Викинг. Ярл

Глава 13 Кормежка

Халт-Алай был сатом до самых костей. Его род существовал уже больше пятидесяти лет, и все его предки были великими воинами.

Халт-Алай не был исключением. Он унаследовал черты своих родичей — огромный торс, гигантский рост, устрашающее выражение лица и недюжинная сила — визитная карточка Алаев.

Своего первого врага он убил, еще будучи ребенком, в 8 лет. Выродок рода Клонта не хотел отдавать палку, похожую на меч, и Халт-Алай попросту отобрал ее, хотя соперник был старше и сильнее.

Клонт подобной наглости не выдержал и тут же полез в драку.

Несмотря на то, что оба были мелкими сопляками, бой у них завязался яростный, под конец они оба катались в пыли, мутузя друг друга кулаками, причем Алай проигрывал. Однако ему повезло — он нащупал палку, из-за которой и начался весь сыр-бор, и тут же начал бить ею противника.

Тот пытался закрыться, уйти от ударов, и прекратил свои атаки.

Так Алай понял, что побеждает не сильный, а тот, кто меньше боится боли, кто готов биться до последнего, тот, кто не боится смерти, но способен убить врага.

И Алай бился. Он попросту забил противника палкой. А затем, когда силы оставили его, рухнул на колени рядом с охающим, хныкающим врагом, и впился зубами в его лицо.

Клонт визжал, словно раненый кабан, а Алай, морщившийся от этих криков, снова принялся бить его палкой, в этот раз стараясь бить острым концом в голову, шею, грудь.

Когда все закончилось, Алай был весь в крови, с отвоеванной-таки палкой в руках, пусть уже и сломанной, зато тщедушное тело соперника билось в агонии, дергалось в предсмертных судорогах.

А затем на лице Халт-Алая появился первый шрам-зарубка…

Спустя много лет их стало так много, что они уже не помещались на лице, сначала спустились на шею, затем на плечо, а теперь уже дотянулись и до локтя.

Халт-Алай был уверен, что прежде чем силы оставят его, прежде чем он станет немощным, шрамы-зарубки доберутся таки до его пальцев, и он станет таким же, как Дункан — кровожадный бог-воин сатов.

Все так и должно было быть.

Когда в землях сатов появились северяне с островов, обещающие переправить несколько племен через холодное море, Халт-Алай воспринял это как шанс для себя.

В последнее время на родине дела шли плохо — то ли слишком много трусов и слабаков родилось в племени, то ли Дункан почему-то на них разгневался, но некогда могущественное и сильное племя сегодня представляло собой весьма жалкое зрелище.

Если бы не появившиеся северяне, то, вполне возможно, уже к следующему теплу Халт-Алай вынужден был бы искать себе новое племя, начинать свой путь в обществе с самых низов — вызывать воина другого племени на бой, занимать его место, убивать всех, кто был бы не рад его появлению и т.д.

Но тут появились северяне…

Халт-Алай, как и остальные, отправившиеся с северянами и их призывателем молний в поход, нанес на себя знаки Дункана — кровавая пятерня на груди, как символ веры в бога-воина. Вот только Дункан почему-то одним благоволил, а о других забыл.

Нет, сначала все было хорошо — первый же остров северян, на который их привезли, быстро пал под хопешами — серповидными, грубыми мечами сатов.

А вот дальше…дальше призыватель молний, человек, умеющий повелевать волнами, тучами и дождем, которого все саты признали воплощением Дункана в этом мире, приказал сатам разделиться и отправиться на соседние острова…

Тут-то удача и отвернулась от Халт-Алая.

Хотя изначально ничто не предвещало беды — три некогда великих союзных рода отправились на соседний остров и, как казалось Халт-Алаю, намного раньше остальных смогут его захватить.

