Ветхий завет

Первая книга царств.

Начинается эта история на горе Ефрем. В этой местности, как мы уже заметили, жили очень интересные люди. Персонажа звали Елкана, и было у него две жены: Анна и Феннана.

Феннана рождала детей, а у Анны не получалось. В положенные дни Елкана ходил в Силом приносить жертву Господу Саваофу, чтобы решить проблему.

Обратите внимание, он ходил приносить жертву не Господу, не Иегове, а Господу Саваофу. Загадочный момент. Этот Саваоф, как с неба свалился: не было — не было, и вдруг появился.

Да. Принося жертву и вознося молитву, Елкана особое внимание уделял Анне и её нуждам. Дело в том, что бесплодную Анну он любил, а плодовитую Феннану — не очень. Обычное дело для Ветхого Завета.

Анна тоже обижалась на судьбу, плакала и сетовала, и в молитвах своих давала самые разные обеты.

За храмом в Силоме присматривал священник Илия и два его сына. Илия обратил внимание на заплаканную женщину, которая так горячо о чём-то молилась. И побеседовал с ней. И утешил её!

И вернулась Анна с мужем домой. И понесла. И родила сына. И назвала его Самуилом, ибо просила о нём у бога Саваофа. И пообещала, что посвятит его богу, как только отнимет от груди своей.

Итак, Самуил рос в доме Илии. Сыновья священника были люди пустые и жадные. Ели из жертвенного котла, брали взятки у прихожан, занимались вымогательством.

Кроме того, они спали с женщинами, которые приходили помолиться к Скинии. Самуил, стало быть, доводился им то ли братом, то ли сыном.

Илия относился к своим обязанностям с трепетом. Совершая служение, не отступал от ритуала, всегда был опрятно одет. Ритуальные одежды ему делала мать и ежегодно приносила новые. Короче говоря, служба священника для него очень много значила.

Старый Илия огорчался, глядя на беспутство своих сыновей, но дальше укоризненных речей дело не шло.

Однажды к нему пришёл бродячий пророк, поукорял за отцовскую беспечность и пообещал, что оба его сына погибнут в один день, а первосвященником станет не левит. Намёк на Самуила был достаточно прозрачен.

В то время пророки стали редкостью, бог не так часто обращался к кому-нибудь. Неудивительно, что когда Самуил впервые услышал, как бог зовёт его, то решил, что это Илия.

Илия тоже не сразу понял, что происходит. Когда Самуил в третий раз пришёл к Илии и спросил, чего ему надо, до Илии дошло — его ученик стал пророком.

Он научил мальчишку, как надо отвечать на призывы господа. Состоялось откровение. Бог повторил Самуилу слова бродячего аскета. После откровения Илия подозвал Самуила и спросил: «Что тебе сказали, сын мой?»

Самуил не смог врать, он рассказал правду. Ему было неудобно говорить такие слова человеку, которого считал своим отцом. Илия ответил философски: «Он — Господь; что Ему угодно, то и сотворит».

По Израилю пошла молва о новом пророке — Самуиле.

Филистимляне опять пошли войной на Израиль — не спалось им. Самуил призвал народ к сопротивлению. Израиль выступил навстречу.

Состоялась битва, во время которой погибло четыре тысячи израильтян, что означало поражение. Но масштабы уже не те. То ли дело — сто пятьдесят тысяч врагов за одну ночь.

Израильские старейшины решили, что для победы им надо взять в битву Ковчег, который хранился в Силоме, и за которым присматривал Илия с сыновьями.

Опять мы встречаем формулировку «Ковчег завета Господа Саваофа». Это очень удивительно, ведь Моисей заключал завет с Яхве.

Когда Ковчег принесли в израильский стан, там поднялось всеобщее ликование. Филистимляне, услышав этот шум-гам, выглядывали в окошко и спрашивали друг друга: что у них там такое?

И друг другу же отвечали: это они Ковчег увидели. Они подивились такому ликованию, но решили, что у каждого свои причуды.

Произошла битва. Израильтяне опять были биты. Тридцать тысяч погибло. Ковчег был захвачен филистимлянами. Беспутные сыновья Илии оказались не такими беспутными — геройски погибли в дикой сече, защищая святыню — как предсказал пророк.

Праведный пасынок Самуил, призвавший Израиль «к топору», остался жив, ибо в битве не участвовал.

Илия тоже пренебрёг своими обязанностями и не стал сопровождать святыню на войну. Он сидел в Силоме на пороге храма и ждал известий о победе.

Прибежал с поля битвы гонец и сказал, что победа отменяется: филистимляне одержали верх, Офни и Финеес погибли, Ковчег захвачен. Аминь.

Илия упал со стульчика и сломал позвоночник. И умер, конечно. Умер после сорока лет судейства. Жена Финееса тоже умерла, но успела родить сына Ихавода.

Филистимляне отнесли Ковчег в город Азот и поставили его в храме Дагона рядом со своим идолом. Утром оказалось, что изображение Дагона лежит на земле с отсеченными конечностями.

Жители города заболели кожными заболеваниями. Но больше всего их стали одолевать мыши. Прямо нашествие леммингов какое-то.

Вожди филистимлян собрались на совет — что делать с трофеем?

Дагонцы не хотели больше держать его у себя. Жители Гефа согласились принять Ковчег на хранение.

Понятное дело, что не было смысла возиться с чужой святыней просто так. Видимо, филистимляне ждали выкупа. А израильтяне не собирались выкупать своего бога.

Ковчег прибыл в Геф. Жители стали болеть кожными болезнями. Им тоже не понравился чужой бог. Тогда его отправили в Аскалон. У аскалонцев начались те же проблемы. А израильтяне в ус не дули.

Они, видимо знали: кто Ковчег захватил, тот пусть и расхлёбывает кашу. Филистимляне расхлебали. Погрузили Ковчег на телегу, обложили его откупным золотом, и отправили к израильтянам без сопровождения. Ковчег самоходом приехал в Вефсамис.

Израильтяне из Вефсамиса посмотрели на Ковчег, принесли ему жертву, но и среди них начался мор. Погибло пятьдесят тысяч израильтян.

Видимо, слухи о том, что они очень обрадовались возвращению своей святыни, сильно преувеличены.

Вефсаимцы послали соплеменникам из Кириаф-Иарима весточку: «Филистимляне вернули Ковчег. Приходите и забирайте его себе».

Жители Кириаф-Иарима забрали Ковчег, но сами близко к нему не подходили. Они нашли левита, быстренько его посвятили и поручили ухаживать за своей святыней.

Такое впечатление, что этот Ковчег был радиоактивным, и только жрецы-левиты умели с ним обращаться.

Прошло двадцать лет. Самуил, который хоть и был пророком, но старался держаться от Ковчега подальше, выступил с воззванием к народу. Он посоветовал всем отказаться от Ваалов и Астарт, и служить только одному Господу.

Тогда и только тогда, сказал он, возможно освобождение от филистимского ига. Самуил обещал за правильную веру освобождение от филистимлян.

Израильтяне прислушались к его призывам и спросили, как им очиститься. Самуил собрал всех израильтян в Массифе и начал их судить. А они каялись. И постились. И черпали воду. И проливали её.

Филистимляне прознали про это сборище и решили «окончательно решить вопрос» — одним ударом. Выступили в поход. Израильтяне сильно испугались и попросили Самуила молиться за них.

— Нет вопросов, — ответил Самуил.

Он принёс жертву. В этот момент набежали филистимляне. На этот раз израильтяне их побили. И гнали их до Вефхора.

Филистимляне вернули израильтянам все города, которые те считали своими. Амореи заключили с Израилем перемирие. Жизнь налаживалась.

Старенький Самуил назначил судьями своих сыновей. Но они не были пророками, не были и левитами, кроме того, его дети брали взятки и совершали прочие дисциплинарные проступки. У попов всегда и везде такие дети — беспутные придурки.

Израильские старейшины пришли к Самуилу, разъяснили ситуацию и потребовали, чтобы Самуил назначил им царя.

Самуилу эти речи не понравились. Он провёл совещание с богом. Бог его поддержал.

— Я вывел их из Египта. Я судил их. Но я никогда не был им царём. У царя совсем другие права. Объясни им это.

Самуил вышел к вождям.

— Вы хотите царя? Царь станет вашим властелином. Ваши дети не будут делать то, что вы захотите, но только то, что царь прикажет. Он заберёт у вас ваших детей, они будут бегать рядом с его колесницей, они будут засевать его ниву и жать его хлеб, они будут носить оружие и воевать за него, а не за вас и не за Господа.

И дочерей ваших он заберет, чтобы они варили ему еду и натирали его мазями. Ваши лучшие поля и виноградники царь возьмёт и отдаст своим слугам. Ваших рабов и ваш скот царь возьмёт и употребит для своих целей.

Десятую часть вашего добра он возьмёт себе, а вас самих сделает рабами. Вам это не понравится. Вы возопите к Богу, но он будет молчать. ВЫ ЭТОГО ХОТИТЕ?

Все вожди дружно закивали головами. Было ясно, что каждый из них надеялся заполучить корону. Описание египетских порядков, а именно это Самуил и сделал, не произвело на них впечатления.

«Нет, пусть цари будут над нами, и мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить перед нами, и вести войны наши».

До сих пор никто не понял, чего хотели израильтяне, требуя себе царя. А хотели они очень простых вещей.

Они хотели правового государства. Они хотели быть, как все.

Они не хотели быть ИЗБРАННЫМ НАРОДОМ.

Но вернёмся к Самуилу. После ответа вождей он ушёл к себе в апартаменты и опять посовещался с богом. Бог вздохнул. «Поставь ты им царя».

Самуил вышел к народу. «Идите по домам. Я сообщу о своём решении — в своё время».

В то время в земле Вениамина жил юноша по имени Саул. Говорят, что он был самым красивым мужчиной Израиля — высоким, статным.

Наверное, из года в год его награждали титулом «Мистер Израиль». Но он не кичился красотой, а скромно занимался своим делом — ухаживал за отцовскими ослицами.

Ослицы пропали. Такие вещи случаются, никто от них не застрахован. Кис, отец Саула, послал его на поиски. Саул взял раба в помощники и занялся сыском.

Первым делом они обыскали всю гору Ефрем. В этом был свой резон — на горе Ефрем могло всякое случиться, как мы уже знаем.

На этот раз жители горы были ни при чём. После этого они обыскали всю землю Шалиш — ослиц не было. Исходили вдоль и в поперёк всю землю Шалим. Результат был нулевым.

После этого им взбрело в голову поискать в родных краях — на земле Вениамина. А ведь с этого надо было начинать. Но и на родине ослиц не оказалось.

У Саула опустились руки. В отчаянии он пришёл в землю Цуф. Ослиц не было. Саул стал подумывать о бесславном возвращении домой. Его слуга посоветовал обратиться к местному пророку.

Саул с горечью ответил, что идея хороша, да только нет у него подарка для пророка. А без подарка — какое может быть пророчество?

Слуга был не простым рабом. У него водились деньжата — целых четверть сикля серебра. Вошли в городок и стали искать дом пророка. Первым делом пошли к водопою, где в те времена можно было узнать всё.

Девушки с кувшинами рассказали нашим искателям ослиц, что сегодня пророк приносит жертву на горе. На этой церемонии будет присутствовать всё население города, ибо никто не сядет обедать, пока божий человек не пустит кровь жертвенному козлу.

Прямо на улице они и столкнулись: пророк Самуил и юный красавец Саул. Самуил уже знал, что ему предстоит эта встреча.

Пророк быстренько разобрался с жертвоприношением, затащил Саула на званый обед, угостил лучшим, что у него было, и оставил у себя ночевать.

Утром Самуил сказал Саулу, что его ждут великие дела, вылил ему на голову горшок елея и предрёк царский трон.

Саула больше интересовали пропавшие ослицы. Самуил растолковал ему, что ослицы уже давно нашлись и теперь его отец ищет сына, а не ослиц.

— Иди домой. Возле гробницы Рахили тебе встретятся земляки, которые расскажут о найденных ослицах и беспокойстве твоего отца. После этого ты пойдёшь к фаворской дубраве, где встретишь ещё троих прохожих. Они угостят тебя хлебом, а ты не отказывайся от угощения — прими его.

После этого ты придёшь мимо филистимской заградительной комендатуры в один городишко. Там будут пророчествовать божьи люди. Ты присоединишься к ним, и тоже будешь пророчествовать. После этого делай, что тебе бог скажет. Но в Галгале жди меня семь дней. Будем решать, что делать дальше.

Всё произошло как по писаному. Дошли и до пророчеств. Земляки Саула, глядя на то, как он выплясывает среди камлающих прозорливцев, вопрошали друг у друга: «Что это сделалось с сыном нашего Киса? Неужели и Саул во пророках?»

Им отвечали на это: «А у остальных пророков кто отцы?» Так родилась пословица: «Неужели Саул во пророках?» Среди христиан бытовал её аналог: «Нет пророка в родном отечестве».

Через некоторое время Саул успокоился. Его дядя, который стал невольным свидетелем этого безобразия, дождался, пока племянник станет вменяемым, а после этого учинил ему маленький допрос.

— Где ты шлялся, юноша?

— Мы искали ослиц, но не нашли и зашли к Самуилу.

— И что сказал вам Самуил?

— Он сказал, что ослицы нашлись, вот и всё.

После этого Самуил созвал израильских старейшин. На собрании присутствовало много простого люда. После короткого вступления Самуил сказал, что пора дать им царя, которого они так просили. И представил им Саула.

«Вот ваш царь. Прошу любить и жаловать». Народ был сильно разочарован. Самуил огласил царские полномочия, записал их в свою книгу и объявил собрание закрытым.

Новоиспечённый царь пошёл домой к своим ослицам.

За ним последовало несколько человек, которых тоже в этот день коснулся бог. А в остальном всё было, как обычно.

Примерно через месяц на Израиль напали аммонитяне. Их предводитель Наас осадил Иавис Галадский. Если вы забыли — жители этого города не захотели участвовать в наказании насильников из рода Вениамина.

Именно их за это вырезали, оставив в живых 400 девственниц для помилованных Вениаминовичей — «на расплод».

Теперь жители этого города совершили ещё один нравственный подвиг — предложили аммонитянам союз против своих земляков — остальных израильтян.

Аммонитяне согласились взять себе таких надёжных ребят в союзники, но при условии — каждый из них выколет себе правый глаз.

Такая экзотика показалась чрезмерной даже жителям Иависа. Они попросили у аммонитян семь дней сроку — попросить помощи у остальных израильтян. Как ни странно, Наас согласился. Видимо, он не сильно верил в то, что этим негодяям кто-то станет помогать.

Гонцы побежали к Саулу. «Царь» Саул вернулся с поля и распрягал своих волов, когда ему сообщили об агрессии аммонитян. Выслушав рассказ, он пришёл в большое волнение, выхватил свой меч из ножен, и порубил родных волов в капусту.

После этого он послала куски воловьих туш по городам и весям Израиля. «То же самое я сделаю и с вашими волами, если завтра же вы не пойдёте за мной против аммонитян».

Евреи очень любили своих волов — выставили триста тысяч ополчения. Саул послал гонцов в Иавис. «Держитесь, ибо мы уже идём на помощь».

Горожане приободрились и начали хамить Наасу в том смысле, что с завтрашнего дня, мол, можешь делать с нами, что тебе в голову взбредёт.

На следующий день Саул налетел на аммонитян, как коршун. Победа была тотальной. После этого израильтяне стали пристально заглядывать друг другу в глаза и вопрошать: «Кто это давеча говорил, что Саул нам не царь, а? Надо этого скептика повесить».

Оказалось, что против Саула в Галгалле выступили какие-то таинственные незнакомцы, которых и след простыл. Здесь же присутствуют лишь его друзья и верноподданные.

Самуил успокоил народ. Сказал, что убивать никого не надо, устраивать охоту на ведьм тоже не надо, а надо завтра идти в Галгалл и обновить царство Саула. Ну а сегодня — дискотека. Танцуют все!

«И весьма веселились там Саул и все израильтяне».

При повторном помазании Самуил выступил с краткой речью. Он попросил тех, кто имел к нему претензии за годы судейства и пророчества, высказать их сейчас. Ни у кого претензий к старику не было. Да и какой с него спрос?

Самуил продолжил свою речь. Он коротко напомнил израильтянам страницы их героической истории: от египетского плена до того дня, когда они попросили себе царя.

«Теперь и я буду судиться с вами перед Господом».

Люди зароптали. «Ты помолись-ка ещё раз, а то к нашим старым грехам ты приписал ещё и стремление жить в правовом государстве».

Самуил сразу сбавил обороты. «Грех-то он конечно грех, но если вы не будете служить иным богам, и не ослушаетесь царя своего, то всё будет нормально».

Царство Саула пошло своим чередом. Через год он набрал себе гвардию — три тысячи головорезов.

Двумя тысячами он командовал сам, а одну тысячу отдал под начало своего стратега Ионафана. Ионафан был не только стратегом, но ещё и царским сыном. И когда Саул успел?

Царский отряд стоял в Михмасе. Ионафан стоял гарнизоном в Гиве. Вскоре Ионафан разбил отряд филистимлян у Гивы. Что-то там такое случилось, у этой Гивы, о чём не захотели написать в библии. Есть лишь отголосок, который о чём-то говорит.

«Когда весь Израиль услышал, что разбил Саул охранный отряд филистимский и что Израиль сделался ненавистным для филистимлян, то народ собрался к Саулу в Галгал».

То, что подвиг Ионафана приписали Саулу, не должно нас удивлять. Так и говорят во все времена: царь такой-то сделала то-то. Удивлять должно другое.

Отряд филистимлян был охранным, а не боевым подразделением. Из-за этого нападения «Израиль сделался ненавистным». Видимо, речь шла о банальном ограблении инкассаторов.

Филистимляне выслали карательную экспедицию — тридцать тысяч колесниц, шесть тысяч кавалерии и пехоты немереное множество.

Израильтяне разбежались по скалам и ущельям. А некоторые даже переправились обратно за Иордан и притворились, будто они все ещё ищут землю обетованную.

Саул оставался в Галгалле и ждал семь дней Самуила. Старика всё не было. Народ бросил его. Тогда царь повелел провести жертвоприношение, не дожидаясь пророка. Только закончили церемонию, как появился Самуил.

Он, видимо, специально прятался за углом. Старик сразу начал ругать Саула за самовольство. Тот оправдывался дефицитом времени и близостью врага. Самуил вынес вердикт: «Не видать тебе в жизни счастья». И ушёл в Гиву к Вениаминовичам.

Саул с шестьюстами дружинниками и Ионафаном вышел из города и тоже направился в Гиву. Но по дороге их постоянно били филистимляне. Засели в Гиве. «И плакали».

Филистимляне не стали дожидаться, пока слёзы царя и царевича иссякнут. Они разделились на три отряда и начали карать. Огнём и мечом.

Вдруг выяснилось, что во всём Израиле нет ни одного меча и копья. Оказывается, филистимляне давно запретили кузнечное дело в Израиле. Они взяли себе монополию на железо, чтобы израильтяне не думали о разных глупостях.

Во всём Израиле мечи были только у двух человек — царя Саула и его сына Ионафана. Все вышеперечисленные подвиги герои совершили без оружия. Наверное, с помощью какого-нибудь каратэ.

Видимо, филистимляне даже не знали, что на подчинённых им территориях существует какое-то суверенное государство Израиль — со своим царём, придворными и прочими причиндалами. Они просто наводили порядок у себя дома, а не шли войной на маленькое и свободолюбивое государство Израиль.

Какие аналогии напрашиваются — пальчики оближешь!

Филистимляне тем временем оседлали переправу через Иордан — для пресечения незаконной эмиграции.

