Вихрь любви

Глава 3

С начала оба в ошеломлении следили, как Гриффит Талларн стремительно приближается к коттеджу. Затем Джулиан наклонился и поднял футляр с кротой и узелок с одеждой.

— Это я спрячу наверху. Корзину отнесите в кухню, поставьте в буфет. Как только ваш отец войдет в переднюю дверь, убегайте через заднюю. Спрячьтесь… в сарае… в папоротнике… где угодно… будьте осторожны, он, кажется, с собакой!

Пару минут спустя Гриффит Талларн прошел мимо окна и вошел в открытую дверь коттеджа. По пятам за ним следовала собака. Джулиан встал из-за стола и отложил поспешно открытую книгу. Собака подошла к нему, возбужденно обнюхивая пол.

— Убирайся! — крикнул ей хозяин. — Домой!

Овчарка навострила уши и посмотрела на хозяина умными глазами. Однако, к облегчению Джулиана, пес послушно побежал в сторону Пенгоррана и вскоре исчез в подлеске.

Мужчины стояли друг против друга. Гриффит Талларн нахмурился:

— Я спускался с горы, и мне показалось, будто я слышал шорох в папоротнике. — Он с подозрением посмотрел на Джулиана.

— Здесь никого нет, кроме меня, — ответил Джулиан, а сам гадал, осталось ли незамеченным появление Ноны. — Вы… кого-то ищете?

Гриффит Талларн не ответил. Его взгляд скользнул мимо Джулиана, окинув всю комнату вплоть до лестницы и двери в кухню. Джулиан засомневался, не видел ли тот, как в коттедж входила его дочь.

— Возможно… сюда… заходила одна особа, — высокомерно произнес фермер. — Я бы хотел обыскать коттедж.

— Вам придется поверить мне на слово. Я не могу позволить вам обыскивать коттедж!

Гриффит Талларн шагнул вперед. Джулиан, положив руку на дверной косяк, преградил ему путь.

Гневно сверкнув глазами, Гриффит Талларн поднял руку. Джулиан, шагнув, прикрыл дверь.

— Ударив меня, вы ничего не добьетесь, мистер Талларн, — сдержанно произнес он.

Мужчины долго смотрели друг на друга. В конце концов Гриффит Талларн отвернулся.

— Если увидите девицу… мою дочь… — пробормотал он и замолчал.

Джулиан следил, как он исчез во рве, а затем снова появился на другой стороне. Только когда Гриффит окончательно скрылся из вида, молодой человек прошел к задней двери коттеджа и тихо свистнул.

Он почувствовал какое-то странное облегчение, когда Нона вылезла из папоротника в некотором отдалении от дома, и обрадовался, что на этот раз она не убежала. Вспомнив ожесточенное выражение лица Гриффита Талларна, Джулиан осознал себя защитником девушки. Он хотел протянуть ей руку, но сдержался, вспомнив, как она уже пару раз вздрагивала от его прикосновения. А если она останется в коттедже, важно не потревожить ее.

Нона прошла за ним в дверь и огляделась.

— Он ушел? — спросила она с тревогой в голосе.

Джулиан кивнул.

— По-моему, он вас не видел, — добавил он. — Кажется, он просто хотел убедиться, что вас здесь нет. Хорошо, что отослал собаку домой. Пес бы вас нашел без труда.

Она кивнула, затем выглянула в окно.

— Вечером, — вдруг сказала она, — когда вы зажигаете лампу, сюда может заглянуть любой. На окнах нет занавесок!

Джулиан подошел к платяному шкафу, достал из ящика кусок камчатной ткани и протянул его Ноне.

— Сейчас дам вам иголку с ниткой, — сказал он. — На окне есть палка для занавесок… правда старая… кольца и тому подобное.

Некоторое время спустя он оторвался от книги и увидел, что Нона усердно делает стежок за стежком. Может быть, Ханна чему-то и научила ее, но только не шитью. Он тайком наблюдал за ней. Длинная коса, упавшая на плечо, тонкая линия шеи, густые темные ресницы.

