ИНТЕРВЬЮ, КОТОРОЕ АДРИАН РЭНДАЛ ВЗЯЛ У ДЖЕССА И ЛИНДЫ УОРРЕН
АДРИАН. У вас есть еще дети, кроме Дэвида?
ДЖЕСС. Нет.
АДРИАН. Дэвид был женат?
ДЖЕСС. Да, пять лет. Его жена и сын сейчас в отъезде.
АДРИАН. В Рок-Ривере поговаривают, будто у Дэвида были трудности с деньгами. ДЖЕСС. Вряд ли что-то серьезное. АДРИАН. Так у него не было крупных долгов?
ДЖЕСС. Нет, насколько я знаю. Если в кармане пусто, то долг и в тысячу долларов – катастрофа. Но если зарабатываешь триста в неделю.
ЛИНДА. У него были старые долги. Ему часто напоминали о них. Случались и непредвиденные расходы. Мотор в его машине сдал еще в прошлом октябре.
АДРИАН. Его жена работала?
ДЖЕСС. Да.
АДРИАН. Вы имели возможность помогать ему?
ДЖЕСС (морщится и понижает голос). Вопрос не в том, была возможность или нет. Мы помогли бы ему, вот и все.
ЛИНДА. Но он должен был попросить нас об этом! Я думаю, иногда он тратился без особой нужды. Зачем, например, ему понадобилось брать напрокат "Шевроле"?
АДРИАН. Может, ему просто не хватало благоразумия. Он не состоял на учете у психиатра?
ДЖЕСС и ЛИНДА (в один голос). Нет.
АДРИАН (настойчиво). Так у него не было психических отклонений?
Молчание.
ЛИНДА (нерешительно). Н-н-нет, но Дэвид не все нам рассказывал. (Убежденно) Знаете, он был, ярким, очень-очень ярким человеком.
ДЖЕСС. Он не смог найти своего места в жизни, потому что чересчур сосредотачивался на своих мелких неприятностях.
АДРИАН. На мелких неприятностях?
ДЖЕСС. Да, мы так думаем. Ему наверняка стало бы легче, если бы он поделился с нами.
ЛИНДА. Наш друг, священник, того же мнения. Дэвид с детства стремился к успеху, ему ужасно хотелось всех превзойти. Стать лучшим. Он скрывал свои слабости, потому что боялся показаться смешным.
Глоток пива. Адриану вдруг делается неловко перед этой парой, которую он видит в первый и последний раз. Он вторгается в душевный мир погибшего молодого человека, его родителей. И все же отступать поздно. Не сможет он успокоиться, пока не разберется с этим Дэвидом до конца! Он сдвигает на лоб очки и трет уголки глаз большим и средним пальцами.
АДРИАН. Боялся показаться смешным. Может, это и служило причиной для психологической заторможенности?
ЛИНДА. Он часами просиживал, сочиняя какие-то рефераты, проекты, трактаты, даже очерки. Он много читал и все запоминал, у него была отличная память. Но Дэвид никогда и никому не показывал свои сочинения. Ни разу. Даже нам.
АДРИАН. Я слышал, он очень любил появляться на людях в форме, даже в нерабочее время.
ДЖЕСС. Да, ему всегда нужна была какая-нибудь маска.
АДРИАН. Он любил производить впечатление на окружающих?
ДЖЕСС. Думаю, большей частью на самого себя. Ему импонировало все, что символизирует мужественность: оружие, огромные наручные часы, кожаный браслет, связка ключей на поясе, униформа.
АДРИАН. А в армии он служил?
ДЖЕСС. Нет. Ему хотелось служить в морской пехоте, и вступительный экзамен он выдержал просто блестяще. Но его не пропустила медицинская комиссия, из-за пустяка: у него была экзема.
Джесс прерывается, чтобы закурить сигарету. Адриан набивает трубку. Линда приносит две новые бутылки пива. Наполняет стаканы.
ДЖЕСС. И вот еще что, сэр. Среди вещей сына мы нашли пачку газет с объявлениями о работе. Некоторые были уже многолетней давности. Предложения, которые его интересовали, он отмечал звездочками и нумеровал в порядке предпочтения. Высший балл у него получали должности, где нужно носить форму: в полиции, в армии, в охране банков или аэропортов, в конвое бронированных грузовиков и т.д. Затем шли организации социальной поддержки, которые занимались благотворительностью, оказывали помощь бедным, работали с юными правонарушителями. Не скажу, чтобы Дэвид очень уж жалел этих людей, но ему нравилось помогать другим, чтобы ощущать свое превосходство над ними, внушать чувство благодарности, и главное – производить на них хорошее впечатление. И все это – ради того, чтобы больше верить в собственные силы.
АДРИАН ("Довольно странный портрет сына", – отмечает он про себя. И вслух спрашивает). Ему не хватало веры в себя?
ЛИНДА. Думаю, в глубине души он чувствовал себя очень неуверенно.
ДЖЕСС. Это так. Как-то он приехал к нам с огромными часами на руке, и я сказал ему: "Зачем тебе эти доспехи? Брось ты эту показуху!"
АДРИАН. Я слышал, что Дэвид не задерживался подолгу на одном месте.
Джесс в раздумье затягивается, потом давит сигарету в пепельнице. Минуту он словно пытается отыскать что-то глазами над головой Адриана, затем вновь устремляет на него пылающий взгляд.
ДЖЕСС. Не знаю, есть ли тут какая-то связь, но и у меня был такой же характер. Мне тоже было нелегко осесть где-нибудь надолго. Может, Дэвид перенял это от меня? Знаете, яблочко от яблони недалеко падает: семейная традиция!
Лицо Джесса светлеет. Он даже слегка улыбается и сразу молодеет лет на десять. Но тут же снова мрачнеет и продолжает рассказывать о сыне.