Ионафан был очень интересным пареньком. Своеобразным, я бы сказал. Он взял с собой слугу — оруженосца, который таскал за ним половину вооружения всего Израиля, и сделал вылазку в неприятельский стан.

Его папа в это время дремал под гранатовым деревом, сжимая в руках вторую половину вооружения вверенной ему страны.

На вражеской территории Ионафан напал на первый попавшийся карательный отряд филистимлян.

Прежде чем они что-то поняли, он зарубил двадцать человек. Среди карателей началась паника. Они стали бегать туда-сюда и резать друг друга. Суматоха поднялась неописуемая.

Этот шум разогнал дремоту самодержца Саула. Он протёр глаза и приказал провести проверку личного состава. Проверку провели и доложили ему, что его сын Ионафан отсутствует по неизвестной причине.

Саул быстро смекнул, в чём дело, и приказал выступать в поход. Выступили. Начали бить супостата кулаками и камнями.

Саул и его сын, понятное дело, работали мечами. Оказалось, что под знаменами Саула сражается уже не шестьсот человек, а десять тысяч. Понятное дело, что Фортуна повернулась к израильтянам передком.

Они просто закидали филистимлян шапками. Главное шапкозакидательство происходило на Ефремовой горе. Где же ещё оно могло происходить?

Саул сказал, чтобы никто не вздумал принимать пищу, пока он не завершит свою разборку. Автор библии качает головой. Мы тоже качаем. Подданные не смели ослушаться своего царя. А кушать ой как хотелось! Забрели в лес. На полянке увидели мёд.

Почему мы качаем головой? Съездить бы сейчас в Израиль, найти гору Ефрем, взобраться на её вершину и посмотреть на открывшуюся панораму. Сколько леса вокруг! Тайга. Бурелом. Буераки. До самого озера Байкал. И на каждой полянке поблёскивают лужи мёда. Да.

Народ смотрел на мёд и не смел трогать. Но не таков был Ионафан. Он просто макнул какую-то палку в мёд, и стал её облизывать. Солдаты ужаснулись.

«Что ты делаешь? Твой папа строго настрого запретил кушать до смерти последнего врага». Ионафан облизался. «Ели бы добычу — больше врагов полегло бы».

Израильтяне посчитали, что царский сын — тоже авторитет. И сразу начали утолять свой голод. Прямо на поле брани они резали трофейных волов и ели мясо. С кровью! Вечерком Саул захотел поговорить с богом, но тот ему не отвечал. Царь провёл дознание.

Выявились факты непослушания среди подчинённых. А зачинщиком был его сын. Саул решил его убить. Народ не позволил. Каждый знал, что после казни царевича никто не даст ломаного гроша и за его собственную жизнь.

На том и порешили. После этого случая Саул стал настоящим царём. Он постоянно воевал со всеми народами Палестины — с переменным успехом.

И было у него три сына — Ионафан, Иессуи и Мелхисуа, а также две дочери — Мерова и Мелхола. А жену его звали Ахиноамь. Воеводой у Саула был его двоюродный брат Авенир.

Противоречие между царём Саулом и пророком Самуилом усугублялось. Так и должно было быть, когда церковь отделена от государства. Разве может поп стоять выше царя в государственных делах?

Все это понимали — кроме Самуила. Однажды он начал давать указания Саулу, как и с кем надо воевать. Указания эти не блистали новизной.

«Теперь иди и порази Амалика и Иерима и истреби все, что у него; не бери себе ничего у них, но уничтожь и предай заклятию все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла».

Саул ничего не сказал. Молча собрал войско и выступил в поход. Перед битвой он предложил врагам своим отпустить всех, кто не желал с ним драться, и пообещал их не трогать. После этого начал битву.

Иерима убил, а вот Агага, царя амаликитян, не стал убивать — пленил. Животных, принадлежавших побеждённым, он тоже не стал убивать, а взял в качестве трофеев. Пленённого царя вместе с трофеями приволокли в родной стан. Трофеи начали блеять.

Самуил трофейное блеяние услышал и пришёл к царю за объяснениями. «Я слышал блеяние трофейных овец, или же у меня слуховые галлюцинации?» Саул попытался свести спор к компромиссу.

«Мы принесем их в жертву БОГУ ТВОЕМУ».

Вот это фокус! Оказывается, никому из евреев этот бог не нужен. Кроме Самуила, понятное дело.

Самуил страшно обиделся.

— А хочешь знать, что сказал мне мой бог сегодня ночью?

— И что же он тебе сказал?

— Он решил отобрать у тебя твоё царство. Ты хоть помнишь, каким оборванцем ты ходил ещё недавно? Если бы не я, бегал бы ты за своими ослицами до сего дня.

— Это тоже тебе твой бог сказал?

— Это я тебе говорю, но для тебя это одно и то же, понял?

После этого разговора состоялся развод царства с церковью. Пророк съехал с царских апартаментов и начал жить отдельно.

Саул тоже расстроился. От расстройства он приказал привести к себе пленного Агага. Пленный хотел поздороваться и пожелать царю всего наилучшего. Царь просто разрубил его пополам своим мечом.

Самуил страдал и плакал дни и ночи напролёт. Так всегда бывает при разводах. Бог начал его утешать.

— Что ты плачешь, как баба? Иди в Вифлеем, я присмотрел там неплохого кандидата на трон. Это сын Иессея.

— Куда я пойду? Саул меня почикает в натуре!

— А ты возьми телицу и говори всем, что собрался на жертвоприношение, или ещё куда-нибудь. Тебя учить надо? Ты же пророк.

Самуил вытер сопли и поплёлся в Вифлеем. В Вифлееме он провёл жертвоприношение, а потом потребовал на смотр всех сыновей Иессея. Семерых пацанов он осмотрел, но сердце его молчало.

Потребовал последнего, который пас козочек на заливных лугах. Звали его Давид.

Увидев Давида, Самуил понял, что именно этот паренёк ему нужен. Он намазал ему голову елеем и наговорил хороших слов. Давид пошёл за полотенцем.

Тут начинаются чудеса. У Саула случались приступы сплина и меланхолии. Он сказал своим слугам, что только хорошая игра на гуслях может развеселить его сердце. Приказал им, чтобы нашли самого искушённого «гуслиста» в Израиле.

Им, конечно же, оказался юный Давид. Юного музыканта вызвали во дворец и держали в царских апартаментах.

Так Саул мог контролировать человека, которому Самуил что-то вылил на голову. Царь прекрасно знал, чем кончаются такие возлияния.

Началась очередная война с филистимлянами. Саул вышел с войском на битву. Перед битвой филистимляне выставили богатыря Голиафа на поединок. Голиаф был великан устрашающей наружности, с ног до головы закованный в доспехи.

Он вызывал израильтян на поединок и бахвалился, как Мохаммед Али перед боем с Джорджем Формэном. Как ни странно, на Саула и его подчинённых эта похвальба подействовала — они испугались.

Три старших брата Давида были в войске Саула. Сам Давид на войну не пошёл, он пас овец. Автор, видимо, забыл о том, что Давид уже давно стал придворным музыкантом, и послал его на пастбище.

Давид пас своё стадо, играл на дудочке и был счастлив. Его как-то не волновали тучи, сгустившиеся над родиной. Да.

Достойного противника Голиафу всё никак не находилось. Сорок дней Голиаф выходил на нейтральную полосу и кричал на израильтян, поблёскивая панцирем. Голос его охрип. Сорок дней два войска стояли друг против друга без дела.

Пшеница осыпалась на корню. Овцы блеяли, зарастая шерстью. Козы шатались без дела. Жёны спали на пустых супружеских ложах. Два войска стояли лицом к лицу.

Солдаты играли в «очко» на щелбаны, сидя в тени дуба. Голиаф осыпал израильтян издевательствами. Давид валялся на пастбище и плевал в облака. Жизнь шла своим чередом.

Наконец, папа позвал Давида домой и велел отнести братьям покушать. Давид пошёл. Только он появился в стане соотечественников, как те начали готовиться к битве. Наверное, устыдились пастушка и придворного музыканта в одном лице.

Как нарочно, Голиаф выбрался в тот же миг из своих филистимских окопов и затянул старую песню о трусости еврейских солдат. Давид поинтересовался, кто это такой и о чём, собственно, речь.

Ему вкратце разъяснили ситуацию. Давид сразу начал выпытывать у солдат, какая награда ожидает того, кто победит этого необрезанного здоровяка.

Он был большой романтик, наш Давид. Но вдруг его романтические фантазии о сумме награды за голову тупого шлемоносца прервал один из братьев.

Он подверг юношу укоризне за то, что тот мечтает о несбыточном, а не пасёт овец, как ему было велено. Юноша не успокоился, а пошёл к царю.

Саул тоже забыл, что Давид — его придворный музыкант. Он стал спрашивать, как он, простой пастушок, собирается побить финикийского громилу?

Ведь, даже ему, высокому и широкоплечему Саулу, которому любой израильтянин и до плеча не доставал, не приходила в голову такая блажь — биться с этим трёхметровым «хлопчиком». А Давид вообще ему в пупок дышал.

Кроме романтизма Давиду была присуща кристальная честность. Он рассказал царю, как оборонял отцовские стада от медведей и львов, которых в Израиле видимо-невидимо. Он делал это, разрывая хищников голыми руками.

Самсон и Геракл, у которых он украл свои подвиги — оба перевернулись в своих гробах.

Царь же Давиду поверил. А куда деваться? Ведь никто кроме этого недомерка не осмеливался принять вызов.

Царь приказал одеть пастуха в свои доспехи. Давид походил, позвякивая доспехами и приволакивая ножку. Это оказалось непростым делом — таскать на себе броню. С такой нагрузкой он мог и до ристалища не доковылять. Пришлось идти налегке.

Давид ограничился посохом и лёгкой артиллерией — пращёй и пятью булыжниками. Голиаф не понял, что происходит. Он даже обиделся. «Что я — собака, на которую ты идешь с палкой и камнями?»

Дело в том, что праща у Давида была египетского образца, в виде трости с ременной петлёй.

Давид не стал просвещать противника насчёт личного стрелкового оружия, которое он собрался применить в поединке.

Наоборот, он повёл пламенные речи о том, что филистимлянин хоть и вооружён мечом и копьём, а всё равно проиграет иудею, у которого только слово божье.

«…и узнает весь этот сонм, что не мечом и копьем спасает Господь, ибо это война Господа и он предаст вас в руки наши».

Был бы он честным пионером, этот Давид Иессеевич, то выразился бы иначе: «Не мечом и копьём спасает Господь, но пращей и увесистым булыжником». Но он не стал этого говорить — врождённая скромность не позволила.

Итак, Голиаф пошёл навстречу Давиду, поигрывая бицепсами. Пастух не стал подходить слишком близко, а с расстояния эффективной стрельбы открыл огонь на поражение. Первый же булыжник раскроил финикийскому богатырю череп.

Остальные филистимляне так испугались, что бежали, побросав своё оружие, куда глаза глядят.

Израильтяне захватили и разграбили их обоз. Давид отрезал Голиафу голову и с достоинством вернулся в свой шатёр, которого у него только что не было.

У Саула случившееся вызвало полную потерю памяти. В медицине такой феномен называют ретроградной амнезией.

Он не только забыл о том, что Давид был его придворным музыкантом, которого он любил и использовал в качестве успокоительного.

У царя совсем вылетело из головы, как полчаса назад он лично инструктировал Давида перед поединком и заставлял примерять свои доспехи.

Как только царь увидел Давида, разгуливавшего по лагерю с головой Голиафа, он спросил Авенира: «Кто этот юноша?»

Память Авенира тоже дала течь. Он покачал головой и ответил: «Понятия не имею, ваше величество».

— Ты чьих будешь, холоп?

— Раба твоего, Иессея из города-героя Вифлеема, младший сын.

Пока они разговаривали, Ионафан Саулович увидел Давида и потерял голову.

«Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его».

Что это значит? Не спрашивайте меня об этом. Ибо дальше — интереснее.

«И снял Ионафан верхнюю одежду свою, которая была на нем, и отдал её Давиду, также и прочие свои одежды».

Как пели в одной песенке, «полюбил тракторист тракториста».

Чудеса продолжались. Саул назначил Давида своим главнокомандующим — вот так, прямо сразу и назначил. Авенир загрустил.

Вся армия тронулась домой. По дороге, в каждом селении им устраивали триумф.

Все женщины выбегали к дороге, забрасывали военных цветами и кричали: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!»

Дамочки просто делали авансы красавцам гусарам, как это всегда бывает, когда армия входит в город.

Но Саул обиделся не на шутку. «Ему ещё осталось присвоить моё царство, а так всё прекрасно».

На следующий день Саул сидел на троне, сжимая в руке копьё. Давид, как ни в чём не бывало, бренчал на гуслях и напевал что-то романтическое из серии «паду ли я, копьём пронзенный, иль мимо пролетит оно?»

Саул метнул копьё, а Давид уклонился. Саул испугался. Его военачальник и музыкант, отменный стрелок и любимец сына, умел ещё и «качать маятник», словно заправский ниндзя.

Саул отменил статус придворного музыканта и главного стратега для Давида.

Он назначил его тысяцким (полковником) и велел не сидеть во дворце, а работать с личным составом. Давид повиновался.

«А весь Израиль и Иуда любили Давида».

Саул так боялся Давида, что решил женить его на своей дочери Мерове.

Что страх с людьми делает, подумать только! Давид отказался. «Кто я такой, чтобы быть царским зятем?»

Тут он врал, как обычно. Когда Мерову выдали замуж, её сестра Мелхола начала строить глазки Давиду. Саул сказал, что отдаст её за него, а для вена ему хватит «ста краеобрезаний филистимских».

Давид не стал больше скромничать, а согласился. Он пошёл со своими людьми в поле, убил двести первых попавшихся филистимлян. С запасом, так сказать. После этого сделал трупам обрезание и принёс «трофеи» царю, как плату за невесту. О ВРЕМЕНА! О НРАВЫ!

Сыграли свадьбу, но не было покоя в царской душе. Он ходил по дворцу, и всё время думал, как бы Давида жизни лишить.

Ионафан посоветовал Давиду спрятаться с царских глаз, а сам завёл с отцом разговор о музыкальном полководце.

Он всячески расхваливал Давида и говорил, что не надо его убивать. Уговорил. Саул поклялся, что не станет его убивать.

Счастливый Ионафан привёл Давида за руку в царские палаты. Примирение состоялось. После примирения Давид пошёл воевать филистимлян. Успешно. Вернулся с победой.

У автора случилось дежа-вю. Опять Саул сидел на троне с копьём в руке. Опять Давид услаждал его гуслями. Саул, как обычно, бросил копьё. Давид, как обычно, увернулся и убежал. На этот раз царь отправил слуг к дому Давида, чтобы убить его.

В дело вмешалась Мелхола. Она любила Давида не меньше, чем Ионафан. Спустила мужа через окно на верёвочке, а на его постель положила статую и прикрыла её одеялом. Как ни странно, в те времена такие трюки срабатывали.

В древних оригиналах статуя называлась «терафим», что означает домашний божок — идол.

Какие Иеговы с Саваофами? Ваалы и Астарты правили бал в царском доме.

Весь сюжет напоминает плохую пьесу. Саул приказал слугам принести к нему постель с Давидом. Слуги принесли постель, и только в царских покоях раскрылся подлог. Царь картинно спросил у дочери:

«Что ты наделала?» Дочь не менее картинно ответила: «Он обещал убить меня, если я не помогу ему бежать». И топнула ножкой.

Давид тем временем бежал к старому Самуилу в Раму. Надо было что-то решать. Саул послал слуг в Раму, чтобы арестовать зятя.

Слуги пришли в город, увидели, как камлают местные пророки под предводительством Самуила и начали камлать сами. Экзальтация — штука заразная.

Саул послал других слуг. Те тоже начали пускать пену изо рта и кататься по земле.

Третью группу слуг постигла та же участь. Тогда царь наплевал на государственные дела и пошёл за Давидом лично.

Пришёл в Раму и тоже забился в падучей, сорвал с себя мантию и портки, забросил корону в кювет — и валялся голый в пыли целых три дня. Народ вспомнил поговорку: «Неужели и Саул во пророках?»

Пока царь лежал в беспамятстве на проезжей части, Давид тихонько убежал обратно во дворец. Он провёл беседу с Ионафаном и подговорил его проверить царя «на вшивость».

Решили, что назавтра Давид спрячется где-нибудь, а Ионафан станет покрывать его отсутствие на обеде. Бред.

То он копьями кидается, то музыку слушает, то на войну Давида посылает, то приказывает его кровать принести, чтобы убить, то ещё чего-нибудь придумает. А потом спрашивает, куда это Давид подевался?

Примечательны слова, которые Саул сказал своему сыну Ионафану за обеденным столом.

«Сын негодный и непокорный! Разве я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей?»

Видимо, речь шла о настоящей мужской дружбе. Ионафан попытался оправдываться. Царь бросил копьё и в сына, у него с этим было просто. Ионафан ловко уклонился.

Наверное, это было семейной забавой — царь бросал копья в домочадцев, а они тренировали свою реакцию.

Итак, Ионафан уклонился от царского дротика.

«И понял Ионафан, что отец его решился убить Давида. И встал из-за стола в великом гневе и не обедал».

Объявил голодовку — в знак протеста. После этого царевич пошёл в поле, чтобы сообщить Давиду пренеприятнейшее известие. Встретились.

«И целовали они друг друга, и плакали вместе, но Давид плакал более».

Когда слёзы были вытерты, а кружевные платочки исчезли в карманах, Ионафан перешёл к делу. Он посоветовал Давиду эмигрировать на какое-то время.

И ещё одно. Он напомнил возлюбленному о клятве верности, которую они дали друг другу.

«Господь да будет между моим семенем и твоим семенем».

Давид побежал в сторону границы.

До границы он не добежал — остановился в городке Номва и направился к дому священника Авимелеха. Священник удивился, что главный стратег и музыкант государства Израиль прибыл к нему без свиты. Давид приложил палец к губам.

— Я выполняю тайное поручение царя Саула. Он сказал, что на тебя можно рассчитывать. Все мои люди за городом, прячутся по буеракам. Секретная миссия, сам понимаешь. Поэтому дай мне хлебушка — буханок пять. Если нет хлеба, давай просто чего-нибудь пожевать.

— Простого хлеба у меня нет, есть только священный. Если твои люди не спали с женщинами, то пусть едят.

— Это я тебе гарантирую. Мои люди за последние три дня ни одной юбки не видели.

Авимелех дал Давиду хлебца и пожелал творческих успехов. Но Давид всё не уходил.

— Слушай, раз такое дело, может у тебя и оружие какое-нибудь имеется — мечи или, скажем, копья?

Священник почесал загривок.

— Нет ничего. Разве что, меч Голиафа, которого ты убил. Вон он за алтарём валяется. Если хочешь, бери.

Давид перепоясался мечом и двинулся. В путь. Первым делом он прибежал к филистимлянину Анхусу, Гефскому царю. На что он рассчитывал после своих «подвигов» с обрезанием мёртвых филистимлян?

Возможно, он думал, что ему предложат генеральскую должность в Гефсиманской армии, ведь мастерство не пропьёшь. А может быть, и нет. Душа музыканта — потёмки.

Нашего пастушка повязали и привели к Анхусу на приём.

— Вот, полюбуйся, государь. Давид Иессеевич собственной персоной.

Царь отложил в сторону шашлык и вытер жирные пальцы подолом мантии.

— Тот самый?

— Тот самый.

— Ну-ка, ну-ка.

Давид понял, что генеральской должности ему не видать, как своих ушей. И самих ушей, возможно, тоже больше никогда не увидать. Даже в зеркале.

