Весьма достойная судьба

Рассказывает Фревиль

Высокое Начальство сказал:

- Да. Надо лететь.

Клер сказала:

- Одного я его не отпущу.

Высокое Начальство распорядился:

- Летите вместе!

Дальше события развивались с ужасающей быстротой.

К концу дня мы с Клер уже приземлились в Иркутске. Едва мы вышли из туннеля - Клер впереди, за ней я с нашим саквояжем в руке,- как увидели Кошкину. Она встречала нас. Наспех поздоровавшись, Кошкина спросила:

- Старинная одежда у вас с собой?

Мне пришлось ответить:

- Нет…

Кошкина всплеснула руками:

- Ив этом виде вы хотите появиться в девятнадцатом веке!..

Мы стали перед ней, не зная, что делать.

- Ладно,- решила она.- Будь -что будет.

И повела нас к выходу. При этом она без конца повторяла:

- Скорей, скорей!

Мы выбежали из космопорта, понеслись к стоянке такси. Я только-только успел на бегу глотнуть настоящего, прекрасного земного воздуха. Земля была у меня под ногами, Земля! Хотелось остановиться, оглядеться вокруг… Кошкина впихнула нас в такси на заднее сиденье, сама прыгнула на переднее и скомандовала водителю:

- К центру!

Мы помчались. Я обратился было к Кошкиной за подробностями, обещанными Юрковым в телеграмме, но Кошкина только показала глазами в сторону таксиста и приложила палец к губам. Я повернулся к своей Клер, а она уже щебетала с Кошкиной, темой было - какого цвета платье больше подойдет к ее, Клер, глазам. Тогда я попробовал наблюдать за видами, мелькавшими по сторонам и внизу. Высотные здания причудливой формы, скопления жилых домов поменьше, массивы заводов с огромными трубами, пересечения дорог, парки и скверы, а над ними - кружащиеся роями, будто пчелы, яркие вертолеты иркутских жителей,- все это сменялось так быстро, что только рябило в глазах. Я откинулся на сиденье и не без досады подумал: события, мало зависящие от моей воли, влекут меня куда-то, словно наше такси на воздушной подушке - какую-нибудь маленькую песчинку.

Меня вывел из задумчивости громкий голос Кошкиной, она говорила водителю:

- Кажется, здесь… Высадите нас.

Мы вылезли где-то неподалеку от набережной. Я чуть не забыл саквояж в такси.

Клер и я только начали осматриваться по сторонам, а Кошкина уже действовала. Она достала из своей дорожной сумки какие-то браслеты из белого матового металла. Безо всяких церемоний Кошкина взяла мою правую руку, надела на нее такой браслет и - раз! - защелкнула его замок у меня на запястье. Затем надела такой же на правую руку Клер и - два! - защелкнула и этот.

Притом Кошкина без умолку говорила. Подавленный мрачными мыслями, неясными предчувствиями и головной болью, я не мог заставить себя вслушаться. И, конечно, зря. Информация была, разумеется, необходимой, Кошкина, наверняка, хотела предупредить нас о том, что сейчас случится, и дать инструкции относительно поведения и возможных опасностей. Мне следовало срочно принять таблетку. Возможно, Кошкина хотела также обрисовать картину, которая предстанет перед нами, и снять в какой-то мере грядущее эмоциональное напряжение. Но, повторяю, все это я упустил.

Наконец я заметил, что горячая речь кончилась. Так я и не уловил из нее ни слова. Я пожал плечами.

Кошкина покрутила головой и пробормотала:

- Да, вроде, здесь.

Эти ее слова я наконец различил.

Затем она поднесла к глазам свою правую руку, и я увидел у нее ла запястье такой же предмет. На застежке ее браслета я различил крохотные блестящие выступы. Пальцами левой руки Кошкина принялась очень осторожно, с видимой опаской прикасаться к этим выступам. Прямо колдовала над ними, шевеля при этом губами: по-видимому, что-то отсчитывала. Я следил за ней, как завороженный. Я понял: сейчас что-то стрясется.

- Не будете ли вы так любезны…- начал я как можно деликатнее.

- Саквояж держите! - внезапно закричала Кошкина. Она подхватила свою сумку, я, по ее примеру, прижал к груди саквояж.

Через мгновение все вокруг было другим. Высотные здания, заводские трубы, дорога, да едва ли не все, кроме поверхности Земли,-исчезло. Я понял, что перемещение во времени произошло.

Стояла ночь. Кругом расстилался снег. Ночь была очень светлая, несмотря на отсутствие фонарей: наверху в небе горело множество крупных и мелких звезд, а внизу они отражались в чистейших, искрящихся сугробах. Тишина сохранялась необычайная, такая, от которой можно оглохнуть. Ни один мотор не нарушал ее,- не было ни такси, ни ракет. Вдали подало голос какое-то реликтовое животное и тотчас замолкло. Возможно, лошадь или собака, я видел их в детстве в зоопарке. И снова установилась тишина.

- Ой! - вскричала вдруг Клер. Я едва успел ухватить ее за плечи, еще чуть-чуть - и она бы свалилась в воду. Оказывается, мы стояли на самом краю берега, спиной к реке, и только чудом не упали в нее. Река прикасалась к снежному берегу темной, быстро движущейся полосой. Я посмотрел на Кошкину, признаюсь, с некоторым упреком.

- Скажите еще спасибо, что мы не приводнились,- мрачно ответила она на мой взгляд.- В прошлый раз… Да ладно.

Препираться не имело смысла.

Я поежился. Судя по всему, температура доходила до минус десяти, а может, и двадцати по Цельсию. Река в этом месте еще не успела замерзнуть, и над ней поднимался густой белый туман. Казалось, облака опустились до самой воды и, невесомые, плывут по течению. Я залюбовался этой картиной. Кошкина заметила, перехватила мой взгляд и проговорила тихо:

- Ангара…

Я улыбнулся Кошкиной. Улыбка, однако, получилась- я почувствовал - довольно-таки напряженной, я все больше замерзал.

- А вы включите отопление в куртке,- напомнила Кошкина.

В самом деле! Я включил отопление, дамы сделали то же самое.

- Пошли! - скомандовала Кошкина,

Мы двинулись. Вскоре мы выбрались из сугробов на снежную дорогу, неширокую, но довольно-таки твердую, и идти стало легче. Впереди показались строения, контуры которых были типичными для старинных гравюр и рисунков. Таких встречалось предостаточно в школьных учебниках по истории и в детских книжках. Я вспомнил свое земное детство, и настроение у меня начало резко подниматься. Чувствовал я себя теперь, надо заметить, прекрасно, лучше, чем когда-нибудь прежде, и готов был шагать сколько угодно и куда угодно. Я спохватился: ведь это сказывалось перемещение во времени, это вместе с ним произошло мгновенное изменение дельта Е и, следовательно, характера. Никакие таблетки были теперь не нужны, я ощущал, что мне все под силу.

