настоящая река.
Светлячки на потолке изображали звездное небо. Некоторые из них бросались с высокого потолка и падали вниз, к воде, как звездочки, но перед тем как коснуться воды, вдруг замирали в воздухе и по крутой дуге уносились вверх, словно нарочно, чтобы порадовать Севу.
Сева даже переставил фонарь на дно байдарки, под кожаный полог, чтобы он не мешал любоваться этим зрелищем.
И как бы в благодарность за это сразу два светлячка направились к Севе и уселись на борт байдарки.
Сева наклонился к ним и присмотрелся.
Он думал увидеть жучков или кузнечиков, где-то он читал или слышал, что светлячки похожи на сверчков, но это оказались маленькие феи, девчурки с ноготок, с прозрачными мотыльковыми крыльями. Светились их тела, а крылья лишь отражали и усиливали этот свет. Феи танцевали, прыгали на борту байдарки, они понимали, что Севе нравится на них смотреть, и давали ему собой полюбоваться.
Заглядевшись на светлячков, Сева упустил тот момент, когда из воды вылезла морда белого полупрозрачного хамелеона. Он высунул язык, закрученный в пружину, который разворачивался, когда рядом оказывалась фея-светлячок, и ударял по ней. Оглушенная жертва приклеивалась к языку и в мгновение ока исчезала во рту ящерицы.
Раз-два…
И нет маленьких фей!
В ужасе погасли огоньки на потолке пещеры.
А ручеек снова подхватил байдарку и потащил ее дальше, к черным глубинам Земли.
Севе было жалко фей, хотя он понимал, что такую сцену мог увидеть и на поверхности. Пускай это будут не феи, а бабочки.
Но все равно грустно.
Севу убаюкало безопасное и ровное путешествие, и он забыл о том, в каком жестоком и темном мире оказался.
А ведь Снежная королева предупреждала его — будь настороже! Рядом нет никого, кто бы тебя защитил.
Озеро осталось позади.
Сева поставил фонарь на нос байдарки.
Спереди донесся шум. Куда как более громкий, чем был раньше.
Значит, там пороги.
«Чудесненько, а то мы застоялись», — сказал себе Сева.
— Мы готовы к боям! — произнес он вслух.
Что делать?
Надо думать.
Шум становился все громче. Даже странно, какой шум мог издавать довольно небольшой ручей.
Когда он стал громче человеческого голоса, Сева стал думать, что надо бы остановиться, выбраться на берег…
Но, как назло, стены расщелины сошлись близко, и некуда было пристать.
Ага, вот уступ!
Сева отчаянно принялся грести, и байдарка уткнулась носом в каменную ступень.
Сева сосредоточился, он понимал, что это не лагерные игры — от его прыжка зависит его жизнь.
Он схватил конец троса, привязанного к носу байдарки, и выпрыгнул на берег. Байдарку сразу потащило дальше, но Сева крепко ее держал и вытянул на камни.
К счастью, байдарка была легкая, и это ему удалось без труда.
Все.
Теперь можно отправляться в разведку.
Сева оставил в байдарке фонарь, а с собой взял второй, маленький фонарик.
Он удобно прикреплялся на ремешке ко лбу, чтобы руки были свободными.
Сева осторожно двинулся вперед.
Уступ, по которому он шел, был не широк, меньше метра, и кое-где завален камнями, то ли упавшими сверху, то ли принесенными ручьем.
Шум впереди доносился все громче.
Еще несколько шагов, и вот обрыв.
Сева отодвинул в сторону какие-то липкие веревки, чтобы приглядеться.
Он наклонил голову, но луч не достал до воды.
Вода падала вниз, шумела, но какой высоты водопад, Сева не смог понять, потому что веревка, за которую он держался, дернулась и потащила за собой его руку.
Сева отпустил веревку, но не тут-то было.
Ладонь приклеилась к веревке.
Сева схватил веревку другой рукой, чтобы оторвать правую руку, но и левая приклеилась.
Что за веревки? Откуда они?
Но когда он повернул луч фонаря в ту сторону, луч уперся в два огромных круга.
Сева не сразу сообразил, что за блестящие круги прикреплены к стене.
Он дернул головой.
Луч фонарика тоже дернулся и осветил густую шерсть вокруг кругов…
Это же глаза!
И острые когти — каждый коготь чуть ли не с Севу размером, — покрытые белесой шерстью, шевельнулись и потянулись к Севе.
Да он же попал в паутину!
Как в страшном ночном кошмаре!.. Но ведь так не бывает! Так быть не может, мне это снится!
В голове крутились бесполезные слова, он сам себя старался успокоить, но этим только помогал пауку — добыча ждет вас, ваше благородие!
Но руки продолжали отбиваться, правда, все более прилипая к паутине.
Паук гипнотизировал жертву и не спешил. Видно, он привык нападать наверняка и понимал своим примитивным умишком, а то и просто инстинктом, что жертве некуда деться…
«Нож! Он на поясе.
Теперь надо делать так.
Тянуть левую руку к правой. Правую к левой. Как можно ближе… И не смотреть на паука. Пускай он подбирается. Если я буду смотреть, то умру от страха…
Еще немного…
Паутина поддается. Она эластичная. Разорвать ее нельзя, но потянуть в сторону можно».
Все эти мысли и рассуждения можно вспомнить потом, когда все кончится и ты лежишь без сна и снова и снова прокручиваешь в голове страшное приключение, но оно уже не кажется таким страшным по простой причине — оно благополучно завершилось. Во время боя ты, конечно, размышляешь, но сам этого не замечаешь. Ты как опытный шофер: тебе грозит авария, и ты правильно нажимаешь на педали или переводишь ручку скоростей. Но при этом не думаешь, как надо это сделать. Потому что если начнешь думать, то обязательно опоздаешь спастись.
Паутина оттянулась, поддалась, и пальцы рук встретились.
Еще…
Еще чуть-чуть…
Он потянул на себя правую руку и в то же время левой рукой стал отрывать паутину от пальцев правой руки.
Сева оказался прав.
Если бороться с паутиной в одной точке, ее можно одолеть. Мухи попадаются и гибнут, потому что стараются побороть сразу всю паутину. А паутина, если так можно сказать, — целая рота бойцов, ее в одиночку герою не одолеть. Оторвешь одну нитку — остальные схватят тебя еще крепче.
Поэтому пауки и не спешат, они ждут, пока жертва сама себя закутает в кокон и движения ее ослабнут.
Это и спасло Севу.
Он продолжал бороться и все время дергал за нитки.
А паук ждал. Куда крошке деться…
Наконец рука была свободна.
В фантастических фильмах герой выхватывал бластер и палил из него в чудовище, пока оно, обугленное, не падало к его ногам.
Здесь с бластером ничего не получится. Потому что его нет. В сказочном мире бластеров, а также минометов и гранат не изобрели. А меч остался в байдарке.
Зато свободной рукой можно вытащить из-за пояса кинжал.
Сева осторожно поднес его к паутине и постарался освободить левую руку, не привлекая внимания паука.
Это было его ошибкой.
Паук-то решил, что жертва сдалась и пора высасывать ее кровь.
Он метнулся вперед.
Сева полоснул по паутине.
К счастью, попал по нити, а не по собственной руке.
Паутина, отрезанная от добычи, как сеть гладиатора, спружинила и ударила по самому пауку, чего тот, конечно, не ожидал. Не было у него опыта по борьбе с собственной паутиной.
И вместо того чтобы преследовать Севу, паук стал биться в паутине, с каждой секундой закутываясь в нее все сильнее.
Но Севе от этой паучьей неудачи легче не стало.
Потому что паук бился как раз между Севой и той стороной уступа, по которому Севе надо добраться до водопада.
Если бы было светло, он бы смог высмотреть проход в паутине, но света фонарика не хватало на то, чтобы разобраться, есть ли проход в блестящих нитях.
Сева стоял в нерешительности.
Так прошла, может быть, минута — вряд ли намного больше. Сева переминался с ноги на ногу и слабел с каждой секундой.
Так всегда бывает после пережитого страха — коленки слабеют, и появляется одышка, как у старичка.
И тут кто-то осторожно и даже вежливо тронул его за плечо, будто попросил: подвиньтесь, пожалуйста, дайте пройти.
— Пожалуйста, — ответил Сева и шагнул к самому краю уступа.
И понял, что уступает дорогу второму пауку, покрупнее первого, который направляется на помощь своему мужу или брату. А Севу он не сожрал только по недоразумению. Пауки настолько привыкли получать свой обед готовеньким, просто вынимая его из паутины, что свободно гуляющие человечки их интересуют куда меньше.
Но Сева об этом не думал.
Его тело действовало независимо от его мозга.
Мозг сказал: «Ах!» Мозг сказал сам себе: «Прощай, любимый!»
Но ноги оттолкнулись от края уступа, и тело понеслось по дуге к воде, которая сначала обожгла Севу невероятным пещерным холодом, а затем подхватила и потащила вперед, кружа, переворачивая и стараясь перед смертью свести с ума.
Сева не считал секунд и часов, пока его несло вниз по течению, но понимал — еще минута, а может, и меньше, и намокшая одежда утянет его под воду.
Он отчаянно колотил руками и ногами — нормально в таких условиях человек плыть не в состоянии.
Сева бился в нескольких метрах, а может, и сантиметрах от берега, который поднимался крутым обрывом, но не доплыл, потому что его бросило о камни.
Камни барьером преграждали путь ручью.
Сева сперва ничего не понимал и ничего не соображал, даже ничего не видел. Ему неясно было, шумит ли ручей или это шумит в ушах.
Но постепенно чувства и мысли вернулись к нему.
Он опустил голову… или она сама опустилась, и увидел камни.
Фонарик был цел! Это же счастье!
Он покрутил головой и понял, что гряда камней, остановившая его, немного выдается над водой, но ручей перед ней расходится в пруд и льется между камней.
Сева осторожно направил луч фонарика вниз, за каменную преграду.
Но оттуда доносился только гул.
Он складывался из шума множества водопадов. Потому что ручей, пробиваясь через запруду, превращался в десяток быстрых потоков, и каждый из них находил себе путь по крутому каменному склону.
Где водопадами, где стремительной струей, где каскадом по каменным ступеням эти потоки исчезали в темноте, и лишь на последнем издыхании свет фонарика достиг белой пены и черной воды — озеро лежало глубоко внизу.
Сева подобрал ноги, которые ужасно замерзли в ледяной воде.
Снаружи было чуть теплее, но тоже холодно.
Он понял, что надо возвращаться.
Но как? Байдарка осталась куда выше по течению, уступом не пройдешь, против течения не выгребешь, но даже если и выгребешь, то умрешь от холода.
Сева посмотрел наверх.
Там возились черные тела — второй паук, видно, решил не помогать собрату, а им поужинать.
Время шло, а Сева все сидел на камнях над обрывом.
Он ничего не мог придумать.
Он только понимал, в какую глупую историю угодил.
Когда он согласился идти в Подземелье и искать Убежище, то думал, что это будет интересное приключение. Может, и опасное. Но, честно говоря, он не догадывался, какими могут быть опасности. В мозгу проносились какие-то рыцари с мечами или рычали трусливые драконы.
И Сева надеялся на то, что Снежная королева, бабушка или Кристина — те, кто затянул его в приключение, — лучше представляют себе, что ему грозит.
Откуда Севе знать, что сказочные существа не умеют толком смотреть в будущее и рассчитывать свои шаги, что они куда больше похожи на детей, чем обыкновенный подросток Сева. Сева не мог представить, что когда приключение начнется на самом деле, он станет самым взрослым и разумным его участником.
Каково ему было бы узнать, что в те минуты, когда он дрожит — у него зуб на зуб не попадает — на черных камнях над темной пропастью и не знает, как ему выбраться из этой дыры, Снежная королева устраивает большой поход против ее заклятых врагов — лесных грибов. И весь дворец занят приготовлениями к походу.
Лишь Снежный человек, который все-таки не сказочное, а просто вымершее существо, и принцесса Кристина, у которой отец был полярником, помнят о Севе. Впрочем, помнят-то они помнят и даже переживают, каково ему там, но на помощь ему не спешат, так как верят: все обойдется!
Сказочный мир живет по закону:
ВСЕ ОБОЙДЕТСЯ!
Из-за этого гибнет много народу. А они могли бы и не погибнуть, если бы жители этого мира были пессимистами. Разумными пессимистами.
— И что мы будем делать? — спросил сам себя Сева. — Будем замерзать, как несчастный сиротка?
Фига с два!
Нужно все делать последовательно.
Сначала мы выжмем одежду.
Сева начал стаскивать с себя одежду — куртку, джинсы, майку, трусы, отлично сшитые феями.
Он положил их рядом с собой на камни. Затем по очереди брал вещи и изо всех сил выжимал их. Последними он выжал джинсы. Выжав вещь, он натягивал ее на себя, и ему казалось, что стало чуть теплее. Но все же холод не отпускал.
Тогда Сева решил немного заняться зарядкой. Скажем, станцевать.
Он подпрыгивал, стараясь не поскользнуться и не сорваться с камней, и уже почти согрелся, как увидел знакомый коготь…
— Ну, тебя еще не хватало! Как ты сюда забрался?
Эти слова осмелевшего Севы относились ко второму пауку, который, видно, славно закусил своим братом и теперь отправился за новой добычей.
Паук отвел коготь назад, чтобы с размаху вонзить его в Севу, и Сева, конечно же, отпрыгнул от него.
На мгновение он забыл, что за спиной обрыв.
Ровно на одно мгновение.
Он успел увидеть изумление в круглых тарелках паучьих глаз — ну куда снова делся этот вкусный двуногий завтрак?
В следующее мгновение Севу по спине стукнул камень, затем его перевернуло, ударило о каменную стенку, окунуло в ледяную воду… А что было дальше, Сева, к счастью, не запомнил.
Последняя мысль Севы была такая: «И зачем я только одежду выжимал?»
Раньше Севе никогда не приходилось терять сознания.
Везло.
И он не знал, что терять сознание — все равно что заснуть. Ты никогда не заметишь того мгновения, когда заснул, зато всегда почувствуешь, когда проснулся. И понятно: когда ты проснулся — дальше ты уже живой и мыслишь, а когда заснул — ты отключился и тебя нет на этом свете. Это как короткая смерть…
Севе было больно.
В ушах переливается изящная музыка, а может, это просто звенит в ушах?
Потом понимаешь, что вокруг темно.
Потом слышишь, как близко льется вода.
Потом догадываешься, что ты избит и искалечен, что у тебя не осталось ни одной несломанной кости.
Но надо двинуться, потому что вот-вот паучище доберется до тебя.
Сева стал подниматься.
Не потому, что он герой, а потому, что было так холодно и мокро, так страшно ждать, когда приблизится паук. Сева попытался подняться и вскрикнул от боли.
«Сейчас я упаду и умру!»
Даже голова закружилась.
Светло… почему светло?
Да потому, что Сева стоит, уткнувшись носом в каменную стену, и фонарик, который так и не разбился после всех приключений, светит в стену.
Но как все болит!
Если что-то и осталось непереломанное, то все тело было разбито.
Сева снова решил немного посидеть и подумать. Он сделал шаг к большому округлому камню, но нога не послушалась, подкосилась, и он сел на плоскую каменную плиту. Зажмурился от боли и довольно долго — правда, неизвестно сколько — сидел с зажмуренными глазами и терпел, пока боль немного утихнет.
Потом снова открыл глаза.
Шумела вода.
Звучала музыка, а может, так гудело в мозгу.
Боль и на самом деле чуть утихла, зато навалилась усталость. Наверное, он никогда еще так не уставал. Даже холод не так страшен. Вот сейчас заставить бы себя снова выжать одежду… нет, и не мечтай! Будет так больно, что не выдержишь.
А что делать?
Сева сидел на каменной плите, которая полого уходила в воду озера.
Озеро было невелико, в него несколькими струями и водопадиками спускался, срывался, падал, несся ледяной ручей, разбившись на несколько потоков и струй.
И высота этого порога была как высота пятиэтажного дома.
Видно, Севе никогда не увидеть байдарки, в которой осталось все — еда, теплая сухая одежда, меч и большой фонарь. Все.
И виноват он сам — как можно было доверяться сказочным куклам!
Севе хотелось плакать, но он не заплакал, потому что люди чаще всего плачут, когда кто-то может их слезы увидеть. А ему перед кем плакать, кого просить о сочувствии?
Сева сжался в комочек, подтянул колени к груди, постарался залезть в углубление у подножия стены — теплее не стало, но наступила тупость.
Знаете, как бывает, — тебя вызвали к доске или ты открыл безнадежный билет на экзамене, ты стоишь перед столом экзаменаторов и знаешь — они ждут, что ты скажешь умного, а ты ничего не можешь сказать, у тебя в голове абсолютная пустота. Как в космосе.
Ты начинаешь думать о разных других вещах, не относящихся к экзамену.
…И тут Сева проснулся.
Оказывается, человек может заснуть на невероятной глубине, в темноте и холоде, в промокшей рубашке и джинсах, в полной безнадежности.
А проснулся Сева от того, что был он не один.
Ему бы в самый раз умереть от страха.
Оказывается, бывают штуки пострашнее гигантских пауков.
А тебе уже некуда бежать.
По бережку, спиной к воде, сидели в ряд шесть белых саламандр.
Как головастики, но с кружевными жабо вокруг шей, розовыми бессмысленными слепыми глазами, ростом вдвое больше Севы. Никаких попыток подойти к нему поближе саламандры не делали. Сидели, смотрели на него. Вроде бы не удивлялись.
Каким-то образом они почувствовали, что он смотрит на них, и вытащили разные предметы. У одной была трубочка, у второй набор палочек, у третьей нечто вроде треугольника на веревке.
А Сева понял, что больше не боится этих саламандр.
Они явно не желают ему зла.
Но что им нужно?
Они объяснили ему.
Старшая из саламандр заговорила, но не словами, а понятиями. И смысл ее речи без слов был такой:
— Спасибо, пришелец, что пришел к нам. Жизнь наша однообразна и тосклива. Если бы не наша страсть к музыке, мы бы вымерли, как лемуры. Дозволь нам сыграть для тебя нашу новую композицию «Звонкий удар сталактита».
— Валяйте, — сказал Сева, которого снова начала колотить дрожь.
Музыка была приятная, нормальная музыка, только без слов. Он слушал минут пять, но потом больше слушать не смог — из-за холода. А ведь не вскочишь, не согреешься.
Тебе играют музыку, стараются подземные саламандры, и так скучно… Но и терпеть больше не оставалось сил.
Сева покачивался от холода, сжимал коленки пальцами…
И внутри его раздался вопрос саламандры:
— Тебе плохо, наш уважаемый слушатель? Тебе неприятна наша музыкальная композиция?
— Клянусь, композиция ни при чем! — закричал Сева. — Но я умираю от холода. Одежда моя в байдарке, байдарка из-за этих чертовых пауков осталась вон там, наверху, далеко… мне не до музыки!
Видно, из слов Севы саламандры услышали даже больше, чем он хотел сказать.
Шлеп, шлеп-шлеп — раздался плеск…
И саламандры исчезли, оскорбленные Севой. И оставили его в безнадежности, в одиночестве, но теперь хоть можно было попрыгать.
В конце концов, сказал он себе, пойду дальше вниз по течению ручья, пока не помру или не найду какое-нибудь убежище. Не все же в мире хотят меня сожрать? Этих саламандр я сам обидел… Они не виноваты…
И тут он снова услышал приближение музыки.
Оркестр саламандр грохотал и веселился, будто их было не десяток, а две сотни.
Сева направил луч фонаря к водопадам. Его глаза уже так привыкли к темноте, что он смог увидеть, как по крутому склону, в брызгах и пене к нему несется байдарка, поднятая на лапах саламандр.
Вжжжик! — как гоночный болид Шумахера, байдарка затормозила у самого берега, и голос саламандры произнес:
— Переодевайтесь, пожалуйста.
— Спасибо вам, большое спасибо!
— Переодевайтесь, мы подождем, у нас так редко бывают гости. Переоденьтесь в сухое, приготовьте себе пищу, и, если вы зажжете костер, мы возражать не будем, зато будем исполнять для вас нашу скромную музыку. Потом вы можете поспать, сколько вам угодно, а когда проснетесь, мы намерены дать вам настоящий концерт.
И Севе ничего не оставалось, как подчиниться. Что он и сделал, не сдержав веселой улыбки.
Георгий Георгиевич и не подозревал, что у следователей могут быть какие-то подозрения по поводу его участия в похищении Аглаи Тихоновны. Конечно, он испытывал беспокойство, что операция по вызволению жены провалилась, он всем об этом говорил, а все его утешали и отвечали, что его жена непременно найдется, жены всегда находятся. Погуляют, погуляют и найдутся…
Георгий Георгиевич совещался со своими ближайшими помощниками и помощницами.
Может показаться, что Полотенц слишком часто совещается и советуется. Это не совсем так. На самом деле все решения он принимал в абсолютном одиночестве, но при этом любил показать соратникам, что их мнение играет роль в его решениях. Это было педагогично. Пускай думают, что они для него что-то значат.
В этом была его сила и в то же время слабость. Потому что был человек, который отлично разбирался в его характере и пользовался его особенностями.
И это была прекрасная Элина Виленовна.
Она пришла к нему работать восемь месяцев назад простой уборщицей.
Она приехала из города Бредуны Муходранского района.
Уборщица с такой географией не имеет никаких шансов стать правой рукой президента Фонда. С ее данными лучше заняться стриптизом. Но Элина Виленовна стриптизом или модельным бизнесом не интересовалась. Она даже деньгами интересовалась умеренно. Ее интересовала власть.