Он решил сменить модель поведения — начал блеять, пускать слюну и рисовать грязными пальцами арабские цифры на дверях царского кабинета. Царь брезгливо поморщился.

— Что за идиота вы ко мне привели? Мало в нашей стране дебилов, так вы ещё и ненашего приволокли? Гоните его в шею.

«И вышел Давид оттуда и убежал в пещеру Одоламскую».

Жизнь в пещере — не сахар. Родственники Давида пришли его навестить. К ним присоединились недовольные и те, кто был в розыске. Всего четыре сотни душ.

Одним словом, Давид сколотил банду, стал Робин Гудом земли иудейской.

Но семья была обузой. Новоиспечённый атаман попросил моавитян предоставить его родственникам политическое убежище.

Моавитяне и филистимляне были странными людьми. Они не исповедовали политики геноцида. Они не были злопамятны.

Они приютили семью главного палача земли моавитской. Они были человеки, а не избранники божьи. Но, каков Давид! Такого бесстыдства не видал ещё Ближний Восток.

Сам Давид не стал отсиживаться у моавитян. Он со своей бандой пришёл в Иуду и занялся разведкой.

Саул в это время провёл оперативно-розыскные мероприятия в доме Авимелеха, обеспечившего беглого диссидента хлебом и оружием.

Авимелех на допросе начал препираться, как это принято у священников. Кончилось это препирательство тем, что он был казнён, а всё его ближайшее окружение в количестве восьмидесяти человек было убито.

Дома этих людей были разорены, а скот умерщвлён — по доброму старому обычаю. В этой резне уцелел только Авиафар, сын Авимелеха, который бежал из города и примкнул к банде Давида.

Давид со своей бандой решил повоевать с филистимлянами. Хорошее дело. Филистимляне в это время напали на город Кеиль, который даже не в Иудее находился. Но Давид решил за этот город заступиться.

И заступился. С четырьмя сотнями головорезов он напал на филистимлян, угнал их скот и занял город Кеиль.

Саул прослышал об этом и решил запереть Давида в Кеиле. Священник Авиафар, убегая к Давиду, прихватил ефод. Теперь он решил воспользоваться этим средством мобильной связи с богом.

Вместе с Давидом они устроили прямой эфир с господом, узнали всю подноготную о будущем и решили не дожидаться царя в городе.

Выбежали в степь и занялись манёврами. Теперь с Давидом было шестьсот бандитов. Саул узнал, что Давид бежал в степи и отказался от проекта.

«Давид же был в пустыне Зиф в лесу».

Что это значит, мне не понять. То ли в пустыне, то ли в лесу.

В пустынный лес к нему пришёл любимый Ионафан. С неофициальным визитом. Чудеса.

Давид живёт в пустыне, которая оказывается лесом. Саул безуспешно его ищет, но Ионафан легко находит. Для любящего сердца нет преград.

После сердечных приветствий Ионафан поговорил немного о делах. Полувопросительно он предсказал любимому Давиду скорое царство над Израилем, а себе отвёл роль второго человека в государстве и престолонаследника.

Высокие стороны пришли к соглашению, подтвердили свои обязательства и разошлись с чувством глубокого удовлетворения.

Саулу добрые люди доложили о любовных эскападах его сына. Он собрал войско и учинил погоню.

Давид бежал из одной пустыни в другую. Царь только собрался прихлопнуть его как муху, но его известили о нападении филистимлян на приграничные селения.

Филистимляне просто ответили на вылазку Давида, они не знали о дворцовых распрях. Саул занялся обороной страны. Пока он был занят, Давид перебежал ещё в одну пустыню.

Саул после стычки с филистимлянами взял три тысячи воинов и собрался «окончательно решить вопрос». Эта пустыня отличалась от предыдущих тем, что в ней, вместо лесов, водились горы. Эти горы царь и начал обыскивать.

В одну из пещер монарх зашёл по большой нужде. Присел на корточки и задумался о вечном. Из глубины пещеры за ним молча наблюдали шестьсот бандитов во главе с Давидом.

Судьба дарила такую возможность! Но Давид ею не воспользовался — испугался, хоть его люди и настаивали на убийстве венценосца. Подобрался сзади к Саулу и отрезал полу царского халата.

Царь был так поглощён своим непростым делом, что не услышал ни военного совета и прений за спиной, ни подкрадывающегося зятя.

Закончив свои дела, он запахнулся в куцый халат и пошёл себе — Давида искать. Его невнимательность сравнима только с его же забывчивостью.

Итак, царь шёл от пещеры к своим воинам. Давид высунул голову из этой норы и закричал ему вслед: я тебя не убил, а ведь мог!

Саул оглянулся, Давид пал ниц, но руку с полой царского халата держал на виду. Состоялась сцена примирения с дачей клятв и взаимных обещаний.

Помирились. Что делает Давид? Идёт в родной дворец? Командует израильскими военачальниками, играет царю на гуслях, любит красавицу жену, а заодно и её не менее красивого брата?

Нет. Он остаётся жить в загаженных пещерах, куда не только царь захаживал. Ради чего? Ради грабежей.

В это время умер Самуил. Вместо оплакивания своего «помазателя», Давид занялся примитивным рэкетом.

Знаменитый музыкант узнал, что неподалеку живёт зажиточный лох, у которого только овец три тысячи голов, а коз — тысяча. Зовут его Навал. А жена у него красавица! Авигеей кличут.

Как такого жирного карася не выпотрошить? Какие похороны, какие пророки? Одним словом, всё происходило, как в фильме «Бригада».

«Наезд» проводился по классической схеме. К Навалу, стригущему овец, подошли десять ребятишек от Давида и завели рэкет-беседу.

— Здравствуй, уважаемый. Всё овечек стрижёшь? Видали мы твоих пастухов неоднократно, но не трогали. Ничего у них не отнимали, по лицу не били. А ведь, могли!

Спроси у них сам, если не веришь. Так вот, если хочешь, чтобы и в дальнейшем всё шло у тебя хорошо, поделись с нами, чем бог послал.

Навал «не вкурил тему», подорвался с места — пальцы веером.

— Кто он такой, ваш Давид, я не понял! Беглых рабов и бродяг развелось — нельзя по лесу пройти. С какой радости я отниму у своих работяг хлеб и вино — вашего урку кормить?

А у него попка не слипнется? Может быть, вам ещё и губы вареньем намазать? В общем, так, идите домой, ребятки. Идите, пока я добрый.

Ребятки пошли.

Давид выслушал своих «быков» и велел играть побудку. Вооружил четыре сотни людей и повёл их на «стрелку». Две сотни оставил при обозе — на всякий случай. Параллельно послал несколько человек к красивой Авигее.

Смазливая жена скотовода возилась по хозяйству, когда у ворот остановились запылённые «шестисотые» ослы.

— Слышь, подруга, наш пахан твоему мужику дело предложил — защиту и покровительство. Времена нынче, сама знаешь — лихие. Неровен час, наедет кто-нибудь. Что делать будете?

А он упёрся рогом, от «крыши» отказывается, нормальным пацанам слова обидные говорит. Смотри, горе будет, а ты молодая, красивая. Тебе ещё жить и жить.

Авигея не зря слыла умной женщиной. Она быстро нагрузила на ослов двести буханок хлеба, два меха вина, пять овечек, пять мер зерна, сто связок изюму, двести связок смокв и повезла дань.

Выехала в степь и повстречала Давида с людьми. Давид показал себя мастером непростого рэкетирского ремесла. «Лошица» созрела, теперь её надо было «развести».

Как бы не замечая перепуганной бабы и всего её добра на ревущих ослах, Давид начал бормотать себе под нос.

— Охраняешь их, охраняешь, ночей не спишь — и вот тебе благодарность! Да я теперь этого урода почикаю в натуре. До утра в этой местности не останется в живых никого, кто писает стоя!

Авигея приняла позу прачки и поползла к Давиду, бормоча извинения. Битый час она валялась в пыли, униженно извинялась, хаяла своего мужа и восхваляла доброго Давида. Музыкант благосклонно ей внимал.

Насладившись, он принял её дары и отпустил восвояси. Усталая, но довольная она вернулась домой.

Муж праздновал окончание стрижки овец, то есть, находился в нетрезвом состоянии. Авигея ничего ему не сказала и легла спать.

Через десять дней гордый овцевод скоропостижно скончался. Ещё бы! Давид тут же предложил Авигее руку и сердце. Она согласилась и заявила, что будет счастлива ежедневно мыть ему ноги. На том и порешили.

Давид, имея в жёнах царскую дочь, женился ещё раз. А потом ещё раз — на некоей Ахиноаме. Чем занималась она, неизвестно, но мытьё ног уже «забила» Авигея.

Саул прознал о женитьбах своего зятя и поступил соответственно. Его дочь Мелхолла, жена Давида, была выдана замуж. Теперь её мужем стал некто Фалтий из Галлима.

В сцене примирения Саула и Давида возле туалетной пещеры было что-то мистическое. Оба персонажа напрочь забыли о своём примирении. Давид вернулся к разбою. Саул вернулся к погоням за ним.

В очередной раз ему донесли о местопребывании Давида. В очередной раз Саул отправился его ловить. Набегавшись по буеракам, он лёг спать в окружении верных соратников.

Давид ночью пробрался в царский шатёр. С ним был один из соратников по оружию. В шатре мирно похрапывал царь, обняв копьё, воткнутое в землю. Саул вообще без своего копья никуда.

Рядом с царём выводил носом рулады верный генерал Авенир. Идиллия. Авесса, спутник Давида, предложил приколоть царя к земле его же копьём, как мотылька. Давид не согласился. Они украли царское копьё и царский горшочек с водой — и были таковы.

Отойдя на безопасное расстояние, Давид стал громко звать Авенира. Авенир протёр глаза и недовольно спросил, что за идиот орёт по ночам.

— Как ты царя своего охраняешь, генерал? Тебе лампасы надоели?

— Кто там тявкает, я не пойму? Охраняю, как умею.

— Да? А где царское копьё? Где горшочек, я тебя спрашиваю?

Перепалка разбудила Саула. Он подключился к разговору.

— Это ты, Давид?

— Это я. За что ты гоняешь меня, как блоху по простыне? Я хороший мальчик. Дважды мог тебе кровь пустить, но не сделал этого.

— Я больше не буду, сынок. Предлагаю вернуться к исходному положению дел. Верни мне копьё, и мы забудем обо всём.

— Пришли человека за копьём.

Так они в очередной раз помирились. И разошлись своими дорогами. Почему? Неисповедимы пути не только господни, но и помазанников.

И в очередной раз забыли о своём примирении. Давид решил, что Саул от него не отстанет, и начал искать политического убежища у филистимлян. Как ни странно, филистимляне ему это убежище предоставили.

Закрыли глаза на его подвиги, хотя подвигов хватало. Одно глумление над мёртвыми — оскопление трупов — чего стоило. Ведь по верованиям древних народов вся сила мужчины хранится в его детородном органе и волосах.

Поэтому убитых врагов оскопляли и скальпировали, а «трофеи» эти бережно хранили в прикроватных тумбочках.

Давид со своей бандой осел у филистимлян. Более того, все бандиты прихватили своих родственников — доверяли филистимлянам.

Вообще, я заметил, что на Ближнем Востоке можно доверять всем народам — кроме некоторых.

Живя у филистимлян, Давид не забывал о своём происхождении. Он обратился к приютившему его царю с невинной просьбой.

— Ты так добр ко мне, ваше величество. Но зачем я буду докучать тебе своим присутствием в столице? Позволь мне и моим людям поселиться в одном из твоих приграничных городков. Да хотя бы Секелаг, чем не подходящий городок для бедных переселенцев?

Царь Анхус согласился и на это.

«Тогда дал ему Анхус Секелаг, посему Секелаг и остался за царями Иудейскими доныне».

Как они наивны, все эти филистимляне, моавитяне и прочие персы!

Продолжаем. Давид превратил Секелаг в разбойничье гнездо. Совершал набеги на маленькие селенья Сирии, Палестины и даже Египта. По стандартной схеме. Весь скот угонял. Всё добро забирал. Все дома сжигал.

Свидетелей не оставлял — убивал всех. Его проклинали на всём Ближнем Востоке. Даже земляки его возненавидели. Не верите? Думаете, я заврался? Цитирую, а вы наслаждайтесь.

«И выходил Давид с людьми своими и нападал на гессурян и гирзеян и амаликитян, которые издревле населяли эту страну до Сура и даже до земли Египетской. И опустошал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины, и забирал овец, и волов, и ослов, и верблюдов, и одежду…

И сказал Анхус Давиду: «На кого нападали ныне?» Давид сказал: «На полуденную страну Иудеи…»

И не оставлял Давид в живых ни мужчины, ни женщины, и не приводил в Геф, говоря: «Они могут донести на нас и сказать: «Так поступил Давид…»

И доверился Анхус Давиду, говоря: «Он опротивел народу своему Израилю…»

Насладились?

Это — не боевик, это — наша священная книга, хотя, она с успехом могла бы конкурировать на рынке «палп фикшн». Просто мы её не читаем.

Филистимляне в очередной раз пошли воевать израильтян. Собрали ополчение. Анхус вызвал Давида и велел ему собираться в поход на земляков.

Угадайте с трёх раз, что сделал Давид? Правильно, он присоединился к финикийскому войску и пошёл в поход против своих земляков.

Филистимляне вступили на землю Иудеи, которая им и так принадлежала. Финикийские воеводы спросили Анхуса, что это за бойкие ребята шастают по аръергарду. Анхус разъяснил ситуацию. Воеводы были настроены скептически.

«Гони ты его в шею. Пусть возвращается в Секелаг. Если он своего царя и тестя предал, то нас, как пить дать, продаст».

В это время умер Самуил, как назло. Умер во второй раз. Его похоронили в Раме — там же, где и в первый раз.

Саул прознал про то, что филистимляне напали на Израиль, и решил посоветоваться с чернокнижницей.

Хоть он и запретил колдовство, которое запрещено ещё со времён Моисея, но кто его слушал? Ведьму нашли. Вечерком царь пошёл к ней с визитом.

Поздоровались. Царь заказал спиритический сеанс. Бабка завертела блюдце.

— Кого вызывать? — деловито спросила ведьма.

— Самуила, кого же ещё, — устало ответил монарх.

Полыхнуло. Задымилось. Пришёл дух Самуила. Саул начал вопрошать о будущем страны и своей личной судьбе. Самуил сильно разозлился, повторил свои грозные прижизненные пророчества и гордо удалился.

Делать нечего. Гадалка накрыла на стол. Они покушали и попили. После этого Саул пошёл домой, в царский шатёр.

Филистимляне между тем приближались. Анхус увидел, что Давид его не послушал, а продолжает следовать в арьергарде карательного корпуса. Он вызвал его к себе в палатку.

— Ты чего в Секелаг не возвращаешься?

— Не хочу в Секелаг. Хочу воевать против Саула и родного израильского народа.

— Не дури, парень. Делай, что тебе говорят.

Давид послушался патрона, поехал в Секелаг. Это его нежелание оставаться в городке, когда Анхус в походе, настораживает и удивляет. Но это — только на первый взгляд.

Если вдуматься, становится ясно, что знаменитый музыкант был таким смелым в своих грабительских вылазках только при наличии «крыши». Как только «крыша» удалилась, вся смелость пропала.

Опасения Давида были не напрасными. Пока они ездили туда-сюда, амаликитяне, которым ближневосточный Робин Гуд изрядно надоел, решили разобраться с ним по-своему, раз уж царь Анхус в походе.

Они напали на Секелаг, взяли его штурмом и разорили дотла. Но вот с населением города они повели себя не по-библейски. Не стали жителей убивать, а увели их в плен. Даже во время вендетты они не смогли отплатить бандитам той же монетой.

Приехали бандиты к городу, а города нет. Все бандитские родственники в плену. Даже две жены Давида, и те в заложниках. Сели бандиты и начали плакать.

Далее произошёл очень примечательный инцидент. Давида хотели побить камнями, словно блудницу. Кто хотел, непонятно. Библия говорит, что это был народ, который скорбел. Но, вот ведь неувязочка какая получается — весь народ пленён амаликитянами.

Если за камни взялись горожане, то это значит, что пленили только еврейских жён и прочих родственников. Если же пленили всех, то на Давида замахнулись булыжниками его же подельники.

Как наш музыкант отреагировал на кровожадность соплеменников? «Он был сильно смущён».

Очень застенчивый мальчик, правда?

Делать нечего — собрал шесть сотен головорезов и пустился в погоню за похитителями. Погоня привела их к речушке Восор. Давид и четыреста бандитов смогли перейти через этот ручеек. А двести человек не смогли этого сделать (они были не в силах), и остались на этом берегу.

А на том берегу вольные бандиты поймали бродягу — египтянина. Накормили, напоили и учинили допрос. Египтянин признался в том, что он был рабом одного амаликитянина и участвовал в набеге на Секелаг.

Вскоре после набега он захворал, и хозяева оставили его в степи. Давид спросил, сможет ли он привести их в лагерь налётчиков. Копт согласился при условии, что его оставят в живых. Давид пообещал ему это.

Этой же ночью они напали на лагерь амаликитян и разгромили его. Четыреста человек спаслись бегством на верблюдах, все остальные погибли. Странное дело, Давид и его люди вернули себе всех пленных и всё своё добро.

Никто не погиб, ничто не пропало. Мало того, они захватили весь вражеский скот и приумножили своё состояние.

Отправились в обратный путь. Пришли к реке. Переправились. Двести больных радостно приветствовали товарищей. Они возбуждённо осматривали трофейный скот и довольно цокали языками.

Остальным бандитам это не понравилось. «На наших овечек рот не разевайте. Забирайте своих жён и детей, а про трофеи забудьте».

Но Давид был другого мнения.

«Надо с ними поделиться. Они ничем не хуже нас, вот только через водные преграды переходить не могут. А в остальном у них всё нормально — две ноги, две руки, голова и два уха. Пусть имеют то же, что и мы». Отправились в Секелаг.

Теперь мы должны быть внимательны. Давид отправил часть добычи своим друзьям — старейшинам Иудеи. Он грабил полтора года южную Иудею, но у него всё ещё есть там друзья. И это происходит в то время, когда филистимляне воюют с Саулом.

Но Саул — не иудей. Он израильтянин. «Филистимляне же воевали с израильтянами». Правда, интересно?

Итак, Иудея и Израиль — «две большие разницы», как говорят в Одессе.

Израильтяне не поклоняются иудейским богам, у них есть свои. Даже в царском дворце стоят идолы. Поэтому иудей Давид не побоялся присоединиться к войне против израильтян.

Филистимляне воевали очень успешно. Они разгромили войско Саула. Сам царь и все три его сына были просто утыканы финикийскими стрелами.

Раненый Саул не хотел попадать в плен. Он попросил своего оруженосца убить себя, но тот не согласился, и царь сам бросился грудью на своё любимое копьё. Оруженосец последовал его примеру.

Филистимляне отрезали царю голову, а тело повесили на крепостной стене. Рядом с ним повесили тела его сыновей. Через три дня жители Иависа Галадского сняли их со стены, отнесли в Иавис и сожгли. А пепел захоронили под дубом.

Иавис Галадский. Тот самый городок, жителей которого вырезали за неучастие в племенных разборках, оставив четыреста девственниц — для насильников из племени Вениамина.

Такова вся библия. Все плохие ребята оказываются хорошими парнями. А деяния положительных героев вызывают тошноту.

«Плохой» Саул сложил голову со своими сыновьями в битве.

«Хороший» Давид торговал своей задницей направо и налево — во всех смыслах, предал всех, кого можно было предать, обманул всех, кого можно было обмануть. И его любил бог!

