Глава5. ВО ИМЯ ЖИЗНИ

До вечера, после ещё нескольких удачных стычек с мутантами, напарникам удалось преодолеть всего километр. Округа была сплошь усеяна аномальными образованиями, отчего продвижение вперёд оказалось тяжёлым и мучительным. Под конец Артём вымотался настолько, что на вынужденных привалах моментально засыпал, не в силах даже поддерживать беседу со сталкером. Квашня же, наоборот, словно получив заряд бодрости, был активен. Единственное, в чём он изменился — в голосе его больше не звучало весёлых ноток. Все произносимые сталкером фразы звучали коротко и лаконично. Трагичность произошедшего с Сиплым оставила и на нём свой неизгладимо печальный след.

Перед наступлением ночи, осмотрев на краю просеки, по которой проходила ЛЭП, наиболее подходящее место, Квашня остановился.

— Вот здесь и заночуем. Нам надо успеть засветло насобирать побольше дров и нарубить веток для шалаша. Поступим так: ты собираешь хворост, а я убежищем займусь. Благо, здесь поросли молодой достаточно — быстро справимся. Только по сторонам не забывай посматривать, вдруг опять какая оказия. Аномалий вроде нет, а вот зверьё бродит там, где пожелает…

Натаскав приличную кучу сухой древесины, Артём пошёл за следующей охапкой и внезапно встал, как вкопанный, увидев очередную непонятную вещь. С веток дерева свисали серо — коричневые пряди, едва качаясь от слабого дуновения ветерка.

— Михалыч! — позвал он сталкера, орудующего своим тесаком на месте привала. — А это что такое здесь?

— А вот это, паря, и есть Жгучий пух… Повезло тебе, что близко к нему не подошёл да трогать не пытался. Он своими спорами выстреливает в проходящих мимо. Те, в свою очередь, распыляются в воздухе и попадают в лёгкие и на тело. На кожу‑то коли попадут, не большая беда. Но ожог будет такой, будто сковородой раскалённой приложило. Если вовремя антидотом воспользоваться, вылечишься. А вот ежели внутри окажутся, тогда пиши — пропало. Не жилец будешь. Всё распухнет так, что перекроет доступ воздуха. Задохнёшься в один момент. Никого ещё спасти не удалось…

— Так вот почему Вы так говорите…

— Как? — не понял Квашня.

— Ну, когда в память о ком‑либо… Про землю — пухом.

— А — а-а! Ну, так да. Кому же пожелаешь в такой мерзопакости лежать? Ладно, темнеет уже, давай‑ка, дальше делом займёмся. А ты повнимательней себя веди. Не ровен час — ещё такие подарки найдутся…

Ночь подобралась вплотную и быстро окутала мраком затаившуюся округу. Теперь только ярко горящий костёр отодвигал беспросветную тьму на небольшое расстояние от сидящих людей. Было страшно и неуютно. Артём жался поближе к огню, его знобило от нервного напряжения. Видя состояние парня, Квашня вздохнул:

— Вишь, как бывает в жизни. Не успеешь человека узнать толком, а его уже и в живых нет.

