Виртуоз боевой стали

8

Идти было трудно, а временами просто-напросто страшно. Справа – почти отвесный обрыв, застрявший вершиной в мохнатых сердитых тучах; слева – пропасть, дно которой украдено хворым туманом, под ногами – карниз шириной ладоней в семь (ученый старец ласково именует его «тропочкой»), и срывающиеся из-под подошв камни целую вечность с неправдоподобным трескучим грохотом прыгают по крутым склонам… А иногда карниз становится пологим, скользким, и приходится распластываться, хвататься за жалкие кустики, растущие прямо из камня. И ведь еще эта Ларда – Нору и господину Тантарру приходится то нести ее, то тащить волоком. Адмиральский дед не только укутал дикарку, но и глаза завязал, чтоб остатков ума не лишилась, только все равно с ней очень трудно управляться даже вдвоем: в самые неподходящие мгновения она принимается выть, скулить и так извиваться – того и гляди, кого-нибудь в пропасть спихнет.

Парню казалось, что идут они уже вечность или поболее, хотя солнце еще и до полуденной маковки не добралось, а вышли не спозаранку. Сперва завтракали (долго и плотно – провиант удобнее нести в брюхе, чем за плечами). Потом ученый господин эрц-капитан Фурст Корнеро Кирон изволил отдавать распоряжения слугам. Потом он переодевался к походу. Переодевание свелось к замене лакированных башмаков и пышного кружевного воротника на лакированные ботфорты и кружевной шейный платок, однако времени эти замены съели немало. Так что в путь удалось отправиться лишь поздним утром.

Нор слышал собственными ушами, как ученый старец приказывал своим слугам быть на этом самом месте с каретой через четыре дня. Сходить да вернуться – значит, четыре надо делить надвое. Получается, два дня вот этакой ходьбы по проклятой тропочке. Ну, может, меньше (не сразу же Фурст с учителем двинутся в обратный путь), но все равно думать о длительности предстоящей дороги жутко. Так жутко, что даже возможность встреч с живущей в горах нечистью кажется менее страшной. А поганый ублюдок кучер имел наглость жаловаться на судьбу: дескать, три ночи в Крепком Холме ночевать придется, опасно, боязно, за эти ночи надо бы жалованья прибавить… Сюда бы его, но прежде одну клешню оторвать, чтоб знал, каково увечному таскать барахтающуюся тяжесть по здешним местам! Да еще с притороченным к спине тюком, в котором при каждом шаге брякает металл, – старый щеголь Фурст полагает, будто Нору следует входить в Прорву таким же, каким выходил. И меч при поясе болтается, цепляясь рукоятью за что попало… Невесело, в общем. И жаловаться некому, поскольку остальным по меньшей мере не веселее. Фурсту, к примеру, наверняка приходится несравненно хуже. В его лета да в подобной одежде (на то, чтоб уберечь от грязи и колючек бархатный белый камзол, он тратит гораздо больше сил, чем на ходьбу)… Кстати, мешок, который тащит почтенный эрц-капитан, тоже имеет весьма внушительные размеры и металлически лязгает в такт ходьбе. Нор почти уверен, что слегка рассохшийся умом старец поволок с собою немалую долю своих столовых игрушек, баночек с духами и прочей столь любезной его душе мишуры. Вразумлять адмиральского деда бесполезно, да парень бы и не осмелился. Единственное, на что он решился, – это предложить поднести мешок. Фурст в ответ весьма ехидно прищурился:

– Благодарствую за душевную заботу, дружочек, только мне покуда не опротивело мое скорбное житие. Ведь уронишь либо о камень заденешь, и что тогда?

Парень пожал плечами и отстал. Если для старика порча глупой блестяшки страшнее погибели – бешеный с ним, пускай сам волочит свое барахло. Видать, человечьи мозги все-таки не способны воспринять бремя ученых знаний безо всякого вреда для себя.

День уже клонился к вечеру, когда подступающая слева пропасть постепенно обернулась неглубоким оврагом, а нависающий справа обрыв отшатнулся и стал пологим травянистым склоном. Нор вообще-то все время смотрел под ноги – во-первых, не слишком приятно было глядеть по сторонам; во-вторых, ежели начать вертеть головой, недолго и оступиться. Поэтому парень несказанно удивился, обнаружив, что тропа перелилась в извилистую сочную луговинку, стиснутую мертвыми отрогами скал.

Ученый старец замер, оглядываясь, потом аккуратно положил свою ношу в траву.

– Отдохнем, – сказал он, деловито высматривая местечко, где бы можно было присесть без риска замарать одеяние.

Нор поспешно опустил дикарку спиной на землю, нимало не заботясь о том, что Учитель продолжает держать ее за ноги. Опустил и поторопился отойти в сторонку. А то еще, чего доброго, заставят ухаживать, мыть… Нет уж, это пусть пока без него. Кстати, мыть-то ее здесь, похоже, нечем. Не из фляги же поливать – этак не напасешься…

Господин Тантарр между тем неприязненно рассматривал вершины скал.

– Мы что же, и ночевать здесь собираемся?

Голос испытанного виртуоза Нору не понравился. Слишком уж отчетливо выговаривались слова, да и вообще… Нехороший голос. Голос человека, предвидящего крупные неприятности.

Адмиральский дед одарил начальника своей охраны вопросительным взглядом.

– Ночевать будем в потайном логове – не здесь, однако поблизости, – пояснил он и осведомился: – А что это вас, почтеннейший, припекло говорить о ночевке?

Господин Тантарр продолжал любоваться скальными вершинами.

– Пока меня никто не припекал. Но вскорости, боюсь, припекут. И не меня одного…

Нор понял. Он стремительно высвободился из наплечных лямок – так стремительно, что не успел удержать мешок, и тот грохнулся с раздражающим лязгом. Парень кинулся расшнуровывать мешочные завязки, торопясь добраться до бивня и прочего, но Учитель, не оборачиваясь, предостерег:

– Не суетись – все равно не успеешь. Господин эрц-капитан, слева в скале нечто вроде этакой ниши, загороженной валунами. Видите?

– Да. – Ученый старец, похоже, слегка охрип.

– Когда прикажу, вы с Нором хватайте девчонку – и туда. Со всех ног, поняли?

Поняли. Тут бы и потомственный идиот понял. А господин Тантарр принялся потягиваться, все так же лениво рассматривая вгрызшиеся в небо челюсти дальних отрогов. Со стороны, наверное, казалось, будто он просто зевает, однако Нору отчетливо слышался напряженный шепот:

– Не проявляйте тревоги и не двигайтесь, а то спровоцируем до поры. Их вроде штук десять либо чуть поболее. Луки, кажется, лишь у двоих… Нет, вон еще. А ведь ловки прятаться, бесы поганые! Стронулись, крадутся сюда. Сейчас нас гребень от них прикроет, тогда и… Все! Бегом, быстро!

Очень быстро не получилось из-за эрц-капитана: дряхлый объедок не пожелал бросать свой мешок. В результате парню пришлось волочить под прикрытие скал не только Ларду, но и вцепившегося в нее одной рукой адмиральского деда. Называется, помог! Уж лучше бы вместо своего хватался за мешок Нора – там, небось, хранятся вещи, куда более подходящие к нынешнему случаю!

Стоило только ученому старцу и Нору побежать, как скалы обрушились им на головы остервенелым воем, улюлюканьем, рыком, будто стая кровожадного шакалья забесновалась на ближнем склоне (кстати, вовсе не там, куда смотрел изображавший беспечность виртуоз стали). Шакалы, конечно, опасны, но в горах водятся твари гораздо страшнее – твари, которые выламывают у шакалов клыки и мастерят из них наконечники стрел. А теперь эти стрелы мелькали вокруг Нора и старого Фурста.

Спотыкаясь, роняя и вновь подхватывая бьющуюся в истерике идиотку, парень успевал замечать вонзающиеся в траву серые полоски, слышал над самым ухом вскрики прокалываемого воздуха, только ему было некогда раздумывать, что это за невидаль такая летает вокруг. Парню хотелось не думать, а как можно скорей добежать; и еще очень хотелось свернуть шею адмиральскому деду, который все время дергался из стороны в сторону и орал, чтобы Нор дергался тоже.

