Везде чужой

Глава третья

Статс-лейнант Геннад не любил своего непосредственного начальника. Гросс-каптейн Дислав держал подчинённых на расстоянии, попыток сблизиться не предпринимал даже по работе, всегда был сух, корректен, требователен, действия своих сотрудников предвидел на три шага вперед. Удивительно, но своего превосходства при этом никогда не выказывал. Было в гросс-каптейне что-то от бесстрастной машины, поэтому за его спиной никто не злословил, но и любовью он не пользовался. Безмерная эрудиция, которую он никогда не выставлял напоказ, но которая исподволь непременно проявлялась при обсуждении дел, подавляла. И, хотя он всегда давал лишь общие указания, чувствовалось, что видит он гораздо дальше, а своими рекомендациями только ориентирует сотрудников в нужном направлении, уже известном ему до конца пути. Поэтому, когда он появлялся в кабинете статс-лейнанта, подсознательное понимание превосходства интеллекта гросс-каптейна над его собственным полностью выбивало Геннада из колеи, хотя среди оперативников он слыл одним из лучших.

На этот раз появление гросс-каптейна Геннад почувствовал за мгновение до того, как открылась дверь, и в проёме показалась сухопарая фигура начальника. Геннад поспешно вскочил, по-уставному дёрнув подбородком. Ладони у него вспотели.

«Пять лет в Управлении, а перед ним — как новобранец», — сумбурно пронеслось в голове. Ещё на первом месяце работы к нему в кабинет для знакомства с новичком заглянул начальник Управления титул-генрал Васелс. «Что вы, право, — пожурил он Геннада, когда тот точно так же вскочил перед ним, — у нас здесь не казарма…» С тех пор у них с титул-генралом установились отечески-сыновьи отношения: Васелс изредка заходил в кабинет попить суррогата и послушать новые анекдоты, поставляемые подследственными. Даже раза три приглашал к себе домой. С начальником же отдела Диславлом такие отношения были немыслимы, хотя Геннад и понимал, что, останься он сейчас сидеть на месте, гросс-каптейн не сделал бы никакого замечания. И, тем не менее, словно пружина подбрасывала его со стула всякий раз, когда появлялся непосредственный начальник. Ситуация, в которой он может просто поднять голову от документов и кивнуть входящему гросс-каптейну, представлялась Геннаду несуразной до абсурда.

— День славный, статс-лейнант, — поздоровался Диславл. Взгляд его зимних голубых глаз, казалось, спокойно проникал в сознание Геннада. Возникало неприятное чувство, что этот человек знает о нём всё: его достоинства и недостатки, промахи и удачи, — но при этом не проявляет ни симпатии, ни антипатии.

— Славный день, — эхом отозвался Геннад. Почему-то, только здороваясь с гросс-каптейном, он невольно отмечал нелепость укоренившегося древнего приветствия. При встречах с Диславлом настроение у Геннада становилось пасмурным.

— Садитесь, статс-лейнант, — предложил гросс-каптейн, устраиваясь на стуле напротив. — Чем сейчас занимаетесь?

— Делом шоу-бизнеса Рениты.

Геннад мог поклясться, что гросс-каптейн Диславл знает не только на каком этапе расследования он сейчас находится, но и какую страницу и строчку дела перечитывал минуту назад. Ощущая себя полным болваном, Геннад стал сбивчиво докладывать ход следствия.

— Понятно, — оборвал его где-то посередине Диславл. — Вы хорошо поработали и, как понимаю, близки к завершению дела. К сожалению, вынужден отстранить вас от следствия.

Он положил на стол тоненькую папочку.

— Займитесь этим человеком. Вы должны мне его найти.

Он снова заглянул в глаза Геннаду, и опять сознание статс-лейнанта обдало морозом славного зимнего дня.

— Только найти, — уточнил Диславл, вставая. И уже от двери сказал:

— Дело Рениты передайте лейнанту Лексу. Свою группу тоже.

И вышел.

Геннад запоздало вскочил и чертыхнулся. Этого можно было уже не делать — дверь за Диславлом закрылась. Чтобы привести в порядок мысли, Геннад прошёлся по кабинету, вскипятил суррогату, хлебнул. В сейфе стояла фляжка очищенного денатурата, но приложиться к ней не рискнул — рабочий день только начинался. Геннад допил суррогат, затем, косясь на папку, собрал бумаги дела Рениты и отнёс их в кабинет лейнанта Лекса.

