Виллем Баренц

Василий Михайлович Пасецкий Виллем Баренц

Лавируя среди льдов, медленно подвигались вперед две шлюпки. В одной из них на постели, сооруженной из мешков с товарами, лежал укрытый плащом человек лет пятидесяти с бледным, болезненным лицом.

— Как вы, Виллем, себя чувствуете? — спросил один из его спутников.

— Хорошо. Я еще надеюсь побегать, как вернусь в Амстердам, — отвечал больной, вытирая с лица капли дождя.

Было сыро. По небу неслись свинцовые тяжелые облака. Над морем белой пеленою стлался туман. Слышно было, как волны разбивались о скалистые берега Новой Земли.

— Мы, кажется, находимся у Ледяного мыса, — произнес больной слабым голосом. — Я хочу еще раз взглянуть на него.

Несколько заботливых рук помогли больному приподняться. Он несколько минут смотрел на голубой ледник, далеко вдававшийся в море, и воспоминания недавнего прошлого всплывали в его памяти… Три года назад он пришел сюда в поисках неизведанного пути в Китай и у этого мыса встретил непроходимые льды. Они стояли сплошной стеной, и среди них не было видно ни одной полоски воды. Ему, в то время полному сил, здоровья и веры — в осуществление своей дерзкой мечты, казалось тогда, что стоит только проникнуть за этот серо-белый, плотно сжатый ветрами лед, обогнуть Новую Землю, и откроется желанный путь на восток.

Из задумчивости больного вывел чей-то тревожный голос. Ему говорили, что один из его спутников, находившийся на другой шлюпке, умирает:

— Я тоже недолго протяну! — сказал больной, еще не-, давно мечтавший увидеть свою родину. Тяжелая мука исказила его лицо. Попросив напиться, он с жадностью отхлебнул несколько глотков; вдруг свинцовая кружка выпала из рук и глухо ударилась о дно лодки…

Так закончился жизненный путь замечательного голландского мореплавателя Виллема Баренца, одного из выдающихся исследователей полярных стран, первым составившего достоверную карту Новой Земли, выполнившего большие метеорологические и магнитные наблюдения в Арктике и предпринявшего три смелые попытки отыскать путь в Китай и Индию через ледовитые моря.

Виллем Баренц родился в 1550 году на острове Тер-Шиллинг, расположенном к северу от Голландии. Он происходил из простой семьи. Об этом свидетельствует то, что он не имел фамилии, а к его имени прибавлялось только отчество Barents-zoon (сын Баренца). Неизвестно, как рано Баренц познакомился с морем и где плавал большую часть своей жизни, но он был искусным навигатором и имел, по отзывам современников, репутацию «выдающегося, известного и весьма опытного капитана». И когда правительство Нидерландов решило снарядить экспедицию для поисков пути в Китай через северные ледовитые моря, то командиром одного из кораблей был назначен гражданин Амстердама Виллем Баренц.

Мысль о существовании такого пути впервые высказал русский посол в Риме Дмитрий Герасимов, знакомый с условиями плавания в полярных водах и имевший обширные для своего времени представления о Крайнем Севере.

Беседуя с итальянским ученым Паоло Джиовио, он рассказывал, что русские с давних времен бывают в краю юкагиров и вогулов, платящих дань московскому царю. На восток от них, по словам Дмитрия Герасимова, «есть другие отдаленные племена людей, неизвестные московитам из какого-либо определенного путешествия, так как никто не доходил до океана; о них знают только по слухам да еще из баснословных по большей части рассказов купцов. Однако достаточно хорошо известно, что Двина, увлекая бесчисленные реки, несется в стремительном течении к северу и что море там имеет такое огромное протяжение, что, по весьма вероятному предположению, держась правого берега, оттуда можно добраться на кораблях до страны Китая, если в промежутке не встретится какой-нибудь земли».

В подтверждение своих доводов Дмитрий Герасимов показывал Паоло Джиовио карту полярных стран.

Все эти сведения итальянский ученый опубликовал в 1525 году в «Книге о посольстве Василия к Клименту VII».

Сообщение русского посла в скором времени стало известно в западноевропейских странах и явилось толчком к снаряжению многих экспедиций для отыскания пути в Китай через северные моря, или так называемого Северо-восточного прохода. Первыми направились на восток англичане.

В мае 1553 года три корабля, покинув Англию, направились на север для обследования морского пути в Китай. Два из них, как полагают, достигли берегов Новой Земли и затем зазимовали у берегов Мурмана, где весной следующего года их обнаружили наши поморы, оказавшиеся свидетелями страшной полярной трагедии. Все, находившиеся на обоих судах, были найдены мертвыми. Вместе с товарами поморы нашли дневник командира экспедиции Хьюга Виллоуби. Товары и дневник командира экспедиции были переданы английскому купцу Джорджу Киллингсворту.

Третье судно экспедиции под начальством опытного моряка Ричарда Чанслера проникло в Северную Двину и было дружественно встречено в Холмогорах русскими. Ричард Чанслер был вызван в Москву к Ивану Грозному. Так завязались торговые и дипломатические отношения между Англией и Московским государством, отрезанным в то время от исконно русских земель, выходивших к Балтийскому морю.

После открытия морской дороги в «Московию»[1] европейские государства продолжали настойчивые попытки отыскать Северный морской путь в Китай. Вскоре Англии вновь снарядила экспедицию под командованием Стифана Борро. Эта экспедиция собрала интересные данные о полярных плаваниях русских мореходов в районе Новой Земли. Корабль Стифана Борро перезимовал в Холмогорах и летом возвратился на родину. Но и вторая неудача проникнуть морем к востоку от Новой Земли не остановила англичан. В 1580 году при поддержке знаменитого географа Герарда Меркатора была снаряжена новая экспедиция для отыскания Северо-восточного прохода. Эту экспедицию возглавляли опытные моряки Артур Пит и Чарльз Джекмен. Им удалось проникнуть через Югорский Шар в Карское морс, где путь им преградили сплошные льды, и они возвратились, не выполнив стоявшей перед ними задачи.

За попытками англичан, стремившихся проникнуть Северным морским путем в Китай, внимательно следили Нидерланды. Ведя торговлю с Россией, голландские купцы лично или через своих служащих тщательно собирали сведения о плаваниях русских промышленников по Карскому морю к устью Оби и другим рекам в ту часть Сибири, которую европейцы именовали «Татарией». В 1593 году купец Балтазар Мушерон, имевший торговые дела и Московском государстве, представил нидерландскому правительству проект большой экспедиции «дли открытия удобного морского пути в царства Китайское и Синское, проходящего к северу от Норвегии, Московии и Татарии».

Проект был утвержден. Первоначально в состав экспедиции входили два корабля — «Меркурий» под начальством Бранта Тетгалеса и «Лебедь» под командованием Корнелия Ная. Позже город Амстердам внес свой вклад в это отважное предприятие и снарядил еще два судна — корабль «Меркурий» и небольшую шхуну. Этими судами командовал Виллем Баренц, горячо интересовавшийся вопросом открытия нового морского пути.

В солнечный теплый день 29 мая 1591 года[2] в амстердамском порту собралась большая толпа народа. Купцы и ремесленники, сановники и ничем не знаменитые горожане, знатные дамы и веселые краснощекие вязальщицы кружев оставили свою работу, чтобы увидеть отплытие судов капитана Виллема Баренца. Ровно в полдень корабли оделись парусами и под приветственные крики вышли в море. Словно огромные белокрылые птицы, подгоняемые свежим попутным ветром, удалялись они все дальше и дальше на север навстречу неизвестности. Капитан Баренц задумчиво смотрел на белевшие пеной верхушки волн. Принесет ли этот поход славу его стране или окончится так же безрезультатно, как и плавания англичан? Он тщательно изучил все известные материалы о плавании по северным морям к востоку от Мурмана и Белого моря. Обойти с севера лежащий на пути остров Новая Земля ему казалось лучшим решением вопроса. Зачем тратить время на ожидание того часа, когда улучшится ледовая обстановка в Карских Воротах или Югорском Шаре?

5 июня корабли Баренца соединились с двумя другими судами экспедиции и спустя восемнадцать днем достигли острова Кильдина, расположенного вблизи Кольского залива. Стояла чудесная погода. Ярко светило солнце. Ветер держался попутный. Небольшая волна мало беспокоила корабль. Среди безбрежного простора голубого моря изредка взлетали вверх струи воды, выпускаемые китами.

Миновав остров Кильдин, корабли Баренца взяли курс на северо-восток, в то время как два других судна экспедиции под командованием Бранта Тетгалеса и Корнелия Ная направились к Югорскому Шару.

Из донесений амстердамских купцов, торговавших с Московией, Виллем Баренц, знал, что русским известен путь далеко на восток от Новой Земли и они ездят с товарами в Татарию, где имеются огромные и могучие, как море, реки Обь и Енисей. Дальше находится мыс Табин, а за ним прямой путь на юг в Китай.