Будет власть — будет все остальное. И даже Сережа Птичкин, ради которого она травилась, правда, не до смерти, в девятом классе и которого потеряла, так как Серафима Скудная обладала трехкомнатной квартирой, приусадебным участком, автомобилем «девятка» и папой в горсовете.
И тогда Элина покинула свой городишко.
И сказала себе и своим ближайшим подругам Глаше и Стеше, что она возвратится сюда, только когда станет посильней, чем мадам Тэтчер. Она вернется только для того, чтобы посмотреть, как Сережа Птичкин, низкий предатель, забывший все слова, которыми они обменивались под кустом сирени в городском саду на берегу Вертушки, будет ползать у ее ног и просить о возврате милостей. А она ему скажет: «Поздно!» Вот это слово «поздно» и было одной из двух причин ее жизни в городе. А второй причиной, как уже говорилось, был ее страх перед бедностью. Ведь она прожила в бедности первые двадцать лет своей жизни.
Это не должно повториться!
Уборщица из Бредунов не должна стать вице-президентом Фонда.
Даже если ее отдать в руки лучших стилистов и имиджмейкеров столицы.
При условии, что за первые четыре месяца никто ее к стилистам не водил.
Эти месяцы она посвятила укреплению дружбы сначала с вахтером Ахмет Ахметовичем, а затем с охранником Костей.
И отлично подметала контору.
Как только она накопила денег (как из скромной зарплаты, так и из карманов своих первых друзей), она купила духи, кремы с хорошим запахом и краску для волос.
Когда-нибудь я расскажу, что было дальше, но сейчас не буду отвлекать вас от основного рассказа. Главное, что Элина Виленовна к моменту действия повести скромно ездила на «девятке», снимала скромную трехкомнатную квартиру и намеревалась завладеть президентом. И ей это может удаться.
Кстати, об этом известно и сыщикам Борису и Глебу Хватам, и потому они склонны подозревать Элину Виленовну в том, что она состоит в заговоре с целью похитить и убить несчастную Аглаю Тихоновну.
В начале совещания Георгий Георгиевич выслушал сочувствия и соболезнования соратников, а потом перешел к делу.
— Можно ли нас поздравить? — спросил он Василия Коха, директора фабрики детских игрушек.
Василий Фридрихович, подтянутый, усатый, бородатый, расчесанный на прямой пробор мужчина старше средних лет. тут же поднялся и доложил:
— Вы совершенно правы, шеф! Мы интенсивно ведем проходку большой трубы к полости.
— Как идет работа?
— Мы сталкиваемся с некоторыми трудностями, но в целом намечается прогресс. Готовим пробный сброс мертвой воды.
— Когда достигнете полости?
— Встречаются тяжелые породы. Шесть буров уже сломались.
— Переходите на суперлазер!
— Это слишком дорого, экселленц! — воскликнул Кох.
— Фонд оплатит, — ответил Полотенц. — Мы ведем переговоры с миллиардером Гейтсом, он хочет срочно омолодить свою любимую матушку.
— Вас понял, — сказал Кох.
Мелодии оркестра саламандр долго преследовали Севу.
И неудивительно — всем оркестром саламандры плыли следом за ним, и время от времени по пояс из воды выскакивал музыкант и беззвучно спрашивал:
— Хороша ли наша музыка?
— Хороша! — искренне откликался Сева, трудно было найти более благодарного человека. Саламандры притащили байдарку, охраняли его сон и ничего не потребовали взамен — только послушай наш оркестр.
А оркестр оказался недурным — такой и на земле нечасто встречается. Сева немного возгордился, потому что его провозгласили профессором подземной музыки и пригласили жить в Саламандровой впадине, сколько он пожелает, даже сказали, что если он уже взрослый, то ему подыщут самую красивую саламандроску в невесты. Сева скромно отказался. Он объяснил новым друзьям, что предпочел бы жить на солнечном свете, а слепой красавице там не понравится.
Но звание профессора, совершенно незаслуженное, он принял.
Часа через два Севе пришлось попрощаться с саламандрами, потому что доплыл до границы их царства. Ручей в том месте пробивался сквозь каменные завалы, и Севе пришлось потратить много времени, пока он смог перетащить волоком байдарку на чистую воду.
Шел второй день путешествия, и он клонился к концу.
А раз Сева все время вместе с ручьем опускался вниз, то наверняка уже достиг больших глубин.
На берегу следующего озерка он отыскал песчаный пляж и, вытащив байдарку, отдохнул. Он лежал на спине и размышлял о смысле жизни.
Правда, настроение немного улучшилось. Подумать только — преодолеть такое страшное препятствие и выбраться из него профессором музыки!
Вот бы Лолите рассказать — она бы обхохоталась. А потом бы удивилась: «Ты? Профессором? У саламандр? Так не бывает!»
Завтра саламандры будут выступать в Большом зале консерватории. Представляете — начинается концерт, и симфония посвящается нашему другу, известному путешественнику и авантюристу Всеволоду Савину.
Так что, держись, Лолита! Место в первом ряду тебе обеспечено.
Почти ко всему привыкаешь. Но не сразу.
Пустота и чернота уже не так пугали, как в первый день, но совсем не обращать на них внимания невозможно.
Помните, как сказал Амундсен: «К холоду привыкнуть нельзя. Но можно научиться его терпеть».
Подземелье не совсем пусто. Спелеологи, то есть исследователи пещер, говорят, что через двадцать или сорок дней теряешь чувство времени и даже немножко сходишь с ума.
Но Сева не рассчитывал задерживаться в недрах Земли так надолго.
Когда лежишь и сон не идет, когда холодно и приходится ночевать в байдарке, чтобы по тебе не пробежала какая-нибудь мокрица, ты слышишь звуки, которые человеку в обычной жизни не услышать.
Над головой по потолку пробегали паучки — бесшумные и ловкие, — но Сева слышал их шаги.
А среди ночи разбудила летучая мышь — как она забралась в такую глубокую глушь, ума не приложить. Но ее писк был слышен Севе.
Пора вставать.
Пора выбираться из-под теплого одеяла, связанного лапками летучих фей и дюймовочек.
И Сева почувствовал себя точно так же, как утром, в декабре, когда надо подниматься в школу.
За окнами совсем темно, только слышно, как шваркает лопатой дворник по снегу и как хрустит снег под сапогами ранних прохожих. Шаги эти частые, будто прохожие стараются отогнать прилипчивый сон и убежать от мороза, который на лету хватает за щеки и нос.
Сева зажег фонарь на лбу и большой фонарь на носу байдарки. Стало светло и как будто теплее.
Можно умыться, позавтракать, и начнется третий день путешествия.
Как там дома? Мама не беспокоится? Вот бы написать письмо Лолите! А может, Кристине?
Когда Сева умывался, к рукам подплыли белые плоские рыбы, уродливые, полупрозрачные, и можно разглядеть, как внутри их дергаются вены и кишки, а глаза их тоже белые и даже затянуты белесой пленкой. Наверное, в действительности они маленькие, мальки, но тут Сева от них отшатнулся и не стал мыться, пока они не уплыли.
Аппетит они Севе испортили.
Сколько еще плыть?
Путешествовать в темноте уже надоело.
Все героические поступки Сева уже совершил.
Рассуждая так, Сева столкнул байдарку в воду, и ручей понес его дальше.
Скучать не пришлось. Потому что ручей не был спокойным потоком, в котором можно было расслабиться. Минут десять он еле полз по широкой пещере, потом втискивался в узкую щель и несся жгутом белой пены в тартарары, где ручей превратится в водопад и разобьет байдарку вместе с ее пассажиром. Вот ручей попал в завал, и пришлось тащить байдарку по камням.
В тот день очередная щель оказалась настолько узкой, что байдарка четыре раза застревала между камней. А коли байдарка была шириной лишь в два-три сантиметра, то можете представить, насколько тесно сходились стены трещины.
В другом случае он испугался бы лезть вперед, чтобы не застрять совсем, но теперь мысль о том, что придется карабкаться обратно, так и не достигнув цели, была столь ужасна, что Сева в отчаянии плыл по течению ручья.
Враги и всякие гады ему больше не попадались.
И так он медленно, борясь с природой, плыл по течению и вдруг услышал удар.
Будто трещина, по которой устремлялся ручей, текла не в сплошной горной породе, а между стенок, а за этими стенками были темные залы или коридоры. Так там, за стенкой, что-то уронили. Потом снова.
Вдруг рассыпались каменные глыбы.
И донесся скрежет.
Сева замер.
Кто там мог быть? Причем большой, твердый и сильный. Он словно проламывал горную породу.
Некоторое время Сева не шевелился.
Он остановил байдарку и слушал.
Время от времени звук раздавался снова. Потом — тишина.
Севе захотелось постучать в стену — может, отзовутся?
Но удержался.
Если там враги — а кто еще может здесь оказаться? — то они узнают, что ты здесь, и прорвутся сквозь стенку.
Наконец шум прекратился.
Что делать? Стоять — нет смысла. Надо плыть дальше.
Сева плыл дальше, прислушиваясь, настороже.
Он не заметил того момента, когда ручей стал каналом. Байдарка вплыла в город.
Город не был похож на город в обычном смысле этого слова. Тем более что Сева не знал, кто жил в городе, кто его построил и почему покинул.
Ему не было известно то, что с детства понятно любой снегурочке или фее.
К примеру, он не знал, что, кроме обычных серых и полосатых троллей, а также троллей хищных или гиеновых, в глубинах Хибинских гор обитают последние племена злобных огневых троллей. Они, как известно, уступают размерами гиеновой породе, но схожи с ней повадками и стервозностью. Обычные тролли ютятся в пещерах, норах и покинутых замках, а тролли огневые — жители внутренней Земли. Мало кто их видел. К тому же они злейшие враги гномов, а у тех существует табу, то есть запрет, произносить имя огневого тролля. Они верят в то, что один гномик рассказал об огневом тролле журналисту из «Мира новостей», а за это тролль ночью пришел к нему и сожрал гномика вместе с родителями. Эта история такая страшная, что ее тоже нельзя рассказывать, потому что не исключено, что если какой-нибудь огневой тролль узнает, что я об этом вам рассказал, то не жить ни мне, ни моей семье.
Вот что говорится об огневых троллях в Красной книге Карело-финской академии наук, в главе, посвященной забытым и редким зверям Скандинавии, Карельского перешейка и Кольского полуострова:
«Огневые тролли — существа крайне вздорные, опасные и кровожадные. Хищники и подземные охотники. Путешественники и исследователи, которые осмеливались их изучать в местах обитания, становились, как правило, жертвами их жестоких когтей.
Огневые тролли селятся колониями глубоко под землей и пути к своим поселкам тщательно маскируют».
Вот в такой поселок или город и попал Сева, не подозревая, где он оказался.
Он плыл ручьем по узкой расщелине, когда стены вдруг разошлись, потолок пропал из глаз, а ручей стал узким каналом, прямые берега которого были выложены каменными плитами.
По обе стороны от канала тянулись мостовые.
В глубине можно было угадать жилища троллей. Называйте их как хотите — жилищами, строениями, но только не домами. Эти жилища были выдолблены в каменной стене, из которой выступали только наполовину. Потолков у них не было, да и зачем потолки в пещере, где не бывает дождя? Вместо дверей висели кожаные тряпки.
Ручей вынес байдарку в небольшой круглый бассейн в центре города. Там Сева вылез из байдарки.
В городе было темно, но не совсем — потолок пещеры слегка светился, словно был намазан фосфором. Слышно было, как журчит вода. И больше не доносилось ни единого звука.
В городе не было ни души. По какой-то причине жители покинули его.
Сева не решился отходить далеко от байдарки, но заглянул в ближайшие жилища. Они были пусты, но оставлены обитателями совсем недавно. На плите стояла кастрюля, на кровати валялась шкура какого-то зверя, вернее всего, мышки или крысенка, на стене одного из жилищ Сева увидел картину. На ней могучие тролли истребляли мелких гномов.
Гномы разбегались кто куда.
Или валялись убитые.
Тут Сева впервые увидел, как выглядели обитатели подземного городка. И выглядели они неприятно — лохматые, зубастые, похожие на обезьян, хотя таких злобных обезьян не бывает.
Столы и кровати в домах были вырублены из камня, и вот, во втором или в третьем доме, Сева увидел мертвого тролля.
Он лежал, свернувшись в клубок, на кровати, подтянув коленки к животу и закрыв морду лапами. Видно, он умер в мучениях.
Севе стало неприятно и страшно, и он решил поскорее отсюда убираться.
Он выбежал наружу. Там он увидел еще одного погибшего тролля. Тот лежал прямо на мостовой.
Кто же напал на городок?
И тут Сева снова услышал удары и грохот. Куда ближе, чем раньше.
Конечно, лучше убраться отсюда, но любопытно, что это такое?
И Сева решил посмотреть, что же происходит.
Разгадка обнаружилась через несколько шагов.
За крайними домами городка Сева увидел гигантскую стальную трубу.
Она выходила из потолка пещеры, проходила сквозь нее и скрывалась в полу.
Вокруг нее лежало кольцо породы, которую, видно, выкинули, прокладывая трубу.
Пока Сева глядел на нее, труба вдруг дрогнула и принялась поворачиваться.
Поворачиваясь, она ввинчивалась в землю.
Значит, это был некий бур?
Какого же он размера?
Сева подошел к трубе, обхватил ее руками, потом перешел левее и снова расставил руки. Так ему пришлось сделать сто двадцать раз, прежде чем он вернулся к отметке, которую сделал, начав мерить трубу. То есть она по окружности примерно пять метров. Немало.
Откуда и куда она идет?
Сева обошел трубу и задумался.
Загадка первая — почему город пустой, как корабль «Мария Целеста»?
Помните о «Марии Целесте»?
Сто пятьдесят лет назад с торгового судна в Атлантическом океане увидели судно под всеми парусами, которое странно себя вело — виляло, словно у него не было руля.
Стали давать сигналы — никакого ответа. На корме парусника было написано его имя, «Мария Целеста». Спустили шлюпку, поднялись на борт «Марии Целесты» и обнаружили, что на борту нет ни одного человека. А погода хорошая, судно в полном порядке, даже в камбузе на плите стоит теплая кастрюля.
Что могло заставить моряков покинуть судно?
Ни одного из них потом не видели, и тайна осталась неразгаданной до сегодняшнего дня.
Сева читал про «Марию Целесту», поэтому о ней вспомнил. Но легче от этого не стало. Зачем тут труба? Никакие тролли, гномы да и вообще сказочные существа такую трубу сделать не могли. Может быть, это тайная шахта? Или кто-то ищет нефть?
Но Сева тысячу раз видел по телевизору и в кино, какой из себя бур для нефти, — он довольно тонкий. А этот — громадная труба. Почти как туннель метро. Может, наверху секретная база? Военные что-то делают? Но, наверное, Снежная королева знала бы об этом. Ясное дело — тут что-то другое!
Сева сообразил, что вряд ли еще раз увидит эту трубу. Ведь он снова поплывет по ручью, и каким бы ни было его течение, все равно уже через час оно унесет Севу далеко от этого мертвого города…
Эту загадку можно будет решить там, наверху, когда он возвратится.
Сева медленно шел по городку, направляясь к ручью, к байдарке, когда услышал истошный крик:
— Молодой человек, обратите на меня внимание!
Этому голосу Сева удивился больше, чем любому привидению.
Он подпрыгнул и начал крутить головой.
— Нет никаких оснований меня опасаться, — продолжал тонкий, словно детский, голосок. — Я сам исстрадался куда больше вас.
И тут Сева понял, что голос доносится из большой позолоченной клетки, которая висит на кронштейне, на железной палке, торчащей из камня над дверью одного из домов.
А в клетке сидит человек.
Человек? А может, человечек?
Нет, это не совсем человек, а небольшой гном, или гномик.
Как известно, гномы бывают очень похожи на людей и считают, что, как и люди, они произошли от обезьяны, только человечий предок был обезьяной шумной, большой и глупой, только и умел, что палкой махать. А предком гномов была разумная обезьянка, которая выкапывала из земли вкусные и полезные корешки, а затем научилась искать изумрудики и алмазики.
— Что вы делаете в клетке? — спросил Сева.
— Я сижу здесь.
— Почему?
— Потому что меня посадили. И если тебе не видно, протри глаза, невежа.
Гном был грязный, несчастный, красный колпак порван, на носу царапина.
Для гнома он был очень мал, а для Севы — велик.
Ростом он был поменьше фута, а это значило, что он вчетверо превышал Севу.
— Что здесь случилось? — спросил Сева.
— Здесь произошла катастрофа, — ответил гном. — Я тебе все расскажу, как только ты меня выпустишь из заточения. Золотая клетка — все равно клетка!
— Как же вас спасти? — спросил Сева.
— Найди лестницу, сколько раз тебе можно одно и то же повторять!
— Я не видел здесь никакой лестницы.
— Найди ключи от клетки и кинь мне.
— Где они?
Гном наклонил голову и посмотрел на Севу, как жираф на таракана.
— И такого дурака Снежная королева послала мне на выручку! — воскликнул он.
— Почему вы так думаете?
— А мне и думать не надо. Я все знаю сам. Кстати, запомни, меня зовут Юхан, Юхан Великий, Первопроходец. Я самый известный гном на свете. И если Колумб открыл всего-навсего Америку, которую давно следует закрыть за ненадобностью, то мне удалось доказать, что Земля внутри пустая и очень уютная. Если у тебя есть сомнения в моем величии, говори сразу. И я вызову тебя на дуэль.
— Это будет неправильно, — улыбнулся Сева, но гномик его улыбки не увидел, а то бы смертельно обиделся. — Потому что ты можешь на меня наступить и раздавить, как муравья.
— Вот именно! С удовольствием раздавлю! А теперь открывай клетку и выпускай меня наружу!
— Я еще не знаю, как это сделать, — сказал Сева. — Может, вы подскажете?
— Как? А ты думай, раз тебя послали меня спасать.
Сева не стал спорить с Юханом, но спросил:
— А что здесь случилось? Почему тут мертвые… существа?
— Тролли! Наглые, отвратительные предатели! — закричал Юхан. — Мне их ни капли не жалко. Они держали меня в клетке много дней! Неважно, не исключено, что это я их отравил водой.
— Как так отравил?
— Да выпусти ты меня! Потом поговорим! У хозяина всегда есть ключ от замка. Посмотри в доме.
Сева заставил себя заглянуть в дом. Ни живых, ни мертвых троллей он там не нашел, зато на столе рядом с глиняными плошками лежала связка ключей. Правда, достать их оказалось нелегко.
Гном высунул руку между прутьев клетки, а Сева несколько раз кидал наверх медные ключи, прежде чем гном их поймал. И притом Сева устал, потому что ключи были в два кулака размером и весили, как полупудовая гиря.
Гном отпер клетку и спрыгнул вниз. Ушибся и рассердился на Севу.
Рядом с гномиком Юханом Сева чувствовал себя как возле рассерженного жирафа.
А гномик ковылял, разминая затекшие ноги в рваных сапогах, и ворчал:
— Ты что, подхватить меня не мог? Я же чуть не разбился!
— Тогда бы ты меня раздавил, — ответил Сева.
— Не уверен, что стоило тебя оберегать, — возмутился гномик.
Он щурился, вглядываясь в полумрак пещеры.
Потом заявил:
— Лучшей участи они не заслуживали. Допускаю, что виновато их отношение ко мне. Если вы хватаете доверчивого гостя и сажаете в клетку, то жалкая судьба вас обязательно догонит.
— Какая жалкая судьба? — спросил Сева.
Говорить было неудобно, приходилось запрокидывать голову, а голова гномика терялась в темноте. Сам гномик был худым и сутулым, голое тело проглядывало сквозь дырки в одежде, видно, ему пришлось несладко. Бороденка гнома была растрепанной, волосы торчали из-под колпака, но глаза сверкали упрямо и яростно. Как потом обнаружилось, гном Юхан обладал настойчивым, упорным и даже наглым характером. Но тогда он был голоден, напуган, растерян, правда, радости по поводу освобождения от верной гибели и благодарности к освободителю он не выказывал.
— Какая жалкая судьба? — повторил гномик. — Простая. Их всех погубила труба.
— Какая труба?
— А вон та.
Гномик показал на толстую трубу, которая продолжала медленно вращаться и вдвигаться в породу.
— А что сделала труба?
— Давай так, — ответил гном. — Будем решать проблемы по очереди. Сначала мы меня кормим. А то я умру от голода, и на этом наши разговоры прекратятся. А я ведь не последний гном на свете. Меня знают во всех краях Подземелья. В Лапландии мне памятники стоят во всех городах и деревнях. Ты, конечно, не видел…
— Не видел.
— Помолчи, тебя не спрашивают, — оборвал его гномик. — Я первым пришел к центру Земли.
— Я догадался, — сказал Сева. — Мне о вас рассказывали.
— Вот видишь, — совсем не удивился гном. — Ты где остановился? Мне надо срочно к тебе в гости.
— Зачем?
— Не задавай лишних вопросов. Я умираю с голода, а ты занимаешься философией. Где твой лагерь, поселок, база, ущелье, парашют, наконец!
— Я сюда приплыл на байдарке, — сказал Сева.
— Чудесно. Пошли к твоей байдарке.
— Зачем?
— Чтобы поесть!
И тут Сева сообразил, что голодный гном в два счета уничтожит все его запасы. А что же тогда Севе? Умирать с голода?