У такого бога пути действительно неисповедимы.

С политической точки зрения, Давид не сделал ничего из ряда вон выходящего. Он просто захватил власть в большом Израиле, но поскольку иудеев было намного меньше, то попросил помощи у филистимлян. Вот и всё.

Вторая книга царств.

Книга начинается с отборного вранья. Через три дня после гибели Саула в Секелаг прибежал израильский перебежчик. Он рассказал Давиду о смерти царя. Давид не мог поверить в такую удачу — он стал выспрашивать у беглеца о подробностях.

Оказалось, что беглец — амаликитянин. Странно. Давид, который живёт у филистимлян и готов сражаться в их рядах против израильтян, пробавляется грабежом амаликитян.

Амаликитяне же воюют в рядах войска Саула. И вот теперь амаликитянин приходит к Давиду и рассказывает ему о смерти израильского царя.

Его рассказ многого стоит. Оказывается, это именно его Саул попросил о смерти. И амаликитянин убил Саула!

Совсем недавно мы читали об этом нечто иное. Но фантазии продолжаются. Цареубийца снял с трупа монарший венец и прочие побрякушки, чтобы принести Давиду.

Зачем так нескладно врать? Затем, что должна быть обеспечена преемственность власти. Давид — иудей. Язычникам израильтянам факта помазания иудейского пастуха даже целым горшком елея могло показаться недостаточным для престолонаследия.

Давид тут же разодрал свои одежды и начал громко рыдать. Он всхлипывал и хныкал, посыпал голову прахом и катался по земле. Все члены его банды благоговейно смотрели на этот спектакль.

В какой-то момент их предводитель перестал кататься и деловито задал вопрос.

— Чего уставились, горя не видели?

— А чего делать-то?

— Убейте этого бегуна.

— За что убивать, он же корону тебе принёс?

— Что значит «за что»? Он царя убил!

— А-а, понятно.

Бедняге немедля пустили кровь. Давид встал, отряхнулся, подошёл к агонизирующему вестнику и с любопытством заглянул в его тускнеющие глаза.

— Ты сам виноват, паренёк, в своей смерти. Ничего не поделаешь — политика.

Труп ещё не перестал дёргаться в пыли, а Давид уже настроил свои гусли, прочистил горло и затянул песенку. Песенка так себе — про доброго царя Саула и про плохих филистимлян. Одна строчка меня особенно умиляет.

«Скорблю о тебе, брат мой Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской».

Нечто подобное спел через много веков некто Элтон Джон — на смерть своего друга — кутюрье из Италии.

Жизнь продолжалась. И она налаживалась. Давид собрал всех своих людей и пошёл в иудейский город Хеврон. Жители Хеврона помазали его на царство над всей Иудеей — а ведь это всего два колена.

Неподалёку лежал языческий Израиль, у которого на днях погиб царь. Десять израильских племён решали, кого посадить на трон. Ни о каких иудеях они не помышляли.

Давид с детства знал, что наглость — второе счастье. Поэтому он решил вмешаться в процесс. Послал к израильтянам письмишко, в котором хвалил их за то, что они с почестями похоронили героя-царя, и обещал им всяческие блага за это.

Он хвалил их так, словно они уже были его подданными. Израильтяне посчитали это обыкновенным выражением соболезнования и не отреагировали так, как хотел этого Давид. Наоборот, они помазали на израильское царство Иевосфея, сына Саула, который остался в живых.

Давиду дали по носу. Его отшили. Иевосфей правил большим Израилем два года. Давид же правил маленькой Иудеей семь лет. Как такое могло быть, неужто время текло в этих странах по-разному?

Воеводой у Иевосфея остался брат покойного царя Авенир. Давид тоже завёл себе воеводу, Иоава. Однажды произошла приграничная стычка. Дозор Авенира схватился с дозором Иоава. Все погибли.

После этого произошло настоящее сражение, в котором иудеи наголову разгромили израильтян. Иудеев погибло двадцать человек, а израильтян — триста шестьдесят. Не так много, как в былые времена.

Авенир с остатками своих людей отступил к Иордану. Младший брат Иоава — Асаил — гнался за Авениром до самой реки. Старый генерал несколько раз уговаривал его не дурить, а возвращаться к своим.

Но тот не слушал старших, а хватался за меч. Пришлось прирезать мальчишку. На такой оптимистической ноте конфликт закончился.

Давид стал примерным семьянином — у него в Хевроне было шесть сыновей от шестерых жён. В Израиле Авенир тоже устраивал свои личные дела — он взял в жёны наложницу покойного Саула. Иевосфей начал укорять за это Авенира. Авенир обиделся.

— Ты мне мораль из-за бабы будешь читать? Я для тебя царство израильское от Давида сберёг, а ты меня укоряешь! Спасибо большое! Вот возьму и поддержу Давида — станет он царём Иудеи и Израиля. А тебе — кукиш с маслом.

Иевосфей промолчал, ибо боялся своего дяди до смерти. Дядя Авенир не стал откладывать в долгий ящик, а сразу послал к Давиду гонца с письмецом. «Давай, помогу тебе воцариться над Израилем, а ты возьмёшь меня военачальником».

Давид ответил: «Давай, но только приведи ко мне Мелхолу, мою любимую жену, за которую я уплатил двести шкурок от филистимских погремушек». И вслед за письмом послал своих слуг — жену забирать.

Мелхола уже давно жила своей жизнью. Муж её любил. Но пришла пора собираться в путь-дорожку. Собралась. Новый муж бежал за ней до самого Бахурима и плакал. Наткнулся на Авенира, который его вышиб за городские ворота. «Пошёл вон!» Он и пошёл. Но плакать не перестал.

Авенир и двадцать израильских молодцов привели к Давиду его жену и немножко погостили. Давид закатил для них пир. Попили, поели, старые деньки повспоминали.

Авенир засобирался домой и пообещал, что приведёт весь Израиль под скипетр Давида. Давид проводил их до дверей и помахал вслед кружевным платочком.

Отвлечёмся немного. С чего это Давид вдруг вспомнил о Мелхоле, когда у него уже столько жён? Ларчик открывается очень просто.

Факт обливания его умной головы елеем ровным счётом ничего не значил — для языческих израильтян. А вот жена — дочь царя — совсем другое дело. А уж сын от этого брака будет самым законным наследником трона.

Вскоре прибыли с разбойничьих промыслов Иоав и его люди. Узнав о случившемся, Иоав раскричался на весь «дворец».

— Что ты наделал? Как мог ты отпустить Авенира? Он же с разведкой к тебе приходил. Выведал, с какой стороны у тебя вход, а с какой — выход. Теперь жди беды.

Он не стал говорить, что просто хочет отомстить за брата. Давид не собирался ничего предпринимать. Тогда Иоав проявил инициативу — послал людей вдогонку Авениру.

Авенира вернули с полпути. Генерал удивился, но не очень — слишком уж хорошо расстались они с Давидом. Приехал опять в Хеврон. Иоав взял его под руку и завёл в укромное место — детали объединения Иудеи с Израилем обсудить.

Авенир приготовился слушать. Слушать не пришлось — Иоав молча всадил ему меч в брюхо. Полководец тихо умер. Давид тут, как тут.

— Это ты, Иоав, виноват. А я тут ни при чём. Пусть все знают, что я ни при чём!

После этого Давид устроил Авениру царские похороны. Закатил такую надгробную речь, что стены плакали. В знак горя Давид отказался кушать в этот день — до захода солнца. Видать и вправду опечалился.

В наше время на похоронах мафиозо и бандитов всех мастей — самые пышные венки всегда от убийц. Самые проникновенные речи мы слышим именно от них. Традиция эта не умерла, она продолжается и сегодня.

Перед Давидом забрезжил просвет — дорога к трону очищалась. Саул мёртв, его брат Авенир — тоже. Но на троне пока что сидел Иевосфей Саулович. Это значит, что резня только начиналась. И не будем покупаться на байки о самоуправстве Иоава.

Если бы Давид был ни при чём, Иоав пережил бы Авенира минуты на три, максимум — на четыре.

Мы помним, что произошло с убийцей Саула. А за убийство гостя, да ещё и дипломата, Давид даже не проклял убийцу — тоже мне царь Иудеи! Иоав выполнял приказ, и не будем в этом сомневаться.

Да, резня набирала силу. Как только Иевосфей узнал о гибели Авенира, руки его опустились. Ещё бы! У полководца Авенира было два заместителя — братья Рихав и Баан.

Так вот, не пришли они утешить царя и помочь ему в трудный момент. Они бежали. Через какое-то время они появились в царских покоях, но не со словами поддержки и утешения. Они вспороли брюхо спящему царю, отрезали царскую голову и отнесли её Давиду — в подарок.

Был ещё один законный престолонаследник — пятилетний Мемфивосфей, сын Ионафана — любовника Давида. При малолетнем наследнике была нянька.

Услышав о том, как скоропостижно гибнут все, кто имеет малейшее отношение к трону, нянька всполошилась. Она схватила мальчишку за руку и побежала из дому, да так быстро, что ребёнок упал и сломал ногу — охромел на всю оставшуюся жизнь.

С хромым сыном Ионафана можно было не торопиться. Пока что Давид принимал Рихава и Баана. Голову Иевосфея он приказал похоронить рядом с Авениром.

Братьям-киллерам он тоже воздал должное. Им отрубили руки, ноги и повесили в таком виде над прудом в Хевроне.

Израильтяне поняли, что ничего хорошего им ждать от Давида не приходиться. Старшины пришли к Давиду в Хеврон и просили царствовать над ними, и помазали его на израильское царство.

Теперь он был помазанником законным, а ещё имел жену — царскую дочь, и все его потомки будут законными правителями объединённой страны.

Молодому царю было тридцать лет. До этого он семь лет правил Иудеей. А Иевосфей, как мы помним, правил Израилем всего два года. Видать, время действительно текло в этих государствах с разной скоростью.

Теперь этому пришёл конец. Теперь можно было переезжать из Хеврона в израильскую столицу. Но Давид рассудил иначе.

Столицей он решил сделать Иерусалим — городок в горах, в котором всё ещё жили иевуситы.

Авторы библии страшно путались в описании завоевания Ханаана — с момента вторжения Иисуса Навина и до воцарения Саула.

За это время Иерусалим несколько раз был завоёван израильтянами. После каждого «завоевания» он оказывался иевуситским городом. Пора было завоевать его окончательно.

Давид подошёл к Иерусалиму с войском. Иевуситов он своими приготовлениями рассмешил. Иерусалим был горной крепостью, почти неприступной.

«Даже слепые и хромые смогут защитить город от таких полководцев, как ты» — кричали они новоиспеченному царю с крепостных стен.

Главным укреплением считалась цитадель на горе Сион. Давид взял её штурмом. И приказал своим воинам убить всех иевуситов, но в первую очередь — хромых и слепых. (Авось, сын Иевосфея под руку попадётся!)

Новый царь обосновался в новой столице. Правитель Тира первым прислал к нему послов, а заодно — плотников и зодчих — дворец строить. Речь шла уже о настоящем царстве — с дворцами, храмами и тюрьмами. Работа закипела.

И понял Давид, что он наконец-то стал царём. И набрал себе ещё жён и наложниц. И родились у него дети — двадцать четыре штуки. Среди них — Соломон.

Филистимляне решили воевать с Давидом, как раньше они воевали с Саулом. Давид повёл на них объединённое иудео-израильское войско. Первая же стычка принесла победу. Давид захватил финикийских истуканов и сжёг их. Вторая битва опять принесла победу.

Давид собрал всё своё 30-тысячное войско и пошёл перевозить ковчег из дома священника Аминадава в новую столицу.

Ковчег бога Саваофа, того самого, которому служил Самуил и которого Саул не считал своим богом.

Куда подевался бог Иегова? История умалчивает об этом. Наверное, он взял отпуск.

Сам Давид и все его воины во время перевозки плясали перед ковчегом, пели песенки, играли на музыкальных инструментах. Веселились.

Однажды телега с ковчегом наклонилась на ухабе и чуть не опрокинулась. Оза, сын Аминадава, схватился за телегу — и был таков. Умер на месте.

Веселье Давида прошло, словно его и не было. Зачем нам такие опасные святыни?

Ковчег оставили на хранение у какого-то Аведдара гефянина — назначили реликвии испытательный срок. Прошло три месяца. Все были живы.

Давид понял: ковчег в столице хранить можно, но очень осторожно. Повезли в столицу. При въезде в Иерусалим Давид опять веселился и скакал перед ковчегом на глазах простого люда. Из одежды на нём было лишь нижнее бельё.

Мелхола Сауловна наблюдала это безобразие из окошка своей опочивальни и презирала мужа.

После въезда и установки ковчега в скинии Давид принёс жертву, а потом угостил народ жареным мясом и хлебушком. Все были очень довольны.

Когда сытая чернь разошлась по домам, Давид вошёл во дворец. Мелхола встретила его язвительными приветствиями.

— Каков красавец, этот наш царь! Пляшет перед плебсом в голом виде, словно бомж какой-то.

— Что ты понимаешь, женщина? Я ещё и не то буду вытворять перед моим богом, который предпочёл меня твоему бестолковому папаше.

Мелхола закусила губу и ушла в свою комнату. До самой смерти бог не дал ей детей. Предосторожность Давида оказалась лишней — ведь его помазали на царство сами израильтяне. «Знал бы прикуп — жил бы в Сочи».

Наступили мирные денёчки. Давид вызвал на аудиенцию пророка Нафана, о котором мы доселе ничего не слышали. И спросил у него: «Почему получилось так, что я живу в кедровом дворце, а бог — в походном шатре?»

Нафан задумался и пошёл советоваться с богом. Бог сказал Нафану, что Давиду суждено построить дом господень — храм.

А за это он и его потомки будут править израильтянами, а в перспективе — всеми народами.

Давид выслушал пророка и не поверил своему счастью. Поскольку он сам был в некотором роде пророком, то решил удостовериться лично в своей миссии — задал богу вопрос. Бог ответил ему аналогично.

Но, что с людьми власть делает? Ведь мог бы сразу обратиться к Хозяину, а не отрывать пророка от более важных дел. Итак, было решено строить храм в Иерусалиме.

Мирные денёчки кончились. Молодой царь не спешил закладывать фундамент дома господня. Первое, что он сделал после своего откровения — учинил очередную вылазку на финикийскую территорию.

Он взял штурмом Мефег-Гамму и приказал всем уцелевшим горожанам выйти из города.

Их построили в одну шеренгу и приказали лечь на землю. Они легли — а куда деваться? Давид достал из кармана моток шпагата и начал эту живую шеренгу измерять. Две верёвочки — живые рабы. Третья верёвочка — всех в расход.

Новый царь был великий гуманист. Его предшественники просто мочили всех пленников без разбору. А этот убивал каждого третьего. Прогресс. Цивилизация. Да.

Все помилованные были проданы в рабство. Но вот, что интересно — завоёвывал он филистимлян, а пленники оказались моавитянами. Смена национальности, надо полагать, происходила во время замеров верёвкой.

Удивительные военные подвиги на этом не кончились. Пока Давид замерял верёвочкой пленных филистимлян-моавитян, на горизонте поднялись тучи пыли.

— Что это?

— А это некто Адраазар, месопотамский царёк, идёт наводить порядок в своё царство на Евфрате.

Не получилось у Адраазара навести порядок в своём Междуречье. Давид отбил у него тысячу колесниц, семь тысяч кавалерии и двадцать тысяч пехоты.

Всем лошадям Давид по доброму обычаю приказал подрезать жилы. Нет, сто лошадей оставили — для царских колесниц.

Сирийцы решили выручить Адраазара и послали на подмогу свои войска. Но Давид победил и сирийцев, убил двадцать две тысячи ребят из Дамаска.

Количество его жертв в этом конфликте перевалило за 50 тысяч. Напомню, у самого Давида было 30 тысяч пехоты — и всё. Победив сирийцев, Давид поставил свой гарнизон в Дамаске и сделал сирийцев своими рабами.

Трофеи Давида в этой войне были не менее сказочными, чем победы. У Адраазара Давид захватил несколько городов, что само по себе интересно — неужели он завоевал Междуречье?

Это — фантазии, не надо переживать и хвататься за учебники истории.

Не пройдёт и ста лет, как евреи действительно попадут в Междуречье — в качестве рабов. А пока можно было и пофантазировать.

Итак, в этих городах Давид взял невиданные трофеи — золотые щиты, которые он приколотил на ворота Иерусалима. Там же он захватил много меди, из которой изготовил себе «медное море, и столбы, и умывальницы и все сосуды»!

Давид так героически победил Адраазара, когда тот воевал с Фоем, ещё одним царём. Фой, в знак благодарности, послал к Давиду посла Иорама, своего сына.

Иорам думал, что дипломатический протокол одинаков во всех странах Ближнего Востока. Но он ошибался. Давид увидел у Иорама изделия из драгоценных металлов — сосуды и прочие побрякушки.

— Ух, ты, чего это у тебя? Ну-ка дай сюда.

Побрякушки присоединились к золотым щитам.

После этого Давид ещё раз напал на уже побеждённых сирийцев и убил их целых 18 тысяч. Возможно ли это? Возможно, если вы хотите сделать себе имя.

«И сделал Давид себе имя, возвращаясь с поражения восемнадцати тысяч сирийцев в долине Соленой».

Он заделался настоящим царём, развёл бюрократию и очень этим гордился. Сам был царём и верховным судьёй.

Иоав был его главнокомандующим, Иосафат — начальником царского делопроизводства, Садок и Ахимелех — первосвященниками, Сераия — писарем, а Ванея — начальником хелефеев и фелефеев (кто такие?). Сыновья Давида были первыми придворными.

Давиду не давал покоя хромоногий сын его любимого Ионафана. Он начал его разыскивать по всему Израилю. И, конечно же, нашёл. Привезли калеку Мемфивосфея в Иерусалим. Калекой он оказался самым настоящим — хромал на обе ноги.

У хромоногого Ионафановича рос уже маленький сын Миха. Давид решил держать этих потомков Саула при дворе — на всякий случай. Они были почётными, но всё-таки пленниками. Царь мог спать спокойно, зная, что никто в Израиле не поднимет народ на борьбу за трон.

У Аммонитян умер царь, на трон взошёл его сын Аннон. Давид послал к нему послов — выразить соболезнование. Аммонитяне посоветовали Аннону не доверять коварному иудею, который наверняка под видом послов заслал к ним шпионов и диверсантов.

Аннон решил как-то пометить еврейских послов — чтобы они выделялись внешним видом и не смогли, смешавшись с местными жителями, сотворить какую-нибудь гадость. Послов схватили. Каждому из них обрили половину бороды и обрезали полы халатов — по самое срамное место.

Теперь их ни с кем нельзя было спутать. Послы спрятались в разрушенном Иерихоне и послали Давиду донесение о проделанной работе. Давид велел им оставаться в развалинах Иерихона до тех пор, пока бороды не отрастут, а сам очень обиделся на аммонитян.

Аммонитяне узнали, что Давид на них обиделся, и очень этому удивились. Но делать нечего, пошли к сирийцам, чтобы нанять их на войну против Давида. Сирийцы, которых Давид уже давно покорил, умудрились выделить на это дело более тридцати трёх тысяч воинов.

Интересно, знали ли сами сирийцы о том, что они завоёваны Давидом и являются его рабами? Сие тайна великая есть.

Сирийцы соединились с аммонитянами и выступили в поход. Давид послал против них Иоава. Изготовились к битве. Иоав стоял с войском напротив сирийцев, а его брат Авесса — против аммонитян. Братья победили. Сирийцы побежали с поля боя, аммонитяне — тоже.