- Только бы никого не встретить,- вполголоса произнесла Кошкина.- А то примут нас в этих одеждах за космических пришельцев.

- Нет,- поправила ее Клер,- тогда это называлось еще ведьмами и колдунами.

- И что делали, когда их встречали? - спросил я, чтобы поддержать разговор.

- Что делают с нечистой силой? - коротко уточнила Кошкина.

Я не стал поддерживать этот разговор.

Прекрасная была картина: трое, шагающие по ночной снежной пустыне к старинному городу под звездным небом! Я подумал о том, что в этом мире, наверное, еще неизвестна атомная энергия, и сам не сразу поверил своей догадке. Но потом сообразил, что здешним жителям, по-видимому, неведомы и электротехника, и радиолокация. Тут до меня стало доходить, как далеко мы углубились во времени… Вот куда, Фревиль, тебя занесло! - подумал я. Однако от этой мысли мне сделалось только веселее и интереснее (раньше бы я впал от нее в уныние).

Мы шли, наверное, около часу. Сил у меня не убавлялось. Я даже ни разу не споткнулся! А ведь на Луне, в своем веке, я бы наверняка уже скис… Время от времени я касался рукой Клер, чтобы убедиться, что и она чувствует себя отлично. Кошкина шагала впереди, не останавливаясь ни на минуту, словно в ней был вечный двигатель.

Вот строения показались уже по сторонам. К счастью, никто не попадался нам навстречу.

Наконец Кошкина произнесла:

- Добрались.

Мы вошли в довольно большой дом. Честное слово, он был из чистого дерева, целое состояние для жителя Луны, да и на Земле такой встретишь теперь чрезвычайно редко. Дом был пуст, и в нем царила абсолютная темнота.

- Здесь никого нет? - спросила Клер.

Кошкина ответила:

- Людей, как тут принято говорить про слуг, я отпустила на этот вечер в трактир.

Она провела нас в просторную комнату, щелкнула зажигалкой и запалила свечи. Затем, схватив одну свечу, кинулась, прикрывая пламя ладонью, по другим комнатам.

Клер и я осматривались. В комнате были два высоких окна, между ними висело большое зеркало. Посреди комнаты протянулся длинный стол, накрытый скатертью, вокруг него разместились стулья с гнутыми спинками. На столе были два подсвечника, каждый на четыре свечи, каждая ярко горела, и пламя отражалось в зеркале и в стеклах окон.

В дверях появилась Кошкина.

- Никаких следов!- сокрушенно воскликнула она. И пояснила: - Коли моего, разумеется…

Минуту она стояла неподвижно. Мы смотрели на нее, не зная, что сказать. Мне хотелось задать ей тысячу вопросов: чей это дом, каким образом Кошкины тут обосновались и живут, и, наконец, как относятся к ним жители этого века?.. Но, пожалуй, момент для вопросов был неподходящий. Я промолчал.

- Ну, ладно,- решительно заявила Кошкина.- Переодеваться, быстро!

Мне она вынесла ворох старинной одежды, Клер увела в другую комнату.

Я принялся разбирать. Это была, во всяком случае, не гусарская форма. Довольно быстро я отделил от остального брюки, затем разобрался в том, что надевалось выше. Быстро облачился, прислушиваясь к голосам Клер и Кошкиной в соседней комнате. Размер был примерно мой. Одна из пар башмаков тоже пришлась мне впору.

Не без робости я подошел к зеркалу. Результаты беглого осмотра можно было считать удовлетворительными. Несколько мешковато, но сойдет. Я вернулся к вороху и выбрал себе еще и нечто, служившее в те времена осенним пальто.

- Можно? - спросила из соседней комнаты Клер.

Я ответил утвердительно, и дамы вошли. Выглядели

они великолепно. Видно было, что и Кошкиной, несмотря ни на что, приятно показаться в старинном туалете. Что же касается Клер, то она просто цвела от удовольствия. Я сказал им приличествующие случаю комплименты.

- А свою одежду спрячьте в саквояж,- сказала вместо ответа Кошкина.- Чтоб никто не увидел.

Пока Клер выполняла это распоряжение, я любовался ею. Мне пришлось признаться себе, что, как она ни хороша, я всегда невольно замечал ее угловатость. А теперь ничего подобного не было и в помине! Клер стала просто воплощенная женственность. Я загляделся.

- Вы что, заснули? - вывел меня из блаженного состояния голос Кошкиной.- Пойдемте, надо затопить печь, пока мы тут не околели. Не забывайте, где вы…

Через несколько минут я уже стоял перед дровами, припоминая, что говорил мне про них накануне Юрков. Получив от Кошкиной подробный инструктаж, принялся загружать их в печь.

Тут хлопнула входная дверь.

- Тихо! - шепотом скомандовала Кошкина.- Сюда, ко мне! - позвала нас в комнату едва слышно.- И затаитесь, будто нас тут нет.

Послышались торопливые мужские шаги. Я задержал дыхание. Шаги приближались. Еще секунда. Мы буквально вжались в стену. В следующее мгновение дверь распахнулась, и вошел… Николай Кошкин!

Кошкина бросилась к нему. Они обнялись. Мы с Клер поспешили отвернуться.

- Коля, живой, невредимый…- невольно слышали мы.

- Маша, милая, прилетела…- отвечал Николай.

Клер потянула меня за рукав. Мы отошли в сторону,

а затем вовсе вышли и занялись печью.

Огонь, однако, никак не хотел гореть. Дым валил мне в лицо… Так что у Кошкиных было достаточно времени.

Но вскоре они вышли к нам.

- Э,- засмеялась Кошкина, поглядев на мои усилия,- это вам не роботехника! Дайте-ка я сама.

Я поднялся, у меня уже сил больше не было сидеть на корточках и дышать дымом. Когда я наконец прокашлялся, Николай отозвал меня в угол.

Тут я наконец разглядел Николая. На сей раз он был в штатском. Старинная одежда сидела на нем нарядно, щеголевато, казалось, Николай прямо-таки создан для нее и всегда только такую и носил. Волосы были взбиты, видимо, по моде. Узкие очки в тонкой оправе придавали лицу какое-то новое выражение.

- Милостивый государь,- с достоинством обратился Николай ко мне,- рад приветствовать вас в нашем…

- Коля, попроще,- оборвала его Кошкина.- Он свой.

