Где-то вдалеке умирающий человек криками звал свою мать. «По коням!» – орал человек по-гискарски в соседнем лагере к северу от Младших Сыновей.
«По коням! По коням!» Высокий и пронзительный, его голос разносился далеко в утреннем воздухе, куда дальше пределов его стана. Тирион достаточно знал гискарский, чтобы понимать слова, но страх в его голосе был бы понятен на любом языке. «Я знаю, каково ему».
Пора было найти коня себе, понимал он. Пришло время надеть броню какого-нибудь мертвого мальчишки, подпоясаться мечом и кинжалом, водрузить помятый большой шлем на голову. Рассвет наступил, и ослепляюще яркий край восходящего солнца был виден за городскими стенами и башнями. К западу гасли звезды, одна за другой. Вдоль Скахазадхана дули в трубы, боевые рога отвечали со стен Миэрина. Корабль тонул в устье реки, пылая. Мертвецы и драконы носились по небу, в то время как боевые корабли сталкивались и сходились в бою в Заливе Работорговцев.
Тирион не мог видеть их отсюда, но слышал шум: удар корпуса о корпус, глубокие горловые звуки рогов железнорождённых и странный высокий посвист Кварта, треск вёсел, выкрики и боевые кличи, грохот топора о броню, меча о щит, перемешанные с воплями раненых. Многие корабли ещё были далеко в заливе, так что исходящие от них звуки казались слабыми и отдаленными, но он всё равно узнавал их. «Музыка резни».
В трех сотнях ярдов от места, где он стоял, возвышалась Злая Сестра, её длинная рука взметнулась вверх с пригоршней трупов — треньк-ТУК — и они полетели, голые и распухшие, бледные мёртвые птицы, безвольно кувыркающиеся в воздухе. Лагери осаждающих мерцали в яркой дымке розового и золотого, но знаменитые ступенчатые пирамиды Миэрина выделялись в сиянии черными громадами. Что-то двигалось на вершине одной из них, заметил он.
«Дракон, но который? — на таком расстоянии это вполне мог бы оказаться и орел. — Очень большой орёл».
После дней, что он провёл спрятанным в затхлых палатках Младших Сыновей, воздух внешнего мира казался свежим и чистым. Хотя он не мог видеть залив со своего места, острый запах соли подсказал ему, что тот близко. Тирион наполнил им свои лёгкие. «Хороший день для битвы». С востока прокатывался по выжженной равнине барабанный бой. Колонна всадников пронеслась мимо Карги, неся синие знамена Гонимых Ветром.
Человек помоложе нашёл бы это волнующим. Более глупый мог счесть это величественным и славным – ровно до того момента, как какой-нибудь уродливый юнкайский боевой раб с кольцами в сосках всадит топор ему между глаз. Тирион Ланнистер знал лучше. «Боги создали меня не для владения мечом, подумал он, так зачем они продолжают отправлять меня в битвы?»
Никто не услышал. Никто не ответил. Никто не обратил внимания.
Тирион обнаружил, что возвращается мыслями к своей первой битве. Шая проснулась первой, разбуженная горнами отца. Милая шлюха, которая доставляла ему удовольствие половину ночи, трепетала голая в его руках, как перепуганное дитя.
«Или всё это тоже было ложью, уловкой, которой она воспользовалась, чтобы заставить меня чувствовать себя отважным и блистательным?
Что за лицедейка получилась бы из неё». Когда Тирион кликнул Подрика Пейна помочь ему с бронёй, он нашёл мальчика спящим и похрапывающим. «Не самый шустрый парнишка, но достойный оруженосец. Надеюсь, он служит человеку получше».