В течение следующих нескольких дней жизнь в Крейглас-коттедже вошла в установленное русло. Джулиан привыкал к присутствию Ноны. Она была скорее подавлена, нежели спокойна. Иногда он замечал, как у нее на лице мелькает улыбка, а глаза загораются неудержимым весельем при виде проказ Сэмми. Джулиан был уверен, что Нона веселая, а вовсе не угрюмая, какой представляется под маской замкнутости, которую иногда она сбрасывает. В то время как Джулиан приносил дрова, воду из колодца и молоко, которое Гвион оставлял, Нона убирала, готовила и стирала. Ночью она нередко убегала, отказываясь от его общества.

— Я всегда доберусь до дома, а так я чувствую себя узницей. Мне же нельзя выходить днем!

Все же в некотором смысле он находил ее странной и загадочной.

— Как вам удается отыскать дорогу в темноте? — спросил он Нону однажды вечером, когда, девушка вернулась с растрепанными от ветра волосами и слегка порозовевшая от горного воздуха. Джулиан тревожился, чтобы она не скатилась в пропасть или не соскользнула в трясину.

Нона покачала головой и улыбнулась. Она ничего не скажет о шестом чувстве, которое помогает ей ориентироваться.

Джулиан бывал озадачен, когда она просила объяснить совершенно очевидное слово или фразу, а в следующий момент без остановки цитировала Шекспира.

— Как я буду счастлив, когда сдам выпускные экзамены, — воскликнул он однажды вечером, убирая книгу со стола.

— Экзамены, что это такое? — спросила девушка.

Он объяснил и добавил, что ей следовало бы вернуться в школу.

— Я никогда не ходила в школу, — с ноткой высокомерия в голосе заявила она.

— Да что вы? — Джулиан вопросительно посмотрел на нее.

— Читать и писать меня научили родители, а позже… год или два… я ходила к приходскому священнику и заснималась у учителя вместе с его сыновьями. Когда они пошли в школу, у меня не осталось ничего кроме книг, огромного количества книг, которые я перечитываю снова и снова, Шекспир, Теннисон… сестры Бронте… множество романов. Моя бабушка их любила.

— Вот как? — произнес Джулиан.

Он задумался над ее односторонним образованием. Чтение… одиночество… горы. Неудивительно, что она не такая, как все, а загадочная: Кора в основном интересуется нарядами и балами. При одной мысли о том, чтобы забраться на гору, ее охватывает страх. Ему пришло в голову, что, если не считать поверхностных бесед, он не так уж много разговаривал с Корой.

При мысли о Коре ему становилось не по себе. Иногда он спрашивал себя: правильно ли, что Нона живет в коттедже? Несмотря на абсолютную невинность их отношений, он понимал, что общество, в котором он вырос, осудит его за нарушение условностей. Нона, по-видимому, об этом ничего не знает. Она выросла в диком, уединенном месте и, вероятно, не подозревает о существовании подобных правил. Вся ответственность лежит на нем, и это омрачает их в общем-то хорошие отношения.

Джулиан сложил свои книги, когда Сэмми, неотрывно наблюдавший за ним с ковра у камина, вдруг подскочил, запрыгал через две ступеньки по лестнице развернулся и опрометью бросился вниз. Он повторил это дюжину раз — и, в конце концов, совершил головокружительный скачок, сбивая все на своем пути. Потом он сел на ковре на задние лапки и приготовился к дальнейшим развлечениям.

Зайчонок стал почти ручным. Однажды вечером он забрался Ноне на колени, энергично умылся лапками и даже робко лизнул протянутый ею палец.

— Ах, ты, паршивец! — улыбнулся Джулиан.

— Нельзя плохо говорить о зайцах, — серьезно заметила Нона. — Если в них выстрелить серебром, они могут превратиться в ведьм.

— Я не собираюсь стрелять в Сэмми, так что этого мы никогда не узнаем, — весело ответил Джулиан. — Для меня он просто зайчонок.

После ужина этим вечером Джулиан сначала посмотрел на свои книги, потом на Нону. Во время ужина она, казалось, все время была погружена в какие-то свои мысли.

— А что за странный музыкальный инструмент вы с собой принесли? Сыграете для меня?

