Вино поцелуев

Глава 4

Маленькая гостиная в покоях графини оказалась такой милой и уютной, что на мгновение Лиза забыла, что пришла сюда на встречу с графиней, бабушкой Леонардо, который широким жестом приглашал ее войти в комнату. Там стояли красивые угловые кабинеты, где размещалось множество фарфоровых безделушек. Пол устилал прекрасный розовый ковер. Стулья и диваны были обшиты гобеленовыми тканями, а на стене висел огромный портрет предка в деревянной раме, украшенной вырезанными орлами, зелеными ветвями и странными фруктами.

Лиза не могла оторвать от него взгляда — хотя по военной форме, в которой он был изображен, она поняла, что это не Леонардо, но сходство с нынешним владельцем замка было поразительное. Та же высоко вскинутая гордая голова, те же темные брови, сведенные в одну линию, надменные красивые черты.

— У него было прозвище Конкистадор, — раздался у нее за спиной голос Леонардо, слегка испугав ее. Она невольно обернулась к нему, с замиранием сердца понимая, насколько живые глаза завораживали ее больше, чем те, на портрете. — Он всегда отправлялся туда, где можно было добыть славу для Испании, ну и золото, конечно.

— Я много слышала о жестокости конкистадоров, — негромко сказала Лиза, ощупывая свое запястье, где под рубашкой, она знала, уже проступили синие пятна.

— Да, в некотором смысле это национальная черта испанцев, — согласился он. — Но не забывайте, сеньорита, что здесь, в Испании, нам не нужен закон, чтобы ограждать детей от жестокости. Мы любим детей и с почтением относимся к старым и мудрым.

— Значит, некоторая часть вашей природной жестокости достается женщинам, — дерзко сказала она, сжимая рукой то место, где он оставил синяки, словно ей вдруг захотелось еще раз ощутить эту боль.

— Женщины, — сказал он, намеренно глядя прямо ей в глаза, — как это ни странно, не возражают против жестокости… от любимого мужчины.

— Парадоксальное утверждение, — возмутилась она. — Или это просто мужское оправдание за то, что они не к месту используют свое физическое превосходство. Не думаю, что мне понравилась бы чья-то жестокость, даже если бы это был человек, которого я люблю.

— О, вы говорите так только по неопытности в подобных делах, — сказал он. — Любовь сама по себе чувство сродни мазохизму, не только в физическом смысле, но и в духовном. Любя искренно и от всего сердца, человек готов пойти на все, на любые муки ради любимого. Впрочем, думаю, ваши холодные британские сердца вряд ли способны на такое. Для вас любовь скорее приятная дружба, взаимопонимание, а не страстный захватывающий бой.

— А что плохого в хорошей, крепкой дружбе? — спросила она. — Лучше хранить тепло, чем все время жить в огне.

Он засмеялся над этими словами.

— Боже, как мало вы еще знаете, — поддразнил он ее, — как многому вам нужно научиться. Я почти завидую мужчине, которому достанется привилегия быть вашим наставником.

— Я заметила, — сказала она с въедливой ноткой, — что вы намеренно произносите слово «учитель». Мне даже начинает казаться, сеньор, что в вашем представлении женщины — это дикие кошки, которых надо хлыстом учить ласкаться и мурлыкать.

— Какое у вас бурное воображение, Лиза. — В его глазах на мгновение вспыхнул маленький огонек, словно она разбудила в нем желание проникнуть в ее душу и испытать ее своим изощренным умом. Одна только мысль об этом заставила каждый нерв в ее теле напрячься. Трудно было предположить, какие затаенные секреты он выудит на свою потеху, какие душевные тайны откроет, чтобы всласть посмеяться над ней.

Тоненькая, взволнованная, она снова повернулась к удивительному, словно живому, портрету.

— У вашего предка, завоевателя, удивительная внешность, — сказала она. — И вы очень на него похожи.

— Наверное, вы хотели сказать, что я пошел в него, и не только внешне, — протянул он. — Мадресита говорит, что она специально повесила у себя этот портрет, так как я отказываюсь позировать для своего портрета. А еще она считает, что таким я сам представляюсь себе. Может, она права, кто знает? Уверен, что вы с ней согласитесь.

— Несомненно, — призналась Лиза. — Бытует же такое мнение, что люди, похожие внешне, внутренне оказываются во многом схожи и что время от времени происходит воплощение в человеческом теле святого или дьявола.

— Ах дьявола. — Это слово сорвалось с его губ, как охлест хлыста. — Вы вынуждаете меня ответить вам тем же. Вы этого хотите, может быть, даже не понимая того? Хотите испытать меня, посмотреть, как далеко я могу зайти, приручая женщину? Я не святой, отнюдь, и, если меня довести, вполне могу стать дьяволом.

— Со мной вам это не удастся! — Девушка попятилась от него, и пальцы ее сжались, словно она готова была защищаться, как дикая кошка, если только он посмеет к ней прикоснуться. В глазах его была насмешка, они сверкали и искрились, и неизвестно, что бы произошло, если бы в этот момент не открылась внутренняя дверь из покоев и в маленькую гостиную не вышла бы Мануэла. Вздох облегчения Лизы смешался с радостным восклицанием компаньонки, увидевшей, что они уже пришли на аудиенцию к графине.