Однако это не могло сбить Николая с толку. Ни тени улыбки не промелькнуло на его лице. Все так же серьезно и проникновенно он продолжал:

- Сударь, я от души надеюсь…

Он говорил, а я удивлялся, насколько он стал другим. Только ли изменение дельта Е было тому причиной? Ну, разумеется, от неряшливости и застенчивости не осталось и следа, это был теперь молодцеватый, уверенный в себе человек. Но не только это я видел. А может, еще больше-почувствовал… Одежда, прическа, очки - не в них одних было дело. Передо мной стоял самый всамделишный человек из девятнадцатого столетия! Во всяком случае, скорее из девятнадцатого, чем из нашего. Невольно мне подумалось, что ему тут явно больше по душе… От этой мысли я ощутил изумление и, пожалуй, некоторый даже испуг. Интересно, понимала ли это его жена? И еще я подумал: настолько изменившись, каково ему будет вернуться в наше время?

Николай между тем склонился к самому моему уху.

- Вот что, сударь,-произнес он быстрым шепотом,- пойдете со мной?

Я тут же кивнул. Непривычна страсть к приключениям проснулась во мне из-за перемещения во времени.

Через миг Николай уже подавал мне мое пальто или как это там называлось.

- Надо тут, милостивый государь, кое-что уточнить,- пояснил он, одной рукой застегивая на мне пуговицы; другой рукой он нахлобучил мне что-то на голову.

Кошкина преградила нам дорогу:

- Коля! Опять?..

Клер уцепилась за полу моего пальто или как его там.

- Мы сейчас…- неопределенно пробормотал Николай.- Сударыни… Мы быстро…

Он ловко проскользнул мимо Кошкиной, выдернул меня из рук Клер, и мы оказались на крыльце.

Женские крики раздались нам вслед.

- Ну, господин Фревиль, где вы! - нетерпеливо шепнул из темноты Николай.

Я наугад шагнул в сплошную мглу. Николай поймал меня, когда я падал с крыльца…

Мы быстро зашагали по улице. Я едва поспевал за Николаем. Остановились мы только на одну минуту; Николай захватил левой рукой свой браслет, правой - мой, затем провел кончиками пальцев по застежкам, по-видимому по выступам на них, и мы незаметно переместились во времени; но, похоже, совсем ненамного, года на два, ибо явных изменений я вокруг не заметил. И пошли дальше.

Мы шли долго, пока не уткнулись в глухой высоченный забор. Он был сооружен из голых стволов деревьев, врытых в землю.

- Ждите меня здесь,- бросил Николай и исчез в ночи.

Ожидание под этим зловещим забором, в темноте, неожиданно показалось мне захватывающим и приятным… Через несколько минут Николай вернулся.

- Идемте дальше,- деловито сказал он.

И мы пошли дальше, неизвестно куда и зачем. Впрочем, это меня не особенно волновало. Я ощущал в себе какую-то лихость и даже бесшабашность. После быстрой ходьбы мы остановились у небольшого дома. Николай постучал по одному из деревянных щитов, почему-то закрывавших окна. Его впустили во двор, я опять остался на улице и терпеливо ждал.

Когда Николай вышел, я впервые задал ему вопрос. Меня очень заинтересовали деревянные щиты на окнах.

- Простите, а это… зачем?

- Это, милостивый государь, только на ночь. Ставни называется,- бросил он через плечо, уже опять направляясь куда-то.

- И в нашем том доме?..

- И в нашем, сударь, тоже есть. Прибавим шагу.

Я поспешил за ним.

Третьим нашим пунктом было маленькое строеньице. Мы остановились метрах в двадцати от него.

- Так, дым не идет, значит, уже готово… Отлично,- проговорил Николай.

Я сообразил, что речь идет о дыме из трубы; небо стояло ясное-действительно, дыма не было видно. Но это все, что я понял из его слов.

- Может быть, вы объясните…- попытался я во второй раз за этот день.

- Потом, потом, милостивый государь,- горячо зашептал Николай.- Объяснять сейчас нет времени. Пошли!

Мы поднялись на крыльцо. Я взялся за ручку двери и, не разобравшись, открывать вовнутрь или наружу, дергал ее довольно долго и безуспешно. Николай пытался вмешаться, но я хотел войти первым, меня разбирало любопытство, о главное, я почувствовал в себе отчаянную храбрость - пожалуй, впервые в жизни.

Внезапно дверь сама отворилась. Точнее, ее открыл изнутри какой-то человек. Прямо вырос на пороге. Он был высок и крепок. Растворив дверь, он отступил на шаг, и внизу что-то металлически брякнуло и громыхнуло. Я невольно глянул туда, и, честное слово, сердце у меня подскочило к самому горлу. На ногах у него были кандалы, настоящие, из музея! Потребовалась, наверное, целая минута, чтобы я сообразил: это, наоборот, в музее такие кандалы, как у него.

- Пожалуйте, барин,- произнес он басом, приветствуя меня. Николаю он сказал: - Вечер добрый, батюшка.

Я поднял глаза. В доме горели слабые светильники, и в их мерцании я с ужасом увидел на бородатом лице этого человека глубоко выжженное клеймо. Человек вроде бы добродушно улыбался, но улыбка получалась какая-то жуткая. Я пригляделся и увидел, что у него вырваны ноздри!

- Арсентием меня звать,- услышал я как во сне.

Нервы мои были на пределе, я даже потянулся было

к карману за таблеткой, но, разумеется, не обнаружил ни таблетки, ни кармана на привычном месте.

- Здравствуйте…- нашелся я наконец.

За плечом человека, который стоял передо мной, выросло еще одно лицо, такое же ужасное.

- А я - Сохатый,- сказал второй. Голос у него был сиплый, простуженный.- Проходите, господа добрые.

- Что, братцы, баско протопили? - спросил у него Николай.

- Да уж знатно,- ответил Сохатый, разглядывая меня.

Мы едва помещались вчетвером в маленькой комнатке. Арсентий и Сохатый потеснились, освобождая для нас немного пространства.

- Раздевайтесь, милостивый государь! - скомандовал мне Николай.

Я снял пальто или как его там.

- Да нет, сударь, совсем,- бросил Николай.- И скорей, скорей!

Я был вне себя от изумления. Как ни был я готов к чему угодно, однако… А Николай уже скинул всю одежду и остался только при браслете на правой руке.

- Гм,- я попытался протестовать,- вы уверены? Так принято?

- Уверен, сударь, уверен! - Николай рассмеялся.- Принято!

Пришлось мне последовать его примеру.

- Только это не снимайте,- кивнул Николай на мой браслет.

- А что случится? - наивно поинтересовался я, физик, у историка.

- Потеряете, милостивый государь, фиксацию во времени. Да и не только. Ищи вас тогда…

Затем Сохатый распахнул перед нами дверь в глубину домика. Пахнуло жаром и дымом. Николай подтолкнул меня, и я буквально влетел туда. Дверь за нами захлопнулась.

