Вторник, 1 мая
Адриана Рэндала восхищает достоинство, с которым Джесс Уоррен расставил все по своим местам после той свистопляски, что устроило телевидение. Этот человек поднялся на защиту тех, кто, быть может, позволил погибнуть его сыну.
Восхищение пришло не сразу. На первый взгляд, открытое письмо Джесса рисовало Дэвида в невыгодном свете. Отцу не пристало поступать таким образом по отношению к сыну. Даже о его самоубийстве он говорил так, словно сам не верил в него и лишь пытался себя убедить. Но когда Адриан разобрался в этой истории, он лучше понял Джесса и оценил великодушие этого человека, который из скромности или милосердия приписал благородные чувства всем, кто был как-то связан с Дэвидом. Словно Дон Кихот – если бы у того был сын – Джесс Уоррен бросился в бой с ветряными мельницами. Или все объясняется гораздо проще: он о чем-то умалчивает. Может, Дэвид успел приоткрыть ему свою тайну?
Журналисту не терпится встретиться с Джессом Уорреном, хотя он вовсе не уверен, что в своем письме тот правильно освещает случившееся.
Вот это обращение, которое отец Дэвида разослал во все газеты, что-либо писавшие о его сыне:
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ВСЕМ, КОГО ВОЛНУЕТ ЧУЖАЯ СУДЬБА
3 февраля незадолго до полудня моего сына нашли мертвым в пустыне, на Междуштатной 80. Он покончил с собой. Сколько людей проехало мимо Дэвида, не подозревая, что он нуждается в помощи?
Рядом с ним лежала короткая записка, написанная его рукой:
"Одиннадцать часов я ждал, что кто-нибудь остановится. Я совсем замерз. А они проезжают мимо".
Я хочу оправдать людей, которые в ту ночь, в те часы не затормозили у машины моего сына и навлекли на себя всеобщее осуждение.
То, что произошло с Дэвидом, нельзя расценивать как событие всеобщей значимости. Но пресса, в первую очередь телеведущие в своих выпусках новостей оповестили об этом всю страну. Особенно Куки Кармоди в своей передаче пытался уверить телезрителей, что человек одиннадцать часов тщетно ожидал помощи, но столкнулся с всеобщим эгоизмом и в конце концов, не выдержав холода, поддался отчаянию и покончил с собой.
В те дни все мы – мать Дэвида, его жена, все наши друзья и я сам – испытывали одно и то же чувство. Возможна ли такая бесчеловечность? Как мог пренебречь своим долгом дорожный патруль? Куда подевались все водители, которые, как говорят, всегда останавливаются, чтобы протянуть руку помощи попавшим в беду?
Мы тоже приняли записку нашего сына за чистую монету и готовы были проклинать весь мир.
Уверен, что люди, которые обнародовали послание Дэвида, сделали это из лучших побуждений, потому что приняли его за прощальное письмо.
Записка заслуживала публикации, ведь человек одиннадцать часов подряд напрасно взывал о помощи.
Но позже, когда мы немного пришли в себя, нам стало ясно, что тех, кто проезжал мимо этого места, да и всех жителей Вайоминга обвиняют несправедливо. Многие по-дружески относились к Дэвиду, пока он жил в этом штате.
Сейчас я лучше понимаю эту записку, ее подлинный смысл, выдающий мысли Дэвида, его жажду быть услышанным, убедиться, что люди способны на взаимную поддержку и любовь.
Позвольте отцу жертвы объяснить, что подразумевал мой сын, сочиняя это послание, поскольку Дэвид никогда не умел признавать своих поражений. Даже в последние минуты жизни ему понадобилось выдумать для себя роль.
"Одиннадцать часов я ждал, что кто-нибудь остановится".
"Одиннадцать часов" у Дэвида символизируют и самый последний, и предыдущие одиннадцать часов его жизни. Он также хотел сказать, что всю жизнь ждал помощи от других. Он искал поддержки, но не признавался, что нуждается в ней, не позволял себе о чем-то просить других. Даже сидя один в машине, он ждал, когда люди сами догадаются, что ему нужна помощь, и остановятся. Все должно было произойти само собой. Но кто же мог об этом знать? Как люди, которые ехали мимо, могли догадаться, что Дэвиду нужна помощь?
"Я совсем замерз".
Этот холод шел у него изнутри. Дэвид в одиночестве переживал свои трудности и не хотел никому жаловаться. И все больше поддавался этому холоду.
"А они проезжают мимо".
Эта фраза – ключевая: вот что больше всего угнетало Дэвида. Проезжавшие мимо люди – это его друзья и знакомые; благодаря упорному труду и настойчивости они ушли вперед, а он застрял на обочине, один на один со своими комплексами.
Боль наша велика, мы потеряли единственного сына.
Всех, кто смотрел телепередачу;
Всех, кто что-то слышал о ней;
Всех, кто обвинил в бессердечии проехавших мимо водителей грузовых и легковых машин, шоферов автобусов, дорожный патруль;
Всех, кто сердится и негодует, прошу: никого не осуждайте и не усугубляйте тем самым мое горе.
Если бы Дэвид подал знак, кто-нибудь из вас остановился бы. Но сейчас только мы, родители, должны оплакивать его смерть. Людям, которые не сделали Дэвиду ничего дурного, не в чем себя упрекать.
Я действительно сожалею, что так все получилось. Я прошу прощения у своих соотечественников, которых незаслуженно оскорбили, обвинили в отсутствии любви к ближнему. Надеюсь, если мое письмо будет полностью напечатано, оно поможет восстановить справедливость. Пусть боль и печаль останутся лишь в сердцах тех, кто любил Дэвида.
Не оскверняйте же наше горе, неверно объясняя его записку.
Дэвид был искренним человеком. Он говорил, что мы должны помогать друг другу.
С глубоким сожалением,
Джесс Уоррен.
Адриана Рэндала, завершавшего расследование, взволновало это письмо, эта отцовская самоотверженность – от них повеяло другой эпохой или глубокой верой. Такая доброта не могла не растрогать собратьев Рэндала по перу.
Во всех редакциях письмо Джесса отправили в корзинку для мусора.