Лиза провела рукой по волосам, про себя отчитывая графа за то, что он не дал ей ни минуты, чтобы причесаться и привести себя в порядок перед такой важной встречей. То он говорит, что нельзя появляться перед графиней в брюках, теперь требует, чтобы она шла знакомиться с его бабушкой как есть. Лиза сделала глубокий вдох, словно пловец, ныряющий на большую глубину, и вошла с Леонардо де Маркос-Рейесом в спальню графини. Он показал жестом, чтобы девушка вышла вперед, и та машинально послушалась, как механизм, который завели на некоторый срок и который может сломаться, когда завод закончится.

Лиза ожидала королевского приема — и не была разочарована. Первым делом она увидела великолепный бархатный балдахин над кроватью, скрепленный в центре украшением в виде короны, от которой расходились складки блестящего бледно-желтого материала. Кровать стояла на возвышении, к которому вели несколько ступенек. Девушка смотрела на изогнутые рамы старинных окон, из которых открывался романтический, сказочный вид на башни замка. В огромной вазе из алебастра стояли большие пионы насыщенно-розового цвета. А на кровати, с самым царственным видом, сидела уже немолодая женщина, которой удалось сохранить бесподобную красоту. В недавнем прошлом волосы у нее были такого же цвета воронова крыла, как у Леонардо, теперь же они лежали белой серебристой шапкой. Темные повелительные глаза были подчеркнуты тушью и густыми синими тенями. Высокие скулы покрыты румянами, такими же яркими, как лепестки пиона. Полные губы были накрашены яркой помадой.

Лиза понимала, что неприлично долго смотрит на графиню, но ничего с собой не могла поделать. Когда Леонардо говорил ей о старомодных пристрастиях графини, она представляла себе суровую старуху в черном викторианском платье, с чопорным, некогда красивым лицом, не знавшим косметики.

Перед Лизой сидела женщина в кружевной накидке розовато-лилового цвета, опираясь на огромные шелковые подушки, подложенные под спину. Густо-розовое покрывало на постели было завалено журналами, письмами, гребнями, зеркальцами, коробочками со сладостями и драгоценными побрякушками.

Это было скорее похоже на роскошный будуар великой актрисы… или императрицы, и Лиза испытала почти истерическую потребность сделать реверанс или что-то такое.

Вместо этого широко открытыми глазами она таращилась на Леонардо, который подошел к графине и посмотрел на нее с вопросительным выражением лица. Говоря с бабушкой, он вкраплял в свою речь отдельные английские слова, чтобы Лизе было легче его понять.

— Мы пришли по твоей просьбе, Мадресита. Мануэла сказала мне, что ты сгораешь от нетерпения увидеть мою будущую невесту. — Граф повернулся к Лизе и поманил ее к постели.

Он стоял рядом, не поднимаясь на возвышение, но был таким высоким, что его глаза находились на уровне лица графини. Однако Лизе пришлось подняться по ступеням, чтобы оказаться прямо у постели графини, которая с нескрываемым интересом разглядывала ее с головы до ног. Лиза тут же смутилась, вспомнив, что непричесана, да еще впутана в ужасный обман. Ей трудно было поверить, что она дала втянуть себя в такую нелепую, двусмысленную ситуацию. Однако вот она стоит под пристальным взглядом гордой надменной старухи из старинного аристократического испанского рода и должна ее убедить, что ее не менее гордый и надменный внучок выбрал себе в невесты девушку с взлохмаченными светлыми волосами, с лицом не более чем по-юному очаровательным и фигурой скорее плоской, чем с аппетитными женскими формами.

Графиня наверняка быстро распознает эту дешевую комедию. И в тот самый момент, когда Лизе показалось, будто она заметила насмешливое выражение в прекрасных, густо подведенных глазах этой женщины, старуха протянула Лизе руку, унизанную тяжелыми перстнями, и сказала:

— Добро пожаловать в Эль-Сефарин, дитя мое. Леонардо мне о тебе рассказывал, да-да, но одно дело увидеть невесту своими глазами, и совсем другое — пытаться ее представить по описанию. — Рука, на которой блистали драгоценные камни, схватила Лизу за запястье с поразительной силой, и длинные костистые пальцы сжали его с хищной цепкостью. В какой-то момент Лиза запаниковала. Ей захотелось вырвать руку, закричать, что она не плод воображения Леонардо, который выдумал некую англичанку, якобы свою невесту, только чтобы предотвратить навязанный ему брак… брак без любви, сделавший несчастной его мать.

Лиза почти уже поддалась нахлынувшему на нее чувству, когда графиня вдруг притянула ее близко к себе и с властным взглядом темных глаз сказала ей ласково, но твердо:

— Можешь поцеловать меня, деточка. У тебя милое личико. Я приветствую тебя в качестве будущего члена семейства де Маркос-Рейес. Ты наверняка уже знаешь, что это старинный и славный род, несмотря на то, что сейчас от него остались только двое: старуха и взрослый мужчина, который, как я с радостью вижу, готов выполнить свой долг ради продолжения нашей линии.