Я стоял и озирался… А Николай плеснул на меня водой.

- Это, милостивый государь, баня,- объяснил он,- здесь моются, понятно? Холодная вода - вот в этом чане, вот ковшик, кипяток-в котле. Вот мыло, шампуней нет. Это называется лавка, это - полок. А это веник. Давайте намыливайтесь, сударь, не тяните!

Я принялся выполнять указания Николая. Под его руководством у меня даже что-то начало получаться. А главное, вскоре я стал испытывать от всего этого удовольствие. Притом ни с чем не сравнимое! Во всяком случае, это было совершенно необыкновенное приключение. Я стерпел даже, когда Николай заставил меня лечь, на лавку и принялся стегать по моей спине веником. Затем мы поменялись местами, и я от души постарался вернуть Николаю, так сказать, затраченные им усилия. Браслет нисколько не мешал. А Николай только и повторял мне:

- Еще! Еще!

Совершенно выбившиеся из сил, мы взобрались на полок. В изнеможении прислонились друг к дружке.

- Терпимо? - спросил Николай.

Я лишь кивнул, на большее я уже не был способен. Николай плеснул еще ковшик воды на раскаленные камни печи. Я взмолился:

- Хватит!

Николай заговорил мне в ухо:

- Сохатого разглядели? Сбежал от своего барина. Предварительно поджег его усадьбу. Пойман, наказан - видали? Здесь каждое лето убегает из острога.

Атаман, бесстрашный и великодушный. Знает заговор от ружья и ничего не боится.

- А второй? - спросил я.

- Арсентий? Этот лошадник, сослан за конокрадство. Ему тройку лошадей, и никто с ним не сравнится! Можно сказать, здешний Пирке.

Я не удержался:

- Вот бы Пирке удивился такому сравнению…

- Эй, сударь! - спохватился вдруг Николай.- Расселись мы с вами. А ну, подвигайтесь к самому краю. Забыли, зачем пришли.

Я послушно сдвинулся к стене и только заметил:

- Разве можно забыть то, чего не знал?

- Ладно,- примирительно сказал Николай, тоже освобождая середину полка.- Сейчас сами увидите.

Как по заказу, отворилась дверь и кто-то вошел. При слабом свете я разглядел внизу мужчину лет тридцати с небольшим. Он был при черных усах и небольшой аккуратной бородке. Как ни мало оставалось света, нельзя было не заметить особенной, горделивой посадки головы, бровей вразлет и красиво выгнутого носа.

Он произнес:

- Здравствуйте, господа.

Николай встал и поклонился ему. Я тоже встал и тоже поклонился. Когда мы сели, а человек там, внизу, стал покрывать мылом плечи, Николай зашептал мне в ухо:

- Это Якушкин Иван Дмитриевич, декабрист… Великие были люди, восстали против царя, это сразу после наполеоновских войн, ясно? Двадцать лет каторги… Кандалы с него сняли только по случаю бани…

Ополоснувшись, Якушкин залез к нам на полок, сел и откинулся к стене.

- Может, пойдем? - спросил я у Николая. Мне уже становилось тяжело от жары и пара.

- Нет! - шепнул Николай.- Еще немного. Потерпите. Уже вот-вот.

Вскоре дверь открылась опять, впустив еще одного человека. Он только кивнул нам и сразу, отвернувшись, прошел к лавке, так что мы даже не успели ответить на его приветствие, и я вовсе не смог разглядеть его. Позже, когда он с ковшиком в руке направился к котлу, свет на одно мгновение упал на его лицо. Я успел заметить только широкие брови и большие глаза.

- Внимание! - громко шепнул Николай прямо мне в ухо.

Я сначала скорее почувствовал, а потом уже, скосив глаза, увидел, что сидевший рядом с нами Якушкин вздрогнул, напрягся и затем резко отклонился от стены вперед. В следующее мгновение он вскочил и спрыгнул с полка. Николай больно стукнул меня кулаком по колену. Я с изумлением смотрел вниз. Раздался звон упавшего и покатившегося в угол ковшика. Ничего по-прежнему не понимая, я смотрел вниз и видел двух с маху обнявшихся мужчин, один из которых был весь в мыле, а другой - с прилипшим березовым листком на спине меж лопаток.

- Ну, вот! Они встретились! - почти в голос воскликнул Николай. Впрочем, эти люди все равно бы нас не услышали, им сейчас, совершенно очевидно, ни до кого не было дела.- Это Александр Бестужев, тоже двадцать лет каторги, он же потом писатель Марлинский,- продолжал Николай, немного понизив голос.- Вы видите историческую сцену! Они тут, в Иркутске, по дороге в ссылку. Одному через Байкал в Читу, другому в Якутск по Лене. И минуту назад они не думали, что когда-нибудь им доведется еще раз увидеться! - Николай снова примерился ударить меня по колену, но я передвинул ногу.- Ведь каждый не знал, что другой здесь, рядом, понимаете?

Мужчины внизу разомкнули объятия и горячо заговорили, перемежая французские и русские фразы. Николай напряженно вслушивался. Видно было, что он старается не пропустить ни слова. Я не мешал ему.

Прошло, наверное, минут пятнадцать. Двое внизу продолжали говорить. Николай продолжал слушать, теперь я понял по его лицу, что он хочет не только уловить, но и запомнить все. Внезапно Бестужев обернулся и посмотрел в нашу сторону. Николай тотчас потянул меня за руку:

- Мешаем. Пошли! Скорей…

С каким сожалением, с какой неохотой он поднялся! Стараясь быть невидимыми и неслышимыми, мы прошмыгнули мимо, наскоро ополоснулись и вышли, осторожно притворив за собой дверь.

- У Бестужева с собой новая поэма Пушкина, «Цыганы»,- сказал Николай.- Якушкин ее еще не читал. Эх! - вздохнул он.- Послушать бы дальше…

Я с искренним сочувствием сжал его мокрый локоть.

Арсентий и Сохатый подали нам полотенца. Завернувшись в прохладную приятную ткань, мы отдыхали на лавке, опять притулившись друг к другу. Николай извлек из карманов своей одежды старинную записную книжку, нацепил на нос очки и авторучкой, которую захватил еще, наверное, с Лунь», быстро писал, по-видимому спешил зафиксировать услышанное. Я же весь отдался блаженной истоме… Потом я услышал голос Сохатого, он говорил нараспев:

Ему вторил басом Арсентий:

Николай шепнул мне:

- Это и есть заговор против пули, Сохатый учит Арсентия!

С усилием разлепив на миг глаза, я увидел, что они сидят на полу лицом друг к другу, одно страшное лицо против другого… Я закрыл глаза.