«Ещё один случай, так называемого, вранья».

Адраазар, который уже был завоёван Давидом, считался его рабом и платил ему дань, очень своеобразно отреагировал на поражение аммонитян и сирийцев. Он соединился ещё с какими-то сирийцами и выступил с ними против Давида.

Давид лично повёл своих бойцов на войну. Адраазар и сирийцы были наголову разбиты. Сирийцы, при каждом поражении, вели себя подобно гидре — они увеличивали свою численность.

В этой битве Давид уничтожил семьсот сирийских колесниц и сорок тысяч кавалерии! А пехоты полегло — можно себе представить.

Адраазар опять заключил мир с Давидом и опять стал его данником. А сирийцы решили, что не будут больше помогать аммонитянам.

«Через год, в то время, когда выходят цари в походы», а птицы летят на юг, послал Давид Иова в поход на аммонитян. Иоав осадил Равву. Давид остался в Иерусалиме.

Он взял моду по утрам прогуливаться по крыше дворца и подглядывать, как в соседнем дворике моется молодая и красивая незнакомка. С каждым утром её купания становились всё более изощрёнными. С каждым утром тонус Давида повышался.

Наконец, он стал настолько высок, что царь решил познакомиться с таинственной незнакомкой поближе. Давид подозвал слуг.

— Кто такая?

— Вирсавия, жена Урии.

— А что у нас с Урией?

— Урия в армии Иоава героически осаждает Равву.

— Героям у нас слава и почёт.

«Давид послал слуг взять её… и он спал с нею». Такие вещи часто приводят к последствиям. Вскоре замужняя Вирсавия забеременела. Она честно известила об этом венценосного любовника.

Монарх отреагировал по-царски. Он велел Иоаву предоставить доблестному Урии краткосрочный отпуск с выездом на родину.

Урия прибыл в Иерусалим. Царь вызвал его к себе и подробно расспрашивал о положении дел на фронте. Лихой боец бойко отрапортовал.

— Молодец, — похвалил его царь. — За это можешь отдохнуть со своей красавицей женой. Истосковался, небось?

— Никак нет, ваше величество. Пока мои боевые товарищи рискуют жизнями под вражескими стенами, я не имею морального права спать со своей женой в постели, словно кобель какой-то. Я зарок дал: пока мы всех аммонитян не победим — никаких баб.

Давид почесал затылок. С этим идиотом можно было «влететь». Служака-рогоносец и впрямь ночевал на улице, завернувшись в плащ.

А, как хорошо всё могло бы получиться! Но не получилось. Нужно было решать проблему иначе.

Решение нашлось. Давид отправил Урию обратно, вручив ему пакет с суперсекретным посланием для Иоава. А в послании говорилось, что нужно поставить Урию в сражении на такое место, на котором он непременно погибнет.

Иоав был толковым офицером. В первом же бою Урия геройски погиб. Весть о гибели мужа очень опечалила Вирсавию. Она плакала.

Одно дело — с царём на крыше кувыркаться, и совсем другое — кормильца потерять. Давид подождал, пока она наплачется, а потом забрал во дворец — царской женой.

Пророк Нафан пришёл к Давиду с обвинениями в прелюбодеянии. Но царя так просто не обвинишь, а камнями побивать — вообще гиблое дело для побивающего. Поэтому пророк начал рассказывать притчу. Притча была такова.

Жили — были богач и бедняк. У богача было много скота, а у бедняка — одна овечка, которую он с рук кормил, рядом с собой спать укладывал и вообще любил. К богачу приехал гость. Богач приготовил для гостя угощение — из овечки бедняка.

Давид сильно возмутился. «Этого богача надо убить. Подлец он этакий». Нафан печально покивал головой. «Ты и есть этот богач, государь».

— В самом деле?

— Ага. Я тебя на царство помазал. Бог дал тебе жён — сколько душе угодно. А тебе чужую захотелось. Ты мужа её на смерть послал, а её к себе силой в постель заволок. За это с твоими жёнами будут спать все, кому не лень. То, что ты делал втайне, бог сделает явно.

— Не надо явно. Я уже раскаялся. Я больше не буду, честное пионерское.

— Ладно, бог тебя прощает. Но Вирсавия родит мёртвого ребёнка.

Дитя родилось живым, но очень болезненным. Целую неделю оно мучилось. Целую неделю Давид плакал и постился, и молился. Дитя скончалось.

Слуги боялись сообщить царю об этом. Он услышал их перешёптывания и спросил: «Умер ребёнок?» Слуги потупились.

Давид облегчённо вздохнул, помылся, переоделся и сел обедать. Слуги удивились.

— Как же так, государь? Дитя умерло, а ты к жизни вернулся.

— Пока оно жило, я постился и плакал. Я думал: а вдруг бог помилует меня, и оставить его жить? А теперь оно мертво — зачем поститься? Всё уже решено. Разве я его смогу вернуть? Я пойду к нему, а оно ко мне не вернётся.

После этого Давид пошёл к Вирсавии в спальню. Они наверстали упущенное. Сына назвали Соломоном. Так это он только теперь родился? Читая библию, кажется, что Соломон родился намного раньше. Ну, ладно.

Отметим для себя, что Соломон не только не был потомком Саула, но ещё и был сыном блудницы. Евреи не побили камнями ни папу, ни маму.

Сам Соломон и все его потомки до десятого колена не имели права жить среди правоверных евреев. Но всё это не имеет значения, если вы царь.

Иоав, осаждавший Равву, сумел перекрыть доступ воды в крепость. И сразу послал гонца к Давиду. «Я уже почти взял город. Приди и возьми его окончательно, чтобы ты был победителем, а не я».

Давид засобирался на штурм. Подоспел он вовремя. Город взяли, разрушили, разграбили и сожгли. Давид взял корону убиенного царя и водрузил на свою кучерявую голову. Всех пленных вывели из города.

Пленные ждали, что еврейский царь возьмёт свою верёвочку и начнёт мерить — кому жить, а кому умереть. Но ждали они напрасно.

«А народ, бывший в городе, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так поступил он со всеми городами аммонитскими».

Верёвочки кончились. Навсегда. Но и просто убивать пленников он не хотел — скучно. Нужно было очень постараться, чтобы изобрести такой способ умерщвления безоружных пленных.

Он был новатор, наш Давид. Все эти железяки были новшеством, а печи — вообще ноу-хау.

С врагами, пленниками и просто иноверцами Давид, любимчик бога, поступал подло. Не менее подло он поступал с соплеменниками. Но уж в доме царском всё было по правилам.

Во всяком случае, на это можно было надеяться. Иначе, зачем мы читаем нашу священную книгу? Мы читаем её, чтобы нравственно воспитываться. Давайте воспитаемся!

У Давида, как мы уже говорили, было очень много детей. Конечно, не семьдесят, как у судей и они не ездили на ослах по Израилю.

Но двадцать четыре — тоже не мало. Они не ездили на ослах, а шатались по дворцу и нравственно совершенствовались. Вот примерчик из жизни царских детей.

Амнон Давидович влюбился в Фамарь Давидовну. Он не знал, как к сестричке подступиться. Думал, думал — и придумал. Притворился больным, отказался от еды и заявил, что только сестра его Фамарь может излечить эту хворь.

Давид приказал своей дочери идти к постели своего сына и покормить его. Фамарь пошла в спальню брата со сковородкой. Приготовила ему обед. Амнон попросил, чтобы она покормила его с рук — в укромном месте. Фамарь согласилась.

Во время кормёжки Амнон предложил сестре заняться сексом. Она отказала и попросила её не позорить. Амнон обиделся, надавал ей тумаков, порвал на ней одежду, завалил на диван и грубо, по-братски изнасиловал.

Как только он это сделал, вся любовь его прошла, как с белых яблонь дым. Он бросил ей обрывки одежды и указал на дверь.

— Пошла вон, стерва!

— Не гони меня, Амнон. Мы ведь теперь не только брат и сестра, а ещё и муж с женой. Попроси у отца нашего разрешения на свадьбу — он не откажет.

— Ты очумела, что ли? Пошла вон, я сказал. Шлюха!

С этими словами он пинками выгнал рыдающую сестру в коридор и запер за ней дверь. Одевалась она уже на ходу. Глотая слёзы, она убежала в комнату ещё одного брата — Авессалома Давидовича. Авессалом пожалел её, но ничего предпринимать не стал. Пока.

Великий самодержец, Давид Первый, тоже не стал ничего предпринимать.

«Но не опечалил духа Амнона, сына своего, ибо любил его, потому что он был первенец его».

Всё, как Моисей учил. Закон — превыше всего! Мораль — ещё выше.

Брат брату рознь. У Амнона и Авессалома был один отец, но разные матери. Мать Авессалома была матерью Фамари. Поэтому Авессалом печалился о своей сестре. Так он печалился два года.

А потом позвал всех своих братьев к себе в гости — на праздник стрижки овец. Во время праздника слуги Авессалома по его приказу убили Амнона. Остальные братья оказались редкими храбрецами — мигом попрыгали в сёдла и пришпорили мулов.

Месть свершилась. Насильник погиб. Убийца эмигрировал из Израиля. Все остальные царевичи в страхе забились по своим дворцовым спальням. Давид три года погрустил, а потом перестал — свыкся.

Иоав Давыдович заметил, что царь не серчает больше на Авессалома. Он нашёл бездомную бродяжку поумнее и велел ей разыграть перед царём репризу, которую сам же и сочинил. Женщина приняла жалобный вид и явилась в царский дворец. Давид спросил её, что случилось.

Женщина рассказала душераздирающую историю о том, что у неё, вдовы, было два красавца сына, на которых она нарадоваться не могла. И вот, недавно они поссорились из-за пустяка. Слово за слово, один сын убил другого и зарыл на фамильном поле.

Члены рода потребовали смерти братоубийцы, но вдова не могла с этим согласиться. Потерять двух сыновей — это слишком. И теперь она просила помощи у царя.

Царь успокоил женщину, как мог, и пообещал, что никто не тронет её единственного сына. Женщина не успокоилась, а стала спрашивать: почему же сам царь не поступит таким же образом и не помилует своего сына Авессалома. Давид задумался.

— Ты не выполняешь ли просьбу Иоава, женщина?

— Выполняю, государь. Он попросил меня, а я согласилась.

Давид вызвал Иоава и велел ему разыскать Авессалома. «Пусть живёт во дворце, но видеть его я не желаю». Иоав привёл Авессалома в Иерусалим. Так он и жил во дворце, не встречаясь с царём.

Авессалом был редким красавцем. А волосы были его гордостью. О его чудесной шевелюре знал весь Израиль. Пришло время, Авессалом женился. У него родились три сына и одна дочь, Фамарь. Он выдал её за своего племянника, Ровоама Соломоновича.

Время шло. Уже два года жил Авессалом в Иерусалиме, а царского лица не видел. Он позвал Иоава, чтобы использовать его в качестве дипломата. Иоав отказался идти к брату.

Тогда Авессалом приказал своим слугам сжечь поле несговорчивого Иоава. На эту выходку брат среагировал — мгновенно прибыл для переговоров.

Решительность Авессалома испугала Иоава, он отправился к царю. Примирение состоялось. Давид закрепил его крепким отцовским поцелуем.

После этого Авессалом взбодрился и взглянул на жизнь просветлённым взглядом. Завёл себе конюшню, большой парк колесниц и 50 штатных скороходов.

Кроме того, он начал активно участвовать в общественной жизни. На рассвете занимал позицию у дворцовых ворот и перехватывал просителей, которые приходили к царю с тяжбами изо всех провинций.

Выслушивал их просьбы, сочувственно кивал головой и говорил, что у царя руки не дойдут до их горестей. Вот если бы он, Авессалом, был израильским царём, тогда совсем другое дело — в стране не осталось бы обиженных. Справедливость воцарилась бы в отдельно взятом Израиле.

Народ полюбил Авессалома за такое душевное отношение к трудовому народу. Время шло. Сорок лет Давид правил Израилем. Сорок лет Авессалом торчал столбом у дворцовых ворот.

Однажды он вспомнил, что обещал принести богу жертву, если он позволит ему вернуться из ссылки в Иерусалим. Как говорится, сорок лет — не срок, и лучше поздно, чем никогда. С этим он и пошёл к Давиду.

Царь благосклонно выслушал богобоязненного сына и разрешил ему следовать в Хеврон — для выполнения давнего обета. Авессалом взял с собой двести сторонников и пошёл в Хеврон.

По провинциям же он разослал «прелестные письма», в которых советовал его сторонникам с получением условного сигнала возвестить народу о воцарении Авессалома в Хевроне.

Обыкновенный заговор, которых было много в прошлые времена. У Авессалома оказалось очень много сторонников. Давид, узнав о путче, испугался до смерти. Он собрал всю свою семью, двор и бежал из города.

Оставил десять наложниц во дворце — на хозяйстве. Вышли из города и направились к пустыне. Но на всякий случай заслал к Авессалому своего друга под видом перебежчика — шпионить.

Авессалом вошёл в Иерусалим с войском, состоящим из его сторонников. Ему достался дворец, царские наложницы, скиния с ковчегом и всё остальное. Давид с единомышленниками брёл к пустыне. По пути он встречал не только доброжелателей.

Некоторые встречные злословили по поводу его низложения, вспоминали ему уничтожение всего рода законного царя Саула, бросали в него камни, плевали в его сторону, называли кровопийцей и говорили другие нехорошие слова.

Царевич не терял времени зря. Он раскинул свой шатёр на крыше царского дворца, привёл туда десять царских наложниц и по очереди всех изнасиловал «на глазах всего Израиля». Авессалом, конечно, был решительным малым. Но тупым до безобразия.

То, что его отец оставил во дворце своих наложниц, не показалось ему странным. А должно было! Но вот момент публично обесчестить царских жён ему посоветовал тот самый шпион — царский друг, притворившийся перебежчиком и дезертиром.

Давид не собирался сдаваться без боя. Конечно, его считали узурпатором и он не был Сауловичем. Но и к Авессалому род Саула не имел никакого отношения.

Шансы уравнялись после публичной «групповухи» на дворцовой крыше. Я бы даже сказал, что Давид получил некоторое преимущество — в моральном плане.

Началась гражданская война. Сторонники Авессалома гонялись за Давидом и его людьми по всему Израилю, а те — прятались. Обычное дело. Интересный момент — Авессалома поддержали все старейшины израильских племён. С Давидом остались только иудеи.

Состоялась битва. Как удалось маленькой группе иудеев разгромить большое войско израильтян — это окутано мраком. Авессалом бежал с поля боя на своём муле. За ним бросился Иоав со своими людьми.

В пылу погони Авессалом въехал в лес и запутался волосами в ветвях дуба, да так крепко, что остался висеть под деревом, как кукла.

Возможно, это был не дуб, а очень развесистая клюква. Тем не менее, Иоав и десять его людей окружили висящего Авессалома и расстреляли его из луков.

Мораль сей басни такова: никто, даже царевич, не может безнаказанно насиловать царских жён и жечь нивы другого царевича. Давид победил, но в Иерусалим не спешил.

Давид узнал о смерти узурпатора и очень долго плакал. Иоав узнал об этом и пришёл в царские покои. Он сказал рыдающему монарху мудрые слова:

«Ты привел ныне в стыд всех слуг твоих, спасших тебе жизнь твою и жизнь сыновей и дочерей твоих, и жизнь жен и наложниц твоих. Ты ненавидишь любящих тебя и любишь ненавидящих тебя, ибо показал сегодня, что ничто для тебя и вожди и слуги.

Сегодня я узнал, что если бы Авессалом остался жив, а мы все умерли, то тебе было бы приятнее. Встань, выйди и поговори к сердцу рабов твоих, ибо клянусь Господом, что если ты не выйдешь, то в эту ночь не останется ни одного человека. И это будет для тебя хуже всех бедствий, какие находили на тебя от юности твоей и доныне».

Давид послушал своего сына, вышел к дворцовым воротам и сел на землю. Люди узнали об этом, и пришли повидать своего царя. НО! К нему приходили только иудеи. Израильтяне разошлись по домам. Они уже помазали Авессалома и не признавали более Давида.

Давид начал обещать израильтянам разные уступки — торговаться. Пообещал сместить Иоава с поста военачальника. Пообещал амнистию всем, поддержавшим Авессалома в его заговоре. Много чего пообещал. Наконец, договорились. Царь поехал к Иерусалиму.

Из столицы его вышел встречать хромоногий Мемфивосфей Саулович! Теперь понятно, почему израильтяне не радовались победе Давида над узурпатором.

— Почему ты не пошёл со мной в моё изгнание?

— Я хромаю на обе ноги, если ты забыл. У меня было большое желание последовать за тобой верхом на моём любимом ослике, но мой слуга куда-то его спрятал — вот стервец!

Тему замяли. Итак, Давид воцарился опять. Во время всенародного примирения израильтяне укоряли иудеев в том, что хотя их меньшинство, они считают себя главнее израильтян, которых всё-таки большинство.

Израильтяне сказали иудеям:

— Зачем вы похитили царя?

— Затем, что царь ближний нам.

— Мы десять частей у царя. Мы более, нежели вы. Зачем же вы унизили нас?

«Но слово мужей Иудиных было сильнее, нежели слово израильтян».

Со времён Моисея это противостояние не прекращалось. Проходили века, а вражда оставалась враждой.

Примирение всё не наступало. Человек, который бросал камни в царя, не успокоился даже после возвращения Давида в Иерусалим. Этот человек, которого звали Савей, призвал израильтян покинуть царя и разойтись по своим шатрам. Израильтяне последовали его призыву, с Давидом остались лишь иудеи.

Давид в это время не беспокоился о том, как ему объединить народ. Его больше волновало, как поступить со своими наложницами, которым он приказал оставаться во дворце в дни мятежа, и которые ему уже вроде, как и не наложницы.

Думал, думал и придумал. Десятерых женщин заперли в башне и содержали под стражей до самой смерти. Такова плата за верность.

Когда дверь башни захлопнулась, Давид приказал Амессаю собрать всех иудеев в Иерусалиме. Амессай поехал собирать народ, но замешкался. Давид послал ему вдогонку Иоава с гвардейцами. Иоав очень быстро нашёл медлительного Амессая. Подошёл Иоав к Амессаю, обнял и поцеловал.

— Где ты пропадал, брат? Мы уже волноваться начали. Ты здоров ли?

Амессай набрал в грудь воздуха, чтобы ответить повежливей на такие нежные речи, но говорить ему не пришлось — меч Иоава вошёл в его брюхо по самую рукоять.

Амессай посмотрел на свои кишки, валяющиеся в пыли — и умер. Иоав обтёр меч полой рубахи и молча кивнул своему брату Авессе.

Иудеи попрыгали на мулов и тронулись в путь — мятежного Савея отлавливать. Один из гвардейцев Иоава сбросил тело Амессая на обочину и провозгласил краткий спич о пользе для здоровья, которую приносит верность своим правителям.

Все израильтяне, видевшие этот случай, предпочли ловить с иудеями Савея, чем валяться с распоротыми животами в придорожных канавах.

Савей укрылся в Авеле. Иудеи и примкнувшие израильтяне осадили город и начали возводить вал вокруг крепостной стены. На стену вышла жительница Авеля и позвала Иоава на переговоры. Иоав вышел на вал.

— Чего тебе, женщина?

— Это я хочу спросить — чего вы хотите, ребята? Осадили город, а что вам нужно, не говорите.

— Нам нужен Савей, предавший Давида.

— И всего-то? Господи, а шуму наделали. Будет вам Савей.

Женщина пошепталась со старейшинами. Старейшины, выслушав её, дружно закивали головами. Через пять минут голова Савея перелетела через крепостную стену и упала к ногам Иоава.