— Михалыч, а Вы давно Степана знаете? Вернее, знали…

— Давненько, паря. Мы, почитай, с ним только рейдов в Зону сделали не менее пары сотен. Удачлив он был. Удачлив и смел. Да… Не заслужил он такой смерти, что ни говори. Вот так всегда случается. Только шёл и смеялся, а тут — раз, и нет тебя… И ведь до последнего отдавал отчёт, что делает. Он ведь мог попробовать вырваться от этих тварей, если бы крутнулся в другую сторону. Так нет, потянул их за собой в «Воронку»… Это чтобы, значит, нам с тобой легче было. Отец мне рассказывал, что у них на фронте мужик один был. Немцы всю его семью, почитай, истребили. Ох, и злой он на них был! В бою не жалел ни капли. Даже раненых добивал. Чуть под трибунал не попал за это. А однажды случилось так, что ему колонну пленных конвоировать доверили. Чтобы, значит, отвести до тыловых позиций и там сдать в распоряжение специальной части по сбору этих, «отвоевавшихся»… Их же потом на работы отправляли. Чтобы разруху, войной нанесённую, устраняли. Ох, и много же их при этом полегло! А чё жалеть‑то было? Сами к нам полезли, хозяевами хотели стать. Чтоб, значит, мы горбатились у них в рабстве. А тут по шапке получили, вот и работали… Ну да я отвлёкся. Вот и повёл тот мужик их по дороге. А с ним другой в паре был. Ну, весь при орденах да медалях. Герой, словом. Идёт и побасёнки ему про дела свои геройские на всех фронтах травит. А у этого аж рот от удивления открылся, да гордость взяла — с каким великим человеком рядом идёт. И случилась вдруг оказия. Какая‑то группа немцев из окружения решила вырваться. У них даже танк с собой был. А на беду машина, везущая в тыл раненых, начала обгонять колонну пленных. Вот у них на глазах эту машину и разорвало снарядом. Тела в разные стороны раскидало взрывом. Транспорт, перевёрнутый набок, загорелся, а заодно и немцев пленных осколками прихватило. Лежат на дороге и стонут. А кто и совсем Богу душу отдал. Мужичок‑то этот и ломанулся подопечных из беды выручать. Так до последнего под огнём их в сторону низины и таскал на себе. Смотрит потом, а герой — напарник его нырнул в кювет и весь белый, как полотно бумаги, трясётся там от страха, высунуться боится. А на тот момент остался на дороге в одиночестве весь пораненный немецкий офицер. Пожилой уже, в очках. Профессор — профессором. Лежит и молча терпит. А вокруг пули льются, как ливень по весне. Вот мужик, невзирая на плотный обстрел, до этого немца и подался. Дополз, схватил его в охапку — и в обратку. И уже перед самым спуском, прикрывая собой пленного, пулю‑то в спину напоследок получил. А тут наши подоспели, раздолбали врага. Но того, что случилось, уже не исправишь. Немцы‑то, как увидали, что мужика ранило, бережно его завернули, чуть не последнее с себя сняв, и оружие при нём оставили — не тронули даже. Так до первой попутки его на руках и несли. Только всё равно до госпиталя мужик не дожил. Скончался по дороге… А когда особисты стали крутить, отчего второй‑то из канавы не вылез, так и разобрались, что никакой он не герой оказался. Сидел до этого в штабе крысой канцелярской да бумажки разные писал. Через него, почитай, много бумаг да наградных представлений проходило. Вот и приписывал себя вместо кого другого. А потом проштрафился. То ли украл что‑то у начальника, то ли работу не доделал. А надо было к спеху… Не знаю, короче. Но только после этого его на фронт и отправили. Вот и думай теперь, кто герой, а кто самый, что ни на есть, подлец. Так и Степан. Жил степенно, да спокойно. Никогда даже мухи не обидел. В обычной жизни, я имею в виду. Он же жену свою на руках вечно носил, тёщу с тестем уважал, да детишек тешил. Тоже ведь не от хорошей жизни в Зону‑то полез. Дочка уже подросла, скоро в высшее заведение поступать, а денег маловато. Что там, на селе, сейчас платят работникам? Гроши… И скотину растишь, растишь, а за мясо или живой вес потом крохи перепадают. Много не заработаешь. А она, вишь, ещё и моделью или, как там — поп — звездой стать хочет. Обычному человеку, да без денег, туда и соваться не стоит пробовать. Вот Стёпа и копил дочери на жизнь дальнейшую таким макаром… И ведь не пожалел себя нисколько. Он недавно сказал, что набрал уже достаточно. Хотел бросать сталкерство, но, вишь ты, не вышло… Так сталкером и погиб, не к ночи помянут будь. Царство тебе, Степан, небесное…

Квашня залпом выпил половину кружки и замолчал ненадолго. Артём посмотрел на дно своего пластмассового стакана сквозь мутную жидкость и сморщился.

— Да не робей ты! Выпей за упокой души мужика. Глядишь, и будет ему на том свете лучше прежнего.

— Нет. Я не могу. Я же никогда ещё не пил…

— То есть, как не пил? А в доме с нами кто выпивал вчера?

— Так я не пил, просто вид делал.

— Это как? А горилку куда потом дел? В стакане ведь её не было. Вылил, поди, шельмец? Такую жидкость живительную извёл почём зря…

— Нет, Михалыч. Вы со Степаном когда отворачивались, я Вам по кружкам сливал…

— А — а-а! Ну, тогда ладно. Только всё равно нечестно это. Молод ещё, а обманывать пытаешься…

— Так я же сознался…

— Что сознался — хорошо. Но лучше бы сразу честно сказал, что не пьёшь. Кто же неволить будет? Здоровье — оно для каждого своё, индивидуальное. Мы бы поняли.

— Извините…

— Ага! Скажи мне ещё, что больше так не будешь. Я ж не воспитатель тебе в детском саду, чтобы в угол ставить. Хе — хе — хе! — в голосе Квашни, наконец, промелькнули весёлые нотки. — Ну, да ладно. Эту‑то хоть выпей за Стёпин упокой…

Артём набрался решимости и залпом опорожнил ёмкость. Закашлялся. Рот и горло нещадно обожгло.

— Да кто же так её пьёт? Надо сначала прицелиться, выдохнуть весь воздух, проглотить, поднести ко рту ложку с тушёнкой, закусить. А потом только начинать дышать снова. Хе — хе — хе! Но на первый раз сгодится.

Квашня ласково похлопал Артёма по спине. Тот отдышался, наконец, перевёл дух и сквозь выступившие на глазах слёзы произнёс:

— Не — е-е… Эта была первая и последняя…

— А вот тут не говори — гоп, пока не перепрыгнешь! Ишь, чё удумал! Последняя… Мы всегда говорим — крайняя. Вот, как у лётчиков принято вылеты называть.

— Значит, крайняя…

— Ну, как решишь, так и будет. А сейчас давай подумаем, как ночь проведём… Один спать будет, а другой его охранять. И поступим мы так: сначала ты спишь, а под утро — я. Во — первых, мне с утра бодрячком надо быть, чтобы дорогу выбирать и вести тебя. А во — вторых, ты сегодня вымотался в хлам. Вижу, как глазами медленно моргаешь. Того и гляди — свалишься прямо здесь. Вот сейчас ещё снотворненького принял для сугрева, хе — хе — хе, забирайся в шалаш и — баиньки. А я тебя в два часа разбужу, объясню, как не уснуть на посту, потом и лягу. Утро, оно вечера мудренее.