Остыв и отдохнув, мы стали собираться. Сохатый и Арсентий помогли нам одеться. Николай еще о чем-то пошептался с ними. Они ловко выставили оконце в задней стене, и Николай, к моему удивлению, полез в это отверстие.

- А почему бы нам не выйти через дверь? - спросил я.

- А вы думаете, сударь, преступников отпустили в баню без охраны? - спросил меня, вместо ответа, Николай.

Я полез за ним…

Выбравшись на улицу, мы поблагодарили Сохатого и Арсентия и простились с ними. Арсентий, перегнувшись ко мне, спросил напоследок вполголоса:

- Что, батюшка, небось увидал меня, варнака,- волосы шишом стали?

И тихим басом расхохотался.

Мы быстро зашагали какими-то дворами, чтобы поскорее удалиться от охраны. Пока мы были в бане, взошла полная Луна и сделалось очень светло.

Минут через десять, когда мы были уже в безопасности, меня вдруг осенило. Я остановился и придержал Николая,

- Послушайте,- сказал я ему, показывая вверх, на Луну,- а ведь на ней никого нет!

Говоря так, я почти не верил собственным словам. Этот факт не укладывался у меня в голове. Хотелось, чтобы кто-то его подтвердил.

- Более того,- ответил Николай, видимо, поняв, что я чувствую.- Никто даже и не был. Так-то, милостивый государь.

Я оказался настолько взволнован своим открытием, что не смог сдвинуться с места.

Николай прибавил:

- Но это не значит, что нашу Луну не замечали. Декабрист Штейнгель писал о ней…

- Как поэт? - уточнил я.- Но это многие…

- Нет, как ученый! - воскликнул Николай.- И со знанием дела.

Тогда я попытался успокоить себя, сделав это следующим образом:

- Да, да… Декабристы, потом ваша революция, потом ваш спутник…

- Ага, совсем скоро,- не отказал себе в возможности съязвить Николай.- Завтра. С утра.

- Ну зачем вы так!..- взмолился я. И, кажется, в первый раз у меня вырвалось: - Сударь!..

Я определенно свыкался с девятнадцатым веком.

- Пойдемте, нас жены ждут,- окончательно отрезвил меня Николай.- Нам еще сейчас достанется.

Мы зашагали дальше.

Не знаю, о чем думал по дороге Николай, а у меня так и стояли перед глазами лица Арсентия и Сохатого.

- Послушайте,- спросил я,- а что, Сохатый и в самом деле может заговаривать ружья? И пули действительно в него не попадут?

- Гм,- только и ответил Николай.

- А конкретнее? - стал я допытываться.

- Есть фольклор,- проговорил Николай,- есть свидетельства, в литературе…

- А как вы это могли бы объяснить? Вот вы, историк? Я слышал о подобных феноменах далекого прошлого, но как физик затруднился бы дать им научное толкование.

Николай помолчал. Наверное, он пожимал плечами. Я не видел, но, думаю, это было так.

Наконец он сказал:

- По-русски говорят - смелого пуля боится. Хотя, наверное, до поры до времени… Умение рисковать, я думаю. И попросту храбрость. Ну и, с другой стороны, учтите вероятность попадания. Оружие-то сейчас не очень. И еще. Представьте, что человек, который стреляет, боится заговора и вообще до смерти трусит атамана встретить. Попадет он?

- Внушение…- пробормотал я.- Вера в сверхъестественную силу… И многие, как вы думаете, в нее верят?

- Девятнадцатый век на дворе, милостивый государь!

Мы шли долго. Мне еще хотелось поговорить о Сохатом и Арсентий. Я спросил:

- У вас, похоже, очень хорошие отношения с атаманом и его. другом?

- Верно,- тепло ответил Николай.- И у меня, и у Маши. Я бы даже сказал, своего рода дружба.

- Но это ведь, наверное, не совсем обычно. Тем более, в такие времена.

- Вы правы, Фревиль. Ну, с нашей-то стороны все понятно: мы им сочувствуем, они нам интересны и так далее. А вот что касается их самих…

- Да, именно!

- Думаю, тоже можно объяснить. Как вы к людям, так и люди к вам, верно? А главное, мужики-то толковые! Все видят и понимают. К государственным преступникам относятся с уважением, сами ведь с властью не в ладах. Отчего и сюда попали. А декабристы ведь - государственные преступники. И если вы декабристам симпатизируете, то и на вас это уважение распространяется.

- Понимаю,- согласился я.

- Одно вот только,- добавил Николай.- Все эти здешние отношения между сословиями, к ним невозможно привыкнуть. Я имею в виду, человеку нашего с вами времени. Я уж много раз просил Арсентия и Сохатого, чтобы обращались со мной и Машей, как с равными.

- И что же они?

- Знаете, кажется, поверили в нас! Не то чтобы, конечно, полностью считали своими, но все-таки…

- Я заметил.

- Заметили? Вот видите! Выходит, немного получается,- обрадовался Николай. И добавил еще: - Большая удача, что именно они топили баню. А Якушкин, кстати, потом напишет в воспоминаниях про их лица и кандалы.

- Воспоминания, по-видимому, очень сжатые?

- Конечно!

- И поэтому вам было необходимо узнать подробности…

- Совершенно верно, Фревиль. И хоть немного, но я все-таки узнал сегодня.

Наконец мы добрались- до знакомой площади.

- А ну-ка, сударь, давайте ваш браслет! Пора возвращаться!

Я протянул Николаю руку, он коснулся застежки и плавно перевел назад время на наших часах.

Дом, к счастью, благополучно стоял на прежнем месте.

- Взгляните напротив,- показал Николай.- Вон там, в доме Пирожкова, будет квартировать казак и писатель Семен Черепанов. Лет через пятнадцать или чуть больше.

Я воспринял это сообщение уже почти как должное.

Мы поднялись на крыльцо, открыли двери и пошли на свет, пробивавшийся из большой комнаты. Раньше, чем мы увидели наших жен, до нас донесся резкий голос Кошкиной:

- И это называется - быстро?

Свечи догорали на столе, наши жены стояли у окон: Клер по левую сторону от зеркала, Кошкина - по правую. Покуда мы отсутствовали, они сделали себе высокие старинные прически и выглядели теперь еще более эффектно. Все было бы хорошо, если бы не выражение лиц наших жен, делавшее их сейчас очень похожими. По-видимому, они просто измучились в ожидании нас. Конечно, мы были виноваты.

Пока я раздумывал, чем бы смягчить их, Николай действовал.

- Ох, устал я, сударыни!..- дурашливо воскликнул он и повалился на ближайший стул. А как только мы все, втроем, повернулись к нему, Николай… исчез. Я едва успел заметить, как он перед этим коснулся левой рукой правого запястья.

Кошкина пробормотала какое-то слово, которого я не расслышал.