— Этот? — хитро прищурилась женщина со стены.

Иоав посмотрел в стекленеющие глаза головы Савея и вздохнул. Пришлось уходить — с головой, но без трофеев.

У израильтян начался голод. Для тех мест неурожаи — обычное дело. Давид решил посоветоваться с богом.

— За что голодаем на этот раз?

— За Саула. Он убил гаваонитян из Гивы. Они хоть и необрезанные, а всё же, нехорошо.

Классический случай вранья. Во-первых, Саул сам родом из Гивы. Во-вторых, главным его грехом было милосердное отношение ко всем необрезанным. За это его Самуил от церкви отлучал. За это его бог проклинал.

И, наконец, главное — Саул за всю свою жизнь не убил ни одного гаваонитянина.

Всё это так, но кто слышал: что спросил Давид и что ответил ему его бог? Они ведь стоили друг друга.

Итак, Давид вызвал к себе гаваонитян и спросил, чего они хотят за смерть своих земляков. Они хотели малого — публичной казни семерых потомков Саула. Вон оно, что! Ларчик начинает открываться.

Давид пощадил только одного потомка Саула — Мемфивосея, который хромал на обе ноги и, к тому же, был сыном его любовника Ионафана. Он выбрал двух сыновей Рицпы, которая родила их от Саула.

Странно, что её называют матерью самого Мемфивосфея. Получается, что с нею спали Саул и его сын — Ионафан. Или речь идет о тёзках? Нет, никаких тёзок.

Ещё Давид отобрал для образцово-показательной казни пятерых сыновей Мелхолы, своей возлюбленной жены, о которой он не мог забыть во все дни своего изгнания и укрывания по пещерным туалетам.

Этих пятерых ребятишек, оказывается, Мелхола родила от Адриэла. Странное дело, но Адриэл был мужем Меровы, старшей дочери Саула, которую Давид в своё время не захотел брать в жёны.

Итак, семерых возможных претендентов на престол публично повесили. После этого их прах присоединили к костям Саула и Ионафана, и с почестями перезахоронили в царской гробнице.

Как говорится, конкуренция завершилась. Никто не мог занять теперь трон — кроме потомков самого Давида.

Будни продолжались. Опять война с филистимлянами — обычное дело. Давид вышел на войну «и утомился». Старость — не радость. Перед битвами происходили поединки. Автор описывает три поединка в этой войне.

В одном из них с филистимской стороны участвовал — кто бы вы думали? Голиаф собственной персоной. История повторилась. Почти.

На этот раз великана убил не Давид, а некто Елханан. Давиду же придворные запретили вообще выходить на поле битвы — «чтобы не угас светильник Израиля».

Давид на всю жизнь сохранил свой дар музыканта — он был неплохим рокером (по нынешним меркам). В библии сборник его хитов, который называется «Псалтырь», составил отдельную книгу.

Но тут приводится один из его шедевров, который не вошёл в биллборд.

«Господь — твердыня моя и крепость моя».

Это для зачина.

«Объяли меня волны смерти, и потоки беззакония устрашили меня.

Цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня».

Достаточно традиционно. Но вот Давид начинает петь о своих достоинствах.

«Ибо я хранил пути Господа и не был нечестивым перед Богом моим.

Ибо все заповеди Его предо мною, и от уставов Его я не отступал.

И был непорочен пред Ним, и остерегался, чтобы не согрешить мне».

Очень правдиво, не так ли? Какой хороший парень, этот Давид! Честный, праведный, богобоязненный.

Может, враки про него написаны в книге, которую мы читаем?

Зачем тогда поместили описание его «подвигов» в библию?

«Я гоняюсь за врагами моими и истребляю их

И не возвращаюсь, доколе не уничтожу их

И истребляю и поражаю их

И не встают и падают под ноги мои».

Всё это ему удаётся с божьей помощью. Ну и, конечно же, с помощью смекалки, вероломства и предательства.

«Ты обращаешь ко мне тыл врагов моих

И я истребляю ненавидящих меня.

Они взывают, но нет спасающего, — ко Господу,

Но он не внемлет им.

Я рассеиваю их, как прах земной,

Как грязь уличную, мну и топчу их».

«Милость к падшим призывал». Такие песни мне нравятся больше. Но вот ещё один очень характерный штрих — о захвате власти.

«Ты сохранил меня, чтобы быть мне главою над иноплеменниками.

НАРОД, КОТОРОГО Я НЕ ЗНАЛ, СЛУЖИТ МНЕ».

Когда вам расскажут про единый народ, который возглавил его верный сын Давид, плюньте этому говоруну в лицо.

«Бог, мстящий за меня и покоряющий мне народы…

За то я буду славить Тебя, Господи, между иноплеменниками».

После этого была ещё одна песенка, предсмертная. Ничего особенного.

Потом автор перечисляет имена храбрецов из войска давидового. Их всего трое. Зато они прославились мародёрством — обирали трупы филистимлян на поле брани.

А ещё они принесли Давиду воду из вражеского источника, когда царю захотелось попить. Но царь не оценил их мужества — вылил на землю воду, добытую с риском для жизни, ибо она имела привкус крови.

Вот ещё один герой. Ванея, сын Иодая. Прославился тем, что убил льва в снежное время. Что в Палестине встречается чаще — львы или снежные сугробы?

За такие подвиги Давид сделал его своим приближённым. Кроме трёх храбрецов у Давида было тридцать семь силачей. Немало.

Но бог опять разозлился на израильтян. Он приказал Давиду провести перепись населения в Иудее и Израиле. В Израиле оказалось восемьсот тысяч боеспособных мужчин, а в Иудее — пятьсот тысяч.

Итак, Давид выполнил приказ бога, но оказалось, что это было большим преступлением. Бог предложил Давиду самому выбрать себе наказание за то, что он провёл перепись населения.

Давид, конечно, противоречивая личность. Но его бог — типичный шизофреник.

А что за наказания? Из чего выбирать? Выбор небольшой — семь лет голода в стране, три месяца побегов от врагов или три дня моровой язвы.

Давид выбрал моровую язву. Три дня — не три месяца, и, тем более, не семь лет. За три дня болезни умерло 70 тысяч человек.

Бог увидел, что Давид испугался и остановил наказание. Наказание за то, что царь выполнил его приказ. Странно всё это.

Третья книга царств.

Давид превратился в ворчливого старика. Он никак не мог согреться, в старческих костях засел предсмертный холод. Царь кутался в халаты, но озноб не проходил.

Придворные решили найти ему грелку — во весь рост. Начали искать девушку покрасивше. Нашли кандидатку по имени Ависага. Но царь «не познал ее». Видимо, старость привела не только к ознобу.

Адония Давидович, который считал себя главным претендентом на трон, решил, что пора ему привыкать к царской жизни. Завёл себе царский выезд — колесницы, всадники, пятьдесят скороходов. Всё, как у людей. В смысле, у царей.

Давид делал вид, что не замечает выходок сына. Адония был красив, весь в покойного Авессалома. Адонию поддержали Иоав и священник Авиафар. (Есть в этом имени нечто воздухоплавательное, правда?)

В притязаниях Адонии не было ничего удивительного. Он был старшим из царских сыновей, оставшихся в живых. К тому же, его мать была законной женой, а не шлюхой — стриптизёршей, прыгнувшей в царскую постель при живом муже.

Назревал заговор. Священник Садок, Ванея, пророк Нафан, Семей, Рисий не хотели видеть Адонию на троне.

Адония устроил большое жертвоприношение и закатил пир, на который пригласил всех своих братьев и придворных. Интересно, что все придворные в Израиле были иудеями. Но вот Нафана, Ванею и брата своего, Соломона, он не стал приглашать. Становится ясно, кто был вторым претендентом на трон.

Пророки, как мы уже заметили, всегда имели влияние при иудейском дворе. Нафан не был исключением. Он зашёл к Вирсавии, матери Соломона, поболтать за чашечкой чая.

Как бы между прочим, он спросил её, не слыхала ли она о том, что Адония метит в цари и даже ведёт себя, как царь. Вирсавия была сильно удивлена. Нафан посоветовал ей спасать свою жизнь. Свою и сына Соломона.

— Как спасать, бежать? Куда нам бежать-то?

— Пойди к царю и спроси его, не он ли обещал ей, что Соломон унаследует трон. Если царь подтвердит своё обещание, спроси — почему же Адония ведёт себя так, словно трон уже у него в кармане.

Вирсавия пошла в царскую спальню. Царь был один, если не считать «грелки» Ависаги. Царица начала спрашивать — по сценарию пророка.

Как только она договорила свои реплики, в спальню вошёл и сам Нафан. Он продублировал её вопрос и рассказал о том, что Адония уже празднует своё воцарение.

Царь нахмурил чело.

— Позовите сюда Вирсавию.

— Да вот же она.

— Я не вижу её в упор.

Вирсавия вышла из опочивальни, а потом опять вошла.

— Явилась по твоему зову, государь.

— Женщина, я подтверждаю своё обещание — Соломон унаследует мой трон. А теперь позовите мне священника Садока, Ванею, а заодно и пророк Нафан пусть заглянет.

Нафан, который стоял рядом, понял, что от него требуется, и засеменил к выходу. В коридоре он дождался Садока и Ванею. Гурьбой они ввалились в спаленку. Поклонились, доложили о прибытии.

— Возьмите Соломона, посадите его на моего мула, отвезите его к Гиону, помажьте там на царство. Но глядите, не перепутайте — помазать надо Соломона, а не мула. Потом поиграйте на трубе.

Играйте и пойте: «Да здравствует царь Соломон!» После этого возвращайтесь. Как вернётесь, пусть Соломон сядет на мой трон и вообще — правит.

Они ответили «Есть!» и поспешили выполнить приказ. После процедуры помазания на улицах столицы возник обычный для таких случаев гвалт. Серпантин, конфеты россыпью, петарды и прочее.

Адония, который в это время выпивал с друзьями, собрался сказать тост. Гости перестали чавкать — сразу же стал слышен шум с улицы.

— Что там за гульба на улице, я не пойму? — спросил Иоав, царский военачальник.

Никто не знал, что происходит и отчего такой шум на улице. Адония увидел, как в комнату входит сын Авиафара, Иоанафан.

— Вот, кто всё нам сейчас расскажет. Этот человек не умеет врать. С хорошей ли вестью ты пришёл к нам, Авиафарыч?

— Моя весть прекрасна. Соломон провозглашён царём. Народ ликует.

В комнате воцарилась тишина. Никто не ликовал. Все гости быстренько разошлись по домам.

Адония понял, что жить ему осталось — всего ничего. Он быстренько побежал в храм и ухватился за рога жертвенника.

— Я не уйду из храма, пока Соломон не поклянётся, что не станет меня убивать.

Соломону доложили о происшествии. Он сказал: «Да пусть живёт хоть сто лет, коль он честный человек». Да.

Давид собрался помирать и решил дать Соломону последние наставления. Начал он с общих фраз о том, что царю надо быть хорошим и не надо быть плохим.

Это ничего бы не значило, если бы мы не знали, какими были у Давида понятия о добре и зле. Затем он перешёл от общих фраз к конкретным указаниям.

— Иоава убей, не дай старику умереть своей смертью. Он проливал кровь во время перемирия — убил Авенира и Амессая. Грех на нём.

Ух, ты! Это, о котором Иоаве речь? О воеводе Давида, который поддержал его во все времена, даже в самые критические моменты.

Да, Авенира он убил, но Давид в то время убирал со своего пути всех потомков Саула — возможных претендентов. Амессая он убил во время «чисток» — после подавления мятежа Авессалома.

За Иоавом числились и другие «подвиги», которые Давид не считал грехом. Убийство безоружного Авессалома, например. Та же «чистка», проведённая им после подавления мятежа патлатого принца.

Но не в этом главный его подвиг. Именно Иоав послал Урию на верную смерть. Того самого Урию, женатого на Вирсавии. И сделал он это по приказу самого Давида. А кто такая Вирсавия? Мать Соломона.

Как можно было оставить в живых такого человека?

Наставления продолжались.

— В Бахуриме живёт Семей, сын Геры. Этот человек оскорблял меня, когда я бежал от Авессалома, захватившего власть. После моей победы он покаялся и я обещал, что не трону его.

Я обещал и обещание своё сдержал, но ты-то никаким обещанием не связан. Поэтому убей и его тоже. Не дай старику умереть своей смертью.

Соломон слушал и запоминал. Нужно было приплюсовывать царский список жертв к своему собственному. От напряжения царевич морщил лоб.

Давид умер, а Соломон воцарился.

Царствование, как обычно, началось с чистки. Первым под нож попал Адония, главный претендент на трон. Соперник сам предоставил Соломону случай рассчитаться с ним.

Адонии пришло в голову жениться. Нашёл время! А в жёны он решил взять «грелку» покойного царя, Ависагу, которую царь «не познал».

Со своей просьбой он пришёл к Вирсавии. Усмирив гордыню, он просил её похлопотать перед царём о женитьбе. Мать царя обещала ему помочь.

Села возле царского трона, по правую сторону, и завела речь о женитьбе Адонии. Предварительно она взяла с Соломона клятву, что он исполнит её просьбу. Царь ей такое слово дал.

Царское слово, оно очень веское. Весомей пирамиды Хеопса. Сейчас мы в этом убедимся.

Выслушав просьбу матери, Соломон пришёл в страшное волнение. Забегал по тронному залу, взбрыкивая короткими ножками, взмахивая пухлыми ручками, брызгая слюной.

— Ты меня удивила, мать моя! Почему ты просишь для Адонии так мало? Попроси для него и царство! Почему бы и нет? Ведь он мой старший брат. Военачальник Иоав — его друг, первосвященник Авиафар — тоже. Пусть царствует!

А мы с тобой пойдём жить в твой прелестный домик, откуда вид на дворец так хорош. Где можно мыться, зная, что царь видит тебя во время каждой прогулки. Будем там жить и вспоминать дворцовую кухню, если Адония выпустит нас отсюда живыми. Что скажешь?

Последние слова Соломон проговорил, стоя перед матерью вплотную. Глядя в его белые от ярости глаза, Вирсавия поняла, что и её собственная жизнь висит на волоске.

Глядела и молчала. Молчание сейчас было не золотом, а жизнью. Помолчав, она ушла в свою комнату. Тихонечко, как мышь.

Выпроводив мать, Соломон вызвал своих приближённых. Иодай, поддержавший Соломона, имел сына Ванею. Его и послали убить Адонию — нужно было обкатывать молодых, замазывать кровью, повязывать общими делами.

«Я его не трону, если он честный человек». Наверное, Адония вспоминал эту клятву Соломона, когда Ванея перерезал ему глотку.

Авиафара царь решил не трогать. «Старик, тебя надо бы убить. Но я не буду этого делать. Пока. Ты ведь носил ковчег за моим покойным папашей. Поэтому вали на своё поле, но возле храма чтобы я тебя не видел. Никогда».

Процесс пошёл. Иоав сразу смекнул: «Началось!» Не теряя времени, он побежал в скинию и ухватился за рога жертвенника. Соломон узнал об этом и послал Ванею — убить полководца.

Ванея начал вызывать старого воина из скинии, размахивая мечом. Бесполезно. Начинающий киллер доложил о неувязке царю.

— Не хочет выходить. Хочет умереть в скинии.

— Если хочет умереть в скинии, то так тому и быть. Последняя воля приговорённого — святое дело.

Ванея вошёл в скинию, что само по себе было тяжким грехом. Он его ещё больше утяжелил, выпустив у жертвенника кишки седому ветерану.

Ванея не зря так старался. Его назначили военачальником вместо Иоава. Священник Садок занял пост Авиафара. Новый царь набрал новых придворных. Так всегда было. Так будет всегда.

«И дал Господь Соломону разум и мудрость весьма великую и обширный ум, как песок при море».

Первым делом Соломон женился на дочери фараона. Её имя, как и имя самого фараона, не упоминаются. Ещё бы. Описываемые события происходят в исторические времена. Всё поддаётся проверке. А так, ни имени, ни фамилии — поди, и проверь.

Вторым делом он построил себе дворец, возвёл храм и обнёс столицу крепостной стеной. Египетской жене царь построил отдельный дворец. В городе он понастроил много удивительных вещей. Медное море, например. Строительство длилось семь лет.

Созидая, царь не забывал о проскрипциях — списках приговорённых. Свой список он выполнил. Но список Давида был неполон. Оставался Семея, оскорбивший Давида.

Но Соломон не зря слыл умником. Он вызвал Семею пред свои ясные очи.

— Я не стану тебя преследовать, хотя ты того заслуживаешь. Мой отец обещал тебя не трогать. Он своё обещание сдержал. Я же тебе ничего не обещал. Но я добрый человек.

Построй себе дом в Иерусалиме и живи в нём, сколько влезет. Но я ставлю одно условие. Если ты перейдёшь поток Кедрон, то умрёшь в тот же день.

Так Семея стал невыездным. Он жил себе в Иерусалиме и в ус не дул. Казалось, история кончится счастливо. Главное — не переходить Кедрон. Нужно ли говорить, что вскоре у Семея пропало два раба?

Беглецы перешли Кедрон и наслаждались безнаказанностью. Семея погнался за ними, не долго думая. Поймать и наказать беглого раба — святое дело.

Беглецов Семея вернул, но наказать не успел. Добряк Соломон не дремал. Пришёл Ванея, царский киллер, и наказал его самого — выпустил ему кишки.

Среди трудов праведных Соломон не забывал о боге. Он превзошёл всех своих предшественников по количеству жертвоприношений. Даже бога такое рвение удивило. Он явился благочестивому монарху и пообещал выполнить любую его просьбу.

Соломон был не только умным, но также и скромным. Он смиренно просил бога лишь об одном — даровать ему разум.

«Чтобы различать добро и зло, чтобы судить народ».

Бог умилился.

«Я дам тебе не только ум, но и богатство и славу, которых ты не просил».

Бедный всегда просит денег, голодный — еды, жаждущий — воды. А кто обычно просит ума?

Соломон проснулся. Он не сомневался в том, что сон был вещим. Побежал делать жертвоприношение.

Последствия сна не замедлили сказаться. Вскоре к царю пришли две проститутки и попросили их рассудить. Спор возник из-за ребёнка. Проститутки снимали комнату на двоих. Благодаря своему ремеслу они обе забеременели и родили почти одновременно — с разницей в три дня.

Ночью одна из благочестивых мамаш случайно придавила ребёнка. И подменила его. Теперь не знали, кому какой ребёнок принадлежит.

Соломон был настоящим мудрецом. Он приказал разрубить ребёнка на две части и отдать каждой матери по половине. Одна из женщин попросила отдать ребёнка целиком — только живым.

Другая соглашалась на царское решение вопроса. «Ни мне, ни тебе». Так они выявили истинную мать.

Слух о таком справедливом суде разлетелся по всему Израилю. Народ дивился умственным способностям нового царя.

Мы можем себе представить, каков был коэффициент интеллекта среднего израильтянина в то время.

В самом деле. Дети родились с разницей в три дня. Любая повивальная бабка легко отличит четырехдневного ребёнка от новорождённого. Для этого не надо иметь семи пядей во лбу, а уж божественной мудрости — подавно.

Автор перечисляет нам придворных чиновников и управляющих. Среди всех этих людей у Соломона был даже один друг. «Завуф, сын Нафана священника — друг царя».

Тут есть маленький ляпсус. Нафан не был священником. Он был пророком и придворным интриганом. Ведь это после его визита к Вирсавии начался путч.

Нас интересует другое. Был ли он другом Соломону? Если да, то плохо быть умным — друзей мало. Раз — и всё, обчёлся. А может быть, друг царя — это такая должность? Кто его знает.