Все-таки они добежали. Хрипя, отфыркиваясь от заливающего губы пота, Нор перекинул через ноздреватый валун брыкающийся, визжащий сверток, потом весьма непочтительно зашвырнул туда же эрц-капитана с его проклятым мешком и полез следом. С одной рукой, имея на поясе тяжеленный, цепляющийся за что попало меч, карабкаться на камни оказалось труднее, чем подсаживать других. Так что не дерни Фурст парня за шиворот, быть бы горю. В последний миг, уже переваливаясь через укатанную древними льдами глыбу, Нор почувствовал тупой удар чуть повыше левого локтя. Вот ведь везет этой руке – все беды непременно ей достаются! Впрочем, в этот раз беда лишь самым краешком зацепила, оставив на память пустяковую царапину да застрявшее в рукаве грубовато оструганное тонкое древко. К одному его концу были подвязаны расщепленные птичьи перья, а к другому – клык, да не шакалий, крупнее. Нор, будто заклятием привороженный, так и этак вертел перед глазами эту летучую гибель. Могла ведь и под лопатку угодить. Или в затылок. Наверное, от такого и аркебуза не выручит. Покуда пулю заколотишь, покуда вздуешь фитиль – дикари из тебя морского ежа сотворят. Да что там аркебуза, ее ведь нету! А в два клинка (даже если за один из них величайший виртуоз ухватится) тут и вовсе не совладать, потому как на взмах просто-напросто не подпустят…

Хвала Ветрам, разглядывание дикарской стрелы да панические мысли украли всего несколько кратких мгновений. Когда Нор спохватился, оказалось, что горные идиоты еще прячутся в скалах. Учитель, о котором парень напрочь забыл, оставался там, где стоял. Только теперь он уже не стоял, а лежал в траве, запрокинув лицо к вечереющему хмурому небу. Он казался спящим, и, невзирая на нелепость подобной догадки, Нор бы с радостью ухватился за нее, но ему помешали торчащие из груди старика серые оперенные древки.

С отчаянным криком парень рванулся туда, к нему, но адмиральский дед повис на плечах, с неожиданной силой притиснул к камню.

Нор пытался оторвать от себя хваткие руки эрц-капитана, но тот не уступал, боролся, выдыхая в самое ухо озверевшего парня хриплые уговоры:

– Уймись, дуралей! Еще и себя погубишь без смысла!

Расслышав это, Нор вконец обезумел. Отчаянным усилием он вывернулся из цепких объятий и вцепился в эрц-капитанский шейный платок.

– Так вы, значит, обо мне заботитесь?! А я было решил, что вам все и всё до лысины, кроме собственных безмозглых забав!

Нор был слишком зол на себя, чтобы жалеть других, а потому успел обозвать ученого старца убийцей. Больше, правда, он не успел ничего: адмиральский дед, побелев, хлестнул его по щеке кончиками пальцев.

– Благодарствуй судьбе, что хоть господину Тантарру не привелось любоваться твоей истерикой! – процедил эрц-капитан. А потом добавил спокойно и деловито: – Следи-ка за тварями, маленький. А я покуда им угощеньице приготовлю…

Нор послушно выглянул из-за валуна. Было ему противно и стыдно – действительно, ведь только вчера Учитель наименовал его виртуозом, говорил почти как с равным – и вот, извольте… Действительно, впору благодарить Ветра, что не позволили старому виртуозу убедиться в своей ошибке.

А дикие идиоты уже выбирались на открытое место. Сутулые, кривоногие, едва прикрытые лоскутами дурно выделанных шкур, они крались, пригибаясь к низкой траве, и в их всклокоченных волосах при каждом движении вздрагивали комья крашеной глины. Четверо из этих тварей держали наготове натянутые луки, прочие выставляли перед собой каменные топоры и шипастые палицы. А дикарь, выглядевший старше остальных, сжимал в руках надъеденный ржавчиной рейтарский палаш. Жуткий, видимый даже с изрядного расстояния шрам на груди идиота, скорее всего, был памятью о последнем выпаде предыдущего хозяина стального клинка. Хороший удар, нанесенный умелой твердой рукой, – окажись покойный рейтар всего на треть шага ближе к дикарю, Нору не пришлось бы теперь рассматривать эту звероподобную рожу.

А рожа-то, между прочим, уже довольно близко. Вроде и не спешат поганые твари, но до некоторых уже можно камешком дошвырнуть.

До некоторых, но не до всех. Повинуясь выкрику вооруженного палашом идиота, лучники остановились, вскинули изготовленное к стрельбе оружие. Так. Теперь под их прикрытием нападающие дикари преспокойно заберутся на камень и обрушатся сверху вниз всемером на двоих. Что ж, замысел был неплох, но родился он в голове идиота, а потому оказался с изъяном: обладатель палаша зря надеялся на послушание своих единоплеменников.

Один из лучников чуть попятился, воровато зыркая то на соседей, то на удаляющиеся спины, а потом вдруг со всех ног бросился к телу господина Тантарра. Дикарь явно желал завладеть клинком и прочими ценностями, но желание это посетило не его одного. Остальные лучники будто по команде рванулись следом, и уже некоторые из подбирающихся к камням замялись, тревожно оглядываясь туда, где вот-вот должна была начаться драка из-за добычи…

Нор сообразил, что второго такого случая не представится, – сообразил, когда в руке его уже вспыхнула злобным ледяным блеском боевая сталь, и тело упругим прыжком метнуло себя через валун. Прежде чем на грязном лице обладателя палаша тупое недоумение сменилось звериным оскалом, парень успел оказаться почти рядом. Взревели дикари, опешившие было при виде одиночки, бросающегося на стаю; позади что-то вопил адмиральский дед – парень не слышал. Для него во всем мире осталась только широкая недорубленная рейтарским клинком грудь. Сначала этого, а потом…

Не вышло. Леденящий душу яростный рык, казалось, расколол небесную твердь и пошатнул скалы. Едва не уронивший меч Нор отчаянным усилием воли все-таки сумел не потерять из виду выбранного в противники вожака. Лишь когда дикарь обернулся и вдруг попятился, словно нарочно подставляя ему мгновенно взмокшую спину, парень позволил себе короткий взгляд поверх грязного волосатого плеча.

В том месте, где лежал погибший Учитель, теперь клокотало месиво человеческих тел – орущее, визжащее, жутко взрыкивающее мельтешение рук, спин, перекошенных лиц, пронзаемое короткими серыми сполохами, брызжущее алым дождиком. Оно стремительно таяло, потому что один за другим валились на землю посеченные дикарские лучники, и все четче, все видимее становилась причина их гибели.

Учитель. Он снова был на ногах, он метался между возжелавшими грабежа дикарями, но грудь его по-прежнему щетинилась оперением серых стрел. Это даже не напоминало бой – ошалев от внезапного нападения трупа, дикари лишились возможности соображать и сопротивляться. Только когда рухнул третий, четвертый додумался до бегства, однако оттянул свою смерть всего на полдесятка шагов.

Все с тем же нечеловеческим рыком старый виртуоз обернулся к оставшимся дикарям, и Нор встряхнулся, приходя в себя. Хватит. Нечего столбенеть от ужаса, словно благонравная отроковица, по ошибке вбежавшая в мужскую купальню. Сперва нужно помочь Учителю завершить начатое, а потом уже выяснять, остался ли он обычным человеком или же это Ветра решили доставить погибшему старику маленькое удовольствие перед водворением в лазурные кущи.

Парень старательно скопировал учительский рев и метнулся к вожаку дикарей, но безуспешно: тот тоже успел очнуться от оцепенения. Затравленно оглянувшись, он швырнул в Нора палаш, после чего кинулся удирать. Единоплеменники тут же последовали его примеру.

Нор безо всякого труда увернулся от кувыркающейся в воздухе стали и засвистел, загикал, затопал ногами вслед дикарю, изображая погоню. По-настоящему гоняться за разбегающимися идиотами ему не хотелось – парня до смерти утомили переживания, дикарям же наверняка очень нескоро придет в голову возвращаться. А господин Тантарр снова ошеломил своим поведением. Сильно толкнув не успевшего отскочить Нора, он подхватил с земли рейтарский палаш и бросился за вожаком. Виртуоз был стар, но гонка длилась недолго. Парень видел, как Учитель изогнулся в длинном прыжке, как вздернулся к низким тучам неухоженный темный клинок – вздернулся и рухнул, оборвав свое падение коротким тупым ударом о дикарскую плоть. Только тогда Нор сообразил, почему старый виртуоз непременно хотел зарубить именно этого идиота именно этим клинком. Что ж, где бы ни обреталась нынче душа неведомого рейтара, миг назад ей подарили покой.

Все было кончено – спины беглецов затерялись в скалах. Учитель уже шел назад, осторожно неся перед собой окровавленное лезвие. Ветерок пошевеливал рваную куртку виртуоза, и сквозь ее прорехи виднелся легкий карранский панцирь. Ну конечно… Дощечки мореного дерева, нашитые на выделанную особым образом толстую кожу, – в таком, говорят, даже излетная пуля вязнет.

