«…русские люди, по нищете и скудости жизни своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными. В бесконечных буднях и горе — праздник и пожар — забава; на пустом лице и царапина — украшение…»
На этот раз Совет проходил в Форте-Росс в большой комнате, дома Александра Гавриловича Ротчева — последнего коменданта самого южного на американском континенте русского поселения, который тот построил всего за два года до того, как руководство «Под Высочайшим Его Императорского Величества покровительством Российской Американской компании» (Подъ Высочайшимъ Его Императорскаго Величества покровительствомъ Россійская Американская компанія) в лице Управляющего Российско-американской компании (де-факто — правитель Русской Америки) капитана 1-го ранга Адольфа Карловича Этолина продала его капитану Джону Саттеру. За десять лет сначала управляющий, а потом арендатор Форта-Росс и всех прилегающих земель многое в доме поменял и теперь он русским не казался. Стулья как-то не так выглядят, кровать под балдахином, ружья в оружейной комнате не русские, отсутствие занавесок на окнах, всё вроде мелочи, а русским духом уже не пахнет.
За огромным столом со столешницей не меньше, чем 4 дюйма толщиной, выструганной из цельного ствола секвойи, на этих хлипких стульях, так не подходящих к монументальному столу, явно громоздкие табуреты напрашивались, сидели три капитана кораблей, сотник калмыков Дондук, командир артиллеристов капитан Николай Болоховский и управляющий колонией Леонтий Васильевич Фролов.
Разговаривали на русском, и капитан Пауль Ирби сидел взъерошенный и обиженный. Он было высказал своё супротивное мнение, но Дондук, эдак с азиатской улыбкой, умышленно коверкая английский молвил:
— Цего английская? Ты тупая? Моя руски учить, моя английский учить, моя французски учить, моя немецкий учить, моя на корабль китайский учить, мал-мал, но учить. Моя дикий азиат, а твоя белый сверхлюдь. Ай, стыдно. Твоя цего руски не учить. Нет, серьёзно, Пауль, вам жить теперь с нами и потом, скорее всего, в России, так учите уже язык по-настоящему.
Ну, сказать, что Пауль этого не понимал и был полным кретином, к освоению языка не способным, нельзя, но пока успехи были средними. На корабле, среди русских, он все морские команды и термины теперь понимал, но до полного освоения великого и могучего ох как далеко было.
— Трудный язык. Учу, — буркнул он и отвалился на спинку стула.
Стул хлипкий скрипнул, скривился, вслед за физиономией капитана, и развалился. На эльфов худосочных был сделан, настоящий мужик не по нутру ему. Капитан пересел на другой под гогот товарищей и совсем насупился. Тем не менее, старался в разговор вникнуть, да и если, что важное и его касающееся говорили, то Кох ему переводил.
— Теперь Фортом-Росс и всей прилегающей землёй владеет, со всеми постройками и скотом великий Галдан Бошогту-хан. Это хан Джунгарии, если кто не в курсе. Он же купил у капитана Саттера форт-Саттер. Примерно равный по размеру нашему, но сделанный из самана. Саттер построил свой форт со стенами толщиной 2,5 фута (0,76 м) и высотой от 15 до 18 футов (5,5 м). Есть как у нас колодец и даже четыре малые пушки 12-фунтовые. Башни по диагонали. Скорее всего, с нашего скопировал. Тут самое интересное, что сейчас это как бы не самый центр Сакраменто. Там вокруг дома деревянные со всякими салунами и кабаками. Гостиницы, конторы, есть и жилые обычные дома. Вещь, с одной стороны, совершенно бесполезная, но тут главное не форт сам, а земля вокруг, там по документам земли даже больше, чем здесь. И везде золото моют старатели. Сотня миль квадратных. Часть этой земли у Саттера выкупили спекулянты, часть по суду отошла старателям, часть выкупил совет города, но всё одно территория огромная, там поля, там даже десяток ещё не украденных и не забитых старателями коровок ходит. Есть и вполне действующее ранчо, которое Саттер для себя как бы построил, старость там на природе проводить, называется «Hock Farm». Там тоже приличные стены и несколько больших строений, — Леонтий в основном для князя Болоховского говорил, все остальные были более-менее в курсе.
— А что с деньгами? — полюбопытствовал капитан Болоховский.
