Вик Разрушитель

Глава 6

Утром Иван все-таки пришел к мысли, что Покровская была права насчет разговора с председателем Попечительского Совета. Господин Фролов выслушал просьбу Булгакова и пообещал содействие, рассыпавшись в конце благодарностью, что такое видное семейство участвует в благороднейшем деле. По трескучим фразам председателя стало понятно, на что намекает боярин. Небольшая мзда за содействие и, конечно же, энная сумма в Попечительский Совет. Булгаковым те же десять тысяч ничего не значат, а для приюта – солидная сумма. Тем более, о Волховском уже беспокоились очень и очень влиятельные люди. Кто? А Мамоновы. Приезжали его представители, интересовались парочкой ребят, один из которых и есть Волховский.

Иван понял, что нужно торопиться. Он попросил Фролова с самого утра предупредить настоятельницу Белову о своем приезде, и стал готовиться к визиту. О чем будет разговор? Захочет ли эта женщина пойти навстречу важному гостю и согласится ли на опекунство? И в чем интерес Мамоновых? Им-то что понадобилось в Новгороде? Сидели всю жизнь в своей тундре, а тут вдруг забегали. Нехорошие предчувствия закопошились в душе Булгакова.

Обуреваемый разнообразными мыслями, Иван не спал до глубокой ночи, и проснулся очень рано, изрядно удивив Грасю. Чисто выбритый, в свежей рубашке под дорогим костюмом Булгаков сел в машину и приказал ехать к приюту. Время позволяло прибыть как раз к началу рабочего дня.

– Да, мне звонил Антип Яковлевич, – сразу же сказала Белова, как только Иван завел речь о цели своего визита. – Вчера вечером мы имели долгую беседу. Я хочу и вам донести свою позицию. Мне довольно странно видеть суету вокруг Викентия. Если бы нашлись его родители или родственники, мне пришлось бы уступить такому нажиму. Да только с радостью! Но сначала Мамоновы, теперь Булгаковы… Скажите, Иван Олегович, какую цель вы преследуете?

Барыня после открывшихся обстоятельств со своим воспитанником Волховским ко всем гостям, интересующимся мальчиком, теперь относилась с опаской. Вик – природный Разрушитель. Об этом знает только чародей Забиякин и она. Мамоновы могут догадываться, а что привлекло Булгаковых? Влиятельный клан, связанный с императорской Семьей, хочет оформить опекунство (а почему бы не усыновить в таком случае?) Волховского только из-за его способностей. Вот единственная причина. Остальное – от лукавого. Только неприятная мысль занозой сидела в голове. Как Булгаковы узнали? Или в их благочестивом поступке кроются иные мотивы?

– Иногда откровенность только мешает делу, – понимая, что крепкий орешек не поддастся с первого раза, Иван устроился в кресле поудобнее и попробовал кинуть пробный камень. – Но я скажу. Дело в том, что несколько дней назад ваш воспитанник наткнулся на местную шпану. Такое часто бывает, здесь ничего странного нет.

– Не слышала об этом, – нахмурилась Марья Дмитриевна.

– Правильно, – кивнул Булгаков. – Мальчишкам свойственно замалчивать проблемы со своими сверстниками. Ну, да не в этом дело. Вик попытался отбиться, но шпаны банально оказалось больше. Моя дочь, проходившая мимо, помогла ему, применив оглушающую магию. Собственно, в ней все дело.

Иван внезапно замолчал, как и задумывал, давая настоятельнице прокрутить в голове нарисованную ситуацию. Он удивился, заметив, как легкая бледность появилась на лице Беловой. Неужели так переживает? Знал бы он, о чем думает Барыня, скривился бы от досады.

Марья Дмитриевна сразу же поняла, чем могло закончиться применение магии. И осторожно произнесла:

– Ваша дочь – благородный человек с огромным сердцем. Я бы выразила ей свое восхищение, если бы знала о произошедшем. А что же было дальше? Вик, наверное, тоже пострадал от магической атаки?

– Как вам сказать, – пожал плечами мужчина. – По внешнему виду не совсем понятно, появились ли проблемы после удара. Дочь сразу же попыталась оказать помощь. Выяснив, что все в порядке, успокоилась. Да! О чем я говорю! Именно она, узнав, что Вик – сирота, два дня уламывала меня посетить приют и взять опекунство над Волховским.

– Ваша дочь? – не поверила Белова. – А сколько ей лет? Извините, я не стараюсь следить за светскими новостями, и плохо владею информацией.

– Пустое, не нужно, – отмахнулся Булгаков. – Светлана – второй ребенок в семье, ей тринадцать лет. Она ровесница вашего Волховского.

«Ой, не к добру все эти слезливые истории, – промелькнула мысль у Барыни. – Булгаков явно врет. Появились ли подозрения у девочки после использования магоформ? Скорее всего – нет. Но о происшествии она рассказала взрослым, а те сделали необходимые выводы. Или я становлюсь параноиком? Что мне этот Волховский? Спихнуть с рук и решить часть проблем!»

Но Белова была не тем человеком, который с легкостью идет на сделку с совестью.

– То есть вы прислушались к мнению дочери-подростка и решились на такое благородное дело? – взяв себя в руки, Белова пристально посмотрела на Булгакова. – Вы чего-то недоговариваете, Иван Олегович. Мы делаем вид, что верим друг другу, но все гораздо проще… Волховский вам нужен по какой-то банальной причине. Так же, как и Мамоновым.

– А почему именно им? – стало любопытно Ивану.

– Потому что ищут сына Главы Рода, которого мать спрятала подальше от родственников, – не стала скрывать правды Белова. – Уже тринадцать лет. Столько же, сколько лет Вику.

– И кто его мать? Насколько я знаю, у Георгия Яковлевича три жены…

– Я не разглашаю такую информацию. Вы можете сами узнать, если сильно захотите. И легко сопоставите факты.

– Не возражаю, – развел руками Булгаков. – Но почему же она до сих пор держит своего сына в приюте, хотя могла забрать его в родной дом, окружить теплом и лаской? Впрочем, вы же не сказали, жива она или уже нет.

Белова встала и в задумчивости стала расхаживать по кабинету, мерно постукивая каблуками туфель. Как же ей хотелось сбросить этот груз с плеч! Она бы уже давно раскрыла перед эмиссаром Мамоновых тайну Вика, что это именно тот мальчик, которого они безуспешно ищут. Но почему-то подумала, какие последствия могут его ожидать. В письме было написано, что мальчика могут просто убить, но Белова только скептически морщилась. Настоятельница уверилась в своей мысли о болезненной мнительности матери Вика. Зачем ей в таком состоянии отдавать ребенка?

Забиякин был более прав, чем Белова. Лучше будет, если его исподволь будут курировать императорские службы и не давать в обиду. Но не стоит забывать, кем Булгаковы являются для Мстиславских. Такое же связующее звено. Так что, соглашаться отдать Волховского в опеку?

– Я вижу ситуацию в некоем другом аспекте, чем вы, – обхватив себя за плечи, как будто в помещении стало холодно, Белова остановилась напротив окна, и ее силуэт четко нарисовался на освещенном солнцем полу. – Волховский становится объектом странной возни. Одновременно за несколько дней мальчиком заинтересовались два известных рода в России. Один из них, предположительно, является кровным для Вика; второй же стремится взять над ним опекунство. Но я не верю в ваши намерения дать мальчику достойное воспитание и найти ему место среди людей, которые любили бы его как сына.

– Вы драматизируете ситуацию, – сдерживая раздражение, ответил Булгаков. Ох уж эта женская отстраненная логика! Да какая тебе разница! Подпиши бумаги и спихни со своих плеч обузу! Уцепилась за пацана как ощенившаяся сука! Ладно, что не рычит! В чем же дело-то? – Парень уже не маленький, оценивает свои возможности, думает о своем будущем, интересуется многими вещами. Мы можем найти ему достойную профессию. Я не имею права вернуться домой без Вика!

Иван вдруг улыбнулся искренне и чуточку смущенно, показывая, что за душой у него не только голые цифры прибыли и клановая выгода, но и душа хорошего отца.

– Ваша дочь не поймет? – иронично спросила Белова.