Говоря все это, графиня подставила надушенную щеку Лизе, и та прикоснулась к ней губами.

— Благодарю вас, сеньора, за теплый прием, — сказала Лиза, как воспитанный ребенок, которого научили правилам хорошего тона.

— Можешь называть меня Мадресита. Скажи мне, дитя, ты все время ходишь в мужских брюках? Надеюсь, ты не будешь против, если я скажу тебе, что не одобряю этого? Если бы женские ножки нужно было скрывать, уверена, мать-природа не наделила бы их такой красотой и привлекательностью. Никак не могу понять этих нынешних девушек. В годы моей юности носили длинные юбки, и свои стройные ножки девушки были вынуждены демонстрировать максимум до колена. А теперь, когда ноги можно больше не скрывать, молодые женщины предпочитают их прятать под мужской одеждой. В длинной юбке есть некоторая загадочность, а когда женщина ходит Я брюках, она выглядит неуклюжей и приземистой. Длинная юбка прибавляет ей изящества и стройности, а брюки — никогда!

— Простите, — засмущалась Лиза, сильно краснея, не смея ничего возразить на тираду графини.

Когда граф выговаривал ей по поводу брюк, он насмехался над ее одеждой. А вот графиня, судя по всему, была и осталась элегантной женщиной и высказывала недовольство не для того, чтобы пристыдить Лизу, а из любви к прекрасному.

— Я… я бы переоделась, прежде чем идти к вам, но ваша дуэнья сказала, что мы должны идти к вам немедленно, и… у меня не было времени, чтобы привести себя в порядок. — Лиза прикусила губу, почувствовав, что Леонардо поднялся на одну ступеньку на помост. Ей показалось, что каждая жилка в ее теле напряглась, когда он обнял ее за талию — так остро она чувствовала его прикосновение.

— Да, что за срочность, Мадресита? — спросил он. — Почему ты вдруг передумала — ты же хотела познакомиться с Лизой позже, когда она могла бы приодеться и выглядеть более прилично?

Бабушка посмотрела ему в лицо испытующим взглядом, и Лизе показалось, что та ищет в его лице следы вины, какую-нибудь маленькую щелку в маске его безупречной учтивости. Она словно догадывалась, что он затеял с ней игру. Лиза чувствовала себя в ней невинной пешкой, но была настолько захвачена их поединком, что ей не терпелось увидеть, чем все это кончится.

Прежде чем ответить, графиня на секунду заколебалась, потом перстни на ее пальцах сверкнули, и она указала на письмо, которое, видимо, в крайнем раздражении было засунуто обратно в голубой конверт. Написано на цветной бумаге, значит, его писала женщина, отметила про себя Лиза и увидела, как длинный искривленный палец графини уперся в письмо.

— Как ты знаешь, Леонардо, у меня еще остались в Мадриде старые друзья. Тебе также известно, что я не могу теперь навещать их столь же часто, как раньше. Они снабжают меня всеми последними новостями. — Графиня перевела взгляд с его лица на Лизу. — Теперь, когда я наконец-таки встретилась с этой юной барышней, которую мой внук ни разу до этого сюда не приводил и с которой только сейчас соизволил познакомить, полагаю, я могу забыть о том, что написано в письме. Я получила его от Терезеты Дельмонде, которая, как ты знаешь, живет в самом центре Мадрида, и оттуда недалеко до домов моды, театров и ресторанов.

Графиня замолчала и так цепко впилась взглядом в лицо своего внука, словно пыталась прочесть его мысли.

— Понимать ли мне так, что твои частые, слишком частые встречи с той печально известной женщиной из Латинской Америки были продиктованы только деловыми соображениями? Моя подруга Терезета видела вас вместе несколько раз в маленьких ресторанчиках в Мадриде, и в опере, и на корриде. Не сомневаюсь, той особе должны быть по вкусу бои быков, но ты знаешь, как я к этому отношусь, Леонардо. Несмотря на то что я испанка по крови и воспитанию, терпеть не могу ненужной жестокости этой старинной забавы и уже много раз говорила, что всякая женщина, которая с наслаждением смотрит, как бык поднимает матадора на острые рога, затаптывает насмерть копытами или пропарывает ему живот, живет для страсти, а не для любви. Я не упрекаю тебя за твои интрижки, ты волен делать что хочешь, но я буду молиться и надеяться, что ты действительно намерен жениться на этой юной девушке, которую привел ко мне сегодня. Она невинна, хотя ей не хватает соблазнительности, я тебя предупреждаю…

— Мадресита, — он вытянул вперед руку, — сколько раз я должен повторять, что не позволю диктовать мне, что делать. Я обещал, что привезу тебе англичанку с безупречным характером, разве нет? Ну вот, она перед тобой, самая настоящая. Надеюсь, ты поняла это по ее поцелую, а может, и по тому, как она дрожит. Она выросла в семье, где ее от всего ограждали, и если ты ее убедила, что у меня множество любовных интриг, она сейчас швырнет мне в лицо кольцо, которое я подарил ей.