Цепляя к поясу меч, Нор ненароком оглянулся и увидел адмиральского деда. Тот, оказывается, стоял на валуне – стоял во весь рост, поигрывая двумя железными шарами. Этакие блестящие крупные штуки, смахивающие на грузила рыбацких сетей. Только, будь они цельноковаными, ученый старец вряд ли сумел бы забавляться ими столь небрежно. Странные какие-то шары, такие же странные, как и сам их владелец.

– Душевно вас, господин Тантарр, попрошу: отложите поминальные ритуалы. – Эрц-капитан был спокоен и очень любезен. – Я уважаю воинские обычаи, но коли мы не поспешим скрыться в укромной норке, то дождемся худого.

Он с трудом запихал в карманы свои железки, неуклюже слез с валуна и уже оттуда, из-за ноздреватой глыбы, пояснил:

– Детушки наверняка побежали жаловаться папеньке. А что папенька вступится, так уж это не сомневайтесь.

Нор заинтересованно воззрился на Учителя: какой еще папенька, о чем речь? Учителю, впрочем, было не до чьих-то вопросительных взглядов. Учитель думал, морща лоб. Потом он спросил:

– Полагаете, где-то рядом шляются Огнеухие?

– А что же тут полагать? – изумился адмиральский дед. – Тут и полагать нечего. Они всегда исхитряются нагрянуть туда, где учиняют досаду их кроткому народцу.

– Проклятье… Как же вы тут ходите?

Эрц-капитан снова выкарабкался на валун, волоча за собой спеленутую Ларду. Дикарка не шевелилась, даже не плакала, только постанывала жалобно – либо вконец выбилась из сил, либо даже лишилась чувств. Нор бросился помогать, и ученый щеголь получил возможность выпрямиться и отдышаться.

– Вот так и хожу, – запоздало ответил он. – Вообще-то у меня с ними был мир – я могу кое-что, чего они не умеют. Но теперь эти дурни сорвались с цепи (наверняка без спросу!), а вы, мой почтеннейший командир охраны, слишком усердно размахивали мечом. Пятеро покойников – это не на ногу наступить, тут одними реверансами не отделаешься.

Господин Тантарр повертел подбородком, словно воротник внезапно стал ему тесен.

– Что до маханья мечом, то у меня не было выбора. А вообще следовало все-таки идти через Каменные Ворота. По старому знакомству я бы наверняка сумел договориться о пропуске.

Эрц-капитал скептически хмыкнул.

– Договориться не штука, это бы и мне по силам. Но тамошний орденский надзиратель преотлично умеет считать. Сколько людей ушло к Прорве, сколько воротилось, кто пропал – да все это подробной депешей моему любезному внуку… Ну, хватит мешкать. Душевнейше умоляю: пойдемте к логову. Там и договорим, там и сталь похороните… Маленький, а ты запрорвное колечко-оберег не потерял с пальца? Ты, гляди, не теряй. Вскорости оно будет кстати.

До эрц-капитанского логова успели добраться засветло. Оказалось это самое логово пещерой, причем узкая щель входа была замаскирована до того хитро, что даже хозяин не сразу отыскал ее. Он довольно долго бродил среди валунов, тыкал отобранным у Нора мечом в корячащиеся между камнями кусты и возмущался: «Ведь здесь же было, вот здесь! Осыпалось, что ли?»

Но вход был в порядке. Просто кусты, сквозь которые надо было пролезть, и камень, под который следовало втиснуться, почти не отличались от прочих кустов и камней – даже для привычного хозяйского глаза.

И как только у адмиральского деда поворачивался язык именовать это убежище логовом? Пещера совсем не заслуживала подобного пренебрежения. Под ногами плотный сухой песок; стены увешаны бараньими шкурами, которые густо поросли светящимися грибами, – мягкий голубой полусумрак куда приятнее света лампад и двадцатисвечий… А очаг – это же прямо уму непостижимо! Когда ученый старец вознамерился его разжигать, Нор с ужасом представил себе гарь и копоть, которые мигом наполнят пещеру. И что же? Прозрачный сизый дымок четкой струйкой поднялся к потолку и без остатка втянулся в почти невидимые снизу щели да трещины. А еще здесь была вода – из дна вкопанной у стены глиняной чаши пробивался родник. Куда девался избыток переполнявшей чашу воды, парень не понял, да его это и не интересовало: под ногами не хлюпает – вот и хвала Всемогущим… И старому эрц-капитану Фурсту – тоже.

Нору повезло: ему велели готовить ужин. Конечно же, стряпня никогда прежде не казалась парню приятным занятием, но теперь он бы с восторгом занялся чем угодно, хоть вышиванием, лишь бы не участвовать в мытье и кормлении дикарки.

С Лардой возились старики. Возня эта не требовала особых усилий – девчонка была вялой и безразлично послушной (кажется, адмиральский дед влил ей в рот какую-то дрянь).

Размешивая бурлящую кашу, Нор старательно горбился над очагом, чтобы даже случайным взглядом не наткнуться на обнаженную идиотку. При других обстоятельствах он наверняка не удержался бы от подглядывания – ведь зрелище никак нельзя назвать неприятным… если забыть о прочем. Но прочее не даст забыть о себе. Вот стоит только чуть-чуть распрямиться, глянуть через плечо, увидать ее гибкое мальчишеское тело – настолько мальчишеское, что высокие тугие груди кажутся неуместными, немного смешными… Стоит только взглянуть, и захочется глядеть еще, и желание это будет стыдным и непростительным, потому что каждый из взглядов станет предательством. «Предашь себя – предашь кого угодно», – для всех случаев жизни успел навыдумывать изречений древний моралист Кириат! Кого угодно – значит, и Рюни. Но вот так, пряча глаза, ты ведь тоже предаешь. Не здешнего себя, так себя запрорвного – велика ли разница? Будь проклята бронзовая блестяшка, раздвоившая душу и стравливающая половинки между собой!

К счастью, пытка продолжалась недолго. Ларду накормили первой, и теперь Нор совершенно точно приметил, как эрц-капитан бросал ей в пищу какие-то желтые крупинки. А потом выяснилось, что шкуры на стенах предназначены не только для освещения. По крайней мере, одна из них прикрывала проточенный в мягком камне лаз, и адмиральский дед, согнувшись, заволок туда сонную девушку. Похоже, под скалами был скрыт целый лабиринт. Нор, пугаясь, начал было прикидывать, во сколько монет обошлась старому щеголю постройка этакого убежища, но вернувшийся хозяин заметил выражение его лица и пояснил:

– Пещера природная. Лигах в трех отсюда еще одна, да какая! Коридоров там побольше, нежели улиц в столице – чтоб мне краба в штаны, коли присочиняю. Я б вас сводил, показал, да ведь недосуг! К тому же там водятся всякие…

Началась трапеза. Котелок опустел быстро. Пока Нор полоскал его в роднике, хозяин с сомнением взглянул на хмурое лицо командира своей охраны и вдруг, будто решившись на нечто рискованное, скрылся за одной из светящихся шкур. Вернулся он с тремя деревянными кружками и объемистой, оплетенной цветными шнурами бутылью.

– Грешу, наверное, – вздохнул он. – Но ежели не грешить, можно вообразить себя праведником, а такой грех сугубее пьянства.

Лицо господина Тантарра сморщилось от жалости.

– Когда бы все так пили, как вы, то кабатчики бы с голоду повымирали. Тоже мне, грешник выискался…

Несколько мгновений молчали. Старый щеголь принялся раскупоривать бутыль. Сперва он пробовал ногтями, потом изящным ножиком для чистки оных – безуспешно. В конце концов потерявший терпение виртуоз боевой стали отобрал у него неподатливую посудину и лихим ударом о подошву вышиб затычку вместе с восковой печатью. Пристыженный эрц-капитан горько вздохнул:

– Все. Как вернусь, перво-наперво прогоню буфетчика. Это из-за него я утратил сноровку: паршивец взял моду подавать к столу раскупоренные бутыли.

Пока престарелый франт поносил буфетчика, а господин Тантарр разливал по кружкам прозрачную до невидимости жидкость, Нор лихорадочно соображал: не отказаться ли? Прежде парню лишь дважды приходилось пить ром – оба раза на спор, и оба раза вкус и последствия ему не понравились. Но сейчас старики так аппетитно предвкушали пьянство… И ведь уже разливают на троих – наверное, отказываться неудобно.

Виртуоз стали положил конец этим колебаниям, протянув ему кружку. В самом деле, нельзя же противиться Учителю!

Либо этот ром оказался каким-то особенным, либо Нор основательно подзабыл свои прошлые ощущения. Первое предположение, скорее всего, было ближе к истине, потому что господин Тантарр, выпив, уперся изумленным взглядом в эрц-капитана:

– Давно вы прячете здесь эту бутылку?

– С весны, кажется, – рассеянно ответил тот.