Булгаков вдруг увидел перед собой симпатичную уставшую женщину, посвятившую всю свою сознательную жизнь воспитанию подкидышей, большинство из которых, выпорхнув из нелюбимого гнезда, никогда уже не вспомнят про свою настоятельницу. И дело вовсе не в ней самой. Гнетущая атмосфера приюта с его старыми обшарпанными стенами и мебелью, скрипучими полами и плохо закрывающимися окнами заставляет детей поскорее забыть о времени, проведенном здесь.

– Боюсь, так и будет.

– А где Светлана? – неожиданно спросила Белова. – Хотелось бы с ней поговорить.

Булгаков усмехнулся про себя и поднес к губам амулет общей связи.

– Борис, приведи Свету в кабинет настоятельницы.

Откуда могла его дочка знать, что понадобится ее присутствие в приюте? Увязалась ведь, настырная девица! Выскочила в пижаме в гостиную и вцепилась в отца, требуя взять ее с собой!

Через несколько минут раздался стук в дверь, и Света в красном платьице с белыми цветами по подолу скромно поздоровалась с Беловой и подошла к отцу. Прижалась к нему, вцепившись в локоть, и с каким-то вызовом уставилась на Барыню. Наскоро заплетенная косичка с большой серебряной заколкой в виде дельфина перекинута через плечо. Хорошенькая юная боярышня, будущая гроза мужских сердец. Женщина вздохнула про себя, вспомнив свою молодость.

– Света, твой отец рассказал, что произошло с Викентием, – Белова не собиралась ловить девочку на лжи. Она просто хотела понять, сама ли Светлана пришла к мысли попросить взять Вика в семью. – Ты в самом деле расправилась с уличной шпаной?

– Да, – кивнула Света. – Я же владею элементалями Воздуха, ну и чуточку Водой. Мне ничего не стоило помочь Вику. Не люблю, когда на одного толпой налетают, да еще ногами пинают!

– А почему ты захотела взять Вика под опеку? Интересно же… Впервые в жизни вижу, что дети сами диктуют свои желания родителям, – Белова слабо улыбнулась. Она прошла к своему креслу и села, положив руки на подлокотники. – Усыновление или опека считаются делом ответственным. Принять в свой Род чужого человека – здесь нужна воля взрослых.

Света безмятежно посмотрела на Марью Дмитриевну, потом перевела взгляд на отца.

– Мне бабушка однажды сказала важные слова, – проговорила девочка. – Хорошие дела нужно начинать делать с детства, чтобы, став взрослым, не стыдиться своих прошлых поступков.

Булгаков онемел от неожиданности. Он думал, что Светка начнет говорить о жалости к сироте, но высказать такое… Дочь впервые предстала перед ним в ином свете. Даже Белова оказалась впечатлена.

– Даже не знаю, – женщина растерялась, но тут в дверь снова постучали.

– Я не помешаю?

– Проходите, Мирон Афанасьевич, – Белова пришла в себя, облегченно вздохнув. Забиякин стал для нее неофициальным советником. Вот пусть и выскажет свое мнение.

Света непроизвольно вздрогнула. В кабинет вошел мужчина с жутким обезображенным лицом, часть которого покрылась печеной коркой. Он с сочувствием посмотрел на девочку, словно извинялся за свою внешность, и четко кивнул Булгакову:

– Позвольте представиться. Отставной офицер пехотного полка Забиякин Мирон Афанасьевич. Боевой маг. Тоже бывший.

– Бывших магов не бывает, – Иван неожиданно для самого себя встал и крепко пожал руку офицеру. – Булгаков. Иван Олегович. А это моя дочь Светлана.

– Очень приятно познакомиться воочию, боярышня, – улыбнулся чародей, отчего часть лица словно поползла вниз. Света непроизвольно спряталась за спину отца. – Наслышан от одного оболтуса. Я узнал, что к нам приехали важные гости, вот и решил заглянуть. Думал, опять Мамоновы. Вы по какому поводу?

– Хотим взять под опеку Волховского Викентия, – Иван Олегович ободряюще потрепал по плечу дочку и снова сел, предлагая то же сделать и чародею. – Только Марья Дмитриевна колеблется. Даже господин Фролов не имеет ничего против, но вот такая закавыка получается.

Забиякин бросил взгляд на Барыню, и та едва заметно пожала плечами. Задумался на мгновение, оценивая ситуацию. Такой счастливый случай нельзя упускать. Булгаковы близки к императорскому клану, и разногласий по Разрушителю не будет.

– Похвально, Иван Олегович, – кивнул чародей. – Я сюда по распределению императорской комиссии попал. Категория «К». Что-нибудь вам она говорит?

– Нет, к сожалению, – Булгаков про себя сделал заметку, что надо узнать про эту самую категорию. Не зря же Забиякин так четко выделил букву интонацией голоса.

– Не страшно. В вашем положении узнать не составит труда. Так вот, что хотел сказать. Приют – не самое лучшее место для ребенка. Государственная система борется с этим явлением, но есть факторы, которые тормозят реформу призрения. Вы понимаете, Иван Олегович?

Булгаков понимал. Чародей намекал на обычаи аристократов прятать своих бастардов в таких вот приютах, чтобы не рисковать репутацией.

– Поэтому, – Забиякин снова заговорил, – я всем ребятишкам добра хочу. И не понимаю, почему вы, Марья Дмитриевна, препятствуете доброй воле человека, захотевшего взять под опеку Вика?

– Опека не подразумевает гарантированное усыновление, – Белова выдохнула с облегчением. Пусть Забиякин берет на себя моральную ответственность.

– До совершеннолетия Викентий будет жить в нашей родовой усадьбе в Москве, – твердо заверил Булгаков. Света улыбнулась. – Даю в этом заверение. Могу письменно. С приложением суммы пожертвования. Дадим профессию, которая будет востребована в нашем Роде. Без куска хлеба парень не останется.

– Вы же курируете военную компанию по сопровождению грузов, – вдруг вспомнила Белова. – А если мальчик не захочет брать в руки оружие?

– Да у нас полно других специальностей! – засмеялся Иван. – Да навскидку: контролер, связист, учетчик, складской работник, оружейник, механик-наладчик ППД.

– А что за ППД? – заинтересовалась Белова. Она была далеко от всех мужских военных штучек, но логично подразумевала под этой аббревиатурой что-то из оружия.

– Полевой пехотный доспех, – покровительственно улыбнулся Булгаков женской непосредственности. – Боевой экзоскелет с разнообразным вооружением. Усиливает физическую мощь бойца, одевшего его. К тому же с помощью амулетов защищает его, если нет брони. Но броня – это уже ТПД. Тяжелый пехотный доспех, к вашему сведению.

– Спасибо, учту, – усмехнулась Барыня, поняв, что мужчина оседлал своего любимого конька. Ну как же иначе: Булгаковым сама ситуация велит знать все о военных игрушках.

– А я знаю, – вдруг сказала Света. – Есть еще СПД, сверхтяжелый доспех с ракетным комплексом. Его используют только в войсках, когда требуется уничтожить бронетехнику.

– Правильно, есть такой, – улыбнулся Забиякин.

– Кошмар, – покачал головой Булгаков, и без улыбки посмотрел на дочь. – Надо проверить, чему вас обучают в школе. Ты же девочка!

– Ну и что? – пожала плечами Света. – Как будто операторов-женщин в армии нет! Так вы согласны отдать нам Вика?

Взрослые засмеялись от такого непосредственного вопроса. Белова, снова встав, прошла до массивного шкафа с многочисленными дверками, на которых выделялись белые прямоугольники бумажек с буквами алфавита. Открыла одну из них, на которой красовалась витиеватая «В», и вытащила не слишком толстую папку. Вернулась к столу, пролистала ее от начала до конца.

– Я не буду говорить об ответственности такого шага, – сказала Белова, глядя прямо в глаза спокойно ждущего ответ Булгакова. – И вы меня не совсем убедили, будем честны. Я мало понимаю, зачем вам понадобился Волховский, даже еще не начавший профильное обучение. И все-таки поверю. Но осталась одна маленькая формальность. Захочет ли сам Вик поехать с вами в Москву?

– Давайте вызовем его сюда и спросим, – решительно заявил Иван Олегович.