С глубоким гортанным смехом, в котором всегда была нотка насмешки, он поднял Лизину руку к глазам бабушки и показал графине кольцо, о котором шла речь.

— Видишь, у нее на пальце наш фамильный перстень с сапфиром. Он украшает руку невинной девушки, так что можешь успокоиться и забыть про эти сплетни твоей приятельницы Терезеты. Ты сама знаешь не хуже меня, что по делам бизнеса мне приходится встречаться со множеством мужчин и женщин, и если они находят удовольствие в зрелище корриды, то что, по-твоему, я должен, как сопливый мальчишка, говорить им, что бабушка не разрешает ходить мне на бой быков? — Он вдруг улыбнулся. — Ты как все красивые женщины, Мадресита. Всегда хочешь, чтобы все было по-твоему, и считаешь, что твое мнение самое верное и непогрешимое, так же как и твое лицо в зеркале. Когда ты говоришь о любви, мне кажется, на самом деле ты имеешь в виду долг.

При этих словах глаза ее вспыхнули.

— Можешь не сомневаться, Леонардо, тебе придется отдать долг своему имени и своему положению, но за столько лет, полагаю, мне удалось доказать тебе, как безгранично я тебя люблю. Поэтому я должна быть уверена, что твоей женой станет девушка, которая сможет любить тебя так же или даже гораздо сильнее, когда меня не станет. Ты привлекательный мужчина, Леонардо. Любая женщина легко может в тебя влюбиться с первого взгляда, но не каждая сможет жить с тобой в любви и гармонии — только если она обладает теплым, нежным, любящим сердцем. Я признаю, что твоя мать совершенно не годилась в жены твоему отцу, потому что она жила в себе, была склонна скорее к уединению, чем к выполнению естественных потребностей сильного и страстного мужчины. Но это не значит, что ты должен впадать в другую крайность, чтобы найти счастье в семейной жизни. Я рада, что ты сделал мудрый поступок и надел кольцо на руку этой английской девушки. Разумеется, ты понимаешь, я рассчитывала, что ты обратишь свой взор на… ну, в общем, на испанку, но твоя девушка очень мила и, пожалуй, подойдет тебе даже больше, чем та, другая. — Голос графини наполнился ядом, в глазах сверкнуло возмущение, и Лиза глубоко посочувствовала Леонардо, который любил и стремился быть вместе с женщиной, которую так яростно и беспощадно отвергала старая графиня. Как он может привести сюда Франкисту? Чего стоит ему признание, что «эта печально известная женщина из Латинской Америки» и есть та, которую он мечтает сделать своей женой? Он не в силах был противиться соблазну видеться с Франкистой, хотя знал, что рано или поздно это дойдет до графини. И Лизе вдруг пришло на ум, что тогда, на пустынной горной дороге, в столь поздний час, она, беспомощная девушка, наверняка стала для него настоящим подарком судьбы.

Он крепко держал ее за руку, и подаренное им кольцо синим пламенем полыхало на ее белой коже, притягивая взгляд графини.

— У нас есть традиция — невеста и жених обмениваются кольцами, тем самым как бы скрепляя союз, Леонардо тебе говорил об этом, дитя мое?

Лиза покачала головой и сказала, отшучиваясь:

— Боюсь, я мало что могу подарить ему в ответ, у меня нет приданого. Видите ли, в моей профессии платят не слишком много — я смогла накопить денег только на поездку сюда.

Лиза сказала это ни о чем не подозревая, но, увидев, как сузились и почернели глаза графини, и услышав, как Леонардо у нее за спиной затаил дыхание, она поняла, что сделала еще одну глупость. Тягостное молчание нарушил Леонардо:

— Видишь, какие они независимые, эти англичане, и моя невеста такая же. Единственное, что она пока согласилась от меня принять, — обручальное кольцо, да еще шелковые отрезы, чтобы утолить свою страсть к моделированию и пошиву одежды. Такой серьезной самостоятельной девушке трудно привыкнуть к нашим обычаям дарить невесте подарки. У них в стране семейный союз означает скорее партнерство, чем слияние двух людей, двух жизней в одно сердце, одну душу. Как ты понимаешь, мне еще многому предстоит ее научить, и остается надеяться, что мы оба получим удовольствие от этого.

Графиня постепенно успокоилась и откинулась на громадные шелковые подушки, слегка улыбаясь про себя. Лиза не знала, чему она улыбается — то ли раскусив подлог Леонардо, то ли забавляясь этой наивностью и бесхитростностью его юной невесты.

— Ну все равно, так положено, чтобы ты получил кольцо из ее рук, Леонардо. У меня осталось кольцо твоего деда, оно тебе как раз подойдет. Открой, пожалуйста, вон тот маленький сейф за портретом Конкистадора и принеси мне золотую шкатулку, которая там лежит. Пусть все будет как положено, и вы обменяетесь кольцами по всем правилам. Пусть это станет не просто красивым обычаем, но и еще одним убедительным доказательством, что ты, Леонардо, наконец на самом деле решил жениться и обзавестись семьей. Скоро мне уже восемьдесят, я хочу успеть понянчить вашего сына, прежде чем уйду навсегда к твоему деду. Ну ступай, открой сейф и принеси мне шкатулку, дорогой.