Пока плыли, Халт-Алай прямо-таки изнемогал в ожидании доброй битвы. Он обожал звон стали, крики воинов и вопли раненых, он любил дрожь в конечностях, которая приходит, когда уже все враги вокруг мертвы, любил ощущение, когда кровь врагов засыхала на его теле, и затем словно бы стягивала кожу.

Это ощущения и чувства, которые нравились любому сату, и каждый сат хотел испытать их снова.

Да вот только все пошло далеко не так, как хотелось.

Битва таки состоялась, но одержать в ней уверенную победу не удалось. А вроде и много врагов убили, вроде даже их вожака Халт-Алай смог прикончить, но…

Но местные не сдавались. Они заперлись в своем городе.

Союзники, которые сюда и привезли сатов, не позволяли осажденным покинуть город, но и не нападали сами.

Единственная предпринятая попытка закончилась тем, что большие ладьи, шедшие к берегу, затонули, как и все, кто был на борту.

Плохая смерть, то ли дело умереть в бою…

Город так и не смогли захватить. Решили брать измором. В конце концов, если у самих сатов со жратвой были проблемы, то у тех, кто заперся в каменном стойбище, должно быть еще хуже…

Ну откуда Халт-Алаю было знать, что запасов еды в городе хватило бы еще месяца на два (нет, до прибытия тех кораблей все действительно было плохо, однако теперь драккары привезли не только новых воинов, но и провизию). Нельзя сказать, что ее было много, но если питаться скромно… Последний сат бы подох, а запершиеся в городе северяне даже не начали бы голодать.

Впрочем, все это особо не было интересно Халт-Алаю. Главная проблема заключалась в ином.

Оказалось, что на острове вне города еще остались местные воины, и они подло убивали сатов, пытавшихся найти еду: устраивали засады, убивали спящими, заманивали в ловушки…

А затем все стало еще хуже — как-то утром Халт-Алай заметил, что в море, в бухте рядом с городом, кораблей существенно прибавилось. И его острые, будто ястребиные глаза, смогли-таки увидеть даже на такой дистанции, что на некоторых кораблях идет настоящий бой.

Что это такое? Прибыло другое племя северян, которые враждуют с теми, что помогали сатам?

Ответа он так и не получил в тот день.

Зато в последующие получил массу подтверждений, что все правильно понял — местных явно прибавилось, они, уже не стесняясь, забрасывали короткими палками (которые называли стрелами) сатов.

Мелкие отряды местных появлялись, словно из ниоткуда, убивали несколько человек, и как трусы убегали.

Саты устремлялись в погоню, но в результате в погоню уходило тридцать человек, а возвращалось пять, и не всегда целые.

Подлые северяне устраивали засады, копали ямы с торчащими из дна острыми палками, и многие саты закончили свой путь именно там, будто звери, на которых саты охотились у себя дома таким же образом.

Затем выяснилось, что северяне начали пользоваться магией: их «стрелы» было невозможно вытащить из раны — там всегда оставалось навершие. А еще, ни один человек, которого ранило этими стрелами, не выжил — уже к вечеру раненого начинало лихорадить, а ночью, ну, максимум к утру, он умирал.

Не помогали ни травяные настойки, ни втирание земли, ни прижигание раны. Не спасали и мольбы, обращенные к Дункану.

В конце концов, Халт-Алай не выдержал и вызвал на бой предводителя их армии, вождя одного из союзных племен. Заняв его место, Халт-Алай пытался предупредить своих соплеменников, научить их действовать правильно.

И это слабо, но помогло. Нет, саты все равно умирали, но хотя бы умирали в битве.

Лично для самого Халт-Алая это уже была пусть и небольшая, но победа. Его люди должны быть благодарны за то, что он не дает сатам умирать как животным, он научил их, как заставить северян биться, но…

Но среди сатов росло недовольство новым вождем.

И Халт-Алай был уверен — скоро найдется тот, кто бросит ему вызов. Снова.

