Фиона свернулась клубочком на деревянной палубе под тентом, который приказал развернуть для своих пленников Торн. Рядом с Фионой примостился Бренн. Оба они дрожали от холода. Ветер дул пронизывающий. Ладья Торна была самой большой из пяти — семьдесят шесть футов в длину и семнадцать в ширину. И все же здесь едва хватало места для гребцов, тесно сидевших на скамьях — по шестнадцать человек с каждого борта.
Добыча и припасы хранились в особом большом деревянном ящике, сооруженном на носу ладьи. Из еды во время плавания полагались сушеная рыба и солонина. Питьевую воду перевозили в кожаных мешках.
Фиона не переставала думать о том, что ждет ее дальше. Очертания родного берега исчезли из вида. Она никогда не покидала свой остров, а теперь плывет куда-то по воле человека, который боится и в то же время ненавидит ее. Она была очень рада тому, что Бренн рядом с нею. Оказавшись на борту, Фиона очень боялась, что се тут же изнасилуют эти грубые варвары, но никто ее не тронул. Правда, время от времени она ловила направленный в ее сторону взгляд Торна, но в нем не было похоти, скорее — мрачное желание свернуть ей шею.
Тогда Фиона еще глубже забивалась под тент, стараясь сделаться совсем незаметной.
На пятый день плавания они попали в шторм. Огромные волны швыряли ладью, словно ореховую скорлупу, под оглушающий рев ветра. Фиона и Бренн прижались, тесно обнявшись, к обшивке борта и принялись молиться, прося бога помиловать и спасти их. Бренн стал бледным, словно привидение. Чем сильнее бушевал шторм, тем хуже становилось старому колдуну. Наконец Бренн не выдержал и наклонился через невысокий планшир. Его вырвало. Через некоторое время он откинулся назад и обессиленно рухнул на палубу, держась за живот. С его побелевших губ сорвался слабый стон.
Несмотря на собственную слабость, Фиона привстала, порылась в мешочке с лекарствами и разыскала маленькую склянку с настоем валерианы. Это снадобье должно было помочь Бренну, но его нужно было развести водой. Фиона осторожно выбралась из своего укрытия, чтобы достать свежей воды.
Первым чувством, которое испытал Торн, заметивший на шаткой палубе фигурку Фионы, был страх. Огромные волны играли ладьей, как неосторожные ладони великана. В любой момент девушку могло смыть за борт. Со скамей гребцов раздались недовольные голоса, пробивающиеся даже сквозь бешеный вой ветра.
— Ведьма! Ведьма! — кричали гребцы, завидев Фиону. — Это она! Это ее проделки! Она наслала на нас проклятие богов! За борт ее!
Один из гребцов сорвался с места, настиг Фиону, схватил ее и поднял над головой, собираясь швырнуть в кипящее море. Гнев ударил в сердце Торна, словно молния. Викинг бросился к гребцу, громогласно крича на ходу:
— Оставь ее!
Приблизившись вплотную, Торн повторил с ледяной яростью:
— Оставь ее! Эта женщина — моя пленница, и никто, кроме меня, не имеет права прикасаться к ней. Я не хочу убивать ее.
С другой стороны палубы к ним приблизился Ульм. Он посмотрел на Фиону злобными глазами и жестко сказал:
— Эта женщина — ведьма. Торн. Она наслала на нас проклятие небес. Из-за нее мы все погибнем.
— Видали мы штормы и покруче, — огрызнулся Торн. — Выдержим. Наша «Птица Одина» справится и не с такой волной. А ну-ка, по местам, оба. Посмотрите на море. Шторм уже начинает стихать.
Викинг, державший Фиону, с явной неохотой опустил ее на палубу и поплелся на свою скамью, бормоча под нос ругательства и проклятия. Следом за ним ушел и Ульм. Торн повел Фиону назад, к тенту.
— Зачем ты вышла? — спросил он. — Слышала, мои люди считают, что это ты наслала шторм? — Торн резко тряхнул Фиону за руку. — Признавайся, это так?