— Как пожелаешь, Мадресита. — Голос его звучал несколько насмешливо, и когда он убирал руку с талии Лизы, ей показалось, что он нарочно провел ладонью по ее спине.

Девушка чуть не подпрыгнула на месте, потому что отклик, который возбудил в ней этот короткий жест, был необычным и ошеломляющим, словно вся ее кожа только и ждала, чтобы он прикасался к ней еще и еще, хотя разум всячески этому противился. Умом она понимала, что для такого самонадеянного мужчины, как Леонардо, это всего лишь забавная игра, но еще не пробудившееся для наслаждений тело ничего не хотело знать, кроме своих самых непосредственных реакций на прикосновение взрослого мужчины.

Да как он смеет прикасаться к ней, в бешенстве подумала она. Ей за всю жизнь еще не доводилось встречаться с такими, как он, и если она хочет покинуть замок чистой невинной девушкой, какой попала сюда, ей следует прекратить всякий физический контакт с Леонардо де Маркос-Рейесом. В этом мужчине есть какое-то неодолимое чувственное притяжение, не менее опасное, чем оголенный электрический провод, и хотя Лизу всю жизнь опекал заботливый брат, она не была настолько неискушенной, чтобы не знать, что каждая душа томится жаждой слиться телом и духом с другим человеком.

Она знала, что это называют окончательным падением, и чувствовала, как ее тело слабеет и тает при мысли оказаться в сильных смуглых руках этого мужчины, который только использует ее как прикрытие, чтобы отвлечь внимание старой графини от другой женщины, которую действительно любит.

— Ты в него сильно влюблена? — Этот вопрос раздался совсем неожиданно, Лиза вздрогнула, как от удара хлыста.

Она была так рада, что Леонардо вышел из спальни, но теперь ей сразу захотелось, чтобы он поскорее вернулся и оградил ее от пытливых вопросов графини. Лиза кинула быстрый взгляд на дверь и взмолилась, чтобы он успел прийти до того, как ей придется отвечать старой женщине.

— Ах да, я все вижу. — Видимо, графиня истолковала ее отчаянный взгляд на дверь по-своему, решив, что девушка не может дождаться возвращения своего возлюбленного, и когда Лиза осмелилась поднять глаза на графиню, увидела, что та чему-то улыбается про себя. — Да и как может быть иначе — у него такой добрый нрав, а ты из тех девушек, которые плохо разбираются в мужчинах. Я очень довольна, право, очень довольна.

И у графини действительно был очень довольный вид, когда ее внук вернулся в спальню, неся в руках золотую шкатулку. Он положил ее на кровать, и Лиза почувствовала, как он мельком бросил на ее лицо зоркий взгляд, словно гадая, о чем они здесь говорили в его отсутствие. Она почувствовала, как все ее чувства пришли в движение, ее манило к нему, и в то же время она его боялась, это сводило ее с ума, бесило. Ей казалось, что она перестает контролировать свои чувства, свою судьбу, когда рядом с ней находится этот мужчина. Ее тянуло к нему, как булавку к мощному магниту, она чувствовала себя пленницей его то холодного как сталь, то мягкого как бархат обращения с ней. Она кинула на него взгляд полный презрения, стараясь придать своим светло-серым глазам холодность и враждебность.

Он поймал этот взгляд, и его брови соединились в одну темную линию, что сразу придало ему устрашающий вид. Лиза почувствовала, как в ней поднялась волна возмущения, непокорства, как она прошла по всему ее телу. Девушка взбешенно сказала себе, что не позволит обращаться с собой так, словно она действительно связана каким-то обязательством с этим… с этим властным демоном, которому совершенно наплевать на Лизины чувства, главное, чтобы его драгоценная Франкиста и бабушка не пострадали в его опасной и безжалостной игре.

— Вот, дитя, возьми кольцо и надень его на руку Леонардо!

Это был приказ, сомнений не было. Не в силах проявить открытое неповиновение, что выглядело бы при данных обстоятельствах странно, Лизе не оставалось ничего другого, как взять тяжелое золотое кольцо и, отводя глаза, надеть его на безымянный палец Леонардо, который протянул к ней руку. Кольцо матово блестело на его смуглой руке, в центре переливался крупный рубин.

— Теперь дайте мне свои руки. — Графиня, судя по всему, была явно в духе, и голос ее звучал очень благосклонно. — Хочу благословить вас, дети мои, на этот брак, которого мне, старой женщине, пришлось так долго ждать. Твою руку, Леонардо! А теперь твою, дитя мое!

Вся кипя от негодования, Лиза нехотя протянула левую руку, украшенную сапфировым перстнем, который предназначался другой женщине, страстно любимой. Девушка не могла не вздрогнуть, когда графиня взяла ее за руку и вложила ее в ладонь своего внука. Его тонкие сильные пальцы сомкнулись на ее ладони, как стальные наручники, а в это время старуха сказала несколько слов по-испански и перекрестила их. Лиза чувствовала, что ноги у нее дрожат, а сердце стучит в груди тяжелым молотом. Ей казалось, что она сейчас упадет в обморок, если не выбежит из комнаты, подальше от этих людей, совершенно чужих, по какому-то праву распоряжающихся ее жизнью.