– Считаю долгом сообщить вам, разлюбезнейший мой хозяин, что вы все-таки грешник. – Учитель старательно обсосал усы. – Владеть этаким сокровищем с самой весны и даже ни разу не пригубить! Вот помяните мое пророчество – не миновать вам пекла за подобное злодеяние!

Адмиральский дед развел руками:

– Да мне как-то тошно пить в одиночку. А слуги бродить со мною по здешним местам не хотят, им боязно.

– Понабирали себе слизней, отребье всяческое… – буркнул виртуоз, вновь наполняя кружки. – Один Хатр на воина походил, да и тот… Ну, покоя ему и вечной лазури!

Выпили за вечную лазурь для воина Хатра. Учитель утерся рукавом и резко повернулся к соловеющему Нору:

– Вот вроде все было у человека – и сноровка, и сила, и глаз хороший… Я это не с чужих слов знаю, я его самого знавал. Одна беда – он от ярости вроде слепого делался, переставал себя помнить. От того и погиб. Понял?

– Понял. – Нор тискал в ладонях пустую кружку, сутулился. – Я вот чего не пойму: вчера вы назвали меня виртуозом, хвалили за умение использовать чувства на пользу схватке, а сегодня предостерегаете грустной судьбой этого… Хатра… Да я и сам вижу, что не могу собою владеть. И раньше бывало, и сегодня оскандалился – вот почтеннейший господин эрц-капитан свидетель моей истерики. Зачем же вы говорили, будто я достиг подлинного умения?

Учитель пожал плечами:

– Вчера ты был виртуозом, а сегодня – нет. Знаешь, как обучают стрелков? Так вот: ты сейчас вроде очень хорошего стрелка, который из десяти пуль пятью попадает в самый центр мишени. Вчера я увидел, что ты сможешь научиться попадать в черное пятнышко каждым выстрелом. Понял? «Сможешь» и «можешь» – слова очень похожие, но все-таки обозначают собой разный смысл.

– Вряд ли он сможет попадать каждый раз, – внезапно вмешался в разговор адмиральский дед. – У него две натуры – песнетворца и воина. Воин-то помогает песнетворцу, а вот песнетворец воину учиняет немало досады. Кстати сказать, иначе и быть не может.

Господин Тантарр от возмущения даже о бутылке забыл. Впрочем, он быстро опомнился, и тон его, хоть и сделался сух, уважительности не потерял.

– Не следует так уверенно рассуждать о том, что вам не известно. Сочинительство боевому умению не помеха, а как раз напротив. Иные наставники на последних годах обучения специально принуждают своих подопечных к выдумыванию баллад, стихов и мелодий, чтобы приучить их воплощать в нечто конкретное смутные порывы души. Меня самого так учили – разве результат получился плохим?

Бледные губы ученого старца изогнулись в ехидной улыбке:

– Так, может быть, вы, почтеннейший, осчастливите нас каким-нибудь образчиком своего сочинительства? Дабы посрамить невежду, то есть меня?

Господин Тантарр нервно забарабанил пальцами по колену.

– Да я как-то давно уже не… – Он разглядел, наконец, выражение эрц-капитанского лица и надменно вздернул небритый подбородок. – Что ж, извольте! Э-э-э… Ну, к примеру вот это: я был рожден… Нет, иначе как-то… А, вот!

– «Бежали вдаль», не так ли? – с изысканной любезностью подсказал адмиральский дед.

– Именно так. – Учитель вытирал со лба испарину, проступившую то ли от выпитого, то ли от предпринятых им стихотворных усилий.

– Ну что ж, вовсе не дурно. – Ученый старец сочувственно покивал. – Я только не смог уразуметь, за что вы свою матушку наименовали «добычей бед».

Господин Тантарр было грозно нахмурился, но тут же улыбнулся с видимым облегчением:

– Ах, вот вы о чем! Конечно, вы спутали: не добыча бед меня родила, а я таким родился.

– Вот теперь мне ясно все до конца. – Эрц-капитан слегка подмигнул отчаянно зажимавшему рот Нору.

Пожилой виртуоз некоторое время молчал, хмуро рассматривая собственные колени, потом сказал:

– Ну, пускай я плохой сочинитель. Но были же другие! Капитан Потарра – чем не пример совершенства?

– Ну, это легенда! – отмахнулся Фурст.

– Какая такая легенда?! – Учитель возмущенно всплеснул руками. – Я же своими глазами видал правнука того самого копейщика, который подхватил его штандарт в битве при Трех Столбах!

Эрц-капитан снова улыбнулся:

– Коли верить досужим россказням, то подобных копейщиков окажется вдвое больше, нежели во всем Арсде в ту пору обитало народу. Но будь по-вашему: жил на свете несравненный виртуоз боевой стали и сочинитель непревзойденных серенад капитан Фринол Гато Потарра. Прославился он, будучи от роду лет сорока. А наш маленький душевный дружочек не дожил еще и до половины этого срока. Как же можно ожидать от него зрелого совершенства во всех его дарованиях?

– Сейчас, конечно, нельзя. Но с возрастом…

– Вот когда подрастет, тогда и посмотрим… ежели Ветра позволят дожить, – пожал плечами ученый старец. – Будет вам пререкаться, лучше выпьемте.

Выпить не успели – помешал Нор. Парню уже давно хотелось снять запрорвное чародейственное кольцо. То ли маловато оно было, то ли палец почему-то стал опухать – бес его знает, но эта вещица причиняла заметное беспокойство. Словно бронза передавила жилы и кровь протискивалась под ней трудными болезненными толчками. Еле дотерпев до конца интересного спора, Нор поспешно принялся стаскивать кольцо – не тут-то было. Оберег словно въелся в палец, кожа вокруг него вздувалась, синела… Ну так и есть – опухает. Наверное, ушибся, сам того не заметив (в сегодняшних переделках можно было и на что-нибудь посерьезнее сгоряча не обратить внимания). Как же совладать с проклятой блестяшкой?

Нор так кряхтел и сопел, что уже подносивший к губам кружку эрц-капитан резко опустил руку и торопливо спросил:

– В чем дело?

Нор показал. Всмотревшись, адмиральский дед аккуратно опустил питейную посудину на песок.

– Ну, вот и все, – сказал он – Ели, пили, беседовали, а теперь пришла пора заниматься делом.

– Огнеухие? – осведомился господин Тантарр, утирая ладонью рот.

– Похоже, что да.

Нор, кривясь, рассматривал опухающий палец.

– Так старуха же говорила, будто греться должно…

– Я так тебя понял, что греться должно от злого запрорвного чародейства. – Престарелый франт уже торопливо копался в своем мешке. – А тут другой мир. И Огнеухие не чародеи, они гораздо хуже… Сунь-ка в родник, может, полегчает.

Нор попытался представить себе тварь, которая гораздо хуже злых чародеев, но ничего не вышло. Ладно, пусть: похоже, что очень скоро выдастся случай увидать эту самую тварь своими глазами. Даже, может быть, не одну. Вот счастье-то! Чтоб орденским подонкам так везло, да почаще!

Тем временем эрц-капитан вытащил из мешка седельную аркебузку – нелепую, без приклада, зато с каким-то уродливым приспособлением в том месте, где у обычных аркебуз бывает зажим для фитиля. А господин Тантарр мрачно любовался недопитым ромом.

– Не наружу ли вы собрались, мой разлюбезный хозяин? – вдруг спросил он.

– Наружу, наружу… – Адмиральский дед, раздраженно скалясь, заталкивал в карманы камзола свои непонятные железные шары.

– Глупо, – все с той же мрачной невозмутимостью заявил виртуоз. – Вам известно, почему даже самые сильные земляные кошки рано или поздно становятся шакальей закуской?

– Теперь не время беседовать о зверушках, – проворчал адмиральский предок, поднимаясь с колен.

– Именно теперь самое время. Так вот: шакал еще днем находит кошачью нору и ложится рядом. Он лежит очень тихо, терпеливо, а когда наступает вечер и кошка решает выбраться из норы, он мгновенно вгрызается ей в загривок.

Эрц-капитан осклабился:

– На все выходы из моей норы шакалов не хватит. – Он стряхнул с коленей песок, поддернул ботфорты и принялся поправлять узел шейного платка. – Господин Тантарр, душевно прошу вас остаться тут. Мало ли что… А ты, дружочек, можешь со мной пойти, поглядеть на Огнеухих. Меч оставь – не понадобится.

«Как же, не понадобится! То-то вы, почтенный, аркебузку свою куцую под мышкой тискаете», – подумал Нор, проскальзывая вслед за хозяином в завешенную мерцающей овчиной щель.

