Чувство спешки обязательно должно быть, без него вообще ничего сделать нельзя. Если нет ощущения «либо сейчас, либо никогда», то, скорее всего, вы будете не первые. И даже не вторые.
Времени на чаепития и хождения по гостям не было, Сашка уже на следующий день после возвращения в Болоховское, чмокнув сонную Аньку, умчался собирать обоз в Кронштадт. Как не спеши, а до Петербурга чуть не месяц пути, как раз столько и у «Аретузы» по намёткам получится, чтобы до Кронштадта добраться. Все управляющие бросились в Тулу и соседние города добывать мелкую серебряную и медную монету для обмена с индейцами в Калифорнии, для торговли и привлечения на свою сторону айнов, ну и для торговли с полинезийцами на Гавайях, серебро оно везде серебро. Этим же людям была дана команда и маленькие зеркала скупать, а также, если вдруг попадутся, бусы из стекла и недорогих поделочных камней. Вторые сани формировались из мешков с семенной кукурузой и ячменём. Мало ли вдруг там ещё землепашцы в форте Росс не перевелись, пусть попробуют эти культуры выращивать, раз с пшеницей и рожью не заладилось. Повезут обоз лошади будёновской породы и особо за каждый грамм переживать не приходилось. Рассчитали примерно по тонне на воз. Топоры и ножи закупать здесь, в Туле, а потом тащить через всю страну по осенней распутице было глупо, и Сашка послал срочное письмо Ремизову, чтобы он этим озаботился в Петербурге. Ну и начал готовить оборудование для изготовления коньяка. По его чертежам на Тульском оружейном заводе постоянно выпускались всё более совершенные самогонные аппараты, вот два таких Сашка, скрепя сердце, передал Фёдору Лукьянову, согласившемуся с женой и пятилетним сыном переселиться в Форт-Росс.
К вечеру заявился не запылился фотограф из Тулы. Был он немцем и к делу подошёл обстоятельно. Когда Сашка рассказал, что нужно ездить чуть не по всей губернии и фотографировать калмыков в их стойбищах летних, то герр Клаус отрицательно головой покачал. Найн, мол, для экзотик ещё съезжу в дфа ближайших стойпищ, а потом найн, вести здесь, фотогрфирофать тут. И пальцем тыкать в озеро с кувшинками у терема в Болоховском.
Пришлось Сашке организовывать конвейер. Не простое занятие семью калмыков отвлечь на сутки от их стад. Коров нужно доить с козами, коней подкармливать, за овцами смотреть, чтобы не разбежались. Да, кавказцы хорошие помощники, золото, а не собаки, но овцы и коровы — это такие непослушные и хитрые твари, что найдут способ собак обмануть и от стада обязательно отбиться.
Пришлось сфотографировать на фоне шатров две ближайшие семьи и отправить их подменить соседей, а здесь пока освобождённые от занятий школьники присмотрели. Потом следующие две семьи и так три дня подряд, пока самые дальние, что в пятидесяти верстах свои стада и будёновских лошадей пасли, не приехали.
Параллельно с этим Сашка собирал и семена для Форта-Росс. Благо осень. Как раз и время семенами на следующий год озаботиться. При этом, не зная почвы, не зная температур и количества дождей что-то не взять, из-за уверенности, что там это не растёт, не хотелось. Будут ли расти влаголюбивые огурцы? А капуста, ей влаги ещё больше нужно. Уродится ли в той почве картофель? Да и не только в почве, влаги и картофелю нужно немало. В результате, с Леонтием Фроловым, который согласился поменять управление Богородицким, на должность гражданского коменданта Форта-Росс, Сашка целыми днями, пока не отправили обоз, собирал пакетики с семенами и упаковывал их в брезент, а потом эти кулёчки в небольшие дубовые бочонки. Благо таких в Басково имелось в избытке, и не потому, что там была мастерская бондарей, а потому, что там целыми днями шла пальба из ружей с пистолетами и пушек. Тренировались гардемарины, суворовцы и калмыки. Начался новый учебный год во всех военизированных школах-училищах. А порох покупали у англичан в бочонках. Так что этих бочонков, которые назывались Капиармусы, в Басково было пруд пруди. Более того, это же не просто бочонок, как в кино плохих показывают. Внутри бочонка обязательно находился кожаный мешок, чтобы порох, даже при попадании бочонка в воду, не намок. Потому никаких велосипедов изобретать не пришлось. В опорожненную бочку с порохом семена и грузили. Потом снова заделывали и на всякий случай воском тщательно все щели промазывали.