Она пристально и серьезно посмотрела на него:

— Вам это может не понравиться. Звук, думаю, слишком громкий для этой комнаты. Я часто беру кроту в горы, где звуки многократно отражаются от Скал.

— Концертный зал в горах. Это, должно быть, замечательно. А все же не могли бы вы сыграть мне тихо, чтобы я хоть получил представление?

Нона кивнула, и Джулиан побежал наверх за кротой.

— Сэмми, полагаю, лучше поместить в клетку, не думаю, что зайцы музыкальны, — бросил он на ходу.

Вернувшись, он с любопытством следил, как девушка вынула инструмент из бархатного футляра. И хотя крота напоминала обычную скрипку, все же формой несколько отличалась от нее.

Нона дернула струну, положила кроту и взглянула на Джулиана:

— Говорят, игрой на кроте призывают духов. — Джулиан засмеялся, но с удивлением увидел, как ее темные глаза загорелись от гнева.

— Не смейтесь! Этот инструмент имеет власть над духами! Так говорила мама, когда я была маленькой.

— Но вы, конечно, были слишком малы, чтобы это понимать?

— Я всегда знала о… духах. Они окружают нас, и смеяться тут не над чем. Это неразумно и опасно.

Джулиан покачал головой, сдерживая улыбку.

— Вскоре вы заставите поверить в это и меня! Но думаю, мы рискнем, и вы попытаетесь их вызвать. Что вы для меня сыграете?

— «Давида с Белой скалы». Это об умирающем артисте, обращающемся к своей арфе. Он слышит голоса и умоляет Бога позаботиться о детях после его смерти. Я буду петь на валлийском, как учила меня Ханна.

Нона мягко провела смычком по струнам и начала играть и петь ясным, как колокольчик, юношеским голосом. Она то водила смычком по струнам, то дергала их пальцами, и коттедж наполнился странной, но приятной музыкой, которую он никогда не слышал. Нона, гибкая, как цыганка, сидела, раскачиваясь в такт музыке, и она снова кого-то ему напомнила. У него создалось впечатление, будто эта жалобная музыка обволакивает его, отражаясь от стен. В конце концов она стихла на низкой ноте, и в коттедже воцарилась тишина.

Услышав громкий стук в дверь, Нона вскрикнула. У Джулиана перехватило дыхание.

— Это все музыка, — шепнула побледневшая Нона. — Духи ее услышали… я же вам говорила!..

— Вздор! Быстро идите в другую комнату. Я посмотрю, кто это, — прошептал Джулиан, придя в себя.

Убедившись сначала, что Нона ушла и взяла с собой кроту, Джулиан осторожно открыл дверь и, выглянув в темноту, увидел на пороге Ханну.

Он впустил ее и позвал Нону:

— Все в порядке. Выходите…

В следующее мгновение Нона была уже в объятиях Ханны.

— Ну, ну, моя малышка! — Ханна погладила ее по голове, разжала кольцо объятий и сняла шаль.

Джулиан подвинул ей кресло ближе к огню.

— Может быть, хотите поговорить наедине? — предложил он, взяв со стола книгу и направившись к лестнице.

— Нет… нет, сэр! Я была бы рада посоветоваться с вами, потому что не знаю, что делать, а вы были добры к девочке!

— В чем дело, Ханна? — Нона опустилась на колени у ног Ханны и тревожно посмотрела ей в лицо. — Кто-то обнаружил, что я здесь?

Ханна покачала головой:

— Насколько мне известно, нет. Ваш отец… — Она перевела взгляд с Джулиана на Нону. — Ума не приложу, что делать? — Она взяла Нону за руку. — Вам надо уехать… подальше отсюда. Гриффит Талларн совсем взбесился, так что здесь небезопасно. Уходите отсюда, мисс Нона.

— Что случилось? — тихо спросила Нона.