Вернувшись, решительно сел за стол и пододвинул к себе папку. На ней стояло личное клише гросс-каптейна — значит, дело чисто конфиденциальное и о нём не имел права знать никто, в том числе и титул-генрал. Что ж, не впервой. Приходилось Геннаду заниматься «конфидентками», как их называли в Управлении, Диславла, но удовлетворения ему, как оперативному работнику, они не приносили. Такие дела заставляли статс-лейнанта чувствовать себя мальчиком на побегушках, собирающим отрывочную, зачастую не связанную между собой информацию, в аналитическую обработку которой его уже не посвящали.

В папке находились три листка, фотография судмедэкспертизы какого-то мертвеца и флюоритовая пластинка с отпечатками пальцев. Пластинка вызвала у Геннада лёгкое недоумение — такими пользовались лет сорок назад. Он отложил фотографию и пластинку в сторону и стал знакомиться со стандартным бланком описания личности.

«Имя — Таксон (предположительно). Год рождения —? Место рождения —? (Графы же о национальности, образовании, местах работы, родителях, семейном положении вообще были девственно чисты.)

Приметы: рост — средний (12,4 дланей). Худощав. Лицо овальное, нос прямой, глаза серые, волосы густые, тёмные. Особых примет нет. Фотография прилагается».

И всё.

Геннад взял фотографию и тупо уставился на изображение мертвеца. Вот оно — овальное лицо, прямой нос, тёмные волосы. Глаза, правда, закрыты. И дырка посреди лба. Ничего себе — особых примет нет!

На всякий случай потряс оставшиеся два листка, но другого снимка оттуда не выпало, и тогда он стал их просматривать. Это был двухстраничный отчёт о происшествии. После стандартной «шапки» отчёта, уведомляющей, что он составлен региональным отделом по борьбе с организованной преступностью губернского города Бессграда, сообщалось, что «34-го дня летней гекатоды сего года (почти полгода назад, отметил Геннад) на поезд, следовавший по маршруту Тёплые Воды — Столица, на перегоне Антракс — Соляные Столбы совершено нападение банды анархо-фундаменталистов Чёрного Аристократа. Состав разграблен, среди пассажиров имеются раненые (36 человек) и убитые (8 человек). Пострадавшие доставлены в окружную лечебницу города Бассграда. Искомое лицо обнаружено среди убитых (фотография высылается). К сожалению, труп отправить в Столицу не представляется возможным, поскольку он исчез из морга при весьма странных обстоятельствах. По сообщению дежурных патологоанатома и санитара, в ночь с 37-го по 38-ое летней гекатоды покойник самостоятельно вышел из ледника и, не обращая ни на кого внимания, направился к выходу. На требования санитара остановиться и вернуться на место реагировал бегством. Заключённые под стражу дежурные работники морга при форсированном допросе своих ранних показаний не изменили. Следствие по обнаружению трупа или его следов результатов не дало».

«Весёленькое дельце!» — подумал Геннад. Кого-кого, а покойников, тем более, ходячих, ему разыскивать не приходилось. Он представил себе ситуацию: выходящего из ледника покойника с дыркой во лбу, и истерический крик санитара: «Стой! Ты куда?! А ну ляг на место!» — и усмехнулся. «Реагировал бегством» — это хорошо сказано. Он ещё раз перечитал отчёт и поморщился. Исполнительность провинциальных центурий при запросе из Управления порой доходила до идиотизма. Это же надо — форсированный допрос свидетелей! после которого существует лишь два пути. Либо в инвалиды, либо в морг, но уже в качестве клиентов. Такой допрос не могла оправдать даже версия о том, что предполагаемые преступники пропустили труп через мясорубку, а фаршем начиняли пирожки — к сожалению, случаи каннибализма и некрофагии в провинции не были редкостью.