Гном почувствовал колебания Севы и стал еще настойчивее:
— Ты что, хочешь, чтобы я умер? Ты меня для этого спасал? Человечество тебе этого никогда не простит, это я тебе гарантирую.
— Мы совсем разные, — сказал Сева. — Вы такой гигант по сравнению со мной.
— Мне и есть надо больше.
— Но, наверное, в городе много еды, — сказал Сева.
— А где гарантия, что мертвая вода ее не погубила?
— Какая мертвая вода?
— Ты что, не видел, во что этот город превратился за две минуты? Ну, ты слепой и тупой!
— А что здесь случилось?
— Мертвая вода!
— Что это такое?
— Я сам не знаю. Сначала я думал, что это меня освобождают. Но потом догадался, что это просто мертвая вода.
Гном склонился к Севе и быстро заговорил.
— Я сижу в клетке, — рассказывал он, — вдруг вижу — с потолка камни посыпались. Много камней — тролли даже разбежались от страха. И вижу — появляется труба. Сверху, понимаешь? Я смотрю, а она появляется и начинает опускаться. Огромная труба! А когда до пола оставалось локтей десять, из нее вдруг хлынула вода. Ты не представляешь, что это такое! Из трубы — вода! За минуту или две весь город залило водой. По пояс или даже больше… кто не успел убежать, утонул… а кто поплыл, тот умер и растворился.
— Как так умер и растворился?
— Все, чего касалась мертвая вода, умирало. Здесь было много троллей, а у них были собачки и кошечки, они кротиков разводили, здесь пауки и мокрицы бегали — мне все сверху видно. Все, чего касалась вода, хоть капля воды, все умирало.
— А куда вода делась?
— Она перестала литься из трубы. Будто труба выплюнула порцию воды, а потом она в ней кончилась. Труба стала дальше опускаться к полу, врезалась в пол и продолжала крутиться. Мертвая вода понемногу сошла — ведь в городе есть трещины, дырки, отверстия — было куда деться, по пещерам раствориться… И когда я опомнился, то оказалось, что я остался один живой во всем городе. А если бы клетка висела пониже или стояла на полу? Я бы тоже был мертв. О горе! Я этого не переживу! Какая трагедия…
— И все погибли?
— Я думаю, что все погибли… ведь тролли тупые, они не догадались, что это мертвая вода. Надо было обладать моим умом, чтобы догадаться.
— А откуда эта вода взялась?
— Неужели ты не понимаешь? Это вода сверху. Ее налили сюда люди. Люди на Земле много гадостей придумали. Придумали мертвую воду и испугались. Испугались, что она наверху все погубит, и стали ее под землю загонять. Сделали трубу, чтобы пробурить поглубже. И воду спустить… Немножко спустили воды, а теперь еще глубже пошли. Я полагаю, что они откуда-то узнали про громадную полость в недрах Земли. Туда можно закачать целый океан.
— Значит, кто-то знает об Убежище? — произнес Сева.
— Еще как знают.
— Значит, нельзя туда переселять волшебных существ?
— Да ты с ума сошел! Тогда на всем белом свете останусь я один. Если, конечно, не умру с голода. Значит, ты на лодке сюда приплыл?
— А как же иначе сюда проникнешь? — спросил Сева.
— Я тоже по ручейку полз. Сколько раз застревал, не поверишь! Но я великий путешественник, на весь мир прославился. Поэтому тебя и послали меня спасать.
— Про тебя я не знал.
— Тогда пошли. Накормишь меня.
— Ты такой большой, — повторил Сева. — Мне ничего не останется.
— Моя жизнь важнее, — сказал гном. — Я столько всего перенес, что тебе и не снилось. Тобой можно и пожертвовать. Тебя, кстати, как зовут?
— Сева. Всеволод.
— Пошли меня спасать, а то я скоро упаду.
И гном пошел вдоль ручья, правильно рассудив, что лодка где-то там.
Чем дальше он шел, тем скорее двигались его ноги. Значит, силы в великом путешественнике еще оставались.
Когда же он увидел байдарку, то кинулся к ней бежать.
— Стой! — Сева бежал сзади, он на что-то надеялся, а на что — и сам не понимал. Потому что вот-вот гномик, как голодный слон, накинется на его припасы.
Так и случилось.
К тому времени, когда Сева догнал гнома, тот уже забрался внутрь байдарки, достал оттуда мешок с продуктами и принялся вытаскивать оттуда и забрасывать в рот продукты — сухари, печенье, мясные шарики и даже пакет с конфетами, который Сева так тщательно берег на обратную дорогу.
— Да стой же! — кричал Сева и колотил гнома по спине, хотя тот не обращал на него никакого внимания. — Я же с голода помру!
— А я ужжже помер, — отвечал гном с набитым ртом.
Мешок с недельным запасом пищи для Севы оказался скромным обедом для голодного гнома.
Сева, который вцепился в мешок, смог выхватить только круг колбасы, он ухватил его, как тонущий — спасательный круг.
— Отдай! — Гном потянулся к колбасе.
И Севу охватило отчаяние.
Человек пожертвовал всем, сбежал из летнего лагеря, оставил друзей, напугал мать и три дня полз, как червяк, под землей не для того, чтобы какой-то чудик из позолоченной клетки, попугай подземный, его ограбил и даже обрек на голодную смерть!
Конечно, круг колбасы не оружие, но ведь в байдарке остался меч — орудие пролетариата.
Сева кинулся в байдарку.
Гном лег животом на опустевший мешок продуктов — его-то он берег пуще всего.
Но Севу продукты не интересовали — он стал шарить руками по дну в поисках меча.
Гном понимал — что-то под ногами у него происходит, и, может быть, опасное — он попытался разглядеть, где суетится Сева.
Но Сева уже отыскал меч.
Сева закричал:
— Отдай продукты, бандит! Вот ты мне и попался!
И Сева понял: такую сцену он знает, видел в кино — циклоп напал на спутников Одиссея. Остался самый пустяк — выколоть или выжечь ему единственный глаз.
«О чем я думаю! Я с ума схожу! Какой единственный глаз?»
Сева вонзил острый меч в ногу Юхану.
И хоть он направил удар немного вверх, чтобы попасть гному в бедро, удар получился слабее, чем ожидал Сева, но гном его почувствовал, отпрянул в сторону и грохнулся на берег. Байдарку чуть не унесло течением, и Сева, сообразив, в чем дело, кинулся следом.
Может, ему и повезло, потому что гномик, опомнившись, решил его убить и отобрать обратно мешок, который Сева успел выхватить у него из рук. Он бросился к ручью, но не смог в сумерках сообразить, что Сева побежал вниз по течению ручья за уплывающей байдаркой.
Он прыгнул в ручей и метался по нему, разбрызгивая воду. Ручей, подобный речке для Севы, ему-то был по колено.
Но потом гном замер и прислушался.
А вот Сева опоздал замереть.
— Вот ты где, грабитель! — завопил гном и побежал к Севе.
Сева выскочил на берег и рванул байдарку, чтобы не оставлять ее в воде. Потом кинулся бежать.
Сева вилял между домов, похожих на камни, и камней, ни на что не похожих. А вместе с ним бежали несвоевременные мысли: «Ну почему я такой начитанный? Я уже видел эту картинку! В какой книжке гигант догоняет своего маленького врага? Вспомнил! Это поэма Пушкина «Медный всадник». В той поэме статуя Петра Первого гоняется по улицам Петербурга за Евгением? Нет, не то!» Сева в детстве читал книжку «Путешествие Нильса с дикими гусями». Там за Нильсом гоняется памятник, который он обидел…
Сева бежал и вспоминал.
Гном бежал и покрикивал, пугал Севу, обещал его растерзать и уничтожить. Гном был больше Севы в четыре раза и растерзать его вполне мог. Но Сева был умнее и шустрее гнома.
Гном знал, что Сева поблизости, но потерял его из виду. Поэтому схитрил и стал его спрашивать:
— А в мешке еще колбаса осталась?
Сева молчал.
— А может, поменяемся? Ты мне мешок, а я тебе жизнь?
Сева отбежал подальше и не удержался, крикнул:
— Я тут отыскал щель, в которую тебе не пролезть. Хочешь застрять, лезь за мной!
— Ты этого не сделаешь! Это негуманно.
— Я защищаюсь.
— Если я по твоей вине погибну, Снежная королева велит тебя казнить. С ней шутки плохи. Ты же обязан меня спасти и накормить.
— Я не обязан тебя кормить. Тем более что ты меня ограбил.
— Мы, люди, должны друг друга любить. Ты ведь не тролль какой-нибудь! Тебя как зовут? Севой? А меня Юханом. Давай дружить.
— И в чем же будет эта дружба? — спросил Сева, но из своего укрытия не спешил выходить.
— Сначала мы все поделим пополам, — сказал гном.
— Ты уже это сделал, — ответил Сева.
И горько, и смешно. Этот гном какой-то умственно отсталый. У него хитрость маленького ребенка.
— А если я чего добуду, то я тебе тоже дам, — сказал гном. — Нам ведь с тобой теперь надо выбираться.
— Сначала мне нужно попасть в Подземелье.
— Но я там уже был!
— Снежная королева хочет переселить туда всех сказочных существ.
— Идея хорошая, это я ее придумал, — важно ответил гном. — Да ты выходи, не бойся.
И Сева решился выйти на открытое место.
Гном не напал на него…
— Ну и мелкий же ты все-таки! — сказал он.
— На самом деле я куда больше тебя, — сказал Сева, — меня временно превратили в малыша. Чтобы в Подземный мир проникнуть.
— Все это чепуха, — произнес гном, — потому что они зальют Подземелье мертвой водой. Она все живое убивает. И даже растворяет.
— Обязательно надо понять, откуда идет эта труба, — сказал Сева.
— А разве наша война закончилась? — спросил гном. — Ты сначала сдайся, отдай мне мешок, я доем, что в мешке осталось.
— Ничего там не осталось. И мне есть хочется, — сказал Сева. — Все-таки ты нечестный гном.
— А честных гномов не бывает. Там в самом деле ничего не осталось?
— Ты же знаешь!
— А мне казалось, что еще круг колбасы остался. Ма-аленький такой кружочек…
— Ты не пойдешь в Подземелье? — спросил Сева.
— Я еще не решил.
— Ну тогда прощай, я поплыл по ручью.
— Скоро ручей разделится, — сказал гном. — Не вздумай плыть по большой струе, плыви по маленькой, направо.
— Спасибо. Значит, ты обратно пойдешь?
— Нет, — вздохнул гном. — Пожалуй, я с тобой пойду. Веселее. И все-таки я буду не один.
Георгий Георгиевич Полотенц в сопровождении своей секретарши Элины Виленовны с утра отправился на Кольский полуостров на скоростной авиетке Фонда, чтобы присутствовать при процедуре омоложения академика Сидорова. Первым средство испробовал гражданин Каин, отчего стал мальчонкой, но подлости не потерял, теперь же наступила очередь изобретателя, великого ученого, самого Сидорова. И надо сказать, он заслужил это, потому что кому, как не изобретателю, воспользоваться плодами изобретения. Ведь если все пройдет удачно, академик станет ходить или даже бегать, заживет полнокровной жизнью и, наверное, придумает еще что-нибудь выдающееся.
Сам академик рад был первым испытать на себе омоложение, но его супруга Райка Сидорова была категорически против. Она думала, что, если опыт будет неудачным, академик помрет и она останется вдовой с маленькой пенсией. Вот поэтому и запустили первым гражданина Каина. Его никому не было жалко, а сам он был таким ветхим и пропитанным болезнями и злобой, что, если не омолодить, наверняка бы скончался.
Но нынче, после удачи с Каином, даже академическая дама Сидорова согласилась вернуть мужу юный облик, только с поправкой на прошлые ошибки. Не хотела она рядом с собой получить мальчика, каким стал Каин. Нет, ей нужен был академик в полном соку, на уровне кандидата наук, спортсмена-разрядника и даже силача, который может любимую жену на руках носить.
Опыт начался ночью, вот-вот должны были появиться первые результаты, весь научный коллектив не смыкал глаз, и на завод, где проходил исторический эксперимент, летело начальство Фонда. Того самого Фонда, который нашел деньги и силы, чтобы претворить изобретение академика Сидорова в жизнь.
У изобретения был один недостаток.
Из-за этого о нем нельзя было закричать на весь мир и нельзя было получить за него Нобелевскую премию.
Омоложение одного человека методом академика Сидорова требовало превратить целое озеро пресной нормальной живой воды в совершенно мертвую воду, которая убивает все живое.
Может быть, это произошло оттого, что академик сам был больным, парализованным человеком и спешил омолодиться, пока не умер, а может, потому, что он всю жизнь изобретал оружие. Ведь именно он — автор самой подлой пехотной мины. Ее ничем и никогда не обнаружишь, она взрывается, как только рядом окажется человек, и она обязательно оторвет ему ноги. Это он изобрел пулемет-автомат, который стреляет чем угодно — от вишневых косточек до камешков или желудей. И отлично убивает такими пулями… Много у него изобретений, но все они сделаны с одной целью — убивать и убивать. И вот только сейчас, почуяв собственную смерть, немощный и бессильный академик Сидоров смог изобрести способ омолодиться. Но он был очень умным академиком и понял, что как только он объявит об открытии, его тут же запретят. Ведь уничтожить озеро воды ради одного человека — это варварство. Я не говорю о рыбах и лягушках, которые погибнут, и водорослях, которые исчезнут. Но нормальной пресной воды на Земле не так уж и много. А фабриками или испытаниями ядерного оружия, химическими удобрениями и городскими отбросами ее уничтожают сами люди. Академик Сидоров подсчитал, что всей воды на земном шаре хватит только для того, чтобы омолодить триста сорок человек. А вы понимаете, что найдется куда больше богачей и диктаторов, которые ради своей молодости ни перед чем не остановятся. Значит, трезво говоря, можно ожидать, что через несколько лет пресная вода на Земле закончится и все люди на ней, включая тех, кто омолодился, умрут, потому что им придется пить мертвую воду, в которую живая вода превращается после использования.
Вот с этой проблемой жена академика Сидорова, которая и вела его дела, обратилась к господину Полотенцу.
И он ее понял.
А потом придумал — отыскать внутри Земли пустое место, чтобы туда перекачивать мертвую воду. Исчезла мертвая вода — никто и не заметит. И понять, что происходит, сразу не удастся. Ну меньше становится воды, заметят ученые, ну еще меньше… А куда она делась?
Так что Фонду господина Полотенца и самому академику Сидорову несколько лет можно ничего не опасаться. Мертвая вода исчезнет…
А через несколько лет они что-нибудь придумают.
На Кольском полуострове дул жгучий ветер, ледяные иглы дождика косо летели с неба.
Самолет круто снизился над заброшенными шахтами, и Георгий Георгиевич, который смотрел в иллюминатор, потому что с детства любил смотреть по сторонам, думая, что из этого взять себе, спросил:
— Что за шахты? Что добывают?
Его референт, компьютер, очень похожий на человека, только красивее, сразу ответил:
— Здесь добывали уголек. На-гора, в закрома Родины. Теперь здесь ничего нет, даже поселок разобрали на дрова.
Самолет перевалил через гряду холмов, и впереди показались корпуса Центральной фабрики игрушек «Малютка-супер». Это было главное предприятие Фонда, который, если вы смотрите телевизор или читаете газеты, специально создан для того, чтобы заботиться о брошенных или несчастных детях.
Президент Фонда господин Полотенц во всех своих интервью рассказывает о том, какие замечательные игрушки делают на фабрике «Малютка-супер», и все, даже враги и завистники Полотенца, думают, что это так на самом деле. Что Полотенц вообще-то много врет, но игрушки делает. И что характерно — его Фонд получил в наследство бывший военный полигон по испытанию биологического оружия, то есть самых гадких и смертельных ядов. Его он и приспособил для своих целей.
На самом деле ни одной игрушки никогда на фабрике не было сделано.
Там даже нет мастеров, которые умеют делать игрушки.
А чтобы никто ни о чем не догадался, люди Полотенца покупают разные забавные игрушки в других странах, перекрашивают, пишут на них «Сделано на фабрике «Малютка-супер» и показывают на выставках и торжественных собраниях. Нередко Полотенцу за это дают премии и грамоты.
На самом-то деле бывший полигон — это секретный центр по омолаживанию.
Когда самолет остановился возле длинного алюминиевого барака и к нему подъехал джип, первым к двери самолета подошел начальник охраны Иван Каин, на вид маленький, почти мальчик, а на деле очень старый и опытный бандит.
Он вошел в салон самолета и сказал тонким голосом:
— Попрошу документы.
И тогда пассажиры самолета — и Георгий Георгиевич, и Элина Виленовна, и все прочие референты и секретари, включая красивого компьютера, — предъявили свои пропуска.
Вот такие строгие царили там порядки.
Эти правила были заведены после того, как один турист, а может, просто пастух-оленевод забрел в те места и вошел в лабораторию.
Войти он, говорят, вошел, но больше его никто не видел.
Полотенц, как и все, показал свой паспорт, потом специальный пропуск, а потом отпечаток своего большого пальца.
— Как дела? — спросил Георгий Георгиевич.
— Все движется нормально, — сказал Каин. — Бурим!
Георгий Георгиевич первым пошел к бараку и по дороге шепотом спросил Каина:
— Как дела у Аглаи Тихоновны? Надеюсь, ей не причиняют вреда?
— Не беспокойтесь, — ответил Каин. — Она в целости и сохранности.
Георгий Георгиевич шагнул внутрь барака.
Элина догнала Каина и спросила шепотом:
— Надеюсь, Аглая уже случайно померла?
— Все равно что померла, — ответил Каин. — Сюда не вернется.
— И никаких следов?
— Никаких следов. Как испарилась.
— Молодец, — сказала Элина Виленовна.
Сначала они пошли на буровую площадку.
Там, под гигантским куполом, снаружи замаскированным под каменную сопку, особые машины невиданной силы, которые привезли из Японии, вкручивали в землю пятиметровую стальную трубу. Труба состояла из колец, которые автоматически сваривались друг с дружкой.
В этом цехе стоял низкий, неприятный гул, но людей там не было — на трубу и машины, которые загоняют трубу в глубь Земли, Полотенц не жалел денег. Он понимал: как только труба доберется до Подземелья, как только будет открыт путь для мертвой воды в глубины Земли, его Центр по омоложению начнет трудиться в полную силу, и каждый пациент будет приносить ему сказочные деньги, тайную славу и неодолимую власть.
Но это завтра.
Пока только расходы, расходы, расходы…
Каина делали как первый рискованный образец. Отыскали его в доме для престарелых в Малоярославце, где никто не верил, что он родился так давно. За две бутылки водки он согласился стать лабораторным человечком — а что ему было терять?
Теперь начинается второй эксперимент. Начинаем омолаживать академика Сидорова. Тут тоже на доход рассчитывать не приходится. Скажи спасибо, если все хорошо кончится. Уж очень у академика требовательная Райка. Чего-нибудь такого захочет… К примеру, стать владычицей морскою. Это не шутка. От нее можно и не такого ожидать.
Главное, как понимал Георгий Георгиевич, — не рассориться с партнерами, пока не пойдут настоящие доходы. Главное — удержаться…
Георгий Георгиевич глядел, как медленно поворачивается, врезаясь в землю, труба, и думал: приходится жертвовать даже самым дорогим! Разве ему хотелось причинять зло своей Аглае? Нет, конечно. Разумеется, она свое отжила, надоела ему безумно своей отсталостью и ограниченностью. Но он был к ней по-своему привязан. Ведь она заботилась о Гоше — о родном сыночке. Она ходила с ним гулять, лечила, когда простужался, вытирала ему сопли и готовила с ним уроки. Спасибо ей за все это!
Георгия Георгиевича охватила тоска по сыночку, по своей кровинушке, по маленькому умнику. Как он там, оторванный от родных и близких? Но надо терпеть, мой сынок! Мы еще станем господами этого мира! Для этого нужны деньги, терпение, организация и целеустремленность!
Полотенц шевелил губами, беззвучно повторяя эти слова. Он готов был отдать жизнь за свою цель.
И если бы вы его спросили, зачем эти жертвы, он ответил бы — ради Гоши! Ради его будущего, ради счастья всех детей на Земле.
И это, конечно же, было бы неправдой. Разумеется, Полотенц-старший любил Полотенца-младшего, но больше всего он все же любил самого себя. Только в этом не признавался никому.
— Пробовали пускать мертвую воду? — спросил он, не поворачивая головы.
Василий Кох ответил:
— Был пробный пуск. Относительно небольшой.
— Почему без моего разрешения?
— Мы заготавливаем первую дозу эликсира по омоложению, — ответил начальник работ, который никого не боялся, даже Полотенца. Плевать ему было на начальство. Он уже отсидел и за убийство, и за грабеж, и за компьютерный вирус, и за неприличные стихи — многосторонний Кох. — Куда-то надо было деть отходы. Я и распорядился испытать трубу. Мы прогнали внутрь двадцать пять тонн.
— И куда вода пошла?
— А кто ее знает? Если молчат снизу, значит, все, кому она пролилась на голову, уснули навечно.
— Впрочем, — заметил Георгий Георгиевич, — мне уже докладывали, что в глубинах Земли жизни нет.
— А если и была, то теперь уж наверняка с ней покончено, — заметил Василий Федорович Кох, любимый племянник садистки Эльзы из Освенцима.
Севе сразу и повезло, и не повезло.
Повезло в том, что гномик Юхан кое-что знал о пути в Подземелье.