— Вчера… был рыночный день, и ваш батюшка ушел из дому рано, чтобы продать овец с нижнего луга. Примерно во время вечернего чая мне показалось, что во двор въехала повозка. Я услышала голос Гвиона и еще подумала, что на него не похоже в рыночный день так рано возвращаться. Затем я услышала тяжелые шаги в коридоре и, когда он вошел на кухню, закричала от страха. Он нес хозяина на руках, а лицо у вашего батюшки… было все в крови… — Ханна закрыла лицо руками.

— Ах, Ханна, Ханна! Он не… умер?

— Нет… нет… жив! Мы положили его в постель, но у него очень неприятная рана на голове, и, вы же его знаете, от врача он отказался. Он в постели… слабый, полагаю, от потери крови и тряски в старой телеге, которую у кого-то одолжил Гвион.

— Но что случилось? — тревожно спросила Нона.

— Он затеял драку с Мэттью Рисом возле трактира «Медведь». Оба были уже изрядно навеселе… и ваш отец упал на мостовую и разбил голову.

— Кто такой Мэттью Рис? — спросил Джулиан.

Обе женщины вначале промолчали, затем Нона в раздумье произнесла:

— Это… молодой фермер. Его овцы вечно забегают и на наши поля. Мой отец его ненавидит. — Нона опустила голову. Теперь будет еще хуже. Они поссорились. Это я виновата.

— Нет… нет, — возразила Ханна. — С тех пор как вы ушли, отец сам не свой. Обыскав всю гору и не найдя вас, он сказал, что больше… никогда не пустит вас в дом. Он обзывал вас самыми ужасными словами, пошел на старое поле, граничащее с полем Мэттью Риса, ходил взад-вперед вдоль изгороди и кричал, когда видел в поле молодого Риса. Я сама терпеть не могу эту семью, но подобное сумасшествие никому не принесет пользы. — Она тяжело вздохнула.

— Я должна вернуться и ухаживать за ним, — сказала Нона.

Ханна подскочила.

— Нет… нет… нет! — страстно возразила она. — Я за этим и пришла. Боялась, что вы узнаете и придете, а если он вас сейчас увидит, ему станет еще хуже… да и вам тоже. Вы должны уехать отсюда подальше, а рана заживет. На моем веку бывали и более тяжелые случаи. — Она взглянула на Джулиана. — На ферме всякое случается.

— Может быть, я могу чем-либо помочь, — предложил Джулиан.

На лице Ханны мелькнула улыбка, но она покачала головой:

— Я вам, конечно, очень благодарна, но, думаю, он не позволит вам приблизиться к себе. — Она взяла шаль и посмотрела на Нону: — Вам, мисс Нона, лучше на время куда-либо уехать.

— Но куда, Ханна? Куда я могу поехать? Некуда!

Ханна вынула из кармана листок бумаги, на котором был написан адрес, и протянула его Ноне:

— Это моя кузина, она замужем за фермером. Я много, лет о ней ничего не слышала. Да мы и не переписываемся почти, если только кто-нибудь умирает или женится. Но Анна будет добра к вам. Вы поживете у нее до тех пор, пока не решите, что делать… куда идти…

— Но как она туда попадет? — спросил Джулиан. — Насколько я понимаю, оставаться здесь ей небезопасно, но надо точно знать, куда ехать. — Он посмотрел на притихшую Нону, неотрывно глядящую на Ханну. По выражению лица Ноны он понял, что от тревоги за нее говорит резче, чем намеревался. — Не сегодня же ей уезжать?

Ханна покачала головой:

— Сегодня хозяин здесь не появится… но, может быть, завтра… или послезавтра. Он упрямый человек. — Она снова повернулась к Ноне: — Чтобы попасть к моей кузине, вам следует перейти через гору. Лучше держитесь подальше от дорог. Через вершину, несколько миль вдоль Золотого озера, затем будет крутой обрыв, и внизу вы увидите лощину. Вы ведь не боитесь крутых обрывов, правда?

Нона покачала головой. Она часто видела долину, о которой говорила Ханна. С горы лощина казалась ей другим миром. Она понимала, что путь до нее по дороге совсем не близок, да и по горам тоже. Ее охватила внутренняя дрожь.

Она вдруг ощутила полное одиночество, страшное своей безнадежностью. Она снова почувствовала себя ребенком, ищущим поддержки у женщины, много лет заменявшей ей мать.