Уцепиться в отчёте было не за что, поэтому Геннад обратился к единственной ниточке: ориентировке Управления на розыск. Он прикинул число, каким могла быть отправлена ориентировка — где-то после 34-го, но не позже 44-го летней гекатоды (неопознанные трупы содержатся в морге не более 10 дней), — и ввёл запрос в компьютер. Ориентировка оказалась разосланной 37-го числа квадруплексом в четыре города: Крейдяное, Пограничье, Бассград и Станполь. Текст её ничем не отличался от ориентировки в личном деле разыскиваемого, за исключением указания предположительного имени. Зато снимок прилагался другой: моложавый человек лет тридцати пяти, на этот раз без дырки в голове, в старомодном пиджаке и при галстуке. С тем же эффектом он мог сняться в латах и кирасе — они смотрелись бы не менее архаично.

Геннад ввёл запрос на идентификацию фотографии, однако в банке данных этой информации не оказалось. Тогда без всякой надежды на успех он ввёл запрос на имя Таксон и минут через десять к своему удивлению увидел высветившуюся на дисплее первую страницу досье. Запрошенный Таксон родился в 51-ом году Республиканства, был учёным-физиком, принимал активное участие в политической жизни начала Перелицовки (тогда на него и завели досье в Управлении), но затем, разочаровавшись в своих попытках переустроить мир, вернулся в науку. Здесь его успехи оказались более значительными. Его работа «Теоретическое обоснование прозрачности кристаллических диамагнетиков» вошла в основы современной физики. Судя по отсутствию штампа о смерти в досье, отец теории прозрачности (сдачу зачёта по курсу которой в колледже Геннад вспомнил с содроганием) находился в полном здравии, хотя ему и перевалило за восемьдесят лет.

Конечно, лейб-физик, удостоенный столь высокого звания гонорис кауза, не имел никакого отношения к разыскиваемому, но других Таксонов в банке данных системы не оказалось, да и это досье, судя по времени поиска, компьютер извлёк из архива. По инерции Геннад запросил фотографию лейб-физика… И замер в изумлении. С экрана на него высветилось лицо моложавого человека в пиджаке и галстуке, объявленного в ориентировке на розыск. Первой мыслью Геннада после испытанного шока была мысль о сбое в системе. Но повторное сличение фотографий из досье и ориентировки отвергло версию об ошибке, в то же время подтвердив идентичность снимков. Видно, фотографию на ориентировку взяли из досье.

Известие о том, что гоняться придётся не только за покойником с дыркой во лбу, но и за пришельцем из прошлого, окончательно пришибло Геннада. Ну и ребус задал ему гросс-каптейн! Он нашёл в досье адрес лейб-физика (где-то на окраине Столицы, на Околичной заставе) и вызвал по телефону центурию заставы. Оттуда его переправили в околоток, где Геннад и получил информацию о Таксоне. Околоточный, судя по голосу, развязный, самодовольный тип, хорошо знал лейб-физика. Он говорил исключительно на сленге и, похоже, не имел представления о нормальном человеческом языке. По его словам, Таксон был выжившим из… стариком, которому всё по…, поэтому и околоточному на него… Оказывается, этот старый… положил… на переоформление своего допуска на привилегии, и околоточный, как последний…, должен был… за стариком, чтобы… заявление на переоформление. Скорее бы этот… уже…, чтобы свет белый без него… стал. Геннад корректно поинтересовался, есть ли фотография на новом допуске, и, получив утвердительный ответ, приказал, что если… (то есть, околоточный) и мать его хотят по-прежнему, чтобы он… околоточным, то этот снимок должен через полчаса… в Управлении и… на столе в его, Геннада, кабинете. Иначе… (околоточному), тот самый свет белый… с овчинку… и матери его.

Такой приказ оказал действие. Уже через треть часа запыхавшийся нарочный доставил Геннаду фотографию лысого старика с ехидным прищуром маленьких глаз и сложенными в брезгливую улыбку губами. Несмотря на последнее, старик вызывал симпатию.

«Мат и диамат всегда были движущей силой нашего общества», усмехнулся про себя Геннад, оценивая скорость, с которой нарочный мчался на мотоциклете с дальней заставы. Он подписал нарочному пропуск и снова посмотрел на снимок. Сходство с разыскиваемым было несомненным, несмотря на разницу в возрасте.