— Нет, конечно же, нет! Мне нужна вода. Развести лекарство для Бренна. Ему плохо. Я просто пошла за водой.
— Сиди здесь, я принесу тебе воды. А на палубу больше не высовывайся. От твоего вида мои воины звереют.
Спустя пару минут Торн вернулся с костяным рогом, наполненным свежей водой. Он протянул рог Фионе, а затем спросил, глядя на Бренна:
— Что с ним?
— Укачало. У меня есть хорошее средство против морской болезни.
Она добавила в рог несколько капель густой жидкости из своей склянки, опустилась на колени перед Бренном и влила лекарство ему в рот. Бренн сделал несколько глотков, затем лицо его сделалось спокойным и он уснул.
— Что ты дала ему? — подозрительно спросил Торн. — Какое-нибудь ведьмино питье?
— Всего лишь настой валерианы, — ответила Фиона. — Все целители пользуются им.
Торн посмотрел в лицо Фионы. Даже сейчас — промокшая, со спутавшимися от ветра волосами — она была прекрасна. Он заглянул в озера ее глаз, и взгляд Фионы снова прожег его насквозь. Торн попытался отвести глаза в сторону, но не смог. Его пальцы невольно зашевелились от желания прикоснуться к лицу Фионы, к ее волосам. Торну безумно захотелось скользнуть рукой по точеному, прелестному телу Фионы, дотронуться до ее сводящих с ума округлостей. Уже пять дней они в море, и все это время Торн пытался не замечать своей пленницы. Удалось ли ему это?
Нет. Даже не глядя в сторону Фионы, он не мог не думать о ней, не мог отделаться от постоянного желания сорвать с нее одежду, смять руками ее грудь, раздвинуть ее упругие блестящие бедра…
Ни присутствие на борту гребцов, ни мысли о невесте не остановили бы его. Овладеть этой девушкой Торну не позволяло другое. Он знал: его чувство к Фионе нельзя удовлетворить как обычную похоть.
Очевидно, Фиона многое смогла прочесть во взгляде Торна, она вся как-то сжалась, стараясь казаться меньше, и спросила:
— Почему ты так смотришь на меня? — Как я смотрю на тебя?
— Так же, как в ту ночь, когда ты застал меня у ручья.
Фиона невольно отступила назад, но на корабле не больно-то разбежишься. Она тут же уперлась спиной в обшивку борта.
Торн не моргнул, не отвел глаз. Он продолжал смотреть прямо в лицо Фионе — так, словно они были совершенно одни. Впрочем, для Торна сейчас и в самом деле не существовало ни гребцов, ни шторма, ни ходящей ходуном палубы. Он видел только Фиону.
— Ты боишься меня, Фиона? — спросил Торн, когда девушка не выдержала и опустила взгляд.
— Н-нет…
— А должна. Ведь мы, викинги, самые опасные люди на свете. Сумасшедшие. Бешеные. Берсерки — воины, впавшие в неистовство и не чувствующие ран. Так нас зовут, И все это — правда. Мы — такие и даже еще хуже. — Торн шагнул вперед, прижимая Фиону к борту. — Если мне придет в голову свернуть тебе шею, я сделаю это одной рукой.
Торн едва не рассмеялся, когда в ответ Фиона храбро задрала голову.
— Что же тебя останавливает? — с вызовом спросила она.
— Да мало ли. Мне нравится знать, что это все мое, — с усмешкой ответил Торн, недвусмысленно обведя взглядом фигуру Фионы, и продолжил серьез но: — Боюсь, что, если убью тебя, буду навеки проклят. Но помни: я сильнее. И я заставлю тебя снять с меня свое заклятие.
Торн жестко посмотрел в глаза Фионы.
— Ты — моя рабыня. Я могу изнасиловать тебя. Могу убить. Могу делать с тобой все, что захочу. Однажды я заставлю тебя лечь в мою постель и, насытившись тобой, избавлюсь, быть может, и от твоего заклятия, и от твоих чар.