Белова снова воспользовалась амулетом, попросив Агафона доставить в кабинет Волховского. Хромец, за последние дни только и делающий, что отлавливал неугомонных пацанов по территории приюта, не высказал своего недовольства. Он знал, что мальчишки сейчас бегали по спортивной площадке и занимались на снарядах, а то и просто сидели на верхушке «рукохода».

Через десять минут он втолкнул в кабинет оробевшего Вика и закрыл за ним дверь.

Признаюсь честно: я был ошарашен, увидев в кабинете Барыни Свету. Каким образом она здесь появилась, можно было только догадываться. Сидящий рядом с ней мужчина и обнимающий за плечи вполне мог быть отцом, или на худой конец, родным дядей. Тут же находился Забиякин, подмигнувший мне очень уж по-приятельски.

Мужчина с необычайным интересом окинул меня с ног до головы. Как-то не по себе стало. Лошадь я, что ли, так на меня смотреть?

– Здрасьте! – кидаю взгляд на Барыню, ничего не понимая. Какой-то иррациональный страх заполз в душу. А вдруг Света пришла нажаловаться за то путешествие на баркасе? Хотя, зачем? Ей же было хорошо, она даже поблагодарила меня за поездку. Нет, тут что-то другое.

– Волховский! – необычайно строго проговорила Барыня. – Познакомься с господином Булгаковым. Зовут его Иваном Олеговичем. Он желает стать твоим опекуном. Вот нам и хочется узнать, согласен ли ты поехать вместе с ним в Москву? Будешь жить в родовом поместье Булгаковых, а особая комиссия Попечительского Совета проследит за тобой. Скажи, как ты сам смотришь на такой вариант?

В груди разросся горячий комок радости. Я, наконец-то, вырвусь из приюта в большой мир! Пусть и не сбылась моя мечта о семье, где есть отец и мать, но все-таки предложение достойно того, чтобы на него согласиться! Да еще Свету можно видеть каждый день, не бегая к ней через враждебные территории!

С трудом сдержавшись от вопля, что «согласен, согласен, черт возьми!», я мельком взглянул на Свету, необычайно серьезную и сосредоточенную. Заметив мое воодушевление, она высунула кончик языка, словно дразнила. И тут же мгновенно приняла вид кроткой и послушной барышни.

– Что молчишь, боец? – удивился Забиякин. – Скажи хоть словечко.

– Растерялся, – помог мне Булгаков. – Не давите на него.

– Я… Я согласен, – с непонятным испугом брякнул я, осознавая, насколько круто поменяется жизнь с этого момента. Разве не страшно? Как оно все повернется?

– Ну что ж, – вздохнула Барыня и закрыла папку, – быть посему. Процесс опекунства занимает не так много времени, как усыновление. Все необходимые документы я приготовлю к завтрашнему дню, не раньше. Лучше после обеда, чтобы наверняка. Если вам не составит труда, Иван Олегович, заглянуть по пути в Управление по делам сирот, чтобы передать заключение и прочие сопутствующие документы…

– Не вижу проблем, – согласился Булгаков. – Передам. Значит, завтра после обеда я подъеду и заберу мальчика. Все правильно?

– Да, – пожала плечами Барыня. – Волховский, можешь собирать свои вещи. Будь готов к отъезду, и никуда завтра из приюта ни ногой. Понял?

– Понял, – кивнул я, готовясь сорваться с места.

– Я прослежу за ним, – поднимаясь со стула, сказал чародей.

– Свободен, Вик, – отпустила меня настоятельница.

Я вырвался из кабинета и по лестнице ураганом слетел вниз в обширную общую гостиную, промчался насквозь и по другой лестнице огромными скачками забрался на площадку, где располагались комнаты мальчиков.

– Меня взяли под опеку! – заорал я, не сдержав новость. И схватив подушку с кровати, принадлежавшей Степке Дрищу, запулил ее в кого-то. Мгновенно возникла яростная борьба, от которой по спальне закружился пух.

– Эй, это моя подушка! – завопил Дрищ, бросаясь на выручку своей вещи. И тут же получил несколько ударов, от которых завалился на чужую кровать. Пацаны захохотали и мгновенно окружили меня, выпытывая подробности.

– Повезло тебе, Вик! – с завистью сказал Салтан. – Булгаковы вообще одни из самых сильных кланов! Пристроишься к ним, профессию получишь нормальную!

– Лучше иди в охрану! – посоветовал Борька. – Жрачки от пуза, форма, оружие, всю Россию объездишь!

– Ага, и пулю можно схлопотать легко! – возразил Степка, старательно собирая со своей постели перья.

– А ты башкой крути почаще по сторонам – жив будешь! – заспорил Салтан. – Вик, да там же ППД используют! Всю жизнь мечтал попробовать в нем походить!

Пацаны снова расхохотались.

– Всю жизнь! – надрывался Селедка. – Тебе сколько лет, убогий?

– Щас в глаз схлопочешь! – пригрозил Салтан и сжал кулаки.

Спор, грозившийся перерасти в потасовку, удалось загасить. Да и любопытство сошло на нет само собой. Мальчишкам, остающимся в приюте, некогда было завидовать тому, кто покидал их стаю. Я почувствовал, как образовался своеобразный вакуум вокруг меня. Все, я уже чужак. У меня завтра начинается другая жизнь, не знаю хорошая или не совсем, но другая.

Открыв свою тумбочку, задумался. А что брать-то? Что есть у сиротского пацана кроме казенного мыла, зубной пасты и зубочистки? Ну, еще есть обертки от шоколадных конфет, которые удалось скопить за эти годы. Я уже говорил, что некоторые из нас получали гостинцы от неведомых доброжелателей, вот и разжился цветными шуршащими красочными фантиками. Даже меняться удавалось с девчонками, если какая-то обертка дублировалась. Ножик перочинный складной, который я нашел на улице два года назад. Самое мое большое сокровище. Что еще? Тапочки, наверное, не отдадут. Тоже казенка. Ну и все. Книжка библиотечная, вся потрепанная и замусоленная. Я ее уже раз десять прочел. Про одного бойца, сопровождавшего грузы в далекие магометанские страны. Сколько на его долю выпало приключений! Сам иногда грезил восточными базарами, пряным запахом всевозможных специй, чуть ли не физически ощущал, как вокруг меня бушует человеческое море, гуляющее между духанами-прилавками, как оно кричит, спорит до хрипоты, торгуясь за каждую монету, смеется…

С тяжелым вздохом я взял книгу и поплелся в библиотеку, пока она еще не закрыта. Сидящая там целыми днями Маруся – дородная тетка с огромным бюстом, который первым делом бросался в глаза, когда приходилось входить в помещение – поинтересовалась, чего это я такой мрачный.

– Книгу принес, – ответил я и положил увесистый кирпич на административный стол. – Уезжаю завтра.

– Не поняла, – приподняла очки с толстыми линзами Маруся. – Куда это ты намылился, юноша?

– Опекун забирает.

– Да ты что? – разволновалась библиотекарша. – В самом деле? А я почему не знаю? Кто он?

– Булгаковы.

– Ничего себе, подфартило пареньку, – пробормотала женщина, машинально смахивая книгу куда-то вниз. Потом стала лихорадочно перебирать карточки – Ну и что ты грустишь? Подумаешь, опекунство! Будешь себя хорошо вести, покажешь свои способности – запросто усыновят.

Ага, держи карман шире! Усыновят они! Кому нужен человек, который разрушает любую магию вокруг себя? А Булгаковы все одаренные, кстати!

– Да я не грущу, – возразил я. – Просто не верю. А вдруг передумают?

– Булгаковы? Передумают? – засмеялась тетка Маруся. – Сам подумай, зачем им разыскивать в каком-то убогом приюте безродного мальчишку чтобы забрать его под опеку, и вдруг отказываться? Или ты себя возомнил незаконнорожденным сыном польского князя?

– Почему польского? – удивился я.

– Да так, к примеру сказала, – отмахнулась тетка. – Сдал книгу – топай. Задолженности нет. Все, свободен. И удачи тебе в жизни, Волховский. Надеюсь, не вернешься сюда через год-другой.

Я тоже на это надеялся, и воодушевленный, вышел из библиотеки, где и был пойман Забиякиным. Чародей как будто специально стоял и ждал, когда я выйду. Улыбнувшись своей жуткой улыбкой, он вцепился в мое плечо. Я стоял спокойно, не собираясь никуда убегать. Да и зачем? Мирон Афанасьевич уже давно был моим тайным покровителем, частенько мы беседовали наедине, и я очень много стал знать об антимагии, как с ней жить, в каких случаях использовать в свое благо.