Не повезло, потому что у Юхана оказался гадкий характер и он думал, что раз Сева в четыре раза меньше его, значит, должен ему во всем подчиняться. К тому же он убежден в том, что после Колумба он самый великий в мире путешественник.
Надо признать, что вечером того же дня, когда город огневых троллей остался далеко позади, именно гном закричал:
— Стоп! Табань!
А путешествие проходило так: спереди в байдарке плыл Сева, а сзади, кое-где пригнувшись, кое-где на корточках, двигался Юхан. Он непрестанно давал советы, большей частью совершенно ненужные.
Сева придержал байдарку. В том месте стены трещины сходились совсем близко, и гном с трудом протискивался.
Основное русло ручья уходило прямо, но направо под углом ответвлялся небольшой ручеек.
— Нам туда! — закричал гном. — Главное русло придет в озеро, из которого нет выхода. В прошлый раз я попал туда и провел в гроте два дня, пока выбрался назад.
— А что ты ел? — спросил Сева.
— Когда надо, мы, гномы, можем неделю обходиться без пищи.
Новый ручеек вывел их в небольшой зал, и они решили там переночевать. Гном требовал, чтобы Сева отдал ему все, что осталось в мешке.
Но Сева не согласился.
Гном ворчал о том, какая пошла невоспитанная молодежь, какое у Севы каменное сердце, но потом уснул на песочке у ручья. А Сева остался в байдарке. Мешок с остатками еды он положил под голову вместо подушки.
Ночью ему снилось, как он попал в бурю, его бросают и мотают крутые волны.
Он проснулся и не сразу сообразил, что он не в море, а в глубине Земли.
А где его спутник?
Вон храпит!
Сева уселся.
Чего-то не хватало?
Мешок был пуст.
Совсем пуст.
Этот негодяй, как обнаружилось после скандала, сожрал ночью всю еду.
— Честно скажу, не хотел, — оправдывался гном. — Думал, возьму кусочек хлебушка, утолю зверский голод, который так терзает меня. Но потом что-то со мной произошло. Я думал о природе, о лесах и траве, а мои зубы продолжали трудиться, пока не перетрудили некоторое количество пищи…
— Некоторое? Да там ничего не осталось!
Сева понял, что спорить не о чем.
Чуть не плача, он залез в байдарку.
— Ты прости меня, — сказал гномик Юхан. — Но беда — я так много скушал, что не могу подняться.
Сева даже не стал ему отвечать.
Голодный, немытый, злой и отчаявшийся, он дал течению ручейка нести себя дальше.
Теперь-то уж точно домой не вернуться.
И никто его не найдет и не спасет в этой черной дыре.
А ведь подлый гномик как-нибудь выберется. Не исключено, что он может месяц без еды обходиться.
Байдарка плыла неровно, то и дело утыкалась носом в стенку — не вписывалась в повороты. Тогда Сева, даже не думая об этом, отталкивался от стенки веслом и снова погружался в глубокое расстройство.
Наверное, разумный человек на его месте постарался бы возвратиться наверх знакомым путем. Но Сева точно знал, что на том пути нет ни крошки еды, а саламандры не смогут накормить его, даже если он целый день будет слушать их оркестр.
Но когда идешь вперед, всегда остается надежда, что увидишь что-то новое. По крайней мере, королева уверяла, что в Убежище светло.
Если бы у Севы было настоящее оружие, допустим, бластер, как в фантастических фильмах, он бы сначала прикончил подлого гнома. Должна же быть справедливость.
Но оружие — только меч, в лучшем случае им можно уколоть.
…Невозможно сказать, сколько продолжалось это печальное путешествие.
Уж наверное, больше часа.
Потом ручеек так измельчал, что байдарка стала тереться дном о камни, и Сева, мрачный и отупевший, вылез из нее и решил поглядеть, что там впереди.
Он взял с собой только меч.
Он брел по колено в холодной воде, порой выходил на сухие камни, и когда впереди показался серый свет, тусклый сначала и постепенно светлевший, он даже не удивился.
Ну и хорошо, свет так свет…
Свет не был дневным, но электрическим его тоже не назовешь.
Вот еще один поворот…
Перед Севой был выход из туннеля.
Ручеек, обрываясь тонкими струйками, падал вниз, и слышно было, как он стучит по камням.
Никто толком не объяснил Севе, что он увидит.
Да и понятно — они же сами этого не знали.
Сева вышел на высокую каменную осыпь, в которой пропал ручеек. Осыпь уходила далеко вниз, словно Сева стоял на вершине горы. Но, конечно же, он не был на вершине, за его спиной тянулась вверх каменная стена и пропадала в тумане.
Пределов долины, на которую глядел Сева, нельзя было увидеть, они тоже терялись в дымке.
Впереди и выше светило солнце.
Севе все объясняли, что в Подземелье есть солнце, но никто не смог сказать, откуда оно там взялось и почему светит. Но оно было, лучи его пробивались сквозь туман. Солнце было поменьше обыкновенного, верхнего, и потому здесь было не так светло, как днем на поверхности Земли.
Размеры Подземелья были настолько грандиозны, что взгляду негде было остановиться, упереться в стену или в потолок. Расстояние до потолка было так велико, что он казался голубым, почти такого же цвета, как небо настоящее, только облаков на нем не было, а лишь движущиеся клубы тумана, которые ты волен был считать облаками.
Когда наглый гном Юхан докладывал королеве о Подземелье после первого своего путешествия сюда, он утверждал, что там есть деревья и даже настоящий лес, но сверху Севе деревья не были видны, хотя внизу, вдали, была видна зелень, окружавшая длинное, похожее на серп, озеро и речку, которая в него впадала.
Но на таком расстоянии многого не увидишь, лучше спуститься и поглядеть на этот мир вблизи.
Небо было пустым — по крайней мере, никаких птиц Сева не увидел. И вообще, в том мире было очень тихо, даже не слышно было ветра, возможно, оттого, что все-таки там ему негде было разгуляться.
Воздух был свежим и теплым, и от этого воздуха Севе сразу захотелось есть. Наверное, на светлом просторе у нормального молодого человека печальные мысли улетучиваются и он понимает: жизнь еще не кончилась! Мы еще повоюем!
Сначала надо было отметить вход в трещину, а то, когда будешь возвращаться, потеряешься и не найдешь правильного выхода.
Но ведь гном уже побывал здесь раньше.
Рядом с узкой трещиной, из которой вытекал ручей, на каменной стене был изображен белый крест, вдесятеро больше Севы, наверняка видный снизу, из долины.
Прежде чем начать спуск в долину, Сева еще раз оглядел ее и увидел не очень далеко, справа, там, куда плавно загибалась вертикальная стена, торчащую сверху палку, которая не доставала до земли.
И догадался: это та толстая труба, из которой хлестала мертвая вода и загубила городок огневых троллей!
Издали не было видно, вращается труба или замерла. Но даже маленькая издали, даже тонкая на таком расстоянии, она была страшной для Севы. Он догадывался, чем она грозит.
Хотя, конечно же, он не знал, что на поверхности земли раскинулся бывший военный полигон, а нынче фабрика детских игрушек «Малютка-супер», и что именно сейчас возле трубы стоит отец Гоши Полотенца!
Еще раз оглянувшись, не идет ли следом гном, Сева начал спускаться в долину, к длинному озеру, похожему на серп.
Спуск занял много времени, каменная осыпь была подвижной, камни срывались из-под ног, и Сева опасался, не началась бы лавина, но постепенно склон становился все более пологим, и между камней стали появляться травинки, потом кустики и даже мелкие цветы.
Стало жарко, и Сева, отыскав место в тени большой скалы, торчащей из травы, улегся, чтобы отдохнуть и подумать.
Вроде бы он выполнил просьбу Снежной королевы и Кристины. Имя славного рыцаря будет навечно внесено в списки сказочных героев. Правда, если он останется жив и вернется домой, маме о своих подвигах лучше не рассказывать. Она не поймет, что за друзья у него в Лапландии.
Сева направился дальше. Ориентировался Сева прилично. Сверху он определил, как течет речка, которая впадает в озеро Серп. Так что не заблудится.
Вот и речка.
Сева присел на берегу и стал смотреть в прозрачную воду. Но не увидел ни одной рыбешки или паучка. Грустно.
Почему никого нет? Где они? А вдруг и здесь ядовитая вода?
Сева совсем забыл о том, что попал глубоко под землю и здесь нет, а может, никогда и не было своих жителей.
Голод мучил безумно. Сева никогда не был таким голодным.
Он сорвал травинку, попробовал ее. Травинка как травинка. А может, тоже ядовитая?
Но воды попить придется.
— Пить или не пить, вот в чем вопрос, — произнес Сева вслух.
Из чего можно заключить, что даже в такой ситуации его не оставляло чувство юмора.
И в ответ на его слова сверху, неизвестно откуда, послышался глубокий утробный голос:
— Пить! Пей, и ничего не случится.
Неделю назад при таком звуке Сева кинулся бы в ужасе прочь, может быть, завопил — в общем, испугался.
Но сейчас он ответил:
— Спасибо за приглашение.
И, наклонившись к речке, стал черпать горстями воду и пить ее.
Вода была вкусной, но ледяной, зубы ломило.
Сева выпил четыре горсти и все это время думал: кто же с ним разговаривал?
— Напился? — произнес Голос.
— Спасибо.
— Небось голодный?
— Ужасно хочется есть.
— Чего же сюда шел, поесть не захватил?
— У меня украли.
— Бывает, — послышался голос.
И тишина.
А Сева подумал: «Сейчас меня накормят».
— Вы кто? — спросил он после долгой паузы.
— Я никто, — ответил Голос.
И снова тишина.
До озера оставалось немного.
Может, напиться воды побольше? Тогда живот будет полон водой, и голод утихнет.
Невозможно было думать о чем-то другом.
Сева громко повторил:
— Я хочу есть!
Он надеялся, что его услышат.
— Откуда ты, малютка? — спросил Голос. — Кто отправил тебя в столь тяжелое и опасное путешествие?
— Снежная королева, — сказал Сева. — Вы знаете о ней?
— Как сказать… Я многого не знаю из того, что происходит вне моего мира. И зачем тебя, такого маленького и бессильного, послали сюда?
— Меня послали, потому что большой человек… ну, нормальный человек не проберется сюда. Ходы, которые ведут под землю, слишком узкие для человека.
— Я спросил — зачем тебя послали?
— А вы кто? — спросил Сева.
— Странный разговор, — ответил Голос. Но Севе показалось, что в голосе прозвучала усмешка. — Ты не научился отвечать на вопросы.
— Но вы меня видите, а я вас не вижу.
— Забавная мысль. Хорошо, я тебе отвечу: я хозяин этого мира. Но меня нельзя так просто увидеть. Я во всем — я в траве и в воде, я в деревьях и папоротниках.
— Вы живой?
— Я живой. Но живу по своим законам.
— Почему вы не можете дать мне поесть?
— А ты не замышляешь вреда мне и гибели моему миру?
— Ну что вы! Снежная королева хочет устроить здесь убежище для сказочных существ, которым так плохо на земле. Она хочет спрятать их от гибели.
— И меня не спросили?
— Как можно было спросить, если о вас даже никто не знал?
— И это правильно. Тогда скажи мне — вон там, за озером, с неба опустилась большая железная труба. Зачем ты это сделал?
— Это сделали какие-то негодяи, — ответил Сева. — Они целый город убили. Там только гном остался, его тролли в золотой клетке держали, в подвешенном виде, вот он и остался жив, а на город мертвой воды налили, вода поднялась до пояса — все, чего она коснулась, погибло или даже растворилось, как в соляной кислоте. Представляете?
— Город огневых троллей?
— Нет больше этого города.
— Я почувствовал, я почувствовал. Но ты не знаешь, кто эти… чья это труба?
— Честное слово, не знаю. И Снежная королева не знает. Она бы мне сказала.
— А Снежная королева такая же маленькая, как ты?
— Да нет, она нормальная…
И Севе пришлось рассказать о мультипликаторе.
Рассказ его был короток и занял минут пять. И когда он кончил, Голос сказал:
— Я верю тебе, маленький рыцарь. Я чувствовал, что город троллей погиб. Они не были моими друзьями, но кому они помешали?
— Не знаю.
— Не знаю… Иди к озеру, малыш, — продолжал Голос. — Иди вдоль реки. Я скажу тебе, когда остановиться.
Сева понял, что спорить не надо.
По дороге Голос стал допрашивать его, почему Снежной королеве вздумалось помогать русалкам и драконам? Она жалеет их? Как можно жалеть всех? И добрых, и злых. И волков, и зайцев. Тут что-то неладно…
— Я соскучился, — заявил Голос. — Мне нужен собеседник. Причем неглупый. Ты скоро сюда вернешься?
— Зачем мне возвращаться?
— Ты не сможешь забыть о своем путешествии, — сказал Голос. — Ты уже околдован волшебным миром, приключениями, которые не выпадают на долю обычных людей. Ты околдован Снежной королевой и ее дочкой… у нее ведь есть дочка?
— Кристина. А вы откуда знаете?
— Я так давно живу, что знаю больше, чем самому хочется. И я знаю, что не бывает ничего невероятного. Посмотри вперед.
Впереди возвышался бурый холм, будто кто-то из великанов забыл там свой рюкзак.
— Ты почти прав, — угадал мысль Севы Голос. — Довольно давно случилось землетрясение. Земля разверзлась, и ко мне провалился заплечный мешок одного римского легионера. Веришь?
— Трудно поверить.
— Я туда не заглядывал, — сказал Голос, — но думаю, что в мешке были сухари.
— Скажете тоже! — рассмеялся Сева. — Вы знаете, сколько лет прошло?
— Много, — согласился Голос. — Но микробов здесь нет, а сухарям возраст не страшен. Впрочем, у тебя нет выбора.
Сева подошел к холму. В нем была пещера — мешок был не завязан.
— А вдруг там какой-нибудь скорпион сидит? — спросил Сева.
— Нет у нас скорпионов. У нас даже комаров нету. Все наверху остались. — Голос усмехался. — Сделай шаг, далеко идти не надо. И тащи сухарь на себя. Учти, что вы с ним одного размера.
И тут Голосу стало так смешно, что он не смог сдерживаться.
Под грохот его хохота Сева влез в пещеру и оказался внутри мешка.
И тут же вытянутая рука натолкнулась на край сухаря — даже фонарь зажигать не пришлось.
— Тащи! — подсказывал Голос. — Тащи, мой юный голодный друг!
Сухарь хоть и был ростом с Севу, конечно, оказался куда легче, чем Сева опасался. Сухари вообще довольно легкие. Так что он смог вытащить сухарь наружу, а потом, не дожидаясь подсказок Голоса, отколол от него край большим камнем. Но есть не смог.
Он как представил, что сверху на него смотрит с ухмылкой Голос, так даже аппетит пропал.
Голос снова догадался.
Он произнес:
— Ты поешь, не стесняйся, я смотреть не буду. А потом вернусь.
— Большое спасибо, — сказал Сева, — вы и не представляете, что вы меня спасли.
— Добрые дела всегда делать приятнее, чем гадости.
— Это зависит от характера, — сказал Сева. — Мне уже разные люди попадались.
— До встречи… — донесся Голос.
Сева был ему благодарен за то, что он не смотрит, как ничтожное, махонькое существо вгрызается в древний сухарь.
Сухарь оказался сказочно вкусным.
Сева и не заметил, как смолотил полсухаря. А потом на него напала страшная сонливость.
Сева улегся на траву и заснул.
Во сне ему снилось, как стадо коров хрустит сеном…
Когда он открыл глаза, оказалось, что рядом с ним спит гномик Юхан. Он был таким толстым, что живот поднимался крутым холмом. Зато мешок с сухарями опустел.
— Снова! — воскликнул Сева. — Ну это уж слишком!
Гном приоткрыл глаз, скосил его на Севу и произнес с сонным презрением:
— Мог бы маслицем разжиться.
— Ну знаешь!
Сева вскочил и со всего размаха стукнул гнома кулаком в живот.
Ну как вам сказать? С таким же успехом кролик попытался бы избить медведя.
Но гном обиделся.
Он сел и взвыл:
— Как ты смеешь! Ты понимаешь, на кого поднял руку? Ты поднял руку на великого путешественника! Для меня специально Красную книгу путешественников выпустили!
Ему было лень вставать, да и обожрался он без меры, но разозлился ужасно.
Сева отскочил на два шага, достал из-за пояса свой меч и, когда гном все же кинулся на него, ткнул концом меча в вытянутую руку гнома.
— Ой! — Гному и в самом деле было больно. — Никакой пощады. Наш с тобой союз разорван, и я не успокоюсь, пока тебя не придушу!
Глаза гнома горели нехорошим блеском.
— Поднять руку на своего благодетеля! Уколоть ничего не подозревающего друга! На твоей могилке будет написано: «Предатель и убийца».
Наконец-то он смог подняться на ноги.
Сева понял — надо бежать.
У него было одно преимущество — он был голодным и легким. Он отбежал от гнома и встал в фехтовальную позу, выставив вперед меч.
— Ты воришка! — крикнул он. — Оставил бы мне хоть сухарик.
— Как ты до сих пор не понял, — ответил грозно гном, — что мне требуется в десять раз больше пищи, чем тебе, и справедливость требует делиться пищей один к десяти!
— Так где же моя десятая доля?
— А вот этого ты, мерзавец, не заслужил!
Гном схватил с земли сухой сук и с неожиданной резвостью ринулся к Севе.
Сева неудачно отпрыгнул назад, споткнулся о камень и полетел, как от удара в лицо. Он больно ударился спиной о землю, даже дух перехватило!
И вот тогда гном подпрыгнул к нему и замахнулся суком.
— Умри, обжора! — завопил гномик Юхан.
Он ударил концом сука, но промахнулся.
Пытаясь отклониться, Сева не сразу понял, что же произошло.
А промахнулся гном потому, что на глазах стал уменьшаться, и уже через секунду сук стал слишком велик и тяжел для него. Вместо того чтобы вонзить конец своего оружия в грудь Севе, гном его уронил и в ужасе поднес к лицу свои маленькие ручки.
— Что? — кричал он. — Что ты сделал со мной, предатель?! Ты меня погубил!
Сева сам ничего не понимал.
Он сел и, пересиливая боль в спине, поднялся на ноги. Наклонился, взял с земли оброненный меч.
И услышал глубокий всеобъемлющий Голос, который донесся с неба:
— Гном Юхан хотел справедливости. Его справедливость — взять всего в десять раз больше того, что досталось его товарищу, а то и вовсе ничего не оставить. Такая справедливость мне не подходит. Все должно быть поровну. Поэтому я тебя, гномик Юхан, уменьшаю до половины Всеволода. И будешь ты ему по пояс. Когда станете делить еду, тебе пускай достается половина от того, что съест Всеволод.
— Я не хочу! — закричал гном. — Я великий путешественник, меня весь свет знает, а это пришлый мальчишка, даже не из нашего мира. Он же из человеков! Немедленно верни меня в большой размер, а то тебе же хуже будет.
— Почему мне будет хуже? — спросил Голос.
— Я приму меры! — ответил Юхан. — У меня такие связи в верхах, ты не представляешь! Я твое Подземелье отдам в хорошие руки, тогда пожалеешь.
Голос явственно вздохнул.
— Давно я не слышал угроз. А угроз от муравьев и подавно.
— Верни мне прежний вид! — кричал гном.
Он принялся бегать по берегу реки, хватать палки и камни и кидать их в небо, будто надеялся попасть во врага.
— Сухарей или иной пищи я не смогу подарить вам, но могу посоветовать тебе, рыцарь Всеволод, прикончить гнома, который меньше тебя ростом и слабее. Потом ты сможешь пожарить его филейные части. Ты знаешь, мальчик, где филейные части у гномов?
Голос говорил очень серьезно, но Сева сообразил, что это черный юмор.
Гном же шуток не понимал.
Гномы вообще шуток не понимают.
Поэтому он испугался и завопил тонким голоском — ведь после того, как он уменьшился и стал чуть больше спички, настоящий голос в его тельце более не помещался.
— Вы не посмеете, тираны! — кричал он. — Человечество проклянет память о вас! На мою могилку девушки будут носить венки из садовых ромашек!
— Красиво, — заметил Голос. — Романтично. По-моему, Всеволод близок к слезам.
— Я уже плачу, — сказал Сева.
— В самом деле? — В гномике возникла надежда. — Может, не стоит меня убивать без суда? Мой проступок невелик. Съел сухарик от голода. Именно от голода. Перед этим провел недели и недели в заточении в птичьей клетке. Дети строили мне гримасы, в меня кидали камнями.
— Может, и в самом деле не будем его убивать? — спросил Сева.
— Тогда спасите меня от заворота кишок! — закричал Юхан. — Вы бы поглядели на меня! Я умираю от колик!
Сева поглядел и ужаснулся. Как же он раньше не заметил?
Гном стал похож на перегнутую запятую. Голова и шея остались прежними, зато живот пугающе вылез вперед.
— Что это? — испугался Сева.
— Тот несчастный сухарик, — рыдал гном. — Ведь когда этот невидимый тиран решил меня уменьшить, он забыл уменьшить сухарик, который лежит в моем животе. Ой, я сейчас умру! О, немыслимая боль!
— Это и в самом деле мучительно, — заметил Голос. — Наш бездельник прав. Я помогу тебе, гном, если ты ответишь правдиво на простой вопрос.
— Только скорей задавай его, а то некому будет отвечать.
— Зачем ты полез под землю? Мне Всеволод рассказал, что ты здесь уже был, хотя я тебя, к сожалению, не заметил. Ты рассказал о моей стране Снежной королеве. Но зачем снова полез?