— Безумец! Подумай сам: если бы я была ведьмой, стала бы я накладывать заклинание на викинга. На человека, которого я боюсь и презираю?
Торн нахмурился и воинственно выпятил челюсть.
— Презираешь? Неправда, Фиона. Я хорошо помню твои поцелуи. Помню, как tdi прижималась ко мне своим сладким телом. Память об атом жива во мне по сей день.
К ужасу Фионы, Торн протянул руки и крепко прижал ее к своей широкой жесткой груди. Фиона почувствовала, как прокатились под кожей бугры его мощных мышц. Ощущение его могучей силы неожиданно взволновало Фиону. В тот же миг Торн погрузил пальцы в пышные, растрепанные ветром волосы Фионы, приблизил свое лицо к ее лицу и припал к ее губам. Поцелуй его был грубым и настойчивым. Фиона задохнулась, она приоткрыла губы, чтобы глотнуть воздуха, и язык Торна ворвался в ее рот.
Фиона почувствовала себя совершенно беспомощной. Яростная страсть, бушевавшая в викинге, не уступала ревущему вокруг них шторму, и Фиона не могла больше противиться ей. Более того, к удивлению Фионы, кровь начала закипать и в ее жилах. Теперь поцелуй Торна казался ей совсем другим, его сила — соблазнительной, истинно мужской. Негодование уступило место наслаждению.
«Кто он на самом деле такой, этот викинг? — подумала Фиона, — Он сам околдовывает меня?»
Бедра Торна прижимались к бедрам Фионы, и она почувствовала силу желания, сжигавшего викинга. Фиона негромко застонала, когда его большие ладони обхватили ее ягодицы, сжимая и еще крепче притягивая к напряженной, пульсирующей плоти. Фиона слабо сопротивлялась, но это, казалось, лишь сильнее разжигало Торна. Его ладони рванулись вверх, жадно оглаживая бедра Фионы, ее талию, добрались до грудей, сминая их. Казалось, он не мог насытиться ощущениями, которые дарило ему тело Фионы.
Больше терпеть эту сладкую муку не было сил. Фиона схватила длинную, свисающую прядь льняных волос Торна и изо всей силы рванула. Он оторвался от ее губ, удивленно вскрикнул и отшатнулся. Фиона попыталась освободиться от его рук, но куда там! Могучие руки Торна не отпускали ее — тяжелые, неподвижные, массивные. Он посмотрел в глаза Фионы и молча стал заваливать ее на палубу.
— Господи, помоги! — отчаянно закричала Фиона. — Нет, викинг, слышишь, нет!
— Ты — моя рабыня. Я хочу взять тебя сейчас и возьму.
Очевидно, бог услышал мольбы Фионы. Ладья резко накренилась, черпнула бортом воды, и пенная волна окатила Фиону и Торна с ног до головы. Бешено сверкнула молния. Над морем раскатился гулкий гром. Шторм налетел с новой силой и злобно швырнул ладью на кипящий гребень волны. Удар был таким сильным, что гребцы посыпались на палубу со своих скамеек, скользя по мокрым доскам.
— Спаси нас, великий Тор! — закричал Торн, бросив мрачный взгляд на Фиону. — Ты — ведьма! Зачем ты призвала на наши головы демонов ада?
Фиона собралась было, по своему обыкновению, повторить, что она не ведьма, но тут в ее голову пришла спасительная мысль. И она солгала, надеясь, что милостивый господь простит ее.
— А что же мне было делать?! — выкрикнула она. Торн побледнел. На то, чтобы ответить, у него не было времени — он должен был спешить на свое место возле руля. В такой шторм от искусства кормчего зависит многое, если не все.
— Ты еще заплатишь за это, — успел бросить на ходу Торн.
— Ты храбро сопротивлялась ему, — послышался голос Бренна.
Фиона удивленно обернулась. Оказывается, старик вовсе не спал, как она думала. Да, вот он лежит на палубе, но глаза его открыты.