Тех двоих, что осмелились это сделать, Халт-Алай убил. Но везение не может продолжаться вечно…

Все становилось только хуже, и Халт-Алай спал вполглаза, боясь, что если не найдется тот, кто может победить его в поединке, то найдутся те, кто прирежет его во сне.

Он каждую ночь ждал, что услышит шаги, что увидит тени, замершие над ним.

Но вот, однажды утром случилось нечто, что вселило в Халт-Алая надежду.

Он продрал глаза и не поверил тому, что видит: ворота в город северян были открыты. Он даже потер глаза, отказываясь в это верить. Но нет — они действительно открыты.

Быть может, их открыл Дункан, сжалившийся над неудачами своих детей и решивший им помочь?

— Мой меч принесет тебе много крови врагов, — прошептал он ритуальную фразу, обращенную к Дункану, а затем заорал: — Вставайте! Вставайте, быстро!

Поднять спящих, злых, и главное ‒ голодных сатов (добыть еду было той еще проблемой) удалось за несколько минут (если бы Халт-Алай вообще имел понятие о такой мере исчисления времени).

Халт-Алай, бегающий среди все еще спящих, или же сонно крутивших головой сатов, орал, как сирена, постоянно поглядывая на ворота. Он боялся, что они либо закроются, либо ему вообще все это пригрезилось, и в очередной раз поглядев на них, увидит, что ворота закрыты.

Но нет. Несмотря на то, что саты, как опять же казалось Халт-Алаю, просыпались и поднимались на ноги целую вечность, ворота продолжали оставаться открытыми.

И главное — из них не выходили воины северян, готовые биться с сатами.

Если бы Халт-Алай был не просто отменным рубакой, а имел бы еще и чуть мозгов, он бы понял, что здесь явный подвох.

Нет, он не был совершенно тупым и понимал, что в городе их могут ждать все те же ямы и стрелы, которыми умерщвляли сатов здесь, в лесах.

Но все же…

В городе от сата далеко не убежишь, да и достать стрелков будет проще.

Лавина сатов, вливающаяся в селения врагов, это страшная сила. Ее не остановить какими-то там «стрелами», пусть и зачарованными магией, отравленными страшным ядом.

Чующий близкую победу сат стоит двоих, а то и троих врагов.

И вот, армия сатов (хотя правильнее было бы сказать: голодное стадо из тех, кто выжил) побежала к городу, влетела в ворота и замерла, принявшись вертеть головами по сторонам, пытаясь обнаружить врагов или хотя бы заготовленные им ловушки.

Да только ни врагов, ни ловушек видно не было.

Халт-Алай махнул рукой, призывая остальных двигаться вперед, за ним.

И толпа пошла.

Несколько человек пытались пробиться в дома, выложенные из тяжелого камня, обросшего за долгие годы мхом и даже травой, но здания эти были заперты. Толстые дубовые двери, скорее всего, чем-то подперты изнутри, а не просто закрыты.

Саты, как бы ни бились в двери, а сдвинуть их не смогли. Ну а окна домов были слишком маленькими и узкими, чтобы в них смог пролезть человек. Опять же, их забили, захламили так, что пришлось бы потратить уйму времени. Но какой в этом смысл, если в дом через эти окошки все равно не пролезешь?

Рубить же двери тоже было той еще задачей — дерево оказалось крепким, плотным, и потребуется не один час, чтобы проломить такую защиту.

А быть может, просто уже сами саты с голодухи ослабели…

Их армия, будто вода, медленно растекалась по улицам, окружала дома, стремилась на главную площадь…

А затем Халт-Алай остановился.

До него донесся собачий лай.

На родине сатов собак не было. Волки имелись, были шакалы, но не собаки.

Здесь же во многих поселениях Халт-Алай видел этих диковинных животных, и иногда даже на привязи.

В целом, они производили двойственное впечатление — с одной стороны вроде как пытались защитить дом, хозяев, но с другой — совершенно ничего не могли.