Нона бросилась к Ханне и крепко прижалась к ней:

— Ты не можешь… ты не можешь… отослать меня!

Некоторое время Ханна крепко обнимала прижавшуюся к ней Нону и целовала в голову. Затем со вздохом отстранилась от нее и, посмотрев в глаза, сказала:

— Я словно частичку от сердца отрываю, но Пенгорран не место для вас, мисс Нона. Я обещала вашей бабушке… а потом вашей матушке, что всегда буду поступать так, как лучше для вас. А сейчас для вас, дитя мое, лучше на время удалиться. — Она смахнула навернувшиеся на глаза слезы. — Я бы пошла с вами, несмотря на то что стара для путешествий, но ваш отец… думаю, во многих смыслах больше нуждается в помощи, чем вы. У вас все будет хорошо. Я в этом уверена. Когда Джулиан вернулся, проводив Ханну до тропы, он застал неподвижную Нону. Поняв, что она его не замечает, он принес дров, развел огонь и приготовил чай.

Пододвинул кресло к очагу, сказал:

— Сядьте сюда, а я принесу чай. Я мог бы завтра вместе с вами пойти в горы. Хоть часть пути вы проведете не одна. — Он улыбнулся ей, и, в конце концов, словно проснувшись от какого-то кошмара, она подошла к креслу, села и уставилась на языки пламени. — Можно выйти рано, пока кругом еще никого нет, — продолжал Джулиан. — Оставлю Сэмми еды на день, и отправимся. Вы обещали как-нибудь показать мне гору. Помните?

На следующее утро Нона выглянула в окно и посмотрела на окутанный туманом утес Крейглас. Она надеялась, что, когда они поднимутся, туман рассеется. Джулиан спустился вниз, когда она складывала юбку с несколькими блузками в черную шаль.

— Вы возьмете с собой кроту? — спросил он позже, когда они позавтракали. — Если хотите, я могу сохранить ее.

— Спасибо, но я не могу ее оставить. Если не считать того случая, когда я впервые покинула Пенгорран, она всегда со мной.

— Вы сможете играть на ней в горах, заставите горы петь, растревожите духов…

Нона не ответила, а лишь накинула алый плащ, словно ей не терпелось отправиться в путь.

— Я должна попрощаться с Сэмми, — сказала она вдруг, и побежала в сарай. Джулиан слышал, как девушка разговаривает с зайчонком, произнося какие-то ласковые слова.

— Что с ним станет, когда вы уедете? — спросила она, когда они уходили из коттеджа.

— Выпущу его на волю. Он уже не тот испуганный детеныш, которого я спас от кошки. Но ему надо еще немного окрепнуть.

Над долиной плыли серые облака, расцвеченные коралловым и золотистым оттенками, а над ними, как призрак из тумана, возвышался Крейглас, Нона пошла вперед, спустившись в овраг, а затем поднялась на другую сторону. Даже с кротой, которую она все же взяла с собой, и несмотря на длинные юбки, она была проворной, как горная лань. Тропинка вела их между елями на нижних склонах горы, а утреннее солнце, проникающее сквозь ветки, нагревало бурый ковер из сухих иголок, но которому бежала тропинка.

Выйдя из леса, они зашагали по золоту вереска и утесника, пока не подошли к осыпающимся скалам.

— Оглянитесь! — скомандовала Нона, и Джулиан, оглянувшись, увидел, что долина внизу — сплошь зелено-золотистые поля, по которым, как серебристая змея, извивается река. — Оттуда в ясный день можно увидеть море, — показала Нона на вершину, скрытую голубым туманом.

Над ними, параллельно вершине, бежала едва различимая тропинка.

— Это самый трудный отрезок пути, но он приведет нас на вершину.

Осилив предательскую осыпь, они перебрались на острый как нож выступ Крейглас. У Джулиана вырвался удивленный возглас. Внезапно над ними на фоне неба, как стена, возникла гора. За горным кряжем их взору открылось широкое болото, которого снизу не было видно. Оно, казалось, тянулось далеко-далеко к самым дальним горам.