Артём кивнул сталкеру и улёгся в сооружённом шалаше. Но ещё какое‑то время сон не шёл. Сказывалось нервное перенапряжение прошедшего дня. Сквозь приоткрытые веки он смотрел в спину Квашне, время от времени подкидывающего в костёр дрова, отчего вверх вместе с дымом устремлялись весёлые яркие искры. Из головы никак не выходили образы людей, которых он знал. Дед Семён, бабушка Анна, Веник, Сиплый. Всех тех, кого в живых на этом свете уже не было. В голове роились мысли о неизбежности приходящей смерти. Сделалось тоскливо. Хотелось расплакаться в голос, в такт потрескивающим в костре дровам и взметающимся к небу искрам. А потом он вспомнил об Олесе, радуясь тому, что хоть она находится сейчас в безопасности. Его Олеся — хрупкая, кареглазая смуглянка, не раз признававшаяся ласковым шёпотом в любви… От этих мыслей Артёму стало приятно и тепло. Силуэт спины Квашни начал медленно двоиться, а затем, расплывшись, канул в полную темноту. Пришла сонная нега, медленно унося вдаль его сознание, куда‑то вперёд, где ждала радость, любовь и счастье дальнейшей жизни…

* * *

— Везунчик, слышь, Везунчик, вставай, — голос сталкера вернул парня к действительности. — Пришло твоё время дежурства.

Желая протянуть ещё немного, Артём несколько раз переворачивался с боку на бок и сладко потягивался. Но уверенный тон Квашни не дал ему ни минуты промедления.

— Вставай, говорю…

— А что, уже утро? — до парня никак не доходило, зачем Михалыч будит его так рано.

— Да тише ты… Вставай, но потихоньку. Недалече зверьё рыщет. Несколько раз я уже слышал, как они воют. Так что не шуми.

— А что мне делать, если они появятся?

— Да не ори ты… У тебя со слухом всё нормально?

— Ну, да…

— Так, значит, должен слышать, что я говорю? А я говорю: ти — ше. Понял?

— Да…

— Так не задавай пока вопросов, а слушай. Перво — наперво, вот тебе банка энергетика. Чтобы, значит, тонус в организме повысился, и ты спать больше не хотел.

— А Вы, Михалыч, спать ляжете, в то время, когда звери сюда идут?

— Везунчик, я же сказал, чтобы ты пока вопросов не задавал, — шёпот Квашни перешёл на зловещие нотки. — Я не говорил, что они сюда идут, а предупредил, что недалеко рыщут. Совсем не обязательно, что они к нам направляются. Могут просто передвигаться в сторону границы. Ты поспал?

— Ну, да, вроде…

— А теперь не выводи меня из себя, а выслушай. Потому как я тоже хочу спать. И мне, кровь из носу, надо хотя бы пару часов вздремнуть. Иначе мы с тобой не сможем идти дальше. А тогда нам обоим точно придёт хана. Понял ты, наконец, или нет?

— Всё, всё, Михалыч, я Вас понял. Просто проснуться ещё не успел толком.

— Наконец‑то! Пей напиток и слушай дальнейший инструктаж. Вот тебе мой КПК. Знаешь, что это такое?

— Угу… — рот Артёма был наполнен пузырящейся жидкостью, напоминающей по вкусу грейпфрут с мятой.

— Через десять минут энергетик начнёт действовать, почувствуешь себя бодрее. Сон как рукой снимет. Так вот. Левую верхнюю кнопку включай время от времени и води прибором из стороны в сторону. На экране сканер высветит схему округи. Включи сейчас. Поводи. Да не нижнюю кнопку! Сказал же — верхнюю. А это не то совсем. Это записная книжка. Я в ней на память места схронов заношу, где вещи прячу от чужих глаз. Вот, к примеру, место, к которому мы идём. Недалеко от райцентра. По всем признакам, Зона туда не докатилась. А если добралась, значит, нам к тому схрону и надо. Чтобы, значит, запасы провианта и патронов пополнить. И ещё там комбезы новые есть, целых три штуки, и оружие. Так что тоже запоминай, вдруг сгодится. А теперь кнопку сброса нажми и верхнюю дави. Видишь, в центре зелёная и жёлтая точки? Это мы с тобой. Все враги на ней обозначатся красным. Но не забывай про собственное зрение. Присматривайся, прислушивайся. Не полагайся только на технику, вдруг заглючит? Сам будь внимателен. Ежели что будет не так, дуй сразу ко мне и буди. Да, и ещё: костёр сильно не жги. Видишь, я его чуть поддерживал? Это тоже для того, чтобы лишнего внимания к себе не привлекать. Всё понял?

— Да.

— И оружие проверь, чтобы, в случае чего, мог его не мешкая применить. Всё. Я упал.

Квашня залез в шалаш, и через пару минут оттуда уже доносилось его громкое посапывание. Артём подкинул в тлеющие угли пару веток, которые тут же вспыхнули ярким пламенем. Огонь начал лизать остатки берёзовой коры, отчего раздался, как показалось, оглушительный треск. Парень вздрогнул, быстро пробежался глазами по осветившейся округе, а потом включил сканер, направляя его в разные стороны, как учил сталкер. Две привычные точки — зелёная и жёлтая, других обнаружено не было. Это немного успокоило нервы. Но всё равно где‑то под ложечкой сосало нехорошее предчувствие. Поначалу очень сильно хотелось спать, глаза сами собой начинали закрываться; чего Артём очень сильно боялся: уснуть и прозевать противника. И выйдет, как говорил старшина его роты во время месячных военных сборов: «Проснёшься, а голова уже в тумбочке». Поэтому постоянно встряхивался, резко вставал и садился вновь. Но через некоторое время выпитый энергетик и впрямь начал действовать. Сон сняло, как рукой. Зрение перестало беспокоить расплывчатостью предметов. Руки уверенно держали автомат. КПК мирно попискивал на запястье. Но раздающиеся изредка далёкие рыки и вой зверья иногда выводили парня из равновесия.