«Живчик», — отметил Геннад с завистью и подумал, что если ему сподобится дожить до таких преклонных лет, вряд ли он сумеет сохранить столь ироническое отношение к жизни и ясность мысли, которые читались на лице старика.

Не успел нарочный закрыть за собой дверь, как она снова распахнулась, и в кабинет вошла секретарша Диславла. Сухопарая жердь с зацементированным косметикой лицом вымершей болотной цапли. «Циркуль Диславла» — называли её за глаза в Управлении. Что поделаешь, если симпатичные женщины любой работе предпочитали жизнь вольных кобылок.

— Вам командировка, — голосом, полным презрения ко всем мужчинам мира, отчеканила она. — Распишитесь.

Буквально с первых дней своей работы общение с секретаршей Диславла приучило Геннада бесстрастно принимать от неё любые бумаги. Ибо стоило задать вопрос или хотя бы выразить удивление на лице, как секретарша язвительно начинала проходиться по служебной квалификации сотрудников мужского пола. А связать работу сотрудника с природой ему данным естеством обиженная жизнью женщина умела виртуозно. Поэтому Геннад молча, с каменным лицом, расписался в получении и, только когда «Циркуль Диславла» вышла, посмотрел командировку.

«Без меня меня женили», — подумал он, прочитав, что ехать придётся в Бассград. К командировке была подколота броня на поезд в люкс-вагон. Геннад посмотрел на время: поезд отходил через два часа. Диславл как всегда шёл впереди него шагов на пять, но на этот раз уж очень спешил.

Работа оперативника приучила Геннада к готовности выехать в любую точку страны хоть сию минуту в чём есть, а поскольку до вокзала было всего четверть часа ходьбы, он решил ещё поработать. Несмотря ни на что, свою работу Геннад любил, жил ею, и в сборе информации отличался особой скрупулёзностью, не оставляя без внимания мельчайшие детали. Как правило, именно дотошность зачастую приводила его к успеху.

Он снова запросил досье Таксона, и снова пришлось ждать ответа минут десять. Но на этот раз вместо первого листа досье на экране зажглись строчки: «Информация особо секретна. Введите код Вашего допуска».

В полном ошеломлении Геннад машинально достал из кармана личную карточку, вставил в дисковод… но на «ввод» так и не нажал. Он понял, что второй раз досье Таксона ему не прочитать. Его допуск окажется недостаточным. Однозначно. Не хотел Диславл, чтобы Геннад знал о существовании лейб-физика. В общем, это тоже информация… Только почему гросс-каптейн не засекретил досье раньше?

Вводить код своего допуска означало оставить свой запрос в памяти компьютера и дать понять Диславлу, что ему известна эта ниточка. Поэтому Геннад отменил команду и снова вызвал на дисплей текст квадруплекса на розыск. Четыре города: два губернских — Бассград и Станполь, и два поместных — Крейдяное и Пограничье. А вот над их выбором стоило поразмышлять. Геннад сменил на экране текст квадруплекса на карту страны. Так, любопытно. Между Столицей, Станполем и Бассградом почти равные отрезки пути, верст по двести. И от Бассграда до Крейдяного и Пограничья всего ничего — верст, этак, пятнадцать-двадцать. Чем же интересны эти два мелких поместных городка, если в квадруплексе им отдается предпочтение многим губернским? Тем, что они почти на кордоне с Соединёнными Федерациями?

Повинуясь смутной догадке, Геннад запросил карту железных дорог и всё понял. Попасть в столицу из Пограничья и Крейдяного можно было по двум веткам, которые сходились в Бассграде и далее шли через Станполь. А вот из Крейдяного в Пограничье попасть по железной дороге было нельзя.

— Такие наши пироги… — задумчиво протянул Геннад. Нападение на поезд Теплые Воды — Столица произошло тридцать четвёртого числа, а ориентировка на розыск была разослана тридцать седьмого. Итого — трое суток. Предельный срок выхода агента на связь. Выходит, ждал гросс-каптейн три дня, а затем… Неприятно засосало под ложечкой. Получалось, что гросс-каптейн Диславл ждал человека из-за… Но, насколько известно Геннаду, к делам контрразведки гросс-каптейн не имеет никакого отношения. Значит, сам Диславл… Нет, ну это уже полная чепуха!