Наверное, она спит и все это сон… но в ее руку крепко вцепились пальцы, вполне реальные и теплые.

— А теперь ступайте, оба, — распорядилась графиня и вдруг как-то сразу обмякла, краска на щеках съежилась и потускнела, как засохшие лепестки. — Сегодня у меня выдалось очень беспокойное утро, и мне надо немного отдохнуть. Пришлите ко мне Мануэлу, пусть приберет у меня на постели, а ты, Леонардо, поставь шкатулку обратно в сейф. И спасибо тебе, мой мальчик, за все, что ты сделал ради меня.

— Что убрал твою шкатулку? — сухо уточнил он.

Графиня уставилась на него внезапно вспыхнувшими глазами:

— Ты понимаешь, о чем я говорю. А теперь уходи и уводи свою невесту, оставь меня в покое.

— Lo que tu quieras note 5. — Он склонил к ней голову и поцеловал в висок. — Для меня большая честь носить кольцо человека, которого ты так любила.

— Это кольцо твое. Я всегда собиралась отдать его тебе. — Она утомленно улыбнулась. — Сегодня я очень счастлива, и все благодаря тебе. Надеюсь, этот подарок ты у меня не отнимешь.

С этими словами она прикрыла глаза, и Лиза выскользнула из комнаты впереди Леонардо, но он быстрыми шагами нагнал ее на повороте лестницы. Девушка почти бежала вперед, паника ослепила ее, она пропустила ступеньку и почувствовала, что падает. Но тут сильные руки мужчины, шагавшего за ней по пятам, подхватили ее и надежно поставили перед собой.

Надежно? Какая уж тут надежность! Она стояла, потрясенная и полуживая от волнения, в объятиях Леонардо де Маркос-Рейеса, который крепко прижимал ее к своему мускулистому телу, она была на грани истерических слез.

— Отпустите меня! — закричала она прерывисто.

— Нет, я не хочу, чтобы вы споткнулись и сломали себе шею.

Он обхватил ее одной рукой и сжал стальной хваткой, а другой рукой откинул волосы с ее лица и придвинулся к ней так близко, что она замерла, выжидательно глядя на него. Серые глаза наполнили слезы потрясения и бессильной ярости, они блестели и переливались, а намокшие ресницы длинными черными слипшимися стрелами окружали широко раскрытые молящие глаза.

— Как вы могли позволить этому обману зайти так далеко? — вне себя от злости спросила она. — Вы просто дьявол… вы позволили нам обменяться кольцами, а это благословение старой женщины у ее одра… Я… я не соглашалась на такое. Я даже представить себе не могла, что все окажется так… так серьезно. Я думала, от меня требовалось просто познакомиться с графиней. Вам придется рассказать ей всю правду. Я больше не могу лгать и оставлять ее в заблуждении, что мы с вами… помолвлены. Она все равно уже знает, что вы в близких отношениях с Франкистой…

— В близких отношениях? — Леонардо произнес это Лизе в лицо так, что она почувствовала его горячее дыхание на своей щеке, он придал ее словам гораздо более глубокий смысл. — Что вы хотите этим сказать, моя невинная юная англичанка? Вы предполагаете, что я мог бы обесчестить женщину, которую люблю? Или что я стану жениться на женщине, которую смогу прежде обесчестить? Вам еще многое предстоит узнать обо мне, вам так не кажется?

— Многое? — в ужасе переспросила она, напрягая все силы, чтобы вырваться от него, но он был намного сильнее. Ей удалось только перевернуться к нему спиной, словно она была рулоном тонкого шелка. С ней никогда не случалось ничего подобного. Для нее было открытием, что решительно настроенный мужчина может так легко одолеть женщину. Ей хотелось бороться, царапаться, вырваться от него любой ценой, но он удерживал ее легко, почти без усилий, точно куклу, набитую соломой.

— Вы только устанете, если будете тратить столько энергии и эмоций, — протянул он. — Вам ничто не мешало в любой момент заявить Мадресите, что мы ее обманываем, однако вы не вмешались, и произошло то, что произошло. Вы надели кольцо мне на палец, не произнеся ни звука, когда она нас благословляла. Если вам все это так не по душе, почему вы не сказали об этом прямо в лицо? Сейчас все уже было бы позади. Вы бы собирали вещи, чтобы уехать из замка и…

— Ах, прекратите же вы, наконец! — сердито перебила его Лиза. — Я видела то, что и вы прекрасно должны видеть каждый раз, когда приезжаете в замок. Она отчаянно пытается казаться такой, какой, наверное, была несколько лет назад, но мы оба чувствовали, как у нее трясутся руки. И под слоем румян и пудры было заметно ее изнеможение. Она все еще великолепна, но она старая, усталая и больная женщина, и хотя я не могу простить вас за то, что вы насильно вовлекли меня в свои тайные интриги, все же в силах понять, что вас на это толкнуло. Если бы это была моя бабушка, я бы тоже, наверное, готова была пойти на разные уловки, чтобы пощадить ее чувства. Но это опасная игра! И мне страшно подумать, куда она может завести.