Корабли шли на северо-восток. Накрапывал дождь. Временами надвигался густой туман. Видимость сокращалась до нескольких метров, и суда ложились в дрейф.

Изредка бросали за борт лот, чтобы определить глубину моря и убедиться в том, что экспедиция находится вдалеке от мелей и берегов.

Через несколько дней погода прояснилась, солнце выглянуло из-за туч и глазам путешественников представились горы Новой Земли, покрытые ледниками и недавно выпавшим и еще не растаявшим снегом.

Зайдя в удобную, хорошо защищенную от ветров Северную Сульменеву бухту, названную путешественниками заливом Ломсбэй, Баренц и его спутники высадились на берег. На черных скалах, окружавших бухту, виднелись тысячи белогрудых кайр, оглашавших своими криками окрестности.

На берегу голландцы нашли старую мачту русского корабля, повидимому потерпевшего крушение недалеко от острова. Баренц приказал водрузить эту мачту как знак пребывания нидерландских путешественников на Новой Земле.

Через несколько часов путешественники покинули бухту и продолжали плыть на север.

Однажды моряки заметили на льдине белого медведя. Гулко в арктической тишине прозвучал ружейный выстрел. Раненый зверь прыгнул с льдины в воду. Баренц вместе с несколькими матросами погнался за ним на шлюпке. Накинув веревку на шею медведя, подтащили его к лодке. Медведь с диким ревом ударил по ней лапой и навалился на корму. Казалось, еще мгновение — и зверь очутится в крохотном суденышке и растерзает находившихся в нем людей. К счастью, веревка, плотно обхватывавшая, шею медведя, зацепилась за руль и удержала зверя. Моряки воспользовались этим, палками спихнули медведя в воду, а затем благополучно доставили его к «Меркурию», где закололи.

День за днем, лавируя между островами, мелями и подводными скалами, корабли Баренца поднимались на север вдоль западного берега Новой Земли. 10 июля подошли к небольшому острову, где заметили два креста, которые обычно ставили русские путешественники в местах опасных или никем до них не посещенных. Вскоре экспедиция покинула небольшой остров. Однажды морякам показалось, что они видят неизвестный огромный остров. Капитан приказал лечь курсом на северо-восток. Матросы исполнили команду, и корабль помчался в ту сторону, где несколько минут назад виднелись причудливые очертания ледяных берегов. Однако ветер вскоре засвежел и достиг такой силы, что пришлось убрать паруса и лечь и дрейф.

Море окутал густой туман. Когда снова прояснилось, не было уже видно ледяных берегов и горных вершин неизвестного острова.

На следующий день сквозь разрывы густого тумана заметили первые льдины. Чем севернее поднимался «Меркурий» Виллема Баренца, тем больше становилось льдов, но море было спокойно и корабль мог свободно лавировать среди них, уклоняясь то к западу, то к югу, то снова к северу. Однако «виденной» недавно неизвестной земли не удалось обнаружить. Только справа по курсу белели покрытые снегом берега Новой Земли. Невидимому, то был мираж, часто наблюдаемый в полярных странах.

28 июля Баренц достиг Ледяного мыса на северной оконечности Новой Земли. Казалось, что путь в желанное и таинственное Карское море открыт. Но в этот же день перед Варенцом встало новое препятствие, преодолеть которое было не менее трудно, чем сплоченные тяжелые полярные льды.

«Он не мог не заметить, — пишет Де-Фер[3],— что, несмотря на весь приложенный труд, нелегко будем — закончить начатое плавание, так как моряки стали тяготиться продолжительным замедлением и не желали идти дальше».

Убедившись, что его стремление продолжать плавание дальше к востоку не встречает сочувствия у команды корабля, Виллем Баренц решил повернуть назад и плыть к острову Вайгачу и Югорскому Шару, через который два других корабля экспедиции должны были попытаться проникнуть в Карское море.

Дул попутный ветер. «Меркурий», выбравшись изо льдов, летел под всеми парусами на юг. 8 августа путешественники находились недалеко от южной оконечности Новой Земли. Виллему Баренцу часто докладывали о крестах и других знаках, оставленных русскими в приметных местах. В губе Строгановой голландцы высадились на берег и обнаружили следы недавнего пребывания людей. Вблизи креста, стоявшего на скале, они нашли шесть мешков муки, спрятанных в яме. Совсем недалеко виднелся другой крест, и рядом с ним находились три деревянных дома. «В этих домах, — писал Геррит де-Фер, — нашли много бочарных досок и поэтому сделали предположение, что тут ведется ловля лососевых рыб… Там лежала сломанная русская ладья, длина киля которой была 44 фута. Однако людей они не видели».

Около недели плавал Баренц в юго-восточной части Мурманского моря, впоследствии названного его именем, разыскивая своих соотечественников. 15 августа с вахты дали знать, что в море виден парус. Прошло еще немного времени, и Виллем Баренц убедился, что навстречу шли два корабля под флагом Нидерландов. Итак, экспедиция была снова вместе. В честь радостной встречи гулко загромыхали залпы пушек, а спустя некоторое время на борт амстердамского «Меркурия» поднялись капитаны Брант Тетгалес и Корнелий Най. Они рассказали, что в начале раздельного плавания около Тиманского берега встретили четыре ладьи русских промышленников. Поморы на расспросы о том, можно ли проникнуть Югорским Шаром в Карское море, отсоветовали идти этим проливом. Они сообщили, что Югорский Шар доступен для судов, а затем, повидимому, шутки ради, добавили, что там встречаются не только льды, но и водятся огромные киты, уничтожающие все суда, вступившие в их владения.

Спустя десять дней у губы Колоколовской экспедиция встретила еще одну русскую ладью, и от ее кормщика узнала, что киты редко появляются в проливе и не угрожают судам путешественников.

Русские предложили показать путь через Югорский Шар. Вскоре голландцы были уже в Карском море. Льды, причинившие немало хлопот в проливе, теперь почти не мешали плаванию. Дойдя до устья реки Кары, Брант Тетгалес и Корнелий Най приняли ее за Обь и решили, что находятся недалеко от мифического мыса Табина, «крайней оконечности Татарии, откуда поворачивают, чтобы достичь царства Китайского». Голландцы думали, что выполнили свою задачу, отыскав путь на восток, и повернули обратно. В действительности они не видели даже берегов полуострова Ямала. Ни Виллем Баренц, ни Брант Тетгалес, ни Корнелий Най не подозревали, что от западной части Карского [Татарского] моря до северо-восточной оконечности Азии лежит морской путь в несколько тысяч километров.

Экспедиция благополучно возвратилась в Нидерланды. Доклад, представленный правительству, излагал результаты плавания в самом благоприятном свете. Из него явствовало, что путь в Китай через Ледовитые моря открыт. Эту весть особенно радостно встретили в купеческих кругах. Купцы немедленно стали хлопотать о снаряжении новой экспедиции. В это же время родился проект сооружения крепости на острове Вайгач. Особенно энергичную деятельность развил упомянутый ранее Мушерон, представивший правительству «Рассуждение и заявление о плавании в Китай через Нассауский пролив»[4]. Он доказывал, что жители Вайгача и ближайших к нему мест на материке будут охотно привозить в крепость шкурки куниц, соболей и других зверей.

Уверенность в открытии нового морского пути в Китай была так велика, что голландские купцы в 1595 году при поддержке правительства снарядили экспедицию в составе семи судов. Экспедиция должна была направиться уже изведанным путем и доставить в Китай товары и деньги для торговли.

Флотилией командовал Корнелий Най. Баренц был главным ее штурманом и в то же время капитаном судна «Винтгонт».

2 июля 1595 года корабли покинули Голландию. Спустя полтора месяца они вошли в пролив Югорский Шар. В проливе флотилия встретила тяжелые льды и, найдя удобную гавань, зашла в нее, чтобы дождаться улучшения ледовой обстановки.

Высадившись на острове Вайгач, путешественники обнаружили на берегу склад ворвани. Невдалеке виднелся парус русской ладьи. Голландцы пытались выстрелами привлечь к себе внимание поморов, выбиравших сети. Однако рыбаки, бросив улов и снасти, ушли в море, повидимому считая ружейную пальбу недостаточно основательным проявлением мирных намерений чужеземцев.

20 августа Виллем Баренц вместе с капитанами других кораблей был вызван к адмиралу флотилии. На совете решили послать несколько человек под командованием Баренца в Югорский Шар, для выяснения, как сильно забит льдами пролив и нет ли между ними прохода па восток. Одновременно около 50 голландцев с разных судов опять съехали на остров Вайгач, надеясь разыскать русских и расспросить их об условиях плавания в здешних водах. На берегу они нашли еще один склад ворвани, несколько саней, нагруженных оленьими шкурами. Но людей нигде не было. Вероятно, промышленники, увидев столь многочисленную группу голландцев, ушли вглубь острова. Путешественники положили поверх шкур хлеб и сыр, выражая этим свои мирные намерения.