– Пойдем на улицу, хочу тебе кое-что сказать, – убрав руку, Забиякин легонько подтолкнул меня к выходу.

Через общую гостиную вышли во двор, обогнули палисадник и уединились на старой скамейке. Чародей молчал, как будто забыв, что хотел со мной поговорить. Неужели есть еще какие-то секреты?

– Вик, я тебе постоянно намекал о твоей будущей жизни, – вздохнул Забиякин, – но не ожидал, что изменения коснутся так быстро. Слушай и мотай на ус. Я ведь не просто так опекал тебя. С твоими уникальными способностями открывается прямая дорога в магическое военное училище. По стране их не так много, всего три. И каждое из них патронирует император. Но я вижу, что тебя не очень-то интересует перспектива надеть военную форму. Да, я понимаю, что сейчас в твоей голове романтической каши больше, чем правильных мыслей. Но все-таки… Где-то ты прокололся, Вик. Булгаковы вычислили тебя и теперь будут держать мертвой хваткой. Но это и к лучшему. Поэтому я уговорил Марью Дмитриевну подписать бумаги на опекунство. Булгаковы близки к императорскому клану, и полностью ему лояльны. Если кто-то из правящей Семьи узнает, чем ты владеешь, тебя обязательно потянут наверх, а это уже отличная перспектива устроить свою карьеру. Ты только не теряйся, изучай науки, совершенствуйся, овладевай тайной своего Дара. Особых книг по антимагии очень мало, и вряд ли в России ты найдешь их больше двух-трех. Придется идти наугад, вслепую.

– Я все понял, – важно кивнул я, пораженный открывающимися возможностями. Мне в этот момент было невдомек, что ожидает в семье Булгаковых, да я особо не волновался. Незнание своего будущего освобождало меня от различных страхов. Я понял лишь одно: в России у меня не будет конкурентов. Чем и надо воспользоваться. – Спасибо, Мирон Афанасьевич. Постараюсь сделать так, как вы советовали.

– Да я и не сомневаюсь, – тяжелая рука чародея снова легла на мое плечо. – Ты умный парень, Вик. И свой Дар используй с умом.

«Передвижной штаб», как шутливо называл Иван Олегович свой комфортабельный вагон, мне понравился. Для приютского мальчишки он был просто роскошный. Отделка стен – из орехового дерева, покрытого лаком. Кругом светильники, большой кондиционер, большой полукруглый диван, кресла, столик. На дальней стене висит белая панель, на которую можно проецировать фильмы или новостные передачи из столицы через амулет-визор. На полу темно-зеленый плотный ковер, возле которого я замер, не в силах ступить на него в своих растоптанных башмаках.

Булгаков, видать, понял мои мучения и легонько подтолкнул в спину.

– Проходи, не жмись. Здесь каждый день убираются. Ты же по лужам не бегал, чего стесняешься. Обувь снимать не нужно.

Подчиняясь строгому, но с оттенками благодушия, голосу, я из освещенного коридора шагнул дальше. Светин отец кивнул огромному охраннику и отпустил его. Тяжело опустился на диван.

– В Москву приедем завтра утром, так что будешь спать в моем кабинете. Ту дверь видишь? Душевая там же. Насчет полотенца и одежды распоряжусь.

Иван Олегович с сомнением посмотрел на мою фигуру, оценивая степень риска, если предоставленная одежда на меня не залезет.

– Борис! – крикнул он.

– Да, хозяин! – огромный охранник словно никуда не уходил, тут же вырос на пороге «залы».

– Посмотри на мальчишку, – кивнул он в мою сторону. – Нужно быстренько съездить в город, купить ему одежку. Простенькую, но не казенную. Понимаешь? Не догадались сразу по дороге заскочить!

– Сделаю, – кивнул Борис. – Я вместо себя Руслана оставлю. Если какие поручения будут, через него справляйтесь.

– Я понял тебя, – махнул рукой Булгаков, отпуская своего бойца. – Ты есть хочешь?

Он уже смотрел на меня. Хочу ли я есть? Зачем спрашивать? После того, как я покинул приют, прощаясь с друзьями и остальными ребятами, прошло часа четыре, не меньше. Все это время мы мотались по городу, Иван Олегович куда-то выходил, а я сидел с водителем в машине на мягком сиденье и дрожал от волнения. Моя дорога в неизвестное началась, и какой она будет? За это время все, что я съел за обедом, куда-то улетучилось. Организм от волнения усилил метаболизм.

– Хочу, – заявил я, скидывая с себя тонкую курточку и аккуратно вешая ее на один из многочисленных хромированных крючков, прикрученных на стене возле входной двери.

– Ладно, можешь осмотреться здесь, пока я закажу ужин пораньше, – улыбнулся Булгаков, вставая с дивана. – Осваивайся. Значит, смотри, сразу в коридоре видел купейные двери? Там живет охрана вагона. Самое крайнее купе – для проводниц и поваров. Спрошу, может, бутерброды с чаем найдутся. Из вагона ни ногой, понял? Если ослушаешься – накажу.

– Понял, – кивнул я и проводил взглядом Ивана Олеговича. Как только дверь закрылась, мне захотелось рассмотреть кабинет. Чуть ли не на цыпочках я прокрался к узкой двери, оббитой тонкой рейкой и покрашенной в янтарный цвет, открыл ее и заглянул внутрь.

Там находилась еще одна комната, чуть поменьше «зала». Широкая низкая кровать, застеленная клетчатым шерстяным покрывалом зеленого цвета, занимала почти всю спальню. Над изголовьем массивный ночник в виде какого-то цветка. С глухой стороны стояли искусно встроенные шкафы под самый потолок. Два окна завешаны плотными шторами. В углу раздвижная дверь. Так как она была слегка приоткрыта, я понял, что там санузел.

За спиной раздался какой-то шорох. Я прянул в сторону и густо покраснел, как будто пойманный за неприличным занятием. На меня смотрела молодая женщина в темно-синем форменном кителе и в узкой юбке средней длины. Я обратил внимание на ее стройные длинные ноги и вообще запаниковал.

Женщина улыбнулась, заметив мой взгляд, и отработанным движением руки поправила коротко постриженные волосы.

– Привет! – ее мелодичный голос вывел меня из ступора. – Иван Олегович попросил меня приглядеть за тобой, пока он делами занимается! – Сейчас Денис приготовит бутерброды с чаем, покушаешь. Меня зовут Ирина, я проводница этого вагона. А тебя как зовут?

– Викентий, – буркнул я, с трудом отлепив взгляд от ладной и гибкой фигурки, залитой в униформу. Вот же меня заштормило! Рано стал заглядываться не по чину! Или я просто не привык к обществу красивых молодых женщин? В приюте эталоном красоты считалась вредная Инга, но в мешковатых одеждах трудно было оценить ее достоинства. – Можно просто Вик. Даже лучше будет.

– Вик, – улыбнулась Ирина. – Хорошо, я тебя поняла. Подожди пару минут. Я сейчас…

Она вышла из штабной части вагона, но не прошло и пяти минут, как появилась снова уже с подносом, на котором стояла тарелка с бутербродами, большая кружка, парящая дымком и розетка с мясным салатом, политым майонезным соусом.

– Угощайся! – кажется, Ирина овладела искусством улыбаться настолько профессионально, что она выскакивала у нее автоматически. – Ну, присаживайся к столу, перекуси до ужина.

Меня не надо было долго уговаривать. Большие куски нарезанного батона с щедрыми кругами жирной колбасы и тонкими пластинками сыра я умял в один присест, потом уничтожил сытный салат, хоть его было и немного, и стал пить чай. Ирина сидела напротив меня, подперев подбородок рукой.

– Так ты сирота? – спросила она.

Я кивнул, занятый пережевыванием последнего бутерброда.

– Как жилось в приюте? Наверное, плохо было?

– Нет, – я замотал головой. – Совсем не плохо. Даже хорошо. Не били, кормили, баня каждую неделю. Чистая постель, одежда. Что еще надо?