— Как странно, мы словно попали в другой мир, — произнес он.

Джулиан оглянулся назад, туда, где утес вклинивался в реку и где, похожие на игрушечные, трубы домиков Пенгоррана были едва различимы.

— Неужели можно перебраться через это болото?! — воскликнул Джулиан.

Он смотрел на ручейки коричневатой воды, бегущие по жесткой горной траве, на колышущийся над ветром тростник, на зловещий свет зеленой ряски и беловатую шевелящуюся пушицу.

Озорно сверкнув глазами, Нона перепрыгнула через ручей, журчащий у их ног, побежала зигзагообразными скачками и, пробежав немного, вскочила на камень. Она стояла на нем, ее силуэт выделялся на фоне неба, а плащ развевался на ветру. Затем она с быстротой молнии вернулась к нему. Он увидел, что от ее печали не осталось и следа. Глаза ее весело блестели.

— Если вы дойдете со мной до того места, где я повернул в другую долину, я вам покажу Золотое озеро.

— Великолепно! — засмеялся Джулиан. — Затем, полагаю, вы обернетесь и увидите, как я тону в болоте!

— Там есть тропинка, но я могу показать вам еще один обратный путь — старую дорогу. Этот путь гораздо длиннее, но там вы не попадете в болото, потому что дорога идет поверху и сильно петляет. Она приведет вас к долине.

— Идемте! Я хочу посмотреть на озеро!

Джулиану казалось чудом, как Нона ловко избегала обширных болотистых участков и находила в вереске на первый взгляд невидимые овечьи тропы. Дул легкий ветерок, воздух в горах был менее душным, а над головами путников кружили ястребы и канюки. Если не считать блеяния овец и журчания маленьких ручейков, на болоте стояла мертвая тишина.

— Смотрите! — вдруг воскликнула Нона и указала вперед.

Джулиан увидел внизу небольшое озеро, со всех сторон окруженное горами. У него перехватило дыхание — казалось, часть озера покрыта сверкающим золотом.

— Я рада, что они еще цветут и что вы их увидели! Это лилии, но не обычные кувшинки, а маленькие лилии с бахромой! Смотрите!

Она сбежала к краю воды, сбросила туфли и чулки, подняла юбки, зашла в воду и, сорвав несколько золотистых цветков, отдала их Джулиану, Цветы были похожи на гигантские лютики с длинными влажными стеблями. Молодые люди стояли на берегу, любуясь великолепием сверкающей поверхности озера.

— Давайте перекусим здесь! — предложил Джулиан. Нона согласилась.

Они выложили на плоский камень содержимое: небольшого ранца, который им собрала в путь Ханна: сыр, масло, холодный бекон, хлеб и пирог. Аппетит у обоих разыгрался.

Джулиан чувствовал себя, бесконечно счастливым. Ему было приятно отдохнуть от книг, быть в горах, любоваться волшебным озером. Однако он понимал, что причина его радости не столько замечательная природа, сколько Нона, сидящая рядом с ним. Ему хотелось взять ее за руку, сказать, какой сегодня прекрасный день, но он понимал, что делать этого нельзя. Здесь, в горах, она, похоже, избавилась от страхов и печали. Сейчас перед ним была жизнерадостная юная леди, о существовании которой он лишь догадывался. Но он понимал, что любое неверное движение с его стороны может вызвать у нее испуг. Испытывая некоторую неловкость, он вспомнил о Коре, которой подарил обручальное кольцо, но которая сейчас так далеко от него, словно осталась на другой планете. Конечно, в этом нет ничего странного, ведь Кора, в отличие от Ноны, не горянка!

Внезапно Нона вскочила:

— Мне еще предстоит дальний путь! Не можем же мы вечно сидеть у Золотого озера!

— Жаль! — поднимаясь с неохотой, вздохнул Джулиан. — Но прежде чем идти, выполните мою маленькую просьбу!

Нона вопросительно взглянула на него.

— Вы говорили, будто на вашей скрипке нужно играть, в горах, помните? Сыграйте мне хоть коротенькую мелодию! Мне хочется послушать, как это звучит в горах! Нона села на камень, смущенно коснулась пальцами футляра скрипки и огляделась.