Баренц в это время пытался пробиться на шлюпке через пролив. Но чем дальше он удалялся на восток, тем сплоченнее становились льды. Наступила такая минута, когда сплошные льды без единой прогалины преградили путь. Тогда моряки, вытащив лодку на берег, пешком добрались до восточного устья пролива. Карское море на всем видимом пространстве было забито льдом. Оставалась еще одна надежда: выведать у русских, давно плававших в устье Оби, нет ли другого прохода в Карское море. Но поморы, не зная истинных намерений иностранцев, продолжали избегать встреч.

Спустя три дня в море заметили парус. Это шли русские промышленники на промысел моржей. Едва они высадились на берег, как к ним направились голландцы. Поморы встретили пришельцев приветливо и охотно отвечали на их вопросы. Виллем Баренц и его спутники узнали, что промышленники родом из окрестностей Холмогор и каждый год посещают Новую Землю и остров Вайгач, где заготовляют гусей, звериное сало и моржовые клыки. Все это поморы собираются погрузить на корабли, которые прибудут из Архангельска и, взяв груз, направиться к далекой большой сибирской реке Гилисси[5], лежащей на восток от Оби. Поморы также поведали голландцам, что пролив Югорский Шар покроется льдом не раньше чем в конце октября или начале ноября и ледовая обстановка в проливе улучшится, как только подует устойчивый западный или южный ветер, и тогда можно будет пройти в Карское море и плыть дальше на восток.

Голландцы ежедневно навещали поморов, и все просьбы Виллема Баренца и его спутников получали полное удовлетворение.

«25 августа, — писал Де-Фер, — мы снова направились к кораблю русских и повели с ними дружескую беседу; то же дружеское отношение встретили мы с их стороны. Прежде всего они подарили нам восемь прежирных гусей, которых у них на корабле было множество. Мы сделали опыт, не пожелает ли кто-либо из русских отправиться на наш корабль. Семь из них поехали к нам с большой радостью. Вступив на корабль, они очень дивились его величине и замечательному убранству… Мы предложили им мясо, масло и сыр, но они отказались, сказав, что им надо поститься в этот день; однако, увидев соленую селедку, все ели ее… Когда они поели, мы подарили им сосудец, полный селедок, за что они были очень признательны».

Между тем льды в проливе несколько разредились. Появились большие разводья, но адмирал не предпринимал никаких действий. Видя это, Виллем Баренц пересек па своем корабле Югорский Шар и высадился на материковый берег.

Здесь путешественники встретились с большой группой ненцев. Голландцы выслали вперед своего переводчика. Навстречу вышел ненец, вооруженный копьем и луком.

— Не стреляй, мы друзья! — закричал переводчик.

— Да будет так, — отвечал ненец, и, бросив на землю свое оружие, низко поклонился.

Виллем Баренц расспросил ненцев о морских путях к востоку от острова Вайгач и был удивлен, узнав, что некоторые из них участвовали в далеких плаваниях. Ненцы рассказали, что по выходе из пролива Югорский Шар надо дней пять плыть на северо-восток, обогнуть мыс (по-видимому, северную оконечность полуострова Ямал) и там будет хорошо им известное огромное море.

Одновременно, по словам участника этого плавания Гюйгена ван Линсхотена, местные жители сообщили Баренцу, что плыть на восток можно вокруг северо-восточной оконечности Новой Земли, обогнув которую корабли встретят теплое течение, создаваемое водами, выносимыми реками Обь и Енисей в Северный Ледовитый океан[6].

Из беседы с ненцами Виллем Баренц еще раз убедился, что морской путь на восток известен русским и что они смело плавают по нему в устья великих сибирских рек.

«После того, — пишет Де-Фер, — как мы расстались с самоедами… наш капитан Виллем Баренц снова обратился к адмиралу с предложением поднять паруса, чтобы продолжать плавание». Баренц стремился в Карское море и дальше в заманчивый Китай, в то время как командир флотилии Корнелий Най, несмотря на то что льды в проливе несколько разредились, продолжал бездействовать, не желая подвергать себя опасностям и лишениям. Баренц считал, что через льды Югорского Шара при настоящей настойчивости могла бы пройти вся флотилия. Адмирал был другого мнения. Он для видимости ожидал, когда пролив освободится совсем ото льда, надеясь, что этого не случится, и тогда можно будет со спокойной совестью вернуться в Нидерланды, не пожав лавров победы, но сохранив свою голову.

— Что, по-твоему, Виллем Баренц, надо делать? — спросил адмирал.

— Продолжать наше плавание, чтобы завершить его! — твердо отвечал Баренц.

— Виллем Баренц, думай о том, что говоришь, — отрезал адмирал тоном, не допускавшим новых возражений.

Флотилия продолжала бездействовать. Корабли перетянулись к материку, и путешественники занимались ради развлечения охотой или собирали выброшенные морем мелкие обломки горного хрусталя. Однажды на них напал голодный медведь и растерзал двух матросов. Не без труда удалось убить рассвирепевшего зверя. Еще несколько недель Корнелий Най бездействовал в Югорском Шаре. Флотилии, даже при всей его инертности, удалось выйти в Карское море, но вдали виднелись льды, и адмирал приказал лечь в дрейф.

Спустя некоторое время Корнелий Най вновь созвал совещание командиров судов. Адмирал отказывался от новых попыток проникнуть на восток и предложил капитанам подписать следующий документ:

«Мы, нижеподписавшиеся, объявляем перед богом и перед миром, что мы сделали все, что от нас зависело, чтобы проникнуть через Северное море в Китай и Японию, как нам приказано в наших инструкциях. Наконец, мы увидели, что богу не угодно, чтобы мы продолжали наш путь, и что надобно отказаться от предприятия. Посему мы решились как можно скорее возвратиться и Голландию»[7].

Командиры судов послушно поставили подписи под этим протоколом. Только один Виллем Баренц воспротивился такому решению. С присущей ему прямотой и страстностью он доказывал необходимость продолжения плавания. В случае встречи с непроходимыми льдами он предлагал остаться на зимовку, чтобы будущим летом снова плыть на восток. Однако предложение Баренца было оставлено без внимания, и осенью 1595 года все семь кораблей возвратились в Нидерланды.

Таким образом, и вторая голландская экспедиция не открыла Северный морской путь в Китай и Индию.

Корнелий Най сделал все возможное, чтобы очернить Баренца, представив его как безрассудного капитана, готового очертя голову броситься навстречу неизвестности.

Больших трудов и усилий стоило Виллему Баренцу убедить сенат города Амстердама снарядить новую экспедицию в Северный Ледовитый океан для настойчивых поисков пути на восток. На этот раз в поход отправлялись два корабля. Команды их состояли из моряков, добровольно вызвавшихся итти в это трудное плавание, «при этом было обещано, что если они удачно закончат плавание, то им будет дана незаурядная награда»[8]. За открытие Северного морского пути была назначена премия в размере 25 000 гульденов.

Невидимому, происки Корнелия Ная возымели какое-то действие, и опытный капитан Виллем Баренц был назначен главным штурманом одного из двух кораблей экспедиции, названия которых остались неизвестными. Капитаном на этом корабле был Яков Гемскерк, принимавший участие в плавании 1595 года в качестве торгового комиссара. Вторым кораблем командовал Ян Рийп.

Не лишено основания предположение, что амстердамские купцы не решались доверить свои товары столь решительному и смелому капитану, как Баренц, готовому любыми жертвами добиваться намеченной цели — открытия морского пути в Китай через северные моря. Купцов больше устраивал уравновешенный, осторожный, да притом и знатный дворянин Яков Гемскерк, который больше всего будет заботиться о торговых сношениях и о распродаже взятых на судно товаров.

Однако фактическим руководителем экспедиции был Виллем Баренц. Он ведал прокладкой курса судна. Все действия экспедиции предпринимались только с его согласия. Ни одно из свидетельств современников не выставляет зависимого положения главного штурмана. Наоборот, в «Морском дневнике» Геррита де-Фера содержатся многочисленные указания на то, что душой экспедиции был Виллем Баренц.