– Интересно, – протянула Ирина, занятая своими мыслями. Но я прочитал их как открытую книгу. Проводница думала, какого черта богатый и знатный человек взял в семью обыкновенного сиротского мальчишку. Да я бы и сам удивлялся, если бы не знал, чем привлек Булгакова. Моя тайна была известна только ему, Светлане и чародею Забиякину.

Да, а Света осталась в Новгороде. Когда я спросил Ивана Олеговича, поедет ли его дочь с нами, ответил отрицательно. Якобы, до школьных занятий еще две недели. Пусть погостит у бабушки, а то неизвестно, когда в следующий раз приедет.

Я почувствовал, как меня клонит в сон. Ирина со смехом потрепала меня макушке.

– Заморил червяка? – спросила она.

– Не червяка, а целого удава, – ответил я с улыбкой. Невозможно сидеть букой с красивой женщиной. Ирина оценила корявую шутку. Улыбнулась в ответ, продемонстрировав белоснежные ровные зубы.

– Можешь пока подремать. Ужин все равно раньше шести не подадут. А к тому времени, возможно, мы уже поедем.

– А кто нас цеплять будет?

– Проходящий из Старой Ладоги, – чуть подумав, ответила Ирина. – Я точно не знаю, может, у Ивана Олеговича планы поменялись. Мы вообще завтра планировали отъезд, но вы быстро управились.

Советом Ирины я не стал пренебрегать. Скинул башмаки и лег на диван. Под разноголосицу свистков маневровых, голосов по громкой связи, оглушительного грохота буферов, когда проводится сцепка вагонов, я закрыл глаза и мгновенно уснул.

Кто-то прикоснулся к моему плечу. Я мгновенно вынырнул из липких лап сна. Надо мной склонился Иван Олегович.

– Вставай, сейчас ужинать будем. Можешь переодеться в моей спальне. Борис тебе одежку подобрал. Старье соберешь в этот кулек и выставишь в тамбур. На, держи.

Он подал мне черный большой пакет, в котором прощупывалась одежда и какая-то обувка. Я поспешил в спальню. С интересом посмотрел, что мне принесли. Борис не стал заморачиваться и купил все, начиная от трусов и носков до футболки с легкими хлопчатобумажными брюками. Даже ремень прилагался, как и бежевые летние туфли. Переодевшись, я посмотрел в зеркало и не узнал себя. Какой-то полноватый мальчишка с короткими темно-русыми волосами, но в новенькой футболке выглядевший вполне неплохо и скрывавшей живот и бока. Даже не скажешь, что толстоват для своего высокого роста, и годами еще мал. И все же Забиякин существенно помог мне сформировать фигуру. Надо только не бросать заниматься спортом.

– Теперь совсем другое дело! – воскликнул Булгаков, когда я вышел из спальни, неся в пакете старую одежду, олицетворявшую прошлую жизнь. – Как тебе пацан, Степа?

Иван Олегович обратился к сидевшему в кресле мужчине, о котором я знал, что он маг. Степан, читавший газету, пристально посмотрел на меня.

– Ваша идея, хозяин, была правильной. Негоже в лохмотьях перед Старейшиной показываться. Сразу человеком стал.

– Да я об этом сразу подумал, – усмехнулся Булгаков. – Казенная одежда у старика вызывает жуткую изжогу, как он сам выражается. Вик, садись за стол, сейчас ужин принесут. Кстати, познакомься. Это Степан, мой штатный чародей. Не возражаешь, если он тебя посмотрит?

С чего бы мне возражать? Надо, пусть смотрит. Лишь бы магию свою этот Степан не применял, а то здесь все разлетится к чертям. Забиякин объяснял, что мой Дар похож на полюса магнита со своим «плюсом» и «минусом». Магия же тоже имеет как отрицательную, так и положительную структуру. Если на меня воздействуют положительным зарядом, Дар делает все возможное, чтобы оттолкнуть его своим «плюсом». Соединение противоположностей дает взрыв материи или ослабление чародейских свойств. В моем случае этого никогда не произойдет… Ну, в крайнем случае, до тех пор, пока существует искра. Так что своим Даром я могу пользоваться автоматически, точнее, он сам решает, когда включаться.

Кажется, Степан об этом знал. Он осторожно встал за моей спиной и ладонями легонько сдавил виски. Ничего не происходило, кроме прикосновения в глубине моей головы какой-то пушистой лапки. Такой нежной и щекочущей, что хотелось засмеяться.

– Что скажешь? – Иван Олегович с интересом смотрел на манипуляции мага.

– Уф, – выдохнул Степан. – Опасно здесь заниматься прощупыванием потенциала Разрушителя. Как бы нас не разметало по Новгороду на мелкие молекулы. Попробовал ментальное проникновение, так сразу же почувствовал сопротивление. Вроде как предупреждение Дара не влезать на чужую территорию.

– Тогда оставь, – кивнул Булгаков, которому тоже не улыбалось попасть под магический удар. Он посмотрел на часы. – Сейчас цеплять начнут.

И правда, через пару минут снаружи раздался два пронзительных свистка, и мягкий толчок покачнул пол под ногами. Защелкало, застучало – и вот в окнах потянулись светящиеся окна локомотивного и вагонного депо. Нас вытаскивали из тупика, чтобы прицепить к составу. Я его уже видел. Это был не товарняк, а пассажирский поезд с нарядными вагонами, похожими на игрушечные. Темно-зеленые коробки с чистыми окнами, бордовыми занавесками, мягким светом потолочных плафонов и золотистыми чеканными буквами по гладкому корпусу: «Скандинавский экспресс».

– Ага, Лутошин вернулся, – Булгаков внимательно посмотрел на суету, царящую на путях. – С ним мы и поедем.

– А кто такой Лутошин? – поинтересовался я. В новом доме нужно знать всех его обитателей.

– Комендант поезда, – рука Ивана Олеговича легла на мое плечо. – Видишь, в голове состава вагон, где половина окон прикрыта металлическими шторками?

Я только сейчас обратил внимание, что указанный вагон и в самом деле отличался от пассажирских коробочек более массивным видом, что ли. И окна, чуть ли не через один закрыты пластинами, причем, снаружи. На крыше вагона вентиляционные дефлекторы гораздо больше и иного типа чем на пассажирских, да еще крутящиеся.

– И зачем закрывают? Чтобы нельзя было посмотреть, что внутри?

– И для этого тоже, – засмеялся Булгаков. – Металлические шторки – защита от попадания осколков, пуль. Если планируется нападение на поезда, первым делом стараются выбить охрану. Потому что в противном случае охрана раскатает их самих. Ну и немало сюрпризов еще приготовлено. Шторки автоматически поднимаются, когда это необходимо, и окна становятся амбразурами для стрельбы.

Нас протащили мимо состава, перевели на основной путь и мягко подцепили в хвост к почтовому вагону. Причем, машинист сделал это настолько виртуозно, что мы узнали об этом по едва колыхнувшемуся полу. Вся операция заняла не больше пяти минут, и поезд тут же тронулся дальше. Меня заинтересовала такая ситуация. Почему остановка произошла не на вокзале? Я спросил, и Иван Олегович благодушно ответил:

– Чтобы не привлекать особого внимания к своему вагону. У нас хватает недоброжелателей, вот и приходится прибегать к различным уловкам.

Мог и сказать напрямую, что у Булгаковых есть враги. Я же не пятилетний ребенок, со мной сюсюкаться не надо. Даже мы, приютские, знали о жизни, протекавшей, казалось бы, мимо нас. Аристократические семьи, или кланы, как стало модно говорить их называть, выросли из многочисленных дворянских родов, объединявшихся только с одной целью: сохранить свои привилегии под натиском императорской воли. Так и появилось несколько могучих кланов, раскинувших свои владения по огромной территории евразийского континента. Они подчинялись императору, признавали его законы, но в большей мере конкурировали между собой, чтобы упрочить свое положение и финансовую мощь. Как однажды сказал наш Хромец, хозяину выгодно, чтобы холопы дрались между собой, а не против него. Мысль куда уж прозрачнее, чтобы ее понять. Но самое главное, что сдерживало все эти кланы от повальной войны – обладание Источником у каждой главенствующей Семьи. Именно он уравнивал шансы, но Милославские, раньше других севшие на магический трон, уже давно являлись непоколебимой силой.