Странно, но Тирион помнил Зелёный Зубец намного лучше, чем Черноводную. «Это был мой первый раз. Первый раз не забывается». Он помнил туман, поднимающийся от реки, струящийся сквозь камыш, будто бледные белые пальцы. И красота того рассвета, её он тоже помнил: рассыпанные по пурпурному небу звёзды, трава, сверкающая от утренней росы словно стекло, алый блеск на востоке. Он помнил прикосновение пальцев Шаи, когда та помогала Поду с несходной бронёй Тириона. «Тот чертов шлем. Как ведро с шипом». Шип, впрочем, спас его, заработал ему его первую победу, но Грош и Пенни никогда не выглядели и вполовину так же глупо, как он, должно быть, выглядел в тот день. Шая назвала его грозным, когда увидела его в стали, заметьте себе. «Как я мог быть таким слепым, таким глухим, таким глупцом? Я должен был догадаться, а не думать своим членом».
Младшие Сыновья седлали своих коней. Они занимались этим спокойно, неторопливо, со знанием дела; в этом не было ничего, чего они бы не делали сотню раз до того. Некоторые из них передавали из рук в руки бурдюк, но было то вино или вода, он не мог сказать. Боккоко бесстыдно целовал своего любовника, массируя ягодицы мальчика одной огромной рукой, другой перебирая его волосы. Позади них сир Гарибальд причесывал гриву своего черного мерина. Кем сидел на скале, глядя на землю… вспоминая своего мертвого брата, быть может, или размышляя о том друге, оставшемся в Королевской Гавани. Молот и Гвоздь передвигались от человека к человеку, проверяя копья и мечи, подгоняя броню, затачивая каждый клинок, нуждавшийся в этом. Ухват жевал свой кислолист, то и дело шутя и почесывая свои яйца рукой-крюком. Что-то в его манерах напомнило Тириону о Бронне. «Теперь это сир Бронн Черноводный, если моя сестра не убила его. Это может оказаться не так просто, как ей думается».
Он задумался о том, в скольких битвах сражались эти Младшие Сыновья.
«В скольких схватках, в скольких налётах? Сколько городов они взяли штурмом, сколько братьев они похоронили или оставили гнить?» По сравнению с ними Тирион был зелёным мальчишкой, пока еще непроверенным, пусть ему и было больше лет, чем половине в отряде.
Это будет его третья битва. «Выдержанный и высшего сорта, марочный и запечатанный, испытанный воин — вот он я. Я убил некоторых мужчин и ранил прочих, получал раны сам и выжил, чтобы поведать об этом. Я возглавлял атаки, слышал, как кричат моё имя, рубил бо ?
льших людей и лучших, даже урвал несколько глотков славы… разве это не было отменное роскошное вино для героев, и разве я откажусь от еще одного глотка?» Однако, несмотря на всё, что он сделал и повидал, от перспективы очередной битвы кровь в его жилах стыла. Он пересекал мир в паланкине, гондоле и на свинье, плавал на рабских кораблях и торговых галеях, взбирался на шлюх и коней, постоянно говоря себе, что ему всё равно, жив он или мертв… чтобы в итоге обнаружить, что ему в значительной степени не всё равно.
Неведомый оседлал свою бледную кобылицу и скакал им навстречу с мечом в руке, но Тирион Ланнистер не стремился встретить его снова. Не сейчас. Не теперь. Не в этот день. Что ты за мошенник, Бес. «Ты позволил сотне стражников изнасиловать твою жену, застрелил отца болтом в живот, затягивал золотой цепью горло любовницы до тех пор, пока её лицо не почернело, но при этом почему-то всё ещё считаешь, что заслуживаешь жить».
Пенни уже была в своей броне, когда Тирион скользнул обратно в палатку, которую они делили. Она годами облачалась в деревянный доспех ради своего потешного выступления; настоящие доспех и кольчуга не так уж и отличались, стоило освоить все застёжки и пряжки. И хотя сталь отряда была мятой здесь да ржавой там, поцарапанной, испачканной или бесцветной, это не имело значения. Чтобы остановить меч, сгодится и такая.
Шлем был единственной частью облачения, которую она не надела. Когда он вошел, она подняла взгляд.
— Ты не в броне. Что происходит?