Весной корабли вышли в море. В мае они уже находились у Шетландских островов. Вначале плавание происходило без каких-либо приключений. Лениво катились синие волны, реяли чайки, солнце сияло днем и ночью. Однажды вокруг него появилось еще несколько дневных светил, соединенных между собой радужным кольцом. Причудливое явление ложных солнц не могло отвлечь Баренца от беспокойных мыслей. Корабль Яна Рийпа по его счислению уклонялся чрезмерно к северо-западу. Баренц высказал свои опасения этому капитану. Но тот ответил, что не собирается заходить в пролив Югорский Шар и держит курс прямо к северной оконечности Новой Земли. Именно такой путь и входил в намерения Баренца. Однако для него было ясно: Ян Рийп и его штурман ошибаются. Главный штурман несколько раз давал им знать, что избранный ими курс неверен, и советовал итти на восток. Но убедить Рийпа не удалось, и Баренц, чтобы не разлучаться со вторым кораблем, вынужден был следовать на север. Вскоре корабли встретили первые мелкие льдины, которые один из моряков принял за белых лебедей.

9 июня вахтенные заметили землю. Это был небольшой гористый остров. Высадившись на берег, путешественники нашли на скалах многочисленные птичьи гнезда и набрали в них большое количество яиц. Вблизи острова заметили медведя. Моряки, вооруженные ружьями, топорами и алебардами, погнались за ним на двух шлюпках. Около двух часов они бились со зверем, пока не убили его. В честь этой победы открытый остров был назван Медвежьим.

Спустя несколько дней корабли направились дальше на север. 17 июня Баренц и его спутники поднялись до 80°11′ северной широты и сквозь туман заметили новую неизвестную землю. Это были берега Шпицбергена[9], который голландцы ошибочно приняли за Гренландию. Высадившись на один из прибрежных островков, путешественники нашли зеленую траву, мох и многочисленные гнездовья горных казарок. До этого никто никогда не видел их гнезд и птенцов.

«В силу этого, — пишет Де-Фер, — некоторые авторы не побоялись написать, что они родятся в Шотландии на деревьях: если с ветвей их, свесившихся над водой, плоды упадут в воду, то рождаются гусенята, которые тотчас начинают плавать, и если плоды упадут на землю, то они портятся и не доходят до созревания. Теперь очевидно, что это ложь».

Некоторое время путешественники плавали в районе Шпицбергена. 1 июля экспедиция спустилась к острову Медвежьему. Здесь Ян Рийп посетил корабль Якова Гемскерка и сообщил свое намерение итти на север и искать там прохода на восток. Баренц, с которым был согласен и его капитан, предлагал итти на юг и, спустившись за границу пловучих льдов, направиться к Новой Земле. Корабли разошлись в противоположные стороны.

В середине июля Баренц и его спутники находились вблизи Новой Земли. Здесь встретились тяжелые льды и корабль лег в дрейф. Используя разводья и прогалины, мореплаватели настойчиво пробивались на север вдоль западных берегов острова, хорошо знакомых по плаванию 1594 года.

Много хлопот доставляли белые медведи, бродившие вокруг судна, поэтому экскурсии на берег совершали большими группами, имея при себе тяжелые ружья, секиры и топоры. На этот раз, не в пример прошлому году, все стычки с голодными животными кончались счастливо для моряков.

Около трех недель путешественники находились в ледовом плену около Крестового острова. Лишь в начале августа смогли плыть дальше на север. 6 августа миновали мыс Нассау, а на другой день уже были у мыса Утешения. Внезапно с востока наплыл густой туман. Корабль пришвартовался к сидевшей па мели льдине. Но такое положение корабля было небезопасным. Находившиеся поблизости льды то и дело беспокоили неподвижный корабль. В поисках убежища, моряки, поставив паруса, перешли под защиту огромной стамухи[10].

Однако стамуха недолго защищала путешественников. В тот же вечер среди глубокой ледяной тишины вдруг раздался страшный треск разламывающегося льда. Стамуха распалась на отдельные льдины, которые течением прижимало к кораблю.

Положение было очень серьезным, но благодаря распорядительности Баренца, приказавшего отдать канат и искусно лавировавшего среди напиравших льдов, судну удалось проскользнуть в новое укрытие.

Несколько дней экспедиция находилась в районе Оранских островов, где ей угрожали дрейфующие льды и досаждали белые медведи, появлявшиеся поблизости от корабля.

В середине августа несколько моряков направилось на шлюпке к Новой Земле. Высадившись на берег, они поднялись на высокую гору. Отсюда была видна северная оконечность острова. За нею на восток лежало Карское море, свободное ото льдов. Голландцам казалось, что задача их выполнена, что путь в Китай и Индию открыт. Об этой радости им хотелось скорее сообщить Виллему Баренцу, оставшемуся на корабле. Прыгая по уступам горы, моряки спустились к морю и помчались на шлюпке к своему судну. Баренц, воодушевленный радостной вестью, приказал готовиться к отплытию и ставить паруса. Однако торжество продолжалось недолго. На горизонте показался лед. Его с большой силой несло навстречу кораблю. Путешественникам пришлось думать о спасении, а не о продолжении плавания.

Спустя три дня, воспользовавшись благоприятным ветром, экспедиция достигла мыса Доходы, названного Баренцом мысом Желания, и, обогнув северную оконечность Новой Земли, направилась на юго-восток. Путешественники снова загорелись надеждой достичь поставленной цели. Экспедиция была в желанном Карском море. Вскоре снова появились льды, спустился туман и поднялся сильный ветер. Спасаясь от шторма, судно вошло в Ледяную гавань и укрылось за обломком льдины.

Несколько раз экспедиция выходила в морс, но всякий раз путь кораблю преграждали сплоченные крупные льды. Они все ближе и ближе подходили к Ледяной гавани. Моряков охватило беспокойство за участь судна. Ветер усиливался. Лед напирал с огромной силой. Кормовая часть судна и руль поднялись. Шлюпка, находившаяся у борта судна, ударом огромной льдины была превращена в щепки. По признанию Геррита де-Фера, все ждали гибели судна. Путешественники пробовали отталкивать лед шестами, но были бессильны перед разбушевавшейся стихией.

В эти суровые, полные опасностей дни, когда экспедиция находилась на краю гибели, Баренц понял, чти, обогнув Новую Землю с севера и проникнув в Карское море, он все-таки не открыл путь в Китай и что пробиться на восток уже нет никакой надежды. Сожалея о потраченных трудах и усилиях, решил вернуться в Голландию. Как только затихла буря, он приказал ставить паруса. Но едва экспедиция успела пройти несколько километров к северу, как вновь встретила тяжелые, непреодолимые льды. Баренц устремился в противоположную сторону, надеясь спуститься на юг вдоль восточных берегов Новой Земли и выбраться из Карского моря… Однако и здесь его ждала неудача. Встретив на юге лед, Баренц снова пошел к мысу Желания, стремясь пробиться на запад. Но судно, достигнув Ледяной гавани, попало в ледовый плен. Баренц и команда работали не покладая рук, чтобы сделать проход. Во время этих работ едва не погибли три моряка и сам Баренц. В тот момент, когда они, сойдя на лед, осматривали обшивку судна, напиравший лед приподнял корабль и чуть было не засыпал моряков ледяными осколками. Ценой огромных усилий экспедиции удалось пробиться к западному берегу Ледяной гавани, но и этот небольшой успех не избавил экспедицию от опасности.

«30 августа, — писал Геррит де-Фер, — ледяные глыбы опять стали нагромождаться одна на другую в направлении к кораблю. Дул сильный ветер и шел густой снег. Корабль был совершенно окружен и сжат льдом; все около него стало трещать, и казалось, что он разламывается на сто частей; это было ужасно и видеть и слышать; волосы становились дыбом при столь страшном зрелище. В этот опасный момент, когда льдины, до тех пор крепко сжимавшие корабль с обеих сторон, пробились под него, корабль вытолкнуло вверх, как будто железным орудием».

На следующий день сломало руль. Баренц приказал спустить шлюпки и погрузить в них хлеб и два бочонка вина. Этот запас провизии доставили на берег.

Сжатие льдов продолжалось. Начались морозы. Опасность остаться в ледовом плену до следующей весны возрастала с каждым днем. На корабле сломало мачту, повредило корму. Новым сжатием льдов судно высоко приподняло и накренило на один борт. Казалось, роковая развязка близка. Дули переменные ветры, и, когда ветры были западные, у всех появлялась надежда, что они отгонят льды и появится возможность пробиться на простор Мурманского моря. Однако проходили сутки, другие, льды с сокрушительной силой напирали в Ледяную гавань и еще более усугубляли серьезность положения путешественников.

7 сентября Баренцу доложили, что пятеро матросов, съезжавших на берег, обнаружили речку с пресной водой и вблизи нее большое количество бревен, выброшенных морем. Спустя четыре дня Баренц послал Геррита де-Фера с семью моряками проверить правильность недавно сообщенных сведений.