Наконец, принесли ужин. Ирина со второй проводницей, своей помощницей Галей, такой же высокой, длинноногой и очень симпатичной шатенкой, толкали блестящие никелированные тележки с многочисленными судками и кастрюльками, из-под крышек которых доносились умопомрачительные запахи, от которых у меня мгновенно свело скулы и живот. Такого разнообразия на столе я никогда не видел! Пока одна из девушек накрывала на стол, вторая разливала по тарелкам наваристый борщ. Здесь была и буженина со свежим укропом, разнообразные салаты, подливы, соусы, целая гора жареных перепелиных крылышек, и еще что-то, но я уже плохо себя чувствовал, чтобы разглядывать все это счастье столь подробно.

Посредине стола Ирина поставила запотевший графин с водкой, а рядышком – кувшин с морсом.

– Иван Олегович, прошу к столу, – сказала Ирина, снова белозубо улыбаясь.

– Спасибо, девочки, – потер руками Булгаков. – Сейчас должен подойти Марат. Мы его, пожалуй, подождем.

– Приятного аппетита, – проводницы дружно удалились, толкая перед собой опустевшие тележки.

Булгаков посмотрел на меня, глотающего слюнки, и махнул рукой:

– Садись, Вик, рубай. А то уже глазами весь стол подчистил.

– Нет, Иван Олегович, – твердо ответил я. – Подождем вашего Марата, и все сядем.

– Молодец, выдержка есть, – засмеялся отец Светы.

Оказывается, мы ждали того самого коменданта «Скандинавского экспресса». Он ввалился в штабной вагон как молодой медведь, ощущающий свою немеряную силу. Я в восхищении смотрел на крупного мужчину в черной военной униформе, которому едва ли исполнилось больше тридцати лет. Высокий, светловолосый, с рублеными чертами лица, с белой незагоревшей кожей Лутошин казался выходцем из легендарного Асгарда, достойным потомком викингов. На плечевом ремне висела кобура с выглядывающей оттуда ребристой рукоятью пистолета; на бедре еще одна кобура, чуть поменьше. Пояс на талии оттягивала дубинка со странным наконечником в виде трезубой короны, в которой оказался зажат какой-то овальный камень красного цвета. Он едва уловимо светился, но, когда Лутошин оказался рядом со мной, вдруг мигнул и погас. Я сделал вид, что не при чем.

– Доброго здравия, Иван Олегович! – весело прогудел комендант, шутливо стукнув себя кулаком по груди, не заметив метаморфозы артефакта. Словно по пустой бочке шарахнул. – И тебе, колдун, тоже!

– Здорово, волкодав! – добродушно хмыкнул Степан, продолжая сидеть и читать газету.

Лутошин осторожно пожал протянутую хозяином руку, потому что мог запросто сломать пальцы своей жуткой клешней. Говорю же, какой-то невероятно огромный дядька, чуть ли плафоны своей головой не сшибает.

– А это что за пассажир? «Зайца» отловили? – прогудел комендант, глядя на меня.

– Знакомься, Марат, – усмехнулся Булгаков. – Викентий Волховский, наш опекаемый молодой человек. Из новгородского приюта.

– Да? – удивленно моргнул белесыми ресницами Марат. Шагнув еще ближе ко мне, протянул руку. – Маратом зовут. Можно Маратом Сергеевичем, но не настаиваю. А кто же тебе такое имя дал?

– Не знаю, – с опаской вложив свою ладонь в руку коменданта, ответил я. – Говорят, было вышито на пеленке, когда меня подкинули в приют. А вообще меня Виком зовут больше всего.

– Может, и не твое? – высказал дельную мысль Лутошин, которую я тоже с недавних пор стал обдумывать очень тщательно. – Я говорю, пеленка могла быть из чужой семьи. Ну, ладно. Вик, так Вик.

– К столу прошу, – Булгаков первым занял место во главе стола и на правах хозяина разлил по стопкам водку. – Вик, морс себе наливай, не стесняйся. Ну, будем, господа! За благополучное возвращение!

Взрослые со стуком сдвинули стопки, выпили. Завязался малопонятный разговор.

– Лапландцы в последнее время дюже недовольные, – говорил Лутошин, нажимая на закуски. – У них недавно смена власти произошла. Конунг Харальд Пятый на тинге в Стадсхольмене нагло провозгласил себя королем всей Скандии, при этом убив прежнего. Нашел, с кем соперничать. Старику уже под восемьдесят было. А он как раз из саами. Вот лопари и забунтовали.

– Я слышал про переворот, – кивнул Булгаков. – Официально говорили, что власть передана со всеми традициями.

– Конечно, традиции соблюли, – усмехнулся Лутошин, хрустя крылышком. – Только не те, которые сейчас приняты в Скандии. А древние. Хочешь доказать, что ты достоин власти – убей прежнего короля. Вот Харальд быстро и вспомнил про такую традицию. Несчастный Матиас Первый думал, как бы сохранить трон согласно законам, а ему требуху выпустили.

– Плохо, – призадумался Иван Олегович, а Степан быстренько разлил по стопкам. – Это плохо. Если при смене власти пролилась кровь, заполыхает север. Придется грузы под усиленной охраной возить. Да и на пассажирские поезда тоже выделять больше людей.

– Так и есть, – согласился Марат. – На обратном пути нас обстреляли, где-то уже на границе. Мы дали пару очередей из «Косы», враз угомонились. Но пассажиры изрядно перепугались.

– Надеюсь, Глава Рода уже в курсе, – пробурчал Булгаков. – Меры все равно надо принимать. Сейчас иностранцы завоют, что нужно усилить охрану. Или вообще закроют транзитные потоки. Ты подготовил доклад о произошедшем?

– Так точно, – ответил Лутошин. – В письменном виде. Все как есть описал.

– Со мной пойдешь к старику, – решил Иван Олегович. – Надо убедить его увеличить количество ППД на зарубежных направлениях. Мало ли, вдруг понадобится. Сколько у тебя в наличии костюмов?

– Три, – комендант тщательно вытер пальцы салфеткой. – Я ведь уже просил добавить в штат еще двух бойцов, умеющих работать со «скелетом». А этих я боюсь выпускать. С крупными бандами есть риск потерять людей. Трое должны работать, а двое – прикрывать все опасные направления. Ну и еще одного мага.

– А кто с тобой в поездке был? – оживился Степан.

– Васька Бритва. Дрыхнет сейчас после двух суток дежурства, – хмыкнул Лутошин. – Пока границу не пересекли, глаз не сомкнул.

– Давай еще по одной – и хорош, – кивнул на графин Булгаков. – Вик, ты наелся?

– Да, спасибо, – я и в самом деле чувствовал необычайную сытость в животе и умиротворенное тепло, расплывающееся по всему телу. Обычно после ужина в приюте мы ложились спать с легким чувством голода. Не сказать, что оно способствовало плохому сну, но перекусить чего-то всегда хотелось.

– Спать будешь на этом диване, – Иван Олегович показал, где мне предстояло провести. – Сходи к девочкам, попроси у них постельное белье и одеяло. Да и ложись отдыхать. Завтра день суматошный будет.

«Девочки» сидели в своем купе и гоняли чаи с конфетами. Увидев меня, заулыбались. Не знаю, что они во мне смешного нашли. Наверное, мое пузо их очень веселит.

– Покушал? – спросила Галя, отставляя стакан в сторону. – Как тебе, понравилось?

– Спасибо, девочки, – похлопал я себя по животу. – Все было очень вкусно.

Проводницы рассмеялись.

– Смотри-ка, Галка, паренек уже освоился! – убрав выбившийся локон под щегольскую беретку, проговорила Ирина. – Значит, не пропадет.

– Если до сих пор не пропал – и дальше все нормально будет, – солидно ответил я, чем вызвал очередной взрыв смеха. Вот же хохотушки! – Мне бы постельное белье взять, и одеяло.

– Справа шкафчик видишь? – кивнула Ирина. – Открывай его. В пакете комплект белья. Подушку и матрас найдешь в рундуке под диваном. Одеяло там же. Заправишь сам или помочь?

– Умею, – я взял хрусткий пакет с выглаженным бельем. – Спасибо.