В этой главе ещё есть несколько интересных моментов. Автор безбожно врёт, перечисляя суточный рацион царя и размер его конюшни.

Но больше всего он поражает нас своей ложью в описании границ царства Соломона — от Евфрата до Египта. Никогда Израиль не владел даже целой Палестиной. А тут — поди ж ты.

«И был он мудрее Ефана езрахитянина, и Емана, и Халкола, и Дарды, сыновей Махола».

Кто такие? Бог их знает. Вспоминаю сцену из старой американской кинокомедии.

— Жаль, что здесь нет Джона Техасца.

— Простите, а кто такой Джон Техасец?

— Как?! Вы не знаете Джона Техасца? Мне вас жаль.

Нас тоже остаётся лишь пожалеть. Ведь мы не знаем Емана, Халкола и Дарду. Мы не знаем их отца Махола. Мы не знаем Ефана езрахитянина.

Мы даже не знаем кто они такие, эти езрахитяне. Может, это племя такое? Или сословие интеллектуалов… Темнота.

Хирам, царь Тира, послал к Соломону послов с заверениями в вечной дружбе. Дескать, я всю жизнь был большим другом твоего отца, а теперь и с тобой хочу дружить.

Соломон ответил: дружить — так дружить. Вот только храм мне надо построить. А у тебя, говорят, лес хороший. Я пришлю к тебе своих работников и они нарубят леса — под руководством твоих лесорубов. Их работу я оплачу.

Об оплате самого леса не было сказано ни слова. Хирам эту уловку не пропустил. «Я посылаю тебе дерево, а ты мне хлеб». Сговорились.

Строительство храма. Такого долгостроя не знала даже эпоха застоя в СССР. Фундамент строили три года. Сам храм строился семь лет. Получилось трёхэтажное здание. 10 метров ширина. 31 метр длина.

Вот такой мегалит. Отец Хеопса, за время своего царства, умудрился построить три пирамиды. Это я так, для сравнения.

Здание это было настоящим уродцем. Оно расширялось кверху. Каждый последующий этаж был на целый локоть шире и длинней предыдущего. Много в нём было и других несуразностей.

Что характерно — весь храм снаружи был выложен золотом. Пол внутри был выложен золотом. Весь жертвенник был выложен золотом. Куда оно всё потом подевалось?

Если храм Соломон строил семь лет, то свой дворец — тринадцать лет. Дворец был намного больше храма. Почти в два раза — по площади. Высота была одинаковой.

После постройки храма Соломон созвал всех израильских вождей и устроил торжественный внос ковчега. Как только ковчег оказался в храме, тот наполнился дымом.

Что за дым? Слава господня. Так говорит библия. Из-за этой славы никто не мог находиться в храме больше нескольких минут.

После краткого спича Соломон приступил к жертвоприношению. Его размеры фантастичны: 22 тысячи крупного рогатого скота и 110 тысяч мелкого рогатого скота.

«И ели и пили, и молились перед Господом — четырнадцать дней».

И так далее.

Прошло двадцать лет строительства. Соломон дал царю Хираму за помощь в строительстве двадцать городов Галилейских. Не пожалел. Хираму эти города не понравились.

Ещё бы. Кому понравится то, чего нет? В то время в Галилее было всего три населённых пункта, которые с большой натяжкой можно было бы назвать городами. Иерихон, Вефиль и Сихем.

Итак, всего было три города, а Соломон подарил двадцать. Возможно, он подарил их семь раз. Без хвостика. А Хираму они не понравились. Он вышел из родного Тира посмотреть на подарки. После чего обратился к Соломону с вопросом.

«Что это за города, которые ты, брат мой, дал мне?»

Автор опять врёт. Хирам спросил не о качестве подарка, а о его наличии. «Ты подарил мне двадцать городов, а я их не нашёл. Что это за города? Где они находятся?» Вот так, примерно, звучал вопрос. Или должен был звучать.

Тем не менее, Хирам послал Соломону 120 талантов золота. Зачем он это сделал? За что рассчитался? За работу своих собственных лесорубов? За свой ливанский кедр? Или за города, которых нет, но которые были подарены ему «алаверды»? Непонятно.

Непонятности не заканчиваются. Они начинаются. Египетский безымянный фараон, который приходился Соломону тестем, решил порадовать свою дочурку. Он взял штурмом город Газер, сжёг его дотла, всех хананеев, живших в этом городке, истребил.

Всё, что осталось от города после этой операции, он подарил в приданное своей дочери. «Любимой дочери — от любящего папы».

Не верите?

«Фараон, царь Египетский, пришел и взял Газер, и сжег его огнем, и хананеев, живших в городе, побил, и отдал его в приданое дочери своей, жене Соломоновой».

Вот такие пироги. Дочь давно замужем, а папочка спохватился через двадцать лет. И решил это дело восполнить — добыть для неё приданое. Сжёг какой-то городишко, жителей вырезал, а руины подарил дочери.

Странные дела творились на Ближнем Востоке.

Соломон подарок принял — городишко отстроил. И ещё построил три города — в пустыне.

А весь «народ, оставшийся от амореев, хеттеев, ферезеев, хананеев, евеев, иевусеев и гергессеев, и детей их, которые сыны Израилевы НЕ СМОГЛИ ИСТРЕБИТЬ, Соломон сделал оброчными работниками до сего дня. Сынов же Израилевых Соломон не делал работниками».

Царица Савская, существо не менее фантастичное, чем другие мудрецы, сражённые умом еврейского царя, прознала про мудрость Соломона и пришла испытать его загадками.

Соломон их отгадал — все до одной. Он даже провёл первый сеанс психоанализа и рассказал царице о ней самой такое, что ни в сказке сказать.

Царица пришла в восторг. Она восхвалила его мудрость и богатство. И подарила ему 120 талантов золота, много красного дерева и прочей парфюмерии. Красного дерева было столько, что из него в Иерусалиме начали делать даже гусли.

Соломон не остался в долгу. Он «дал царице все, чего она желала и просила, сверх того, что подарил ей царь Соломон своими руками». Царица уехала домой.

Как мы уже говорили, Соломон получал ежегодно 666 талантов золота. Это сверх того, что он получал «от разносчиков товара и от торговли купцов, и от всех царей Аравийских о от областных начальников».

Из золота царь понаделал щитов, ложек, вилок и всякой посуды. Аравийские цари, оказывается, работали не на себя, а на дядю — со звездой.

Вы когда-нибудь слышали, как ребёнок описывает сокровища пещеры Али-Бабы? Кто только дал ребёнку перо и позволил описывать жизнь царя Соломона?

«Царь Соломон превосходил всех царей земли богатством и мудростью. И ВСЕ ЦАРИ НА ЗЕМЛЕ ИСКАЛИ ВИДЕТЬ СОЛОМОНА, чтобы послушать мудрости его. И они подносили ему, каждый от себя, в дар: сосуды серебряные и сосуды золотые, и одежды и оружие, и коней и мулов — КАЖДЫЙ ГОД. И господствовал он над всеми морями от реки до земли филистимской, и до пределов Египта».

Вот такой непростой паренёк, наш Соломон. Все цари земные ему поклонялись и ежегодно слали дань. Это, кто ж такие? Финикийцы, шумеры, вавилоняне? А, может быть, египтяне, ассирийцы?

А как насчёт их богатства? Неужели их дворцы и храмы выглядели жалкими хибарами — по сравнению с трёхэтажным храмом и таким же дворцом?

Ну и, наконец, главное. Жёны и наложницы. Тысяча женщин, с которыми Соломон делил ложе. Разных национальностей и вероисповеданий. Он позволял им служить свои культы. Он воздвиг им жертвенники. Он поклонялся их богам.

Зачем об этом говорить? А вот, зачем. Израильтяне никогда не хотели подчиняться иудеям. Десять племён не хотели быть в подчинении у двух колен. Оппозиция иудейскому господству существовала всегда.

Автор библии не захотел говорить о национально-освободительном движении израильтян. Он предпочёл объяснить происходящее покаранием господним за грехи царя. Пришлось выдумать столько жён, столько храмов для них и столько божьего гнева.

При Соломоне оппозицию возглавляли три человека. Один, некто Адер идумей, в раннем детстве уцелевший во время резни, учинённой Давидом в Идумее, скрывался в Египте.

Там ему жилось неплохо, он даже женился на сестре царской жены. Имел дом, хозяйство, детишек. Нужно ли говорить, что за всю историю Египта ни у одного из фараонов никогда не было жены по имени Тахпенеса?

Прослышав о смерти Давида, Адер решил вернуться на родину и взять участие в предвыборной гонке. По его мнению, у Соломона не было шансов.

И к тому же, была возможность посадить на трон израильтянина. Или сесть самому. И вообще, отделиться от заносчивых иудеев. И он вернулся. И прошёлся по Израилю огнём и мечом.

Есть один очень пикантный момент. Адер возвратился в Израиль после смерти Давида. А Соломона бог наказывал через тридцать лет после воцарения. Получается, что наказание последовало на тридцать лет раньше, чем были совершены грехи. Вот такая петрушка.

Ещё один бич божий, Разон, сын Елиады. Бывший слуга Адраазара, сувского царя, разгромленного Давидом.

После гибели хозяина Разон сколотил банду, захватил Дамаск и стал править Сирией. Это из той же серии. И это наказание последовало задолго до совершения проступка.

Следующий оппозиционер. Иеровам из Цареды, которого Соломон поставил старшим над сборщиками налогов в доме Иосифа.

Однажды в поле Иеровам повстречал пророка Ахию. Пророк был одет с иголочки, но увидев Иеровама, разодрал свой костюм на двенадцать частей.

Десять обрывков он отдал Иероваму. «Десять колен израилевых возьми себе у Соломона, который поклоняется чужим богам». Но два колена (Иудею) надо оставить ему, пусть мой светильник и храм пребывают в доме Давидовом».

Короче говоря, израильтяне решили отделиться от иудеев и оставить им их бога, от которого всегда одни неприятности. Соломон начал преследовать Иеровама за его встречу с пророком. Иеровам бежал от преследований в Египет и жил там, пока Соломон не умер.

Откуда Соломон узнал об этой встрече на пустынной дороге? Неужто Иеровам сам проговорился?

Но преследовать только за то, что выслушал бродячего пророка, юродивого?

Странно всё это. Ведь Иеровам никаких антигосударственных действий не совершал. Или совершал?

Соломон умер, просидев на троне объединённого иудео-израильского царства сорок лет. Его сменил сын Ровоам. Как только это случилось, трон зашатался. Трон никогда крепко не стоял. Ровоам Соломонович вскоре в этом убедился.

У израильтян была своя столица Сихем.

«И пошел Ровоам в Сихем, ибо в Сихем пришли все израильтяне, чтобы воцарить его».

Наглая ложь. С каких пор иудейских царей коронуют в Израиле? Разве нет у них общей и главной столицы Иерусалима?

Если Давид и Соломон могли вызвать израильских вождей в Иерусалим, то Ровоаму этого сделать не удалось. На его вызов израильтяне ответили: «Тебе это нужно — ты и приезжай».

Ровоаму можно было бы и не ехать. Ему ясно дали понять, что его царство уменьшилось ровно на территорию Израиля.

Пока Ровоам добрался в Сихем, туда же подоспел Иеровам из Египта. Состоялась аудиенция. Но, кто кого принимал?

Иеровам от имени всех израильтян сделал заявление: «Твой отец наложил на нас уж очень тяжёлое иго. Ты облегчи его, и тогда мы будем служить тебе. Может быть».

Ровоам попросил три дня на размышление. Он посоветовался со стариками, с которыми ещё Соломон совет держал. Старички посоветовали быть снисходительным, во всём соглашаться с требованиями израильтян.

Ровоаму совет не понравился, и он обратился с тем же вопросом к молодым придворным. Они дали ему дельный совет.

— Ответь им так. «Мой мизинец толще, чем у папы моего «чресла». Если он вас бичевал, то я буду наказывать скорпионами».

Такой совет пришёлся молодому царю по душе. Он именно так и сказал израильтянам через три дня. Про мизинец сказал. Про бичи со скорпионами. И про чресла не забыл.

Иероваму его ответ очень понравился. Но ответ израильтян стоит всего, что было сказано до этого.

«КАКАЯ НАМ ЧАСТЬ В ДАВИДЕ? НЕТ НАМ ДОЛИ В ДОМЕ ИЕССЕЕВОМ. ПО ШАТРАМ СВОИМ, ИЗРАИЛЬ! ТЕПЕРЬ ЗНАЙ СВОЙ ДОМ, ДАВИД!»

Израильтяне разошлись по шатрам.

Ровоам не собирал женщин со всего мира в свой гарем. Он не поклонялся чужим богам. А власть ускользнула. Под его скипетром осталась маленькая Иудея. Два колена — иехуда и беньямин. Некуда было ногу поставить.

Он попытался послать в Израиль сборщика податей. Израильтяне забросали его камнями. Насмерть. Сам Ровоам бежал в Иерусалим. В Израиле воцарился Иеровам.

Ровоам собрал ополчение в 180 тысяч сабель и собрался идти на Израиль — возвращать себе царство. Израильтяне посмеивались. Иудеи понимали, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

Но Ровоам был редким тупицей, ему не приходило в голову, что израильтяне могут от иудеев мокрого места не оставить. Однажды они уже разобрались с Вениаминовичами, провели небольшую селекцию и оставили в живых лишь 600 человек — на расплод.

В процесс вмешался пророк Самей. Он пришёл к Ровоаму.

— Не нужно ходить на Израиль.

— Почему?

— Потому, что бог так сказал.

— Понятно.

Поход не состоялся.

Израильтянин Иеровам воцарился в Сихеме. Он не только основал своё царство, но и восстановил религию своих предков. Отлил двух тельцов и поставил их в Вефиле и Дане. Жизнь налаживалась. Но не совсем.

У Иеровама заболел сын Авия. Он заставил свою жену загримироваться под кого-то другого и пойти к пророку Ахии в Силом. Именно этот пророк предсказал Иероваму царство израильское.

Жене надо было одарить пророка продуктами питания и разузнать о судьбе больного сына. Она так и сделала.

Пророк был слеп, как крот. Когда царица вошла в его хибару, он сразу спросил — зачем было переодеваться?

Далее он наговорил ей гадостей от имени бога, посетовал на то, что её муж намного хуже добропорядочного Давида, который был чист перед богом, и прогнал вон.

Хуже всего то, что вероломный и лживый Давид чист перед богом, а патриот Иеровам кажется богу последним грешником.

Зачем нам такие боги?

Царица в слезах вернулась домой. Как только она ступила на порог, дитя умерло. Иеровам был действительно хорош. Это можно определить хотя бы по тому, как иудейские авторы библии говорят о его деяниях. Они никак о них не говорят.

«Прочие дела Иеровама, как он воевал и как царствовал, описаны в летописи царей Израильских».

Видимо, он никого не предавал, не обманывал, не предавал мучительной смерти, не совращал, не подкупал.

Он не совершил ничего такого, чем славились библейские герои, и не заслужил себе права стать божьим любимцем, чьи дела вошли бы в нашу «святую» и богодуховную книгу.

Тем не менее, Иеровам умудрился править Израилем 22 года, после чего мирно умер. На престол вступил его сын Нават.

Главное, пророк Ахия, брызгая слюной, предрёк Иероваму мучительную гибель всех членов его рода, «мочащихся к стене».

Хотел запугать, наверное. Хотел, чтобы Иеровам пошёл в Иудею на поклон. Но иудейский бог не смог выполнить свои угрозы, адресованные израильтянам.

Вернёмся к Ровоаму Соломоновичу, правившему Иудеей. Может быть, там всё было нормально — в религиозном смысле? Куда там! Иудея «блудила» хуже, чем все израильтяне, вместе взятые. Это место стоит процитировать.

«И делал Иуда неугодное пред очами Господа, и раздражали Его более всего того, что сделали отцы их своими грехами, какими они грешили. И устроили они у себя статуи и капища на всяком высоком холме и под всяким тенистым деревом.

И блудники были также в этой земле и делали все мерзости тех народов, которых Господь прогнал от лица сынов Израилевых».

Сколько волка сеном не корми…

Короче говоря, фараон пришёл с войсками в Иерусалим, забрал все золотые щиты и прибамбасы из храма и царского дворца. Чтобы Ровоам не плакал, он велел дать ему взамен их медные копии. И уехал в Египет.

Ровоам не сделал ни одного приобретения для своего царства, унаследованного от славного Соломона. Более того, он потерял большую его часть. Он позволил разграбить свою столицу и национальные святыни.

Все годы своего царствования он воевал с Иеровамом Израильским. Можно было бы подумать, что войны велись из-за религиозных разногласий. Но это не так. Израильтяне поклонялись своим племенным богам. А развращённые иудеи поклонялись всем богам античного мира.

Ровоам правил Иудеей семнадцать лет. И умер. На трон сел его сын Авия. Этот умудрился просидеть на троне целых три года. Он тоже жил «во грехе». О нём библия также не хочет ничего говорить. Все дела его — «в летописи царей иудейских». И всё.

После Авии иудейским царём стал сын его Аса, который правил аж 41 год.

Интересный момент. Мать Авии звали Маха, дочь Авессалома. Мать его сына звали Анна, тоже дочь Авессалома. Авессалом — такое распространённое имя, или сын женился на сестре своей матери? Ну, ладно.

Аса делал «угодное в глазах Господа» и поэтому правил так долго. Мы себе можем представить, каким он был. Но и представлять не надо. Библия сама рассказывает о его достоинствах. Свою мать он лишил звания царицы, её любимого истукана он публично изрубил и сжёг.

Воевал с Израилем, которым правил в то время царь Вааса. Вааса свою власть узурпировал. Он убил Навата Иеровамовича и захватил трон. Всех членов семьи Иеровама он убил — по доброму израильскому обычаю.

Такие вот рифмованные правители. Ровоам — Иеровам, Аса — Вааса. Аса любил израильтян, как своих братьев. Даже больше. Он собрал всё золото и серебро, которое смог найти в Иудее, и послал его в подарок сирийскому царю в Дамаск.

За все эти дары он просил лишь одного — расторгнуть сирийцам союз с Израилем и заключить союз с Иудеей. Сирийского царька звали Венадад.

Подкупленные сирийцы напали на приграничные израильские селения. Вааса был вынужден отвлечься от строительства новой столицы и отражать агрессора.

Пока он этим занимался, иудеи напали на строящуюся столицу, УКРАЛИ СТРОИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ, увезли их в Иудею и построили себе Гиву Вениаминову — из ворованного кирпича.

Такого ещё не бывало. Я не слыхал, чтобы до и после этого где-то происходило хоть нечто подобное.

Все прочие дела и подвиги Асы — в летописи царей иудейских. Когда он почил в бозе, на трон сел его сын Иосафат. В Израиле, после смерти Ваасы на трон сел его сын Ила.

Бог время от времени посылал пророков к израильским царям — укорять за грехи. К иудейским царям, тоже любившим сбегать «налево», он никого не посылал.

В Израиле воцарился Ила Ваасович. Новый царь был весельчаком. Но веселье не всегда радует сердце. Однажды весёлый самодержец нажрался в дым, отмечая «200 лет гранёного стакана» в доме своего управляющего дворцом.

Пока пьяный царёк витал в объятиях Диониса, его раб Замврий зарезал венценосного пьяницу, и сел на трон. Да, пить действительно вредно. Узурпатор прикончил не только пьяницу, но и всех его родственников, а то, мало ли что.

Самое интересное — библия называет этот поступок богоугодным делом. Хотя, нас удивила бы другая оценка.

Богоугодный праведник Замврий мирно правил семь дней. Целая неделя — срок немалый. Так долго он смог продержаться потому, что большая часть боеспособных израильтян в это время воевали с филистимлянами, и находились за пределами Израиля.