Минуты через две Николай снова сидел на стуле. В руке у Николая был букетик цветов. На плечах бле-стели капли воды, и он смахнул их ладонью. Потом сказал небрежно:

- Ну и дожди же бывают в Сибири.

- Коля, перестань! - вскрикнула Кошкина.- На меня твои шутки не действуют.

Он поднялся и протянул ей цветы:

- Прости, моя госпожа! Но очень нужно было. Для науки. Правда.

Кошкина оставалась неумолимой:

- Я вся извелась! Разве так можно? А Клер, она в чем виновата?..

Такие сцены, как известно, могут продолжаться до бесконечности. Я решил вмешаться:

- Давайте лучше мирно поужинаем. При свечах.

И был просто счастлив, когда Клер сразу поддержала меня:

- Давайте! Я захватила с Луны бутерброды…

Клер подняла наш саквояж и стала рыться в нем.

Кошкина, похоже, сменила гнев на милость и приняла цветы. Николай сразу прямо расплылся в блаженной улыбке.

Казалось, нам предстоит чудесный вечер. Я уселся поудобнее и закурил трубку. Это было так приятно после острых приключений… Я даже не сразу обратил внимание на тихий стук в дверь.

Все замерли: Николай, Кошкина с цветами у зеркала, Клер с саквояжем в руках.

- Так…- прошептала Кошкина.

Стук повторился, уже громче.

- Что будем делать? - растерянно вымолвила Клер.

- Войдите! - громко произнес Николай, решительно вставая со стула и распахивая дверь.

Мы увидели человека низенького роста, аккуратно одетого, с неуверенным выражением мятого, детского лица. В глазах его было откровенно написано, что он предпочел бы заниматься чем угодно, только не этим, еще не известным нам, делом. На пухлых щечках медленно угасали следы холода.

- Ваше высокоблагородие,- с почтением обратился человечек к Николаю Кошкину,- и вы, милостивый государь и государыни,- забормотал он далее, прижимая обеими руками к груди свою шапку,- нижайше прошу извинить за столь беспардонное вторжение в неурочный час, однако обстоятельства нашей с его высокоблагородием службы…

Я с трудом вникал в эти странные для меня обороты речи.

- Господа,- прервал его Николай.- Позвольте представить вам помощника столоначальника губернского правления, канцелярского служителя Елисферия Степановича Мигалева.- Человечек низко поклонился, все так же прижимая шапку к груди.- Моя супруга,- сказал Николай. Кошкина небрежно кивнула.- Наши гости, французские путешественники, прибывшие в Сибирь из дальних стран.

Человечек поворотился к нам.

- Бонжур,- проговорила Клер.

Я поклонился.

- Чем могу служить? - спросил Николай.

- Видите ли…- замялся Мигалев.- Мм… Мне поручено…

Кошкин тем временем прошептал мне в ухо:

- Ничего страшного, Фревиль. Вид у вас вполне подходящий. Это мелкая сошка, не тайный агент и не сыщик. Все в порядке.

Это совершенно успокоило меня. Однако уже через минуту мы слушали Мигалева более чем внимательно.

- Мне, видите ли, господа, поручено,- продолжал старательно бормотать он,- предупредить вас, как и всех благонамеренных жителей города Иркутска, о чрезвычайном событии.- Человечек перевел дух,- В нашем городе замечен преступник, о котором вы, наверное, слышали. Он представляет большую опасность.

- Что же это за преступник такой? -с некоторой угрозой в голосе спросила Кошкина. При этом у всех у нас, по-видимому, мелькнуло в головах одно и то же.

Николай нервным жестом поправил очки.

- Губернское правление,- пробормотал Мигалев,- занялось этим происшествием по распоряжению его превосходительства…

- Губернатора, значит,- пояснил Николай для Клер и для меня.

- Правление принимает все усилия,- продолжал Мигалев старательно заготовленную речь,- чтобы схватить и примерно наказать преступника. Мы просим горожан не волноваться, но и, в то же время, иметь в виду собственную защиту от него, а также и содействие властям в задержании. Этот преступник - зерентуйский возмутитель.

- Проклятье,- выругалась в этот момент Клер. Она уронила бутерброд на скатерть.- Само собой,- добавила Клер,-маслом вниз!

Я вынул трубку изо рта и сразу вставил ее обратно.

- И что же вы,- неосторожно спросил Николай,- предпринимаете для поимки столь опасного преступника?

Чиновник оживился.

- О, мы выставили посты на тракте… А также во всех значительных местах… Ну, а сейчас вот я с жандармским унтер-офицером Замараевым и его людьми объезжаем горожан, чтобы сделать необходимые объявления… Да вот и он,- закончил чиновник, и в дверях возникла внушительная фигура человека в форме.

- Господа! - гаркнула фигура.- К вашим услугам! Унтер-офицер Замараев!

- Весьма рады,- сдержанно процедила Кошкина. Николай что-то хмыкнул. Мы с Клер не знали, как быть.

- Господин Замараев,- продолжал маленький чиновник,- имеет поручение его высокопревосходительства изловить возмутителя. Господин Замараев был в Зерентуе в тот злосчастный день и знает опасного преступника, в лицо.

На столе, я упоминал, были два подсвечника. Неуловимым движением Кошкина опрокинула один из них.

- Ах,- слабо вскрикнула она при этом, не приложив, впрочем, особых стараний, чтобы скрыть притворство.

Свечи уп^ли, погасли, покатились по столу. Стало вдвое темнее.

Канцелярский служитель кинулся на помощь, за ним - унтер-офицер. Мы отпрянули от стола. Минуту или две мы были в безопасности, но долго ли это могло продолжаться? Вскоре наши непрошеные гости вновь зажгли огонь. И в тот момент, когда жандарм поднял над столом подсвечник с горящими в полную силу четырьмя свечами, прямо перед ним оказался Николай Кошкин.

Много раз потом я восстанавливал в памяти этот миг и раздумывал над тем, что произошло. Обязательно ли должно было так случиться? Не следовало ли Николаю оказаться в другом конце комнаты и переждать там в тени? Дало ли бы это что-нибудь? Или унтер-офицер все равно не оставил бы нас в покое? Была то неосторожность со стороны Николая, или оплошность, или, может, роковая случайность, сопутствовавшая нашим злоключениям? А может, Николай нарочно, с присущим ему в девятнадцатом веке бесстрашием, сам встал перед жандармом?

Во всяком случае, дальше события развивались так.

Унтер-офицер приблизил свечи едва не к самому лицу Николая. И сам тоже весь подался вслед за подсвечником. Чуть не обнюхивал Николая своим красным с мороза носом, едва не касался огромными усами. Конечно, это продолжалось всего секунду, но мне показалось, будто прошла целая вечность. Внезапно жандарм отшатнулся.