— Может быть, прямо к алтарю? — Он рассмеялся гортанным издевательским смехом и зарыл пальцы ей в волосы. — Неужели вам так противно пойти со мной под венец, а, малышка? Только подумайте о том, что вы жили бы в замке, стали бы графиней, а не бедной швеей, которая кроит дорогие платья другим женщинам. И у вас был бы муж, готовый исполнить любую вашу прихоть. Вы бы сами носили все эти великолепные наряды и украшения. Из вас получилась бы прекрасная бабочка, если бы вы вылезли наконец из своей куколки.

— Замолчите! — Она отвернулась в сторону, пытаясь избежать взгляда его насмешливых глаз.

И тут его пальцы больно схватили ее за шею, и он круто повернул ее голову к себе. Он блуждал взглядом по ее лицу, вбирая в себя ее юные чистые черты, любуясь ее чистой нежной кожей. Потом перевел взгляд на ее уши, глаза, медленно опустил взор на ее губы, верхняя губа у нее была тоньше, а нижняя — более полная и чувственная.

И вдруг наклонил к ней голову и с какой-то наглой небрежностью впился в нее губами. Она была к этому совершенно не готова, она не думала, что он зайдет так далеко, и глубокое потрясение смешивалось с удивительным, незнакомым ощущением от прикосновения его теплых губ.

Раньше она целовалась с молодыми людьми, они крепко обнимали ее на вечеринках, запечатлевая невинные поцелуи, но никогда прежде Лиза не испытывала такого неистового напряжения, ощущения бегущего по губам огня… она никогда не была так взволнована близостью его мускулистого тела, смуглой, золотистой кожи, высоких испанских скул. Чтобы понять и оценить то, что происходило с ней в это мгновение, она закрыла глаза, и, словно приняв это за знак смирения, он прижался губами к ее глазам, затем к левой мочке, и снова по коже пробежали электрические волны, когда она почувствовала, что он целует ее, слегка покусывая зубами ее губы.

— Не смей! — Не успела она выкрикнуть эти слова, и он сразу отпустил ее и стоял рядом, не двигаясь, широко улыбаясь и показывая ряд блестящих ровных зубов. На лоб ему упала прядь черных волос. Он был, как никогда, похож на демона-соблазнителя.

— «Не смей»? — насмешливо передразнил он. — Но все уже сделано, pequena. Я тебя уже поцеловал, и даже если ты будешь оттирать лицо и губы щеткой, не сможешь стереть память о столь ненавистном тебе поцелуе. Конечно, тебе это должно быть противно. А по-моему, очень даже соблазнительно.

— Вы невыносимы! — бросила она ему в лицо. — Вы обманываете собственную бабушку, заигрываете с другой девушкой за спиной той, в которую влюблены. Меня предупреждали, что испанцы — дикие звери, но я даже представить себе не могла, что они способны на такие ужасные вещи, какие творите вы. — Она возмущенно откинула волосы с лица. — Я хочу немедленно уехать отсюда, сеньор. Можете сказать графине, что мы внезапно поссорились и я вернула вам кольцо. — С этими словами она стала дергать и крутить сапфировый перстень на пальце, но, к ее ужасу, он никак не поддавался. Она крутила золотой ободок, сапфир жег ей палец, она отчаянно рвала с руки кольцо, а тем временем Леонардо облокотился на перила лестницы и молча наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, и в лице его явственно читалась мрачная угроза.

— Я и забыл, какие у моей матери были тонкие пальцы, — сказал он. — На вашем месте я не стал бы этого делать, Лиза. У вас сейчас распухнет костяшка, и тогда вы не сможете снять кольцо, придется отрезать палец.

— Ничего, надо мылом помазать, — возразила она. — Сейчас пойду к себе в комнату и там сниму его, а после, если мою машину уже починили, я уеду.

— Боюсь, что ничего не получится, — проговорил он неторопливо. — Вы будете здесь ровно столько, сколько мне будет нужно, и если только нарушится душевное спокойствие моей бабушки, обещаю, вам придется на собственном опыте узнать, что может сделать испанский волк с маленькой белой овечкой, которая неблагоразумно отбилась от стада. Что касается вашей машины, ее отвезли в гараж — в ней сломалась какая-то запчасть, которую надо везти из Мадрида. Это же британская машина, не забывайте, что у нас в гаражах на горных дорогах вряд ли найдутся запчасти для иностранных машин. Я, конечно, представляю себе мнение европейских женщин на этот счет, считающих, что весь мир предоставлен в их распоряжение и они могут разъезжать, как им хочется, и везде их только и ждут, чтобы обслужить по высшему разряду. На самом деле, сеньорита, вы находитесь в Испании, а именно в очень отдаленном районе Иберии. И здесь я хозяин, нравится вам это или нет, я могу сделать вашу жизнь приятной или ненавистной, в зависимости от вашего выбора.

Он замолчал и посмотрел на нее зловеще прищуренными глазами.

