Вифлеем

* * *

На телефоне сообщение, ему уже часов десять. Невозможное случилось: полиция кого-то поймала, подозреваемого. Его фото в файлах, приложенных к сообщению.

Он слегка походит на меня.

– Это он? – спрашиваю я Дженет.

– Не знаю. – Она даже не отворачивается от окна. – Я не смотрела.

– Да почему нет? Может, это он и есть! Тебе даже из квартиры выходить не надо, просто перезвони им, скажи: да или нет. Джен, что с тобой происходит?

Она склоняет голову набок и говорит:

– Я думаю. У меня открылись глаза. Все вроде бы стало обретать некое подобие смысла…

– Боже, Дженет, тебя изнасиловали, а не окрестили!

Она подтягивает колени к подбородку, начинает раскачиваться вперед-назад. Своих слов мне уже не вернуть.

Но я все равно пытаюсь:

– Джен, прости. Просто… Я не понимаю, тебе, кажется, сейчас вообще на все плевать…

– Я не выдвигаю обвинений. – Она качается, качается. – Никому. Это была не его вина.

У меня нет слов.

Она оглядывается через плечо:

– Энтропия нарастает, Кит. Ты об этом знаешь. Каждый акт случайного насилия помогает Вселенной закончиться.

– Да о чем ты говоришь-то? Какой-то урод намеренно напал на тебя!

Она пожимает плечами, снова уставившись в окно:

– Ну да, есть и разумная материя. Только это не избавляет ее от законов физики.

И теперь я вижу: вижу в этом безумном отпущении грехов, в спокойствии и принятии, что слышатся в ее голосе. Метаморфоза завершена. Мой гнев испаряется. Остается тошнотворное чувство, названия которому не подобрать.

– Джен, – говорю я тихо, очень тихо.

Она поворачивается, смотрит мне прямо в лицо, и нет в ее взгляде никакого утешения.

Почему-то стихотворение кажется знакомым, но я не могу… не могу…

– Что, ничего? Ты и Йейтса забыл? – Она грустно качает головой. – Ведь мне рассказал о нем ты.

Я сажусь рядом с ней. Касаюсь ее, в первый раз. Беру за руки.

Она не смотрит на меня. Но, кажется, не возражает.

– Ты скоро все забудешь, Кит, очень скоро. Ты забудешь даже меня.

И тут она переводит взгляд на меня и видит что-то, из-за чего еле заметно улыбается:

– Знаешь, в каком-то смысле я тебе завидую. Ты до сих пор в безопасности. Ты так пристально глядишь на все вокруг, что не видишь практически ничего.

– Дженет…

Но она, кажется, уже забыла обо мне.

Потом она убирает руки из моих ладоней, встает. Ее огромная тень, отбрасываемая оранжевым светом настольной лампы, угрожающе нависает над дальней стеной. Но пугает не она, а ее лицо: спокойное, чистое.

Дженет кладет мне руки на плечи:

– Спасибо, Кит. Без тебя я бы не смогла пройти через это. Но сейчас у меня все хорошо, и думаю, мне пора разобраться во всем самой.

В желудке у меня открывается дыра.

– У тебя не все хорошо, – говорю я, но не могу сдержать дрожь в голосе.

– Все прекрасно, Кит. Я не вру. Я действительно чувствую себя гораздо лучше, чем… в общем, давно я так хорошо себя не чувствовала. Ты можешь идти, не беспокойся.

Я не могу, не могу.

– Ты ошибаешься, я уверен. – Надо, чтобы она говорила. А я должен сохранять спокойствие. – Ты, может, этого не видишь, но я думаю, тебе одной пока оставаться не стоит, ты не можешь это сделать…

Она моргает:

– Что сделать, Кит?

Я пытаюсь ответить, но трудно, так трудно, я даже не знаю, что хочу сказать, я…

– Я не могу тебя бросить. – Слова вылетают совершенно неожиданно. – Это же мы, Дженет, мы против всего мира. Я без тебя не справлюсь.

– Так и не пытайся.

Это настолько глупо звучит, настолько внезапно, что я не нахожусь с ответом.

Она поднимает меня на ноги:

– Это неважно, Кит. Мы изучаем чувствительность сетчатки у саламандр^[21]. Всем наплевать на наше исследование. Да и зачем кому-то о нем думать? Зачем думать нам?

– Ты знаешь, что дело не только в саламандрах, Дженет! Это квантовая нейрология, это природа сознания, это…

– Знаешь, все это так жалко. – Ее улыбка такая нежная, голос такой добрый, что я даже не сразу понимаю, о чем она говорит. – Ты можешь изменить фотон то там, то тут, а потому говоришь себе, что у тебя есть над чем-то власть. Но у тебя ее нет. У людей вообще власти нет. Все просто стало слишком сложным, это всего лишь физика…

У меня горит рука. На щеке Дженет неожиданно расцветает белое пятно в форме моей ладони, прямо у меня на глазах оно краснеет.

Она прикасается к коже:

– Не беспокойся, Кит. Я знаю, как ты себя чувствуешь. Я знаю, как все себя чувствуют. Мы так устали плыть против течения…

Я вижу ее, она ликует.

– Тебе нужно отсюда уйти, – говорю я, пытаясь перекричать ее радость. – Тебе лучше переехать на кампус. Я тебя поддержу, пока тебе не станет лучше…

– Тс-с-с, – она прикладывает палец к моим губам, ведет меня по коридору, – я справлюсь, Кит. И ты справишься. Поверь мне. Это все только к лучшему.

Она протягивает руку и открывает дверь.

– Я люблю тебя, – впопыхах произношу я.

Она улыбается, словно понимает.

– Прощай, Кит.

Потом отворачивается и уходит в комнату. Оттуда, где я стою, видна часть гостиной. Дженет снова смотрит в окно. Пламя пожаров окрашивает ее лицо, она становится похожей на мученицу. По-прежнему улыбается. Проходит пять минут. Десять. Кажется, Дженет даже не понимает, что я все еще тут, возможно, она обо мне уже забыла.

Когда я собираюсь уходить, она начинает говорить. Я оборачиваюсь, но ее взгляд все еще прикован к каким-то руинам за стеклом, а слова предназначены не мне:

– …и что за чудище…

Кажется, она говорит именно это, но потом начинает шептать, и мне уже ничего не слышно.