— Честно?
— Честно.
— Мне стало известно, что огневые тролли добывают особой чистоты алмазы. Вот и подумал… Ой-ой! Вот и думал, что возьму у них несколько штучек. А они предательски поймали меня и посадили в клетку.
— Поймали с поличным?
— Называйте, как хотите. Но я так и не узнал, где у них хранится городской сундук, а теперь некому открыть эту тайну. Ой, больно-о!
— Я тебе верю, бездельник и воришка, — сказал Голос. — У меня есть быстродействующее слабительное. Открой рот.
Гном послушно открыл рот.
— Да закинь голову как следует!
Гном закинул голову.
— Рот шире!
Он разинул рот шире.
Сева увидел, как сверху не спеша спускается розовая капсула, словно она не падает, а некто невидимый опускает ее, держа в пальцах.
Капсула дотронулась до губ гнома и пропала во рту.
Тот глотнул. Проглотил.
Так и остался стоять с запрокинутой головой.
Голос засмеялся.
И, как бы проснувшись, Гном схватился двумя руками за торчащий живот и с визгом бросился в кусты.
— Подействовало, — сказал Голос. — Но не думай, что этот эпизод отучит его от жадности и вороватости.
— Я знаю.
— Будь с ним осторожен, — сказал Голос. — Вам же вместе подниматься наверх.
Сева кивнул. Он понял невидимого собеседника.
— А скажите, пожалуйста, — спросил он, — кто вы такой и почему о вас никто не знает?
— Обо мне никто не знает, потому что меня никто не видит. Кто я такой? Я не смогу ответить на этот вопрос, потому что я сам себя никогда не видел.
— Но откуда вы взялись?
— На этот вопрос у меня есть несколько теорий, — ответил Голос. — Когда-нибудь при случае я расскажу тебе о них. Поспеши вернуться ко мне.
— Не знаю… — вздохнул Сева.
— Я одинок, и поэтому мне неизвестно, всесилен я или бессилен. Мне нужен слушатель и друг. Я выбрал тебя в друзья и могу осыпать тебя алмазами, потому что я-то, в отличие от гнома, знаю, где спрятан сундук огневых троллей. Потому что ты добрый человек, и не исключено, что ты унаследуешь от меня власть над Подземным миром.
— Сначала я школу окончу, — пошутил Сева.
Но Голос, к сожалению, не понял шутки и спросил:
— И долго еще ждать?
— Несколько лет. А потом еще хотелось в институт поступить.
— Ты плохо воспитан, — произнес через минуту молчания Голос. — И ты не тот, кого я ждал последние столетия.
И вдруг в их разговор вмешался тонкий голосок, что прилетел из кустов:
— Зато я тот, кто вам нужен!
Сева понял — это гному стало полегче.
А вот и он.
Живот уменьшился раз в десять!
— Вы лучше доверьтесь мне. Я на все готов! А вы мне сундук с алмазами, пойдет?
— Помолчи, мелочь пузатая, — ответил ему Голос. — Я со Всеволодом разговариваю.
— Да он же вас не уважает!
— Мне дороже недостаток уважения Севы, чем вся твоя лесть, потому что Всеволода можно перевоспитать. А ты — дело безнадежное.
— Пожалеете! — ответил Юхан. — Когда вам туго придется и этот Сева вас окончательно подведет, вы начнете кричать: «Юхан, дорогой, где ты? Юханчик, иди к нам на помощь!» Я гордо отвернусь и займусь своими неотложными делами. Вот тогда вы и будете рвать на голове волосы.
— Боюсь, что у меня нет волос, — сказал Голос. — А теперь ты помолчи. Я хочу поговорить с Всеволодом. У меня к нему просьба.
— Я вас слушаю, — сказал Сева.
— Я помогу вам выбраться и попрошу Снежную королеву, если она так хочет населить мой мир всякими лешими, русалочками, даже не спросив моего согласия, спуститься сюда. Мы с ней поговорим по душам и вместе все решим. Хорошо?
— Хорошо.
— Но есть второе дело, срочное. Ты должен срочно добраться до верхнего конца трубы. Узнать, кто за этим стоит. Почему из нее лилась на город мертвая вода…
— Истина, господин! Клянусь честью! Я чудом остался жив.
— Значит, там, наверху, находятся убийцы. И они таятся. Может, это свихнувшиеся генералы, может, это безмозглые дельцы…
— Я вас понимаю, — сказал Сева. — Я сразу расскажу обо всем королеве.
— Я боюсь этой трубы, — признался Голос. — Мне видится в ней моя смерть и смерть всего живого.
— Мы все сделаем, — сказал гном. Он даже перестал ныть и вредничать. Испугался.
— А теперь держитесь, малыши, — сказал Голос. — Я перенесу вас к потолку моего мира. Учтите, что до него семь километров. Половина пути отсюда до поверхности Земли. Там есть прямой путь на поверхность.
Невидимые пальцы существа, именуемого Голосом, схватили гнома и Севу и понесли к подземному небу.
Полет длился недолго.
Сева увидел лес, холмы, долины, но чем выше он поднимался, тем туманнее казался пейзаж внизу, и наконец он скрылся во мгле. Воздух в Подземном мире был куда менее прозрачен, чем наверху.
Наконец Сева очутился в бесконечном тумане, пронзенном лучами солнца. В ту сторону, где оно светило, было больно смотреть, и оттуда исходило тепло, тогда как с другой стороны кусал холод.
— Все, — произнес Голос.
На этот раз он прозвучал настолько рядом, что Севе показалось: вот-вот он увидит повелителя Подземелья.
— Нет, — угадал мысль Севы Голос. — Увидеть меня нельзя. В этом мое счастье и мое проклятие. Когда вернешься, я тебе поведаю о моей удивительной судьбе…
Над головой показались камни.
Неровная поверхность была потолком Подземного мира, и тянулась она на многие километры.
Под острым углом из потолка выдавался большой камень.
Большой для Севы и гнома, но, конечно же, небольшой для обыкновенного человека.
Вот на край этого камня невидимые пальцы поставили Севу и гнома.
И гном тут же закричал:
— Я упаду! Я уже начал падать! Уберите меня.
— Потерпи, — сказал Голос. — Тебе недолго осталось здесь быть. Слушайте меня со всем доступным вам вниманием. Вы для меня — пылинки. Не более того. Но пылинки разумные и даже забавные. Вы стоите сейчас на конце вентиляционного хода. Полагаю, что такие ходы, как капилляры, произведены в толще земной коры самой природой с неизвестной нам целью. Эти ходы пронзают камень и почву и заканчиваются где-то недалеко от поверхности. Я не знаю точно, сколько надо будет подниматься далее, я не мог побывать там, ибо я беспомощен за пределами моего мира. Но допускаю, что ничего страшного с вами не произойдет.
Сева попытался казаться человеком решительным и верным чувству долга. Он спросил:
— А когда мы вылезем наверх, там далеко до начала трубы?
— Полагаю, что примерно два часа хода для человека нормального роста.
— Значит, неделя для меня?
— Неделя для тебя. Но ведь ты сможешь снова стать человеком?
— Я должен найти шахту. Там мультипликатор, и там меня должен встретить Снежный человек.
— Снежный человек? — удивился Голос. — Человек из снега?
— Нет, это дикий человек, — сказал Сева. — Он так и не сумел превратиться из обезьяны в человека.
— Какая жалость! — воскликнул Голос.
— Сначала мне надо найти шахту, — повторил Сева.
— Надеюсь, это не так сложно, — ответил Голос. — Как только вы уйдете из-под моей власти, наш друг гном Юхан примет свой прежний вид. И он отнесет тебя куда следует.
— Обязательно! — воскликнул гномик. — Только сделайте меня снова большим!
— Сейчас этого сделать нельзя — тогда тебе не долететь до верха. Ты станешь тяжелым и грохнешься обратно.
— Ах, так! — произнес Юхан и задумался. — Пожалуй, не будем спешить?
— Летите! Счастливо, — сказал Голос. — Полет будет нескорым, ибо вы будете реять, подобно пылинкам в луче солнца.
Севу снова подняли в воздух.
Он уже и не сопротивлялся и старался не бояться.
Впрочем, он и вправду не очень боялся.
Потому что если тебя пугают и пугают, буквально до смерти запугали, то наступает момент, когда ты уже не в силах бояться. Устал трепетать. Ты просто ждешь, когда все это закончится.
Сева поднял голову. Он оказался в туннеле, прямом и бесконечном. По крайней мере, луч его фонарика лишь гнал перед собой тьму.
В этом туннеле дул ветер. Сильный ветер, поднимавшийся вверх. Настолько сильный, что вырывал Севу из пальцев Голоса.
— Лучше не надо! — кричал где-то рядом гном, и голос его перекрывался ровным гудением ветра.
«Вентиляционный канал, — повторил про себя Сева. — Но кто его сделал и зачем — нам неизвестно…»
— В путь… — прогудело в ушах.
Или показалось.
Но руки перестали держать Севу, и его, как пылинку, понесло ветром вверх.
Он надеялся, что этот ход пуст и прям до самого верха. Иначе может так ударить о выступ в стене или камень, что на этом путешествие и закончится.
Поэтому Сева летел, прикрывая голову обеими руками.
Впрочем, пользы от этого было немного, потому что пылинку воздухом переворачивало и вертело.
Главное и самое неприятное заключалось в том, что путешествие оказалось совершенно бесконечным. От бесконечности этой кружилась голова и даже тошнило.
Наконец стало мутиться сознание…
И в тот момент, когда сознание куда-то исчезло, Сева понял, даже не глазами, которые, конечно же, были зажмурены, а затылком: стало светлее.
И с каждой долей секунды было все светлее и светлее.
И тут Севу выбросило из вентиляционного хода.
Выбросило в гущу бамбуков или банановых деревьев, финиковых пальм или кустов крыжовника…
Подбросило высоко над землей — и затем Сева рухнул вниз.
Больно, но терпеть можно.
А рядом — тут уж Сева открыл глаза — на землю бухнулся гном.
Кончено же, это не бамбук и не бананы, это тундровые кочки.
А над головой ослепительное солнце.
А где же дырка в глубь Земли?
Сева с трудом поднялся.
Справа от него колебались стебли травы. Видно, там и прячется выход.
«Все.
Путешествие закончилось.
Мы прилетели.
Мы выполнили просьбу Снежной королевы Роксаны и ее дочки, нашей подруги Принцессы-лягушки».
Вдруг стало темнее.
И Сева увидел, как гном Юхан стал увеличиваться.
Бедняга, подумал Сева. Второй раз за один день он меняет размер. Не позавидуешь. Впрочем, вот-вот и Севе надо будет возвращаться в свой облик. Как хорошо! Не все путешествия интересны и забавны, как поход от летнего лагеря до озера Светлого, с ночевкой в палатках и туристскими песнями.
Юхан стал громадным.
— Поздравляю! — крикнул Сева, потому что разница в росте уже была очень велика. Он опять до колен гному не доставал.
Юхан медленно опустился на корточки.
Он был голым, потому что оставил одежду в Подземном мире. Ему было прохладно, он переступал с ноги на ногу, но не замечал неудобства, потому что горел желанием высказать Севе все, что о нем думает.
— Не спеши поздравлять, таракашка, — вымолвил гномик, наклонившись над Севой. — Придется тебе здесь остаться. Ничего дурного я тебе не желаю, но я не верблюд, чтобы таскать тебя на себе. Мне же идти придется вон до тех холмов, да еще через них перевалить. Я все рассчитал. Ведь шахта там?
— Не помню, — сказал Сева.
Он стоял спокойно.
Он сильно изменился за эти дни. Это уже не тот мальчик, что бездумно бегал по летнему лагерю. Он столько всего повидал, что обыкновенному человеку и не снилось.
— Конечно, — произнес гном Юхан и грязной пятерней почесал круглый животик. Не так уж он голодал в золоченой клетке, если оставался таким кругленьким. — Конечно, — повторил он, — самое разумное мне наступить на тебя, паршивец, и с глаз долой. Но я такой добрый, ты не представляешь.
— Почему ты меня бросаешь?
— Потому что только я знаю, где таится Подземный мир. И дешево я свои знания не отдам!
— Но мы же с тобой обещали Голосу узнать, откуда идет труба с мертвой водой!
— Я лично ничего не обещал. Даже если из этой трубы каждый день будет вода литься, я беднее не стану. Городу троллей ничего не угрожает — конец трубы теперь далеко внизу. Так что мы еще увидим сундуки с алмазами!
— Ты подлец, Юхан, — сказал Сева.
— Для кого как! Для себя я — сущий ангел.
Юхан стоял, сложив на животе руки, и не спешил уходить, словно оставил главную новость на закуску.
Так и есть.
— Трусишь, ребеночек? — сказал он. — А если узнаешь правду, то от страха описаешься.
Сева молчал. Он понимал, что Юхан сейчас не шутит. У него на самом деле в запасе какая-то мерзость.
— Сейчас я тебя покину, — произнес гном. — А на тебя набросятся самые настоящие чудовища, самые настоящие вампиры. Они покончат с тобой за несколько минут. Так и кончатся твои подвиги. А памятника ты не дождешься — кому нужна твоя сухая шкурка?
И тут гном расхохотался, как будто стоял на сцене и изображал Бармалея. Повернулся и уверенно пошел прочь.
— Что за вампиры? Мы же не в царстве Кощея, а посреди Кольского полуострова. Вокруг обыкновенная земля, где вампиров никогда не водилось.
И в ответ на мысли Севы раздался нарастающий шум, будто к нему несся мотоцикл без глушителя.
Что это? Вампир пикировал с неба…
Гном был прав. Сева забыл, что он мал и обычный комар для него страшен. А сколько их в тундре? И, представьте, на вас несется комар, плотоядно выставив вперед, как рыцарь копье на турнире, свое жало.
Сева едва успел выхватить меч, как раз размером с жало, и ударил им по комару.
Комар от неожиданности ринулся в сторону и промахнулся.
Но на Севу уже мчался другой кровосос.
Комары были не одни, на Севу кинулись и какие-то насекомые помельче, и один из них — это же гнус! — умудрился ужалить Севу в плечо, и тот увидел, как надувается кровью брюшко гнуса.
Сева с трудом сбросил гаденыша, тот свалился, но его место спешил занять другой.
И Сева понял, что гному не было смысла убивать его. Ведь если завтра найдут здесь шкурку Севы, высосанного комарами и гнусом, то никто дурного не подумает о Юхане. «Мы шли и потерялись в пути. Я искал Всеволода, но не нашел». И еще будут сочувствовать — друга потерял!
Эти мысли проносились в голове, как молнии.
Никогда еще Севе не было так плохо.
И страшно, и больно… и безнадежно.
Конечно, меч помочь не мог.
Сева схватился за край сухого осинового листа, валявшегося рядом, и попытался залезть под него, как под щит. Но какой-то гнус подкрался сбоку…
Сева старался закопаться в землю под слой слежавшихся прошлогодних листьев, но комары и гнус как будто заранее знали о его хитрости и находили дырки и лазы в его ненадежном убежище.
В ушах звенело, да и шуму было немало — гудение насекомых, шуршание листьев, собственные дыхание и проклятия. Ура! Он пронзил мечом комара. Вот тебе! Отогнал еще одного. Ох ты! Раздавил гнуса. Но все это лишь временные победы, потому что Сева начал уставать, а может, и чувствовал уже потерю крови.
И тут он услышал новый звук.
Звук становился все громче.
Еще один комар?
Шум и стрекотание превратились в грохот.
Сева понимал, что этот новый шум ему не поможет — еще несколько минут такого неравного боя, и он, обессиленный, упадет. Ведь число врагов — миллион. На смену павшему вампиру тут же придут десять других.
Но настоящий мужчина сражается, пока есть последние силы.
Шум оборвался.
И тут особо подлый комар вцепился лапами в щеку, рот и висок и укусил Севу под глаз.
Сева отбивался от него, но комар был большой и упорный…
Поэтому Сева в отчаянии от проигранного боя не услышал, как к нему подошел кто-то такой большой, что загородил дневной свет.
Перед Севой уселся на корточки человек, подхватил пальцами и поднял к своему лицу. Затем осторожно и быстро очистил его от кровососов.
— Ты знаешь, — сказал пилот Гарри Коллинз, который никогда не снимал старинного летного шлема и квадратных очков, которые когда-то летчики называли консервами, — тебя под этими убийцами не было видно. И если бы не сигнал локатора, я тебя никогда бы и не нашел. Ты не возражаешь, мой юный друг, если я тебя временно помещу в карман? Боюсь, что тебе потребуется помощь врача.
Сева попытался кивнуть, но, видно, и на самом деле крови в нем осталось совсем немного.
Гарри Коллинз посадил Севу в верхний карман кожаного реглана, так что только голова Севы высовывалась наружу.
— Я каждый день летал над этой местностью, — сказал летчик, поднимаясь, — в надежде услышать маячок. Я тебе должен сказать, что после смерти у меня отлично развилась интуиция.
От слабости Сева начал засыпать, но помнил: главное — рассказать о мертвой воде!
Он слышал сквозь сон, как заработала рация:
— Снежный? Я его нашел. Посылай людей за мультипликатором!
Сева очнулся от звука голосов.
— И пускай немедленно сварят клюквенного сиропа — не жалейте сахара. Мальчику нужны витамины!
Это был голос Снежной королевы. Он доносился сверху, как с неба.
— Он в бреду, — произнес Гарри Коллинз, — повторял что-то о фабрике игрушек и мертвой воде. Это его беспокоило.
— Здесь, за холмами, есть фабрика игрушек, — сказал Нильс. — Называется «Малютка-супер» и принадлежит какому-то благотворительному фонду. Но больше ничего о ней не известно.
— Какие еще игрушки в тундре? — удивилась королева.
— Никто их никогда не видел, — послышался голос Кристины.
— Странно, — сказала королева. — Почему это никого не насторожило? Ведь само собой разумеется, что фабрики детских игрушек выпускают детские игрушки. А если они выпускают детонаторы или морские мины, значит, это не настоящая фабрика игрушек.
Эта короткая речь королевы завершилась аплодисментами. Видно, мужья, дочки и придворные Снежной королевы остались довольны мудростью своей повелительницы.
— Известно ли, кто работает на фабрике игрушек? — спросила королева.
— Там есть директор, Кох Василий Федорович, — пропищал какой-то домовой. — А остальные на фабрике — роботы.
— Все остальные?
— Без исключения. Сделаны на Тайване по особому заказу.
— А этот самый… Кох?
— Тоже сделан на Тайване, но сам об этом не подозревает.
— Катастрофа! Неизвестная и подозрительная фабрика у нас под боком! Придется мне разогнать всю разведку, начиная со Снежного человека. Подавай, дружок, в отставку.
— Я готов, — мрачно прогудел Снежный человек. — Я виноват, что занялся другими делами…
— Ладно, я пошутила. Все равно у меня нет никого лучше тебя.
— А Юхан не приходил? — Сева открыл глаза.
Наступила гробовая тишина.
И тут же поднялся страшный шум!
Оказалось, что Сева лежал на коленях у Снежной королевы. Она подхватила Севу на руки, прижала к мраморной, пахнущей свежими морозными духами щеке и принялась целовать его распухшее лицо.
Притом повторяла:
— Ну ты же сам на себя не похож! Как же это случилось?
— Что случилось? — с трудом спросил Сева. — Этот гном Юхан бросил меня в тундре на выпивку вампирам.
— Какой еще гном? — возмутилась королева. — Какие еще такие вампиры?
— Мама, ты ничего не понимаешь в жизни! — заявила Царевна-лягушка и выхватила Севу из маминых рук. — Для Севы комар хуже волка!
Кристина гладила Севу, а ему было больно, потому что все тело распухло от укусов. Но он терпел и не смел признаться, что ему больно.
И можете себе представить, что Кристина так расчувствовалась, что разревелась! Слезы капали из ее глаз на Севу.
Вам когда-нибудь поливали соляным раствором открытые раны?
Спас Севу Дед Мороз Нильс, который сказал:
— Положи Всеволода на стол. А то герой, которого Подземелье не смогло одолеть, помрет от твоих ласк.
Кристина обиделась, но подчинилась.
— И в самом деле! — взяла реванш Снежная королева. — Тебе никого нельзя доверить. Придется тебя выпороть.
— А ты только попробуй, мамочка! — откликнулась Кристина. — Я сразу сообщу об этом инциденте моей тетушке королеве Великобритании. И мне очень интересно будет посмотреть, в каком несчастном виде ты будешь выглядеть в Европейском союзе!
Королева Роксана зашипела, как десять кобр, но никто ее на этот раз не испугался.
Сева сидел на столе, а Снежный человек открыл баночку с мазью, которую используют в Гималаях для лечения боевых ран. Он берег эту мазь для особых случаев.
И что удивительно — Севе почти сразу полегчало.
Кристина склонилась к нему. Рыжая прядь упала лилипуту на плечо. Прядь была тяжелой и теплой.
— Я готова влюбиться в тебя, — сказала она, — даже если ты останешься таким же маленьким.
— Не спеши, принцесса, — сказал Нильс. — Он еще не рассказал нам о своем путешествии.
— С самого начала? — спросил Сева.
— Можно и с самого конца, — сказал Гарри Коллинз, — с того момента, когда я подобрал его в тундре.
Вошла маленькая горбатая старушка с таким длинным носом, что его кончик доставал до подбородка. Она принесла Севе наперсток с горячим напитком.
Это была дворцовая колдунья, специалистка по снадобьям и заговорам.