— Итак, мисс Хардинг, что вы выбираете? Хотите быть моей невестой, жить в холе и неге или молодой бунтаркой, которая нарушает свое обещание? Вы ведь пообещали оказать мне эту услугу, довести игру до конца, и я ловлю вас на слове.

— Вы довольно бесцеремонны, граф де Маркос-Рейес, — мрачно процедила она.

— Да, бесцеремонен, но пока еще не безжалостен, — усмехнулся он. — А теперь оставьте кольцо в покое…

— Это вы меня оставьте в покое, — перебила она, — хотя бы на несколько часов. Ради всего святого, позвольте мне хотя бы привыкнуть к этому… к этому сумасшедшему дому в горах. — У нее вырвался нервный визгливый смех. — Золовка предупреждала меня, что нельзя ехать в Испанию одной, она говорила, что я непременно попаду в беду. Надо было послушаться ее… — Лиза закусила губу. — Но вы теперь хозяин положения, впрочем, я готова признать, есть и моя доля вины в том ужасном положении, в котором я оказалась. А если я буду с вами сотрудничать, вы пойдете мне навстречу?

— А что я должен делать? — поинтересовался он.

— Больше никогда не целовать меня! — выпалила она с жаром. — Это не входило в условия сделки, тем более в отсутствие тех, кого мы должны убеждать в наших чувствах. Это нечестно…

— А никто и не обещал, что все будет по правилам, — медленно, растягивая слова, сказал он. — Главное, чтобы было весело. Вы редкостная ханжа, даже для англичанки. В наше время так много слышишь об этих независимых эмансипированных английских мисс, с такими смелыми взглядами на жизнь и любовь, но как только эту мисс бросают в объятия привлекательного мужчины, у нее холодеют пятки, и налицо признаки учащенного сердцебиения. Впрочем, меня это вполне устраивает. Мне бы не хотелось, чтобы моя английская невеста, пусть и временная, была бы столь же эмансипирована, как некоторые английские туристки на пляжах.

Он сделал к ней шаг, и она отступила назад, опасно близко к ступеньке, с которой она недавно чуть не свалилась. Он быстро схватил ее за запястье, и она вскрикнула от грубой хватки его цепких пальцев.

— Жаль будет сломать вашу шейку, она такая хорошенькая. Идемте, я отведу вас в ваши покои, где вы сможете отдохнуть от всех этих эмоциональных потрясений.

Его горячая рука скользнула к ее локтю, и снова Лизе пришлось подчиниться. У него, видимо, был врожденный талант добиваться своего, а любое противодействие со стороны Лизы заканчивалось неудачей и оставляло ощущение поражения, морального и физического. Девушка представила себе птичку, которая бьется о прутья своей клетки и ломает себе крылышки.

Она просила его, чтобы больше не было никаких поцелуев, но он не ответил ни да, ни нет, и ей не хватало духу заговорить об этом. С ним она чувствовала себя такой унизительно маленькой, наивным ребенком, не понимающим, что поцелуи еще не означают искренней любви. С его стороны это было не больше чем небольшая игра, забава, желание испытать ее невинность. Лиза не переставала повторять, что ненавидит его за это… Оставшись наконец одна в своей комнате, она продолжала твердить себе, что он ужасен, ужасен.

Она вышла на веранду, солнце преломилось в сапфире, просвечивая его насквозь, и она вцепилась рукой в резной железный парапет. Может быть, его мать чувствовала то же самое, когда другой граф надел ей на руку это же кольцо? Лиза надула губки и стала смотреть на голубое пламя драгоценного камня. Если бы ей удалось тогда снять кольцо с пальца, она бы в бешенстве бросила его в лицо Леонардо. Он не имел права… никакого права целовать ее.

Сердце ее бешено забилось, и снова ею овладела странная, незнакомая доселе истома, когда она вспомнила волнующий момент слияния губ. Она не смела идти в своем воображении дальше и заставила себя отвлечься и как следует рассмотреть окружающий ее пейзаж. Высокие пики гор, с белыми шапками снега на вершинах, возносились высоко в небо.

Там, вдали, горные уступы были голыми и белесыми, но ниже склоны гор были покрыты густым серебристо-зеленым покровом, и Лиза догадалась, что это плантации оливковых деревьев. Она снова перевела взгляд на склоны гор, и оттуда донесся перезвон колоколов, чистый и невыразимо приятный. Его доносил сюда ветер, который всегда дул на тех высоких горных уступах. И чтобы защититься от него, оливковые деревья сажали под защитой высоких эвкалиптов.

Неожиданно на веранду, где стояла Лиза, прилетела птичка и с щебетом уселась на перила. Она крутилась на них, словно зная, что ей ничего не угрожает. Она была хорошенькая, похожа на голубя, с хохолком из бирюзово-голубых перьев.

Лиза вдруг поняла, почему мать графа выбрала эти покои. Отсюда отчетливо слышался звон колоколов из горной часовни, а птички безбоязненно подлетали к ее веранде. Впрочем, они могли легко вспорхнуть и улететь, если бы что-то их напугало, а Лизе, запертой в клетку голубке, не было спасения от ястреба.