— Ты все слышал? — спросила Фиона.
— Да. И видел. Все, как я и предсказывал. Викинг верит, что ты заколдовала его, и ты еще хлебнешь с ним горя. Но настанет день, и Торн Безжалостный поймет все и откроет для тебя свое сердце.
— Нет! Я не хочу! Ну почему, Бренн? Почему это должен быть викинг? Неужели нет никакой возможности изменить судьбу? Я не хочу викинга. Он слишком огромен, слишком силен, слишком… груб. Он готов взять меня силой. Я ничего для него не значу.
— Придет время, и ты станешь для него всем. Прежде чем Фиона успела спросить, как ей нужно понимать его последние слова, странные и волнующие, Бренн уже прикрыл глаза.
Фиона задумалась. Разве она когда-нибудь сможет стать для Торна всем? Ведь он считает ее ведьмой! Какое странное пророчество. Этот викинг неожиданно возник в ее жизни год назад. После той короткой ужасной первой встречи исчез. Затем появился вновь и разрушил всю ее прежнюю, простую и спокойную, жизнь. Что привело его назад?
Странно. Неужели он вернулся только из-за этих глупостей — заклинаний, колдовства?
Фиона вздохнула и примостилась рядом с Бренном. Шторм продолжал бушевать над морем — такой же неистовый, как этот непостижимый и яростный Торн.
Неделю спустя ладьи достигли западных берегов Шотландии. Здесь викинги высадились и поднялись вверх по реке, где ненадолго остановились, чтобы пополнить запасы дичи и свежей воды. На следующее утро они снова вышли в море, так и не встретив на берегу ни одной живой души.
Фиона и Бренн опять забились под свой тент на палубе, прячась от злобных и опасливых взглядов гребцов. Фиона знала, что викинги продолжают считать ее ведьмой, умеющей призывать штормы, и были бы только рады, если бы Торн утопил ее в море.
Медленно текли дни. Море было спокойным, лишь иногда налетал ветер, поднимая волны и нагоняя мелкий дождь. Ладьи сделали еще две остановки — на острове Скай и на оркнейском берегу, где вновь пополнялись запасы пищи и воды. На острове Скай Ульм обнаружил монастырь и ограбил его, принеся с собой золото, серебро и приведя захваченных в плен монахов. Золото положили в ящик на ладье Торна, а пленных разместили по другим ладьям.
Фионе было очень жаль несчастных монахов, которые будут теперь проданы в рабство на невольничьих рынках и никогда больше не увидят родных мест. Она с трудом заставляла себя не думать об ожидающей их печальной участи. Впрочем, ее собственная вряд ли была лучше.
Перед тем как покинуть Оркнейские острова, Торн, усмехаясь, сказал Фионе, что теперь они идут прямо к дому.
— Ну, приготовься, рабыня, — предупредил он. — Мои отец, и брат вряд ли обрадуются, когда увидят тебя. Решат, что я сошел с ума. А о том, что скажет моя невеста, я бы предпочел вообще не знать.
— Твоя невеста? — переспросила Фиона. Это неожиданное известие неприятно удивило ее. Хотя, с другой стороны, чему тут особенно удивляться? Мужчина в возрасте Торна и должен быть либо обручен, либо женат.
— Да. Моя невеста. Белокурая Бретта. А ты не замужем? В твоем возрасте ты могла бы уже иметь детей.
Фиона покраснела. Многие девушки выходили замуж тринадцатилетними, и ей, Фионе, в ее двадцать давно пора было иметь и мужа, и детей. Но отец не настаивал на том, чтобы Фиона выходила замуж, а самой ей не хотелось связывать себя заботами о доме. Ей казалось гораздо более важным заниматься той премудростью, которой обучал ее Бренн. Но на самом-то деле Фионе так и не встретился парень, которому она отдала бы свое сердце.
Фиона вдруг подумала о том, что ее отец, пожалуй, даже был рад тому, что она живет вместе с ним: так ему было легче справиться со своим одиночеством после смерти матери.