— Да, ерунда, у нас с собой было тридцать тысяч. Последние, кстати, деньги. Нужно думать, где брать, траты тут предстоят не малые. Да, отвлёкся. Вызвали нотариуса, и он составил документ о продаже и отдельным документом, что мы оставшиеся семьдесят тысяч выплатим в течении года. В двух экземплярах составили. Уехали мы вечером в гостиницу, а ночью на пристани пожар случился, и ветер, на удачу, сильный в сторону города. Больше половины домов сгорело. Вот оба экземпляра расписки долговой. К несчастью, основатель города Сакраменто и бывший хозяин форта-Росс сгорел. Бывает. А да, деньги в размере тридцать тысяч рублей и пятнадцать примерно тысяч долларов американских он успел выкинуть из горящего дома и прямо в руки Дондука. Ну и серебра немного, столовый сервис, ложки, там, вилки, и всякие подносы с салатницами. Хороший был человек. Не о себе думал, как спастись, а думал, как помочь землице русской в Америке клятой. Царствие ему небесное.
— А сын? — постарался скрыть улыбку фон Кох.
— Не свезло. Погиб и он при пожаре. Дверь в его доме заклинило. И ему царствие небесное. Лютая смерть в огне, — рассказывающий всё это Леонтий Васильевич истово три раза перекрестился. Последовали его примеру и остальные члены Совета. И все в другую сторону.
Помолчали. Кох шёпотом перевёл последние новости Паулю. Тот тишину и нарушил.
— Я не понимаю?! Вот, вообще, не понимаю, почему купил всё это несуществующий хан Джунгарии? А что потом? Почему не купил русский этот ваш князь Болоховский? Это же его деньги? — капитан Ирби хотел откинуться вновь на стуле, но вспомнил, чем это закончилось десять минут назад, и одумался.
Все перевели глаза с одноглазого англичанина на капитана Болоховского.
— Батя говорит, что РАК вскоре разорится и её захотят продать. Выдру морскую почти выбили, куницу американскую и прочих куньих в лесах здесь тоже выбили, боров заканчивают выбивать. И снабжать продовольствием за эти годы проще не стало. Форт-Росс надежды не оправдал, а через Ванкувер и не дёшево, и опасно. А ну, как в эту войну англичане нам поставки продовольствия перекроют. Батя считает, что лет через десять от РАК избавятся. И дело не в каланах, а в дураках у руля компании. Они исследователи, моряки, рвачи, но не хозяйственники. Сейчас вообще… ладно не будем. Все руководители компании считают это ссылкой. Каждые несколько лет меняются.
Так вот, РАК разорится, и Государь предложит её купить американцам. Ну, а батя — князь Болоховский хочет её перекупить и основать здесь ханство Джунгария, вассальное, как Хива или Финляндия, Российской империи. Он говорит, что знания и умелое руководство сделают Русскую Америку самым богатым и процветающим государством в мире.
— А англичане? — ткнул в себя пальцем капитан Ирби.
— Если не будет Ванкувера, то англичане сюда даже не доберутся. Они же все парусные суда сломают и попрутся на пароходах. А там Харбин пусть последний порт, где можно пополнить уголь. А если с этой стороны, то Перу. Не доплыть. А если несколько парусных кораблей и приплывёт, то к тому времени у нас здесь будет настолько сильный флот, что просто перетопим. Послали эскадру наглы, а она исчезла в пучинах мирового океана. И никакого отношения к этому ханство Джунгария не имеет. Присылайте следующую.
— Нда. Если бы не сидел за этим столом сейчас, то решил бы, что ваш князь Болоховский, он же дархан Дондук, сказочник, — Ирби поправил повязку на глазу и развёл руками, — Но мы сидим здесь. И это не сказка.
— А что там в этом Форте-Саттер? — ткнул пальцем в карту капитан второго ранга фон Штольц.
— Там разруха. Но жители, что ли, есть, и пожар прошёл стороной, севернее. Саттер заключил контракт с губернатором Гавайев на найм восьми мужчин и двух женщин на три года. Договор у меня. Они там и сидят. Ничего не делают. И есть подросток из местных индейцев. Переводчик. А ещё старуха, она что-то типа поварихи. Продукты у них есть, и мы им денег ещё оставили. Я дал команду привести там всё в порядок. Самана этого намесить, стены подновить. Что с ними дальше делать, не знаю?
— А когда у них контракт этот заканчивается? — заинтересовался Владимир Фёдорович.
— Со дня на день. А может уже закончился. Если в 1848 году осенью привезли, а сейчас весна 1852 года.
— Нужно их заменить на других людей, — решил капитан-лейтенант. Нам вскоре отправляться на Гавайи, и они вполне смогут, наверное, и проводниками выступить, и переводчиками, и послами.
— Хорошо, можно туда поселить пока берберов и пару ирландцев, как официальных представителей. Они белые. Гавайцы говорят, что боятся выйти за стены форта. За людей их там вообще не считают, — согласился Леонтий Васильевич.
— А что со старателями? — Ирби такую физиономия скорчил, словно перед ним уже гора золота лежала. Так она в углу комнаты в четырёх больших кулях кожаных и лежала.