Ход был тесным и темным, через несколько шагов он резко задирался вверх – пришлось карабкаться по выдолбленным в камне ямкам-ступенькам. Озлившийся от темноты и непонимания парень уже совсем было собрался требовать объяснений, но тут над головой у него объявилось пятнышко звездного неба, до тех пор заслоненное лезущим впереди эрц-капитаном.

Место, где они очутились, напомнило парню запрорвный утес, на котором ему и Ларде пришлось сидеть во время разорения бешеными Сырой Луговины. Конечно, приплюснутая скала высотой в два человеческих роста рядом с Пальцем показалась бы жалкой, но вершину ее также огораживала стенка из неукатанных камней – защита не столько от оружия, сколько от взглядов.

Когда Нор высунул голову из лаза, адмиральский дед уже сидел на корточках под самой оградой и, похоже, наблюдал за происходящим внизу через какое-то отверстие. На тихий оклик парня он не обернулся, только яростно затряс кулаком – тихо, ты! Нор как можно тише выбрался на площадку и чуть ли не ползком (чтобы не заметили снизу) подобрался к эрц-капитану.

Совершенно очистившееся от облаков небо кишело звездами, и поэтому сквозь многочисленные щели изрядно обветшавшей кладки можно было без труда рассмотреть людей, сновавших у подножия скалы. Парень сгоряча так и подумал про них: «люди», но тут же сообразил, что такое название подходит к ним не вполне.

Внизу рыскали дикари. Сутулясь, то и дело касаясь земли руками, они чуть ли не обнюхивали даже самые неприметные рытвины и колдобины. А поодаль стыл в каменной неподвижности предводитель этой потерявшей след своры. Единого взгляда на него хватило Нору, чтобы мгновенно позабыть обо всем остальном.

За свою не слишком-то долгую жизнь парень по самую маковку наслушался россказней обо всякой жути, водящейся в горах. Но до чего же немощным оказалось воображение столичных выдумщиков! Все эти «…здоровенный краб, такому ничего не стоит отстричь человеку голову…» да «…совсем как земляная кошка, только огромнейшая и прыгает почти на пол-лиги…» были скучны и жалки по сравнению с увиденной Нором тварью.

Человек. Высокий, но неправдоподобно худой, будто просторное кожаное одеяние скрывало под собой не живую плоть, а скелет. Лица его не было видно – сказывалось расстояние и обманчивый звездный свет, – но почему-то казалось, что оно искромсано морщинами, будто смятый в комок пергаментный лист. И на этом комке тлели два тусклых желтых пятна. Глаза? Тогда почему одно из этих пятен заметно больше другого и мерцает едва ли не посреди лба? А бесформенные лохмотья, обвисающие почти до плеч, – это уши? Наверное, так. Потому что из них вырывались струйки светящегося чадного дыма, словно в ушах чудовища горели промасленные фитили. Огнеухий…

Нор смотрел на него, забыв обо всем, не имея сил отвести глаза. Поэтому он хорошо видел, как вдруг вспыхнули пронзительной белизной пятна на лице горной твари – вспыхнули и тут же вновь подернулись желтым туманом. А потом чудовище скрипуче крикнуло, взметнуло над головой костлявые руки и медленно двинулось к скале. Дикари замерли, уставившись на своего вожака. Новый нечеловеческий крик мучительным эхом запутался в вершинах утесов, и Нор вздрогнул от неожиданности, потому что адмиральский дед громко сказал у него над ухом:

– Заметил-таки!

С этими словами, в которых не было ни досады, ни гнева, престарелый щеголь поднялся во весь рост. Нор тоже дернулся было вставать, но эрц-капитан пребольно стукнул его костяшками пальцев по темени: не рыпайся!

Огнеухий подошел почти вплотную к скале. Один из дикарей зажег смоляной факел и, воткнув его в землю у ног своего предводителя, поспешно отбежал прочь. Факел зачадил, затрещал, разбрасывая горючие брызги, и стало наконец видно лицо подступившей твари. Все-таки лучше бы этого самого лица видно не было. Будто какие-то нечеловеческие руки долго и с наслаждением рвали его, тискали, снова рвали… И уши, действительно, оказались лохмотьями почернелой истрескавшейся кожи. Как может такое жить?! Ведь и в самом деле что-то дымно тлеет там, в глубине этих трещин…

Вновь вспыхнули белым отвратительные глаза Огнеухого, натужно раздвинулся исковерканный привычной мукой рот, чудище прокричало, кощунственно калеча благородный арси:

– Я тебя угадал. Спустись говорить.

Вместо ответа эрц-капитан оскорбительно расхохотался.

Огнеухий терпеливо дождался конца этого взрыва веселья, потом укорил:

– Ты убивал детей. Пятерых убивал. Не боялся. Теперь боишься бесед. Умно?

– Почему ж это боюсь? – Эрц-капитан пожал плечами. – Давай беседовать. Я превосходно слышу каждое твое слово.

Чудище погасило глаза, нелепо растопырило уродливые шестипалые руки.

– Ты убивал детей. Отцы злимся.

– Так что, нам следовало душевно подставить животы под стрелы твоих ребятишек? Отцы клялись мне не нападать, обманули и поплатились. Вместо досады радуйтесь, что легко отделались.

– Отцы нет обманываем. Дети глупы, хотели железа.

– Стало быть, это я виновен в глупости ваших детей-идиотов? – взбеленился эрц-капитан.

– Дети глупы. Ты – нет. Дети – дети. Должен снисход… снисхождать.

Адмиральский дед зевнул во весь рот, забыв прикрыться ладонью.

– Очень глупая у нас с тобой выходит беседа, – объявил он. – Я ухожу.

– Ты нет уходишь, – бесстрастно проскрипело чудовище.

Ученый старец действительно не ушел. Несколько мгновений они молчали, потом Огнеухий сипло пролаял:

– Явился панцирный страх. Убей. Отцы позабываем злобу.

– Коли вы единожды решились обмануть, то решитесь и дважды, и многажды. – Эрц-капитан снова зевнул. – Сами убивайте свой страх, а я теперь лучше соглашусь одеваться в холщовую рвань, нежели верить отцам.

Правая ладонь чудовища нырнула в складки одеяния, побарахталась там и выволокла на свет широкий и каменный нож.

– Теперь будешь поверить? – Огнеухий неторопливо взмахнул ножом, и с отчетливым, слышимым даже на вершине скалы стуком указательный палец его левой руки упал на землю.

Эрц-капитан молчал. И вновь медленно поднялся к звездному небу кончик увесистого ножа, и еще раз, и еще – только тогда высокоученый щеголь наконец-то соизволил разлепить надменно сжатые губы:

– Хватит. Верю.

– Уйдешь там, – Огнеухий махнул ножом, показывая. – Проснешься прежде рассвета. Опоздаешь – страх залезет в подземную путаницу, где доставать нет возможно. Придумаешь обмануть, не ходить – отцы прожуем твою печень. Старого победителя с собой не возьми: считает ребенком, нет верит. Станет решать сам. Погибаете. Не уходи одинокий. Возьми с собой недоростика.

Нор не сразу сообразил, что «недоростик» – это, скорее всего, о нем. Ах ты, шакал смаленый! Ну, погоди, попадешься еще!

Огнеухий вдруг дернул всем телом, шевельнул головой, будто вслушался. Потом проскрежетал:

– Не попадусь.

Он отвернулся и зашагал прочь. Боявшиеся дышать во время этой беседы дикари заторопились следом, повинуясь резкому взмаху его руки. Левой руки с шестью длинными когтистыми пальцами. А у подножия скалы остались валяться четыре кровоточащих обрубка – их было отчетливо видно в свете догорающего факела и звезд, безразличных к творящейся на земле бесовщине.

Перед рассветом выпала обильная роса. Нор продрог, он несколько раз оскальзывался на мокрых камнях и весьма ощутимо ушиб колено. А еще он злился. Пожалуй, повстречайся им кто-либо из Огнеухих, адмиральскому деду ни за что не удалось бы удержать своего юного спутника от попытки искрошить наглое чудище в труху. Парень припомнил бы проклятой твари все – и недоростика, и отрубленные пальцы, которые пришлось собирать (эрц-капитан желал на всякий случай иметь при себе доказательства нелепого сговора). Из-за какой-то погани с жареными ушами приходится брести враг знает куда в предрассветных потемках – зевая, трясясь от промозглой сырости, ушибаясь. Правый сапог промок, в нем отвратительно чавкает ледяная вода. Наверное, отстала подошва – только этого не хватало! Дикари, что ли, заплатят за погубленную обувку?

Хоть то хорошо, что дорога, которой весьма уверенно вел парня ученый старец, оказалась куда проходимее вчерашней тропочки. Да и идти пришлось не очень-то долго. Когда на земле четко обозначились протянувшиеся с востока тени, адмиральский дед неожиданно остановился и завертел головой.