Сева выпил наперсток до дна и сразу почувствовал, что готов снова отправиться в путешествие.
Так что он поднялся на ноги.
А вокруг стола, на котором он стоял, столпились придворные, Деды Морозы, снегурочки, морозики разного возраста и несколько домовых, не считая эльфов и фей.
Всем было интересно.
И тогда Сева рассказал о своем путешествии, о гноме Юхане, о мертвой воде и гибели города троллей, о Голосе, который правит Подземным миром…
Он говорил целый час, а колдунья принесла еще три наперстка, без них Севе, конечно, не выдержать бы.
А когда Сева закончил свой рассказ, посыпались вопросы, градом и поодиночке. Чтобы не запутаться, Дед Мороз Нильс дирижировал вопросами и сам задавал их больше всех.
Мнения о том, что случилось с гномом Юханом, разделились.
Нильс решил, что он пробрался на фабрику игрушек и предложил Коху свои услуги.
Кристина решила, что Юхана там убили, чтобы не путался под ногами.
А пилот Гарри Коллинз заявил, что Юхана, наверное, закусали до смерти комары, туда ему и дорога.
Когда Сева рассказывал о Голосе, Кристина спросила маму:
— А почему я никогда о нем не слышала? Он ведь тоже, наверное, благородного происхождения?
— Наш дальний родственник, — ответила Роксана. — С ним связана темная история.
Она не хотела дальше рассказывать, но все стали просить королеву, и она сдалась.
— Это случилось давным-давно, при Юлии Цезаре. Голос тогда был римским легионером и знаменитым воином. Но случилась беда — он съел то, что есть не положено, и стал невидимым. И его невеста, родная сестра египетской царицы Клеопатры, отказалась выходить замуж за невидимого римлянина. С горя он взял свой мешок с походными сухарями и ушел в глубокие темные подземелья, где совершенно все равно, видимый ты или невидимый… А может быть, это сказка…
Все помолчали, потому что сочувствовали несчастной любви, а Снежный человек попросил Севу указать на плане место, где проходит труба.
Сева показал и пояснил:
— Конец трубы выходит из неба Подземного мира, но немного не доходит до тамошней земли. То есть как только мертвая вода хлынет из трубы, она там разольется и все погубит. Если же воды будет много, то вместо Подземного мира получится мертвое море.
— Значит, кому-то очень нужно, чтобы на Земле никто не узнал, что они делают мертвую воду, — сказала королева.
— Как так делают? — удивился Гарри Коллинз. — Из чего ее можно делать? Кому это выгодно? Да и вообще, мертвой воды не бывает, потому что не бывает живой воды!
— Любопытное наблюдение, — сказал Нильс. — Может, в нем и заключается разгадка тайны?
— Голос очень просил узнать, откуда течет мертвая вода, — сказал Сева, — кто ее придумал и как тех людей остановить?
Снежный человек медленно водил пальцем по карте. Затем сказал:
— Нет никакого сомнения в том, что мертвая вода вытекает из фабрики игрушек и труба начинается на этой фабрике.
— Значит, мы пока откладываем все разговоры об Убежище и Подземном мире. Если не остановить мертвую воду, наше Убежище будет просто кладбищем, — произнесла королева.
— Немедленно организуем экспедицию на фабрику игрушек, — сказал Нильс. — Посылаем туда гномов, эльфов, домовых — всех!
— Молодец, отчим, — заявила Кристина. — Соберем всех, кто поглупее, и пускай они бегают по фабрике у всех на виду и задают глупые вопросы.
— Ты права, — сказал Сева.
Он устал, ноги подкосились, и он снова уселся на стол.
Королева присмотрелась к человечку и гневно воскликнула:
— Где мультипликатор? Сколько можно мучить моего рыцаря? Почему ему до сих пор не вернули истинный облик? А ну, немедленно поместите его в этот проклятый чемодан, а потом пускай он поспит минут тысячу на медвежьих шкурах!
— Погоди, королева, — остановил ее горячую речь пилот Коллинз. — Боюсь, что нам снова не обойтись без помощи Всеволода.
— Отстаньте от него! — сказала Кристина.
— Нам нужно послать незаметного шпиона, — сказал Коллинз.
— А какого шпиона не заметят? — спросила королева.
— Меня? — догадался Сева.
— У тебя больше шансов, — согласился Снежный человек.
— Ни в коем случае! — Кристина прижала Севу к груди. И Сева услышал, как быстро и гулко бьется ее сердце. Просто оглушительно билось сердце.
Сева уже забыл, что еще так недавно боялся умереть, он забыл о комарах и мертвом городе, он опять почувствовал себя рыцарем и совсем не думал, что девушка на самом деле держит его в ладошке, чтобы не помять.
— А что такого! — воскликнул Сева. — Что мне стоит туда проникнуть и все узнать?
Все захлопали в ладоши, потому что в сказочном мире при всех его недостатках очень высоко ценится отвага, даже выше, чем хитрость и сила.
И хоть Кристина все еще сопротивлялась и спорила, Роксана согласилась с советниками и мужьями, что дорога каждая минута, а придворный портной Ахаль, которого, правда, никто сюда не приглашал, но присутствию которого никто и не удивился, закричал:
— Браво! Виват! Я тоже пойду в их логово! Только покажите мне его!
Он так прыгал, что уронил на пол свой сотовый телефон, но никто не обратил на это внимания, потому что сотовых телефонов в сказочном королевстве не признают, не используют и даже не знают, как они выглядят.
Портняжка схватил телефон с пола, а Сева, который обратил на это внимание, подумал, что надо будет попросить его позвонить в лагерь.
Но Снежный человек прервал его мысли.
— Сейчас ты отдохнешь, — сказал он, — поспишь часа два-три, примешь теплую ванну в горячем газированном источнике и как следует поешь. А потом уж мы отправимся в полет.
На том и порешили.
Сева, оказывается, был рад заснуть, потому что силы оставили его, и он не помнил и не чувствовал, что королева Роксана сама вымыла его, как куколку, но Кристину она выгнала, потому что мальчика надо было раздеть, а королева не желала, чтобы ее любимая дочка своими руками купала совсем голенького человеческого мальчика.
Между тем королевский придворный врач, колдун Германиус, был призван к постели больного и предложил немедленно поставить Севе пиявок и пустить кровь.
К счастью, королева Роксана знала, что других средств врач не признает и держат его при дворе только потому, что его отец и прадедушка были лейб-лекарями и лично свели, то есть проводили в могилу нескольких королей и королев. Поэтому она приказала Снежному человеку из особых запасов выдать лекарю бутылку рижского бальзама, а врач Германиус покачал высоким черным колпаком и сказал:
— Нет, не жилец ты, юноша, не жилец.
— Значит, будет жить, — с облегчением вздохнул Нильс, который имел возможность наблюдать за доктором уже восемьдесят лет.
А Сева спал без задних ног, и сны его были нервными, но веселыми.
Он бегал наперегонки со Снежным человеком, сражался на шпагах с Кощеем Бессмертным и спасал из пасти полярного крокодила свою подругу Лолиту.
На двенадцатом подземном этаже фабрики детских игрушек «Малютка-супер» Георгий Георгиевич отдыхал в обществе секретарши Элины Виленовны.
Конечно, слово «отдых» недостаточно для того, чтобы определить состояние президента Полотенца. Он был напряжен, взволнован, и тут смешалось многое — исчезновение любимой жены, гигантский выкуп, который поставил Фонд на грань краха, беспокойство за благополучие единственного сына Гоши и, главное, тревога за успех грандиозного опыта. Конечно, по масштабу научного значения открытие академика Сидорова было достойно Нобелевской премии, но его последствия были столь опасны для всей Земли, что Нобелевскую премию пока лучше было не беспокоить.
Георгий Георгиевич, называвший сам себя конкретным человеком и джентльменом двадцать первого века, понимал, что на этом свете человеку нужны только власть и деньги. Одно без другого — чепуховина. Когда Георгий Георгиевич учился в школе, он побаивался сильных ребят в классе и научился их подкупать. Оказалось, что сильные тоже хотят сладенького. Он научился натравливать одних сильных на других. И чем лучше он учился управлять людьми, тем богаче становился. И скоро стал самым богатым мальчиком в школе. Его не любили, но не смели сказать об этом. И когда самый сильный в девятом «Б» Коля Свистунов захотел справедливости, Гоша не стал с ним спорить. Он покорился ему и отдал свой плеер. А по дороге домой на Колю напали плохие сильные мальчики из соседней школы, побили его, а плеер возвратили Гоше. И это был последний бунт неорганизованных свободолюбцев.
Вся история жизни Гоши Полотенца нам неинтересна, тем более что наш рассказ начинается, когда Георгию Георгиевичу уже было тридцать девять лет, и он любил говорить: «Иисуса Христа я пережил на шесть лет, Пушкина — на два года. Теперь осталось пережить Льва Толстого, а потом можно и на пенсию». Для тех, кто много болел в школе, я сообщу, что в день смерти Льву Толстому было восемьдесят два года.
Но Георгий Георгиевич лукавил. На стенке в его спальне был прикноплен портрет императрицы Елизаветы, мамы царствующей императрицы Великобритании. Ей тогда уже исполнилось сто два года, а она не собиралась умирать. Правда, она умерла как раз в те дни, когда Георгий Георгиевич был занят бесплодными поисками своей жены, но он об этом не узнал, так как телевизора не смотрел, а газет не читал. Некогда.
Отдыхал Георгий Георгиевич так.
Он расколол взятую с собой в командировку копилку, которой ему служил череп мамонта, и считал монетки, а Элина, которая, как и ее шеф, обожала вид, блеск и даже вкус монет, записывала сумму в столбик.
Оба прислушивались к шуму за стеной.
Там громко капало.
— Накапливается вода, — произнесла Элина.
— И с каждой каплей становится моложе тело нашего друга академика Сидорова!
Георгий Георгиевич выбрал из кучки монет памятный рубль, посвященный Московской олимпиаде 1980 года, и сказал:
— Эту монету мне подарила Аглая. На день рождения. Как молоды мы были! А знаешь ли ты, что мы с Аглаей сидели за одной партой и я списывал у нее все контрольные по русскому языку и литературе, зато по математике мне не было равных в классе?
— И вы давали ей списать? — спросила Элина.
— Дудки! — воскликнул Георгий Георгиевич. — Зачем же я буду давать списывать? Это же аморально.
— Она на вас за это обижалась? — спросила Элина.
— Стала бы обижаться, я бы пересел за парту к Кате Запорной.
— Ну и мерзавец ты был с детства! — воскликнула Элина. — Даже диву даешься. На вид ты такой круглый, толстенький, мягкий, а на самом деле в тебе сидит большой ржавый гвоздь.
— Сама небось с детства отличалась качествами характера? — буркнул обиженный Полотенц.
— Я? Только в лучшую сторону. Ничего подлее иголок в учительском стуле или залитого тушью классного журнала я не делала. Я хотела учиться, я желала стать диктором телевидения или чемпионкой мира по кикбоксингу. У меня были мечты…
Георгий Георгиевич хотел было возразить, но, к сожалению, в конце романа не остается места для воспоминаний. А стук, который вернул героев к действительности, касается и читателей. Потому что в подземный кабинет мягкой походкой вошел Ванька — гражданин Каин.
— Что за беда? — спросил Георгий Георгиевич и накрыл полами пиджака монеты на столе, потому что был очень жадным человеком и всегда боялся, что его обворуют.
— Наша тайна раскрыта! — ответил начальник службы безопасности. — Они в нее проникли.
— Спокойно, мой мальчик, — сказал Георгий Георгиевич, который за свою жизнь уже привык, что его подчиненные склонны преувеличивать опасность. На самом деле полезнее постоять, подумать, а только потом улепетывать. — Что произошло?
— Некий мальчишка вернулся из Подземного мира.
— Ты говоришь, мальчишка? — Георгий Георгиевич быстро рассовал по карманам мелочь. — Откуда мальчишка?
— Из Москвы. Всеволод Савин. Мы о нем уже слышали. Он верит в сказки и лобызался с Царевной-лягушкой.
— Вспомнил, — сказал Полотенц. — Он обижал моего единственного сына. Приказываю немедленно утопить его в мертвой воде.
— Его здесь нет.
— Где же он?
— Он у Снежной королевы, которая посылала его искать Подземный мир.
— И он, ты говоришь, нашел?
— Нашел.
— А почему его не ликвидировали? — Георгий Георгиевич поднялся на ноги, монеты в его карманах громко зазвенели.
— Его не поймали.
— Плохо ловили. Ликвидировать всех, кто ловил.
Гражданин Каин вздохнул, потому что он знал, когда надо принимать слова шефа всерьез, а когда лучше пропустить их мимо ушей.
Он подождал, пока Георгий Георгиевич выпустит пар, и ответил:
— Его никто не видел.
— Каин, — вмешалась в разговор Элина. — Не вешай мне лапшу на уши. Мне все время доказывают, что в Подземное царство попасть нельзя, туда ведут такие узкие ходы, что наш дорогой магистр Проникло с трудом протиснулся. Где правда?
— Не могу знать. Но мальчишку уменьшили, — сказал Каин.
— Как уменьшили?
— Это долгая история, — сказал Каин. — Королева Роксана достала мультипликатор!
— Мультипликатора не существует! — разъярилась Элина. — Его Кир Булычев придумал для космических пиратов.
— Что есть, то есть, — скромно возразил Каин, после чего Элина выпустила когти и кинулась выцарапывать ему глаза, но Каин спрятался под стол, а Георгий Георгиевич остановил драку и сказал:
— Узнать, что он там раскопал. Наверное, врет.
— Нет, — ответил Каин. — Мой человек в ближайшем окружении королевы Роксаны только что доложил, что Савин вернулся и докладывает королеве…
— Прекрати называть ее королевой! — возопила Элина. — Ты что, не знаешь, что она самозванка и не имеет никакого права на трон?
— А кто имеет? — спросил Каин.
Он сидел под столом, и Элине было трудно до него добраться. Она просто визжала и носилась вокруг стола. А Георгий Георгиевич смеялся, как дитя, потому что он всегда смеется, как дитя, если кто-то рядом бессильно злобствует.
— Значит, никаких сомнений? — спросил Георгий. — Надо бы этого мальчика… он мелкий, наверное?
— Крайне мелкий.
— Этого мальчика надо немедленно добыть.
В этот момент дверь в комнату открылась, и вбежал робот-охранник.
— Господин Полотенц! — воскликнул он. — Новость!
На роботов Полотенц не кричал — зачем кричать, когда они не могут замышлять заговоров.
— Выкладывай новость.
— Мы поймали шпиона.
— Здесь? Как он проник?
— Он даже не успел проникнуть. Он шел по тундре и отбивался от комаров. Он был совершенно голый. Представляете?
— Не задавай мне вопросов, — предупредил робота Полотенц. — Почему он голый?
— Разве догадаешься? Может, это хитрость наших врагов?
— Веди его сюда.
— Но он совершенно обескровленный!
— Вот его и надо допросить, пока обессиленный. Вам-то он ничего не сказал?
— А у него даже язык распух.
— Давай-давай!
Пленника держали за дверью. По знаку охранника его ввели, и Полотенц воскликнул:
— Да это же гном! Притом мелкий!
Гном Юхан ошибся.
Он рассчитал, что Сева погибнет от комариных укусов, потому что при маленьком росте и недостатке крови ему до жилья не дойти, а спрятаться в тундре негде.
Севу, как известно, спас летчик Коллинз, а вот гном вместо заброшенной шахты отправился к фабрике детских игрушек «Малютка-супер».
А идти ему было километров пять.
А за пять километров комары могут обескровить даже большого человека, даже одетого человека. А ведь гном-то был голым! Увеличиться он увеличился, да одежда его осталась в Подземном мире.
Гном Юхан не дошел до проходной фабрики шагов сто.
И упал.
Он лежал беленький, в нем почти не оставалось крови.
Роботы-охранники сразу заметили его и внесли в комендатуру фабрики для допроса.
Но из этого ничего не вышло, потому что Юхан потерял дар речи.
Когда Юхана втащили в комнату, Элина сразу приказала роботу:
— Выдать ему штаны!
— У нас здесь нет штанов, — ответил робот.
Элина поглядела на Каина.
Но Каин твердо ответил:
— У меня только одни штаны.
Элине было интересно послушать, что будет говорить шпион, но глядеть на него ей было противно.
— Имя, фамилия, полк, дивизия, имя командира! — воскликнул Георгий Георгиевич, который начал допрос по-военному.
Гном медленно сел на пол, ноги его не держали.
— Водку пьешь? — спросил его Полотенц.
— И коньяк тоже, — ответил гном. — Только если бесплатно.
Гражданин Каин открыл стенной шкаф. Там стояли пишущие машинки, лежали гранаты и пистолеты, а также хранилось много бутылок с напитками.
Из одной бутылки он налил в стакан и принес гному.
Гном долго вздыхал, нюхал, пальцы дрожали.
— Эх, — воскликнул он наконец, — видит бог, я не хотел…
Он опрокинул стакан себе в пасть, водка пробулькала ему в глотку, и гном замер.
— Сейчас заговорит, — сказал Полотенц.
— Не только заговорю, — ответил гном Юхан, — но и с подробностями.
И он рассказал все, что знал.
И даже больше, потому что был вруном.
Бывший секретный полигон, а нынче фабрика детских игрушек «Малютка-супер» представляла собой низкое здание размером с футбольное поле под плоской бетонной крышей, на которую еще много лет назад была насыпана земля, высажены елки и березки. Но ни елки, ни березки не пожелали жить и расти на этой крыше — видно, изнутри просачивались какие-то вредные испарения, поэтому крыша была покрыта сухими сучьями и палками, а если на нее посмотреть сверху, то маскировка не получалась — сухой мертвый квадрат был виден даже из космоса. И на секретных американских картах возле этого квадрата было написано: «Бывший испытательный полигон. Опасности не представляет». Вот так бывает: умные, наблюдательные, техники по горло, а фабрику детской игрушки разоблачить не сумели.
Вокруг главного корпуса располагались разные строения и склады, но основная жизнь полигона происходила теперь под землей — по туннелям и переходам двигались тележки и вагонетки, по трубам и лоткам текли вредные жидкости, а по зеленым спецтрубам — мертвая вода, которая проходила сквозь приборы и емкости, накапливалась в особых керамических сосудах и стекалась к цистерне, из которой, когда ее накопится достаточно, она хлынет вниз, к Подземному миру, чтобы его погубить.
Но всего этого американцам увидеть не удалось, впрочем, и в Москве, даже в тех организациях, которым положено все знать о мертвой и живой воде, представления не имели об изобретении академика Сидорова и замыслах Фонда под руководством господина Г. Г. Полотенца.
За последние дни Сева увидел немало удивительного и познакомился с необычными существами. Но меньше всего он ожидал новой встречи.
А встреча случилась после того, как он проснулся, вымылся, похлебал горячего наваристого бульона и вышел в комнату, где его поджидал Снежный человек.
— Ты готов? — спросил он.
— Я как огурчик, — сказал Сева.
— Тогда отправляйся в полет.
— С Гарри Коллинзом? — спросил Сева.
— Ты что, хочешь, чтобы тебя увидели все, кому это не положено? Ты можешь себе представить, что они подумают, если к полигону подлетит его самолетик?
— Значит, я полечу на птице Рокк! — догадался Сева.
— Может, и красиво, — усмехнулся Снежный человек. — Но подумай, если к ним подлетит птица Рокк, разве они не насторожатся и не подумают: что за птичка снижается к нам? Может, она принесла на загривке шпиона по имени Всеволод Савин?
— Ну хорошо, хорошо, — согласился Сева. — Ты прав. Но я не представляю, как туда добраться. У них же вокруг наверняка охрана поставлена!
— Ты абсолютно прав. И это значит, что тебе надо попасть туда самым обыкновенным способом, чтобы не вызвать никакого подозрения.
— Пешком, что ли?
— Это у тебя займет месяца два, — усмехнулся Снежный человек, — а у нас времени-то всего до вечера… или до следующего утра.
— Ну скажите!
Снежный человек хлопнул в ладоши.
Кто-то толкнул дверь в комнату, она открылась, и в комнату вошел большой белый гусь.
Он сделал несколько шагов и остановился, глядя на Севу.
— Знакомься, — сказал Снежный человек, — это гусь Мартин, известный сказочный герой. Ты наверняка читал…
— Путешествие Нильса с дикими гусями! — воскликнул Сева.
Гусь наклонил голову.
Он был полон гордого достоинства.
— Мы попросили уважаемого Мартина, — продолжал Снежный человек, — отвезти тебя на фабрику игрушек. Надеюсь, никто не обратит на вас внимания. Сейчас разгар лета, и в тундре немало разных птиц.
— А мне эта идея нравится! — воскликнул Сева.
Гусь опустил голову и шею на пол, чтобы Севе было удобнее взобраться.
Кто-то предусмотрительно закрепил на шее гуся веревку, чтобы пассажиру держаться за нее, как за вожжи.
— Доверься Мартину, он все знает и понимает, — сказал Снежный человек.
Сева легонько похлопал ладонью по шее гуся. Он не был уверен, что гусь почувствовал хлопки, но гусь словно ждал эту команду и пошел из комнаты. Сева поудобнее уселся на плечи гусю, а когда, выйдя наружу, гусь побежал по земле, разгоняясь, как тяжелый самолет, Сева наклонился вперед и прижался щекой к мягким гладким перьям.