Только теперь он понял, как трудна и опасна жизнь сталкеров. Интересно, а он сам смог бы решиться на эту работу? Однозначно — нет. Хотя, как знать… Что в его жизни могло произойти такое, чтобы он добровольно пошёл в Зону? Наверное, что‑то страшное… Чего бы никогда не хотелось. Артём повернул голову налево и трижды сплюнул через плечо. Вот ведь, как повернулось всё. Кто бы мог подумать, что деревенька его детства может так безвозвратно уйти в небытиё… Слёзы опять навернулись на глаза, но, взяв себя в руки, парень отринул прочь грустные мысли, встрепенулся и вновь усилил бдительность. Что ни говори, а перед Квашнёй и погибшими мужиками он теперь в долгу. Да, ещё же Нафаня! Ведь он опять сегодня помог в трудную минуту. Артём, озираясь, окинул взглядом округу, но так и не увидел знакомую улыбку старичка. Кто он? Откуда взялся? И какие перипетии судьбы сделали его таким? Что помешало человеку, ставшему впоследствии домовым, уйти из жизни привычным способом? Какие дела он не завершил на этом свете? Быть может, совершил в своё время какой‑то тяжкий грех? Кто теперь скажет… Наверное, кануло в бездну огромное количество времени с той поры. А может, и правда, он, как говорил Квашня, далёкий предок Артёма? Или все разговоры о параллельных мирах — не пустая болтовня? Вдруг Нафаня является ему некоей кровной роднёй, существующей в попутном течении времени? И писатели — фантасты почти не преувеличивали действительности? Ведь был же выдуман ими Гиперболоид инженера Гарина. А много позже наука добралась таки до разгадки секрета лазерного луча…

Так за размышлениями прошло два часа. Небо на востоке уже заметно посветлело, близился рассвет. Предутренняя свежесть начала пробирать спину, что вынудило Артёма поёжиться и подбросить в костёр очередную порцию хвороста. Вспыхнувший с новой силой огонь весело лизал высохшие сучья. Трава, находящаяся в непосредственной близости, начала дымиться и тлеть, заставив парня притоптать её ботинками. Потом он ещё с минуту не мог понять, почему даже после того, как уселся вновь спокойно, звук топота продолжает раздаваться. Артём прислушался и вдруг ошарашено понял, что это не его топот! Вот балда! Совсем забылся со своими рассуждениями! Быстро включив сканер КПК, испуганно смотрел на большое количество красных точек, перемещающихся с другой стороны просеки. Что делать?! Мысли бешено завращались в голове, а сердце ухнуло куда‑то вниз и больно ударило по ступням ног. Ах, нет, это не сердце. Это что‑то большое двигается, шумно ступая, отчего земная поверхность вздрагивает и бьёт по подошвам ботинок! Сообразив, наконец, что следует предпринять, парень рванулся в сторону шалаша, где спал Квашня. Но сталкер уже и сам вылезал из‑под навеса, держа оружие наготове.

— Что там такое, Михалыч? — взволнованно зашептал Артём.

— Кажись, псевдогигант ломится. Только у него такой шаг тяжёлый.

— Так на экране точек много…

— Много, говоришь?.. Поди, тушканы. Они его завсегда сопровождают. Как стервятники. Он добычу рвёт, а зверята эти за ним подъедают. Не дай бог, когда стаей навалятся, не отобьёшься потом. Сами мелкие, а злые до ужаса. В них жизни‑то на вздох, но челюсти, как капканы. Зубы острые, на лапах когти. Прыгают здорово, могут до лица человеку дотянуться. А уж ежели до носа достанут, тебе и не до обороны будет. От боли ничего не увидишь. Тут они сразу и навалятся скопом, тогда пиши — пропало… Уходить надо потихоньку. Их костёр на время задержит. Отвлекутся на него, начнут бегать вокруг. Уж потом, когда потухнет, рыскать по округе будут в поисках добычи. Так что, давай быстро собираться да ноги делать…

На сборы ушло несколько секунд. После чего Квашня потянул за собой Артёма и побежал вдоль просеки лёгкой трусцой. Утренний полумрак мешал ориентироваться. Парень едва успевал повторять за сталкером виражи внезапных поворотов. Для него так и осталось загадкой, как этот немолодой уже человек может столь длительное время поддерживать без остановки ускоренное передвижение. Причём, вовремя изменять направление, огибая участки, на которых таились всевозможные опасности. Чутьё сталкера не подводило даже в почти полной темноте.

Через некоторое время Квашня сделал внезапную остановку. Артём догнал его и, держась за ствол молодой осины, шумно переводил дух. В голове раздавался небольшой непривычный гул, словно недалеко с шипением работал какой‑то громадный механизм. Странное состояние выводило из равновесия. В ушах иногда позвякивало и пищало. Подумалось даже, что, вероятно, наступает болезненный синдром начинающейся простуды.

— Да тише ты! — сталкер прислушивался к окружающему. — Походу, оторвались от них. Только не нравится мне одна вещичка… Чуешь, как по мозгам бьёт?