— Не встретила никого, за кого хотела бы выйти замуж, — пояснила Фиона. — отец не настаивал. Я же целительница. Этим делом лучше заниматься, если ты не связан ни детьми, ни домом.
— Так, говоришь, тебе никогда и никто не нравился? Фиона задумчиво посмотрела в небо, вспоминая Дика, храброго славного парня. Он погиб, спасая Фиону, когда их обоих застала неожиданная метель. Он тогда замерз, но до последнего согревал и укрывал Фиону своим телом. Добрый, тихий парень. За него она, пожалуй, могла бы выйти. И детей ему родила бы.
Торн ревниво наблюдал за Фионой. Да, выражение ее лица точно говорило о том, что был мужчина, которого она помнит.
— Он умер.
— Ты любила его?
— Возможно.
— Это не ответ.
— С тебя хватит и такого.
— Так ты что, до сих пор девственница? Или успела отдать тому парню свой драгоценный дар?
— А вот это не твое дело, викинг.
Торн усмехнулся и расправил свои мощные плечи.
— Впрочем, неважно. Скоро я сам это узнаю, не так ли?
— Ни за что!
— Посмотрим, ведьма.
Это был их последний разговор в море. Вскоре ладьи вошли в фьорды, приближаясь к конечной точке своего пути — порту Кепинг.
Лето подходило к концу. Был теплый день, когда Фиона впервые увидела норманнский берег, родные места Торна. Ее удивило и обилие людей, снующих взад и вперед по улицам города, и сам город, но больше всего поразили девушку горы. Они окружали город — величественные, высокие, покрытые шапками сверкающего на солнце льда.
И над всем этим — бездонное, чистое голубое небо.
— Земли у нас мало, — пояснил Торн, — только узкая полоска вдоль побережья. Да и на ней сплошные болота. Так что жить приходится охотой и рыбалкой, не очень-то расходишься с луком, а особенно с неводом. Вот мы и отправились в море, на поиски новых земель для себя.
— А твои родные? Они тоже ищут для себя новые земли?
— Нет. Мой отец — ярл. Ему принадлежит здесь много земли. А после его смерти она отойдет ко мне. Но это будет еще не скоро. Отец, слава Одину, крепок и здоров. — Торн оглянулся и добавил: — Ну, где там твой Бренн? Пора на берег. Здесь недалеко.
— Я тут, — сказал Бренн, неслышно появляясь за плечами Фионы и Торна.
— Фиона поедет со мной, верхом, — распорядился Торн. — А ты, Бренн, пойдешь пешком, вместе с Ульмом и матросами. А, вот и раб привел скакуна! — Торн указал рукой на маленького человечка, стоящего возле дока. — Должно быть, отец увидел наши паруса и выслал его навстречу.
Ладьи подошли к причалу. Фиона вместе с Торном шла вдоль доков, с интересом глядя по сторонам на дома, тянувшиеся по прибрежной улице. В одном месте им пришлось пересечь ручей, сбегавший с горы и впадавший в фьорд. От главной улицы то и дело ответвлялись переулки, уходящие к скалам.
— Деревянные дома, как правило, принадлежат купцам, занимающимся скупкой драгоценностей, — пояснил Торн. — А простой народ живет в землянках, крытых бревнами.
— Красивый город, — заметила Фиона, не переставая смотреть по сторонам.
Наконец они подошли к тому месту, где слуга держал приготовленного для Торна великолепного черного жеребца. Торн легко вскочил в седло, усадил перед собой Фиону и бросил коня с места в галоп. Торн крепко прижимал к себе Фиону и гнал жеребца так быстро, что все окружавшее их сливалось в одно пестрое зелено-коричневое пятно. Бешеная скачка была не нова для Фионы. У себя дома она часто скакала на лошадях. Что же касается Торна Безжалостного, то он, похоже, испытывал от быстрой езды огромное наслаждение. Впрочем, Фиона уже знала, что викинг все всегда старался делать так, чтобы приводить окружающих в изумление. Обычно викинги не жаловали такой способ передвижения, предпочитая ладьи и собственные ноги.