— Обычные вещи. Грязь и кровь, героизм, убийство и гибель. Одно сражение идет в заливе, другое под стенами города. Куда бы юнкайцы ни повернули, перед ними будут враги. Ближайшая схватка пока ещё в доброй лиге отсюда, но скоро мы окажемся посреди неё.
«На одной стороне или на другой». Младшие Сыновья созрели для очередной смены хозяина, Тирион был в этом почти уверен… однако существовала великая пропасть между «уверен» и «почти уверен». «Если я неверно оценил своего человека, мы все пропали».
— Надевай шлем и убедись, что все застёжки сомкнуты. Я снял свой однажды, чтобы не утонуть, и это стоило мне носа, — Тирион указал на свой шрам.
— Сначала мы должны одеть в броню тебя.
— Как хочешь. Сначала безрукавку. Варёную кожу с железными наклёпками.
Кольчугу поверх, затем латный воротник, — он оглядел палатку. — Здесь есть вино?
— Нет.
— У нас оставалась половина бутыли после ужина.
— Четверть бутыли, и ты её выпил.
Он вздохнул.
— Продал бы свою сестру за чашу вина.
— Ты бы продал свою сестру и за чашу конской мочи.
Это было так неожиданно, что заставило его громко рассмеяться.
— Моя склонность к конской моче так известна, или ты просто встречала мою сестру?
— Я видела её только в тот раз, когда мы разыгрывали турнир для юного короля. Грош подумал, что она прекрасна.
«Грош был малорослым мелким подхалимом с дурацким именем».
— Только дурак поскачет в битву трезвым. У Пламма должно быть немного вина. Что, если он умрет в битве? Было бы преступлением потратить его впустую.
— Помолчи. Мне надо зашнуровать эту безрукавку.
Тирион пытался, но ему казалось, что звуки боя становятся громче, и его язык не желал сидеть за зубами.
— Кисель хочет использовать отряд для того, чтобы отбросить железнорожденных обратно в море, — слышал он себя, пока Пенни одевала его. — Лучше бы он направил всю свою кавалерию на евнухов, на полном скаку, прежде чем они отойдут на десять футов от ворот. Послать Кошек на них слева, нас и Гонимых Ветром справа, разорвать на части их фланги с обеих сторон. Человек к человеку, Безупречные не хуже и не лучше любого другого копейщика. Опасными их делает дисциплина, но если они не смогут сформировать стену копий…
— Подними руки, — сказала Пенни. — Вот, так-то лучше. Может, это тебе следует командовать юнкайцами?
— Они используют солдат-рабов, почему бы не воспользоваться рабомкомандиром? Впрочем, это испортило бы состязание. Это всего лишь партия кайвассы для Мудрых Господ, а мы — фигурки, — Тирион склонил голову набок в раздумьях. — В этом они с моим лордом-отцом родственные души.
— Твоим отцом? Что ты имеешь в виду?
— Я только что вспоминал мою первую битву. Зелёный Зубец. Мы сражались между рекой и дорогой. Когда я увидел, как разворачивается войско моего отца, помню, я подумал, как оно прекрасно. Как цветок, раскрывающий лепестки солнцу. Багровая роза с железными шипами. И мой отец! О, он никогда не выглядел столь великолепно. На нем была багровая броня и тот огромный плащ, сделанный из золотой парчи. Пара золотых львов на плечах, ещё один на шлеме. Его жеребец был величественен. Его светлость взирал на битву со спины того коня, ни разу не приблизившись ни к одному врагу и на расстояние сотни ярдов. Он ни разу не двинулся, ни разу не шевельнулся, ни разу не вспотел, пока тысячи умирали внизу. Вообрази меня взгромоздившимся на лагерную скамейку, смотрящим вниз на кайвассную доску. Мы могли бы сойти за близнецов… будь у меня конь, какая-нибудь багровая броня и плащ, сшитый из золотой парчи. Ещё он был выше, а у меня волос больше.
Пенни поцеловала его.
Она двигалась так быстро, что у него не было времени на мысли. Она метнулась к нему, стремительная, как птица, и прижала свои губы к его.