Мужчины еще сидели за столом и тихо переговаривались. Я прошмыгнул мимо них, приподнял подвижную часть дивана, щелкнул фиксатором, чтобы по голове не получить тяжелым полотном, пока внизу копаюсь, и выудил из рундука матрас с подушкой, а потом, вторым заходом, колкое казенное одеяло из грубой шерсти. Не торопясь, заправил белье, разделся до трусов и майки, ощущая на себе взгляд Булгакова, и быстро нырнул под одеяло, вдыхая чистый и тонкий аромат каких-то цветов, исходящий от наволочки. Умиротворяющий и мягкий перестук колес по стыкам рельс ввел меня в гипнотическое состояние; мои глаза захлопнулись сами собой, и теперь меня даже треск из автоматической спарки «Коса» не разбудит.

Правда, пару раз я все-таки просыпался и разглядывал темноту, изредка разрываемую светом ярких прожекторов на каком-нибудь полустанке, где останавливался поезд. А потом закутался в одеяло и уснул уже спокойно, без сновидений.

В Москву мы прибыли не совсем ранним утром. Солнце уже вовсю поднялось над стеклянным куполом Выборгского вокзала, а привокзальная площадь была забита разнообразными автомобилями, большая часть которых принадлежала частным таксомоторным компаниями.

Булгакова совершенно не волновала проблема передвижения. Как только поезд замер, прямо на перрон заехала колонна из трех мощных автомобилей с высоким просветом и металлическими хромированными отбойниками. На передней двери каждой из машин красовался герб в виде варяжского щита, поделенный пополам серебряной косой линией. На правом поле в красном цвете перекрещенные мечи, а на левом в зеленом цвете распластал крылья то ли беркут, то ли степной орел. Военизированный клан, и герб соответствующий.

Мы вышли из вагона и сразу же попали в окружение суровых мужчин, которые были вооружены автоматами. Их черная униформа отпугивала пассажиров, снующих по перрону. Они старательно огибали машины и быстро пробегали опасное, по их мнению, место.

Один из высоченных бойцов в лихо заломленном берете подошел к Булгакову и козырнул.

– С прибытием, Иван Олегович! – сказал он. – Как прикажете ехать? Сразу в поместье или в Штаб?

– Домой, Нефед, домой! – похлопал его по плечу хозяин и повернулся ко мне. – Топай в среднюю машину, да рот не разевай! Здесь Москва, а не ваше захолустье!

Нефед с интересом посмотрел на меня.

– Мальчишку охранять со всей тщательностью, – в голосе Булгакова появились металлические нотки. – Боевых магов пересадить в другие машины, ты с нами поедешь.

– Понял, – сразу стал серьезным мужчина и резкими, короткими жестами раздал указания своим людям. Все мгновенно разбежались по сторонам, а я в сопровождении молодого парня в боевом обвесе дошел до нужной машины, куда меня чуть ли не толчком закинули. Следом сели Иван Олегович и Нефед. Парень, сопровождавший меня, расположился рядом с водителем.

– Головному – едем домой, – бросил в рацию Нефед.

Машина громко рыкнула, под моими ногами что-то дрогнуло, и тяжелая громада, неожиданно легко развернулась и поехала следом за головным «броневиком». Мотор сразу же перестал колотиться в припадке и довольным, сытым голосом заурчал. Внедорожная техника, которую я до этого момента только видел на улицах Новгорода, шурша шинами, неслась по широким улицам столицы, давая мне возможность разглядеть высокие дома, зеленые парки, фонтаны, сверкающие витрины магазинов. И людей. Очень много людей, которые вместе с потоком машин создавали невероятную суету и толчею.

«Привыкай, – сказал я сам себе. – Тебе здесь жить отныне. Не надо пугаться всего этого».

– Поедем по объездной, – пояснил Нефед, чуть повернув голову. – Передали, что впереди большой затор. День рабочий, через центр невозможно пробиться. Чуть дольше затратим времени.

– Поступай, как лучше, – прервал его Булгаков, откинувшись на спинку дивана. Он погрузился в свои размышления, выстраивая будущий разговор с отцом и, обязательно, с дедом.

Мне все было любопытно, и дремать во время поездки не собирался, впитывая в себя впечатления. И даже слегка разочаровался, когда с широкой трассы мы свернули на какую-то аллею, усаженную дубами и липами. Асфальтовая дорога, словно стрела, уходила вдаль, где едва виднелись какие-то строения.

– Ну вот, скоро будем дома, – выдохнул Иван Олегович.

Нефед снова взялся за рацию и предупредил кого-то, чтобы встречали кортеж. Дальнейший путь нам преградил решетчатый забор, уходящий в обе стороны от массивных чугунных ворот. За ними виднелся аккуратный двухэтажный домик из темно-красного кирпича. Второй этаж был полностью остеклен. По открытой площадке разгуливал вооруженный человек в той же униформе, что и все, кто окружал меня.

Тяжелые ворота дрогнули и покатились вбок, открывая нам путь на территорию усадьбы. Я прилип к окну, жадно разглядывая бронеходку с башенным пулеметом, направленным в сторону дороги. Рядом с ней стояли трое бойцов с автоматами. Возле крыльца крутились еще двое, провожая нас взглядами.

– Куда, Иван Олегович? – спросил Нефед. – Сразу к Старейшине или домой?

– Поехали к Старейшине, – Булгаков покосился на меня и усмехнулся. – Он и так уже знает о нашем приезде. Надеюсь, долго не задержимся.

– А зачем к Старейшине? – на всякий случай спросил я, проигрывая в уме вариант: может, дать деру, когда машины остановятся? Как-то не по себе стало. Старейшина – это же… Это очень влиятельный человек в клане, пусть и отошедший от дела. Что он скажет, то все должны выполнять беспрекословно. А если я не понравлюсь ему? – Право голоса ведь у Главы Рода. Он решает…

Мужчины заухмылялись после моего ответа.

– Старейшина потребовал тебя в первую очередь, – только и сказал Иван Олегович.

Мои тягучие и беспокойные мысли оборвались внезапно. Машины по дороге проскочили огромный ухоженный парк, свернули налево и рванули дальше к небольшому одноэтажному особняку, стоявшему в отдельности от целого ряда строений с яркими крышами.

– Там живут все Булгаковы, – пояснил Иван Олегович, показывая на скопление красивых домов, – а Старейшина давно уже поселился в отдельности. Не любит суету.

– Большая усадьба, – вырвалось у меня.

Светин отец рассмеялся.

– Так и Семья большая. Обслуга, вассалы, рабочий персонал, личная армия, можно сказать, – продолжил он лекцию. – Здесь небольшой городок, если посчитать, сколько людей проживают. Заблудиться можно. Магазины, детский сад, кинозал, клуб для молодежи, спортивный комплекс, полигон для обучения молодых бойцов. Тебе понравится, Вик.

– Если Старейшина не убьет, – брякнул я.

Нефед громко фыркнул. Водитель сдавленно хрюкнул, сдерживая смех. Булгаков почесал переносицу пальцем, не зная, как реагировать на мою глупость.

– Точно уверен, что никто убивать тебя не будет, – все-таки ответил он. – Но дам совет. Лучше лишний раз промолчать. За умного сойдешь. Понял меня?

– Понял, – я покраснел. – Языком болтать не надо, больше слушать.

– Видишь, сразу сообразил, – похвалил меня Светин отец.

Между тем наша машина – сопровождающие нас внедорожники свернули в сторону поселка – подлетела к дому Старейшины, охраняемому столь же тщательно, как и ворота пропускного пункта. Увидев Ивана Олеговича, пропустили его беспрепятственно.

– Старейшина у себя? – спросил Булгаков у одного из бойцов. Кажется, он знал в лицо почти всех, с кем сегодня встречался, сделал я вывод. Хотя нелегко запоминать большое количество имен.

– Отдыхает, – ответил охранник. – Но он приказал пустить вас сразу же, как появитесь с… посетителем.

Он недоверчиво посмотрел на меня, словно не верил, что этим посетителем может быть ребенок. Булгаков ободряюще похлопал меня по плечу и подтолкнул к крыльцу.

Внутри мы сразу оказались в просторном зале, уставленном резной мебелью под старину. Я подумал, что ее делали вручную. Настолько надежно и красиво она выглядела, проморенная и покрытая красным лаком. Даже диваны и кресла, обтянутые дорогой тканью, несли на себе отпечаток ручной работы. Роскошь и простота одновременно. Даже не знаю, как этого добились обитатели дома.