Главный штурман экспедиции, еще несколько недель назад стремившийся на восток и веривший в существование Северного морского пути в Китай, после многочисленных попыток пробиться на юг или на запад убедился, что корабль попал в крепкую ледовую ловушку и путешественникам придется провести на берегах Новой Земли полярную зиму, напоминавшую о своем близком приходе крепчавшими морозами. Надо было позаботиться о том, чтобы провести ее в более или менее сносных условиях. Прежде всего необходимо было построить на берегу дом, который защитил бы моряков от холода и диких зверей, бродивших и в одиночку и группами в окрестностях Ледяной гавани.

Вскоре возвратился Геррит де-Фер и подтвердил правильность сведений своих товарищей. Баренц посылал небольшие группы моряков на поиски выкидного леса (плавника). Найденные бревна на санях возили к месту постройки дома.

Холода усиливались. На палубе все замерзло. В конце сентября экспедиция понесла первую и очень ощутимую потерю: умер плотник, советы и знания которого были нужны при сооружении зимовья.

Между тем лед за пределами бухты разредился и, будь корабль на чистой воде, можно было бы поставить паруса и плыть на запад, к берегам родной Голландии, где не бывает таких жестоких морозов и льдов, как на Новой Земле.

Все члены экспедиции знали, что предстоит трудная и тяжелая зима. Нужно было запасаться терпением и мужеством. Задушевным словом, захватывающей беседой о приключениях мореплавателей разных времен и стран, интересной и полезной работой Баренц стремился поддержать дух у своих спутников. Энергичный, деятельный, живой, он заставлял людей цепко бороться за свою жизнь.

Начались снегопады и метели такие сильные, что невозможно было и минуты пробыть вне корабля.

Во второй половине октября путешественники переселились в отстроенную избу. Солнце едва поднималось над горизонтом и вскоре совсем перестало появляться на небосклоне. Наступала долгая полярная ночь. Она тяжелой шапкой прикрыла и запорошенный снегом берег Новой Земли, и одинокий дом, и странно накренившийся и покинутый людьми корабль. Только луна, иногда прорываясь из-за тяжелых свинцовых облаков да всполохи северного сияния освещали последнее пристанище Баренца. А чаще всего завывала вьюга, нагоняя тоску на путешественников, на долю которых выпала первая в истории полярного мореплавания зимовка под 76° северной широты[11].

Экспедиция находилась в тяжелом положении. Запасы провизии были скудны. Морякам ежедневно выдавали около 300 граммов хлеба и два небольших стаканчика вина. Мясо и рыбу не делили строго на порции. Трудно было и с водой. Ездить к речке за несколько верст стало невозможно из-за частых снегопадов и метелей. Приходилось топить снег. В избе было очень холодно.

Видя, что люди сильно страдают от холода, капитан Яков Гемскерк роздал каждому по отрезу толстого сукна. Но это мало помогало. Сильно досаждали метели, порой заносившие дом так, что его обитатели несколько дней не могли выйти на улицу и принести дров. Огонь

в очаге угасал. Стены, потолок, койки и почти все, что находилось в доме, покрывалось толстым слоем льда. Стенные часы останавливались, какой бы груз к ним ни подвешивали. Замерзала не только вода, но даже и вино.

Когда же погода была тихая, ставили или осматривали ловушки на песцов. Из шкурок этих животных моряки мастерили шапки, а мясо употребляли в пищу, несказанно радуясь этому дару судьбы.

В один из декабрьских дней, после жестокой метели, продолжавшейся несколько суток, путешественники решили употребить для топки печи каменный уголь. Это дало хорошие результаты. В зимовке стало, наконец, тепло и все воспрянули духом и долго обсуждали, как лучше сохранить спасительную теплоту. Вдруг у одного из моряков закружилась голова. Вскоре многие почувствовали недомогание. В доме был угар. Пришлось открыть дверь и впустить свежий воздух. Чудом, избежав страшной опасности, зимовщики не рисковали больше жечь каменный уголь и вынужденно мирились с холодом.

Трудности увеличивались день ото дня. Кожа на сапогах одеревенела, и их трудно было надеть па ноги. Путешественники смастерили из овчины меховую одежду, но и она не могла защитить их от холода. Моряки, работавшие на улице или навещавшие брошенный корабль, часто обмораживали лица. В доме стены, потолок и койки снова покрылись ледяной коркой. Верхнее платье казалось белым от инея. Все, что только можно было, зимовщики надели на себя.

Время тянулось медленно. Подходил к концу декабрь. Солнце шло на лето, а зима — на мороз. Холода особенно усилились перед Новым годом.

26 декабря ударил такой сильный мороз, что все в доме замерзло. Согреться не было никакой возможности, хотя почти непрестанно топилась печь. Путешественники укрывались многочисленными одеялами и теплыми вещами, но это помогало мало. Кто-то предложил нагревать на огне камни и железные шары и согревать ими постели. Однако, проснувшись утром, зимовщики с ужасом увидели, что все койки покрылись толстым слоем инея.

Они ободряли себя только тем, что день стал прибывать, полярная ночь с каждыми сутками отступала все дальше и дальше к северу, и уже через несколько недель солнце покажется над льдами страшного и коварного Карского моря и осветит алыми лучами берега Новой Земли, завьюженное зимовье и заискрится на ослепительно белом снегу.

Этой надеждой жили моряки, веря что с наступлением дня тяжкая участь их значительно облегчится.

Последние дни декабря свирепствовали вьюги, наметая огромные сугробы, достигавшие высоты конька крыши. Новый год путешественники провели взаперти. Начался он теми же метелями и ветрами, которые донимали их последние месяцы минувшего года.

В середине января запасы дров сильно истощились и мореплаватели снова стали жечь каменный уголь. Но на этот раз обошлось без особых происшествий, так как обитатели зимовья внимательно следили за печкой. Но каменного угля было мало. В это же время обнаружилось, что запасов хлеба в действительности меньше, чем думали раньше. Ежедневный паек, состоявший из порции в 300 граммов, пришлось урезать. Вскоре экспедиция потеряла еще одного участника.

31 января над горизонтом появилось солнце. С его появлением воскресла надежда на благополучное окончание зимовки. Погода несколько смягчилась. Однако вьюги и снег попрежнему не оставляли зимовщиков в покос и засыпали сугробами дом до самой крыши. Мореплаватели приспособили для сообщений с внешним миром дымоход от печки.

С возвращением солнца появились и медведи, исчезнувшие во время полярной ночи из окрестностей Ледяной гавани. Они подходили к зимовью, заглядывали в сени, а иногда забирались на крышу дома и поднимали страшный рев. Особенно привлекал их корабль. Всякий раз навещая покинутое судно, моряки находили следы десятков животных. В поисках съестного медведи сломали люк над камбузом и утащили его на несколько метров от корабля. Почти ни одна экскурсия в район Ледяной гавани не проходила без встреч с обитателями дрейфующих льдов и арктических земель.

Между тем каменного угля оставался небольшой запас на самый крайний случай. Зимовщики вынуждены были впрячься в сани и отправиться за дровами, собранными минувшей осенью в устье речки на северо-восточном берегу Новой Земли. От постоянных холодов, от жестоких условий жизни в наскоро сколоченном доме, от систематического недоедания люди ослабели. Они едва добирались обратно к дому. «Мы делали больше, чем позволяли силы» — скупо замечает Геррит де-Фер. Некоторые моряки сильно обмораживались во время этих походов и выбывали из строя. Несколько человек страдало от цынги. Среди них был «мудрый и опытный штурман» Виллем Баренц. Надломили ли его лишения трех плаваний и долгой зимовки или угнетали мысли о том, что ему не удалось и, повидимому, не удастся открыть проход по ледовитым морям в Китай? Неизвестно. Единственный документальный источник — драгоценный «Морской дневник» Геррита де-Фера — не сохранил каких-либо сведений о переживаниях и настроениях главного штурмана.

Несмотря на тяжелую болезнь, Виллем Баренц продолжал вести научные наблюдения. Ежедневно производились метеорологические наблюдения. Впоследствии опубликованные, они явились материалом исключительной научной ценности, дававшим представление о климатических условиях Новой Земли в то время.

В течение всей зимовки велись наблюдения над склонением магнитной стрелки и десятки раз определялось местоположение Ледяной гавани. Одновременно Виллем Баренц трудился над картой полярных стран, на ней он показал свои плавания в Северный Ледовитый океан, нанес западное, северо-восточное и отчасти восточное побережья Новой Земли, очертания которой изображались весьма схематично.

Между тем запасы провизии внушали серьезные опасения. Первого мая сварили последний кусок мяса. Оставалось немножко бэкона, хлеб и вино. Но настал день, когда и свинина, которой ежедневно выдавалось каждому около 55 граммов, была израсходована.

В мае продолжались метели. Морякам казалось, что скверная погода никогда не кончится. Впрочем, море, несмотря на мороз, благодаря устойчивым западным ветрам было свободно. Но Ледяная гавань была попрежнему скована льдом; здесь, окруженный со всех сторон высокими торосами, находился полуразбитый корабль. Всего лишь около сотни шагов отделяли его от чистой воды.