Столь же быстро это прекратилось. «Зачем? — почти сказал он, но он знал, зачем. — Спасибо тебе, — мог бы он сказать, но она могла принять это за разрешение повторить. — Дитя, я не хочу причинить тебе боль», — стоило попробовать, но она была не дитя, а его пожелания не притупили бы боли.
Впервые за срок более долгий, чем он мог определить, Тирион Ланнистер не сумел найти слов.
«Она выглядит такой юной, — подумал он. — Девочка, в этом она вся.
Девочка, почти хорошенькая, если забыть, что она карлица». Её волосы были тёплого коричневого оттенка, густые и вьющиеся, а глаза большие и доверчивые. «Слишком доверчивые».
— Ты слышишь этот звук? — произнёс Тирион.
Она прислушалась.
— Что это? — спросила она, пристегивая пару разных наголенников к его коротким ногам.
— Война. С обеих сторон от нас и менее чем в лиге. Это резня, Пенни. Люди, оступающиеся в грязи, с выпадающими из них внутренностями. Это отрубленные конечности, сломанные кости и бочки крови. Знаешь, что черви выползают наружу после сильного дождя? Я слышал, они делают то же самое и после большой битвы, если достаточно крови пропитает почву.
Неведомый близится, Пенни. Чёрный Козёл, Бледное Дитя, Тот, У Кого Много Ликов — называй его как хочешь. Это смерть.
— Ты пугаешь меня.
— Правда? Это хорошо. Тебе следует быть напуганной. Железнорожденные наводнили побережье, сир Барристан и его Безупречные высыпались из городских ворот, а мы прямо между ними, бьемся не за ту треклятую сторону. Я сам в ужасе.
— Ты такое говоришь, но всё ещё шутишь.
— Шутки — это способ не поддаться страху. Вино — другой способ.
— Ты храбрый. Немногие люди могут быть храбрыми.
«Мой гигант Ланнистер, — услышал он. — Она смеётся надо мной». Он едва не отвесил ей пощечину снова. Его голова раскалывалась.
— Я не хотела тебя рассердить, — сказала Пенни. — Прости меня. Мне страшно, вот и всё.
Тирион отшатнулся от неё. «Мне страшно», — это были те же слова, которые говорила Шая. «Её глаза были величиной с яйцо, и я купился на это с потрохами».
«Я знал, что она из себя представляла. Я велел Бронну найти мне женщину, и он привел ко мне Шаю». Его руки сжались в кулаки, лицо Шаи плыло перед ним, усмехаясь. Потом цепь стала затягиваться вокруг её горла, глубже впиваясь золотыми руками в её плоть, а её руки порхали по его лицу со всей силой, на какую способны бабочки. Окажись у него тогда цепь под рукой…
будь у него арбалет, кинжал, что угодно, он бы… он мог бы… он…
Только в этот момент Тирион услыхал крики. Он потерялся в приступе чёрной ярости, утопая в омуте памяти, но крики вмиг вернули реальность обратно. Он разжал руки, сделал вдох и отвернулся от Пенни.
— Что-то происходит.
Он вышел наружу, чтобы узнать, что это. Драконы.
Зеленое чудовище кружило над заливом, пикируя и закладывая виражи, а ладьи и галеи сталкивались и горели под ним, но это не на него, а на белого дракона таращились наёмники. В трех сотнях ярдов Злая Сестра качнула рукой, треньк-ТУК, и шесть свежих трупов, кружась, отправились в небо.
Они поднимались всё выше и выше и выше. Потом два из них вспыхнули огнем.
Дракон поймал одно пылающее тело, когда то начало падать, и вгрызся в него, а бледные языки пламени проглядывали между его зубов. Белые крылья хлопали в утреннем воздухе, зверь начал набирать высоту. Второй труп отскочил от протянутых к нему когтей и рухнул прямо вниз, чтобы приземлиться среди юнкайских всадников. Некоторые из них тоже загорелись. Один конь вскинулся на дыбы и сбросил всадника. Остальные бежали, пытаясь перегнать огонь, но вместо этого лишь раздувая его. Тирион Ланнистер почти ощущал на вкус панику, охватившую лагеря.