– Пожалуй, пришли, – протянул он раздумчиво. – Маленький, у тебя глаза цепче моих – глянь-ка, что это за пятно виднеется на откосе?

– Дыра какая-то, – мрачно ответил Нор, стуча зубами.

Щеголеватый старец бодро потер ладони:

– Вот над этой дырой мы с тобой и засядем…

Предутренняя серость скрадывала расстояние, откос был вовсе не таким пологим да гладким, как померещилось снизу, так что за время подъема Нор успел сперва согреться, а потом взмокнуть. Дыра, кстати, тоже оказалась не дырой, а дырищей. В нескольких шагах от этого входа в черное нутро гор эрц-капитан остановился, тяжко дыша и шаря вздрагивающей ладонью по левой стороне груди. Нор мялся рядом, дожидаясь дальнейших приказов. Парень был хмур и подчеркнуто молчалив: ночью, сразу после ухода Огнеухого, он пристал к адмиральскому деду с расспросами, но тот весьма нелюбезно попросил отвязаться. Наверное, хозяин все-таки заметил его обиду, а может, именно теперешний миг счел наиболее удобным для объяснений. Так или иначе, он вдруг заговорил:

– Это лаз в большую пещеру – помнишь, я рассказывал, что поблизости есть такая? Вот, значит, пришли. Отдохну маленько, и мы еще выше взберемся. А то как выскочит оттуда подземная нечисть – досадно получится. Нам сейчас подобное ни к чему.

Нор осторожно приблизился к пещерному устью. Из черноты тянуло затхлым теплом, какими-то незнакомыми и малоприятными запахами… Странно, откуда бы там взяться теплу? Тесное эрц-капитаново логово давеча показалось сырым и холодным, а тут… Снова бесовщина какая-то! Парень попытался вообразить, какая бесовщина может прятаться в огромном сплетении подземных ходов, и вдруг заметил возле своих ног четыре глубокие выбоины… Нет, пожалуй, не выбоины – царапины. Не от когтей ли? Похожий след оставляет на мягкой земле поскользнувшаяся собака, но размеры, размеры! А ведь адмиральский дед прав: ежели нечисть, вот эдак исцарапавшая камень, решит сейчас выскочить из пещеры, то получится более чем досадно. Он, кажется, хотел забраться выше – так не пора ли?

Выше и левее входа в подземные дебри обнаружилось удобное для засады местечко – наверное, когда-то обвалилась отсюда каменная глыба, оставив после себя незаметное снизу углубление. Довольный эрц-капитан некоторое время умащивался на дне найденного убежища, раскладывая аркебузу и железные шары так, чтоб были под рукой, но не мешали отдыху. Потом он обернулся к Нору:

– Ладно уж, спрашивай, коли неймется.

Парень чуть помедлил ради сохранения достоинства, после чего (и с той же целью) осуждающе покачал головой:

– Почтеннейший господин совершенно зря говорит так громко. В засаде не годится шуметь: спугнем.

– Кого?! – Старец изумленно округлил глаза.

– Ну этого. Панцирный ужас – так его Огнеухий называл?

Адмиральский дед внезапно захохотал, да так, что аж скалы вздрогнули.

– Спугнешь его!.. – с трудом выговорил он, икая от смеха. – Сия зверушка сама кого хочешь… Одним видом… До судорог…

Нор поджал губы и мрачно засопел, сочтя поведение щеголеватого старика издевательским, но тот наконец посерьезнел и заговорил спокойно:

– Панцирным страхом дикари называют огромного зверя, покрытого непроницаемой даже для пуль чешуей, который иногда приходит из Прорвы. Насколько можно уяснить из твоих рассказов, запрорвные кличут его каменным стервятником.

– Так чего ж вы сразу-то?! – Нор в досаде трескуче хлопнул себя ладонями по коленям. – Чего ж мы пугательный гриб не прихватили?!

– А нам сию животину пугать не надобно. Нам с тобою надобно ее насмерть прикончить, – любезно пояснил старый франт.

Парень недоверчиво прищурился. Возле Каменных Ворот можно было бы попытаться убить чудовище из мортиры, но тут… Уж не на аркебузку ли вздумал понадеяться чудаковатый старик?

Высокоученый Фурст между тем занялся своей внешностью. Вообще-то Нору казалось, что эрц-капитанское одеяние и так производит впечатление немыслимой в подобных условиях изысканности. Однако родовитый франт извлек из-за голенища щетку и принялся смахивать с ботфорт и камзола нечто совершенно недоступное постороннему взгляду. Хоть то хорошо, что это чрезвычайно своевременное занятие не мешало ему говорить.

– Об Огнеухих ты меня лучше не спрашивай. На все твои вопросы я могу дать лишь один досадный ответ: не знаю. И никто не знает. Может статься, что они и сами не знают… – Адмиральский дед спрятал щетку, рассеянно оглядел окрестности и достал из-за обшлага крохотное зеркальце. – Доподлинно ведаю лишь то, что сии твари способны слышать чужие мысли. Еще ведаю, что горение в ушах причиняет им немалую муку. Но почему… – Эрц-капитан стал поправлять шейный платок, и речь его сделалась слегка затрудненной. – Почему дикари послушны им до самозабвения? Откуда эти создания происходят? Сие, доложу я тебе, загадка.

Он наконец-то перестал прихорашиваться, ссутулился и погрустнел, словно бы смысл жизни утратил.

– Появились Огнеухие не слишком давно, и орденские олухи тут же объявили, будто они лезут из Прорвы. У нас ведь от самой мировой катастрофы ведется: ежели что непонятное, так непременно оттуда. Однако, судя по твоим рассказам, Серая тут может оказаться ни при чем… Ежели бы в том, запрорвном мире, где ты побывал, водилось нечто похожее, так все бы проведали. И ты тоже. Там ведь нету Ордена Всемогущих, который запрещает знать о некоторых вещах…

Нор вспомнил об Истовых, но промолчал. Наверное, почтенный хозяин прав: послушникам трудно равняться с Орденом. Пока трудно – так будет точнее. Говорить этого эрц-капитану парень не стал, а почему-то принялся рассказывать о Свистоухах, в которых крепко верила приемная матушка Раха. Адмиральский дед слушал с интересом, посмеивался. Дослушав, махнул рукой:

– Ну, это выдумки. А хоть бы и правда – от свистящих ушей до горящих ушей все же далековато. – Он оглядел склон. – Что-то долго ждем. Пора бы припожаловать зверушке…

Почему упомянутая зверушка должна, словно почтовый фургон, появиться к какому-то определенному времени – этого Нор не понял. И еще он не понимал, чего ради ученый старец согласился исполнить прихоть дикарского вожака. Угроз испугался, что ли?

Кажется, в здешних горах не одни лишь Огнеухие твари умели разгадывать мысли. Не успел Нор толком задуматься о дикарских угрозах, как эрц-капитан Фурст вдруг сказал:

– Ты, мой маленький, небось, вообразил, будто Огнеухий пытался пугать? Вовсе нет. Он не пугал, а рассказывал. Что в них непонятней всего, так это умение знать последствия различных поступков. И ведь не ошибаются же! Вот бы мне догадаться спросить… Нет, вздор. Пустые мечтания. Да и срок больно велик – вряд ли они умеют видеть на годы…

Он говорил будто сам для себя, да Нор и не прислушивался к его бормотанию. Парня все больше заботило, как собирается эрц-капитан убивать стервятника. Не шариками же в него кидать! Старик, конечно, умен и наверняка приготовил чудищу какую-нибудь каверзу, вот только… Не слишком ли он доверяется своей учености? Убивать-то надо будет сразу, с первой попытки, – времени на вторую стервятник не подарит, сам станет пытаться. И уж ему-то не понадобится начинать дважды…

Тревога Нора все росла да росла, и в конце концов он отважился-таки на осторожный вопрос: как?

– Увидишь, – рассеянно ответствовал предок орденского адмирала. – Не бойся, мне не впервой.