— Давайте устроим несколько акций устрашения. Пусть выкупают землю официально или делятся золотом, — Дондук отметил на карте точку, — мы вот здесь проезжали. Там небольшой городок старателей. Земля Саттера, то есть, теперь наша. И он говорил, что эти её просто захватили, а когда его сын поехал разбираться, то просто обстреляли переговорщиков.
— Давайте, — фон Кох как-то по привычке ещё командовал. — Справитесь? — он посмотрел на сотника калмыков.
— Три десятка крестьян?! С дедовскими ружьями. Нет, помощь нужна. Нас сто человек. Я думаю, их нужно просто перестрелять издалека, не вступая ни к какие переговоры, а тела бросить в ущелье, там есть по дороге в версте примерно. Глубокое. Потом нарисовать на земле пентаграмму, один труп раздеть и в центр положить и на нём тоже звёзды вырезать. Приедут туда шерифы какие-нибудь, увидят это и может и не будут больше на наши земли воры соваться. А не поможет, так повторим. В следующий раз головы только оставим, пентаграммой выложенные. Ну, и нужно, как ветер следующий раз сильный будет, опять Сакраменто подпалить с наветренной стороны. А заодно и Сан-Франциско.
— А чего, хороший план. Действуйте. Лошадей выберете себе в Севастополе, там табун в четыреста голов почти.
— Так, теперь давайте вызывать старших, пусть жалуются, чего им для счастья не хватает, — снова забрал бразды правления в свои руки Леонтий Фролов.
В то время очень сильно
Расцвел России цвет,
Земля была обильна,
Порядка ж нет как нет.
Бывший мексиканский генерал Мариано Гваделупе Вальехо теперь оказавшийся солидным бизнесменом и гражданином штата Калифорнии, заключил с правительством штата контракт, на постройку жизнеспособной столицы в Вальехо в 1852 году. И сразу всё пошло наперекосяк. Набранные им люди побросали пилы и топоры, приобрели лопаты и лотки и устремились на северо-восток в Сакраменто. Нанятые индейцы сбежали ещё быстрее. Ну, может тут генерал и сам палку перегнул, нужно было хоть кормить краснокожих нормально. В итоге генерал Вальехо не смог в достаточной степени построить город Вальехо, и правительство было временно переведено в город Сакраменто. И не повезло правительству. Там случился очередной, третий уже по счёту пожар, и эти уроды опять вернулись в Вальехо. Теперь у них другая задумка, перевести столицу в Бенисию. После того, как Вальехо снова потерпел неудачу, он отказался от своего контракта с государством, и хотел начать строить небольшие городки для старателей. А Бенисию, пусть строит кто-то другой.
Генерал в сопровождении двух помощников и десятка нанятых головорезов направлялся в поселение Брайтон, недалеко от городской черты Сакраменто, когда со стороны Эспарто, с севера, увидел выезжающий из-за холмов отряд. Человек десять всадников спокойно направлялось к Брайтону. Что-то неправильное было в этих людях. Одежда какая-то странная. Особенно для лета. Халаты синие — это в такую-то жару, да ещё и шапки меховые. А хуже всего то, что они одеты одинаково. То есть, это не старатели. Кто же их в одинаковое нарядит. И это не армия. И даже не индейцы, и не мексиканцы. Это вообще непонятно кто.
— Луис спроси кто это? — отправил генерал Вальехо одного из помощников, в прошлом майора армии Мексики.
Отряд их тоже заметил, но не остановился и за оружием люди не потянулись. Всё так же неспешно приближались по неширокой дороге, вытягиваясь поневоле в линию. Луис Мадуро пришпорил коня и за пару минут поравнялся с едущим первым синим. Синий коня не остановил и майору самому пришлось разворачивать своего норовистого жеребца и пристраиваться, чуть ли не стремя в стремя, с неизвестным. Разговор, судя по всему, у Луиса не задался, он выхватил револьвер и стал размахивать им перед синим.
Бах. Выстрел вышел не громкий, как палка сухая переломленная хрустнула. Майор взмахнул руками и свалился с жеребца своего. Того выстрел напугал, а Луис ногой в шпоре застрял, и эта сцепка понеслась в сторону отряда Вальехо.
— Спешиться, — успел крикнуть генерал, когда цепочка синих всадников окуталась дымами. Откуда-то у них ружья нашлись и стреляли они из них на спускаясь из сёдел на землю. Вальехо потянулся к притороченному к седлу небольшому кавалерийскому карабину австрийскому, но было уже поздно. Его спутники стали валиться с сёдел, ржали напуганные лошади, его Рыжий тоже взвился на дыбы, но тут же стал заваливаться на бок. Видимо целились генералу в грудь, но Рыжий, взвившись на дыбы, его от пули заслонил.