— И у Вас такое же? А я думал…

— Да погодь… — Квашня ненадолго вновь ушёл в себя, словно призадумавшись. — Так и есть! Вот ведь попали, так попали… Зараза! Слушай сюда, Везунчик. Нам теперь надо ещё шибче ноги делать, иначе — труба. Сейчас зверьё пожалует целым гуртом. Похоже, «хозяин» на нас вышел… Он их и ведёт. Вряд ли мы сможем отбиться, если не уйдём от них сейчас. Вперёд!

Ведущий выбрал направление движения и, углубившись с просеки в лесную чащобу, быстрым темпом потрусил строго на юг. Почти ничего не поняв со слов сталкера, Артём, которому передалось волнение проводника, торопился, но всё равно еле поспевал за ним. На плечи больно давили лямки рюкзака, и автомат постоянно бился о бедро, болтаясь на ремне. Стиснув зубы, парень старался не замечать неудобств. Сначала очень хотелось подробнее расспросить Квашню о его опасениях. Но ускоренное передвижение окончательно сбило дыхание, отчего он не мог вымолвить даже слова. А сталкер только подгонял его окриками, изредка оборачиваясь и озабоченно мотая головой.

И тут произошло неожиданное. Бегущий впереди Квашня внезапно отлетел на несколько метров в сторону, ударился о ствол большого дерева и ничком упал, зарывшись в толстом ковре палой листвы. Артём встал, как вкопанный, не успев сообразить, что могло столь молниеносным образом откинуть сталкера, сбив его с намеченного пути. И тут его взгляд упал на ужасное создание с горящими в полутьме глазами, внешним видом напоминающее крупного льва. С той лишь разницей, что у монстра не было хвоста и венчавшей головы косматой гривы. Оторопело взирал парень на зверя, не смея сделать ни шагу. В груди похолодело от страха, когда, приглядевшись, он понял, что из тела мутанта непривычно и диковинно выступали сразу две разных по размеру головы. Большая скалилась крупными и острыми клыками, а меньшая впилась пронзительным осмысленным взглядом в стоящего впереди человека. Тварь издала утробное рычание и, медленно водя массивным крупом из стороны в сторону, начала пригибаться к земле, готовясь к прыжку.

От ужаса Артём пронзительно закричал и, забыв о находящемся в руках оружии, попытался спастись бегством. Но в этот момент рядом со зверем стремительными прыжками оказались ещё два подобных ему монстра. Огрызаясь друг на друга, мутанты ревели на весь лес, не желая делить добычу ни с кем. На поляне разгорелась борьба за лакомый кусок. Звери сцепились в плотный клубок тел и, поднимая в воздух листья, вперемешку с вырванным дёрном, начали отчаянную борьбу. И тут пришедший в себя Квашня открыл по исчадиям Ада прицельный огонь. Монстры взревели ещё громче и переключили своё внимание на лежащего сталкера. Сообразив, наконец, чем он может помочь напарнику, Артём вскинул автомат и начал стрельбу. Попавшая в ближайшего зверя очередь круто развернула того на месте. Из ран на большой голове веером хлестала грязно — бурая кровь. Мутант завизжал и начал крутиться на месте, закрыв тем самым обзор для сородичей. Наученный богатой практикой Квашня дождался, когда напарник отстреляется, и крикнул ему:

— Быстро ко мне! — сам же в этот момент вновь начал поливать тварей свинцовым дождём.

Артём, обрадованный тем, что сталкер жив, в несколько прыжков оказался рядом с ним. Зверьё же, в свою очередь, яростно рыча, неистово бесновалось на поляне.

— Везёт нам с тобой, Везунчик, как утопленникам! — продолжая стрелять, прокричал сквозь гвалт Квашня. — Страшнее химер в Зоне только контролёры! И те не за горами… А у меня беда… Тут нам уже точно хана!

Сталкер показал Артёму правую сторону своего тела. Комбинезон в этом месте четырьмя широкими полосами оказался разорван, а из‑под обрывков ткани пробивались струи крови. Парень хотел помочь напарнику, но тот отстранил его.

— Сейчас ты стреляй по ним, а я сам себе помощь окажу. Только, зря всё это…

Артём быстро перезарядил автомат и открыл огонь. А Квашня достал из нагрудного кармана пластмассовую коробку аптечки первой помощи и вскрыл её. Высыпав перед собой содержимое упаковки, выбрал один из одноразовых шприцев и прямо через ткань комбинезона вколол препарат в ногу. Затем распечатал перевязочный пакет и просунул его в один из разрезов на боку. Быстрая лечебная операция закончилась тем, что сталкер наспех залепил рваные дыры на костюме куском лейкопластыря. После этого, сморщившись от боли, перевернулся на живот и возобновил стрельбу.

Монстры же, словно растерявшись на время, продолжали реветь и грызться между собой. И тут, к огорчению людей, на поляне появилась свора худосочных зверьков, похожих на доисторических динозавров. Сходство это определялось передвижением на двух задних лапах. Передние же, увенчанные острыми когтями, свисали впереди. К тому же, раскачивающиеся длинные хвосты выполняли роли противовесов для того, чтобы удерживать тела в вертикальном положении.

— А вот и тушканы пожаловали! — резюмировал Квашня. — Ну, всё, паря, теперь нам точно хана!..