Спутники Баренца обратились к нему с просьбой уговорить капитана покинуть этот унылый край ледяного молчания.

Главный штурман внимательно и ласково выслушал своих верных исстрадавшихся помощников и обещал убедить Якова Гемскерка в ближайшие недели отправиться обратно в Нидерланды.

Но капитан решил подождать до конца мая, и покинуть корабль вместе с находившимися на нем товарами, если к этому времени он попрежнему будет зажат льдами, и плыть на шлюпках к берегам России в надежде встретить голландское судно.

Мореплаватели начали готовить все необходимое для далекого и опасного пути. Прежде всего оснастили и починили шлюпки. Но это оказалось очень трудным делом для обессилевших людей. 29 мая десять моряков отправилось к кораблю, поблизости от которого на льду находилась большая лодка. Метели навыожили около нее большие сугробы. Откопать ее из-под снега стоило путешественникам неимоверных усилий, а сдвинуть ее с места они не смогли. Сознание собственного бессилия тяжело подействовало на команду. Как ни уговаривал Яков Гемскерк подчиненных напрячь свои силы, чтобы не остаться навсегда на Новой Земле, однако слова его не придали энергии отчаявшимся людям. Бросив работу, они ушли в зимовье.

Когда путешественники вернулись в дом и отдохнули, Виллем Баренц, здоровье которого ухудшалось с каждым днем, нашел в себе силы ободрить своих спутников павших духом. Он, тяжело больной и изможденный недугом, вместе с капитаном вышел из зимовья и стал чинить другую лодку, лежавшую поблизости. Моряки последовали их примеру и скоро от недавнего уныния и неверия в возможность выбраться из этих мрачных мест не осталось и следа. Работа спорилась. Моряки, искусные в плотничьем деле, трудились над лодкой, а остальные шили паруса, готовили снасти, чинили одежду и обувь.

Мореплаватели понимали, что предстоит далекий переход открытым морем среди льдов и туманов и что на этом пути их ждут новые испытания и лишения.

Главный штурман страдал все сильнее. Он уже редко оставлял свою койку и почти не выходил из дому, но, будучи тяжело больным, всегда находил веселое зажигающее слово, помогавшее порой больше, чем хлеб и вино. Баренц внимательно следил за ходом приготовлений. По его указанию с крыши дома были сняты доски и нарощены борта у шлюпок, что впоследствии принесло немалую пользу морякам.

Успешно подвигавшиеся работы были приостановлены одним неприятным случаем. В последние дни мая белые медведи часто беспокоили зимовщиков. Однажды, убив медведя, сварили его печень и съели. На следующий день все заболели, так как печень белого медведя обладает ядовитыми свойствами. Особенно в тяжелом состоянии оказались трое моряков, у которых «стала спадать кожа с головы и ног». Надежды на то, что они поправятся, не было почти никакой. К счастью, все выздоровели. Это явилось большой радостью для Виллема Баренца, потому что, потеряв трех человек, экспедиция вряд ли выбралась бы за пределы Ледяной гавани.

Наступила весна. Начал таять снег. Иногда несколько дней подряд шел дождь со снегом или градом, мешая готовиться к плаванию. Удачная починка шлюпки, находившейся около дома, подняла дух путешественников. Им удалось перетащить к кораблю лежавшую на берегу лодку, которую еще неделю назад о «и не могли сдвинуть с места. Часть моряков приступила к ее ремонту и переделке, другие занялись перевозкой к кораблю продовольствия и других товаров.

День отплытия приближался. Баренц усилием воли заставлял себя вставать с койки и трудился над кратким описанием своего третьего плавания и зимовки в далеких просторах суровой Арктики. Это описание он хотел оставить в доме, на Новой Земле. Последние недели Баренц невыносимо страдал. Недуг усиливался тем, что в доме не было ни одного сантиметра сухого места. Парус, служивший крышей, плохо защищал от дождя, в ненастную погоду потоки воды лились в зимовье. Одежда на Виллеме Баренце была влажная, и обсушиться не было никакой надежды. Впрочем, и его спутникам приходилось нелегко.

Двенадцатого июня 1597 года все путешественники, за исключением больных, вышли на расчистку дороги от корабля до кромки льда, за которой находилась чистая вода. Много часов они скалывали и разбрасывали глыбы льда, проделывая проходы в высоких торосах. Вечером капитан сообщил Виллему Баренцу, что все готово к отплытию.

На следующий день моряки доставили шлюпки, продовольствие, оружие, бочонки с деньгами и наиболее дорогие товары к самой кромке льда.

Перед тем как оставить зимовье, Баренц спрятал в печке написанную ранее записку.

„В ней было рассказано, — писал Де-Фер, — как мы прибыли из Голландии с целью плыть в Китайское царство и что с нами случилось здесь; сказано было и про наши невзгоды, чтобы, если кто после нас пристанет сюда, он мог помять, что с нами было и как мы поневоле построили этот дом, в котором застряли на десять месяцев. Написал он и про то, как нам надо было пускаться в море на двух открытых лодках и предпринять изумительное и опасное плавание“.

Баренц не имел сил итти, и его привезли к месту стоянки лодок на санях. Когда в шлюпки погрузили все необходимое, Яков Гемскерк дал Виллему Баренцу, Герриту де-Феру и другим влиятельным участникам экспедиции подписать две одинаковые грамоты, в которых он объяснил причины, вынудившие мореплавателей бросить корабль и отправиться на шлюпках по океану.

Капитан и главный штурман не стали ожидать освобождения судна из ледового плена, что было бы гибельным для экспедиции. Большое число ее участников было „до такой степени истощено холодом и недугом, что не обладало силой даже и на полчеловека“. Запасы продовольствия были скудные. Хлеба могло хватить только до августа. И если к этому времени экспедиция не доберется до обитаемых мест, то она окажется в чрезвычайно скверном положении. Нельзя терять ни одного дня.

14 июня шлюпки отчалили от края льдины. С грустью смотрели путешественники на окруженный торосами недвижный корабль и на жалкий деревянный дом, в котором они провели около трехсот дней. Впереди были сотни километров пути бурным морем.

Несколько часов шли чистой водой, затем появился лед и вскоре лодки застряли в нем. Это очень напугало путешественников. Впрочем, спустя сутки, лед, отжатый ветрами от берега, поредел и позволил подняться до мыса Желания. Дальше лежало хорошо знакомое Баренцу Мурманское море. Шлюпки направились на юг вдоль западного берега Новой Земли. Около Ледяного мыса их снова остановили льды. Вскоре началось сильное сжатие.

Малые и большие льдины со всех сторон напирали на лодки. Путешественники каждую минуту ждали, что льды раздавят шлюпки и тогда они окажутся без средств перс-движения и без запасов продовольствия.

Экспедиция вышла из критического положения благодаря самоотверженному поступку Геррита де-Фера, который, рискуя жизнью, добрался по движущимся льдам до припая, закрепил за торос канат и тем самым дал возможность вытащить шлюпки на неподвижный лед, где они вместе с командами были вне опасности.

Моряки прежде всего позаботились о Виллеме Баренце, устроив ему на льду постель из одеял и разных вещей. Он был оживлен. Задержка в плавании его нисколько не удручала. Попросив составленную им собственноручно карту Новой Земли и полярных стран, он внес в нее несколько исправлений и долго говорил с Герритом де-Фером. Однако спустя три дня, в продолжение которых экспедиция находилась на льду в бездействии и занималась починкой шлюпок, Баренц почувствовал себя очень скверно. Никто и не подозревал, что положение его безнадежно. Тяжелый недуг надломил неутомимого страстного путешественника. 20 июня 1597 года Виллем Баренц умер.

„Смерть Виллема Баренца причинила нам немалое горе, ибо он был главный руководитель и незаменимый штурман, на которого мы полагались“, — записал Геррит де-Фер в своем дневнике.

В „Морском дневнике“ Геррита де-Фера нет указаний, когда и как был погребен Баренц. Возможно, его похоронили на берегу Новой Земли, около Ледяного мыса, но вероятнее всего по корабельному обычаю опустили в море. В тот же день умер еще один член экспедиции.

Смерть Баренца была тяжелой утратой для путешественников.

Между тем лед начало разводить. Появились разводья чистой воды. Надо было немедленно действовать. И моряки потащили лодки по припаю к открытой воде. Около двух дней плыли на юг, пока в 25 милях от мыса Ледяного вновь не были остановлены льдами. Путешественников мучила жажда. Пользуясь ясной погодой пытались растопить снег в сосудах на солнце, но он почти не таял. Тогда шестеро моряков отправились по льду на Новую Землю и к немалой радости набрали там несколько вязанок дров.