— Здесь живут духи… Крота может их вызвать…

— Предоставьте мне выяснять отношения с ними!

Нона внимательно посмотрела на него:

— Вы мне не верите, но здесь еще…

— Я верю, верю. Малый по имени Шекспир тоже говорил что-то в этом роде…

— И он был прав! — горячо заявила Нона. — Иногда по ночам я слышу чьи-то медленные шаги, цокот лошадиных копыт. Призрачные лошади появляются там, где скоро будут похороны, а поминальные свечи загораются над домом того, кто скоро умрет…

Джулиан добродушно смотрел на нее.

— В вас странно сочетаются здравый смысл и вздор! — усмехнулся он. — Ко мне никогда не приходят ни призраки, ни духи! Я здоровый саксонец, лишенный суеверий. Так что можете играть. Все будет в порядке!

Нона сердито взглянула на него, словно желая убедиться в правдивости его слов. Перекинув косу через плечо, она вынула инструмент и ударила по струнам.

— Я сыграю вам песню о войне. Она была написана о кровопролитном сражении, после которого никого не осталось в живых. Все произошло недалеко отсюда… в таком же месте, как это. Наш народ часто сражался в горах.

Она провела смычком, и странная, трогательная мелодия покатилась по горам, эхом отражаясь от них, Джулиан огляделся. Ему понадобилось не так уж много воображения, чтобы представить стоны умирающих и горе побежденных. Заунывный, печальный напев оборвался на пронзительной ноте. Солнце скрылось за облаком. Джулиан вздрогнул, словно от холода. Неужели правда? Неужели старинная скрипка может так действовать? На таком же болоте лежали умирающие люди, а песня выражала их муки и горечь поражения?

Он глядел на Нону, все еще пребывающую под чарами музыки, склонившуюся над кротой.

— Вам еще далеко идти! — тихо напомнил он. — Вам необходимо добраться туда засветло.

Нона встала и убрала кроту в футляр.

Они двинулись дальше, с трудом пробираясь по трудной дороге. Может, из-за скрывшегося солнца, а возможно, из-за воспоминания о песне или о предстоящей разлуке сердце его наполнилось печалью. Их знакомство было непродолжительным, но не лишенным очарования. Без нее в коттедже будет одиноко.

— Что вы видите впереди? — вдруг спросила она.

Он оглядел коричнево-серый пейзаж:

— Вижу вдалеке горы.

— А ближе ничего?

— Только это болото.

Нона побежала вперед, остановилась и поманила его:

— Сделайте несколько шагов, пока не дойдете до меня, а потом повернитесь!

Джулиан подошел к ней.

— А теперь повернитесь!

В ее голосе звучало торжество, и Джулиан, повернувшись, воскликнул от удивления. Под ним земля обрывалась так же резко, как Крейглас, даже еще резче. В глубине под крутым обрывом простиралась залитая солнцем лощина с фермами и полями, казавшимися с высоты крошечными квадратиками. Еще никогда Джулиану не доводилось видеть столь потрясающее зрелище.

— Замечательно, правда? — сказала Нона, и он молча кивнул в знак согласия. — Я должна спуститься в эту долину…

— Только не этим путем!

Она улыбнулась:

— Если я буду идти вдоль горного кряжа, где-то через милю он станет более пологим, и мне будет легче идти. Вон там находится ферма, которую мне придется искать. — Она показала на долину. — Но вам пора возвращаться. Идите вдоль горного кряжа, но в другую сторону. Вы выйдете к дороге. Ее легко найти. — Она показала ему направление и перечислила ориентиры.

— Берегите себя, Нона, — сказал он. В ответ ее лицо вдруг озарилось мимолетной улыбкой. Он подумал, что никогда еще она не была такой красивой.

— Благодарю вас, что вы были так добры ко мне, — ответила она.

Он наблюдал, как она удалялась вдоль горного кряжа над отвесными скалами, а затем зашагал к дороге, которая приведет его к коттеджу. И дорога казалась ему совершенно безлюдной.