Торн крепко обнимал гибкое тело Фионы, чувствуя жар, с каждой минутой все сильнее разливавшийся по жилам. Разгорающаяся страсть заставляла его все теснее прижиматься к бедрам Фионы.
«Я действительно околдован, — думал он, сжимая коленями бока своего жеребца. — Ведь такого у меня не было никогда, ни с одной женщиной».
Его руки все сильнее обнимали Фиону, все теснее прижимали ее к себе. Ему доставляло неописуемое наслаждение чувствовать в своих руках ее волнующее тело. — Не прижимай меня так сильно, — сказала наконец Фиона. — И не гони так. Ты что, хочешь, чтобы мы оба свернули шеи?
Торн радостно рассмеялся в ответ:
— Не бойся, ведьма, мой жеребец, Молот Тора, не подведет. Он целиком в моих руках — как и ты. Подожди, скоро придет день, когда я заставлю тебя снять заклятие! Я положу конец твоим козням, вырву твое ядовитое жало, змеи!
— Я не сделала тебе ничего плохого, — возразила Фиона.
Она повернула голову и поймала взгляд Торна — суровый и осуждающий. Нет, ничего не поделаешь. Этот викинг свято уверовал в ее чары, в заклинания, в то, что она подчинила своей колдовской власти его душу и тело. Надо же! Заманила его на свой остров! То-то радости от такого гостя.
Торн думал в эту минуту, как он явится на глаза отцу. Торн должен был убить Фиону, чтобы освободить душу от ее чар. Вместо этого он совершил безумный поступок — привез ведьму в свой дом!
Что с ним? Он сам не свой.
Так, в молчании, погруженные каждый в свои мысли, достигли поместья, где жила семья Торна. Фиона увидела перед собой целую россыпь домов — поменьше и побольше, — сложенных из сосновых бревен, с высокими крышами, покрытыми дерном или соломой. Поместье было похоже на небольшую деревню, и Фиона подумала о том, что отец Торна на самом деле очень богатый человек, если все это принадлежит ему одному. Дома были крепкими, ухоженными, хотя и было видно, что большинство из них построено много лет назад.
Люди, оказавшиеся в это время на улице, побросали свои дела и побежали встречать молодого хозяина. Из-под копыт прыснули в стороны поросята и зазевавшиеся куры.
С крыльца самого большого дома сошли два высоких широкоплечих человека и направились к прибывшим. Когда они приблизились, Фиона увидела, что один из них точная, но чуть уменьшенная копия Торна. Таким, наверное, был викинг несколько лет назад. Второй был тоже копией Торна, но только постаревшей. Волосы его были такими же светлыми, как и у Торна, но уже покрылись серебром.
Гиганты двинулись навстречу огромными шагами, но, увидев Фиону, сидевшую в седле перед Торном, приостановились.
— С приездом, сын, — сказал Олаф, когда Торн соскочил с жеребца и помог сойти Фионе.
— Удачен ли поход? — спросил Торольф, обнимая брата.
— Добыча богатая, — ответил ему Тори.
— Рабы, как я вижу, тоже есть, — заметил Олаф, покосившись на Фиону. — Она понимает наш язык?
— Нет. Научится со временем. Ее зовут Фиона. Она говорит по-гэльски.
Фиона тем временем растерянно переводила взгляд с Торна на Олафа, затем снова на Торна. Она чувствовала, что речь идет о ней, но что именно они говорят? А ведь от этого разговора может зависеть ее будущее!
— Что твоя ведьма? Ты убил ее? — спросил Олаф, уверенный в ответе.
Торн нахмурился. То, что он сейчас скажет, конечно же, придется не по нраву отцу, но что же делать?
— Нет, отец. — Он подтолкнул Фиону вперед. — Вот она. Это ее я встретил тогда на острове Мэн. Фиона заколдовала меня.