Уже десять дней голландцы не разводили костра и не имели горячей пищи. В этот день они подкрепились жидкой кашицей, сваренной из хлеба. Едва успели покончить с жалким обедом, как льдина, на которой расположилась экспедиция, вдруг стала ломаться на мелкие куски. Шлюпки оказались на воде. Стараясь добраться до спасительного припая, моряки налегли изо всех сил на весла. Но порывистый ветер относил их все дальше от берега. Лодки разлучились в тумане. Огромные волны одна за другой набегали на шлюпку Геррита де-Фера. Она то взлетала вверх, то опускалась вниз между водяными валами. Ее заливало. Воду вычерпывали ведрами и кружками, но это помогало мало'. Вода заметно прибывала. К счастью, как это часто бывает на Новой Земле, ветер переменился на противоположный. Шлюпка, на которой находился Геррит де-Фер, хотя и с серьезными трудностями, достигла неподвижного льда. Моряки открыли стрельбу из мушкетов, давая своим товарищам знать о своем местонахождении.

Вскоре шлюпки соединились.

Переночевав на припае, экспедиция двинулась дальше и 27 июня обогнула мыс Нассау. Здесь ее снова на несколько дней остановили льды. Все время вынужденной стоянки лагерь путешественников непрестанно атаковали медведи. Вахтенным, охранявшим сон своих товарищей, приходилось то и дело пускать в ход ружья.

Первого июля на припай надвинулись нажатые западным ветром льды. По припаю прошли трещины, они быстро расходились, образуя каналы. В других местах началось торошение. Льдины налезали друг на друга и ломались на мелкие части. Кругом стоял такой грохот, словно одновременно палили сотни орудий. Выгруженное на припай имущество экспедиции попадало в воду. Моряки стали тащить лодки ближе к берегу, но лед под их ногами разломался и одну шлюпку унесло вместе с основными запасами и больным членом экспедиции. Вторая шлюпка была зажата льдами и, не выдержав их напора, сломалась. Переправляясь по двигавшимся льдам, морякам удалось спасти унесенную лодку и вытащить на лед раздавленную шлюпку. Целый день трудились они, борясь за свою жизнь и спасая остатки своего имущества.

Несмотря на самоотверженные усилия всей команды, экспедиция лишилась многих необходимых вещей, в том числе астрономических приборов. Но самое скверное было то, что во время катастрофы погибли две бочки с хлебом.

Потеря значительной доли запасов продовольствия ставила экспедицию в безвыходное положение.

Сначала путешественники растерялись, не зная, что предпринять. Однако, осмотрев сломанную льдами лодку, они нашли, что ее еще можно починить, и немедленно принялись за дело. Одновременно шестеро моряков отправились на берег Новой Земли, где нашли несколько обтесанных топором брусьев и клиньев для расколки бревен, свидетельствовавших о том, что в этих местах бывали поморы.

Более недели экспедиция провела вблизи мыса Нассау. Только 9 июля путешественники снова поставили паруса. Однако плавание было непродолжительным. На следующий день пришлось снова вытащить лодки и ждать того момента, когда ветер отгонит льды от западного берега Новой Земли.

Смерть Баренца продолжала остро ощущаться членами экспедиции. В эти трудные дни очень недоставало этого мужественного человека, умевшего веселым словом подбодрить своих товарищей. Настроение моряков было подавленное. Они уже потеряли пять человек и серьезно опасались, что скоро не хватит сил перетаскивать лодки через перемычки льдов. Правда, мореплаватели жили надеждой, что около Крестовых островов они встретят русских. Но ожидания их были напрасны. Они не нашли на островах промышленников, но зато обнаружили несколько гнезд горной гаги, в которых нашли более 70 яиц. С большой осторожностью доставили в лагерь эту драгоценную находку. Впервые за много дней путешественники наелись досыта.

Вблизи Крестовых островов экспедиция задержалась на восемь дней. 19 июля трое моряков поднялись на высокий горный берег и увидели, что до самого горизонта голубеет чистая вода. Перетащив по льду лодки, путешественники возобновили плавание. Несколько дней плыли с попутным ветром, не встречая каких-либо препятствий. Льдов не было видно даже на горизонте. Путь на юг был открыт. Яков Гемскерк и его спутники приободрились, считая что самые большие трудности остались позади и что скоро они доберутся до мест, часто посещаемых русскими.

Спустя пять дней экспедиция прибыла в залив Моллера и по случаю ненастной и ветреной погоды укрылась в хорошо защищенной гавани. На скалах, окружавших ее со всех сторон, находился птичий базар. Рискуя поломать руки и ноги, моряки взобрались на утесы и собрали 125 кайр. Яйца в гнездовьях оказались насиженными, и их не трогали.

Скоро погода прояснилась и шлюпки опять вышли в море. Несколько дней плавание проходило при благоприятных условиях. Встречавшиеся полосы льда не задерживали шлюпки. 28 июля миновали Костин Шар, расположенный у юго-западного побережья Новой Земли, и, обогнув мыс Шанца, увидели две русские ладьи и находившихся поблизости от них промышленников.

После тринадцати месяцев плаваний в полярных водах и жизни на пустынной Новой Земле голландцы, наконец, встретили людей. Это была большая радость, окрылявшая верой в благополучный исход путешествия.

Среди встреченных поморов Геррит де-Фер и Яков Гемскерк, участвовавшие в плавании 1595 года, узнали знакомых, с которыми два года назад свела их судьба на берегу острова Вайгач. Русские, узнав, что голландцы потеряли во льдах корабль, сочувственно отнеслись к их горю и поделились запасами своего продовольствия.

Некоторое время поморские ладьи и шлюпки экспедиции Баренца вместе плыли по направлению к Вайгачу, но затем во время неожиданно наплывшего тумана разлучились. Около Вайгача экспедиция была окружена льдами. Пользуясь остановкой, моряки съехали на берег острова, где нашли ложечную траву. Они слышали, что эта трава помогает от цынги, которой страдали все члены экспедиции. Она действительно оказалась драгоценным средством. Ее целебная сила была выше всяких ожиданий, и здоровье моряков от ее употребления заметно поправилось. Однако новая трудность вставала перед ними.

Шлюпки уже пять дней находились в ледовом плену, а между тем запасы продовольствия, рассчитанные до начала августа, приходили к концу. В распоряжении экспедиции оставалось несколько хлебов и кусков сыра. Опасаясь полного истощения сил и смерти от голода, моряки стремились скорее покинуть остров, где невозможно было даже достать пресной воды. Однако попрежнему держался лед, стояла туманная погода. Океан бушевал.

Наконец, в начале августа погода сделалась более сносной, и путешественники возобновили свое плавание. Спустя два дня их снова остановили льды. Мореплаватели рассчитывали, что находятся вблизи Канина Носа, но, встретив поморскую ладью, узнали, что перед ними Печорская губа. Эта ошибка удручающе подействовала на моряков.

„У нас, — пишет Геррит де-Фер, — не оставалось ничего, кроме небольшого количества хлеба. От этого мы были в таком отчаянии, что некоторые предлагали бросить лодки и итти вглубь земли, говоря, что иначе мы погибнем с голоду. Нужда наша росла с каждым днем, и голод был настолько тяжел, что мы с трудом могли переносить его дальше“.

Люди уже не верили, что когда-либо выйдут из осаждавших их льдов и избавятся от туманов, штормов и противных ветров. Некоторые моряки от голода, болезней и холодной ненастной погоды с ветрами и громом, по словам Геррита де-Фера, „потеряли голову и желали смерти“.

Ежедневный паек члена экспедиции состоял немногим более чем из 100 граммов хлеба.

Ничего другого из запасов не оставалось. Воды и той не было вдоволь.

11 августа плавание возобновилось, а на следующий день голландцы увидели русскую ладью. Яков Гемскерк направился к ней на своей шлюпке. Поморы, поняв из знаков капитана, что голландцам нечего есть, дали им более ста рыб и несколько пирогов. Эта готовность русских поделиться своими запасами очень обрадовала всех моряков. Они несколько утолили голод и подкрепили свои силы.

В ночь с 13 на 14 августа был туман, шлюпки голландцев разлучились. На следующий день Геррит де-Фер и Яков Гемскерк у западного берега Чешской губы встретили шесть ладей промышленников. Поморы поделились с голландцами запасами хлеба и объяснили им, что те находятся не у берегов Мурмана, как предполагали, а у восточного побережья Канина Носа.

Однако капитан Яков Гемскерк не поверил русским промышленникам, думая, что они ошибаются. Вскоре путешественники увидели еще одну большую ладью. Пристав к ней, спросили, как далеко до острова Кильдина, лежащего недалеко от Кольского залива, но команда этого

судна подтвердила, что перед ними еще Канинский полуостров. Моряки не хотели верить. По их расчетам, они давно уже прошли Белое море. Яков Гемскерк приказал ставить паруса и итти в море.