При появлении снующих во все стороны мелких мутантов химеры пришли в поистине полное неистовство. Яростно ревя, они разбежались в разные стороны и начали гоняться за тушканами, всё ближе подбираясь к лежащим людям. Воцарился невообразимый гвалт и страшный хаос. Казалось, что окружающий лес ожил. Движения зверей становились более резкими. Порой зрение не успевало отслеживать молниеносные броски монстров. Несколько тушканов напало на напарников. Квашня безрезультатно пытался отбиться от тварей, с ненавистью вцепившихся в его комбинезон с разных сторон. Артём же успел перехватить одного мутанта за шею и, не зная, что предпринять дальше, мотал им из стороны в сторону. Последним, что успел заметить парень перед потерей сознания, было летящее в прыжке гибкое тело химеры с выпущенными на мощных лапах когтями. А затем произошло неожиданное. Вокруг людей возникло силовое кольцо искажающего пространство облака. В полуметре от земли из воздуха на миг появились знакомые очертания улыбающегося Нафани, и после этого в разные стороны разошёлся веером мощнейший взрыв, сопровождающийся электрическими вспышками, озарившими всю округу. Мир померк и затих на неопределённое время…

* * *

Сознание возвращалось медленно и мучительно. При малейшем движении тело пронзала нестерпимая боль. В голове гудел хор барабанов. Перед разлепившими веки глазами стояли радужные круги. Артём со стоном приподнял голову и сел. Мутным взглядом окинул округу. Повсюду сплошь лежали смердящие горелой плотью тела монстров. Поднеся руки к лицу, парень оторопело посмотрел на зажатого в кулаке мёртвой хваткой тушкана. Язык того болтался на боку, вывалившись из зубастой пасти. Глаза потускнели и уныло взирали на окружающее. Впрочем, вряд ли уже что‑то видели, так как с момента случившегося прошло не менее часа. Давно рассвело. Солнечные лучи пробивались сквозь густую листву в кронах деревьев. Откинув задушенного тушкана в сторону, Артём сообразил, наконец, что изменило вид поляны, на которой они находились. Чёрная копоть на всём. Сажа, нагар. Последствия большого взрыва, вызванного оберегающим парня домовым. И мгновенная мысль: «А где Нафаня? Жив ли остался мой заботливый телохранитель»? Впрочем, говорить о жизни сверхъестественного существа — то же, что рассуждать о вещах, недоступных для человеческого понимания. А была ли у домового жизнь в привычном для реальности этого мира смысле? Кто знает… Но то, что он пожертвовал собой ради людей, оказалось однозначным.

* * *

Вконец измученный Артём медленно опустил на землю Квашню и тяжело рухнул рядом с ним. Тело уже не испытывало никаких ощущений, его трясло, как в припадке. Дышать полной грудью не давал плотно обтягивающий комбинезон. Широко открыв рот, парень пытался захватить лёгкими как можно больше воздуха. Терпкий запах прелой листвы сладковатым привкусом дурманил сознание. Хотелось закрыть глаза, забыть про всё на свете и лежать, лежать, лежать… И пошло бы оно всё, куда подальше… Но раздавшийся позади людей рёв одного из монстров заставил вздрогнуть и вернуться в реальность. Квашня застонал и медленно открыл глаза. Мутный взгляд его пробежался по окрестности и остановился на Артёме. Сквозь стиснутые зубы сталкер попытался сказать что‑то, но зашёлся в тяжёлом кашле, некоторое время мучающим его израненное тело. После этого сквозь тягучий стон смог, наконец, проговорить:

— Слышь, Везунчик, мы, что ли, живы ещё? Эт хорошо… Только, чую я — ненадолго. Со мной тебе от них не уйти. Их контролёр ведёт. А этот, если за дело взялся, пока не закончит, или пока его самого кто не завалит, не отстанет от жертв. Упрямый, зараза. Так что, решение будет такое… — кашель вновь одолел сталкера. Придерживая грудь здоровой рукой, он сумел, наконец, погасить очередной приступ и продолжил: — Поможешь мне забраться вон на тот бугор, а сам дальше пойдёшь… И чтобы летел, как стрела! До границы осталось метров пятьсот. Слышь? Пулемёты работают. Это вояки зверьё косят. Подтянулись… Вот тут они молодцы, не то что в Зоне. Там зажравшиеся. Нашего брата, чуть что, в расход сразу пускают. Порядок, значит, поддерживают. Нельзя же, вроде, в Зону людям лезть… Только порядки те и законы сами люди и выдумывают. А кто из них задумывался, прав ли он, навесивший нам на шеи ярлыки запрета? Вот то‑то и оно…

— Нет, Михалыч, я Вас не брошу… — Артём постепенно приходил в себя, дыхание его выравнивалось, но тело всё равно плохо слушалось команд, подаваемых мозгом.

— Ты, паря, со старшими‑то не привыкай спорить. Они дело говорят. Жизни, поди, поболее повидали. Сделаешь так, как я говорю, понял?! И не дерзи. У тебя дети есть?

— Нет ещё…

— Вот то‑то и оно, что «ещё»! А у меня и внуков уже двое… Я же за — ради них в Зону‑то ходил. Младший, Дениска… лейкемия у него. Деньжищ на лечение большущая куча уходит. Родители бились, старались, да всё напрасно… Что там могут сделать наши неучи — врачи в районных лазаретах? Да и средств у них на лечение пациентов — кот наплакал… Дети‑то мои думали, что безнадёга дело… А тут я… Вот теперь в Европе где‑то, в одной из самых лучших клиник пацана лечат. Весёлым, рассказывают, бегает и жизни радуется… А ты говоришь: «не брошу». Ещё как бросишь! Хочешь, чтобы Олеська твоя с другим мужиком жила?