Даже если и кусали, то цеплялись в руки и ноги, но прежде чем они это делали, саты им попросту отрубали головы, лапы, перебивали позвоночники…

Глупые твари…всем ведь известно, что саты — величайшее творение Дункана, и ничто с ними не сравнится в силе, живучести и смертоносности…

Так что Халт-Алай, услышав многоголосый лай и рычание, даже не придал ему значения — подумаешь, собаки…

Но раз есть собаки, значит, где-то должны быть и их хозяева, которые обязательно попробуют на вкус лезвия хопешей.

Халт-Алай поднял руку, собираясь отдать приказ сатам двигаться вперед, как тут до него донеслись странные крики, слова, смысл которых он не понимал…

— Ату! Ату!

И тут же послышался топот, но топот какой-то странный. Люди не создают такой шум.

Халт-Алай сражался много и часто, знал, как звучит топот множества ног, а то, что было сейчас, на шаги людей не походило, от слова вообще.

Секрет открылся буквально через несколько секунд.

Из-за ближайших домов выскочило два здоровых, кудлатых пса.

Размерами они совершенно не походили на тех шавок, которых Халт-Алай до этого встречал у домов и в поселениях северян. Те в холке едва ли доставали до бедер, а эти твари явно были выше пояса.

Плюс, они и выглядели иначе — прежние были худыми, чахлыми, а эти здоровенные, с мощными толстыми лапами, огромными бошками и устрашающе открытыми пастями, украшенными острыми и длинными зубами.

Такие твари могут и руку отгрызть…

Появившиеся первыми псы тут же бросились к сатам.

Вот только снова проявилась существенная разница между теми собаками, что сатам доводилось видеть раньше, и теми, что были сейчас перед ними.

Первая тварь скакнула вперед. Она не пыталась ухватить за руку или ногу, она сразу метила в горло, и опешивший от такого поворота сат, стоявший всего в двух шагах от Халт-Алая, тут же поплатился за свою медлительность.

Отвратительно хрустнули позвонки в мощной пасти, брызнула кровь.

Халт-Алай думал, что пес будет жрать добычу, но тот, едва только убил сата, тут же выпустил уже мертвое тело из пасти, рванул к следующему.

В мгновение ока трое сатов были убиты, но и псам досталось — одного убил кто-то из бойцов рядом с Халт-Алаем, вторую псину зарубил он сам.

А дальше начался ад…

Следом появилось еще пятеро псов, но они оказались лишь началом самой настоящей лавины — из-за домов показались десятки, а может и сотни этих тварей.

Они заполонили всю улицу.

Ощетинившиеся своими мечами саты стояли, не зная, что делать, а сам Халт-Алай, растерялся, не отдал вовремя приказ, за что и был наказан.

Было бы у него чуть больше опыта в командовании, возможно, он бы и спас ситуацию…

Но откуда, если он привык биться сам, а не вести за собой людей?

Все, что он смог сделать, это убить трех псов, пытавшихся достать его (одному таки удалось цапнуть Халт-Алая за ногу).

Но даже с таким раскладом ему повезло — все остальные саты, стоявшие в первой линии, уже распрощались с жизнью.

Псы пытались достать до горла, рвали людей, нападали поодиночке и в группе.

Только что молодой сат, с радостным криком зарубивший пса, был сбит с ног другим, а третье исчадье преисподней тут же вцепилось ему в горло.

Еще один боец, выронив меч, отчаянно махал руками, пока пес, вцепившийся ему в голову, пытался прокусить череп.

Последовавший отвратительный треск стал свидетельством того, что псу это все же удалось.

Халт-Алай начал пятиться назад, в толпу соплеменников.

— Назад! Назад! — заорал он и первым бросился бежать.

Быть убитым не в бою, а каким-то псом ‒ что может быть хуже для сата?

Это же настоящее проклятье! Сат, умерший таким образом, никогда не сможет узреть лик Дункана, не сможет жить в Вечных Степях…

Это был страшный и ужасный путь.