Несколько мгновений прошло в молчании. Потом Нор, забывший даже обидеться на «не бойся», сказал тоскливо:

– Охотник Торк говорил, что у некоторых стервятников на горле есть щель между пластинами чешуи. А Витязь Луд (это который еще до Амда) однажды сумел убить стервятника очень длинным копьем. Враки, наверное…

Парень искоса глянул на молчащего эрц-капитана и понизил голос:

– Болтают, будто Орден нарочно все так устроил, чтобы порождения Серой могли пробираться в мир. Это просто болтают, или вправду?.. А то ведь, кажется, чего проще: огородить Прорву стеной, и ни одна бы тварь не пролезла…

– Пытались. – Ученый старец усмехнулся. – Только не вышла сия затея. Это ж надобно было согнать толпы работников, да не на один день; сладить им какое-никакое жилье; подвозить камень – снова куча народу… И все рядом с Прорвой. А людям, оказывается, галеры не так страшны, как этот туман, из которого лезет невесть что. Грозили, приманывали шальными деньгами, и все равно дня не прошло, как все разбежались. Послали легион – ловить да ворочать силой, так легион взбунтовался. Большая была смута, еле-еле удалось унять. И кончилось дело как на торге: ни вам, ни нам, а посередочке. Построили Каменные Ворота, снарядили туда гарнизон, всякие пушки… А что в горах есть тропочки, по которым можно Каменные Ворота обойти стороной, – об этом позабыли. Знаешь, как килехвост: голову под крыло – и воображает себя в безопасности. Так ведь с птички спрос невеликий, она в государственные управители не суется. А эти…

Он еще долго костерил «этих», причем такими словечками, будто речь шла не о столпах государства, а о трудовых навыках нескучных девиц. Парень, впрочем, быстро утратил интерес к стариковской ругани: поблизости появилось нечто более достойное внимания. Словно один из тусклых истрескавшихся валунов вдруг стронулся с места и тяжело покатился – только не вниз по склону, как полагалось бы валуну, а вверх.

До сих пор Нору лишь однажды довелось видеть каменного стервятника – да и то ночью, в обманчивом свете костра. Но даже если бы парень знал о нем лишь по рассказам, он бы все равно с первого взгляда понял, что за страшилище взбирается (причем весьма проворно) не то ко входу в пещеру, не то прямиком к их с Фурстом убежищу.

– Ну, наконец-то… – Адмиральский дед, также приметивший запрорвного зверя, шустро вскочил на ноги.

– Маленький, сделай душевную милость, посиди где сидишь. Видал когда-нибудь, как взрывается метательная бомба? Нет? Не беда: скоро увидишь.

Так. Стало быть, железные шарики, за которые постоянно хватается самодовольный франт, – это бомбы. Только все равно как-то не верится, что ими можно убить панцирную жуть: больно уж они малы. И фитилей на них нет… Как же будут взрываться эти проклятые бомбы, если их невозможно поджечь?

Нор изводил себя сомнениями и грыз пальцы, а дед орденского адмирала между тем чуть ли не вприпрыжку спускался навстречу утробно взревывающему стервятнику. Когда до чудовища осталось шагов двадцать, эрц-капитан вдруг упал на колени, как-то странно взмахнул рукой и скорчился, прикрывая затылок ладонями. Нор облился холодным потом – ему показалось, что старик оступился, покалечился о камни и теперь все пропало. Но через миг…

Через миг парень увидел, как взрывается метательная бомба. Зрелище оказалось малоприятным, потому что взорвалась она под самым брюхом стервятника и один из клочьев дымящегося кровавого мяса забрызгал Нору сапоги.

Престарелый франт, кряхтя, поднимался с земли. Собственно, он уже не был франтом: никакая щетка не смогла бы вернуть пристойный вид его одежде и парику. И вот ведь странно – он даже не пытался отряхиваться, словно кратчайший миг взрыва напрочь вышиб из его души любовь к собственной внешности.

– Спускайся, маленький, – хрипло сказал адмиральский дед. – Спускайся. Господин Тантарр небось заждался нас, переживает… И дела заждались. Не такие дела – настоящие.

Нор не заставил упрашивать себя. Он только потратил пару мгновений на попытку удостовериться, что вся заляпавшая эрц-капитана кровь принадлежит запрорвному зверю. Но ученый старец отпихнул парня и велел поторапливаться.

Обратный путь показался коротким. К заминкам не привело даже упорное нежелание старика идти впереди (похоже, он все-таки стеснялся своего вида). Нор хорошо запомнил дорогу, да и заплутать-то было негде. Шагай себе по дну ущелья (светло, каждый камушек виден – благодать) да знай прибавляй шагу под хозяйские понукания. Парень даже эрц-капитанское убежище нашел почти сразу. То есть вход в пещеру он, конечно, отыскать не сумел, но заметил торчащий из земли огарок факела – того самого, которым ночью освещал себя Огнеухий. Значит, пришли.

Нор выжидающе оглянулся на хозяина: дескать, давайте, почтеннейший, показывайте – в которую щель запихиваться? Почтеннейший смысл этого взгляда то ли не понял, то ли очень ловко прикинулся непонятливым. Между прочим, он опять выглядел весьма элегантно. Парик его, оказывается, куда-то исчез, белый бархатный камзол, непоправимо измаранный стервятничьей кровью, – тоже, а ботфорты старик непостижимым образом успел надраить до блеска. На ходу, причем умудрившись ни на шаг не отстать. И, кстати, не париком ли?

Интересно, есть ли на свете подвиг, которого эрц-капитан не сумел бы совершить во имя собственной импозантности? Белоснежная сорочка и шитая золотом замшевая безрукавка, сбереженные покойным камзолом от порчи; узорчатые бархатные штаны; нестерпимый блеск лакированной сапожной кожи; изморозь седой безукоризненной стрижки; а еще – несметные пуговки да пряжечки, каждая из которых – ювелирный шедевр. Словно это не он давеча лежал под дождем из падающих с неба звериных потрохов. Чародей полоумный… Неужели до убежища своего подождать не мог? Солнышко-то особого тепла не принесло, хоть и выползло уже целиком на небо. Не та пора, чтобы в одной безрукавке шляться, а при этаком немыслимом возрасте любая простуда может оказаться последней. Ну что он мнется, какую новую глупость решил затеять? Ему бы сейчас в тепло, поесть горячего и спать до завтрашнего утра…

Нет, старик пока явно не собирался спать. Лезть в убежище он тоже не собирался. Присев на замшелый валун, эрц-капитан пальцем подманывал к себе Нора:

– Подойди-ка, маленький, сядь вот тут. Побеседуем малость.

– Окоченеете, – буркнул парень.

– Ничего, небось не успею. Сядь, говорю!

Нор сел куда показали. Эрц-капитан оглядывал парня короткими испытующими взглядами, словно ждал чего-то. Так и не дождавшись, заговорил:

– Я не объяснял тебе, зачем мне надобен твой поход за Прорву. А ты не спросил. Досадовал на меня, злился, а все же не осмелился вымогать пояснения. Нет, в том мире ты наверняка был куда лучше, чем здесь. Спору нет, ты храбр (иной раз даже чересчур), душевен… Только очень уж приловчился жить. Тебе бы хоть малую толику тамошней наивности – цены бы не соразмерить такому человеку! Не обиделся?

Парень мотнул головой: нет. Вообще-то он, конечно, соврал; просто чувствовал, что подобные слова не могли быть сказаны праздной болтовни ради и что обида – лучшее подтверждение их истинности.

– Хочу тебе растолковать… – Эрц-капитан принялся поочередно растирать свои тощие, набрякшие синими жилами запястья. – Хочу растолковать тебе многое, очень многое и очень важное, так что ты уж будь милостив – сиди да помалкивай, не то собьешь с мысли. Первое: зачем я доселе молчал. Это не от спеси, поверь. Вспомни собственные рассказы: из всего приключившегося в том мире крепче всего ты запомнил последние дни. Может, и теперь получится так же. Во всяком случае, я не хочу рисковать, а потому решил: объявлю причину твоего похода в самый последний миг. Чтоб крепче помнилось. – Он сплел пальцы и опустил на них подбородок. – Вот и подоспело времечко для душевного разговора, дружочек. Прорва близка, да и судьба вдруг расщедрилась на всякие нежданные каверзы – глядишь, может и не предоставить другого случая…

Ученый старец уперся в Нора немигающим пристальным взглядом:

– Полагаю, ты знаешь, что Арсд обречен?

– Кто ж об этом не знает? Пенный Прибой… Только это еще когда будет… Наверное, даже внуки теперешних людей не успеют дожить.

– Говоришь, не успеют? Ты напрасно так говоришь. И дело не в одном Пенном Прибое. Помнишь свой рассказ, как вы с девочкой Лардой убегали от… ну, от Неистовых… Истовых… А, бесова плешь, да запамятовал я их дикарские словечки!

Нор поторопился успокоить раздраженного старика:

– Я понял, почтеннейший. Это когда через мировую межу.

– Да-да, через межу… Ведь и наш мир огорожен точно такой же «межой». И потому морские воды, гонимые, к примеру, на южный рубеж, выплескиваются на севере. Отсюда и берется Пенный Прибой, охвативший Арсд с юго-запада, запада и северо-запада. До катастрофы горы простирались на тысячи лиг, а за ними лежали обширные степи. Катастрофа отсекла их этой… «межой», исторгающей воды. Понял ли?