Когда обоз тронулся, Сашка не перекрестился и облегчённо не вздохнул. Он вместо этого бросился организовывать сопровождение этого обоза. Ушло два десятка подвод и три Covered wagon или фургона, таких, как на Диком западе у переселенцев. И Сашка решил, что опять он в облаках летает-витает. Да, сто процентов опять по дороге какая-нибудь хитрая бестия захочет для армии или для губернии реквизировать будёновских тяжеловозов, которые тащат телеги и фургоны. Нужно, как можно быстрее, организовать калмыцкое сопровождение. Догонят и сопроводят, а потом домой тоже проводят. Есть ещё бумаги, что ему для поездки в Одессу выдали в разных серьёзных ведомствах. Должны помочь.
И только когда десяток надёрганных из семей взрослых калмыков попылил на своих небольших лошадках вслед каравану, Сашка выдохнул. Теперь можно и телеграфом заняться и Пульмонологическим центром.
А ещё нужно нового управляющего для Америки подобрать. Чего вот спокойно не сиделось. Далась ему война?!
— Ты украл мой корабль!
— Взял! Взял в займы без спроса. Но я непременно собирался его вернуть…
У выхода из пролива Скагеррак между самой северной точкой Дании и Швецией их ждали. Дальше уже начиналось Северное море, где и затеряться можно. Чего-то такого Владимир Фёдорович фон Кох и ожидал. Наверное, не лучшая мысль была на захваченном у англичан фрегате заходить в Северное и Балтийское моря. Он понимал действия князя Болоховского, кроме как из Кронштадта или любого другого русского порта на Балтике, погрузить на корабль более ста граждан Российской империи невозможно. Выезд за пределы страны, если и не полностью запрещён, то столько препонов на пути, что замучаешься их обходить. Опять же и груз не простой. Фрегат кроме артиллеристов и трёх семей переселенцев взял огромное количество пороха и ядер, как цельных чугунных, так и бомб. Даже немного шрапнельных гранат загрузили.
Да, не было другого пути, как грузиться в Кронштадте. А только теперь что делать? Вон те два корабля пароходофрегат и паровой винтовой шлюп под английскими флагами явно по их душу здесь нарисовались. Они стоят с закрытыми артиллерийскими портами, но это ничего не значит. Там за тоненькими досочками фальшборта вполне могут скрываться заряженные 32-фунтовые орудия.
Они тоже идут под английским флагам и надпись «Аретуза» в подзорную трубу, хоть как имеющуюся у капитанов этих двух кораблей, должно быть видно.
— Это винтовой шлюп «Miranda» (Миранда). У неё паровой двигатель мощностью 250 лошадиных сил, вооружение состоит из четырнадцати 32-фунтовых гладкоствольных пушек Monk. Длина корабля 196 футов (примерно 60 м). Ширина по лучу 34 фута (10 м). Скорость десять узлов, — капитан Ирби перевёл трубу на соседний корабль, — Второй пароходофрегат — «Inflexible» (Негибкий). У этого длина 190 футов (57,9 м). Ширина максимальная 36 футов (11,0 м). Вооружение: два 32-фунтовые орудия (калибр 166 мм) дульнозарядные на поворотных установках, два больших 68-фунтовых орудия на тележках. И две корронады 32-фунтовые. (короткоствольные орудия).
Ирби подумал и добавил морякам и артиллеристам, окружившим его:
— При движении у этих кораблей довольно сильная вибрация, а следовательно, точность очень низкая. Были учения, я на них присутствовал, когда из той же «Миранды» не попали по цели ни разу.
— И что делать будем? Князь Болоховский говорил, что у него в Лондоне люди, и чем дольше судьба «Аретузы» будет неизвестна, тем лучше. Желательно, чтобы она вообще пропала на пару лет, — капитан-лейтенант фон Кох повернул голову к Николаю Николаевичу Болоховскому капитану артиллеристу и кроме всего прочего приёмному сыну того самого князя Болоховского, который всё это организовал, и который им жалование платит.