Эх, не двадцать лет. Был бы молодым, успел вынуть сапоги из стремени, но так только одну ногу успел извлечь генерал, и в это время Рыжий грохнулся о землю. Вальехо повезло, конь не на него рухнул, а наоборот он на коня, ногу при этом вывернуло в стремени, и острая боль обожгла лодыжку. Пока генерал выпутывался из сумок и стремени, синие всадники по дороге успели до него добраться и один из них, оказавшийся азиатом, спрыгнув, пнул своим коротким сапогом по руке Мариано и вышиб из неё вытянутый тем кольт.
— Руки поднял? — услышал сквозь ржание коней и звонкие щелчки пистолетных выстрелов команду Вальехо, и куда уж деваться, поднял руки. Синие же прошлись по дороге и его людей выстрелами в голову из револьверов добили.
— Вы кто такие?! — попытался припугнуть неизвестных громким криком генерал.
— Бурул, отрежь ему ухо, — спрыгнул второй синий рядом с тем, который у него револьвер выбил. Сказано было на английском, но хоть генерал и сам говорил на этом языке с приличным акцентом, но что это не родной для азиатов язык понял.
Бурул этот заржал, сказал, что-то на непонятном языке и втащил из ножен кортик. Ух ты, даже в такую минуту Вальехо по узору на клинке понял и оценил, что ухо ему будут отрезать не простым кухонным ножом, ступеньки дамасской стали блеснули на солнце.
— Я — генерал Вальехо!
— Тогда два уха. Я себе тоже повешу на шею. Генерал! — заржал снова тот, что с кортиком.
— Если вам нужны деньги… — воспользовался последней возможностью Мариано.
— Деньги? Ладно, парни, свяжите его. Генерал. Пусть моряки с ним пообщаются. А стой, а куда вы генерал ехали?
— В Брайтон, строить там городок… дома старателям, салун.
— Строить?! Это земля нашего хана, ничего на ней строить без его разрешения нельзя.
Вальехо, раз сразу не убили и уши не отрезали, решил припугнуть ещё раз непонятных синих и уже набрал в рот воздуха, как из-за холма стали выезжать новые синие. Они выезжали и выезжали, десятки. Да, что тут творится? Воздух из Вальехо вышел, не стал он пугать синих. Да, их тут сотня, они сами кого хочешь напугают.
Сотник Дондук смотрел в подзорную трубу на поселение Брайтон, расположившееся на реке Американ-ривер, недалеко от городской черты Сакраменто, там точно были старатели. Старались. Весь берег реки ими был заполнен. Одни с лопатами песок с глиной перелопачивали, другие, стоя по колено в воде, в лотках промывали золото. Навскидку человек пятьдесят. Ну, если и больше, то не сильно.
Сотник перевёл трубу на поселение само. Да, тут этот самый генерал Вальехо, переквалифицировавшийся в строители, точно нужен. Кто в армейской палатке устроился, кто в хижине больше на собачью будку похожую, вон та, прямо у воды, так вообще шедевр. Шалаш из веток, кое-как обмазанный глиной. Так правильно, некогда народу о быте заботиться, нужно успеть как можно больше золота намыть. Вон, вокруг сколько конкурентов.
— Бурул, работаем так же, как в Эспарто. Колено, плечо. Никого не убивать.
Это им один из жителей Севастополя подсказал. Он какое-то время работал в Сакраменто, мыл золото тоже, но когда начался бунт скваттеров[1], то его там свои же ограбили и пристрелили, но пуля прошла навылет и ничего важного не задела, выходили его индейцы, на индианке вдове он и женился, ну и решил на земле осесть, переболел золотой лихорадкой, хватит. Вот к родичам его жены и перебрались, коров пасти.
А тут Диего услышал, что новые хозяева решили у скваттеров земли назад отобрать, подумал он подумал, и пришёл к старшему у воинов. Они в Севастополе в большой кошаре устроились.
— У каждого старателя намытый песок припрятан, завернут в мешочек и прикопан в земле, где-нибудь недалеко от его хижины, если прострелить колено старателю или плечо, то тогда он скажет, где зарыл золото, а так ничего добром или побоями из него не выбить.
— А зачем ты мне это рассказываешь, Диего? — внимательно так глянул на него странный военный.
— А так со мною эти скваттеры поступили. Плечо прострелили, — мужчина задрал рубаха, демонстритуя шрам.
— Хорошо. Если твой совет поможет, то немного отсыпем, — хлопнул его командир по плечу другому.
И помогло, в Эспарто таким нехитрым способом они откопали три десятка кладов. В результате на двух вьючных лошадях у них сейчас в сумках пудов шесть золота.
Богатый всё же здесь край. Осталось только порядок навести.