Торольф опасливо отступил назад. Еще бы, ведь он впервые так близко видел настоящую ведьму!
— Гром и молния, брат! Зачем ты привез ее сюда?
— У меня не было выбора, — ответил Торн. — Ее учитель, старый колдун, утверждает, что она святая. Он сказал, что я буду проклят, если убью ее.
— И ты ему поверил?! — зарычал Олаф. — Послушай, Торн, ты привел в наш дом беду. И что, скажи на милость, ты теперь собираешься с нею делать, со своей колдуньей?
— Фиона — моя рабыня. Будет жить в доме с остальными рабами и делать то же, что и они.
— Но только не в твоей постели, Торн Безжалостный! — раздался сердитый голос. К ним направлялась высокая белокурая девушка — красивая, но сильно разгневанная. Ее прозрачные голубые глаза злобно сверкали из-под роскошной копны волос, короной венчавших ее голову. Красавица подошла и встала рядом с Торном. Ростом она почти не уступала викингу, хотя фигура у нее вдвое тоньше мускулистого тела Торна. Одета белокурая была роскошно — на ней было богатое шелковое платье, украшенное драгоценными геммами, приколотыми на груди и на шее. На пальцах сверкали массивные золотые кольца. Девушка была совсем молода — не старше семнадцати.
— Бретта, — улыбнулся Торн. — А я и забыл, что ты тоже здесь.
— Неудивительно, — угрюмо ответила Бретта, покосившись на Фиону. — Ты понимаешь, что я имею в виду, Торн. Только знай, когда мы поженимся, я не потерплю в своем доме ведьму. Ни в доме, ни в твоей постели.
Последние слова Бретта произнесла с угрозой, не сводя глаз с Фионы.
Лицо Торна напряглось и застыло.
— Жена обязана во всем слушаться своего мужа и подчиняться ему. Что же касается постели, то я волен класть с собой кого захочу. Так было, так есть, так будет.
— Когда мы поженимся, у тебя не будет ни одной любовницы, — заявила Бретта. Она потянула ноздрями воздух и сморщила нос. — Твоя рабыня воняет, Торн. Рядом с ней невозможно стоять. Как только ты сам этого не чувствуешь? Ее нельзя впускать в дом. Отдай мне эту ведьму. Уж я сумею разрушить ее чары.
— Фиона — моя рабыня, не забывай об этом, Бретта.
Красивое личико Бретты исказила злобная гримаса.
— Это мы еще увидим! — вспыхнула она и побежала прочь.
— Напрасно ты обидел ее, сын, — сказал Олаф. — Ведь Бретта принесет в дом огромное приданое. Кстати, она здесь не одна. С нею ее брат, Роло. Он настоял на этом. Хочет сам присмотреть за приготовлениями к свадьбе. Роло ведь старший в семье с тех пор, как умерли их родители. Он отвечает за чистоту своей сестры.
— Не беспокойся. Свадьба состоится, отец. Но сначала я хотел бы хорошенько отдохнуть после долгого плавания.
— Отдохнуть? — насмешливо спросил Торольф, подозрительно косясь на Фиону. — Одному или со своей новой рабыней?
С каждой минутой Фиона чувствовала себя все более и более неуютно. Она прекрасно понимала, что разговор на незнакомом языке идет о ней.
— Что случилось? — спросила она Наконец у Торна. — И кто была та девушка?
— Бретта, моя невеста. Она не хочет, чтобы ты оставалась здесь.
— Так отошли меня домой, — с надеждой в голосе предложила Фиона. — Не гневи свою невесту.
— Точно, отошли ее назад, — согласился Олаф. Он хорошо говорил по-гэльски, — А лучше — убей.
— Ярл говорит на моем языке, — удивилась Фиона.
— А как же, — снизошел до ответа Олаф. — Мы — торговцы. Я говорю на многих языках. И Торольф тоже, и вообще многие. Но если ты собираешься жить на нашей земле, ты должна будешь научиться говорить по-нашему.