Поморы вскоре убедились, что чужеземцы взяли неправильный курс, и отправили наперерез шлюпке быстроходную небольшую лодку. Управляющие ею промышленники преподнесли голландцам в подарок большой хлеб и пригласили на свою ладью, чтобы подробнее объяснить им путь к берегам Мурмана. Когда поморы по карте показали путешественникам, где они находятся в действительности, их охватила тревога и уныние. Видя, что голландцам вряд ли удастся пересечь горло Белого моря со скудными запасами продовольствия, поморы предложили им три мешка муки, несколько окороков, бочонок меду и большой горшок русского масла.

В этот день впервые за несколько недель моряки сварили себе горячую пищу, состоявшую из мучной каши, приправленной свиным салом, показавшейся им самым вкусным, праздничным блюдом.

Ранним утром 17 августа 1597 года путешественники повстречали еще одно русское судно. Оно шло из Белого моря. Подойдя к шлюпке, промышленники передали морякам большой хлеб и сообщили, что накануне видели другую шлюпку с голландцами и дали ей хлеба, рыбы и других продуктов из своих запасов. Голландцев тронули доброта и благожелательность поморов. „Русские выказали нам большое расположение, поэтому мы расстались с ними с благодарностью, радуясь, что наши товарищи получили от них продовольствие“, — писал Геррит де-Фер.

Это была не последняя дружеская услуга, оказанная русскими промышленниками голландцам.

Путешественники благополучно обогнули Канин Нос и, миновав устье Белого моря, достигли берегов Мурмана. Здесь их тепло и радушно встретили местные жители. Промышленники приютили в своих домах моряков, претерпевших столько страданий и лишений во время странствий по волнам Мурманского моря, накормили их, высушили одежду.

На первой стоянке у берегов Мурмана шлюпка Гемскерка встретилась с меньшей лодкой.

Экспедиция снова была вместе.

Во время плавания к Колу, где голландцы надеялись найти корабли своих соотечественников, они еще много раз прибегали к помощи поморов. Жители Кольского полуострова, лапландцы, помогли им снестись с кораблями, находившимися в Коле. 29 августа один из них доставил Якову Гемскерку письмо от Яна Рийпа, который в прошлом году плавал вместе с Варенцом у берегов Медвежьего острова, а затем направился на север, надеясь этим путем открыть проход в Китай и Индию. Вместо того чтобы искать путь в восточные страны, он вернулся в Голландию и летом 1597 года пришел в Россию с товарами.

Встреча Яна Рийпа и Якова Гемскерка была самая радостная.

18 сентября 1597 года корабль покинул Кольский залив и вдоль берегов Норвегии направился на запад. 1 ноября он отдал якорь в Амстердаме.

В этот же день путешественники предстали перед городским советом в одеяниях, которые они носили на Новой Земле. Бургомистр со своими помощниками подробно

расспросил их о пережитых приключениях. Яков Гемскерк поведал о трудностях плавания и о трагической судьбе Виллема Баренца, мужественного и смелого путешественника, окончившего дни свои на припайном льду вблизи Ледяного мыса Новой Земли.

Спустя год Геррит де-Фер опубликовал свой знаменитый „Морской дневник“, в котором показал самоотверженные труды и подвиги, лишения и жертвы, научные заслуги и географические открытия, выпавшие на долю Виллема Баренца, предпринявшего три плавания в Северный Ледовитый океан.

„Пусть глупцы, насмешники и клеветники, — писал Геррит де-Фер, — судя по началу, признают бесплодной ту попытку, которая только в конце дает полезный результат. Ведь если бы знаменитые и славные мореплаватели — Колумб, Кортес, Магеллан и многие другие, открывшие самые дальние страны и царства, оставили свои намерения после первой, второй или третьей неудачной поездки, то впоследствии они никогда не достигли бы результата своих трудов… Ничего нельзя найти и довести до совершенства с одного раза, ничего нельзя сразу найти и кончить“.

Несмотря на неудачу трех попыток пройти ледовитыми морями с запада на восток, плавания Баренца составляют одну из интереснейших страниц истории познания и освоения Арктики. Выдающийся исследователь полярных стран, Виллем Баренц, внес ощутимый вклад в географическую науку. Его экспедиции вели разнообразные научные наблюдения: измеряли глубины, определяли грунт, отмечали температуру воздуха, направление и силу ветров. Эти данные до настоящего времени привлекаются учеными для характеристики природных условий Новой Земли. Виллем Баренц лично производил астрономические наблюдения и использовал всякий благоприятный момент, чтобы уточнить положение залива или бухты, мыса или острова. Эти определения, сделанные при помощи несовершенных инструментов, поражают своей точностью.

Особенно интересны наблюдения над магнитным склонением. Ими пользуются ученые в работах, посвященных изучению векового хода этого явления.

Баренц впервые нанес на карту западное и северное побережья Новой Земли, ранее изображавшиеся весьма схематически. Кроме того, он составил карту полярных стран, дававшую правильное представление о крайнем севере Европы и сохранившую интерес до наших дней.

Спутники замечательного путешественника, оставившего описание трех походов голландцев, сохранили драгоценные сведения о русском мореплавании в арктических водах.

Из этих описаний видно, что ежегодно десятки русских судов бороздили северные моря. Например, в 1597 году голландцы только на пути от южной оконечности Новой Земли до Канина Носа встретили 12 ладей. Наши промышленники умели пользоваться картами и компасами, которые они изготовляли собственноручно. Поморы не только промышляли зверя и рыбу на Новой Земле и Вайгаче, но и ходили на своих ладьях к устьям Оби и Енисея.

Виллем Баренц вслед за русскими промышленниками побывал на Шпицбергене и острове Медвежьем. Во время плавания он поднялся в такие высокие северные широты, каких до него не достигал ни один путешественник. Баренц первым зимовал на северо-восточной оконечности Новой Земли.

В течение почти трех столетий место его зимовки не посещал ни один путешественник и мореплаватель. Правда, в шестидесятых годах восемнадцатого века мимо Ледяной гавани проходил на своей ладье помор Савва Лошкин, но, повидимому, не заметил домика голландцев, хотя среди русских промышленников сохранилось предание о зимовке голландцев в Ледяной гавани (у мыса Спорый наволок).

В один из ясных сентябрьских дней 1871 года норвежец Эллинг Карлсен обогнул мыс Желания и, проникнув в Карское море, посетил место зимовки Баренца. С чувством глубокого восхищения и благоговения осматривал он полярное жилище славного путешественника и его спутников.

„Дом стоял в таком виде, как будто он только вчера был построен, — рассказывал впоследствии Карлсен. — Внутри все было на своем месте и представлялось в совершенно таком же виде, как это изображено на одной из картин в книге Де-Фера“. Тут он увидел алебарды и мушкеты, истлевший голландский флаг и выцветшее носильное платье, переплетенную в кожу книгу „История Китая“ и рукописное описание плавания англичан Пита и Джекмена, искавших Северный морской путь из Атлантического в Тихий океан, астрономические приборы и инструменты, оловянную посуду и подсвечники, стоявшую в углу бочку-ванну и висевшие на стене часы. Эти вещи, взятые Карлсеном из зимовья, были куплены одним англичанином, который за ту же цену уступил их голландскому правительству.

Спустя пять лет Ледяную гавань посетил английский спортсмен Гардинер, нашедший в печке рукопись, оставленную там Виллемом Баренцом.

Все эти реликвии были собраны в Гааге в Музее мореплавания… Здесь по старинным гравюрам, которыми украсил Геррит де-Фер страницы своего „Морского дневника“, была выстроена точная копия домика, сооруженного голландцами на берегу Ледяной гавани.

О Виллеме Баренце написаны десятки книг. Его последнее плавание и зимовка на пустынной северной оконечности Новой Земли воспеты голландским поэтом Толенсом в большой поэме, переведенной на несколько европейских языков.

Вклад Виллема Баренца в арктическое мореплавание и в географическую науку высоко чтится учеными и полярниками нашей страны. Переведен на русский язык и издан „Морской дневник“ Геррита де-Фера, повествующий о трех плаваниях Виллема Баренца на восток в поисках пути в Китай по ледовитым морям. Обследовано и описано зимовье голландцев на Новой Земле. Именем Баренца на карте Арктики названы один из островов архипелага Шпицберген, острова у западного побережья Новой Земли и море, расположенное между Шпицбергеном и Новой Землей и ранее называвшееся Мурманским морем.

Советские люди высоко ценят не только заслуги Виллема Баренца перед географической наукой, сделавшие его имя бессмертным, но и настойчивые, смелые попытки изведать тот Северный морской путь, который превращен нашими полярниками и моряками в великую транспортную водную магистраль!