Геннад вскипятил ещё суррогату и, прихлёбывая из кружки, вывел на экран укрупнённую карту Бассградской губернии. Да, удобное место для перехода. Между Крейдяным и Пограничьем расстилался смешанный лес, а по кордону с Соединёнными Федерациями шла заболоченная старица реки Жеребец.

«Когда-то эта местность называлась Краем тысячи озёр, — вспомнил Геннад. — Было время. А мы всё загадили».

Он снова посмотрел на часы. До отхода поезда оставалось чуть более часа.

«Ладно, — решил он, — эту линию мы оставим для размышления в поезде».

Он просмотрел материалы дела ещё раз, повертел в руках флюоритовую пластинку с отпечатками пальцев.

«А вот тобой я ещё не интересовался», — подумал он. Судя по времени, когда такие пластинки перестали выпускать, отпечатки пальцев принадлежали лейб-физику. Спрашивается, зачем тогда Диславл приобщил её к делу, если доступ к досье закрыл?

Геннад набрал номер своей группы, спросил, на месте ли Стасо, и вызвал его к себе. Стасо явился через минуту, держа под мышкой объёмистую папку — видимо думал, что шеф вызывает его для отчёта.

— День славный! — гаркнул с порога старший агент Стасо, явно ёрничая над уставом, и шлёпнулся на стул напротив начальника.

— Славный… — буркнул Геннад и жестом остановил Стасо, начавшего развязывать тесёмки папки.

— Я уже не занимаюсь делом Рениты. С завтрашнего дня вы все переходите в распоряжение лейнанта Лекса.

Геннад сделал вид, что не замечает недоумённых глаз старшего агента.

— А сегодня, не в службу, а в дружбу, сделай мне одно одолжение. Сними-ка «пальчики» одного старика — лейб-физика Таксона, а завтра перешли мне в Бассградскую центурию. Только смотри, чтобы он ничего не заподозрил. Таксон — персона с привилегиями, и скандал нам не нужен. Адрес: Околичная застава, третья линия, дом двадцать шесть дробь два.

Стасо заёрзал.

— И как же я это сделаю?

«Да уж, — подумал Геннад, — чему-чему, а этому оперативников не учат. Следить, морды бить, стрелять — это да. Здесь школа на высоте. А если „пальчики“ снимать, так только после того, как их сломают».

— Возьми из середины стопки бланк Института общественного мнения, спокойно стал наставлять Геннад, — ну, скажем, анкету «Что Вы думаете о Президенте?» Аккуратно, чтобы не было подтёков, распыли на нём с обеих сторон тактильный раствор и положи в папочку поверх бланков. И, под видом сотрудника института, дуй к старику. Смотри, сам бери бланк только сверху, чтобы не залапать «пальчиков» Таксона.

— Па-анятно! — расплылся в улыбке Стасо. — Всё?

Он встал со стула.

— Да, — сказал Геннад. — Только учти, дело «конфидентское», и знать о «пальчиках» должны только мы двое.

— Па-анятно! — смыл с лица улыбку старший агент. — Уже бегу.

И выскочил в коридор.

— Вот и хорошо, что понятно, — тихо проговорил Геннад и в очередной раз бросил взгляд на часы. Пора и ему было собираться. И тут, наконец, догадка, зачем Диславл засекретил досье, осенила его. Уж о чём-чём, а о скрупулёзной дотошности Геннада гросс-каптейн знал как никто. И если он не оставит своего запроса о Таксоне в памяти компьютера, Диславл поймёт, что о лейб-физике Геннаду известно.

Он снова запросил информацию на Таксона, по требованию компьютера ввёл шифр своего допуска и, получив, как и ожидал, ответ о его недостаточности, с довольной улыбкой отключил компьютер. Наконец-то он хоть в чём-то перехитрил начальника.

На поезд уже нужно было бежать, поэтому Геннад поспешно сунул в карман фотографию покойника и флюоритовую пластинку, дело запер в сейф и покинул кабинет. И только сдавая на проходной ключи, он подумал: а почему Диславл ещё раньше, скажем, полгода назад, не засекретил досье Таксона? В забывчивость гросс-каптейна почему-то не верилось.