Острый, знакомый запах мочи наполнил воздух.
Карлик огляделся и с облегчением понял, что это обмочился Чернильница, а не он.
— Тебе штаны бы сменить, — посоветовал ему Тирион. Казначей побледнел, но не шелохнулся.
Он неподвижно стоял и смотрел, как дракон перехватывает трупы в воздухе, когда с топотом явился посланник. «Чертов офицер», — Тирион понял это сразу. Он был облачен в золотую броню и восседал на золотом коне. Громко объявив, что он послан верховным командиром Юнкая, благородным и могущественным Горзаком за Эразом.
— Лорд Горзак шлет свои любезности капитану Пламму и запрашивает его направить отряд к берегу залива. Наши корабли под атакой.
«Ваши корабли тонут, горят, спасаются бегством, — думал Тирион. — Ваши корабли захватывают, ваших людей предают мечу». Он был Ланнистером с Утёса Кастерли, недалеко от Железных островов; железнорожденные разбойники не были незнакомцами на их берегах. За века они сжигали Ланниспорт по крайней мере трижды и совершали на него набеги две дюжины раз. Люди запада знали, на какую свирепость способны железнорождённые; тогда как эти работорговцы только начали узнавать.
— Капитана здесь сейчас нет,— ответил Чернильница посланцу. — Он ушел повидать Генерал-Девицу.
Всадник указал на Солнце.
— Командование госпожи Малаззы завершилось с восходом солнца. Делайте так, как велит лорд Горзак.
— Атаковать кальмаров, хотите сказать? Тех, что в воде? — Казначей нахмурился. — Сам я не знаю, как это сделать, но когда Бурый Бен вернётся, я сообщу ему, чего хочет ваш Горзак.
— Я передал вам приказ. Вы должны следовать ему.
— Мы получаем приказы от нашего капитана, — ответил Чернильница своим обычным мягким тоном. — Его здесь нет. Я же сказал вам.
Гонец потерял терпение, Тирион это видел.
— Битва началась. Ваш командир должен быть с вами.
— Возможно, но его нет. Девица послала за ним. Он ушёл.
Посланец сделался пунцовым.
— Вы должны исполнять приказанное!
Ухват выплюнул комок хорошо пережёванного кислолиста левой стороной рта.
— Прошу прощения, — обратился он к юнкайскому всаднику, — но мы все здесь наездники, такие же, как и м’лорд. Хорошо обученный боевой конь бросится на стену копий. Некоторые перескочат пылающий ров. Но я никогда ещё не видел коня, который умел бы скакать по воде.
— С кораблей высаживаются люди, — закричал юнкайский лордёныш. — Они заблокировали устье Скахазадхана горящим кораблём, и каждую секунду, пока вы торчите здесь болтая, очередная сотня мечей шлёпает сюда по мелководью. Соберите своих людей и отбросьте их обратно в море!
Немедленно! Горзак приказывает!
— Который Горзак? — спросил Кем. — Кролик?
— Кисель, — отозвался Чернильница. — Кролик недостаточно туп, чтобы послать легкую конницу против тяжелых кораблей.
Всадник услышал достаточно.
— Я доложу Горзаку зо Эразу, что вы отказываетесь исполнять его приказ, — ответил он сухо, затем повернул коня и галопом унесся туда, откуда пришел, преследуемый взрывом наёмничьего смеха.
Чернильница был первым, чья улыбка погасла.
— Довольно, — сказал он, неожиданно мрачный. — Вернёмся к делу.
Седлайте коней. Я хочу, чтобы каждый из вас был готов выехать, когда Бен вернется с какими-нибудь надлежащими приказами. И потушите этот огонь.