Казалось бы, сколько там нужно пройти до ворот, а на деле…

Халт-Алай, в жизни ничего не боявшийся, теперь впал в самую настоящую панику.

Нет, он не боялся боли или смерти, он не боялся псов. Но он боялся, что эти твари заберут у него самое важное, то, к чему он стремился всю свою жизнь — он боялся, что у него отберут возможность умереть воином. А значит, отберут жизнь в Вечной Степи…

Армия сатов, вошедшая в город, превратилась в безумное стадо, которое терзали псы.

Запах крови наполнял улицы, здоровенные тела псов и голые торсы воинов мелькали тут и там. Где-то саты побеждали, и до ушей Халт-Алая доносился жалобный скулеж, где-то слышалось рычание и злобный вой, а также отчаянные, испуганные крики, резко обрывающиеся или превращающиеся в предсмертный хрип.

Как бы то ни было, чтобы ни происходило, но Халт-Алай видел, сколько было псов, и он уже понял, что с ними всеми сатам не справиться.

А раз так, нужно спасаться. Сат не боится смерти, не бежит от боя, но и не умирает зря, тем более так.

И Халт-Алай бежал.

Спасительные ворота уже появились, они возвышались над голыми спинами удирающих из города сатов.

Халт-Алай таки вырвался из города, как и еще несколько десятков счастливчиков. Однако стоило только оказаться за стенами, на свободе, как он с разгона налетел на бегущего впереди соплеменника, неожиданно ставшего, как вкопанный.

— Что тут… — начал было Халт-Алай, и тут же заткнулся.

Все было понятно и без слов.

Взяв ворота в полукруг, освободив небольшую площадку у ворот, стояли северяне.

Они выставили свои щиты, нетерпеливо играли топорами.

Халт-Алай усмехнулся. Что ж, он умрет, как воин, а это уже неплохо.

Он сделал шаг вперед, поднимая свой меч, чтобы повести за собой соплеменников, но не успел вымолвить и слова.

Нечто большое и тяжелое запрыгнуло сзади ему на спину, повалив на землю.

Он каким-то образом смог сбросить с себя тушу и перевернуться на спину, но это стало последним его достижением в этой жизни.

В следующее мгновение еще одна огромная и быстрая тварь, выскочившая из ворот, подскочила к нему и впилась своими зубами в лицо.

— А-а-а-а! — орал Халт не в силах терпеть эту боль, но псу было все равно.

Он разжимал челюсти только для того, чтобы впиться в голову Халта еще сильнее.

Пес уже разорвал щеки, содрал кожу с подбородка своей жертвы, оторвал правое ухо и прокусил нос. Его лапы и когти впивались в грудь, он драл тело так, словно бы пытался освежевать жертву, но останавливаться на этом явно не собирался.

Затрещали лицевые кости, зубы пса вошли еще глубже в тело.

А затем к бешено бьющемуся в агонии телу Халта подскочил еще один пес, вцепившийся уже в шею.

Всего несколько мгновений отделяли Халт-Алая от смерти, всего несколько миллиметров и один мощный рывок, который лишил бы его жизни.

Но раздался свист, и псы мгновенно оставили изорванного, но все еще живого человека в покое.

Они сорвались с места и огромными скачками отправились туда, откуда и доносился свист.

А над Халтом вдруг нависло чье-то лицо. Бородач с изувеченным глазом несколько секунд разглядывал его, словно бы размышляя, что с ним делать.

— Прикончи, чтоб не мучился, — сказал кто-то со стороны, — он уже не жилец.

— Нет, — ответил бородач, — он выживет. Ведь так?

Бородач вперился взглядом своего единственного глаза в Халта.

И тот, пытаясь ответить, не сводя взгляда с бородача, смог лишь захрипеть, забулькать.

— Ну, я так и думал! — усмехнулся бородач и, отведя взгляд, приказал кому-то: — Перевяжите его, обработайте раны…