Ветер в ивах

Глава 4 Мистер барсук

Друзьям показалось, что целую вечность они терпеливо ждали, притоптывая замёрзшими лапами и пытаясь согреться. Наконец послышались шаркающие шаги, приближавшиеся к двери: похоже, хозяин надел стоптанные шлёпанцы, которые к тому же были ему велики. Проницательный Крот высказал это предположение вслух, и именно так и оказалось.

Послышался звук отодвигаемого засова, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы они смогли увидеть длинную мордочку и заспанные глазки.

– А в следующий раз, когда случится нечто подобное, – недовольно произнёс хриплый голос за дверью, – я страшно рассержусь. Кто же на этот раз осмелился побеспокоить меня в такую ночь? Отвечайте!

– О, Барсук, – воскликнул Крыс, – пожалуйста, впусти нас! Это я со своим другом Кротом. Мы заблудились в этот снегопад.

– Крыс, мой дорогой малыш! – обрадовался Барсук. – Входите же скорее. Вы, должно быть, окоченели. Подумать только! Заблудились в Диком лесу, да притом ночью! Входите, входите.

Друзья ввалились в дом, наконец-то оказавшись в тепле, и с радостью услышали, как захлопнулась за ними дверь.

Барсук, в длинном домашнем халате и стоптанных шлёпанцах, с плоской свечой в лапе, вероятно, уже собирался лечь спать, когда раздался стук в дверь.

– В такую ночь маленьким зверькам нужно сидеть дома, – по-отечески пожурил он гостей. – Боюсь, ты опять что-то затеял, Крыс. Ну ладно, проходите в кухню: там огонь, ужин и всё такое.

Он шаркал впереди, а оба зверька, возбуждённо подталкивая друг друга локтями, следовали за ним по бесконечному, мрачному и, честно говоря, довольно обшарпанному коридору по направлению к центральному залу, от которого отходили едва видимые в полутьме длинные таинственные туннели и боковые проходы. Не доходя до зала, Барсук распахнул одну из массивных дубовых дверей, и гости оказались в ярко освещённой натопленной кухне.

Пол здесь был выложен стёршимся от времени кирпичом, в камине горели дрова, а по бокам от него, в стене, скрытые от сквозняков, располагались два места для сидения. Ещё две скамьи с высокими спинками стояли у камина – одна напротив другой, – явно для любителей дружеской беседы. Всю середину помещения занимал стол из голых досок, положенных на козлы, с лавками по бокам. На одном конце стола, где стоял отодвинутый стул, лежали остатки простого, но обильного ужина. Ряды тарелок сверкали чистотой с полок шкафа, с потолочных балок свисали окорока, пучки засушенных трав, сетки с луком и корзинки с яйцами. Пожалуй, воины могли бы отпраздновать здесь свою победу; жнецы, усевшись рядами на лавки, весело, с песнями, отметить праздник урожая, а два-три непритязательных товарища – приятно провести время за ужином и спокойной беседой. Краснокирпичный пол улыбался закопчённому потолку, дубовые скамьи, отполированные до блеска за многие годы, обменивались весёлыми взглядами, тарелки в шкафу подмигивали горшкам на полке, и на всём этом играли весёлые отблески тёплого огня.

Добрый Барсук усадил гостей перед очагом сушиться, заставив снять мокрую одежду и обувь и облачиться в халаты и шлёпанцы, после чего промыл рану Крота тёплой водой и заклеил пластырем, так что лапка стала как новая, если не лучше. Обсохнув и согревшись, вытянув усталые лапки, под звон расставляемых на столе тарелок друзья чувствовали себя потерпевшими кораблекрушение мореплавателями, которые оказались наконец в безопасной бухте.

Скоро Барсук пригласил гостей к столу, который был накрыт заново. Друзья хоть и проголодались изрядно, но, увидев всё, что находилось на столе, лишь задались вопросом, с чего начать: так аппетитно всё выглядело, – и смогут ли попробовать все блюда. Долгое время разговор был невозможен, но когда всё же постепенно завязался, то оказался одной из тех достойных сожаления бесед, которые ведутся с набитыми ртами. Барсук не обращал на это никакого внимания, как, впрочем, и на локти на столе, и на то, что гости говорили одновременно. Не будучи любителем светского общества он считал всё это сущими пустяками. (Мы, разумеется, понимаем, что он не прав и грешит узким взглядом на вещи, которые всё-таки имеют немалое значение, хотя очень долго объяснять почему.) Он сидел в кресле во главе стола и время от времени с серьёзным видом кивал зверькам, пока они излагали свою историю, однако не казался ни удивлённым, ни возмущённым и уж тем более не вставлял «а что я говорил» или «ведь я же предупреждал» и не поучал, что делать следовало, а чего не следовало. Крот начал проникаться к нему дружеской симпатией.

Когда с ужином было покончено и животики стали плотными, как барабаны, а все треволнения улеглись и никто и ничто зверькам больше не угрожало, они придвинулись поближе к очагу, где тлели угли, ощутив, как весело бодрствовать в столь поздний час сытым и в полной безопасности. Когда общие разговоры иссякли, Барсук с воодушевлением произнёс:

– А теперь расскажите-ка, друзья, что нового у вас на реке? Как поживает старина Жаб?

– Чем дальше, тем хуже, – ответил Крыс, а Крот, сидевший со сложенными на затылке лапами, тотчас сделал скорбную мордочку. – На прошлой неделе очередная авария, и какая! Дело в том, что он непременно хочет водить сам, не имея к этому никаких способностей. Ему бы нанять опытного шофёра, тем более что денег на хорошее жалованье у Жаба хватает, и всё было бы в порядке. Да где там! Наш Жаб считает себя прирождённым водителем, которому даже учиться незачем. Отсюда все неприятности!