— Не хочу…

— Во — о-от. Так, значит, бросишь и побежишь далее. Чтобы девка твоя никому более не досталась… И детишек тебе нарожала на папку похожих. Вставай, давай, поднимай меня и пошли…

Стиснув зубы, Артём помог Квашне подняться на ноги. Тот стоял, шатаясь, и придерживал здоровой рукой правый бок. Комбинезон с этой стороны был обильно залит кровью. Парень хотел подхватить сталкера под мышку, подставив ему плечо. Но тот лишь отстранился от него.

— Сам пойду. Ты только поддерживай меня малость, чтоб не упал, значит. А то не встану потом… Похоже, печень они мне зацепили. Кровь, видишь, тёмная идёт, да чернеет быстро, высыхая… Не жилец я, Везунчик, не жилец более. Всё равно не успеем до людей‑то дойти. Помру вскорости. Слушай меня, я этих дел насмотрелся, знаю, что говорю. Автомат только мой возьми. А то скользкий стал, из рук выпадает. Да рюкзак скинь с меня. Он только вниз зря тянет. Не нужон больше. Патроны из него достань к себе, на вершине мне отдашь…

Минут двадцать ушло на то, чтобы подняться на возвышенность. За это время Квашня всё же умудрился два раза упасть и ненадолго терял сознание. Артём взмок, пот струился по всему лицу и больно щипал глаза. Слёзы застилали обзор. От напряжения он даже забыл про то, что буквально недавно из‑за отсутствия сил в организме был не способен подняться с земли. Наконец, трудное восхождение закончилось. Выбрав небольшую впадину между несколькими крупными валунами, Квашня остановился.

— Здесь, значит, и буду их ждать. Давай мне автомат и патроны. Передохнём немного и будем прощаться. А Нафаня твой молодец. Как он за тебя собой‑то пожертвовал? А? Люб ты ему был. Видать, с детства приглянулся, раз он так поступил. Как это светлые учёные головы говорят? «Аннигиляция», кажись. Если бы не он, нас с тобой в живых уже бы точно не было — факт. Жалко его, не смог, наверное, миссии своей исполнить… Хотя, как знать, может, в этом и была его цель? Боженька‑то, он знает, что делает, да зачем всё на свете существует. У каждого своё предназначение… — сталкер ненадолго замолчал, прикрыл глаза и облокотился спиной о покрытый серо — зелёным мхом бок камня. А потом продолжил, глядя на валун: — Вишь, чё? Время‑то, оно и камни точит со старанием. Раньше, поди, крепким был. А сейчас один вид массивности. Трещинами весь покрыт. Ударь чем тяжёлым посильнее — и крошиться начнёт. Вот так и жизнь наша: когда‑нибудь и ей конец придёт… Нет ничего вечного. Но только вот что я скажу тебе, парень. Ежели не зря всё устроено, и конец неизбежен, тогда и жить надо так, чтобы не грустно было уходить потом к Творцу в услужение. Я вот сейчас ни о чём не жалею, и смерть свою приму достойно. Чего и тебе желаю… Только не сегодня, а лет, эдак, через сотню с лишним… Хе — хе… Так что, не подведи меня, старого. Живи с пользой. И чтоб не только для себя, а и людям с тобой хорошо было… Ну, иди, давай… Я прикрою… — Квашня вновь зажмурил от усталости глаза. — Да не терзай душу! Итак всё тело ломит, а ещё ты тут нюни распустил… Отомстишь потом, со временем, за меня… и всех остальных… Олеську свою чмокни посильнее в губы, да привет передай от Михалыча, не забудь… Счастья Вам… Иди, сказал!

Артём вздрогнул всем телом от громкой команды, кивнул и, не оборачиваясь, побежал вниз по склону. Квашня пододвинул к себе запасные магазины и уложил рядом три оставшиеся гранаты, а после этого тщательно протёр травой заляпанный кровью автомат, тяжело вздохнул и передёрнул затвор…

Склон возвышенности закончился, ноги теперь передвигались по ровной поверхности. Единственное, что волновало Артёма — не сбить до конца дыхание, чтобы не свалиться без сил на последних метрах до цели. А влияние контролёра на разум ощущалось с каждой минутой всё сильнее. Волна непередаваемого ужаса придала организму решимости, и парень прибавил скорости.

На вершине холма раздались очереди автомата, а затем друг за другом прогремели взрывы. Артём встал, как вкопанный, и прислушался. Некоторое время в воздухе висела звенящая тишина, отчего парню показалось, что он оглох. Даже птицы на деревьях и насекомые в траве непривычно умолкли. Внезапно наступившую паузу разорвал победный рёв монстра, и Артём, вздрогнув, вновь изо всех сил побежал вперёд. В этот момент он не испытывал совершенно никаких ощущений. Только гнев, наполняющий сознание. Гнев на всё произошедшее с ним за последние трое суток. Воистину, чтобы понять окружающий тебя мир и живущих в нём людей, надо попасть в экстремальную ситуацию. Тогда всё встанет на свои места. Вчерашние герои превращаются в обычных жалких людишек. А те, на кого никогда бы не обратил внимания в привычной жизни, оказываются самыми замечательными личностями. Объектами для подражания. Людьми с большой буквы…