— Так давайте утопим их. Тем более, что другого варианта нет, — за молодого артиллериста ответил капитан второго ранга фон Штольц. Как ни крути, а и звание самое большое у него, и опыта гораздо больше, не капитан корабля, а только старший помощник, но все к нему прислушиваются.
— У них на двоих меньше орудий, чем у нас бортовой залп, — ответил, чуть задержавшись, и капитан Болоховский.
— Давайте я скажу, — моряки повернулись к Дондуку. Ирби скривился. А нет, это он по жизни такой. Теперь не исправить.
— Ружья? — британец поправил вечно сползающую с глаза чёрную нашлёпку.
— Могу такой план предложить, — не стал оборачиваться к англичанину сотник, — именно ружья. У нас было десять крепостных ружья и ещё десять в Кронштадте на борт загрузили. Если у них там в наличие и правда четырнадцать на одном корабле орудий и шесть на втором, и все они на верхней палубе, то мы все расчёты этих орудий выбьем, до того, как они первый выстрел сделают. Нужно встать так, чтобы, как только мы начнём стрелять, «Аретуза» всеми орудиями правого или левого борта ударила по колёсному пароходу. И сразу ни на что не отвлекаясь ещё залп. И так пока «Inflexible» не начнёт тонуть. Ответить пушками они нам не смогут, а если какой идиот из ружья пальнёт, то ничего страшного, у них пули не дальше шести сотен шагов летят. Вот с такой дистанции и начнём мы огонь вести.
— Эх, на «Негибком» этом лучшие в мире морские орудия стоят, — вздохнул фон Кох (калибр 206 мм).
— А почему именно пароход колёсный топим?! — не выдержал, что его игнорируют эти русские, капитан Ирби.
— Так у нас задание князя Болоховского — захватить в помощь «Аретузе» ещё корабль. Вон этот винтовой шлюп вполне хорошая посудина. До Бостона дойдём, углём ещё заправим. Потом Чили. Ну, даже если угля не будет, то у него и с парусами всё нормально.
— Однако! — фон Штольц даже присвистнул, — И кто тут дичь? Они же, раз тут стоят, то не просто так, и надеются, если «Аретуза» захвачена, отбить её или утопить? — старый моряк дернул головой в сторону Пауля Ирби, все к нему и повернулись.
— Я уже сам не знаю, кто где? До этого плавания я бы сказал, что у нас минимальные шансы справиться этими двумя кораблями. Но сейчас я уже и не знаю.
— Господин капитан? — Николай Болоховский повернулся к фон Коху.
— Свистать всех на верх, действуем по плану сотника Дондука. Артиллеристам зарядить орудия. Пока порты не открывать. Идем так, чтобы встать в трёх кабельтовых от «Inflexible». Посмотрим, гнётся он или нет.
Десятки Бурула и Аюка с огромными ружьями стали устраиваться вдоль борта. Опять подтащили скамейки, чтобы удобно было, стоя на коленях на ней прицеливаться, учли и опыт предыдущей стрельбы из такого положения. Отдача при стрельбе из этого монстра приличная, и стоя на коленях, получаешь ощутимый удар в плечо, который тебя сбрасывает со скамейки. Колени тогда все содрали. Теперь положили на скамьи одеяла и рядом со скамейкой, один ведь чёрт лягнёт ружьё и сбросит, тоже одеял накидали. На английских кораблях слышно было, как сыграли тревогу, когда Аретуза направилась к ним.
Бурул хмыкнул. В поддавки пока британцы играют. Они специально вытащили всю команду на верхнюю палубу, чтобы было удобнее по ним стрелять. Ещё и сами вон блестят эполетами и золотым шитьём на мостике. Что ж, потерпите, господа, недолго осталось.
Печально, но факт: корабли, которые на расстоянии выглядели так, как будто отправляются за край мира, исчезали вовсе не за горизонтом — они и в самом деле падали с Края света.
— Я думал, что шлюп должен быть меньше фрегата? — Единственные не сильно занятые в подготовке оказались Дондук и капитан Ирби, сотник к британцу одноглазому и пристал.
— Так и есть. А понял. Почему тот корабль, «Миранда» больше нашего фрегата, а называется шлюпом?
— Точно.