— Я хочу вернуться домой, — с вызовом сказала Фиона.
— Привыкай говорить только тогда, когда тебя спрашивают! — рассвирепел Олаф. — Моего сына ты сумела заколдовать, но со мной у тебя ничего не выйдет, не такой я простак! Заговоры меня не берут, а рабы мои знают свое место!
— Отец, Фиона принадлежит мне, — напомнил Торн. — И наказать ее имею право только я. Скоро сюда прибудет учитель Фионы, колдун Бренн. Бренн и Фиона — целители, люди полезные.
Олаф застыл как громом пораженный.
— Не верю своим ушам, — наконец сказал он. — Ты!.. Ты привел ко мне в дом колдуна! Нет, ты точно заговорен. Или рехнулся.
Торн готов был согласиться с отцом. Действительно, нужно быть сумасшедшим, чтобы привести в свой дом Бренна и Фиону. Но что сделано, то сделано.
— Я сам отвечаю за своих рабов, отец, — упрямо сказал Торн. — Сразу после свадьбы я заберу их в свои новый дом.
Краем глаза Торн заметил появившегося брата Бретты, Роло.
«Смотри-ка, успела уже пожаловаться», — с неудовольствием подумал он о невесте.
— Добро пожаловать домой, Торн, — произнес Роло, подходя. — Говорят, у тебя новая рабыня.
Он скользнул по Фионе внимательным взглядом, и то, что он увидел, ему явно понравилось.
— В самом деле хороша, — продолжал Роло. — Только вот сестре моей не понравилась. И немудрено. — Он еще раз поглядел на Фиону. — Слушай, продай ее мне. Она мне приглянулась. Я заплачу за нее сколько скажешь. Эта рабыня будет хороша в постели.
Торн ощутил прилив холодной ярости. На секунду он представил Фиону в объятиях Роло, и от этой картины кулаки его сжались, а голубые глаза потемнели.
— Фиона не продается, — коротко ответил он, затем схватил девушку за руку и потащил прочь.
— Что ему было нужно? — спросила Фиона, едва поспевая за викингом. — И кто это такой?
— Это Роло, брат Бретты. Хотел купить тебя в наложницы.
Фиона на ходу бросила взгляд через плечо и поежилась. Роло выглядел злобным и жестоким, как большинство викингов. Высокий, со спутанными волосами, с неопрятной, доходящей до груди бородой. Густые брови низко нависают над глазами, а на губах застыла неприятная усмешка. Широкие плечи, мускулистые руки — на его совести, должно быть, не одна жертва.
Фиона споткнулась, перестала смотреть на Роло и спросила Торна:
— Но ты не продашь меня, правда? Вместо ответа Торн остановился и прижал Фиону к своей широкой, могучей груди. Посмотрел ей в глаза, увидел притаившийся на их дне страх.
«А ведь надо бы на самом деле продать ее, — подумал он. — Это сразу решило бы все проблемы. Отцу и брату она не понравилась. Бретта и вовсе увидела в ней соперницу, врага».
И все же Торн знал, что не сможет продать эту девушку. Да, он околдован ею, но не только в этом дело. Разве может он продать ее и никогда больше не видеть этих прекрасных нежных глаз, похожих на распустившиеся фиалки?
Внезапно Торн подумал о том, что не сможет жениться на Бретте до тех пор, пока с его души не будет снято заклятие.
Заклятие Фионы.
— Нет, я не продам тебя, пока это возможно. Но если ты не снимешь с меня своего заклятия, я, возможно, буду вынужден это сделать. Да и моя жена будет настаивать — Я хочу, чтобы в моем доме царили мир и покой.
— Я ничего не могу сделать, викинг, — побледнела Фиона. — Я же не ведьма. Загляни в свое сердце и увидишь, что я говорю правду.
Торн приблизил к ней свое лицо и шепнул чуть слышно:
— Когда я заглядываю поглубже в свое сердце, то вижу там нечто такое, чего предпочел бы не видеть вовсе.