* * *

— Давай быстрее сюда! Откуда ты такой, парень, взялся? Мы же тебя чуть очередями не скосили! Оттуда через сутки после гона никто ещё живым не выходил. Обычно, если видишь человеческую фигуру, значит, зомби или кровосос. Вовремя я успел пулемётчика остановить. Мы уже трое суток не спим, внимание притупилось, стреляем без разбора… Столько боеприпасов извели, да три пулемёта поменять успели. Стволы перегрева не выдерживают, плеваться пулями начинают… Видал, сколько мы зверья накосили? Высота навала из мёртвых тел, наверное, метра три будет! Вот повезло, так повезло… — сержант смотрел на Артёма во все глаза. — Как звать тебя хоть? Мужикам потом расскажу, ведь не поверят…

— Везунчиком звать…

— В смысле? — не понял военный.

— А! Не — е-е… — Артём переводил дух после длительного бега, согнувшись и уперевшись руками в колени. — Я — Артём Кириленко. Меня Везунчиком мужики, с которыми я выбирался, называли. Они и оружие с одеждой дали…

— А мужики где? — по лицу, искажённому гримасой боли, сержант понял, что спросил лишнее. — Прости, не хотел обидеть. Мужикам — земля пухом.

— Не Жгучим только…

— Чего? — не понял поначалу военный, но потом сообразил, о чём идёт речь, и продолжил: — Ладно, возле шлагбаума сдай оружие и на КПП пройди. Там тебя капитан наш примет и запишет в книгу регистрации. Вот ведь действительно — Везунчик!

* * *

В центре организованного лагеря для беженцев на окраине посёлка Артём первым делом нашёл телефонный переговорный пункт. Под истеричный плач матери в трубке сообщил ей о смерти бабушки Анны и пообещал быть дома через двое суток. Затем, подумав немного, решился позвонить Олесе. На том конце провода долго никто не подходил к аппарату. Артём уже хотел нажать сброс, как внезапно ответил скрипучий старческий голос:

— Але!

— Здравствуйте. Простите, а с кем я разговариваю?

— Львовна я. Техничкой здесь работаю…

— А из персонала лаборатории нельзя никого услышать?

— А нету сейчас никого, вечер уже. Кто где. Иные по домам разбрелись, а кто и на устранении последствий…

— А Вы не могли бы мне сказать, как мне Олесю Золотарёву найти? Она у Вас на практике лаборанткой…

— Так нету здесь такой…

— То есть, как нет? Она же…

— Вернее — больше нет. Она поначалу у нас была, да. А потом в Неё, проклятую, согласилась съездить на две недельки…

— То есть, как согласилась?! Там же…

— Знаю, милок, знаю. Вот как всё случилось, так и связь с ними пропала…

В голове Артёма бешено завращались зловещие мысли. Он понял, что, скорее всего, произошло непоправимое. Развернувшись, медленно побрёл прочь от переговорной кабинки. А позади него из висящей на закрученном в спираль проводе трубки ещё доносилось: «Але, Але»!

* * *

Решение созрело быстро и бесповоротно. Он опять бежал. Но только теперь не спасался. Его целью являлся схрон, отмеченный на КПК Квашни. Найти его и во всеоружии вернуться туда, откуда несколько часов назад с большим трудом удалось вырваться. Что там говорил сталкер? Монолит — сердце Зоны? Уничтожив его, возможно уничтожить и Её? Скольких хороших людей Она смогла загубить? Сколько потерянных жизней и несбывшихся надежд?! Дед Семён, бабушка Анна, Веник, Сиплый, Квашня, Нафаня. Целый сонм воспоминаний о деревне и прошедшем в ней детстве. И ещё… возможно, Олеся. Его Олеся! А вместе с ней и надежды, и счастье, и любовь… Всё прошлое кануло в черноту бездонной пропасти, из которой больше ничего не выудить обратно.

К чертям! Пытались бороться и не получилось? А может, не так пытались? Может, не с той стороны брались подходить? Вывод один: сколько людей на свете, столько и попыток. И пока живёт человечество, попытки будут продолжаться до бесконечности. На ком‑нибудь Она споткнётся, однозначно. Ничто не вечно? А значит, не вечна и Она. Может быть, недаром сталкеры дали ему такое имя — Везунчик? Артём бежал вперёд. Он возвращался в Зону…

Кто я по жизни? Только Неудачник?

Или опять мелькнула полоса,

Мне усложнившая решение задачи,

Своею чернотой затмив глаза?..

Пройдёт, забудется, исчезнет, растворится,

Ничто не вечно — горестно, но факт!

Вот только в тело раскалённой спицей

Вошло признание: сам подписал контракт!

Смеялся и любил, стремился, верил,

Откидывал сомнительное прочь.

Стучался в плотно запертые двери

И волком выл, когда царила ночь…

Но странно, только стоило рассвету

Забрезжить алым всполохом, к утру

Я воскресал, печаль отбросив в Лету,

Среди тернистости огня, воды и труб.

А стоило? Да, стоило! Наверно…

Ошибок ворох? Но в моём лесу!

Взвалить их на чужие плечи? Скверно.

Я сам их через время пронесу!

Всё правильно, не может быть иначе,

Вся жизнь расчерчена мгновеньями полос.

За невезением последует удача,

Не обратить лишь седину волос…

Загрузка...