Узнав о перевороте, израильтяне мигом объявили царём главного стратега, Амврия. Амврий скомандовал отход с театра военных действий, повёл войска на родину и осадил столицу Фирцу, в которой засел узурпатор.

Замврий увидел, что дела идут нехорошо — разъярённые израильтяне ворвались во дворец в поисках самозванца, и решил уйти добровольно — устроил себе самосожжение в царских палатах.

Автор сразу же кардинально меняет свою точку зрения на этого персонажа и заявляет, что поделом ему — ибо грешил перед богом.

Израильтяне разделились в своих симпатиях к претендентам на престол. Половина из них поддержала Амврия, а вторая — некоего Фамния. Победили сторонники Амврия. А что случилось с Фамнием? «И умер Фамний». Может, заболел или съел чего.

Амврий правил шесть лет, сидя в Фирце. Но эта столица его не удовлетворяла. Поэтому израильский царь купил у какого-то Семира гору за два таланта серебра, построил на ней город и назвал его Самарией.

Строительство своей столицы было делом, неугодным богу, о чём автор и не преминул написать. Амврий умер, на израильский престол сел его сын, Ахав. Конечно же, независимость Израиля не нравилась иудеям — отсюда и греховность их автономии.

Ахав правил в Самарии двадцать два года. Естественно, он «делал неугодное в глазах господа».

Он женился на дочери сидонского царька, завёл привычку поклоняться Ваалу и Астарте, чем очень возмутил автора библии. А ведь, со времён Саула ни один царь, иудей или израильтянин, не поклонялись Яхве. А, поди ж ты.

В эти же дни, оказывается, был построен Иерихон. Который уже давно разрушили, а потом восстановили. Город, в котором после восстановления произошло много библейских историй.

Не будем забывать, что разрушение Иерихона с помощью духового оркестра произошло в результате проклятия, наложенного богом на этот город.

В своём проклятии бог обещал, что Иерихон никогда больше не будет отстроен. Видимо, он ошибался.

На сцене появляется пророк Илия. Для начала, он предсказал Ахаву несколько лет засухи. Характерно, что засуха будет продолжаться до тех пор, пока сам Илия не решит её прекратить.

«В сии годы не будет ни росы, ни дождя, разве только по моему слову».

Сказал и пошёл — куда бог велел.

А бог велел идти ему к речушке Хараф — жару пережидать. Воду он пил из речушки, а еду ему приносили … коршуны. Два раза в день. Утром и вечером. Хлебца. Мясца. Да, Илия ел нечистое мясо. Голод — не до жиру.

Речушка вскоре пересохла. Жажда донимала и пророка, что бы он ни говорил перед этим Ахаву.

Илия подался в сидонские края. Там повелитель жары встретился с некоей вдовой. Ссылаясь на свои пророческие качества, Илия заставил вдову кормить себя. И поить.

Даже своего малолетнего сына вдова не имела права покормить вперёд пророка — с этим у него было строго.

Кроме еды и воды вдова предоставила бродячему пророку и спальное место. Всё это, естественно, бесплатно.

Вдова, мягко говоря, была не самой богатой женщиной в округе. Появление в доме ещё одного рта, достаточно прожорливого, вскоре дало свои плоды — её ребенок заболел. Илия взялся его лечить. Лечение было очень нетрадиционным — для нас.

Итак, лечение по методу Илии. Пророк взял ребёнка на руки, «положил его на свою постель» и … лёг на мальчика сверху. Он трижды проделал сию процедуру. После таких манипуляций ребёнок выздоровел.

Вдова удивлённо покачала головой: «Теперь я вижу, что ты настоящий пророк».

На третий год засухи бог сказал Илии, что пора её заканчивать. Илия побежал к Ахаву. Встретив царя, он потребовал созвать четыреста пятьдесят пророков — служителей Ваала и четыреста языческих шаманов, чтобы устроить с ними состязание.

Темой состязания было: «Кто первый сумеет подпалить жертвенный костёр без помощи спичек».

Странно, но Ахав согласился на проведение этого соревнования. Жрецы тоже согласились. Это — ещё более странно.

У жрецов не получилось. Ни у кого не могло получиться, хотя случаи самовозгорания промасленных тряпок давно общеизвестны. Но жрецы были непроходимыми тупицами. Илия тупицей не был.

После того, как жертва пролежала на куче хвороста целый день под палящим солнцем — поджечь этот хворост не составило труда. Хворост вспыхнул, как порох. Даже четыре ведра воды, которые на эту кучу вылили, не смогли этому возгоранию помешать.

После этого Илия сделал беспроигрышный ход. Зная, со слов бога, что ливень вот-вот начнётся, он начал изображать из себя доброго волшебника, который решил сжалиться над израильтянами и послать им дождь.

Дождь не задержался. Народ обрадовался. Ахав приказал всех языческих жрецов убить. И поехал в Самарию. Перед ним всю дорогу приплясывал, поднимая тучи пыли, экстатичный пророк Илия.

Весь эпизод фантастичен хотя бы потому, что происходит на сидонской территории — именно там находится гора Кармил, на которой проводилось состязание.

В Самарии в это время духовной жизнью заправляла пророчица Иезавель, очень крутая женщина.

Она прославилась тем, что после воцарения Ахава устроила всем служителям иудейского бога настоящую Варфоломеевскую ночь.

Благодаря ей во всём Израиле не осталось ни одного человека, который поклонялся бы иудейскому Саваофу. О Яхве же и речи быть не могло.

Она так боролась за возрождение веры своих предков! И тут видит, как в город въезжает царский кортеж в сопровождении беснующегося иудея. Зрелище ей не понравилось. А кому бы понравилось?

Пророчица поступила милосердно. Она послала Илии весточку: «Я женщина добрая, мил человек. У тебя есть сутки на то, чтобы убраться из страны. В противном случае ты пополнишь список жертв моей религиозной нетерпимости. Твой иудейский бог тебя не спасёт».

Илия был умным человеком и совсем не был храбрецом. Он понял, что ловить тут нечего и бежал в Иудею.

Вот очень странный момент. Бежать то он бежал, а вот «отрока своего» оставил. Что бы это значило?

В Иудее пророку не сиделось — побрёл в пустыню и стал подумывать о смерти. Решил заморить себя голодом до смерти. Так бывает, когда человек смертельно напуган. Саваоф вмешался в процесс и послал в пустыню ангела — Илию подкармливать.

Когда Илия откормился настолько, что созрел для серьёзного разговора, бог приступил к воспитательной работе.

Когда Саваоф сменил в скинии Яхве, трудно сказать. Подмена произошла приблизительно в то время, когда ковчег пребывал в финикийском плену.

Возможно, сами финикийцы и совершили подмену. Суть не в этом, а в том, что Саваоф, в отличие от Яхве, всегда проявлял живой интерес к политике.

Политически подкованный Саваоф провёл инструктаж пророка на предмет политической обстановки в странах Ближнего Востока и какие изменения необходимо в эту ситуацию внести.

— Илия, поди в Дамаск и назначь сирийцам царя — Азаила. В Израиле посади на трон Ииуя. Главным пророком — твоим преемником — назначь Елисея.

Мы не знаем, как Илия отреагировал на эти речи. Назначать царей в Сирии — такого ещё не бывало.

Если учесть, что сирийцы постоянно побеждали в приграничных стычках, частенько налагали на иудеев большие контрибуции и вообще — угнетали, начинаешь сомневаться в умственных способностях такого советчика.

А тут ещё приказывают назначить царя израильтянам — тем самым, от которых пророк только что бежал, да в таком страхе, что собрался в петлю лезть.

Илия почесал репу и поплёлся выполнять божественные поручения. Ведь всегда может что-нибудь случиться, что-то такое, после чего выполнить задачу станет невозможным.

Как говорят в армии: получив задачу, военнослужащий отвечает «есть», но не спешит её выполнять — вскоре может последовать команда «отставить».

Начал он с вербовки Елисея — дела самого простого и вполне реального. Елисей в это время пахал на своём поле — на двенадцати парах волов.

Вербовка происходила достаточно своеобразно. Проходя мимо потного пахаря, Илия как бы ненароком бросил на него деталь своей одежды. И пошёл дальше.

Елисей вытер руки о набедренную повязку, оглянулся по сторонам и засеменил за пророком. Во времена мушкетёров белошвейке было достаточно уронить кружевной платочек из окна кареты и дело в шляпе — кавалер начинал звенеть шпорами.

Лечение мальчика на кровати в позиции «наездника», наличие «своего отрока», которого пришлось бросить, а теперь вот — разбрасывание деталей туалета. Непростым парнем, оказывается, был наш пророк Илия.

Елисей догнал Илию и сразу начал ставить условия: «Позволь мне сначала с родителями попрощаться». Пророк отвечал: «О чём разговор? Беги, конечно, но сразу возвращайся. Я в том лесочке тебя подожду». Елисей согласился быть пророком. Все соглашаются — исключений не бывает.

Остальные две задачи выполнить было не так просто. Сирийский царь осадил Самарию. «И было с ним тридцать два царя».

К таким сообщениям надо относиться просто. В те времена каждый главарь банды грабителей, промышлявших на большой дороге, норовил назвать себя царём.

Нужно ли говорить, что сирийского царя Венадада не существовало в природе? Не было такого царя, и войны такой не было, а уж, тем более — победы израильтян над сирийцами. Но мы не об этом.

Итак, сирийский царь Венадад послал ультиматум израильскому царю Ахаву. «Серебро твоё и золото твоё — мои, и жёны твои и лучшие сыновья твои — мои».

Ахав со всеми требованиями согласился. Тогда Венадад сказал: коль они мои — отдай мне их сейчас. Ахав возмутился.

Видимо, он думал, что его слова были типичной формулой вежливости и признанием старшинства соседнего владыки. Как на Кавказе: мой дом — твой дом, и всё такое. Оказалось, что Венадад говорит в буквальном смысле. Вот, почему Ахав возмутился.

Ведь сириец потребовал, чтобы в течение суток его люди отобрали все драгоценности в доме Ахава, и унесли. Израильтянин посоветовался со старейшинами. Старейшины сказали: не соглашайся.

Ответ Ахава был настолько дерзок, что Венадад прекратил пьянку в своём шатре и приказал начать штурм. К Ахаву подошёл пророк и начал обещать ему победу и уговаривал не бояться. Ахав и так не боялся, но не стал обламывать пророка, пытавшегося примазаться к победе над пьяными сирийцами.

Пьяный в поле — не воин. Даже если он сириец. Трезвые израильтяне победили, и бог был ни при чём. Сирийский царь бежал с поля битвы. На коне. Через год он решил взять реванш — собрал войско и выступил к селению Афек для битвы с израильтянами.

Два войска стояли друг против друга семь дней и никак не могли начать битву. Наверное, стеснялись.

Вот так взять и ни с того, ни с сего побежать на врага и бить его топором по голове — это непросто.

Семь дней нерешительного переминания с ноги на ногу — это ещё немного. Перед подвигами Давида израильтяне простояли сорок дней — и ничего.

Итак, неделя прошла, и всем стало ясно, что пора начинать битву. Начали. Израильтяне убили 100 тысяч пеших сирийцев. Наконец-то! Вернулись добрые старые времена.

Всё было, как при завоевании Ханаана. Враги гибли сотнями тысяч. Да. 27 тысяч уцелевших сирийцев спрятались в Афеке, но на них очень некстати упала крепостная стена. Не повезло. Все погибли.

Венадад, заламывая руки, бегал по внутренним покоям какого-то здания в Афеке (наверное, это была гостиница), и не знал — как быть? Его слуги попросили отпустить их — в плен сдаваться. Венадад разрешил.

Царские слуги разделись догола, связали друг друга верёвками и пошли сдаваться к Ахаву в плен.

Если бы в те времена уже использовали наручники, предусмотрительные слуги обязательно ещё и сковали друг друга. Для сирийского царя — любой каприз.

Ахава очень позабавили такие услужливые пленные.

— Кто такие?

— Мы слуги твоего раба Венадада.

— Странно, что он ещё жив. Но всё же, он не раб мой, а брат. Позовите ко мне моего брата Венадада, я хочу его обнять — столько лет не виделись!

Привели брата. Обнялись, поцеловались. Сели в царскую повозку. Венадад решил первым прервать поцелуи.

— Всё, что мой отец отвоевал у твоего отца, забирай обратно. В знак дружбы.

— Вот и хорошо, вот и ладненько.

На том и расстались. Довольный Венадад уехал в Сирию. На еврейской колеснице.

Автор библии делает отступление и делает нас свидетелями обычного разговора между юными колдунами — «сынами пророческими».

— Ударь меня.

— Не буду.

— Воля твоя. Но за это сегодня тебя лев сожрёт.

Лев не замедлил появиться. Сожрал непослушного мальчишку. Порвал, как мартышка газету. Первый отрок нашёл другого собеседника и завёл старую песню.

— Бей меня.

— Без проблем.

Ещё бы. Кому охота льву в пасть попадать? Второй юноша постарался — измочалил первого до полусмерти. Еле остановили — так он разошёлся. Избитый, но довольный пророк постарался попасться на глаза царю.

Чтобы царь его не узнал, он прикрыл лицо покрывалом. Вопрос. Зачем было это лицо превращать в отбивную, коли теперь его прикрывать приходится? Этих пророков не поймёшь. Знамо дело — азиаты.

Избитый пророк подловил царя на обочине дороги и начал задавать ему вопросы. Вопрошал, что его ожидает, если он не смог уберечь человека, которого ему поручили стеречь во время битвы. Причём сторожил он его с таким условием — душа за душу — в случае утери.

Царь не мог взять в толк, чего от него хотят.

— Обещал душу — отдай её, раз уж упустил пленника.

— Так это ты упустил пленника, а не я.

Пророк снял капюшон. Царь узнал божьего человечка. С интересом начал присматриваться к синякам на пророческом лице.

— Кто это тебя так?

— А, это я, типа, загримировался, чтобы ты меня не узнал, а принял за одного из твоих воинов — после битвы.

Царь покивал головой.

— Зачем тогда морду заматывал этими тряпками?

— Но ведь ты же узнал меня, хоть я и с синяками.

— Не понять мне вас, колдунов. Ну, ладно. Так что, ты говоришь, тебе твой бог нашептал — зря я сирийского царя выпустил?

— Как пить дать — зря. Ты выпустил пленного. Теперь твоя душа — за его душу, а твой народ — за его народ. Вот такие пироги.

Царь пожал плечами и поехал себе по царским делам. Но настроение, конечно, уже не то.

После этого инцидента случился ещё один. Ахав был заядлым садоводом — выращивал на смоковницах яблоки — по мичуринскому методу. К его чудесному саду примыкал виноградник какого-то Навуфея. Ахав предложил ему честную сделку.

— Давай сделаем обмен. Отдай мне свой виноградник, чтобы я мог его к моему садику присоединить. А взамен я дам тебе виноградник — где пожелаешь.

— В уме ли ты, царь? Требуешь, чтобы я тебе наследство своих предков отдал?

Не сладились, одним словом. Царь даже не стал оборзевшего виноградаря в стойло ставить — так он расстроился. Все вокруг, словно сговорились, намекают на отход от линии партии Саваофа.

Не иначе, как библию собрались писать. А по библии — всем должно быть понятно, какой он плохой, коли не хочет Израиль к доброй Иудее присоединять.

Одним словом, Ахав заскучал. Не ест, не пьёт — в потолок глазеет. Его жена Иезевель (та, которая иудейских пророков не жаловала) решила утешить царственного супруга.

Расспросила его о причинах плохого настроения и решила ему помочь. Какая жена не развеселит своего мужа, если это будет ей по силам? Для любящей женщины нет преград.

Иезевель черкнула старейшинам несколько строк и заверила это послание царской печатью. Результат не замедлил сказаться.

Через несколько дней виноградарь Навуфей был обвинён в богохульстве и оскорблении царского достоинства. Его вывели за город и побили камнями насмерть. Виноградник остался без хозяина.

Ахав погоревал несколько дней по старому обычаю и пошёл к винограднику — размечать его под яблоньки.

Тут и подловил его Илия.

— Ты опять здесь, враг мой?

— Конечно. Бог знает, как подло поступил ты с виноградником. Ты и твоя жена. За это ты умрёшь ужасной смертью — ты и твоя жена. Твою кровь будут лизать бродячие псы. Я изведу весь твой род. Труп твоей жены будут жрать собаки. Трупы ваших родственников будут клевать вороны.

Пророк разошёлся не на шутку. Ахав смотрел на него с удивлением.

— Ладно. Допустим, я был не прав.

— Ну, тогда все твои беды отменяются.

Однажды лев стал заранее составлять себе меню на следующий день.

— Заяц, завтра ты будешь моим обедом. Понял?

— Понял.

— Вопросы есть?

— Есть. Можно не приходить?

— Можно. «Заяц» — вычёркиваем.

Прошло три года. Израильтяне, как мы помним, не воевали с Сирией. У иудеев не получалось. А поскольку их было мало, сирийцы постоянно били иудеев. В Иудее царем был Иосафат. Он пошёл к израильтянам — просить помощи против сирийцев.

Но всё-таки, у израильтян был мирный договор с сирийцами. Пэтому Ахав попросил совета у старейшин. Старейшины посоветовали помочь иудеям. Но Иосафат, который кстати был зятем Ахава, не унимался.

Он посоветовал израильскому царю провести ещё одни консультации — с пророками. Израильские шаманы закружились в плясках. Все, как один, одобрили совместный поход на Сирию.

Иосафат попросил обратиться к знаменитому пророку Михею. Идея не очень понравилась Ахаву — Михей за все годы своей жизни не сказал об израильском царе ни одного хорошего слова.

Иосафат настаивал. Михей ответил уклончиво: воевать с сирийцами нужно, но под иудейским руководством. И вообще, он призывал Израиль вернуться под иудейский скипетр.

Понятное дело, такой пророк был очень угоден богу, а особенно — авторам библии.

Оказалось, что Михей первым из божьих людей, переживал апокалипсические видения. Он был на небесном троне в гостях и общался с богом. Именно Михей начал традицию, из которой вырос Иоанн Богослов.

Оказывается, бог поделился с Михеем своими маленькими секретами. Он велел всем пророкам предсказать победу Ахаву, но на самом деле задумал подстроить гибель израильского царя. Вот такой хитрый бог — да ещё и с чувством юмора.

Остальным пророкам не понравилось откровение Михея. И сам Михей им не понравился — больно заносчив. За это один из обиженных божьих людей подошёл к Михею и начал бить его по лицу. Руками. Чтобы избежать кровопролития, Ахав запер Михея в тюремную камеру — от греха.

А сам собрался на войну. Чтобы сбить хитрого бога со следа, Ахав предложил Иосафату обменяться одеждами. Иосафат не стал отказывать тестю. Началась битва. Венадад приказал своим лучникам выцеливать в первую очередь Ахава, нарушившего мирный договор.

Иудейский царь Иосафат увидел тучи стрел, направленные против него, и сердце его дрогнуло. Он закричал. Закричал так, как не кричал никогда в жизни — страх победил. Закричал так, что все сирийцы мгновенно распознали в нём иудейского царя.

Ахав же, загримированный под Иосафата, был ранен случайной стрелой. И умер. И блудницы обмывали его тело, а собаки слизывали его кровь с земли. Всё, как пророки предсказывали.

Библия больше ничего не говорит нам об Ахаве. Нет, сообщает ещё, что он при жизни своей построил башню из слоновой кости.

В Израиле воцарился Охозия Ахавович. Охозия тоже «грешил». Это значит, что он поклонялся богам своих предков. Иосафат же правил четверть века.