Гусь незаметно поднялся в воздух. От могучих крыльев, которые взмывали концами к небу и опускались вниз, чтобы оттолкнуться от воздуха, в Севу ударяла упругая стена ветра, это было даже приятно, потому что кожа Севы все еще немного горела и саднила от укусов.
Гусь летел невысоко над землей и когда подлетел к гряде холмов, то совсем снизился. Сева понял, что гусь знает, куда лететь. Впрочем, чего удивляться, это же не гусь с обычной фермы, это знаменитый гусь, о котором написана великая книга. Интересно, Мартин умеет разговаривать или Сельма Лагерлёф все придумала? Вроде бы в сказке он был ворчуном. Сева решил попробовать проверить. Все равно делать нечего.
— Простите, — крикнул он, — нам еще долго лететь?
Гусь ответил не сразу.
И не так, как Сева ожидал.
— Тебе по-маленькому спуститься нужно? — спросил он. — Ты говори честно, не стесняйся.
— Нет, не в этом дело…
— Смотри, если в этом дело, то лучше признайся. А то один мальчик испугался, а сказать об этом не посмел. Вот все и кончилось… я летел весь мокрый, а его пришлось сбросить на землю.
— С этой высоты?
— А что делать? Где гарантия, что он не сделает так снова?
Гусь замолчал, а Сева так и не понял, шутит он или всерьез когда-то скинул своего наездника. Но наверняка это был кто-то другой, не Нильс, потому что о Нильсе известно, что он благополучно возвратился домой.
Впереди показалась высокая ограда. Колючая проволока, по углам территории стояли пулеметные вышки, и на них неподвижные фигуры.
— Роботы, — заметил гусь, — стреляют без предупреждения и без промаха.
Он перелетел через проволоку и взял курс к задней стене главного корпуса.
Опустился на редкую траву, как раз между двух моховых кочек.
— Я буду летать по соседству, устану — пришлю кого-то еще из нашей стаи. Так что запомни вот эту палку, видишь? С белой тряпицей? Сюда возвращайся и никуда ни шагу. Понял?
— Спасибо, — ответил Сева.
— Справа от тебя задний вход в главное здание, — сказал гусь. — Люди и роботы там часто ходят. Постарайся проскользнуть так, чтобы тебя не заметили. Сможешь?
— Постараюсь.
Сева не обижался, что Мартин его учит. Гусь был его товарищем. Они вместе пошли в разведку. И задание у них общее.
Гусь отошел в сторону. Он делал вид, что щиплет травку.
Сева остался один. Он стоял между двух кочек и смотрел вслед Мартину, пока тот не исчез из глаз.
Тогда Сева направился ко входу в полигон.
Он шел вдоль бетонной дорожки, старой, давно не чиненной, в трещинах и выбоинах. Через некоторые приходилось с разбега прыгать.
Один раз на него чуть не наступил робот. Но робот шел по делу и не обратил внимания на разведчика.
Вот и дверь.
К счастью, она была приоткрыта.
Порой хорошо быть ростом с пальчик.
Сева проскользнул внутрь здания фабрики.
Он остановился. Надо было решить, где находится начальник этого полигона, где они производят мертвую воду.
Сева стоял в обширном холле, из которого в три стороны вели коридоры.
Из правого вышел робот. Он нес поднос с кофейными чашками и кофейником.
Для разведчика такой картинки было достаточно, чтобы понять: четыре человека пьют кофе.
Вряд ли это охранники или солдаты — нечего роботам распивать кофе.
Сева припустил поперек холла и вдруг услышал сзади крик:
— Кого я вижу! Мальчик-с-пальчик! Сказочная история! Ты как сюда попал, негодный мальчишка?
Сева обернулся.
Следом за ним топала, переваливаясь, как перекормленная утка, неопрятная старуха. Сева, конечно, не знал, что ее называют Кассандрой и она все время что-нибудь неудачно предсказывает, но испугался настолько, что кинулся со всех ног к правой двери, откуда только что вышел робот.
— С ума сойти! — вопила следом старуха. — Это хорошо не кончится. Мальчик сломает ножку. Ты слышишь меня, сорванец, ты сломаешь ножку!
Сева мчался по коридору и тут увидел лестницу, узкую, с бетонными ступенями. Внизу была металлическая дверь со штурвалом вместо ручки. Она тоже была прикрыта — но для нормальных людей, не для мальчиков-с-пальчик.
Сева протиснулся в следующий коридор.
И тут, несмотря на то, что его сердце оглушительно стучало, он услышал голоса. Они доносились из-за двери, которая замыкала собой этот короткий коридор.
Сева так мчался от крикливой бабки, что не подумал, увидят его или нет, главное — спрятаться.
Впереди был стол.
Ножки его поднимались, как квадратные стволы деревьев.
Вокруг стола на стульях сидели люди.
Сева кинулся под стол и присел, прижавшись спиной к ножке стола.
Ему казалось, что сейчас его схватят — не может быть, чтобы его не заметили.
Он даже глаза зажмурил, ожидая разоблачения.
Но никто не спешил его разоблачать.
Разговор продолжался.
И он узнал голос мерзкого гнома Юхана.
— Когда мы выбрались на поверхность Земли, — говорил гном, — я стал думать, как мне вырваться из власти этого человечка, но не с голыми руками, а с трофеями.
И тут гномик засмеялся.
— Говори, говори, — послышался тонкий быстрый голос.
Севе не было видно, кто это говорит. Но он знал, что такие голоса бывают порой у толстеньких людей. Он и назвал этого человека Толстеньким.
— Я и так не задерживаюсь, — ответил гном. — Даже устал. Я же для вас старался!
— Врешь! — произнес четкий женский голос. Ему бы в самый раз командовать ротой на параде. — Ты даже не подозревал о нашем существовании.
— Как же не подозревал! — обиделся гном Юхан. — А кто в клетке сидел, последний во всем городе! Я тогда понял — если есть люди, которые могут за две минуты город уничтожить, значит, мне с ними по пути. Люблю сильных. Я сам сильный, несмотря на мои скромные размеры.
— Продолжай, — велел голос толстячка.
— На поверхности Земли чары подземного Голоса лопнули, как воздушный шарик, и я снова стал нормального размера. А раз так, то я попрощался и ушел. Вреда я карлику не причинил, хотя он этого заслуживал.
«Ничего себе — не причинил! — чуть было не закричал Сева. — А кто оставил меня погибать от комариных укусов?»
— Похоже на правду, — сказала женщина с боевым голосом. — Врет в деталях, чтобы выставить себя в лучшем свете, но в основном говорит правду. Каин, уведи его!
— Куда? — спросил Каин. — Утопить?
— Не спеши, я еще с ним поговорю!
Из-под стола Сева увидел, как к дверям направился мальчик злого вида, которого и называли Каином, а перед ним, оглядываясь, послушно шагал гном Юхан. Вот кому бы сейчас Сева намылил шею! Только размерами они не совпадают. Какой бы трусливый ни был гном, с Севой он сейчас справится.
— Я буду вам верно служить! — закричал гном. — Я могу проникнуть к вашим врагам. Я могу воду отравить или чего подсыпать, выведать, пронюхать, разузнать. У меня такие связи — вы не представляете!
— Отдохни пока, — сказал женский голос. — Тебя никто не собирается трогать. Только помолчи.
— Вот именно! — крикнул от двери гном. — Я уже молчу.
Дверь за ним и мальчиком по имени Каин закрылась.
— А в самом деле, что будем с ним делать? — спросил Толстенький.
— Он опаснее живой, — ответила женщина. — Он видел, как действует мертвая вода, он знает, что это мы погубили город.
— Но это неправда! — возмутился Толстенький. — Это же ошибка, недоразумение, да и погибли какие-то уроды, а не люди.
— Все это ты будешь доказывать в суде, — сказала женщина. — А пока нам надо сделать так, чтобы свидетелей не оставалось. Ты же понимаешь!
— Это негуманно, — ответил толстячок. — А я ведь в принципе добрый человек. Я всех люблю.
— И свою жену Аглаю?
— Ее больше всех! Надеюсь, что ей сейчас хорошо.
— Ты неисправимый лицемер. Еще немного — и ты забудешь, что сам организовал похищение своей жены.
— Я? Похищение? Да я собрал выкуп, я чуть было не разорился!
— И куда же делся твой долг налоговой инспекции?
— Замолчи! Я тебя уволю.
— Ты меня никогда не уволишь, пупсик, — перестала смеяться женщина. — И если я захочу, ты тут же на мне женишься. Ты давно мечтаешь об этом. Для этого и жену свою уничтожил. И это понятно. Она женщина не нашего круга. С ней даже на презентацию пойти стыдно.
— Молчи, молчи, молчи! А то я и тебя убью!
— Вот теперь ты заговорил на своем языке. Уничтожу, ликвидирую, схвачу, затопчу…
— Не увлекайся, Элина, — ответил, тяжело дыша, толстяк. — Ты забываешь, что я о тебе знаю столько, что от тюрьмы тебе не отвертеться. Давай-ка лучше думать о нашем счастливом будущем.
— Что ж, — после долгой паузы ответила Элина. — Даже от тебя иногда можно услышать толковую фразу. Сколько осталось до омоложения академика?
— Час двадцать.
— Мертвой воды много накопилось?
— Резервуар почти полон. Считай, кубический километр.
— Ого! Этого достаточно, чтобы всю Австралию без кенгурят оставить.
И женщина засмеялась серебряным смехом.
Очень красивая женщина. И смех красивый. Но такой, что Сева сжался в комочек у ножки стола.
И тут дверь в комнату широко распахнулась, и в дверях появилась очень толстая, грязная, растрепанная старуха. Будь она не такой толстой, могла бы сойти за Бабу-ягу, но таких толстых ведьм не бывает.
— Я сделала открытие! — закричала бабка визгливым голосом. — Бывают дюймовочки, а я видела настоящего мальчика-с-пальчик. Он вот такой маленький! И в этот момент мое сердце сжало странное предчувствие. Это хорошо не кончится! Он нам несет гибель!
— Кассандра, ты мне надоела, — сказала Элина. — Еще одно идиотское предсказание, и ты вылетишь отсюда в трубу в виде пепла.
— Ах, как страшно ты говоришь, Элина! — ответила Кассандра. — У тебя нет сердца.
— Зачем мне сердце? — засмеялась Элина. — Вместо него у меня пламенный мотор.
— Это шутка, да? — испугалась Кассандра. — Ты пошутила!
— Вали отсюда, — приказала Элина. — Сказала же — надоела!
Но Кассандру, которая уже начала пятиться в коридор, остановил Георгий Георгиевич.
— Тетушка, — сказал он, — повтори, будь любезна, свой рассказ. Где ты была, когда тебе померещился маленький мальчик?
— Я шла через вестибюль, и он бежал по своим делишкам. Ты же знаешь, какие они смешные, эти мальчики-с-пальчик!
— Очень смешные, — согласился Полотенц. — И что было дальше?
— А дальше — он убежал.
— Куда?
— Сюда.
— Замечательно. Опиши его подробнее.
— Мальчик как мальчик, размером с мой указательный палец, синие штанишки, серая рубашка, волосики светлые, глазки такие маленькие, что их цвет не разберешь…
С тонким воплем толстяк соскочил со стула и кинулся к двери.
Тут Сева его и разглядел.
Он был удивительно похож на Гошу Полотенца из летнего лагеря. Только облысел, обрюзг и выражение лица было злобным — правда, может, потому, что именно в тот момент он очень злился.
Толстяк подскочил к двери и завопил:
— Срочно гнома ко мне! Гнома-а-а ко мне-е!
— Что случилось, Георгий? — встревожилась красивая Элина.
— Ты что, не поняла, не поняла, что ли?
— Нет.
— Я боюсь, что Кассандре не почудилось. Она в самом деле увидела этого мерзавца, этого шпиона, этого агента Снежной королевы!
В коридоре послышались шаги.
Злой подросток Ванька Каин втолкнул в комнату гнома Юхана. От толчка в спину тот упал на колени.
— За что? — возопил он.
— Описывай! — приказал ему Георгий Георгиевич. — Описывай, если хочешь остаться живым.
— Кого?
— Мальчишку, который с тобой лазил в Подземелье!
— Мальчишку? Всеволода?
— Неважно, как его зовут.
— Севой зовут.
— Как он был одет?
— Одет?
И в тот несчастный момент стоявший на коленях гном посмотрел прямо перед собой и увидел прижавшегося спиной к ножке стула своего врага Севу Савина.
Сева Савин понял, что его обнаружили, и ему не оставалось ничего иного, как прижать палец к губам, умоляя гнома держать язык за зубами.
А физиономия гнома изменилась.
Рот расплылся до ушей.
— И кого же вы потеряли? — спросил он.
Ах, как у него заблестели подлые масленые глазки!
— Как? Он? Был? Одет? — повторил Георгий Георгиевич.
— Сначала выдайте мне приличную одежду, — сказал гном.
— Что?
— Потом я попрошу двадцать тысяч долларов на мелкие расходы и транспорт до моего родного поселка.
— Он что-то знает, — медленно произнесла Элина.
— И что случится, когда мы все это тебе дадим? — спросил Полотенц.
— Тогда я вам скажу, где искать Севу Савина.
— Что ты думаешь по этому поводу? — спросил Полотенц у своей подруги Элины Виленовны.
— Я думаю, что он догадался, где искать врага.
— А зачем догадываться, — воскликнула Кассандра, — когда я все вижу, все чувствую и все знаю. Этот самый мальчик, которого вы ищете, такой милый и добрый мальчик, сидит под столом — вон там!
— Вот в чем дело! — воскликнул Полотенц и кинулся под стол.
— Ах вот он где! — закричала Элина и кинулась под стол.
— Где мои деньги? — закричал гном и кинулся под стол.
К счастью для Севы, они столкнулись лбами и не смогли его схватить.
Сева кинулся прочь.
Но в дверях его поймал гражданин Каин, у которого был большой опыт ловить беглецов. Вот он и поймал Севу, поднял его за шиворот в воздух, а потом громко спросил:
— Куда его класть?
Георгий Георгиевич, Элина и гном вылезли из-под стола.
— В ту же камеру! — громко сказала Элина Виленовна.
— Понятно, — сказал Каин.
— Это я его поймал! — закричал гном. — Я первый его обнаружил.
— А что с этим героем делать? — спросил Каин.
— Его туда же, — сказала Элина, — предателя паршивого! Не выношу предателей.
Каин передал визжащего гнома роботу, а Севу понес сам.
Каин держал Севу за пятку. Сева болтался головой вниз и думал, что умрет от прилива крови к голове. При этом Каин посмеивался и непрестанно рассуждал:
— Вот тебе кажется, что ты человек. А я тебя, человека, за пятку держу — отпущу, уроню, и головешка твоя, как перепелиное яичко, расколется. Да еще и наступить на тебя, можно. А кто тебя пожалеет? Никто не пожалеет, потому что и могилки у тебя не будет. И нужно было тебе влезать в наши дела? Мы ведь не только такую мелюзгу, как тебя, мы целые государства на тот свет пустим. Потому что Георгий Георгиевич заботится о людях, которые ему верные. Вот я ему верный, он обо мне заботится. Кто я раньше был — престарелый разбойник, а мне хозяин говорит — хочешь молодым снова стать? У нас для этого академик Сидоров нашелся, теорию разыскал, формулу написал, а сам немощный, как бревно. Только надо найти такого смельчака, на котором такую формулу испытать можно и которого из старичья в молодые люди произвести возможно, желательно на добровольных началах. Я и пошел на это.
Сева слышал его как будто из-под воды — так шумело в ушах — и не все понимал. Но даже крикнуть не мог — голос его не слушался.
— И сделали из меня человека что надо. Подрасту, женюсь, за меня любая красотка пойдет, такого я величия, силы и богатства человек. Чтобы меня заново оживить, мертвой воды понадобилось — целое озеро. А сейчас и самого академика молодить начали. Уже призервуар наполнили — через два часа спускать его по трубе будем, зальем дырку в Земле, никто не догадается: было озеро — и нет озера. Куда подевалось? А это мы воду убили. Люблю убивать! Вообще убивать люблю, в этом есть радость для человека моего великого размера.
Гном раза два пытался увильнуть, сбежать, начинал жаловаться или хвастаться, но робот спокойно хватал его, и они шли дальше.
Минут через пять узкий сырой коридор, кое-как освещенный лампочками в проволочных сетках, по стенам которого тянулись, свисая гирляндами, пучки кабелей, вывел их к округлому дну гигантского резервуара. Гном споткнулся, схватился было за влажное днище, и Каин завопил:
— Ты что, дурак, что ли? Разве не знаешь, что в призервуаре мертвая вода? Сам погибнешь, нас заразишь. Вот скоро будем ее спускать вниз, тогда купайся сколько хочешь, а без приказа — ни-ни.
Гном почувствовал опасность, отдернул руку, потерял равновесие и покатился вниз по бетонной лестнице.
— Ну куда ты! — крикнул вслед Каин.
Робот загремел подошвами, помчался следом за гномом.
— Чудаки! — смеялся злой подросток Каин. — Жить осталось — всего ничего, а суетятся, беспокоятся, словно им век остался впереди.
Робот остановился перед железной дверью.
— Действуй! — приказал Каин.
Робот отодвинул массивный тяжелый засов.
Каин исхитрился и ударил гнома под зад. Тот завопил и улетел в темноту.
Затем Каин сам подошел к двери и, разжав пальцы, выпустил Севу.
Сева упал на пол с такой высоты, что сильно ушибся.
Каин хихикнул и произнес:
— Славная у вас компания. Вместе гуляли, вместе и помирать будете.
Дверь затворилась.
Послышался металлический скрежет — задвинули засов.
Оказалось, что это небольшая камера, освещенная слабой лампочкой под потолком.
Ничего в ней не было — голый цементный пол и голые поцарапанные стены.
У задней стены сидела женщина в рваном платье. Она обнимала руками колени. На шум она подняла голову. Но не сказала ни слова.
Гном увидел ее первым и заявил:
— Вы будете свидетельницей. Вы видели, как жестоко они со мной обращались? Так вот — я намерен жаловаться, а вы будете свидетельницей, вы меня слышите?
— Слышу.
— Вот и отлично. Я великий путешественник Юхан. Со мной нельзя так обращаться.
Женщина смотрела на него, но ничего не говорила.
Сева сел, он ушибся бедром о пол, было больно. Он попытался встать, но не удалось — он охнул, и нога подкосилась.
Тут женщина заметила его.
И очень удивилась.
— Ты кто такой? — спросила она. — Почему такой маленький?
Словно она проснулась и не понимала, где находится.
— Я — Сева Савин, — сказал Сева.
— Вы его не слушайте! — воскликнул гном Юхан. — По нему давно виселица плачет. Он совершенно исхулиганился, от него мать отказалась! Он шпионом служит у Снежной королевы, слово даю!
Женщина с трудом приподнялась и на четвереньках подобралась к Севе.
— Больно? — спросила она.
— Еще как! Он же меня с третьего этажа скинул.
— С третьего! Хах-ха! — сказал гном. — Такому муравью все кажется третьим этажом.
— А ты помолчи, — сказала женщина. — Ты очень грубый.
— Почему? — спросил гном. — Всем нравлюсь, а тебе не нравлюсь.
— Потому что голым при женщине разгуливаешь.
— Я что, виноват, что ли? — обиделся гном. — Меня же его дружки раздели.
Женщина спросила Севу:
— Тебе не будет больно, если я тебя на руки возьму?
— Не будет, — ответил Сева.
Женщина осторожно подняла мальчика-с-пальчик с пола и кончиком пальца другой руки начала трогать разные части его тела. Она спрашивала при этом, больно ему или нет?
Сева точно знал, что эта женщина ему не сделает больно. И если сможет, она его защитит. У нее были добрые глаза и руки.
— Как тебя зовут, мальчик? — спросила женщина.
— Сева. Сева Савин.
— А меня Аглая Тихоновна. Аглая Тихоновна Полотенц.
— А у нас в лагере есть Полотенц, — сказал Сева. — Гоша Полотенц. Редкая фамилия, да?
— Ой! А лагерь у вас какой?
— «Елочка». Летний лагерь.
— Это мой Гоша! Это мой сыночек. И как он там?
Тут Сева вспомнил, что не очень дружил с Гошей Полотенцем, и ответил осторожно:
— Я уже давно из лагеря уехал.
— Гоша у меня такой умный, ты обязательно с ним подружись, Сева.
Тут Аглая Тихоновна спохватилась, что Сева совсем маленький, и спросила его:
— А что случилось с тобой, Севочка?
— А он в шпионы полез, вот и случилось, — мрачно заявил гном Юхан.
— Не знаешь, помолчи, — сказал Сева.
Потом он обернулся к женщине и объяснил:
— Надо было помочь хорошим людям. Сказочным людям. Вот я и согласился уменьшиться.
— Тогда правильно, — согласилась Аглая Тихоновна. — Другим обязательно надо помогать.
Она была такая круглая, мягкая, у нее нос был мягким и волосы мягкими, а руки были и мягкими, и нежными.
И хоть было не очень светло, Сева увидел и удивился, что у Аглаи Тихоновны совершенно чистые руки и лицо. Бывают же люди — никакая грязь к ним не пристает. Правда, среди мужчин они не встречаются.
К тому же Аглая Тихоновна пахла ванильным печеньем, будто на минутку выглянула из кухни, готовясь встретить дорогих гостей.
— А сюда-то ты как попал? — спросила Аглая Тихоновна.
— Мне надо узнать, откуда берется мертвая вода.
— Мертвая вода? О такой не слыхала, — сказала добрая женщина Аглая Тихоновна. — Правда, я здесь недолго. Раньше меня в каком-то другом месте держали.