Позавтракать сможете и после битвы, если доживете до её конца, — его взгляд упал на Тириона — Чему ты усмехаешься? Ты похож на шута в этой броне, Полумуж.
— Лучше быть похожим на шута, чем быть им, — ответил карлик. — Мы на стороне проигравших.
— Полумуж прав, — сказал Джорах Мормонт. — Нам не следует сражаться на стороне работорговцев, когда Дейнерис вернется… а она вернётся, можете не сомневаться. Ударьте сейчас и ударьте как следует — и королева этого не забудет. Разыщите её заложников и освободите их. Я готов поклясться честью моего дома и самим домом, что Бурый Бен планировал это с самого начала.
Снаружи, в водах Залива Работорговцев, ещё одна квартийская галея занялась пламенем после внезапного огненного вжжжух. Тирион слышал, как к востоку трубят слоны. Руки шести сестёр вскидывались и опадали, швыряя трупы. Щит ударял о щит, когда две стены копий сошлись под стенами Миэрина. Драконы кружили над головами, их тени скользили по задранным лицам союзников и врагов.
Чернильница поднял руки.
— Я храню книги. Я охраняю золото. Я составляю наши договоры, собираю плату, слежу за тем, чтобы у нас оставались деньги на покупку провианта. Не мне решать, за кого мы сражаемся и когда. Это решает Бурый Бен. Обсудите это с ним, когда он вернётся.
К тому моменту, как Пламм и его спутники вернулись из лагеря ГенералДевицы, белый дракон улетел обратно в своё логово над Миэрином. Зелёный всё еще рыскал, паря широкими кругами над городом и заливом на огромных зелёных крыльях.
Бурый Бен Пламм носил латы и кольчугу поверх варёной кожи. Шёлковый плащ, ниспадающий с его плеч, был единственной уступкой тщеславию: он струилсяя волнами при движении, меняя цвет от бледно-фиолетового до глубокого пурпура. Пламм спустился с лошади, передав её конюху, после чего сказал Ухвату позвать капитанов.
— Вели им поторопиться, — добавил Каспорио Мудрый.
Тирион не являлся даже сержантом, но их игры в кайвассу сделали его частым гостем в шатре Бурого Бена, и никто не попытался остановить его, когда он вошёл вместе с остальными.
Помимо Каспорио и Чернильницы, в числе вызванных были Улан и Боккоко.
Карлик с изумлением обнаружил здесь и сира Джораха Мормонта.
— Нам приказано защищать Злую Сестру, — объявил им Бурый Бен.
Мужчины обменялись тревожными взглядами. Казалось, никто не хотел говорить, пока сир Джорах не спросил:
— Чьё это приказание?
— Девицы. Сир Дедуля направляется к Карге, но она боится, что затем он повернет к Злой Сестре. Призрак уже взят. Вольноотпущенники Марселена сломили Длинных Копий, как прогнившие палки, и перетащили его цепями.
Девица полагает, что Селми намеревается покончить со всеми требушетами.
— На его месте я делал бы то же самое, — заметил сир Джорах. — Разве что я справился бы с этим быстрее.
— Почему девица всё ещё отдаёт нам приказы? — озадаченно спросил Чернильница. — Рассвет наступил и завершился. Разве она не заметила солнце? Она ведет себя так, будто остается верховной командующей.
— Ты бы тоже продолжал раздавать приказы на её месте, если бы узнал, что командование примет Кисель, — ответил Мормонт.
— Одна не лучше другого, — заявил Каспорио.
— Воистину, — подтвердил Тирион, — но титьки у Малаззы покрасивее.
— Удерживать Злую Сестру надо арбалетами, — сказал Чернильница. — Скорпионами. Баллистами. Вот что необходимо. Нельзя использовать всадников для защиты фиксированной позиции. Неужели девица имеет в виду, что мы должны спешиться? И если так, то почему не воспользоваться её копейщиками или пращниками?
Кем сунул свою светловолосую голову внутрь палатки:
— Простите за беспокойство, м’лорды, но прибыл ещё один всадник.