– День добрый, Иван Олегович, – откуда-то появился пожилой мужчина в строгом сером костюме и в ослепительно блестящих туфлях. В его коротко стрижиных волосах блеснули серебряные пряди. – Князь вас ожидает в кабинете. Прошу.

Жест мужчины был скуповат, но хорошо понятен. Он показывал на деревянную лестницу, ведущую из гостиной на второй этаж. Булгаков кивнул и снова подтолкнул меня в спину. Мы поднялись наверх. Я от страха стал считать ступеньки, чтобы отвлечься. Выходило по десять ступенек на пролет. Оказавшись на площадке второго этажа, с которой открывался вид на еще одну большую комнату и коридор, ведущий в обе стороны от лестницы. Булгаков показал, чтобы я шел налево.

Наконец, он задержал меня, чтобы я не проскочил мимо, отодвинул в сторону и постучал в нужную дверь. Тоже робел перед Старейшиной?

– Да заходите уже, не топчитесь на пороге! – раздался какой-то ужасный рык, как будто в комнате держали голодного зверя.

У меня сердце провалилось в желудок и медленно продолжило скользить в пятки. Хорошо, что Иван Олегович зашел первым. Я спрятался за его спиной в надежде, что на меня не обратят внимания.

– День добрый, дедушка, – слегка поклонился мой опекун. – Как твое здоровье?

– Еще вас переживу, – прогрохотал голос. – Что-то долго ехал, внучек. Устал я ждать.

Я чуть-чуть выглянул из-за спины Ивана Олеговича и чуть не обмочил штаны. Если Лутошин произвел на меня впечатление своими габаритами, то этот человек превосходил командира охраны «Скандинавского экспресса» в разы. Старый, но еще очень резкий в своих движениях мужчина, очень крупный и высокий, чуть ли не два с лишним метра, стоял возле окна, заложив руки за спину. На широких плечах от малейшего движения по швам опасно трещала белая рубашка. Густые пшеничные усы, тщательно завитые на концах, опускались вдоль сжатых губ, но самое интересное в Старейшине была его наголо обритая голова. Я даже не ожидал увидеть такую картину. Представлял себе благообразного старичка с поседевшей головой и с клюкой в руках. А этот блестит лысым черепом, усами шевелит подобно злому таракану. Одну руку в кармане широких домашних штанов держит. Вылитый варяг.

– А ты чего там выглядываешь, скворец? – его палец величиной с добротную сосиску согнулся и поманил меня. – Поди на свет!

Я проглотил слюну и обреченно вышел из-за надежного укрытия. Сделал два шага вперед и неожиданно для себя поклонился.

– Доброго здравия, Семен Игоревич, – я уже был проинструктирован Булгаковым, как зовут старика.

– Здорово, – критически осмотрел меня Старейшина, вынув вторую руку из кармана. Что-то не понравилось ему, губы дрогнули. – А говорили, что в приютах плохо кормят. Вон какое брюхо наел.

– У меня нарушен обмен веществ, – мне никогда не нравилось, что один недостаток ставился мне в укор и был причиной дурацких шуток. А издеваться над собой я отучил, бросаясь с кулаками на обидчиков. Ну, шутят – пусть шутят. Меня от этого не убудет. И все равно обидно. – Целитель сказал.

– Смотри-ка, зубы свои показать вздумал, – дед Семен втянул в себя огромную порцию воздуха как кузнечные меха. – Значит, ты и есть тот Разрушитель? А проверю?

– Дедушка…, - попытался вставить свое слово Иван Олегович, но был бесцеремонно прерван.

– Цыц, Ванька! Нашел для Рода кладезь бесценный – поощрю! Сейчас не лезь! Не с тобой разговариваю. Как зовут тебя, отрок?

– Вик, – почему-то не захотел называться полным именем.

– Что за имя? – скривился старик и подошел ко мне, нависая жуткой громадной скалой, дышащей невероятной силой. Да сколько же ему лет? Непохоже, чтобы в таком возрасте можно иметь отличную физическую форму. – Словно воробей чирикает! Убил бы родителей за такую шутку над дитем! Вик! Надо же… Ладно, не мое это дело.

Он неожиданно выбросил вперед ладонь левой руки, легонько ударил ею по моему лбу, а потом обхватил пальцами виски. Рука-то у него огромная, запросто трюк проделал. Железный капкан сжал голову – и я замер в омерзительном состоянии страха. Что-то липкое, тягучее стало затягивать мой мозг, отчего захотелось зажмуриться и оттолкнуть противного старикашку.

– Ого! – пальцы резко разжались, словно по ним ударило током.

Я и сам не понял, что произошло. На грани сознания пронесся протяжный звон, и та неприятная субстанция, заползавшая в голову, разлетелась на куски. Картина была настолько явственной, что удалось даже рассмотреть ошметки чужой магии.

– Пассивная защита, – хмыкнул старик, отходя, к моему облегчению, назад. – Чистый образец. Как защитился-то, скворец?

– Не знаю, испугался, – честно признался я.

– Молодец, что врать не стал, – похвалил Старейшина, и под кустистыми бровями молодо сверкнули глаза. – Испугался, значит. Хм… Чистый аки речной лед. Можно работать. Ванька!

– Я здесь! – очнулся удивленный Булгаков-младший, так и продолжавший стоять возле двери. Старик словно забыл о нем, даже не предложил сесть.

– Кто у нас сейчас из чародеев свободен? Михей, Кочет или Вихляй?

– Кочет, – осторожно произнес Иван Олегович. – Да он уже лет пять от интенсивных занятий отошел.

– Привлекай его к обучению отрока, – Семен Игоревич прошелся по кабинету, как по линеечке, от одной стены до другой. Остановился возле своего рабочего стола. – Пусть овладевает искусством нейтрализации и разрушения магии. Мне бесконтрольный механизм не нужен. Образование будешь получать вместе с нашими родовичами. Можно было бы и в обычную школу, так надежнее. Даровитые там не учатся. Но лучше будет, если под присмотром. Ладно, надеюсь, сумеем завуалировать проблему, если слухи начнут расползаться, мало что не в самой Москве живем. Как только появится интерес к каким-то наукам, подумаем, куда мальца определить. Где жить будет?

– Думаю, в своем доме, – тут же откликнулся Булгаков. – А куда его еще? Я же опекун, как-никак. Да и проверки будут. Выделю ему гостевую комнату. Со Светланой он уже знаком, легче сойдется с ребятами.

– Как Света? – вдруг в голосе старика прорезались ласковые нотки. – С собой почему не забрал?

– Теща уперлась, не отпустила.

– Теща! – фыркнул как рассерженный кот Старейшина. – Боишься ее, что ли? Покровская все такая же? Сама себе на уме? Своенравия в ней больше, чем у меня. Проигрываю, чего там.

– Не сказал бы про тебя, дедушка, – почтительно произнес Иван Олегович.

– Не льсти, Ванька! – проревел старик и погрозил кулаком. – Не имей привычки руку мою лизать! Прогневишь – выгоню к чертовой матери за ворота! Все, ступайте вон! Мальчишку устроишь, Кочету наказ дай. К занятиям пусть приступает как можно быстрее. Теорию – на дому. Практику – на полигоне, чтобы усадьбу с лица земли не стерли. Понял?

– Да.

– Свободны, – бросил старик и отвернулся от нас.

Когда мы вышли на улицу, Иван Олегович бледно улыбнулся.

– Видишь, не убил. А ведь пальцами мог свернуть голову, как лампочку из патрона выкрутить, – сказал он мне. – В его руке земные элементали как у себя дома живут.

– Он хотел мне свернуть голову? – мне стало плохо.

– Извини, Вик, но тебя надо было проверить самым действенным способом, – вздохнул Булгаков. – Старейшина в самом деле не играл с элементалями, не делал вид, что хочет причинить тебе боль. Он использовал свой Дар серьезно, но ты его разрушил. Развалил как гнилой кочан капусты.

В этот момент я ненавидел старика и Ивана Олеговича, который меня даже не предупредил о такой проверке. Иначе бы я из окна выскочил, чтобы сохранить свою голову.