Парень кивнул: понял. А если честно, то ничего нового он не услышал, – забредавшие в «Гостеприимный людоед» матросы, подвыпив, любили порассказать всем желающим про морские ужасы и диковины.

– Ну, коли понял, так слушай дальше. Ежели внимательно поглядеть на карту, подумать да высчитать, то получится: сам по себе Прибой не страшен. Его силы убывают по мере расширения западных водных пространств. Он догложет Хребет до самых Предгорий, угомонится, и западные воды станут пригодны для мореходства – благодать, да и только… Благодать… Сзади на нас навалится нечисть, выжитая из гор; к Побережью припожалуют дикари – да не вплавь, как бывает, а вместе со своими дебрями… Ведь сколько лет Арсду, столько лет и попыткам умиротворить людоедский остров, но проку от того ни на истертый медяк – только учили дикарей воевать. Вот они и попользуются нажитым умением…

– Да вы не извольте опасаться, почтеннейший! – Нор позволил себе снисходительно ухмыльнуться. – Небось лангенмаринские рати страшней неразумных дикарей и зверья. Тех били, так и этих наверняка побьем. Уж когда придется защищать свою землю…

Парень осекся – ему показалось, будто эрц-капитана вот-вот хватит удар. Старик полиловел и затрясся, он явно пытался говорить, только вместо слов получался какой-то сдавленный хрип. Нор не на шутку испугался, но тут к адмиральскому предку возвратился дар членораздельной речи, и всякие опасения за жизнь почтенного ученого улетучились.

– До чего же ты глуп! – сорванно прохрипел эрц-капитан. – Доводилось мне встречать дураков, но ты сейчас перещеголял многих, коли не всех! «Побьем» – надо же! Думать забудь о том Арсде, который смел тягаться с Лангенмарино! Нет его, пойми, нет и никогда больше не будет. Слыхал когда-нибудь этакое забавное словцо: «вырождение»? Знаешь, что оно обозначает? Ах, не знаешь… А «нищета» – это ты понимаешь? Почему рейтары, до катастрофы бывшие латной конницей, давным-давно превратились в пехоту? Даже если бы в мире сохранилось достаточное количество лошадей, их все равно было бы нечем кормить. Конечно, лошади – ерунда, но ведь и с людьми дела обстоят не лучше. Семейства, где детей двое и более, сделались редкостью, из каждых десяти младенцев трое умирают до годичного возраста, а один из ста выживших детей впоследствии оказывается идиотом… В прежнем Арсде, небось, слыхом не слыхивали про идиотов! И, кстати, заметь: люди вымирают, а горные и ниргуанские дикари плодятся проворней кусючих бабочек! Море просто кишит всякой невиданной нечистью… Рыбаки жалуются: что ни улов, в сетях непременно обнаружится какая-нибудь новая жуть. Выходит, катастрофа-то не закончилась, и увечит она не одну лишь землю. Идиоты, горные дикари, теперь вот Огнеухие объявились… А что объявится завтра? Арсд вполне способен околеть сам по себе, даже без помощи Пенного Прибоя и звероподобных уроженцев Ниргу. И все барахтанья да потуги орденских вельможных священств – это не спасение, а лишь недолгая отсрочка конца. Так что ты, маленький, раз и навсегда забудь про «одолеем» да «побьем». В голодную пору опасно вспоминать о прошлогодних обедах – можно захлебнуться слюной.

Он умолк и принялся злобно теребить шейный платок – наверное, слишком туго стянутый узел мешал дыханию. Нор хмуро поглядывал на старца и тоже молчал. Парню все меньше и меньше нравились хозяйские речи. Ругает, стыдит, трясет кулаками, учит… Но разве он рассказал что-нибудь новое? Нет, конечно. И так всем известно, что будущее сулит лишь несчастья. Лучше бы, наконец, объяснил, для чего выгоняет в Прорву. Управясь с кружевами, эрц-капитан заговорил вновь:

– Вот еще что тебе надлежит понять: ваш мир тоже под немалой угрозой.

Нор чуть со своего камушка не свалился. Ваш?! Старая кочерыжка окончательно умишком рассохлась?! Парень не успел выкрикнуть это вслух (а выкрикнул бы, если б от негодования воздухом не захлебнулся). Но, наверное, лицо его не хуже языка управилось с выражением чувств, поскольку адмиральский предок в изумлении вздернул брови, а потом с маху хлопнул себя по лбу: догадался.

– Ну, прости душевно, оговорился. Ну, бес попутал… Чем кусать меня за язык, лучше подумай: что получится, когда морские воды ворвутся в Прорву?

Ворвутся… Нор зябко передернул плечами. Там горы, люди лишь в долинах живут – вот долины-то и затопит прежде всего. Кто сразу не потонет, вымрут от голода…

– Сие не единственная угроза, – вкрадчиво продолжил ученый франт. – К превеликой моей досаде, внучек подозревает меня в умении сохранять память уходящим за Прорву. А тут еще твой знакомец вице-адмирал кое-чего натолкал ему в уши… И теперь во властительной голове закопошились мыслишки: а ежели, дескать, собрать войска, благонамеренных граждан, да идти воевать соседний мир? Вдруг тамошние дикари окажутся податливей ниргуанских? Перебить бы всех да расселиться на их землях. А Прорву заткнуть за собою, взорвав окрестные скалы… Каково?

Нор молчал. Нет, он не питал особо теплых чувств к запрорвному племени – слишком уж смутно помнились ему тамошние переживания. Однако, если выбирать между Орденом и, скажем, Рахой, Гуфой… Или выбирать следует между Серыми и Рюни? Ох, тяжко!

А эрц-капитан вновь принялся теребить шейный платок.

– Как ни верти, а причина всех бед одна: Мировая катастрофа, – сказал он. – И чтобы спастись от вызванных ею несчастий, надлежит узнать причину ее самой. Можно сколько угодно веровать в свершение предначертаний Всемогущих, однако стремиться понять, как и что свершили Ветра, не означает быть маловером. Понял? – Он уперся в Нора сверлящим взглядом, заговорил раздельно и жестко: – Я хочу, чтобы в запрорвном мире ты вызнал все, известное тамошним людям о катастрофе, о Прорве, о мировом пределе. Узнай также, какие звери водились там прежде, какие народы граничили с этим племенем, – может, все-таки удастся понять, что это за племя такое… Спрашивай всех, кого сможешь, и запоминай ответы самым тщательным образом – даже если они покажутся тебе нелепыми. Эх, жаль, что ты плохо обучен письму… О нашей жизни лучше не распространяйся – молодые народы зачастую не испытывают особой приязни к укладу развитых держав. Говори, будто все забыл, так будет надежнее… Хорошо, что вместе с тобой вернется девочка Ларда: она-то исконно тамошняя, ее трудней, чем тебя, заподозрить во внушенных здесь злоумышлениях… Да, вот еще: непременно разузнай со всею возможной точностью, рождаются ли у них идиоты, и ежели да, то как часто. Это чрезвычайно важно. Дикарочка Ларда с виду ничем не отличается от нас, а пришельцы, которых убивали раньше, ничем не отличались и внутри тоже, однако… Видишь ли, человек сложная штука, и не все отличия можно рассмотреть просто так, глазом. Если окажется, что в том мире идиотов действительно нет, то, значит, катастрофа влияет на тамошних людей по-другому. Понял? Катастрофа-то, похоже, одна и та же, а вот люди… Люди могут оказаться другими.

Нор хмуро сказал:

– Вроде бы там в горах иногда встречают каких-то «зверообразных». Сам я не видал, это Ларда рассказывала. А ее отец говорил, будто они одичали от одиночества.

– Обязательно разузнай точнее! Обязательно! – Ученый старец осторожно погладил свою стриженую макушку, потупился.

– Еще попрошу тебя, дружочек: вернись поскорее, – выговорил он почти жалобно. – Мне нужно спешить. Дело неподъемное для одного, а времени мало. Вельможные иерархи в сладких снах видят мою погибель. Терпят меня, старика, лишь из надежды похлебать моего бульончика. Ну, опять же оружейное мастерство – им, к примеру, желательно разузнать секрет метательных бомб, которые взрываются без фитиля. Ах, да – про внучка-то я запамятовал! Тоже покуда терпит, даже обороняет от своей своры, но опасаюсь, что и он бульончика хочет. А еще опасаюсь, что недолго мне осталось морочить господ орденских иерархов. Делиться я с ними не намерен (этим псам даже зубоковырятельный ножик доверить опасно – обязательно кому-нибудь глаза повыштрыкивают); рано или поздно они это поймут, и… Как там у несравненного Рарра? «Месть безумных и злых не страшней правосудия подлых…»

Эрц-капитан вдруг гулко чихнул и поспешно поднялся с камня:

– Ладно, маленький, пойдем-ка в пещеру. И впрямь холодает…