— Ну, ещё судят по наличию квартердека. У «Миранды» его нет. А так это всё условно. У нас гораздо больше орудий, вот и фрегат.
— Опять ничего не понял. Вот поставили на этот корабль, который может и полсотни орудий нести эту паровую махину, которая его тормозит, у нас ведь больше скорость и пушки из-за паровой машины на палубу нижнюю не поставишь, да и на верхнюю не особо. В чём тогда преимущество этих паровых кораблей?! А ещё, они видны за десятки миль по столбу чёрного дыма над ними, — Дондук ткнул пальцем в лежащие в дрейфе пароходы, при этом котлы они явно не загасили. Столбы дыма и из Копенгагена видно.
— А если нет ветра? Пароходофрегат может тащить на буксире наш фрегат в штиль, — англичанин явно был горд, что именно они — наглы первыми до такой хитрой штуки додумались.
— Ну, ну. Знаешь, Пауль, любимую поговорку дархана Дондука? — сотник строго глянул на одноглазого. Как учитель на ученика, подозревая, что тот урока не выучил.
— Откуда…
— А, темнота. Так слушай: «Сейчас мы вам покажем, чьи в лесу шишки».
— Шишки?
— Тяжело вам там в Наглии, вы не читали детских книжек. Это сказку такую князь Болоховский написал. Там умные и умелые борются с сильными. Сейчас ты увидишь, Пауль, как хорошо быть умным и умелым.
И капитан Ирби увидел. Он с этими русскими чуть не каждый день теперь «видел». Всё что он знал, что было правильным и незыблемым, рассыпалось в труху, едва начинали действовать русские. Больше всего его удивляло, то, что вроде никто не подчинялся молодому капитану, все сами себе командиры, а на деле всё не так, на корабле чистота и порядок, никто не бьёт матросов, а они старательно и быстро выполняют приказы. Русские артиллеристы, что сели в Кронштадте и, правда, все оказались офицерами, сто офицеров артиллеристов сели на корабль и не матросов стали заставлять орудиями заниматься, а сами всё делали. И без криков, ругани, угроз и мата.
На что способны десять русских стрелков Ирби уже видел, теперь посмотрел на что способны двадцать. Едва расстояние до «Inflexible» сократилось до трёх кабельтовых, как с левого борта грянул залп. Весь борт окутался дымом. Пули ещё летели в свои цели, а стрелки, «снайпера», как они себя называли, уже перезаряжали свои длинные ружья. Бабах, и борт снова окутался дымом, теперь начали валиться люди на «Миранде». Бабах. Опять залп по «Негибкому», бабах, снова по «Миранде».
Тадах. Его «Аретуза» вздрогнула. Это послали бомбы в пароходофрегат четырнадцать орудий нижней палубы и с промежутком в десяток секунд, чтобы дым хоть немного рассеялся, семь орудий с квартердека и четыре орудия с бака. Тадах.
— Прекратить огонь! — раздалось в тот самый момент, когда уже грянул второй залп с нижней палубы, и вновь готовилась выстрелить верхняя.
На обоих кораблях махали рубахами белыми привязанными к банникам. Сдавались британцы.
— Владимир Фёдорович, вы уверены? — Князь Николай Болоховский, разгорячённый боем, подбежал к капитан-лейтенанту, — Куда вы собираетесь пленных девать? Их в сумме человек шестьсот на двух кораблях, да даже если пятьсот. Пусть сто мы убили, куда вы денете четыреста с лишним пленных. Отпустите в Англию и разрушите всё дело отца? Может добьём пока не поздно?
— Остановитесь, капитан. Я по сдающимся стрелять не буду. А что с ними делать, после решим, сейчас нужно заняться, ранеными на обоих кораблях и организовать разоружение команд и кораблей. Орудия с «Негибкого» нужно перебросить на «Аретузу», часть команды на «Миранду» и постараться всё это сделать побыстрее. Повезло, что море пустынное, и нас никто не видел. Вот попадётся нам какой купец сейчас или чужой военный корабль, вот тогда точно инкогнито «Аретузы» будут раскрыто. Поручаю вам, господин капитан, перегрузку орудий с подранка. Он с трудом держится на плаву, в любой момент может перевернуться. Не теряйте времени. Там, на квартердеке «Inflexible» два лучших в мире орудия.