Говорит, у него новые приказы от верховного командующего.
Бурый Бен поглядел на Тириона, затем пожал плечами:
— Зови его сюда.
— Сюда? — переспросил Кем сконфуженно.
— Это значит туда, где я нахожусь, — произнес Пламм с ноткой раздражения. — Если он направится куда-то еще, он меня не найдет.
Кем ушёл. Когда он вернулся, то придержал занавесь у входа для юнкайского вельможи в плаще из жёлтого шёлка и такого же цвета панталон. Масляные чёрные волосы мужчины были завиты и покрыты лаком так, чтобы выглядеть будто сотня крохотных роз, растущих из головы. На его нагруднике изображалась сцена такой восхитительной развращённости, что Тирион почуял родную душу.
— Безупречные продвигаются к Дочери Гарпии, — объявил посланец. — Кровавая Борода и два гискарских легиона противостоят им. Пока они держат ряды, вы должны проскользнуть позади евнухов и напасть на них сзади, не щадя никого. Исполните это по приказу наиблагороднейшего и могущественного Моргара зо Жерзина, верховного командующего юнкайцев.
— Моргар? — нахмурился Каспорио. — Нет, сегодня командует Горзак.
— Горзак зо Эраз лежит убитый, сражённый пентошийским вероломством.
Предатель, зовущий себя Принцем в Лохмотьях, умрет за это бесчестье исходя криками — благородный Моргар клянется в том.
Бурый Бен почесал бороду.
— Гонимые Ветром переметнулись, не так ли? — произнес он со сдержанным интересом.
Тирион сдавленно засмеялся:
— Вот мы и променяли Киселя на Завоевателя-Пьяницу. Чудо, что он смог вынырнуть из бутыли настолько, чтобы отдать частично здравый приказ.
Юнкаец уставился на карлика:
— Попридержи язык, ты, мерзкий маленький… — его отповедь прервалась.
— Этот наглый карлик — беглый раб, — объявил он поражённо. — Он собственность благородного Йеззана зо Каггаза, да святится его память.
— Ты ошибся. Он мой брат по оружию. Свободный человек и Младший Сын.
Рабы Йеззана носят золотые ошейники, — Бурый Бен улыбнулся своей самой любезной улыбкой. — Золотые ошейники с маленькими колокольчиками. Ты слышишь колокольчики? Я — нет.
— Ошейники можно снять. Я требую, чтобы карлика выдали для наказания в сей же миг.
— Звучит грубо. Джорах, что ты думаешь?
— Это.
Меч Мормонта уже был в его руках. Едва всадник обернулся, сир Джорах всадил клинок ему в глотку. Остриё вышло позади шеи юнкайца, красное и мокрое. Кровь пузырилась на его губах и под подбородком. Мужчина сделал несколько шатающихся шагов и рухнул на доску для кайвассы, рассыпав деревянные армии повсюду. Он дёрнулся ещё несколько раз, хватаясь за лезвие мормонтова меча одной рукой, пока другая слабо царапала перевернутый стол. Только потом до юнкайца дошло, что он мёртв. Он лежал, уткнувшись лицом в ковёр, в хаосе красной крови и масляных чёрных роз. Сир Джорах выдернул меч из шеи мертвеца. Кровь стекала по желобку дола.
Белый кайвассный дракон оказался у ног Тириона. Он поднял его с ковра и вытер рукавом, но немного юнкайской крови осталось в маленьких углублениях, вырезанных в фигурке, и светлое дерево казалось испещрённым кровавыми прожилками.
— Да здравствует наша возлюбленная королева Дейнерис.
Будь она жива или будь она мертва. Он подбросил окровавленного дракона в воздух, поймал его, усмехаясь.
— Мы всегда оставались людьми королевы, — объявил Бурый Бен Пламм.
— Присоединение к силам Юнкая было лишь уловкой.
— И какой хитроумной была затея, — Тирион одарил мертвеца тычком сапога. — Если этот нагрудник придется мне впору, то я его хочу.