- Вот он! - закричал.- Зерентуйский возмутитель!

Маленький человечек испуганно закрыл лицо шапкой.

Я, Клер, Кошкина - мы все застыли на месте. Затем я заметил, что человечек выскользнул из дома. Я шагнул к Николаю и встал с ним рядом.

Последовало короткое молчание. Потом раздался гром распахиваемой двери, потом - гулкий топот многих ног по дому. Топот все приближался к нам, и вскоре на пороге появился еще один непрошеный гость. В следующий миг вбежали остальные. Тени от свечей метались по стенам. Комната наполнилась вооруженными людьми, они были в форменной одежде с блестящими пуговицами.

- Это полицейские,- скороговоркой объяснил мне Николай.- То, что у них в руках, это ружья.

- Молчать! - грубо оборвал его унтер-офицер.

Последним показался маленький человечек. Он замер в дверях, с осторожностью поглядывая из-под своей шапки.

- Господа,- внушительно прогудел унтер-офицер,- прошу сохранять спокойствие. Будьте благоразумны.

Он прошелся с подсвечником по комнате, взглянул на наших жен, шагнул ко мне и осмотрел меня. Я еще ближе придвинулся к Николаю.

Затем унтер-офицер махнул свободной рукой ближайшему к нему полицейскому, тот подошел и наставил ружье на Николая. Кошкина сдавленно вскрикнула, букетик упал и рассыпался по полу. Клер, по-прежнему с нашим саквояжем в руках, прижалась к стене.

- Ну-с,- удовлетворенно произнес унтер-офицер и опустил, наконец, подсвечник на стол.

Я повернулся к Кошкиной.

- Надо скрыться,- шепнул я.- Что нам стоит скрыться в другой век. Где ваш браслет?

- Браслет у меня на руке,- раздельно ответила Кошкина.- Дело не в этом. Дело в кодексе.

- В каком еще кодексе?! - чуть не закричал я. Ружье было наставлено на Николая…

- У нас с Колей уговор, кодекс Кошкиных, мы его называем. Мы уже кое-что поняли в правилах обращения со временем. Ни один из нас не вправе исчезать каким-либо чудесным образом, необъяснимым. Есть законы времени, есть уважение к каждому веку, соображаете? Не имеем морального права. По крайней мере, правдоподобие должно быть. Ясно вам?

Дуло ружья находилось в полуметре от груди Николая, а застежки браслетов - что у Николая, что у Кошкиной- прямо у их пальцев. И все же я вынужден был признать, что она права… Права! Но что дальше?

В следующее мгновение Николай рванулся к окну. Дуло ружья тут же повернулось вслед за ним. Николай ударил по чему-то рядом с окном, и я увидел, что ставни снаружи распахнулись. Теперь только стекло отделяло Николая от спасения.

- При попытке к бегству - стрелять! - крикнул унтер-офицер.

Полицейские придвинулись ближе. Помощник столоначальника спрятался за дверь.

- Беги,- шепнул я и без малейших колебаний заслонил собой Николая.

В это же мгновение Кошкина с силой рванула на себя край скатерти - свечи полетели на пол.

В наступившей темноте раздался звон стекла, я понял, что Николай разбил окно. Все решали какие-то доли секунды. Сквозь сумерки я заметил, что ружье в руках полицейского дернулось. Раздался грохот, я почувствовал толчок в левое плечо, все заволокло дымом.

- Вы ранены? - услышал я голос Николая.

- Нет! - крикнул я изо всех сил.

Трубка выпала у меня изо рта и тут же хрустнула под сапогом полицейского.

- Сударь,- сказал я совсем не к месту. Хотел сделать полицейскому замечание.

В плече появилась сильная боль, сначала она показалась нестерпимой и я чуть не застонал, потом справился с собой. Еще зазвенело стекло.

В дыму и мраке я увидел Кошкину. Одной рукой она вела за собой Клер. Они быстро пробирались за спина-ми полицейских по направлению к зеркалу. По тому, как быстро и бесшумно перемещалась Кошкина, непохоже было, чтоб старинная одежда хоть сколько-нибудь ее стесняла. Вскоре Кошкина рывком очутилась у зеркала и быстрым движением вытащила из-за него какой-то предмет. Затем дамы оказались возле меня.

- Теперь можно,- услышал я голос Кошкиной.- Прыгаем в окно. Как бы.

У меня перед глазами мелькнула застежка ее браслета.

- Врешь, не уйдешь,- услышал я за своей спиной хрип унтер-офицера.- Не бу…

Что он хотел сказать дальше, я так и не узнал. Кошкина, я и Клер оказались в сквере. Было тепло, деревья стояли в листьях и цветах, от которых шло благоухание, подавала голос какая-то птица. Там, где мы находились, была темнота, однако невдалеке горели фонари. Я позвал Николая - никто не откликнулся. Издалека доносился уличный шум.

- Где же Николай? - спросил я.

- Где! - раздраженно воскликнула Кошкина.- Откуда я знаю? У него же автономное управление! Вас-то я переместила, а он ведь сам по себе…

Она изучала свой браслет.

Я зажал рану ладонью. Спросил Клер:

- Как ты себя чувствуешь? Все в порядке?

Клер наконец обратила на меня внимание. До этих пор она пребывала в полнейшем оцепенении. Повернулась ко мне и замедленно проговорила:

- В порядке…

Увидев кровь на моем плече, она выпустила из рук саквояж, который так и держала все это время. Он грохнулся на землю.

- Что с тобой? - Клер подбежала ко мне.- В тебя стреляли?

- Было дело,- не глядя на нас, ответила за меня Кошкина. Она была занята своим браслетом.

Клер попыталась отнять мою ладонь от плеча:

- Очень больно? Дай я посмотрю, что нужно сделать!

- Перевязку,- сказала как отрезала Кошкина.- Пойдемте к фонарю.

Мы прошли несколько шагов и оказались под фонарем непривычной конструкции. Света он давал не слишком много.

Тут я, наконец, разглядел предмет, который Кошкина вытащила из-за зеркала,- он был зажат у нее под мышкой. Это был лазерный пистолет. Он мешал Кошкиной, она подумала секунду и небрежно сунула его за пояс своего длинною платья.

Клер уже совершенно пришла в себя и снова стала такой, как всегда. Решительно отстранила Кошкину:

- Я сама его перевяжу.

Она осторожно сняла с меня сначала то, что я назвал бы пиджаком, потом тонкую рубашку с кружевами. Надо признаться, всякое Движение причиняло мне сильную боль.

- Какой батист! - вздохнула Клер, разглядывая рубашку.- Ну да ничего.

И решительно начала разрывать ее на полосы.

- А ты у меня, оказывается, герой,- произнесла она, с восхищением заглядывая мне в глаза.