— А вас-то за что?
— За деньги, милый, за деньги, — вздохнула Аглая Тихоновна. — Меня сам Каин украл. Украл и упрятал, пока мой Гошенька, нет, не сынок, а муж мой, Георгий Георгиевич, громадных денег не достанет, меня не выпустят. Да откуда у Георгия Георгиевича такие деньги? Его налоговая инспекция замучила. Он жаловался. В этом году он даже не смог Гошеньку на Канарейские острова отправить, пришлось в обыкновенный лагерь, в «Елочку».
— Ничего в этом нет особенного, — обиделся Сева. — Меня тоже в него отправили. Хороший лагерь, и кормят нормально.
— Я вот тоже надеялась. Как раз сложила гостинцы для Гоши, собралась, а меня украли. Бедный мой муж, бедный сынок — как они из-за меня переживают!
Сева хотел было ответить, что не надо верить ни Георгию Георгиевичу, ни сыночку Гошеньке — оба хороши. Но, конечно, ничего Сева не сказал, потому что нельзя вмешиваться в чужую жизнь.
— Я никогда такого от гражданина Каина не ожидала. Конечно, я знала, что он из уголовников, но исправляется. Он сначала такой старенький был, ну просто не узнать. А потом его выбрали, как опытную собачку, чтоб на нем омолаживание проверить. Академик Сидоров изобрел, а испытывать на людях опасно, вот Каин и согласился, чего ему терять — еле жизнь теплилась в древнем теле. Вот и получился удачный опыт. Каин из старикашки в мальчонку превратился. Только дорогая это операция, с ума сойти; тот Каин все в верности моему супругу клялся, я бы другому не доверилась. Он приехал и говорит: твоему Гошеньке в лагере руку хулиганье сломали. Ну я все бросила и кинулась. В машину. Едем куда-то, темно, я спрашиваю, скоро ли, а Каин говорит — вылазь. Вылезла я, меня он в подвал завел и говорит: пока твой муж выкуп не заплатит, не видать тебе свободы. Потом сюда перевезли — да что говорить, даже стыдно, вот узнает Гошенька, он этого Каина обратно в старики произведет, и помрет Каин под забором. А мне его не жалко. Нельзя так людей мучить.
— Мертвая вода связана с омоложением, — сказал Сева. — Они при мне говорили. И скоро они ее спустят. А вот гном Юхан может подтвердить, что это страшное оружие.
— Смерть, буквально смерть, — подтвердил Юхан. — Я видел! Она течет и до чего дотронется — все, конец! До тролля — тролль падает, а если в воду, то его даже растворяет… и все живое становится неживым! А я сижу в клетке, смотрю вниз и думаю: поднимется или не поднимется?
— Не бойтесь, мальчики, — сказала Аглая Тихоновна. — Я знаю, Георгий Георгиевич меня везде ищет, он из-под земли достанет, если нужно. А как он меня найдет, я слово скажу, чтобы вас скорее вашим родным передали.
Сева мысленно уговаривал гнома: «Юхан, гаденыш ты наш, ну придержи свой язык, не скажи лишнего».
И как сглазил.
— Так и будет он о нас заботиться, — пробурчал гном. — Ты что, думаешь, этот Каин что-то может без его приказа сделать?
— Ну что ты говоришь! — ахнула Аглая Тихоновна.
— Он не знает, — воскликнул Сева, но получился писк — голосок сорвался от волнения.
— Я все понимаю, — сказала Аглая Тихоновна. — И поверьте мне, все хорошо кончится. Люди не такие уж плохие, их всегда уговорить можно.
Когда дело подходит к концу, действие начинает двигаться быстрее.
А в нашем романе события происходят в разных местах, но постепенно стягиваются к центру.
Братья-сыщики Борис и Глеб Хваты летели на вертолете от Кандалакши.
Они были очень взволнованы. Оказалось, что сам президент Фонда Полотенц и некоторые члены совета директоров исчезли в неизвестном направлении. А когда проверили направление, то все сошлось на том, что искать их надо было на бывшем военном полигоне на Кольском полуострове.
Гусь Мартин, который уже давно беспокоился, куда делся Сева Савин, полетел за помощью к пилоту Гарри Коллинзу, который уже посадил свой биплан за холмом у фабрики детских игрушек и тоже волновался.
Гусь Мартин взлетел над высокой проволочной изгородью фабрики, но тут роботы-охранники подняли стрельбу и гуся ранили. Обливаясь кровью, он упал на моховую полянку, и пилот, услышав стрельбу, побежал туда. Гусь Мартин попросил его помочь Севе. Пилот обещал вернуться к гусю, а сам поднял в воздух самолет и направил его к фабрике. Когда он перелетал ограду, роботы стреляли в него и сбили самолет.
Коллинз выбрался из-под горящих обломков самолета и с грустью попрощался со своей любимой машиной.
Затем он включил локатор, на котором горела звездочка. И чем он ближе подходил к Севе, тем звездочка горела ярче.
К нему бежали охранники, но пули, которые попадали в пилота, не причиняли ему вреда, потому что Коллинз давно умер.
Не зря гусь Мартин и Коллинз почуяли неладное — Георгий Георгиевич получил сигнал, что опыт по омоложению академика Сидорова заканчивается и можно спускать в Подземный мир мертвую воду. Озеро Ловозеро, уже прокаченное через машины фабрики и промывшее устарелые клетки немощного тела академика Сидорова, было перелито в колоссальный резервуар, и теперь оставалось немного — открыть клапаны, и оно ринется по трубе в Подземный мир. Часть Подземного мира тут же превратится в пустыню. Но никто не узнает, что случилось, лишь рыбаки на Ловозере, удивленные тем, куда делась почти вся вода, будут собирать из ям на дне опечаленную рыбу.
Первой шла по коридору Элина Виленовна.
За ней деловито семенил Георгий Георгиевич. Рядом с ним, отставая на полшага, шагал мальчонка Каин. Замыкала шествие неугомонная Кассандра.
Первым делом они заглянули на центральный пульт.
Посреди зала, подвешенный к потолку, покачивался прозрачный гроб, в котором плавало нечто бесформенное, — академик Сидоров находился в процессе омолаживания.
— Подумать только, и я таким недавно был, — сказал Каин.
Супруга академика Сидорова Раиса сидела возле гроба-сосуда и следила, чтобы никто академику не навредил.
— Все в порядке? — спросил Георгий Георгиевич у робота-ассистента, который перекачивал воду и химикалии откуда надо куда следует.
— Все идет по плану, — ответил ассистент.
Тогда Элина Виленовна прибавила шагу.
Остальные спешили за ней, как спутники Петра Великого с картины Лансере.
Они ворвались на пульт управления, мрачное низкое помещение, посреди которого среди кнопок и огоньков торчал поднятый рычаг.
Повернутый кверху, он открывает шлюзы для чистой воды из Ловозера, если же нажать его вниз, то мертвая вода хлынет в Подземелье.
Георгий Георгиевич не спешил.
Почему-то его вдруг охватили мрачные подозрения. Он обернулся к Каину и спросил вполголоса:
— Ты уверен, что Аглая в безопасности?
— В полной безопасности, шеф! — откликнулся Каин.
— Как я за нее переживаю, — прошептал Георгий Георгиевич.
Каин подмигнул Элине.
Элина подошла, встала рядом с шефом, положила свою горячую нервную ладонь на его руку и нажала на рычаг рукой Полотенца.
Раздалось шипение.
Миллионы литров воды рухнули вниз в трубу.
— Ура! — тихо произнесла Элина. — Дело сделано. Процесс пошел.
— Поздравляю вас, друзья, — сказал Георгий Георгиевич. — Элина Виленовна, будьте любезны, пригласите всех за стол в кабинете директора на небольшой фуршет в честь этого события. Я буду там ждать.
И Полотенц первым пошел к себе в кабинет.
Он почему-то был печален. Какие-то предчувствия мучили его.
Вертолет, на котором прилетели к фабрике братья-сыщики, сел за оградой у самых ворот.
Сыщики и три спецназовца-омоновца подошли к воротам, и Борис Хват показал дежурившему у ворот роботу свое удостоверение.
Но робот не умел читать.
Он крикнул:
— Стой! Назад! Стреляю!
— Это еще что за разговорчики? — спросил Борис Хват и двинулся вперед.
Хорошо еще, что его успел прикрыть своим крепким, запрятанным в бронежилет телом один из омоновцев.
Завязался бой.
Прибежали другие роботы. Но, конечно же, с омоновцами-спецназовцами они не смогли справиться. И через десять минут сыщики Хваты ступили на территорию фабрики игрушек.
Пилот Коллинз вбежал в подземелья фабрики. Он поглядывал на локатор. Огонек горел все ярче. На пути ему встретился еще один робот, но Коллинз смел его с пути ударом кулака.
Когда Георгий Георгиевич вошел к себе в кабинет, все телефоны на столе верещали.
Он поднял первую трубку. Там прокричали:
— Первый пост у ворот! Мы подверглись нападению омона-спецназа, есть погибшие. Дайте инструкции.
Георгий Георгиевич насторожился.
— Сопротивляйтесь! — приказал он.
Затем схватил другую трубку.
Голос в ней произнес:
— Говорит пульт управления. По показаниям приборов, в трубе произошел засор.
— Как так засор? — удивился Георгий Георгиевич. — У трубы диаметр пять метров! Не порите чушь!
— Вода в трубе поднимается, — произнес голос робота. — Закройте клапаны, она может прорваться в помещения фабрики.
— Он сошел с ума! — крикнул Георгий Георгиевич, бросил трубку, но потом одумался и велел Каину: — А ну, одна нога здесь, другая там! Проверь у трубы — что там творится?
Каин побежал к трубе. Хотя он еще не очень испугался.
Георгий Георгиевич пригласил остальных к столу, где стояли бокалы с шампанским, водка в рюмках и много контрабандной красной икры и лососины.
— Кушайте, — говорил он, — все бесплатно досталось! В Москве безумных денег стоит.
Каин шел по коридору к пульту управления, но потом не удержался и быстренько сбежал по узкой лестнице вниз, к камере, где были заперты пленники.
Мог бы и не заходить, тем более что ему было велено заняться совсем другим делом.
Но заточенные в камере были его собственными жертвами, и ему важно было сказать им самые последние слова, чтобы перед смертью у них мурашки побежали по коже.
Сначала Каин заглянул в «глазок».
Возле двери никого — значит, нечего опасаться засады.
Он приоткрыл дверь.
Испуганно обернулась Аглая Тихоновна. Она держала на ладонях Севу, шпиончика, — ну ровно мышонка! А в сторонке сидел голый гном, который при виде Каина кинулся к нему с воплем:
— Это недоразумение! Выпустите меня! Я буду вам верно служить!
Он пытался поцеловать сапоги Каина.
— Я вам доложу, о чем они без вас говорили!
Каин засмеялся. Когда он смеялся, его лицо оставалось неподвижным, будто бумажная маска.
— Не нужны мне твои услуги, — сказал он. — Ничего мне не нужно. Вон смотрите на ту решетку под потолком. Как польется оттуда водичка, считайте, что вам осталось жить две минуты. Это отводка от большой трубы. Поняли?
И ему стало так смешно, что он изо всех сил ударил ногой в живот гнома Юхана, тот взвизгнул и откатился в угол.
— Прощайте, дурачье! — сказал Каин и захлопнул дверь.
Задвинул засов.
И, не оборачиваясь, пошел по коридору на пульт управления, чтобы поглядеть, что там произошло с мертвой водой, почему мог появиться засор.
А в камере, как бы в ответ на слова Каина, сквозь решетку в стене полилась вода. Маленьким тонким ручейком, еле-еле, вернее, сначала еле-еле, по каплям, а потом с каждой секундой этот ручеек увеличивался, и вот он уже достиг пола.
— Это мертвая вода! — завопил гном. — Я знаю! Я нюхал, когда у троллей в клетке сидел. Спасите!
Аглая Тихоновна прижала Севу к груди и стала отступать от лужицы, которая разливалась у стены.
— Разве ты не видишь! — кричал на нее гном Юхан. — Я же босой! Вы в туфлях, вам хоть бы что, а я босой, я скоро, я раньше вас помру! Отдай мне свои туфли, слышишь, а то я отниму! Ты не смеешь дать мне погибнуть! Я же маленький! Я жить хочу.
— Не волнуйся, не волнуйся, — успокаивала его Аглая Тихоновна. — Я тебе помогу.
Она сунула Севу за пазуху, а гнома подняла на руки, и он сел ей на плечи, оседлав ее, как всадник.
— Правильно! — закричал он. — Молодец, старуха! А теперь стучи в дверь. Они же должны открыть!
Сева ненавидел его и думал: «Если когда-нибудь мы встретимся и будем хотя бы одного роста, я тебя так изобью, что ты до конца жизни запомнишь».
Аглая Тихоновна, покачиваясь под тяжестью гнома, принялась молотить мягкими слабыми кулачками в дверь.
— Ногой! — кричал гном. — Ногой бей!
Он и сам ударял по двери и даже порой царапал дверь.
— Ой, — произнесла Аглая Тихоновна и пошатнулась.
— Ты что, не видишь, что в воду наступаешь! — злился гном. — Отойди от воды! Ну что за дура!
Сева почувствовал, как Аглая Тихоновна со стоном опускается…
Все.
И в этот момент — ну прямо как в кино! — раздался скрежет засова.
И дверь распахнулась.
Аглая Тихоновна упала головой наружу.
Гном соскочил с нее и закричал:
— Спасайте нас! Тащите из камеры! Да скорей же!
Сева тоже выбрался на волю.
Он встал на плече Аглаи Тихоновны и увидел, что она лежит на мокром полу — из камеры льется черная вода и, как плоский паук, изгибая щупальца, ползет по полу.
Летчик Гарри Коллинз, а это он открыл дверь, подхватил Аглаю Тихоновну под мышки и потащил в коридор.
Сева бежал рядом с ее телом.
— А как вы нас нашли? — спросил он.
— Ты забыл о локаторе?
— Ой, совсем забыл. Это мертвая вода. Она может умереть.
— Я уже знаю, — сказал пилот.
— Я побежал, — быстро сказал гном Юхан. — Вы бегите за мной. А то все погибнем.
И он понесся прочь по коридору.
— Урод какой-то, — сказал пилот.
— Не надо меня поднимать, — сказала Аглая Тихоновна. — Я умираю.
— Нет! — закричал Сева. — Ни за что! Вы спасли меня! Пилот, мы вынесем ее отсюда?
— Попытаемся, — с сомнением в голосе сказал пилот.
— Сева, — сказала Аглая Тихоновна так тихо, что Севе пришлось подойти к ее лицу.
Женщина открыла глаза, еле-еле. Она говорила с трудом.
— Я прошу тебя, умоляю, дай мне слово… что не скажешь Гоше, как его отец… что все устроил отец… дай слово.
— Я понимаю, — сказал Сева. — Я понял. Я никогда не скажу.
Аглая Тихоновна закрыла глаза, глубоко вздохнула и замерла.
Пилот приподнял веко, пощупал пульс и сказал:
— Эта женщина скончалась.
— Может быть, что-то можно сделать? Ну скажи, Гарри, ну скажи!
— Поздно, — ответил пилот. — О чем она тебя просила?
— Я тебе когда-нибудь потом расскажу, хорошо? — сказал Сева.
— Тогда марш ко мне в карман! — приказал пилот. — Пора сматываться. Мне стало известно, что кто-то там, внизу, заткнул трубу, и вот-вот вся мертвая вода пойдет обратно, наверх.
Он подхватил Севу, спрятал в верхний карман кожаной куртки и быстро пошел к лестнице, затем наверх, по коридору.
Там его и увидел Каин, который бежал из пульта управления в кабинет Полотенца.
— Ты кто? — крикнул он, вытаскивая пистолет.
— Не приставай, — откликнулся пилот и побежал прочь.
Каин остановился и стал палить в спину пилота Коллинза. А пилот поворачивался к нему боком, чтобы пули случайно не задели Севу.
— Привидение! Смерть! — кричал Каин.
Патроны кончились, он отбросил пистолет.
Из двери кабинета выскочила Элина Виленовна.
— Что случилось? Что?
— Привидение.
— Я не о привидениях — что с водой?
— Они говорят, что она рвется сюда, наверх. Скажи шефу.
— Сам скажи, он ждет, — сказала Элина, и, когда Каин зашел в дверь, она побежала прочь, следом за Коллинзом.
Из квадратного, размером с футбольное поле, поросшего сухими кустами главного здания полигона выбежал пилот Коллинз.
За ним — Элина.
Они буквально столкнулись с прилетевшими на фабрику игрушек сыщиками Хватами и омоновцами-спецназовцами.
— Назад! — крикнул Коллинз. — Немедленно назад! Мертвая вода пошла обратно!
Он кричал это так, что опытные и умные сыщики, не говоря уж о спецназовцах-омоновцах, замерли и затем, послушно повернувшись, побежали прочь.
И тут же из открытой двери здания вырвался поток черной мертвой воды.
Вода выливалась, превращая траву и мох в темную грязь.
Но изнутри никто из людей не вышел, ни один человек.
За оградой беглецы остановились.
— Вы кто будете? — спросил Борис Хват.
Гарри Коллинз протянул ему руку.
— Гарри Коллинз, пилот, мы не из той компании, — сказал он. — Мы с ними не дружили.
— Тогда идите, — сказал Борис Хват, у которого была замечательно развитая интуиция и он всегда с первого взгляда мог определить, кто преступник, а кто невинный прохожий.
Поэтому, когда Элина Виленовна поспешила следом за пилотом, словно его лучшая подруга, Борис Хват остановил ее строгим окликом:
— А вы, Элина Виленовна, как ответственный сотрудник Фонда, останетесь с нами. Нам есть о чем поговорить.
Сыщики и сопровождавшие их спецназовцы-омоновцы еще некоторое время смотрели на полигон.
Наконец вышел один робот.
— А живые люди там есть? — спросил Глеб Хват.
— Живых людей, к сожалению, не осталось, — сказал робот. — Жизнедеятельность их организмов прервалась ввиду действия мертвой воды.
Пилот Коллинз быстрыми шагами прошел к кочкам за оградой и там нашел раненого гуся Мартина. Он взял его под мышку и понес к холмам, за которыми их ждала Снежная королева.
Шел он молча, иногда поглядывал на небо, не летят ли какие-нибудь враги.
Когда он уже взобрался на откос, перевалил через холм и впереди показались строения заброшенной шахты, Коллинз сказал:
— Куртку жалко. Всю издырявили. Я ее сто лет носил, как новенькая была.
— Хорошо еще, что живой остался, — отозвался из кармана Сева.
— Наоборот! — засмеялся пилот. — Мое счастье, что я давно уже умер.
По тундре, перескакивая с кочки на кочку, навстречу им бежала Кристина.
— Где мой Севочка? — закричала она издали. — Снежный человек принес мультипликатор! Вечером во дворце будут танцы.
Она была легкомысленная, как и положено сказочному созданию. Ее не интересовали битвы минувших дней, если вечером будут танцы.
Королева со своей свитой тоже вышла им навстречу.
Сева спросил ее:
— А почему мертвая вода обратно пошла? Кто-то трубу заткнул?
— По имеющимся у нас сведениям, — ответил Дед Мороз Нильс, — под землей случилось сжатие породы, и конец трубы сплющило. Вот вода и пошла обратно.
Сева оперся руками о край кармана пилота Коллинза и прыгнул вперед, прямо в подставленные ладони Снежной королевы. Еще неделю назад он ни за что не осмелился бы совершить такой прыжок. Иногда люди меняются очень быстро. Буквально на глазах.
— А кто такой Голос? — спросил он. — Правда римский легионер?
Все стали смотреть на королеву. И королева ответила:
— Говорят, он наш родственник и повелитель земных недр.
— Сжать породу, как сказал Нильс, в его силах?
Кончиком указательного пальца королева дотронулась до Севиного носа.
— Не задавай глупых вопросов, — сказала она, — не будешь получать глупых ответов. А когда в следующий раз посетишь Подземный мир, сам спросишь у Голоса.
Я надеюсь, вы уже догадались, что в этой книге рассказано лишь о начале приключений Севы Савина. Допускаю, что мне придется написать еще несколько томов о Подземном мире, сказочном королевстве и даже летнем лагере «Елочка».
В них вам предстоит узнать, какие споры в королевстве и всей Лапландии вызвало решение королевы Роксаны возвести Севу Савина в баронское достоинство.
Вам предстоит узнать о том, как Сева возвратился в лагерь «Елочка», хотя Кристина наставала на том, чтобы до конца каникул он пожил в Лапландии или хотя бы в Оксфорде.
Возможно, я вам расскажу о том, как Кристина заявилась в лагерь «Елочка» и почему она поссорилась с Лолитой.
Разумеется, вы узнаете о том, что Сева сдержал слово, которое дал Аглае Тихоновне, и ни слова не сказал Гоше Полотенцу о смерти его родителей. Но и дружить он с ним не стал.
Без сомнения, вы узнаете о том, как Снежная королева попросила барона Савина отправиться в Китай, чтобы отыскать там лисиц-оборотней и последнего дракона, а также побывать в Индии и познакомиться с Хануманом, царем обезьян.
Хочешь не хочешь, но вы узнаете о бегстве Элины Виленовны из тюрьмы и о том, как она пробралась в сказочное царство и что она там натворила, а также о причинах вражды Роксаны с грибами.
И, конечно же, вы снова попадете в Подземный мир, где разгадаете тайну Голоса.
До свидания.