ДЖЕСС. Дэвида все интересовало, он загорался по любому поводу. И за что бы он ни брался, он влезал в это капитально. Обычно человек приходит вечером домой и до утра забывает о работе. А Дэвид – нет. Стоило ему получить место, он раздобывал все возможные книги по новой работе, встречался с более опытными людьми. Выкладывался полностью. Через несколько дней ему казалось, что он уже все знает. Учиться больше нечему. Дэвид начинал скучать, и как только прослышит о другом месте, тут же кидался туда очертя голову.
ЛИНДА (строго). Я называю это слабоволием.
ДЖЕСС (продолжает). Мы советовали ему обратиться к психиатру. Бесполезно. Дэвид никогда и никому не открывал, что у него на душе. Наш друг священник сказал: психиатр не смог бы ему помочь.
АДРИАН. Дэвид и вам никогда не доверялся?
ДЖЕСС. Даже нам.
ЛИНДА. Он стыдился рассказывать даже о самых пустяковых проблемах.
АДРИАН. При этом он производил впечатление веселого, откровенного человека, который любил жизнь, легко сходился с людьми. Ведь так?
Джесс не отвечает.
ЛИНДА. Возможно.
Снова молчание.
ДЖЕСС (решительно). Вот как все происходило. К примеру, поступает он работать на большую стройку. Ему бы начать с самого низу, а он сразу устраивается бригадиром. Использует свою внешность, обаяние – он это умел. Его принимают. И Дэвид, который в жизни не забил ни одного гвоздя, берется руководить огромной стройкой. В первый день он туда идет, присматривается, а вечером, дома забрасывает меня вопросами – я был одно время строителем. Читает всю ночь, а наутро принимается учить рабочих, как им строить. Сами подумайте, рабочих, которые осваивали это ремесло, когда его еще на свете не было. Но он выезжал на теории. В конечном счете, вопрос был только в том, что случится раньше – надоест ли ему, как обычно, работа или его выгонят. Не прошло и двух недель, как Дэвид допустил ошибку и его уволили. Он вернулся домой потрясенный, он был уязвлен: почему его в очередной раз не оценили по заслугам? Страшно сказать: он знал все, не зная ничего.
ЛИНДА. Да, он пускал пыль в глаза, из кожи вон лез, чтобы казаться лучше, чем был на самом деле. Дэвид влюблял в себя всех, кто с ним общался. Для него не было чужих; он садился рядом с незнакомым человеком и разговаривал с ним, как со старым другом.
Долгое молчание. Адриан взволнован тем, как естественно и мужественно Уоррены открывают ему семейные тайны. Солнце за окном уже заходит, пламенея сквозь покачивающиеся ветви сосен. Журналист устал. Но он выясняет еще кое-какие подробности и даты.
ДЖЕСС. Знаете, как Кристина узнала о смерти Дэвида? Ей позвонил помощник шерифа. Да, позвонил и сказал: "Сожалею, миссис, но ваш муж покончил с собой". В тот же день она получила письмо Дэвида. Такое длинное, вдохновенное. Знаете, это было любовное, а вовсе не прощальное письмо.
ЛИНДА (горячо). А ведь до этого Дэвид никогда не писал домой, только звонил. С чего это вдруг ему вздумалось написать это письмо?
АДРИАН. Может, он давал понять, что ему нужна помощь?
ЛИНДА. Мы много молились о том, чтобы Дэвид обратился к нам за поддержкой, ведь он так нуждался в ней. Но это должно было исходить от него.
АДРИАН. Вы мормоны?
УОРРЕНЫ (хором). Нет, католики.
Адриан вспоминает о том, что сказала старуха Кэти, Кэти-Пионерка из мотеля "Литл Америка". Как и многие другие, она винила себя за то, что не смогла помешать этой драме. Она видела Дэвида в воскресенье накануне его последней поездки в Солт-Лейк-Сити, незадолго до его смерти. Он, как и она, выходил из церкви.
АДРИАН. Для католика самоубийство.
ДЖЕСС (прерывает его). Это очень загадочная смерть. Может, на него напало внезапное помешательство?
Он по-стариковски горбится, медленно выговаривает слова.
У Линды красные глаза. Она говорит:
– Его жизнь была как… дуновение ветра. По щеке ее катится слеза. Линда не вытирает ее. Адриан предпочел бы находиться сейчас не здесь, а за тысячу миль отсюда. Линда встает, находит в книжном шкафу Библию в кожаном переплете, открывает ее и торопливо продолжает:
– В то воскресение 4 февраля, после смерти Дэвида, священник зачитал нам фразу из Книги Иова:
"Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око мое не возвратится видеть доброе".
В самолете, который уносит Адриана в Рок-Ривер, журналисту вдруг приходит в голову, что, пожалуй, никто в мире не знает о гибели Дэвида Уоррена больше, чем он. Но и он знает далеко не все.
Вместе с полицейскими он изучил обстоятельства его смерти. С помощью обитателей Красной пустыни воссоздал повседневную жизнь Дэвида. Родители Уоррена приоткрыли ему прошлое своего сына.
Адриан сотни раз прокручивал в уме последние одиннадцать часов жизни Дэвида.
Несмотря на религиозность, Уоррены не сомневаются в том, что их сын – самоубийца. В разговоре с ними Адриан не стал упоминать другие версии: все равно нет доказательств. Дэвид для него уже не просто "частный случай" или "нераскрытое дело". Перед лицом неотвратимой смерти факты утрачивают свой смысл. И ни в чем нельзя быть уверенным.
Адриану удалось на шаг приблизиться к случайному незнакомцу, к человеку – обычному и в то же время неповторимому. Ему хотелось пережить вместе с ним его одиночество.
Он взглядывает на солнце.