- Гм,- ответил скептически я.- Ты бы никогда и не узнала про это, не попади мы в девятнадцатый век.- Чуть подумал и поправился:- То есть мы бы с тобой оба про это не узнали…

- Не получается,- с отчаянием пробормотала Кошкина.- Индикатор не доработала, торопилась…- Она, кажется, готова была ударить браслетом о ближайшее дерево.- Никак не могу разыскать!

Тут я не удержался и чуть поморщился от боли.

- Прости, милый,- сказала Клер.- Еще узелок-«и все.

Через минуту повязка была готова. Если не двигать левой рукой, то можно было терпеть.

- Пока я тут вожусь…- доносилось до нас нервное бормотание Кошкиной.- Пока я тут вожусь…

Потом она повернулась к нам:

- Послушайте, я должна вас покинуть. На время, Как вы на это посмотрите?

- Действуйте! - сказали мы с Клер в один голос.

Я положил здоровую руку на плечо Кошкиной. В следующий миг моя рука скользнула по воздуху, потому что никакой Кошкиной уже рядом не было.

Мы с Клер остались одни. Подождали Кошкину, наверное, около часа. Потом стали думать, что предпринять самим. Фонари и доносившийся к нам уличный шум наводили на мысль, что мы можем сделать попытку выбраться отсюда. К счастью, и саквояж с современной одеждой был при нас.

Углубившись с саквояжем в кусты, мы торопливо переоделись. Вновь к фонарю мы вышли уже в таком виде, который никого не удивил бы ни на Земле, ни на Луне. Мы смело двинулись по аллее и вскоре очутились на улице.

Она оказалась пустынной - по-видимому, из-за того, что время стояло позднее. Разумеется, она была нам незнакома, ведь мы никогда раньше не попадали в Иркутск. Впрочем, нам было не до разглядывания архитектурных ансамблей. Мы всматривались вдаль, в ожидании такси, неважно, на воздушной подушке или на магнитной, лишь бы кто-то нас выручил, подобрал.

Наконец, что-то показалось. Клер вскрикнула от радости. Да, это было такси. Оно тихо катило прямо по дороге, не поднимаясь над ней. Впереди приветливо горел зеленый огонек. Клер замахала руками, и такси остановилось.

- Можно? - спросила Клер, просунув голову в окно передней дверцы.

- Ну,-ответил водитель.

Мы расценили это как утвердительный ответ на неизвестном нам диалекте.

Модель была мне незнакома. Впереди что-то слишком шумело, а сзади вырывался какой-то подозрительный дым. Впрочем, выбирать не приходилось. Водитель открыл заднюю дверцу, мы мигом влезли внутрь и устроились на широком мягком сиденье.

Такси покатило по дороге. Тарахтело оно просто невыносимо. Я заметил, что водитель то и дело посматривает на нас в зеркальце, которое было прикреплено перед ним. Остановившись у светофора, сделанного в старинном стиле, водитель обернулся ко мне, протянул руку, зачем-то пощупал мою куртку и вдруг произнес:

- Фирма?

Я понятия не имел, как надо на это реагировать. Поэтому счел за лучшее промолчать. Водителя, мне показалось, это обидело.

Резко тронув такси с места, он спросил:

- Ну, так куда едем-то?

Клер старательно выговорила по-русски:

- Пожалуйста, в космопорт.

К нашему огромному удивлению, водитель вдруг затормозил, да так, что нас просто бросило вперед.

Я больно ударился раненым плечом.

- А ну, вылазьте,- приказал водитель, поворачиваясь и распахивая нашу дверь.- Да поживее!

Нам пришлось повиноваться. Мы вылезли прямо на дорогу с нашим несчастным саквояжем, ничего не понимая.

Водитель высунулся в окно:

- Налижутся и чудят, чудят!..

Затем он рванул с места, и только дым остался на дороге. Мы с Клер переглянулись. Произошла какая-то ошибка, но какая - мы не знали. Мы только остро почувствовали свою заброшенность во времени и в пространстве… Я потянулся к карману, теперь хоть карман был на месте, и привычно достал таблетку. Величина дельта Е у меня, значит, возвращалась к прежнему значению. Опять таблетки! - подумал я.

- Что будем делать? - спросила Клер.

- Не представляю себе,- признался я шепотом.- Абсолютно.

Мы нашли скамейку, сели на нее и задремали. Это было все, что мы могли сделать. Давала знать о себе усталость, горело плечо и кружилась голова, во всем была полная неопределенность. Я принялся, по совету доктора, опять следить за пульсом…

Проснулись мы оттого, что упали со скамейки. Клер, видно, опустилась как-то мягко, потому что свернулась калачиком и уснула снова. Я же ударился головой и сел, сразу очнувшись; принялся озираться вокруг.

Результаты осмотра оказались ошеломляющими.

Во-первых, я не обнаружил поблизости никакой скамейки, что само по себе было поразительно. Во-вторых, я увидел, что кругом вообще произошли большие изменения.

Над нами летели в разных направлениях ярко освещенные изнутри вертолеты и глайдеры. И где-то рядом и внизу шумели улицы, они были именно где-то рядом и внизу… Я встал, сделал, шатаясь, несколько шагов и уперся в решетку ограждения. Заглянул вниз. Мы с Клер оказались на верхней площадке высотного здания, оборудованной для посадки вертолетов,- вот что произошло.

Видимо, Кошкина занялась нами. Но решила отправить нас в наше время. Почему? Что там у них происходило? Об этом можно было только гадать.

Я подождал еще. Может быть, Кошкина передумает? Или что-то там у нее заело в браслете, и она сейчас исправит? А может, это у меня уже высшая температура и бред?

Но нет, ничто не менялось. Я доплелся до стойки управления и вызвал такси. Потом отправился будить Клер.

Мы полетели в космопорт и оттуда - домой.

Телеграмма

ОТДЕЛА 161/558 10 02 1020 СТАНЦИЯ ЮРКОВУ ВЕРНУЛИСЬ ТЧК ФРЕВИЛЬ РАНЕН ЗПТ В БОЛЬНИЦЕ = КЛЕР

Телеграмма

ОТДЕЛА 161/613 17 02 1147 СТАНЦИЯ ЮРКОВУ ПОСТАРАЙСЯ ЧТО-НИБУДЬ ПРЕДПРИНЯТЬ = ПОРУЧЕНИЮ ФРЕВИЛЯ ВРАЧ ПОДПИСЬ НРЗБ

Телеграмма

СРОЧНАЯ НОВОСИБИРСКА 101/097 12 02 1305 СТАНЦИЯ ЮРКОВУ

С КОЛЕЙ БЕДА ТЧК СООБЩИТЕ КОСМОПОРТ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРИЛЕТА = КОШКИНА